Митр. Макарий, История Русской Церкви-6:
МИТРОПОЛИТ Макарий
История Русской церкви
КНИГА 3
ИСТОРИЯ РУССКОЙ ЦЕРКВИ В ПЕРИОД ПОСТЕПЕННОГО ПЕРЕХОДА ЕЕ К САМОСТОЯТЕЛЬНОСТИ (1240-1589)
ТОМ 5
Состояние Русской Церкви от митрополита Кирилла II до митрополита святого Ионы, или в период монгольский (1240-1448)
ИЗДАТЕЛЬСТВО СПАСО-ПРЕОБРАЖЕНСКОГО ВАЛААМСКОГО МОНАСТЫРЯ МОСКВА 1994
ОГЛАВЛЕНИЕ
СОСТОЯНИЕ ВЕРЫ И НРАВСТВЕННОСТИ
ОТНОШЕНИЕ РУССКОЙ ЦЕРКВИ К ДРУГИМ ЦЕРКВАМ
1. СВИДЕТЕЛЬСТВА О СУЩЕСТВОВАНИИ У НАС СЛАВЯНСКОЙ КОРМЧЕЙ В ДОМОНГОЛЬСКИЙ ПЕРИОД
2. ПРАВИЛА МИТРОПОЛИТОВ ПЕТРА И ФОТИЯ О ВДОВЫХ СВЯЩЕННИКАХ
3. ДВЕ ПАТРИАРШИЕ ГРАМОТЫ 1393 г. К НОВГОРОДЦАМ ПО СЛУЧАЮ СПОРОВ ИХ С МИТРОПОЛИТОМ О МЕСЯЧНОМ СУДЕ
4. О СОЧИНЕНИЯХ МИТРОПОЛИТА КИЕВСКОГО КИРИЛЛА II
5. СКАЗАНИЕ ОТЦА АНДРЕЯ О МУЧЕНИЧЕСКОЙ КОНЧИНЕ МИХАИЛА, КНЯЗЯ ЧЕРНИГОВСКОГО, И БОЯРИНА ЕГО ФЕОДОРА
6. ОТРЫВОК ИЗ ПОУЧЕНИЯ СВЯТОГО ПЕТРА МИТРОПОЛИТА
7. ПОУЧЕНИЕ ВЛАДЫКИ САРАНСКОГО МАТФИЯ
8. ДРЕВНИЕ СПИСКИ ЭТОГО ПОУЧЕНИЯ, И МОЖЕТ ЛИ ОНО БЫТЬ ПРИЗНАНО ЗА СОЧИНЕНИЕ МИТРОПОЛИТА КИРИЛЛА I
9. О ПОСЛАНИИ ПРОТИВ СТРИГОЛЬНИКОВ, ПРИПИСЫВАЕМОМ ЦАРЬГРАДСКОМУ ПАТРИАРХУ АНТОНИЮ
10. ОБЗОР СОЧИНЕНИЙ МИТРОПОЛИТА ГРИГОРИЯ САМВЛАКА
11. ГРАМОТА ЦАРЕГРАДСКОГО ПАТРИАРХА К ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ МОСКОВСКОМУ ВАСИЛИЮ ДИМИТРИЕВИЧУ (около 1393 г.)
12. ГРАМОТА ЦАРЕГРАДСКОГО ПАТРИАРХА К МИТРОПОЛИТУ КИЕВСКОМУ О ПОСОБИИ (1397)
ПОКРОВ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ НАД РОССИЕЙ
ЕПАРХИИ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ (кон. Х — сер. XV в.)
АРХИЕРЕИ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ (1240-1448)
МОНАСТЫРИ, ОСНОВАННЫЕ НА РУСИ в 1240—1448 гг.
ОСНОВНЫЕ СОБЫТИЯ РУССКОЙ ЦЕРКОВНОЙ И ГОСУДАРСТВЕННОЙ ИСТОРИИ (1240-1448)
ГЛАВА V
ЦЕРКОВНОЕ ПРАВО
I
Новые обстоятельства, в которые поставлена была Церковь Русская порабощением России монголами; новые, а частою и прежние, но только усилившиеся, недостатки и беспорядки в церковном благочинии и нравственности духовенства вследствие этого порабощения и обстоятельств; новые потребности и вопросы, естественно обнаружившиеся и возникавшие с дальнейшим движением церковной и государственной жизни в нашем отечестве — все это вместе имело весьма ощутительное влияние на судьбу наших церковных законов в период монгольский.
Первая по времени и самая важная по существу дела перемена коснулась основного законоположения Церкви, обнимающего правила святых апостолов, святых Соборов, Вселенских и Поместных, и святых отцов, изложенные в Кормчей книге. Митрополит Кирилл II, не раз странствуя по России для обозрения своей обширной паствы, видел повсюду не одни только следы опустошения, произведенного монголами, но и многие, как сам выразился в речи на Владимирском Соборе (1274), нестроения, многие “несогласия и грубости” в церквах, происходившие частию от неразумных обычаев, частию от нерадения пастырей и непосещения епископами своих епархий, частию от “неразумных” (непонятных) церковных правил: “Помрачени бо бяху прежь сего, — говорил святитель, — облаком мудрости еллинскаго языка”. Считая последнее обстоятельство особенно важным и думая, как можно видеть из той же речи, что самое нашествие монголов на Россию было наказанием Божиим за пренебрежение церковных правил, первосвятитель обратился письменно к деспоту Болгарии Иакову Святиславу и просил его прислать в Россию славянский список означенных правил. Святислав с полным сочувствием отозвался на просьбу, и по его приказанию три писца, судя по приписке или заметке одного из них — Иоанна Драгослава, в пятьдесят дней переписали всю книгу правил в 1270 г. Препровождая ее к нашему митрополиту и называя ее Зонарою, конечно по имени одного из толкователей церковных правил, Святислав, между прочим, писал, что эта Зонара в каждом христианском царстве должна быть одна на Соборе, что к ней ничего не надобно прибавлять и что потому он испросил ее у самого патриарха, “препустил” (перевел или переписал?) и посылает на помин души своей и своих родителей. Кирилл II, когда получил желанную книгу и познакомился с нею, свидетельствовал на Владимирском Соборе, что церковные правила, прежде неразумные для русских как помраченные облаком мудрости греческого языка, “ныне облисташа, рекше истолкованы быша, и благодатию Божиею ясно сияют, неведения тьму отгоняюще и все просвещающе светом разумным” [1].
Как понимать это свидетельство? Взяв во внимание, что слово толковать весьма часто употреблялось в значении переводить, и сопоставляя выражения митрополита относительно церковных правил, что прежде они были помрачены для русских облаком греческого языка и потому оставались неразумными, или непонятными, а теперь ясно сияют светом разумным и прогоняют тьму неведения, мы думаем, что здесь речь именно о переводе правил на славянский язык или о том, что прежде они были известны в России на греческом языке, а теперь сделались известными и на славянском. В таком смысле свидетельство митрополита может показаться несогласным с другими свидетельствами древности, указывающими на существование у нас славянского перевода церковных правил и в прежние времена. Но эти последние свидетельства не довольно решительны и тверды, и лучшие из них, или наиболее достоверные, ведут только к мысли, что некоторые церковные правила действительно известны были тогда у нас на славянском языке и употреблялись в некоторых местах, а отнюдь не дают права заключать, чтобы у нас существовали тогда все церковные правила по-славянски или чтобы они находились во всеобщем церковном употреблении [2]. Напротив, естественнее думать, что так как почти все наши митрополиты в период домонгольский и многие из епископов были греки, то они и сами пользовались греческим текстом правил, и оставляли его в церковном употреблении, не запрещая, впрочем, желающим пользоваться и славянским переводом. Митрополит Кирилл II мог даже не знать о существовании и употреблении в России этого перевода правил или, если и знал, то не был убежден в исправности его и не счел благонадежным на него положиться, потому и решился вытребовать себе славянский список церковных правил из Болгарии, который снят был с другого списка, испрошенного непосредственно от самого Цареградского патриарха. Впрочем, можно понимать выражение “истолкованы быша” в рассматриваемом нами свидетельстве и буквально и видеть в словах митрополита ту мысль, что церковные правила прежде были невразумительны для русских по несовершенству славянского перевода, который был затемнен множеством эллинизмов, и еще потому, что не имели толкований, а теперь приобретены в новом славянском переводе и с толкованиями, отчего ярко сияют и прогоняют тьму неведения, хотя, признаемся, эта тьма неведения невольно заставляет предполагать не одну только невразумительность церковных правил для русских в прежнее время, а совершенную их неизвестность или недоступность для разумения. Можно, говорим, понимать рассматриваемое свидетельство и в таком смысле, по крайней мере сообразно с историческими обстоятельствами. Ибо, если и употреблялся по местам в России славянский перевод церковных правил еще в XI и XII вв., то без толкований, которые в самой Греции явились не прежде второй половины XII столетия из-под рук известных юристов — Зонары, Аристина и Вальсамона. А митрополит Кирилл II действительно получил из Болгарии славянский перевод правил с толкованиями под именем Зонары. Во всяком случае, в первом ли или последнем смысле мы будем понимать свидетельство Кирилла II, мы должны согласиться, что он первый ввел в России славянскую Кормчую во всеобщее церковное употребление, первый приобрел для русских славянскую Кормчую с толкованиями.
Подлинный список Кормчей, присланный митрополиту Кириллу из Болгарии, не дошел до нас. Но сохранились два списка XIII в., оба с толкованиями, писанные вскоре по смерти Кирилла, и в одном из них не без основания можно видеть точную копию с присланного из Болгарии. Предварительно, однако ж, познакомимся с самими этими списками. Первый называется Рязанским, или Иосифовским, потому что был написан для Рязанского епископа Иосифа в 1284 г. В списке содержатся правила церковные сокращенные, как они изложены у Аристина, но по местам между ними встречаются и правила полные по изложению Зонары; равно содержатся и толкования Аристиновы, а по местам между ними — Зонаровы. Другой список писан, по догадкам, в 1282 г. или несомненно между 1280-1294 гг. и называется Софийским по имени Софийского новгородского собора, в котором первоначально хранился. Тут — правила все по изложению только Зонары, одни полные, другие неполные или нецельные, т.е. не вполне, лишь по частям списанные, но сокращенных правил вовсе нет, а толкования те же самые, какие и в Рязанском списке. Таким образом, оба списка заключают в себе правила и толкования смешанные: первый — правила сокращенные и отчасти полные, второй — правила полные и отчасти неполные или нецельные, оба — толкования Аристиновы и по местам Зонаровы. Следовательно, списки различны между собою только по изложению правил и сходны по толкованиям. Различны они еще по самому переводу правил, который в Софийском списке гораздо древнее, чем в Рязанском, и сходны по переводу толкований, который в обоих списках буквально тот же. Наконец, последнее сходство между списками можно находить в том, что перевод, помещенный в каждом из них, сделан не в России, а в Болгарии или вообще у южных славян, судя по некоторым словам, встречающимся в этих переводах, южнославянским, которые в России не употреблялись; последнее различие — в том, что в Рязанском списке помещены только статьи, переведенные с греческого, и нет статей русских, а в Софийском — к греческим статьям присоединены и русские, как-то: послание митрополита Иоанна к Иакову черноризцу, ответы Нифонта Новгородского на вопросы Кирика, церковный устав Владимиров и др. [3]
Обратимся теперь к решению вопроса, какой же из этих двух списков можно признать копиею с первоначального, присланного митрополиту Кириллу. Нет сомнения, что сам митрополит Кирилл пользовался тем именно списком, какой получил из Болгарии. И что же? В той самой речи, или соборном деянии, в начале которой митрополит так ясно засвидетельствовал на Владимирском Соборе о достоинстве своего списка церковных правил, вскоре за тем приводится второе правило Халкидонского Собора. В каком виде и переводе? В том точно виде сокращенном (т.е. по Аристину) и в том буквально переводе, как оно читается в Рязанском списке, а отнюдь не в том виде и не в том переводе, какой находится в списке Софийском [4]. Этого мало. Рязанский список переписан был в 1284 г. в Рязани со списка, присланного по просьбе Рязанского епископа Иосифа из Киева от митрополита Максима. Трудно поверить, чтобы спустя четыре года по смерти митрополита Кирилла при Киевской кафедре существовал уже какой-либо другой список церковных правил, а не тот, который так недавно добыт из Болгарии, тем более что митрополит Максим как грек лично не имел никакой нужды ни отменять прежнего списка славянской Кормчей, ни вводить нового. Но — что особенно важно — рязанские переписчики поместили в своем списке от себя известие: при ком, когда и как совершен их труд, — и в этом известии они, очевидно, воспользовались не только мыслями, но даже выражениями из письма болгарского деспота Святослава к митрополиту нашему Кириллу II и из приписки, или заметки, Драгослава, одного из переписчиков Книги церковных правил, присланной из Болгарии этому митрополиту [5]. Явный знак, что список, доставленный из Киева в Рязань для снятия копии, был именно Кирилловский и содержал в себе помянутые и письмо Святислава к Кириллу, и заметку Драгослава, иначе как могли узнать о том и о другой рязанские переписчики и с чего бы вздумали подражать им? Между тем в Софийском списке Кормчей вовсе нет ни этого письма болгарского деспота к нашему митрополиту, ни приписки Драгослава, ни даже какого-либо подражания им. Кроме того, известно из последующих списков славянской Кормчей, что приписка, или заметка, Драгослава помещена им именно после предисловия к правилам Карфагенского Собора: рязанские переписчики в этом самом месте оставили пробел, не решившись, может быть, переписать заметки Драгославовой потому, что уже воспользовались ею прежде от собственного лица в своем известии, с некоторыми только переменами [6]. Таким образом, нам кажется, есть достаточные основания признавать копиею с Кирилловского списка Рязанский, а не Софийский [7]. Скажут ли, что деспот болгарский Святислав назвал Книгу правил, отправленную к митрополиту Кириллу, Зонарою, а в Рязанском списке содержатся преимущественно и правила, как они изложены у Аристина, и толкования Аристиновы? Но содержатся также, хотя в меньшем количестве, правила и толкования по изложению Зонары. Следовательно, не в точном смысле Святислав мог назвать и такой список Зонарою по имени одного из толкователей, а не обоих, может быть потому, что имя Зонары более было известно и более уважалось. С другой же стороны, ведь и в Софийском списке толкования преимущественно Аристиновы, а не Зонаровы. Укажут ли на то, что в некоторых позднейших копиях с Софийского списка встречаются и письмо Святислава к митрополиту Кириллу, и приписка Драгослава? Но эти копии не суть только копии, а с разными прибавлениями, и если имеют в себе означенные письмо и приписку, то заимствовали их, конечно, не из Софийского списка, где их нет, а из другого источника [8]. Между тем письмо это и приписка находятся и в копиях с Рязанского списка, а — главное, — как мы видели, самый-то Рязанский список списан с такого, где они, несомненно, находились [9].
Если мы согласимся признать Рязанский список копиею с первоначального, Кирилловского, то сам собою решится вопрос и о происхождении находящейся в этом списке смешанной редакции правил и толкований. Очевидно, она произошла не в России и даже не в Болгарии, вопреки мнению некоторых, а в самой Греции, так как, по свидетельству деспота Святислава, он испросил от самого патриарха Цареградского прототип того списка, который послал нашему митрополиту Кириллу. Пусть ныне в известных греческих списках Кормчей не находят такой смешанной редакции правил и толкований, но отсюда не следует, чтобы она не существовала у греков в XIII и даже в последующие столетия [10]. Что же сказать о происхождении Софийского списка и другой смешанной редакции правил и толкований, какую он представляет? Нам кажется вероятною догадка, что правила в Софийском списке, полные и частию неполные или нецельные, суть те самые, какие по местам употреблялись в России еще прежде митрополита Кирилла, и потом к ним только приписаны готовые толкования из списка, полученного Кириллом. Ибо, как мы уже замечали, правила Софийского списка по переводу южнославянскому гораздо древнее правил списка Кирилловского, или, что то же, Рязанского, а толкования в обоих списках буквально сходны; между тем, судя по памятникам, у нас прежде митрополита Кирилла действительно употреблялись правила полные [11]. Или, быть может, эти толкования нового перевода присоединены к полным правилам древнейшего южнославянского перевода в самой Болгарии, и список их в таком виде прислан был в Россию, например в Новгород, и послужил прототипом для списка Софийского и других подобных. Соответственно тому, какую примем мы догадку, первую или последнюю, редакции Софийского списка можно будет приписать происхождение или русское, или болгарское, по крайней мере в том смысле, что соединение здесь толкований, преимущественно Аристиновых, с правилами по Зонару совершено или в России, или в Болгарии, хотя относительно сочетания в этом списке самих правил, цельных и нецельных, кем и когда оно сделано, в России ли, или в Болгарии, или даже в Греции, мы ничего сказать не можем.
Впрочем, справедливы или не совсем справедливы изложенные нами мысли о старейших списках нашей Кормчей, Рязанском и Софийском, за достоверные можно признать следующие положения. Первое: время митрополита Кирилла составляет эпоху в истории церковного законоведения в России. Кроме того что он первый принял в Россию славянскую Кормчую с толкованиями, которые прежде у нас были неизвестны, и предложил ее для употребления всей Церкви, а не частных только лиц, он своим примером, а может быть и особым распоряжением, возбудил других к списыванию славянской Кормчей и содействовал распространению ее в нашем отечестве. Недаром он сам свидетельствовал на Владимирском Соборе, спустя не более четырех лет со времени получения из Болгарии книги церковных правил, что эти правила, благодатию Божиею, уже ярко сияют в России, прогоняя тьму неведения и все просвещая светом разумным, — одного своего списка, конечно, тут не мог разуметь первосвятитель. С его времени славянскую Кормчую у нас списывали не только епископы, например Новгородский и Рязанский, судя по уцелевшим их спискам, но и князья, например волынский Владимир Василькович, для которого переписана была она в 1286 г., а может быть, и другие лица. По крайней мере, с последней четверти XIII в. в продолжение двух столетий мы можем насчитать более десяти списков Кормчей, писанных в России и доселе сохранившихся или известных в позднейших копиях [12]. И замечательно, что, списывая Кормчую, наши епископы предназначали ее не для себя только, но и для своих священников и для мирян. В заметке, или предисловии, к Рязанскому списку, сказано, что епископ Иосиф списал Книгу правил “на уведение разуму и на просвещение верным и послушающим”, а в предисловии к списку Софийскому замечено, что архиепископ Климент положил свою Кормчую “в церкви святые София на почитание священиком и на послушание крестьяном” [13]. Другое положение: оба старейшие списка нашей Кормчей, Рязанский и Софийский, или, вернее, те, с которых они списаны, послужили прототипами для всех последующих списков, какие употреблялись у нас не только в XIII-XV столетиях, но до самого издания печатной Кормчей (1650), по крайней мере, насколько дело расследовано учеными. Отсюда разделение этих списков на две фамилии: Рязанскую, или Иосифовскую, и Софийскую. Так, к Рязанской фамилии принадлежат: один из Синодальных списков XIII-XIV вв., один из списков Лаптевских XV в. и до десяти списков XVI столетия [14]. К Софийской фамилии принадлежал список Волынский 1286 г., писанный для тамошнего князя Владимира Васильковича и имевший некоторые отличия от списка Софийского — Новгородского (откуда естественно заключить, что первый [15] списан был не с последнего, а существовал еще прежде того и другого особый прототип для всех списков этой фамилии); принадлежат также списки XV в. — Браиловский, или Строгановский, и второй — Лаптевский и более десяти списков XVI-XVII столетий [16]. Надобно, впрочем, заметить вообще, что, судя по описаниям списков как Рязанской, так и Софийской фамилии, переписчики их не ограничивались одним копированием их прототипов, а позволяли себе разные отступления, иногда переставляли статьи, иногда исключали, иногда переносили из одной редакции в другую, иногда присовокупляли новые статьи греческого и русского происхождения, отчего русские статьи встречаются в поздних списках и Рязанской фамилии, а не Софийской только. Следует также заметить, что есть списки Кормчей XIII-XIV вв., не обследованные учеными и потому неизвестно к какой фамилии принадлежащие [17].
Существует мнение, доселе повторяемое нашими писателями без всякой поверки, будто после митрополита Кирилла митрополит Киприан также немало сделал для славянской Кормчей в нашем отечестве своим новым переводом церковных правил. Но это мнение крайне сомнительно: оно основывается единственно на свидетельстве двух наших книжных людей XVII в. — московского богоявленского игумена Илии и справщика Григория. В своих состязаниях с литовским протоиереем Лаврентием Зизанием по поводу его книги Катехизиса они не соглашались принять одного правила, которое Лаврентий приписывал Константинопольскому патриарху Никифору, и утверждали, что такого правила “у нас в греческих переводех нет в Никифоровых правилех”, что “у вас (литовцев) оно нововведено, а мы новых вводов не приемлем”. Когда же Лаврентий спросил: “Да откуда у вас взялись греческие правила?”, Илия и Григорий отвечали: “Киприан, митрополит Киевский и всея Русии, егда прииде из Константина града на Русскую митрополию, и тогда с собою привез правильные книги христианскаго закона, греческаго языка правила и перевел на словенский язык, и Божиею милостию пребывают и доныне без всяких смутов и прикладов новых вводов; да многая книги греческаго языка есть у нас старых переводов, а ныне к нам которые книги входят печатные греческаго ж языка и будет сойдутся с старыми переводы, и мы их приемлем и любим, а будет что в них приложено ново, и мы тех не приемлем, хотя они и греческим языком тиснуты, потому что греки живут ныне в великих теснотах в неверных странах и печатати им по своему обычаю невозможно” [18]. Здесь наши книжники допустили двоякую ошибку. Они выражают мысль, как будто только с митрополита Киприана к нам введены греческие правила в славянском переводе и будто перевод Киприанов есть самый древний в России, тогда как еще гораздо прежде, со времен митрополита Кирилла, правила постоянно употреблялись у нас в славянском переводе, судя по многочисленным спискам, не говорим о периоде древнейшем. Выражают также мысль, будто в их время, т.е. в 20-х гг. XVII столетия, греческие правила находились в церковном употреблении у нас в переводе Киприановом без всяких смутов и прикладов, между тем несомненно, что тогда если не исключительно, то преимущественно употреблялся или, по крайней мере, уважался в нашей Церкви перевод правил, существовавший со времен митрополита Кирилла, по редакции Рязанской, потому что когда чрез несколько лет духовные власти и книжники решились напечатать славянскую Кормчую, то напечатали ее именно по редакции Рязанской, отдав ей предпочтение пред всеми другими. Мало того, патриарх Никон свидетельствует, что хотя при печатании Кормчей собраны были многие списки ее, — “многая переводы сея святыя книги ко свидетельству”, но оказалось, что все эти Кормчие “в толкованиях св. правил во всех переводех, яко друга друзей, вси согласуют” [19]. Явный знак, что в числе собранных тогда списков находились только списки Рязанской и Софийской фамилии, содержащие в себе одни и те же толкования, буквально сходные, которые и вошли потом в печатную Кормчую, и что другого перевода Кормчей, по крайней мере с другими толкованиями, полными, по одному Зонару, тогда не употреблялось или не было известно в Русской Церкви. Все это невольно возбуждает недоверие к свидетелям о переводе церковных правил, будто бы сделанном митрополитом Киприаном, которые притом жили более двух столетий после Киприана, и располагает подозревать, не смешали ли они митрополита Киприана с митрополитом Кириллом, не приписывают ли первому того, что собственно принадлежит последнему, не называют ли Киприановым перевода, существовавшего в России со времен Кирилла и принятого потом за основание печатной Кормчей. Правда, в одной летописи говорится, что когда в 1547 г. митрополит Макарий спасался из Успенского собора по случаю страшного пожара, охватившего весь Московский Кремль, то взял с собою икону, писанную святителем Петром, и “книгу — Божественныя правила, юже Киприан митрополит из Царяграда принесл” [20]. Но, кроме того, что здесь говорится о Книге правил, принесенной Киприаном, спустя уже около полутораста лет после него, говорится еще очень неопределенно: что содержала в себе эта Книга правил, греческий ли текст их или славянский перевод; был ли это новый перевод правил или прежний, употреблявшийся уже в России; если новый, то Киприаном ли он сделан или кем другим; приобретена ли была эта книга Киприаном в Константинополе уже готовая или им самим переписана. Известно, что митрополит Киприан не раз проживал в Константинополе и занимался там списыванием книг в Студийской обители. Там списал он в 1387 г. Лествицу с толкованиями, сохранившуюся доселе, по переводу, незадолго пред тем сделанному иноками Хиландарского монастыря, и принес ее в Россию [21]. Там же мог списать он собственноручно и Книгу правил по переводу, уже существовавшему, и даже тому самому, какой употреблялся в России еще со времен митрополита Кирилла. И эта-то Книга правил, как принесенная из Константинополя митрополитом Киприаном, особенно если она была вместе его автографом, могла храниться с особенным уважением при кафедре Московских митрополитов в Успенском соборе. А наши грамотеи XVII в. без дальних справок могли автограф Киприана или даже книгу, им только принесенную из Греции, назвать уже его переводом, подобно тому как и в наше время некоторые признают Лествицу, только переписанную в Студийской обители, его собственным переводом [22]. Подтверждением нашей догадки, что если и существовала Книга правил, принесенная Киприаном из Царяграда, то она заключала в себе не новый перевод их, а тот самый, может быть, с некоторыми только исправлениями, какой известен был у нас и прежде, или, по крайней мере, не представляла собою новой редакции церковных правил и толкований, не известной у нас прежде, могут служить следующие соображения. Преемник Киприана митрополит Фотий в известном послании против избрания Григория Самвлака приводит до 15 церковных правил с толкованиями, и эти толкования, почти все краткие, — Аристиновы, которые употреблялись у нас по обеим прежним редакциям — Рязанской и Софийской [23]. Если действительно сделан был Киприаном новый перевод Кормчей и заключал в себе новую редакцию ее, например правила только полные с толкованиями одного Зонары или Вальсамона, и если перевод Киприанов в 1-й четверти XVII столетия находился еще в таком употреблении и уважении у нас, на какие указывают игумен Илия и справщик Григорий, то становится странным и непонятным, отчего духовные власти наши около половины того же столетия пренебрегли этим новым переводом, украшенным именем достоуважаемого святителя, и напечатали Кормчую по редакции Рязанской, существовавшей еще со времен митрополита Кирилла II. Но дело совершенно объяснится, когда предположим, что Книга правил, принесенная Киприаном из Константинополя, была только одним из списков этой самой Рязанской редакции и, может быть, даже принята была издателями печатной Кормчей за главное основание и пособие при ее издании [24]. Считая несомненным существование особого перевода — Киприанова — церковных правил, некоторые наши писатели старались даже указать тот или другой список этого перевода, но указывали без достаточных доказательств или вовсе без доказательств [25]. Мы отнюдь не отвергаем, что со временем, когда внимательнее и подробнее будут обследованы все уцелевшие у нас списки славянской Кормчей, может быть, и подтвердится, что Киприаном точно была переведена Кормчая и особой редакции. А говорим только, что при настоящем положении дела признать за историческую истину существование этого перевода нет достаточных оснований.
Со времен митрополита Кирилла II предки наши имели возможность изучать церковные законы в полном их составе, как они изложены в Кормчих Рязанской и Софийской фамилии. Но, кроме того, для той же цели служили разные сборники, в которые вносились не все, а лишь некоторые узаконения церковные или вносились по частям, отрывками и без всякого определенного порядка и связи. Таков сборник XIII — XIV вв., писанный в России и заключающий в себе только правила по изложению патриарха Иоанна Схоластика в древнейшем славянском переводе, и притом не в порядке, а перемешанные с правилами и статьями другого перевода и позднейшего происхождения. Таковы оба сборника Никона Черногорца — Пандекты и Тактикон, довольно распространенные у нас в XIV-XV столетиях и наполненные множеством приводимых правил и узаконений по разным предметам церковной, особенно монашеской жизни. Наконец, таковы же доселе сохранившиеся сборники преподобного Кирилла Белоезерского под заглавиями: “От правил св. апостол и св. отец”, или: “От Никонских правил (т.е. из Никона Черногорца)”, и содержащие в себе отрывки и целые статьи самого разнообразного церковно-юридического содержания [26].
Само собою разумеется, что если предки наши списывали Кормчие в полном их составе или сборники церковных правил, то списывали не для одного изучения их, а преимущественно для практического употребления. Митрополит Кирилл, столько сделавший для распространения у нас славянской Кормчей, первый показал пример и приложения ее к современным потребностям русской жизни. Желая искоренить различные недостатки и злоупотребления в своей обширной митрополии, он созвал в 1274 г. Собор во Владимире и на Соборе постановил известные правила, в этих правилах он не только ссылается на древние каноны Церкви, но еще чаще приводит их целиком из славянской Кормчей. В 1382 г. Константинопольский патриарх Нил послал Суздальского архиепископа Дионисия, как “священных канонов известна хранителя”, во Псков для вразумления стригольников, и когда здесь братия Снетогорского монастыря попросили Дионисия исправить беспорядки в их обители, то он, “възрев в Номоканон, во правила святых отец”, дал монастырю уставную грамоту, в которой приводит два правила: одно — Пятого Вселенского Собора, другое — святого Василия Великого. В 1385 г. жители Новгорода все, начиная с посадника до последних черных людей, дали присягу на вече, чтобы “не зватися к митрополиту, а судити (их) владыке Алексею в правду по Манакануну” [27]. Митрополит Киприан в своей настольной грамоте Новгородскому архиепископу Иоанну ссылается на правила святых апостолов, предание святых Соборов и устав святых отцов; в своей грамоте псковичам, которою отменял грамоту Суздальского архиепископа Дионисия, замечает, что последний сделал то “не по закону и не по правилам”; наконец, в своей грамоте одной вдове, желавшей усыновить приемыша, говорит, что, “воззрев в Намаконун”, нашел в нем правила касательно этого предмета, которые вслед за тем и приводит. Еще чаще пользовался в своих посланиях и грамотах древними канонами Церкви митрополит Фотий: он приводит в окружном послании против избрания митрополита Григория Самвлака 30 таких правил, в поучении псковскому духовенству — 10, в послании во Псков о стригольниках — 6. А в другом послании туда же, приведши буквально только два правила и указав еще пять, извиняется, что не успел отыскать и написать эти последние правила, и просит: “И вы, сынове, сами поищете в святых правилех тех правил, пишущих о том”, — знак, что Кормчая книга употреблялась тогда и в Пскове [28].
Дополнением к правилам древних Соборов, изложенным в Кормчей, служили у нас постановления новых Соборов, рассуждавших о делах нашей Церкви. Таких Соборов, оставивших свои постановления, в настоящий период было только два: один в России, во Владимире на Клязьме, при митрополите Кирилле в 1274 г.; другой — в Царьграде в 1301 г., где в присутствии нашего митрополита Максима Сарский епископ Феогност предлагал свои вопросы и получил на них ответы. Определения обоих этих Соборов почти все относятся к совершению таинств и вообще к общественному богослужению и потому изложены были нами в своем месте. А здесь нам остается заметить, что те и другие имели у нас практическое употребление: правила Собора Владимирского, как данные для всей Русской Церкви, чрез каких-нибудь восемь или десять лет уже занесены были в новгородскую Кормчую и вслед за тем перешли и в другие Кормчие, а ответы Цареградского Собора на вопросы Феогноста, хотя вызваны были преимущественно потребностями одной епархии Сарайской, встречаются и в Кормчих, и в некоторых сборниках церковных правил [29]. К числу соборных решений, или правил, надобно отнести и все постановления, грамоты и подобные акты Цареградских патриархов, которые они издавали и присылали в Россию обыкновенно не от своего только лица, но вместе и от лица своего патриаршего Собора и о которых мы не раз упоминали в своей “Истории”. Таковы, например, постановления то о разделении Русской митрополии на две и на три части, то о воссоединении их, настольные грамоты митрополиту Киевскому Алексию и митрополиту Галицкому Антонию, послания к новгородцам и к их владыкам о покорности митрополиту, грамоты об отлучении от Церкви некоторых русских князей, о возведении Суздаля на степень архиепископии, о причислении к ней Нижнего Новгорода и Городца, о запрещении Луцкого епископа Иоанна и проч. Все эти акты, без всякого сомнения, имели полную обязательную силу для Русской Церкви.
Случалось, что наши митрополиты и от себя издавали правила, писали грамоты и канонические послания, предназначавшиеся то для всей отечественной Церкви, то для некоторых лиц и местностей. Митрополит Максим издал известное уже нам правило о временах поста, содержавшее в себе, кроме того, и заповедь правоверным христианам, чтобы они держали жен от святой соборной и апостольской Церкви и не держали их без благословения церковного, правило это внесено было в некоторые Кормчие [30]. Митрополит Петр издал следующее постановление, или “поучение”, касательно вдовых священников: “Если у попа умрет попадья и он пойдет в монастырь и пострижется, то он сохраняет свое священство. Если же захочет пребывать в мире и любить мирские сласти, то да не служит и, если не послушает моего писания, да будет неблагословен, равно как и те, которые будут сообщаться с ним. А если какой поп будет упиваться, да не считается тот за истинного священника Христова”. Нет сомнения, что только недостойная и соблазнительная жизнь вдовых священников могла вынудить архипастыря сделать такое постановление. Не видно, чтобы оно оставалось в силе при ближайших преемниках святого Петра, но митрополит Фотий, как только прибыл в Россию, тотчас возобновил это правило во всей своей митрополии, запретив вдовым священникам совершать богослужение, если они не шли в монастырь, и только однажды, на короткое время, разрешал их — по случаю моровой язвы, когда оказался недостаток в пастырях Церкви. Правила святителей Петра и Фотия о вдовых священниках не были занесены в Кормчие книги, но за достоверность и вместе важность этих правил ручается то, что на них ссылался в своем определении Московский Собор 1503 г. и оба они целиком были приведены Стоглавым Собором в его Стоглаве [31]. От митрополитов Феогноста и Алексия сохранилось только по одной правительственной грамоте, и содержания самого частного, именно о разграничении двух епархий — Сарайской и Рязанской. Зато от последующих святителей — Киприана и Фотия — дошло до нас очень довольно подобных актов в виде грамот и посланий к частным лицам, монастырям и церквам, а иногда ко всей Церкви, ко всему духовенству и народу. Большая часть из этих актов содержит в себе правила, решения, распоряжения относительно церковного богослужения, которые нами уже рассмотрены. Но есть акты, касающиеся исключительно или преимущественно церковной власти, суда и управления. Митрополит Киприан в настольной грамоте Новгородскому архиепископу Иоанну говорит о правах и власти епархиальных архиереев следующее: “Пределы церквам Божиим, митрополиям и епископиям уставлены по преданию святых апостол и правилам святых отцев. Что потягло к которой митрополии или епископии: монастыри, игумены с чернецами, попы, диаконы и всякий церковный человек, — то все должно находиться под властию и в послушании святителю, и никто да не смеет, ни один христианин, ни малый, ни великий, вступаться в те дела. Если же какой игумен, или поп, или чернец будет отнимаем мирскими властелинами от святителя, такового Божественные правила извергают и отлучают, а кто за них станет заступаться, того не благословляют. Также погосты, и села, и земли, и воды, и пошлины, что потягло к Церкви Божией, или купли, или кто дал на память по душе своей, — во все то ни один христианин да не вступается; а кто вступится, того не благословляют Божественные правила”. Далее митрополит предоставляет все эти права и владыке Новгородскому Иоанну в его епархии. Как бы развитие тех же самых мыслей находим в грамоте Киприана к псковичам (12 мая 1395 г.). “Я слышал, — пишет он, — что в Пскове миряне судят попов и казнят их в церковных делах, — ино то вопреки христианскому закону: не годится мирянам ни судить попа, ни казнить, ни осуждать его, ни слова на него молвить. Но святитель, который их (священников) ставит, тот их и судит, и казнит, и учит... Еще я слышал, что некоторые молодые попы да овдовели и, не оставив священства, поженилися, и того вам не годится судить, не касайтеся их ничем. Ведает то святитель, который их ставит, он и поставил, и извергнет, и осудит, и казнит, и научит. А вам не годится в те дела вступаться. Кого Церковь Божия и святитель огласит, и вам следует по тому оглашению держать его. А земли церковные или села будут ли куплены или кем пожертвованы пред смертию которой церкви, в земли те никто бы из вас не вступался, чтобы Церковь Божия не была изобижена”. В 1391 г. Киприан дал грамоту своему владимирскому Константиновскому монастырю, который числился за нашими митрополитами. Крестьяне этого монастыря принесли жалобу архипастырю на игумена Ефрема, что он наряжает им дело не по пошлине и берет с них пошлины, каких прежние игумены не брали. Киприан обратился к предшественнику Ефрема, находившемуся тогда в Москве, и к своим владимирским боярам, желая узнать от них с точностию, что отбывали крестьяне для монастыря прежде. И когда убедился, что и при прежних игуменах крестьяне несли те же самые повинности, какие требовались от них при новом, то изложил все это на бумаге, которую и передал на хранение в монастырь для руководства игумену и крестьянам [32]. Из грамот и посланий митрополита Фотия по делам собственно церковного управления замечательны послание в Новгород (29 августа 1410 г.) и некоторые послания во Псков. В первом послании святитель запрещает священникам и инокам заниматься торговлею и отдавать деньги в рост, вооружается против живущих с женами без благословения церковного, против вступающих в третий и особенно в четвертый брак, против укоренившегося обычая сквернословия, против лихих баб, их басней, ворожбы и причитаний, наконец против поединков на поле, и за все это определяет различные епитимии. В посланиях к псковичам, в одном — митрополит заповедует, чтобы православные не вкушали удавленины и чтобы съестные припасы, приносимые из Немецкой земли, — вино, хлеб, овощи — предварительно были очищаемы молитвою от иерея и потом употребляемы в пищу; в другом — запрещает мирянам вмешиваться в дела монастырские; в третьем — повелевает духовенству упорных и нераскаянных стригольников отлучать от Церкви, а верным не иметь с ними общения; в четвертом — предписывает, чтобы ротники, нарушающие клятву и присягу, были удалены от звания судей и церковных старост и чтобы старостами при церквах не были также двоеженцы и троеженцы [33].
Как митрополиты в своей митрополии, так точно и епископы, каждый в своей епархии, делали постановления и издавали указы, смотря по открывавшимся нуждам своей местной Церкви. Например, владыка Новгородский Симеон, узнав, что в псковском Снетогорском монастыре некоторые иноки живут не по-чернечески, не держат духовника, не повинуются игумену и старцам, а вышедши вон из монастыря, вооружают на игумена и старцев мирских людей и мирских судей, которые и судят тех мирским обычаем, послал (1416-1421) во Псков свою грамоту и повелел: мирским людям и судьям отнюдь не мешаться в монастырские дела, а держать о тех делах игумену и старцам свою крепость монастырскую; чернецам быть у игумена и старцев в послушании и иметь духовного отца; если же кто не будет так жить, а начнет возбуждать в братии брани и не покоряться игумену и старцам, таковых удалять из обители и не отдавать им внесенного ими вклада; также в случае смерти какого-либо чернеца все, оставшееся после него, должно поступить монастырю и братии, а мирским людям к тому не приобщаться; если какой чернец, вышед из монастыря, начнет восставлять против игумена и старцев мирских людей или судей, таковой да будет под тяготою святой Церкви. Равным образом и другой Новгородский владыка Евфимий, когда получил известие, что в Псков приходят игумены, священники, диаконы из других стран, из Русской земли и из Литовской, а также те, которые прежде ходили из Пскова на Русь или Литву ставиться в попы или в диаконы, то прислал (1426) псковскому духовенству наказ от всех таких игуменов, священников и диаконов требовать, чтобы каждый представил свою ставленную и отпускную грамоту и каждый исповедался пред отцом духовным; у кого окажется та и другая грамота и за кого поручится отец духовный, того допускать к литургисанию и вообще священнодействиям; а у кого не будет грамот или за кого не поручится духовник, тех не принимать к себе [34].
II
Кормчая книга со времен митрополита Кирилла II списывалась у нас в полном своем составе, т.е. заключала в себе не только правила собственно церковные: святых апостолов, святых Соборов и святых отцов, но и узаконения греческих императоров, относящиеся к Церкви. Уже отсюда можем заключать, что пастыри наши не считали для себя излишними и эти последние узаконения и могли пользоваться ими, по крайней мере, настолько, насколько они согласовались с гражданскими законами отечественной земли или им не противоречили. И действительно иногда пользовались. Митрополит Киприан, решая вопрос по делам семейным об усыновлении приемыша одною вдовою, привел из Кормчей два гражданских греческих узаконения и на них основал свое распоряжение. Митрополит Фотий вместе с правилами святых Соборов, святых отцов и вселенских патриархов привел узаконения греческого императора Исаакия Комнина о пошлинах при поставлении на церковные степени и императора Льва Премудрого о неупотреблении в пищу удавленины [35]. Но как не все законы греческих государей, находящиеся в Кормчей, могли иметь у нас приложение, будучи написаны совсем для другой страны, не все могли гармонировать с нашими отечественными гражданскими законами, то еще с XIV в., если не ранее, у нас начали появляться юридические сборники под именем “Мерила праведного”, в которых преимущественно помещались только некоторые из этих греческих узаконений, только извлечения из них, и помещались вместе с русскими законами, и еще другие сборники, в которых вместе с русскими законами помещалась только одна статья из греческих гражданских постановлений, находящихся в Кормчей, известная под именем “Закона судного людям”, или Судебника царя Константина. Такое соединение некоторых церковно-гражданских узаконений греческих с русскими в этих сборниках дает повод заключать, что они предназначались для практического употребления в наших судах, церковных и гражданских [36].
Гораздо более мы имеем данных на то, что в монгольский период у нас оставались в силе узаконения наших отечественных древних князей на пользу Церкви. Разумеем церковный устав Владимиров и служивший как бы дополнением к нему устав Ярославов. Во 2-й половине XIII в. устав святого князя Владимира внесен в Кормчие книги, из которых одна написана была в Новгороде и другая на Волыни [37]. К концу того же века один из епископов Владимирских писал к великому князю владимирскому, сыну святого Александра Невского: “Ведай, сын мой князь, как великие князья, твои прадеды, и деды, и отец твой великий князь Александр, украсили Церковь Божию клирошанами и книгами и обогатили домы ее великими десятинами по всем городам и судами церковными. А ныне, сын-князь, я отец твой, епископ Володимирский, напоминаю тебе, сыну своему, о Церкви Божией: сам ты ведаешь, что Церковь та ограблена и домы ее пусты”. Вслед за тем епископ перечисляет суды церковные теми самыми словами, как они перечислены в уставе Владимира, и заключает: “То все суды церковные, данные законом Божиим прежними царями и нашими великими князьями; князю, и боярам, и судьям в те суды не должно вступаться” [38]. Если бы устав Владимиров не находился тогда у нас во всей силе, мог ли бы так говорить епископ Владимирский своему великому князю? А из слов епископа к этому князю, что не только предки его, но и сам отец его обогатили Церковь десятинами и судами церковными, которые вслед за тем перечисляются словами устава Владимирова, естественно заключить, что и святой Александр Невский во дни своего княжения подтвердил княжескою властию этот древний церковный устав. В продолжение всего XIV в. мы уже не видим, чтобы какой-либо князь подтверждал для Церкви наши древние церковные уставы или чтобы какой митрополит и епископ просили о том князя: в этом совершенно не оказывалось нужды. Тогда было время ханских ярлыков русскому духовенству, а в ярлыках ханы ясно говорили: “Да вси покаряются и повинуются митрополиту, вся его церковныя причты, по первым изначала законом их... да не вступаются в церковное и митрополиче никто же... но вся стяжания и имения их церковныя, и люди их, и вся причты их, и вся законы их, уложенные старые от начала их, то все ведает митрополит или кому прикажет; да не будет ничто же перечинено, или порушено, или кем изобижено” [39]. При такой охране от ханов никто, конечно, ни из подданных, ни из князей не мог стеснять прежних прав нашего духовенства. И утверждая все старые, изначальные законы, какими пользовалось наше духовенство, не утверждали ли ханы тем самим и древних уставов, данных Церкви нашими первыми христианскими князьями — святым Владимиром и Ярославом? Но вот, когда после Куликовской битвы власть монгольских ханов начала видимо упадать в России и прекратились самые ханские ярлыки русскому духовенству, а между тем самостоятельность и могущество московских князей постоянно возрастали, митрополит Киприан, не обращаясь уже к хану за ярлыком, счел нужным просить своего великого князя московского Василия Димитриевича о подтверждении древних церковных уставов. И Василий Димитриевич дал следующую грамоту: “Я, великий князь Василий Димитриевич всей Руси, сед с своим отцем — Киприаном, митрополитом Киевским и всей Руси, управил по старине о судах церковных, нашедши старый Номоканон, как управил прадед мой, святой князь великий Владимир и сын его великий князь Ярослав всей Руси, как управили они с своими митрополитами о судах церковных и списали Номоканон по греческому Номоканону, что суды церковные и все церковные правила, как пошло издавна. Потому же и мы ныне управили, чтобы то неподвижно было, чтобы ничего вперед ни умножать, ни умалять, а все оставалось неизменным, как те великие святые князья вписали и укрепили. Списан же этот сверток из великого и старого Номоканона в Москве, в лето 6911 (1403), индикта 2, месяца ноября в 19 день”. В одном из списков этой грамоты вместо Киприана стоит имя Фотия: очень могло случиться, что Василий Димитревич подтвердил ее и по просьбе нового митрополита [40]. Как бы то ни было, но в 1-й половине XV в. замечаются ясные следы употребления у нас наших древних церковных уставов. Новгородский владыка Симеон (1416-1421), заповедуя псковичам не вмешиваться в монастырские дела Снетогорской обители, предостерегал их: “А кто начнет вступатися мирян, и вы бойтеся того, как писано в Володимерове уставе, в рукописании, что таковым непрощеным быти и горе собе наследует”. Тут не только указание на известный Владимиров устав, но и точные слова из него [41]. В 1443 г. Мстиславский князь Юрий Семенович Лингвенев в своей жалованной грамоте Онуфриевскому монастырю о неподсудимости его ни митрополиту, ни местному епископу писал: “А владычным десятником и городским тых людей монастырских не судить... и вин (т.е. пеней за вины) не имать на владыку, што в свитку Ерославли стоит, судить, и рядить, и вины имать в духовных судех на тых людех монастырских самому архимандриту”. Этот свиток Ярославль есть, конечно, не другое что, как известный церковный устав Ярославов, в котором действительно перечисляются церковные суды и пени за преступления назначаются в пользу владык. Но предоставляя эти самые пени и суды, по крайней мере, над монастырскими людьми архимандриту своего Онуфриевского монастыря, а не владыке, Юрий Семенович Мстиславский показал, что наши удельные князья удерживали за собою право изменять в своих владениях или различно применять по своему усмотрению действовавшие в России церковные уставы, как бывало то и прежде в XII в. [42]
Обратимся теперь к ярлыкам ханским, о которых мы уже не раз мимоходом упоминали в нашей истории. Ярлыками назывались жалованные, или льготные, грамоты, какие давали ордынские ханы нашим князьям и святителям. Из снесения разных мест летописей можно видеть, что такие ярлыки должны были испрашивать себе у ханов все наши князья, великие и удельные, все митрополиты и епископы и потом у каждого, вновь воцарявшегося хана испрашивать новых ярлыков для подтверждения прежних. С этою целию князья и святители большею частию отправлялись сами в Орду, а иногда получали ярлыки чрез послов и другие посредствующие лица [43]. Из наших митрополитов действительно ходили в Орду: Максим, Петр, Феогност два раза, Алексий два раза, и о Петре при этом замечено в летописи, что он получил ярлык, а о Феогносте, что он ходил “за причет церковный” [44]. Из наших епископов ходили в Орду епископы Ростовские: Кирилл два раза, Игнатий два раза, и именно “за причет церковный”, и Тарасий, а о Кирилле притом сказано в его житии, что хан Берка повелел князьям ростовским и ярославским “оброки годовые своя давати владыце в дом святыя Богородица Ростовскии”. Кроме того, об одном Сарайском епископе (Варсонофии) читаем в летописи, что царь Узбек (1329) “даде ему вся по прошению его, и никто же его ничим же да не обидит”, иначе — дал ему ярлык [45]. Впрочем, все ли или не все наши митрополиты и епископы получали ярлыки от ханов, но из числа даже несомненно полученных дошли до настоящего времени только семь: четыре от ханов и три от известной ханши Тайдулы, которую исцелил святитель Алексий. Древнейший из дошедших ярлыков дан Менгу-Темиром, вероятно, по случаю восшествия его на престол в 1266 или 1267 г. вообще “Русским митрополитом и церковным людем” без означения имени тогдашнего митрополита Кирилла II, здесь уже упоминается о других таких же ярлыках, данных прежними ордынскими царями русскому духовенству. Второй ярлык — хана Узбека митрополиту Петру, 1313 г.; третий — хана Бердибека митрополиту Алексию, 1357 г.; четвертый — хана Тюляка или Тулунбека (нареченному) митрополиту Михаилу, т.е. архимандриту Митяю, 1379 г. Ханша Тайдула, жена Джанибекова, дала ярлыки митрополиту Феогносту в 1342 г., митрополиту или, как догадываются, епископу Ростовскому Иоанну в 1347 г. и митрополиту Алексию в 1356 г. [46] Последний ярлык есть не более, как подорожная святителю Алексию на случай поездки его в Константинополь. А прочие шесть предоставляют разные права и преимущества русскому духовенству и по содержанию совершенно сходны между собою. Разнятся только тем, что одни исчисляют эти права подробнее, другие короче; самый обширный ярлык есть Узбеков святителю Петру; потом следуют ярлыки Менгу-Темира, Бердибека и Тюляка, а самые короткие — ярлыки Тайдулы. Но так как все эти ярлыки говорят, что они даются по примеру прежних, данных первыми царями, нисколько тех не изыначивая, и, следовательно, каждый последующий ярлык подтверждает все предшествовавшие, то все шесть уцелевшие ярлыки можно рассматривать собственно как один ярлык по содержанию. Права и льготы, какие предоставляли ордынские ханы Русской Церкви и духовенству в своих ярлыках, были следующие:
1. Ярлыки охраняли святость и неприкосновенность веры, богослужения и законов Русской Церкви. “Кто веру их (русских) похулит или ругается, тот ничем не извинится и умрет злою смертию... Что в законе их иконы и книги или иное что, по чему Бога молят, того да не емлют, ни издерут, ни испортят” (ярлык Менгу-Темира). “Вся законы их уложенные старые от начала их — то все ведает митрополит или кому прикажет; да не будет ничто же перечинено, или порушено, или кем изобижено... Да все будут целы соборныя церкви митрополичи, никем, ни от кого не изобижены... Что закон их и в законе их церкви, и монастыри, и часовни их, ничем да не вредят их, ни хулят; а кто учнет веру хулити или осуждати, и тот человек не извинится ничим же и умрет злою смертию” (ярлык Узбека).
2. Ярлыки охраняли неприкосновенность всех лиц духовного звания, а также всех церковных людей, т.е. мирян, находившихся в церковном ведомстве и живших на церковных землях, и, наконец, всего церковного имущества. “Да никто же обидит на Руси соборную Церковь митрополита Петра, и его людей, и церковных его; да никто же взимает ни стяжаний, ни имений, ни людей... Вся его люди и вся его стяжания, как ярлык имеет: архимандриты, и игумены, и попы, и вся причты церковныя, — ничем никто да не будет изобижен... Что будут церковные люди: ремесленницы кои, или писцы, или каменные здатели, или деревянные, или иные мастери каковы ни буди, или ловцы какова лова ни буди, или сокольницы, — а в то наши никто не вступаются и на наше дело да не емлют их; и пардусницы наши, и ловцы наши, и сокольницы наши, и побережницы наши да не вступаются в них и да не взимают у них их дельных орудий, да не отнимают ничего же... Да не вступаются никто же ничем в церковныя и в митрополичи, ни в волости их и в села их, ни во всякия ловли их, ни в борти их, ни в земли их, ни в улусы их, ни в лесы их, ни в ограды их, ни в волостныя места их, ни в винограды их, ни в мельницы их, ни в зимовища их, ни в стада их конныя, ни во всякия скотския стада” (ярлык Узбека). “Что церковныя земли и воды, домы, огороды, винограды, мельницы, зимовища, летовища, того у них никто ничего не замают, ни насилуют над ними; а кто будет что взял, и он отдаст безпосульно” (ярлыки Менгу-Темира, Тайдулы, Бердибека и Тюляка). В ограждение же жизни и собственности церковных людей сказано в одном ярлыке: “А кого наших послов или пошлинников убиют церковные люди над своим добром, тому телева нет; а кого наш убиет церковных людей, и тот сам смертию да умрет” (ярлык Тюляка).
3. Ярлыки освобождали все духовенство, а также церковных людей и церковные имущества от всякого рода податей, пошлин и повинностей ханам. “Во всех пошлинах не надобе им (духовным) ни котора царева пошлина, ни царицына, ни князей, ни рядцев, ни дороги, ни посла, ни которых пошлинников, ни которые доходы” (ярлык Менгу-Темира). “Дань ли на нас емлют или иное что ни буди: тамга ли, поплужское ли, ям ли, мыт ли, мостовщина ли, война ли, ловитва ли коя ни буди наша или егда на службу нашу с наших улусов повелим рать сбирати, где восхотим воевати, а от сборныя Церкви и от Петра митрополита никто же да не взимает, и от их людей, и от всего его причта... По первому пути которая дань наша будет, или запросы наши накинем, или поплужное, или послы наши будут, или кормы наши и коней наших, или подводы, или корм послов наших, или наших цариц, или наших детей, и кто ни есть и кто ни будь, да не взимают, да не просят ничто же; а что возмут, и они отдадут назад третицею, аще будет взяли за нужду великую” (ярлык Узбека). “Весь чин поповский и вси церковнии люди, какова дань ни буди, или какая пошлина, или которые доходы, или заказы, или работы, или сторожа, или кормы, ино тем церковным людем ни видети, ни слышати того не надобь... Не надобь ему (митрополиту), ни его людем, ни всем церковным богомольцам, попом, и чернецом, и бельцом, и их людем, от мала и до велика, никакова дань, ни которая пошлина, ни корм, ни питие, ни запрос, ни дары, ни почестья не воздают никакова; ни служба, ни работа, ни сторожа, ни которые доходы, ни поминки, ни поклонное, ни выход, ни полетное, ни становое, ни въездное, ни мимоходное на дорозе послу, ни баскаку, ни которому моему пошлиннику” (ярлык Тюляка). “А что церковныя люди: мастеры, сокольницы, пардусницы или которыя слуги и работницы, и кто ни будет их людей, тех да не замают ни на что, ни на работу, ни на сторожу” (ярлык Менгу-Темира). “А в церковных домех никто же не ставится, ни рушити их; а кто ся в них имеет ставити или рушити их учнет, и тот во гресех да будет и умрет злою смертию” (ярлыки Бердибека и Тюляка). Вместе с духовными лицами освобождались от всякого рода повинностей и их братья и сыновья, но только в таком случае, когда жили не в разделе с ними: “Попове, един хлеб ядуще и во едином месте живуще, и у кого брат или сын, и те по тому ж пожалованы будут; аще ли от них отделилися, из дому вышли, и тем пошлины и дани давать” (ярлыки Менгу-Темира и Узбека).
4. Ярлыки освобождали духовенство и церковных людей от всякой ответственности пред властями и судами гражданскими во всех делах, даже в разбое и душегубстве, и подчиняли этих людей только власти и судам церковным. “Знает Петр митрополит в правду, и право судит, и управляет люди своя в правду, в чем-нибудь: и в разбои, и в поличном, и в татьбе, и во всяких делах, ведает сам Петр митрополит един, или кому прикажет. Да вси покаряются и повинуются митрополиту, вся его церковныя причты, по первым изначала законом их и по первым грамотам нашим... Вся своя церковная управляет (митрополит), и судит, и ведает или кому повелит таковая деяти и управляти. А нам в то не вступатися ни во что, ни детям нашим, ни всем нашим князем нашего царства, и всех наших стран, и всех наших улусов” (ярлык Узбека). “Кто учинит татьбу, или ложь, или иное какое злое дело, а не имешь (митрополит) того смотрити, или слуги твои почнут какову нужу церковным людем твоим творити, ино то на тобе, и ты сам ведаешь, каков ответ Богу за то воздаши, и тот грех на тобе, а мы о том ничто же не имеем” (ярлык Тюляка). “Кто разбоем, и татьбою, и ложью лихое дело учинит каково, а не имешь того смотрити, и ты сам ведаешь, что будет тебе от Бога” (ярлык Бердибека).
По какому побуждению и с какою целию монгольские ханы давали такие права и льготы русскому духовенству — это объясняют они сами в своих ярлыках: “Да не вступаются в церковное и митрополичье никто же, занеже то Божие есть все... Мы жалуем их ярлыки, да Бог нас пожалует, заступит; а мы Божия брежем и данного Богу не взимаем... да пребывает митрополит в тихом и кротком житии, без всякия гонки, да правым сердцем и правою мыслию молит Бога за нас, и за наши жены, и за наши дети, и за наше племя...” (ярлык Узбека). “Мы пожаловали попов, и чернцов, и всех богодельных людей, да правым сердцем молят за нас Бога и за наше племя, без печали, и благословляют нас... да не кленут нас, но в покои молятся за нас... Аще ли кто имать неправым сердцем за нас молити Бога, ино тот грех на нем будет” (ярлык Менгу-Темира). Все эти объяснения ханов мы признаем за сущую правду, а отнюдь не за притворство. В силу коренных узаконений великого Чингисхана потомки его обязывались соблюдать полную веротерпимость во всех своих владениях, оказывать уважение ко всем религиям и покровительство духовным лицам всех исповеданий под опасением в противном случае лишиться престола. Так действительно и поступали монгольские ханы всюду, где они ни царствовали: в Китае, Индии и Персии, — так должны были поступать и у нас, в России [47]. А что они подлинно желали себе молитв нашего духовенства и верили в их силу, хотя сами сначала были язычниками, а потом магометанами, — на это мы имеем примеры. Хан Берка, когда опасно заболел сын его и врачи не принесли больному никакой пользы, послал в Ростов за владыкою Кириллом, прося его молитв и обещая ему богатые дары, если исцелит больного. Кирилл повелел петь молебны во всем Ростове, освятил воду и, отправившись к хану, действительно исцелил его сына. Другой хан, Джанибек, совершенно в подобных же обстоятельствах посылал, как известно, за святителем Московским Алексием, который также исцелил своими молитвами жену хана Тайдулу [48]. Такие случаи, естественно, могли поддерживать и еще более возбуждать в ханах то высокое понятие о силе молитв наших святителей, которое высказывается в ханских ярлыках им.
За нарушение вообще своих ярлыков и почти каждого из прав, в них изложенных, а не некоторых только прав более важных, ханы угрожали гневом Божиим и смертию: “Кто наш ярлык и наше слово прослушает, тот есть Богу повинен и гнев на себя от Него приемлет, а от нас казнь ему будет смертная... Кто вступится в церковное и в митрополичье, и на того гнев будет Божий; а по нашему великому истязанию не извинится ничим же и умрет злою казнью” (ярлык Узбека). “Кто безпутно силу учинит какову или пошлину замыслит, тот смертию умрет” (ярлык Тайдулы). От кого могли охранять и защищать ханские ярлыки русское духовенство? Преимущественно от татар, и сами ханы в ярлыках прежде всего обращались ко всем своим князьям, великим, и средним, и нижним, ко всем своим воеводам и вельможам, баскакам, и послам, и разного рода чиновникам, наконец, ко всем людям своего царства и их-то обязывали не обижать Русскую Церковь и русское духовенство [49]. Но потом ханы обращались в ярлыках и к русским и говорили: “Мы дали есмя митрополиту грамату сию крепости ему для, да сию грамату видяще и слышаще вси людие, и все церкви, и все монастыри, и все причты церковные, да не прослушают его ни в чем, но послушни ему будут по их закону и по старине, как у них изстари идет... Да вси покаряются и повинуются митрополиту, вся его церковныя причты по первым изначала законам их... Вся их законы уложенные старые от начала их, то все ведает митрополит, или кому прикажет; да не будет ничто же перечинено, или порушено, или кем изобижено” (ярлык Узбека). Поэтому ярлыки могли охранять наше духовенство и от соотечественников, кто бы они ни были, князья, бояре или простые люди. Но действительно ли ярлыки имели силу и соблюдались? Наши летописи свидетельствуют, что каждый раз, когда чиновники татарские перечисляли в России народ, чтобы обложить его данию, они не перечисляли, не включали в общую перепись только “архимандритов, и игуменов, и иноков, и попов, и дьяконов, и клирошан, и всего причета церковнаго” [50] — знак, что духовенство наше, как требовали и ярлыки, на самом деле освобождалось от податей и не платило ничего в казну ханскую. Могли, без сомнения, некоторые и из татар нарушать иногда ханские ярлыки, как бывают нарушители всегда и везде даже самих строгих законов, могли разорять и действительно разоряли наши церкви и монастыри, могли обижать наше духовенство и церковных людей, особенно в военное время среди всеобщих смут и беспорядков. Но это не доказывает, что ярлыки ханские не имели силы для всех вообще татар, и особенно в мирное время. Естественно думать, что ярлыки монгольских государей русскому духовенству, по крайней мере в период их грозного могущества над Россиею, имели всю свою силу и для русских князей и вообще для русских. А с другой стороны, трудно предположить, чтобы при одном уважении к таким первосвятителям, какие были у нас в тот период, именно — Петр, Феогност и Алексий, наши князья решались нарушать дарованные им права и преимущества, хотя, разумеется, могли быть и исключения. Но когда власть ханов в России начала заметно ослабевать, когда прекратились, может быть, самые ярлыки ханские русскому духовенству (последний из них, сколько известно, дан в 1379 г.), тогда владения даже митрополитов наших стали подвергаться притеснениям со стороны князей и бояр, и, чтобы оградить себя от подобных обид, митрополиты Киприан и Фотий уже не искали себе ярлыков у ханов, а просили грамот у великого князя московского Василия Дмитриевича. Что касается до частных ограничений некоторых прав и льгот, которые распространялись ярлыками на самих церковных людей мирян и на церковные имущества, то такого рода ограничения наши князья, великие и удельные, могли делать всегда в видах государственной пользы и общественного благоустройства, не опасаясь никакого сопротивления со стороны наших архипастырей или жалоб их монгольским ханам. Такие ограничения мы действительно и находим в жалованных грамотах князей нашим святителям и монастырям.
Из числа грамот, пожалованных тогда нашими князьями митрополитам и епископам, известны ныне в печати только четыре, которые притом относятся все уже к XV в.: одна митрополиту Киприану, две митрополиту Фотию и одна митрополиту Исидору. Впрочем, известно еще содержание шести грамот (1303-1390), данных Рязанским владыкам местными князьями, но самые грамоты не изданы. А по содержанию они совершенно похожи на жалованные грамоты митрополитам и монастырям, которые мы сейчас будем рассматривать [51].
Грамота, данная в 1404 г. великим князем Василием Дмитриевичем митрополиту Киприану, составлена князем вместе с самим Киприаном по их обоюдному согласию и касается трех предметов: владений митрополита, церковных даней и белого духовенства [52]. В первой части, самой обширной, сначала говорится о двух селах (Лухе и Сенеге), которые прежде были оспариваемы и даже несправедливо отнимаемы у митрополита и которые теперь князь признает за ним [53]; потом упоминаются вообще “села митрополичи”, тянувшие издавна, еще до Алексия митрополита и при нем, к митрополиту, наконец, села двух владимирских монастырей — Константиновского и Борисоглебского, непосредственно зависевших от митрополита. Жители всех этих сел а) освобождаются от разных податей и повинностей князю и обязуются нести то и другое для митрополита; б) освобождаются от суда княжеского или светского и подчиняются суду митрополита или назначенных им властей, а в монастырских селах суду игуменов. Но, освобождая от своих податей и повинностей митрополичьих людей и села, великий князь требовал, чтобы и они а) вносили ему дань по его оброчной грамоте в те годы, когда самому ему придется платить “выход”, или подать, в Орду; б) участвовали в ямской повинности, поставляли подводы по старине в шестой день; в) не платили торговой пошлины (тамги) только тогда, как будут продавать свое, а платили ее, когда кто-либо из них будет торговать прикупом, и чтобы, г) наконец, когда князь начнет с кем воину, в ней участвовали и бояре, и слуги митрополичьи под воеводою митрополичьим, а под стягом самого великого князя. Равным образом, освобождая вообще митрополичьих людей от своего суда, князь, однако ж, присовокупил: а) в случае сместного суда, т.е. когда из двух тяжущихся один будет митрополичий человек, а другой — княжеский и их будут судить митрополичьи судьи вместе с княжескими, прибытки с суда делить пополам; б) если какой-либо человек великого князя ударит челом на игумена, или попа, или чернеца, а митрополита не случится тогда в великом княжении вследствие объезда митрополии, то судить их великому князю; в) если, наконец, кто ударит челом великому князю на митрополича наместника, или десятинника, или волостеля, то судить их самому великому князю. Таким образом, Василий Димитриевич московский несколько поограничил те права и льготы, какие предоставлялись ханскими ярлыками не только духовенству, но и церковным и митрополичьим людям, хотя эти ограничения были почти нечувствительны для самого митрополита и сделаны с его согласия. Во второй части грамоты относительно церковных даней постановлено: сборного для митрополита взимать с каждой церкви по шести алтын, да “заезда” при обозрении им епархии по три деньги, а больше того не брать ничего; десятиннику же, как сядет на десятину, взимать пошлины “за въездное, и за рожественное, и за петровское” по шести алтын, а больше не брать ничего [54]; взимать сборное для митрополита о Рождестве Христово, а десятиннику свои пошлины — о Петрове дне. Соборные церкви по городам, которые не давали сборного при митрополитах Феогносте и Алексии, не должны давать и теперь. Это становление, судя уже по тому, как оно выражено, по всей вероятности, было вызвано какими-либо злоупотреблениями. Наконец, в последней части грамоты великий князь говорит: “Слуг моих и моих данных людей в диаконы и в попы митрополиту не ставить. А если какой попович, хотя бы он был записан в мою службу, захочет ставиться в попы или диаконы, ино ему вольно ставиться. Тот попович, который живет у отца и ест отцов хлеб, есть митрополич; а который отделился от отца, живет собою и ест свой хлеб, тот мой — великого князя”. Такое разделение поповичей между ведомствами духовным и гражданским мы видели уже в ханских ярлыках. Остается заметить, что вся эта грамота, данная московским князем митрополиту, могла иметь полную силу только в областях великого княжения и простиралась лишь на те митрополичьи вотчины, которые находились в уездах Владимирском и Московском, но не могла простираться на вотчины митрополита, бывшие в пределах киевских или вообще юго-западных.
Обе грамоты того же великого князя митрополиту Фотию имеют предметом своим исключительно владения митрополита. В первой из них (1421) князь дозволяет Фотию купить деревню Яновльскую, с тем чтобы деревня эта, доселе тянувшая судом и всеми пошлинами к волости Тальше, тянула впредь судом и всеми пошлинами к митрополиту, кроме дани княжеской (вероятно, ордынской) и яма. Митрополиту дается вместе право перезывать в свою деревню для поселения сторонних людей, но не из той же волости и вообще не из великого княжения, а из иных княжений, и эти пришлые люди освобождаются со времени переселения на десять лет даже от дани князю и от яма, а по истечении десяти лет обязуются отбывать эту дань и ямскую повинность по силе. Во второй грамоте (1425) подобную привилегию дает князь митрополиту на два другие его села — Андреевское и Мартемьяновское: старожильцы, поселившиеся в этих селах освобождаются от всякой княжеской дани и повинности на пять лет, а те, кого перезовет к себе митрополит из иных княжений, но не из великого, на пятнадцать лет. Светские судьи не вмешиваются в тех селах ни во что, кроме душегубства; а ведает и судит те села митрополит или кому прикажет. В случае сместного суда в нем участвуют и митрополичьи, и светские судьи; но прав ли или виноват окажется митрополичий человек, с него ничего не берут судьи светские, а ведает его судья митрополичий. Только татя и разбойника оба судьи казнят совокупно. За нарушение этой грамоты князь угрожает своим наказанием и говорит, что он ее не изменит [55].
Грамота митрополиту Исидору, данная киевским князем Александром Владимировичем, касается киевских имений митрополита, и хотя сама относится уже к 1441 г., но указывает на порядок дел, существовавший издавна. Князь именно говорит, что дает по-старому святой Софии — церкви Божией — и митрополиту все, что издавна принадлежало митрополии, а также при Фотии митрополите, — все села и волости, с даньми и со всеми доходами, равно земли и воды, с бортами и со всеми пошлинами, с людьми и с озерами, которые издавна пожертвованы в церковь Божию на помин души великими благоверными князьями и княгинями, боярами и боярынями и другими именитыми людьми. Во все эти церковные вотчины, их доходы и пошлины не должны вступаться ни воеводы, ни тиуны князя, а все то держит и ведает митрополит Киевский, как держали из старины первые митрополиты. Только половину осмьничного (торговой пошлины, взимавшейся с цены товаров) давать митрополиту, а другую половину брать на князя. Также люди митрополичьи должны помогать в побор и в отбывании подвод, по старине. Да еще когда нужно будет делать город (вероятно, городскую ограду), то митрополичьи люди софийские заделывали бы свое место, которое делывали из старины. Кроме того, князь предоставил митрополиту пошлину — мыто конское у святых Флора и Лавра, вероятно церкви киевской. В случае отъезда митрополита всеми его имениями заведует его наместник. Когда случится суд сместный, то в митрополича человека, окажется ли он правым или виноватым, не вступается судья княжеский, а в человека княжеского — судья митрополичий; но пусть тот и другой ведают только своих в правде и в вине. За нарушение грамоты князь угрожает великим наказанием [56].
Жалованных грамот нашим монастырям сохранилось очень довольно (напечатано до 50). Большая часть из них относится к 1-й половине XV в. и едва одна четверть — к XIV в., преимущественно ко 2-й его половине; но в некоторых из этих последних утверждаются грамоты, данные еще в конце XIII и начале XIV столетия [57] . Все эти грамоты излагают права, предоставлявшиеся монастырям почти исключительно на их недвижимые имущества (о немногих других правах, излагавшихся в грамотах, сказано будет после) и часто, как по содержанию, так и по форме, весьма сходны между собою, равно и с подобными же грамотами митрополитам, только что нами рассмотренными. Различаются же грамоты тем, что в одних предоставлялось монастырям менее прав по отношению к их недвижимым имуществам, в других более или одни и те же права в одних излагаются короче, в других подробнее и обстоятельнее, а еще тем, что самые права в одних грамотах предоставлялись монастырями в меньшем размере, с значительными ограничениями, в других — в большем размере, в третьих — без всяких ограничений. Права эти были следующие:
1. Право владеть недвижимыми имуществами и, в частности, землями, ненаселенными и населенными. Оно выражалось а) в тех грамотах, в которых князья разрешали монастырям покупать земли и принимать от жертвователей, а также покупать людей для заселения своих земель [58], и — б) в тех грамотах, где князья заявляли, что сами дарят тому или другому монастырю разные угодья: луга, острова, озера, реки с рыбными и бобровыми ловлями или пустоши и села с хлебом, скотом, нивами и прочее, или даже села и деревни с людьми, в них живущими [59]. Это же право естественно предполагалось и во всех других жалованных грамотах монастырям на их недвижимые имущества.
2. Право приглашать людей на свои земли для заселения их. Известно, что в то время наши поселяне, или свободные крестьяне, могли ежегодно “о Юрьеве дни о осеннем” переходить с одного места на другое, от одного землевладельца к другому; оттого села населенные делались иногда пустошами, а пустоши населялись. В грамотах предоставлялось монастырям перезывать на свои земли и в свои села как прежних жителей, — “тутошних старожильцев”, если они еще прежде куда-либо переселились, так и людей новых, “пришлых” из чужих мест. Впрочем, относительно этих пришлых во всех грамотах делалось ограничение: каждый князь непременно требовал, чтобы монастыри перезывали к себе людей только из иных княжений — “из зарубежья”, а отнюдь не из княжения самого князя, не из его вотчины, и за нарушение последнего условия некоторые князья угрожали даже строгим наказанием [60].
3. Право пользоваться оброками и вообще повинностями от своих поселян и доходами с своих владений. В некоторых грамотах князья прямо говорят, что отдают монастырям свои села со всеми пошлинами и доходами, какие прежде сами получали с тех сел. Так, в грамоте рязанского князя Олега (1356-1387) Ольгову монастырю сказано: “Дал есмь св. Богородицы дому Арестовское село с винами и с поличным, и с резанькою с шестьюдесять, и со всеми пошлинами”. В грамоте нижегородской княгини Марии Спасо-Евфимиеву монастырю (1425) сказано: “Дала есми свое село Омуцкое св. Спасу в дом так, как было при моем князи и при мне, и с судом, и с татьбою, и с поличным, и с тамгою, и со всеми пошлинами”. Еще яснее то же выражено в грамоте (1443) Мстиславского князя Юрия Симеоновича Онуфриевскому монастырю, где князь пишет, что отец его и сам он “подавали люди к тому монастырю с пашнями и сеножатями, и данники с данью медовою, и с бортными землями, и с серебряною данию, с бобровыми гоны, и со всими приходы, што к тым землям и пашням прислушает верно”, и вслед за тем установляет: “Тые дани, и дачи, и пошлины имать на них, людех монастырских, архимандриту онофреевскому” [61]. Впрочем, само собою разумеется, что если князья дарили монастырям недвижимые имущества и сами монастыри иногда покупали себе земли и людей, то не с иною целию, как с одною, чтобы пользоваться от этих земель и людей какими-либо выгодами и прибытками. А так как князья редко дарили монастырям земли вместе и людей с определенными уже оброками и повинностями, большею же частию дарили только земли, на которые сами монастыри должны были перезывать свободных людей, то в княжеских грамотах повинности монастырских поселян по отношению к монастырям вовсе не определялись. Эти повинности, по всей вероятности, определялись по взаимному соглашению и уговору монастырей и самих поселян при первоначальном переселении последних на монастырские земли и потому в разных монастырях и монастырских вотчинах могли быть неодинаковы. В чем состояли такого рода повинности монастырских поселян можем заключать из одной только грамоты, в которой об этом говорится. Когда крестьяне Константиновского митрополичьего монастыря пожаловались митрополиту Киприану на нового своего игумена, что он наряжает их “не по пошлине”, тогда Киприан велел спросить прежнего игумена, который случился в Москве, и этот последний дал следующее показание: “При моем игуменстве так было в святом Констянтине: болшим людем из монастырских сел церковь наряжати, монастырь и двор тынити, хоромы ставить, и гумнов жеребей весь рольи орать взгоном, и сеяти, и пожати, и свезти, сено косити десятинами и в двор ввезти, ез бити, и вешней, и зимней, сады оплетать, на невод ходити, пруды прудить, на бобры им в осенине пойти, а истоки им забивати; а на Велик день и на Петров день приходят к игумену, что у кого в руках; а пешеходцем из сел к празднику рожь молотити и хлебы печи, солод молоть, пива варить, на семя рожь молотити; а лен дасть игумен в села, и они прядут, сежи и дели неводные наряжают; а дают из сел все люди на праздник яловицу (но одинова ми, господине, добили челом, а не в пошлину, треми бараны, и яз их пожаловал за яловицу, занеже ми была не надобе яловица, а по пошлине по старой всегды ходит яловица на праздник); а в которое село приедет игумен в братшину, и сыпцы дают по зобне овса конем игуменовым”. Владимирские бояре подтвердили справедливость этого показания, и Киприан заповедал “христианом монастырским ходить по прежней пошлине” [62]. Подобные же оброки и повинности могли отбывать поселяне и в вотчинах других монастырей. Во всяком случае надобно думать, что повинности монастырских поселян были вообще легче казенных или общественных повинностей, какие несли они прежде: под этим только условием они и могли соглашаться покидать прежние свои жилища и переходить на монастырские земли.
4. Право тарханное, освобождавшее монастырских поселян и владения от оброков и повинностей казенных или княжеских [63]. Вольные крестьяне, жившие на государственных землях, обыкновенно тянули тогда своими повинностями к ближайшему городу или волости и вносили подати княжеским наместникам, волостелям, тиунам и другим чиновникам. Эти подати и повинности, от которых освобождались монастырские крестьяне, были весьма многочисленны и разнообразны, судя по некоторым тарханным грамотам. Вот что говорил, например, звенигородский князь Юрий Дмитриевич в своей грамоте Савво-Сторожевскому монастырю (1404) о монастырских землях и людях в Рузском уезде: “Которыи люди имуть жити на тех землях монастырских, и тем людем не надобе моя дань, ни ям, ни подводы, ни мыт, ни тамга, ни писчея белка, ни осмьничий, ни костки, ни явка, ни иная которая пошлина, ни города не делают, ни двора моего не ставят, ни коня моего не кормят, ни сен моих не косят, тако ж ни к сотцкому, ни к дворскому, ни к десятскому, с тяглыми людми не тянут ни в которые проторы и в размет, ни в иныи в которыи пошлины. А наместницы мои звенигородцкии, и волостели звенигородцкии, и рузскии мои наместники, и волостели мои рузскии, и их тиуни, на тех хрестьянех на монастырских кормов своих не емлют, ни всылают к ним ни по что, а праветщики и доводщики поборов не берут, ни въежщают” [64]. Тогда как в одних грамотах монастырские люди и имущества освобождались вообще от казенных податей и повинностей, другими грамотами освобождались они от каких-либо частных пошлин и повинностей: запрещалось, например, брать пошлины с монастырских старцев и бельцов, посылаемых на ватагу или на иную какую-либо службу; с монастырских возов и людей, отправляемых с товарами [65]; за клеймение лошадей, покупаемых и продаваемых монастырскими крестьянами, для его позволялось иногда монастырям иметь свое клеймо или пятно [66]; или повелевалось, чтобы княжеские наместники, воеводы и другие ездоки не ездили мимо монастыря и через монастырское село “непошлою дорогою”, чтобы не останавливались близ монастыря, не ставились у монастырских крестьян, не брали с них проездных кормов и никаких поборов [67]. Впрочем, по отношению к тарханному праву, предоставлявшемуся монастырям с их вотчинами, жалованные грамоты князей довольно различны между собою.
а) В одних грамотах все крестьяне, как жившие уже на монастырских землях, так и имевшие на них поселиться, освобождались от всех казенных податей или навсегда, или бессрочно. Таковы вообще грамоты XIV в., за исключением одной, доселе сохранившиеся [68]. Таковы же немногие и из грамот XV в., и преимущественно те, которые давали князья, когда сами от себя жертвовали монастырю людей и села [69]. В этом случае, очевидно, тарханные грамоты наших князей были совершенно сходны с ярлыками ханскими, освобождавшими церковных людей от всех вообще оброков.
б) В других грамотах и монастырские крестьяне обязывались взносить князю какую-либо дань, отбывать какую-либо повинность, хотя незначительную. Ярославский князь Василий Давидович († 1345), освобождая людей Спасского монастыря от всех податей, определил, однако ж, чтобы они давали ему “на год два рубли”. Углицкий князь Андрей Владимирович положил (1414), чтобы с одного села Троицкого Сергиева монастыря взносим был оброк княжескому сотнику “по три четверти” два раза в год, на Юрьев день, весенний и осенний. Другой князь углицкий Димитрий Юрьевич (1434-1447) поставлял в обязательство тому же монастырю, чтобы с его сел и деревень, находившихся в Углицком княжении, доставлялся ежегодный оброк в княжескую казну “по три рубли” на Рождество Христово, и еще, чтобы монастырские крестьяне участвовали вместе с другими в том деле, “коли учнут город рубити” [70]. В большей же части своих жалованных грамот князья выговаривали себе с монастырских крестьян только одну “дань”, предназначавшуюся в Орду, и это выражали так: “А коли придет моя дань князя великаго, и архимандрит (в друг. — игумен) за них (монастырских людей) сам платит мою дань по силе (в друг. — по силам)”; или: “Придет к нам коли из Орды посол силен, а не мочно будет его опровадити, ино тогды архимандрит с тех сирот пособит в ту тяготу, с половника даст по десятку кунами”; или еще: “А придет моя дань великого князя неминучая, и игуменья сама сберет дань с тых людей да пришлет к моей казне” [71]. Очень вероятно, что некоторые князья обязывали еще монастырских крестьян отбывать ямскую повинность [72]. О других каких-либо оброках князю, кроме нами исчисленных, в тогдашних грамотах монастырям не упоминается.
в) Впрочем, и от этих немногих повинностей для князя освобождались монастырские люди, когда они вновь селились на монастырских землях или монастырских селах, хотя освобождались только на определенный срок. Срок назначался различный и обыкновенно один для тутошних старожильцев, которые вновь возвращались на свои прежние места или в села, когда-то ими покинутые, а другой для людей, пришлых из иных мест и княжений и для людей, купленных монастырем. Для старожильцев срок бывал в два, три года, редко в пять лет: для людей пришлых и купленных большею частию простирался на десять лет и только в одной грамоте — на двадцать, а в двух — на три года [73]. По окончании же положенного срока и вновь поселившиеся на монастырских землях крестьяне должны были нести тот же оброк князю, какой несли прежние монастырские люди, издавна жившие на тех землях. Князья выражали это: “А как отсидят те люди пришлые урочные лета, и они потянут в дань с монастырскими людьми по силам”; или: “Отсидят его (монастыря) люди урочные лета, и они потянут в мою дань по силе” [74]. В двух только грамотах пришлые, с самого своего переселения в монастырские села, обязывались участвовать в небольшом оброке князю наравне с прежними монастырскими людьми — старожильцами [75].
5. Право суда над своими монастырскимилюдьми и неподсудимости этих последних судам гражданским. В первом отношении жалованные грамоты монастырям совершенно согласны между собою и обыкновенно выражаются: “А ведает свои люди игумен (или архимандрит) сам во всех делех и судит сам во всем или кому прикажет” [76]. В последнем отношении, т.е. в отношении неподсудимости монастырских людей гражданским властям, грамоты разнятся между собою. В одних, впрочем очень немногих, говорится вообще, что монастырские люди не подлежат гражданским судам во всех своих делах, а потому князь повелевает: “Волостели мои и их тиуны не всылают к тем людям ни по что, ни судят их ни в чем, и доводчики их поборов не берут, а судит свои люди игумен сам или кому прикажет” [77]. В других грамотах подчиняются и люди монастырские в некоторых своих делах судам гражданским, и мы читаем слова того или другого князя: “А наместницы мои, и волостели, и тиуны тех людей не судят ни в чем, опричь душегубства”, или: “Опроче одного душегубства” [78], или: “Оприче душегубства и разбоя с поличным” [79], или еще: “Опроче татбы, и разбоя, и душегубства” [80]. Есть, наконец, грамоты, которые даже в татьбе, иногда в татьбе и разбое, иногда вместе и в душегубстве предоставляли монастырских людей не гражданской, а одной монастырской власти, если только эти преступления совершались между самими монастырскими людьми и не выходили из их круга. В таких грамотах писалось: “Учинится татба меж их сирот монастырских, а то ведает игумен или его приказщик”. Или: “А в разбое и в татбе их бояря мои не судят”. И еще: “А будет в тех людех монастырских татба с поличным, или разбой, или душегубство, и игуменья судит те люди сама...” “А что ея учинет или разбой, или душегубство, или татба, который суд ино будет межи монастырских людей, судит их и дворян дает монастырский тивун один, а нашим судьям не надобе ничто” [81]. Кроме того, в большей части жалованных грамот говорится о сместном суде, который назначался, когда монастырские люди имели дело с людьми не монастырскими, а городскими или волостными. Этот суд производили вместе судьи монастырский и гражданский, а исполнение приговора над каждым из тяжущихся предоставлялось только тому из судей, кому был подчинен тот или другой: “А будет суд сместной моим людем с монастырскими людми, и наместницы мои или их тиуни с игуменом или его приказщиком, судят: и будет прав или виноват волостной человек, ино ведают его наместницы или их тиуни в правде и в вине, а игумен или его приказщик не вступается; а будет прав или виноват монастырьский человек, ино ведает игумен или его приказник и в правде, и в вине, а наместницы мои и их тиуни не вступаются в монастырьскаго человека, ни в праваго, ни в виноватаго” [82]. Надобно заметить, что освобождение монастырских крестьян от светского суда и подчинение их суду своих игуменов и архимандритов было выгодно и для крестьян, и для монастырей. Первые, как видно из самих жалованных грамот, вместе с тем освобождались от неприятных наездов в их села светских чиновников и судей, от кормов для них и от разных с их стороны обременительных поборов и притеснений. А монастыри пользовались судебными пошлинами с своих подсудимых по тогдашним законам, и это служило одним из источников для монастырских доходов.
Кроме разных прав на недвижимые имущества и вотчины, ненаселенные и населенные, князья давали иногда монастырям и некоторые другие права и льготы. В одной грамоте (после 1420 г.) пожалована была Лаврашевскому монастырю десятина из села Туреца, находившегося в Новгородско-Литовском округе; в другой — монастырю Ольгову предоставлены были князем мытные и побережные (бравшиеся с судов, пристававших к берегу) пошлины, собиравшиеся в Рязани [83]. В двух грамотах Отрочу монастырю вместе с монастырями, к нему приписными, освобождались от всех казенных податей и гражданского суда не только монастырские крестьяне, но еще прежде сами монашествующие: архимандрит, игумены, священноиноки и все прочие черноризцы и послушники, что в других грамотах, конечно, предполагалось необходимо, но не выражалось прямо [84]. Наконец, в двух грамотах, данных в Литовском крае монастырям полоцкому Предтеченскому (ок. 1399 г.) и мстиславскому Онуфриевскому (1443), монастыри эти освобождались от всяких пошлин и от подсудимости не только светским властям, но и епархиальному своему архиерею и митрополиту; а онуфриевского архимандрита даже в духовных делах князь хотел судить сам вместе со владыкою. Оба эти монастыря были княжеские [85].
Все жалованные грамоты наших князей как святителям, так и монастырям, без всякого сомнения, имели полную силу: князья давали грамоты только на те земли и вотчины, какие находились в их владениях и куда простиралась их княжеская власть. Сами князья, конечно, могли изменять и отменять свои грамоты; но в предотвращение и этого они часто связывали себя собственным словом и наперед заявляли в грамотах, что ту или другую из них не изменят никогда [86]. По смерти князей преемники их могли также нарушать их жалованные грамоты, и потому монастыри старались испрашивать подтверждения прежним грамотам у новых князей [87]. А пока сами были живы, князья прямо угрожали всем за нарушение своих грамот наказанием и иногда определенным денежным штрафом [88].
Какими побуждениями и соображениями водились наши князья, когда жаловали духовенству, в особенности монастырям, свои грамоты на недвижимые имущества? Прежде всего, разумеется, тут действовало чувство религиозное: любовь к вере, уважение к пастырям Церкви, и особенно к инокам, надежда на их молитвы и ходатайство пред Богом. Князья часто начинают свои грамоты словами: “Се аз пожаловал есмь (такой-то монастырь) Бога деля и святаго деля Юрья”; или: “Святыя деля Троицы”; или: “Святаго деля Спаса и святаго деля Благовещенья”; или: “Святыя деля Богородицы...” “Пречистыя ради милости и честнаго Ея Рождества” и подобное [89]. В других грамотах князья говорят, что пожаловали свои села и грамоты какому-либо монастырю “своего ради спасенья... на память преставльшимся” родственникам и “за въздоровие еще пребывающим в житии”; или выражаются, что дали монастырю “по душе своей, на поминок своих родителей и всему своему роду” [90]. В то же время князья не могли не сознавать, что надобно же как-нибудь обеспечить содержание и благосостояние духовенства и монастырей, тем более что некоторые монастыри основывали сами князья или их предки, другие основывались, по крайней мере, с их согласия, в их владениях, а к тому ж лица духовные, иерархи и настоятели монастырей часто обращались к князьям с просьбою пособить им и оградить их прежние имения. И вот князья жаловали святителям и монастырям иногда разные угодия и вотчины с грамотами на то и другое, а гораздо чаще одни грамоты на те имущества, какие они уже имели, и даже на те, какие могли иметь со временем и приобресть собственными средствами или от жертвователей. И во всех этих грамотах говорилось, что святителям и монастырям предоставляется право пользоваться доходами и оброками с своих вотчин и поселян, равно судебными пошлинами с последних. Но кроме духовенства, и в частности монастырей, которым жалованные грамоты приносили непосредственную пользу, указывая и обеспечивая им средства для содержания, грамоты не могли не сопровождаться и действительно сопровождались выгодными последствиями для самих князей, и это понять было так легко и, по всей вероятности, входило в расчеты князей. Когда князья точно приносили от себя жертву монастырям и что-либо теряли? Только тогда, когда они жаловали монастырям не одни грамоты, но вместе и собственные села с людьми и со всеми оброками, какими прежде пользовались сами. Но такие случаи были весьма редки [91]. Обыкновенно князья давали монастырям грамоты на земли ненаселенные, которые иногда сами и жертвовали. В этих случаях князья не теряли почти ничего, потому что при малочисленности тогдашнего народонаселения и обширности свободных, никем не занятых земель, многие земли не приносили княжеской казне никакого дохода. Нередко князья жаловали монастырям грамоты на земли, которые были приобретены самими монастырями или подарены им другими лицами: тут уже князья ровно ничего не теряли. А всего чаще и почти всеми своими грамотами князья предоставляли святителям и монастырям только право перезывать на свои пустоши и в свои села людей сторонних, и непременно из чужих княжений: тут князья не только ничего не теряли, а решительно приобретали. Каждый князь, таким образом, приобретал себе новых подданных и, очевидно, даром; чрез них совершалась колонизация его края, увеличивалось народонаселение в его княжестве и нередко населялись и начинали обрабатываться пустыни, прежде совершенно глухие и не приносившие казне никакой выгоды. И если эти пришлые люди на первых порах освобождались князем от всех его податей и оброков, то на известный только срок. А по окончании срока и они, наряду с прочими монастырскими людьми, обязывались нести для князя некоторые повинности, хотя и немногие. Наконец, жалованные грамоты, чего также не могли не видеть князья, которые они давали святителям и монастырям, были полезны и для церковных людей или крестьян. Не говорим уже, что оброки этих людей владыкам и монастырям могли быть легче, нежели какие отбывали казенные поселяне, важно одно то обстоятельство, что владычные и монастырские крестьяне, как нами было замечено и прежде, под охраною льготных грамот, были независимы от многочисленных гражданских властей и чиновников и свободны от их частых наездов, поборов и неизбежных притеснений, ибо тогдашние власти и чины взамен жалованья от казны должны были сами собирать себе кормы с подвластных им лиц и народа. А как церковные люди, находясь в то же время под защитою ханских ярлыков, были свободны и от наездов ханских чиновников и вообще от притеснений со стороны татар, то состояние этих людей было, без сомнения, гораздо лучше, нежели всех прочих русских поселян.
Нет основания предполагать, будто все наши монастыри в монгольский период имели жалованные грамоты от князей на недвижимые имущества. Монастырей этих мы можем насчитать более 180, а грамот — едва около 50, и в числе их по две, по три и более, данных одному и тому же монастырю [92]. Правда, грамоты многих других монастырей могли не дойти до нас, но это не дает нам права утверждать, что такие грамоты действительно существовали и были у всех монастырей. Вероятнее, что жалованные грамоты удостаивались получать только монастыри, почему-либо близкие князьям, находившиеся в их стольных городах и преимущественно известные по святости своих основателей и настоятелей, каковы: Троицкий Сергиев, Кириллов Белоезерский и подобные. Неосновательно также было бы думать, будто имения наших тогдашних монастырей были обширны, многолюдны и приносили им большие, даже огромные доходы. В грамотах предоставлялось монастырям перезывать к себе людей, но многие ли действительно к ним переходили и у них селились — неизвестно; предоставлялось владеть угодиями, землями и населенными вотчинами; но велики ли были эти земли, велико ли в них народонаселение — мы почти не знаем [93]. Может быть, всех доходов, какие получали монастыри с своих крестьян и недвижимых имуществ, едва доставало на содержание монашествующей братии, нередко многочисленной, на поддержание монастырских зданий и храмов. И мы знаем из житий некоторых подвижников того времени, что даже в таких монастырях, как Сергия Радонежского и Кирилла Белоезерского братия, по крайней мере при жизни их, иногда нуждались в самом необходимом [94]. Что ж сказать о других обителях? Нет спора, что впоследствии, по свержении ига монгольского вотчины наших монастырей постепенно умножались и увеличивались и некоторые монастыри достигли значительного богатства, но у нас речь собственно о периоде монгольском. Наконец, немало погрешил бы и тот, кто вздумал бы ставить в укор нашим тогдашним иерархам и монастырям, что они хлопотали о вотчинах и о жалованных грамотах на вотчины. Были и тогда лица в духовенстве, которые хорошо понимали, что такие хлопоты не совсем приличны духовному и особенно монашескому званию. Но что же было делать, когда других средств для содержания себя не представлялось? Известен ответ митрополита Киприана игумену Афанасию, вопросившему его об этом предмете. “Владеть инокам селами и людьми, — писал святитель, — не предано святыми отцами. Как можно отрекшемуся однажды от мира и всего мирского снова связывать себя мирскими делами, снова созидать, что разрушил, как говорит апостол, и таким образом быть преступником своих обетов? Древние святые отцы не стяжавали ни сел, ни богатства, как, например, святой Пахомий, святой Феодосии, общежития начальник, святой Герасим и многие другие святые отцы в Палестине, в горе Синайской, в Раифе и в Святой горе, которую и сам я видел. Но уже впоследствии, когда прежний порядок мало-помалу ослабел, монастыри и скиты начали владеть селами и стяжаниями. Это требует большого внимания и осторожности. Ты меня спрашивал, что тебе делать с селом, которое дал князь в монастырь? Вот мой ответ и совет: если ты с своею братиею уповаешь на Бога и доныне Бог вас пропитывает без села, да и впредь пропитает, то для чего связывать себя мирскими попечениями и вместо того, чтобы помнить о Боге и служить Ему единому, вспоминать о селах и мирских делах? Обрати внимание и на то: доколе инок свободен от всех забот мирских, он в мире со всеми мирянами, все его любят, все ему отдают честь. Когда же обяжется попечением о селах и других мирских делах, тогда откроется нужда ходить и к князьям, и к другим начальникам, посещать судебные места, защищать обижаемых, ссориться и невольно унижаться пред всяким, только чтобы не выдать своих в обиду, предпринимать великие труды и оставлять свое правило. А что еще страшнее: когда иноки начнут владеть селами и производить суд над мужчинами и женщинами, часто к ним ходить и за них хлопотать, тогда чем они будут различаться от мирян? Инокам входить в общение с женщинами и творить с ними беседы опасно. Но если бы можно было, хорошо было бы устроить так: пусть будет село близ монастыря, но инокам никогда в нем не бывать, а отдать его в заведование какому-нибудь богобоязненному мирянину, и ему заботиться о всех делах, с тем чтоб он доставлял в монастырь все готовое, жито и другие потребности. Ибо вредно инокам владеть селами и часто ходить в них” [95]. Давать денежное жалованье владыкам и монастырям князья не хотели и, может быть, считали для себя трудным и даже невозможным; а наделять их участками земли и иногда населенными вотчинами находили легким для себя и необременительным. И, видя в вотчинах главнейший, если не единственный, источник для своего содержания, владыки и монастыри неизбежно должны были отстаивать их, приобретать вновь и охранять княжескими грамотами.
Мы не сказали еще о двух грамотах, пожалованных нашему духовенству в юго-западном древнерусском крае, собственно в Галиции, находившейся под владычеством Польши: о грамоте польского короля Ягайлы Перемышльскому епископу Афанасию (1407) и о грамоте сына Ягайлы Владислава III всему греко-русскому православному духовенству (1443). В первой грамоте король утверждает за владыкою все земли, местечки, села и монастыри, какими издавна владела Перемышльская кафедра, и предоставляет ему право суда в своих владениях и неподсудимости их властям гражданским. Но эта грамота, сохранившаяся только в позднейшей копии, представляется нам сомнительною по двум причинам: в начале грамоты король говорит, что дает ее по ходатайству Киприана, митрополита Киевского и Галицкого, а в конце присовокупляет, что грамота дана в Сандомире именно в 1407 г., и в числе свидетелей именует того же митрополита Киприана. Правда, Киприан посетил юго-западный край России в 1404-1405 гг., виделся там с Ягайлою, пользовался его расположенностию и мог исходатайствовать у него грамоту Перемышльскому владыке. Да митрополия-то Галицкая не была подчинена Киприану, и еще в 1397 г. патриарх, как мы знаем, не похвалил его за то, что он позволил себе поставить епископа в одну из галицких епархий. Следовательно, Киприан едва ли мог называться митрополитом Галицким, разве предположить, что патриарх дозволил ему впоследствии, в начале XV в., временно заведовать этою митрополиею. А гораздо важнее то, что Киприан I января 1406 г. возвратился уже в Москву и в сентябре того же года скончался. Следовательно, никак не мог лично находиться в Сандомире при написании Ягайлою грамоты в 1407 г., разве предположить, что король сослался на Киприана как на свидетеля заочно или что тут при написании года в позднейшей копии с грамоты допущена ошибка [96]. Владислав Ягайлович, король польский и венгерский, дал свою грамоту греко-русскому духовенству по случаю Флорентийского Собора и заявляет в ней, что греки и русские соединились с Церковию Римскою во Флоренции, что теперь надобно прекратить все притеснения им, что он предоставляет в своих владениях русским владыкам и духовенству те самые права и вольности, какими пользовалось доселе одно латинское духовенство, и утверждает за владыками все села и владения, которые издавна им принадлежали. Но эта грамота, писанная в 1443 г., по всей вероятности, не была приведена в исполнение, ибо сам Владислав III в следующем году был уже убит в сражении с турками, а последствия показали, что Флорентийская уния не была принята русскими [97].
III
От законов церковных и гражданских, которыми определялись и внутреннее управление нашей Церкви, и внешние права нашего духовенства, обратимся теперь к самой жизни и посмотрим, как в действительности под влиянием разных условий и обстоятельств выражались и обнаруживались это управление и эти права.
Главою Русской Церкви в зависимости от Цареградского патриарха оставался митрополит, который одни дела по управлению решал сам, а другие с Собором своих епископов — по примеру патриарха. Митрополиту принадлежало, во-первых, право избирать и рукополагать епископов в своей митрополии, разумеется, при соучастии других епископов [98]. Каждый новоизбранный должен был пред своим рукоположением произнести торжественно в церкви Исповедание, в котором, кроме собственно исповедания православной веры, давал следующие обеты или принимал на себя следующие обязательства по отношению к митрополиту: а) “Еще же и церковный мир исповедаю соблюдати и ни единым же правом противная мудрствовати во всем животе своем, во всем последуя и повинуяся пресвященному господину моему, митрополиту Киевскому и всея Руси...” б) “Исповедую, яже имать пошлины митрополичьский престол во всем пределе моем соблюдати непреложно...” в) “Обещеваюся, внегда поэвати мя тобе, господину моему... без слова всякаго ехати ми к тебе и, хотя мя князи держат, хотя мя бояре держат, не ослушати ми ся повеления твоего, господина моего...” г) “Обещеваюся не хотети ми приимати иного митрополита, развее кого поставят из Цариграда, как то изначала есми приняли”. Вместе с тем избранный во епископа исповедовал, что для приобретения себе епископии он не давал никому ничего, кроме положенных в священной митрополии исторов, и изрекал обеты — править порученным ему стадом со страхом Божиим и боголюбивым правом, а себя соблюдать чиста, сколько есть силы, и отнюдь не творить ничего святительского в чужой епархии без повеления митрополита [99]. После рукоположения митрополит вручал новому епископу настольную грамоту и в ней сначала свидетельствовал, что по данной ему, митрополиту, благодати он избрал вместе с священным Собором священнейших архиепископов и епископов такого-то священноинока и поставил его во епископа в такую-то епископию, потом предоставлял этому епископу, своему возлюбленному сыну и сослужебнику, принять порученную ему церковь и творить в ней все, что следует епископу: поставлять чтецов, иподиаконов, диаконов, пресвитеров и игуменов и учить людей закону христианскому, а заблудших наставлять на истинный путь; наконец, призывал христолюбивых князей, весь священнический и иноческий чин и всех христоименитых людей той епископии слушать своего нового архипастыря и воздать ему подобающую честь [100].
Вторым правом митрополита по отношению к епископам было право суда над ними. И летописи передают нам несколько случаев такого суда, который митрополит производил иногда сам один, а иногда — с Собором епископов. В 1280 г. митрополит Кирилл, прибыв из Киева в землю Суздальскую, услышал, что Ростовский епископ Игнатий осудил за что-то ростовского князя Глеба Васильковича, уже умершего, и чрез девять недель по смерти князя велел изринуть тело его в полночь из соборной церкви и погребсти в Спасском монастыре. За это митрополит отлучил было епископа от службы и простил его только вследствие ходатайства за него ростовского князя Димитрия Борисовича, сказав Игнатию: “Кайся до своей смерти в том грехе: ты осудил мертвеца прежде суда Божия, а пока он был жив, ты принимал от него дары, пил и ел с ним” [101]. Митрополит Максим свел с епископии владыку Владимирского Иакова (1295), а митрополит Петр снял даже сан с владыки Сарайского Измаила (1312): преступления этих владык нам неизвестны [102]. Митрополит Феогност лишил кафедры Суздальского епископа Даниила за какую-то вину, но потом снова благословил его (1351) архиерействовать в Суздале [103]. Митрополит Киприан по приглашению тверского князя Михаила Александровича ездил (1390) в Тверь вместе с двумя греческими митрополитами, находившимися тогда в Москве, и епископами Стефаном Пермским и Михаилом Смоленским, чтобы произвесть соборный суд над Тверским епископом Евфимием Висленем. Суд происходил в палатах княжеских. На Евфимия восстали все местное духовенство, монашествующее и белое, и бояре, и простые люди жаловались на него “о мятежи и раздоре церковном” и взводили на него разные обвинения и будто бы клеветы. Евфимий не мог оправдаться и лишен был своей кафедры. Митрополит пытался было примирить его с князем, но, увидев, что от этого вражда и смятение в городе только усиливаются, счел лучшим взять Евфимия с собою в Москву и поместил его в своем Чудовом монастыре, где через два года этот епископ и скончался [104]. В 1401 г. Киприан созывал подобный же Собор в Москве, на котором присутствовало девять владык. На том Соборе отписались своих епископий архиепископ Новгородский Иоанн и епископ Луцкий Савва, и митрополит, недовольный на них “за некия вещи святительския”, приказал обоим не выезжать из Москвы, “да не точию сами полезное и спасеное обрящут, но и инем полезное и спасеное будет”. Владыка Новгородский Иоанн, который подвергся опале, как можно догадываться из хода летописного сказания, едва ли не за то, что благословил новгородцев действовать против великого князя московского, просидел в Москве в одном из монастырей три года и четыре месяца и снова был отпущен на свою епархию [105]. В 1405 г., когда Киприан обозревал юго-западные епархии, один из тамошних епископов — Антоний Туровский был оклеветан пред Витовтом, князем литовским, в государственной измене. Витовт обратился с жалобою к митрополиту и препроводил к нему самые грамоты клеветников, которые доносили, будто Антоний посылал в Орду к татарскому царю Шадибеку и призывал его на Киев, и на Волынь, и на другие города. Киприан, может быть узнав, что клевета эта происходила от латинского духовенства, враждовавшего на Антония за его ревность по православию, думал было сначала ограничиться тем, чтобы удержать Антония при себе. Но потом, уступая гневу и угрозам Витовта, решился снять с епископа Туровского святительский сан и послал его на покой в московский Симонов монастырь [106].
Очень нередко пользовались наши митрополиты и своим правом вызывать к себе епископов. И иногда вызывали того или другого поодиночке, как вызывал, например, Киприан в 1397 г. Новгородского владыку Иоанна “о святительских делех”, а гораздо чаще вызывали нескольких владык вместе для соборных дел и совещаний. При митрополите Кирилле, когда он посетил в 1280 г. Переяславль Залесский, мы видим трех владык: Новгородского, Ростовского и Владимирского. Митрополит Максим, возвратившись из Орды, вызвал к себе (1384) в Киев всех русских епископов и чрез шесть лет ходил в Новгород с двумя епископами для рукоположения тамошнего архиепископа Феоктиста. Митрополит Феогност, находясь (1331) в земле Волынской, созывал к себе всех юго-западных епископов, которые, между прочим, участвовали и в рукоположении Новгородского архиепископа Василия. Митрополита Пимена, когда он отправился в 1389 г. в Царьград, провожали до реки Дона пять епископов, а один из них — Михаил Смоленский отправился с митрополитом в самую Грецию. При поставлении митрополитом Фотием Новгородского владыки Симеона (1416) в Москве находилось пять владык [107]. Вообще, самым обыкновенным поводом для созывания нескольких епископов служили митрополитам те случаи, когда открывалась потребность избирать и рукополагать новых епископов.
Имея под своею непосредственною властию всех епископов Русской Церкви, митрополиты наши уже чрез епископов заведовали и управляли и всею Церковию. Впрочем, по временам они действовали и непосредственно в пределах своей митрополии. Это бывало, во-первых, тогда, когда митрополиты посылали свои грамоты, поучения, послания или ко всем вообще православным христианам русским, или ко всему русскому духовенству, или в известные только места, города, монастыри, или к известным лицам [108]; а во-вторых, тогда, когда сами предпринимали путешествия для обозрения разных епархий своей митрополии или отправлялись в какой-либо город для рукоположения местного архиерея или для суда над ним. Летописи не раз замечают, что во время этих путешествий митрополиты наши были встречаемы с особенною торжественностию. Когда в 1390 г. Киприан поехал в Тверь, то для встречи егоза тридцать верст от города тверской князь Михаил Александрович выслал внука своего с боярами, за двадцать верст — своего старшего сына, а за пять встретил святителя сам с прочими детьми и боярами. Пред городскими воротами у Георгиевской церкви митрополит был встречен с крестами всем духовенством. В следующем году того же митрополита торжественно встречали в Новгороде сам архиепископ Иоанн и все духовенство в полном облачении с иконами и крестами при бесчисленном стечении народа на Ильинской улице у Спасской церкви, и митрополит, облачившись здесь в свои ризы, совершил крестный ход чрез Торговую площадь и великий мост к святой Софии, где и совершил Божественную литургию [109]. Но те же летописи замечают, что путешествия митрополита по епархиям были иногда тяжелы и обременительны для духовенства, потому что митрополит обыкновенно путешествовал с большою свитою и содержание его и всей свиты падало тогда на местного владыку и монастыри, хотя и случалось, что им помогали в этом местный князь или городское общество. В то же время митрополиту подносимы были дары, иногда “дары многи”, например в Новгороде — от владыки и монастырей или от одного владыки, в Твери — от самого князя, а псковичи присылали к Киприану, когда он находился (1395) в Новгороде, своих послов “с поминком”, и митрополит принял их с честию и благословил игуменов, и попов, и весь Псков, и окрестные грады [110].
Кроме этих доходов случайных, какие получал митрополит при обозрении подведомых епархий, он имел от своей митрополии еще доходы постоянные. Не знаем, шла ли в казну митрополичью какая-либо определенная дань от самих епархиальных владык: в летописи упоминается только, что владыка Новгородский приезжал (1415) к митрополиту “с дары и с честию” [111]. Но есть основания думать, что для митрополита взимаемы были церковные дани с приходских церквей и духовенства всей митрополии, а не одной митрополичьей епархии. Когда в Константинополе поставили (1354) на Русь разом двух митрополитов — Алексия и Романа, то они прислали оттуда своих послов в Тверь ко владыке, и “бысть священничеству чину тяжесть велия везде”, вероятно, по случаю собирания даней. Митяй, занявший было по смерти святителя Алексия его престол, “по всей митрополии с церквей дань собираше, сборные петровские и рождественские доходы, и уроки, и оброки митрополичи все взимаше”. Припомним также слова, которые произносили новонареченные владыки наши в Исповедании пред рукоположением своим: “Исповедую, яже имать пошлины митрополичьский престол во всем пределе моем, соблюдати непреложно” [112]. В чем состояли собиравшиеся с церквей дани для митрополита — об этом приблизительно можем судить по уставной грамоте великого князя московского Василия Дмитриевича митрополиту Киприану, которая нами прежде рассмотрена. Наконец, в казну митрополита поступали пошлины и с мирян его митрополии, когда они подвергались так называвшемуся месячному суду митрополита.
Первые известия об этом суде встречаются в летописях под 1385 г. К концу предшествовавшего года великий князь московский Димитрий Иоаннович присылал в Новгород своих бояр собирать черный бор (подать с простого народа) по всем новгородским волостям, что в высшей степени раздражило новгородцев. Вскоре за тем прибыл в Новгород Московский митрополит Пимен, собираясь идти в Царьград, и начал требовать себе месячного суда и соединенных с ним пошлин, и новгородцы, враждуя против Москвы, не только не дали Пимену суда, но еще, собравшись все на вече, торжественно целовали крест и подписали клятвенное обещание, чтобы не зваться им никогда в Москву на суд к митрополиту, а судиться у своего архиепископа по Номоканону: речь, очевидно, о тех делах и тяжбах, в которых и миряне подлежат суду Церкви [113]. О таком поступке новгородцев доведено было до сведения Константинопольского патриарха и Собора в то время, когда в Царьграде еще находился Киприан, впрочем уже назначенный на Русскую митрополию (1389), и по его-то просьбе патриарх Антоний написал грамоту, подписанную и прочими членами Собора, в которой убеждал новгородцев отложить данную ими клятву и подчиниться суду митрополита. Грамота пришла в Новгород (1390) вскоре после того, как Киприан прибыл в Москву, но не произвела никакого действия; упорные новгородцы с пренебрежением бросили ее и остались при своем [114]. Тогда Киприан решился сам ехать в Новгород. Новгородцы приняли его (11 февраля 1391 г.) с великою торжественностию, отвели несколько дворов для его свиты, присутствовали при его богослужении, внимательно слушали его поучения, а владыка честил его две недели угощениями и дарами. Но когда митрополит начал просить своего суда, то все единогласно отвечали: “Мы целовали крест и написали между собою крестную грамоту и запечатали, чтобы не зваться на суд к митрополиту”. Сколько ни говорил им Киприан: “Я целование (т.е. клятву) с вас снимаю, печать с вашей грамоты сорву, вас благословляю и прощаю; а вы дайте мне суд, как было при других митрополитах”, — новгородцы остались непреклонны; сам владыка был на их стороне и подтверждал их клятву. Видя такое решительное сопротивление их своей духовной власти и явное пренебрежение к грамоте патриарха и Собора, Киприан прибег к последнему средству: он наложил на весь Новгород отлучение, запретил в нем церковные службы и удалился, не преподав никому своего благословения. Но и эта крайняя мера не подействовала: Новгородский владыка и священники продолжали отправлять все церковные службы и священнодействия, а новгородцы и не думали изменять своего решения. Киприан увидел необходимость обратиться в Царьград и вместе с великим князем московским послал туда послом Димитрия Афинейского. Патриарх с своим Собором, выслушав донесение, написал к новгородцам обширную грамоту (сентября 1393 г.), в которой излагал весь ход дела, объяснял всю их виновность пред ним и митрополитом на основании церковных правил, укорял в особенности архиепископа и священников за то, что они, будучи запрещены, дерзают священнодействовать, и убеждал всех раскаяться в своем проступке и непременно подчиниться митрополиту. Но прежде, нежели грамота эта была отправлена, в Царьград прибыл и новгородский посол, какой-то Кирилл, вместе с другими людьми и принес грамоты к царю, патриарху и Собору. Из грамот не оказалось ничего нового, чего бы прежде не сообщил Димитрий Афинейский. Патриарх, однако ж, три раза открывал заседание Собора, чтобы подробно выслушать новгородского посла с товарищами, и этот посол все повторял одно и то же: “Не хотим судиться у митрополита; не хотим, чтобы он унижал нашего епископа, чтобы митрополит приходил в Великий Новгород и судил в течение одного месяца или чтобы присылал к нам своего человека для суда... Просим благословения вашего, патриарх и архиереи; а если вы нас не благословите, то желаем сделаться латинами...” Такие речи заставили патриарха написать к новгородцам другую грамоту, в которой, признавая наложенное на них отлучение совершенно законным и справедливым, он снова убеждал их принесть покаяние пред митрополитом и возвратить ему его право и под этим только условием соглашался разрешить их и благословить [115]. Между тем как дело новгородцев рассматривалось в Константинополе, великий князь московский Василий Дмитриевич потребовал от них, чтобы они непременно выслали к митрополиту Киприану свою целованную, или клятвенную, грамоту, и, получив отказ, выступил против них (1393) с войском и отнял у них несколько городов и волостей. Новгородцы отвечали опустошением княжеских городов и, наконец не желая видеть большего кровопролития, послали к Василию Дмитриевичу послов с челобитьем о старине, а к митрополиту отослали свою целованную грамоту. Митрополит принял грамоту, простил и благословил их; князь заключил с ними мир, и они дали князю черный бор, а митрополиту прислали 600 рублей за то, что благословил их владыку Иоанна и весь Новгород [116]. В следующем году прибыл из Царьграда Вифлеемский владыка Михаил и привез обе грамоты патриарха к новгородцам. Спустя несколько времени митрополит Киприан отправился (1395) с этим послом в Новгород, и новгородцы, хотя сначала не соглашались было дать суда митрополиту, но наконец согласились. Киприан пробыл у них всю весну до Петрова поста, написал им свое поучение на предложенные ими вопросы о церковных службах, епитимиях, кумовстве и подобное; архиепископ Новгородский оказал митрополиту и патриаршему послу великую честь, и Киприан, отходя в Москву, с любовию благословил сына своего владыку Иоанна и весь Новгород, а чрез несколько месяцев и сам принимал у себя с честию того же владыку [117]. Так окончились споры новгородцев с митрополитом о месячном его суде. В чем же состоял этот суд? В том, сколько можно догадываться по изложенным нами известиям, что митрополит приезжал на один месяц в Новгород и судил всех по делам, подлежащим церковному суду, или присылал для того своего уполномоченного человека и собирал, разумеется с подсудимых, положенные пени. На чьей же стороне была правда в споре об этом суде? Киприан не ссылался ни на какой закон в подтверждение своего права, ибо такого закона и не было; а ссылался только на обычай, на прежние примеры: “Дайте мне, — говорил, — суд, как давали прежним митрополитам”. Новгородцы не отвергали этого обычая и примеров, но очень хорошо понимали, что по законам, по Номоканону, они должны были судиться у своего епархиального архиерея. Следовательно, если нельзя назвать неправым Киприана, то нельзя также утверждать, чтобы вовсе были неправы и новгородцы и чтобы они действовали здесь только по одной вражде против Москвы, по одному нежеланию находиться в зависимости от митрополита, по одному своеволию и упорству. В одном ли только Новгороде или и в других епархиях митрополит наш имел право месячного суда? Известий не сохранилось, но последнее вероятнее. Иначе трудно объяснить, почему наш первосвятитель усвоил себе такое право по отношению только к одной епархии и почему новгородцы в своих спорах с Киприаном не указывали на одно это как на ясное доказательство незаконности его притязаний, которых он сам не распространял на другие епархии.
Будучи верховным пастырем над всею Русскою Церковию, митрополит был вместе и епархиальным архиереем и, кроме того, при своей кафедре имел многие земли и вотчины. Все это возлагало на него новые обязанности и требовало новых трудов, тем более что епархия митрополита была разделена на две половины или, вернее, на две особые епархии, которые находились одна от другой на огромном расстоянии и обе были весьма растянуты. К одной из этих епархий принадлежали Москва, Владимир, Нижний Новгород, Городец, разумеется с селами, к ним тянувшими, и, вероятно, некоторые другие города и села великого княжества Московского. К другой — Киев, Вильно, Новгородок Литовский, Гродно и некоторые другие города и села в Западной России [118]. Равным образом и вотчины митрополита находились как в той, так и в другой епархии. Заведовать первою из них митрополит мог еще сам, живя постоянно в Москве; а во вторую, которую сам посещал лишь изредка, он обыкновенно назначал своего наместника. Наместнику поручались дела всей епархии и всей митрополичьей экономии: он освящал церкви, раздавал им антиминсы, освященные митрополитом, избирал и испытывал ставленников на все церковные степени и, кого признавал способными, посылал с своими свидетельствами к соседним архиереям для поставления; он имел власть над архимандритами, протоиереями, игуменами и всем священным клиром, судил духовенство и самих мирян, когда они подлежали церковному суду, и собирал церковные и судные пошлины; он надзирал за всеми митрополичьими вотчинами и людьми, защищал их от всякой сторонней обиды, творил над ними суд, собирал с них оброки и доходы, которые и доставлял митрополиту [119]. Эти наместники жили обыкновенно в Киеве на митрополичьем дворе у святой Софии. Трое из них известны даже по имени: некто чернец Фома Святогорец Изуфов, про которого ходила молва, будто он поднес отраву (в 1396 г.) князю Скиригайлу, сыну Ольгердову, пригласив его к себе на пир в митрополичий двор [120]; архимандрит Тимофей, которого Киприан митрополит за допущенные беспорядки сменил и отослал в Москву (1404), и архимандрит спасский Феодосии, которого тогда же Киприан назначил на место Тимофея [121]. Вероятно, что иногда митрополит посылал не одного своего наместника для заведования всеми городами своей Западной епархии и своими вотчинами, а нескольких: по крайней мере известно, что когда Витовт вооружился на митрополита Фотия, то повелел (в 1414 г.) переписать все принадлежавшие ему в Литовском княжестве города и села, раздал их своим панам, а “наместников Фотиевых митрополичьих” ограбил и отослал в Москву [122]. Впрочем, и в Московской своей епархии, если не всегда, то по временам, митрополиты наши имели у себя наместников. Таким наместником у Феогноста был святой Алексий более двенадцати лет, пока не сделался Владимирским епископом. Для самого Алексия дан был на время наместник из Царьграда патриархом некто диакон Георгий. О наместнике при митрополите Киприане ясно говорится в уставной грамоте ему московского князя Василия Димитриевича [123]. Конечно, в Москве деятельность митрополичьего наместника была менее самостоятельною, чем в Киеве, и не столько обширною: здесь ему поручались, кажется, преимущественно дела судебные как над духовенством, так и над мирянами и крестьянами митрополита [124]. Кроме наместников, по управлению своими епархиями и вотчинами митрополиты имели еще у себя десятинников, которые заведовали церковными округами под именем десятин и, между прочим, собирали с церквей и духовенства дани и пошлины, и волостелей, которые заведовали митрополичьими селами и волостями, судили в них людей и потому назывались также митрополичьими судьями [125].
В казну митрополита из его епархии шли двойного рода доходы: а) церковные пошлины — с церквей и приходского духовенства, известные под именами “зборного” и “заезда” (собиравшегося по случаю объезда митрополитом епархии), а по времени сбора называвшиеся рождественскими и петровскими, и б) пошлины судебные, собиравшиеся со всех, судившихся судом церковным, как духовных, так и мирян [126]. Но самым главным источником для содержания наших митрополитов служили их вотчины. Когда наши первосвятители переселились из Киева во Владимир и Москву, то они начали пользоваться здесь теми “имениями, слободами и селами”, которые подарил еще Андрей Боголюбский владимирской кафедральной церкви и архиерею и которые неотъемлемо с тех пор оставались за нашими митрополитами, по свидетельству Московского Собора 1503 г. [127] Впоследствии сделаны были новые приобретения. Святитель Петр купил для своей кафедры, или для своего московского Успенского собора, город Алексин с волостями, и с селами, и с водами, и со всеми угодьями, что издавна тянули к тому городу, также с данью, и с оброками, и с судом, и со всеми пошлинами [128]. Святитель Алексий, основав в Москве Чудов монастырь и возобновив монастыри Благовещенский в Нижнем Новгороде и Константиновский во Владимире, которые с того времени начали считаться митрополичьими, наделил все эти монастыри землями, угодиями и селами, а Чудову монастырю завещал еще пред своею смертию двенадцать сел и несколько деревень, частию купленных им на собственные деньги [129]. При Киприане, кроме трех названных монастырей, считался митрополичьим еще монастырь владимирский Борисоглебский и вместе с ними тянул к митрополиту всеми своими селами и доходами. За этим первосвятителем утверждены были все владения, какие издавна, еще до Алексия и при Алексии, принадлежали Московским владыкам, и Киприан обменял только один город Алексин великому князю Василию Дмитриевичу на слободку Святославлю [130]. Митрополит Фотий, прибыв в Москву спустя четыре года по смерти своего предшественника и через два после страшного нашествия Едигеева (1408), нашел митрополичий дом и казну в совершенном запустении, а волости своей кафедры расхищенными от князей, бояр и других людей. Потому решился восстановить и возвратить все потерянное. Это ввело его в столкновения и споры с сильными людьми, причинило ему множество огорчений, но не могло победить его настойчивости в преследовании цели: мало-помалу он обновил все стяжания и доходы своей митрополии, поотыскал все ее вотчины. Кроме того, некоторые села прикупил сам, а большое село Кудрино с тридцатью деревнями и со всеми угодиями получил в дар по завещанию князя Владимира Андреевича. По смерти Фотия пожертвовано еще (около 1433-1440 гг.) митрополитской кафедре в Москве — Успенскому собору село Оксиньинское с деревнями и землями [131]. За Киевскою кафедрою наших митрополитов, или за Киево-Софийским собором, числились также многие земли и села, которые издавна были пожертвованы разными князьями и боярами и находились не только в киевском, но и в волынском, новгородско-литовском и других округах [132]. Случалось, что некоторые из этих сел во время смутных обстоятельств отпадали от митрополии, но потом были возвращаемы. Митрополит Киприан, когда был еще только Литовским, писал (в 1378 г.) преподобному Сергию Радонежскому: “Места церковная, запустошена давными леты, оправил есмь приложити к митрополии всея Руси. Новый Городок Литовскый давно отпал, и яз его оправил и десятину доспел к митрополии же и села” [133]. При Фотии к прежним владениям митрополии в Литве присоединились новые пожертвования [134]. Если теперь мы совокупим все, что шло нашим митрополитам из их митрополии, из их обширной епархии, с их многочисленных вотчин, то невольно придем к мысли, что доходы митрополичьи были, по всей вероятности, весьма велики. Неудивительно, если митрополит Русский жил подобно какому-нибудь князю: имел у себя бояр, стольников и отроков, которые служили ему, и если дом митрополичий назывался дворцом, как и дом княжеский [135].
Глава Русской Церкви и вместе епархиальный архиерей, митрополит наш нередко являлся и деятелем государственным: принимал участие в делах гражданских и общественных, насколько это соответствовало его сану. Иногда митрополит действовал только своим благословением, посредничеством, свидетельством. Великие князья московские Димитрий Иоаннович, Василий Дмитриевич и Василий Васильевич заключали договоры с другими князьями очень нередко по благословению отца своего — митрополита; пред ним давали присягу, его печатью или подписью скрепляли свои грамоты и в случаях разногласий при осуществлении договоров к нему же полагали обращаться как к посреднику и судии: так было при митрополитах Алексии, Пимене, Киприане и Фотии. Равным образом и духовные свои грамоты закрепляли свидетельством митрополита [136]. Иногда митрополит участвовал в гражданских делах своими советами: такого рода участие всего более заметно было при святителе Алексии, которого еще великий князь Симеон Иоаннович заповедал своим братьям “слушать” и который действительно в продолжение всего малолетства великого князя Димитрия Иоанновича заправлял думою боярскою, а потом сделался его главным советником и сподвижником [137]. Еще чаще митрополиты старались содействовать общественному благу своими пастырскими убеждениями и наставлениями как миротворцы. В 1270 г., когда новгородцы изгнали от себя великого князя Ярослава Ярославича и против его войска выступили с своим войском, митрополит Кирилл прислал к ним грамоту, в которой писал: “Мне поручил Бог архиепископию в Русской земле, а вам должно слушать Бога и меня. Не проливайте крови; Ярослав оставляет всякую злобу — за это я ручаюсь. Если же вы целовали крест против него, я принимаю на себя епитимию за нарушение вами клятвы и отвечаю за то пред Богом”. Новгородцы послушали митрополита и примирились с князем [138]. В 1310 г., в то время как святитель Петр прибыл в Брянск, к городу этому подступал с татарской ратию брянский князь Василий, изгнанный пред тем дядею своим Святославом. Желая предотвратить кровопролитие, архипастырь убеждал Святослава или поделиться княжением с племянником, или бежать из города. Святослав не принял убеждения, выступил против татар и вскоре, покинутый брянцами, был убит. Варвары ворвались в город, и сам святитель едва спасся от них, затворившись в церкви [139]. По смерти великого князя Василия Димитриевича (27 февраля 1425 г.) митрополит Фотий в ту же ночь послал боярина своего к брату покойного — звенигородскому князю Юрию, приглашая его в Москву за тем, чтобы он признал великим князем своего десятилетнего племянника Василия Васильевича. Юрий не согласился и, удалившись в Галич, начал собирать полки, против которых вскоре выступили полки московские. Принужденный бежать Юрий просил только перемирия на год. Тогда Фотий, по общему совещанию, решился сам ехать в Галич и, будучи встречен здесь торжественно князем, начал убеждать его прекратить кровопролитие и навсегда примириться с своим племянником. Упорство Юрия до того огорчило святителя, что он, не благословив ни его, ни города, быстро удалился, и вслед за тем в городе открылся мор, свирепствовавший уже тогда в разных городах русских. Юрий, приняв это за вразумление свыше, поспешно сел на коня, погнался за Фотием и едва умолил святителя возвратиться в Галич и преподать ему благословение, а сам обещался непременно помириться с князем московским и не искать великого княжения, пока хан не объявит, кому должно принадлежать оно [140]. Случалось, что наши митрополиты в видах государственной пользы употребляли и свою духовную власть там, где оказывалось недостаточным одно слово убеждения. В 1328 г. хан Узбек повелел русским князьям выслать в Орду тверского князя Александра Михайловича. Александр удалился в Псков, и псковичи ни за что не соглашались выдать его, не послушав ни послов великого князя и новгородских, ни самого Новгородского владыки Моисея. Великий князь Иоанн Данилович подступил к Пскову с многочисленным войском, но, не желая кровопролития, упросил митрополита Феогноста подействовать на непокорных церковною казнию. Феогност “посла проклятие и отлучение” на князя Александра и на псковичей. И цель была достигнута: Александр удалился в Литву, а псковичи прислали с челобитьем к великому князю и смирились [141]. Припомним еще, как святитель Алексий, подкрепляя своею властию требования великого князя Димитрия Иоанновича, затворил в Нижнем Новгороде церкви чрез преподобного Сергия, чтобы примирить тамошних князей и предотвратить кровопролитие, и как тот же святитель наложил отлучение на смоленского князя Святослава и на других русских князей за то, что они, вопреки данной клятве, изменили Димитрию Иоанновичу и воевали против него вместе с Ольгердом. Наконец, известен случай, хотя единственный, когда митрополит Русский, тот же Алексий, уступая мольбам великого князя московского Иоанна Иоанновича, отправлялся в Орду ходатайствовать пред ханом за все свое отечество и когда по этому ходатайству кровожадный Бердибек отменил (1357) и новую тяжкую дань, которую потребовал было от князей русских, и войну, которою угрожал им [142]. Перебирая все изложенные нами факты, не можем не приметить, что действия наших митрополитов для блага общественного преимущественно были направлены к пользе того княжества, в котором жили они сами. Исполнилось предсказание святителя Петра, переселившегося в Москву, что она возвысится над всеми городами русскими. Много было причин, благоприятствовавших этому возвышению, но одною из важнейших по справедливости надобно признать пребывание в ней Русских первосвятителей и усердное содействие их князьям московским.
Великие князья московские, без сомнения, понимали, что значили для них митрополиты, и тем более старались оказывать им высокое уважение, подобающее их сану. Князь не иначе называл митрополита, как своим отцом, даже в официальных бумагах, а митрополит князя — сыном [143]. Разумеется, степень этого уважения не могла не обусловливаться и личными достоинствами митрополитов: при святителях Петре, Феогносте и особенно Алексии она была гораздо выше, нежели при Пимене, Киприане и даже Фотий. И известные поступки Димитрия Донского с Пименом и Киприаном всего более, по нашему мнению, зависели от их собственных не менее известных действий, которые неизбежно должны были унизить их в глазах и князей, и народа русского. Впрочем, почему бы ни поступил так Димитрий Иоаннович, надобно сознаться, что он позволил себе более, нежели сколько предоставляли себе прежние князья наши: без всякого суда, соборного и патриаршего, даже вопреки воле патриарха Димитрий не только не принял митрополита Пимена, но и лишил его всех принадлежностей митрополичьего сана; без всякого суда, по одной собственной воле изгнал в Киев митрополита Киприана, не упоминаем о всем прочем. Это не то, что одно участие наших князей в избрании митрополитов, которое случалось и прежде и повторялось в настоящий период, и не то, что одно влияние, хотя, быть может, очень сильное влияние на избрание епископов [144]. Здесь великий князь России в первый раз усвоил себе полную, безусловную власть над самим главою Русской Церкви, а чрез него и над всею Русскою Церковию.
В ряду епархиальных архиереев, подчиненных Русскому митрополиту, первое место занимал владыка Новгородский: его архиепископия считалась древнейшею из наших архиепископий. Кроме того, этот владыка отличался от всех прочих некоторыми особенностями как в иерархическом, так и в политическом отношении, происходившими от местных условий того княжества и общества, где он жил и действовал. Избрание Новгородского архипастыря зависело не от митрополита с Собором епископов, а исключительно от самих новгородцев, от их веча. Это право, которое усвоил себе Великий Новгород, согласно с общим строем его жизни, еще прежде (с 1156 г.), выражалось в настоящий период трояким образом. Однажды новгородцы избрали себе нового владыку по указанию и благословению прежнего. В 1271 г., незадолго пред кончиною архиепископа Далмата, повествует летопись, ему “били челом посадник Павша с мужами старейшими: “Кого, отче, благословишь на свое место пастуха нам и учителя?” Далмат назвал двух игуменов — георгиевского Иоанна и своего духовника Климента и сказал: “Кого себе излюбите, того вам благословлю”. И пошол посадник на двор Иоаннов, созвал новгородцев, передал им слово Далматово. И възлюбили все Богом возлюбленнаго Климента, и благословил его Далмат своею рукою” [145]. Следовавших за тем четырех своих архиепископов новгородцы избирали по общему совещанию, но, кажется, без жребия: по крайней мере, в летописи не упоминается ни о жребии, ни о предварительном избрании трех кандидатов для этой цели. А говорится только: “По преставлении Климента (1299) новгородцы, много гадавши с посадником Андреем, взлюбили все Богом назнаменаннаго мужа, добраго и смиреннаго, Феоктиста игумена”. Потом, когда Феоктист пошел на покой (1308), “новгородцы все с игуменами и со всем иерейским чином възлюбили Богом избраннаго и св. Софиею отца его духовнаго Давида, а Феоктист благословил его на свое место”. По смерти Давида (1324) “сдумавши новгородцы, и игумены, и иереи, и чернецы, и весь Новгород, възлюбили все Богом назнаменаннаго Моисея, прежде бывшаго архимандритом у св. Георгия”. Когда Моисей принял схиму (1330) и удалился в монастырь, “много гадавши, новгородцы оставались без владыки восемь месяцев и взлюбили весь Новгород, и игумены, и священники Богом назнаменаннаго Григория Калеку, мужа добраго и смиреннаго, бывшаго священником у св. Косьмы и Дамиана” [146]. С 1359 г., когда Моисей, вторично управлявший епархиею, вторично удалился на покой, в Новгороде началось или, вернее, возобновилось избрание владык по жребию, бывшее иногда и до монголов. Летопись излагает ход дела так: “И много гадали посадник, и тысяцкий, и весь Новгород, игумены и священники, и не изволили себе сотворить избрания от человеков, но изволили себе принять извещение от Бога, уповая, что кого Бог захочет и св. София, того назнаменает. И избрали трех мужей: чернеца Алексия, ключаря св. Софии, Савву, игумена Антониева монастыря, и Иоанна, попа св. Варвары. И положили три жребия на престоле в св. Софии, утвердив себе слово, что кого Бог захочет иметь своим служителем, того жребий да оставит на своем престоле. И избрал Бог и св. София чернеца Алексия, его жребий оставил Бог на престол св. Софии”. Этим самым порядком совершалось избрание и всех преемников Алексеевых: Иоанна, Симеона (Сампсона), Феодосия, Евфимия I (Емелиана) и Евфимия II. Всегда избирались три кандидата; жребии их полагались на престоле в святой Софии; два жребия по окончании литургии вынимались один после другого протопопом и объявлялись всему народу; наконец, жребий, оставшийся на престоле, указывал на избранника Божия. Лишь последнею чертою возобновившиеся в Новгороде выборы владык и отличались от прежде бывших, ибо тогда вынимался и объявлялся народу только один из трех жребиев, и он-то, собственно, указывал избранника [147]. При выборе себе архипастыря новгородцы держались неизменно одного правила: чтобы он был из местного духовенства, черного ли или белого, а затем обращали внимание только на достоинства избираемого, нимало не стесняясь его саном. Из монашествующих они избирали и архимандритов (Моисея), и игуменов (Климента, Феоктиста, Иоанна, Феодосия), и иеромонахов (Давида, Евфимия I и Евфимия II), и простых чернецов (Арсения, Сампсона), а из белого духовенства — только священников, которые в случае избрания постригались в монашество, как и поступил Григорий Калека, принявший вместе с пострижением имя Василия [148]. Новоизбранного тотчас возводили с честию на владычные “сени”, т.е. вводили в дом владыки и предоставляли ему заведовать делами епархии, а сами давали знать митрополиту о своем выборе. Митрополит присылал своих послов в Новгород звать новоизбранного на ставление, и по их зову он отправлялся к митрополиту, сопутствуемый знатнейшими боярами, иногда самим посадником и тысяцким [149]. А как случалось, что митрополит находился где-нибудь далеко, обозревая свою митрополию, например на Волыни, или путешествовал в Грецию, или и вовсе не было в России митрополита по смерти прежнего, то поэтому, иногда же и по другим причинам, новоизбранный владыка Новгородский управлял епархиею до рукоположения своего несколько месяцев или даже лет, именно: Иоанн — восемь месяцев, Феоктист и Моисей — по году, Климент — около двух лет, Евфимий II — более пяти лет. А один из таких новоизбранных владык — Феодосий, игумен Клопского монастыря, хотя управлял Церковию два года, вовсе и не удостоился рукоположения. Новгородцы сослали его в тот же монастырь, говоря: “Не хотим шестника (т.е. пришлеца, неприродного новгородца) владыкою” [150]. Если избранный владыка был простой чернец, то он сначала был рукополагаем, разумеется, во диакона, потом во священника и наконец во архиепископа. Достойно замечания, что двое из избранных — чернец Сампсон и священноинок Емелиан при рукоположении в сан архиепископа получили от митрополита новые имена: первый — Симеона, а второй — Евфимия [151].
И Новгородский владыка, подобно всем прочим, давал пред рукоположением своим обет соблюдать мир церковный и повиноваться во всем митрополиту. Но иногда политические, неприязненные отношения Новгорода к Москве, которым не мог вполне не сочувствовать владыка как гражданин и духовный глава Новгорода, а иногда и личные отношения самого владыки к митрополиту были причиною того, что Новгородские архиепископы оказывали непокорность своему первосвятителю, жаловались на него, даже противодействовали ему. В первый раз это обнаружилось в 1353 г. при архиепископе Моисее и, кажется, по одним личным побуждениям. Известно, что предшественнику Моисея Василию митрополит Феогност дал (1346) право носить крещатые ризы — важное преимущество, по понятиям того времени, а Моисею не давал, дал потом это же право и Владимирскому епископу Алексию, только что рукоположенному (декабрь 1352 г.). И вот чрез несколько месяцев Моисей послал в Царьград просить “исправления о непотребных вещех, происходящих с насилием от митрополита”, выставлял пред патриархом, что Феогност дал крещатые ризы даже новопоставленному епископу Владимирскому, и умолял пожаловать и ему, архиепископу, такие же ризы. Патриарх отвечал Моисею, что, согласно с его собственным желанием и молением, жалует и ему крещатую ризу, но с тем, чтобы он повиновался во всем своему митрополиту по священным канонам и отнюдь не дерзал и не искал предлогов противиться ему, угрожая в противном случае утвердить все, что сделает над ним митрополит [152]. То же повторилось при преемнике Моисея — владыке Алексии, и уже не по одним личным, а и по политическим побуждениям. Митрополит известил патриарха, что этот владыка самовольно присвояет себе право носить крещатую фелонь, данное его предшественнику, и не только не оказывает должной чести и послушания ему, митрополиту, и великому князю, но и противится им, противоречит. Патриарх написал (1370) к архиепископу, чтобы он снял с своей фелони кресты без всяких отговорок и воздавал надлежащее почтение и покорность как митрополиту, так и великому князю и прибавил: “Если же ты не исполнишь моего приказания, то я велю митрополиту удалить тебя и снять с тебя архиерейство” [153]. Наконец, всего более обнаружилось противление Новгородского владыки, как и всего Новгорода, митрополиту в известном споре о месячном митрополичьем суде (1385-1395), когда действовали исключительно политические причины. Других случаев такого противления, кроме трех указанных, мы не знаем, а выводить из этих трех мысль, будто Новгородские архиепископы искали себе независимости церковной и домогались отделения своей епархии от митрополии, значит, по нашему мнению, преувеличивать дело. Большею частию, особенно когда Новгород находился в добрых отношениях к великому князю московскому, Новгородские владыки сохраняли надлежащее повиновение к митрополиту, с честию принимали его у себя, без прекословия отправлялись к нему сами по его требованию и подчинялись его суду и положенному от него наказанию [154].
В управлении своею обширною епархиею, которая обнимала не только Новгород, но и его пригороды и все его волости. Новгородский владыка следовал тем же самим канонам и уставам, каким следовали и прочие наши епископы. Он учил, ставил на все церковные степени, освящал антиминсы и церкви, правил духовенством и монастырями, судил мирян по делам, подлежащим церковному суду, пользовался церковными и судебными пошлинами и иногда обозревал лично свою духовную паству, например в 1364 г. мы видим владыку Алексия в Торжке, где он освящал церковь; в 1419 г. владыка Симеон объезжал Корельскую землю после того, как норвежцы произвели в ней опустошение и разорили несколько церквей и монастырей; в 1442 г. владыка Евфимий освящал церковь в Руссе, в Спасском монастыре, а в 1446 г. тот же владыка ездил за Волок “благословити новгородскую вотчину, и свою архиепископию, и своих детей” [155]. Один Псков, пригород Новгорода, находившийся также под властию Новгородского архиепископа, резко выделялся в его епархиальном управлении. Там владыка держал обыкновенно своего наместника, который заведовал духовенством чрез поповских старост, производил суд над духовными и мирянами по делам церковным, собирал церковные и судные пошлины, равно как оброки с земель и вод владычных. А сам владыка приезжал во Псков только в положенные сроки, как можно догадываться чрез три года, и в это время проживал месяц на содержании города, творил в нем месячный суд, брал “подъезд” с духовенства, а с мирян судные пени и возвращался в Новгород [156]. Еще более Псков отличался тем, что нередко оказывал сопротивление своему архипастырю. Причины этого сопротивления были различные. Первая условливалась политическими обстоятельствами. Случалось, что Псков приходил во враждебное столкновение с Новгородом — оно неизбежно отражалось и на отношениях Пскова ко владыке. И вот, например, в 1307 г. “бысть псковичем немирье со владыкою Феоктистом и с новгородцы”. Случалось, что Псков добивался независимости от Новгорода и приобретал себе самостоятельного князя, — естественно, рождалась мысль и о независимости церковной. И однажды, именно в 1331 г., когда псковитяне приняли к себе князем Александра Михайловича тверского, они совсем было решились осуществить эту мысль, избрали и послали к митрополиту Феогносту инока своего Арсения, ходатайствуя о рукоположении его в сан Псковского епископа, хотя митрополит и не уважил их просьбы [157]. Другая причина сопротивления псковитян Новгородскому владыке заключалась иногда в самом владыке: каждый раз, когда он приходил к ним в положенные сроки, “в свой приезд, в свою чреду”, они принимали его с честию, судились у него, вносили ему пошлины; но, когда он приходил не в свою чреду и требовал месячного суда или присылал вместо себя протоиерея, они противились и отказывали в повиновении. Так, был у них владыка Василий в 1330 и потом в 1333 г., и в оба раза его принимали с честию, а приехал он к ним в 1337 г., следовательно только чрез год после своей чреды, и псковичи суда не дали владыке, и он, отъезжая от них, проклял их [158]. Равным образом приезжал в Псков владыка Иоанн в 1399 г. в свою чреду, и псковичи дали ему честь великую и “суд ему даша месяц судити по старине”; то же повторилось и с владыкою Симеоном в 1418 г. А прислал владыка Иоанн в 1411 г. своего протопопа Тимофея “на попех подъезда просить”, и псковичи не велели давать и сказали: “Пусть владыка сам приедет к нам, и подъезд его будет чист, как пошло исперва по старине” [159]. Третьего причиною несогласий между псковичами и владыкою были его наместники или, вернее, опять сам владыка. До 1348 г. владыки назначали наместниками своими в Псков новгородцев, как посылались туда и посадники из Новгорода. В этом году новгородцы, нуждаясь в помощи псковитян против шведского короля Магнуса, заключили с ними договор, по которому признали Псков младшим братом Новгорода и узаконили, чтобы посадникам новгородским в Пскове не сидеть, а от владыки быть в Пскове наместником псковитянину [160]. Несмотря на это, владыка Евфимий в 1435 г., кроме того что приехал в Псков не в свою чреду и стал требовать себе месячного суда, назначил еще псковичам нового своего наместника — новгородца. Они, естественно, отказали в суде и заговорили о стеснении своих прав. Владыка прогневался и чрез неделю уехал. Псковичи уступили: догнали его, упросили воротиться и дали ему суд. Но когда новый наместник принялся судить не по старине и не по псковской пошлине, начал сажать диаконов под стражу, то псковитяне вступили в бой с софиянами, т.е. со свитою владыки, и владыка чрез три дня с гневом уехал из Пскова, не приняв даже обычного поминка от жителей, а причинив только “много протора попом и игуменом”, какого не бывало никогда от самых первых владык [161]. Таким образом, оказывается, что псковитяне едва ли не всегда были правы, когда обнаруживали непокорность своему архипастырю. В другие времена они не только не противились ему и принимали его с честию, а сами посылали просить его к себе, жаждали получить от него благословение, видеть его священнодействие, как, например, в 1352 и 1361 г. при появлении между ними моровой язвы [162]. Скорее, надобно пожалеть о том, что владыки Новгородские более, кажется, заботились о своем месячном суде во Пскове и о своих пошлинах, нежели о духовных потребностях паствы, о том пожалеть, что псковичам не был дан, несмотря на их собственное желание, особый епископ, который бы усерднее потрудился для их духовного блага. По крайней мере, известно, что к концу XIV и в первой четверти XV в. церковное состояние Пскова было самое неутешительное. Искавшие себе священства отправлялись за рукоположением не в Новгород, как следовало бы, а или на Русь, или в Литву. Псковские священники не знали церковного устава, не имели исправных богослужебных книг, иногда крестили чрез обливание, употребляли латинское миро, а вдовые иереи женились в другой раз и продолжали священнодействовать. Миряне вмешивались в дела монастырские и церковные, сами судили и наказывали духовных. И в то же время во Пскове свили себе гнездо стригольники. Дошло до того, что псковитяне с своими недоумениями и духовными нуждами обращались не к своему Новгородскому владыке, а прямо к митрополиту. И митрополиты Киприан и Фотий, не полагаясь ли более на Новгородских владык или принимая во внимание политические несогласия между Новгородом и Псковом, нередко возникавшие, сами старались разрешать эти недоумения, удовлетворять этим нуждам псковского духовенства, хотя всего лучше было бы дать псковитянам особого благонадежного архипастыря. Митрополит Исидор, переходя в 1438 г. чрез Псков на пути в Италию, поступил еще решительнее: он прямо отнял здесь и суд, и печать, и воды, и земли, и оброки владыки Новгородского у его наместника и передал все это своему наместнику архимандриту Геласию, т.е. присоединил Псков непосредственно к своей митрополичьей епархии. По возвращении из Флоренции Исидор, хотя взял Геласия к себе, но прислал псковичам другого своего же наместника, архимандрита Григория. Уже после бегства митрополита Исидора из России прежнее отношение Пскова к Новгородскому владыке восстановилось [163].
Политическое значение владыки в Новгороде было такое, какого не имел сам митрополит в Москве, не имели и все прочие русские иерархи. Владыка считался в Новгороде первым лицом, как бы главою его и отцом, без согласия и благословения которого новгородцы не предпринимали ничего важного в своих гражданских делах. 1) По благословению владыки они начинали войну. “Не можем, господине отче, — говорили они в 1398 г. владыке Иоанну, — терпеть насилия от великого князя Василия Дмитриевича, что отнял у нас нашу отчину и дедину... Благослови нас, отче владыко, поискать св. Софии пригородов и волостей, и мы или отыщем их, или положим свои головы за св. Софию и за своего господина, за Великий Новгород. И владыка Иоанн благословил своих детей и воевод новгородских, и всех воев” [164]. 2) Ко владыке обращались новгородцы, когда хотели заключить мир, и посылали владыку как своего главного представителя с другими мужами для переговоров о мире. В 1380 г. “били челом весь Новгород господину своему архиепископу владыке Алексею”, чтобы он пошел к великому князю Димитрию Иоанновичу для заключения мира, и владыка принял челобитье своих детей и всего Новгорода, ходил в Москву с множеством бояр и имел успех. Точно так же в 1397 г. “и посадник, и тысяцкий, и бояре, и весь великий Новгород били челом господину своему владыке Иоанну”, отправлявшемуся в Москву, походатайствовать за них и их нарушенные права пред великим князем Василием Дмитриевичем, и Иоанн ходатайствовал вместе с другими послами, хотя и не мог склонить князя к миру. С подобными поручениями отправляем был владыка новгородцами и прежде несколько раз [165]. И все договорные грамоты Новгорода с великими князьями тверскими и московскими начинались обыкновенно словами: “Благословение от владыки, поклон от посадника и тысяцкого” и проч. Равно и князья с своей стороны заключали договоры “со владыкою, и с посадником, и с всем Новым городом” и начинали иногда свои грамоты “поклоном к отцу ко владыке” [166]. А псковитяне присылали посольство свое прямо ко владыке и били ему челом, чтобы он благословил Великий Новгород примириться с ними, и владыка благословлял детей своих новгородцев принять “братию свою молодшуто” псковичей по старине [167]. Участие владыки требовалось даже в договорах Новгорода с чужеземцами: в 1339 г. вместе с новгородскими послами отправляем был посол и от владыки за море к шведскому королю, чтобы закончить мир по старым грамотам; а в 1428 г. ездил владыка Евфимий к Порхову с послами новгородскими и заключил мир с великим князем литовским Витовтом [168]. 3) По благословению владыки новгородцы начинали и совершали и свои внутренние дела, каковы: строение городов, раздача льгот, жалованных грамот и под. В 1387 г. “благословил владыка Алексей весь Новгород ставить город Порхов каменный”, и исполнили новгородцы волю владыки. В 1448 г. дал Великий Новгород на вече по благословению владыки Евфимия жалованную грамоту Троицкому Сергиеву монастырю, которою освобождал монастырских людей, отправлявшихся с товарами на Двину и Вологду, от торговых пошлин [169]. 4) Во дни народных волнений и мятежей владыки старались убеждать возмутившиеся толпы, успокаивать страсти и являлись миротворцами. В 1342 г., когда весь Новгород разделился было на две стороны и обе стороны готовились взяться за оружие, владыка Василий с посадником примирили враждовавших и предотвратили кровопролитие. В 1359 г., когда на самом вече произошел бой между согражданами и потом одних убили, а других ограбили и смятение продолжалось три дня, владыка Моисей, удалившийся уже на покой, и новоизбранный на владычество Алексий — оба обратились к враждовавшим партиям с своими убеждениями и склонили их к миру. В 1418 г., когда возмутившаяся чернь ограбила целые улицы и начала звонить во все колокола, когда потрясся весь город, сторона Софийская восстала на Торговую и толпы с обеих сторон бежали с оружием на большой Волховский мост, причем многие были задавлены и убиты, когда страх напал на всех; владыка Симеон в полном облачении, сопутствуемый Собором духовенства, вышел на тот же мост, стал на средине и начал благословлять обе стороны святым крестом; при виде этого многие прослезились, а другие спешили повергнуться пред владыкою, и все, по благословению его, разошлись в свои домы [170].
К кафедре Новгородского архиепископа издавна тянули “погосты, и села, и земли, и воды со всеми пошлинами”. Из числа этих владений случайно упоминаются в летописях волость Вель, находившаяся в Заволочье, на которую в 1398 г. сделал нападение боярин великого князя московского Василия Дмитриевича, и городок Молтовици, подвергавшийся пожару в 1401 г. [171] Кроме разного рода доходов с вотчин, в казну владыки поступали пошлины с церквей и духовенства и пошлины судные с духовенства и мирян, и как те, так и другие, при обширности епархии, были, без сомнения, очень немалы. Владыка жил в богатых палатах, имел своих бояр, столников и многочисленную прислугу, а для управления вотчинами — своих волостелей, для заведования казною — своего казначея [172]. К чести Новгородских владык надобно сказать, что свои экономические средства они употребляли не на себя только, а преимущественно на построение и украшение храмов Божиих и святых обителей: почти каждый из них, как мы видели, соорудил одну, две или три церкви и монастыря, а, например, владыка Моисей устроил пять монастырей, владыка Евфимий II — шесть церквей. Вместе с тем не щадили владыки своих денег и для дел общественных. Владыка Василий в продолжение двух лет (1331-1333) поставил “город камен”, т.е. каменную ограду вокруг кремля, или детинца, начиная от церкви святого Владимира, находившейся на одних из ворот кремлевских, до церкви святого Бориса, а в следующем году и покрыл всю эту ограду. Тот же владыка в 1338 г. построил новый мост через Волхов своими людьми [173]. Владыка Иоанн в 1400 г. продолжил каменную ограду вокруг детинца, начиная от церкви святых Бориса и Глеба, а в Пскове дал свое сребро для сооружения костра (каменной башни) над Исковою в детинце псковском [174]. Владыка Евфимий в 1428 г. для выкупа пленных у князя Витовта приложил свою тысячу рублей к тем пяти тысячам, которые поднесли ему новгородские бояре [175]. В случаях крайней нужды новгородцы и сами пользовались, конечно не без согласия владыки, софийскою казною, как будто общественною: по крайней мере, был такой случай в 1391 г., когда после страшного пожара новгородцы взяли пять тысяч сребра у святой Софии с полатей “скопления владычня Алексиева”, разделили на пять концов, по тысяче на каждый, и воздвигли каменные костры у всякой улицы [176].
О других наших епархиальных архиереях того времени сохранилось гораздо менее сведений. Для управления своими епархиями, которое совершалось, без сомнения, по общим законам отечественной Церкви, они имели у себя наместников и десятинников, о тех и других упоминается еще в “правиле” Владимирского Собора [177]. Наместников, может быть, имели у себя и не все архиереи и не всегда, а только некоторые и в случаях нужды, по обширности ли епархии или по своей болезни. Так, когда епископ Ростовский Кирилл сделался крайне дряхл и слаб, в помощь ему, с его согласия и по благословению митрополита Кирилла, “изведоша архимандрита св. Богоявленья Игнатья, и бысть причетник церкви св. Богородицы в Ростове”, а в следующем (1262) году, по смерти Кирилла, занял самую его кафедру [178]. Десятинники заведовали судебною частию в своих десятинах, или церковных округах, и собиранием судебных пошлин, и иногда, если не всегда, были люди светского звания [179]. По гражданским делам значение наших иерархов было очень немаловажное. Епископы благословляли князей на княжение; по благословению своих епископов князья давали жалованные грамоты; епископов приглашали они в качестве свидетелей при написании своих духовных завещаний [180]; епископов отправляли князья друг к другу для переговоров о наследстве, о разделе земель и вообще для взаимных объяснений [181]; епископов же посылали иногда для заключения мира после военных действий [182]. А в другое время епископы и сами примиряли князей и предотвращали между ними кровопролитие [183]. Весьма замечательно в этом отношении послание от лица пяти наших архипастырей с несколькими архимандритами и игуменами, писанное в 1447 г. к углицкому князю Димитрию Шемяке после того, как он, дав клятву признавать Василия Васильевича великим князем московским, начал снова домогаться великокняжеского престола. В послании святители напоминали Димитрию, как напрасны были все усилия его отца и брата овладеть великим княжением, представляли потом целый ряд его собственных действий против великого князя и отечества и с особенною подробностию обличали его последнее вероломное нарушение клятвы, а в заключение убеждали Шемяку исполнить свято все условия заключенного договора и, между прочим, говорили: “И о том тебе, господину нашему, напоминаем и бьем челом, пожалуй, пощади свою душу и свое христианство, соблюди свое крестное целование и пред своим братом старейшим исправься во всем чисто... Молим тебя, смирись сокрушенным сердцем, и Божия благодать и милость, а нашего смирения молитва и благословение будут с тобою. Если же захочешь остаться в твоем жестокосердии, то сам на себя наложишь тяжесть церковного проклятия и чужд сделаешься от Бога, и от Церкви Божией, и от православной христианской веры, и не будет на тебе милости Божией и Пречистой его Матери и силы того истинного и животворящего креста, который ты целовал в знак верности своему брату старейшему, великому князю Василию Васильевичу; также не будет на тебе нашего святительского и священнического благословения и молитвы, ни на тех, кто станет вместе с тобою замышлять зло на великого князя и его детей. И если при таком твоем упорстве прольется христианская кровь, то вся эта кровь будет на тебе” [184]. Голос архипастырей подействовал на Шемяку: он просил великого князя Василия Васильевича принять его в дружбу и любовь [185], хотя вскоре за тем снова нарушил мир. При всем уважении, каким пользовались наши иерархи среди своей паствы, были, однако ж, примеры и неприязненного отношения к ним князей и народа. В 1295 г., когда Ростовский епископ Тарасий отправился в Устюг, вслед за ним поехал и князь ростовский Константин, “и ят владыку, и люди около его избиша” неизвестно за что [186]. Незадолго пред тем временем народ муромский, подозревая своего архипастыря Василия († 1295) в нечистой жизни, вздумал сам, без всякого законного расследования, изгнать его или умертвить. Напрасны были все убеждения святителя в своей невинности: на другой день он должен был удалиться из города, и хотя совершившееся при этом чудо засвидетельствовало о его непорочности и пробудило в муромцах чувство раскаяния, но владыка уже не захотел возвратиться к ним, а перенес свою кафедру в Рязань [187]. Точно так же жители Ростова изгнали епископа своего Иакова по одному подозрению его в нечистой жизни и без всякого суда со стороны митрополита. Иаков построил себе хижину в двух верстах от города на берегу озера Неро и хотя простил ростовцев, но уже не согласился, несмотря на все их просьбы, снова занять свою кафедру и скончался (1292) в основанной им обители, в которой доныне почивают его святые мощи [188]. Для содержания наших епархиальных архиереев точно так же, как и самого митрополита, служили прежде всего церковные и судные пошлины, собиравшиеся для каждого из них в его епархии [189]. Кроме того, по господствовавшему обычаю времени, епископы владели землями, селами и вообще вотчинами. Например, Рязанский владыка имел несколько таких сел и земель, которые частию были куплены, а больше подарены князьями [190]. У владыки Перемышльского и других западнорусских иерархов издавна были земли, села с людьми и подворья [191]. О волости Тверского епископа Олешне и о том, что он имел “слуги довольны”, упоминают летописи [192].
После владык наибольшим уважением пользовались настоятели монастырей — архимандриты и игумены. И их приглашали князья в качестве свидетелей при написании своих договоров [193]; и их посылали друг к другу для заключения мира, как примирил (1386), например, преподобный Сергий Радонежский рязанского князя Олега с великим князем Димитрием Иоанновичем [194]. И игумены позволяли иногда себе сами говорить смело князьям и убеждать их к справедливости и любви. “Слышал я, государь князь великий, — писал преподобный Кирилл Белоезерский к Василию Димитриевичу московскому, — что произошло великое несогласие между тобою и сродниками твоими, князьями суздальскими. Ты, государь, выставляешь на вид свою правду, а они свою, и из-за этого несогласия между вами открылось сильное кровопролитие в народе христианском. Но, государь, вникни без предубеждения в их дело и, в чем будет их правда пред тобою, уступи им со смирением; а в чем будет твоя правда пред ними, стой за свою правду. И если они будут просить у тебя, государь, милости. Бога ради окажи им милость по их мере. Я слышал, государь, что доселе они были в утеснении у тебя, и это было причиною всей брани между вами. Итак, Бога ради покажи на них свою любовь и милость” [195]. При том всеобщем уважении, каким пользовалось у нас не только настоятели монастырей, но и вообще иноки, очень естественно, если не одни князья, а и бояре, и мужи служилые, и люди всех сословий делали на монастыри свои вклады, особенно пред смертию и в своих духовных завещаниях, и если монастыри наши владели разного рода угодиями и вотчинами [196].
В челе белого духовенства видим протоиереев, которые находились в Москве, в Новгороде и, вероятно, при всех кафедральных соборах и которым владыки делали по временам разные епархиальные поручения [197]. В других церквах, сельских и городских, даже в соборах некафедральных, служили только священники: по крайней мере, во всем Пскове, который считал у себя три соборных церкви, не было ни одного протоиерея. Причты церквей были немноголюдные, как можем заключать из того, что даже в главном псковском соборе — Троицком состояло, кажется, всего два священника, диакон и дьячок, да еще два старосты [198]. И священники принимали иногда участие в делах общественных: бывали свидетелями при договорах князей, посылались в числе послов для заключения мира и других подобных дел [199]. Есть основания думать, что и приходские церкви иногда владели землями и селами, которые то приобретали чрез покупку, то получали от православных по духовному завещанию [200].
ГЛАВА VI
ДУХОВНАЯ ЛИТЕРАТУРА
Владычество монголов над Россиею не осталось без пагубного влияния и на ее просвещение. Во время своих нашествий, так часто повторявшихся, они, истребляя города и села, церкви и монастыри, неизбежно истребляли и школы, какие где встречались, и истребили бесчисленное множество книг [201]. Но в мирное время монголы отнюдь не препятствовали русским (по крайней мере, о препятствиях не сохранилось ни одного известия) учиться грамоте и поддерживать или вновь открывать школы, как не препятствовали строить и возобновлять церкви и монастыри, как не вмешивались вообще во внутренние порядки нашей общественной и особенно церковной жизни. А ограждая духовенство от всяких притеснений, подтверждая его права и льготы, предоставляли ему полную возможность по-прежнему заниматься науками и распространением грамотности в народе. И мы не видим никакого основания утверждать, будто просвещение угасло в Русской Церкви при монголах или даже ослабело; напротив, нам кажется, что оно оставалось все на той же степени, правда очень невысокой, на какой было и до монголов, хотя, быть может, находило менее сочувствия со стороны народа, постоянно бедствовавшего под тяжелым игом.
И теперь, как прежде, в России существовали по местам училища, разумеется первоначальные. Например, во 2-й половине XIII в. была школа на Волыни, где обучался святитель Петр; в XIV в. были школы в Киеве, где обучался преподобный Стефан Махрицкий; в Москве, где обучался святитель Алексий; в Твери, где обучался святой Арсений Тверской; в Ростове, или области Ростовской, где обучался преподобный Сергий Радонежский с своими братьями; в Устюге, где обучался святой Стефан Пермский; в 1-й половине XV в. были школы в Кашине, где учился грамоте преподобный Макарий Колязинский, и в Новгороде, где учились святые Евфимий и Иона, впоследствии Новгородские архиепископы. В житии последнего сказано, что обучением детей занимался какой-то диакон и что он имел у себя множество учеников [202]. В Ростове как при соборной церкви Пресвятой Богородицы, так и в епископском монастыре святого Григория существовали даже библиотеки, заключавшие в себе много книг, из которых первая сгорела в страшный пожар 1408 г. [203]
Обращаясь к духовной литературе монгольского периода, мы находим ее отнюдь не беднее литературы предшествовавшего времени. Если собственно по талантам, которые даются от Бога, едва ли можно указать теперь писателей, равных митрополиту Илариону, или преподобному Нестору, или святому Кириллу Туровскому, зато по образованию писатели настоящего периода были вообще нисколько не ниже прежних. Самые роды письменных произведений оставались в употреблении те же, какие господствовали и прежде, так что между литературою одного и другого периода не представляется никакого перерыва, — это проповеди, послания, жития, повести и описания путешествий, хотя в сочинениях отражались уже иной дух и события иного времени. Что же касается до литературы переводной, то она оказывается теперь у нас даже богаче, чем была прежде.
I
Первыми литературными деятелями в настоящий период, естественно, пришлось быть лицам, которые получили образование еще в предшествовавший период и которые потому послужили живою связию между обоими периодами. Это были митрополит Кирилл II и епископы — Ростовский Кирилл († 1262), Владимирский Серапион († 1275) и Тверской Симеон († 1289). К сожалению, о двух из них мы знаем только отзывы летописей, именно о Кирилле Ростовском, что он был пастырь “учительный” и что для слушания “ученья его, еже от святых книг”, стекались в его соборную церковь не только жители Ростова всех возрастов, а даже из окрестных городов; и о Симеоне Тверском, что он был “учителен и силен в книгах Божественного писания” и смело возвещал слово Христово, правое и истинное, пред самими князьями и обличал всякую неправду [204]. Но оставили ли после себя оба эти святителя какие-либо сочинения или они проповедовали только устно, сохранились ли где-либо их сочинения до настоящего времени, неизвестно. Правда, Кириллу, епископу Ростовскому, приписывают ныне несколько Слов и поучений, но приписывают совершенно произвольно и неосновательно [205]. А под именем Симеона, епископа Тверского, встречается в рукописях небольшой разговор его с полоцким князем Константином, происходивший во время пиршества у последнего и записанный каким-то лицом сторонним, следовательно, вовсе не составляющий литературного произведения этого епископа [206].
Митрополиту Кириллу II также приписывают несколько сочинений, но из них принадлежит ему, по крайней мере, одно. Это известное Правило или, вернее. Слово, в котором он изложил правила Владимирского Собора 1274 г. и которое он сначала произнес пред лицом самого Собора, а потом разослал по всем епархиям для руководства. В Слове различаются три части: вступление, где митрополит говорит об обязанности святителей ревностно блюсти священные каноны, о замеченных им нестроениях в отечественной Церкви, их причинах и горестных последствиях; изложение самих правил соборных, в котором митрополит обращается и к епископам, и к священникам, и вообще к духовенству; наконец, заключение, где он обращается исключительно к Собору иереев и убеждает их достойно проходить свое высокое служение. Первые две части, которые несомненно принадлежат митрополиту Кириллу, встречаются всегда нераздельно в рукописных Кормчих под заглавием: “Правило Кюрила, митрополита Русьскаго” и проч. Последняя часть, которую мы приписываем митрополиту Кириллу только с вероятностию, иногда встречается непосредственно вслед за Правилом под особым заглавием: “Поучение к попом”, а иногда и отдельно в качестве самостоятельного сочинения, так как наши епископы имели обычай переписывать это поучение и рассылать от себя по своим епархиям [207]. Не станем разбирать здесь главной, канонической, части рассматриваемого нами Слова, с которою мы познакомились уже в своем месте, а обратим внимание только на две остальные части Слова, собственно литературные.
Во вступлении к Слову митрополит говорит: “Преблагий Бог наш, всецело промышляющий о нашем спасении и все строящий по неведомым судьбам Своим и премудростию Своего Пресвятого Духа, дарует (нам) достойных святителей и облекает их высокою честию, с тем чтобы они со всякою ревностию блюли священные правила святых апостолов и святых отцов наших, которые своими пречистыми законоположениями, как бы некиими чудными стенами, оградили Церковь Божию, основанную на твердом камени и неразрушимую, по обетованию Христа, от самого ада. Поэтому я, Кирилл, смиренный митрополит всей России (сильно скорбел), видя и слыша многие нестроения в наших церквах, многие разности, несогласия, беспорядки, происходящие или от нерадения пастырей, или от неразумных обычаев, или от непосещения епископами своих епархий, или от непонимания правил церковных, так как они доселе затемнены были для нас облаком невразумительного еллинского языка. Но ныне они просветлели, т.е. истолкованы, и благодатию Божиею ясно сияют, разгоняя тьму неведения, освещая все светом разумным и избавляя нас от грехов неведения, да сохранит же нас Бог на будущее время, а прежние грехи да простит и да вразумит нас во всех святых правилах, чтобы чрез преступление отеческих заповедей не наследовать нам горя. Ибо какую выгоду наследовали мы, оставив Божественные правила? Не рассеял ли нас Бог по лицу всей земли? Не взяты ли городы наши? Не пали ли наши сильные князья от острия меча? Не отведены ли в плен чада наши? Не запутели ли святые Божии церкви? Не томимся ли мы каждый день от безбожных и нечистых Язычников? Все это нам за то, что мы не храним правил святых отец наших. Посему я рассудил ныне с святым Собором и преподобными епископами произвесть некоторое исследование о церковных делах” [208].
В последней части, известной под названием “Поучения к попом”, первосвятитель сначала раскрывает мысли о высокой важности и страшной ответственности священнического сана, потом убеждает священников блюсти и самих себя от грехов, и свое духовное стадо, далее преподает им разные наставления относительно их тройственной обязанности, как поступать в деле учения, в совершении богослужения, в употреблении духовной власти, наконец повелевает заботиться и о собственных детях, и даже о слугах. Вот главные черты этого “Поучения к попом”, очевидно произнесенного на Соборе: “Внимай, Собор иереев преподобный, к вам мое слово. Вы нареклись земными ангелами, небесными человеками. Вы с ангелами предстоите у престола Господня, вы с серафимами носите Господа. Вы сводите с небеси Духа Святого и претворяете хлеб в Плоть и вино в Кровь Божию. Вы просвещаете людей святым крещением, вы связываете, вы разрешаете. Вами совершает Господь тайну спасения человеческого рода; вас поставил стражами и пастырями словесных овец Своих, за которых пролил Кровь Свою. Вам передал Он талант Свой, за который имеет истязать вас во Второе Свое пришествие, как вы умножили данный вам дар, как упасли словесное стадо Христово, как соблюли святыню вашу неоскверненною, как не соблазнили людей верных... Души человеческой и одной не стоит весь мир — как же не погрузится в огне неугасимом соблазнивший многие души? Простец согрешит — он даст ответ пред Богом за одну свою душу; а иерей, согрешив, соблазнит многих и за их души получит осуждение. Блюдитесь же отселе всякого греха: не работайте плоти, отстаньте от пьянства и объедения, прекратите тяжбы, свары, вражды... Блюдите и порченных вам людей, как научить их и представить непорочными на суде пред Богом, чтобы каждый из вас мог сказать: Се аз и дети моя, яже ми есть дал Бог... Ложных книг не читайте, еретиков уклоняйтесь, чародеев бегайте, говорящим не от Божественных писаний заграждайте уста... Разумейте, как учить детей духовных: не слабо, чтобы ленивы не были; не жестоко, чтобы не отчаялись... Разумейте, кого отлучить от Тела и Крови Господней или кого от Церкви и насколько времени... Святую же и страшную службу совершайте со страхом: никогда не входи в алтарь, имея вражду с кем-либо... не озирайся назад, но весь ум имей горе... О важных вещах надобно извещать епископа, да рассудит по правилам апостольским и отеческим... Блюдите и родимых своих детей... Илий первосвященник был без греха пред Богом, но за сыновние грехи послан был в муку, потому что не учил сынов своих добру и не наказывал их. И слуг своих наставляйте в учении Господнем и доставляйте им пищу и одежду в довольстве... Если все это сохраните, то молитва ваша будет услышана от Бога, в земле нашей налоги от поганых уменьшатся и Господь подаст нам обилие всего, если мы в воле Его будем, соблюдая Его заповеди. Молитесь и за меня грешного, да подаст мне Господь крепость для управления паствою и отпущение грехов по молитвам вашим. Я мало сказал вам, но вы сами знаете, что угодно Богу” [209].
От епископа Владимирского Серапиона, который, по словам летописей, был “зело учителен и силен в Божественном писании” [210], дошло до нас пять Слов, или поучений; но несомненно, что их было гораздо больше: он сам свидетельствует, что учил своих духовных чад всегда, проповедовал им много и многажды, хотя, с другой стороны, не должно забывать, что архипастырская деятельность его продолжалась не более года (1274-1275) [211]. Уцелевшие поучения Владимирского святителя небогаты содержанием и очень сходны между собою, однообразны. Во всех он вооружается против господствовавших пороков своего времени; во всех указывает на современные казни Божии, особенно на монгольское иго; во всех призывает слушателей к покаянию и исправлению жизни. Пороки, которые он преследует, — обыкновенные между людьми и встречающиеся во все времена; только в четвертом Слове он восстает против частного языческого обычая — сожигать волхвов, а в пятом, кроме того, — против обычая выгребать из могил удавленников и утопленников. Впрочем, при всем сходстве и даже единстве главного содержания. Слова различаются между собою и по составу, и по форме, и некоторыми частностями, и неодинаковым выражением одних и тех же мыслей. Проповедник говорит просто, ясно, кратко, без многословия и риторизма. Его речь сильна убеждением, проникнута пастырскою ревностию и любовию и отзывается современностию. Характер его проповедей можно назвать обличительным.
Вот как, например, описывает Серапион в первом Слове казни Божии: “Вы слышали, братия, слова самого Господа в Евангелии: “И в последняя лета будут знамения в солнце и луне, и звездах, и труси по местам, и глади” (Лк. 21. 25; Мф. 24. 7). Сказанное тогда Господом нашим сбылось ныне, при последних людях. Сколько раз мы видели солнце затмившимся, луну померкшею, видели перемены в звездах! А ныне собственными глазами видели землетрясение. Земля, от начала утвержденная и неподвижная, ныне движется по повелению Божию, колеблется от грехов наших, не может носить наших беззаконии. Мы не послушали Евангелия, не послушали апостолов, не послушали пророков, не послушали великих светил, то есть Василия, Григория Богослова, Иоанна Златоустого и других святых святителей, которыми утверждена вера, отринуты еретики и чрез которых познан Бог всеми народами. Они непрестанно учат нас, а мы держимся одних беззаконий. Вот и наказывает нас за сие Бог знамениями, землетрясением, бывшим по Его повелению. Не говорит устами, но наказывает на деле. Всячески наказав нас, Бог не отучил нас от злых привычек и потому ныне потрясает и колеблет землю, хощет стрясти с земли беззакония и грехи многие, как листья с древа. Если же кто скажет: “Землетрясения и прежде были”, отвечаю: бывали землетрясения, это правда. Но что потом было у нас? Не глад ли? Не мор ли неоднократный? Не частые ли войны? Однако ж мы не покаялись, пока пришел на нас по Божию попущению народ немилостивый, опустошил нашу землю, пленил города наши, разорил святые церкви, избил отцов и братий наших, поругался над нашими матерями и сестрами”.
А вот обличение пороков и увещание к покаянию во втором Слове: “Дети! Я чувствую в сердце своем великую скорбь о вас, ибо вовсе не вижу вашего обращения от дел беззаконных. Не так скорбит мать, видя детей своих больными, как скорблю я, грешный отец ваш, видя вас, болящих делами беззаконными. Многократно беседовал я с вами, желая отвратить вас от худых навыков. Но не вижу в вас никакой перемены. Разбойник ли кто из вас — не отстает от разбоя; вор ли кто — не пропустит случая украсть; имеет ли кто ненависть к ближнему — не имеет покоя от вражды; обижает ли кто другого и захватывает чужое — не насыщается грабительством; лихоимец ли кто — не перестает брать лихву (обаче, по словам пророка, всуе мятется: сокровиществует и не весть кому собирет я (Пс. 38. 7); бедный, он не подумает о том, что как родился нагим, так и умрет, не имея ничего, кроме вечного проклятия); любодействует ли кто — не отказывается от любодейства; сквернословец и пьяница — не отстает от своей привычки. Чем мне утешиться, видя, что вы отступили от Бога? Чему мне радоваться? Всегда сею я на ниве сердец ваших семя Божественное, но никогда не вижу, чтобы оно прозябло и принесло плод. Умоляю вас, братия и дети, исправьтесь, обновитесь добрым обновлением, перестаньте делать зло, убойтесь Бога, сотворившего нас, вострепещите суда Его Страшного! К кому идем? К кому приближаемся, отходя от сей жизни? Что скажем? Какой дадим ответ? Страшно, дети, подпасть гневу Божию... Умоляю вас, братия, пусть каждый из вас вникнет в свои мысли, рассмотрит сердечными очами дела свои, возненавидит их и откажется от них. Прибегните к покаянию — гнев Божий прекратится, и милость Господня излиется на нас. Мы в радости будем жить на земле нашей, а по отшествии из сего мира придем с радостию к Богу своему, как дети к отцу, и наследуем Царство Небесное, для которого Господом мы созданы. Ибо Господь сотворил нас великими, а мы чрез непослушание сделались малыми. Не погубим, братия, своего величия. Не слышащие о делах и законе спасаются, но исполняющие закон (Рим. 2. 13). Ежели в чем согрешим, опять прибегнем к покаянию, обратимся с любовию к Богу; пролием слезы; будем по мере сил давать милостыню нищим; имея возможность помогать бедствующим, от бедствий избавляйте их. Если не будем таковыми, то продолжится гнев Божий на нас. Пребывая же всегда в Божией любви, будем жить в мире” [212].
В третьем Слове всего замечательнее изображение нашествия монголов на Россию: “Видя, что наши беззакония умножились, видя, что мы отвергли Его заповеди. Он (Бог) показал многие знамения, неоднократно учил чрез рабов Своих. И мы ни в чем не оказывались лучшими. Тогда Он навел на нас народ немилостивый, народ лютый, народ, не щадящий ни юной красоты, ни немощи старцев, ни младости детей, ибо мы подвигли на себя ярость Бога нашего. По словам Давида, вскоре возгореся ярость его на нас (Пс. 2. 12). Разрушены Божии церкви, осквернены священные сосуды, попрана святыня; святители сделались добычею меча; тела преподобных иноков брошены в пищу птицам; кровь отцов и братьев наших, аки вода многа, напоила землю. Исчезла крепость наших князей, военачальников; храбрые наши бежали, исполненные страха; а еще более братьев и чад наших отведено в плен. Поля наши поросли травою, и величие наше смирилось; красота наша погибла, богатство наше досталось в удел другим, труды наши достались неверным. Земля наша стала достоянием иноплеменников, мы сделались предметом поношения для соседей наших, посмешищем для врагов наших”.
Из четвертого Слова приведем обличение обычая сжигать волхвов: “Вы еще держитесь языческих обычаев, верите волхвованию и сожигаете невинных человеков, и делаете виновными в убийстве все общество и весь город. Кто и не совершил убийства, но, будучи в собрании убийц, соглашался с ними, и тот убийца. Или кто мог помочь, а не помог, тот как бы сам делал повеление убить. Из каких книг или какого писания узнали вы, что от волхвования бывает голод на земле и опять волхвованием умножается хлеб? Ежели сему верите, то почему сожигаете волхвов? Вы молитесь и почитайте их, приносите им дары, ежели они благоустрояют мир, пускают дождь, наводят теплую погоду, повелевают земле приносить плоды! Вот ныне по три года не родится хлеб, не только на Руси, но и в земле латинской, волхвы ли сделали это? Не Бог ли распоряжает свою тварь как хочет, наказывая нас за грехи?”
Из пятого — обличение обычая выгребать утопленников и удавленников: “Ныне, видя гнев Божий, вы разузнаете, не погреб ли кто удавленника или утопленника, и выгребаете их, чтобы избавить людей от пагубы. О злое безумие, о маловерие! Мы исполнены зла, а не каемся. Был потоп при Ное, но не из-за удавленного или утопленника, а за людские неправды. Точно так же и другие бесчисленные казни. Драчьград стоял четыре тысячи лет (?), а ныне затоплен морем и находится под водою. В Ляхах от сильного дождя потонуло шестьсот человек; в Перемышле потонуло двести и был голод четыре лета. Все это совершилось в наши дни за грехи наши. О люди! Это ли ваше покаяние? Тем ли умолите Бога, что выгребаете утопленника или удавленника? Тем ли думаете утишить казнь Божию? Лучше, братие, перестанем от зла, удержимся от всех злых дел — разбоя, грабительства, пьянства, прелюбодеяния, скупости, лихоимства, обиды, татьбы, лжесвидетельства, гнева, ярости, злопамятования, лжи, клеветы...” и проч.
К последней половине XIII в. следует отнести также:
1. сказание о мученической кончине святого князя Михаила Черниговского и боярина его Феодора,
2. житие святого князя Александра Невского и
3. житие святого Исаии, епископа Ростовского.
Первое сочинение помещено в одном сборнике XIV-XV вв. под заглавием: “Слово новосвятою мученику Михаила, князя русскаго, и Феодора воеводы, перваго в княжении его, сложено вкратце на похвалу святыма отцем Андреем”, — и с некоторыми, хотя небольшими, изменениями внесено в летописи [213]. Сочинитель изображает событие с такими подробностями, что невольно заставляет предполагать в нем современника, если не очевидца, этого события, а в одном месте своего сказания, по крайней мере по некоторым спискам, действительно представляет себя очевидцем. “В лето 6746 (1238), — так начинается сказание в упомянутом сборнике, — было нашествие поганых татар на христианскую землю по гневу Божию за умножение грехов наших. Тогда некоторые затворились в городах, а Михаил бежал в угры.
Другие же бежали в дальние земли, и иные укрылись в пещерах и пропастях земных. Те, которые затворились в городах, молясь Богу со слезами и покаянием, все безжалостно избиты были от поганых. А из числа сокрывшихся в городах, и в пещерах, и в пропастях, и в лесах осталось мало. Их-то чрез несколько времени посадили татары в городах, перечислили и начали брать с них дань. Услышав о том, разбежавшиеся по чужим землям князья и все люди, сколько их осталось, возвратились на свои земли. Тогда начали их звать татары неволею к хану и к Батыю, говоря: “Не следует вам жить на земле хановой и Батыевой, не поклонившись им”. И многие поехали и поклонились хану и Батыю. Обычай же имел хан и Батый, что если кто презжал поклониться ему, то не повелевал приводить его прямо пред себя, а приказывал волхвам провести его сквозь огонь и чтобы прибывший поклонился кусту и идолам; так же и от всех даров, какие кто приносил с собою царю, волхвы брали часть и сначала бросали в огонь. Потом уже пущали пред царя самих прибывших с их дарами. Многие князья с своими боярами проходили сквозь огонь и поклонялись солнцу, и кусту, и идолам ради славы света сего, и каждый просил себе власти. Они же (татары) невозбранно давали каждому, кто какой просил власти, да прельстятся славою света сего. Блаженный князь Михаил пребывал тогда в Чернигове, и послал на него Бог благодать и дар Святого Духа, и вложил ему в сердце ехать пред царя и обличить прелесть его, которою он прельщает христиан. И приехал к отцу своему духовному, и поведал ему, говоря: “Хочу ехать к Батыю”. И отвечал ему отец: “Многие, поехав, сотворили волю поганого, прельстившись славою света сего, прошли сквозь огонь, поклонились кусту и идолам и погубили души свои. Но ты, Михаил, если хочешь ехать, не делай так, не ходи сквозь огонь, не кланяйся кусту и идолам, а исповедуй христианскую веру, что недостоит христианам ничему покланяться, как только Господу Богу Иисусу Христу”. Михаил же сказал ему: “Молитвою твоею, отче, как Бог даст, так и будет; я хотел бы пролить кровь свою за Христа и за веру христианскую”. То же повторил и Феодор. И сказал им отец: “Вы будете в нынешнем веке новосвятыми мучениками на утверждение другим, если так сотворите”. Михаил же и Феодор обещались ему так сотворить и благословились у отца своего. Тогда отец дал им на путь причастие и, благословив, отпустил их, говоря: “Да утвердит вас Бог, за Которого вы желаете пострадать, и да пошлет вам помощь”. Тогда Михаил отправился в свой дом, и взял от имения своего, что нужно было для пути, и, проехав многие земли, прибыл к Батыю”. Изложив затем со всею подробностию, как волхвы по приказанию Батыя предлагали Михаилу пройти сквозь огонь и Михаил не согласился; как Батый выслал вельможу своего Елдегу объявить ему, чтобы он выбирал одно из двух: или жизнь, если исполнит волю хана, или смерть, если не исполнит; как убеждали Михаила покориться внук его ростовский князь Борис и бояре и как подкреплял его боярин Феодор, сочинитель продолжает: “Слышав Елдега, что никто не мог убедить его, поехал поведать царю, что говорил Михаил. Стояли ж на месте том множество христиан и поганых и слышахом слова сии, которые отвечал царю великий князь Михаил [214]. Тогда Михаил и Феодор начали петь себе и, окончив пение, приняли причастие, которое дал им отец их. И вот предстоящие заговорили: “Михаиле, идут убийцы от царя убить вас; поклонитесь и останетесь живы”. Михаил и Феодор как бы одними устами отвечали: “Не поклонимся и вас не послушаем”. И начали петь: “Мученицы твои. Господи, не отвергошася тебе”, и еще: “Страдавше тебе ради, Христе...” и прочее. Тогда приехали убийцы, скочили с коней, и взяли Михаила, и растянули его за руки, стали бить его руками по сердцу; потом повергли его на землю и били ногами. Долго это продолжалось, и некто, бывший прежде христианином, а потом отвергшийся христианской веры и сделавшийся поганый законопреступником, по имени Даман, отрезал главу святому мученику Михаилу и бросил ее прочь. Потом говорили Феодору: “Поклонись ты нашим богам и получишь все княжение князя твоего”. И отвечал Феодор: “Княжения не хочу, богам вашим не поклонюся; но хочу пострадать за Христа, как и князь мой”. Тогда начали мучить Феодора, как прежде Михаила, наконец отрезали его честную главу. И таким образом, благодаря Бога, пострадали новосвятые мученики и предали святые души свои в руце Божии, а святые тела их повержены были на снедение псам... но некоторыми богобоязненными христианами были сохранены. Случилось же убиение их в лето 6753 (1245) месяца сентября в 20 день...” и прочее.
Житие святого Александра Невского († 1263) написано современником, который называет себя даже “самовидцем возраста его” и свидетельствует, что одно он слышал от самого князя Александра, а другое от своих отцов и вообще от самовидцев и соучастников описываемых событий [215]. Автор изображает святого Александра следующими чертами: “Взором он превосходил всех людей; голос его был, как труба в народе; лицо его, как лицо Иосифа, которого поставил египетский царь вторым царем по себе в Египте; сила его была часть от силы Сампсоновой. И дал ему Бог премудрость Соломона, а храбрость римского царя Весиана, пленившего Иудейскую землю... Посему некто сильный от западной страны из числа тех, которые зовутся слугами Божиими (ливонские рыцари), пришел, чтобы видеть дивный возраст его. Как древле царица южская приходила к Соломону, желая слышать его премудрость, так и этот, по имени Андреян (Андрей, магистр ливонский), видев князя Александра и возвратившись к своим, говорил: “Я прошел многие страны, но не видел такого ни в царях царя, ни в князьях князя...” О поездке святого Александра к Батыю говорится следующее: “Был в то время царь сильный в восточной стране, которому покорил Бог многие народы от востока до запада. Услышав этот царь, что Александр так славен и храбр, послал к нему сказать: “Александр, знаешь ли, что Бог покорил мне многие народы? Ты ли один не хочешь покориться мне? Но если желаешь сохранить свою землю, то приходи ко мне скоро и увидишь честь моего царства”. Князь же Александр пришел во Владимир по смерти отца своего в силе великой, и грозен был приезд его, и промчалась весть о нем до устья Волги, и начали жены моавитские стращать детей своих словами: “Александр едет”. Сдумал князь Александр, и благословил его епископ Кирилл, и пошел к царю в орду. И видев его, царь Батый подивился и сказал вельможам своим: “Правду вы говорили, что нет подобного сему князя”. И почтив его честно, отпустил от себя...” Под конец жития читаем: “И умножились дни жизни его в великой славе. Был он иереолюбец и мнихолюбец, и нищих любил, а митрополита и епископов чтил и слушал их, как самого Христа. Случилась тогда великая нужда от иноплеменников: они принуждали христиан воинствовать с собою. Потому великий князь Александр пошел к царю, чтобы отмолить людей от той беды. А сына своего Димитрия послал на западные страны, и все полки свои послал с ним и ближних своих домочадцев, сказав: “Служите сыну моему, как мне самому, всем животом своим”. Пошел князь Димитрий в великой силе, и пленил землю Немецкую, и взял город Юрьев, и возвратился в Новгород со многим пленом и с великою корыстию. А отец его, Александр, возвращаясь из Орды, дошел до Нижнего Новгорода, и пробыв там мало здрав, дошел до Городца и разболелся. О горе тебе, бедный человек! Как можешь ты описать кончину господина своего? Как не отпадут у тебя зеницы вместе с слезами? Как не оторвется сердце твое от горести? Отца может еще оставить человек, а доброго господина нет сил оставить; если бы можно было, то полез бы с ним и в гроб. Пострадал же Александр крепко для Бога, оставил земное царство и сделался мнихом, ибо чрезмерно желал ангельского образа; затем сподобил его Бог приять и больший чин — схиму. И так предал дух свой Богу с миром месяца ноября в 14-й день, на память святого апостола Филиппа. Тогда митрополит Кирилл сказал: “Чада мои, знайте, что уже зашло солнце Суздальской земли”. Иереи и диаконы, черноризцы, нищие, и богатые, и все люди говорили: “Уже погибаем”. Святое же тело его понесли к городу Владимиру. Митрополит, князья и бояре, и весь народ, малые и великие, встретили его в Боголюбове со свечами и кадилами. Толпы народа теснились, желая коснуться честному одру святого тела его, и были вопль, и крики, и туга, какой не было никогда, так что, казалось, потряслась земля. Положено же было тело его в Рождестве святой Богородицы, в великой архимандритии, месяца ноября в 24-й день, на память святого отца Амфилохия...”
Житие святого Исаии, епископа Ростовского, написано, вероятно, вскоре после 1274 г., когда совершилось перенесение мощей угодника Божия, потому что неизвестный жизнеописатель оканчивает свое повествование именно этим годом, и по языку житие может быть отнесено к концу XIII в. [216] Для примера приведем из жития два отрывка: один — об игуменстве святого Исаии и его архипастырской деятельности, а другой — о его кончине и об открытии и перенесении мощей его. “По Божию устроению приходит в монастырь к преподобному Феодосию благоверный и великий князь Изяслав, сын великого князя Ярослава, и просит у него блаженного Исаию на игуменство в монастырь святого Димитрия. Преподобный Феодосий дает ему сего блаженного, как некоторый дар, и митрополит Иона поставляет его на игуменство в монастырь святого Димитрия в 6570 г. Блаженный пришел в монастырь и был истинным пастырем и наставником живущей там братии, а не как наемник, не радящий о овцах своих, предался большему подвигу, подражая жизни апостольской; душу просвещал благими делами, а тело иссушал, труды к трудам прилагая; учением же своим напоял души верующих, на истинный разум и к Богу приводил. В 6585 г. за многие добродетели, по избранию Святого Духа поставляется епископом города Ростова от митрополита Иоанна. Достигает блаженный своего престола и видит там людей новокрещенных и неутвержденных в вере, как новонасажденный виноград, он напаяет их своим учением, возращает сторичный плод добродетелей и приносит благому владыке, как тот благий раб; потом обходит прочие города и места в Ростовской и Суздальской области и неверных увещевает веровать во Святую Троицу, Отца и Сына и Святого Духа, и просвещает святым крещением, а верных укрепляет быть неподвижными и непоколебимыми в вере; где находит идолов, всех предает огню, и во всем подражал апостольской жизни... Он добродетельно пас порученное ему Христово стадо словесных овец и преставился ко Господу, Которого измлада возлюбил, и блаженное тело его погребено было в церкви святой Богородицы в городе Ростове. После многих лет, когда по сгорении чудной деревянной церкви в 6672 г. копали ров для каменной церкви, нашли гроб блаженного Исаии. Открывши его, увидели ризы и тело святого целыми и нетленными и прославили Бога и Пречистую Матерь Его, Который не только всей жизни, но и по смерти прославил своего угодника святого Исаию, так что после столь многих лет тело и ризы блаженного не причастны были тлению. Когда же построили церковь, положили святого в притворе на правой стороне, при входе в церковь. Много тогда было и чудес от святого тела. Минуло потом много лет, и гроб святого оставлен был в небрежении, так что в притворе том никогда и свечи не горело у гроба святого, и священник не приходил ко гробу с кадилом. Архиепископ той же соборной церкви Божией Матери, видя, что образ святого Исаии все почитают и поклоняются ему, а гроб его остается заключенным в великом небрежении, созывает 15 мая священников той святой церкви и, сотворив молитву, касается чуд сносного гроба пречудного отца, переносит оттуда блаженного во святых Исаию в 6782 г. и полагает с великою честию в новом гробе на той же стороне, близ южных дверей, где и ныне он подает исцеление с верою приходящим к его гробу. О блаженный учитель наш! Не переставай молиться о нас с Богородицею и со святителями, предстоящими престолу Христову, да молитвами вашими избавимся от голода, и гибели, и от нашествия иноплеменников, и от всякого зла, и здесь богоугодно и праведно поживем, и в будущем веке со всеми праведными будем причастниками вечных благ, славя Святую Троицу, Отца и Сына и Святого Духа”.
Если бы мы захотели выразить кратко характер духовных сочинений русских 2-й половины XIII в., какие только дошли до нас, то мы сказали бы, что они отличаются по форме — простотою и безыскуственностию, отсутствием многословия и витиеватости, а по содержанию — преимущественно современностию. Митрополит Кирилл и епископ Серапион говорят о нашествии монголов, о бедствиях отечества от монголов и вооружаются против современных пороков в духовенстве и народе. Отец Андрей изображает мученическую смерть от татар современного героя веры — князя черниговского. Безымянный писатель излагает жизнь другого современного героя, равно великого и подвигами веры и подвигами воинскими. Еще безымянный пишет житие святителя Ростовского по случаю современного события — перенесения мощей угодника Божия.
II
С началом XIV в. у нас выступают на поприще литературы люди, которые и родились, и получили образование уже в период монгольский. Мы не упоминаем о двух наших тогдашних митрополитах — греках Максиме и Феогносте, так как и Правило первого и грамота последнего на Червленый Яр, единственные их писания, суть содержания юридического и нами рассмотрены в другом месте. Самый главный отдел литературных памятников русских XIV в. составляют сочинения, касающиеся учения веры и нравственности и изложенные в форме посланий и поучений. Некоторые из этих сочинений принадлежат лицам известным, каковы были: святой Петр митрополит, святой Василий, архиепископ Новгородский, святой Алексий митрополит и Матфий, епископ Сарайский. Большая же часть — лицам неизвестным.
От святителя Петра сохранилось одно только окружное послание к духовенству, или “Поучение игуменом, попом и диаконом” [217]. Поучение это имеет немало сходства с “Поучением к попом” митрополита Кирилла II и также излагает мысли о важности священного сана и обязанностях пастырей к самим себе и к пастве. Сходство, естественно, могло произойти от одинаковости предмета, а частию и от того, что, может быть, святитель Петр знал и читал сочинение своего предшественника. Впрочем, поучение святителя Петра отличается большею краткостию, простотою и тем, что почти каждую мысль подтверждает словами Священного Писания. Представляем отрывки из этого поучения в последовательном порядке по списку более полному, нежели тот, с какого оно напечатано.
“Разумейте, дети, в какое достоинство вы призваны Богом, как пишет апостол Павел: Кийждо в звании, в немже призван бысть, в том. да пребывает (1 Кор. 7. 20). Вы, дети, называетесь стражами Церкви, пастырями словесных овец, за которых Христос пролил Свою спасительную Кровь. Будьте же, дети, истинными пастырями, а не наемниками, которые млеко ядят и волною одеваются, а об овцах не пекутся (Иез. 34.3).
Будьте, дети, образцом для своего стада, по слову Спасителя, как Он говорил своим апостолам: Вы есте свет мира, вы есте соль земли. Тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела, и прославят Отца вашего, Иже на небесах (Мф. 5. 13, 14, 16). Прежде всего вам должно просветиться сими добродетелями: кротостию и смирением; также блюстись от всех дел непристойных, которыми мир соблазняется, ибо горе человеку тому, сказал Спаситель, имже соблазн приходит (Мф. 18. 7). Оградившись страхом Божиим, отсеките, дети, от сердец ваших всякую отрасль пагубную для души: гнев, ярость, зависть, ненависть, пьянство, которое есть корень всякому злу, и смехотворство. Ибо сказано: Всяко слово гнило да не исходит из уст ваших (Еф. 4. 29)... Упражняйтесь, дети, в чтении святых книг и в учении день и ночь, по слову пророка: В законе Господни поучится день и нощь, и прочее (Пс. 1. 2).
Если сами вы, дети, будете творить добрые дела перед Богом, тогда в состоянии будете научить и своих детей духовных. Ибо сказано: Иже сотворит и научит, сей велий наречется в Царствии Небесном (Мф. 5. 19). Иерей должен приносить молитву Богу сперва за себя, потом и за людские прегрешения, а духовных детей своих поучать сперва страху Божию, потом покаянию во грехах, любви, кротости, смирению, милостыне. Без епитимии детей своих не держите, но назначайте против каждого греха соответствующую по силе; вовремя надобно связать и вовремя разрешить. Учите ж детей своих всегда удаляться от блуда и пьянства, чародеяния, волхвования, резоимства, да не будут рабами греха. Если так, дети, сотворите и научите, как я написал вам по закону Божию; тогда возможете сказать Богу: “Господи, се мы и дети, которые Ты нам дал”, — и вы примете похвалу от Бога и неизреченную радость. Но если не сотворите и не упасете своего стада, великая ожидает вас пагуба и вечное мучение. Ибо все блага света сего ничто пред Богом сравнительно с единою душою человеческою...
Писанием и неписанием понуждаю вас, дети, на дела благие, потому что и должен всегда напоминать вам и писать о том, что душеполезно и спасительно. Вместе и сам прошу вас, преподобные: помолитесь о моем недостоинстве и о моей худости, по слову апостола: Молитесь друг за друга, яко да исцелеете (Иак. 5. 16)...”
Из последних слов святителя Петра можно заключать, что он не раз писанием понуждал детей своих на добрые дела, а следовательно, были и другие его писания, кроме настоящего поучения. Но из числа их нам не известно ни одного. И другое приписываемое этому святителю окружное послание к епископам и вообще духовным и мирянам, написанное им будто бы пред наступлением Великого поста [218], вовсе ему не принадлежит: оно большею своею частию, и по местам буквально, заимствовано из послания митрополита Фотия к новгородцам 1410 г. [219]
Василий, архиепископ Новгородский (1331-1352), написал послание к Тверскому епископу Феодору [220]. Поводом к посланию послужил спор о рае, бывший в Твери, и учение Тверского епископа Феодора, что земной, чувственный рай уже не существует, а есть только рай духовный на небеси. Услышав об этом споре и учении, архиепископ Новгородский Василий счел братским долгом вразумить Феодора с подведомым ему духовенством и старался доказать продолжающееся еще существование земного рая местами из Священного Писания, сказаниями из Пролога, изречениями святых Златоуста и Патрикия, толкуя все это по-своему, и наконец тем, будто некоторые новгородцы сами видели рай на какой-то чудной горе, как видели и ад на западе. Не будем ставить в укор нашему архиепископу мнения о чувственном рае, которое разделяли не только тогда, но и прежде, и после многие в христианском мире, ни перебирать самых доказательств этого мнения, слабых и неосновательных. Но не можем не остановиться на некоторых частностях послания, показывающих, как невысоко стоял в своем образовании Василий и, конечно, не один, а вместе со многими современными ему соотечественниками. Он говорит, например, будто Адам, изгнанный из рая, со слезами взывал: “О раю пресвятый, помолися о мне Господу...” Утвержает, будто Пресвятая Богородица, Енох, Илия и вообще все святые находятся ныне в рае земном, чувственном, а мысленный или духовный рай начнется уже после Второго пришествия Христова, когда будет новое небо и новая земля, мысль — противная учению Церкви, которая исповедует, что Пресвятая Богородица, равно как все святые Божии, и теперь находятся на небеси вместе с ангелами, т.е. в раю мысленном, духовном. Странно читать следующие слова: “Самовидец семь сему, брате, егда Христос иды во Иерусалим на страсть волную, и затвори своима рукама врата градная, и до сего дне неотворима суть; и егда постился Христос над Ерданом, своими очима видел есмь постницу его, и сто финик Христос посадил, недвижими суть и доныне, не погибли, ни погнили”. Еще страннее описание того, как некоторые новгородцы видели рай, передаваемое автором с полною доверчивостию и убеждением: “И то место святого рая находил Моислав новогородец и сын его Яков, и всех было их три юмы, и одина от них погибла, много блудив, а две их потом долго носило море ветром, и принесло их к высоким горам. И видеша на горе той написан деисус лазорем чюдным и велми издивлен паче меры, яко не человечьскима рукама творен, но Божиею благодатию; и свет бысть на месте том самосиянен, яко не мощи человеку исповедати; и пребыша ту долго время на месте том, а солнца не видеша, но свет бысть многочестный, светлуяся паче солнца; а на горах тех ликованиа много слышахуть и веселия гласы свещающа. И повелеша единому другу своему взыти по шегле на гору ту видети свет и ликования гласы; и бысть яко взыде на гору ту, и абие восплеснув рукама, и засмеяся, и побеже от другов своих к сущему гласу.
Они же велми удивлешеся и другаго послаша, запретив ему, да обратився скажет им и что есть бывшее на горе той; и той такоже сотвори, нимала возвратився к своим, но с великою радостию побежа от них. Они же страха наполнишася и начаша размышляти к себе, глаголюще: “Аще ли и смерть случится, но видели быхом светлость места сего”, и послаша третьяго на гору, привязав ужищем за ногу его; и такоже и той хоте сотворити, и восплескав радостно, и побеже, в радости забыв ужища на нозе своей, они же здержаша его ужищем, и в том часе обретеся мертв. Они же побегоша въспять, не дано им есть дале того видети светлости тоя неизреченныя, и веселия, и ликования, тамо слышащаго; а тех, брате, мужей и нынеча дети и внучата добры здоровы”. Впрочем, есть в послании Василиевом и здравое учение Церкви о девяти чинах ангельских, которые он перечисляет все в восходящем порядке.
Под именем святого Алексия, митрополита Московского, известны ныне три сочинения. Первое, более других обширное, написано в форме окружного послания, или поучения, ко всей пастве [221]. В нем, кроме краткого вступления и заключения, можно различать три части.
Сказав в самом начале о своей обязанности учить духовных чад и приглашая их быть скорыми на слушание его поучений, святитель в первой части предлагает две евангельские притчи. Сперва — притчу о семени, т.е. о слове Божием, и на основании ее выражает благожелательство своим слушателям: “Да не будет же, дети, сердце ваше ни землею тернистою, не принося плода духовного от лености и небрежения, ни каменистою, не имея в себе страха Божия... но да будет сердце ваше землею благою для принятия истинного слова Божия и да приносит плод духовный, ово тридесят, ово шестьдесят, ово сто (Мф. 13. 8)”. Потом раскрывает другую притчу о винограде, т.е. о всем человечестве и о Церкви, которую предал Господь делателям — святым апостолам и святым отцам, патриархам, митрополитам, епископам и всему священническому чину, и на основании этой притчи объясняет свои права и обязанности как пастыря и учителя: “Таким образом и я грешный, — говорит он, — сподобившись святительства, т.е. епископства, не по моему достоинству, но по щедротам Божиим и по великой милости, которую Господь излиял на нас изобильно, сподобился вместе быть вашим, дети мои, пастырем и учителем, пасти и учить порученное мне стадо словесных овец”.
Во второй части святитель преподает своим духовным чадам разные наставления. Сначала общие — о взаимной любви, страхе Божием и другие: “Напоминаю вам слово Спасителя, сказанное Им к своим ученикам и апостолам: Сия заповедаю вам, да любите друг друга (Ин. 15. 17). О сем разумеют ecu, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Ин. 13. 35). Так и вы, дети, имейте между собою мир и любовь. И апостол Павел говорит: Весь закон во едином словеси исполняется, в еже: возлюбиши ближняго своего, якоже себе (Гал. 5. 14). Также имейте, дети, в сердцах своих страх Божий, ибо при нем человек может стяжать всякую добродетель. Сказано: Начало премудрости — страх Господень (Притч. 1. 7). И Григорий Богослов пишет: где страх Божий, там очищение плоти и соблюдение заповедей; “Где соблюдение заповедей, там возвышение души в горний Иерусалим...” Имейте в уме своем смерть, воскресение, суд и воздаяние каждому по делам”. Затем — частные наставления князьям, боярам и простым людям: “Князи, и бояре, и вельможи, судите суд милостиво: суд бо без милости не сотворшему милости, и хвалится милость на суде (Иак. 2. 13). Мзды на неповинных не принимайте и не будьте лицеприятны, яко суд Божий есть (Втор. 1. 17). Судите людей праведно и не обижайте вдов, сирот и пришельцев, да не возопиют на вас к Богу. А люди простые, Бога бойтеся и князя чтите”. Наконец, — опять общие наставления о уважении к пастырям Церкви, о покаянии, милостыне и добрых делах: “Святительство имейте выше своей головы с всякою покорностию и без всякого прекословия, тии бо бдят о душах ваших, яко слово воздати хотяще (Евр. 13. 17)... Приходите к иерею, отцу духовному, с покаянием и слезами. Отвергните от себя всякие дела злые и не возвращайтесь к ним. Истинное покаяние в том и состоит, чтобы возненавидеть свои прежние грехи. Видя такую решимость, иерей может тебя очистить, приблизить к Богу и соделать причастником Тела и Крови Христовой. Святители и иереи суть ходатаи между Богом и человеками... Старайтесь, чада, быть милостивыми и доброхотными дателями... И сколько есть у вас сил, исполняйте закон Божий не словом, но делом, по слову Спасителя: Что Мя зовете: Господи, Господи, и не творите, яже глаголю (Лк. 6. 46)...”
В третьей части святитель исключительно говорит о хождении в церковь, о важности церковной молитвы и о том, с каким расположением должно входить в церковь и пребывать в ней. “К церковной службе будьте поспешны, стараясь предварить друг друга, как Иоанн предварил Петра, когда спешили ко гробу Христову... Не говорите: “Отпоем себе дома”. Такая молитва не может иметь никакого успеха без церковной молитвы. Как храмина без огня от одного дыма не может согреться, так и та молитва без церковной. Ибо церковь именуется земным небом, а в ней заключается Агнец — Сын и Слово Божие для очищения грехов всего мира; в ней проповедуется Евангелие Царствия Божия и писания святых апостолов... в ней престол славы Божией, невидимо осеняемый херувимами; в ней руками священническими приемлется Тело и Кровь Божественная и преподается верным на спасение и очищение души и тела... Когда приходите, дети, в церковь, то имейте со всеми мир и любовь... А входя в церковь, вострепещи душою и телом, ибо не в простую храмину входишь... В церкви же, когда стоите, помышляйте о своих прегрешениях... И не смейте, дети, прогневлять Бога своими разговорами в церкви...”
В заключение святитель снова упоминает о своей обязанности пасти духовное стадо, желает себе успеха, убеждает своих чад угождать Богу добрыми делами, иметь в душах своих знамение Христово, т.е. быть причастниками Тела и Крови Христовой, и говорит, что если они исполнят все им написанное, то сделаются причастниками и Небесного Царствия.
Второе поучение святого Алексия митрополита написано к правоверным христианам области Нижегородской и Городецкой и имеет большое сходство с первым его поучением не только по общему характеру, но и по частным мыслям и выражениям [222]. После обычного пастырского приветствия и нескольких слов о своей обязанности воспоминать христианам “душеполезное и спасительное” святитель большую часть этого небольшого послания обращает к игуменам и иереям и наставляет их учить духовных своих детей страху Божию, исповеданию грехов, милостыне, взаимному согласию, любви, правде и проч. При этом, указывая на современные нестроения в области Нижегородской и Городецкой, замечает: “Смотрите, дети, какой мятеж (у вас) восстал в сие время! Отчего нам все это приключается? От нашей неисправности пред Богом, как пишет великий Григорий Богослов: “Отчего бывают удары на города, т.е. казни или неприятельские нашествия, голод, мор или пожары? Все это бывает по нашему прегрешению пред Богом”. И с особенною силою восстает против пьянства: “Еще, дети, пишу вам и о том, чтобы вы отсекли от себя корень зла, возбуждающий всякое беззаконие, то есть пьянство: оно, во-первых, погубляет душу, отнимает зрение очей, тело делает бессильным, сокращает жизнь телесную, истребляет в человеке страх Божий, отделяет его от Бога и доводит его до нищеты душевной и телесной. Смотрите же, дети, сколько зла в пьянстве!” Преподав затем несколько других кратких наставлений духовным пастырям, митрополит продолжает: “Впрочем, я пишу сие не одним игуменам и иереям, но и князьям, и боярам, и мужам, и женам, и всем православным христианам, чтобы вы, дети, имели почтение, покорность и послушание к отцам вашим духовным, поколику они учат вас душеполезному и спасительному. Наконец, дети, живите в мире и здравии душевном и телесном. Также, дети, поминайте в молитвах своих и наше смирение, дабы Христос Бог нас соблюл от неприязни в сем веке, а в будущем бы сподобил нас Христос стать пред лицом Его и сказать с дерзновением: “Господи, се аз и дети мои, яже ми дал еси”. Послание оканчивается пастырским благожеланием и благословением.
Третье сочинение святого Алексия есть его послание, или грамота, на Червленый Яр боярам, баскакам, духовенству и мирянам о подсудимости их Рязанскому епископу [223]. Но две трети этого послания содержат в себе наставления в истинах веры и нравственности, напоминающие некоторыми мыслями и самыми выражениями поучения того же святителя. “Молю Бога и святую Богородицу, — пишет он, — да будете душою и телом все добры, здоровы и да исполняете заповеди Божии... Имейте веру правую во Святую Единосущную Троицу, в Которую вы крестились, любовь и мир друг к другу, правду, целомудрие, исповедание грехов своих... Но вы, как показывает то и время, слов моих и поучения не слушаете, а творите волю телесную и дела темные. Но ведаете ли, что все владыки Русской земли находятся под моею властию и в моей воле? И я их ставлю благодатию Святого Духа. Так подана власть и вашему владыке. А вы слова его не принимаете, но приемлете сторонних пастырей; вы, как видно, не от паствы истинного пастыря Христа, но противного духа... Покайтеся и обратитеся к Богу, научитесь творить благое и блюсти себя, поминайте смерть, воскресение, Страшный суд и Судию великого и всеведущего, вечный покой праведников и вечную муку грешников. Если все это будете помнить, то никогда не согрешите и не будете ослушаться нас, которых Дух Святой поставил пастырями и учителями всем христианам. К церквам всегда притекайте с женами и детьми, и делайте в церкви свои приношения, а священников и иноков любите и просите молитв их; вдов и сирот, пленников и странников милуйте и призирайте, находящихся в темницах посещайте”.
В одном рукописном сборнике XV в. помещено “Поучение владыки Матфеа Сарайскаго г детем моим” [224]. Поучение это, судя по началу и концу его, не было произнесено архипастырем в церкви, а было разослано им по епархии. Здесь нет никаких обличений, а излагается только ряд наставлений о вере, о любви, относительно постов, духовенства, князя, домочадцев и прочее. Наставления не имеют между собою никакой внутренней связи и отличаются совершенною простотою и общедоступностию. Представляем это краткое поучение с немногими и неважными пропусками: “Чада мои милые! Прежде всего имейте веру правую в Бога — Отца и Сына и Святого Духа. Затем пребывайте в послушании святых Его апостолов и святых отцов, которые пострадали за Христа... Любовь имейте ко всем, к богатому и убогому, к нищим, и бедным, и в узах страждущим, как и Христос имел любовь ко всему миру, подавая нам образ Собою... Еще молю вас, чада, пост имейте чистый, когда следует поститься, да просветлеете подобно Моисею... Нищим раздробляйте хлеб свой, убогих милуйте, и немощных, и на улицах лежащих и сидящих; посещайте находящихся в темницах и утешайте; нагих одевайте, босых обувайте. Сирых домочадцев не бейте, но еще больше милуйте и не морите голодом, ни наготою, ибо они суть домашние нищие. Убогий выпросит себе и в другом месте, а они только в твои руки смотрят. Правым помогайте, а грешных милуйте. Странных вводите в дом свой и напитайте их от своей трапезы. Вдовиц призирайте, сущих в бедах избавляйте, старцев чтите, также попов и диаконов, ибо они суть служители Божии. Челядь свою милуйте и наставляйте на путь спасения и покаяния; старых отпущайте на свободу, а юных учите добру и послушанию... Соседа не обижайте и не отнимайте у него земли. Господь сказал Моисею: “Пришельца не обидите”. Ахав и Иезавель погибли за отнятие земли, Дафана и Авирона поглотила земля за имение неправедное. И при Иоанне Златоусте Евдоксия царица не погибла ли за отнятие винограда? Бог не одному человеку велит жить на земли, а многим. Блюдитесь же, братие, и не отнимайте чужого.
Монастыри, чада, любите: то суть домы святых и пристанища сего света. Вшедши в них, вы видите игумена, пасущего стадо свое, а чернецов нимало не прекословящих страха ради Божия. Видите, как один, воздев руки горе, а очи устремляя долу, возносится сердцем к престолу Божию; другой плачет в келье своей, лежа ниц; этот работает, как пленный; те заняты трудами, как бы скованные цепями; третьи стоят в церкви, будто каменные, воссылая непрестанные молитвы к Богу за весь мир. Одни из них подвизаются в монастырях, другие в пещерах и на столпах, около Иерусалима и по всей земле, так что плоть присохла к костям их от сухоядения. Они своею верою в сердце вскоре могут творить всякое прощение, как-то: помогать больным и недужным, избавлять от всякого гнева Божия и напасти и отгонять всякую скорбь своими молитвами. К святым местам приходите, у подвижников благословения просите, приводите к ним своих детей для благословения, вводите их в домы свои для благословения и поучения, как и Закхей приял Христа в дом свой для благословения.
Епископа чтите, как Петра и Павла, а в домы церковные, и в суды, и в земли церковные не вступайтеся. Если же кто епископа не чтит, тот не получит от него благословения ни здесь, ни на суде. Он есть молитвенник всего мира за ваши души, и домы, и за ваше спасение. Бельцов — священников и диаконов — чтите достойно, ибо они ежедневно творят за вас молитвы к Богу. Если пригласите в дом свой чернеца или причетника и пожелаете их угостить, то более трех чаш не принуждайте его пить, но дайте ему волю. Если сам упьется, сам за то и отвечает...
Князю земли своей покоряйтеся и не желайте ему зла в сердце своем. Служите ему головою своею, и мечом своим, и всею мыслию своею, и не возмогут тогда противиться князю вашему, и обогатеет земля ваша... И еще скажу вам, чада мои, если кто о своем князе мыслит зло и передается другому князю, тот подобен Иуде, который был любим Господом и замыслил продать Его князьям иудейским... Друзьям, малым и великим, покоряйтеся. Позовут вас на пир, садитесь на последнем месте... Тогда, если подойдет к тебе позвавший тебя и скажет: “Друже, сядь выше”, тебе будет честь и слава пред всеми, сидящими с тобою...
Имейте, чада, в сердцах своих страх Божий. Ибо написано: Начало премудрости — страх Господень... Вера с страхом Господним повелевает на всякий час памятовать смерть и страшный день суда... Если кто сотворит грех по внушению дьявола, в тот же день да покается, опасаясь внезапной смерти...
Еще скажу вам, чада мои: челядь свою кормите до сытости, одевайте и обувайте. Если же не кормите, не одеваете и не обуваете, а холопа вашего или рабу убьют при воровстве, за кровь его и душу — тебе отвечать. Посему снабжайте сирот своих всем и учите их на крещение, и на покаяние, и на весь закон Божий. Ты, как апостол, в дому своем. Учи грозою и ласкою. Если же не учишь, ответ дашь за то пред Богом. Авраам сам научил своих 318 домочадцев всему доброму закону и доброму нраву. Приявши страх Господень, они не опечалят тебя на старости. Если же не послушают тебя нимало, то не щади лозы и дай до 4, или до 6, или и до 12 ударов. Если раб или рабыня не исполняют твоей воли, то давай им до 6 или до 12 ударов; если велика вина, то до 20 ударов; если весьма велика, то до 30, а более того не позволяем. Если так будешь наказывать их, то душу его (раба) спасешь, а тело избавишь от муки, И после восхвалят тебя рабы и рабыни, если так будешь кормить их и одевать. Да услышим блаженный оный глас Христа Бога нашего: “Приидите благословении Отца Моего, наследуйте уготованное вам царство от сложения мира. Милость же Божия и святой Богородицы и мое благословение да будет с вами”.
Представленное нами поучение известно в двух видах: в кратком, в каком и мы представили его, и в обширном, где оно оказывается почти целою третью длиннее. В кратком оно усвояется Сарайскому епископу Матфию, изложено как одно целое послание, без всякого разделения на главы и оканчивается приличным заключением. В обширном оно не усвояется никому, разделено на небольшие главы с особыми названиями, притом произвольно и неудачно, и неодинаково в разных списках, и оканчивается без заключительного благословения со стороны епископа и вообще без всякого заключения. Всех глав здесь, по одному списку, восемнадцать, из которых в первых десяти излагается то самое, что содержится в поучении по краткой редакции и в том же порядке, а в восьми последних — являются совершенно новые статьи. Прибавлены ли эти последние статьи чужою рукою к сочинению святителя Сарайского или находились и в подлинном тексте, решать нет возможности, хотя склад речи в них тот же, что и в первых десяти статьях. Во всяком случае, нельзя не согласиться, что поучение в обширной своей редакции, где лишено оно обычного в святительских посланиях заключения и произвольно разделено на главы, подверглось изменениям от сторонней руки, тогда как не находится никаких причин предполагать какие-либо изменения в краткой его редакции. И мы тем более не сомневаемся в подлинности этого поучения как сочинения Матфия, епископа Сарайского, что не в состоянии придумать, что могло бы заставить кого-либо к концу XV в. приписать чужое произведение святителю, не известному по летописям ничем, кроме своего имени [225].
К числу поучений и вообще сочинений учительных, составленных у нас в XIV в. неизвестными лицами, с достоверностию могут быть относимы только те, которые находятся в сборниках наших XIV в., каковы: Златая Цепь, Измарагд безымянный сборник Царского и сборник Паисиевский, и которые частию своим складом, а частию обличением религиозных и нравственных недостатков русского народа свидетельствуют о своем русском происхождении. В Златой Цепи таковы Слова и поучения о правой вере, о посте вообще, о посте Великом, Петровском и Филипповском, о Воскресении Господнем и о Светлой неделе, о пьянстве и другие [226]. В Измарагде таковы — Слово о лихоимстве и пьянстве, Слово о духовном празновании и пьянстве, помещенное и в Златой Цепи, Слово о жалеющих (т.е. плачущих), находящееся также и в Златой Цепи [227]. В безымянном сборнике Царского, где наряду с статьями из святых отцов помещены поучение святого Алексия митрополита, поучение Матфия Сарайского, хотя без имени, и несколько Слов святого Кирилла Туровского, находится еще более двадцати Слов и поучений, не подписанных именами святых отцов и, вероятно, имеющих русское происхождение [228]. Особенно замечательны девять Слов на воскресные дни святой Четыредесятницы и на недели, предшествующие ей, начиная с недели о мытаре и фарисее. Слова эти, которые помещены также в Златой Цепи и в другом сборнике XIV в. Сергиевой лавры, имеют между собою внутреннюю связь и составлены каким-то одним русским или вообще славянским проповедником. Автор несомненно пользовался писаниями святых отцов — Златоуста и Василия Великого, но не переводил только эти писания, а излагал мысли сам, стараясь приспособиться к нуждам времени и к простому разумению своих слушателей [229]. Наконец, в Паисиевском сборнике (ок. 1400 г.) находятся, с признаками русского происхождения. Слово о твари и о неделе, поучение христианам, Слово о ротах и клятвах и др.” [230]
Впрочем, и в сборниках XV в. встречаются иногда Слова, которые, обличая суеверия и недостатки русского народа или указывая на иго монгольское, как еще тяготевшее над Россиею, по самому языку своему несомненно относятся к XIV, если даже не XIII в. Таковы: а) Слово ко всему миру на пользу слышащим, б) Слово о кончине мира, в) Слово о христианстве и г) Слово, како жити крестьяном.
Слово ко всему миру обращено от лица Самого Бога и к духовенству, и к мирянам, но содержит в себе обличения и наставления преимущественно пастырям Церкви [231]. “Троица — Отец и Сын и Святой Дух, Господь Бог наш, благословляет всю тварь и все создание: митрополитов, и епископов, и игуменов, и священников, и диаконов, царей, и князей, и вельмож, и весь мир на сие дело”, — так начинает неизвестный свое Слово... И вслед за тем продолжает: “Вот вам говорит Господь устами Своими: “Чада мои милые! Зачем вы вышли в чужую землю и заблудились, а ваша земля запустела и возросли на ней терние и волчцы? Пойдите в свою землю, взыщите истинного пути, пойдите к отцу своему, пребывайте в любви. Чада моя милые! Не забывайте того, — говорит Господь, — что Я есмь любовь и пребывая в любви во Мне пребывает. Отче наш, — призываете вы Меня, а воли Моей не творите. Если называете Меня отцом, то творите и волю Мою. А воля Моя есть любовь. Без любви неприятны Мне молитвы ваши и служб ваших не приму... Зачем в гневе совершаете службу? Трудитесь напрасно. Если имеете гнев, зачем идете в церковь и оскверняете святой храм и оскорбляете Моих святых ангелов...” Так говорит Господь иереям, книжникам и игуменам: “Почему не учите детей своих страху Божию?.. Устами своими говорите: “Господу помолимся, возглашаете ектению: “Станем добры, станем со страхом, а сердца ваши удалились от Меня, содержа злобу и гнев... Не принимайте просфоры и всякого другого приношения в церковь от корчемника, резоимца, грабителя, чародея, убийцы, неправедного судии, мздоимца, татя, разбойника и от гневливого: просфоры их гнусны, а свечи их угасают, — говорит Господь. На роту в церковь не пущайте: это вам не ротница, а молебница — собирайте к ней на молитву... Когда кто принесет просфору, ты, учителю, скажи ему: “Если имеешь, чадо, на кого гнев, примирись с ним, и я приму просфору твою и принесу на жертвенник, и вознесется тогда молитва твоя к Богу чистая...” Внимайте себе, учители; когда пойдешь в церковь и кто-нибудь начнет говорить тебе о суетных вещах, ты прекрати молитву и научи его стоять со всем страхом Божиим. Хотя бы то был князь, не стыдись его. Пусть от него будет тебе бесчестье, зато от Бога будет тебе добро и честь... Зачем вы пренебрегаете Моими словами? Я послал вам епистолию на землю, вы и тому не поверили. Зачем затворяете врата от нищих, — говорит Господь. — Для кольев и саней есть место в дворах ваших, а для Меня в ваших дворах нет места, где бы Я мог главу подклонить; Я скитаюсь по улицам. Что принесли вы на этот свет или что возьмете отсюда с собою? Не могу терпеть вашего неразумия. Я потряс землею, вы не поверили Мне. Пустил на вас измаильтян, которые пролили кровь вашу по земле. Любя ли их, пустил их на вас или ненавидя их; но Мне мил род христианский, — говорит Господь. — Послушайте Меня, и Я избавлю вас от муки поганых: примите епитимию, хотя помалу, глаголет Господь. Весьма вы прогневали Меня, и Я все стерпел; но сего не могу стерпеть: зачем вы затворили церкви? Если бы возбранили вам это поганые, и тогда вам следовало бы оставить все имение и идти в церковь. Если бы даже пришлось вам пролить кровь, и тогда вы не должны преступать Моих заповедей... Я дал вам искус, искушая вас, и содержу всех вас в руке Моей, и дал вам живот. Недивно человеку пасть, но после падения нужно восстать покаянием и добрыми делами... Не приидох призвати праведники, но грешники на покаяние. А Сам с вами есмь до скончания века. Аминь”.
Слово о кончине мира имеет сходство по содержанию и языку с Словами Серапиона, епископа Владимирского. И если по одному этому еще не может быть с непререкаемостию усвоено Владимирскому епископу, во всяком случае справедливо относится к памятникам нашей словесности XIII-XIV вв., когда со всею силою тяготело над Россиею монгольское иго [232]. В последней мысли легко убедиться из следующих мест Слова: “Братие, бойтесь грозного и Страшного суда Божия, ибо внезапно придет тот страшный день. Если мы не приготовимся добродетелями, то нагие и странные будем осуждены в неугасимый огонь. О братие, живите в страхе Божием, ибо время жизни сей мало, как дым исчезает; и много бедствий приключается за грехи, и скорбь немалая: нашествия поганых, волнение между людьми, неустройство церквей, беспорядки между князьями, бесчиние священников... Если кто впадет в руки разбойников, возлюбленные, то как умиленно просит, чтобы сохранили ему жизнь, а имение взяли бы. Как же, братие, не худо то, что ради худой жизни мы всего лишаемся, а о душевной пользе не заботимся? Для чего жалеем давать неимущим? Почему не отстанем от злых дел и не хотим преклонить сердец на покаяние? Вот и земля трясется от лица Господня нам на страх, и многие города опустели по Божию гневу. Мы и того не убоялись; не перестаем творить зло. И поганых Бог попустил на нас: сыны и дщери ваши поруганы были и отведены в плен, все для того, чтобы мы убоялись; несмотря на то, мы одинаково неправды творим. Не оставляем гнева и зависти, блуда и пьянства и от грабительства не отстаем и от прочих злых дел, которые ненавистны Богу. О братие, доколе есть время покаянию, потщимся жить в добродетели; будем милостивы, да будет и Господь к нам милостив. Смотрите, братие, как и своих церквей не щадит Бог, ни святых книг, когда землю оставляет пустою за грехи человеческие, дабы принудить их к покаянию. Если же и казнимые не каются и не отстают от злоб, то еще большие томления и вечные муки ожидают их”.
“Послушайте, — говорится в третьем Слове [233], — многие именем — христиане, а обычаем и делами — как неверные, навыкли действовать по-язычески... Что вы за верные, когда навыкли языческому кощунству, жидовским басням и уродословию, глумлению на улицах и беседах града, чарам, волхвованию, снам, ядению крови и удавленины и другим многим подобным делам? Какие вы христиане, если творите сие, и как смеете принимать Святые Тайны, будучи хуже язычников? Вы навыкли языческим делам: плясанию, плесканию руками, сатанинским песням, пьянству, блуду, гневу, зависти и другим, о которых нельзя здесь и говорить. Творя это, как вы зоветесь христианами, а хуже неверных? О братие, если вы верные, то не смешивайтесь с таковыми... Многие называют себя верными, а не знают, что есть христианство и как жить в вере и законе. Вижу не только юношей неистовых и неразумных, но и старцев и весьма скорблю, когда на беседах и на улицах вижу мужа, украшенного сединами, толкующего злое или влекущего с собою на позоры или на пир дитя свое. О верные! Как вы сами устрояете погибель душам своим?.. Если кто вопросит тех бесстудных, как жили пророки и апостолы и что творили и сколько было пророков и апостолов, — они не знают и не умеют, что сказать. А если спросят о конях и о птицах или о чем ином, — они философы и хитрецы... Если продолжится слово учения, то многие стоят с принуждением, как бы у некоего зла. А случится быть на улице или на беседе и на игрище, там пробудете до полудни и дальше. Или если случится пить, то не спят и ночи, творя пагубное. Какие вы христиане, если больше поганых творите замышление сатаны? Он научил позорам и смехотворца, и кощунников, и скоморох, и игрока, чтобы их злыми делами погублять нас. Ибо присутствующие на позорищах не то ли же творят? Когда пустошник, глумяся, изречет что-либо, тогда они еще больше смеются. Зловредного кощунника следовало бы побить и отогнать, а они только чудятся ему и учатся злу; другие же дают еще игрокам мзду, возжигая тем больший огнь на главу свою...” и так далее.
Четвертое Слово написано, вероятно, митрополитом или, по крайней мере, епископом, судя по тому, что проповедник выражается: “Аще неции деют злая, и духовнаго не слушают учения, и не каются, велим градским властителем не щадити таковы... велим градским казнити законом” [234]. В устах простого священника подобная речь не имела бы значения. Это Слово, при некотором сходстве с третьим, представляет и замечательные особенности. “Братие и сестры! Послушайте святого учения. Есть между христианами такие, которые только имя христианское носят на большее осуждение себе, не творя воли Божией, а живут по-язычески, в пьянстве, блуде и других злодеяниях, будучи омрачаемы окаянным дьяволом, в клятвах, обидах, телесных нечистотах, оклеветая и обижая друг друга; считают себя как бы бессмертными... как бы за ложь признают уготованные грешникам муки, которых трепещет и сатана. Всем таковым мы запрещаем, да, устрашась Бога и грядущего суда, покаются от злых дел и проклятого любодеяния, из-за которого Содом, и Гоморра, и окрестные грады огнем пожжены... А что сказать о хульных словах, мы не знаем. Те, которые клянутся Богом, целуют крест, ходят ротою до церкви и алтаря, те на погибель себе призывают Божество... За то и казни шлет на нас Бог иногда засухою, иногда пожаром и другими бедами, что люди клянутся Богом и святыми Его и стараются превзойти друг друга клятвами, оскверняя ротою церковь Божию... Подобна этой и другая вина: лечат немощь волшбою, и наузами, и чарами, приносят требища бесам, и беса, называемого трясавицею (трясцею), думают прогонять тем, что пишут еллинские слова на яблоке и кладут его на престол во время службы. Это проклято. Потому и многие казни на нас от Бога за неправды наши. Господь не заповедал лечиться чарами и наузами и верить во встречу, в полаз и в чех — то дело поганское. А если кто из христиан поступает так, он осудится больше язычников, если не покается... Если пресвитеры таковых не учат, не исправляют, не запрещают, ревнуя о славе Божией, горе будет таким учителям. Каждый держит иерейство, чтобы тем кормиться, а не заботится о духовных делах, чтобы приять мзду вечного живота; не преподает правого учения во спасение, а больше снисходит, льстит и из-за дара прощает без епитимии; все и делает, и говорит ради чрева, чтобы не лишиться временной чести... Если же некоторые делают зло, и не слушают духовного учения, и не каются, такие восприимут по делам законное мучение; а мы велим градским властелям не щадить таковых, творящих зло пред Богом, но наказывать льстецов, хульников, ротников, мужеложцев, убийц, татей, чародеев, насилующих дев, блудящих с замужними. Таких велим казнить градским законом, а не щадить злых, да научатся и перестанут делать злое... Посему, властели, не щадите творящих зло, но наказывайте их и не отпущайте по мзде, чтобы и вам, как содетелям беззакония, не восприять тяжкого суда от Бога...”
Второй отдел духовной литературы русской XIV в., впрочем очень небогатый, составляют сочинения исторические. Мы опускаем летописи, которые еще продолжаемы были тогда в разных местах России: Москве, Новгороде, Пскове, может быть, лицами духовного звания, судя по тону и характеру этих летописей, а имеем в виду повествования о некоторых замечательнейших лицах и частных событиях. Сюда относятся: 1) жития наших святителей — святого Кирилла, епископа Туровского, и святого Петра митрополита, 2) сказания о благочестивых князьях Довмонте Псковском, Михаиле Тверском и Димитрии Донском, 3) повести о Мамаевом побоище и о чудесном спасении Москвы от Тамерлана.
Житие святого Кирилла, епископа Туровского, очень кратко и составлено, по всей вероятности, в самое тяжкое время монгольского ига, и следовательно, к концу XIII или в 1-й четверти XIV в., как показывают слова заключительной молитвы, обращенной к святителю: “Моли о нас Вседержителя, Ему же ныне предстоиши с дерзновением, от настоящие нам беды избавитися и от безбожных агарян, присно мучащих нас”. Это житие напечатано в Прологе под 28 числом апреля с немногими отступлениями от рукописных списков [235].
Житие святого Петра, митрополита Московского, написано святым Прохором, епископом Ростовским († 1327). Оно драгоценно как сказание о великом святителе современника и очевидца и резко отличается от другого жития того же угодника, составленного митрополитом Киприаном. Сколько последнее растянуто, многоречиво и витиевато, столько первое кратко, просто и безыскусственно. Вот как, например, описывает Прохор вступление Петра в обитель и его монашеские труды: “Когда было ему 12 лет, пошел он в монастырь и сделался иноком; служил в монастыре в поварне, на всю братию носил воду и дрова на раме своем и оставался в этой службе несколько времени. Затем пожелал навыкнуть иконному писанию и сделался “иконник чуден”, писал иконы Господа нашего Иисуса Христа, святой Богородицы, пророков, апостолов, мучеников и всех святых, представляя каждого “по сличью образа их”. А посту и молитве так прилежал, как никто другой в нынешнее время, и творил милостыню из того, что приобретал своими праведными трудами. После сего поставил церковь святого Спаса на реке Рати, и сотворил монастырь, и созвал братию, и прилежно, с увещанием учил их спасению душ...” Или вот повествование о переселении святого Петра в Москву: “Проходя грады, он обрел град “честен кротостию”, называемый Москва, а в нем князя благочестивого по имени Ивана, сына Даниилова, внука Александрова, который был милостив к святым церквам и нищим, сам “горазд святым книгам” и слушался святых учений. Поселившись в граде том, он сказал благочестивому князю: “О сын мой! Велико твое благочестие, послушай меня днесь”. Когда благочестивый князь обещался, то святой митрополит сказал: “Да созиждется в граде твоем каменная церковь святой Богородицы”. Благоверный князь поклонися и отвечал: “Твоею молитвою, святой отче, да будет”. Когда основана была церковь, он и гроб себе сотворил своими святыми руками. Спустя мало времени возвещена была святым ангелом смерть его” [236].
Сказания о благочестивых князьях, нами прежде исчисленные, известны все в печати. Сказание о святом Довмонте, князе псковском, написано вскоре после его смерти, очень кратко и внесено в местную летопись [237]. Сказание о мученической кончине святого Михаила, князя тверского, написано со слов очевидцев и помещено в нескольких летописях [238]. Сказание о житии и преставлении великого князя Димитрия Иоанновича Донского, оканчивающееся похвалою ему и по местам проникнутое истинным чувством, хотя и многоречивое, написано современником и издано было неоднократно [239].
Из двух повестей о замечательнейших событиях того времени первая и лучшая — о Мамаевом побоище не без основания приписывается рязанскому иерею Софонии, жившему к концу XIV в. Но она дошла до нас не в первоначальном виде, а с позднейшими вставками и изменениями. И хотя проникнута вся духом христианским, однако ж по главному предмету своему и характеру, более поэтическому, принадлежит не столько духовной литературе, сколько светской [240]. Вторая повесть — о спасении Москвы от Тамералана, написанная также современником, очень кратка и рассказывает сначала о Тамерлане и его делах, потом о перенесении Владимирской иконы Богоматери в Москву, о сне, виденном Тамерланом, и удалении его от Москвы, наконец о благодарности русских Богу и Пресвятой Деве и установлении праздника в память этого события. Повесть внесена в летописи [241].
С половины XIV в. возобновились путешествия русских людей к святым местам Востока или, вернее, начались новые описания этих путешествий, составленные самими путешественниками.
Новгородский инок Стефан был в Царьграде около 1350 г. при патриархе Исидоре и в своем Страннике говорит более всего о святой Софии константинопольской, потом о других церквах и монастырях, которые посетил; о чудотворных иконах и мощах, которым поклонился; о некоторых святынях, перевезенных в Царьград из Иерусалима; о замечательнейших колоннах и памятниках, украшавших тогда греческую столицу. Старец паломник передает то, что слышал, с детскою верою и простотою [242].
Между тем как Стефан Новгородец изложил свои впечатления, полученные в одном только Царьграде, хотя оттуда странствовал и во Иерусалим, Игнатий, иеродиакон смоленский, обнимает в своем описании гораздо большее число предметов. Он находился в свите митрополита Пимена, путешествовавшего в Грецию в 1389 г., и в первой части своего сочинения изображает по порядку это самое “хождение” от Москвы до города Халкидона, где вскоре митрополит скончался. Во второй — передает то, что сам видел и слышал в Константинополе, причем с подробностию рассказывает о смерти турецкого султана Амурата и о венчании на царство греческого императора Мануила. Последнюю часть посвящает описанию своего “хождения” во Иерусалим и пребывания там [243].
Третий путешественник, дьяк Александр, приходил в Царьград к концу XIV в., как сам выражается, куплею, т.е. по делам торговли. Но воспользовался этим случаем, чтобы поклониться цареградской святыне, был в святой Софии, посетил важнейшие монастыри и со всею краткостию перечисляет находившиеся в них чудотворные иконы, мощи святых и другие священные предметы, причем о монастыре Продроме не без намерения сделал заметку: “У сего монастыря нет ни сел, ни городов, но Божиею милостию всех монастырей богатое” [244].
Были у нас в XIV в. и другие лица, отличавшиеся образованием и даром учительства, но от которых или дошли до нас только писания юридические, как, например, от святого Дионисия Суздальского [245], или не дошло никаких сочинений. Так, о Новгородском архиепископе Моисее († 1362) повествуется, что он “добре пасяше свое стадо, многи писца изыскав, и книги многи исписав, и многи утвердив учением своим... и по сем скончался, много писание оставив” [246]. Что разумеется здесь под многим писанием: сочинения ли владыки или те книги многи, которые он исписал, неизвестно, хотя последнее, судя по контексту речи, вероятнее. Один старец нижегородского Печерского монастыря по имени Павел Высокий († 1382) был “книжен велми и философ велий; егда же беседы время бываше ему, много разсуден и полезен зело, и слово его солью Божественною растворено” [247]. Не знаем, откуда прибавил к этому Татищев, будто Павел “писаше книги учительныя многи и к епископом посылаше”. Но во всяком случае те сочинения, какие приписываются ему ныне, приписываются совершенно произвольно, на том только основании, что они современны ему и приличны ему по тону и по содержанию [248], как будто у нас не было в XIV в. и других учительных старцев, например хоть Дионисия Суздальского или Моисея Новгородского, которым сочинения эти столько же современны и могут быть приличны. Святой Стефан, епископ Пермский, кроме того что знал языки греческий и зырянский и мог говорить на них, был муж, по словам его жизнеописателя, мудрый, разумный, смышленый, искусный в книгах, сильный словом, имел дар учительства, отличался уменьем изъяснять писания пророческие и апостольские и разрешать самые трудные вопросы [249]. К сожалению, и от этого великого святителя не уцелело ни одного сочинения и то “Списание”, или послание, против стригольников, которое доселе приписывалось Цареградскому патриарху Антонию, а ныне начинают усвоять Стефану Пермскому, вовсе ему не принадлежит [250].
Судя по сохранившимся памятникам, наша духовная литература XIV в. почти ничем не отличалась от литературы XIII столетия. Писатели если не исключительно, то преимущественно обращали свое внимание на предметы современные и в изложении мыслей соблюдали простоту и безыскусственность. Только в двух-трех позднейших сочинениях, каковы о Мамаевом побоище, о жизни Димитрия Донского, начали обнаруживаться витиеватость, многословие и напыщенность, которые вскоре достигли у нас еще больших размеров.
III
Главными представителями у нас риторизма, многословия, напыщенности к самому концу XIV и с начала XV в., хотя, с другой стороны, и главными представителями просвещения более обширного, нежели какое мы видели у себя доселе, можно назвать трех наших митрополитов: Киприана, Фотия и Григория Самвлака, которые и рождением, и воспитанием своим не принадлежали России, а пришли к нам с готовым образованием из Сербии и Греции.
Киприан, родом серб, был муж “всякого целомудрия и разума Божественного исполнен и вельми книжен”. Он старался непрестанно учить народ страху Божию и своими умными, одушевленными наставлениями услаждал всех. Любя безмолвие, он часто уединялся в свое загородное село Голенищево, и там в тихом приюте, находившемся между двумя реками — Сетунью и Раменскою и окруженном лесом, предавался размышлению, чтению слова Божия, и своею рукою писал книги [251]. Он был знаток церковных канонов, как свидетельствуют его послания и грамоты юридического содержания, числом девять, которыми мы воспользовались в своем месте [252]; был ревнитель церковного богослужения и перевел с греческого некоторые чинопоследования и службы, а одну молитву — разрешительную даже сочинил сам, о чем также было уже сказано нами. Теперь обратим внимание на остальные его сочинения.
Нельзя не пожалеть, что ни одно из поучений митрополита Киприана, которые он несомненно проповедовал в церкви “велегласно”, не дошло до нас, что даже окружное его послание, вероятно учительное, которое он по примеру своих предшественников написал “к игуменом, и попом, и диаконом, и ко мнихом, и ко всем православным христианом”, доселе не издано [253]. А из числа изданных посланий только в заключении одного, более других обширного, встречаются учительные мысли и нравственные наставления такого рода: “Ныне, — говорит архипастырь, — уже последнее время и приходит конец веку. А бес сильно рыкает, желая поглотить всех по нашему небрежению и лености. Оскудела добродетель, престала любовь, удалилась духовная простота, а зависть, лукавство, ненависть водворились, и мы исполнились ухищрения и высокоумия... Горе нам, потому что мы оставили путь правый! Все хочем обладать, все хочем быть учителями, не бывши еще учениками... Остается мне плакать и проливать слезы; особенно же плачу и скорблю о неправдах человеческих, как мы, не боясь Бога и не стыдясь людей, сплетаем лживые слова на ближнего, движимые завистию... Лютый недуг душевный — это зависть: много убийств в мире совершено ею и многие страны запустели. Завистию был подвигнут Каин на братоубийство, и оттоле убийство вошло в мир; зависти ради Иаков бежал из отеческого дома, предался в работу Лавану и прослужил у него четырнадцать лет; по зависти продали братья Иосифа в Египет, где Господь прославил его и предоставил ему власть над всем Египтом. Но что много говорить? Самого Господа, Творца неба и земли, иудеи распяли по зависти. Злая страсть — зависть, и кто одержим ею, тому нет спасения... Позаботимся же избегать этой страсти, а вместо ее приобретем братолюбие и сострадание, имея мир в сердце и душе своей... Иным путем невозможно спастись, кроме чистой любви, хотя бы кто истощил тело свое великими трудами, как говорит великий учитель Павел: Аще предам тело мое, во еже сжещи е, любве же не имам, никая польза ми есть (1 Кор. 13. 3)” [254]. Здесь кстати заметить, что с 1392 г. началось последнее столетие седьмой тысячи лет, по истечении которой многие христиане ожидали кончины мира, и мысль о близости этой кончины быстро распространилась тогда как в Греции, так и в России. И вот Киприан уже выражал эту мысль, а Фотий, как увидим, повторял ее даже очень часто.
Недавно открыты и изданы еще четыре послания митрополита Киприана, которые по главному содержанию можно назвать историческими. Они писаны к знаменитым игуменам Сергию Радонежскому и Феодору симоновскому и касаются разных обстоятельств жизни этого святителя и современного состояния Западнорусской Церкви: в первом Киприан извещает о своем путешествии из Киева в Москву на митрополию; во втором описывает притеснения и обиды, сделанные ему на пути в Москву по повелению великого князя Димитрия Иоанновича, показывает незаконность притязаний архимандрита Митяя на Московскую митрополию, объясняет свою невинность пред великим князем и свои действия в Литве; в третьем и четвертом — уведомляет о своем путешествии в Константинополь [255]. Первое и два последние послания очень кратки и маловажны, но второе очень любопытно по новости сведений, в нем сообщаемых. “Не утаилось от вас, — пишет Киприан означенным игуменам, — и от всего христианского рода, что сделали надо мною, чего не делалось ни над одним святителем, как стала Русская земля. Я изволением Божиим, и избранием великого и святого Собора, и благословением Вселенского патриарха поставлен митрополитом на всю землю Русскую, как знают все. И ныне поехал было со всем чистосердечием и благожеланием к великому князю. Но он разослал послов, чтобы не пропустить меня, сделал заставы, сбил ратников, поставил над ними воевод и наказал им, какое зло сделать надо мною и даже предать нас без милосердия смерти. Я, предохраняя князя от бесчестия и заботясь больше о душе его, прошел иным путем, надеясь на свое чистосердечие и свою любовь к нему, и его княгине, и его детям, но он приставил ко мне мучителя, проклятого Никифора, и какого зла не совершил надо мною? Хулы, поругания, насмешки, грабительство, голод! Меня ночью заточил нагого и голодного, и от той студеной ночи доныне страдаю... Если миряне опасаются князя, потому что у них жены и дети, стяжания и богатства, которых они не хотят лишаться... то вы, отрекшиеся мира и живущие одному Богу, как вы, видя такую злобу, умолчали? Если вы желаете добра душе великого князя и всей его отчине, зачем вы молчали?” Представив затем несколько правил святых апостолов и святых отцов о поставлении иерархов, Киприан продолжает: “Если все это так, то как у вас на митрополичьем месте стоит чернец (Митяй), в святительской мантии и клобуке с святительским посохом в руках? Где слышалось такое бесчиние и злое дело? Если брат мой (святой Алексей) преставился, я святитель на его месте, моя митрополия. Не мог он оставлять наследника при смерти своей. Когда слыхано было возлагать на кого-либо прежде поставления святительские одежды, которых не может носить никто, кроме одного святителя? Как же смеет он стоять на месте святительском?.. А что клевещут на митрополита, брата нашего, будто он благословил его на все те дела — это ложь... Разве мы не знаем, что случилось при смерти митрополита? Я видел грамоту, которую написал митрополит умирая, и та грамота будет с нами на великом Соборе...” Потом Киприан снова обращается к самому себе и говорит: “Какую вину нашел во мне князь великий? Чем я виноват пред ним и его отчизною? Я ехал к нему благословить его, и княгиню его, и детей его, и бояр его, и всю отчину его и жить с ним в своей митрополии, как жили мои братья с его отцом и дедом, великими князьями, а еще хотел дарить его честными дарами. Винит меня в том, что я прежде был в Литве, но какое зло сделал я, находясь там? Если я был в Литве, то многих христиан освободил от горького плена, многие из ненавидящих Бога познали нами истинного Бога и пришли к православной вере чрез святое крещение. Ставил я святые церкви, утвердил христианство, присоединил к Русской митрополии места церковные, за давностию лет пришедшие в опустение. Новогродок Литовский давно отпал, а я восстановил его и возобновил десятину митрополии и села. В Волынской земле сколько лет Владимирская епископия оставалась без владыки, в запустении, и я владыку поставил и места исправил...”
Должно сказать, что в посланиях митрополита Киприана еще мало заметны многоречие и витиеватость, но они резко бросаются в глаза в его историческом труде — в житии святого Петра, митрополита Киевского и всея России, напечатанном в Степенной книге (1. 410). В этом сочинении, которое автор основал на том, что слышал от “сказателей”, он не только изображает всю жизнь святителя от рождения его до смерти, но и упоминает о некоторых чудесах его по смерти и о причтении его к лику святых, а наконец рассказывает уже с меньшим многословием, как и сам удостоился чудесной помощи от угодника Божия. Приведем для примера этот последний, лучший отдел сочинения. “Прежде сих лет, не знаю как, имиже Бог весть судьбами, — говорит Киприан, — и я, смиренный, возведен был на высокий престол митрополии Русской святейшим патриархом и дивным Филофеем с его священным Собором. Но когда пришел я в Русскую землю, прилунилось мне нечто противное по грехам моим. И с наступлением третьего лета я опять устремился в Царьград, и достигши туда после многих трудов и искушений, я надеялся найти некое утешение, а нашел всякое нестроение в царях и патриархах. На патриаршем престоле сидел неправильно возведенный Макарий, безумный, который взошел на высокий патриарший престол без соборного избрания и без указания Святого Духа, а только по царскому хотению. Между тем как прежде украшал престол великого патриаршества вселенского святейший и блаженный патриарх Филофей, который, пожив довольно, добре упас Христово стадо, подвизался против ереси Акиндиновой и Варлаамовой, разрушив учение их своими поучениями, попрал своими духовными словами и еретика Григория, низложив до конца его учение, а самих еретиков предал проклятию, и многие книги написал на утверждение православным и Слова похвальные, и сложил каноны многоразличные. Сего-то патриарха как святого, великого и дивного словом и делом тогдашний царь не восхотел, а по оболганию и клевете с престола сводит и заключает в монастырь; по своему же нраву избирает некоего Макария, безумного и лишенного всякого разума, и вопреки церковному уставу и преданию посаждает мерзость запустения на месте святе... Но дивный Филофей, человек Божий, медоточивый язык, в своем заточении и нестерпимых болезнях непрестанно славословил и благодарил Бога и чрез лето уснул блаженным сном... Царь же, озлобивший его, потерял свое царство, а Макарий, поставленный царем, соборне низвергнут судом Божиим как злословный и послан в заточение. На том Соборе был и я вместе с другими святителями, равно как в свитке низвержения его и я подписался. Пробыл я в то время в Константинополе тринадцать месяцев. Нельзя мне было выйти из него, потому что великое нестроение и нужда тяготели тогда над царствующим градом. Море было занято латинами, а земли и суша находились во власти безбожных турок. И когда я пребывал в таком затворе, постигли меня нестерпимые болезни, так что еле был жив. Но, пришедши в себя, я призвал на помощь святого святителя Петра, молясь к нему: “Рабе Божий и угодниче Спасов! Знаю, что ты имеешь великое дерзновение пред Богом и можешь, если захочешь, помогать нападствуемым и больным. Итак, если угодно тебе, чтобы я достиг твоего престола и поклонился твоему гробу, даруй мне помощь и облегчение от болезни...” Поверьте мне, что с того времени мои нестерпимые болезни прекратились, и чрез несколько дней я вышел из царствующего града, и поспешением угодника Божия пришел, и поклонился его чудотворному гробу...”
С особенною похвалою отзывается летописец о духовном завещании, или “прощальной грамоте”, митрополита Киприана, которую написал он за четыре дня до своей кончины и которая, по приказанию его, была прочитана над его гробом Ростовским архиепископом Григорием. Сказав предварительно о своей старости и умножающихся болезнях, которые и заставили его написать эту грамоту, митрополит начинает ее следующими словами: “Прежде всего исповедую святую богопреданную апостольскую веру во Святую Троицу и истинное благочестие православия и заповедую соблюдать целыми и неизменными все священные апостольские повеления и предания святой Божией Церкви, как написано в моем Исповедании, которое предал я вначале, когда по обычаю рукоположен был во святителя...” Потом святитель преподает последнее целование, прощение и благословение правоверным царям, живым и скончавшимся после его рукоположения святейшим патриархам и всем митрополитам, живым и умершим, благоверному великому князю всей России Василию Димитриевичу с его семейством, прочим великим князьям русским и всем князьям удельным; всем русским епископам, живым и умершим, и всему священническому и иноческому чину; князьям, великим и малым, прежде скончавшимся; боярам, великим и малым, с их семействами и всему христианскому народу, а от патриархов, митрополитов и епископов просит и себе взаимного благословения и прощения. Далее разрешает всех подвергшихся от него епитимии, прощает роптавших на него или явно восстававших и благословляет тех, которые любили его и помогали ему в нуждах и во время его путешествий в чужие земли. Наконец, поручает свою душу, дом Пресвятой Богородицы и всех своих бояр и слуг великому князю Василию Димитревичу и преподает всем от Господа благодать, мир, прощение и свое благословение. В конце грамоты Киприан приписал несколько общих мыслей о скоротечности и суетности человеческой жизни. Грамота эта, частию по новизне своей, так как прежде никто из митрополитов не писал такого завещания, а частию и потому, что во время чтения ее над гробом Киприановым многих привела в слезы, могла показаться чудною. как названа она в летописях, хотя не представляет ничего особенно замечательного [256].
В летописи Татищева (4. 424) приписываются Киприану еще некоторые другие ученые труды, и именно говорится: “Книги своею рукою писаше, яко в наставление душевное, преписа Соборы, бывшия в Руси, многия жития святых русских и степени великих князей русских; иная же в наставление плотское, яко правды и суды, и летопись русскую от начала земли Русския вся по ряду, и многи книги к тому собрав, повелел архимандриту Игнатию спасскому докончати, яже и соблюдох”. Но это свидетельство, во-первых, сомнительно, потому что неизвестно, откуда заимствовал его Татищев, и оно не подтверждается никакими другими летописями и сказаниями. Выражение “яже и соблюдох”, заставляющее предполагать в свидетельстве слова современника Киприанова, спасского архимандрита Игнатия, не есть ли одна из тех описок и ошибок, которых так немало в Татищевской летописи? А во-вторых, если и признать свидетельство достоверным, оно крайне неясно. Что значит слово “преписа”: то ли, что Киприан только переписал сочинения, исчисленные в свидетельстве, или и то, что некоторые из них он сам составил? На каком же основании по отношению к одним сочинениям мы будем принимать это слово в первом смысле, а по отношению к другим в последнем? Если скажем и должны сказать, что Киприан собственно переписал деяния русских Соборов, бывших прежде (ныне известно деяние одного из них — Владимирского 1274 г.), равно правды и суды, как догадываются Русскую Правду и судные грамоты князей, то почему же станем утверждать, что он не переписал только, а сам составил степени русских государей, многие жития русских святых (из которых известно ныне как составленное Киприаном лишь одно — святителя Петра) и Русскую летопись, доконченную архимандритом Игнатием? Поэтому отнюдь не более как за догадку можно принять мысль, что Киприан составил Степенную книгу в ее кратчайшем виде или положил ей начало и что он написал, хотя не докончил. Русскую летопись, может быть и Троицкую, доведенную до 1408 г. [257]
От митрополита Фотия дошло до нас гораздо более сочинений. Доныне известны под его именем восемь Слов, или поучений, произнесенных во храме, двадцать девять посланий и грамот и духовное завещание. Но, по всей вероятности, это не все им написанное, как можно заключать из его собственных свидетельств [258].
Из поучений митрополита Фотия пять написаны на дни праздничные и воскресные, именно: на день Благовещения и на случившееся в этот день освящение исходного храма, устроенного великим князем Витовтом; на Сретение Господне; на недели — о блудном сыне, мясопустную и православия. Остальные три, из которых, впрочем, одно служит только повторением или сокращением другого, написаны по случаю современных народных бедствий: бездождия, моровой язвы и вообще казней Божиих [259].
В Слове на Благовещение Господне можно различать четыре части. В первой Фотий изображает сначала торжественность праздника Благовещения самыми общими и неопределенными чертами, по местам повторяя одни и те же мысли; потом приглашает ублажать и воспевать Пресвятую Деву Богородицу; наконец рассказывает о чуде Ее, послужившем поводом к составлению Ей акафиста, т.е. о событии, вовсе не относящемся к Благовещению. Во второй части, упомянув о новоосвященном храме, подробно наставляет христиан, как им присутствовать во храме, молиться Богу и исповедовать грехи свои пред отцами духовными. В третьей учит самих священников новоосвященной церкви прилично вести себя в ней и заботиться о врученном им духовном стаде. В четвертой обращается к князьям и воинам, напоминает им об обетах крещения и как храм создан был во имя Честного и Животворящего Креста, рассказывает о явлении Креста Константину Великому и о громоносном легионе христиан, по молитвам которого римляне во дни Марка Аврелия одержали победу над варварами, хотя последний случай прямо не относится к делу. Вообще, Слово очень растянуто и многоречиво, не отличается ни силою, ни последовательностию мыслей, не чуждо повторений, написано языком крайне неправильным и темным. Чтобы сколько-нибудь познакомиться с этим Словом, приведем из него отрывок о стоянии в церкви, который нам представляется лучшим: “Смотрите, как входить вам в церковь, со всяким испытанием своей совести и чистоты и с устранением себя от всяких временных помышлений. Вспоминайте о трапезе сей, что в ней находится и Кто возлежит в ней. Возлежит не земной царь, но Царь Небесный и Царь царствующих, а вокруг Него со страхом обстоят ангелы и архангелы, многоочитые херувимы и серафимы. Итак, непрестанно помышляйте, чье это жилище, да не вносите в это земное небо чего-либо неподобного, безгодных торжищ, мерзких знаний, совещаний на зло и осуждение брата... Ибо церковь существует не для того, чтобы мы, сходясь в нее, разговаривали о неподобном, но чтобы мы молились с ангелами и ликовствовали, исповедуя каждый грехи свои. Ей, убойтесь самого Господа, сказавшего иудеям: Дом Мой — дом молитвы есть, вы же сотвористе его пещеру разбойников (Лк. 19. 46). Знаете, как Он древле, вошедши во святилище и узрев купующих и продающих, сотворил бич и со стыдом изгнал всех. Но тогда совершались приношения ветхозаветные, закалаемы были бессловеные животные, а ныне на сей трапезе закалается сам Христос, Сын Божий, давший Себя за нас, и возлагается животворящее Его Тело и пречистая Кровь; вокруг же все наполняется архангельскими и ангельскими песнопениями вместе с человеческими и евангельскими благовествованиями, и апостольскими преданиями, и отеческими учениями. Для сего-то и сооружена сия святая Божия церковь от Промысла Божия, нас назирающего... чтобы мы, приходя в сию духовную и Божественную баню, покаянием и слезами омывали скверны телесные и получали разрешение от грехов. Посему молю вас, чада мои, притекайте сюда с бодростию и со страхом к слушанию Божественных заповедей, к славословию и чтению церковному, устремляя ум к единому Богу и устраняя себя от всего мирского...”
В Слове на Сретение Господне — две части. В первой проповедник говорит о предмете праздника и восхваляет святого старца Симеона; во второй преподает наставления святителям и священникам, князьям и боярам, наконец всем сущим под властию — “средним и убогим”. Излагая празднуемое событие на основании Евангелия, проповедник делает и свои замечания, но большею частию общие, которые могли бы быть повторены и в другие Господние праздники. Например: “Сие Отроча поют ангелы, Его трепещут власти, славят силы; Ему работает солнце, ради человека поставленное, Ему служит луна. Его слушают стихии, Ему покоряются источники. И, узрев сие Отроча, двери адовы затворились, а небесные двери отверзлись. Сие Отроча, при виде Которого вострепетал ад, упразднило смерть, посрамило диавола, разрушило клятву, утолило скорбь, сокрушило змия-губителя, разрушило средостение, раздрало лукавое рукописание, попрало грех, упразднило лесть, восставило тварь, спасло нашего праотца, воздвигло Еву, призвало язычников, просветило мир”. Святой Симеон Богоприимец изображается следующими чертами: “Этот блаженный Божий человек Симеон по видимому был человек, но по разумеваемому, был выше человека, — человек существом и естеством, но добродетелию ангел; человек, имевший пребывание чувственно в дольнем Иерусалиме, а мысленно — в горнем Иерусалиме; человек, пребывавший плотию с человеками, а духом ликовавший с ангелами. Он даже как бы выше и ангелов, потому что более их удостоился видеть Невидимого, и не только видеть, но, что еще важнее и преславнее, восприять на свои руки”. В своих наставлениях святителям и священникам митрополит Фотий относит к ним слова Спасителя: Вы есте свет миру, вы есте соль земли, приводит изречение святого Дионисия Ареопагита: “Достоит Господню священнику свету быти и тако прсвещати, чисту быти и тако очищати, святу быти и тако освящати”, показывает высокое значение и тяжкую ответственность священного сана и, между прочим, делает замечание: “О сем убо, о настоятелие духовнии, въкратце часто слово изношу любви вашей”. Князей и вельмож убеждает иметь попечение об убогих, миловать сира и вдовицу, защищать обидимых, питать взаимную любовь и творить суд праведный. Сущим под властию заповедует стяжать несомненную веру в Бога и оказывать всякую покорность своим властителям.
В Слове или, вернее, в беседе на неделю блудного сына, после общих предварительных соображений о том, как Бог долготерпелив и милостив ко всем людям, в особенности к грешникам, как Он щадит иногда предков ради имеющих произойти от них потомков и как Он скор к помилованию обращающихся к Нему, митрополит Фотий изъясняет по порядку евангельскую притчу о блудном сыне. Главная мысль толкователя та, что человек, имевший у себя двух сынов, есть Бог, старший сын его — праведники, а младший — грешники. Соответственно этой главной мысли сделаны и частнейшие изъяснения всех подробностей притчи более или менее удачно. Например: “И, расточившу ему (младшему сыну) вся, бысть глад крепок в земли той, и начат лишатися. Все благое восприял грешник от Бога и был во всякой нищете; а работающие Богу питаются от Его Божественных слов. Так, работающие Господу ядят благая, а работающие греху алчут и терпят лишения и глад — глад не только хлеба и воды, но глад оттого, что они не насыщаются от трапезы Божия слова. Где нет страха и закона Божия, там глад велик, ибо начало нашего спасения есть страх Божий, а корень всего доброго в нас — закон Божий. Где нет милости, любви и правды, там глад крепок. Где не рождаются пшеница целомудрия и грозды чистоты, там глад крепок. Где изобилие лукавых дел, там оскудение и нищета добродетелей и благих дел. Впрочем, для согрешившего человека не вдруг настает глад, а тогда, когда он замедлит во грехах и истощит богатство всех своих добродетелей”. В конце своей беседы проповедник приглашает слушателей к покаянию преимущественно двумя мыслями: мыслию о современных бедствиях и господствовавшею мыслию века — о близости кончины мира: “Вы слышите и видите, как повсюду Бог нещадно попустил на нас праведный гнев свой, видите бесчисленную смертность людей и запустение жилищ наших.
Посему, возлюбленные, с духовным усердием молю вашу любовь, придите в покаяние истины, удалите себя от злобы и от всякого лукавства и сопротивных дел, от всякой лености и небрежения, ради которых належит на нас гнев Божий; постарайтесь обратиться от всякого заблуждения и помрачения и от всяких скверн, плотских и духовных, и обновить себя во всем покаянием и исповеданием целомудренным. Вот, любимые, приближается конец летам живота человеческого, как сени преходящей, и приспевает последний день. Если и под конец не обратимся чистым и целомудренным покаянием во всем, то что будем отвечать грозному, и страшному, и немздоимному Судии, проведши жизнь во зле и небрежении и не внимая никаким наказаниям Божиим?”
Слово в неделю мясопустную святитель Начинает так: “Древле Божественные пророки богодухновенно предсказали о Страшном и Втором пришествии Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа; также и блаженные апостолы и богоносные отцы изложили Божественным, небесным языком евангельское учение от Божественной Премудрости. Потому, возлюбленные, хочу и я ныне предложить о сем Слово любви вашей. Ибо многие от небрежного уныния впадают во множество грехов и изнеможение и, помышляя о человеколюбии Божием, говорят: “Нет геенны огненной и нет муки. Бог простит нам все согрешения”. Но их вразумляют святые, вдохновенные от Бога. Что все мы восприимем по заслугам, послушай пророка Иезекииля, вещающего от лица Божия: В чем тя обрящу, в том тя сужю. И Давид говорит: Яко Ты воздаси комуждо по делом его (Пс. 61. 73). И Павел тоже сказал: Воздаси комуждо поделом его (Рим. 2. 6)”. После такого вступления проповедник сначала изображает последний суд общими чертами, как он будет страшен, как откроются на нем все наши дела, как грозен и нелицеприятен будет Судия, какия тяжкие, нескончаемые муки ожидают грешников, и не раз призывает своих слушателей к покаянию. Затем, в частности, обращает внимание на слова Самого Спасителя о Втором его пришествии и всемирном суде (Мф. 25. 31 и след.). При этом показывает различие Второго пришествия Спасителя от первого: “Первое пришествие, возлюбленнии, было, когда Он приходил на землю, чтобы спасти нас, в смирении и нищете, в бесчестии, и поругании, и в поношении, а о Втором пришествии сказано: Егда приидет во славе Своей, т.е. приидет с славою и силою, копьеносимый ангелами, предстоящими Ему со страхом и трепетом”. Объясняет, почему праведники названы овцами, а грешники козлищами: “Овцами называет (Спаситель) святых ради кроткого, смиренного и незлобивого их жития и потому, что как овцы дают волну, так и святые дают нам плод и пользу, т.е. Божественный и духовный покров, и напояют нас млеком, подавая душам нашим пригодную пищу, полезную и спасительную. А козлищами называет грешных потому, что они идут к стремнинам на беззаконие и на пропасти и так же бесчинны и неплодны, как козлища”. Раскрывает мысль, почему праведники получат награды, именно за дела милосердия, а грешник — наказание за несовершение этих дел: “Праведный и милостивый наследует Царство потому, что он исполнил любовь, которая есть главизна всех добродетелей, а часть любви есть милостыня. Немилостивый же хищник и неправедник отсылается в огнь, потому что стяжал ненависть, главизну всех зол, а часть ненависти есть немилосердие...” В заключение проповедник старается возбудить своих слушателей к покаянию, с одной стороны, указанием на современные бедствия, причем довольно подробно излагает учение, что бедствия посылаются на нас за наши грехи и для нашего исправления, а с другой — напоминанием о приближающемся посте как времени покаяния и спасения.
Слово Фотия в неделю православия — очень обширное, многосложное и очень неудачное. В первой, вступительной части, хотя она вовсе не служит вступлением к последующей речи, автор говорит о том, что великое благо есть пост и молитва, если только мы благодарим Бога за все, получаем ли от Него просимое или не получаем; что Бог иногда не внемлет нам, когда мы просим о неполезном, как не внял некогда даже святому Павлу, Моисею и другим пророкам; что мы должны всегда молиться и непрестанно призывать Господа Иисуса, а особенно во дни святого поста; что пост есть лествица на высоту добродетелей и что мы не должны останавливаться на первой ступени, а должны пройти и все остальные, т.е. подвизаться не только первую неделю, но и все последующие. Во второй части представляет краткую историю иконоборства и происхождение торжества православия, призывает благословлять и ублажать благочестивых царей и Божественных отцов, подвизавшихся за православную веру, анафематствовать еретиков и твердо сохранять все церковные предания, писанные и неписанные: “Все держащиеся ее (Церкви) должны мудрствовать так, как предали Божественные апостолы и как, прияв от них, утвердили и живописали святые отцы, то есть вера апостольская — то вера отеческая, то вера православная, та вера утвердила вселенную”. В третьей части снова ведет речь о посте, убеждая к строгому прохождению святой Четыредесятницы, и говорит, что несоблюдение поста Адамом было причиною его погибели, что Христос постился сорок дней, Моисей — сорок, Илия и Даниил — тоже, что апостолы узаконили Четыредесятницу, а святые отцы предали православным; повторяет мысль, что пост есть лествица на высоту добродетелей: “Пост есть поновление души и целомудрие жития; пост хранит младенца, целомудрит юных, благоукрашает старцев; пост — очищение и освящение душе и телу; пост — приближение к Богу и лику ангельскому”. В четвертой части обращается к князьям и вельможам, убогим и нищим, повторяет им те же наставления, какие преподал в Слове на Сретение Господне, и умоляет всех притекать со слезами покаяния к духовным врачам и открывать им без всякого стыдения все свои грехи, напоминая о будущем суде, о неизвестности смерти, о грозном Судии, о вечных мучениях. Пятая часть, самая обширная, есть собственно сокращение окружного послания митрополита Фотия ко всему священническому и иноческому чину, которое мы рассмотрим в своем месте, как сознается и сам проповедник в самом начале, говоря: “Вам же, о Господни священницы, по большем первом наказании, вмале ныне наказание вашей любви предлагаю”. Здесь повторяются те же самые наставления, нередко теми же самыми словами, о важности и ответственности священного сана, об обязанностях пастырей к самим себе и к пастве, как приготовляться к совершению литургии и как блюсти себя после и проч. и проч. Здесь встречаем и те мысли, то изречение святого Дионисия Ареопагита и другие уроки священникам, какие читали мы уже в Слове на Сретение Господне. В заключение проповедник умоляет всех своих слушателей, и священников, и вообще православных, воспользоваться настоящим временем поста, очистить свою совесть покаянием и таким образом приготовить себя к сретению светоносного праздника Воскресения Христова.
Считая излишним рассматривать остальные Слова митрополита Фотия, очень похожие во всем на только что рассмотренные нами, переходим к его посланиям и грамотам. Эти послания и грамоты двух родов: окружные, т.е. обращенные ко всему духовенству или ко всем христианам Русской Церкви, и неокружные, адресованные только в известные места и к известным лицам. Те и другие или содержат в себе наставления в истинах веры, нравственности и благочиния христианского, или трактуют о современных событиях: о разделении и воссоединении Русской митрополии, против ереси стригольников и против разных других беспорядков в Церкви [260]. Мы остановимся только на немногих из этих посланий и грамот содержания неюридического, которые не были нами рассмотрены прежде.
В окружном своем послании ко всему священническому и иноческому чину [261] Фотий в первой части говорит о важности и тяжкой ответственности священнического сана; во второй излагает обязанности духовных пастырей по отношению к самим себе, к пастве, храму и богослужению; в третьей преподает правила против незаконных браков, касательно постов, исповеди, поста в среды и пятки, крещения детей и елеосвящения. Это послание, несмотря на растянутость, повторения и темноту, обычные в сочинениях Фотия, принадлежит к лучшим его посланиям. Вот некоторые наставления его пастырям: “Разумейте, о священники Господни, каковы должны быть мы. Мы должны, как говорит великий Дионисий, облечься во всякую добродетельную силу, учительную, словом и делом подвизаясь во всякой добродетели и возводя к ней людей Господних: “Достоит бо, — сказал он, — быта Господню священнику чисту и тако очищати, свету быти и тако просвещати, святу быти и тако освящати”. И к нам же относится высшее слово: Вы есте свет мира, вы есте соль земли; аще же соль обуяет, чим сселится (Мф. 5. 13, 14). Разумейте же, священники Господни, как должен быть чист и добродетелен священник Господень, быть образом для всех, прияв такую Божию благодать и власть, быть подражателем совершенств Владыки Христа, по благовестию Его: Будете совершени, якоже Отец, ваш Небесный совершен есть (Мф. 5. 48). Посему, священники Господни, да искушаем себя каждый, с каким страхом и трепетом мы должны содержать сан великого Божия священства, которое и самим ангелам ужасно и недостижимо. Нерадящие о сем, как уничижающие Божественное и нерадивые рабы, подлежат вечному осуждению, по великому Христову евангельскому слову: Раб ведевый волю господина своего... биен будет много (Лк. 12. 47). Итак, о священники Господни, заботливо внимайте и о Христовой пастве, зная, что если отстанет одна овца и будет похищена зверем по нашему небрежению, то кровь ее истяжет праведный Судия от рук наших. Молю вас и о том, чтобы вы истрезвились, умеряя себя во всем, чтобы проповедовали евангельское учение истинное, блюли себя по апостольским и отеческим преданиям, и пасли паству Христову, и отвергали от себя всякую нечистоту, и попечение, и пьянство, помня слово Божественного Павла: Пианицы Царствия Божия не наследят (1 Кор. 6. 10)”.
Два послания Фотия в Киево-Печерский монастырь довольно сходны между собою [262]. В том и другом митрополит напоминает братии о древних великих подвижниках и их правилах, также об Антонии и Феодосии Печерских и заповедует подражать их жизни. Но первое послание гораздо обширнее последнего. Кроме того, в первом послании святитель восстает против нетрезвенной жизни некоторых иноков, повторяет мысли о важности священства, изложенные в окружном послании его ко всему духовному чину, и внушает всем мир и любовь, а во втором упоминает о бывшем разделении и последовавшем соединении Русской Церкви, учит уподобляться пяти девам мудрым в евангельской притче и по случаю казней Божиих, поражавших тогда Россию, призывает всех к самоиспытанию и исправлению жизни. Вот несколько наставлений из первого послания: “И о сем пишу вашему иночеству, да будет во всем вашем сожительстве всякое духовное согласие и духовная любовь. Вы знаете заповедь самого великого нашего пастыря — Христа, данную святым апостолам, о любви: О сем разумеют ecu, яко мои ученицы есте. аще любовь имате между собою. Единым миром Божественные апостолы просветили всю вселенную и привели к богопознанию. И Божественные отцы были преемниками мира, так как Христос сам есть мир и истина. А вражда — от сопротивного, и всеми таковыми коварствами занимает нас наш супостат. Он искони ратует враждою на человека, и, как ржа снедает железо, так вражда от сопротивного отъемлет человеческую добродетель, или, ближе, как некая птица ударяет в дерево и от того все дерево сгнивает, так и братоненавидение погубляет всю добродетель человеческую... Молю вашу любовь, чтобы вы по примеру Божественных отцов стяжали всякие подвиги духовные и показали всякое духовное наследство этих великих настоятелей духовных, создателей сея честныя обители, за труды которых Господь столько прославил вашу святую обитель... Ибо от веры и от дел оправдывается человек и делается наследником Царствия Небесного... По мере подвигов и трудов духовных раздаются венцы от мздовоздаятеля Христа, и потому молю вас во всем соблюсти свое исповедание и в чистой и нескверной ризе представить душу свою своему Владыке”. Во втором послании относительно казней Божиих митрополит говорит следующее: “Когда я слышал о страшных прещениях Владыки, обнаруживавшихся здесь лютыми болезнями и мором, то один Бог ведает, как, слыша это, я изливался слезами пред Богом, имея неусыпное попечение о Христовой пастве. И мы должны знать, чада моя, каковы мы были и что значат постигающие нас бедствия. Всякому возрасту и роду нужно знать это и рассматривать себя в самосудительных своих совестях. Рабы и свободные, простые люди и воины, владельцы и находящиеся под властию, мужи и дети, старцы и юноши, священники и святители, вельможи и князья — все войдем в свои совести и испытаем себя, не уклонились ли мы от пути правого и не соделались ли непотребными по грехам своим и нечестию. За сие-то и постигают нас таковые праведные прощения, которыми Господь Бог желает переменить естество наше и возвесть его в первое достоинство, наказует нас временно, да не постраждем вечно. Посему молю вашу любовь, будем всегда возвышать гласы моления нашего вместе с очистительными душами к могущему спасти нас Господу, предваряя гнев Его обращением. Постараемся снова возвратиться на путь правый, да увидим общего Владыку, пременяющегося от гнева и ярости на всякую милость”. Нельзя не заметить, что оба послания в Киево-Печерский монастырь написаны Фотием в самом Киеве, потому что в обоих святитель выражается: “Приидох к вашей любви”, чтобы преподать вам духовное наставление. Но, судя по началу посланий и по тому, что в обоих он не раз повторяет: “Пишу вам”, надобно заключать, что они не были произнесены им самим, а были прочитаны братии кем-либо по его поручению и от его имени.
В послании к литовцам православным [263] Фотий, упомянув о совершившемся воссоединении Русской митрополии, говорит, что он с теплою любовию духовною пришел к их любви, чтобы сеять между ними семя слова Божия, объясняет притчу “о человеке царе, состязавшемся о словеси с рабы своими”, прилагает ее к тем страшным казням Божиим, которые тогда поражали Литву и всю Россию, убеждает всех покаяться и исправиться, угрожая гневом Божиим, и, в частности, дает наставления князьям, вельможам, богатым и проч. “Вы же, благородные князи и вельможи, которым вручен народ христианский, молю вас непрестанно, оказывайте всякое благодеяние, и заступление, и помощь Христовым людям, по природе родственной вам и присной братии, от которых и вы сами... И за них Христос пролил Кровь Свою, а вас поставил над ними владельцами. Посему умоляю вас, чада мои, призирать и блюсти их в соблюдение заповедей Христовых и во всем содержать нелицемерный суд Божией правды... Имже судом судите, судится вам: в нюже меру мерите, возмерится вам. Так, чада мои, немилостивым владельцам предлежит тяжкий суд, державных и сильнейших ожидает грозное испытание от праведного Судии. Ибо как правосудие, так и правомерие любит Бог, будучи праведен и промышляя о праведных... В постановлениях касательно торжищ не делайте ничего вопреки правды Божией и узаконенного вам, не обижайте и не корыстуйтесь излишним несправедливо на счет братии вашей. Ибо неправильно собранное зле погибнет и приобрящет вам вечную душевную тщету; а сеющие с благословением, с благословением и пожнут и в тишине снедят плоды трудов своих. Итак, молю вас, будьте довольны оброками вашими... Богатые, всячески стяжите милосердие и человеколюбие и оказывайте нищим щедрое подаяние... Сам Бог убожит и богатит, смиряет и возносит, возводит от земли убогого и воздвизает от гноища нищего”.
К числу лучших посланий Фотия принадлежит написанное им в Псков по случаю моровой язвы [264]. “Изначала, — пишет митрополит, — Творец наш Христос Владыка наказывает нас, Свое достояние, многоразличными наказаниями и болезнями к нашему исправлению, требуя обращения нашего, а не погибели. Посему многократно всячески претит нам, щадя корень, да сохранит плоды. Вот и на нас, возлюбленные, последовало такое Божие наказание, на Москву, и на иные окрестные грады, и на Тверь, и на другие страны. Мы за то только благодарим глубину судеб Божиих и неизреченную пучину человеколюбия Господа, что Он не внезапно и не горько взимает Свои создания, а дает вполне приготовляться к христианской кончине с чистым покаянием и исповеданием, с елеосвящением и причащением Честного Животворящего Христова Тела и Божественной и Животворящей Его Крови; а многие отходят к Богу и в подобии великого ангельского одеяния. И я имею надежду на человеколюбие Божие об отходящих таким образом к вечному животу. Молюсь также человеколюбцу Богу и надеюсь, ожидая, что Он праведный гнев свой обратит в прежнее милосердие к нам, Своему достоянию. Страшась же и трепеща постигших нас Владычних наказаний, все мы, православные, вместе должны внимательно испытать себя и познать, за что мы так страдаем и не уклонились ли с правого пути. А затем со слезами да потщимся снова вступить на правый путь, прибегнем к Богу, чистосердечно исповедуясь Ему во всем, и отступим от всех нечистот и страстей...” После этого святитель преподает краткие наставления священникам и инокам, посадникам, властителям и нарочитым града, приличные их званию.
Духовное завещание митрополита Фотия разделяется на две половины. В первой — он бросает взгляд на свою протекшую жизнь, с любовию вспоминает о летах своей молодости, которые провел в пустыне под руководством блаженного старца Акакия, говорит о своем внезапном и почти невольном возведении в сан митрополита Русского и перечисляет те скорби, какие испытал в России в продолжение своего архипастырства. Во второй части, исповедав кратко православную веру, прощается с греческими царями и русскими князьями, живыми и умершими, с митрополитами, архиепископами и епископами и со всеми православными духовного и мирского чина, благодарит тех, которые любили его, своего архипастыря, и оказывали ему пособия в жизни, прощает и разрешает всех оскорблявших его и подвергшихся его запрещению, поручает свое митрополичье достояние, бояр и слуг великому князю и его супруге, и еще раз преподает всем конечное целование, прощение и благословение. Эта последняя часть, которая и есть собственно завещание, действительно составлена по образцу завещания Киприанова, хотя содержит в себе более подробностей [265].
Все сочинения митрополита Фотия показывают, что он был пастырь образованный и хорошо знакомый с канонами и установлениями православной Церкви, пастырь в высшей степени попечительный и ревностный, принимавший самое живое, сердечное участие в своих пасомых. Главное направление его сочинений можно назвать учительным или, еще точнее, нравственным. Не только в проповедях, но и в посланиях и в грамотах, он более всего старается учить духовных чад и учит нравственности. Потому-то самые его послания не без основания названы в рукописях поучениями. Но нельзя не сознаться, что сочинения Фотия лишены силы и жизни, вялы и скучны. Видно, что они составлялись наскоро и мало обработаны. Большая часть из них скудна содержанием. Мысли изложены в них крайне растянуто и многоречиво, часто без связи и последовательности и перепутаны вводными предложениями. Автор нередко повторяется и в одном и том же, и в разных своих писаниях. Чаще всего он любил беседовать о трех предметах: о казнях Божиих, обязанностях пастырей Церкви и скорой кончине мира, которой тогда ожидали. В языке русском и славянском, как сам сознается, он не был искусен, и. потому слог его сочинений какой-то странный и неправильный, представляет немало слов, а еще более сочетаний слов, в которых трудно добиться смысла [266]. Близкий перевод этих сочинений на русский язык был бы труден, а по местам и невозможен по неясности выражений. Впрочем, и при таком переводе, сочинения ничего не приобрели бы во внутреннем своем достоинстве. Драгоценны они как памятник пастырской деятельности первосвятителя, но имеют мало цены как памятник литературный.
Гораздо важнее в последнем отношении сочинения другого нашего тогдашнего митрополита, совместника Фотиева, Григория Самвлака, состоящие из 22 Слов, трех исторических сказаний о святых, одной полемической статьи против латинян и одного богослужебного стиха на Успение Пресвятой Богородицы. Судя по этим сочинениям, Григорий превосходит Фотия и естественными дарованиями, и образованием, а по сохранившимся о нем отзывам был вообще человек весьма ученый и начитанный [267]. Он основательно знал Священное Писание и творения древних учителей Церкви, которым старался следовать не только в мыслях, но и во внешнем изложении их, в составе проповедей, в самых приемах и оборотах речи. Более всего Григорий подражал знаменитейшему из христианских витий — святому Иоанну Златоусту, но нередко пользовался мыслями из поучений святого Василия Великого, святого Епифания, святого Андрея Критского, святого Иоанна Дамаскина и других, перерабатывая, впрочем, эти заимствования так, что сообщал им характер самостоятельный, своеобразный. Талант Григория Самвлака был по преимуществу талант ораторский: он не отличался глубокомыслием, но отличался восприимчивостию, гибкостию, плодовитостию. Стремление к витиеватости, сравнения, противуположения, метафоры, вообще тропы и фигуры встречаются у него на каждом шагу. Иногда эта витиеватая речь отзывается искусственностию, холодностию, напыщенностию, но нередко она согрета теплым чувством и проникнута сильною мыслию и одушевлением. В проповедях Григория Самвлака, как и в проповедях древних учителей Церкви, нельзя искать строгого расположения мыслей по правилам риторики, но, однако ж, всегда соблюдается порядок речи более или менее естественный, беседует ли автор об одном предмете в целой проповеди или о различных. Большая часть проповедей Самвлака посвящена древним священным событиям, воспоминаемым Церковию, но в некоторых своих сочинениях он отозвался на события, ему современные или близкие по времени: так, в одной из проповедей он вооружается против ереси Акиндиновой, волновавшей тогда Грецию; в другой — против обычая латинян совершать Евхаристию на опресноках; третью написал в похвалу недавно скончавшемуся дяде своему Киприану, митрополиту Русскому; четвертую — в похвалу другому своему бывшему покровителю и руководителю — Евфимию, патриарху Терновскому; все три исторические сказания Григория повествуют о новоявленных угодниках его родины — Сербии. Господствующее направление в проповедях его: в одних — догматическое, а в других — историческое, но нравственных наставлений слушателям, за исключением двух-трех проповедей, к изумлению, почти не встречается. Проповеди Григория вообще довольно обширны, а некоторые даже очень обширны. Слог его почти всегда — чистый славянский и удобопонятный, кроме некоторых выражений и двух-трех греческих слов. Предлагая довольно подробный анализ сочинений Григория, какие только мы имели под руками, в особом приложении [268], представим здесь для примера в полном составе одну из лучших его проповедей, именно в Великий Четверток.
“Печаль объемлет мою душу, — говорит проповедник, — и недоумение останавливает мой помысл, когда я вспоминаю об окаянном Иуде. С такой высоты и в какую пропасть он поверг себя! От такой славы апостольского чина к какому, страстный, пришел бесчестию! Отпал от такой сладости Учителя и обложил себя такою горечью сребролюбия! Оно-то и довело его до горькой смерти от удавления. И сбылось на нем пророческое слово: Удаляющиеся от Тебе погибнут.
Владыка и словом и делом отвлекал его от падения. Делом — когда омыл ему ноги и сподобил вечери. Словом — когда говорил: Един от вас предаст Мя, выражаясь вообще, а не желая обличить его пред всеми, обличая только его совесть и возбуждая ее к покаянию. Кого не умилили бы эти слова: Сын человеческий идет по реченному: обаче горе человеку тому, имже предается (Лк. 22. 22.)? Но Иуда не внял... Такова-то жестокая душа: ей трудно прийти к исправлению, она постоянно взирает на погибель, к которой стремится. Посмотри, какой пример к исправлению видел Иуда в блудной жене. Но он не обратил внимания на ее покаяние, а погибал в то самое время, когда она спасалась. Повествуя Об этом, евангелист говорит: Тогда шед един от обоюнадесяте, глаголемый Иуда Искариотский, ко архиереом рече: что ми хощете дати, и аз вам предам Его (Мф. 26. 14). Тогда шед... когда же? Когда блудница возненавидела грехи и пришла к покаянию, когда совлеклась скверной одежды блужения, когда притекла к Учителю, являя много любви в многоценности принесенного дара, когда слезами омочила пречистые ноги Его и власами своими отерла их, когда получила совершенное отпущение многих грехов, раздрала рукописание их и посрамила дьявола... А Иуда тогда шел соглашаться в цене, помрачив духовное око свое сребролюбием. Он уже не чувствовал, с какой высоты падал. О чудо! Какое внезапное изменение той и другого! Одна, бывши рабою врага спасения, получила свободу, припав к Избавителю; другой отошел от Учителя и стал рабом сребра. Та, блудная и посрамленная, приобщалась к чину мироносиц — этот имя ученика изменял на мерзость предательства. Та удостоивалась благохваления во всем мире, по слову Господа: Аминь глаголю вам: идеже аще проповедано будет Евангелие cue во всем мире, речется и еже сотвори сия, в память ея (Мф. 26. 13), а этот покрывал себя бесславием. О окаянство Иудино! Потому-то и говорит Павел: Мняйся стояти да блюдется да не падет (1 Кор. 10. 12).
Тогда шед един от обоюнадесяте... рече, — этим показывал евангелист, что Иуда был не из числа других учеников, т.е. семидесяти, но из двенадцати, всегда пребывавших со Христом, слушавших Его сладостное, небесное учение и в церкви, и среди народа, и наедине, из двенадцати, которым даровал Господь силу творить чудеса, власть изгонять бесов и повеление крестить, из тех двенадцати, которым Он обетовал, что они воссядут на двенадцати престолах и будут судить обеманадесяти коленам Израилевым. Един от обоюнадесяте, сказал евангелист, чтобы показать, на какой высоте стоял Иуда и в какую пучину злобы низверг себя. Прибавил к имени его и отечество, сказав: Иуда Искариотский, потому что был и другой Иуда, называемый Иаковлевым.
Они же поставиша ему тридесять сребреник. И зачем ты, Иуда, для чего продаешь Учителя? Зачем ценишь бесценного? Зачем спешишь отнять от Сиона камень краеугольный? И что тебя подвигло на предательство? Или Он оставил тебя, нарицая других апостолами? Или, беседуя с ними, отгонял тебя? Или им вручил ковчежец, утаив от тебя? Или, вкушая с ними, презрел тебя? Или, омыв ноги им, тобою возгнушался? О слепота! Ты говоришь: Что ми хощете дати? Да что больше хочешь ты получить взамен оставляемого тобою? Оставляешь свет и становишься тьмою; оставляешь то, чего око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его, и принимаешь вечное поношение; оставляешь новую чашу, которую Владыка обещал дать другам Своим в Царствии Своем, и испиваешь горькую чашу удавления; оставляешь право быть судиею вселенной вместе с Петром и прочими учениками и становишься рабом дьявола. О безумие Иудино! Ты говоришь: Что ми хощете дати? Так-то ты исполняешь повеление Учителя... Он заповедовал не стяжать сребра и злата, не облачаться в две ризы, не иметь при поясах меди и влагалища, а ты бесстыдно говоришь: Что ми хощете дати? О крайнее нечувствие! Ты не вспомнил блаженного пребывания с Учителем, Его частых и уединенных собеседований, ибо много раз Господь принимал их (двенадцать учеников) наедине, уча их в безмолвном месте приготовить сердца свои к принятию словес Его. Не вспомнил ты чудес Его, предсказаний будущего, таинства той самой вечери, когда Он изрек: Желанием возжелех сию пасху ясти с вами. Ты не устыдился наконец Владыки, встающего с вечери, снимающего ризы, препоясывающегося лентием по обычаю рабов, вливающего воду в умывальницу и умывающего ноги ученикам, и, как говорят церковные богословы, прежде других умывающего ноги предателя...
Что же ты, о Иуда?.. Если прочие ученики омывали ноги, будучи чистыми, как сказал Господь: Вы чисти есте, но не ecu, исправляя тебя, то они, добрые делатели правды, готовились к проповеди и сеянию Евангелия; им надлежало в скором времени идти в мир весь для благовестия, прияв крещение и совершение от Утешителя. А ты, к чему ты готовясь, простираешь бесстыдно ноги для омовения? К тому ли, чтобы скоро идти на предание Господа и увидеть сребреники в руках своих? О неразумие предателя! Когда другие ученики, будучи таинниками и князьями вселенной, — поставиши бо их, сказал Давид, князи по всей земли, — когда они принимали таинства, которыми имели обновить вселенную, тогда ты, будучи предателем, зачем дерзостно простираешь руку твою к хлебу? Затем ли, чтобы вскоре предать себя лукавому, чтобы исполнилось над тобою псаломское предречение: Ядый хлебы моя возвеличил есть на мя пяту? Этого не слушал и не помыслил неразумный ученик, но остался неисправимым. Душа, однажды потерявшая стыд, не уцеломудривается жестокими словами и не умиляется кроткими, но бывает подобна тому городу, о котором пророк, рыдая, сказал: Лице жены-блудницы бысть тебе, не хотела ecu постыдитися ко всем (Иер. 3. 3).
Так пострадал окаянный Иуда! Подобно ему страждут и те, которые приносят опресноки в жертву, прельщающие, и прельщаемые, и говорящие без стыда, будто Господь в вечер таинства дал опреснок, произнеся: Cue есть Тело Мое. Они не слышат Павла, учителя языков, вопиющего и говорящего: Аз приях от Господа, еже и предах вам, яко Господь Иисус в нощь, в нюже предан бываше, прием хлеб, и благодарив, преломи и рече: Приимите, ядите: cue есть Тело Мое, еже за вы ломимое: cue творите в Мое воспоминание. Елижды бо аще ясте хлеб сей и чашу сию пиете, смерть Господню возвещаете, дондеже приидет (1 Кор. II. 23, 24, 26). Апостол сказал: Аз приях от Господа, — они же, не стыдясь, предлагают бесквасное. Им прилично сказать: вы ли, своезаконники, истиннее или Павел, учитель вселенной, Павел, эта душа, досягавшая до небес, Павел, этот человек, восхищенный до третьего неба, толикий и таковой, Павел, кого, хотя он был прежде гонителем, послал Бог во языки проповедовать таинство Евангелия, сказавши: Яко сосуд избран Ми ecu. Он (Павел) не сказал: “опреснок”, хотя бы мог сказать, если бы хотел, но сказал: хлеб. А хлебом никогда не называется бесквасное, как несовершенное. И как назвать хлебом брашно с водою без кваса, когда оно носит на себе образ мертвенности? Хлебом же и называется, и есть только квасное, как имеющее в квасе образ жизни по причине восходительного (свойства), принимаемого за образ души, разумной и словесной. И потому всякий, приносящий в жертву опресноки, недугует ересию Аполлинариевою и Евагриевою, дерзнувшею называть плоть Господню бездушною и неразумною.
Но евангелист, говорят, сказал: В первый день опресночный приступиша к Иисусу ученицы, глаголюще: Где хощеши, да уготоваем Ти ясти пасху? Если же это был первый день опресноков, то ясно, что сообразно с законом Господь и сам вкушал опресноки, и преподал ученикам. Нет, нет! Евангелист ничего не сказал о снеди опресночной, но сказал: Идущим им, прием Иисус хлеб и благословив, преломи, и даяше ученикам, и рече: Приимите, ядите: cue есть Тело Мое. Как же мог Господь назвать вещию бездушною Тело Свое, когда Он приял плоть разумную и одушевленную? Как Он мог дать опресноки, когда они еще не начинались, а квасной хлеб еще не был оставлен? В четырнадцатый день месяца овча закалалось к вечеру, когда и Владыка наш был пожрен на Кресте, установляя законную жертву. В тот день, в шестой час труба возвещала отложение и оставление квасного хлеба. И в ту ночь до утра ели пасху, как повелевал закон, обувшись, стоя и подпершись жезлами. Тогда не было ничего вареного в доме, но все печеное огнем без сокрушения кости, с сожжением остатков. На рассвете пятнадцатого дня, в субботу, начинали есть опресноки с горькими травами и ели в продоение осьми дней. Это был праздник опресноков, называемый пасхою. Первым же днем опресночным евангелист назвал не самый день опресночный, пятнадцатый месяца, но третий пред тем — тринадцатый того месяца, как прежде бывший. Так, Матфей (26. 17) и Марк (14. 12) говорят: В первый день опресночный, егда пасху жряху, глаголаша Ему ученицы Его: где хощеши, шедше уготоваем, да яси пасху? А премудрый Лука (говорит): Прииде день опресноков, в оньже подобаше жрети пасху, и посла Петра и Иоанна, рек: Шедша уготовайта нам пасху, да ямы (Лк. 22. 7, 8). Сказал: Прииде день опресноков, т.е. уже при дверях был, наступал, как и мы говорим при исходе зимы, что весна пришла, не потому, будто мы вошли в нее, но потому, что она близка; подобно тому как о друзьях и знакомых, слыша, что они идут к нам, мы с радостию говорим к находящимся с нами: “Он пришел сюда”, между тем как его разделяет от нас еще далекое расстояние. Также и о жатве, предвидя ее приближение, когда еще зеленеют колосья, земледельцы говорят: “Жатва пришла”, — говорят, чтобы при вести о приходе ее изострились серпы, приготовились жнецы, гумно очистилось, житницы были прибраны. Также и здесь сказано: прииде, потому что был близок.
Шедша же, — пишет евангелист, — обретоста, якоже рече има, и уготоваста пасху (Лк. 22. 13) и потом, ни о чем другом не упомянув, продолжает: И егда бысть час, возлеже, и обонадесяте апостолы с Ним. И рече к ним: Желанием возжелех сию пасху ясти с вами, прежде даже не прииму мук. Вечерю эту Господь назвал пасхою; сказал: Желанием возжелех, чтобы показать, как близко было время таинства Его предания и крестной смерти. И приим хлеб, хвалу воздав, преломи, и даде им, глаголя: Сив есть Тело Мое, еже за вы даемо: cue творите в Мое воспоминание. Такожде и чашу по вечери, глаголя: Сия чаша — Новый Завет Моею Кровию, яже за вы проливается (Лк. 22. 19, 20), Итак, видишь ли, как ученики совершали законное приготовление к пасхе и чаяли (видеть) обычный законный день, а Владыка творил Тайную вечерю, назвав ее вожделенною Пасхою, на которой предал таинство другам Своим? Потому-то они и не стояли, как повелевает закон, подпершись жезлами и вкушая печеное, но возлежали и употребляли вареное. Там была соль, в которой Владыка, омочив хлеб, дал лукавому ученику. Приим хлеб, хвалу воздав, преломи и даде им, научая их священнодействию и возбуждая их разумы к благодарению за то, что таким великим дарам они сподоблялись. Cue есть Тело Мое, еже за вы даемо — за вас и последующих Мне и приобщающихся скорбям Моим и гонению, за всю вселенную, которую вы хотите крестить, ходя овцами посреди волков, превращая их зверство в овчую кротость. Cue творите в Мое воспоминание, потому что Я искренне приобщился плоти и крови, и уже иду исполнить все смотрение таинства, и уже не буду жить с вами, как прежде. Но печаль да не объемлет сердца ваши, что Я оставляю вас, единожды избранных Мною: вкушая хлеб сей — Плоть Мою и чашу сию — Кровь Мою, вы во Мне пребудете и Я в вас.
Но окаянный Иуда остался сему чуждым. Он принял от руки Господней хлеб сребролюбивою рукою, и по хлебе вошел в него сатана, как сказал возлюбленный Иоанн. До тех пор сатана искушал его, подстрекая на предательство; а теперь, так как Иуда был совсем оставлен по непреоборимому своему стремлению, совершенно овладел его душою, ибо такое бесчувствие одержало его, что и в солило бесстыдно простер свою руку. Потому и Господь вследствие такой дерзости, омочив хлеб в солило, дал Иуде, являя тем ученику, тайно спросившему, что сей-то и есть предатель, а самому предателю сказал: Еже твориши, сотвори скоро (Ин. 13. 27), скрывая от учеников его намерение. Ибо, если бы предательство было узнано, теплый верою Петр, отрезавший ухо архиерейскому рабу пред множеством воинов, чего не захотел бы сделать с Иудою, когда теперь Петру ничто не препятствовало? Он непременно убил бы Иуду.
Сего же никто же разуме от возлежащих, — продолжает евангелист, — к чесому рече ему. Нецыи же мняху, понеже ковчежец имяше Иуда, яко глаголет ему Иисус: Купи, еже требуем на праздник или нищим да нечто даст (Ин. 13. 28, 29). Слышите ли вы, презирающие нищих и собирающие сребро, как Владыка по безмерному милосердию, обнищавший даже до подобия раба, не имевший, где главы приклонить, дает милостыню? А ты, имея дома четырехкровные и трехкровные, не пускаешь нищего даже на двор? Он, не имея доходов, предлагал дневную, убогую пищу не Себе только, но и такому лику учеников, даже и нищим еще, а ты, владеющий селами, стяжаниями и доходами, не вспомнишь об убогих? Какой ты думаешь иметь ответ, презирая учение Владыки, которое внушал Он и делом и словом, когда сам подавал милостыню и когда заповедовал: Будьте милосерды, якоже и Отец ваш Небесный милосерд есть, и еще чрез пророка сказал: Расточи и даждь убогим; правда Его пребывает в век века, а ты, делая противное Ему, собираешь сокровища, и чем больше соберешь, тем более стараешься приумножить собранное? Таков лютый мучитель сребролюбия: чем более поедает, тем более становится ненасытным, доколе не приведет в последнее осмеяние окаянного рачителя сребра, когда сбудется на нем пророческое слово: Се человек, иже не положи Бога помощника себе, но упова на множество богатства своего и возможе суетою своею. Земля дает сребро по Владычнему повелению на потребу тем, которые в пользу его принимают. А ты, наоборот, скрываешь сребро в недрах земли, воспаляя им геенну, угрожающую немилостивым, и становясь по страсти ненасытимости бесчувственнее земли, недугуя подобно окаянному Иуде. Что, предал ли бы он Господа и Господь был ли бы предан, если бы Иуда не хотел опутать душу свою мрежами сребролюбия? Размышляя о великости предательства, уподобляю ему немилосердие к братии Христовой, ибо Господь сказал: Не ктому вас нареку рабы, но братию; и еще: Понеже сотвористе единому от сих меньших братий Моих, Мне сотвористе. Видишь ли, кто суть братия Его, о которых Он всегда промышляет? Ибо и сам понес немощи наши. Он был пастырь добрый, Емуже были овцы Своя, и Он пекся о них, подъемля слабых, заботясь о покинутых и осуществляя на самом деле то, что сказал: Аз душу Мою полагаю за овцы (Ин. 10. 15). Этого мало. Не насытилась любовь Его к овцам даже тем, что Он положил за них душу свою; но смотри: И ины овцы имам, — сказал Он, — яже не суть от двора сего, и тыя Ми подобает привести, и будет едино стадо и един пастырь (Ин. 10. 16). Ибо не во дворе закона и не в ограде писаний пророческих находились язычники, но заблуждались в горах и пустынях, делаясь каждый день пищею мысленного зверя. И их освободил Пастырь, предав Себя, и сотворил единое стадо, предложив им Тело Свое в снедь и чашу Своей Крови. Потом, поручая их Петру, сказал: Аще любиши Мя... паси овцы Моя (Ин. 21. 16), и не однажды, а трижды спросил: Любиши ли Мя, — не для того, чтобы узнать об этом, ибо есть единый, создавший сердца и разумеющий все дела их, но чтобы мы видели, какое Он имеет попечение об овцах. А так как Он искупил нас не сребром или златом, но Своею Кровию, то да блюдется же всякий, чтобы, называясь овцою Христова стада, не уклониться к волкам и противникам благочестия — еретикам, являясь по имени — Христовым, а на деле — сыном дьявола. Так поступал и Иуда: жил с апостолами, а сходился с фарисеями; хлеб принимал от рук пречистых, а сребреники взял от рук беззаконных, вечерял с Учителем, а сердцем восседал среди безумных старейшин.
Прошу любовь вашу, да никто из вас не будет по сребролюбию христопредателем. Если бы этою страстию не объята была душа окаянного Иуды, он не дерзнул бы на предательство, как я сказал прежде. Ибо как ты причастишься Телу и Крови Владычней неосужденно, нося на себе недуг предателев? Нет, молю вас... Но, оставив этот горький недуг, который святой Павел назвал идолослужением и корнем всех зол, приступим к Тайной вечери во оставление грехов и с надеждою будущих благ, которые получить да удостоимся все мы благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Нимже Безначальному Его Отцу и Пресвятому и Животворящему Его Духу слава, и держава, и поклонение ныне и в бесконечные веки. Аминь”.
Все ли известные нам сочинения Григория Самвлака написаны им в России в последние двенадцать лет его жизни (1407-1419) или некоторые написаны прежде, в других местах его служения святой Церкви, определить нет возможности, потому что те же самые сочинения, которые в одних рукописях надписываются именем Григория мниха и пресвитера или игумена Пантократоровой обители, в других — надписываются именем Григория, архиепископа Российского, а некоторые проповеди, составленные им еще на родине, он мог произнесть и в России. Будучи призван быть первосвятителем православной Церкви в земле Литовской, где многие, начиная с самого великого князя Витовта, исповедовали римскую веру, Григорий, кроме того что в одной из проповедей, только что нами приведенной, вооружается против употребления латинянами опресноков в таинстве Евхаристии, написал еще особую статью о вере немецкой. Здесь он перечисляет до 35 пунктов несогласия латинян с православными в вере, обрядах и жизни. Этот перечень, составленный на основании подобных греческих перечней, но с некоторыми дополнениями, мог служить руководством для православных, чтобы предохранять себя от заблуждений и нововведений Римской Церкви [269].
Кроме трех первосвятителей конца XIV и 1-й половины XV столетия, распространявших в России свет духовного просвещения, который принесли они с собою из Греции и Сербии, были тогда у нас писатели и из числа наших соотечественников, получивших образование в самой России. Двое из них, именно преподобный Кирилл Белоезерский и Симеон, владыка Новгородский, оставили писания в учительном роде.
Первому принадлежат три послания к русским князьям [270]. В посланиях виден человек, не только здравомыслящий, но и достаточно образованный и хорошо владевший родным языком, виден скромный пустынник, который, однако ж, горячо любил свое отечество и смело вещал правду сильным мира.
В послании к великому князю московскому Василию Дмитриевичу (1399-1402) святой Кирилл прежде всего выражает свою радость и скорбь — радость о христианском смирении князя, обращающегося к нему, такому грешному иноку, с просьбою о молитве, а скорбь о своем недостоинстве и, упомянув о частых милостынях князя обители, дает обещание со всею своею братиею молиться за него, и за его семейство, и за всех христиан, врученных ему от Бога. Потом поучает князя его обязанностям: “Ты же, господине, сам ради Бога внемли себе и всему княжению твоему, в котором поставил тебя Дух Святой пасти люди Господни... Великой власти ты сподобился от Бога, тем более ты должен и воздавать Ему. Воздай же Благодателю долг, храня Его святые заповеди и уклоняясь всякого пути, ведущего на пагубу. Как на кораблях: если ошибется наемный гребец, вред от того бывает небольшой плавающим с ним, но если ошибется кормчий, тогда творит пагубу всему кораблю, — так, господине, бывает и с князьями. Если из бояр кто согрешит, он творит напасть не всем людям, но только себе, а если согрешит сам князь, он причиняет вред всем людям, ему подвластным. Храни себя, господине, со многою твердостию в добрых делах... Возненавидь всякую власть, влекущую тебя ко греху, имей непреложный помысл благочестия и не надмевайся временною славою к суетному шатанию... Бойся, господине. Бога, истинного царя, и блажен будеши...” Наконец, святой Кирилл убеждает великого князя примириться с князьями суздальскими.
Послание к можайскому князю Андрею Димитриевичу, в области которого и находилась Белоезерская обитель, святой Кирилл написал (1408 или 1413 г.) в ответ на его послание, извещавшее о чудесах Богоматери. По этому случаю святой старец дает такие наставления князю: “И ты, господине князь Андрей, видя человеколюбие и милосердие Господа нашего Иисуса Христа, Который отвел от нас гнев Свой и явил милость Свою народу христианскому по молитвам Пречистой Госпожи Богородицы, Матери Своей, помни то, что ты властелин в своей отчине и поставлен от Бога унимать людей от лихого обычая. Смотри, чтобы суд творили правильно, как пред Богом, чтобы не было, господине, ни поклепов, ни подметов, чтобы судьи не принимали посулов, а были довольны своими оброками... Внимай себе, господине, чтобы в твоей отчине не было корчмы, ибо от нее великая пагуба душам: христиане пропиваются, а души их гибнут. Также, господине, чтоб не было у тебя мытов, ибо то куны неправедные. А где перевоз, там прилично дать труда ради. Также, чтоб не было, господине, ни разбоя, ни татьбы в твоей отчине, и если не уймутся от своего злого дела, то вели наказывать их по мере вины их. Унимай также подвластных тебе людей от скверных слов и ругательства, ибо все это прогневляет Бога... А христианам, господине, не ленись управу давать сам — то вменится тебе свыше от Бога... А в церкви стойте, господине, со страхом и трепетом, помышляя себя стоящими как бы на небеси, потому что церковь называется земным небом и в ней совершаются Христовы Таинства. И себя блюди особенно: стоя в церкви, беседы не твори и не говори ни одного слова праздного и, если увидишь кого-либо из вельмож своих или из простых людей, беседующего в церкви, возбраняй им, ибо все то прогневляет Бога. И ты, господине князь Андрей, о всем том внимай себе, ибо ты глава и поставлен от Бога властителем над подчиненными тебе христианами”.
В послании к звенигородскому князю Георгию Димитриевичу (прежде 1422 г.) святой Кирилл сначала утешает и наставляет князя по случаю болезни его супруги. “А что, господине, скорбишь о своей княгине, которая лежит в недуге, то это поистине есть Божие смотрение и человеколюбие к вам, чтобы вы исправились. И вы рассмотрите себя и испытайте самые сокровенные свои дела, которые знает только Бог и вы, да и покайтесь в том от всей своей души, чтобы перестать. Ибо, господине, если кто творит милостыни и велит молить за себя Бога, а сам не перестает от недобрых дел своих, то нет ему пользы и Бог не благоволит от такого приношения. Рассмотрите ж себя и исправьтесь совершенно, тогда, если обратитесь к Богу, и я, грешный, поручусь, что Он простит вам благодатию Своею все согрешения ваши и избавит вас от всякой скорби, а твою княгиню сотворит здравою... Если она останется в недуге своем, то ведай, господине, что верно ради добродетелей ее Бог хочет упокоить ее от маловременной и болезненной жизни в оном нестареющемся блаженстве. А ты не скорби, видя ее отходящую в бесконечный покой, в светлость святых, в неизреченную славу Божию... Впрочем, мы надеемся на милость Божию, что не оскорбит тебя Господь, но благодатию Своею помилует и утешит тебя...” В остальной части послания святой старец умоляет князя, чтобы он не приезжал к нему в обитель: “А что ты, господине князь Юрий, писал ко мне, грешному, что издавна жаждешь видеться со мною, то ради Бога не делай этого и не приезжай к нам. Знаю, что придет на меня искушение за грехи мои, если поедешь ко мне. Извещаю тебя, что ты не увидишь меня: покинув монастырь, пойду прочь, куда Бог наставит. Ибо, господине, вы ожидаете, что я здесь и добрый, и святой, а поистине я окаяннее и грешнее всех людей и исполнен всякого стыда... Рассуди и то, что твоей отчины нет в нашей стране, и, следовательно, если ты поедешь сюда, то все начнут говорить: “Только для Кирилла поехал...”
Симеон, архиепископ Новгородский (1416-1431), был пастырь учительный и мудрый. “Слава Богу, давшему нам таковаго святителя, — говорили о нем новгородцы, — могущаго управити своя дети и поучати словесы духовными, ового кротостью, иного обличением, иныя же запрещением” [271]. Под его именем сохранились два поучения: одно о молитве, доселе не изданное [272], а другое, сказанное псковичам, внесенное в летописи и заключающееся в следующих немногих словах: “Вы, благородные и честные мужи, знаете, что, если кто воздает честь своему святителю, честь та восходит к Самому Христу, от Которого вы надеетесь принять мзду сторицею и наследовать жизнь вечную. Посему, чада, воздавайте честь своему святителю и отцам вашим духовным, наставникам вашего спасения со всякою покорностию и любовию. Не испытывайте их ни в чем и не прекословьте наставникам своим, но смотрите за самими собою, укоряйте и судите самих себя, плачьте о своих грехах, ищите с болезнию своего спасения. Не похищайте чужого, не радуйтесь бедам и напастям братии своей. Не мудрствуйте о себе и не гордитесь, но со смирением повинуйтесь отцам своим духовным как православные христиане, живущие под законом Божиим. Церкви Божией не обижайте: она не должна быть обижаема ни от кого и ничем. И не вступайтесь ни во что церковное, что только изначала, при прежде бывших Новгородских епископах шло епископий в дом Божий святой Софии: ни в земли, ни в воды, ни в суды, ни в печать, ни во все пошлины церковные. А если кто вступится в церковное, вы, чада, устранитесь от того и сведите вину с души своей, чтобы не подвергнуться ответственности по правилам святых апостолов и святых отцов. Всяк должен блюстися гнева Божия, призывать на себя милость Божию, плакать о грехах своих и не присваивать себе чужого” [273].
Несколько более дошло от того времени сочинений в историческом и повествовательном, или описательном, роде. Разумеем жития четырех наших подвижников XIV в.: Стефана Пермского, Сергия Радонежского, Димитрия Прилуцкого и Алексия митрополита, одно путешествие во Иерусалим и два сказания о Флорентийском Соборе.
Житие святого Стефана, епископа Пермского, написано вскоре после его смерти (1396) бывшим сотоварищем его в ростовском Григорьевском монастыре и потом учеником и духовником преподобного Сергия Радонежского Епифанием. Оно представляет собою довольно обширное сочинение и изложено крайне растянуто, многословно и витиевато, а потому утомительно при чтении. Писатель не ограничивается только изложением жизни святого Стефана, но сообщает некоторые соприкосновенные сведения, например о местоположении Пермской земли, о суевериях и занятиях пермян; вставляет свои соображения, например о проповеди святых апостолов в разных странах земли, об изобретении алфавитов у разных народов; влагает в уста святого Стефана и других лиц взаимные беседы, молитвы, целые поучения, составленные преимущественно из текстов Библии; и оканчивает “Плачем пермским” по случаю смерти святого Стефана. Видно, что Епифаний был человек весьма начитанный и многосведущий, особенно в Священном Писании, и обладал даром неистощимого красноречия, чтобы не сказать многословия, вследствие чего современники и могли назвать его Премудрым [274].
Рассуждая об изобретении разных алфавитов, Епифаний между прочим говорит: “Как много лет многие философы греческие собирали и составляли греческую азбуку и едва уставили, едва сложили после многих трудов и времен! А пермскую грамоту один чернец сложил, один составил, один учинил, один калугер, один мних, один инок, приснопамятный епископ Стефан, один и в одно время, а не во многие времена и лета, как они (греки), один в уединении, один, у единого Бога прося помощи, один, одного Бога на помощь призывая... И таким образом один инок, к одному Богу моляся, и азбуку сложил, и грамоту сотворил, и книги перевел в немногие лета при помощи Божией. А там семь философов во многие лета едва азбуку сложили, а семьдесят мудрецов переложили и перетолковали книги с языка еврейского на греческий. Посему я думаю, что русская грамота досточтимее еллинской. Ту сотворил муж святой, Кирилл Философ, а греческий алфавит составляли еллины, некрещеные и еще язычники. Потому же и пермская грамота, которую сотворил Стефан, важнее еллинской. Там Кирилл, здесь Стефан: оба были мужи добрые, и мудрые, и равные мудрованием; оба одинаково подъяли равный подвиг, и оба потрудились ради Бога: один для славян, а другой для пермян, как два светлые светила, просветили народы... Но Кириллу Философу много пособлял брат его Мефодий — или грамоту слагать, или азбуку составлять, или книги переводить. А Стефану никто не обрелся помощником, кроме единого Господа Бога нашего... Если кто спросит греческого книжника: “Кто вам сотворил грамоту или книги переложил и в какое время это случилось?”, то редкие из них могут дать ответ и немногие знают. А если спросить русских грамотеев: “Кто вам сотворил грамоту и книги перевел?”, то все знают и скоро дадут ответ: “Святой Константин Философ, называемый Кирилл, он нам сотворил грамоту и книги перевел с греческого языка на русский с братом своим Мефодием, который был впоследствии епископом Моравским...” И если также спросить пермянина: “Кто избавил вас от работы идолослужения, кто сотворил вам грамоту и переложил книги?”, то с жалостью и радостию, с великим тщанием и усердием скажут: “Добрый наш дидаскал Стефан, который не только просветил нас святым крещением, во тьме идолослужения сидящих, но и озарил святыми книгами, обильно испущая сугубые лучи благодати... Он научил нас понимать грамоту и разуметь книги; он сам, один, сложил нам азбуку, он один сотворил нам грамоту, гадал, думал, составлял, и никто ему не помогал, никто не научал и не исправлял...” и т. д.
В “Плаче пермском” есть места довольно сильные по чувству и трогательные. Когда, повествует Епифаний, находившиеся при святом Стефане возвратились из Москвы в Пермь с его ризницею, книгами и другими вещами и возвестили о его кончине, тогда все начали вопиять: “Горе нам, братие! Как остались мы без доброго господина и учителя! Горе, горе нам. Как лишились мы доброго пастыря и правителя!.. Мы лишились доброго попечителя и ходатая за нас пред Богом и людьми. К Богу он молился о спасении душ наших, а пред князем ходатайствовал о жалобе нашей, и о льготе, и о пользе, был теплым заступником за нас пред боярами, начальниками и властями мира сего, многократно избавлял нас от насилия и работы, облегчал нам тиунскую продажу и тяжкие дани. Сами разбойники новгородские — ушкоинницы — покорялись его увещаниям, чтобы не воевать на нас. А теперь мы разом лишились всего: не имеем ни теплого молитвенника к Богу, ни теплого заступника пред людьми. О, как и откуда постигло нас такое бедствие! Мы стали поношением для соседей наших — иноязычников: лопи, вогуличей, югры и пинеги. О епископе наш добрый! — говорим к тебе, как к живому, о добрый подвижниче правой веры, о священнотаинниче и богопроповедниче, проповедавший нам Бога и поправший идолов, честной наш вождь и наставник! Если бы мы потеряли злато или сребро, то и другое обрели бы вместо потерянного. А лишившись тебя, другого такого не найдем. Куда зашла доброта твоя, куда сокрылась от нас? Куда отошел от нас, а нас оставил сирыми, пастырю наш добрый!.. Кто же утешит печаль, постигшую нас? К кому прибегнем, на кого воззрим, где услышим сладкие твои словеса, где насладимся твоей душеполезной беседы?.. Зачем отпускали мы тебя в Москву, где почил ты? Лучше бы было нам, если бы гроб твой находился в земле нашей и пред очами нашими. Тогда великое было бы утешение сиротству нашему; как к живому: мы приходили бы к тебе и просили бы у тебя благословения... За что же обидела нас Москва? Это ли ее правосудие? Она имеет у себя митрополитов и святителей, а у нас был один епископ, и того к себе взяла, и ныне мы не имеем даже гроба епископского. Один у нас был епископ; он же нам был и законодатель, и креститель, и апостол, и проповедник, и благовестник, и исповедник... Помолись же, преподобниче, к Господину жатвы, да изведет делателей на жатву твою и да будут эти делатели добры, непостыдны, право правящие слово истины... О преподобный наш отче, святой епископе Стефане! Если и преставился ты от нас телом, то не отступай от нас духом; если и далеко от нас гроб твой, но молитва твоя да будет всегда с нами; если мощи твои далеко отстоят от нас, то благословение твое да будет близ нас, и посреди нас, и на нас присно” [275].
Житие преподобного Сергия Радонежского составлено тем же самым учеником его и отцом духовным, который прежде написал житие святого Стефана Пермского. В предисловии к новому своему сочинению Епифаний говорит, что он начал собирать сведения о преподобном спустя год или два после его смерти (1392) и в продолжение двадцати лет записывал эти сведения частию в свитках, частию в тетрадях без всякого порядка, что потом несколько лет он колебался, писать или не писать житие святого старца, и решился на это, когда прошло уже 26 лет после кончины преподобного, а между тем никто другой не начертал его жизнеописания в назидание потомству (следовательно, в 1418 г.). При составлении жития Сергиева автор пользовался тем, что видел своими глазами и слышал из уст самого Сергия, его келейника, его старшего брата Стефана и других старцев, бывших очевидцами угодника Божия. В этом житии, как прежде в житии святого Стефана Пермского, Епифаний, изображая жизнь святого от его рождения до смерти, по местам говорит о предметах сторонних, только соприкосновенных, например об основании некоторых монастырей. Входит в рассуждения и соображения: например, сказав, как святой Сергий еще во утробе матери троекратно прокричал в церкви, представляет из Священного Писания и Чети-Миней целый ряд подобных примеров, показывающих, что Бог избирает некоторых еще от чрева матери для особенного служения. Влагает в уста преподобного Сергия и других лиц слова, беседы, молитвы, поучения: например, поучение к братии по возведении преподобного в сан игумена, поучение по случаю недостатка съестных припасов в обители. Вообще, новое сочинение Епифания по своему характеру очень похоже на прежнее, но, будучи написано спустя около двадцати лет, представляет следы большей зрелости писателя и гораздо менее растянуто и витиевато, не в такой степени многоречиво [276]. Кроме жития преподобного Сергия, и, кажется, гораздо прежде, Епифаний написал похвальное Слово ему, которое, вероятно, читалось братии в день его кончины [277]. Здесь, после довольно длинного предисловия, сочинитель кратко излагает жизнь святого старца, в общих чертах изображает его свойства, прославляет его подвиги, говорит о его смерти и погребении и передает весьма многословное и наполненное текстами Библии сетование над его гробом осиротевших его учеников. Слово это составлено вообще очень неудачно.
Житие преподобного Димитрия Прилуцкого, Вологодского чудотворца, написано одним из его преемников по игуменству в основанной им обители, Макарием, и написано, вероятно, спустя недолго после его кончины (1391). Макарий говорит, что многие свидетельства о преподобном Димитрии он слышал из уст блаженного ученика его Пахомия, который пришел с ним еще из Переяславля Залесского в Вологду, постоянно жил при нем и сделался первым после него настоятелем Прилуцкого монастыря. В другом месте автор выражается, что Господь Бог “прояви сицеваго чудотворца (Димитрия) в последния роды наша”. Житие, кроме предисловия, состоит из трех частей: в первой излагаются собственно жизнь и подвиги преподобного, во второй — его чудеса, в третьей — похвала ему. Части связаны между собою и составляют одно непрерывное сочинение, которое читалось пред всею церковию во дни памяти преподобного [278]. В двух первых частях рассказ простой, без напыщенности и многоречия, хотя недовольно искусный. Последняя составлена преимущественно в форме акафиста, с частыми повторениями слова: “Радуйся”.
Житие святого Алексия, митрополита Киевского, написано архимандритом Питиримом, который был впоследствии епископом Пермским (поставлен между 1441-1445 гг.). Оно неизвестно ныне под его именем, но, вероятно, есть то самое, которое доныне встречается в рукописях, внесено в одну из летописей и начинается словами: “Сей убо преподобный отец наш Алексий митрополит беяше родом болярин”. Житие это оканчивается рассказом о смерти и погребении святого Алексия, но не упоминает ни об открытии мощей его, последовавшем в 1439 г., ни о перенесении их в новую церковь — в 1485 г., следовательно, писано прежде, и именно около того времени, когда и был архимандритом Питирим [279]. Представим, для примера, два отрывка: “Сей преподобный отец Алексий митрополит, — говорится в начале жития, — был родом боярин, из славных и нарочитых бояр, от страны Русской, от области Московской, сын благородных и благоверных родителей: отца — Симеона и матери — Марии. Родился в великое княжение Михаила Ярославича тверского, при митрополите Максиме, прежде убиения Иакинфа и был старше великого князя Семиона 17 годами. А крестил его, еще в младенчестве, князь Иван Данилович, не бывший еще на великом княжении. Имя ему было наречено в крещении Семион. Еще в детстве он изучился всей грамоте и в юности навык всем книгам. Измлада возлюбил Бога, и оставил родителей своих, и женитьбу, и всех по плоти сродников, и возненавидел всякое пристрастие к миру. Возжелал работать единому Богу, и, имея, как казалось, около двадцати лет, удалился из мира и постригся в одном из монастырей, и принял в монашеском чине имя Алексия. Он ревностно подвизался в добродетели, исполнял все обеты иноческой жизни, прошел всякое писание Ветхого и Нового Завета, оставался в чернечестве даже до сорока лет и за свою добродетельную жизнь был честим и славим всеми и любим многими...” В конце жития читаем: “Когда он умирал, то заповедал великому князю положить себя не в церкви, а вне церкви за алтарем: там указал место и велел положить себя крайнего ради смирения. Но великий князь никак не сотворил того, не восхотел положить вне церкви такого господина, честного святителя, а положили его в церкви близ алтаря с великою честию, проводили его с усердием и тщанием честные епископы, архимандриты, игумены, священники, диаконы и черноризцы, и множество народа, со свечами, и кадилами, и псалмами духовными, поя над ним обычные надгробные песни. Великий князь Димитрий Иоаннович сам стоял над ним, равно и брат его Владимир Андреевич. Князь же Василий, сын великого князя Димитрия, был тогда еще малым дитятею — шести лет, а князю Юрию Дмитриевичу было три года. Все люди, проводив его, разошлись каждый восвояси”.
Описание своего путешествия во святой Иерусалим, под заглавием “Ксенос”, оставил иеродиакон Троицкой-Сергиевой лавры Зосима, странствовавший в 1420 г. Он повествует о своем пути из Киева до Царьграда, о самом Царьграде и его достопримечательностях, об Афоне и Солуне, которые также посетил, и всего подробнее о Иерусалиме и других местностях Святой земли [280].
Из сказаний о Флорентийском Соборе одно называется повестию об осьмом, или Исидоровом, Соборе, которую составил суздальский иеромонах Симеон, находившийся при митрополите Исидоре в качестве духовника всей его свиты. Симеон лично присутствовал в заседаниях Собора и сообщает о нем довольно любопытные, впрочем весьма немногие, подробности, а больше говорит о Марке Ефесском и о самом себе. Сочинение свое он заключает похвалою великому князю Василию Васильевичу с частыми повторениями: “Радуйся, благоверный и православный княже” [281].
Другое сочинение, касающееся того же события, есть “Путешествие Исидора митрополита на Флорентийский Собор” в 1437 г. Здесь описывается весь путь митрополита из Москвы чрез Тверь, Новгород, Псков, Юрьев, Ригу, Немецкое море и немецкие города до Феррары и Флоренции. Говорится, как где встречали митрополита, сколько времени он оставался в каком городе, что видели его спутники замечательного в иностранных городах и под. Кратко повествуется о самом Соборе и наконец изображается обратный путь Исидора в Россию чрез другие места. Сочинение это приписывают тому же самому Симеону, иеромонаху суздальскому, который составил повесть об осьмом, или Исидоровом, Соборе [282].
IV
Неутешительный вывод мы должны сделать из нашего обзора русской духовной литературы в период монгольский. Каких-нибудь три-четыре описания путешествий, три-четыре десятка житий, повестей и вообще исторических сказаний, немногим больше церковных Слов, бесед, поучений, почти столько же посланий и грамот — вот все, что дошло до нас от того двухвекового периода. В наши дни, если бы все эти, большею частию мелкие и очень краткие, сочинения вылились из-под пера даже одного писателя, его отнюдь нельзя было бы назвать плодовитым. И если известно, что не все писания того времени сохранились до настоящего, имеем ли мы право слишком преувеличивать число недошедших? Да и заслуживали ли они того, чтобы быть сохраненными для потомства? Небогатою представляется тогдашняя литература наша и по качеству, или достоинству, литературных произведений. Одни писатели были люди только что грамотные, с самыми ограниченными понятиями и сведениями и без всякого навыка излагать свои мысли правильно и в порядке. В других если заметны значительная начитанность и довольно обширные и разнообразные познания, то познания большею частию поверхностные, сбивчивые, плохо усвоенные и не проникнутые самомыслительностию, какие обыкновенно бывают у людей, не приготовленных научным образованием к пониманию и усвоению прочитанного. Как мало отчетливы и бессвязны были эти познания у них в голове, так же неясно и непоследовательно выражались на хартии или бумаге. Только некоторые, весьма немногие, силою своих природных дарований и долговременным упражнением умели возвышаться над массою приобретаемых чрез чтение книг сведений, перерабатывать их и являются довольно самостоятельными, отчетливыми и небезыскусственными в изложении своих мыслей. Требовать большего от литературы в время, когда у нас вовсе были не знакомы с пособиями науки и научным образованием, едва ли было бы и справедливо. Нет сомнения, что наша тогдашняя литература, как мы не раз замечали, отзывалась на потребности времени и в проповедях, и в посланиях, и в исторических статьях, и в описаниях путешествий. Но не можем сказать, чтобы она удовлетворяла современным духовным потребностям русского народа: отечественные сочинения были для этого слишком малочисленны и мало распространены, отчего преимущественно и дошли до нас в таком ограниченном числе.
Была у нас тогда другая литература, которая гораздо более пользовалась уважением и сочувствием наших предков, более удовлетворяла их духовным потребностям и далеко превосходила нашу русскую и количеством, и часто качеством своих произведений: разумеем литературу иноземную, почти исключительно переводную. Мы знаем, что еще в домонгольский период у нас находились в употреблении, кроме некоторых книг Священного Писания, творения древних учителей Церкви, Восточной и Западной, разумеется в переводах, и сочинения некоторых южных славян. И именно: для уразумения слова Божия — Толкования на Псалтирь святого Афанасия Александрийского, на Евангелие — святого Григория, папы Римского, и на Послания к Римлянам, Коринфянам, Галатам и Ефесеям из разных святых отцов; для изучения догматов веры и истин нравственности — Богословие святого Иоанна Дамаскина, Пандекты Антиоха; для проповедания в храмах — некоторые Слова — Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Василия Великого, Климента, епископа Словенского, или Величского; Огласительные поучения Кирилла Иерусалимского и беседы на воскресные Евангелия, выбранные из разных святых отцов Константином, пресвитером Болгарским; вообще для назидательнаго чтения — Лествица святого Иоанна Лествичника, жития некоторых святых греческих и славянских и прочее [283]. В настоящий период число переводных книг в России, вместе с сочинениями южнославянскими, еще более увеличилось, если судить даже по одним уцелевшим от того времени памятникам. Таковы:
Книги Священного Писания и толкования на них:
1. Пятокнижие Моисеево в списке XIV-XV и другом XV в.;
2. Книги Иисуса Навина, Судей, Руфи и Есфири в списке XIV в., те же Книги и вместе Книги Царств — все четыре в списке XV в. [284];
3. Псалтирь в списках 1296 г. и других XIII, XIV и XV вв.[285];
4. шестнадцать пророков в списках XV в., хотя несомненно известно, что “Книги пророческие” у нас употреблялись и во 2-й половине XIII в. (в 1276 г.) [286];
5. все книги Нового Завета, т.е. и Четвероевангелие, и Деяния апостольские, и Послания апостолов, и Апокалипсис, переведенные или вновь исправленные по греческому тексту святым Алексием, митрополитом Московским, в 1355 г. и сохраняющиеся доселе в его драгоценном автографе [287];
6. Евангелия, расположенные по евангелистам, или Четвероевангелия, в списках 1383 г. и во многих других XIV и XV вв. [288] Не упоминаем о Евангелиях, которые расположены по порядку церковных чтений и находились в употреблении собственно во храмах Божиих, а не в жилищах христиан: таких Евангелий сохранилось весьма много;
7. Апостол, или апостольские Деяния и Послания, в списках XIII-XIV и начала XV в. [289];
8. Толкование на Шестоднев, составленное Иоанном, экзархом Болгарским, по руководству святого Василия Великого и Севериана Гавальского, в списке 1263 г. и в списке XV в.;
9. Толкования на книги пророков, извлеченные из Феодорита и других учителей Церкви, в списках XV в. [290];
10. толковая Псалтирь около 1250 г.;
11. Толкование на Песнь песней в списке XIV в. [291];
12. Толкование на Евангелия Иоанна и Луки, писанное в 1434 г. в Киево-Печерской лавре;
13. Толкование на Евангелия Иоанна и Марка Феофилакта Болгарского в списке XV в. кстати заметим, что об употреблении у нас толкового Евангелия в конце XIV и начале XV в. свидетельствует митрополит Киприан [292];
14. толковый Апостол — также XV в.;
15. толковый Апокалипсис святого Андрея Кесарийского в трех экземплярах XIII-XIV вв.;
16. два сборника, содержащие в себе толкования святых отцов на разные места Священного Писания, один XIII, другой XV в. [293]
Не упоминаем о Толковании на книгу Иова Олимпиодора Александрийского и других учителей Церкви, переведенном в 1412 г. на Афоне в Хиландарской обители иноком Гавриилом, ни о беседах на книгу Бытия святого Иоанна Златоустого, переведенных в 1426 г. на Афоне иноком Иаковом, потому что, скоро ли проникли эти переводы в Россию, не знаем. Впрочем, об употреблении у нас бесед на Шестоднев святого Иоанна Златоустого, конечно в более древнем переводе, и вместе таких же бесед святого Василия Великого свидетельствует митрополит Киприан во своем послании к игумену Афанасию (1390-1405) [294].
Писания догматические, нравственные и аскетические, обращенные преимущественно к инокам:
1. Творения святого Дионисия Ареопагита с толкованиями на них святого Максима Исповедника в списке XV в. по переводу, сделанному в 1371 г. афонским иноком Исаиею;
2. Слова против ариан святого Афанасия Александрийского в списке XV в. по переводу епископа Болгарского Константина (X в.);
3. Пандекты Антиоха в списке конца XIV или начала XV в. [295];
4. Лествица святого Иоанна Лествичника во многих списках XIII, XIV и XV в. [296];
5. Поучения аввы Дорофея в четырех списках XIV и XV в.;
6. Поучения святого Ефрема Сирина в трех списках: конца XIII, XIV и начала XV в.;
7. Поучения Исаака Сирина в списках 1381, 1416, 1431 г. и вообще XV в. с прибавлениями из Петра Дамаскина, Максима Исповедника и др. [297];
8. Диоптра Филиппа Пустынника в списке 1388 г. и в четырех списках XV в.;
9. Постнические Слова святого Василия Великого XV в.;
10. Поучения преподобного Феодора Студита в списках XIV и XV в.;
11. Подвижнические главы преподобного Максима Исповедника, Феодора Эдесского и Нила — конца XIV или начала XV в,
12. святого Нила об “Осми помыслех” в списке 1419 г.;
13. Творения Симеона, Нового Богослова, и Петра Дамаскина — XV в. и
14. ”Словеса различна” святого Григория Синаита — XV в. [298]
Церковные поучения. Слова, беседы :
1. Огласительные поучения святого Кирилла Иерусалимского XIII в.;
2. 16 Слов святого Григория Богослова с толкованием Никиты Ираклийского, в трех списках XIV в. и в двух XV в.;
3. Маргарит святого Иоанна Златоустого — начала XV в.;
4. Беседы на евангельские чтения святого Григория Двоеслова — XIV в. [299];
5. Собрание поучений на воскресные и праздничные дни из святого Златоуста и других отцов, в списке XV в. Это собрание сделано Константинопольским патриархом Филофеем и переведено на славянский язык в 1343 или, вероятнее, в 1407 г. [300];
6. сборник Слов, от недели мытаря и фарисея до недели всех святых, из святого Златоуста, Феофила Александрийского, Ефрема Сирина, Феодора Студита, Григория Богослова, Афанасия Александрийского и других, в списке XV в.;
7. еще два (неполных) сборника поучений на разные дни и праздники из святого Златоуста и других, в списках XIV-XV в.
Три последние сборника составлены несомненно у нас в России, потому что наряду с творениями древних учителей Церкви заключают в себе и сочинения русских писателей — Феодосия Печерского, Кирилла Туровского и некоторых безымянных [301].
Жития святых. Прологи, Патерики:
1. жития святых числом до 25, писанные в 1431 г. на Афоне иноком русским Афанасием и потом переписанные по повелению игумена Троицко-Сергиева монастыря Зиновия (1432-1443);
2. жития: Нифонта и Феодора Студита, писанные около 1250 г., Симеона Столпника, писанное в 1296 г., Епифания Кипрского в списке XIV в., Панкратия Тавроменийского в списке XIV в. Варлаама и Иоасафа Индийских в двух списках XIV и XV вв., Иоанна Златоустого, Андрея Юродивого в отдельных списках XV в. [302];
3. Прологи, более двадцати книг, в списках XIII, XIV и XV вв. [303];
4. Патерик азбучный в списке конца XIV и трех списках XV в.;
5. Патерик Скитский в списках 1296 г. и XV в.;
6. Патерик Римский, или повести о жительстве святых отцов, святого Григория Двоеслова, папы Римского, в двух списках XIV и XV вв.;
7. Патерик Египетский в списке начала XV в. [304]
Сочинения и сборники смешанного содержания.
В числе этих сборников одни несомненно составлены в Греции, по крайней мере, не содержат в себе русских статей, а другие составлены в России, потому что наряду со статьями древних учителей Церкви заключают в себе и статьи русские, хотя немногие. К сборникам первого рода относятся:
1. обширное сочинение Никона Черногорца (XI в.) самого разнообразного содержания: и догматического, и нравственного, и аскетического, и обрядового, и канонического. В сочинении этом две отдельные части, которые большею частию и переписывались отдельно как два особые сочинения. Одна называется Пандекты, состоит из 63 Слов и известна в списке 1296 г., в четырех списках XIV и трех XV в. Вторая — Тактикон, или Типикон, содержит 40 Слов и известна в списке 1397 г. и трех списках XV в. В сочинении Никона Черногорца приводится бесчисленное множество мест и отрывков из весьма многих древних писателей Церкви, так что предки наши, читая одно это сочинение, могли знакомиться со многими отцами и учителями, творения которых еще не были переведены на славянский язык [305];
2. Известный Сборник Святославов, переписанный в 1403 г. иноком Анфимом в московском Андрониковом монастыре;
3. сборник начала XV в., содержащий в себе, кроме Египетского Патерика, отрывки из других Патериков, также поучения и жития разных святых;
4. сборник 1422 г., заключающий в себе, кроме Лествицы Иоанна Лествичника, многие другие статьи: повести, Слова, краткие изречения и прочее;
5. Пчела, или “Речи и мудрости от Евангелия, и от апостол, и от св. муж, и разум внешних философов”, в списках XV в. [306]
Из сборников, составленных в России, известны:
1. Измарагд ХIVв., где вместе с Словами святого Златоустого и других учителей помещены два Слова святого Кирилла Туровского;
2. Златая Цепь XIV в., в которой между прочим сохранились до нас известные Слова Серапиона Владимирского;
3. сборник XIV в., заключающий в себе между переводными статьями разных святых отцов, поучения святого Алексия, митрополита Московского, Матфия Сарайского и несколько Слов святого Кирилла Туровского [307];
4. сборник из отеческих сочинений с одною русскою статьею, конца XIV или начала XV в.;
5. два другие такие же сборника XV в.;
6. так называемый Паисиевский сборник XIV-XV в., где помещены некоторые сочинения святого Феодосия Печерского и Серапиона Владимирского;
7. так называемый Сильвестровский сборник XIV в., в котором находятся, кроме отрывка из Палеи, некоторых житий и других переводных статей, два русских сказания о житии святых мучеников Бориса и Глеба [308].
Излишне напоминать, что мы не перечислили и не могли перечислить всех памятников переводной и южнославянской литературы, какие сохранились у нас от монгольского периода, так как не все они приведены в известность, не все библиотеки древнеславянских рукописей описаны. А с другой стороны, нельзя не предположить, что были и могли быть тогда в употреблении у наших предков многие другие такого же рода сочинения, до нас не дошедшие или нами не упомянутые. К сожалению, предки наши, списывая и приобретая себе в славянских переводах книги истинные, т.е. составленные в духе православия, нередко списывали вместе и такие книги, которые назывались ложными, отреченными, апокрифическими. Эти книги, по всей вероятности, начали проникать к нам из Греции и Болгарии с самого введения христианства, и преподобный Нестор, как известно, уже пользовался в своей летописи некоторыми ложными сказаниями из книги Палеи. От XIII в. дошла до нас одна из таких книг, именно: “Сказание Афродитиана персианина”. И митрополит Кирилл II во 2-й половине того же века не без причины заповедовал в своем “Поучении к попом”: “Лживых книг не почитайте”. В XIV столетии число апокрифов у нас еще увеличилось, и замечательно, что они помещались тогда у нас в одних и тех же сборниках вместе с книгами истинными. В списках этого века сохранились доселе следующие апокрифы: отрывок из Книги Еноха, Откровение Авраама, Заветы двенадцати патриархов, Варфоломеевы вопросы Богородице, повесть о Макарии Римском, Хождение Зосимы к рахманам. Затем сохранились также: Лествица Иакова в списке 1406 г., Хождение святого Иоанна Богослова и Повесть о спасенном древе крестном в списке 1419 г. и многие другие отреченные книги в списках XV в. [309] Чтобы предохранить православных от чтения этих книг, пастыри нашей Церкви находили нужным составлять индексы, или перечни, книг истинных и ложных, конечно на основании таких же индексов греческих и болгарских, издавна существовавших. К концу XIV и в начале XV в. встречаем у себя разом три подобных индекса: один — в Паисиевском сборнике, другой — в Молитвеннике митрополита Киприана, третий — в сборнике преподобного Кирилла Белоезерского [310]. Эти индексы при исчислении апокрифов довольно различны между собою — потому ли, что составлены были на основании различных индексов греческих и болгарских или потому, что составители наших индексов перечисляли ложные книги каждый по своему усмотрению, какие знали и находили в употреблении. Из этих индексов узнаем, что большая часть перечисляемых в них отреченных книг имела происхождение греческое, а другие измышлены были в Болгарии, почему и называются болгарскими баснями или ложью болгарского попа Иеремии, некоторые же, судя по названиям (“Громовник”, “Колядник”, “Воронограй” и под.), может быть, появились в самой России. Как бы то ни было, только не подлежит сомнению, что воспитание предков наших, умственное и нравственное, совершалось тогда под двумя совершенно противоположными влияниями: под влиянием писаний отеческих и вообще православных, доставлявших здоровую пищу, и под влиянием писаний еретических и вообще ложных. Оба эти влияния неизбежно должны были отразиться и отразились в произведениях нашей домашней духовной литературы, каковы, например, сочинения святителей Петра, Алексия, Григория Самвлака, проникнутые духом и мыслями древних учителей Церкви, и послание Новгородского архиепископа Василия о земном рае, усиливающееся доказать одну из любимых мыслей еретиков — несториан и яковитов — между прочим ссылкою на апокрифическую повесть о римском пустыннике Макарии, которая действительно и упоминается в статье о книгах истинных и ложных.
Вообще же мы приходим к заключению, которое нам кажется справедливым, что если не беднее была наша духовная литература, не ниже было наше духовное просвещение в период монгольский, чем в предшествовавший, то отнюдь и не богаче, отнюдь и не выше. В два новые столетия ни наше просвещение, ни наша литература нисколько не подвинулись вперед, а все оставались на прежней точке или, вернее, все вращались в одном и том же, словно заколдованном, круге. Как прежде значительную часть наших духовных писателей составляли наши митрополиты-греки, приходившие к нам с готовым образованием из отечества, так и теперь лучшие или образованнейшие из наших писателей, которых сочинения представляют собою едва ли не половину всего нашего литературного наследия от того времени, именно митрополиты Киприан, Фотий, Григорий Самвлак пришли к нам с Востока и, следовательно, не у нас получили образование. Собственно русские писатели, и прежде и теперь, воспитывали себя исключительно по сочинениям древних учителей Церкви в славянском переводе, видели в них для себя единственные образцы, которым старались подражать, любили часто повторять их мысли, приводить их изречения, как бы говорить их словами. Если переводная литература является у нас в настоящий период более обширною и богатою, то еще спрашивается: на нашей ли почве возникла эта литература, не пересажена ли она к нам также с Востока? По крайней мере, кроме нескольких переводов митрополита Киприана, мы с трудом можем указать на одну-две книги, переведенные тогда в России, между тем как достоверно знаем, что в Сербии, Константинополе и особенно на Афоне продолжали переводить книги на славянский язык и что русские старались списывать или покупать эти книги и приносили в свое отечество [311]. Предки наши, очевидно, по-прежнему оставались учениками греков и южных славян и находились под их исключительным влиянием.
Надобно присовокупить, что и то слабое образование, какое мы замечаем тогда в России, ограничивалось самым небольшим кругом даже в духовенстве. Каковы были вообще наши архипастыри, за исключением известных, крайне немногих? “Епископы русские — люди некнижные”, — уверял папу Евгения на Флорентийском Соборе митрополит Исидор [312]. И если бы мы заподозрили этого свидетеля, то сборник поучений, переведенный на русский язык (1343 или 1407 г.) в руководство именно архиереям, чтобы они могли по нему каждое воскресенье и каждый праздник проповедовать во храмах, удостоверил бы нас, что тогдашние владыки наши не все в состоянии были сами от себя и поучать народ истинам веры [313]. Каково было наше низшее духовенство, особенно сельское? Об этом случайно засвидетельствовал другой наш митрополит — Киприан, когда, перечисляя книги ложные, упомянул о толстых сельских сборниках, которые “невежи попы и дьаконы” наполняли разными баснями и суеверными сказаниями. Излишне и спрашивать, проникали ли тогда грамотность и какое-либо книжное образование в массы нашего народа. Что сталось бы с просвещением в России, если бы она с лишком на два века не подпала владычеству монголов? Разумеется, решительно это определить никто не может. Но, судя по тому, как шло у нас дело просвещения в два с половиною столетия до монголов, думаем, что оно едва ли подвинулось бы вперед и в два последовавшие столетия при прежних условиях нашего отечества, хотя бы монголы к нам не приходили, и явилось бы в таком же или подобном виде, в каком явилось при монголах. Живое доказательство тому представляют новгородцы, которые почти не несли ига монгольского, однако ж нимало не опередили прочих русских в просвещении. Повторяем: монголы отнюдь не препятствовали нашему духовенству, особенно в монастырях, заниматься науками, если бы сами русские того хотели. Но, видно, русские еще не чувствовали потребности в высшем образовании. Они спокойно продолжали идти тем же путем, каким шли их предки, довольствовались теми же первоначальными школами, какие существовали и прежде, и не простирали в этом отношении своих желаний далее, как только чтобы уметь свободно читать и понимать Божественные и святоотеческие книги на пользу собственных душ и для назидания ближних.
ГЛАВА VII
СОСТОЯНИЕ ВЕРЫ И НРАВСТВЕННОСТИ
Период монгольского владычества над Россиею, казалось, был особенно благоприятным временем для нравственного ее улучшения и возвышения. Никогда еще она не подвергалась такому громадному бедствию, какому подверглась теперь, и никакое бедствие не тяготело над нею так долго. Никто в России не сомневался тогда, что иго монгольское есть наказание Божие за грехи, а пастыри Церкви громогласно повторяли эту мысль и не переставали призывать народ к покаянию и исправлению жизни [314]. Едва протекло первое столетие этого тяжелого ига, как Россию постигла новая кара небесная — страшная язва, известная под именем черной смерти. Явившись в 1352 г. сперва в Пскове, потом в Новгороде и обошедши все русские области, она в продолжение с лишком семидесяти лет (1352-1427) несколько раз повторялась в разных местах, особенно в Новгороде и Пскове, и везде производила ужасные опустошения. Не только домы, а целые города пустели от нее: в Глухове и Белозерске не осталось ни одного жителя, в Смоленске едва осталось пять человек, которые наконец решились удалиться из города, наполненного одними трупами. Никогда в России не свирепствовала такая губительная и такая продолжительная язва. Все видели в ней гнев Божий за грехи и по гласу пастырей Церкви спешили каяться и обращаться к Богу [315]. Мы не говорим уже о многих других общественных бедствиях, какие испытывало тогда наше отечество, но которые известны были ему и прежде, хотя и эти нравственные уроки могли иметь силу и оказывать свое благодетельное влияние. К концу XIV и особенно с начала XV в. в России сделалась господствующею мысль о близкой кончине мира — новое, необычайное побуждение к покаянию и благочестию христианскому. Настало последнее столетие седьмой тысячи лет от сотворения мира, с истечением которой, думали, должно последовать преставление света и должен открыться всеобщий суд. Эту мысль разделяли вполне сами наши архипастыри, даже просвещеннейшие из них, каковы Киприан и Фотий, и пользовались ею, чтобы убеждать своих пасомых к исправлению жизни. Что же, посреди таких обстоятельств в продолжение монгольского периода сделались ли русские действительно лучшими по своей нравственности, нежели какими были прежде? Мы нимало не сомневаемся, что все означенные обстоятельства, грозные и поучительные, не могли не производить сильных, иногда потрясающих действий на массы народа и что тысячи, десятки тысяч людей искренно обращались тогда к Богу и оканчивали жизнь с истинным покаянием, как точно и было, по прямому свидетельству летописей, например, во Владимире при первом нашествии татар и в Пскове — во время моровой язвы [316]. Но надобно сознаться, что все эти действия были только временные и проходившие скоро. А сказать, чтобы в тот период изменился к лучшему самый характер русского народа, чтобы русские более прониклись духом Евангелия, более утвердились и возвысились в началах христианского благочестия, отнюдь не позволяет история. Много светлого и доблестного представляет она тогда у нас, но почти ничего такого, чего бы не представляла и прежде. Зато, с другой стороны, представляет много и мрачного, даже более мрачного, нежели сколько мы видели у себя в предшествовавшее время.
Русские отличались уже и прежде глубокою приверженностию к святой вере Христовой и православной Церкви. Теперь открывались для них случаи засвидетельствовать эту приверженность и любовь своею кровию. В 1246 г., когда Батый позвал к себе черниговского князя Михаила и потребовал от него чрез своих волхвов, чтобы он пред вступлением в палату ханскую прошел по обычаю монголов сквозь огонь и поклонился солнцу и истуканам, благоверный князь отвечал: “Я христианин и не могу поклониться твари и идолам”. Когда ему предложили на выбор одно из двух: или поклониться, или умереть, князь не поколебался избрать последнее, несмотря на все убеждения близких людей, приготовился к христианской кончине и вкусил лютую смерть от варваров. Примеру доблестного князя тогда же последовал и любимый боярин его Феодор. В 1270 г. другой князь русский, Роман Ольгович рязанский, был оклеветан в Орде, будто он поносил хана и его веру. Хан отдал князя в руки татар, которые начали принуждать его к своей вере. Но он не только не соглашался на это, но открыто исповедовал, что вера христианская воистину есть святая, а татарская — поганая. Озлобленные язычники отрезали ему язык, заткнули уста и медленно изрезали по составам все члены его тела, так что новый мученик действительно уподобился древнему Иакову Персскому, по замечанию летописей [317]. Защищая себя от нападающих врагов или выступая против них сами, русские были убеждены, что они проливают свою кровь и умирают прежде всего за святую веру и Церковь. “Умрем за святую Богородицу (т.е. за соборную церковь Пресвятой Богородицы) и за правую веру”, — говорили жители Владимира, когда он был осажден татарами. “Умрем за святую Софию (т.е. за Софийский собор)”, — обыкновенно повторяли новгородцы, собираясь на поле брани. “Прольем кровь свою за дом Пресвятой Троицы и за святые церкви”, — восклицали псковитяне во дни Довмонта, отражая нападения Литвы. И Димитрий Донской, отправляясь с войском из Москвы против татар, говорил прочим князьям и воеводам: “Пойдем против безбожного и нечестивого Мамая за правую веру христианскую, и за святые церкви, и за всех младенцев, и старцев, и за всех христиан” [318]. Да, русские любили свое отечество, а в нем прежде всего любили свою святую веру и свою святую Церковь. Русские тем более привязывались к святой вере и Церкви, что в них только находили для себя утешение и подкрепление посреди бедствий и скорбей, в особенности от своих поработителей, и в имени, или звании, христиан видели свое главное отличие от поганых агарян, свое превосходство пред ними. Но не скроем свидетельства летописей, что, в то время как одни из сынов России, из благочестивых ее князей, охотно умирали за святую веру, не соглашаясь изменить ей и поклониться монгольским идолам, “многие другие князья с своими боярами проходили (пред палаткою Батыя) сквозь огонь и поклонялись кусту и идолам ради славы света сего, и каждый выпрашивал себе власти”. Находились и такие между русскими, которые совершенно отвергались от веры христианской и принимали веру наших поработителей. Припомним Домана северянина, родом из Путивля, отсекшего голову святому Михаилу, князю черниговскому, и несчастного Изосиму, который прежде был иноком самой нетрезвой и вообще позорной жизни, а сделавшись вероотступником, много досаждал христианам в Ярославле и убит ими [319].
Любя веру и Церковь, предки наши, естественно, были привержены и усердны к храмам Божиим и святым обителям. Были князья, были и архипастыри и другие лица, которые в продолжение своей жизни сооружали не одну или две, а многие церкви и на собственные средства воздвигали по нескольку монастырей или не щадили для содержания и украшения их никаких жертв. Обычай постригаться в монашество, по крайней мере пред смертию, известный у нас и в прежнее время, теперь еще усилился. Редкие из князей, каковы: Владимир Василькович галицкий и Димитрий Донской, не последовали этому обычаю. А большая часть принимала пред своею кончиною не только монашество, но и схиму, Так поступили святой Александр Невский, дети его — Андрей Александрович и Даниил Александрович Московский, затем — Иоанн Данилович Калита, Симеон Иоаннович Гордый, Михаил Александрович Тверской, Александр ростовский и весьма многие другие. Так же поступили и княгини: мать святого Александра Невского — Евфросинья, жена Симеона Гордого — Анастасия, жена брата его Иоанна Иоанновича — Александра, жена Димитрия Донского — Евдокия и другие. Так же поступали почти все посадники новгородские, бояре московские и многие другие лица [320]. Но несмотря на всеобщее, господствовавшее тогда уважение и любовь к святым храмам и обителям иноков, бывали примеры и совершенно противного, по крайней мере во дни брани и других народных бедствий. В 1393 г. новгородцы, овладев Устюгом, зажгли город и разграбили соборную церковь, похитили из нее все золото и серебро, ободрали даже иконы. А чрез несколько лет (1398) не только разграбили вновь ту же самую церковь в Устюге, но сожгли ее и взяли, как они выражались, в плен самую икону Пресвятой Богородицы чудотворную, так что владыка Новгородский справедливо заметил воеводам: “Вы обесчестили церковь Божию в Устюге” — и повелел им воздвигнуть эту церковь и возвратить чудотворную икону со всею утварью [321]. Не лучше действовали иногда новгородцы и у себя дома. В 1299 г., когда во время страшного пожара некоторые торговцы снесли для безопасности свои товары в церкви, злые люди разграбили в церквах все снесенное, а в одной убили даже сторожа, охранявшего товар. В 1340 г. во время еще более сильного пожара также убили в церквах двух сторожей, разграбили весь товар, много сделали пакости в самом Софийском соборе. В 1418 г. во время народного волнения возмутившиеся, кроме разных неистовств в городе, разграбили монастырь святого Николая на Поле и оскорбили игумена и черноризцев, говоря: “Здесь житницы боярские”. Великий князь московский Василий Васильевич с своею многочисленною ратью (1434), опустошив страну Галичскую и взяв самый Галич, пожег святые церкви и монастыри [322].
Любя веру и Церковь, предки наши, естественно, чтили пастырей Церкви и особенно высших представителей ее — иерархов. Излишне было бы приводить на это доказательства. Обыкновенная похвала доброму князю в летописях наших такая: “Бе иереелюбец и мнихолюбец, митрополита же и епископы чтяше и послушаше их, аки Самаго Христа...” и т.п. [323] Но бывали случаи и неуважения к самим епископам и митрополитам. Известно нам, как в 1295 г. ростовский князь Константин Борисович взял своего владыку Тарасия под стражу со всеми бывшими при нем людьми. Известны и действия великого князя Димитрия Донского с митрополитами Киприаном и Пименом. Известно, наконец, сколько огорчений и скорбей потерпел митрополит Фотий от князей и бояр, которые еще до прибытия его из Греции самовольно завладели разными угодьями и доходами митрополитского дома и не хотели их уступить, а потом по злобе и мести распускали про митрополита хулы и клеветы и ссорили его с великим князем. Новгородцы в 1422 г. избрали себе по жребию во владыки игумена Клопского монастыря Феодосия и возвели его на сени, но чрез два лета, прежде нежели он был рукоположен, изгнали его от себя потому только будто бы, что он был, как говорили они, шестник, т. е пришлец, а не природный новгородец [324].
Милосердие к бедным и несчастным было также одною из господствующих добродетелей того времени. Ею отличались особенно некоторые князья. Например, про Владимира Васильковича галицкого повествуется, что когда он сделался болен, то “раздал все имение свое убогим. Золото, и серебро, и дорогие камни, и пояса отца своего, золотые и серебряные, и что сам приобрел после отца, — все раздал. Большие серебряные блюда и золотые и серебряные кубки сам перед своими глазами побил и перелил в гривны, и большие золотые монисты бабки своей и матери все перелил, и разослал милостыню по всей стране, и стада раздал убогим людям и коней”. О князе Довмонте Псковском читаем у летописца: “Бяше милостив паче меры... нищая милуя, сироты и вдовица заступая и обидимыя изимая”. Иоанн Данилович Калита оттого и получил такое прозвание, что всегда носил при себе калиту, или мешок, с деньгами для раздачи бедным. Супруга нижегородского князя Андрея Константиновича Василиса вскоре по смерти его раздала все свое богатство и имение: золото, и серебро, и жемчуг, и многоценные одежды, частию нищим, частию на церкви и монастыри, а сама постриглась в монашество под именем Феодоры († 1378) [325]. Но несравненно более мы видим тогда примеров немилосердия и несострадательности к ближним, даже жестокости и бесчеловечия. В Новгороде не проходило почти ни одного из пожаров, а они случались там так часто, при описании которого местный летописец не заметил бы: “Окаянные злые люди, Бога не боящиеся и не жалеющие своей братии, пограбили чужие имения, иных же и убили над их товаром и много совершили пакости погоревшим” [326]. А чего не терпели мирные жители того или другого города от своих же русских, когда последние овладевали этим городом! В 1372 г., читаем в летописи, “пошел князь Михаил тверской ратию на Торжок, пожег весь город, и была великая пагуба христианам: одни погорели в своих дворах над своим имуществом, другие бежали в церковь Святого Спаса и там или сгорели, или задохлись от пламени, третьи бежали от огня к реке Тверце и потонули. Добрые жены и девицы, иноки и чернецы, которых тверитяне обдирали до последней наготы, чего не делают и поганые, те от срамоты и беды потопились в воде... Бесчисленное множество мужей и жен отведено в плен, святые церкви пожжены, город весь опустел. Трупами людей убитых, огнем сожженных и утопших наполнили пять скудельниц”. В 1375 г. новгородские удальцы-разбойники кроме того что совершенно разграбили и сожгли Кострому и потом Нижний Новгород, в обоих городах попленили еще множество народа, жен и девиц и, спустившись вниз по Волге до города Болгар, продали там всех этих жен и девиц бусурманам. Точно так же и тверитяне, вновь разграбивши Торжок (1446), одних жителей избили, а других попродали. Смоленский князь Святослав Иванович, отправившись (1386) с ратью к городу Мстиславу, нещадно мучил всех разными казнями, кто ни попадался на пути, мужей, жен и детей: иных во множестве запирал в домах и сжигал, а младенцев сажал на кол [327].
Вообще должно сказать, что грубость нравов, жесткость сердца, отсутствие христианской любви к ближним и бесчеловечие составляли самый главный нравственный недостаток того времени. Всего чаще и более этот недостаток обнаруживался при взаимных распрях и междоусобиях наших князей. Движимые своекорыстием, властолюбием, местию и другими недостойными чувствами, они не щадили ни друг друга, ни своих подданных. Умерщвляли своих совместников, когда могли, заключали их в оковы и темницы или даже выкалывали им глаза, как поступил великий князь московский Василий Васильевич с галичским князем Василием Юрьевичем Косым и брат этого последнего Димитрий Шемяка с самим Василием Васильевичем. А вступая с ратию во владения своего соперника, князья обыкновенно разоряли все, что ни встречалось, грабили и жгли села и города, умерщвляли мирных жителей без различия пола и возраста и частию забирали их в плен. Были и такие князья, которые спешили в Орду и там клеветою, подкупом, угодничеством пред ханом достигали погибели и убиения своих совместников, а иногда, выпросив у хана татарское войско, вторгались с этими дикарями в пределы своего отечества и неистово опустошали целые его области [328]. Другим свидетельством того же самого недостатка служат господствовавшие тогда у нас разбои. В княжестве Московском с успехом против них действовал Иоанн Данилович Калита, в Тверском — князь Михаил Александрович тверской; но ничто не могло искоренить их в Новгороде. Там составлялись целые полки охотников и удальцов и отправлялись сухим путем и на судах по Двине и Волге в отдаленные места и везде грабили и жгли деревни и города, умерщвляли жителей и с добычею возвращались домой, а иногда и сами погибали в отважных своих походах [329]. Не менее жестокости и бесчеловечия показывали русские и во время своих внутренних смут, происходивших в том или другом городе. Так, в 1340 г. крамольные брянцы, собравшись на вече, тут же умертвили князя Глеба Святославича в самый праздник святителя Николая, несмотря на все убеждения бывшего тогда у них митрополита Феогноста [330]. Особенно часто подобные смуты и народные волнения случались в Новгороде. Обыкновенно восставали против какого-либо посадника или боярина, спешили на вече, разделялись на партии, начинались драки, грабили и жгли дома своих противников, а их самих или умерщвляли, или бросали в Волхов, причем нередко гибли совершенно невинные жертвы. Доказательством того, до какой степени укоренена была в сердцах русских эта жестокость и как мало обуздывали ее даже чрезвычайные посещения Божии, может служить следующий случай. В 1417 г. целое лето и зиму в Новгороде, как и в других соседних городах, сверепствовал страшный мор, так что живые не успевали хоронить умерших. Тогда новгородцы смирились и обратились к Богу, каялись со слезами, многие раздавали имения свои и постригались в монашество. Но едва окончился мор, как в апреле следующего года в Новгороде произошло безрассудное восстание и кровопролитие. Некто людин по имени Стефан, злобствуя на боярина Даниила Божина, схватил его на улице и закричал: “Господа, помогите мне управиться с этим злодеем”. Народ сбежался на крик и несчастного боярина без всякого исследования избили до полусмерти и потом бросили с моста в Волхов. Один рыболов схватил боярина в свой челн, и за то толпа немедленно разграбила дом этого рыболова. Когда боярин посадил своего обидчика в темницу, народ еще более взволновался, ударил в вечевой колокол и толпами бросились на Косьмодамианскую улицу, где разграбили дом боярина и много других дворов, потом в улицы Яневу, Чудинцеву, Лигощеву и везде разграбили множество дворов, преимущественно боярских, говоря: “Это наши супостаты”. Возмущение продолжалось несколько дней и все увеличивалось. Целая сторона Софийская поднялась на Торговую: массы народа с оружием в руках спешили на мост с обеих сторон, произошло столкновение, кровопролитие... Ужас охватил всех. И только владыка Симеон, явившись на мосту в полном церковном облачении с крестом в руках, окруженный Собором духовенства, едва мог укротить это страшное народное волнение [331]. Нельзя не сказать здесь и о кулачных боях, господствовавших в Новгороде и часто сопровождавшихся убийствами, а равно и о кровавых поединках на поле, против которых столько восставали наши архипастыри [332].
Впрочем, не будем думать, будто эта жестокость и грубость нравов явились у нас собственно при монголах. Нет, и в прежние времена мы видели у себя примеры отнюдь не меньшего варварства, кровожадности, бесчеловечия и в князьях, и в самом народе. Теперь только, может быть, представлялось более случаев к проявлению этих дурных качеств или некоторые случаи были более резки [333]. А что не от ига монгольского зависели эта жестокость и грубость, — свидетельствуют собою новгородцы. Они почти вовсе не находились под влиянием монгольского владычества и по-прежнему пользовались гражданскою свободою и вольностию, и они-то более всех русских отличались буйством, свирепостию и бесчеловечием. Надобно также заметить, что не лучше русских в этом отношении были и соседи их — немцы, так часто нападавшие на Псков, литовцы и самые поляки, как можно видеть даже из наших летописей [334]. Нет, не от ига монгольского, а от недостатка просвещения, от крайнего невежества и более всего от того, что учение о христианской любви неглубоко еще проникало в сердца сынов России и не сделалось в них главным началом деятельности, — вот от чего зависели их грубость и жестокость как при монголах, так и прежде монголов и долгое время после.
Кроме этого главного нравственного недостатка наших предков, были у них и другие. Сохранялись еще в народе некоторые суеверия и остатки языческих обычаев. Многие верили в волхвов и волшебниц, в их заклинания, чародеяния, ворожбу, нашептывания, узлы, зелия и подобное. Думали, между прочим, что они наводят голод и мор, и потому во времена этих народных бедствий схватывали тех, кого подозревали в волшебстве, и сжигали, против чего с такою силою восставал епископ Владимирский Серапион (1275). Та же мысль оставалась сильною в народе и в XV в., и, движимые ею, жители Пскова в 1411 г., когда свирепствовала у них черная смерть, сожгли двенадцать вещих женок, или мнимых волшебниц. В то же время митрополит Фотий писал к новгородцам, чтобы они не верили лихим бабам-ворожеям под страхом отлучения от Церкви, прогоняли их от себя, а самих ворожей-обманщиц убеждал покаяться. Во дни Серапиона Владимирского существовало и другое суеверие, против которого он вооружался, именно думали, будто наводнения и другие общественные бедствия происходят оттого, что кто-либо погребал утопленника или удавленника, и потому выгребали их из земли, чтобы избавиться от этих бедствий [335]. В простом народе продолжали держаться старого языческого обычая уводить невест или водить их к воде и жить с ними без церковного венчания, без благословения священнического, против этого направлены правила Собора Владимирского, митрополита Максима и митрополита Фотия. Владимирский Собор упоминает также об обычае, по которому в субботние вечера собирались вместе мужи и жены и совершали в ночь под воскресенье бесстыдные игрища и скверные деяния, подобно тому как некогда греки-язычники праздновали какой-то праздник Дионусов или Дионисов [336]. Давняя, укоренившаяся в русском народе страсть к вину и пьянству господствовала и теперь со всею своею силою, и господствовала не только между мирянами, но и в самом духовенстве, как можно видеть из строгих правил и горьких обличений и убеждений Собора Владимирского, митрополитов Петра, Алексия, Фотия и других проповедников, не упоминаем уже о свидетельствах летописей. В писаниях тех же наших архипастырей находим обличения и против других современных им пороков и недостатков, как-то: против татьбы, лихоимства, грабительства, прелюбодеяния, сквернословия, лжесвидетельства и особенно нарушения клятвы и присяги. До какой степени простирался этот последний порок и как часто повторялся, свидетельствуют кровавые сказания летописей о взаимных отношениях и междоусобиях тогдашних наших князей.
Грустною, непривлекательною представляется нам картина нравственного состояния наших предков во дни монгольского владычества. Но будем помнить, что избранники Божии, люди высокой веры и глубокого благочестия, редки во все времена. И тот период истории нельзя назвать совершенно мрачным и безотрадным в нравственном отношении, хотя бы он обнимал собою более двух столетий, в продолжение которого жили и действовали такие великие святители, каковы: Петр, Алексий или Игнатий Ростовский, Стефан Пермский, Арсений Тверской, и им подобные; такие великие подвижники, каковы: Сергий Радонежский, Кирилл Белоезерский, Дионисий Глушицкий, Димитрий Прилуцкий, Стефан Махрицкий, и еще многие; такие доблестные князья, каковы: Александр Невский, Даниил Галицкий, Довмонт Псковский, Даниил Московский, Михаил Тверской и другие.
ГЛАВА VIII
ОТНОШЕНИЕ РУССКОЙ ЦЕРКВИ К ДРУГИМ ЦЕРКВАМ
I
Две, хотя и несущественные, перемены представляет период монгольский в иерархических отношениях Русской Церкви к Церкви Греческой. Первая перемена состояла в том, что русские теперь большею частию сами избирали себе митрополита без предварительного согласия Цареградского патриарха и патриарх утверждал избранного таким образом, чего прежде не бывало. А вторая — в том, что Русская митрополия, доселе постоянно единая, не раз разделялась теперь по воле и против воли патриарха на две и на три митрополии. Весьма любопытны в настоящем случае две патриаршие, или соборные, грамоты того времени, из которых можно видеть, как смотрели тогда сами греки на обе означенные перемены или, по крайней мере, какой старались дать им смысл и значение. Мы тем более считаем нужным остановиться на этих грамотах, что рассмотрение их дает нам повод высказаться прямее о всем вообще отношении Цареградских патриархов к нашей Церкви, какое было доселе и которое с окончанием настоящего периода вступило в новый фазис.
Не знаем, под каким условием согласился Цареградский патриарх утвердить и рукоположить митрополита Кирилла II, избранного в России, и затем под каким условием он утвердил и рукоположил святителя Петра, также избранного в России. Но по случаю утверждения в митрополитском сане святителя Алексия, избранного в России, состоялось в Константинополе соборное определение, выраженное в следующей грамоте патриарха Филофея: “Святая кафолическая и апостольская Божия Церковь по данной ей свыше благодатию Христовою необоримой силе и крепости, всегда и все устрояющая к полезнейшему, показывает свою заботливость и попечение о всех, повсюду обретающихся святейших Церквах, чтобы они были руководимы и управляемы хорошо и по закону Божию; в особенности же заботится и печется о тех святейших Церквах, которые находятся в дальнем расстоянии и отличаются многочисленностию народа и величием царской власти, исполняя в отношении к ним то, что ей прилично и что составляет ее обязанность, а всего более стараясь об освящении и пользе душ. Посему-то и святейшую митрополию Киева и всей России, которая имеет многую и великую власть и населена многочисленным христоименитым народом и в которой прославляется имя Божие, святая Божия Церковь в великой содержит чести и всяким образом желает о ней заботиться, ей содействовать и помогать, тем более что вблизи ее пределов есть много нечестивых и огнепоклонников. И потому, как в прежние времена в многообразных и благих видах попечения о ней, Церковь поставляла на ее иерархическое предстоятельство с подобающею осмотрительностию знаменитых и обладающих многими преимуществами священных мужей, так подобным образом и ныне она имела великое старание найти и избрать из числа живущих в богознаменитом, богохранимом и богопрославленном Константинополе мужа, известного и сияющего добродетелию, отличного и славного по силе слова, опытного в священных канонах и основательно знающего благочестивые законы, и, поставив его архиереем, послать отсюда для хорошего и надлежащего управления помянутою святейшею Церковию...” Остановимся. В приведенных словах, очевидно, выражено то начало, которым постоянно руководствовались Цареградские патриархи при назначении архипастырей для Русской Церкви с самого ее основания. Каково же это начало? Нельзя вполне не согласиться с тою мыслию, что чем многолюднее была Церковь Русская и отдаленнее от главного центра ее высшего управления, чем более угрожало ей опасностей со стороны соседних язычников, тем естественнее и обязательнее было для патриархов давать ей митрополитов самых благонадежных и достойных как по образованию и добродетели, так особенно по архипастырской ревности. Но следует ли отсюда, что таких митрополитов патриархи должны были избирать для Русской Церкви только в Греции и Константинополе, а не в России? Пусть это еще могло быть необходимым в первое столетие, но ужели ж оставалось необходимым и в три последующие столетия нашей церковной жизни? Греция отнюдь не была тогда так богата достойными кандидатами для занятия высших степеней церковной иерархии и Россия не была так бедна. Случалось, что и на патриаршую кафедру в Константинополе избирали людей и малоученых, и малоспособных, и невысокой нравственности [337]. А из числа 25 митрополитов, присланных к нам из Греции в первые четыре с половиною века, едва можем насчитать пять-шесть иерархов, которые отличались просвещением и благочестием, все же прочие (кроме служения церковного и управления) ничем не заявили себя и не оставили почти никакого следа в нашей истории; один даже (Иоанн III) был, по выражению современного летописца, “некнижен, и умом прост, и просторек” [338]. Между тем как из шести русских по происхождению митрополитов, бывших у нас в тот же период, все, кроме Пимена, известны и по достаточному образованию и по благочестию или, по крайней мере, по благочестию. И без всякого труда можно указать еще теперь на природных русских иерархов того времени, которые могли бы с честию занимать кафедру Русской митрополии, каковы Нифонт Новгородский, Кирилл Туровский, Симон Владимирский, Кирилл Ростовский, не упоминаем уже о наших великих иноках-подвижниках. В приведенных словах патриаршей грамоты говорится, будто патриархи каждый раз старались присылать к нам из Константинополя митрополита, отличного по силе слова и опытного в священных канонах. Но если бы и действительно таковы были присылаемые к нам митрополиты-греки, какую пользу могли приносить они русским своим красноречием, когда сами не знали по-русски и по-славянски? За исключением двух-трех из этих митрополитов, от которых сохранились памятники их благовестия, о всех прочих даже не замечено в летописи, говорили ли они когда-либо поучения к народу. А о природных Русских митрополитах, Иларионе, Кирилле, Петре, Алексии, мы знаем достоверно, что они проповедовали народу, и их проповедь, без сомнения, была ему понятна. Допустим также, что митрополиты, присылавшиеся к нам из Греции, быть может, и обладали основательными познаниями в церковных канонах, но они нимало не содействовали распространению этих познаний между русскими и, привозя с собою и для себя греческие списки Кормчей, не позаботились в продолжение двух с половиною веков ввести во всеобщее употребление в России славянскую Кормчую. Уже митрополит Кирилл II, родом русский, достал список этой последней Кормчей от болгарского деспота, и с того времени списки ее начали умножаться в нашей Церкви. Но послушаем далее грамоту патриарха. “А так как, — продолжает он, — боголюбезнейший епископ Владимирский кир Алексий, рожденный и воспитанный в тех пределах и преданный благочестию и добродетели, пользовался духовною любовию и расположением и от преосвященного архиерея всей России кир Феогноста, который избрал его на это иерархическое начальство, доверил ему, как способному, начальствовать над душами, и (управлять) делами, и пользоваться его правами и возвел его в достоинство епископа; так как почивший архиерей кир Феогност, зная его таковым по самому опыту и по делам, отнесся писанием к (нашей) святейшей и великой Божией Церкви, представляя его как достойного и способного управлять иерархически и самою святейшею митрополиею Киевскою и всея России, что и мы после обычного тщательнейшего расследования нашли совершенно справедливым и согласным с свидетельствами о нем (Алексии) возвращающихся оттуда сюда римлян (греков) и с похвальными отзывами о нем самих россиян, приходивших сюда в разное время; наконец, так как и благороднейший великий князь, вожделеннейший и возлюбленнейший о Господе сын нашей мерности кир Иоанн писал о нем к державнейшему и благочестивейшему моему императору и к святой великой Божией Церкви, то мы, хотя это вовсе необычно и небезопасно для Церкви, основываясь на таких достоверных и согласных свидетельствах и на добродетельной богоугодной его жизни, рассудили, да будет так, впрочем только в отношении к нему одному — кир Алексию. Но отнюдь не соизволяем и не полагаем, чтобы впоследствии и кто-нибудь другой из обитающих в России был там архиереем; напротив, пусть поставляется туда только из сего богознаменитого и богопрославленного и благоденственного Константинополя муж, украшенный добродетелию и благими нравами, известный и воспитанный по сказанному в силе слова и опытном знании церковных законов, чтобы сам собою, не нуждаясь ни в ком со стороны, удобно мог и представляющиеся канонические вопросы решать с соблюдением церковных правил и живущий там христоименитый народ приводить к спасительной пажити. Мы определяем, чтобы и преемники наши на патриаршем престоле соблюдали это наше постановление хорошее и весьма полезное в домостроительстве Божией Церкви. Посему мерность наша вместе с находящимся при нас священным и Божественным Собором сошедшихся сюда преосвященных архиереев, честнейших возлюбленных о Господе братий и сослужителей наших: Халкидонского, Меленикского, Понтоираклийского, Родосского, Христопольского, Митиленского, Апрского, Мадитского, Каллиопольского, Тенедского, Гарельского и Ексамильского, поставила сего кир Алексия полным митрополитом Киева и всея России, переместивши и возведши его на этот престол как больший по присущей ему добродетели и прочим духовным совершенствам, как выше писано, с согласия и разрешения державного и благочестивейшего моего императора, мужественного воителя и хранителя церковного благоденствия, и благочиния, и Божественных и благочестивых догматов. И так возведенный и поставленный в совершенного митрополита Киевского и всея России по церковному и каноническому чиноположению и из начала сохраненному преданию, посылается этот преосвященный митрополит Киева и всея России кир Алексий, возлюбленный во Святом Духе брат и сослужитель нашей мерности, избирается и отправляется туда архиереем так, как бы один из здешних...” и прочее [339]. Здесь невольно чувствуется опять несправедливость. Если в России нашелся человек, каков святой Алексий, которого и в России и в Греции признали достойным митрополитского сана; если для патриарха оказалась возможность убедиться в его способности к управлению Русскою Церковию, то не естественно ли было ожидать такого постановления, что и на будущее время, когда в России будут избираться подобные же люди для занятия митрополитской кафедры, патриарх никогда не откажется утверждать их на этой кафедре, разумеется, после надлежащего удостоверения в их способностях и достоинствах? А патриарх, напротив, постановляет, что возведение Алексия на Русскую митрополию пусть считается только исключением из правила, что впоследствии никто другой из обитающих в России не будет удостоен этого и что на будущее время митрополиты должны посылаться в Россию непременно из Константинополя, — мужи украшенные добродетелию, сильные словом и опытные в знании церковных законов. Не выражает ли этим патриарх, что между русскими в последующее время уже не могут являться подобные достойные люди или что если бы они и явились когда-либо, то они не могут и не должны быть возводимы на митрополию Русской Церкви потому единственно, что родились в России, а не в Греции, не в Константинополе? “Это необычно и небезопасно”, — замечает патриарх. Необычно — так, хотя святой Алексий был уже третий митрополит, избранный в России и утвержденный патриархом. Небезопасно — с этим вполне согласиться нельзя. Избрание и поставление митрополита из русских для Русской Церкви могло бы быть небезопасным только в таком случае, когда бы избрание происходило без всякого разбора, а поставление без всякого удостоверения в личных качествах и благонадежности избранного. Но в таком случае и избрание грека на митрополию Русскую, хотя бы он был из самого Константинополя, могло бы столько же быть небезопасным. А надобно иметь в виду русских, подобных митрополитам Кириллу II, Петру и Алексию, вполне способных к управлению Церковию, избранных и поставленных с надлежащею осмотрительностию и после строгого испытания. От таких митрополитов Русских, без сомнения, нельзя было бы ожидать ничего опасного и худого для церковного управления, напротив, следовало бы ожидать только доброго и полезного. Скажем более: такие митрополиты Русские были бы несравненно полезнее для Русской Церкви и более бы соответствовали своей цели, нежели митрополиты, присылавшиеся из Греции. Принадлежа и по рождению и по воспитанию иной стране, избранные и поставленные Греческим патриархом с согласия греческого императора, митрополиты-греки, хотя, конечно, могли по сознанию своего пастырского долга и по христианской любви ревностно заботиться о Русской Церкви, но сердце их естественно более лежало к их родине, нежели к России, и они скорее и охотнее могли преследовать интересы своих соотечественников, своего государя и патриарха, нежели интересы русских князей и народа. Русские, с своей стороны, неизбежно должны были видеть в этих митрополитах пришельцев, чуждых им по языку и по всему другому, и хотя глубоко уважали их сан, но не могли питать к ним искреннего, родственного влечения и сочувствия. Совсем иное было бы при митрополитах Русских. И они сами имели бы более побуждений трудиться с полным усердием и любовию для родной Церкви и своего народа, и народ естественно более бы понимал их, более им сочувствовал, более любил их и повиновался им. Примеры святого Петра и особенно святого Алексия, этого великого патриота, который столько сделал не только для духовного, но и для гражданского блага своего отечества, служат тому живым свидетельством. Митрополиты в России получали очень богатое содержание. На что ж употребляли его митрополиты-греки? Мы не знаем, чтобы они уделяли хоть часть его на пользу России, например для построения церквей, монастырей, кроме того случая, что митрополит Фотии основал для себя на своей митрополитской земле небольшой монастырек — Новинский [340]. Всего вероятнее, они отсылали свои избытки в Константинополь, в казну патриаршую и даже царскую. Невольно припоминаются здесь, может быть, резкие, но едва ли не правдивые слова Витовта: “И то есмы на них (императоре и патриархе) гораздо познали, што ж они хотят того, штобы по своей воли ставити митрополита, по накупу, хто ся у них накупит на митрополью, штобы таковый в их воли был, зде бы грабя, пусто чиня, а к ним выносил” [341]. Недаром же патриарх Иосиф незадолго до Флорентийского Собора, рассуждая с приближенными своими, что можно бы открыть Вселенский Собор не в Италии, а в Константинополе, говорил: “Кто приедет сюда с Запада, тот не будет иметь нужды в нашем вспоможении. Но если бы и потребовалось для того до ста тысяч аспров, можно было бы собрать с епископов. Митрополит Русский один привезет такую сумму. Из нее император может взять до двадцати тысяч; столько же может он получить и с архиепископов Грузинского и Пекского (Сербского). Восточные патриархи могут дать по две тысячи или, по крайней мере, по тысяче флоринов, из наших богатые дадут по 1000, другие — по 600, иные — по 300 и по 100 аспров” [342]. Отсюда можно заключать, что Русская митрополия считалась богатейшею из всех митрополий и епархий Вселенского патриарха и что от Русских митрополитов в Константинополе привыкли ожидать огромных приношений и пожертвований. Не здесь ли скрывается самая тайная, но и самая главная причина, почему патриархи так долго и так упорно держались обычая назначать в Россию митрополитов-греков из числа своих приближенных? Конечно, и митрополиты, выбранные из среды русских, могли по временам посылать дары в казну патриаршую, но с большею охотою они жертвовали свои избытки на пользу своей Церкви и отечества. Например, митрополит Ефрем построил в Переяславле и других местах несколько церквей, устроил общественные больницы, странноприимницы и оградил город каменною стеною; святой Петр митрополит соорудил первый каменный храм в Москве; святой Алексий устроил на свой счет четыре монастыря. Если бы патриархи Константинопольские действительно имели в виду только благо Русской Церкви, то им следовало бы поставлять на Русскую митрополию преимущественно, если не исключительно, из русских; следовало бы употреблять все меры, чтобы в самой России могли приготовляться достойнейшие кандидаты для этого высокого сана; следовало бы постоянно и настоятельно внушать и князьям и иерархам русским, чтобы они заводили училища и заботились о распространении просвещения, особенно в духовенстве. Между тем в продолжение четырех с половиною веков мы не видим ничего подобного со стороны Цареградских патриархов. И по прошествии такого длинного периода, в который Россия находилась под их преобладающим влиянием и руководством, она осталась почти на той же степени духовного развития, на какую вступила еще в первое столетие после принятия христианства.
Как твердо держались Цареградские патриархи обычая посылать в Россию митрополитов из Греции, так же твердо держались они и мысли, чтобы Русская митрополия оставалась всегда единою и нераздельною под властию одного первосвятителя. Но случались иногда уклонения и от этой мысли и Русская Церковь разделялась на две и на три митрополии. Объяснению этой мысли и особенно уклонений от нее посвящена грамота Константинопольского Собора 1389 г. [343] Она начинается так: “Вся Русская епархия с самого начала определена была быть паствою, управляемою одним митрополитом, именно с тех пор как русские сподобились носить имя христиан и подчинились нашей великой Христовой, апостолической и кафолической Церкви. Конечно, не просто, как иной сказал бы, и не случайно Божественные мужи устроили, чтобы многолюдный, тмочисленный, почти, можно сказать, бесчисленный народ имел одного предстателя и общего учителя. Так как земля Русская велика, разделена на многие и разные мирские области и на столько же управлений, многих имеет князей, еще более местоблюстителей и так как помыслы этих князей разделены не менее самых дел до того, что многие друг против друга восстают, и нападают, и подстрекаются на раздоры, мятежи и междоусобия, то Божественные мужи, провидев это Божественным духом, как истинные последователи миротворца милосердого Христа, желая наставить всех в любви, мире и взаимном единении не словом только, но и делом, применить к Божественному учению человеческое знание и усмотрев, что не к добру и не к пользе будет, если и духовная власть на многие части распадется, что, напротив, один митрополит может быть связию и как бы союзом одних с другими, не имея возможности мирскую власть подчинить одному, учредили там одну власть — духовную. Благое устроение! Ибо подчиненные одному первосвятителю и им руководимые и сами с собою и друг с другом могли примиряться в почитании одной главы, поставленной по примеру единой главы, Иисуса Христа, Которым, по словам апостола, все тело церковное слагается, и составляется, и в единении совершается”. Не станем доискиваться других причин, по которым патриархи Цареградские могли или должны были заботиться о том, чтобы вся земля Русская составляла одну митрополию, не более. Согласимся, что они имели в виду только пользу России. И эта польза действительно была несомненна. Разделенные между многими князьями, из которых каждый хотел быть самостоятельным и преследовал личные цели, еще более разделяемые постоянными междоусобиями, кровопролитиями, враждою, русские связывались между собою почти исключительно одною духовною властию митрополита. К нему, как духовному центру, невольно обращались все: нередко относились князья по делам духовным, постоянно тяготели епископы разных княжений русских, а чрез епископов тяготело все духовенство и весь народ. Весьма хорошо понимал это значение митрополитской власти Иоанн Данилович Калита, когда просил и упросил святителя Петра переселиться на жительство в Москву; понимали и другие князья, завидовавшие успеху московского князя; понимали, в частности, князья галицкие, литовские, старавшиеся добыть себе особого митрополита и тем прекратить всякое тяготение своих подданных к Москве. Но если так, если единственно из желания блага России патриархи оставляли ее под властию одного митрополита, то зачем же иногда они допускали разделяться Русской Церкви на две и даже на три митрополии? Соборная грамота, которую мы рассматриваем, всячески старается оправдать в этом патриархов, за исключением одного, и сваливает всю вину на нас — русских.
“Первым виновником, — говорится в грамоте (излагаем ее своими словами с возможною краткостию), — разделения Русской митрополии и смут, от того происшедших, был митрополит Алексий. Он неодинаково был расположен ко всем князьям, неодинаково заботился о всей своей пастве и оставлял без своего архипастырского призрения всю Литовскую землю и Киев. Сделавшись опекуном малолетнего великого князя Димитрия, он весь предался одному попечению о нем и, имея в руках своих светскую власть, исключительно радел о Московском княжестве и возбуждал между князьями междоусобия и кровопролития, вместо того чтобы быть их миротворцем. Патриарх убеждал его чрез свои послания, чтобы он оставил такой образ действий, неприличный духовному сану, Алексий не послушался. Патриарх присылал в Россию своего посла, инока Киприана, чтобы митрополит, вместе с ним посетил Литовскую и Киевскую землю, которой не посещал 19 лет, и примирился с литовскими князьями, Алексий акже не послушался и даже не удостоил патриарха своего ответа. Тогда литовские князья обратились к патриарху с просьбою дать им особого митрополита, угрожая в противном случае предаться с своими подданными Римскому папе. И патриарх решился избрать средний путь: рукоположил литовцам митрополита Киприана, но с тем чтобы он до смерти Алексия был только митрополитом Литовским и Киевским, а по смерти Алексия сделался митрополитом всей России”. Такое обвинение, взведенное Собором Константинопольским на нашего первосвятителя Алексия через десять лет по смерти его, никак не может быть названо справедливым. И, во-первых, отнюдь не с Алексия, а еще прежде его и, следовательно, не по его вине началось разделение Русской митрополии. Патриарх Иоанн XIV (1341-1347) учредил особую митрополию в Галиче, подчинив ей пять епархий, бывших на Волыни, и хотя эта митрополия, как объяснял потом греческий император галицкому князю Любарту, была открыта во время смут, происходивших в Царьграде, и скоро закрыта, все же открытие ее зависело не от кого другого, как от патриарха. Во-вторых, в то самое время, как святой Алексий был рукоположен в Константинополе на Русскую митрополию, там рукоположили для России и другого митрополита — Романа, так что в самом же Константинополе открылась между обоими митрополитами распря, кому из них быть настоящим Русским митрополитом, и оба послали в Россию для собирания церковной дани. Спрашиваем: почему это патриарх поставил в Россию разом двух митрополитов? И для чего оба митрополита потребовали себе в Константинополь церковной дани из России? Все это объясняется простою заметкою летописи, что Роман был поставлен на мзде. Соборная грамота 1389 г. почему-то вовсе не упоминает об этих действиях патриарха. В-третьих, еще прежде, нежели патриарх дал в Литву митрополита Киприана по просьбе князей литовских, он назначил особого митрополита в Галич по просьбе польского короля Казимира. А Казимир вовсе не жаловался в своей грамоте к патриарху на святителя Алексия, но подкреплял свое требование тем, будто Галич издавна был митрополиею, и вместе угрозою — в случае патриаршего отказа присоединить галицкие епархии к Римской Церкви [344]. И об этом обстоятельстве умолчала рассматриваемая нами соборная грамота. Наконец, все обвинения на святителя Алексия, какие перечисляются в этой соборной грамоте, действительно взводили на него литовские князья, просившие себе особого митрополита; но дело патриарха и Собора было разобрать и обсудить эти обвинения, а не повторять их голословно. Жаловались, что Алексий неодинаково был расположен ко всем князьям. Да он и не мог быть одинаково расположенным ко всем им и как патриот, и как митрополит. Он не мог столько же любить врагов своего отечества, например Ольгерда литовского и единомышленников его — князей смоленского и тверского, которые почти непрерывно воевали против Москвы и страшно опустошали ее области, сколько любил своего отечественного князя — московского. Не мог столько же благоволить к князьям злым, постоянно нарушавшим клятву и присягу, не покорявшимся ни заповедям Евангелия, ни убеждениям духовной власти, сколько благоволил к князьям добрым, благочестивым и послушным наставлениям Церкви. Недаром и современный святому Алексию патриарх Филофей писал русским князьям, чтобы они почитали своего митрополита. Значит, сами не покорялись духовной власти Алексия, а хотели, чтобы он был расположен к ним не менее, как и к князьям покорным. Еще жаловались, что он почти не посещал никогда литовских епархий и Киева. Правда, святой Алексий обозревал эти епархии только однажды — в 1358 г., когда пробыл в Киеве около двух лет. Но он и не имел нужды посещать лично все епархии своей обширной митрополии: для этого у него были епархиальные архиереи, которые находились в подчинении ему и относились к нему во всех нужных случаях; а собственно в Киеве и в своей Киевской епархии митрополит постоянно имел наместника. И патриарх сам не посещал же лично всех митрополий своего патриархата, действуя только чрез митрополитов, и у нас в России не был ни разу в продолжение четырех с половиною веков. Так точно действовали чрез подчиненных епископов и наместников своих и наши митрополиты. Князья литовские, конечно, могли казаться не понимающими этого и выражать свое неудовольствие, что митрополит Алексий не посещает лично их области; но патриарх имел право объяснять князьям, что их требование незаконное, что у них в епархиях есть для всех духовных треб епископы, поставленные от митрополита, которыми они и должны довольствоваться. Так именно смотрел на дело и сам патриарший Константинопольский Собор в 1380 г., когда в определении своем говорил: “Князь литовский (Ольгерд), при всем том что страна его наблюдалась многими епископами, совершенно не желал жить в мире и требовал митрополита в Киев, представляя, что его митрополия долгое время оставалась без надзору и что митрополиту следует или самому жить в ней, или же отдать страну другому архипастырю. Митрополит же (Алексий), опасаясь не слов князя, а скрывавшегося в них обмана, хотя почитал справедливым всячески заботиться о митрополии, находящейся в этой стране (Литовской) и на содержание ее каждогодно посылал ей богатейшие средства, но оставить многолюдную страну (Россию) и великую Церковь и перейти в небольшой уголок — в Киев не считал необходимым, во-первых, потому, что Киев имел епископа из ближайшей епархии (των πλησιοχωρο?ντων), который исполнял в нем, когда нужно было, иерархические обязанности, а во-вторых, потому, что митрополит не видел там прямой опасности от врагов (для веры и Церкви)” [345]. Жаловались еще, что митрополит Алексий, имея в руках своих светскую власть, радел об интересах одного Московского княжества и возбуждал между князьями междоусобия и кровопролития. Но святой Алексий действовал только как добрый советник в гражданских делах Московского княжества, а сам не имел в руках светской власти, и если его советы направлены были исключительно к пользе Москвы, то это делает ему честь как патриоту и совершенно было естественно и законно с его стороны. Но чтобы он возбуждал между князьями междоусобия и кровопролития, это несправедливо. Напротив, он старался прекращать и предотвращать междоусобия и для этого употреблял иногда даже духовное оружие, например запретил однажды богослужение во всех церквах Нижнего Новгорода, предал анафеме смоленского князя Святослава и некоторых других князей, и сам патриарх одобрил эти меры. Вообще видно, что присутствовавшие на Константинопольском Соборе 1389 г. почему-то были нерасположены к святителю Алексию, уже покойному, но современный ему патриарх Филофей любил его и называл своим другом, хотя и советовал ему посещать литовские епархии в угодность тамошним князьям [346].
Дальнейшие беспорядки, последовавшие в Русской Церкви от разделения митрополии, соборная грамота объясняет так (выражаем и здесь сущность грамоты своими словами с возможною краткостию): “Едва только патриарх Макарий (1375-1378) узнал о смерти святителя Алексия, как поспешил написать в Россию, что он не признает митрополита Киприана, а поручает Русскую Церковь любимцу великого князя московского архимандриту Михаилу (Митяю) и призывает его для рукоположения в Царьград. Но Михаил скончался на пути. Тогда бывшие при нем русские послы избрали некоего иеромонаха Пимена и с подложными грамотами представили новому патриарху Нилу как избранного на митрополию самим великим князем России. И хотя лукавство и злоумышление их вскоре начали обнаруживать некоторые лица, вновь прибывшие из России, но послы стояли на своем и соглашались принять на главы свои патриаршую анафему за обман. Нил поверил им и рукоположил Пимена в митрополита России. Ложь, однако ж, скоро обличилась. Великий князь Димитрий строго наказал послов, а Пимена послал на заточение, пригласив на митрополию Киприана. Узнав об этом, патриарх писал к великому князю одну за другою многие грамоты в пользу Пимена и против Киприана, пока наконец последний победил и получил митрополию. Вскоре прибыл в Царьград Суздальский епископ Дионисий, сильно вопия против Пимена и представляя случившееся с ним как зло; потом вновь отправился в Россию и привез оттуда на письме обвинение Пимена от великого князя и от других князей, а вместе представил патриарху архимандрита Феодора, духовника великого князя, в доказательство того, что по отрешении Пимена он сам, Дионисий, должен быть возведен в митрополита России. Патриарх послал на Русь двух архиереев, чтобы исследовать дело Пимена и отрешить его, если окажется виновным. Это взволновало русских, и все, выражается грамота, “разъярилось на Вселенскую Церковь”, так что нанесены были многие обиды с прибавлением насмешек, глумления и ропота. Послы патриаршие нашли Пимена виновным и низвергли его. Между тем Дионисий скончался, а низвергнутый Пимен поспешил в Царьград, куда вскоре прибыл и архимандрит Феодор с обвинительными грамотами на Пимена. Но случилось так, что Феодор с Пименом согласились, бежали из Константинополя и долго скитались по Востоку, несмотря на все приглашения от Собора и императора. Тогда Собор отлучил их заочно и постановил послать в Россию одного митрополита Киприана, чтобы прекратились в ней церковные смуты и восстановился древний порядок. К сожалению, и с этими последними объяснениями соборной грамоты никак нельзя согласиться. Нет, не столько русские, сколько сами патриархи были виновниками тех церковных смут и волнений, какие происходили тогда в России по случаю назначения митрополитов. О патриархе Макарии и соборная грамота заметила, что он не захотел признать Киприана преемником Алексия, несмотря на ясное определение своего предшественника Филофея и Собора, чтобы именно Киприан сделался митрополитом всей России по смерти Алексия. Нелучше действовал потом и патриарх Нил (1378-1388). Зачем он поверил русским послам, представившим ему подложные грамоты о Пимене, когда обман обличался некоторыми другими лицами, вновь прибывшими из России; зачем не помедлил решением и не послал в Россию удостовериться в деле? Да хотя бы он и не имел никакого повода не доверять послам, зачем он согласился поставить в Россию другого митрополита — Пимена, когда там был уже митрополит Киприан, предназначенный еще прежде быть единым митрополитом всей Русской Церкви после Алексия? Но не ограничиваясь только назначением к нам другого митрополита — Пимена, патриарх Нил тогда постановил вместе с Собором своим определение, будто Киприан взят был на митрополию обманом и рукоположен незаконно и потому лишается Киева и всей России, а должен довольствоваться только Малороссиею и Литвою. Об этом неблаговидном поступке патриарха грамота почему-то совершенно умалчивает. И этого мало. Когда патриарх удостоверился несомненно, что был страшно обманут, что за такой обман великий князь московский строго наказал своих послов, а Пимена заточил, зачем не послал тогда низложения обманщику, а напротив, посылал многие грамоты к великому князю в защиту Пимена и упрашивал принять его на Русскую митрополию, стараясь вредить Киприану? Когда затем Суздальский епископ Дионисий принес в Константинополь письменные обвинения на Пимена от самого великого князя и от прочих русских князей, почему патриарх не поверил им, а отправил еще двух архиереев для поверки этих обвинений на месте? И еще прежде, нежели посланные исполнили возложенное на них поручение и донесли патриарху о виновности Пимена, зачем патриарх поспешил поставить в Россию нового митрополита Дионисия? И об этом достоверном факте молчит грамота, упоминая только, что Дионисий вскоре скончался. Едва ли мы ошибемся, если в объяснение, по-видимому, непонятых действий патриарха относительно Пимена припомним, что Пимен и послы московские заняли в Константинополе на имя великого князя огромные суммы у купцов восточных и венецианских и растратили там эти суммы на подарки для своей цели. Замечательно, что и Киприан в 1389 г., когда наконец его назначили быть митрополитом всей России, нашелся почему-то вынужденным занять в Константинополе большую сумму денег и дать заемную кабалу за поручительством самого патриарха [347]. Но мы впали бы в явную несправедливость, если бы вздумали подозревать в корыстолюбии одних патриархов. Патриархи были здесь больше орудиями, а главными действователями были греческие императоры, по воле которых патриархи с своим Собором делали все важнейшие распоряжения в Церкви, по воле которых совершались назначения и Русских митрополитов и которые к концу XIV в., будучи крайне стеснены турками и постоянно нуждаясь в финансах, действительно водились корыстными целями и в делах церковных. Не напрасно западнорусские епископы 1416 г. при возведении Григория Самвлака в сан митрополита говорили: “Святейшего патриарха Цареградского мы признаем патриархом и отцом, а. прочих патриархов и их митрополитов и епископов — отцами и братиями о Святом Духе и согласно с ними содержим исповедание веры, тому же учим, так же и мудрствуем. Но не можем без отвращения сносить насилия, какому подвергается Церковь Божия от императора. Святой Вселенский патриарх и священный Константинопольский Собор не могут сами собою поставить митрополита по правилам, но поставляют, кого повелит царь, и оттого дар Святого Духа покупается и продается. Так поступил по отношению к Церкви Киевской в наши дни отец царствующего императора Мануила Иоанн с митрополитами Киприаном, Пименом, Дионисием и многими другими, заботясь не о чести церковной, а о серебре и золоте. Отсюда происходили тяжкие долги, многие траты, толки, смятения, убийства и, что всего горестнее, бесчестие Церкви Киевской и всей России. Потому мы рассудили, что не следует нам принимать таких митрополитов, которые поставляются куплею от царя-мирянина, а не по воле патриарха и его Собора” [348]. То, что далее говорится в грамоте Цареградского Собора 1389 г. об архимандрите Феодоре, будто он был отрешен за соучастие в незаконных делах Пимена, представляется очень сомнительным, потому что в помянутой заемной кабале митрополита Киприана, составленной в Царьграде в том же 1389 г. и засвидетельствованной грамотою самого патриарха, вслед за Киприаном назван и другой заемщик — Феодор, архиепископ Ростовский. Разве уже так скоро патриарх успел простить Феодора, и не только простить, а еще возвысить в сан архиепископа? За что же такая милость? Надобно сказать вообще, что если бы Цареградские патриархи и императоры имели в виду благо России и ее Церкви, они никогда не решились бы назначать к нам по своему произволу разом по два или даже по три митрополита или если уже находили нужным иногда уступать настоятельным требованиям литовских князей и давать им особого митрополита, то указали бы точно и неизменно границы обеих русских митрополий и поставили бы обоих митрополитов в дружественные отношения между собою для нравственной пользы их духовных паств. А то оказывается, что патриархи не держались твердо никаких постоянных начал в этом отношении: один постановлял одно, другой другое и изменял или нарушал, или совсем отвергал постановления своих предшественников; то, что одним казалось правильным и законным (например, поставление митрополита Киприана), другие называли незаконным и делали новые распоряжения, конечно, быть может, и не по своей воле, но по воле императоров. Очень естественно, если такие действия императоров и патриархов, производившие смуты и беспорядки в Русской Церкви, глубоко огорчали наших предков и иногда возбуждали в них сильные неудовольствия и ропот против Византии, о которых упоминает и соборная грамота. Естественно, если к концу XIV и в начале XV в. значение Цареградских патриархов и государей очень упало в мнении русских. Стригольники открыто восставали на патриарха, утверждая, что он поставляет на мзде. Новгородцы во время известного спора с Киприаном о месячном суде, как мы видели, не обратили ни малейшего внимания на первое послание патриарха по этому случаю, так что сам патриарх изумлялся такому небывалому прежде пренебрежению к его грамоте. Западнорусские епископы и Витовт во всеуслышание говорили о корыстолюбии: первые — одного императора, а последний — и патриарха. Даже великий князь московский Василий Димитриевич не оказывал надлежащей чести ни самому патриарху, ни его послам, приходившим в Россию, запретил митрополиту поминать имя греческого царя в церковном богослужении и говорил: “Мы имеем Церковь, но царя не имеем”, вследствие чего патриарх прислал к Василию Димитриевичу свою грамоту и убеждал его исправиться и по-прежнему чтить царя и патриарха [349]. Естественно, если в русских могло родиться тогда желание как-нибудь выйти из-под такой горькой зависимости от Византии и достигнуть того, чтобы у себя дома, Собором своих иерархов избирать и поставлять себе митрополита. Желание это росло, укреплялось более и более, пока наконец не осуществилось по окончании настоящего периода.
Поставляя в Россию митрополитов, патриархи вручали им полную власть над Русскою Церковию, а от них требовали только, чтобы они по долгу подчинения по крайней мере чрез два года являлись в Константинополь и чтобы в случаях важнейших и затруднительных обращались туда с грамотами и присылали послов. Это ясно изложено в грамоте, данной патриархом Филофеем по случаю поставления митрополита нашего Алексия. “Так как, — говорит патриарх, — Божественные и священные каноны повелевают, чтобы он (митрополит Алексий) бывал здесь по долгу подчинения своего святой кафолической и апостольской Церкви, между тем он не имеет удобства приходить сюда каждогодно по большому протяжению пути и его затруднительности, то заповедуем, чтобы он совершал это дело по крайней мере чрез два года. Равным образом, так как тот же долг лежит на нем и в случае открывающихся необходимых церковных нужд и возникающих во всей его области необходимых вопросов, а он или по болезни, или по другим препятствиям не в состоянии будет приходить сам к находящемуся при нас Священному и Божественному Синоду, то должен избирать и присылать сюда кого найдет способным из своего клира и относиться к нам своими грамотами о затруднительных вопросах, чтобы от нас, по благодати Божией, получили они надлежащее утверждение и решение” [350]. Впрочем, управляя Русскою Церковию чрез митрополитов, патриархи нередко относились к сынам ее и сами непосредственно. Мы видели несколько примеров, как они присылали свои грамоты не только к нашим митрополитам, но и к князьям, особенно великому, и к епископам, в частности Новгородскому, и к настоятелям обителей, например преподобному Сергию, и вообще ко всем верующим, например в Новгород по вопросу о месячном суде митрополита и в Псков для вразумления стригольников. Иногда, не довольствуясь одними грамотами, патриархи присылали в Россию уполномоченные лица: то для суда над митрополитами Петром, Романом, Пименом, то для примирения митрополита Алексия с литовскими князьями, то для вразумления стригольников. Иногда требовали к себе на суд наших митрополитов, например Киприана. Случалось, что патриарх сам лично удостаивал приходивших в Царьград русских епископов, например Дионисия и Феодора Ростовских, сана архиепископа. Русские с своей стороны, как мы видели, также нередко обращались прямо к Цареградскому патриарху. Князья писали к нему или отправляли послов: то с жалобами на митрополитов, то с просьбами о поставлении новых митрополитов. Епископы иногда извещали его о митрополитах, иногда жаловались ему на них, иногда ездили к нему лично в Константинополь. Сами митрополиты наши по своему долгу, если не через два года, то по временам путешествовали к патриарху, а иногда посылали к нему своих уполномоченных или только свои грамоты по возникавшим вопросам, например по вопросу о браке ярославского князя Феодора на дочери татарского князя Менгу-Темира, по вопросу о причтении к лику святых митрополита Петра и др. Когда наши митрополиты и епископы находились в Константинополе, их приглашали для присутствования на патриаршем Синоде, или Соборе. Так, присутствовали на нем в 1301 г. митрополит Максим и епископ Сарайский Феогност, предлагавший известные вопросы, а в 1379 г. — митрополит Киприан.
Греки продолжали приходить в Россию и некоторые из них оставались в ней навсегда и занимали святительские кафедры, каковы были: Варлаам, епископ Сарайский (около 1300 г.), Иеремия Рязанский, хиротонисанный в Константинополе (1389), Матфей († 1385) и Дионисий Ростовские († 1425). Последний пришел к нам с Афона и до епископства своего был игуменом Спасо-Каменного вологодского монастыря, где и ввел устав афонского общежития [351]. Другие посещали Россию только временно для собирания милостыни. С этою целию приходили к нам: в 1371 г. из Царяграда или Иерусалима митрополит Герман; в 1376 г. с горы Синайской — какой-то митрополит Марк и из Иерусалима — архимандрит монастыря архангела Михаила Нифонт, который на собранные у нас деньги будто бы приобрел себе потом, как замечают наши летописи, сан Иерусалимского патриарха [352]; в 1388 г. — митрополит Трапезундский Феогност; в 1407 г. — другой митрополит Трапезундский — Феодул [353]. Может быть, эту же самую цель между прочим имели в виду и разные послы, приходившие к нам от Константинопольского патриарха: в 1376 г. — два какие-то протодиакона: Георгий и Иоанн; в 1389 г. — два митрополита: Никандр Газский и Матфей Адрианопольский, чрез три года скончавшийся и погребенный в Москве и др. [354] Сохранилась грамота патриарха к нашему митрополиту, писанная в 1397 г., в которой патриарх упоминает о своих послах, собиравших милостыню в России, говорит о пожертвованиях, прежде присланных из России, и просит митрополита посодействовать новому собиранию таких же пожертвований [355]. Русские путешествовали в Грецию и на Восток для поклонения святыне. В 1-й половине XIV в. был в Иерусалиме Новгородский архиепископ Василий еще до избрания своего в сан епископа (1329). В половине того же столетия ходил в Царьград Стефан Новгородец с восемью своими товарищами, встретил там еще двух земляков, которые проживали в Студийском монастыре, и описал свое странствование. К концу того же века описал свое “хождение” не только в Царьград, но и в Иерусалим смоленский иеродиакон Игнатий, который замечает, что в Царьграде встретила и успокоила его с товарищами “Русь, тамо живущая”, и именно в монастыре святого Иоанна Предтечи. В числе других русских там проживал тогда ученик преподобного Сергия Радонежского Афанасий, игумен Высоцкого монастыря [356]. Около того же времени преподобный Арсений Коневский посетил Афон, а ученик преподобного Сергия Епифаний Премудрый был на Афоне, в Царьграде и Иерусалиме. В начале XV в. Савва, игумен тверской, переселился на Афон, а иеродиакон Сергиева монастыря Зосима описал свое путешествие в Царьград, на Афон, в Солунь и Святую землю и, между прочим, засвидетельствовал, что тогда существовал на Афоне “монастырь русский — св. Пантелеимон” [357]. Путешествуя к святым местам Востока и нередко проживая в Константинополе и на Афоне, некоторые из русских, как мы видели в своем месте, старались списывать там или приобретать покупкою разные учительные и богослужебные книги, которые и приносили в свое отечество.
Не ограничиваясь тою милостынею, какую собирали у нас приходившие к нам греки, предки наши иногда и сами отправляли свои пожертвования в разные места Востока. О князе Михаиле Александровиче Тверском замечено в летописи, что он имел обычай “многажды посылати милостыню в соборную церковь — св. Софию, к патриарху”. Митрополит Фотий говорит в своем завещании, что некоторые православные христиане передавали ему свои жертвы для доставления в Царьград и во Святую гору, и так как он сам по смутным обстоятельствам не все успел отослать по назначению, то и поручает великому князю непременно исполнить это [358]. Особенно замечательная милостыня послана была в Царьград из России в 1398 г. Греческая империя видимо приближалась к своему концу. Турки овладели уже почти всеми ее областями и осадили самую столицу с суши и с моря. Казна императорская была истощена. Осажденные терпели крайнюю нужду во всем. Узнав о таком горестном положении царствующего града, наш митрополит Киприан, подвигнутый, без сомнения, и упомянутою выше грамотою патриарха, обратился вместе с великим князем Василием Дмитриевичем к русским князьям, боярам, духовенству и гостям, или купечеству, и приглашал всех делать приношения для пособия бедствующим единоверцам. Вскоре великий князь Василий Дмитриевич послал к греческому императору и патриарху от себя и некоторых других князей много сребра с чернецом Родионом Ослебятею, бывшим боярином Любутским. Князь тверской Михаил Александрович отправил свою жертву особо с протопопом Даниилом. Так же поступили Олег рязанский и даже Витовт литовский. Много милостыни собрано было и с иерейского чина, и с монастырей. Когда все это было получено в Царьграде, царь и патриарх вместе со всем народом возблагодарили Бога, благословляли русских и послали нашим князьям от себя поминки: святые иконы и святые мощи [359]. Император Мануил, желая войти еще в более тесный союз с единоверною Русью, женил (1412) сына своего Иоанна на дочери великого князя нашего Анне, которая чрез три года скончалась от моровой язвы и погребена в Константинополе [360]. Таким образом, несмотря на некоторые неудовольствия русских против греков вследствие частых беспорядков и смут в нашей митрополии, русские по-прежнему сохраняли религиозный союз с греками, видели в них своих учителей, своих братий по вере, продолжали свои дружественные сношения с ними и оказывали им в случаях нужды родственное сочувствие и братскую помощь.
С христианами других исповеданий, неправославных, жившими на Востоке, русские не имели почти никаких сношений. Известно, впрочем, что в числе вопросов, предложенных на Цареградском Соборе 1301 г. Сарайским епископом Феогностом, находился и вопрос: “Как принимать к православию приходящих от несториан и яковитов”? Знак, что те и другие встречались тогда в пределах Сарайской епархии между воинами татарских ханов и выражали иногда желание присоединяться к православной Церкви. Ответ Собора был: принимать их чрез миропомазание, но с условием, чтобы они предварительно прокляли свое учение и учителей [361]. На армян, которые находились также в войсках татарских и жили в некоторых городах Южной России, смотрели у нас, как и в Греции, с особенною нерасположенностию. Православным строго запрещалось не только вступать с ними в брачные союзы, кумовство, братство или дружбу, но даже иметь с ними какое-либо общение и допускать их к себе в праздники и постные дни [362].
II
Нашествие монголов на Россию послужило было поводом к сближению предков наших и с Церковию Римскою. В 1245 г. папа Иннокентий IV, отправляя послов своих к монгольскому хану, дал им грамоты и на имя русских епископов. В Мазовии послы встретили волынского князя Василька и вместе с ним прибыли в его столицу — Владимир. Здесь, как повествует один из послов (Карпин), они выразили желание беседовать с русскими епископами и предложили им письма от папы, который убеждал их присоединиться к латинской Церкви, Но епископы и Василько отвечали, что они не могут ничего сказать без князя Даниила (галицкого), находившегося тогда в Орде. Это было глубокою зимою, следовательно, в самом конце 1245 или в начале 1246 г. [363] Нет сомнения, что, когда Даниил возвратился, ему рассказали о предложении папы, и Даниил решился воспользоваться этим для выгод своего отечества. Он отправил к Иннокентию посла и изъявлял согласие соединиться с Римскою Церковию, если только папа будет помогать ему против татар и примет его царство под свое особенное покровительство. В мае 1246 г. последовали ответы и распоряжения папы. Он писал к Даниилу (величая его “славным королем России”), что, выслушав благосклонно его просьбы и снисходя на его мольбы, принимает его лично и его царство под свое покровительство и назначает к нему, согласно его желанию, двух доминиканских монахов, чтобы они неотлучно при нем находились. Вместе с тем папа писал и к королю русскому, и ко всем верующим в России, что так как они выразили намерение оставить заблуждения греков и покориться апостолическому седалищу, то он назначает к ним своим легатом мужа мудрого и опытного, Прусского и Эстонского архиепископа Генриха, который принесет к ним слово жизни, и убеждал их обращаться к этому легату не только в делах веры, но и за советами и помощию против татар, В то же время папа дал приказ двум помянутым доминиканцам (какому-то Алексию и его товарищу) безотлучно находиться при Данииле, а Прусского архиепископа извещал о его назначении в России одно искоренять и рассеивать, другое насаждать и возращать во славу Божию и, чтобы он мог удобнее исполнить поручение, облекал его как легата апостольского седалища властию поставлять в пределах русских латинских епископов [364]. Чрез несколько месяцев после этих первых грамот Иннокентия IV к Даниилу возвращались чрез Россию папские послы, ходившие к татарам, и, по свидетельству одного из них, Даниил вместе с братом своим Васильком оказали им много ласки в своем владении и, “собрав епископов, игуменов, знатных людей, с общего согласия объявили, что они намерены признать святого отца главою Церкви, подтверждая все, сказанное ими о том прежде чрез особенного посла, бывшего у папы” [365]. Весьма замечательно, что Даниил действовал здесь не от себя одного, а с совета и согласия главнейшего духовенства и бояр. И потому если бы папа выполнил то, чего домогался от него наш князь, тогда настоящая попытка к соединению с Римскою Церковию могла бы сопровождаться важными последствиями. Не ограничиваясь заявлением своих желаний пред послами папы, возвращавшимися из Орды, Даниил отправил еще к нему своих послов и письма, как показывают новые ответы и распоряжения Иннокентия IV. В сентябре 1247 г. папа писал в Россию, называя уже Даниила возлюбленным о Христе сыном, что, выслушав благосклонно его просьбы, он позволяет русским епископам и пресвитерам совершать Евхаристию на квасном хлебе и удерживать прочие их обряды, не противные кафолической вере Римской Церкви — первое обычное условие унии. Между тем писал и к Прусскому архиепископу Генриху, что так как русский король Даниил чрез особенных своих послов и письма настоятельно просит о присоединении его и его народа к Римской Церкви, то чтобы он — легат — лично отправился в ту страну, и если Даниил, оставаясь твердым в своем святом намерении, равно как архиепископы, епископы и другие магнаты его царства отрекутся совершенно от всякой схизмы и дадут клятвенный обет пребывать на будущее время в единении с Римскою Церковию, то присоединил бы их и усыновил ей как общей всех матери. При этом папа дозволил Генриху носить в России архиепископскую мантию и разрешил ему, согласно его ходатайству, поставлять в пределах русских не только священников, но и епископов из усыновленных, т.е. из униатов русских, за неимением родных детей, т.е. коренных латинян. В частности, к королю Даниилу, брату его Васильку и сыну папа писал, что, снисходя на их просьбы, принимает их и их семейства, царства, имения, движимые и недвижимые, настоящие и будущие, под покровительство святого Петра и свое собственное, что разрешает им возвращать себе свои владения, земли и другие блага, которые несправедливо были отняты у них другими королями, непокорными Римской Церкви, и что предоставляет им право, чтобы в их областях без их разрешения не могли приобретать себе имений ни крестоносцы, ни другие религиозные братства [366]. Наконец, спустя два месяца для князя Василька за то, что он искал присоединения к Римской Церкви, папа разрешил и признал законным брак его на родственнице в третьей степени — Дубравке, заключенный прежде [367]. Таким образом, папа с своей стороны сделал решительный шаг: он уже повелел своему легату отправиться в Южную Россию и присоединить Даниила с его подданными к Римской Церкви. Но Даниил не спешил присоединяться, конечно потому, что не получал от папы самого главного — помощи против татар. Папа надеялся обольстить нашего князя тем, что прислал ему королевский венец с двумя епископами своими, Беренским и Каменецким, и предлагал ему короноваться. Но Даниил не принял венца и отвечал папе: “Татары не перестают ратовать на нас, — что мне в венце без твоей помощи?” Папа просил Даниила (в 1248 г.) извещать его чрез братий Тевтонского ордена, как скоро узнает о набегах татар, чтобы можно было заблаговременно принимать для отражения их надлежащие меры. Но одно это далеко не удовлетворило нашего князя и в следующем году он совсем изгнал из своих владений папского легата Альберта и прервал с папою всякие сношения [368].
В 1252 г. король венгерский примирил галицкого князя с Римским первосвященником: между ними снова начались переговоры. Папа не замедлил отправить к Даниилу в другой раз свое посольство с скиптром и короною. Послы случайно встретили его в Кракове и хотели видеться с ним, но он отвечал: “Неприлично мне беседовать с вами в чужой земле”. Они прибыли в Галицию и убеждали его возложить на себя королевский венец и соединиться с Римскою Церковию, обещая ему от папы скорую помощь. Даниил колебался, пока не убедили его родная мать и герцоги польские, удостоверявшие, что если он коронуется, то они будут его помощниками против поганых. Тогда Даниил согласился, дал клятвенный обет покорности Римской Церкви и в городе Дрогичине принял царский венец, по выражению нашего летописца, от Бога, и от престола святого Петра, и от отца своего папы Иннокентия, и от всех епископов своих, которые, вероятно, как-нибудь участвовали в обряде коронования своего князя или только присутствовали при этом. А Иннокентий вслед за тем издал (в 1253 г.) буллу ко всем христианам Богемии, Моравии, Сербии и Померании, чтобы они вместе с королем русским Даниилом, теперь уже возлюбленнейшим сыном его о Христе, ополчились для отражения татар под знамением святого Креста, и объявлял всем, кто только будет участвовать в этом крестовом походе, отпущение грехов. Но воззвание Иннокентия осталось бесплодным; крестовый поход против татар не состоялся, Даниил не получал от папы никакой помощи и решился прервать с ним всякую унию. В 1257 г. папа Александр IV писал к нашему королю: “Ты клятвенно обещался повиноваться Римской Церкви и хранить кафолическую веру, как и прочие православные государи. Потому, в знак своего благоволения. Церковь и возвела тебя в королевское достоинство, помазала тебя святым миром, возложила на главу твою царскую диадиму. Но ты, как дошло, к прискорбию, до нашего слуха, забыл и духовные и временные благодеяния этой Церкви, явился неблагодарным за такую милость, презрел данную клятву и нимало не заботился исполнять того, что обещался относительно повиновения означенной Церкви...” Далее папа убеждал Даниила покаяться, исправить свой грех и ненарушимо соблюдать данные прежде обеты. А иначе, присовокупил папа, мы уже сделали распоряжение, чтобы “тебя побудили к тому без всякой апелляции церковным проклятием и призвали на помощь против тебя мирское оружие” [369]. Напрасные увещания и угрозы: Даниил остался в православии до конца своей жизни, и все сношения его с папою, тянувшиеся около десяти лет, окончились для папы ничем.
Из всего хода дела видно, что главная цель при этих сношениях для нашего князя постоянно была одна: получить от папы достаточную помощь для освобождения своего народа из-под владычества монголов — цель, вполне достойная истинного патриота! Чтобы достигнуть этой цели он соглашался покориться Римской Церкви и изменить православной: средство недостойное истинного христианина! Согласимся, что намерение Даниила было не искреннее, а притворное, что он только наружно хотел подчиниться папе, оставаясь в душе православным, рассчитывал обмануть его. Но от этого поступок князя не становится ни чище, ни извинительнее. Пусть кто хочет, держится правила: цель освящает средства. Но православная Церковь никогда не принимала и не одобряла такого правила. И если справедливо свидетельство Карпина, что галицкий князь действовал с согласия своих епископов и вельмож, то это отнюдь не делает чести, в христианском смысле, ни последним, ни тем более первым.
Совсем иначе поступили святой благоверный князь Александр Невский и его советники совершенно в подобных же обстоятельствах. Начав переговоры с знаменитейшим князем Южной России, папа Иннокентий IV решился вслед за тем войти в сношения и с знаменитейшим из князей Руси Северной и в 1248 г. послал к Александру Невскому свою грамоту, которую мы представляем здесь в сокращении. “От нашего посла, назначенного к татарам, — писал папа, — брата Иоанна Карпина мы получили известие, что отец твой, желая облечься в нового человека, искренно и со смирением посвятил себя (se devovit) в руках этого брата на повиновение Римской Церкви, что немедленно сделалось бы известным всем, если бы так внезапно и так счастливо его не постигла смерть. После такой счастливой кончины он, без всякого сомнения, вошел в общение со святыми и удостоился вечного блаженства. Желая и тебя вместе с ним сделать причастником того же блаженства, мы изыскиваем пути, употребляем труд, прилагаем старание, как бы расположить тебя, чтобы ты последовал примеру отца; чтобы как он от искреннего сердца обрек себя (se dedicavit) к принятию заповедей и учения Римской Церкви, так и ты, оставив путь погибели, ведущий к вечному осуждению, соединился с этою Церковию, приводящею всех ко спасению. Не отвергни нашей просьбы, которая, будучи исполнением долга с нашей стороны, имеет в виду способствовать твоим выгодам. И ты поистине не обнаружил бы в себе здравого рассуждения, если бы отказал в покорности нам и даже Богу, Которого наместником, хотя и не по заслугам, мы являемся на земле. От этой покорности нисколько не уменьшается честь самого могущественного властителя, напротив увеличивается всякая власть и временная свобода... Посему мы молим и убеждаем тебя, чтобы ты признал Римскую Церковь материю, покорился ее первосвященнику и деятельно позаботился побудить к повиновению апостольскому седалищу твоих подданных, да восприимешь некогда плод в вечном блаженстве. Знай, что если ты воспользуешься этими нашими благожеланиями, то мы будем считать тебя знатнейшим между прочими католическими князьями и всегда с полным усердием будем стремиться к увеличению твоей славы”. Затем папа просил нашего князя извещать ливонских рыцарей о нашествиях татар на христианские земли, чтобы рыцари могли извещать его самого, т.е. папу, а он имел возможность заблаговременно собирать силы для сопротивления варварам. Это послание свое Иннокентий прислал к нашему великому князю с двумя хитрейшими своими кардиналами — Гальдом и Ремонтом, чтобы они изложили ему учение о законе Божием. Не знаем, поверил ли Александр тому, что писал папа об отце его — великом князе Ярославе, будто бы принявшем латинство пред своею кончиною, это известие представляется тем более невероятным, что Карпин, на которого ссылается папа, в описании своего путешествия к татарам хотя и говорит о смерти великого князя русского Ярослава, но вовсе не упоминает об его обращении к Римской Церкви. Как бы то ни было, но только Александр принял папскую грамоту и посольство, созвал для совещаний своих мудрецов, конечно прежде всего лиц духовного сана, составил письменный ответ и, вручая его кардиналам, сказал: “Мы знаем истинную историю веры и Церкви от Адама до Христа и от Христа до Седьмого Вселенского Собора; содержим то самое учение, которое возвестили во всем мире святые апостолы; храним предания святых отцов семи Вселенских Соборов, а вашего учения не принимаем”. И послы возвратились от нас без всякого успеха [370]. Нет сомнения, что святой Александр Невский отнюдь не менее любил Россию и народ русский, нежели Даниил галицкий, и мог бы также рассчитывать на помощь папы против монголов, если бы изъявил согласие покориться Римскому престолу. Но святой Александр, вместе с мудрыми советниками своими, ценил православную веру выше всего в мире и не захотел пожертвовать ею, изменить ей даже наружно для временных выгод своего земного отечества.
В то самое время, как и на юге и особенно на севере России покушения Рима имели такой неудачный исход, они увенчались было некоторым успехом на западной границе нашего отечества — в Литве, куда начинали уже тогда проникать первые лучи православия из России. Знатнейший из князей, управлявших тогда Литвою, Миндовг, враждуя на племянников своих Товтивила и Эдивида, хотел их умертвить. Но они бежали к Даниилу Романовичу галицкому, за которым была в супружестве родная их сестра. Даниил дал им войско, и Товтевил, опустошив некоторые области литовские, с пленниками прибыл в Ригу просить себе помощи против дяди и там принял крещение по латинскому обряду. Миндовг поспешил послать к магистру ливонских рыцарей, Рижскому епископу, богатые дары и умолял его, чтобы он или умертвил Товтивила, или изгнал. Но магистр отвечал: “Ты не избавишься от врага и не одолеешь его, если не пошлешь к папе Римскому и не примешь крещения”. Миндовг последовал совету и крестился. Это было в 1251 г. Вслед за тем немедленно папа Иннокентий IV принял Миндовга и все царство его под покровительство святого Петра, повелел епископу Кульмскому венчать Миндовга на королевство, поставить для Литвы епископа и устроить в ней кафедральную церковь; предписал, чтобы королю литовскому, как принявшему христианскую веру, никто не причинял огорчений, чтобы во владениях литовских церковная десятина была взимаема умеренно и без притеснений и чтобы епископы Рижский и другие старались обращать к христианству даже смежных с королевством Литовским неверных; наконец чрез три года по просьбе Миндовга, построившего на собственное иждивение кафедральную церковь и обогатившего ее дарами, принял ее вместе с ее епископом в свое непосредственное ведение. А преемник Иннокентия папа Александр IV разрешил (в 1255 г.) Миндовгу воевать против России и ее обитателей, остающихся в неверии, и наперед утвердил за ним все те области, которыми он завладеет. Впрочем, все это: как обращение, так и некоторое усердие Миндовга к римской вере были совершенно притворные. Сначала он только втайне поклонялся своим прежним богам, нося имя христианина, а потом начал и открыто держаться язычества, изменив христианству, приносил жертвы богам и наблюдал все прочие языческие обычаи литовского народа. Детям своим — известному Воишелгу и дочери, которую выдал за галицкого князя Шварна, сына Даниилова, нимало не препятствовал исповедовать православие. По смерти же Миндовга (1263) самые следы латинства надолго исчезли в земле Литовской [371].
С трех сторон — с юга, севера и запада, с каких пыталось латинство проникнуть в наши пределы около половины XIII в., — оно продолжало свои такого же рода попытки в XIV и в 1-й половине XV в., и большею частию не без успеха.
На юге России, в княжестве Галицком, пока там царствовал род Даниила Романовича галицкого, православие оставалось постоянно господствующим и не знало никаких стеснений. Но с 1336 г., когда скончался последний из потомков Данииловых — Георгий, который титуловал себя князем всей Малой России, обстоятельства Галиции изменились. Сначала она признала над собою власть племянника последнего своего князя — от сестры его Марии, бывшей за мазовецким князем Тройденом, — по имени Болеслава, с тем чтобы он не нарушал древних прав и привилегий страны и не касался ее вероисповедания. Но Болеслав, хотя, по всей вероятности, был рожден и воспитан своею материю в православии, вследствие убеждений папы еще в 1326 г. сделался последователем Римской Церкви и начал принуждать к тому же новых своих подданных и этими своими действиями, равно как своими тяжкими налогами, своею распутною жизнию, своим пристрастием киноземцам, которыми окружил себя, — полякам, чехам и немцам до того раздражил народ, что чрез два-три года своего княжения был отравлен [372]. По смерти Болеслава Галициею овладел (за исключением, впрочем, Владимира, Холма, Луцка, Бреста, отошедших под власть князей литовских) свояк его, польский король Казимир (1340), обещаясь управлять ею на тех же самых условиях, на которых она некогда отдалась прежнему своему князю, но также не сдержал слова. Его притеснения, особенно по делам веры, вскоре вынудили русских обратиться с просьбою к татарам и при помощи их свергнуть с себя (1341 или 1344 г.) ненавистное иго, по крайней мере на несколько лет. В 1349 г. Казимир снова с сильным войском овладел Галициею и ненадолго даже всею Волынскою землею и вслед за тем, по выражению современного летописца новгородского, много зла сотворил христианам (т.е. православным), а церкви святые претворил в латынское богомерзкое служение [373]. Может быть, это свидетельство нашего северного летописца, который мог судить о событиях на Волыни только по слухам, преувеличено. Но и по свидетельству польских историков, Казимир, основав в 1361 г. латинское архиепископство во Львове, отнял у православных их соборную церковь и обратил ее в латинский костел — в кафедру для своего нового архиепископа или митрополита. Этот латинский митрополит, какой-то Християн, без сомнения, прежде всего назначался для поляков, получивших имения в Галиции или служивших в ней, и для немцев, которые и в прежние времена обитали в некоторых городах земли Галицкой, а теперь еще в большем количестве переселились в нее по приглашению Казимира, но мог предназначаться и для коренных обитателей страны, которых рассчитывали обращать от православия к римской вере. Под конец своей жизни Казимир показал опыты своей веротерпимости. Он дал (1376) армянам, издавна обитавшим в Галиции, грамоту, которою обеспечивал им свободное исповедание веры и дозволял построить для себя в Львове соборный храм и при нем жилище для епископа [374]. А чрез несколько времени отнесся к Константинопольскому патриарху и просил для православных своих подданных поставить особого митрополита Галицкого, угрожая в противном случае обратить их к римской вере. И эта просьба, как мы знаем, была уважена: в Галич поставлен был (1371) особый митрополит — какой-то присланный Казимиром из Малой России епископ Антоний с подчинением ему четырех епархий: Холмской, Туровской, Перемышльской и Владимирской. Отсюда очевидно, что хотя православные при Казимире и были притесняемы на Волыни, но отнюдь не были совращены в латинство и имели у себя четырех епископов и пятого митрополита. По смерти польского короля Казимира Галиция имела у себя собственного, русского князя — Владислава Опольского (1370-1379). Но и этот князь был римской веры и в первый же год своего княжения, желая показать свое усердие к ней, подарил францисканам принадлежавший ему дом во Львове для жилища их при латинском костеле. Между тем папа, получая разноречивые известия о римских церквах в Галиче, Перемышле, Владимире и Холме, писал (в июле 1372 г.) епископам Гнезненскому, Краковскому и Плоцкому, чтобы они разузнали и известили его, находятся ли в означенных городах кафедральные церкви или только приходские и имеют ли они прихожан (an populum christianum habeant [есть ли в них народ христианский (лат.)]). А когда получил сведение, что нет там ни кафедральных, ни приходских церквей, ни священнослужителей римского обряда, напротив, существуют кафедральные соборы и епископы русские — православные, то немедленно повелел (в августе 1372 г.) Краковскому епископу, чтобы он апостольскою властию совершенно удалил всех русских — схизматических — епископов от их церквей и от их епископств. Неизвестно, исполнено ли и в какой мере это распоряжение папы; изгнаны ли были тогда православные епископы совсем из своих епархий или только лишены своих соборных церквей. Но чрез два с небольшим года галицкий князь Владислав испросил у папы Григория XI позволение основать как бы взамен православных латинские епископии в Галиче, Перемышле, Владимире и Холме с возведением Галича на степень митрополии или архиепископства и тогда же обратил в Галиче православный кафедральный собор в собор латинский, наделив его разными имениями и десятинами. А папа, давая разрешение основать означенные епископства, писал, что будто в тех местах издавна существовали кафедры латинских иерархов и только временно были отняты схизматическими епископами. С 1375 г. в Галиче латинский архиепископ действительно начал существовать и назывался то Галицким, то Львовским (по Львову, где первоначально основана была латинская архиепископия при Казимире и куда вскоре она снова перенесена из Галича). Существовал также латинский епископ, по крайней мере с 1384 г. или 1390 г., и в Перемышле. Но во Владимире и Холме латинские епископии были основаны при галицком князе Владиславе, по всей вероятности, только номинально, как in partibus infidelium [в областях неверных (лат.)]: иначе не мог основать их этот князь в городах, не находившихся в его владениях. Вскоре затем нахлынули в Галицию странствующие братия ордена доминиканцев и папа предоставил им (1378) некоторые монастыри, находившиеся в Галицкой Руси и Валахии [375]. С 1379 г. Галиция перешла под власть венгров, а с 1387 г. снова подпала под владычество польское, и латинский элемент все более и более в ней усиливался. Буллою папы Урбана VI для Галицкой Руси и соседственной ей Валахии назначен в 1381 г. особый латинский инквизитор. Венгерская королева Мария в самый год (1384) восшествия своего на престол по смерти отца своего Людовика подарила латинскому епископу Перемышльской епархии разные имения. Польская королева Ядвига вызвала (1390) из Праги монахов бенедиктинского ордена в Краков и устроила для них здесь монастырь Святого Креста с целию, чтобы они отправляли богослужение на славянском языке и тем удобнее привлекали к Римской Церкви православных русинов, показывая им возможность совмещать любимое ими славянское богослужение с верованиями латинства. Перемышльский епископ Матфей дал грамоту (1406), чтобы в Перемышльской и Галицкой епархиях, как заведено изначала, брать с верующих вместо десятины определенную небольшую сумму и чтобы чрез это “народ католический охотнее переселялся в те области России и тем сильнее подавлял русских и других схизматиков, там обитающих” [376]. Что касается до Ягайлы, или Ягелла, мужа польской королевы Ядвиги, то он сначала, по-видимому, имел веротерпимость. Он сам ходатайствовал (1393-1398) пред Константинопольским патриархом, чтобы для Галиции поставлен был православный митрополит, именно Луцкий епископ Иоанн. Но оказалось, что король действовал тут из собственного интереса: епископ обязался представить ему в случае успеха значительный подарок. Известно также, что Ягайло был очень расположен к русскому митрополиту Киприану, совещался с ним о соединении Церквей, и оба писали о своем намерении к Константинопольскому патриарху. Но патриарх по военным обстоятельствам Греческой империи советовал (1397) отложить осуществление этого намерения, а просил Ягайлу соединиться прежде с венгерским королем и прогнать турок из пределов империи [377]. В последующее время начались открытые притеснения для православных жителей Галиции со стороны короля Ягайлы: так, в 1413 г. он отнял у них в Перемышле соборную церковь, построенную из тесаного камня, обратил ее в костел и отдал латинскому епископу, приказав в то же время выбросить из гробов тела русинов, которые были погребены в ней. Правда, дал Ягайло (1432) и православным обитателям города Львова, желая по обстоятельствам более расположить их к себе, привилегию, или грамоту, чтобы никого из них не принуждать к принятию латинского исповедания и чтобы церкви их не были разоряемы и опустошаемы. Но эта самая грамота уже заставляет предполагать, что тогда православные в Галиции были принуждаемы к латинству и церкви их подвергались грабежу и разорению. Сын Ягайлы, король польский Владислав III, в своей жалованной грамоте (1443) греко-русскому духовенству о сравнении его с духовенством римским по случаю Флорентийской унии прямо говорит, что прежде православные в подвластных ему областях, следовательно в Галиции, действительно терпели притеснения за свои отличия в вере [378]. Впрочем, надобно заметить, что, несмотря на все усилия ревнителей латинства утвердить его в Галиции, число церквей этого исповедания было в ней очень ограничено даже к концу XIV и в начале XV в,, а следовательно, и число прихожан, которые притом, судя по приведенным выше словам Перемышльского епископа Матфея, состояли преимущественно, если не исключительно из католиков-переселенцев, что православные, при всех стеснениях, продолжали иметь у себя своих епископов в тех самых городах, где со времен Владислава Опольского учреждены были латинские епископства, и что есть следы существования даже православной митрополии Галицкой до самого конца настоящего периода [379].
На севере России покушался распространить латинскую веру шведский король Магнус. В 1347 г. он созвал в Стокгольме государственный совет и объявил пред ним об этом своем намерении. Совет одобрил намерение короля, и Магнус с многочисленным войском отплыл к острову Березову, или Биорку, а оттуда послал сказать новгородцам: “Пришлите на съезд своих философов, а я пошлю своих: пусть они порассудят о вере; я хочу знать, какая вера лучше. Если окажется лучшею вера ваша, я пойду в вашу веру; а если лучше наша, вы примите нашу веру, и будем все, как один человек. Но если вы не примете нашей веры, тогда я пойду на вас всею своею силою”. Новгородский владыка Василий, также посадник, тысяцкий и все новгородцы, погадавши между собою, отвечали Магнусу: “Если хочешь узнать, какая вера лучше, наша или ваша, то пошли в Царьград к патриарху, ибо мы приняли правую веру от греков. А сами мы не намерены препираться с тобою о вере. Если же чем мы обидели тебя, объяви об этом нашим послам”. Магнус сказал послам, что он не имеет никакого неудовольствия против новгородцев, а желает только обратить их к истинной вере. И вслед за тем обступил войском город Орехов, куда удалились от него новгородские послы, и начал крестить в латинскую веру окрестных ижорцев и карелов, которые еще в XIII в. приняли православие из Новгорода; а которые не соглашались креститься, против тех пустил свою рать. Новгородцы поспешили выслать против этой рати небольшую свою дружину, которая разбила шведов и с пленниками возвратилась в Новгород. Между тем Магнус овладел Ореховом, крестил всех жителей его по латинскому обряду и отпустил их из города, взяв с них клятву, что они постараются склонить к латинской вере и всех своих единоземцев. Но, как свидетельствуют шведские летописи, эти отпущенные Магнусом коварно его обманули и действовали после как самые злейшие неприятели шведов и папы. Кроме того, новгородцы вскоре возвратили себе Орехов и не только прогнали шведов из своих владений, но ходили воевать в Норвегию, разбили шведов под Выборгом, пока не заключили (1350) с ними в Дерпте выгодного договора, разменявшись пленниками [380]. Огорченный таким исходом своего предприятия, Магнус обратился к папе Клименту VI и писал к нему, будто карелы и ижорцы, соседственные Швеции, желая принять истинную веру, сами призывали его к себе на помощь для защиты от русских — врагов римско-католической веры и действительно приняли от него эту веру и крещение и будто русские, как только он удалился из Карелии, внезапно напали на новокрещеных и подвергли их страшным мукам: одних убивали мечом, других вешали на деревах, третьих отдавали на растерзание псам, — и всех карелов и ижорцев насильно принуждали возвратиться к прежнему их заблуждению. Вместе с тем король извещал, что по случаю крайней смертности в людях от моровой язвы, свирепствовавшей в Швеции, он сам решительно не в состоянии противодействовать русским. Вследствие этого папа повелел архиепископу Упсальскому и некоторым другим проповедовать в Швеции, Дании и Норвегии крестовый поход против России и обещал отпущение грехов всем тем, которые пойдут под знаменем Креста на защиту христианской веры против неверных россиян. Но воззвание папы осталось без всяких последствий [381]. Вообще, жители Северной России, особенно новгородцы и псковитяне, хотя имели частые сношения с последователями римской веры по делам военным и торговым и даже позволяли латинским купцам иметь в Новгороде и Пскове свои церкви, но обнаруживали всегда самое крайнее неуважение к латинству. В местных летописях очень нередко встречаются выражения “безбожная латына, поганая латына” или “безбожные и поганые немцы”, а служение латинское называется даже богомерзким. Новгородский владыка, подобно всем прочим русским епископам, давал в своем Исповедании пред рукоположением обет не дозволять во всем своем пределе православным ни свадьбы, ни кумовства как с армянами, так и с латинами. И если митрополит Фотий укорял некоторых псковских священников за то, что крестили чрез обливание и употребляли латинское миро, то сам же он объяснял это одною небрежностию их, а отнюдь не какою-либо склонностию к латинству [382].
На западе России со времен литовского князя Гедимина (1320 — 1345) образовалось сильное государство, в состав которого вошли кроме Литвы почти все города и княжества Западной России, между прочим Киев, Чернигов и часть Волыни. В этих княжествах издревле господствовало православие. И новый государь, который справедливо называл себя не только литовским, но и русским, хотя был язычник, нисколько не препятствовал своим подданным исповедовать православие и в делах церковных находиться в полной зависимости от Всероссийского митрополита. Позволял даже собственным своим детям, сыновьям и дочерям, вступавшим с родственные связи с русскими князьями, принимать и исповедовать православие и сам два раза был женат на православных русских княжнах [383]. Но из видов политических он желал в начале своего царствования сблизиться с Римским первосвященником и допустил в пределы своего государства проповедников римской веры. Надеясь избавиться от страшных врагов — ливонских рыцарей, которые так часто нападали на литовские области, Гедимин писал к папе одно за другим два письма. Упомянув в них об одном из предшественников своих — Миндовге, который принял было с народом своим римскую веру, но вскоре обратился к прежнему язычеству потому единственно, что немецкие рыцари не переставали вторгаться в его землю, Гедимин продолжает, что эти же рыцари не дают и ему покою и делают ему бесчисленные обиды, что если он воюет с ними, то отнюдь не из ненависти к христианству, а только защищая себя от врагов, как поступают и христианские государи, и что даже напротив он держит при себе братьев-миноритов и проповедников, которым позволяет в своем царстве распространять христианскую веру и крестить народ, а наконец объявляет, что он сам готов креститься по римскому обряду и подчиниться папе, если только последний заставит рыцарей прекратить вражду и нападения на литовские земли и пришлет к нему — Гедимину Рижского архиепископа для заключения с ними мира. Обрадованный папа Иоанн XXII отвечал (в 1324 г.) литовскому князю, что посылает к нему для обращения его с подданными двух своих нунциев, ученых и благочестивых, — Варфоломея, епископа Электинского, и Бернарда, аббата монастыря святого Теофреда, и предпишет ливонским рыцарям, чтобы они перестали воевать против литовцев и жили с Гедимином по-братски, когда он примет крещение [384]. Тогда же папа известил обоих этих нунциев об их назначении, дал им инструкции, чему учить и как им действовать в Литве, предоставил им разные привилегии, назначил деньги для успешнейшего хода их дела и проч., а магистру и братиям Тевтонского ордена писал, чтобы они совершенно перестали враждовать против литовского государя и народа и жили с ними в мире и любви после того, как они обратятся к христианской вере [385]. Но так как рыцари не замедлили вновь вторгнуться в пределы Литовского княжества, может быть, еще прежде, нежели получили послание папы, то раздраженный Гедимин внезапно изменил свое намерение и послал сказать римским нунциям, прибывшим в Ригу: “Я не знаю вашего папы и знать не желаю; я останусь в вере моих отцов и буду сражаться за нее до смерти” [386]. Ответ, который может приводить к мысли, точно ли Гедимин относился к папе и не поддельны ли были оба письма его к Римскому первосвященнику. Впрочем, если даже признать за достоверное, что литовский князь, как говорится в этих письмах, дозволял прежде латинским монахам, доминиканцам и францисканам, проповедовать в своих владениях; если допустить, что в 1323 г., как сказано в другой его грамоте сомнительного достоинства, они имели уже три церкви, между прочим одну в Вильне, а другую в Новоградке, то во все последующее царствование Гедимина мы не видим более никаких сношений его с папою и никакого покровительства проповедникам римской веры. Неудивительно, если приверженцы папства, обманутые в своих расчетах на литовского государя, начали с того времени разглашать о нем, что он “хуже всякого язычника, чудовище и игралище природы, нарушитель прав народных и законов естественных, предтеча антихриста” и подобное [387].
Равным образом и во все продолжительное царствование сына и преемника Гедиминова Ольгерда (1345-1377) мы не видим никаких успехов латинской веры в земле Литовской. Все его многочисленное семейство исповедовало православие, да и сам он, хотя непостоянно, держался той же веры. И если не раз он покушался освободить своих православных подданных из-под власти Московского митрополита и дать им особого митрополита Литовского, то делал это единственно с политическою целию, а отнюдь не с намерением как-нибудь отклонить их от православной Церкви к латинской. Напротив, он позволял обращать к православию самих литовцев: митрополит Киприан, когда еще был только Литовским, многих из них крестил [388]. Правда, Ольгерд не отказался войти в сношение с императором Карлом, который присылал к нему Пражского архиепископа Эригенса и при соучастии немецких рыцарей старался склонить литовцев к принятию римского исповедания. Но во время совещаний литовский государь объявил от лица своих подданных, что они только тогда согласятся на это предложение, когда рыцари возвратят ему все земли, отнятые прежде у Литвы. А как немцы отказались выполнить такое условие, то попытка императора Карла осталась без последствий [389]. Не стесняя православных своих подданных в их вере, Ольгерд не давал в обиду и последователей латинства, и когда около 1364 г. один литвин по имени Гастольд, приняв римское исповедание, пригласил в Вильну семь францисканских монахов и все они подверглись здесь насильственной смерти, то Ольгерд казнил за это 500 виленских граждан [390].
Совсем другая судьба настала для латинства в Литве при сыне и преемнике Ольгердовом Ягайле. С детства он был православной веры, но, желая получить руку польской королевы Ядвиги и сделаться польским королем, он согласился изменить православию и в 1386 г. вместе с четырьмя братьями своими торжественно принял в Кракове — тогдашней столице Польши — римское крещение, а в следующем году прибыл с латинскими священниками в Литву и крестил литовцев и жмудь, находившихся дотоле большею частию в язычестве. Вслед за тем он начал строить для новокрещеных латинские церкви и учредил два латинские епископства: одно в Вильне, другое в Киеве. А супруга его Ядвига основала в Праге коллегию для двенадцати литовцев, чтобы они могли изучать там богословие и приготовляться для служения латинской Церкви в своем отечестве. В грамоте своей, данной (1387) первому Виленскому епископу, Ягайло объясняет, что он с согласия своих братьев и вельмож решился, дал обет и клятву призвать, привлечь, даже принудить (imo compellere) к повиновению Римской Церкви всех литовцев обоего пола и всякого звания и состояния, к какой бы вере или секте они ни принадлежали. А чтобы литовцы, еще неофиты в католической вере, каким-либо образом не были отклонены от покорности Римской Церкви, то он строго запрещает литовцам обоего пола вступать в брачные союзы с русскими иначе, как только под условием, чтобы сами русские предварительно обратились к Римской Церкви. Если же, несмотря на это запрещение, кто-либо из русских обоего пола, не отказываясь от своего обряда, вступит в брачный союз с литвинкою или литвином, исповедующими католичество, то брака не расторгать, но русских непременно склонить и даже принудить к покорности Римской Церкви, хотя бы и телесными наказаниями (poenis corporalibus). Из этой грамоты видно, что Ягайло первоначально имел целию обратить и даже принудить к латинству не русских своих подданных, а только литовцев, но литовцев всех, какой бы веры они ни были, следовательно, и русской, православной. И наши летописи действительно свидетельствуют, что он принуждал двух православных литвинов, занимавших при нем важные места, принять римское исповедание, и как они не послушались его, то предал их многим мукам и наконец смерти. Видно также, что из русских он повелевал обращать к латинской вере только тех, которые, вопреки его запрещению, решались вступать в брачные союзы с литовцами [391]. Последствия, однако ж, показали более. По крайней мере, Ягайло не без намерения лишил в 1400 г. всех вообще своих православных подданных права гербов, шляхетства и чиновной службы, предоставив все это только тем, кто исповедовал римскую веру и чрез два года вновь подтвердил свое узаконение. А в 1416 г. он писал на Констанский Собор, что если бы не был столько занят войнами, то давно бы обратил к католичеству русинов и всех, державшихся греческого обряда. В воздаяние за такую ревность и труды польского короля и в пример для других государей папа сделал (1418) Ягайла своим главным викарием, или наместником, не только в Польше и других его владениях, но и в областях русских, особенно в Новгороде и Пскове, с тем чтобы он сначала дал присягу и потом всячески заботился о распространении римского исповедания во всех этих местах [392].
Впрочем, надобно думать, что названный указ Ягайлы, лишавший православных его подданных гражданских преимуществ, равно и заявление его пред Констанским Собором относительно русинов, касались собственно православных жителей Галиции, находившейся тогда под властию Польши, но не касались русских, обитавших в великом княжестве Литовском, которое с 1392 г. уже не принадлежало Ягайле, а имело особого князя, двоюродного брата его Витольда, или Витовта. Витольд, крещенный прежде в православной Церкви, принял в Кракове вместе с Ягайлом другое крещение по римскому обряду, и хотя вообще водился духом веротерпимости, однако ж, естественно, более был расположен к своим подданным единоверцам, нежели к православным. В 1399 г. он пожаловал Виленскому латинскому бискупу и виленским каноникам некоторые льготы. В 1413 г. заключил с Ягайлом договор, которым между прочим подтверждались во всем Литовском княжестве права и преимущества церквей, духовенства и дворянства одного только латинского исповедания, а не православного и вводились в Литве, по примеру Польши, достоинства и звания воевод и кастелянов с тем ограничением, чтобы эти звания вверяемы были только лицам латинской веры, а не православной [393]. Может быть, вследствие этой-то меры и других подобных в Литве встречалось тогда немало людей, которые перекрещивались из какой-то русской, т.е. православной, веры в латинскую [394]. Не желая видеть своих православных подданных в зависимости от Московского митрополита Фотия, Витовт настоял, чтобы для них был избран и поставлен (1416) отдельный митрополит Григорий Самвлак. Тут, конечно, скрывалась прежде всего цель политическая, и Витовт старался даже показать своим православным подданным, что делает это из ревности и заботливости об их вере, но в то же время он мог рассчитывать, что чрез своего Литовского митрополита ему удобнее будет действовать и для своих целей религиозных. По крайней мере известно, что в скором времени Григорий Самвлак по воле Витовта должен был отправиться на Констанский Собор для переговоров о соединении Церквей и там прямо объявил, что сам он вовсе не желает подчиняться папе, а прибыл только единственно из повиновения своему князю. По смерти митрополита Самвлака (1419) Витовт примирился с Фотием и дозволил ему свободно управлять православными епархиями в Литве; но не без причины же папа Мартин V, восхваляя ревность Витовта по вере и указывая на него в пример для других государей, сделал его (1418) своим главным викарием или наместником как во всем Литовском княжестве, так и в странах русских, особенно в Новгороде и Пскове, для распространения там латинского исповедания [395].
По смерти Витовта (1430) на литовский престол возведен был, преимущественно русскими боярами, брат Ягайлы Свидригайло, который хотя когда-то был перекрещен в Кракове из православной веры в римскую, но отрекся от последней и был привержен к православию. Он немедленно начал войну против Ягайлы и вместе против латинства; не раз имел полный успех над польским королем и в это время разрушил и сжег с своими русинами все латинские храмы в Литве, изгнал отовсюду латинских епископов и монахов и отнял их имения. Но ненадолго: вскоре восторжествовал Ягайло и содействовал возведению на литовский престол Сигизмунда, брата Витовтова, который был предан латинству и начал непрерывную борьбу с Свидригайлом. Тогда последователи папы в свою очередь разрушили и сожгли в Литве все русские церкви и в самом Киеве построили для себя костел и учредили уже постоянную латинскую епископию, хотя она могла насчитать во всей своей области не более семи приходских церквей. Свидригайло, хотя очень не жаловал латинства, но не отказался вместе с Смоленским митрополитом Герасимом войти в сношения с папою и принять участие в начинавшихся тогда переговорах о соединении Церквей, Восточной и Западной. Впрочем, сношения эти скоро прекратились вместе со смертию Герасима (1435), которого сам же Свидригайло умертвил как передавшегося на сторону Сигизмунда [396].
III
Не на одну Церковь Русскую простирались виды Римских первосвященников в рассматриваемый нами период, а столько же, если даже не более, и на Церковь Греческую. В последней половине XIII и в продолжение всего XIV в. мы видим целый ряд сношений между папами и константинопольскими императорами и иногда патриархами. Папы домогались подчинить себе греков; патриархи соглашались на соединение Церкви, но не иначе как после рассмотрения всего дела на Вселенском Соборе; императоры — одни держались мысли своих патриархов, а другие решались прямо покориться папе, вымаливая у него себе помощи сперва против крестоносцев, владевших Константинополем, а потом против турок [397]. Нам нет нужды говорить о всех этих сношениях, как не относившихся непосредственно к Церкви Русской, но нельзя не коснуться тех, которые начались в XV столетии и окончились Флорентийским Собором, где присутствовал и представитель Русской Церкви [398].
Переговоры, предшествовавшие Флорентийскому Собору, продолжались более двадцати лет (1415-1437) [399]. Главными действователями при этом были греческие императоры Мануил Палеолог и потом сын его Иоанн, а с другой стороны — Римские первосвященники Мартин V († 1431) и его преемник Евгений IV. Главная цель, к которой стремились греческие императоры, состояла в том, чтобы чрез соединение Церквей получить помощь от папы для отражения турок. Греческая империя с каждым днем приближалась к падению; все ее области находились уже во власти турецкого султана; власть императора ограничивалась почти одною столицею; войска его были немногочисленны и большею частию наемные; финансы государственные почти не существовали. Император очень ясно видел, что сами греки решительно не в силах защитить себя от турок и что единственное средство спасти империю — примириться с папою в делах веры и чрез него получить помощь от западных христиан. На эту цель ясно указывал император Мануил Палеолог, едва только начал свои сношения с папою Мартином V, и папа не замедлил издать буллу (1420), которою предписывал епископам проповедовать на Западе крестовый поход для изгнания турок, хотя булла осталась без последствий. На эту же цель указывал император Иоанн Палеолог в своем послании к тому же папе (1422), настаивая, чтобы папа обязал всех государей христианской Европы объявить войну неверным в защиту греков. И виды императора ни для кого не были тайною. Отцы Базельского Собора, который считал себя Вселенским и действовал в духе независимости от папы, приглашая (1433) греков к себе для рассуждения о примирении Церквей, убеждали их именно тем, что от Собора они вернее могут ожидать помощи против турок, нежели от папы, так как дела последнего находились в самом дурном положении, а на стороне Собора были многие короли и сам немецкий император Сигизмунд [400]. Предположивши себе такую цель и смотря на дело примирения Церквей только как на средство, и притом единственное средство, для достижения ее, греческий император, естественно, заблаговременно принимал все меры, чтобы подготовить и облегчить возможность этого примирения. Сначала в своих переговорах с папою он с согласия Цареградского патриарха Иосифа настаивал, чтобы местом для предполагавшегося Вселенского Собора был избран Константинополь, где греки, без сомнения, могли бы действовать самостоятельнее при совещаниях соборных и не подвергались бы никаким принуждениям, по крайней мере, со стороны папы. Но потом император согласился, чтобы Собор был открыт где-либо в Италии, и притом с условием, чтобы самое содержание греков, имеющих отправиться на Собор, было доставляемо от папы. Легко было предвидеть последствия этого. Патриарх Иосиф предвидел их и говорил своим приближенным: “Ползать содержание от папы значит подчиниться его власти; а раб как осмелится не повиноваться своему владыке? И что будет с нами на чужой стороне, когда нам откажут в содержании там и в средствах к возвращению в отечество?..” [401] Заметим, однако ж, что такое согласие императора могло быть вынуждено у него критическим положением его империи и самого Константинополя. Гораздо важнее следующее обстоятельство. Собираясь на Собор, император послал (в 1436 г.) приглашать православных епископов в Константинополь. Некоторые прибыли лично: например, из Трапезунта — митрополит с послом от царя, из Молдавии — также митрополит со свитою, из Грузии — два епископа с послом царским. Но патриархи Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский отказались сами присутствовать на Соборе, а назначили вместо себя местоблюстителей. Кого же именно? Тех самых духовных особ, находившихся уже в Константинополе, которых указал императорский посол по воле самого императора. Этого мало. Патриархи прислали своим местоблюстителям грамоты, в которых представляли им утверждать на Соборе только то, что будет согласно с правилами древних Соборов и писаниями святых отцов; императору показались эти грамоты стеснительными для местоблюстителей, и по его требованию патриархи должны были выслать новые грамоты по образцу, им предложенному. Пред отправлением на Собор последовали перемены в назначении патриарших местоблюстителей, а пред самым открытием Собора по воле императора сделаны еще новые перемены [402]. Наконец не без особенного намерения было и то, что в Россию пред открытием Собора назначен был в Константинополе новый митрополит Исидор, хотя из России был прислан для этого другой кандидат — Рязанский епископ Иона. Император знал Исидора еще в бытность его игуменом монастыря святого Димитрия и отправлял его (1434) в числе послов своих на Базельский Собор для предварительных переговоров о примирении Церквей, а следовательно, считал этого человека для себя благонадежным [403]. Новому митрополиту поручено было, когда он отъезжал в Россию, всячески стараться, чтобы склонить русских к участию в предполагавшемся Вселенском Соборе. Исидор действительно вскоре после прибытия своего в Москву начал возвещать, что в Италии готовится Осьмой Вселенский Собор для примирения Церквей, в котором необходимо участвовать и представителю Русской Церкви, и даже начал сбираться к путешествию на Собор. Великий князь Василий Васильевич не хотел и слышать об этом, убеждал митрополита не ездить в латинскую землю, запрещал ему своею властию, но когда наконец увидел, что Исидор упорствует и не слушается, то сказал ему: “Если уже ты непременно желаешь идти на Осьмой Собор, то приноси нам оттуда наше древнее православие, которое мы приняли от предка нашего Владимира, а нового и чужого не приноси нам, — мы того не примем”. Исидор дал клятву стоять за православие и (8 сентября 1437 г.) отправился в Италию, взяв с собою епископа Суздальского Авраамия и много других духовных и светских лиц, числом до ста. Из этого можем заключать, что если бы в России был тогда митрополитом Иона или кто другой из русских, то, по всей вероятности, Церковь Русская не приняла бы никакого участия в Флорентийском Соборе. Исидор, хотя дал клятву ревновать о православии, но вовсе и не думал исполнять ее. Еще во время путешествия своего, едва только выехал из России, он уже не считал нужным скрывать своей наклонности к латинству. В Юрьеве, или Дерпте, где встретили его с крестами русские священники и немецкие, он сначала обратился к последним, поклонился латинскому крыжу и благоговейно поцеловал его, а потом уже подошел к православному кресту совсем не с таким почтением и, кроме того, пошел вместе с немцами вслед за святынею их в костел, а не пошел в церковь русскую к крайнему соблазну и удивлению всей своей свиты [404]. Последствия еще более показали, кто был Исидор.
Между тем как греческий император всего более заботился о том, чтобы чрез Вселенский Собор и примирение Церквей добыть себе помощь от папы, прогнать турок и утвердить свой колеблющийся престол, папа преследовал свою цель — подчинить себе греков и расширить, укрепить свою духовную власть в христианском мире, которая тогда начала уже колебаться. Еще в начале переговоров папский нунций Антоний Массана, присланный (в 1422 г.) в Константинополь с целию условиться о месте и времени Собора, объявил, что папа от всей души желает соединения Церквей и требует только, чтобы император исполнил данное чрез послов обещание принять учение Римской Церкви и ей покориться. Такие неожиданные слова заставили императора писать к папе, что он, император, соглашался чрез послов своих на соединение Церквей, но без всякого условия и обещал только, если состоится новый Собор по примеру семи Вселенских, принять одно то, что внушит отцам Собора Дух Святой [405]. Впоследствии, когда греки вошли в сношения с Собором Базельским по делу о соединении Церквей, папа Евгений, понимая важность угрожавшей ему опасности, употребил все меры, чтобы прервать эти сношения. Базельский Собор (открытый 23 июля 1431 г.), считая себя Вселенским, провозгласил начало по примеру Собора Констанского (1414-1418), что Вселенский Собор выше папы и что власти этого Собора должен подчиняться и папа, как всякий другой епископ и христианин, и в случае неповиновения должен быть судим по соборным правилам. А так как этого же самого древнего начала церковного управления постоянно держались и все православные греки, то они гораздо удобнее и скорее могли бы достигнуть соединения с Западною Церковию, если бы повели дело непосредственно с Собором Базельским, а не с папою. Но каково было бы тогда положение папы? И чем бы все это для него кончилось? Евгений пытался было закрыть Собор Базельский еще вскоре после его открытия, заметив его направление. Но Собор не согласился прекратить свои действия и даже требовал самого папу к себе, угрожая в случае сопротивления поступить с ним по церковным правилам, так что папа нашелся вынужденным уступить и прислал (в 1433 г.) на Собор своих уполномоченных. Теперь, едва папа узнал о начавшихся сношениях греков с Базельским Собором, то поспешил известить императора, вопреки прежнему своему решению, что он согласен на открытие Собора даже в Константинополе [406]. Но попытка не удалась: император не захотел прервать начатых переговоров с Базелем. Когда вслед за тем отцы самого Базельского Собора приступили к решению вопроса, где быть Вселенскому Собору, на котором могли бы присутствовать и греки, и две трети отцов решили вопрос в пользу Базеля, а только одна треть указала на Флоренцию или Удино, папа утвердил не первое решение, принятое большинством, а последнее. Не довольствуясь этим, папа решился на хитрость и обман: поспешил отправить в Царьград своих послов и галеры для приглашения греков в Италию и велел объявить им, будто он примирился с отцами Собора Базельского, будто Собор этот распущен и вместо него назначен другой, в Италии [407]. Между тем чрез несколько дней явились пред Константинополем и другие галеры, обещанные и присланные Собором Базельским. Обман открылся. Послы обеих враждебных сторон не щадили ни денег, ни обещаний, чтобы привлечь греков к себе. Император после долгих колебаний склонился на сторону папы и вместе с патриархом Иосифом, 22 митрополитами и епископами и почти семьюстами других лиц, духовных и светских, 27 ноября 1437 г. отправился на галерах папских в Италию. Когда наконец греки, прибыв в Венецию, услышали здесь от легатов папское приглашение отправиться в Феррару, где папа назначил быть Собору, и в последний раз спросили самих себя, куда им лучше ехать, в Базель или Феррару, послы папы снова употребили и убеждения и дары, чтобы увлечь греков на свою сторону. Греки отправились в Феррару [408].
Судя по таким действиям и папы, и греческого императора, предшествовавшим Собору, которого оба они столько желали, можно было догадываться, чего не употребит каждый из них в продолжение самого Собора для достижения своей цели. Собор в Ферраре открылся 9 апреля 1438 г. При открытии его, кроме прибывших греков, находились сам папа, одиннадцать кардиналов и до 150 латинских епископов [409]. Не станем говорить о том, что на этот Собор явились только немногие из отцов Базельского Собора, несмотря на строгое предписание папы закрыть Собор в Базеле и перенести его в Феррару; что раздраженный папа издал затем буллу, которою отлучались от Церкви и лишались своих достоинств все присутствовавшие на Базельском Соборе, духовные и светские, а Собор Базельский с своей стороны произнес запрещение на папу и угрожал анафемою собравшимся в Ферраре, если они не явятся в Базель, и что король французский Карл VII решительно запретил своим епископам ехать в Феррару. Пройдем молчанием и то, что в Феррару не захотел явиться ни один из европейских государей и никто из них, кроме герцога Бургундского, не прислал даже своих послов, хотя папа по настоятельным просьбам греческого императора отправлял ко всем им своих легатов с приглашениями на Собор [410]. А обратим внимание на самые действия Собора. Сначала, в ожидании прибытия приглашенных государей или их послов, здесь не было торжественных соборных заседаний, а происходили только частные совещания. Для этих совещаний избраны были по десяти человек с той и другой стороны, которые должны были сходиться в одной монастырской церкви. Предметом совещаний или рассуждений был вопрос о чистилище и о состоянии праведников по смерти. Греки и латиняне, сходясь вместе, излагали и защищали свое учение, опровергали друг друга, но после всех продолжительных и многократных прений, не согласились ни в чем и не постановили никакого определения относительно рассмотренного предмета. А между тем со времени открытия Собора прошло уже несколько месяцев [411]. И папа, увидев непреклонность греков к принятию латинского учения, начал уже действовать на них принудительно: положенное для содержания их ежемесячное жалованье выдавали им несполна, несвоевременно, а наконец на три с лишком месяца прекратили совсем, так что бедные греки терпели крайнюю нужду, стали скорбеть и некоторые открыто выражали желание возвратиться в отечество. Но тут встретилось новое горе: император, опасаясь, чтобы в самом деле недовольные не удалились с Собора преждевременно, дал приказ градоначальнику не выпускать из города ни одного грека и никому из них не выдавать билетов без его разрешения и подписи [412]. После шестимесячного напрасного ожидания европейских государей или их послов решились наконец открыть торжественные заседания Собора (8 октября) в дворцовой капелле папы. Причем положено было, чтобы споры были решаемы не большинством голосов, которых на стороне латинян всегда могло быть больше, но общим согласием той или другой стороны. Для ведения прений назначены были с обеих сторон по шести лиц, наиболее образованных и искусных, и в числе их со стороны греков: Марк, митрополит Ефесский, и Исидор, митрополит Русский, который прибыл на Собор только 8 августа, следовательно, уже после бывших частных совещаний. Предметом для соборных рассуждений избран был вопрос: законно ли прибавление к Символу веры “Filioque” (и от Сына), сделанное латинами? Этим вопросом занимались целых два месяца (до 8 декабря). Соборных заседаний было 15. Спорившие истощили все свои знания и искусство. И все напрасно: ни та, ни другая сторона не хотела уступить ни в чем; не состоялось никакого решения и соборного определения [413]. Между тем папа снова перестал выдавать грекам обещанное жалованье и наконец объявил, что он не в состоянии содержать их в Ферраре за неимением средств и находит необходимым перевести Собор во Флоренцию, где богатые граждане обещали сделать ему под этим условием значительное вспомоществование [414]. Греки сначала решительно отказывались от путешествия во Флоренцию, опасаясь, чтобы там, еще в большей дали от их родины, папа не стал обходиться с ними самовластнее и не вынудил их согласия на покорность ему. Но убеждения императора и особенно совершенный недостаток в деньгах для возвращения в отечество заставили греков уступить. 10 января 1439 г. прочитана была в кафедральной церкви феррарской папская булла о перенесении Собора во Флоренцию. Грекам выдано было жалованье за прошлые четыре месяца и на путевые издержки. А император, чтобы отнять у охотников самую возможность к побегу, объявил, что всякое судно греческое, которое направится в Венецию, будет предано огню [415].
Во Флоренции возобновились торжественные заседания Собора (26 февраля). Здесь со второго заседания (2 марта) приступлено было к рассмотрению латинского учения об исхождении Святого Духа и от Сына. Все прения со стороны греков вел почти один Марк Ефесский, а со стороны латинян один провинциал ордена доминиканцев Иоанн (de Monte Nigro [из Черногории (лат.)]), славившийся своею диалектикою. Начали разбирать свидетельства отцов Церкви Греческой и в продолжение пяти заседаний рассмотрели только весьма немногие, вдаваясь в величайшие тонкости и словопрения, которые утомляли всех. Император, наскучив медленностию, поручил Марку Ефесскому изложить главные основания православного учения о спорном предмете. Это изложение и было читано в следующем, седьмом заседании Собора. Но как латиняне и после этого не хотели согласиться с греками и требовали продолжения соборных заседаний, то император, убедившись из опыта, что прения не приводят решительно ни к какому соглашению, запретил Марку являться на заседания, а прочие греки хотя и приходили еще на два бывшие затем заседания, но только молча слушали, что говорил провинциал Иоанн, и не возражали ему ни слова [416]. Тогда раздраженный папа прислал объявить патриарху, что как греки отказались от дальнейших состязаний, то они должны к наступающей Пасхе (5 апреля) или изъявить согласие на учение Римской Церкви, или отправляться в отечество [417]. Этим, в строгом смысле, и окончился Собор Флорентийский, и справедливость требует сказать, что он не привел ни к какому результату. Отселе соборных заседаний уже не было, а начались только частные сношения и совещания и пущены были в ход все средства, физические и моральные, чтобы принудить греков к принятию латинства. Папа по-прежнему не выдавал им денег на содержание еще с самого прибытия во Флоренцию [418]. Император не выпускал даже из города тех, которые просились у него немедленно возвратиться на родину, укорял их в нерадении об общем благе, напоминал им о бедствиях отечества, выставлял выгоды от заключения мира с латинами, грозил своим гневом. А других, кого считал наиболее склонными к уступкам папе, именно: Исидора Русского, Виссариона, митрополита Никейского, и своего духовника Григория — приблизил к себе. Вслед за тем в понедельник Страстной седмицы (30 марта) он велел грекам собраться в кельях их больного патриарха, чтобы как-нибудь найти способ к примирению с Римскою Церковию. Здесь митрополит Русский первый подал голос: “Лучше душою и сердцем соединиться с латинянами, нежели, не кончив дела, возвратиться; возвратиться, конечно, можно, но как, куда и когда?” Другие рассуждали иначе; открылись состязания, которые продолжались и в три последующие такие же собрания и кончились ничем [419]. 15 апреля папа прислал на Собор греческий трех своих кардиналов с несколькими епископами и здесь с общего согласия положено было составить комиссию из двадцати членов, по десяти с каждой стороны, для изложения догмата об исхождении Святого Духа в такой формуле, которая могла бы быть принята и латинами и греками. Комиссия составилась, имела пять заседаний в папском дворце, но за спорами не могла сделать ничего и закрылась. Тогда латиняне сами составили такую формулу и прислали грекам. Греки, выслушав ее, отвергли с негодованием, кроме трех лиц, которых приблизил к себе император, и еще Дорофея Митиленского. Греки с своей стороны составили формулу по большинству голосов, с значительными уступками латинянам и послали к ним. Латиняне остались ею недовольны. Папа решился на новое средство: он убедил императора прислать греческих епископов к нему во дворец для личного с ними собеседования. И когда они явились (27 мая), говорил им о своих трудах, усердии, уступках в продолжение Собора и об их медленности в делах, неуступчивости, упорстве, выставлял им бедственное положение их отечества, обещал помощь, если они соединятся с Римскою Церковию. Слова папы, по-видимому, подействовали. По крайней мере митрополиты Исидор, Виссарион и два другие, возвратившись от папы, объявили о своей решимости с ним соединиться и нашли себе полное сочувствие в императоре и даже в патриархе. По требованию последнего в собрании греков читаны были из отцов Восточной Церкви те места, на которых латинствующие думали утвердить свое согласие с учением Римской Церкви об исхождении Святого Духа. Но когда по выслушании этих мест приступили к собиранию голосов, то, хотя сам патриарх подал свой голос в пользу соединения с латинянами, к нему присоединились только десять других из двадцати семи, а семнадцать оказались против него [420]. Чтобы подействовать и на этих несогласных, прибегли к последнему средству: одних пригласил к себе патриарх, кротко укорял в неблагодарности и неповиновении ему и убеждал последовать его мнению; других успел привлечь на свою сторону император, например митрополита Кизического, подарив ему давно просимую им землю; третьих склонил к согласию митрополит Исидор, устроив для них богатое угощение. Число приверженцев соединения возросло. Остались только непреклонными и неизменными в православии три местоблюстителя патриархов: Александрийского — Антоний Ираклийский, Антиохийского — Марк Ефесский и Иерусалимского — Досифей Манемвасийский и еще митрополит Анхиальский Софроний. Тогда патриарх в следующее собрание (2 июня) первый выразил свое мнение о личном свойстве Святого Духа, совершенно согласное с учением латинян. За патриархом подали свои такого же рода мнения и все прочие иерархи, кроме четырех, нами упомянутых. Из этих мнений составлено было одно общее извлечение, или изложение, которое и представлено папе и по его требованию, будучи еще исправлено греками, наконец одобрено им 8 июня. В знак состоявшегося примирения латиняне облобызали греков [421].
После этой первой победы над греками, самой важной и стоившей так дорого, папа надеялся, что одержать над ними другие победы будет ему уже гораздо легче. Он немедленно предложил епископам греческим дать ответы на вопросы о чистилище, о власти папской, об опресноках и освящении даров в Евхаристии. Но в тот же день (10 июня) вечером патриарх Константинопольский Иосиф внезапно скончался. Кончина первосвятителя глубоко подействовала на императора. Он понял, что отселе главная ответственность пред отечественною Церковию за соединение с Римскою падет на него, и потому сделался осторожнее и неуступчивее в отношении к папе. Но было уже поздно. Для решения предложенных вопросов греки то собирались одни между собою, то приглашали к себе и кардиналов, то были приглашаемы папою. Долее всего их останавливал вопрос о власти папской. Папа настоятельно требовал, чтобы они признали все преимущества его престола, какими он пользовался на Западе, но греки, хотя допускали эти преимущества, не хотели, однако ж, признать за папою права созывать Вселенские Соборы без согласия императора и права требовать к себе на суд патриархов. Дело дошло до того, что император, не желая уступить, решился было возвратиться в отечество. И только убеждения Исидора и некоторых других с трудом остановили его. Вскоре за тем греки уступили папе во всем: признали его главою Церкви, наместником и местоблюстителем Иисуса Христа, с тем, однако ж, чтобы сохранены были права и преимущества Восточных патриархов; приняли и латинское учение о чистилище, об освящении даров и об опресноках в Евхаристии с условием, чтобы таинство могло быть совершаемо и на квасном хлебе [422]. Немедленно составлено было соборное определение о соединении Церквей, в которое включены были все пункты учения, принятые греками. В назначенный день (5 июля) оно было подписано сначала императором и всеми греками, за исключением одного Марка Ефесского, хотя надобно заметить, что некоторые из них пред тем расположены были к подписанию папскими дарами, а другие, как русский епископ Авраамий, принуждены насилием [423]. Когда декрет принесен был для подписи к папе и на вопрос его: “Подписался ли Ефесский?” — ему отвечали: “Нет”, то папа невольно воскликнул: “Так мы ничего не сделали!” Вместе с папою подписались восемь кардиналов, около 60 епископов и много аббатов. На следующий день (6 июля) в кафедральной флорентийской церкви при стечении бесчисленного народа по совершении благодарственного молебствия соборное определение о соединении Церквей прочитано было с кафедры громогласно на латинском и греческом языках. И торжество заключено было литургиею по латинскому обряду [424].
Как же смотреть на это соединение Церквей, Восточной и Западной, совершившееся во Флоренции? Это поистине было соединение незаконное и недействительное, а только мнимое, призрачное. Незаконно оно было отчасти и потому, как подготовлялось. Император, имея в виду единственно мирские цели, сам избрал для Собора местоблюстителей патриарших и приказал дать им такие инструкции, чтобы соединение Церквей удобнее состоялось, а вместе внушил или повелел патриарху послать в Россию такого митрополита, который потом оказался самым первым споспешником этому соединению. А папа, чтобы привлечь греков в свои сети и отклонить от Собора Базельского, где дело соединения Церквей могло бы пойти путем более правильным и окончиться на условиях более выгодных для греков и православия, нежели для папства, употребил даже обман и подкуп. Но особенно незаконно было это соединение Церквей потому, как оно совершилось. Средство для соединения было избрано самое законное — Собор и соборное обсуждение тех догматических разностей, которыми Римская Церковь отделялась от Восточной. И Собор Ферраро-Флорентийский, судя по его составу, по крайней мере со стороны греков, можно было бы назвать даже Вселенским, потому что на нем вместе с покровителем Греческой Церкви — императором присутствовали Константинопольский патриарх, местоблюстители прочих патриархов и представители других восточных Церквей, хотя со стороны латинян Собор этот далеко не был Вселенским: кроме папы с несколькими кардиналами и епископами, на нем не присутствовали ни один из епископов Франции и вообще все те епископы, французские и других стран Европы, которые упорно продолжали свой Собор в Базеле и наконец осудили папу как еретика, а Собор его, бывший в Ферраре и Флоренции, признали незаконным. Но для нас важно собственно то, как велись дела на Ферраро-Флорентийском Соборе. Сначала они велись как следует, по примеру прежних Вселенских Соборов. Греки и латиняне свободно рассуждали между собою о предметах их разногласий и на частных совещаниях и на заседаниях соборных. Но в продолжение этих свободных, непринужденных рассуждений не было решено ни одного из спорных вопросов, не последовало никакого сближения между состязавшимися. Затем открылся ряд действий, совершенно недостойных Собора. Греков со всех сторон, всеми средствами старались приневолить к тому, чего прежде по доброй воле и убеждению они принять не соглашались. Папа прямо предложил им на выбор одно из двух: или покориться ему до известного срока, или ехать домой без всяких средств для путешествия. Тот же папа томил, доводил их до крайности, не выдавая им своевременно жалованья, устрашал их бедствиями их отечества, обольщал своею помощию против турок, не устыдился прибегнуть даже к подкупу. Несчастный император также и умолял именем отечества, и угрожал своим гневом, и не скупился на разные обещания и подарки. Патриарх, слабый и больной, и тот убеждал, укорял своих епископов в неповиновении к нему, в неблагодарности. А Исидор, щедрый на угощение греков, против своих — русских — смело употребил насилие. Не раз греки пытались воротиться на родину; но им не позволяли, не давали средств, у них отнимали самую возможность к побегу. Сперва на сторону латинян перешли три-четыре грека, потом один за другим, медленно и неохотно, за ними следовали прочие, пока наконец не перешли все, так что остался твердым и непоколебимым в православии один Марк Ефесский. Мало-помалу у них вынуждали уступку за уступкою, пока они не приняли всего, что навязывал им папа. Они были доведены до того, что самый акт о соединении с латинянами подписали, не прочитав его предварительно: содержание его знали только составители его [425]. И такое ли соединение Церквей можно назвать законным? Такой ли Собор — Собором Вселенским? Нет, он не заслуживает иного имени, кроме имени лжесобора. Соединение вынужденное, невольное не могло быть действительным, искренним, сердечным. И оно не было таким, как тогда же засвидетельствовали факты. В самый день торжества по случаю соединения Церквей, когда в кафедральном флорентийском соборе прочитан был акт соединения и сначала спросили латинян, согласны ли они принять его, латиняне единодушно отвечали: “Согласны, согласны!” А когда спросили греков, то хотя многие отвечали так же, но не все. И вслед за тем в торжественном богослужении папы, несмотря на его желание, не захотел участвовать вместе с латинянами ни один греческий епископ и никто из греков не приобщился опресноков, хотя в акте соединения сказано, что таинство Евхаристии равно действительно, совершается ли на опресноках или на квасном хлебе. А папа на другой день, несмотря на просьбу императора, не согласился отправить торжественно греческой литургии на квасном хлебе и сказал, что ее надобно еще посмотреть, может ли она быть одобрена для торжественного совершения. Когда папа, еще во Флоренции, потребовал, чтобы Марк Ефесский, как упорный противник соборного определения, был предан суду и чтобы для Константинополя избран был новый патриарх, император отвечал, что Марка Ефесского, как митрополита Восточной Церкви, имеют право судить только восточные епископы, а патриарх Константинопольский по древнему обычаю должен быть избираем всею областию своею и посвящаем в Софийском цареградском соборе [426]. Когда греки возвратились в Константинополь и, ступая с галер на родной берег, были встречены вопросом, чем кончился Собор, то многие из них с сокрушением отвечали: “Мы продали нашу веру, мы променяли православие на неправославие”. И как бы отдавая себя на суд своих соотечественников и отрекаясь от принятого соединения, восклицали: “Да отсечется рука, подписавшая беззаконное определение! Да исторгнется язык, изрекший согласие с латинянами!” Один из митрополитов, бывший местоблюстителем патриарха Александрийского, Антоний Ираклийский, явившись на Собор соархипастырей в Константинополе, торжественно исповедал: “Я не был согласен с одобрявшими соединение, как вы сами знаете, однако же подписался под определением, хотя недобровольно. И с той поры совесть меня мучит.
Я отвергаю соединение и предаю себя суду Церкви как виновного”. Да и сам император, хотя находил нужным казаться ревнующим об этом соединении, не хотел, однако ж, или не осмелился до конца своей жизни обнародовать в своей столице и империи определение, постановленное во Флоренции, и умер православным, отрекшись от всякого союза с Римом [427].
Достиг ли по крайней мере император того, чего так пламенно желал достигнуть чрез соединение Церквей? Нет, Бог не благословил его успехом. Пред перенесением Собора из Феррары во Флоренцию папа послал для вспоможения Константинополю 19 тысяч флоринов. Пред согласием греков принять латинское учение о Святом Духе обязался между прочим содержать в Константинополе на своем иждивении, для охранения его, триста воинов и две галеры. Расставаясь с императором во Флоренции, папа напутствовал его только благословениями и обещанием выслать флот и войско Константинополю, если согласятся на помощь европейские государства. Чрез четыре года, когда император решился попытать счастия против турок, папа, хотя действительно выдал сильное воззвание к государям Европы о вспомоществовании своими силами несчастным грекам, но на это воззвание отозвался только один король венгерский и польский Владислав, с которым и сам император еще прежде вошел в сношения с тою же целию. Против султана турецкого Мурада возбудили бунт в Малой Азии и тем заставили его отвлечь туда свои войска из Европы. В это время сильный флот Владислава явился в Геллеспонте, чтобы заградить султану обратный путь в Европу и отнять у него те города, которые здесь находились. Но Мурад успел переправиться из Малой Азии и разбил войско Владислава под Варною, причем погиб и сам Владислав (10 ноября 1444 г.) [428]. Других пособий такого рода от папы и от государей Европы более не было для греков и чрез несколько лет, хотя уже по смерти императора Иоанна, Константинополь взят был турками и Греческая империя окончательно пала (29 мая 1453 г.).
А сам папа — достиг ли он своей цели: утвердил ли чрез Флорентийский Собор свою власть, колебавшуюся тогда на Западе, и подчинил ли себе греков? Нисколько. Противопоставив Ферраро-Флорентийский Собор, на котором присутствовали и представители Востока, Собору Базельскому, папа напрасно рассчитывал смирить тем отцов этого последнего Собора. Базельский Собор не переставал считать себя Вселенским, не прекращал своих занятий и, не более как за десять дней до состоявшегося и обнародованного во Флоренции (5 июля) соединения Церквей повторив свое прежнее постановление, что Вселенский Собор выше папы, осудил папу Евгения как еретика и объявил его низложенным (23 июня). Не утешили папу и греки: они решительно не хотели принимать привезенного из Флоренции соединения. И хотя на кафедру Константинопольскую по настояниям императора возводимы были один за другим два патриарха, преданные этой унии, — Митрофан Кизический и Григорий, духовник царский, но оба они ничего не могли сделать: и духовенство, и народ чуждались их. А прочие патриархи Востока — Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский, узнав о состоявшемся на Флорентийском Соборе соединении с Римом, объявили этот Собор нечестивым и уполномочили митрополита Кесарийского Арсения всюду и пред всеми проповедовать против беззаконного соединения (1443). В то же время знаменитый Марк Ефесский своими окружными посланиями заклинал всех православных удаляться этого соединения как богоненавистного. И голос великого поборника православия имел неотразимую силу на всех. Флорентийский Собор не только не привлек к папе, не покорил ему греков, а еще сильнее возбудил в них нерасположенность к нему и ненависть [429].
Более ли успел папа по отношению к России? Первосвятитель Русский был одним из самых главных виновников Флорентийской унии. Папа наградил его за это, равно как Виссариона, митрополита Никейского, более всех других греческих иерархов, возведши того и другого в сан кардиналов. И Исидор, почтенный, кроме того, пред отправлением из Италии (6 сентября 1440 г.) званием легата от ребра апостольского в Литве, Ливонии, России и во всех местах Польши, подведомых его митрополии, намеревался действовать с гораздо большею смелостию и решительностию, нежели как действовали в Греции император и его единомышленники [430]. Достигнув столицы венгерской Будина, Исидор разослал отсюда во все подведомые ему страны следующее воззвание: “Возрадуйтесь и возвеселитесь ныне все христиане: Церкви Восточная и Западная, столько времени разделенные и враждебные между собою, ныне соединились истинным, древним, изначальным единством и миром. Вы, христоименитые греки, и все, принадлежащие к святой Константинопольской Церкви: Русь, сербы, валахи и другие, примите это святое соединение с великою радостию и честию, и да не будет у вас никакого разделения с латинянами. Равно и вы, племена латинские, не чуждайтесь исповедующих греческую веру: и они крещены, и их крещение так же свято и истинно, как латинское. И если греки живут в земле латинской или в их земле есть латинские церкви, то пусть ходят они и в эти церкви к Божественной службе и воздают в них чествование Телу Христову, как в своих собственных церквах, пусть приносят покаяние и пред латинскими священниками и приемлют от них святое причастие. А латиняне также должны ходить в греческие церкви, слушать в них Божественные службы и с теплою верою поклоняться Телу Иисуса Христа, потому что таинство Тела равно истинно, совершено ли оно греческим священником на квасном хлебе или латинским на опресночном. Вместе с тем пусть приходят латиняне и на покаяние к греческим священникам и приемлют от них причастие. Так постановил Собор Вселенский во Флоренции” [431]. Прибыв в столицу Польши Краков, Исидор совершил здесь торжественное богослужение в латинской церкви, и вскоре затем вступив в пределы своей паствы (1 октября), он во Львове также совершил литургию в латинском храме, а не в русском; для Владимира Волынского поставил епископа Даниила, согласившегося признать Флорентийскую унию, в Холме дал грамоту в защиту одного священника, подвергавшегося притеснениям от своих сограждан. Не знаем, как приняли Исидора в Киеве православные христиане и духовенство, но известно, что он прожил в Киеве всю зиму, и в феврале киевский князь Александр Владимирович вместе с своими князьями, панами и всею радою дал ему грамоту, в которой называл его своим господином и отцом и утвердил за ним все митрополичьи отчины и доходы [432]. На вербной неделе 1441 г. Исидор прибыл в Москву и привез от папы великому князю Василию Васильевичу послание. Папа льстил нашему князю, относя и к его “похвале и славе” флорентийское соединение, на котором русский митрополит так много потрудился, и потом просил князя за такие заслуги Исидора принять его с честию и оказывать ему всякую помощь в делах церковных и особенно в церковной пошлине. Но в Москве знали ужеюдробно от бывших в свите Исидоровой, что такое это пресловутое соединение и в чем состояли заслуги Исидора; знали, как ратовал он за папство, как приневоливал своих, русских, к принятию латинского учения, как похвалялся в Риме своею властию над всеми русскими князьями и епископами, называя последних “некнижными”. А потому можно судить, какое действие должно было произвесть на великого князя папское послание. Князь, однако ж, молчал до времени. Но когда Исидор, отправляясь в Успенский собор для богослужения, велел нести пред собою латинский крест и три серебряные палицы, когда во время литургии начал поминать папу вместо Восточных патриархов, а по окончании приказал прочесть с амвона велегласно флорентийское определение, в котором излагались латинские лжедогматы, столько противные православным, тогда князь более не выдержал. Он не принял от митрополита благословения и всенародно назвал его латинским прелестником и еретиком, велел низложить его с престола и заключить в Чудовом монастыре до соборного решения дела. По воле князя на Собор явились епископы Ефрем Ростовский, Иона Рязанский, Варлаам Коломенский, Иов Сарайский, Герасим Пермский и в числе их Авраамий Суздальский, бывший с Исидором во Флоренции, а также множество архимандритов, игуменов и иноков. Они рассмотрели флорентийское определение и признали его противным Божественным правилам и преданию; убеждали Исидора покаяться и возвратиться в недра православия, но он не согласился и, проведши в чудовском заключении всю весну и лето, наконец тайно бежал с учеником своим Григорием в Тверь [433]. Но и тверской князь Борис заключил беглеца под стражу и отпустил его не прежде средокрестной недели Великого поста (1442), и следовательно, продержав всю осень и часть зимы. Из Твери Исидор отправился в Новгородок Литовский к великому князю Казимиру. Но как этот князь литовский еще прежде объявил себя пред Европою не на стороне папы Евгения, а на стороне Собора Базельского и поставленного им нового папы Феликса, то очень понятно, почему Исидор не захотел или даже не мог оставаться и в Литве, а навсегда переселился в Рим к своему покровителю [434].
Таким образом, Флорентийская уния была решительно отвергнута собственно в России и не могла оказать никакого вредного влияния на православие Русской Церкви, напротив, принесла даже ей некоторую пользу. Русские, узнав, что сам греческий император и тогдашний патриарх Константинопольский изменили православию и держатся Флорентийской унии, решились сами, Собором своих епископов, поставить себе православного первосвятителя вместо отступника Исидора. А это послужило началом для целого непрерывного ряда таких же действий; началом для самостоятельности Русской Церкви и независимости от Цареградского патриарха, хотя еще не всецелой; началом и для нового периода истории Русской Церкви.
ПРИЛОЖЕНИЯ К ТОМУ 5
1
СВИДЕТЕЛЬСТВА О СУЩЕСТВОВАНИИ У НАС СЛАВЯНСКОЙ КОРМЧЕЙ В ДОМОНГОЛЬСКИЙ ПЕРИОД
Свидетельства эти троякого рода:
1) Свидетельства митрополитов Иоанна II и Никифора и епископа Смоленского Мануила, из которых первый в своих Ответах Иакову черноризцу, второй — в послании к Владимиру Мономаху, а третий — в грамоте об учреждении Смоленской епископии то ссылаются на некоторые правила, соборные и отеческие, то даже приводят их буквально. Но названные святители, как греки, могли пользоваться греческими правилами и переводить только те из них, какие находили нужными для своих славянских сочинений.
2) Свидетельства Новгородского епископа Нифонта и иеромонаха Кирика. Нифонт привел сполна два правила святого Василия Великого в своих ответах Кирику, а Кирик говорит о себе: «И прочтох ему (Нифонту) правило св. Тимофея». Это действительно показывает, что, по крайней, мере в Новгороде существовала и употреблялась при епископе Нифонте Книга правил на славянском языке, хотя нельзя сказать, заключала ли она в себе все церковные правила или только правила некоторых святых отцов.
3) Свидетельство новгородского монаха Зиновия. В своем сочинении против ереси Феодосия Косого Зиновий в главе 52-й говорит, что он видел Книгу правил древнего перевода, писанную еще при великом князе Ярославе и первом Новгородском епископе Иоакиме, и приводит из нее слова Символа веры Второго Вселенского Собора о Святом Духе, а в главе 56-й, сославшись на правила Собора Неокесарийского и VI Вселенского, замечает: «Правила, яже предложих ныне вам, имут оправдание истине, понеже писана книга «Правила» на кожах при Изяславе князе, Ярославли сыне, при внуке великаго Владимира, крестившаго Русскую землю» (Зинов. Истины показание. С. 955, 993. Казань, 1864 [284]). Но кроме того, что этот свидетель жил уже в XVI столетии, он не выразил ясно, почему он относил виденные им списки правил ко времени великого князя Ярослава и Изяслава, по своим ли только соображениям и догадкам или потому, что в самих списках с точностию означено было время их написания. Если только по соображениям, то не мог ли он обмануться и пергаменные списки Кормчей XIII или XIV в. признать за списки XI в.? И если у него под руками действительно находился список Кормчей времени еще Ярославова, то почему же не на этот древнейший список сослался наш автор в оправдание изложенных им правил, а уже на список времени Изяслава? Кажется, что один и тот же список, который в 52-й главе по догадке автор отнес ко времени Ярослава, в главе 56-й он отнес ко времени Изяслава. Наконец, из слов Зиновия не видно, все ли церковные правила заключались в виденных им древних списках или только некоторые.
2
ПРАВИЛА МИТРОПОЛИТОВ ПЕТРА И ФОТИЯ О ВДОВЫХ СВЯЩЕННИКАХ
1. «О вдовствующих попех поучение, иже во святых отца нашего Петра митрополита, всея Руссии чюдотворца
Аще у попа умрет попадья, и он идет в монастырь, стрижется,— имеет священство свое паки; аще ли же имать пребывати и любити мирския сласти — да не служит. И аще не имать слушати моего писания — будет неблагословен и те, иже приобщаются с ним. А иже который поп имеет упиватися — да не явится тот истинный священник Христов» (Стогл. Гл. 77 [400]).
2. «О том же послание Фотия, митрополита всея Русии, во Псков о вдовствующих попех
Слышание во уши моя внидоша, что у вас суть которые попы и дияконы вдовые, тако пребывают, в мирских священствуют: ино священником мирским вдовым, когда Богу ожидающу их обращения. Жил в мире с подружием своим, и тогда служил; а егда Богу вземшу их подружие, то мертво есть, и земля своего тела естественнаго в растление и червем прият: и таковии должны суть, благодаря Божий судьбы и Его повелении, в монастыря отходити, во иноческое одеяние, от настоятеля духовнаго игумена острищи себе, от своих согрешений, и о своей кончине, и о своем ответе рыдающи, и обновив себе о всем чистым покаянием ко Господу и к своему духовному отцу,— и аще суть достоин и тогда священствует. И се убо, по преданию Божественных отец, во всей своей митрополии, отнюду же в ню приидох, и таковое запрещение и заповедь священником вдовствующим возложих. Но и ныне, како грех ради наших и нужди ради Божиих казней смертоносных, належащих на ны, на мало время от воздержания тех разреших. А ваше великое Божие священство благословляю от мирских прейти со обновлением, всяк к духовным по достоинству священноиноческая, и юже ризу подобия одеяния ангельскаго восприяти хощете, и тако сию нескверну и чисту потщтеся соблюсти и со единородною своею и безсмертною душею представити своему Владыце; а ослушание о сем да будет в вас, еже в мирских священствовати» (Стогл. Гл. 78 [400]).
3
ДВЕ ПАТРИАРШИЕ ГРАМОТЫ 1393 г. К НОВГОРОДЦАМ ПО СЛУЧАЮ СПОРОВ ИХ С МИТРОПОЛИТОМ О МЕСЯЧНОМ СУДЕ
1. (6902) 1393 в сентябре индикт. 2. Патриарх убеждает епископа, клир и народ новгородский подчиниться митрополиту Киевскому
«Боголюбезнейший епископ Великого Новгорода и ты, благороднейший посадник, тысяченачальник и все чины, священствующие, монашествующие и прочий христианский народ Божий! Мерность наша и Божественный священный Собор наш, заботясь по долгу своему о христианах всей вселенной, не перестает писать и учить всему тому, что относится к миру и спасению их.
Посему, после особенного старания нашего успокоить многочисленный народ русский, утвердить, укрепить и исправить святейшую Русскую митрополию, очистить умирить ее от многих происшедших по ненависти лукавого великих соблазнов, когда в бытность еще здесь с нами святейшего митрополита Киевского и всея Руси препочтенного, возлюбленного о Святом Духе брата нашей мерности и сослужителя, заседавшего в священном Соборе, предложено было о случившихся между вами клятвах, чтобы не судиться пред митрополитом Русским, которые вы произнесли к соблазну во время епископства Пимена, мы немало смутились и опечалились, увидев душевную опасность, в которую вы впали, и с отвращением смотрели на образ действия злого демона, и удивлялись, как он вас, еще не совсем освободившихся от прежних искушений, опять подвергнул другим искушениям. Вследствие чего я послал к вам грамоты, в которых указывал вам на ту душевную опасность, в какую вы чрез клятву свою впали, а вместе убеждал и поучал вас, как отец и владыка духовный христиан всей вселенной, поставленный Богом, с тем чтобы не оставлять их неосторожно и безрассудно под ударами демона, издревле завидующего роду человеческому. Ваше преступление немаловажно и неслучайно: если вы в самом деле так поступили, как мы слышали, то не клялись ли вы тем нарушить священные и Божественные каноны? Не судиться пред митрополитом, не оказывать по древнему порядку повиновения, не подчиняться первому архиерею вашему и не принимать от него духовного суда — это и есть то, в чем вы клялись, а не другое что. Притом же, как я узнал, вы не приняли послания нашего, которое я писал в назидание и научение ваше, и прочитав сие послание, не исправились, не пришли в раскаяние, не приложили заботы о душе, но бросили оное как нечто лишнее и бесполезное — что сказать об этом? Я изумляюсь, кто вас возбудил дерзнуть против нашего послания, чего никогда еще и ни один христианин не дерзал. Наше то писание служило для вас на место Евангелия, потому что содержало в себе слова Христа и научало вас спасению, и кто дерзнул против оного, согрешил против Христа. Ибо Он сам сказал в святом Евангелии к своим ученикам и апостолам, а чрез них учителям христиан: Слушаяй вас. Меня слушает и отвергающийся вас. Меня отвергается. Посему ваш митрополит, видя непокорность, упорство и упрямство ваше и что вы не только не слушаетесь убеждений его отказаться от незаконной клятвы своей, но и небрежете о нашем послании, наложил на вас отлучение по требованию Божественных и священных канонов, ибо другого ему ничего не оставалось делать. Вы же и после сего отвергаете митрополита и приняли отлучение, поставляя ни во что Божественные и священные каноны, которые святые и богоносные отцы для твердости христиан установили по вдохновению Святого Духа. Между тем тридцать первое правило святых апостолов говорит: «Если какой пресвитер, презрев собственного епископа, отдельно будет составлять собрания и алтарь иной водрузит, не обличив своего епископа ни в чем противном благочестию, да будет извержен как честолюбец, ибо похититель власти есть. Так же точно и прочие клирики, которые к нему пристали; миряне же да отлучатся». Ты, епископ, сам соединился с мирянами, сходишься с ними и первый же утверждаешь беззаконную клятву, не представляющую никакой даже телесной выгоды, но соединенную с нарушением Божественных и священных канонов, повелевающих следующее: «Ни по какой причине ни епископу, ни мирянам, ни клирикам не отделяться от своего митрополита, если митрополит явно не проповедует ереси, противной благочестию, и догматов, чуждых Церкви Христовой». Какая вам польза от того, что вы отказались от митрополита, подчинения ему и суда его? Совершенно никакой, кроме одной непокорности, непослушания и гибели душевной. Будучи отлучены с тою целию, чтобы вы отложили свою клятву, вы еще более остаетесь упорными, не желая нарушить ее. А это нелепо и дурно, ибо гораздо лучше было бы вам оставить клятву злую, данную вами и состоящую в том, чтобы отстать от митрополита и убивать приходящих к нему от вас и от него к вам, нежели упорствовать в ней, как и Ироду лучше было бы нарушить клятву свою, нежели убить праведного Предтечу, о чем и священные церковные песни поют, что лучше было Ироду солгать, но жизнь даровать, нежели истину сохранить, но главу отрубить Предтече. Хуже еще и безрассуднее то, что вы, священники, находящиеся под запрещением, крестите, священнодействуете, совершаете таинства, составляете собрания, праздники и народные торжества, вопреки священных и Божественных канонов. Ибо апостольские правила в тридцать втором из них говорят: «Если какой пресвитер или диакон будет в отлучении от епископа, такой не может уйти и быть принят другим, кроме одного отлучившего его, разве только в таком случае, когда отлучивший его епископ умрет». Ты же, епископ, как я узнал, единомудрствуя с столь неисправимыми священниками, действительно совершаете все священнодействия против канонов, отделяясь и отсекаясь от своего первого и главы и делаясь чрез то мертвыми, ибо тело без головы жить не может. А чтобы вы знали, в какое зло впали, не последовав нашим убеждениям, послушайте апостольского тридцать четвертого правила: «Епископам каждого народа должно ведать первого между ними и почитать его как главу и ничего особенного не делать без его ведома». Так же и пятое правило бывшего священного Собора в Антиохии говорит, осуждая схизмы и тайные сборища, которые некоторые, презирающие епископов, допускают: «Если какой пресвитер или диакон, презревши своего епископа, отделился от Церкви, и своевольно составил собрание, и жертвенник водрузил; не послушался епископа, не захотел ни подчиниться ему, ни выслушать, когда он требовал его и раз и два,— таковой совершенно да низвергнется и никогда не может принять чести своей; если же пребудет возмутителем и ниспровергающим порядок церковный внешнею силою, то его, как возмутителя, удалять». То же самое и шестое правило того же Собора говорит: «Если кто отлучен своим епископом, то другим не прежде может быть принят, пока не будет разрешен от своего епископа, что должно относиться и к мирянам, клиру и ко всем, записанным в список клира». А что всем епископам епархии должно воздавать подобающую честь своему митрополиту, как принявшему на себя заботу о всей пастве, послушайте девятое правило того же Собора: «Епископам в каждой стране должно ведать, что предстоящий в митрополии епископ принимает на себя заботу всей епархии для того, чтоб все, имеющие дела, сходились в митрополию; почему надлежит принимать его с честию, прочим же епископам ничего особенного не делать без него по древнему, действующему от святых отцов правилу, кроме того лишь, что принадлежит каждому в собственной епархии и ее пределах: больше же ничего не совершать и не предпринимать без епископа митрополии». К тому же и десятое правило бывшего Собора в Карфагене говорит: «Не должно забывать, что если кто, будучи замечен от своего епископа в какой-либо слабости и уличен в высокомерии, сочтет выгодным отдельно совершать Святые Тайны, или исполнять другое какое-либо священнодействие, тот не остается без наказания», и опять: «Если какой епископ, разгневанный на своего епископа, допустит схизму, да будет анафема». Вот что вещают Божественные и священные каноны, установившие порядок и устройство, которые простираются на небесное и земное. Вы же, христиане, обязанные подчиняться сим канонам, пренебрегли сначала своего митрополита, а потом и мерность нашу; да что говорю: меня и митрополита? Самые священные каноны вы ни во что поставили, церковные учреждения отвергли и упорствуете в нежелании оставить свою клятву, которую во зле постановили. Во всяком случае ваша клятва есть зло и пагуба; и можно ли ожидать кому-либо из людей какой-либо пользы от клятвы, которая нарушает закон Христа, повелевающего не клятися всяко? Истинные и православные христиане избегают клятв, как бежит всякий от змеи. Ваша клятва хуже всех других и не заключает в себе ничего доброго, а ведет ко всякому злу. Да это ли одно? Только демонам свойственна неисправимость и нераскаянность; а людям, одаренным умом и рассуждающим, напротив свойственно раскаяние, и исправление погрешностей, и с падением восстание, с заблуждением обращение на путь истинный и прямой. Посему и вы должны исправить самих себя и, поняв в какое зло впали, должны подчинить себя митрополиту вашему, раскаяться в чем оскорбили его и сложить с себя клятву. Я говорю сие как отец и патриарх ваш, вы должны направить свои мысли на одно доброе, на смирение, любовь, послушание Церкви и митрополиту своему, должны просить прощения в чем согрешили, должны отдать должное повиновение Церкви Божией. И так как нет греха, побеждающего человеколюбие Божие, то если б только вы сознались, что согрешили, и попросили разрешения и прощения у митрополита своего. Бог, повелевающий чрез апостолов повиноваться наставникам вашим, кои бдят о душах ваших и отдадут о вас отчет в день суда, хорошо ведает, как отпустит вам то, в чем вы согрешили. Если же сего не сделаете с сокрушенным сердцем и смиренномудрием, а останетесь до конца при прежнем вашем неверии и упорстве, то никто из нас не разрешит наложенного на вас отлучения. Если вы думаете, будто имеете Церковь или епископа, или освящаетесь, или сообщаетесь, или совершается у вас какое священнодействие без разрешения запрещения, то вы заблуждаетесь, потому что вы находитесь вне всякого освящения, которое одно действительно против силы и действия лукавого демона; и такой народ не может получить славы Христовой и Царствия Небесного. Трезвитесь и скорее поищите исправления, примиритесь и успокойтесь! Ради сего мы с общего желания нашего с державнейшим благочестивым самодержцем моим послали к вам настоящих послов: святейшего архиепископа Вифлеемского, возлюбленного о Господе брата нашей мерности кир Михаила и близкого к дому благочестивого царя моего, возлюбленного сына нашей мерности кир Алексия Аарона, людей благоразумных и друзей истины, да идут и узрят вас, да откроют вам прямо заповедь Божию и призовут вас в общение с нами и да примирят и помирят вас с митрополитом. Отныне, если вы не послушаетесь, мы ни в чем не виновны пред Богом за вас. Он ведает, что мы сделали свое, делали это с старанием и сильным желанием и раз, и два, и три, говоря не только от самих себя, но и от канонов святых отцов, довольно подробно предлагая в назидание ваше и научение. А ваше дело было понять пользу душ своих и поискать мира и освящения, без которых никто не может узреть Господа. После сего, если у вас случится какой соблазн, вы не должны необдуманно и самовольно распоряжаться; а как богомыслящие и принадлежащие к Церкви Христовой должны обращаться к нам и искать разрешения и исправления, «ибо спроси, говорит, отца твоего, и возвестит тебе, и пресвитеров твоих, и скажут тебе». А я есмь вселенский судия, и всякий согрешивший христианин обращается ко мне и получает разрешение. Посему, если и вы что несправедливо допустили против своего пастыря, должны обратиться к нам, и мы готовы вам сделать прощение во всяком поступке, чрез который вы допустили соблазн. И ныне на том же основании, если имеете в чем нужду до нас для собственной пользы, не воспрещаем вам прийти к нам, впрочем после мира, прекращения вражды и отдачи митрополиту его чести и подчинения, которых вы его лишили. Если имеете что сказать, почему вы допустили скандал, вы скажите это, пришедши к нам, и обретете надлежащее исправление и уврачевание, если только то, чего намерены искать, окажется справедливым и законным. Напротив, если то, чего вы намерены искать, несправедливо и нововведение какое вне священных канонов, то тщетны останутся и путь ваш и ваши труды, ибо мы ни за какие дары, ни за какие заслуги, ни по дружбе не намерены делать чего-либо несправедливого со вредом и потерею прав; но с охотою сделаем то, что может принесть для душ ваших оправдание и пользу, а нам честь. Посему, если желаете прийти с справедливыми требованиями, которых вы не находите у своего митрополита, то он не будет препятствовать вам, ибо он человек добрый, благоразумный и знающий каноны и законы церковные, по которым желающий имеет право прибегать к нам и просить. А если чем и оскорбится, то дозволит и в этом случае, так как он знает, что только хорошее и справедливое может быть допущено нами. И так со всем старанием исполните, что и как мы вам советовали, ибо все то, что митрополит законно и канонически благословит" или не благословит, принимается с удовольствием и нами, и если только раскаетесь и он разрешит вас, то и мы признаем вас разрешенными и благословенными и помолимся о вас Богу да получите и от Него прощение» (Act. Patriarch. Const. 2. 181— 187 [425]).
2. Патриарх утверждает отлучение епископа и народа новгородского, положенное митрополитом Киевским
«Боголюбезнейший епископ Великого Новгорода, и ты, благороднейший посадник, тысяченачальник, и прочие чины, и все христиане, а также игумены, монахи и прочий христианский народ! Возлюбленный во Святом Духе брат нашей мерности кир Димитрий Афинейский пришел сюда недавно в качестве посла от святейшего митрополита Киевского и всей Руси и от сына моего, благороднейшего князя всей Руси кир Василия и передал мерности нашей, и Божественному Великому Собору, и державнейшему, благочестивому моему самодержцу все случившееся между митрополитом и вами и как вы дали клятву письменно не судиться у митрополита, за что он, следуя Божественным священным канонам, вынужден был отлучить вас. Выслушав сие и усмотрев, в какое зло впали вы, мы написали увещательные и вразумительные грамоты, какие следуют по определению Божественных и священных канонов к вашему исправлению и назначили послов, чтоб шли к вам, объяснили все это и научили лично, как надобно поступить вам для примирения с митрополитом; а затем, если имеете что сказать, чтобы вы прислали к нам кого-либо, потому что от ваших пределов едва ли был хотя один здесь. Ныне же, пред выходом наших послов, пришел сюда посол от вас Кирилл и другие с ним люди и принес грамоты ваши к нашей мерности и к Божественному священному Собору, и благочестивому царю. Рассмотрев оные соборне, мы ничего особенного не нашли, кроме того, что слышали от кир Димитрия; но составляли Собор и раз, и два, и три, на котором присутствовали архиереи: Кизикийский, Никомедийский, Сугдейский, Херсонский, Зикхейский, Мавровлахийский, Мидийский, Деркский и архиепископ Вифлеемский. В каждом заседании был и Кирилл с прочими своими людьми, и мы, вопрошая Кирилла неоднократно, не имеет ли он сказать что-нибудь еще, не слышали от него ничего, кроме слов: «Мы не желаем судиться от митрополита; не желаем, чтобы он, когда позовет нашего епископа, уничижал его; чтобы митрополит, когда придет в Великий Новгород, судил в продолжение одного месяца; чтобы митрополит, если бы даже кто позвал его, присылал к нам человека своего для производства суда. Мы разрешим себя от данной клятвы, если вы дозволите быть так, как нам хочется. Просим благословения от тебя, патриарх, и от архиереев; а если вы не благословите нас, желаем быть латинами». Все это говорили и требовали они противу священных канонов; ибо всякий человек обиженный имеет право обращаться к своему митрополиту, а он должен принять его и рассудить. А если митрополит не выслушает бедного, страждущего, обиженного, беспомощного, вдовицу, монаха, священника, когда они терпят от сильных и притесняются ими, то кто другой выслушает таких? Пришлось бы, чтоб сильные давили слабых, богатые бедных, если б не было кого постарше над ними. Когда мы услышали притом такую речь, что «желаем быть латинами», нам сделалось еще прискорбнее, потому что это повело бы к совершенной гибели душ ваших. Прилично ли христианам, когда они грешат, а их обращают к покаянию и исправлению, говорить, что мы уйдем от своей веры? Если будете иметь такое намерение, то оно непременно повлечет за собою явную погибель душам вашим. Мы, несмотря на слова, сказанные вами, желаем сохранить закон Божий и учреждения церковные, ибо наш прямой долг для пользы христиан всей вселенной говорить, чего требуют священные каноны и закон Божий, и учить их, как Сам Христос и Бог наш повелел. Слушаяй нас слушает Христа, не слушающий же нас и отвергающий нас Христа отвергает и обрящет у Христа возмездие в день суда, как обрящет Царствие Его тот, кто слушал нас. Об этом несколько раз и мы, и державнейший, благочестивый самодержец мой лично говорили Кириллу, об этом и прежде писали к вам и теперь пишем, и из грамот ваших и от людей ваших мы узнали, что митрополит законно и канонически отлучил вас по требованию Божественных и священных канонов. А посему знайте, что вы отлучены и не благословлены законно и по справедливости до тех пор, пока раскаетесь и принесете покаяние пред ним, и сложите клятвы ваши, и предоставите ему все права его, которые он имел на вас по-древнему. И если поступите так, можете получить разрешение и благословение от митрополита вы и народ весь, и священники, как он сам заблагорассудит. Ибо если епископ и священники после того, как он запретил их, дерзнули касаться священнодействий, то они подлежат его власти и суду. Когда же вас Бог помилует и получите благословение митрополита, то он охотно напишет ко мне, и мы готовы разрешить вас и благословить. Ничего огорчительного вы не должны видеть в том, что мы ныне не приняли вас и не исполнили ваших просьб; мы пишем, имея в виду важность отлучения митрополита и долгом считаем, как духовные врачи, поколику вас вяжут и решат, сказать во здравие душ ваших. Если бы мы говорили вам о том только, что увеселяет, этим мы уготовляли бы вас на мучения, и тогда мы уже не были бы учителями Церкви Христовой. Мы хорошо знаем, что митрополит ваш по истине наставлял вас и имеет полную власть на вас, на весь тамошний народ и народ русский, как поставленный Богом во отца для оного, и имеет право от Бога на то, чтобы связанное им оставалось связанным, а разрешенное им было разрешено. Посему постарайтесь и позаботьтесь поступить так, как повелевает Церковь Христова, которая имеет власть на всю вселенную. Я слышал, что сын мой, благороднейший великий князь всей Руси, требующий вашего подданства и подчинения, движет войска и между вами льется кровь ради непокорности вашей и клятвы, данной вами; и вы не слагаете этой незаконной клятвы, а митрополит не имеет возможности прийти и помирить вас с князем. Позаботьтесь же об исправлении своем с особенным старанием, как скоро получатся настоящие грамоты и придут послы наши. Другого ничего об этом вы не услышите от нас» (Act. Patr. Const. 2.177—180 [425]).
4
О СОЧИНЕНИЯХ МИТРОПОЛИТА КИЕВСКОГО КИРИЛЛА II
Вопрос о сочинениях митрополита Киевского Кирилла II имеет свою историю в русской литературе. Карамзин первый сказал об этом архипастыре как о писателе, отыскав в одной древней Кормчей под его именем Правило, предложенное на Владимирском Соборе 1274 г. Императорское Общество истории и древностей российских не замедлило обнародовать драгоценную находку в первой части «Русских достопамятностей». А митрополит Евгений внес имя Кирилла II в свой «Словарь русских писателей духовного чина», заметив, однако ж, что Правило издано хотя по харатейному списку XIII в., но не совсем исправному и полному и без увещательной речи первосвятителя к духовенству. При ближайшем знакомстве с древними славянскими Кормчими и вообще рукописями, благодаря трудам барона Розенкампфа, Строева и Востокова, найдены многие другие списки этого Правила, и подлинность его, несомненная, впрочем, со времени самого открытия, признана ныне всеми [435]. Между тем мало-помалу начали приписывать митрополиту Кириллу II и другие сочинения, хотя уже не с такою основательностию и не с таким единодушием.
В некоторых славянских Кормчих непосредственно за Правилом митрополита Кирилла следует «Поучение к попом»; в других оно хотя и помещено отдельно от Правила, но под заглавием: «Поучение к попом Кирилова». Розенкампф не усомнился назвать это поучение прямо поучением митрополита Кирилла II, а Востоков сказал, что оно, вероятно, принадлежит знаменитому митрополиту Кириллу и есть, может быть, та самая увещательная речь к духовенству, недостающая в издании Московского исторического общества, о которой упомянул Евгений. Но так как в поучении речь идет от имени не митрополита, а епископа к священникам его паствы, то отец протоиерей Горский (по крайней мере, ему приписывает молва статьи о Русских митрополитах, помещенные в «Прибавлении к Творениям святых отцов») счел вероятнейшим, что оно принадлежит Кириллу епископу, и именно Ростовскому, современнику митрополита Кирилла II, известному по своей учености. Преосвященный Филарет в своем «Обзоре русской духовной литературы» назвал сомнения отца протоиерея напрасными и снова признал поучение за митрополитом Кириллом. Но академик Шевырев в своей «Истории русской словесности» склоняется на сторону отца Горского и повторяет его мнение [436].
В некоторых списках Кормчей непосредственно за «Поучением Кирилла к попом» следует послание безымянного епископа Владимирского к великому князю, сыну великого князя Александра. Востоков приписал с вероятностию и это сочинение митрополиту Кириллу; отец Горский заметил, что оно не может принадлежать митрополиту Кириллу, потому что писано епископом Владимирским, а Кирилл митрополит не занимал Владимирской кафедры; напротив, преосвященный Филарет говорит решительно: «Как по связи послания с «Поучением к попом», так и по современности митрополита Кирилла с великим князем Александром и его сыновьями нет сомнения, что это послание писано также заботливым о благоустройстве Церкви блаженным митрополитом Кириллом. Что касается до того, что сочинитель послания называет себя Владимирским епископом, то митрополит Кирилл мог назвать себя так не только по смирению, но и потому, что до посвящения Серапиона он действительно сам управлял Владимирскою епархиею и проживал во Владимире по целым годам» [437].
В 1846 г. г-н Розов нашел в одном Сборнике XVII или XVIII в. Слово какого-то Кирилла Философа на день архистратига Михаила и прочих небесных сил. В средине Слова оказалось известное «Поучение к попом» Кириллово, только в распространенном виде. Это подало повод г. Розову высказать свои соображения о том, что поучение, а с ним и все Слово, принадлежат митрополиту Кириллу II [438]. Мы имели случай коснуться этого Слова и назвали помещенное в нем «Поучение к попом» весьма неудачною вставкою. Г. Шевырев повторил ту же мысль и прибавил, что Слово о небесных силах встречается в рукописях под именем Авраамия и требует еще особого исследования. Но в «Обзоре русской духовной литературы» все Слово вместе с поучением без всякого колебания и оговорки приписано митрополиту Кириллу II [439].
Наконец в том же «Обзоре» митрополиту Кириллу II в первый раз приписано довольно обширное поучение к великому князю Василию, составляющее начало известного рукописного юридического сборника «Мерило праведное», и затем приписаны еще четыре Слова о судиях и властях, следующие за поучением в предисловии к «Мерилу праведному» [440].
Кому же после этого следовать, какого мнения держаться? Все ли исчисленные сочинения действительно принадлежат митрополиту Кириллу II или одни принадлежат ему несомненно, другие могут быть приписываемы только с вероятностию, а третьи приписываются вовсе напрасно? Позволяем себе, вслед за другими, высказать об этом предмете и наше мнение.
О Правиле митрополита Кирилла II, предложенном на Владимирском Соборе 1274 г., мы уже заметили, что оно признается подлинным всеми,— и весьма справедливо, потому что сохранилось под именем этого первосвятителя в одной Кормчей, писанной еще или при его жизни, или вскоре по смерти [441]. Можно только спросить, на каком же основании Правило усвояется одному митрополиту Кириллу, когда оно содержит в себе определения целого Владимирского Собора и даже надписывается именами епископов, присутствовавших на Соборе [442]? Точно ли оно составлено лично митрополитом? В начале Правила находится вступление, в котором митрополит говорит прямо от своего лица: «Аз Кирил, смереныи митрополит всея Руси, многа оубо виденшем...» и прочее. Затем, переходя к изложению самых правил, он также говорит от своего лица: «Ныне же аз помыслих, с святым Събором и с преподобными епископы, некако о церковных вещех испытание известьно творити». Почти в самой средине изложения правил еще говорит от своего лица: «Не взимати же оу них (у поставляемых на церковные степени) ничто же, разве якоже аз уставих в митрополии, да боудеть се в всех епископьях». Кроме того, митрополит не ограничивается голым изложением правил, а иногда делает обращения к своим слушателям или читателям и увещания, например: «Оуже прочее, братие, слышим вси и не преслушаемъся правил Божествьных, да некогда отпадем; яко не златом, ни сребром искоуплени быхом от соуетнаго жития, но драгою Кровью Агньца Божия, непорочна, пречиста Христа» [443]. Все это приводит нас к заключению, что хотя содержащиеся в Правиле определения и составлены по совещанию и с согласия целого Владимирского Собора, но они написаны самим митрополитом в виде особой речи и предложены им от собственного лица, вероятно, пред закрытием Собора, а потом разосланы для руководства по всей Церкви. По содержанию — это правила Владимирского Собора, а по составу и форме — это речь, или Слово, собственно митрополита Кирилла II.
«Поучение к попом» Кириллово мы также считаем принадлежащим митрополиту Кириллу II, но только не как особое сочинение, а как заключение того же самого Правила, или речи, произнесенной на Владимирском Соборе, или, пожалуй, и как особое сочинение, но составляющее существенное дополнение к этой речи и находящееся с ним в непосредственной связи, и, следовательно, мы разделяем мнение митрополита Евгения и Востокова. Вероятность этого мнения подтверждают разные указания, внутренние и внешние. Внутренние: 1) Правило, предложенное митрополитом в виде речи, со вступлением и обращениями к слушателям, оканчивается во всех известных списках ех abrupto [внезапно — лат.] — без всякого наставления со стороны святителя, без всякого заключения, даже без обычного аминя — это неестественно. 2) Судя по содержанию Правила и «Поучения к попом», последнее могло быть весьма приличным заключением первого. Изложив в торжественной речи на Владимирском Соборе его определения, касавшиеся не только епископов, но еще более низшего духовенства и вверенного ему народа, митрополит весьма естественно мог обратиться наконец к присутствовавшим на Соборе иереям (которые обыкновенно у нас допускались на Соборы) и преподать им увещание к достойному прохождению своего долга. 3) «Поучение к попом» начинается словами: «Слыши, иерей Сборе преподобный, к вам ми слово»,— или по другим спискам: «Слышите, иерейскый преподобный Сборе, к вам ми слово» [444]. Здесь, очевидно, обращение к Собору иереев, т.е. когда они были собраны или находились на Соборе, и обращение («к вам ми слово») такое, которое заставляет предполагать, что пред тем Слово относилось к другим или вообще ко всем слушателям, все это очень естественно, если допустить, что «Поучение к попом» есть только заключительная часть речи, произнесенной митрополитом на Соборе. Но начинать такими словами поучение, которое предполагал святитель разослать к священникам, находившимся по своим приходам, по крайней мере, менее естественно. 4) В «Поучении к попом», чрез несколько строк после начала, читаем: «Аз бо, грешный епископ вашь, вся ркох вам и ничего от вас не скрых». Слова эти очень понятны и уместны в заключении такой речи, какую произнес святитель на Владимирском Соборе и в которой он действительно сказал подведомым ему пастырям все, что счел нужным, и ничего от них не скрыл, но непонятны и неестественны в кратком поучении, и притом прежде, нежели оно доведено до половины. Внешние указания: 1) Игнатий Кульчинский, писатель первой половины прошлого века, нашел в одном старинном славянском Служебнике Правило митрополита Кирилла II вместе с «Поучением к попом», или увещательною речью к духовенству, помещенною в конце Правила под именем этого митрополита [445]. 2) В некоторых рукописных Кормчих «Поучение к попом» следует прямо за Правилом митрополита Кирилла, хотя без повторения его имени в самом заглавии, так что оба сочинения могут считаться за одно целое [446].
Но если действительно «Поучение к попом» было первоначально только заключительною частию Правила митрополита Кирилла, то отчего же оно отделено от Правила и в некоторых Кормчих встречается гораздо прежде Правила, в других — после, а в некоторых рукописях — вовсе без Правила, как самостоятельное сочинение? Отделено оно могло быть очень легко и с разумною целию. Оно представляет по содержанию своему нечто целое и собственно наставление священникам. Неудивительно, если епископы наши воспользовались им и рассылали его по своим епархиям для наставления лицам духовным, отчего иногда и оглавлялось оно в рукописях: «Поучение епископле к иереом», а в означение источника, откуда заимствовано: «Поучение епископле к иереом Кирилове», или только: «Поучение к попом Кирилове» и под. [447] Примеры подобного отделения частей от целого сочинения у нас бывали: так, отделена была заключительная молитва митрополита Илариона от его «Слова о законе и благодати» и употреблялась в церквах в день новолетия и при других случаях. Кроме того, известно, что наши переписчики нередко позволяли себе подразделять, иногда не совсем удачно, довольно обширные сочинения на части и ставить над частями особые заглавия — так и могло произойти первоначально особое заглавие над заключением Правила митрополита Кирилла: «Поучение к попом». А последующие писцы, приняв это частное заглавие за имя отдельного сочинения, и начали переписывать его отдельно от Правила, отнюдь не имея преднамеренности отделять часть от целого.
В самом поучении находятся два места, которые, по-видимому, противоречат мысли, что оно принадлежит митрополиту Кириллу II. Первое место мы уже приводили; оно читается: «Аз бо, грешный епископ вашь, вся ркох вам и ничего от вас не скрых». Но если достоверно, что епископы от своего лица рассылали иногда это поучение, каждый по своей епархии, они неизбежно должны были изменять в нем, что им не приличествовало, и вместо: «Аз бо, грешный митрополит вашь», писали: «Аз бо, грешный епископ вашь», или: «Аз, смиренный архиепископ», как читаем в некоторых списках и как мог назвать себя и митрополит [448]. Другое место следует чрез несколько строк и гораздо более важно: «Аще ли кто от вас недоумеет, мене вопросите; аз же не ленюся вам глаголати. Аще кто вспротивится вашему правоверию, мне повеждьте, аз обличу и от Церкви отжену». Митрополиту так нельзя было сказать ко всем иереям Русской Церкви, имевшим у себя своих епархиальных архиереев. Но и это место могло быть несколько изменено при переписке епископами применительно к их епархиальному служению, а в первоначальном тексте не читалось ли так: «Аще ли кто от вас недоумеет, епископа вопросите; он же не обленится вам глаголати; аще кто вспротивится вашему правоверию, ему повежте, он обличит и от Церкви отженет»? Предположение это представляется тем более вероятным, что и далее в поучении подобное наставление священникам выражено в такой же форме: «Тем подобает с великими вещьми епископ възвестити (по другим спискам: епископа докладывати), да расудити по правилом апостольским и отческим...» Не сказано: «мене...» А что при переписке сочинения прежних авторов у нас делаемы были изменения не только маловажные, но и значительные, об этом нечего и говорить.
Впрочем, считаем нужным заметить, что на основании изложенных нами соображений о «Поучении к попом» как сочинении митрополита Кирилла II, и именно как заключительной части его Правила, мы признаем подлинность этого сочинения только вероятною, а отнюдь не несомненною. Если же смотреть на «Поучение к попом» как на особое сочинение, совершенно отдельное от Правила, в таком случае мы не видим достаточного основания приписывать поучение митрополиту Кириллу II даже с вероятностию, напротив, находим вероятнейшею мысль отца Горского, что оно написано Кириллом, епископом Ростовским, или и другим, жившим во времена владычества монгольского над Россиею.
Третье сочинение — послание к сыну великого князя владимирского Александра вовсе не принадлежит митрополиту Кириллу II и несправедливо ему приписывается. Чтобы убедиться в этом, стоит только снести указания послания с указаниями летописей. 1) Послание писано от епископа Владимирского: «А ныне, сыну княже,— говорит автор,— аз, отец твой, епископ Володимерьскы...» Мог ли митрополит Кирилл называться епископом Владимирским? Мог, но только до 1274 г., потому что, проживая до этого времени большею частию во Владимире, вероятно, сам управлял Владимирскою епархиею, по крайней мере, со смерти (в 1262 г.) Ростовского епископа Кирилла, простиравшего, кажется, свою духовную власть и на Владимир [449]. В 1274 г., дав Владимиру особого епископа Серапиона, митрополит удалился в Киев, и ряд епископов Владимирских непрерывно продолжался до конца XIII в. [450] Следовательно, если митрополит Кирилл II мог написать это послание, то никак не позже 1274 г. 2) Послание писано к княжившему во Владимире сыну великого князя владимирского Александра: «Веждь, сыну княже,— говорит Владимирский епископ,— како были велиции князи, твои прадеды и деды, и отец великыи князь Олександр, украсили церковь Божию клирошаны и книгами, и богатили домы великыми десятинами...» Но из всех великих князей владимирских Александром назывался один только святой Александр Невский, а из сынов его княжили во Владимире двое: Димитрий (1276—1294) и Андрей (1294—1304). Следовательно, послание писано между 1276 и 1304 г., когда митрополит Кирилл уже не мог называться епископом Владимирским, потому что во Владимире были свои епископы, хотя и жил до 1280 г. 3) В послании епископ Владимирский напоминает князю о разграблении соборной церкви, которую так украшали и наделяли десятинами предки его и отец: «А ныне... поминаю ти, сыну своему, о церкви Божий, а сам, сыну, ведаешь, церкви та ограблена и домы ея пусты». Когда же это Владимирская соборная церковь была ограблена при детях святого Александра, княживших во Владимире? Летопись отвечает, что в 1293 г. при князе Димитрии Александровиче татарские полчища, призванные другим сыном Александра, Андреем, «пришедше, взяша Владимер, и церковь владимерскую разграбиша, и чудное дно медное выдраша и сосуды священныя вся поимаша», а вслед за тем взяли еще четырнадцать окрестных городов «и всю землю пусту сотвориша» [451]. Значит, послание писано после 1293 г. к великому князю Димитрию Александровичу (')' 1294) или преемнику его Андрею Александровичу (1294—1304) и писано отнюдь не митрополитом Кириллом, который давно уже скончался, а кем-либо из Владимирских епископов — Иаковом (1288— 1295) или Симеоном (1295-1299).
Укажут ли на связь этого послания с «Поучением к попом», которое приписывается митрополиту Кириллу? Но связи между ними нет никакой, ни внутренней, ни внешней: первое обращено к князю, последнее к священникам и трактуют о предметах совершенно различных; поучение отделяется от послания приличным заключением и словом «аминь». А потому только, что одно сочинение помещено в рукописи вслед за другим, разумно ли приписывать их одному автору? Впрочем, отвергая мнение, будто послание к сыну святого Александра Невского принадлежит митрополиту Кириллу II, мы тем не менее считаем это послание замечательным памятником нашей небогатой древней литературы, оно несомненно относится к концу XIII в. и написано Владимирским епископом Иаковом или Симеоном.
Равным образом и четвертое сочинение — Слово на Собор архистратига Михаила, доселе известное только по одному списку XVII или XVIII в., вовсе не принадлежит митрополиту Кириллу II и несправедливо ему приписывается. Из самого содержания этого Слова можно видеть, что оно составлено отнюдь не раньше XV в. В первой части Слова сочинитель говорит: «И устави Господь урок житию человеческому на земли 7000 лет и что ся соберете в ту седмь тысящь лет святых, ходящих по заповедем Его и по закону Божию поживших, и теми святыми исполнить Господь ангельский чины, спадшие с небесе». В последней части он обращается к слушателям или читателям с следующими словами: «Се уже видимо, любимии, кончина миру приближайся, и урок житию нашему приспе, и лета сокращаются, и уже мало время жития нашего века сего видети. Яко же Господь во Евангелии сице: Встанеть бо язык на язык и царство на царство... И вся сия збышася. Глаголет же, яко по седмих тысящах лет приход Христов будет» [452]. Не ясно ли, что сочинитель жил незадолго пред окончанием седьмой тысячи лет от сотворения мира, т.е. пред 1492 г., когда ожидалась кончина мира? Мог ли митрополит Кирилл II с лишком за два столетия до этой предполагавшейся кончины выразиться: «Се уже видимо кончина мира приближися, и урок житию нашему приспе, и уже мало время жития нашего века сего видети»? Кроме того, хотя в конце XIV в. мысль о кончине мира по истечении семи тысяч лет уже известна была нашим предкам, но существовала ли она у нас еще в XIII в., не знаем [453]. Напротив, в XV столетии она распространена была и в Греции, как свидетельствует тогдашний греческий писатель Иосиф Вриенний [454], и в России. У нас мысль эта резко обнаружилась три раза: в 1408 г., когда окончился великий индиктион (13-й) и надлежало сделать пасхальное расчисление на следующие годы, никто не осмелился продолжить его далее 1492 г. В 1459 г., когда Пасха случилась в день Благовещения, многие по этому самому ожидали кончины мира, и летописец привел под этим годом замечание, находившееся в пасхалии: «Зде страх, зде беда велика... в онь же чаем всемирное пришествие Христово». Наконец, когда миновал роковой 1492 г., бывшие тогда у нас еретики — жидовствующие начали укорять православных неисполнением их заветного ожидания, и Новгородский архиепископ Геннадий по определению Собора сделал расчисление пасхальное на первые семьдесят лет осьмой тысячи [455].
Если же Слово на Собор архистратига Михаила и прочих бесплотных сил небесных, изданное г. Розовым, явилось не прежде XV в., то необходимо допустить, что оно составлено из двух или даже из трех других Слов, существовавших прежде. В этом Слове можно различать два: во-первых. Слово под заглавием «О небесных силах, и чего ради создан бысть человек, и о исходе души», встречающееся в двух сборниках Иосифова Волоколамского монастыря, в одном — с именем Кирилла Философа, в другом — с именем Авраамия [456]; и во-вторых, «Поучение к попом Кириллово». Первое Слово подразделяется еще на два, которые, по всей вероятности, извлечены из него и встречаются в одних и тех же рукописных сборниках как особые поучения, именно: а) «Слово о небесных силах и чего ради создан бысть человек на земли» и б) Слово о исходе души, или о мытарствах [457]. К обоим последним Словам приделан в начале один и тот же приступ, начинающийся так: «Понеже тайна си не всем откровена бысть и многими человекы неведома, но яко же Кирилл Философ рече...»,— и заставляющий предполагать, что то и другое Слово извлечены кем-то из какого-то сочинения Кирилла Философа [458]. Не знаем, к какому веку принадлежат помянутые сборники Волоколамского монастыря, заключающие в себе Слово «О небесных силах, и чего ради создан бысть человек, и о исходе души». Но Слово собственно о исходе души, по всей вероятности заимствованное из этого, существовало еще в XIV в., равно как и «Поучение к попом» известно по списку того же XIV в. [459] Значит, автор Слова на Собор архистратига Михаила, писавший не раньше XV в. и включивший оба эти сочинения в свое Слово, несомненно воспользовался ими.
Самым ясным доказательством и той мысли, что Слово на Собор архистратига Михаила писано не митрополитом Кириллом II и не раньше XV в. и той, что оно составлено или сшито из сочинений, прежде существовавших, служит слог этого Слова. Стоит только прочитать две-три его страницы и сравнить с Правилом митрополита Кирилла, чтобы заметить, какая между ними разность. Правило написано не совсем удобопонятно, исполнено древними оборотами речи и вообще довольно сжато; а Слово — ясно, свободно, удобопонятно и отличается многословием, как начали у нас писать с конца XIV и начала XV в., со времен митрополита Киприана, иеромонаха Епифания († 1420) и других. Если рассмотрим Слово о исходе души, или о мытарствах, и «Поучение к попом» в том виде, как они встречаются отдельно в рукописях, и в том, как они внесены в Слово на Собор архистратига Михаила, то убедимся, что в последнем Слове они изменены, поновлены, распространены многословием и вставками.
Вот, для примера, изображение первых десяти мытарств:
|
В Слове о исходе души |
В Слове на Собор архистратига Михаила |
|
«Первое мытарьство — оболгание, елико будем лгали от оуности и до старости; второе мытарьство — оклеветание, елико человекы оклеветахом; третие мытарьство — зависть, елико комоу завидехом; четвертое мытарьство — иже будем гнев держали долго на кого когда; 5-е мытарьство — ярость с гневом или на чада, или на рабы, или на всякаго человека; 6-е — гордость («елико коли разгодехом», т.е. разгордехом); 7-е — боуесловие, и срамословие, и бестоудная словеса, и плясание («еже») и в пиру, и свадбах («и на свадбах»), и в павечерницах, и на игрищех, и («на») оулицах; 8-е — грабление («резоиманье, гребленье») насилмтое, и резоимание, и мездоимание; 9-е — тщеславие, когда створихом хвалы ради человеча («славы ради и хвалы человеческыя»); 10-е — сребролюбие и златоюбие». |
«1-е мытарство — оболгание, иже когождо оболгахом в животе сем, от юности и до старости маститыя. 2-е мытарство — оклеветание, елико есмя в житии сем живуще на земли многия человеки оклеветахом языком своим, 3-е мытарство — зависть, елико есмя на земли живуще, многим человеком во всем завидехом. 4-е мытарство — лжа, елико есмя на земли живуще, многим человеком лгали во всем житии своем, и ту бо со держатся лжи наши от юности и до старости, 5-е мы тарство — ярость, когда мы жихом на земли, и со многими человеки бихомся и ярихомся, и гнев наш на кого долго имели: на отца, или на матерь, или на братию и на чада, или на рабы своя и на всякаго человека. 6-е мытарство — гордость, иже есмы на сем свете пред человеки величалися в богатстве своем и разгордехом. 7-е мытарство — буесловие, и празднословие, и срамословие, и ина безстыдная словеса, и плясания в пирех, и на свадьбах, и в вечерях, и на игрищах, и на улицах, и басни бающе, и кощуны творяще, и всякия позорный игры: сопели сатонинския, и плескание ручное, и скакание ногами, и всякия повестныя зоры испытаеми ту суть. 8-е мытарство — резоимание, и чюждее грабление с насилием, и мздоимание, и еже по мзде друг друга судяще и мзды себе приемлют. 9-е мытарство — тщеславие, еже жили есмя на сем свете, славил(и)ся самахотием своим и не быша блази, но возносилися, славы ради и хвалы человеческия все то есмя творили, 10-е мытарство — златолюбие и сребролюбие, мира сего прелестнаго». |
Непосредственно после изображения мытарств в Слове на Собор архи стратига Михаила следуют обширные разглагольствия о прощении обид, о любви к ближним, о милосердии, чего вовсе нет в Слове о исходе души. Или вот еще сказание о кончине мира:
|
В Слове о исходе души |
В Слове на Собор архистратига Михаила |
|
«Се оуже видимь конець мироу приближающься, и оурок житию скончавается; но оуже мало нашего живота и века. Вся, якоже рече Господь («сбышася»): Встати имать язык на язык, царство на царство, страна на страну, князь на князь («царь на царя и князь на князя»), епископ на епископа, черьнець на черньца и брат на брата,— и боудоут глади, и пагубы, и троуси по местом: вся же та в начало болезнем. По скончании же том солнце и месяц померкнет («и луна померкнета») в свиток, и силы небесныя явятся, и по сем («по семь») Сын Божий с славою придеть, хотя судити всемоу мироу. Сконьчавшю бо ся оурокоу («року») жития, оставьшимся тремь летом седмыя тысящи, боудеть в та лета 3 царство антихристово; по скончании же 3-го («трии лет») царство его («сего»), послеть Господь Михаила и Гавриила («Гав рила») и въстроубять в рога овня: в мьгновеи («в мегновеньи») ока въскресноуть мертвии; праведници же въскресноуть преже, светли по добродетели их, напосле док же грешници («преже светле по добродетели их, последи же грешници») помрачени по злым их делом».
|
«Се уже видимо, любимии, кончина миру приближися, и урок житию нашему приспе, и лета сокращаются, и уже мало время жития нашего века сего видети. Яко же Господь во Евангелии сице: Востанетъ бо язык на язык и царство на царство, и страна на страну, и царь на царя, и князь на князя, и сильный на сильнаго, и святитель на святителя, и чернец на чернеца, и сосед на соседа, и брат на брата; и будут глады велицы, и пагубы, и трусы по местом, страхования же и знамения велия с небеси будуть; и все же сие начало болезнем, и вся сия збышася. Глаголет же, яко по седмих тысящах лет приход Христов будеть. Когда же пришествие Его будеть никто же весть: се бо Господь и апостолом утаив, обаче убо знамения некая яви предварити. Преди же Христова пришествия приидеть супротивник Христу, мерзость запустения, сын безаконный, предтеча диаволов и всякому нечестию вина, еже есть антихрист; и родится, яко же глаголеть Божественный Ипполит, папа Римский и пре подобный Ефрем Сирии, из жены скверны, девицы, от еврей сущи, колена Данова, иже бяше отрок Иякову; будеть же царства его три лета, о нем сказуеть пророк Даниил: Егда бо узрите во Иерусалиме мерзость запустения, сидящу на месте свите.,— егоже Гос подь духом убиеть уст Своих,— и тогда приидеть кончина миру. По скончании же третиаго времени владычества его, паки Господь наш Спаситель при идеть со славою, со тмами святых ангел судити живым и мертвым и воздати комуждо противу дел его, яко молния блистаяся с небесе, и от страха Его вся тварь потрясется, солнце и луна померкнуть, и звезды небесныя спадуть яко свиток; и послеть Господь архангелы своя, Михаила и Гавриила, вострубити в рога овня, и глас трубы, глаголющь з грозою: «Востаните спящий, се прииде Жених». Тогда отверзутся гробы и услышить истлевшая персть великое и страшное при шествие Спасителево и в мгновении ока востанеть всяко родство человеческое с своими телесы и душами. И приидуть внезапу от конець земли в Иерусалим, яко среда миру той. И прежде востануть праведнии светли по добродетелем их, последи же воскреснуть грешницы и помрачени будуть злыми своими делы». |
Нельзя не заметить, что и в Слове о исходе души, даже по древнейшим его спискам, конца XIV и начала XV века, которыми мы пользуемся, говорится о кончине мира с окончанием седьмой тысячи лет, но говорится так, как можно было говорить за столетие, если не за два, до этого предела. А составитель Слова на Собор архистратига Михаила выразил то же самое гораздо сильнее и таким образом, какой естествен был человеку уже довольно близ кому к ожидаемой эпохе.
Но для нас интереснее видеть, каким переменам подверглось в Слове на Собор архистратига Михаила «Поучение к попом», приписываемое нами с вероятностию митрополиту Кириллу II. Представим три-четыре выписки:
Из «Поучения к попом» |
Из Слова на Собор архистратига Михаила |
|
«Слыши, иерей Сборе преподобный! К вам ми слово. Понеже вы нарекостеся земнии ангели, небеснии человеци. Вы со ангели предстоите у престола Господня; вы с серафими носите Господа. Вы сводите с небеси Дух Святый и претворяете хлеб в Плоть и вино в Кровь Божью, человеком невидимо, и святии бо мнози видеша. Вы бо просвещаете человекы крещением святым; вы связаете, вы разрешаете. Вами совершает Господь тайну спасения роду человечьскому; вас стража постави и пастухы словесных овец Своих, за няже Кровь Свою излия. Вам преда талант Свой, егоже хощеть истязати во Вторый Свой приход: како будеть умножили даный вам дар; како будеть упасли словесное стадо Христово; како будеть зблюли святыню вашю неоскверньну; како будеть не соблазнили люди верных. |
«Слышите убо, отцы о Господе, архиерейский, и священноиноческий, и иерейский преподобный и священный Соборе, к вам ми слово сказати предложить. Понеже вы нарекостеся по благодати, данней вам от Бога, и по апостльскому завещанию земныи ангели и небеснии человеци, и свет и соль земли, яко же глаголеть Божественное Писание. Вы же и со ангелы предстоите у престола Господня, и сводите Дух Святый с небесе, и пре творяете хлеб в Плоть Христову и вино в Кровь Его, человеком невидимо, сие же мнози святии видеша и ныне достойнии видять. Вы просвещаете человеков святым крещением. Вы аще свяжете на земли, Бог не разрешить на небеси, вы аще раз решите на земли. Бог не свяжеть на небеси. Вами даеть Господь тайны спасения роду человеческому, вас стражи и пастыри постави Господь пасти Свое стадо словесных овец, за нихже Христос Бог нашь пролия Плотию честную Свою и святую Кровь, вам преда талант, егоже хощеть многосугубно от вас истязати во Второе свое пришествие на праведием Своем суде и испытании. Вам же бо есть слово воздати в будущий век за всех челове ков согрешения...» И далее все в том же роде. |
|
Лживых книг не почитайте; еретик укланяйтеся; чародей бе гайте; глаголющим не от Божест венных Писаний загражайте уста. Аще ли кто от вас недоумееть, мене вопросите. Аз же не ленюся вам глаголати. Аще кто ся противить, мне повежте. Аз обличю и от Церкви отжену. Разумейте, како духовныя дети учити: ни слабость, да не ленивы будуть; ни жостко, да ся не отчають; не дару деля прощающе, ни невзятья ради горко наскакающе. Разумей те, кого отлучити Тела и Крови Господни, кого ли от Церкви, коли от оглашенных, на колико время. |
«Ложных же книг не почитайте, и от еретиц уклоняйтеся, и общения с ними не имейте, а буесловцем, и сквернословцем, и во всяческих бого хульником, не от Божественных Писаней и суетная и ложная глаголющим, яже на пагубу право верным душам, устие заграждайте и возбраняйте, от писаний святых слово приимше. Иже убо кто от вас несть чему в разуме достижен, той искуснейшаго вопрошаеть. Аще ли кто будет сопротивлятися соборные Церкве преданию и вашему поучению по святых отець указанию, и вы таких по церковным правилам и по святых отец законнеуставных положении общим праведным судом воздавайте, и на истинны пути ведущи, в вечный живот наставляйте; зельно жь непокоряющихся и прекословящих и от Церкви отжинайте, дондежь исправятся и на истинный путь обратятся. Прочее ж убо паки глаголю: научите, запретите, настойте, понудите люди Божия ко благочестию, яко время убо обуреваемо есть, и дние лукавии суть, и люди на зло уклонишася. Того ради дети своя духовныя неослабно наказуйте страху Божию и от всяких богомерзких дел возбраняйте, ово молением, ово наказанием от Божественных Писаний. К сим же разумейте, кого отлучити и от Тела Христова, таже и от Церкве на колико либо время. |
|
Челядь же имейте в наказания учения Господня; довольно им творите кормлю и порты. И люди тому же научите, первие сами в богобоязньстве пребывающе: не обидяще, не крадуще, не лжюще, не упивающеся и останущеся всякоя неправды. Си бо вся любя вы написах. Се же творите — молитва ваша от Бога услышена будеть, на земли нашей налога от погании утешаться, обилье много Господь нам подасть, аще ли в волу Его будемь, заповеди Его творяще». |
Челядь же свою наказуйте страху Божию и гладом не морите, ни наготою, ни босотою не томите, но любите их, яко своя уды, или яко Христос всех нас, тако же творите, дети своя духовныя наказуйте. И аще сохраните сия вся завещанная, то Бога возвеселите, и ангелы уди вите, и молитва ваша услышана будеть от Бога, и земли нашей от иноверных бесерменских стран облегчится, и милость Божия на вся страны Русския земли умножится, и пагуба и тли плодом и скотом престануть, и гнев Божий утолится, и народы всея Русския земли в тишине и безмолвии поживуть, и милость Божию получать в ны нешнем веце, паче же в будущем». |
Спрашиваем всякого, сколько-нибудь знакомого с памятниками нашей древней литературы, может ли он на основании представленных выписок при знавать Слово на собор архистратига Михаила произведением XIII в. и при писать митрополиту Кириллу II? Что же касается, в частности, до «Поучения к попом», помещенного в этом Слове, то при самом небольшом внимании легко убедиться, что поучение есть здесь вставка, и вставка весьма неудачная и неуместная. Изобразив двадцать мытарств и потом как истязуются на них души добрые, составитель Слова продолжает говорить, как истязуются на мытарствах души злые, и, не докончив речи весьма немного, вдруг прерывает ее длинным обращением к Собору духовенства и тогда-то уже оканчивает пре рванное сказание в двух-трех строках. Поводом к этой вставке, вероятно, послужило то, что в речи о истязании грешников упомянуто об отце духовном, и именно сказано: «И таковии оба осудятся, отец духовный и с сыном своим, приимут муку вечную, понеже видая сия грехи его, и не положил ему за то епитимий, а он такоже ведаючи, изыскал себе отца духовнаго, потаковника своим грехам, и за то оба осудятся». Вслед за этим составитель Слова про должает от себя: «Бедно же есть и поползновенно повинующимся избирати себе наставника по своему хотению, ибо таковии в местех погибельных шествуют. Слышите убо, отцы о Господе, архиерейский, и священноиноческий, и иерейский преподобный и священный Соборе, к вам ми слово сказати подлежить. Понеже...» и прочее. И изложив все «Поучение к попом» в распространенном виде, он заключает: «Ныне же на предлежащее возвратимся. И потом восхитима душа та (какая?) лукавыми бесы и биема люте, и не дадуще ей и перваго мытарства пройти. И потом затворима бываеть во аде и во тме и сени смертней, идеже суть души грешных от века затворени, и ту сидяще, плачющеся, до дне суднаго и страшнаго».
Но как же, говорят, автор Слова делает обращение к архиереям: «Слышите убо, отцы о Господе, архиерейский, и священноиноческий, и иерейский преподобный и священный Соборе»? Не речь ли это митрополита? Нет, это только распространение краткого начала «Поучения к попом»: «Слыши, иерей преподобный Сборе»,— потому что далее во всем Слове сам автор ведет речь только к иереям, ни разу не упоминая об архиереях. А не значит ли, что автор жил в XIII в., при начале ига монгольского над Россиею, если он выражается: «И земли нашей от иноверных бесерменских стран облегчится»? Нет, так мог выражаться он и под конец монгольского ига, во 2-й половине XV в.
Пятое сочинение — поучение к великому князю Василию, которое встречается в предисловии к Мерилу Праведному и в первый раз приписано митрополиту Кириллу II в «Обзоре русской духовной литературы», приписано без достаточных оснований. В «Обзоре» об этом сказано следующее:
«Древность списков и языка указывает на древнего сочинителя поучения, а тон поучения показывает в учителе митрополита. Итак, по содержанию и языку надобно признать за несомненное, что великий князь Василий, которому предлагается поучение, есть сын благоверного князя Александра Невского, а сочинитель поучения — митрополит Кирилл» (с. 58). Действительно, списки Мерила Праведного восходят к XV и XIV в., и по языку поучение может быть относимо к XIV или даже к XIII в., хотя отнюдь не дальше последней половины и даже четверти, потому что в поучении приводятся известные слова из Правила митрополита Кирилла II: «Не разсея ли ны Бог по лицу всея земли? Не взята ли быша грады наши...» и прочее [460]. Но, во-первых, в тоне поучения решительно нет ничего, что приличествовало бы только митрополиту, а не епископу и вообще всякому лицу духовному, в чем легко убедиться, так как большая часть поучения напечатана у Розенкампфа [461]. Во-вторых, сын святого Александра Невского Василий никогда не был великим князем; а из великих князей в последней половине XIII и в XIV в. носили это имя Василий Ярославич (1272—1276), современник митрополита Кирилла II, и Василий Дмитриевич (1386—1425); чтобы поучение было писано к первому, а не ко второму, и если к первому, то именно митрополитом Кириллом, а не другим кем-либо, например Серапионом, епископом Владимирским (1274—1275),— на это нет никаких доказательств. В-третьих, может быть, поучение написано первоначально к великому князю не Василию, а Димитрию, и первое имя поставлено вместо последнего уже позднейшим переписчиком, потому что в некоторых списках действительно стоит имя Димитрия [462]. Но великих князей с этим именем к концу XIII и в XIV в. было четверо: Димитрий Александрович (1276—1294), Димитрий Михайлович (ок. 1325), Димитрий Константинович (1359—1362) и Димитрий Иоаннович Донской (1363—1389), чем доказать, что поучение писано к первому, а не к последнему, или не ко второму, и третьему? В-четвертых, вероятно, что и имя Димитрия вставлено в поучение переписчиком, тогда как имя великого князя, которому адресовано было поучение самим сочинителем, нам неизвестно, потому что в некоторых списках стоит имя князя Михаила, в иных — князя Владимира, и еще в некоторых имя князя выскоблено [463]. Наконец, можно еще сомневаться в русском происхождении всего поучения: две-три русские вставки в него еще ничего не доказывают, когда известно, что такие вставки у нас делывались нередко в чужие сочинения. Итак, нет основания признать не только за несомненное, но даже за вероятное, что это поучение принадлежит митрополиту Кириллу II. В поучении приводятся известные слова из Правила митрополита Кирилла о татарском иге. Но разве не мог привесть их другой писатель, как и приводятся они в одном из поучений Владимирского епископа Серапиона, хотя не буквально [464]?
Остальные четыре статьи, приписываемые митрополиту Кириллу II в «Обзоре русской духовной литературы», еще менее могут выдержать справедливый суд критики. Об них сказано: «За поучением к князю следуют в Мериле выписки из Священного Писания, из Пчелы, из Русского летописца; потом читаются статьи: а) «Слово на немилостивые князи»; б) «Слово о гордости властителей»; в) «Слово о судиях и клеветах...» Все эти четыре статьи, без сомнения, русское сочинение. А что они принадлежат митрополиту Кириллу, доказательством служит связь их с поучением великому князю, одинаковость языка и строя, равно и то, что они помещены и в Кормчих Кириллова разряда» (с. 59). Но а) точно ли статьи суть сочинение русское,— это еще не доказано; б) принадлежит ли поучение митрополиту Кириллу II, также не решено; в) связи с поучением статьи не имеют никакой, напротив, отделяются от него, по словам самого «Обзора», выписками из Священного Писания, из Пчелы и из Русского летописца; г) по языку и строю статьи имеют такое же сходство с поучением, как и с другими древними нашими сочинениями и переводами XII—XIV в.; д) в «Кормчих Кириллова разряда», как всякому известно, помещено много статей не только греческого, но и русского происхождения, вовсе не принадлежащих митрополиту Кириллу II.
Итак, из девяти сочинений, приписываемых митрополиту Кириллу II, только одно Правило несомненно ему принадлежит, а другое — «Поучение к попом» — может быть усвояемо ему с вероятностию; прочие семь приписываются ему несправедливо или неосновательно [465].
Критики, побольше критики — вот чего надобно желать нам в истории нашей литературы! Знакомясь более и более с нашею древнею письменностию, частию по умножающимся описаниям рукописных библиотек, частию по самым памятникам, делающимся день ото дня более доступными, мы спешим решать литературные вопросы без дальних изысканий и соображений, спешим первые произнесть свой приговор об открываемых сочинениях и наделяем ими авторов с большою щедростию, тоном смелым и самоуверенным, на основании каких-нибудь самых слабых указаний и догадок, а иногда и совершенно произвольно — примеров этому можно бы привести бесчисленное множество. Такие решения и приговоры, сколько бы мы ни обольщали ими сами себя, отнюдь не оставляют вклада в сокровищницу науки и не подвигают ее вперед; напротив, остановляют ее и запутывают, потому что представляют одни лишние затруднения последующим изыскателям в той же области, которые не могут же простираться далее, прежде нежели пересмотрят, разберут и оценят мнения своих предшественников. Критики, побольше критики — вот чего нам нужно желать в истории нашей литературы!
5
СКАЗАНИЕ ОТЦА АНДРЕЯ О МУЧЕНИЧЕСКОЙ КОНЧИНЕ МИХАИЛА, КНЯЗЯ ЧЕРНИГОВСКОГО, И БОЯРИНА ЕГО ФЕОДОРА
«Слово новосвятою мученику Михаила, князя русского, и Феодора, воеводы первого в княжении его. сложено вкратие на похвалу святыма отцем Андреем.
В лето 6746 бысть нахожение поганых татар на землю христьянскую гневом Божиим за умножение грех ради. Овии убо затворяхуся в градех; Михаилу же бежавшю во угры; инии же бежаша в земли дальний, инии же крыяхуся в пещерах и в пропастех земных, а иже в градех затворишася, ти исповеданиемь и со слезами Богу молящеся, тако от поганых немилостивно избьени быша; а инии же крыяхуся в горах, и в пещерах, и в пропастех, и в лесех — мало от тех остася. Техже не по колицех времянех осадиша в градех, изочтоша я в число и начаша на них дань имати татарове. Слышавше же се, иже бяху ся разбегли на чужи земли, и взвратишася князи, и вси людие на свои земли, что их избылося. Начаша их звати татарове нужею, глаголюще: «Не подобаеть жиги на земли канови и Батыеве, не поклонившеся имя». Мнози бо ехаша и поклонишася канови и Батыеве. Обычай же имяше кан и Батый, аще убо приедеть кто поклонится ему, не повелеваше первое привести пред ся, но приказано бяше волхвом вести сквзь огнь и поклонитися кусту и идолом. А иже с собою что приношаху дары цареви, от всего того взимающе волсви, вметахуть первое во огнь, то же пред царя пущахуть самехь и дары. Мнози же князи с бояры своими идяху сквозь огнь и поклоняхуся солнцю, и кусту, и идолом славы ради света сего, и прошаху кождо их власти; они же без взбранения даяхуть им, кто которыя власти хотяше, да прелстятся славою света сего. Блаженному же князю Михаилу, пребывающу в Чернигове, видя многи прельщающася славою света сего, посла Бог благодать и дар Святаго Духа на нь, и вложи ему в сердце ехати пред царя и обличити прелесть его, еюже летать крестьяны. Блаженный же князь Михаил разгоревся благодатию Божиею, хотя ехати и к Батыеви, и приеха к отцю своему духовному, поведа ему глаголя: «Хощу ехати к Батыеви». И отвеща ему отець: «Мнози ехавше и сотвориша волю поганаго, прелстишася славою света сего, идоша сквозе огнь и поклонишася кусту и идолом, и погубиша душа своя; но ты, Михаиле, оже хочеши ехати, не створи тако, ни иди сквозе огнь, ни поклонися кусту и идолом их, ни брашна ни пития их не прими во уста своя, но исповежь веру христьянскую, яко недостоить христьяном ничему же кланятися твари, но токмо Господу Богу Иисусу Христу». Михаил же глагола ему: «Молитвою твоею, отче, яко же Бог дасть тако и будет; аз бых того — хотел кровь свою пролияти за Христа и за веру христьянскую». Такоже и Феодор глаголаше. И глагола отець: «Вы будета в нынешнем веце новосвятая мученика на утвержение инем, аще тако сотворита». Михаил же и Феодор обещастася ему се створити и благословистася у отца своего. Тогда отец дасть има причастие на путь и благослови я, отпусти, рек: «Бог да утвердить ваю и послеть вама помощь, за Негоже тщитася пострадати». Тогда Михаил еха в дом свой и възя от имения своего, еже на потребу на путь. Многи же земли преехавшю ему, и доеха Батыя. Поведаша Батыеви: «Князь великий русский Михаил приехал поклонитися тобе», царь же повеле призвати волхвы своя, волхвом же пришедшим пред онь, глагола им царь: «Еже есть по обычаю вашему створите Михаилу князю, потом приведете его пред мя». Онем же шедшим к Михаилови и глаголаша ему: «Батый зоветь тя». Он же, поемь Феодора, и идяше с ним, и доидоша места, идеже бе накладень огнь со обе стране. Мнози же погании идяху сквозь огнь и покланяхуся солнцю и идолом. Волхви же хотеша Михаила вести и Феодора сквозь огнь; Михаил же и Феодор глаголаста им: «Не достоить христьяном ходити сквозь огнь, ни покланятись емуже ся сии кланяют; тако есть вера христьянская — не покланятися твари, но покланятися Отцю и Сыну и Святому Духу». Михаил же глагола Феодорови: «Луче нам есть не кланятися емуже ся си кланяют». Они же, оставльше ю на месте, идеже беста приведена, идоша и поведаша цареви: «Михаил повеления твоего, царю, не слушает, сквозе огнь нейдеть, а богам твоим не кланяеться; глаголеть: «Не достоить христьяном ходити сквозе огнь, ни покланятися твари: солнцю и идолом, но токмо кланятися створшему вся си — Отцю и Сыну и Святому Духу». Царь же, взьярився велми, и посла единого от вельмож своих именем Елдегу и глагола ему: «Рцы Михаилови, почто повеление мое преобидел еси, богом моим не поклонился еси; но отселе едино от двою избери собе: или богам моимь поклонишися, и жив будеши, и княжение приимеши; аще ли не поклонишися богам, то злою смертью умреши». Елдега же, приехавь, рече ему: «Тако глаголеть царь: «Почто повеление мое преобидел еси, богам моим не поклонился еси, и отселе едино от двою избери собе: или богам моим поклонишися, и жив будеши, и княжение свое все приимеши, аще ли не поклонишися богам, то злою смертью умреши». Тогда отвеща Михаил: «Тобе, царю, кланяюся, понеже Бог поручил та есть царство света сего, а емуже велиши поклонитися, не поклонюся». Рече ему Елдега: «Михаиле, ведая буди, мертв еси». Михаил же отвеща ему: «Аз того хощю, еже ми за Христа моего пострадати и за православную веру пролияти кровь свою». Тогда глагола ему внук его Борис, князь ростовский, с плачем многим: «Господине, отче, поклонися»; такоже и бояре глаголаху: «Вси за тя приимем опитемью со всею властию своею». Тогда глагола им Михаил: «Не хощю токмо именем христьян зватися, а дела поганых творити». Егда же глаголаше к ним Михаил, Феодор глаголаше в собе, еда како ослабееть Михаил молениемь сих, помянув женьскую любовь и детей ласкание, и послушаеть сих. Тогда, помянув Феодор слово отца своего, и рече: «Михаиле, помниши ли слово отца наю, иже учаше нас от святаго Евангелиа; рече Господь: Иже хощеть душю свою спасти, погубить ю, а иже погубить душу свою Мене ради, то спасеть ю; и паки рече: Кая польза человеку, аще и всего мира царство прииметь, а душу свою погубить; и что дасть человек измену на души своей; иже постыдиться Мене и словес Моих в роде сем... исповесть Мя пред человеки, исповемь и и Аз пред Оти,ем Моим, Иже есть на небесех; аще ли кто отвержеться Мене пред человеки, отвергуся и Аз его пред Отцем Моим Небесным». Се же глаголющу Феодору к Михаилови, они же начаша прилежно молити и глаголюще, да послушаеть их; Михаил же глаголаше к ним: «Не слушаю вас, ни души сея погублю». Тогда Михаил сойма коць свой и верже к ним глаголя: «Приимете славу света сего, еяже вы хощете». Слышав же се Елдега, яко сии не увещаша его, тогда еха ко цареви и повода ему, еже рече Михаил. Бяше же на месте том множество христьян и поганых, и слышаша, еже отвеща Михаил ко цареви. Тогда Михаил и Феодор почаста пети собе и по отпетии взяста причастие, еже има дал бе отець ею, И се глаголаху предстоящей: «Михаиле, се убийци едут от царя убивати ваю; поклонитася и жива будета». Михаил же и Феодор, яко единеми усты, отвещаста: «Не кланяевеся, а вас не слушаеве славы ради света сего»; и почаста пети: «Мученици Твои, Господи, не отвергошася Тобе»; и паки: «Страдавше Тобе ради, Христе», и прочая. Тогда убийци приехаша, скочиша с конь, и яша Михаила, и растягоша за руце, почаша бита руками по сердцю; посемь повергоша его ниць на землю и бияхуть и пятами. Сему же надолзе бывшю, некто быв преже христьян и последи же отвержся веры христьянския и бысть поган законопреступник, именем Доман, сии отреза главу святому мученику Михаилу, и отверже ю прочь. Потом глаголаша Феодорови: «Ты поклонися богом нашим, и приимеши все княжение князя своего». И глагола им Феодор: «Княжения не хочю, а богом вашим не кланяюся, но хощю пострадати за Христа, якоже и князь мой». Тогда начаша Феодора мучити, якоже и преже Михаила; после же честную его главу урезаша. И тако, благодаряще Бога, пострадаша и предаша святей свои души в руце Божий новосвятая мученика; святей же телеси ею повержене бысте псом на снедь; на многи же дни лежащим, Божиею благодатию соблюдено бысте неврежене. Человеколюбец же Господь, милосердый Бог наш, прославляя святыя своя угодники, пострадавшая за Нь и за православную веру, столп огнен от земля до небесе явися над телесема ею, сияющь пресветлыми лучами на утвержение христьяном, а на обличение тем, иже оставиша Бога и покланяются твари, и на устрашение поганым. Святей же и честней телеси ею некими христьяны богобоязнивыми схранене бысте. Бысть же убиение, ую в лето 6753 месяца сентября в 20 день, еюже молитвами достойнии будем вси обрести милость и отпущение грехов от Господа Иисуса Христа в нынешний век и в будущий, славяще вкупе Отца и Сына и Святаго Духа ныне и присно и в веки веком, аминь» (из сборн. Новгор. Соф. библ. XIV-XV в. № 578. Л. 192-197 [13]).
6
ОТРЫВОК ИЗ ПОУЧЕНИЯ СВЯТОГО ПЕТРА МИТРОПОЛИТА
Отрывок из поучения святителя Петра, не находящийся в списке, напечатанном в Прибавлении к Творениям святых отцов. 2. 85—90 [359] и найденный в другом списке. После слов: «Тогда же возможете и дети своя духовныя научити», помещенных в печатном списке на с. 88, строки 13—14, находится следующее отделение по новому списку: «Всяк бо, рече, творя и уча велик есть в Царствии Небесном. Должен бо ерей молитву приносити Богове преже за ся, також и за людская прегрешенья, дети ж своа поучати преже страху Божию духовныа, такоже покаянью о гресех, любви, кротости, смиренью, милостыне. Без эпитемьи детей своих не дерьжите, но подайте заповедь противу греху комуждо по своей силе: во время подобно связати, в время разрешити. Поучайте же дети своа всегда удалятися от блуда и пьяньства, от чародейства, от волхвования, от резоимьства, от запук и от всех кобий, и от всех мирьских дел, да не будуть раби греху. Аще бо, дети, творите тако и учите, яко же вы есмь написал по закону Божию, тогда возможете рещи Богови: «Господи, се мы и дети, иже ны еже Си дал. Тогда же приимете похвалу от Бога и радость неизглаголаньную. Аще, дети, сего не творите и не упасеть стада своего: велика вы пагуба ждет и вечное мучение. Ничто же бе Богове всего сего света божества противу единой души человеческой». Затем следуют слова: «Тем же, дети. Бога ради...» и далее, помещенные с 15 строки 88 с. по печатному списку до самого конца.
7
ПОУЧЕНИЕ ВЛАДЫКИ САРАНСКОГО МАТФИЯ
Поучение владыкы Матфеа Саранского г детем моим
Чяда моа милаа! Первое — имейте веру праву к Богу, Отца и Сына и Святаго Духа; потом же и в послушание святых Его апостол и святых отец, иже пострадаша Христа ради; в вся дни живота своего в послушании блюстися, да не погыбнем, якож бо пръвое погыбл бе Адам с Евгою,— и услыша Бог. Любовь же имейте к всем — богату и убогу, к нищим и бедным, в узах страждущих,— якоже Христос к всему миру, не избирая, дая нам образ, не избирав Собою, прииде с небесе и родися от Девы в врьтпе. О милостивый Господи, нас ради с человекы поживе и крещение приа, не имеа греха, и преобразися светло, уверенна ради нашего. Связан и в темници затворен бысть, нам же повелевав в таковой беде не сътужати себе. На Кресте распят бысть, нам всяко спасение сътворяа, и в гробе полежав, не имеа греха, и въскресе, изводя ны на свет, и взыде на небеса, повелевав вам въсхытитися, по апостолу, в сретение. Все же то сьтвори любовию или волею, да научит ны собою хытрости спасениа, хотя ны спасти и от мукы в предидущий век.
Се и еще молю вы, слушайте, пост имейте чист, егда достоить в постныя дни поститися, да прииметь светлость. Якоже Моисей и Илиа постом и молитвою огнь угасиша, такоже и вы, постящеся, нищим раздробляете хлеб свой и убогыя милуйте, нищим, и немощьным, и на улицах лежащих и седящих, посещайте сущая в темницях, и в бедах милуйте и утешайте, нагыя одевайте, босыя обувайте, сирых домочадець не толцете, но паче милуйте и гладом не морите, ни наготою. То бо суть домашний нищий: убогый бо себе инде испросит, а сии в твои руце зрять. Правым же помогайте, а грешныя милуйте; странныя в дом свой въводите и от трапезы своеа напитайте я, въдовиць призирайте, в бедах сущаа избавляйте. Старци чтите, попы и диакони, яко служители Божий суть. Челядь же свою милуйте и учите и на спасение и на покаание, старыя же на свободу отпущайте, уныя на добро и на послушание поучайте, якоже Авраам, кажа от разбоа и от татьбы. Суседа же не обидите и не отемлите от него земли; рече бо Моисеови Господь: Пришельца не обидите. Ахав бо и Азавель погыбоста отимания ради земли, и Нафан же и Авирон такоже поглоти я земля имениа ради неправеднаго. При Златоустом же Иоане Еудоксиа царица не погибе ли отиманиа ради винограднаго? Бог бо не единому человеку велить на земли жиги, но и многым; темже, братиа, блюдетеся и не отемлите чюжаго.
Манастыри же блюдите, чяда моя, то бо суть домове святых и пристанище сего. И въшедше видите игумена, пасуща стадо свое, и черньци въпрекы не глаголюща страха ради Божиа, и ового видите, горе руце въздевша, и очи долу имуща, и сердце горе у престола Божиа, иного ж плачащася в келий своей, ница лежаща, яко на делех стоаща, акы исцеплыи, а другыи у церкви стоаща, яко камены, непреступны и мъртвы, к Господу възглашающе, за весь мир хотя Бога умолити; овии же в монастырех, инии же в пещерах и на стлъпех около Иерусалима и по всей земли, имъже мяса костем прильпоста сухоядию, иже могут верою в сердци въскоре всяко прощение творити, рекше больным и недужным помагати, всякого гнева Божиа и напасти молитвами своими. Всяку скорбь отженете, к святым местом приходите, у тех благословенна просите и дети своя к ним посылайте, благословенна им хотяще, и тех в домы своя въводите благословения ради и поучениа ради, якож и Закхей Христа в доме свой прият благословенна деля. Епископа же чьтите, якоже Петра и Павла, а в домы церковный, и в суды, и в земли церковныя не въступайтеся. Аще же кто епископа не чьстит, да благословенна от него не прииметь ни зде, ни в будущем веце: тот бо есть всего мира молитвеник за ваша душа и домы и за ваше спасение. Бельци же чьстите попы достойно и диаконы, яко слугы Божиа, ти бо за вы молитвы творят к Богу по вся дни. Аще ли поймете черньца в дом свой или причетника и хощете я чьстити, то боле трех чяшь не нудите его, но дайте ему волю, да же ся сам упиеть и сам за то отвещаеть; а вам не надобе грех той. Но паче речено есть в Ветсем Законе: «Приведе к жертвънику вол твои, и овен твои, и козел твои, и имениа твоа». Петр же такоже апостол в учении своем повеле принести к церкви вся данаа благая. Нелзе слугы Божиа до сорома упоити, но с поклоном отпустити я и благословение вземши от него.
Князю же земли своеа покаряйтеся и не рцете ему в сердци своем; приясте ему головою своею, и мечемь своим, и мислию своею, и възмогут противитися на войне князю. Аще ли добре приасте своему князю, и обогатееть земля ваша, и плод мног всприимете от неа. Аще ли начнете прията инем князем от своего, то подобии будете жене блядиве мужате, якоже с всеми блясти хощеть, и последи же мужь еа устережеть ю, и псы ею накормить, и весь род еа в сраме будеть велице. Паче и еще глаголю вы, чада моа, иже кто о князе своем зло мыслить к другому князю, а достойную честь приемля от него, то подобен есть Июде, иже любим есть Господем, ти умысли Его предати князем жидовъским, купи им село крови гроба и с прочими дарми. От великыя печали сетуася семо и овамо, и от всех людий проклят, и в Иерусалим бежа, от Иерусалима по пути от туты и печали великыа приа болезнь, и отек, аки бочка, пад под полем, разседеся на полы. Епископьство его прииме ин, и дети его, по пророку, в хлупу въпадоша — да и вы, сынове мои милые, не мозете работати иному князю, да в то же зло не въпадете. Другом же великым и малым покаряйтеся; на пир звани будете, сядите на последнем месте; по Евангелию бо рече: «Егда зван будеши на брак, не сяди на преднемь месте. Егда кто честней тебе будеть званый, и пришед звавый тя, и речет ти: «Друже, дажь се место иному»,— а ты въстани; тогда начнеши с соромом поседати ниже. Но егда будеши зван на пир, шед, сяди на последнем месте, да егда прииде звавый тя и речеть тебе: «Друже, сяди выше»,— тогда будеть ти честь и слава пред всеми людьми, седящими с тобою, яко всяк възносяйся смирится, а смиряйся възнесеться».
Имейте же, чяда, в сердцах своих страх Божий присно; писано бо есть: Заняло премудрости — страх Господень. Поне бо Господь не велит ничтоже лихо творити; вера бо страхом Господним поминати велить смерть на всяк час: поминай страшный день суда. Страх бо Господень приимше перьвии праведници и спасошася; апостоли Господни и мученикы страха ради терпяще в пещерах и в пустынях, такоже овы в горах чающе мзды великаго Бога. Такоже и вы, чяда, страха ради Господня все добро творите спасениа ради своего. Грех же аще кто творить по диаволю попущению, да того же дни покается. Блюсти же ся смерти внезаапу; писано бо есть: В чем тя застану, в том ти сужу. Темже, чяда моя, будите и вы страхом Господним спастися. Чяда моа, еще вы глаголю: челядь свою кормите, якоже и до сыти им давайте и обувайте. Или холопа вашего убиють у татбы или робу, то за кровь его тебе отвещати и за душу его. Темже доволите сироты своа всем и учите я на крещение, и на покаание, и на весь закон Божий. Ты бо еси, яко и апостол дому своему; кажи грозою и ласкою; аще ли не учиши, то ответь въздаси пред Богом за то. Авраам же научи своих домочядець 318 въсему добру закону и добру нраву. Страх бо Господень приимше, не опечалятся на старость. Аще не послушають тебе нимало, то жезла не щади на ня, яко же Премудрость Божиа глаголеть, до 4, или до 6 ран, или до 12. Аще раб или рабыня не послушаеть и во твоей воли не ходить, то не щади я до 6 или 12 ран; аще ли велика вина, то 20 ран; аще ли вельми зла вина, то до 30 ран велим, а боле того не велим. Аще тако их кажеши, то душу его спасеши, а тело его избавиши от мукы, и после въсхвалять тя любо раб, любо рабыни, аще тако кормиши их и добре одеваеши, да услышить блаженный он глас Христов истиннаго Бога: Приидете благословении Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царство от сложений миру. А милость Божиа и святыа Богородица и мое благословение да будет с вами.
8
ДРЕВНИЕ СПИСКИ ЭТОГО ПОУЧЕНИЯ, И МОЖЕТ ЛИ ОНО БЫТЬ ПРИЗНАНО ЗА СОЧИНЕНИЕ МИТРОПОЛИТА
КИРИЛЛА I
1. Список краткой редакции этого поучения указан нами в примечании 224. Списка обширной редакции нам известно два: один, из Златой Цепи XIV— XV в., напечатан в «Москвитянине». 1851. № 6. С. 119 [341] и отчасти в Исторической хрестоматии г. Буслаева. С. 478—482 [239]; другой находился в сборн. Новгор. Соф. библ. XIV—XV в., по старому каталогу за № 94 [12], под заглавием: «Зборница разная разных св. отец». Л. 113—115. В первом списке поучение разделено на 18 статей, именно: «О вере», «О посте», «О суседи», «О монастырех», «О епископе», «О попех», «О князи», «О друзех», «О страхе», «О челяди», «О женнеи смерти», «О волхвех», «О тайне», «О снех», «О смирении», «О храборстве», «О рабех», «О молитве»; впрочем, первая статья не оглавлена. Во втором списке, судя по содержанию, только 17 статей, ибо статья «О рабех» не находится, и озаглавлены только три статьи: «О монастырех», «О епискупех», «О волхованьи»; для заглавий же некоторых других статей оставлены места, а для заглавий большей части статей не оставлено даже места, и они писаны безраздельно. До какой степени произвольно и неудачно сделано разделение на статьи, или главы, можно видеть из того, что в статье, например, под заглавием «О посте» заключаются наставления не только о посте, но и о молитве, и о милосердии к нищим, о снисхождении к домашним, о почтении к старцам, священникам и диаконам, о миловании челяди и прочее. Третий список обширной редакции рассматриваемого нами поучения находится в рукописи Царского XIV в. № 361 [221]. Судя по «Описанию», в этом списке поучение разделено только на десять глав и оканчивается главою «О снех», и следовательно, короче, нежели в двух других списках (Описан. С. 341 [404]).
2. В «Обзоре русской духовной литературы» говорится, что это «Поучение Христианом» «должно быть признано за сочинение» митрополита Киевского Кирилла I, и в доказательство представляются следующие соображения: «Всего важнее то, что наставление (поучение) христианам в полном его составе — наставление не епископа, а митрополита. Это ясно показывает собою статья о епископе; то же видно и по духу всего наставления, где, при всей кротости наставника, высказывается лицо с сильною властию, лицо, свободно наставляющее и князя и раба. Надобно сказать и то, что поучающий пастырь знает не только все Священное Писание, но знает и постановления апостольские, и жизнь учителей восточных; вообще, образованность его — греческая, а не русская, что опять показывает в сочинителе высшее духовное лицо, лицо митрополита из греков, каковым был Кирилл» (1. С. 46—47 [417]). Но а) и епископ Сарайский Матфей мог говорить своей пастве о почитании епископа, особенно заочно, в своем окружном послании точно так, как Новгородский владыка Симеон прямо наставлял в своем поучении своих пасомых: «Вы, сынове, честь воздавайте своему святителю и отцам вашим духовным...» (П. собр. р. лет. 4. 118 [351]); б) во всем поучении отнюдь не видно такой власти, которая бы не приличествовала епископу по отношению к его пастве, и он вовсе здесь не наставляет самого князя, а учит только подчиненных покоряться князю земли своей и не изменять ему ради других князей; в) поучение отнюдь не показывает, чтобы автор его знал все Священное Писание и обладал какими-либо обширными познаниями в постановлениях апостольских и житиях учителей восточных: несколько текстов и два-три примера, приведенных из всего этого,— недостаточные доказательства; г) ниоткуда не известно, кто был Матфей, епископ Сарайский,— русский или грек; д) если бы даже необходимо было допустить, что поучение написано митрополитом и греком, то отсюда далеко еще до заключения, будто этот митрополит был именно Кирилл I, а не Максим, не Феогност, не Фотий или кто другой.
9
О ПОСЛАНИИ ПРОТИВ СТРИГОЛЬНИКОВ, ПРИПИСЫВАЕМОМ ЦАРЬГРАДСКОМУ ПАТРИАРХУ АНТОНИЮ
В сборнике Московской Синодальной библиотеки № 268 [58] находится статья под заглавием «А сие списание от правила св. апостол и св. отец дал владыце Наугородцкому Алексею Стефан, владыка Перемыскый на стриголники». Оказывается, что статья эта, кроме начала, есть то самое послание, которое с именем Константинопольского патриарха Антония напечатано в Акт. ист. 1. № 6 [228]. Посему составители Описания рукописей Синод. библиотеки, изложив свои сомнения о том, чтобы послание могло принадлежать патриарху Антонию, выразили мысль, что «надписание статьи скорее дает право почитать сочинителем ее епископа Перемышльского Стефана, которого имя, доселе неизвестное в истории нашей иерархии, невольно напоминает собою современного ему просветителя Перми, святого Стефана, епископа Пермского» (Опис. Кн. 4. С. 303 [254]). А автор «Обзора русской духовной литературы» в своих дополнениях к нему простерся еще далее и решительно утверждает, что это «прекрасное послание надобно считать за сочинение пермского просветителя святого Стефана» (Прибавл. к Черниг. епархиал. ведом. 1863. С. 656 [417]). Но 1) по содержанию своему послание это отнюдь не может быть признано посланием одного епископа к другому. Ни в начале, ни в конце, ни в продолжении всего послания нет ни малейшего обращения от лица одного иерарха к другому, ни малейшего даже намека на то. Напротив, 2) из содержания послания видно, что оно писано прямо к стригольникам. Сочинитель постоянно обращается к ним: «Смотрите, стригольницы, наипаче же еретици... Рцете, еретици, где хощете попа взята себе... Како деремусте уничижити святителя... Вы, еретици, тако глаголите...» и прочее. И вообще опровергает разные части учения стригольников, как бы беседуя с ними лицом к лицу. Но написать послание прямо к стригольникам, жившим в Новгороде и особенно в Пскове, обличать и учить их непосредственно могли только или патриарх Цареградский, или Русский митрополит (которые действительно, как известно, и обращались с своими посланиями к стригольникам), или, наконец, Новгородский владыка, а из прочих епископов русских ни Перемышльский, ни Пермский и никакой другой не имел права и не мог посылать в чужую епархию такого послания. 3) Охотно соглашаемся, что послание, приписываемое патриарху Антонию, повреждено, как это замечено было и прежними нашими исследователями. По крайней мере, оно могло принадлежать ему, и из летописей известно, что патриарх Антоний в 1394 г. действительно прислал в Новгород свою грамоту «О проторех и исторех на поставлениях священных», следовательно, против стригольников (Ник. лет. 4. 255 [374]) и что митрополит Киприан, находившийся тогда в Новгороде, действительно переслал оттуда в Псков какую-то «патриаршу грамату» чрез Полоцкого владыку Феодосия (П. собр. р. лет. 4. 194 [351]). 4) Если бы даже допустить, что послание это написано не патриархом Антонием, а владыкою Перемышльским Стефаном к Новгородскому владыке Алексею, все же отсюда не следует, чтобы оно было написано Стефаном, епископом Пермским,— такое заключение более, нежели смелое. Пусть история нашей церковной иерархии доселе не знала, что тогдашний епископ Перемышльский назывался Стефаном — а она, как известно, не знает по именам и многих других наших прежних епископов,— из этого никто, конечно, не станет выводить, что такого епископа Перемышльского вовсе не существовало.
10
ОБЗОР СОЧИНЕНИЙ МИТРОПОЛИТА ГРИГОРИЯ САМВЛАКА
Всех сочинений Григория Самвлака известно нам до 26. Это почти исключительно проповеди, и именно: восемь на праздники Господни и Богородичные, семь на праздники святых и шесть на дни воскресные, недельные и на особые случаи. К проповедям надобно присовокупить три исторических сказания о святых, полемическую статью против латинян и богослужебный стих на Успение Пресвятой Богородицы.
I. Слова на праздники Господни и Богородичные
Восемь Слов Григория Самвлака на праздники Господни и Богородичные суть следующие: 1) в неделю ваий, или цветную, 2) в Великий Четверток, 3) в Великий Пяток, 4) на Вознесение Господне, 5) на Преображение Господне, 6) на Воздвижение Честного Креста, 7) на Рождество Пресвятой Богородицы и 8) на Успение Пресвятой Богородицы.
1. В начале первого Слова [466] видны уже приемы ораторские. «Пакы Спас в Иерусалим въсходить,— восклицает проповедник,— и пакы чудеса! Пакы въскресениа уверение, пакы мерьтвии въстають! Но не якоже вдовыя сына втьскреси, тако и Лазаря! Онаго бо абие умеша и из града износима от одра въздвиже — сего же четверодневна и смердяща из гроба възва словом. Тогда убо смиренейше Божества Своего силу открывайте — понеже и еще далече бяше время спасительныя страсти,— иудейское възражая стремление; ныне же — понеже на сие пришел бяше — с многою властию Себе являет. Грядет же преже шестиих дний Пасхы, яко да не смутное праздника съхранит, яко до Пасхы радостное тогда исполнит народом; понеже сетование тем предлежаше, на праздник Тому распинаему, и светилом померкшим, и земли от основания трясущися».
В самом Слове проповедник по порядку рассматривает обстоятельства и подробности празднуемого события и то показывает их преобразовательное значение, то сводит относящиеся к ним пророчества, то делает перифраз евангельского сказания. Например: «Изыдоша, рече, а сретение Его,— и не просто, но вземше вайя от финик. И не се токмо, но и звааху и не кое земное и обычное царем благохваление, но паче человека и Богу единому достойное: Осанна, благословен грядый в имя Господне, Царь Иизраилев. Осанна — «спаси» же толкуется по-еврейскому, яко же в сто и седмьнадесятом псалме преведено бысть от седмьдесятих. Господи, спаси же — еже на Бога единого всходит. Аще ли же кто-либо прится ключим быти сей речи тогдашних царей благохвалению, да слышит Давида в псалме поюща: Не спасется царь многою силою, и исполнил не спасется множеством крепости своея. Иже убо себе спасти царь не мог бы многою силою, како от толика множества на спасение призыватися хотяаше? Но сие от Богоотца пророчьскы речено бысть издавна, ныне же конець приат. Кому бо от царей рекоша сие, еже благословен грядый в имя Господне? Ни кому же; но ниже кого от пророк тако почтошя тогда отци их. Но взыщем, кто сих подвиже, кто научи таковем образом Того сретати, кто упремудри тако звати, кто таково съгласие толикым народом вложи, кто непознаваемьм от различных мест люди в единогласие благохвалениа управи, кто простыя невежда, на селех живущая богоподобными хвалами и паче о Нем писаными усретати сътвори. Кто ин, разве Иже вся действуяй Дух Святый?..» Или вот другой пример: «Радуйся зело, дщи Скокова,— не отчасти, не в меру, но зело, паче всех радостей, бывших в тебе. Забуди, рече, первыя радости, в благоденьствиих твоих усретьшая тя, понеже злодейства живущих в тебе умножишася, на злоденьство благоденьствия твоя преложиша, и веселиа праздникы твоя — на плачь и сетование, понеже посещение истинныя радости далече бяше от тебе. Ныне же зело радуйся: грядет бо, уже в тебе есть, омываяй тя от беззаконий твоих Своею кровию, избавляяй тя из рукы враг твоих, подписуя ти свобожение не узрети злаа к тому. Се Царь твой грядет тебе кроток, и спасаа. Слыши сего кротка и спасающа; да не мыслиши такова быти, якоже Давида, понеже и он царь бе, и кроток нарицаашеся, якоже молятся в песни, уже от пленении людии: Помяни, Господи, Давида и всю кротость его,— и Голиафа убита, и победу въздвиже Иизраилю, и отраду немалу. Но кроток есть, понеже яко овча на заколение грядет, яко Бог же ада устраши, и Лазаря въскреси многою властию, и небеснаа с земными съединити хощеть Кровию Завета Своего. Радуйся зело, дщи Скокова, проповедуй дщи Иерусалимова. Что повелеваеши, о пророче, проповедати? Проповедуй, въздвижа глас, величиа Божиа, понеже призре на смирение твое Царь твой, понеже въцаритися грядет в тебе, еже погубити оружие из Ефрема и конь из Ерусалима и потребити оружие бранное. Се бо о нем же пророк глаголааше: Лук съкрушить, и сломить оружие, и щить съжжет огнем. Проповедуй зело радостным гласом, понеже Избавитель посети тя, понеже Свободитель помилова тя, да не ктому в работу будеши, да не ктому в страсе и подвизе, но в смирени и тишине велицей будеши, яко оружиа и меча на орала и серпы прековати; занеже не ктому копие враг твоих ко вратом приближится. Крест бо Царя твоего посреде тебе станет, сьхраняяй тя. Проповедуй, дщи Иерусалимова, проповедуй, яко от Сиона изыдет закон и слово Господне от Иерусалима. Поели проповедникы дщери Вавилоньстей, сътрывшей тя и пленившей иногда; сказуй той пришедшую ти славу и радость... Поели и на въстокы благовестиа: ибо въсток имя Ему, якоже в псалме пишет,— и истинно есть писание: въсиа бо нам в тме и сени смертней сидящим. Поели на запады, възвещая възшедшаго на запады, да яко вся сдержа и исполнит Своя славы, и на лучьшаа възведет. К югу же не труди посланникы — сам бо оттуду прииде по Аввакуму: Бог от юга приидеть...» и прочее.
Заключение Слова состоит из нескольких строк: «Егоже (т.е. Иисуса Христа) и мы ныне с отрокы, яко победителя смерти, вспеваем; яко Царю и Богу нашему покланяемся — сподобити нас и тридневному своему Въскресению, в Второе же Его пришествие достойны сътворит нас срести Его на облацех, по блаженному Павлу, и с чистою сьвестию явитися лицю Его, и тако всегда с Ним быти. Яко Тому подобает слава, и держава, и покланяние с безначальным Отцем и с Пресвятым Духом, ныне и присно и в бесконечныя векы, аминь».
2. Слово в Великий Четверток [467] вовсе не имеет приступа, а прямо начинает говорить о тех великих событиях, которые совершились в этот день. Оно состоит из трех частей: в первой оратор беседует о предании нашего Господа Иисуса Христа Иудою Искариотским; во второй — об установлении Господом таинства Евхаристии, причем сильно восстает против латинян за употребление ими опресноков; в третьей, составляющей как бы нравственное приложение первой части, возбуждает милосердие и порицает сребролюбие, которое и погубило несчастного Иуду. При составлении этого Слова Григорий Самвлак несомненно находился под влиянием подобного же Слова в Великий Четверток Златоустова, откуда и заимствовал некоторые мысли [468], но, несмотря на то, вполне сохранил характер самостоятельности как в порядке и раскрытии, так и в изложении своей проповеди. Эту проповедь мы представили целиком в самом тексте нашей Истории.
3. К числу лучших надобно отнести и Слово Григория Самвлака в Великий Пяток [469]: по местам оно исполнено истинного одушевления и священной поэзии, хотя вообще очень растянуто. В Слове этом можно различать две половины.
В первой проповедник рассматривает самое Распятие нашего Господа и сначала выражает изумление и ужас пред величием события, пред слепотою, неблагодарностию и ожесточением иудеев. «Моисей великий он, иже море разделивый, иже Египет казнивый, иже фараона потопивый, духом пророчя бюдущая: Узрите, рече, живот ваш пред очима вашими висящь. И се днесь исплънися. Господу славы на Кресте висящу! Ужаснися небо, и земля основаниа потряси, яко Иже вас в начале сътворивый — посреде вселенньм на Кресте плотию стражеть; Иже морю положивый предел песок — гвоздми пригвождяется; Иже Адама създавый — от рабов на смерть осуждается, от рабов неблагодарных, от рабов неверных, от рабов законопреступных. О дивных вещей! О ужасных тайнеств! От христоубийць жидов тръпить волею Благодатель, иже тех праотца от работы избавлей горкыя, Иже темь Чермьную глубину на сушу преложивый и Иже тех наставлей столпом огненом, ихже в пустыни препита лет четыридесяте пищею готовою и безтрудною, имже Мерру услади, ис камени источивый воду, имже закон дасть, явлейся на горе, и землю обетованиа предасть в наследие. Узрите живот вашь висящь пред очима вашима. Узреша богоубийца иудеи, тщание на дело изведши, свой живот пред тех очима висящь...» и т. д. Потом проповедник изображает, как вся тварь сочувствовала страждущему Господу и готова была восстать против распинателей: «Кто не удивится крайнему длъготръпению Владычню? Кто не ужаснется, приемь в ум, яже тогда деавшаася от неразумных людий? Како сътръпешя мысленыя силы таковое смеание безаконных? Како млъчанием пренесоша стихыя дръэаемое? Како не раступився, пожреть земля тако досаждающих Избавителю, якоже иногда сени купно и сродства всего Кореова събора ради еже на Моисеа роптаниа? И слънце убо померче, и луна в мрак преложися — жестокосердечный же Иизраиль в чювьство не прихождааше милости, и одушевленаа тварь бездушныя беаше нечювьственейши. И камение распадаашеся, сьстражда Зижителю — пророкоубийственный же събор и господоубийствен нарещися спешааше. Сего ради всяка тварь, с страхом изменяющися, подвигнутся готова бяше, которааждо по своему естьству, казнити безаконныя: небо свыше, якоже пращами, громы, и млъниами, и камением градным — побивати досадителя, солнце же, и луна, и звезды, и прочее огня естьство — трескновениа пламенем поядати; въздух — съгущением задавливати; земля — зинув пожирати; море, расторг пределы,— песком потопляти и вторый потоп съделовати всякой плоти. Но не оставляше сих в дело изыти вседейственная Распятаго сила, понеже смотрение бяше съвершаемое. Но и премирнью агтельскыя силы вся, приникше свыше, к отмщению оставитися моляху Господа славы: «Остави, Владыко, глаголюще, остави, да въскоре суд нанесем злосмертному роду, иже толико облагодетельствованному и в толико суровьство исшедшему. Тебе, непостижимаго Бога нашего, смерти осудиша!» Сиа ли суть въздааниа, яко вся видимая и невидимая тех ради уготова! Сиа ли тебе въздають, яко от персти тех създа и рай дарова, насадив на въстоцех? Сиа ли, яко суща тем в делание и пищу управи?..» и прочее. Наконец проповедник вооружается против еретиков и, снося пророчества о Распятии Господа и евангельские сказания, доказывает, что Он есть и совершенный Бог и совершенный Человек: «О бесмертное и бестрастное естьство Божественое! Но слава длъготерпению Твоему и неизреченному смотрению, вся бо хощеши обновити Крестом и страстию Ти. О сем бо смотрении глаголааше Давид в псалме: Възсшел ecu на высоту, пленил ecu плен, приял ecu даание в человецех. О сем възнесении Исаиа възывааше: Се разумееть отрок. мой, и възнесется, и прославится, и възнесется зело; имже образом удивятся мнози о тебе, сице обезславится от человек видение твое и слава твоя от сынов человечьскых, и пакы: Несть видениа его, ни славы, и видехом его, и не имяше видениа, ни доброты, но видение его бесчестно, изчезновено от сынов человечьских. Человекь в язве сый, ведый тръпети болезни. Да постыдятся иже Божеству страсть прилагающей, и пакы — иже худа человека глаголющей Господа: единым бо сим вержением пророк, иже от обоюду стояща ереси, низложи. Еже бо рещи: Человек в язве сый, — человечьству страдати устави; а еже: Ведый тръпети болезни, — си рече, ведяше вся хотящая быти. Бога бо есть единого, ведящаго яже прежде бытиа,— Егоже естьство бестрастно пребысть, тръпевши болезни с единившейся Тому по сътаву плоти. Но они, и от сего пророка обличаеми, к истине слепотующим и свою ересь съставити хотяще, на ино прибегают. Добре бо от Господа реченное, зле же от них приемлемое: «И аще не худ бе человек,— рече,— како моляшеся, яко оставлен, глаголя: Боже, Боже Мой, въскую Мя оставив» Мы же к нимь: аще не въскресе по третнемь дни, Иже сиа рекый? Тако есть, яко же глаголеши еретике! Аще не камение распадеся, Тому волею плотню стражущу? Аще не померкоша светила? Аще не земля потрясеся? Аще не гроби отвръзошася, святых телеса жива издающе? Аще не тма бысть по всей земли, от шестаго часа до девятаго, о нейже чюдный прорек Амос: И будеть в полудне тма, ни день, ни нощь и к вечеру свет? Сиа о просте человеце и от случьшихся едином неключимо бе съдеатися, аще не съврыцен в обоих быти хотяше Господь нашь, Божестве глаголя и человечьстве...» и прочее.
Во второй половине Слова проповедник излагает главные обстоятельства, последовавшие за Распятием Господа. Тогда как все близкие и знаемые оставили распятого Иисуса и разбежались, приходят ко Кресту Его Матерь Его с двумя благочестивыми женами и возлюбленный Его ученик — Иоанн. И Пречистая, «разделяя матерскы сыновняя страсти», так изливает свою скорбную душу: «Что страшное сие и Моима очима нестерпимое видение, Владыко? Что всяку мысль и самыя солнечныа заря отемневающее чюдо, Сыну Мой? Что недоуменное сие таиньство, сладкый Иисусе? Не тръплю, Превъжделенне, зрети пречистыя Твоя пригвождаемыя уды; не приемлю нага видети, Иже облакы одевающаго небесныя круты. И Ты убо, неприкосновенный Свете, одеваешися светомь, яко ризою — воини же о одежди метают жребиа, еяже Аз руками истках. И Аз растерзаюся ютробою: се ли есть престоль отца твоего Давида, Иисусе Мой, Егоже Гавриил, небесный он воин, обетоваше от Бога датися Тебе? Ныне не яко царя, но яко злодея посреде двою разбойнику зрю. И единого убо с Собою вводиши в рай, языком носящаго образ; сего же долготръпиши хуляща, иудейскаго суровьства знамения носяща. Но ты, Жизнодавче, на высоце посреде вселеныя древе простер руце, събрати хощеши языкы и исцеляеши простершаяся древле неудръжанно в рай к снеди древа рукы — Аз же печалию задавляюся. О зависти! вся иже от века праведныя обходя, и Моему коснуся сладчейшему Чаду. Но Он греха не сътвори, ни обретеся лесть в устех Его, и Сам предварив рече, завещавая учеником Заветь Нов, яко грядеть мира сего князь и в Мне обрящеть ничтоже. Блаженна в матерех Рахиль, понеже продание Иосифово не виде — Аз же ублажихся убо паче, Иже от века бывших матерей всех, такова рождьши Сына, Иже Соломону премудрость давшаго, но на плачь преложиша Ми ся блаженьства, не точию продана, но и прободаема зрящи Тебе, иже аггелом Царя... О солнце! Състражди сладкому Моему Чяду, в мрак оболкъся, уже бо помале под землю зайдет свет Моею очию. О луна! Съпрятай лучи, уже бъ в гроб входить душа Моея заря. Ныне сьбышася на Мне, яже Ми Симеон иногда, престаревыйся человек он. Духом прорече, егда по закону в святилище възнесох Тя, Иже святилищу Господа,— и сердце Мое оружие горко проходить. Где доброта Твоя зайде, краснейший от сынов человечьскых? Где светлость очию Твоею, бездны иссушающее Око?..» После этого плача Богоматери, изложенного весьма обширно и представляющего в одном месте ту странность, что Пресвятая Дева приводит изречение святого апостола Павла, проповедник изъясняет слова Распятого, сказанные к Ней: Жено, се сын Твой, и сказанные к Иоанну: Се Мати твоя, выражает подробнее, как много должна была страдать Пречистая Дева при виде страждущего на Кресте и умирающего Своего Божественного Сына, представляет речь Ее к Иосифу Аримафейскому о снятии со Креста Тела Иисусова, речь Иосифа к Пилату, плач Иосифа при снятии и погребении Тела Господня и заключает: «С нимже (Иосифом) и мы, искуплении от законныа клятвы честною Ти Кровию, покланяемся безстрастию ходатайственым Ти страстем и смерти волной, нас оживлыпой; целуем же и Крест, и губу, и трость, и копие, и гвоздиа с багряницею, еюже поруган бысть. Сладости церковнаа. Прилагаем к сим устны, и очи, и сердца и просим тридневное Ти Въскресение видети, в оставление, ихже съгрешаем Ти на кыйждо день, грехов, и вечных Твоих сподобитися благ. Яко Тебе подобает всяка слава, честь, и покланяние, и великолепие с безначялным Ти Отцем, и Пресвятым и благым и Животворящим Ти Духом, ныне и присно и в векы веков, аминь».
Нельзя не заметить, что настоящее Слово Григория Самвлака, в котором он влагает длинные речи в уста Богородицы, Самого Спасителя и Иосифа Аримафейского, живо напоминает собою подобное же Слово другого нашего проповедника — Кирилла Туровского о снятии Тела Христова со Креста, хотя и не содержит в себе никаких заимствований из этого последнего Слова.
4. Слово на Преображение Господне [470] начинается так: «Небесе подобна днесь устройся Фаворская гора, славы ради Спасовы, ныне явлъшеся на ней, Божества бо красоту изъобличиста не ней, иже и певец издалеча, плета песнь, глаголаше: Гора Божия, гора усыренная, гора тучная, гора, юже благоволи Бог жити в ней. На ту бо вшед Владыка крестную произъявити тайну. На той воскресениа светлость предпоказа. На той славу святых предзнаменова. На той извести, яко живыми и мертвыми владает. На той зависть иудейскую обличи, и яко не бо противен есть и научи. На той славу Свою учеником верховнейшим яви, яко да навыкнут, учителе хотяще быти вселенней». Далее проповедник сравнивает Фавор с Араратом и находит, что первый славнее последнего, потому что на Арарате остановился ковчег, а на Фаворе — Сам Господь, наведший потоп и спасший от потопа остаток человеческого рода.
После такого приступа вития переходит к изъяснению дневного Евангелия и посвящает ему всю свою последующую беседу. Главные черты изъяснения позаимствованы у святого Иоанна Дамаскина [471], кроме следующих слов, направленных против лжеучения Акиндинова, которые мы потому и приведем: «Просветися лице Его, яко солнце, ризы же. быша белы, яко свет. И зде свет не рече свет суще, яко да не вмениши созданнаго света белость ризам, и просветение Владычняго лица солнечныя зара блесок, но вспомянеши на лица падшая ученикы, от еже не терпети несозданнаго онаго и Божественнаго естества лучи, от Пречистыя Господня Плоти изскачающая, елико взможно быше стерпети боговидцем. Ниже взможе евангелист другое светило обрести светлейши к изъявлению, ниже бо от видимых солнца светлейши. Аще бо обрал (обрел) что иное светлейшее, не рекл бы: яко солнце, или: яко свет, но яко се или оно. Еже и Марко исправляя рече: Ризы Его быша блещащася белы зело, яко снег, яковых не может белилник убелити на земли. Зриши ли, како от преумножениа евангелисты скверныя еретиком, яко же некоторый пуще мечеве, языки пресепают? Еже бо реши: яко солнце и яко свет, и еже: Видение его им, и одияние его бело блистаяся, и еже: Ризы его блещащася белы зело, яко снег, и таже яковых же не может белилник уселити на земле, и еже учеником на земли Божественно являет и присносущно сияние света онаго. Всегда бо созданнаго на службу света видим и к самому солнечному кругу опираем очи, и ничто же таково страждем, яко бо пострадша светии они, не возмогше и вещи суще невещественнаго причастие вместити. Таже о славе будущаго воскресения вверено бяше творимое, егда солнцу, якоже Господь рече, померкнути нужда, луне не дата света своего, звездам же яко листвию спаднути, егда праведницы просияют паче солнца. И какая бяше нужда, рцы ми, о будущей славе взирающу временная тогда и погибающая в среду приводити? Но окаянных акинъдианы таковая умышления».
5. Слово в день Воздвижения Честного Креста [472] от начала до конца есть одна непрерывная и вдохновенная речь о силе и действиях Креста Христова.
Прежде всего проповедник изображает эти действия в общих чертах, но действия главные, относящиеся непосредственно к нашему искуплению. «Возносится днесь Крест — и пленяется ад, и поклоняется Христос. Сие бо Давид с веселием поя издалеча, пророчествуяше глаголя: Вшел ecu на высоту, пленил ecu плен, приал ecu даание во человецех. Крест возносится — и царьствует Распятый; Крест возносится — и род иудейскый погыбает, кровь бо Господня, яже на себе призваша, глаголюще: Кровь Его на нас и на чадех наших, уже тех постиже. Крест возносится — и торжествует христианский род. Крест возносится — и совозносит землю, еяже посреди водружен бысть. Крест возносится — и бывают вся нова. Крест возносится — и четвероконечный мир собирает. Крест возносится — и небеса земля соединяется:
Тому бо посреди сих обоих ставшу, падеся средостение. Да приидеть Адам с праматерию и с нами да возносить Его и со Давидом вопиеть: Возносите Господа Бога нашего и покланяйтеся подножию ногу Его, яко свят есть. Да веселится, объемля Его; да величает славу Его, да проповедует силу Его, да исповедует спасение Его,— иже древа ради из раа изгнан бысть, и нетленныа одежда обнажен, и в поте лица своего хлеб снедати осужден, и последнее знамение — в землю возвращатися от неяже взят бых... О чюдесе! Тамо древо — и зде древо: оно посреди рая — и се посреди земля; и оно убо зелено, и благораслено, и листаем украшено, и плодом угобзено, и плодом привлачающим очии, поджигающим желанием; добре бо бяше насаждено, аще добре потребоватися хотящим; но преслушание введе, но смерть исходатаи, но роду клятву нанесе. Сие же невлажное, сухое, деланное, но благословение нанесе, но безсмертие дарова, но преслушание исправи. Елма бо убо гордыни и прослушание всем злым и смерти виновна бывши, смирением и послушанием Христовым вся блага и живот вводится, да спротивными спротивнаа праведно низложатся. Имиже со суда диавол над человеки воцарися, темиже паки и царства да изгнан будет и смеху да предан будет...» и так далее.
Потом вития указывает различные образы Креста как во внешней природе, так особенно бывшие в Церкви ветхозаветной, которые, будучи только образами Креста, являют, однако ж, или являли спасительные действия. «И зри, како не токмо воображаемь и носимь спасаеть действия. «И зри, како не токмо воображаемь и носимь спасаеть всекрекый, но и просто образа его виды спасительни бывают. Вселеннаа бо четырьми конци описуется, и четырьми стихиами человеческое естество составляется; четырьми времены круг лету венчавается и четырьми ветры вселеннаа прохлажается. Но и человечьское видение Креста подобие носить: сего ради боговидець он собою Того преобрази на горе, внегда побеждати Амалика, простертиемь руку на высоту. Но и корабляный катарть, без негоже безбедно невозможно плавати, пучину крестообразно стоить, рогама, якоже некоторыма крылома горе, над волнами держа корабль и не оставляв тяготы ради погрузитися. Что же ли нарицаемаа тропи, о нейже все ставление корабленое содержится, не потомужде ли Креста виду согвождена есть? Темже и сама всегда в водах, рыбе подобно, плаваа неисходне, прочее корабля всей людие бремя на себе нося немокрено водами храня. Аще же и кивот Завета испытаеши: по томужде образу устроен обрящеши. Такоже и храм, и жертвеник, и рога, яже на олтари,— вся четвероуглена, Креста сладкое видение являющи: и ниедино же сих тще и всуе бываема, но вся ко спасению ключима, вся по неисчетеной и сильной Божий Премудрости действуема, по блаженому паки Павлу, к ефисеом пишющю: Да возможете постигнуты со всеми святыми, что широта, и долгота, и глубина, и высота, разумети же преспеющей разум любве Христовы, да исполнитеся во всяко исполнение Божие. Сего и во благословении внуков великий он патриарх прояви преложши руку: яко бо юнейшаго внука, от левыа бедры поставлена ощюти, старейшаго же — одесную, прелагаеть Духом руки крестообразне и десною касается главе юного благословляя... Сего образ и во Чермнем сотвори превеликое чюдо, пресек непресецаемо естьство... Сего Елисей проназнаменова, внегда древом извести из глубины железное естество... И что ми Креста, яже от пророк, исчитати образы и гаданиа? Самии серафими, царьскаго оного престола и превознесеннаго служителие и предстателие. Сего образу тайно научиша великаго Исаиа, внегда лица и ногы закрывати прочима крилома, среднима же летати,— и познавше пророк Креста таинство... Медную ону в пустыни змию Моисий воздвиже внегда людем вредитися от змий. О чюдеси! Медный змиа, недвижимыа, нечувственое воздвижение живых и ядовитых змий вред потребляаше — единемь токмо на ня возрением. Да аще образ Креста толико спасителен, какова самаа истинна, яже небо, и землю, и воздух исполняв исполни силою! Видиша бо вси, иже во аде от века. Того видеша силу, внегда вереямь и вратом медным от лица Его сокрушатися; видеша разбойника. Крестом в рай ликовствующа; видеша пламенное оружие, отлучаемо и входа не браняющее иже Крест носящим».
Наконец святитель перечисляет некоторые спасительные действия Креста, известные из истории Церкви новозаветной. «Такова Креста дарованиа! Такови плодови Голгофиньскаго древа! Сего царие благочестивии держаще, сопротивныа полки побеждають: скипетрь бо есть Небеснаго Царя, имже все воиньство гордаго низложися, и адова твердыня раззорися. Сим небо украсися, внегда звездным видом того показати блаженному оному и первому во царех Костянтину: с ним персы, и парфы, и миды, и колесничныа скифы победи, и пределы распространи христианскыа. Крестом святителие, иже апостолом приемници, бесом жертвища, ова убо от самых оснований развратиша, ова же затвориша, и яже в них действуа прелести силу затвориша, крепость прочее не имети, ниже простиратися на пагубу человеком, запретивше, и слово истинное распространивше, доброе приемьство благодати в роды родов преподавающа, и церкви составляющи во славу Троици, имже Крест утвержение. Крестом мученицы вооружившеся и сташа, мужески сопротивлшеся прельсти, и сведетели бывающе истинни и непобедими. Чюдо — зрети же и слышати толиких лет прельст, толиких времен басенныа лжа, толикаа изобретениа бесовскиа хитрости единем истинным словом разоряема, и безгласию поедаема... Сего и иже на земли ангели, иноци глаголю любомудрени, и наставника, и хранителя, и оружие, и пищю, и питие, и одежду имуть. Того бо любовию вземше, повеление Господне послушавъше, глаголющее: Иже аш,е не возмет Крест свой и последует Ми, несть Мне достоин, ставляеми суть ангельской ретитися жизни, и токмо по плоти обложением славы онех остаяти... Оружие же тем есть: понеже, на Нь надеющеся, исходят на мысленная борениа, и вся рати, и вся прилоги, вся ополчениа, в мысли состоящаяся, побеждають, низлагають. Той бо тем хоругва, и копио, и щить, и мечь, и лук, и тул, исполнень благополучных стрел, и броня, и шлем...» и т. д.
6. Приступ Слова на Рождество Пресвятой Богородицы [473] запечатлен особенною торжественностию. Здесь, с одной стороны, выражается чувство живейшей радости по случаю Рождения Пресвятой Девы Марии, а с другой — ублажаются родители Ее, Иоаким и Анна. «Да предначинаеть настоящему торжеству Давид Богоотец, созывав тварь всю к веселию, и да играеть, ударяа в гусли! Се бо кивоть присходит упокоения Божия и престол готовится, хотяй подьяти Царя Иизраилева. И да поеть псаломскыа воздвижа гласы: Слыши, дш,и, и виждь, и приклони ухо твое, и забуди люди твоя и дом отца твоего, и вожделееть царь доброте твоей. Да радует же ся Иоакимь и Анна, яко родиша намь хотящую паче Слова Зижителя ражати, хотящую бывати человеком к Богу залог, хотящую Бога ко человеком примирити; яко израстиша нам от неплодных боку живоносную ветвь; яко прозябоша нам от сухаго корене сад богоданьный, хотящий плодоносити мир Иизраилю и спасение языком. Да веселится и первый он человек Адам, яко родися того внука, упразднити хотящаа пламенное оружие; не ктому стрещи врата Едему; не ктому затворена тому будуть врата райскаа вожделеннаго оного и Божественаго жилища; не ктому змий, тамо позавидевый ангельской оной и безсмертной жизни; не ктому листвие смоковное преступлениа опоясаниа нелепое, и не ктому терние и волчьца осужена будеть тому приносити земля, ниже проклята быти в делех его или в поте лица своего снедати хлеб,— и не услышит прочее: Яко земля ecu и в землю пойдеши. Вся бо сиа на благо преложи рождешиася Всецарица: рай отверзе, змиа прогна, одежду раздра преступлениа, терние и волчьца искорени, клятву потреби, благословение распростреть, хлеб небесный и Христа предложи, от Него же ядущеи не умираемь, и не в землю отходити, но на небо преселятися устрой. И простой всякой твари радость возвещаеть своим Рождеством Богоотроковица. Да срадуются Иоакиму колена Иизраилева, яко породи дщерь, хотящую избавление родити дому Иаковлю. И Анне да сликовствують матеря, яко достоять питательницу жизни нашеа. Блажен в родителех он и в племени Июдове светлейший! Блаженна и ты в матерех, богомудраа Анно, и плод чрева твоего благословен! Призре Господь на смирение ваше, и на сетование ваше умилися, и молитвы услыша, отъять поношение безчадия, в ризу веселия облече благочадиемь, светлитися сотвори и проявляти, а не крыти и плаката, красящимся ко храму приходити и дары приносити, а не возвращатися с дары болезненою душею и лица стыдением. Дар бо принесосте Господеви, небес высочайше, и самых ангел без рассужениа святейши. Паче всех человек ублажистеся, паче всех колен благословистеся, паче патриарх и пророк возвеличистеся, от родов бо пронареченой, от пророк превозвещенной родителе бысте, всебогатии, в няже вселится Бог, расточенаа собрата Иизраилева и страстьми обетьшавшаа, обновита человечество».
Во всей трактации, т.е. самой главной часта Слова, проповедник перебирает разные прообразы Пресвятой Богородицы, бывшие в Ветхом Завете, каковы: ковчег Ноев, сень Авраамова, лествица Иакова, купина Моисеева, переход чрез Чермное море, руно Гедеоново и прочее, а затем сводит разные предсказания о Ней и видения пророков: Давида, Исаии, Даниила, Аввакума и других. Вот некоторые отрывки из этой части: «Ноев бо он ковчег, сохранивый семя второму миру от всероднаго потопа онаго, сию (Марию) образоваше: спасе бо от потопа душевнаго не останок роду мал, но всю вселеную. Но и сень Авраамова сию сенописааше, являюще, яко на последняа времена, от Семене его вплотився. Бог с человеки поживеть... Но и купина она, явльшиася на горе Моисею, еяже убо и посреди и окрест пламень обвивааше, зеленейшу же и младейшу сохраняаше, палительному огню на влажное прелагающуся,— что ино прописуаше, разве Богоотроковицю сию? Неопально бо приять Божества огнь во естьстве тленном, и нетленно Плоть Тому от чистых своих кровий заимствовах. И понеже безсмертию виновна хотяше бывати, изути сапог ногу своею повелевашеся пророк, яко святу сущу месту, на немже стоаше... Приидемь отсюду на Гедеоново руно, еже на гумне приимшее росу в невремя росы, и узрим гумно убо вселенную всю, руно же Марию, росу же Еммануила, прохладившаго естьство согоревшее Адамово. Отсюду преидемь на Давида и Сломона и узрим тамо явственнешаа о Ней проречениа. Что убо рече Давид? Предста царица одесную тебе, в ризах позлащеннах одеона и преиспещрена, подобающую честь Матери воздающу Сыну во славе Своей деснаго предстояниа, позлащенныа же ризы превосходящая всяку мысль Божественныа славы дарованиа. Достоаше бо таковаго Царя бывшей Матери спричастници быти славе сыновней и царскими украшатися ризами чистоты... Видим и Даниила, мужа желаний, по премногу таковых Божественным тайнам наученаго, и царем видениа решающаго: что наричеть непорочную сию Деву, внегда сказовати вавилонскому царю видение? Гору некую высоку, от неаже без прикосновенна руки мужескиа камень отсечеся, о немже камени учитель церковный вопиет Павел: Камень же бе Христос, Иже сокруши и истни образа оного, Иже на поли, злато, и сребро, и мед, и железо, и скудель, и возрасте и исполни вся земля».
В заключение вития обращается к дщерям иерусалимским и взывает: «Дщере иерусалимския! Взыграйте и во след Ея потечете; начните со Давидом в тимпани и лици псаломское оно пение поюще: Приведется царю девы во след ея, искренняа ея приведутся тебе, приведутся в веселие и радость, приведутся в церковь цареву. Се бо церкви царева, в нюже великий внидеть Святитель, оцищение устрояа Иизраилево. И, девы, восплещете, се бо произходить девая и Мати Царева. Отроковица, веселитеся,— Богоотроковицю светлу сретающе. Обыдете Ея, лик составите о Ней и девственыа венца исплетайте Ей, Та бо есть одр Соломонов, егоже шестьдесят окружаху сиании, вси вооружени, мечи опоясани. Возвысите глас, Сию восхваляюще... Вопросим вас, сионенкы юныа, аще весте, вопросимь вас: кто Сиа явьшиася и от котораго рода? «Вемы,— рече,— от песней степеных навыкше: се слышахом Ю во Ефранфе, обретохом Я в полех дубравы, слышахом Я,— рече,— человечьскаго роду сущу, Семене Давидова, пророческого и царьскаго, и от Вифлеема града Егова...» и прочее.
Рассмотрев шесть Слов Григория Самвлака из числа осьми на праздники Господни и Богородичные, мы опускаем без разбора два остальные Слова, как не бывшие у нас под руками: Слово на Вознесение Господне [474] и Слово в день Успения Пресвятой Богородицы [475], и переходим ко второму отделу сочинений нашего автора.
II. Слова на праздники святых
К этому отделу относятся Слова большею частию похвальные, и именно:
1) похвальное святому пророку Илии, 2) на рождество святого Иоанна Крестителя, 3) на усекновение главы святого Иоанна Крестителя, 4) похвальное святым апостолам Петру и Павлу, 5) похвальное святому великомученику Георгию, 6) похвальное святому великомученику Димитрию и 7) похвальное святым сорока мученикам.
1. Похвальное Слово святому пророку Илии [476] изображает, как и естественно, жизнь, отличительные свойства и деяния великого пророка.
В приступе все это излагается кратко, общими чертами: «Пророци оубо вси въплощение Единороднаго послани быша жестосердному проповедати Иизраилю. Илиа же к Иизраилю послан бысть, по Второму Его пришествию предотечя съхранен бысть, за еже проповедати, яко же о убо при дверех Владычних приход и лукаваго предсказати мечтательное и лукавое царство, антихристово глаголя, о немже к июдеом глаголаша Спас: Аз приидох о имени Отца Моего, и не приемлете Меня; аще же ин приидет о своем имени. сего приемлете с радостию. Илиа, видевый Бога на Хориве иногда в гласе хлада тонка, сени служа закона, и пакы той в благодати плодоносяща оузре на Фаворстей горе, и третее чая и оувидети и оусрести на облацех с славою грядуща Судию живым и мертвым. Илия — гражанин горы Кармиловы, за еже един единому сбеседовати; последний мученик в пророцех, яко во апостолех Стефан первый. Илиа — Езавелин потребитель, якоже Креститель — Иродиядин; иже ключя положивый небу по обычаю не напояти земли, иже огнь с небеси молитвою низведе и студныя священникы студа исполнь; егоже горьсть мукы сарефътанина вдовица не оумалися и малый чванец масла не оскуде; егоже молитвою тоя отрок оумрый въскресе, и въсприят жена от въскресениа мертваго своего, яко же премудрый апостол рече. Иже аще хощеть, да яже о нем въкратце въсприемши, ваший любви скажем».
В трактации Слова проповедник излагает деяния пророка в трех частных отделах.
В первом повествует, как Илия обличил нечестие Ахаава и Иезавели, предсказал им гнев Божий и действительно казнил все царство их страшным бездождием и засухою, а сам удалился на гору Кармил, где получал пищу от врана. Любопытно замечание, сделанное на это последнее обстоятельство. «Что творит благокозненый Бог? Врана посылает на кийжды день пищу тому приносит, яко да питаем от такова пища оумилится совести того обличающи и своеплемянному разрешить казнь, есть бо чядоненавистин сей птица. Егда бо родить яйца, сих греет в гнезде, дондеже птенци оустроятся; егда же сих тако водить оставляет сих безспромысленыи тако изомрети, и сам отлучается во иная места; птенци ж, гладом оудручаеми, зияют, подвижющи оумиленно главы и глас испущающи горе зряще. Всякому же дыханию промышляй Бог, посылает от воздуха мухы — и некыя, и тоя пищи достойныя, и приходящи сами влетают в тех оуста; та ж сих поглотают и питаются, дондеже возрастут и летати возмогуть. О сих г[лаго]лаша пророк: Дающему скотом пищу и птенцом врановым, призывающим Его. Сего ради такова питателя посылает Бог пророку, яко глаголал бы к нему обличительно: «Виж, како сей вран таковый лоукавый, чядоненавистный, дивий, нечистый, иже спасъшему его Пою от потопа иногда веру не съхранивый, како тебе работает человеку, не человекы токмо, но и скоты, и птица оуморити хотящему, како хотя трудится о трапезе твоей, иже своя чяда презираяй. Таже аще ин, своя презирая птица, обычаю служит своего рода, и еже от отца пострада, тожде и той птенцем въздает, оному подобяся — ты же не подивишися Аврааму и Моисею, отцем своим, егда ово оубо глаголаше ко Мне о содомлянех: Не погуби праведного с нечестивыми, и будвть праведный яко нечестив, хотяй судити всей земли. Моисей, егда хоте на воде пререканиа потребити люди, молящеся глаголя: Аще оубо хощеши сих помиловати, помилуй; аще ли же и меня с ними потреби. Сего ради и ты состави томление. Да якоже ниже таковым образом прелагаше сей»,— повелевает Бог, и поток исше, от негоже пророк пиаше, ту пребывание творя и страдаше».
Во втором отделе изображаются пребывание и чудеса пророка в Сарепте Сидонской, причем, повествуя о воскрешении Илиею сына сарептской вдовицы, проповедник говорит: «И дунув на отрочища трижды, Троица таинество являет, и яко, кроме еже в Ту исповедания, невозможно вечный получити живот, призва Господа и рече: «Не презри прошение мое, аще и аз преслушах повелевающу Ти, да възвратится душа отрочища сего в онь; да прославится, рече, имя Твое, моего Господа и Бога, въскресшу отроку Твоим призванием; да будет сей отрок начало въскресениа мертвым в образ Твой, понеже и Ты пьрвенець из мертвых будеши; да познают вси, яко преступление оубо смерть исходатаи. Твоя же благость — въскресение. Оутеши вдовую, оу неяже аз страньствую, еяже трапезы стыжусь, еяже служениа срамляюся, еюже чтом есмь, яко Твой служитель да не начало прихода моего радостно той, исход же последняя исполнь печяли будеть, и да възвратиться душа отрочища сего в онь, да будет он проповедник преже Лазаря Твоея власти, яко от мертвых того въскреси и рукою моею рукам отдаст матерним»,— и бысть тако...»
В третьем отделе повествуется о новом пришествии Илии к Ахааву, о чуде, совершенном пророком над жертвою, и низведении дождя, об избиении Вааловых жрецов и удалении пророка в пустыню, о хоривском боговидении и вознесении Илии на небо. При этом в создании жертвенника Илиею проповедник находит следующие символические преобразования: «Вземлет же, зижда жерътвенник, дванадесять камений, равночисленыи коленом дванадесятиим, патриарх: мню образом сим сердца людей Божиим жерътвам създавати чистым законом; зане и Давыд сердце чисто създатися в нем Богови молися; но и дванадесять апостол таковое число назнаменовает. Илие же бескровный създа жертвеник, ископа окрест, рече, вмещение воды глубоко, яко да вода, обьстоя дрова и жертвы, преславно сътворить жертвы таинество, понеже и тайно не како явлеши и крещение баня и нашу жертву; но и водоносы апостолы непщую предсказывати, ибо оутра являеми дванадесять бывают:
«Оудвойте»,— рече, но утроиша, и пакы Троица трисоставное являет, яко же над мертвым отроком дунув трищи...» А сказав о хоривском боговидении, передает так беседу Божию к Илии: «Елма ты, Илия, человек жесток еси, Иизраилю сьгрешающу тръпети не можеши, ниже человеческыми страстьми преклоняешися, первие не ключится тебе с человекы жиги; но взыди ты ко Мне, да Аз к человеком сниду, измена да будет посреди нас: да вьзыдет человек и да снидет Бог. Аз бо не Иизраиля единого, но всех язык неправды беззакония зря и долготерпя крайныя ради благости, понеже человеколюбец Аз и грех их понесу, кроме греха тем оуподоблеся, рех бо Давиду: Аще оставит сынове твои завет Мой, в судах Моих не пойдут, аще оправдания Мои осквернят и заповеди Моя не съхранят, посещу жезлом беззаконна их и ранами неправедных, милость же Моя не разорю от них. Взыди ты с плотию, да Аз сниду взята плоть, безплотный; взыди ты на колеснице огненней ко Мне, да Аз к тебе сниду, якоже на руно дождь: ты — яко в трусе на небо, Аз же — яко в тишине на землю; ты горе яко да снидеши, Аз же долу яко да вьзыду, обожив въсприатие. Аз сниду, елма ты не можеши в богоразумия мрежах люди оудержати, и вселенную всю обойму Петровою мрежею и тростию Ивановою».
Заключение Слова, как и многих других Слов Григория Самвлака, весьма кратко: «Мы же, зде бывше, славу въздадим образы и вещьми темь преславная съделавшему Сыну Божию Господу нашему Иисусу Христу, с Нимже безначялному Его Отцу, слава и держава и покланение Отцу и Сыну и Святому Духу и ныне и присно и в векы и веков».
2. Слово на рождество святого Иоанна Предтечи [477] очень обширное, начинается выражением радости по случаю наступившего торжества и краткою похвалою Крестителю Господню: «Креститель нам днесь раждается, и кто не возрадуется? Предтеча нам является, и кто не возвеселится? Воин царев предгрядет, и кто не притечеть? Глас Слова вопиеть, и кто не услышить? Вси усретаем, вси радуемся, вси торжественная празднуем, и руце простерше с веселием на пеленах того держати мнимся. Иоанн раждается, иже во пророцех больший и до егоже пророчества: Вси бо, рече, пророии до Иоанна прорекоша. Иоанн, емуже точен никтоже вста в рожденных женами. Иоанн — предначинатель крещения и составитель обрезания. Иоанн, иже от пророков пророк, священническых и престарившихся чресл священнейшая и младая отрасль, неплодныа и старица сад богоданный и многоплодный. Иоанн — другий Илья пустыньства токмо образом, житием же и достоиньством и того и всех превшедый. Звезда, превозславающиа праведному Солнцу; горлица пустыннаа, весну предвозвещевающиа спасительну; друг Женихов, иже во чреве играя и в пустыни вопиа: Покайтеся, и во аде благовествуяй. Иоанн, иже от обетования рожденный, иже рожением своим отчее разреши безгласие и матернее неплодие...» и прочее.
Самое Слово состоит все из толкования на дневное Евангелие о рождении Иоанна Предтечи и обстоятельствах рождения. В этом толковании проповедник то показывает смысл евангельских сказаний, то делает им перифраз и распространяет их своими соображениями, то обращается к виновнику торжества — святому Иоанну и снова восхваляет его. Например: «Мнози от обетованиа рождени быша и неплодных матерей, но не многым даром, якоже Иоанн, сподобишася, ниже в рожденныих женами больши свидетельствовани быша. Рожден бысть Исаак от старческыих Авраамлих чресл и неплодныа Сарры и от обетования; рожден бысть и Сампсон, крепкий он в человецех, от обетования; подобно роди и Анна молитвеннаго плода Самуила. И Исаак убо еже о нем исполнитися обетованию дар прият, и еже царем от него изыти, от негоже и Христос по плоти. Сампсон еже судити Израилю, еже назорей быти, еже иноплеменники побеждати. Самуил же от младеньства дан быти Богови, еже помазовати царя, еже зватися зряй предняя. Иоанн же многим и великим даром тайник бысть от самых зачал зачатия, от самых матерних ложесн, еже Духа Святаго исполнитися прежде рождениа, еже пророк всех большему быти, еже ходатаю Ветхаго и Новаго Завета, еже от Гавриила благовещену быти, еже всемирныя Радости Предтечи явитися, еже уединенное и несмесное житие, еже пустыня предпочести жестокая, еже паче человека пища имети, еже и проповедати покаяние и крещати во Иердане, исходящи к нему всей Иудейской стране и Иерусалимской, еже познати во плоти крыющагося Бога, еже Того показовати народом: Се Агньць, глаголя, Божий, вземляй грехи мира; еже рукою коснутися пречистому оному и нетленному Верху и в речных погрузити струях, еже Отечь глас слышати Крещаемаго свидетельствующий, еже Дух Святый видети чувственныма очима, яко голубь, сходящь на Нь, еже люди учити подобающему крещениа и покаянна житию, еже чистоту законополагати и воины наказовати любомудрствовати и довольни быти своими оброкы, еже царя обличити беззаконнующа, еже не бегати Иродиады бояся, якоже Илья Иезавелина прещениа четыридесяте дне и толикых же нощий; еже с дерзновением обличити приходящая иудеа и исчадия ехиднина нарицати, еже в темници мечем усечену быти и во аде благовестити чаемое избавление. Таков Елисаветин плод неплодныа старица!» И далее: «Что ж к нему ангел? Не бойся, Захариа. Сице и к Девеи рече: Не бойся, Мариам, и женам у гроба явлейся ангел. Не бойтеся, рече. Обычно сие благому оному и безплотному естьству, еже первие страх отгонити и тако благовестие приносити, яко да прочее безмятежне устроени бывше, сладце приимет благовествуемое. Не бойся, Захариа, понеже услышана молитва твоя и жена твоя родить тебе чадо. Тоже не о еже молитись родити сына, но о людех услышана бысть молитва твоя; прията бысть, рече, а не отриновена, якоже хотящих по тебе в той бывати службе. Они бо егда воздеют руки своя к Богу, якоже Исаием Господь глагола, отврати лице Свое от них, всесожжениа овен, и тук агнечь, и кровь юнец и козел не хощет, аще принесут семидал, суетно, фимьям мерзость Ему есть, новомесячиа и субботы их и день велик не терпит, посты и праздники их ненавидит душа Его; аще умножать молитву, не послушает: руце бо их исполнь будут Крове Сына Его. Твоя же молитва услышана бысть, яже сотворил еси о себе и о людскых невежествиих. И якоже Аарон первый в сей службе бысть, тако и ты последний тоя будеши: уже бо закон, обетшавший, изнемогший, упокоити хощет, Иже закону Господь. И не токмо молитва твоя услышана бысть, но и жена твоя родит тебе чадо, изменится и неплодства печали и поношение, иже от неплодиа; не ктому сетован и поничущи на землю к храму приидеть явитися Господеви, но светла и хвалящеся о благочадии. И наречеши имя ему Иоанн, понеже не сени закона, якоже ты, но благодати Сына Божия служитель будеть... Будет, рече, велик пред Богом. О непостижимых Божиих судьбах! О крайняго человеколюбия! О величеству достоинства Иоаннова! Будет велик пред Богом. Ангели, служебнии дуси, но не велици пред Богом, тьмы бо ангел служат ему, яко же в Даниле пишется, и тысяща архангель. Но и серафими не велики пред Богом: являет же ся во Исаи лица и ноги закрывающе с толицем страхом, с толицем спрятанием стояще окресть престола оного царскаго и превознесеннаго. О Иоанне же ть самый Гавриил, иже ангелом начальник, будет, рече, велик пред Богом. И в лепоту такову достояше быта другу Женихову!.. Бысть, рече, яко услыша Елисавет целование Мариино, взыграся младенец, во чреве еа. Позна раб своего Владыку, виде воин своего Царя, в багряницу плоти облачащася, якоже в чертозе коем ложесн Марииных, и весь некако любо пряшеся ко исходу. Елма же сему время не у пришло бяше и язык не еще вещающь имяше. Играет убо во чреве, Тому кланяяся, матери же дает своего языка дар пророчествовати и почести Цареву Матерь пришедшую. Аще бо он не взыгрался бы, Елисавет не исполнитися хотяше Духа Свята. Темже яже от неа к Марии глаголи Иоаннови бяху. О чюдеси! Свершен пророк бяше, не еще чувства свершена имеяй младенец, ниже еще на воздух дхнув! Кто виде или кто слыша младенца-пророка не на руках, не в пеленах, не отдоена, но в чреве шестомесячна? Тогда бо и Духа Святаго исполнися, егда и возыграся,— а идеже Дух, вся совершена суть действом Его и недостаточная прелагаема на совершение». Или еще: «Отроча же растяше и крепляшеся духом и бе в пустынях до явления его ко Израилю, поелику бо телом растяше и духовное дарование приемляше, ращению телесному спротяжютися благодати, дондеже мужа свершена того возрасти, и духовнаго устрой, и крепляше Духом. Дивлюся, помышляв, и ин от иного бываю, како отроча, матерняго сосца лишено, и пеленнаго одеяниа, жестость стерпе пустынную! Но Дух тому сьсец бяше, и одеяние, и прочаго попечениа матерняго место исполняйте, яко да непричастен будет иже в мире злобам, яко достойно верен будет от пустыня явлься ко Израилю, яко да благоприятно будет его во свидетельство о Христе, яко да честен будет всем от крайняго пустыньства, от одианиа, от нестяжаниа, от пища безпищныа, яко да обличителен будет, яко да не на лица зрить. И достоит со мнозем опасьством Божественнаго оного мужа смотрити житие, како в естьстве человечесте бе и выше человека пребыванием зряшеся. Кая бо пища Иоанова? Вермие дубное и медь дивий — самоуготована трапеза, нетруднаа, неотяготительна, нетучнеющиа, не могущаа воевати на духовную крепость. Что ж питие? Вода чистительнаа, быстраа, трезвеная, не смущающая надглавный мозг. Каково ж одеание? Вельбужии власа — любомудреное украшение, пустыннаа багряница, древнее прародителей одеание. Что ж пояс? От кожа — мужественное являа отсюду и еже в подвизе быта всегда и делании, а не в сластолюбии и разслаблении, и понеже кожа мертва животнаго есть часть, назнаменоваше о чреслех его стоя усьменый он пояс, яко весь Христу живяше, мертв же бе от человеческых всех».
3. Слово в день усекновения главы святого Иоанна Предтечи [478]. Начало этого Слова заимствовано, с некоторыми переменами, из знаменитого Слова Златоуста против Евдокии: «Паки Иродиада беснуется...» И наш проповедник восклицает: «Пакы Иродия (Иудея?) жадает пророческия крове, пакы Илии ищет Езавель на смерть, пакы на колесницы гонит! И она убо, гоня, не постиже праведника — тоя же прелукавая внука беззаконным прошением главу Предтечеву на блюде посреде пира непреподобнаго носитися устрой, главу, апостолом честную; главу. Отец (Отечь) глас слышавшую, и Сына крестившую, и Святый Дух видевшую...» и прочее.
Упомянув потом об Ироде и сообщив о нем несколько исторических заметок, проповедник обращается к изъяснению дневного Евангелия об убиении Предтечи. Это изъяснение, составляющее содержание всей проповеди, сделано вообще по руководству святого Иоанна Златоуста, а толкование стиха: И послав, усекну... даже буквально взято из проповеди Златоустовой [479]. Потому приводить отрывки из настоящего Слова считаем излишним, кроме следующего, где Самвлак говорит от себя против дочери Иро диады и ее пляски: «Егда подобающим девам стыдением и с сьпратонисом, еда благоуправлено ступая, и благоговейно зря, и благочинно вещая, егда умолити царя образы умильными и словесы премудрыми сущих в темници свободити? Несть се, несть — но плясати вниде (дочь Иродиады) и плясавши угоди Иродови. Таковыми таковци угождаеми бывают: блудный страстными ухищренми веселятися. Что бо от иже страстей подвижущих, но творяше сквернаа она игранница тогда, от еже плясати рукама обнаженныма до лактей или множае, и некия гласы ухищренныя, паче неже естественныя, испущати и словеса подобная сим прилагати и едино от обоих страсти творити взгорение, от еже извиватися, и въскакати, и главе семо и онамо обращатись, и власов соединению на многа разделятися части. Яже вся беснующихся суть, а не целомудрствующих. О безстудныя оны! И девам ли достоит играти тако и плясати посреде пира назирателей блудных или крытися и бегати со многим тщанием и стыдением?..»
Проповедь свою проповедник заключает так: «Люблю, аще кто отънесл и поставил бы мя тамо, да припад приложу лице ко святому оному праху и почерплю освящение, благожелания не мало прием исполнение — о Христе Иисусе, Господе нашем, Емуже слава...» и прочее.
4. Слово похвальное святым апостолам Петру и Павлу [480] по объему своему есть самое обширное из всех Слов Григория Самвлака, но не отличается ни отделкою, ни последовательностию. Много в нем восклицаний и разных метафор, но мало жизни и теплоты чувства. Содержание Слова — жизнь и подвиги первоверховных апостолов. Для примера достаточным считаем привести из него один-два отрывка.
Вот начало Слова: «Возсияша нам днесь светила великая и незаходимая, Церковь веселящая и вселенную просвящающая, Петр и Павел, Троице служебная двоица и избранная, лику апостольскому верховнии, полку учительскому израднии, тму прогонителе и ко свету руководителе и Царствия наследницы, Евангелия проповедателе и вышнего Ерусалиму граждане, иже язви Господа Спаса на теле носяще и от бесов уязвленыя целяще, врачеве великосочтения уврачевавше посреде волков и волчее стремление отвращающе на овчую кротость, разделеная телесы, а совокупленая духом и Евангелие ревностно же и течением образом скончания. Петр — камень веры, последовавый первее иных Учителю, оставивый корабли и Церковь восприимый, повергий мрежа и Евангелие распростревый, отринувый море и вселенную удержавый, иже рыбное ловление презрев и человеки ловити научився,— рече бо к ним Спас: Грядите по Мне и сотворю вас ловца человеком. Петр — твердый основания камени церковнаго, Петр — теплейший во апостолех, иже со Учителем и умрети и ради сего хваляйся. Петр даже до двора Каияфина со Избавителем связанным вниде. Коликими, рцы ми, стрелами скорби Петрово сердце уязвляемо бяше, тогда зрящу в таковых Господа? Аще бо и отвержеся, но явлей бяше от неже последовати, от неже плаката по отвержении, яко со Учителем усерден бе умрети. И осмотрительно отвержению быти попусти Спас: ово убо человеческую обличая немощь и не хвалитися наказуя, ово же и апостола милостива быти творяй согрешающим. Понеже предстательство тому даровати хотяще вселенныя и ключи вручати Царствия Небеснаго, да от иже сам помилован бысть, щедр будет согрешающим. И кто блаженнаго сего мужа свовом, яже ко Учителю, представит любовь теплейшую? В Кесарии бо Филипове иногда бывшу Христу и вопрощающу ученики, на лучшая мудрования их возводящу: Кого Мя глаголют человецы сына суща человеческого,— они же реша: Иоана Крестителя, инии же Илию, овии же Иеремию или единого от пророк. Вы же кого Мя глаголете быти? Отвещава теплый Петр, всем апостолом устроився язык: Ты ecu, рече, Христос. Сын Бога живаго. О блаженнаго языка онаго! О самых небес высочайшаго мудрования!..»
Вот объяснение слов Спасителя к апостолу Петру: Любиши ли Мя... «Симоне Ионин, рече Господь, любиши ли Мя паче сих? Тому ж любити отвещавшу и того самаго любимаго свидетеля поставльшу любви: Паси агнца Моя, рече Спас. Таже паки второе: Симоне Ионин, любиши ли Мя? И паки любити рекшу и тогожде поставльше свидетеля: Паси, рече, овца Моя. И не доволен бысть сими Иже сердца и утробы испытуяй, но и третие приложи вопрошение: Силоне Ионин, любиши ли Мя? Оскорблшу же ему ради множественнаго вопрошения: Господи, Ты вся, рече, веси. Ты веси, яко люблю Тя,— Ты веси, рече, яко и хвалился есмь умрети с Тобою; Ты веси, яко и ныне готов есмь по Тебе умрети. Но якоже тогда предрекл ми еси отвержение никакоже поучаемое во мне, тако и ныне от еже вопрошатися трижды мною некое мое падение зде Ти всезрительному Ти оку хотящему мне приключатися праведная. Се назнаменоваше еуангелист глаголя: Оскорбе же Петр, яко рече ему третие: любиши ли Мя. Еже оскорбе — убояся рече. Обычно Божественному Писанию именем скорби страх назнаменовати, якоже и Давид, в страсе сый и подвизе, егда гоним бяше,— скорби и беды обыдоша мя, рече. Паси овца Моя: в пастырния подвиги влагаю тя, рече, ихже ничтоже величайше, темже еже о овцах твое попечение Моея любви будет знамение. Аз искупих их Моею кровию, ты же упаси их своими поты. Сладок тобе буди иже о них труд, ибо и Аз сладце о них умрох, добрый бо пастырь душу свою полагает за овцы. Такова Петрова любовь к Учителю и таковии чести от Него сподобись. Понеже таково и велико стадо приимаше и с волки боротися хотяше, ихже полна бяше тогда вселенная. Ключимо бяше не нагу изъята, но одеятися силою свыше, юже прият купно с прочимы апостолы».
Из этого последнего отрывка видно, что русский митрополит объяснял беседу Спасителя с апостолом Петром (любиши ли Мя...) согласно с древними православными учителями, а не как толкуют ее нынешние ревнители папства.
5. Слово похвальное святому великомученику Георгию [481] принадлежит к числу лучших Слов Григория Самвлака, а в ряду похвальных должно быть поставлено по справедливости на первое место.
«Вчера, любимици,— так начинается Слово,— светлый Въскресениа празновахом празник, и днесь страстотръпца всемирное торжество. Вчера горкый и несытый попран бысть ад, и съмерть оумерщвена бысть, и диавол постыдеся — и днесь страстотерпець мучителя низложи, и врага посрами, и победы оувязеся венцем. Вчера нам владыка, еже на диавола одоление постави, и диаволее моучительство разруши, и ради въскресениа поуть нам в спасение дарова — и днесь мученик с диаволом съплетъся и мужскы к ополчению оустремився, на землю храборскы того низверже, и всю его супостатноую силу оубежати сътвори, и се ни щитом, ни копием, ни бронями, ни шлемом, но назем телом и знамением Креста. О сило Креста! Ороужиа въполчаються, мечеве обнажаються, огнь претить, коло дръзает, скары огнем изваряемы суть, все воиньство в подвизе есть,— инаго тело с знамением крестным вся препобеждает... Днесь, братие, ангели играют и вся небесныя силы веселятся, человецы тръжествоуют, въздух очищается, рекы быстро течение истекают, море оутишаеться, делфини играют, земля сады испущает, сади цвети процветают и страстотерпець язвы, яко дары, всех Владыце приносит, всяк праздноують Христову Въскресению, вся поклоняються, вся прославляют Иже из мертвых въсиавшаго. Да не кто иудей зде, да не кто еллин, да не Анна и Каиафа, да не Диоклетиан и Магнентие; да възмется нечестивый и кождо их, яко да не видить славы Господня. Сынове же Сионови да възрадуются о Цари своем, да въсхвалят имя Его в лице, в тимбане и псалтири да поют Ему, ов убо Въскресениа ради таинства, ово же ради съвозсиавшаго страстотерпца торжества. Не тако испещрена есть земля различными цветы, якоже страстотерпеское тело различными ранами. Не тако источници различие истекают, якоже мученика язвы кровныя струя. Въси оубо мученичьстии подвизи прославлени и чюдимо есть всюду праведных страдание. Но идеже обзорное приводится страстотръпца поприще, тамо и безгласный язык к похвале въздвижется. Кого бо не привлачи к похвале блаженный Георгие, иже единем точию именем свой назнаменовает сан? Вси оубо мученици нареченна имоут различна, но и Георгие възделан Богом бысть; Георгие, иже в мученицех светлый; Георгие, в бранех светлейший храборник; Георгие, твердейший адамант и душею и телом; Георгие, в бедах скорый предстатель. Видите ли, любимици, каково постигохом торжество? Видите ли, какова сьторжника стяжахом?..»
В трактации Слова вития излагает повествование о мученическом подвиге святого великомученика, но излагает не как спокойный историк, а как вдохновенный оратор, с силою и чувством, делает отступление, замечания, воззвания и подобное. Сказав, например, что никакие пытки не могли поколебать веры святого Георгия, проповедник восклицает: «О сокровище неотъемлемое стяжавшему тя! О сокровище веры, никым же наветоватися могущее! Имамы бо, рече, скровище в съсудех скудельных. О сокровище Божественныя любви! Сие сокровище тщаатеся объята диавол и слугы его, но и страдалець верою непреклоним пребысть. И ни до сего доволни быша немысленни, но пакы горшаа раны от первых приготовают, сугоубы низводящаа капля от телесе, овы оубо крове текущая, овы же плоть таящая. Святый же на лествици, яко на одре оукрашене, и яко на цветах, на юглиех лежа бяше и аще с сладостию бываемая зряше. Ты же, слышав лествицу мисленую, яже виде Иаков, досяжоущую до небес, внимли оубо с опасьством лествица и лестница: оною оубо сьхождааху ангели, сию же оубо възыде мученик, на обою же оутвержаася Бог». И спустя несколько: «Два подвига и ополчени беша тамо видети: едино ополчение — мученичьско и другое — мучительско, но ови оубо суть въоружени, ов же назем телом одолевает и победа нагаго, а не въоруженных бывает. Кто оубо не оудивиться? Биемый одолевает биющемоу, связанный — разрешенному, съжагаемый — съжагающому, оумираяй — оубивающему. И оубо на чювьственей брани воинства обоюду стоя огражденна, светящася оружием, и землю озаряюща, и стрелы пущаемы соуть отьвсоуду, и многа въсоуду троупиа, якоже на жатве класовом, сице воином друг от друга низлагаемом. Сиа оубо аще и страшна, но и по естьствоу бывают; она же всяко превъсходять естество и всяко вещем последование, да навыкнеши, яко благодати Божиа есть все. Что сея брани неправеднейшее? Что брений тех законопреступнейше? На бранех бо обои ополчаются ратующеися; зде же не тако, но и ов оубо наг есть, ови же въороужени. В подвигах пакы: обоим леть есть руце въздвизати; зде же ов оубо связан есть, ови же с властию наводят раны. Сице съплетаються с святым и ниже тако побеждают; но и Георгие всяк вид моукам претръпев, яже на диавола постави победу, да не бо единем образом победник, иже истинный подвижник показоваашеся, но и к всякому виду злобы тогда мучителем действующим, себе различною добродетелию разделив всем съплетеся и преодоле всем». Окончив сказание о мученической кончине святого Георгия, оратор набрасывает следующий очерк его доблестей: «Кый убо похвалный язык того доблести похвалити възможет? Душя кроткое, нрава благоприступное, обычая милостивное, нищьми питателное, болным съпострадателное, в темницах сущим посетителное, к другом благоуветливое, к рабом благоказателное, к странным благоприятное, к святым благоусръдное, к церквам неленостное, к родителем благопокорное, к окъръстным непререкателное, и сиа оубо душевнаа. Телесе же пакы: възраста сродное, лица зелное благообразие, власов красное,— и ськращенне рещи: въсяко благо в нем обрести бяше. Сиа предведый, яко же мню, Соломон глаголааше: Веселися, юно, в юности своей и красуйся в путех сердца своего. С въсеми оубо своими благыми великый Георгие изряднее чистоту и целомудрие храня бяше, поминая присно въсех, иже прежде его чистоту съхраншиих. Чистота Иосифа от рова свободи и от темниця избави и царя Египту съдела. Чистота Исуса, сына Навиина, слугу сътвори и Моисеу преемника сътвори. Чистота зверя оукроти и съниа сказати съдела. Чистота пещь огньную угаси и небо не одъждити оустрон, и Иордан милотию раздели. Чистота Захарии язык связа. Чистота нас к небесным съчета. Чистота девственника Богословца съдела. Чистота ада попра, и съмерть раздруши, и въскресение въсему миру дарова, и на небесе възыде, и седе одесную величьствиа на высокых. Сиа оубо великый Георгие Богови съприносит дары. Сиа Георгиева исправлениа произвелениа, отвръжение мира и яже в мире сущих — житие чисто, веру несомненную, благочьстие, оусръдие еже страдати, сердце смирено, ихже ничтоже вышьшее, ихже кроме видети Бога невъзможно, от нихже оуготовися к подвигом и не смоутися. Доблый оубо Георгие, подвигом добрым подвизася, течение сконча, веру съблюде, темже и прият победный венець от Спаса Христа и ныне с въсеми святыми въдворяется, наслажаяся тамо, иже паче оума блаженства с пророкы, с апостолы, с мученикы, с святителии, с патриархы, с преподобными».
Замечательно и заключение этого Слова, потому что содержит в себе назидание слушателям, чего в других проповедях Самвлака мы доселе не встречали. «Подражаим и мы,— говорит он,— страстотерпца, взлюбим възлюбъшаго нас, будем и друг другоу блази, милостиви, милосерди, братолюбии конец же въсем — любы от чиста сердца и сьвести правы. Живописуем страданиа мученика в нашей души, овогда оубо того на сковрадах лежаща, овогда же по юглию простърта, овогда палицами биема, овогда же волуами жилами, овогда в ров въръжена, овогда же в сапогы железны обувена, овогда к древу привязуема, овогда же главе отьемлеме, яко да различием живописательства сего светлоу строивше храминоу, ключимо Небесному Царю поставим обиталище, и аще видит такова в нашей мысли писаниа, приидет с Отцем и Святым Духом и обитель в нас сьтворить. Но, о страдальцем украшение, Георгие, и благовъ зделанный класе, и благочестию нерушимаа стено, яко имея дерзновение к Господоу, помилуй нас, огради нас теплым своим предстателством, въстааниа язычьская оутоли, сирыим боуди помощник, алчающиим питатель, скоръбным оутешитель, в бранех поборник, старости подпор, юнныим казатель, плененыим свободитель, въсем подаждь яже ко спасению прошениа. И въся, иже в храме твой славный пришедшяя днесь, съхрани и съблюди въсякаго навета вражиа ненаветны, непоткновены, незазорны, и прииди посреде нас невидимо и въсех нас молениа, яже тебе ради Богови въсилаемаа, приими и пренеси исходатайстьвне въсех Творцу и Избавителю, Иже в Троици Святей поклоняемому, истинномоу Богу нашему, яко да съгрешениом оставление полуочивше в день судный вечных благ приимем благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Нимже Отцу купно с Святыим Духом слава и велелепие, честь и покланяние, ныне и присно и в бесконечны век веком, аминь».
6. Слово похвальное святому великомученику Димитрию [482] резко отличается от предыдущего: сколько то живо и одушевлено, столько это тихо и спокойно. От начала до конца оно представляет собою простой исторический рассказ о страданиях и смерти святого Димитрия, почти без всяких замечаний и соображений со стороны автора и более походит на житие, нежели на церковное поучение. Прочитаем для примера начало Слова; «Преже Христова плотьскаго смотрениа человеком страшна бяше смерть; егда же Он человек бысть и смерть за человекы вкуси, тогда сладка человеком оустроися смерть и со многою любовию искома и приемлема, яко да тоя ради возданиа сотворять иже нас ради оумершемоу и страстьми почтут пострадавшаго Владыку. Аще оубо Он о рабех, таже согрешших, оумреть, много паче рабом достояше согрешшим со мнозем оусердием о таковем Владыце еже съмерти възмездие творити. Темже и великий он и непобедимый истинный страдалец Димитрие доброе днесь сотвори возмездие, многоценныа дары принес великодаровитому Цареви, время полоучив от мног томоу желаемое, яко да не благочестие сам к себе хранит и свое отечьство томоужде оучит, но исповесть яве пред всеми, еже Господня любве явленнейшее есть знамение: Иже бо аще исповесть Мя, рече, пред человеку, исповем его и Аз пред Отцем Своим, Иже на небесех».
7. Слово святым четыредесяти мученикам Севастинским [483] написано несомненно под влиянием такого же Слова святого Василия Великого [484], хотя прямых или буквальных заимствований не представляет.
Приступ Слова очень краток: «Елма праведному похваляему, яко же рече Соломон, возвеселятся людие: како не весь мир възвеселится четыредесятим мужем похваляемом, четвероконечнаго мира светилом и защитником, иже похвал всяческих вышши суть? Толикий и таковый лик, лик богоизбранный, лик святый, воинство небесное, връста богоставнаа, братиа духом, а не рождением, паче же и порождением, еже свыше, едина душа и четыридесятих разделени телесы, едино дышуще, на едино зряще, едино смотряюще земное из небесном изменити воинства».
В самом Слове начертана подробная картина страдания и смерти святых сорока мучеников. Изображая при этом, как святые страстотерпцы утешали друг друга, будучи ввергнуты в озеро, проповедник влагает в уста их следующую речь: «Приимем в ум, о братие, како в толики брани входяще многажды за еже в едино дръжатися, и едино мудръствовати, и едино исповедовати, еже в Христа веру, полкы обращаху чужих, и всем страшни и ужасни бехом и тем самым бесом, от тленнаго же царя чюдими и честем сподобляеми, от другов и от велможей удивляеми и благохвалими, и сиа нам сладка являхуся тако в погибель ведущая; ныне же ли не победим съпротивныя полки, к коим нам брань, яко же рече наш учитель — церковныа очи — Павел: Яко несть нам брань к крови и плоти, но к началом, к властем, к миродръжителем тмы века сего, к духовным злобе поднебесным? Не възвеселим ли Небеснаго Царя, желающаго нас венчати нетленна венцы? Не снидут ли к нам аггели, укрепляюще и помогающе нам и конечное съотводяще Церкви силам? Мало претрьпим страждуще, да вечно радуемся; пренебрежем плоть, да одеемся нетлением; претрьпим мраз, яко да съгреет нас патриарха Авраама недро; яра зима, но приатен рай; болезнен лед, но сладко въсприатие; нужно разлучение еже от тела, но нужнейши еже от духа; всяко бо аще не умрем ныне, не умрем ли по последованью естьства помале? Темьже сътворим нужду любочестие, умрем похвалною смертию, ни на самой кончине не дадим порока славе нашей, не уничижим воинства имя — делы имянование запечатлеим, пройдем тесными враты и прискорбным путем, вводящем в живот, яко же нас учить в Еваггелии Господь; погубим душа Его ради, яко да приобрящем я, да не како раслабившеся сими малыми и ничто же сущи, погубим душа своа — и что прочее дамы измену за душа своя? Но отпадет нога, да с аггелы ликовствуеть, всяко бо отпадеть растлеваема в гробе, аще сию и ныне съхраним; да отскочит рука, яко да речем с дръзновением: «Въздеание руку нашею жрътва не вечерняа, но всегдашняа», яко да въздеется к Богу, очищена водою и отсечена; такоже и око да затворится, яко да с многоочитыми взираем славу Единороднаго; но и язык да свяжется, яко да с серафимы въспевает. Но естьствено есть студу изгнати душю от тела нужно; сего ради паче того възлюбим, яко да наскоре нас в кровы небесныа отслет...»
Заключение вполне соответствует Слову и довольно обширно: «Кто сих не удивится тръпению? Кто не подражаеть усердию? Кто не ублажит еже в всех тех искусное и с премудростию бываемое? Не бысть тем Сиона, долнее воинство к добродетелем, но сие преходяще горнее тщахуся достигнута. Паки же егда предсташа, како опасно тех бяше и непристрашно видение, и стояние, и движение? Что же ли ответа мали убо, но огнь объемлюще гордую ону и нечестивую мучителю дущю; в езере же какова тех яже друг к другу поучениа к терпению в оной лютости, яже токмо и въспоминаема грозу соделовает? О ополчение храброе и венечници еваггелстии! И ныне не токмо благочестивии, елицы населяют землю, тех на помощь призывают и мощем покланяются, но и парфа и мидяне, прьси же и масагеты, индияне же и ефиопляне, от своих движущеся отечьств, Севастайский град достижут и месту покланяются припадающе, идеже подвизашася они, в лепоту непобедимии, таков бо наш Владыка и тако прославляет иже Того прославльшим. Аще бо жене грешней, приступлыци и алавастр мира излиавши, за еже грехом приати оставление. Он не точию сие дарова, но идеже проповесться, рече. Евангелие cue в всем мире, речется, еже сътвори та в память ея; просимаа убо дарми превосходя, и от преумножениа прослави ю. Како сиих, иже крови своея излиявших, не прославита хотяше достойною славою? К нимже и мы рцем: о благосъставное воинство и церковный звезды, и ныне нас, иже вашу память вседушне целующих и подвиги блажащих, свыше посетите, и нынешнее и предъ идущее наше жительство наставляюще к полезным и ближайшим, и мутныя потоки ереси всякия иссушающи молитвами вашими, яко да едина Церковь вси бывше, единеми усты и сердцы единаго прославим, Иже в Троици Бога, Сына в Отци с Святым Духом, яко Тому подобает слава и честь, великолепие же и покланяние, ныне же и не в скончаемыя векы векомь. Аминь».
III. Слова на дни воскресные, недельные и на особые случаи
К этому отделу мы относим: 1) Слово «О пяти днех», сказанное Григорием в воскресение пред Рождеством Христовым (именно за пять дней до праздника); 2) Слово о преподобных отцах, в посте просиявших, сказанное в субботу недели сыропустной; 3) Слово о иноческом житии, сказанное за несколько дней прежде [485]; 4) Слово об усопших, сказанное, вероятно, в день общего поминовения их; 5) Слово в похвалу Терновскому патриарху Евфимию, который еще не был тогда причтен к лику святых, произнесенное, может быть, в день его памяти, и 6) Слово надгробное Киприану, митрополиту Русскому, также еще не прославленному в то время, и произнесенное, вероятно, в день его памяти. Но из этих Слов мы остановимся только на двух первых, так как последние четыре нам известны по одним своим заглавиям [486]. Оба эти слова — черта их особенная — имеют нравственное направление.
1. Слово «О пяти днех» или, как в другом списке, «О Божественных Тайнах» [487] сказано 20 декабря, в день предпразднества Рождества Христова, когда верующие готовились приступить к Святым Христовым Тайнам, и вместе в день памяти святого отца нашего Филогония. А потому состоит из двух частей: в первой говорится о достойном приготовлении к таинству причащения и к великому празднику Рождества Христова, равно как о самом Рождестве, или воплощении, Сына Божия; вторая посвящена вся святому мученику Филогонию.
«Обыкоша,— начинает проповедник первую часть,— иже к царю земному грядущей, егда близ будут уже ко входу двора царскаго, тогда множайшим страхом ограждати себе: тако и мы елма спасительнаго, якоже некый долг путь, прейдохом и близ уже рожественскаго праздника Владычняго и хощем приступати к безсмертной трапезе, всяко спрятание и всяко истязание совести достоить имети. Пять дни посреде суть, и праздник приходить, и праздником начало, и хощет трапеза предлагатись, имуще Тело Владычине и Кровь. И блюдете, с какою совестию приступати хощете; слышите, что рече уста Господня Павел: Да испытует каждо себе и тако от хлеба сего да яст и от чаши да пиет, да не в суд себе яст и пиет, ядый бо и пия недостойне суд себе яст и пиет. Не презирай Божественна, человече, не дерзай совести обличающи, уступай страхом и трепетом. Аще бо ризе земнаго царя скверными рукама коснувся кто тмами подъемлет злаа — и ты не избежиши геены. Телу Божественному и пречистой Крови причащаяся оскверненною душою. И которую милость имети хощеши, рци ми, который ответ? Не веси ли, яко по яже приати окаяному Иуде недостойне хлеб, вниде в него сатана? Зри, да не и ты искусишися Божиим гневом. Ибо еже о судиах сказует писание, яко ковчегу завета и иногда возиму юнцу, Оза некто коснуся колеси, за еже поддержати, абие попален бысть. Та же нужа таковей настоящи и бедующу к ниспадению кивоту правым притече и благочестив разумом, но понеже недостоин бе таковаго приближенна, ниже в таковое служение избран бе, в правду искусися. Аще убо кивот окованный златом, иже от земля изыемым, в немже бе стамна токмо, имущиа манну, и скрижали завета, и жезл Ааронов прозябший, и попали дерзнувшаго онаго: како ты не трепещеши, хотя приступати к таковым таинством, яже обстоять ангели со страхом и ужасом? И ты убо священника зриши, не зриши же мысленныя силы. Идеже бо честнаа священнодействуют и предстоят с благоговением, дивящеся Владычней иже к нам любви. Толико бо Свое создание возлюбив Создатель, елико и Сына Своего соприсносущнаго дата нам на смерть, да Тем нас оживит».
Изъяснив таким образом, какую чистоту должны иметь христиане, чтобы достойно встретить праздник Рождества Христова и приобщиться Святых Тайн, проповедник обращает внимание своих слушателей на некоторые священнодействия литургии, где выражается тоже требование чистоты. «Слыши, что глаголет диакон велегласно, хотящу иерею раздробляти святыи хлеб:
«Вонмем». Что еще глаголеть — «Вонмем»? Себе, рече, испытаем сердце, истяжим совесть, изьвьпрошаем мысль, да не кто блудник, да не кто прелюбодей, да не кто немилосерд, да не кто презорив и горд, да не кто памятозлобив, да не кто пианица и скверножителен. И аще обрящешися таков, уступай, рече, да не опален будеши, приходя недостойне. Таже по еже рещи диакону «вонмем», таже внутрь иерей обема рукама подвижа святыи хлеб на высоту, показуя того к хотящим причаститися, глаголет велегласно: «Святая святым». А еже глаголет, се есть святая не иным даются, токмо святым; и аще свят еси, приступи: Святы будете, яко Aз свят есм. Аще Исаи подобен еси, приступи и страхом Божественнаго огня прими устнами, да услышиши и ты от иереа, паче же от серафима: «Се коснуся устом твоим и вся грехи оцести...»
Главными условиями к приобретению чистоты душевной проповедник полагает искреннее сокрушение сердца и прощение обид. «Таковым очищением предочистимся, имже Богоотец он на каждо день обновляше себе и нас уча, глаголаше: Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. И пакы: Оклеветакщаго тай искренняго своего, се изгонях... Таковыми миры помажем себе, уготоваимся к приатию Иже нас ради младеньствовавшаго Владыку. Аще пост принесеши, аще девство, аще бдение, аще низу легание, сердце же съкрушено не принесеши, ниже оставиши брату своему; ничтоже пользовася, но и речется к тебе, еже и к Израелю речеся пророком: Не таковь пост хош,у, глаголет Господь. Слыши, что глаголет Господь к верховному апостолом Петру, воспросившу Его: «Аще до седмицы брат согрешит, отпущати ли ему?» Иисус же не до седм крат, но и седьм седьмерицею. Сие являет, яко, аще и в всей своей жизни съгрешают тебе братиа, оставляти им и аще не оставляеши долг брату своему, како речеши в молитве: «Отче наш, Иже еси на небесех, остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим»? И пакы: Аще оставляете человеком съгрешения их, и Отец ваш Небесный оставит вам съгрешениа ваша».
Следующие затем наставления показывают в проповеднике наблюдательность над самолюбием сердца человеческого. «Но многы слышах глаголюще: «Не могу оставити; зело преобиде мя, вельми обезчести мя, премного опагуби мя, врага и ратника судом приложися мне». Не глаголи ми студныя сия и смеху достойны глаголы, но истрезвися, яко от пианства, безсловесныа ярости и познай, кто бе первее и кто еси ныне. Не враг ли бяще первее Божий и ныне друг, пременен Кровию Сына Его, яко же рече Павел? Не тебе ли ради ныне раждается, и пеленами повивается, и в худе вертепе и скотиах яслех полагается? Не тебе ли ради Он человек бывает и по естеству и подейству, яко да ты Бог будеши? Аще убо Христос не обладетельствова тебе, суща врага и ратника, ниже ты обидившему тя. Аще ли Он, поискав тя, и обрет и на рамо взем к Отцю принесе, сьнаследника тя творя Отчая славы, который получиши ответ, не пременяяся на опечалившаго тя, которую милость и который суд? И Владыка убо о распинающих моляшеся: Отче, остави им грех сей,— и ты глаголеши: «Не могу оставити». Можеши и ина величайша исправити, аще токмо восхощеши, аще писаниа исправиши, аще христианскым потечешь путем. Таже почему уверимся, яко христианин есмь (еси), аще не от еже терпети сладце обидиму бывающу и гониму, уничижаему и хулиму?»
Противопоставив внушениям самолюбия требования закона Божественного, от исполнения которого зависит внешнее и внутреннее благосостояние христианства, Самвлак направляет слово свое к иудеям, которые, издеваясь над христианскою верою, возражали против учения о предвечном рождении Сына Божия от Отца. «Поболезновавше о такой хуле, речем к ним: Сына убо раждает Отец соприсносущна, и бездетна, и превечна неизреченно и несказано, Имже и творить мысленныя силы, служителе своеа славы и веспевателе немолчныа, яко же бо Иов глаголет: Егда быша звезды, въсхвалиша Мя ангели Мои, оградих же море ветры, егда раждашеся. И понеже рожден есть, яко отрасль от корене, и сиание от солнца, и слово от ума. Сын наречется Слово и Отец наречется Отец, понеже раждает бездетно единосущное Слово. Слово же не несоставно непщуй, якоже наше, и на въздух разливаемо, но съставно (т.е. ипостасное). Свой имея Състав (Ипостась), понеже Сын в сем подобен Отцу, кроме нерождениа, равномощно и равносильно, Имже вся быша и без Него ничтоже бысть еже бысть, по Богослова гласу, Имъже векы сотвори, по премудрому Павлу. Слыша и пророка от Бога свидетельствованнаго и от нас приемлемаго: Словесем Господним небеса утвердишася и духом уст Его вся сила их. Не смея (пророк) рещи явленно Отца с Сыном и Духом, яко да не едино Божество на три неподобии разделяют части и славы, иже единого Бога, оставльше и идолам языческим поклонишася; ниже пакы умолча всяческы, но премудро некако и покровено Святыа Троица единовластие и Божество в малих сих словесех проповеда. Еже бо рещи словвсем Господним — Отца с Сыном, и Духа Святаго, внегда — духом уст Его вся сила их. Но и великий Моисей ким путем прииде к вам, яко да не слышавше Отца, имуща Сына, страстно вменити Божественное, но премудро сложив едино Божество Троица, кратными убо, мног же разум имущими, словесы научи, рек: Слыши, Израилю, Господь Бог твой Господь един есть. Еже бо рещи Господь Отца сказует, а еже Бог твой — Сына и пакы Господь — Духа Святаго, сиречь едино Божество трием сим и Пребожественным Сьставом (Лицам). Видеши ли, о иудею, Отца, имуща Сына соприсносущна, и нетленна, и бездетна?»
Продолжая речь о Сыне Божием, вития касается тайны искупления, в котором выразилась беспредельная любовь Божия к людям: «Понеже согреши и паде человек, и падшю тому вся смятошася: смерть укрепися от Адама до Моисея, земля проклята бысть, ад разверзеся, рай затворися, небо заключися, диавол же воинствуаше на нас, тогда Бог, человеколюбец сый и не хотя погубити еже по образу человеку, глаголаше: «Кого послю и кто пойдеть». Ибо и прежде, егда хотяше създати человека по образу Нашему и по подобию; сице и зде в поновлении и наздании естества: «Кого послю и кто пойдеть?» Всем же молчащим, глаголаше Сын: «Се Аз; поели Мя». Тогда глагола: «Иди»; дасть Ему человека, яко да будет самое Слово плоть, и приемь плоть, во всем исправить. И родися от Девицы, чистыя и неблазненыа, и Тоя девство соблюдей в богорождении, ниже от безлетнаго рождества иступи ради въсприатиа, но прием еже не бе, и еже бяше, пребысть в двою естеству един Състав; предает бо ся тому, яко врачу, исцелити угрызение змиево; яко животу, въздвигнути мертваго; яко свету, просветити тму; яко Слову сущу, обновити словесное. Яко убо тому предашя вся и быв человек, абие исправишася и съвершишася вся: земля вместо клятвы благословена бысть, рай отверзеся разбойнику, ад устрашися, и гроби отверзошася, въстающим мертвецом, двери небесныя взяшася».
Во второй части Слова изображаются высокие подвиги святого Филогония. Цель, какую предположил при этом проповедник, есть та, чтобы воспламенить в слушателях большее усердие в стремлении к добродетели. Сначала он описывает время, в которое жил Филогоний,— время, жесточайшее всякой зимы и бури, в которое самый даже воздух осквернен был «сварами». Отец предавал на смерть сына, брат — брата, грады опустели, но люди Божий соглашались лучше жить со зверями, нежели с бесовскими служителями, покидая имения, села и стяжания. Узилища и темницы были наполнены людьми благочестивыми. В такое смутное время для христиан явился и Филогоний, подобно звезде, сияющей среди ночи. С юности еще он любил упражняться в чтении Божественного Писания и прежде принятия епископского сана знал апостольское учение и славился добродетельною жизнию. Не только словом он научал остерегаться прелести людской, но ходил по темницам для укрепления в вере слабых христиан, выкупал пленных и подражал Христу, полагая душу свою за ближних. Таков был блаженный Филогоний!
Он имел жену и был отцом единородной дочери, но супружеская жизнь нимало не препятствовала ему быть ревнителем добродетели. Потому общим согласием архиереев и благодатию Святого Духа он посвящен во епископа, чтобы противоборствовать возникшим в то время ересям. И в этом отношении был другим Давидом, потому что пращею слова низложил гордого Голиафа — Маркиона. Но и по прекращении гонения Филогоний не оставил епископской кафедры, подобно Ионе, а препоясавшись упованием, мужественно управлял волнуемым кораблем Церкви Христовой. И не столько прославился Авраам пленением царей, пленивших Лота, сколько Филогоний истреблением еретиков. И не столько Иосиф пропитал пшеницею во время глада, сколько этот — восточные и южные страны словом Божиим. Когда он почил от своих трудов, то весь Восток плакал об нем, как будто лишился света. И ныне он с апостолами новый апостол, с мучениками новый мученик, с пастырями добрый пастырь, стаду любезный, волкам страшный. Таков был блаженный Филогоний!
Проповедник увещевает своих слушателей последовать ревности и добродетелям празднуемого святого, представляя для каждого возраста примеры подражания в его жизни. «Юнии (поревнуют) в юности того подвигом и к добродетели течению; состаревшеися, иже в старости, того премудрости и опаству; иже въспражени того чистоте и странноприимству. Ибо он и детству сложит, достойно и чисте брак почте, и архиерейство прослави».
В заключение Слова Григорий Самвлак молит своих слушателей, чтобы они старались навыкнуть любомудрствовать и, как сыны света, сияли всеми добродетелями, дабы потом достойно «встретить Владыку, грядуща смесити земная с небесными, во Второе же и страшное пришествие услышать блаженный он глас: Приидите, благословенный Отца Моего...» и прочее.
Здесь справедливость требует заметить, что при составлении настоящего Слова наш проповедник воспользовался в главных чертах таким же Словом святого Иоанна Златоустого, с тем только различием, что Златоуст в первой части проповеди сказал о добродетелях блаженного Филогония, а в последней — о приготовлении слушателей к празднику Рождества Христова и таинству причащения, тогда как Григорий Самвлак сделал наоборот [488]. Замечательно также, что в настоящее Слово Григорий внес известный нам отрывок из Слова своего в Великий Четверток об опресноках против латинян.
2. В приступе к похвальному Слову святым отцам, в посте просиявшим [489], Самвлак выражает сознание своей слабости пред величием предмета: «Хощу к похвале отец язык подвинута — и ужасаюся; хощу онех помянута — и недоумение объемлет мя; хощу тех в среду привести — и весь умом изступаю, помышляя о них высокое, и непостижения покрывает мя облак. Убо желание не оставляет, нудя, недостоинство безгласием связует язык: иже бо онех хотя творити слово, онем подобен во всем достоин быта, яко да к величеству похваляемых течением слова достигнет. Обаче ниже возможет в теле сый. Аще бо Павел толикий и таковый, до третьяго небесе восхитивый, о ихже тамо виде и слыша, глаголюще, нам сказуя... како ин кто, много от Павловы добродетели отстоя, возможет по достоянию онех неизреченную славу похвальным представити словом?»
В трактации Слова проповедник сначала обозревает разные обетования, общие всем праведникам, а потом обращается к некоторым из них в особенности с похвалою. Прежде других говорит он об Антонии Великом, сравнивает его с Авраамом и Иаковом и, рассуждая о духовной брани отца подвижников, спрашивает: «Кто такову победу виде когда, военачальнику купно с воины безмольствующу, и сопротивным падати всем?» Одержал победы и «македонян он», но ни един герой древности не превзошел Антония, потому что победа над целою вселенною ничто в сравнении с победою, одержанной подвижником над дьяволом. И величайшие из мудрецов греческих должны сознаться в своем невежестве и неразумии пред Антонием, потому что никто из них не имел понятия о смиренномудрии: «Что к сему речет Платон, иже нарицаемую Стою афинеом показавый, или Пифагор, и Сократ, и Аристотель, и прочих философ сонм? Всяко вопрошаеши, яко истукани были бы к ответу молчаще. И яко Моисеев жезл пожрал жезлы ложных змий египетских волхвов, сице и онех суетное любомудрие обличено бысть и истынныя премудрости мужа явленными образы. Что же ли нарочитый он философ, иже в делве (бочке), егоже что достойно похвалим, общеполезно человеком никакоже слышахом сотворша, токмо еже сидение в делве?..» Далее вития замечает, что о Зороастре Замолксе очень немногие знают, тогда как об Антонии имеют понятие и скифы и дети.
От Антония проповедник переходит к изображению подвигов Антониевых подражателей. О святом Ефреме Сирине говорит: «Колицы афинеи, колицы философы, колицы риторы возжелели бы, да поне от тысящи единой сего Ефрема похвале причастницы будут! Но понеже любомудрствоваша, сего ради и онех память с шумом погибе. Аще ли же что где о сих помянется, смеху паче, а не пользе, достойно судится. Сирианин же по всей вселеннеи чуден есть и похваляем, и готова наказания многажды князи, и вельможи, и сами царие, на руку держаще, прочитают и паче меда и сота свои души услаждают». После святого Ефрема вития перечисляет еще до 80 подвижников с краткою похвалою каждому, повторяя один и тот же оборот: «вем такого-то» или: «веси такого-то...»
В заключении Слова проповедник убеждает своих слушателей, чтобы воспоминание о святых не осталось для них мертвым, а послужило бы им лестницею от земли на небо.
IV. Остальные сочинения Самвлака
Из трех исторических статей Григория Самвлака одна — «Сказание о перенесении святых мощей преподобной Параскевии в Сербскую землю» — известна нам только по имени [490], а две издавна печатаются в общедоступных книгах, именно: «Повествование о сербском царе Стефане» — в Прологе под 9-м числом мая, и «Страдание святого великомученика Иоанна Нового, Сочавского» — в Чети-Минеи [259] под 2-м числом июня. Потому останавливаться на этих статьях считаем излишним, хотя не можем не заметить, что слог последней статьи, помещенной в Чети-Минеи, значительно изменен и поновлен [491]. Что касается до богослужебного стиха на Успение Пресвятой Богородицы, то он напечатан нами в приложении 20-м к 4 тому нашей «Истории». А о полемической статье Григория против латинян мы сказали в самом тексте.
11
ГРАМОТА ЦАРЕГРАДСКОГО ПАТРИАРХА К ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ МОСКОВСКОМУ ВАСИЛИЮ ДИМИТРИЕВИЧУ (около 1393 г.)
«Благороднейший великий князь московский и всей Руси, возлюбленнейший сын нашей мерности, кир Василий! Благодати, мира, милости, здравия души и тела, молитвы, благоволения и всего, что есть доброго, а вместе и спасения, желает мерность наша от Бога Вседержителя благородству твоему. Благородство твое знает, какое разделение и смятение не так давно произошло в Церкви Русской, по поводу которых и вы опечалились и мы имеем очень тяжелое дело. С тех пор как по судьбам, которые ведает Бог, мерность наша взошла на высокий патриарший престол, мы особенно заботились и очень много старались о том, чтобы умирить Церковь сию и возвратить ее в прежнее положение, что при содействии Господа, умиротворяющего всяческая, удалось: опять поставлен святейший митрополит Киевский и всея Руси и препочтенный, возлюбленный во Святом Духе брат нашей мерности и сослужитель Киприан — единым митрополитом на всю Россию по древнему порядку, а по смерти его также будет один. Не так давно присланный от вас посол митрополита и благородства твоего, возлюбленный во Святом Духе брат нашей мерности кир Димитрий Афинейский донес державнейшему и благочестивому моему самодержцу и царю и нашей мерности о схизмах и отпадении, происшедших в Великом Новгороде. И мы чрезмерно опечалились, тем более что Церковь Христова едва только успокоилась у вас, по благодати Христа, соединившего расстоящая, разрушившего средостение врага и примирившего Крестом небесное с земным, и едва стихли у вас несогласия и смятения, как опять дьявол воздвиг означенные схизмы на погибель тамошних христиан. Нет ничего, впрочем, удивительного: демону, всегда склонному к возмущениям и охотнику до брани, свойственно воздвигать сие против христиан; природа лукавая и человеконенавидящая не может смотреть на христиан, наслаждающихся спокойствием, почему воздвигает на них всякую брань, а особенно ныне, когда он постыжден и побежден силою Христа Спасителя нашего, сказавшего, что Церковь будет крепче самых врат адовых. Мерность наша, возревновав вместе с державнейшим и благочестивым моим самодержцем, заботливым поборником Церкви, опять писала для исправления сей Церкви; что имеет увидеть благородство твое. Поелику же мерность наша имеет тебя как сына ближайшего и друга и принимает участие в пользах души твоей и чести и власти твоей, то чего бы ни просило у нас благородство твое, лишь бы было позволительное, справедливое и законное, считаем необходимым исполнить то, как и исполняли. Мы исполнители Божественных законов и канонов и обязываем к тому всех христиан, тем более людей великих, повелителей народов и градоначальников, как благородство твое. И все сие насколько сделано канонически и законно, благородство твое имеет узнать из грамот, которые мы писали. Я, как общий учитель всех христиан, необходимым считаю, если только где слышу о чем-либо, допущенном тобою, вредном для души твоей, писать тебе и пишу как отец и наставник с увещанием и убеждением, да исправишь то. А ты как христианин и сын Церкви обязан исправить. Отчего ты не уважаешь меня, патриарха, и, не воздая должной чести, какую воздавали предки твои, великие князья, не почитаешь не только меня, но и людей, которых я посылаю к вам и которые не получают ни чести, ни места, всегда и везде принадлежавших патриаршим людям? Неужели не знаешь, что патриарх носит образ Христа и Им поставляется на владычний престол? Ты не уважаешь не человека, но Самого Христа, потому что воздающий честь патриарху почитает Самого Иисуса Христа. Почему же мы ради общих согрешений не бросали областей и стран ваших, а теперь должны терпеть еще пренебрежение от христиан? Пусть мы не пользуемся мирскою властию; но христианство владычествует повсюду, и нам принадлежит та самая честь, которую имели апостолы и их преемники. И они не пользовались ни славою человеческою, ни властию мирскою, а более были гонимы, хулимы нечестивыми и по вся дни умирали; но величие их и сила, какие имели на христиан, были выше всякой чести. Посему, сын мой, пишу, убеждаю и советую благородству твоему, дабы ты почитал как Самого Христа, так и патриарха, а вместе и слова его, грамоты, указания и людей, которых он посылает. Ибо сие полезно тебе как для души твоей, так для чести и власти твоей. Если же ты не брежешь и не чтишь Бога, внимай, каков Он будет некогда отмститель за Себя: Страшно, говорит, впасть в руки Бога живого, и опять чрез пророка говорит: «Видите ли, презрители, и подивитесь, и удалитесь от глаз». Это я обязан возвестить и внушить благородству твоему; а ты, как сын Церкви, обязан послушаться и исправиться. Кроме того, слышу некоторые слова, которые произносит благородство твое о державнейшем и благочестивом самодержце моем и царе, и скорблю, что ты возбраняешь, как говорят, митрополиту поминать Божественное имя царя на сугубых ектениях,— это дело небывалое! Слышу, что ты говоришь: «Мы имеем Церковь, но царя не имеем». Не думаем, чтоб и это было хорошо. Царь, как царь святой, имеет большое значение в Церкви: он не такой царь, как другие начальники и местные правители. Изначала цари утверждали и поддерживали благочестие по всей вселенной; они же собирали Вселенские Соборы и сами подкрепляли и законом предписывали решать все, относящееся до православных догматов и образа жизни христиан согласно с Божественными и священными канонами; они же много потрудились против ересей и издавали указы о кафедрах архиереев, о разделении епархий и разграничении их пределов. А потому и имеют великую честь в Церкви. И хотя по допущению Божию языческие народы окружили державу царя и пределы, несмотря на это, царь доныне имеет такое же посвящение от Церкви, как и прежде, удостаивается такого же миропомазания и поставляется в царя и самодержца римского, т.е. всех христиан. И во всяком месте, где только есть христиане, имя царское поминается всеми патриархами, митрополитами и епископами, чего ни один из других начальников или местоблюстителей не имеет нигде. Царь имеет такую власть над всеми, что и сами латины, не имеющие никакого общения с нашею Церковию, воздают ему ту же самую честь и то же самое уважение, какое оказывали в прежние времена, когда были с нами в единении; тем более православные христиане обязаны оказывать ему это. А из-за того, что народы языческие стеснили державу царя, христианам отнюдь не следует презирать его; напротив, это обстоятельство должно послужить им уроком и сделать их благоразумнее: если и великий царь, владыка вселенной и глава, облеченный толикою властию, доведен до такого стеснительного положения, то чего не могут потерпеть другие, удельные местоблюстители и начальники небольших владений? Так и твое благородство и твои области часто терпят и пленяются от нечестивых. Но это не дает нам права пренебрегать тобою; напротив, мерность наша и благочестивейший царь по древнему обычаю пишем к тебе и воздаем тебе ту же самую честь, какую имели от нас прежде бывшие князья, в грамотах, сношениях и чрез послов. Итак, очень нехорошо, сын мой, что ты говоришь: «Церковь имеем, а царя не имеем». Невозможно христианам иметь Церковь, а царя не иметь. Царство и Церковь имеют между собою тесное единение и общение, и невозможно отделять одно от другого. Христиане отвергают только царей-еретиков, которые неистовствовали против Церкви и вводили догматы, извращенные и чуждые учению апостольскому и отеческому. Но державнейший и благочестивый мой самодержец по благодати Божией есть православнейший, вернейший поборник Церкви, защитник и блюститель, и невозможно, чтобы нашелся такой архиерей, который бы не поминал его. Послушай верховного апостола Петра, который в первом своем соборном послании говорит: Бога бойтесь, царя чтите. Не сказал: «царей», дабы кто не подумал об именуемых царях отдельно у каждого народа, но — царя, показывая тем, что один есть кафолический царь. Какого же это царя? Конечно, нечестивого, который был в то время и преследовал христиан. Но святой апостол, провидя в будущем, что христиане будут иметь и единого царя, повелевает чтить даже нечестивого царя, дабы они научились из того, как должно почитать царя благочестивого и православного. Если же некоторые из христиан усвоили самим себе имя царя, то это неестественно, незаконно и допущено более по произволу и насилию. Ибо какие отцы или какие Соборы и какие каноны говорят об этих царях? Но о прирожденном царе сверху и снизу вопиет все: его законоположения, повеления и распоряжения принимаются по всей вселенной; имя его одного, а не другого кого, поминают повсюду христиане. Итак, сын мой, пишу к благородству твоему и советую...» (конца недостает) (Acta Patriarch. Const. 2. 188—192 [425]).
12
ГРАМОТА ЦАРЕГРАДСКОГО ПАТРИАРХА К МИТРОПОЛИТУ КИЕВСКОМУ О ПОСОБИИ (1397)
«Святейший митрополит Киевский и всея Руси, возлюбленный о Святом Духе брат нашей мерности и сослужитель! Благодать и мир да будет от Бога с священством твоим! Священство твое знает, что державнейший и благочестивый самодержец кир Мануил и мерность наша писали и отправили послов к священству твоему и благороднейшему сыну моему, преславному великому князю всей Руси, и прочим князьям, дабы вы, как помогли нам в недавнее время присланными вами пожертвованиями, которые употреблены на утешение города и в помощь христианам и великой церкви, так и теперь прислали, и от себя самих и от приношений прочих христиан, вспомоществование нам, стесненным от облежания и браней окружающих нас врагов. По прошествии долгого времени, употребленного для изгнания их отсюда, святые цари наши при содействии и помощи умиротворяющего все Христа и Бога нашего примирились между собою и соединились, как бы отец и сын, и узнало естество само себя; не стало более ни разногласия между ними, ни брани, ни битв. И святой царь кир Мануил отошел в пределы Фриггии для помощи и обороны города и христиан, а святой царь кир Иоанн, двоюродный брат его, возвратился сюда из Силиврии с державнейшею святою царицею, своею материю, и со всеми чиновниками, и, приняв царство от рук державнейшего и благочестивого моего самодержца, дяди своего, сделался самодержцем и царем христиан милостию Божиею, и начал борьбу, и все приготовляет для защиты и спасения города и христиан. Чтобы у вас не распространились превратные слухи о делах, здесь происходящих, мы сочли за лучшее чрез наших хороших людей и грамоты известить вас о всем. Почему и посылаем вам подробное описание только что случившегося у нас. Других побуждений к тому мы не имеем, кроме тех, о которых писали к вам с прежними нашими послами. Для большей же чести вашей мы избрали и посылаем к вам послом своим святейшего архиепископа Вифлеемского, возлюбленного о Святом Духе брата нашей мерности и сослужителя, как известного в ваших местах и друга твоего священства. Он должен, сколько возможно, поспешать и сойтиться с прежними нашими послами, а те да примут его к себе в помощь и, если что Бог помог им собрать от христиан, пусть вместе несут сюда поскорее собранное, ибо мы в великой крайности. Враг наш, услышав о примирении наших святых царей и о том, что державнейший, благочестивый мой царь кир Мануил с оружием приближается от пределов Фриггии для защиты города, неистовствует и злобствует на нас. Посему у нас ныне крайность от нападения врага и от больших издержек, потребных для нашей защиты, гораздо более, чем была прежде. И мы надеемся из ваших стран значительного и великого пособия; желаем также, чтоб и священство твое не отказался от участия в содействии нам своими благами, за что будут молиться за тебя святые отцы, брат возлюбленный! Если тебе нужно будет потрудиться, то потрудись, как человек расположенный к римляням (т.е. грекам), научи, уговори и убеди всех, чтобы они сделали так, как мы предлагаем и считаем справедливым. Объясни всем хорошенько, что данное для защиты святого города имеет более цены, нежели данное за совершение литургий, для милостыни бедным и освобождения узников, и что кто принесет жертву в помощь нам, тот обретет у Бога большую награду, нежели воздвигнувший храм и монастырь или оказавший им пособие. Ибо сей святой город есть краса христиан всей вселенной, утверждение, освящение и слава. И каких монастырей не создал бы иной, скольких пленных не освободил бы, чтобы только спасти монастыри святого града и живущих в нем? Таким создателем и освободителем будет тот, кто, вразумленный Богом, подаст милостыню и сделает приношение на помощь нашему городу и христианам. Священство твое, убеждая всех к тому, да явится и ныне главным деятелем» (Acta Patriarch. Const. 2. 359-361 [425]).
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ, ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННЫМ МАКАРИЕМ В 4-5 ТОМАХ «ИСТОРИИ РУССКОЙ ЦЕРКВИ»
РУКОПИСИ [492]
Библиотека новгородского Софийского собора (Отдел рукописей Российской национальной библиотеки, г. Санкт-Петербург)
1. Великие Минеи Четьи митрополита Макария. XVI в. Софийск. № 1317-1323; Евангелие. 1325—1359 гг. Софийск. № 2.
2. Евангелие. 1362 г. Софийск. № 3.
3. Канонник. 1411 г. Софийск. № 389.
4. Кормчая. XVI в. Софийск. № 1174.
5. Кормчая. Кон. XV в. Софийск. № 1173.
6. Минея служебная на февраль. 1441 г. Софийск. № 196.
7. Минея служебная на март. 1369 г. Софийск. № 198.
8. Минея служебная на апрель. 1441 г. Софийск. № 200.
9. Минея служебная на июнь. 1439 г. Софийск. № 207.
10. Минея служебная на октябрь. 1370 г. Софийск. № 189.
11. Минея служебная на ноябрь. 1438 г. Софийск. № 191; Пролог. XIV в. Софийск. № 1325; Паисиевский сборник. 1-я четв. XV в. К.-Б. № 4/1081.
12. Сборник. XIV-XV вв. Софийск. № 1262.
13. Сборник. XIV-XV вв. Софийск. № 1365.
14. Сборник. XVI в. Софийск. № 1361.
15. Сборник. XVI в. Софийск. № 1389.
16. Тимоновский сборник, включающий Слова митр. Григория Цамблака.; Кон. XV в. Софийск. № 1426. Триодный Торжественник. 1589 г. или XVI в. Софийск. № 1356 или Софийск. № 1423.; Триодный Торжественник. 2-я пол. XVI в. Софийск. № 1284.
17. Устав. XV в. Софийск. № 1140.
Библиотека новоиерусалимского Воскресенского монастыря (Отдел рукописей Государственного Исторического музея, г. Москва)
18. Евангелие. Кон. XIV в. Воскр. № 1 бум.; Евангелие. Нач. XV в. Воскр. № 2 перг.
19. Минея служебная на июль. 1365 г. Воскр. № 17 перг.
20. Псалтирь. XIV в. Воскр. № 6 перг.
21. Служебник. 1380 г. Воскр. № 7 перг.
22. Служебник. XIV в. Воскр. № 8 перг.
23. Служебник. Сер. XVI в. Воскр. № 3 бум.
Библиотека Троице-Сергиевой лавры (Научная библиотека Казанского государственного университета, г. Казань: Отдел рукописей Российской государственной библиотеки, г. Москва)
24. Беседы свт. Григория Двоеслова. XIV в. РГБ. ТСЛ. № 10.
25. Диоптра прп. Филиппа Пустынника и сборник поучений. 1418 г. РГБ. ТСЛ. № 190.; Евангелие. 1344 г. РГБ. ТСЛ. Ризница № 1/М. 8653.
26. Златая Цепь. Кон. XIV в.— нач. XV в. РГБ. ТСЛ. № 11; Коломенская Палея. 1406 г. РГБ. ТСЛ. № 38.
27. Лествица. Нач. XV в. РГБ. ТСЛ. № 158.
28. Лествица. Нач. XV в. РГБ. ТСЛ. № 170.
29. Поучения аввы Дорофея. 1414 г. РГБ. ТСЛ. № 165.
30. Поучения прп. Исаака Сирина. 1381 г. ТСЛ. № 172.
31. Поучения прп. Исаака Сирина. 1431 г. РГБ. ТСЛ. № 175.
32. Пятикнижие. Кон. XIV — нач. XV в. РГБ. ТСЛ. № 2.
33. Сборник житий византийских святых. 1-я пол. XV в. РГБ. ТСЛ. № 755.
34. Слова свт. Григория Богослова. Кон. XIV в. РГБ. ТСЛ. № 8.
35. Устав. 1429 г. НБ Каз. ГУ. № 4634.1.
Библиотека московского Чудова монастыря (Отдел рукописей Государственного Исторического музея, г. Москва)
36. Диоптра прп. Филиппа Пустынника. 1388 г. Чуд. № 15.
37. Поучения аввы Дорофея. Кон. XIV в. Чуд. № 14; Апостол апракос (Псковский). 1309—1312 гг. Син. № 15.
Синодальное собрание (Отдел рукописей Государственного Исторического музея, г. Москва)
38. Беседы свт. Григория Богослова. XIV в. Син. № 954.
39. Беседы свт. Иоанна Златоуста на Книгу Бытия. 1426 г. Син. № 36, 37.
40. Галицкое Евангелие. 1358 г. Син. № 68.
41. Главы свв. Максима Исповедника, Феодора Эдесского и Нила Синайского. Кон. XIV в. Син. № 644.
42. Диоптра прп. Филиппа Пустынника. Нач. XV в. Син. № 930.
43. Евангелия (2). 1325-1359 гг. Син. № 68, 70.
44. Евангелие. 1383 г. Син. № 742.
45. Ефремовская Кормчая. Нач. XII в. Син. № 227.
46. Изборник. 1403 г. Син. № 275.
47. Измарагд. 1518 г. Син. № 765.
48. Книги 16 пророков с толкованиями. XV в. Син. № 576. 48". Кормчая. XIV в. Син. № 131.; Кормчая. XVI в. Син. № 222.
49. Лествица. XIV в. Син. № 105.
50. Лествица. XV в. Син. № 106.
51. Минея служебная на март, апрель. XIV в. Син. № 172; Новгородская Кормчая. 1280 г. и сер. XIV в. Син. № 132.
52. Октоих. 1435 г. Син. № 199.
53. Пандекты прп. Антиоха Черноризца. Кон. XIV — нач. XV в. Син. № 3.
54. Пандекты прп. Никона Черногорца. XIII—XV вв. Син. № 193, 194, 836.
55. Патерики. XIV-XV вв. Син. № 213,142, 212.
56. Прологи. XIV-XV вв. Син. № 239, 240, 244-247.
57. Псалтирь. 1296 г. Син. № 235.
58. Сборник. XVI в. Син. № 264.
59. Сборник. XVI в. Син. № 935.
60. Сборник, включающий Слова митр. Григория Цамблака. XVI в. Син. № 384.
61. Сборник, включающий Слова свт. Фотия. Кон. XV в. Син. № 682.
62. Сборник отеческий. XV в. Син. № 489.
63. Сборник поучений на воскресные и праздничные дни. XVI в. Син. № 76.
64. Слова свт. Афанасия Александрийского. XV в. Син. № 20.
65. Служебник. Кон. XIV — нач. XV в. Син. № 601.
66. Служебник. 1400 г. Син. № 600.
67. Служебник прп. Сергия Радонежского. XIV в. Син. № 952.
68. Тактикой прп. Никона Черногорца. Нач. XV в. Син. № 189.
69. Тактикой прп. Никона Черногорца. XV в. Син. .№ 232.
70. Творения прп. Григория Синаита. XV в. Син. № 923.
71. Творения прпп. Симеона Нового Богослова и Петра Дамаскина. XV в. Син. № 950.
72. Толкование Олимпиодора на Книгу Иова. 1412 г. Син. № 202.
73. Толковое Евангелие. XV в. Син. № 73.
74. Толковый Апостол. XV в. Син. № 18.
75. Требник. 1481 г. Син. № 326.
76. Требник. XV в. Син. № 268.
77. Устав. 1398 г. Син. № 333.
78. Устав. Кон. XIV в. Син. №328.
79. Устав. Кон. XIV в. Син. № 329. 79'. Устав. 1438 г. Син. № 331.
80. Шестоднев Иоанна, экзарха Болгарского. XIII в. Син. № 345.
81. Шестоднев Иоанна, экзарха Болгарского. XIV в. Син. № 35; Устав. 1456 г. 31.6.8.
Основное собрание императорской Публичной библиотеки (Отдел рукописей Российской национальной библиотеки, г. Санкт-Петербург)
82. Апостол. XIII-XIV вв. F. п. I. 22.
83. Апостол. 2-я пол. XIV в. Q. п. I. 5.
84. Апостол. XV в. F.I. 56.
85. Браиловская Кормчая. XVII в. F. II. 81.
86. Диоптра прп. Филиппа Пустынника. XV в. F. п. I. 43.
87. Евангелие. Кон. XV в. F. 1.14.
88. Евангелие. XV в. Q. п. I. 2.
89. Евангелие. XV в. Q. п. I. 4.
90. Евангелие учительное. XV в. F. I. 98.
91. Изборник. XV в. Q. I. 208.
92. Измарагд. XV-XVI вв. F. I. 209.
93. Лестница. 1419 г. Q. п. I. 17.
94. Маргарит свт. Иоанна Златоуста. 2-я пол. XIV в. F. I. 197.
95. Огласительные поучения свт. Кирилла Иерусалимского и Слова митр. Григория Цамблака. Нач. XVII в. Q. I. 222.
96. Пандекты прп. Никона Черногорца. XV в. F. I. 210.
97. Пандекты прп. Никона Черногорца. XV в. Q. I. 203.
98. Паренесис прп. Ефрема Сирина. Нач. XV в. F. I. 202.
99. Переславское Евангелие. 1389—1425 гг. F. п. I. 21.
100. Поучения аввы Дорофея. Кон. XIV — нач. XV в. F. п. I. 42.
101. Поучения прп. Исаака Сирина. 1416 г. Q. I. 207.
102. Пролог. XIV в. F.n. I. 47.
103. Пролог. 1431-1434 гг. F. п. I. 43.
104. Псалтирь. XIV в. F.n. I. 2.
105. Псалтирь. 2-я пол. XIV в. F. п. I. 1.
106. Псалтирь. XIV в. F.n. I. 4.
107. Псалтирь. XV в. Q. п. I. 10.
108. Псалтирь. XV в. Q. I. 89; Рязанская Кормчая. 1284 г. F. п. II. 1.
109. Сборник. XVI в. F. I. 251.
110. Сборник. XVI в. F. I. 243.
111. Сборник. XVI в. F. I. 224.
112. Сборники, содержащие Слова митр. Григория Цамблака. XVI в. F. I. 242; F. I.261.
113. Сборник Слов и апокрифов. XIII в. F. п. I. 39.
114. Сборник толкований на Священное Писание и творения св. отцов. XIII в. Q. п. 1.18.
115. Следованная Псалтирь. XV в. F. п. I. 28.
116. Следованная Псалтирь. XV в. Q. I. 89.
117. Следованная Псалтирь. Кон. XV в. Q. I. 88.
118. Слова митр. Григория Цамблака. XVI в. F. I. 250.; Слова митр. Григория Цамблака. Нач. XVII в. Q. I. 225.
119. Слова постнические прп. Исаака Сирина. 1416 г. Q. I. 207.
120. Слова свт. Василия Великого. 2-я пол. XV в. F. I. 199.
121. Слова свт. Григория Богослова с толкованиями. XV в. F. I. 195.
122. Тактикой прп. Никона Черногорца. XV в. F. I. 200.
123. Тактикой прп. Никона Черногорца. XV в. F. I. 192.
124. Тактикой прп. Никона Черногорца. 1397 г. F. п. I. 41.
125. Толковое Евангелие. 1434 г. F. I. 73.
126. Торжественник. 1-я треть XVI в. F. I. 257.
127. Устав. 1412 г. F. п. I. 25.
128. Устав. XV в. F.n. I. 27.
129. Часослов. XIV в. Q.n. I. 8.
130. Четья Минея на июнь. Кон. XVI — нач. XVII в. F. I. 294; Кормчая. 1615 г. № 51 С.
Собрание Кирилла-Белозерского монастыря (Государственный Исторический музей, г. Москва; Государственный Русский музей, г. Санкт-Петербург; Историко-художественный музей-заповедник, г. Кириллов; Отдел рукописей Российской национальной библиотеки, г. Санкт-Петербург)
131. Апостол. Нач. XV в. ГРМ. Др. гр. № 20.
132. Евангелие. Нач. XV в. ГРМ. Др. гр. № 9.
133. Евангелие. Нач. XV в. ГРМ. Др. гр. № 12.
134. Евангелие. Нач. XV в. ГРМ. Др. гр. № 13.
135. Евангелие. Нач. XV в. К.-Б. ИХМЗ. № 402.
136. Евангелие Христофора. 1416-1417 гг. ГРМ. Бк. 3268.
137. Ефросиновский сборник. XV в. РНБ. К.-Б. № 9/1086.
138. Канонник. 1407 г. ГРМ. Др. гр. № 15.
139. Канонник. 1423 г. ГРМ. Др. гр. № 14.
140. Канонник. 1424 г. ГИМ. Муз. № 3771.
141. Лествица. 1422 г. РНБ. К.-Б. XI.
142. Псалтирь. 1424 г. ГРМ. Др. гр. № 17.
143. Сборник. Нач. XV в. РНБ. К.-Б. XII.
144. Сборник. 1-я четв. XV в. РНБ. К.-Б. № 3/1083.
145. Сборник монашеских правил. 1-я треть XV в. РНБ. К.-Б. XIII.
146. Сборник прп. Кирилла Белозерского. К.-Б. ИХМЗ. № 403.
Собрание Макария, митрополита Московского и Коломенского (Отдел рукописей Центральной научной библиотеки Национальной Академии наук Украины, г. Киев)
147. Сборник. XVI в. П. 4/Аа 176.
148. Сборник. XVII в. П. 28/Аа 106.
149. Сборник. Ок. 1700 г. П. 25/Аа 118.
150. Сборник. 1-я пол. XVII в. П. 29/Аа 154.
151. Сборник. 1-я пол. XVII в. П. 30/Аа 155.
152. Сборник. XVII в. П. 36/Аа 146.
153. Сборник. XVII в. П. 37/Аа 107.
154. Сборник. XVI в. П. 37/Аа 108.
155. Сборник. XVI в. П. 42/Аа 112.
156. Сборник. XVI в. П. 43/Аа 142.
157. Сборник. XVI и XIX в. П. 40/Аа 168.
Собрание Московского исторического общества (Отдел рукописей Российской государственной библиотеки, г. Москва)
158. Лествица. Нач. XV в. Собр. ОИДР. № 126.
159. Псалтирь. Кон. XIV в. Собр. ОИДР. № 167.
160. Толкование на Песнь Песней. XIII в. Собр. ОИДР. № 171.
Собрание московского Успенского собора (Отдел рукописей Государственного Исторического музея, г. Москва)
161. Великие Минеи Четьи митрополита Макария. XVI в. Син. № 986—997; Кормчая. Кон. XVI в. Усп. 21/1072 бум.
162. Устав Саввина монастыря. XV в. Усп. 5 перг.
Собрание Московской Духовной Академии (Отдел рукописей Российской национальной библиотеки, г. Москва; Российский государственный архив древних актов, г. Москва)
163. Кормчая. 1-я пол. XVI в. РГАДА. PC. On. I. № 552.
164. Лествица. 1387 г. РГБ. Собр. МДА. Фунд. № 152.
165. Поучения прп. Феодора Студита. XIV в. РГБ. Собр. МДА. Фунд. №32; Псалтирь. 1-я четв. XV в. МДА. Фунд. № 142.
Собрание Н. П. Румянцева (Отдел рукописей Российской государственной библиотеки, г. Москва)
166. Беседы свт. Григория Богослова. XV в. Рум. № 85.
167. Выписки исторические. XIX в. Рум. № 39.
168. Евангелие. XIV в. Рум. №117.
169. Евангелия. XV в. Рум. № 120-126.
170. Житие свт. Иоанна Златоуста. XV в. Рум. № 150.
171. Зарайское Евангелие. 1401 г. Рум. № 118.
172. Златоуст. 1555 г. Рум. № 182.
173. Златоуст. XVI в. Рум. № 180.
174. Измарагд. XIV в. Рум. № 186.
175. Книги 16 пророков с толкованиями. Кон. XV — нач. XVI в. Рум. № 31.
176. Кормчая. XV-XVI вв. Рум. № 231.
177. Кормчая. Поел. треть XV в. Рум. № 232.
178. Кормчая. XVI в. Рум. № 233.
179. Кормчая. XVI в. Рум. № 234.
180. Кормчая. Нач. XVII в. Рум. № 235.
181. Кормчая. 1620 г. Рум. № 238.
182. Лествица. XIII в. Рум. № 199.
183. Лествица. 1431 г. Рум. № 200.
184. Минея служебная на январь. 1441 г. Рум. № 273.
185. Поучения прп. Исаака Сирина. XV в. Рум. № 188.
186. Пролог. Нач. XIV в. Рум. № 319.
187. Пролог. XV-XVI вв. Рум. № 321.
188. Пролог. XVI в. Рум. № 322.
189. «Просветитель» прп. Иосифа Волоцкого и митрополичьи грамоты в Псков. XVI в. Рум. № 204.
190. Псалтирь. 2-я пол. XIV в. Рум. № 327.
191. Псалтирь. 1-я пол. XV в. Рум. № 328.
192. Пятикнижие. 2-я пол. XV в. Рум. № 27.
193. Сборник. XIV-XV вв. Рум. №357.
194. Сборник. Кон. XV — нач. XVI в. Рум. № 358.
195. Сборник. XVI в. Рум. № 260.
196. Сборник житий. XVI в. Рум. № 153.
197. Слова отцов Церкви от недели мытаря и фарисея. XV в. 1419 г. Рум. № 406.
198. Служебник. XIV в. Рум. № 398.
199. Служебник. XIV в. Рум. № 399.
200. Творения an. Дионисия Ареопагита с толкованиями прп. Максима Исповедника. XV в. Рум. № 93.
201. Толковый Апокалипсис. XIV в. Рум. № 8.
202. Торжественник. XVIII в. Рум. № 437.
203. Устав церковный Иерусалимский. 1428 г. Рум. № 445.
204. Устюжская Кормчая. XIII-XIV вв. Рум. № 230.
205. Хождение an. Иоанна Богослова с дополнениями. 1419 г. Рум. № 451.
206. Холмское Евангелие. XIV в. Рум. № 106, 113; Кормчая. 1-я пол. XVI в. Рогож. № 256.
Собрание И. Н. Царского (Отдел рукописей Государственного Исторического музея, г. Москва)
207. Диоптра прп. Филиппа Пустынника. 1426 г. Увар. 369—4.
208. Измарагд. XV-XVI вв. Увар. 252-1.
209. Кормчая. XIII в. Увар. 124-1.
210. Лаптевская Кормчая. Сер. XV в. Увар. 205—1.
211. Лествица. XV в. Увар. 447-4.
212. Пандекты. Нач. XVI в. Увар. 130-1.
213. Пандекты. Нач. XVI в. Увар. 198-1.
214. Пандекты. XVI в. Увар. 137-1.
215. Паренесис прп. Ефрема Сирина. XIV в. Увар. 273—1.
216. Патерик Египетский и сборник. Сер. XIV в. Увар. 510—4.
217. Поучения аввы Дорофея. XIV в. Увар. 373-4; 374-4.
218. Пролог. Кон. XIV в. Увар. 96-1.
219. Пролог. XIV в. Увар. 325-1.
220. Пролог. XIV в. Увар. 326-1.
221. Сборник. 2-я пол. XIV в. Увар. 249-4; Сборник. XVI в. Увар. 111-1.
222. Сборник житий. XVII в. Увар. 100-1.
223. Тактикой. XVI в. Увар. 138—1.
224. Тактикой и Пандекты прп. Никона Черногорца. Нач. XVI в. Увар. 127-1.
225. Толковый Апокалипсис. Кон. XIV в. Увар. 81—1.
Собрание Синодальной типографии (Российский государственный архив древних актов, г. Москва)
226. Паремийник. 1314 г. Син. тип. № 61; Сильвестровский сборник. 2-я пол. XIV в. Ф. 381. № 53.
ПЕЧАТНЫЕ ИЗДАНИЯ [493]
227. Абрамов Н. О введении христианства у березовских остяков // ЖМНМ. 1851. Ч. 72. № 12. Отд. V. С. 1-22.
228. Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комис-сиею. СПб., 1841-1842. 5т.
229. Акты, относящиеся до юридического быта древней России, изданные Археографическою комиссиею / Под ред. Н. Калачева. СПб., 1857— 1884. 3 т.
230. Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1846—1853. 5 т.
231. Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России, собранные и изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1863—1892. 15 т.
232. Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею Академии наук. СПб., 1836. 4 т.
233. Акты юридические, или собрание форм старинного делопроизводства, изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1838.
234. Амвросий (Орнатский), еп. История российской иерархии. М., 1807—1815. 7 т. То же. 2-е изд., испр. Киев, 1827. Т. 1.
235. Амфилохий (Сергиевский), архиеп. Описание рукописей Воскресенского монастыря // Изв. ОРЯС. 1858. Т. 7. Отд. В. С. 257-288; 1859/1860. Т. 8. Отд. В. С. 89-112,186-202.
236. Арцыбашев Н. С. Повествование о России. М., 1838—1843. 3 т.
237. Беляев И. Д. О монгольских чиновниках на Руси, упоминаемых в ханских ярлыках II Архив историко-юридических сведений, относящихся до России / Изд. Н. В. Калачев. М., 1850. Кн. 1. Отд. 1. С. 97-110.
238. Бодянский О. М. О поисках моих в Познанской публичной библиотеке // Чтения в ОИДР. 1846. Кн. 1. Отд. 1. С. 1-45.
239. Буслаев Ф. И. Историческая хрестоматия церковнославянского и древнерусского языков. М.,1861.
240. В лето 1416 о Григории Цамблаке послание грамоты всех епископов литовских // Древняя российская вивлиофика. 2-е изд. М., 1790. Ч. 14. С. 122-128.
241. Варлаам, архим. Обозрение рукописей собственной библиотеки преподобного Кирилла Белозерского // Чтения в ОИДР. 1860. Кн. 2. Отд. 3. С. 1-69.
242. Варлаам, архим. Описание историке-археологическое древностей и редких вещей, находящихся в Кирилле-Белозерском монастыре // Там же. 1859. Кн. 3. Отд. 1. С. 1-104.
243. Варлаам, архим. Описание сборника XV столетия Кирилле-Белозерского монастыря: Приложение к описанию // Учен. зап. ОРЯС. 1859. Кн. 5. Отд. 3. С. 1-66.
244. Василий Великий, сет. Беседа на святых четыредесят мученик // Творения святых отцов в русском переводе с прибавлением духовного содержания. М., 1846. Т. 8. Ч. 4. С. 295-308.
245. Вкладная запись Григория Дружиловича на пять крестьян и хлебную ругу для витебского Богородицкого монастыря 1406 г., октября 9 // Вестник Юго-Западной и Западной России / Изд. К. Говорский. Киев, 1862. Т. 1. Отд. 1. С. 140-146.
246. Востоков А. X. Описание русских и словенских рукописей Румянцев-ского музеума. СПб., 1842.
247. Голос в защиту предания о святом Василии I, епископе Рязанском // Чтения в ОИДР. 1859. Кн. 3. Отд. 1. С. 147-160.
248. Горский А. В. Историческое описание Свято-Троицкия Сергиевы лавры. 3-е изд. М., 1857.
249. Горский А. В. Кирилл II, митрополит Киевский и всея России // Прибавления к изданию творений святых отцов в русском переводе. М., 1843. Ч. 1. С. 415-432.
250. Горский А. В. О древних Словах на святую Четыредесятницу // Там же. 1858. Ч. 17. С. 34-64.
251. Горский А. В. Святой Алексий, митрополит Киевский и всея России // Там же. 1854. Ч. 6. С. 89-128.
252. Горский А. В. Святой Киприан, митрополит Киевский и всея Руси // Там же. 1848. Ч. 6. С. 295-369.
253. Горский А. В. Святой Петр, митрополит Киевский, и его исповедание веры // Там же. 1844. Ч. 2. С. 73-84.
254. Горский А. В., Невоструев К. И. Описание славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки. М., 1855—1917. 3 отд.
Отд. 1: Священное Писание. М., 1855.
Отд. 2: Писания святых отцов. М., 1858—1862. 3 т.
Т. 1: Толкования Священного Писания. М., 1858.
Т. 2: Писания догматические и духовно-нравственные. М., 1859.
Т. 3: Разные богословские сочинения. (Прибавление). М., 1862.
255. Григорович В. И. Протоколы Константинопольского патриархата XIV столетия. СПб., 1847. [Оттиск из ЖМНМ. 1847. Ч. 54. № 6. Отд. 2. С. 131-164].
256. Григорьев В. В. О достоверности ярлыков, данных ханами Золотой Орды русскому духовенству: Историко-филол. исслед. М., 1842.
257. Два поучения о постах // Православный собеседник. 1859. Ч. 3. С. 444-455.
258. Диев М. Историческое описание костромского Ипатьевского монастыря. М.,1858.
259. Димитрий (Туптало), сет., митр. Ростовский. Жития святых (Четьи Минеи).
260. Доброхотов В. И. Памятники древности во Владимире Кляземском. Соборы: кафедральный Успенский и бывший придворным великого князя Всеволода — Дмитриевский. М., 1849.
261. Долгоруков П. В. Российская родословная книга. СПб., 1840—1841. 4 кн. То же. СПб., 1854-1857. 4 кн.
262. Дополнения к Актам историческим, собранным и изданным Археографическою комиссиею. СПб., 1846—1875.12т.
263. Досифей, архим. Географическое, историческое и статистическое описание ставропигиального первоклассного Соловецкого монастыря. М., 1836.
264. Древнерусские поучения и послания к инокам о монашеской жизни / Публ. и прим. К. Невоструева // Материалы для истории Русской Церкви. Харьков, 1862. Т. 1. С. 104-195.
265. Древности Российского государства. М., 1849—1853. 6 отд. 17 т.
266. Дубенский Д. Предисловие [к изд. памятников древнего русского права по харатейному списку имп. Московского общества истории и древностей российских] // Русские достопамятности/ ОИДР. М., 1843. Ч. 2. С. I-XV.
267. Евгений (Болховитинов), митр. История княжества Псковского с присовокуплением плана города Пскова. Киев, 1831. 4 ч.
268. Евгений (Болховитинов), митр. Описание Киево-Печерской лавры с присовокуплением русских грамот и выписок, объясняющих оное, также планов лавры и обеих пещер. 2-е изд., испр. и доп. Киев, 1831.
269. Евгений (Болховитинов), митр. Описание Киево-Софийского собора и киевской иерархии. Киев, 1825.
270. Евгений (Болховитинов), митр. Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина Греко-Российской Церкви. 2-е изд., испр. и доп. СПб., 1827. 2 т.
271. Евфимий, монах. Оглавление Четьих Миней Всероссийского митрополита Макария, хранящихся в московском Успенском соборе / Вступл. В. Ундольского // Чтения в ОИДР. 1847. Кн. 4. Отд. 4. С. I-VI, 1-78.
272. Елагин Н. В. Первые христианские мученики в Литве // ЖМНМ. 1843. Ч. 38. № 6. Отд. 2. С. 113-129.
273. Жалованная грамота полоцкого князя Ярослава Изяславовича полоцкому Борисоглебскому монастырю на мельницу, на реке Бельчице 1396 г. II Вестник Юго-Западной и Западной России / Изд. К. Говорский. 1862. Год 1-й. Т. 1. Отд. 1. С. 122-123.
274. Житие преподобного Арсения Коневского и служба ему. СПб., 1820.
275. Житие преподобного Димитрия Прилуцкого // Материалы для истории Русской Церкви. Харьков, 1863. Т. 2. С. 51—77 .
276. Житие преподобного Михаила Клопского // Памятники старинной русской литературы / Изд. Г. Кушелев-Безбородко; Под ред. Н. Костомарова. СПб., 1862. Вып. 4. С. 36-51 /
277. Житие преподобного Пахомия, Нерехтского чудотворца // Христианское чтение. 1858. Ч. 1. С. 413-428.
278. Житие святого Арсения Тверского.
279. Житие святого Евфимия, архиепископа Новгородского // Памятники старинной русской литературы / Изд. Г. Кушелев-Безбородко; Под ред. Н. Костомарова. СПб., 1862. Вып. 4. С. 16—26.
280. Житие святого Ионы, архиепископа Новгородского // Там же. С. 27—35.
281. Житие святого Исаии, епископа Ростовского // Православный собеседник. 1858. Ч. 1. С. 432-439.
282. Житие святого Леонтия, епископа Ростовского // Там же. С. 297— 318.
283. Житие Стефана, епископа Пермского // Памятники старинной русской литературы / Изд. Г. Кушелев-Безбородко; Под. ред. Н. Костомарова. СПб., 1862. Вып. 4. С. 119-171.
284. Зиновий (Отенский). Истины показание к вопросившим о новом учении. Казань, 1863.
285. Зубрицкий Д. И. Критике-историческая повесть временных лет Червонной, или Галицкой, Руси / Пер. с польск. и предисл. О. Бодянского. М., 1845.
286. Иванчин- Писарев Н. Д. Прогулка по древнему Коломенскому уезду. М., 1843.
287. Иванчин-Писарев Н. Д. Еще несколько воспоминаний о коломенском пути и самом городе. [В доп. к соч. «Прогулка...»] М., 1845.
288. Иловайский Д. И. История Рязанского княжества. М., 1858.
289. Иоанн Дамаскин, прп. Слово на преславное Преображение Господа нашего Иисуса Христа // Христианское чтение. 1842. Ч. 3. Отд. 1. С. 166-205.
290. Иоанн Златоуст, сет. Беседа на усекновение главы святого Иоанна Крестителя // Там же. 1837. Ч. 3. Отд. 1. С. 136-149.
291. Иоанн Златоуст, сет. Беседа о предательстве Иуды, о Пасхе, о приобщении Тайн и о забвении обид, говоренная во святой и Великий Четверток // Там же. 1824. Ч. 14. Отд. 1. С. 3-29.
292. Иоасаф (Гапонов), иером. О святых иконах, особенно чтимых, находящихся во Владимирской епархии. Владимир, 1859.
293. Иосиф Волоцкий (Санин), прп. Отвещание и сказание о святых отцех, бывших в рустех монастырех // Чтения в ОИДР. 1847. Кн. 7. Отд. 4. С. 1-16.
294. Иосиф Волоцкий (Санин), прп. Просветитель, или обличение ереси жидовствующих. Казань, 1857.
295. Исторический список епископов и потом патриархов святой и великой Церкви Христовой, находящейся в Константинополе // Христианское чтение. 1843. Ч. 1. Отд. 3. С. 290-315, 401-453; 4.2. Отд. 2. С. 538-553; Ч. 3. Отд. 2. С. 278-292; Ч. 4. Отд. 2. С. 412-436.
296. Калайдович К. Ф. Историческое и топографическое описание мужеского общежительного монастыря св. чудотворца Николая, что на Пешноше, с присовокуплением устава его и чиноположения. М., 1837.
297. Калайдович К. Ф., Строев П. М. Обстоятельное описание славянороссийских рукописей, хранящихся в Москве, в библиотеке... графа Ф. А. Толстова. М., 1825. Первое прибавление / Изд. П. Строев. СПб., 1825. Второе прибавление / Изд. П. Строев. СПб., 1827.
298. Калачев Н. В. «Мерило праведное» // Архив историке-юридических сведений, относящихся до России / Изд. Н. В. Калачев. М., 1850. Кн. 1. Отд. 3. С. 28-40.
299. Калачев Н. В. О значении Кормчей в системе древнего русского права // Чтения в ОИДР. 1847. Кн. 3. Отд. 1. С. 1-128.
300. Калачев Н. В. Приложения к статье «О значении Кормчей в системе древнего русского права» // Там же. 1847. Кн. 4. Отд. 1. С. 1—80.
301. Карамзин Н. М. История государства Российского. 2-е изд. СПб., 1818-1829.12 т.
302. Карамзин Н. М. История государства Российского: В 3-х кн., заключающих в себе 12 т. с полными прим. / Изд. И. Эйнерлиг. 5-е изд. СПб., 1842-1843. 3 кн.
303. Карамзин Н. М. История государства Российского. 6-е изд. СПб., 1851-1853.12 т.
304. Келейные правила инокам по списку XIII—XIV в. («Завет мнихом уным в кельи житье») // Материалы для истории Русской Церкви. Харьков, 1862. Т. 1. С. 23-26; 156-161.
305. Кирилл Философ. Слово на Собор архистратига Михаила // Чтения в ОИДР. М., 1847. Кн. 8. Отд. 4. С. 1-21.
306. Клеванов А. С. История Юго-Западной Руси от ее начала до половины XIV в. М., 1849.
307. Книга правил святых апостол, святых Соборов Вселенских и Поместных и святых отец.
308. Книга степенная царского родословия, содержащая историю российскую с начала оныя до времен государя царя и великого князя Иоанна Васильевича / Сочинена трудами митр. Киприана и митр. Макария; Напечатана под смотрением Герарда Фридерика Миллера. М., 1775. 2ч.
309. Кормчая книга. 2 ч.
310. Кормчая книга напечатана при царе Алексее Михайловиче (Номоканон печатный). М., 1650.
311. Коцебу А. Ф. Свидригайло, великий князь литовский, или Дополнение к историям литовской, российской, польской и прусской. СПб., 1835.
312. Куприянов И. К. Обозрение пергаменных рукописей Новгородской Софийской библиотеки // Изв. ОРЯС. СПб., 1858. Т. 6. Отд. В. С. 34-66, 276-320.
313. Летописец русской от пришествия Рурика до кончины царя Иоанна Васильевича / Изд. Н. Львов. СПб., 1792. 5 ч.
314. Летописец, содержащий в себе российскую историю от 6360/852 до 7106/1598 г. (Архангелогородский летописец). М., 1781.
315. [Л(инденблатт) П. П.]. Описание Киево-Софийского кафедрального собора Рукопись. Изд. Киев, 1882.
316. Литва в отношении к России и Польше // Вестник Юго-Западной и Западной России / Изд. К. Говорский. 1862. Т. 1. Отд. 2. Кн. 1—3. С. 1-16, 17-32, 114-135; Т. 2. Отд. 2. Кн. 4-6. С. 177-189, 203-219, 241-260.
317. Макарий. архивп. Памятники церковных древностей в Нижегородской губернии II Зап. имп. Археолог, общества. СПб., 1857. Т. 10. С. 1— 514.
318. Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. СПб., 1857— 1866. Т. 1-4.
319. Макарий (Булгаков), митр. О Григории Цамблаке, митрополите Киевском, как писателе // Изв. ОРЯС. 1858. Т. 6. Отд. В. С. 98-153.
320. Макарий (Булгаков), митр. О первоначальном составе славянской Кормчей книги // Христианское чтение. 1851. Ч. 1. С. 535—560.
321. Макарий (Булгаков), митр. О сочинениях митрополита Киевского Кирилла II // Изв. ОРЯС. 1859/1860. Т. 8. Отд. В. С. 161-185.
322. Макарий (Булгаков), митр. Святой Кирилл, епископ Туровский // Там же. 1856. Т. 5. Отд. 4. С. 225-263.
323. Макарий (Миролюбов), архиеп. Археологическое описание церковных древностей в Новгороде и его окрестностях. М., 1860. 2 ч.
324. Макарий (Миролюбов), архиеп. Древние кресты в Новгороде, поставленные на поклонение // Зап. имп. Археолог, общества. 1861. Т. 2. Вып. 2. С. 84-102.
325. Марко Поло. Путешествия венецианца Марка Поло... с доп. и попр. К. Ф. Неймана / Пер. с нем. А. Н. Шемякина // Чтения в ОИДР. 1861. Кн. 3. Отд. 4. С. 1-26. Кн. 4. Отд. 4. С. 28-100; 1862. Кн. 1. Отд. 4. С. 101-212. Кн. 2. Отд. 4. С. 215-348. Кн. 3. Отд. 4. С. 349-414. Кн. 4. Отд. 4. С. 415-524.
326. Минея служебная.
327. Михайлов М. Подробная история северного края Вологодской губернии, заселенного зырянскими племенами // Вологодские губернские ведомости. 1850. № 1-14,16,17,19-22, 25-28, 30, 32, 34, 35, 38-42, 44-46, 49, 50, 52.
328. Муравьев А. Н. Жития святых Российской Церкви, также иверских и славянских. СПб., 1855—1858. 12 т.
329. Неволин К. А. О пространстве церковного суда в России до Петра Великого II Неволин К. А. Поли. собр. соч. СПб., 1859. 6 т. Т. 6. Отд. IV. С. 251-389.
330. Невоструев К. И. Вновь открытое поучительное послание святого Алексия, митрополита Московского и всея России // Душеполезное чтение. 1861. Ч. 1. С. 449-467.
331. Новые поучения Серапиона, епископа Владимирского // Православный собеседник. 1858. Ч. 2. С. 472-484.
332. Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа сега ново проведенный от славенскаго на болгарский язык от Неофита иеромонаха П. П. Рылца и с прилежанием. Смирна, 1840.
333. О книгах истинных и ложных, по двум спискам // Материалы для истории Русской Церкви. Харьков, 1862. Т. 1. С. 37—43 \
334. Обозрение Киева в отношении к древностям, изданное по высочайшему соизволению киевским гражданским губернатором Иваном Фундукле-ем. Киев, 1847.
335. Описание ростовского ставропигиального первоклассного Спасо-Яковлевского Дмитриева монастыря и приписного к нему Спасского, что на Песках. СПб., 1849.
336. Остромирово Евангелие 1056—1057 г. / С прил. текста Евангелий и граммат. объясн. А. X. Востокова. СПб., 1843').
337. Остроумов И. Н. История Флорентийского Собора. (Магистерск. дис., переработ, проф. А. В. Горским). М., 1847.
338. Паисий (Ярославов). Сказание о Спасо-Каменном монастыре // Православный собеседник. 1861. Ч. 1. С. 197— 216t).
339. Палаузов С. Н. Румынские господарства Валахия и Молдавия в исто-рико-политическом отношении. СПб., 1859.
340. Памятники древней русской словесности / Изд. И. Куприянов // ЖМНМ. 1854. Ч. 84. № 12. Отд. 2. С. 177-190.
341. Памятники древней русской словесности: Слова и поучения / Публ. и прим. М. П. Погодина // Москвитянин. 1851. Ч. 2. № 6. Кн. 2. С. 119-134.
342. Памятники отреченной русской литературы / Собр. и изд. Н. Тихонра-вов. М„ 1863. 2 т.
343. Пассек В. В. Историческое описание московского Симонова монастыря. М.,1843.
344. Пискарев Л. И. Собрание надписей на памятниках рязанской старины // Зап. имп. Археолог, общества. 1856. Т. 8. С. 271—324.
345. Поведание о побоище великого князя Димитрия Ивановича Донского / Изд. И. Снегирев // Русский исторический сборник. М., 1838. Т. 3. Кн. 1. С. 1-18.
346. Повесть о водворении христианства в Муроме (по рукописи Румянцев-ского музея № 364) // Памятники старинной русской литературы / Изд. Г. Кушелев-Безбородко; Под ред. Н. Костомарова. СПб., 1860. Вып. 1. С. 229-240.
347. Повесть о чюдеси Пречистыя Богородицы, о граде Муроме и о епископе его, како прииде на Рязань // Летописи русской литературы и древностей / Изд. Н. Тихонравов. М., 1859. Т. 2. Кн. 4. Отд. 3. С. 97-99.
348. Повесть Симеона Суздальского о Флорентийском Соборе («Хожение на Исидоров Собор») // Материалы для истории Русской Церкви. Харьков, 1862. Т. 1. С. 60-76.
349. Погодин М. П. Следы глаголических букв в Новгороде в нач. XI в. // Москвитянин. М., 1843. Ч. 4. № 7. С. 103-105.
350. Полевой Н. А. История русского народа. М., 1829—1833. 6 т.
351. Полное собрание русских летописей / Изд. Археограф, комиссией). СПб., 1841— [продолжающееся издание].
Т. 1: Лаврентиевская и Троицкая летописи. СПб., 1846 .
Т. 2: Ипатиевская и Густынская летописи. СПб., 1843.
Т. 3: Новгородские летописи. СПб., 1841.
Т. 4: Новгородские и Псковские летописи. СПб., 1848 .
Т. 5: Псковские и Софийские летописи. СПб., 1851.
Т. 6: Софийские летописи. СПб., 1853.
Т. 7: Летопись по Воскресенскому списку. СПб., 1856.
Т. 8: Продолжение летописи по Воскресенскому списку. СПб., 1859. Т. 9: Летописный сборник, именуемый Патриаршею, или Никоновскою, летописью. 1862 . Т. 15. Летописный сборник, именуемый Тверскою летописью. СПб., 1863.
352. Попов А. Н. Летописи великих князей литовских // Учен. зап. ОРЯС. 1854. Кн. 1. Отд. 3. С. 21-58.
353. Послание епископа Владимирского к сыну святого Александра Невского II Материалы для истории Русской Церкви. Харьков, 1862. Т. 1. С. 14-16.
354. Послание епископа Владимирского к сыну святого Александра Невского // Православный собеседник. 1861. Ч. 3. С. 467—472.
355. Послание Епифания к преподобному Кириллу 1413 г. / Публ. А. И. Никифорова // Там же. 1863. Ч. 3. С. 323-328 /
356. Послания Всероссийского митрополита Киприана, доселе еще не изданные / Публ. А. С. Павлова // Там же. 1860. Ч. 2. С. 75-106.
357. Поучение Петра митрополита // Памятники старинной русской литературы / Изд. Г. Кушелев-Безбородко; Под. ред. Н. Костомарова. СПб., 1862. Вып. 4. С. 186-188.
358. Поучение святителя Алексия митрополита от Апостольских деяний к христолюбивым Христианом // Прибавления к изданию творений святых отцов в русском переводе. М., 1847. Ч. 5. С. 30—39.
359. Поучение святого Петра, митрополита Киевского // Там же. 1844. Ч. 2. С. 85-90.
360. Поучения Кирилла, епископа Ростовского // Православный собеседник. 1859. Ч. 1. С. 244-258.
361. Поучения Фотия, митрополита Киевского // Там же. 1860. Ч. 2. С. 453-473. Ч. 3. С. 97-112, 222-240, 357-366, 481-500; 1861. Ч. 2. С. 181-204.
362. Правило Кирилла, митрополита Русского // Русские достопамятно-сти / ОИДР. 1815. Ч. 1. С. 104-124.
363. Православие и русская народность в Литве // Христианское чтение. 1851. Ч. 1. С. 430-497. Ч. 2. С. 174-233
364. Прение Лаврентия Зизания с игуменом Илиею // Летописи русской литературы и древностей / Изд. Н. Тихонравов. М., 1859. Т. 2. Кн. 4. Отд. 2. С. 80-100.
365. Пролог.
366. Пролог. М., 1641.
367. Путешествие Исидора митрополита на Флорентийский Собор в 1436 г. // Древняя российская вивлиофика. 2-е изд. М., 1788. Ч. 6. С. 27-70.
368. Пушкарев И. И. Описание Российской империи в историческом, географическом и статистическом отношениях. СПб., 1844—1846.1 т.: в 4 кн.
369. Ратшин А. Полное собрание исторических сведений о всех бывших в древности и ныне существующих монастырях и примечательных церквах в России. М., 1852.
370. Родословная книга великого Российского государства великих князей от... Рюрика и до... Федора Иоанновича // Временник ОИДР. 1851. Кн. 10. Отд. 2. С. I-VIII, 1-286.
371. Роэенкампф Г. А. Обозрение Кормчей книги в ее историческом виде. М., 1829. То же. 2-е изд. с многими переменами и прибавлениями. Начатое сочинителем, изд. В. Анастасовичем. СПб., 1839.
372. Руднев Н. Рассуждение о ересях, и расколах, бывших в Русской Церкви со времени Владимира до Иоанна Грозного. М., 1838.
373. Рукописи графа А. С. Уварова / Изд. и вступ. ст. М. И. Сухомлинова. СПб., 1858. 2 т. Т. 2.
374. Русская летопись по Никонову списку. СПб., 1767—1792. 8 ч.
375. Савва (Тихомиров), архиеп. Указатель для обозрения Московской Патриаршей (ныне Синодальной) ризницы. 2-е изд., испр. и доп. М., 1858. 2 т. То же. 3-е изд., значит, доп. М., 1858. То же. 4-е изд. М., 1863.
376. Савваитов П. И. Описание вологодского Спасо-Прилуцкого монастыря. СПб., 1844.
377. Сахаров И. П. Исследования о русском иконописании. СПб., 1849. 2 кн.
378. Сахаров И. П. Обозрение русской археологии // Зап. Отд-ния рус. и славян, археологии имп. Археолог, общества. 1851. Т. 1. Отд. 1. С. 1—80.
379. Сахаров И. П. Путешествия русских людей по Святой земле. СПб., 1839.2 ч.
380. Синодальное деяние 1389 года о духовном единстве России / Публ., предисл. и прим. В. Григоровича // Архив историке-юридич. сведений, относящихся до России / Изд. Н. Калачев. М., 1861. Кн. 3. Отд. 2. С. 1-20.
381. Сказание о блаженном Петре, царевиче Ордынском // Православный собеседник. 1859. Ч. 1. С. 356-376.
382. Сказания о святых Борисе и Глебе: Сильвестровский список XIV в. / Изд. И. И. Срезневский; С предисл. И. И. Срезневского. СПб., I860'.
383. Слава Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, открывшаяся в явлениях чудотворных Ее икон в России. М., 1853. 3 ч.
384. Слова преподобного отца нашего Серапиона, епископа Владимирского / Публ. архиеп. Филарета. // Прибавления к изданию творений святых отцов в русском переводе. М„ 1843. Ч. 1. С. 97-111, 193-205.
385. Слово о житии и о преставлении великого князя Димитрия Ивановича, царя русского / Изд. И. Снегирев // Русский исторический сборник. М., 1838. Т. 3. Кн. 1. С. 81-106.
386. Слово похвальное в память святого Леонтия, епископа Ростовского // Православный собеседник. 1858. Ч. 1. С. 420—431.
387. Слово святых отец, како жити крестьяном // Там же. 1859. Ч. 1. С. 128-146.
388. Смирнов С. К. Историческое описание Саввино-Сторожевского монастыря. М., 1846. То же. 2-е изд., испр. и доп. М., 1860.
389. Смирнов С. К. Преподобный Сильвестр, игумен обнорский, чудотворец // Душеполезное чтение. 1861. Ч. 3. С. 229—264.
390. Снегирев И. М. Памятники московской древности с присовокуплением очерка монументальной истории Москвы и древних видов и планов древней столицы. М., 1841.
391. Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел. М., 1813—1828. 5 ч.
392. Собрание древних грамот и актов городов: Вильны, Ковна, Трок — православных монастырей, церквей и по разным предметам. Вильно, 1843.2 ч.
393. Собрание путешествий к татарам и другим восточным народам в XIII, XIV и XV столетиях: 1. Плано-Карпини; 2. Аецелин / Пер. и изд. Д. Языков. СПб., 1825.
394. Содержание рукописи «Златая Цепь», принадлежащей нач. XIV в. / Сообщ. архиеп. Филаретом // Чтения в ОИДР. 1847. Кн. 2. Отд. 4. С. 45-48.
395. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1851— 1879. 29 т.
396. Сравнительное обозрение старинных Типиков, или церковных Уставов, употреблявшихся в Русской Церкви до патриарха Никона // Православный собеседник. 1865. Ч. 1. С. 3—50.
397. Срезневский И. И. Древние памятники русского письма и языка (X— XIV вв.): Общее повременное обозрение и дополнения с палеографическими указаниями, выписками и указателями // Изв. ОРЯС. 1861— 1863. Т. 10. С. 1-36, 81-109, 161-234, 273-373, 417-583, 593-704. Указатель к обозрению // Там же. С. 705—740.
398. Срезневский И. И. Еще одно поучение Кирилла Туровского по неизданным спискам // Там же. 1855. Отд.: Исторические чтения о языке и словесности. С. 221—231.
399. Стасов В. В. Каменный крест новгородского Софийского собора // Зап. имп. Археолог, общества. 1861. Т. 3. Вып. 5. С. 423—427.
400. Стоглав [2-е изд. Казань, 1862.]
401. Строев П. М. Библиотека императорского Общества истории и древностей российских. М.,1845.
402. Строев П. М. Выходы государей, царей и великих князей Михаила Феодоровича, Алексия Михаиловича, Феодора Алексиевича, всея Ру-сии самодержцев. (С 1632 по 1682 г.). М., 1844.
403. Строев П. М. Обстоятельное описание старопечатных книг, славянских и российских, хранящихся в библиотеке тайного советника, сенатора... графа Федора Андреевича Толстова. М., 1829.
404. Строев П. М. Описание старопечатных книг славянских, находящихся в библиотеке московского первой гильдии купца и Общества истории и древностей российских благотворителя Ивана Никитича Царского. М.,1836.
405. Строев П. М. Описание старопечатных книг славянских, служащее дополнением к описаниям библиотеки графа Федора Андреевича Толстова. М., 1841.
406. Строев П. М. Рукописи славянские и российские, принадлежащие почетному гражданину и Археографической комиссии корреспонденту Ивану Никитичу Царскому. М., 1848.
407. Суд Ярослава Владимировича. Правда Русская // Русские достопамятное / ОИДР. М., 1815. Ч. 1. С. 17-58.
408. Татищев В. Н. История российская с самых древнейших времен. [М.], 1768-1784. 4 кн.
409. Толстой М. В. Древние святыни Ростова Великого. 2-е изд., испр. и доп. М., 1860.
410. Толстой М. В. Несколько слов об Успенском Дубенском монастыре, с двумя литографированными видами его // Чтения в ОИДР. 1860. Кн. 1. Отд. 1. С. 45-50.
411. Узаконения Константиновы // Русские достопамятности / ОИДР. М., 1843. Ч. 2. С. 138-200.
412. Ундольский В. Замечания для истории церковного пения в России // Чтения в ОИДР. 1847. Кн. 3. Отд. 1. С. 1-46.
413. Федоров Анания. Историческое собрание о богоспасаемом граде Суж-дале: О построении, и о именовании его, и о бывшем прежде в нем великом княжении, и о протчем к тому потребном, ради любопытных собранное из различных показаний вкратце / Подг. к печ. Я. А. Соловьев // Временник ОИДР. М., 1855. Кн. 22. Отд. 2. С. 1-212.
414. Филарет (Гумилевский), архиеп. Изыскание о проповеднике XIII столетия Владимирском архиепископе Серапионе // Прибавления к изданию творений святых отцов в русском переводе. М., 1843. Ч. 1. С. 92-111; 193-205.
415. Филарет (Гумилевский), архиеп. Исторический обзор песнопевцев и песнопения Греческой Церкви. СПб., 1860.
416. Филарет (Гумилевский), архиеп. История Русской Церкви. М., 1847-1848. 5 т. То же. 2-е изд. М., 1850-1851. 3 т.
417. Филарет (Гумилевский), архиеп. Обзор русской духовной литературы. 2-е изд. Харьков, 1859—1861. 2 кн.
418. Филарет (Гумилевский), митр. Русские святые, чтимые всею Цер-ковию или местно: Опыт описания жизни их. Чернигов, 1861—1864. 8 т. То же. 2-е изд., доп. Чернигов, 1865. 2 т. Отд. 1, 3.
419. Хондемир. История монголов. От древнейших времен до Тамерлана. Пер. с персидск. / Предисл. и прим. В. Григорьева. СПб., 1834.
420. Чертков А. Д. Описание древних русских монет. М., 1834. Прибавление 1-е. 1837. Прибавление 2-е. 1838. Прибавление 3-е. 1842.
421. Шевырев С. П. История русской словесности, преимущественно древней. М., 1846-1860. 4 ч.
422. Шевырев С. П. Поездка в Кирилле-Белозерский монастырь... в 1847 г. М., 1850. 2 ч.
423. Ярлыки, сиречь жалованные грамоты, иже давали первые цари ордынские и сущие по них вси святейшим преосвященным митрополитам Киевским и всея Руссии // Древняя российская вивлиофика. 2-е изд. М., 1788. Ч. 6. С. 10-26.
424. Abulghasi Bahadur Chani. Historia Mongolorum et Tataromm, nunc primum Tatarice edita. Casani: Ex Universitatis Imperialis typ., 1825. [Абульгази. Родословная тюркского племени. Соч. Абуль-Гази / Пер. Г. Саблукова. Казань, 1854.]
425. Acta Patriarchatus Constantinopolitani [1315—1402] / Ed. F. Miklosich, I. Muller. Vindob., 1860. 2 t.
426. Acta sanctorum quot quot to orbe coluntur, vel a catholicis scriptoribus celebrantur, quae ex Latinis et Graecis, aliarunque gentium antiquis monumentis collegit, digessit, notis illustravit loannes Bollandus. 1643— 1902. 60 v. 1733-1743. V. 32-36. Acta... Augusti. 61.
427. Allacci L. De Ecclesiae Occidentalis atque Orientalis perpetua consensione libri tres. Coloniae Agrippinae, 1648.
428. Bandtkie J. S. Dzieje krolestwa Polskiego. Wyd. powtome i poprawne. Wroclaw, 1820. 21.
429. Berault-Bercastel. A. H. de. Histoire de l’Eglise. Paris, 1779-1790. 24 v.
430. Binius S. Concilia generalia et provincialia Graeca et Latina quae reperiri potuerunt omnia. Item epistolae decretales & romanorum pontificum vita. Lutetiae Parisiorum, 1636. 9 t.
431. Binterim A. J. Die vorzuglichsten Denkwurdigkeiten der Christkatholischen Kirche aus den ersten, mittlem und letzten Zeiten. 7 v.
432. Corpus juris civilis quo jus universum Justinianeum comprehenditur: pandectis, ad florentinum archetypum expressis... Additae et institutionum novellarum Justiniani, Leonis & Feodorum eputomae... Coloniae Allobro-gum, 1624. 2 t. To же. Lutetiae Parisiorum, 1628. 2 t.
433. Cromerius M. Polonia, sive De origine et rebus gestis Polonorum libri XXX. Coloniae Agrippinae, 1589. To же. Kromer M. Kronika [De origine et rebus gestis Polonorum] / Na polski iezyk przebzona przez Marcina Blazowskiego. Warszawa, 1767.
434. Danitowicz J. Latopisiec Litwy i kronika Ruska: z rekopisu sbwiariskiego przepisane. Wilno, 1827.
435. Dlugosz J. Historia Polonica. Francofurti, Lipsiae, 1711—1712. 2 v.
436. Dorotheas. [Sancta generalis Horentina Synodus / ed. by Dorotheus]. Roma, [1636]. 2v.
437. Dubowicz J. Hierarchia abo 0 zwierzchnosci w Cerkwi Bozey. Lwow, 1644. 5 ks.
438. Ducas, fl. Ducae Michaelis Ducae nepotis Historia Byzantina res in imperio Graecorum gestas complectens: a loanne Palaeologo I. ad Mehemetem II. Parisiis, 1649.
439. Dupin L. E. Nouvelle bibliotheque des auteurs ecclesiastiques, contenant l'histoire de leur vie, le catalogue, la critique, et la chronologie de leurs ouvrages. 19 v.
440. Fleury Cl. Histoire eccle'siastique. Paris, 1691-1743. 36 v.
441. 441.Iohannes Chrysostomus. Opera omnia / Opera et studio Bemardi de Montfaucon. Parisiis, 1718-1738. 13 v.; To же. Venetiis, 1734-1741. 13 v.; To же. Parisiis. 1834-1839. 13 v.
442. Jaroszewicz J. Obraz Litwy pod wzgledem jej cywilizacyi, od czasow najdawniejszych do konca wieku XVIII. Wilno, 1844-1845. 3 t.
443. Joseph Bryennius. Joseph Monachou tou Bryennion ta Heurethenta. Leipzig, 1786. 3 v.
444. Kojalowicz W. Miscellanea rerum, ad Statum Ecclesiasticum in Magno Lituaniae Ducatupertinentia. Vilnae, 1650.
445. Kossow 5. Patericon abo Zyvoty ss. ojcow peczersldch. Kijow, 1635.
446. Kulczynski I. Specimen Ecclesiae Ruthenicae (cum S. sede Apostolica Romana semper unitae) ab origine susceptae fidei ad nostra usque tempora. Romae, 1733-1734. 2 t.
447. Le Beau Ch. Histoire du Bas-Empire, en commengant a Constantin le Grand. Paris. 29 v.
448. Lequlen M. Oriens christianus, in quatuor patriarchatus digestus; quo exhibentur ecclesiae, patriarchae, caeterique praesules totius Orientis. Parisiis, 1740. 3 v.
449. Narbutt Т. Dzieje starozytne narodu litewskiego. Wilno, 1835—1841. 9 v.
450. Naruszewicz A. S. Historia narodu polskiego. Z rekopisma Biblioteki Putawskiej i Jozefa hrabiego Sierakowskiego. [2-e wyd.]. Warszawa, 1803— 1824. 10 t. To же. Wyd. nowe Jana Nep. Bobrowicza. Lipsk, 1836-1837. 10 t.
451. Rinaldi 0. Annales ecclesiastici ab anno quo definit Card. Caes. Baronius. 1198, usque ad annum 1565 continuati. 2 d ed. Cololniae Agrippinae, 1691-1727.13 v.
452. Ruysbroek W. van. Voyage remarquable de Guillaume de Rubruquis, envoile en ambassade par le roi Louis IX en differentes parties de Г Orient / Tr. de l'anglois par le s-r. de Bergeron. La Haye, 1735.
453. Saint-Martin A. J. Histoire d'Armenie par le patriarche Jean VI, dit Jean Catholicos / Traduite de l'armenien en fran^ais par M. J. Saint-Martin. Paris, 1841.
454. Stebelski I. Dwa wielkie swiatta na horyzoncie Potockim z cieniow zakonnych powstajace. Wilno, 1781—1783. 3 t.
455. Stryikowski M. Kronika polska, litewska, zmodzka i wszystkiej Rusi. Warszawa, 1846. 2 t.
456. Syropoulos S. Vera historia unionis non verae inter Graecos et Latinos, sive Concilii florentini exactissima narratio. Hagae-Comitis: Ex typographiae AdrianiVlacqi, MDCLX [1660].
457. Tolstoy D. Le Catholicisme Romain en Russie. Paris, 1863. 2 t.
458. Turgenev A. I. Historica Russiae monumenta, ex antiquis exterarum gentium archivis et bibliothecis deprompta. Petropoli, 1841—1842.
459. Voigt J. Geschichte Preussens, von den altesten Zeiten bis zum Untergange der Herrschart des deutschen Ordens. Konigsberg, 1827—1839. 9 t.
460. Wessenberg I. H. K. Die groBen Kirchenversammlungen des 15. und 16. Janrhunderts in Beziehung auf Kirchenverbesserung geschichtlich und kritisch dargestellt mit einleitender Ubersicht der fruhem Kirchengeschichte. Constanz, 1840. 4 bd.
ПОКРОВ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ НАД РОССИЕЙ
Хронологический список явлений Пресвятой Богородицы и Ее прославления в знамениях, чудесах и иконах Русской Православной Церкви (1240—1448) [494]
|
Ок. 1249 г. |
— |
Принесение в Ярославль свв. блгвв. кнн. Василием (1 1249, память 8 февраля, 3 июля, 8 июня) и Константином († 1257, память 3 июля, 8 июня) иконы Пресвятой Богородицы Ярославской (8 июня). |
|
1260 |
— |
Заступничество Пресвятой Богородицы чрез Ее Феодоровскую икону за Кострому при нападении татар (16 августа). |
|
1261 |
— |
Прославление (наказание святотатцев) Холмской иконы Пресвятой Богородицы во время разграбления г. Холма войсками Бурундая (8 сентября). |
|
1264-1301 |
— |
Из Константинополя в Галич (или Белз) в правление вел. кн. Льва Даниловича галицкого принесена икона Пресвятой Богородицы «Одигитрия», прославившаяся позднее под именем Ченстоховской (6 марта). |
|
1282 |
— |
Явление Соболевской иконы Пресвятой Богородицы под Киевом (20 ноября). |
|
Ок. 1283 г. |
— |
Св. Петр, игумен Ратский, впоследствии митр. Киевский и всея Руси († 1326, память 21 декабря), написал икону Пресвятой Богородицы, прославившуюся чудотворениями (Петровскую), и поднес ее в дар митр. Киевскому и всея Руси Максиму (24 августа). |
|
Ок. 1285 г. |
— |
Заступничество Пресвятой Богородицы чрез Ее Устюжскую икону Благовещения по молитвам прав. Прокопия († 1303, память 8 июля) за г. Устюг при падении каменного града (8 июля). |
|
1288 |
— |
Прославление Свенской-Печерской иконы Пресвятой Богородицы (прозрение черниговского кн. Романа), перенесение иконы из Киево-Печерского монастыря в брянский Свенский Успенский монастырь (3 мая). |
|
1288 |
— |
Написание списка со Свенской-Печерской иконы Пресвятой Богородицы «Печерская с предстоящими прпп. Антонием и Феодосием» в Киево-Печерском монастыре (3 мая). |
|
1290 |
— |
Ростовские кнн. Димитрий и Константин Борисовичи прислали в дар Великому Устюгу икону Пресвятой Богородицы «Одигитрия» (Устюжскую) для освящения деревянного собора в честь Успения Божией Матери (28 июля). |
|
Ок. 1291 г. |
— |
Прославление Муромской-Рязанской иконы Пресвятой Богородицы (защита от клеветы свт. Василия Рязанского, 11295, память 3 июля) (12 апреля). |
|
1295, |
— |
Явление Курской иконы Пресвятой Богородицы «Знамение» (8 сентября, 27 ноября). |
|
Ок. 1298 г. |
— |
Св. блгв. кн. Феодор Смоленский и Ярославский (11299, память 19 сентября) благословил родовой иконой Пресвятой Богородицы (по типу Тихвинской) своего сына св. Давида († ок. 1321 г., память 19 сентября, 5 марта). |
|
1299 |
— |
Явление Пресвятой Богородицы во сне свт. Максиму, митр. Киевскому и всея Руси († 1305, память 6 декабря), в знамение соизволения на перенесение митрополии из Киева во Владимир. Написание Максимовской иконы Пресвятой Богородицы (18 апреля). |
|
XIII в. |
— |
Прославление Белыничской иконы Пресвятой Богородицы (13 апреля). |
|
1301 |
— |
Явление Новгород-Северской иконы Пресвятой Богородицы (20 декабря). |
|
Нач. XIV в. |
— |
Св. Петр, игумен Ратский († 1326, память 21 декабря), написал Новгородскую икону Пресвятой Богородицы (20 декабря). |
|
Ок. 1507 г. |
— |
Заступничество Пресвятой Богородицы чрез Ее Петровскую икону за свт. Петра († 1326, память 21 декабря) при его путешествии в Константинополь для поставления митрополитом Киевским и всея Руси (24 августа). |
|
1314 |
— |
Явление и прославление (исцеления) Толгской иконы Пресвятой Богородицы (8 августа). |
|
1325 |
— |
Свт. Петр, митр. Киевский и всея Руси († 1326, память 21 декабря), при перенесении кафедры из Владимира в Москву перенес в Успенский собор Московского Кремля Петровскую икону (24 августа). |
|
Ок. 1326 г. |
— |
Свт. Петр, митр. Киевский и всея Руси († 1326, память 21 декабря), написал икону в честь Успения Пресвятой Богородицы, помещенную в Успенском соборе Московского Кремля (15 августа). |
|
1330 |
— |
Принесение в Нижний Новгород из Киево-Печерского монастыря свт. Дионисием († 1385, память 15 октября, 26 июня) списка Печерской иконы Пресвятой Богородицы с предстоящими Антонием и Феодосием — Нижегородской (3 мая). |
|
1337 |
— |
Прп. Сергий Радонежский († 1392, память 25 сентября) принес в основанную им Троицкую обитель моленную Смоленскую икону Пресвятой Богородицы «Одигитрия» — родительское благословение (28 июля). |
|
1337 |
— |
Заступничество Пресвятой Богородицы чрез Ее Новгородскую икону «Умиление» (вознесение на воздух, истечение слез) за г. Новгород от морового поветрия (8 июля). |
|
1338 |
— |
Явление и прославление (истечение слез) Рядитенской иконы Пресвятой Богородицы в Новгороде (6 июля). |
|
1540 (?) |
— |
Явление Пресвятой Богородицы на Почаевской горе (23 июля). |
|
1341 |
— |
Явление Виленской иконы Пресвятой Богородицы (14 апреля). |
|
1350 |
— |
Явление прп. Авраамию († 1375, память 20 июля) Галичской (Чухломской) иконы Пресвятой Богородицы «Умиление» (20 июля, 28 мая, 15 августа). |
|
Сер. XIV в. |
— |
Вел. кн. литовский Ольгерд Гедиминович (1345-1377) подарил своей супруге привезенную из Херсонеса в Вильно икону Пресвятой Богородицы Виленскую- Остробрамскую. Великая княгиня пожертвовала икону в Свято-Троицкую обитель (26 декабря). |
|
Ок. 1360 г. |
— |
Явление иконы Пресвятой Богородицы на воздухе прп. Лазарю Муромскому († 1391, память 8 марта) с повелением построить церковь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
Ок. 1361 г. |
— |
Обретение Холмской иконы Пресвятой Богородицы после разорения г. Холма (8 сентября). |
|
1366 |
— |
Прославление (прекращение пожара) Новгородской иконы Пресвятой Богородицы «Умиление» (8 июля). |
|
1370 |
— |
Свт. Алексий, митр. Киевский и всея Руси († 1378, память 12 февраля), перенес в нижегородский Благовещенский монастырь Корсунскую икону Пресвятой Богородицы, написанную в Киеве в 993 г. (9 октября). |
|
1371 |
— |
Прп. Димитрий Прилуцкий († 1392, память 11 февраля) принес в основанный им Спасо-Прилуцкий монастырь келейную Страстную икону Пресвятой Богородицы (13 августа). |
|
Ок. 1375 г. |
— |
Явление Пресвятой Богородицы с апостолами Петром и Иоанном прп. Сергию Радонежскому († 1392, память 25 сентября) (24 августа). |
|
1377 |
— |
По распоряжению свт. Алексия, митр. Киевского и всея Руси († 1378, память 12 февраля), для серпуховского Владычнего монастыря написана икона «Введение во храм Пресвятой Богородицы» по образу видения прп. Варлаама Серпуховского († 1377, память 5 мая) (21 ноября). |
|
1377 (1350 ?) |
— |
Заступничество Пресвятой Богородицы чрез Ее Ченстоховскую икону «Одигитрия» за г. Белз при осаде его язычниками литовцами и татарами. Вынесенный на стену чудотворный образ был ранен стрелой, и потекла кровь. В наказание нечестивцев окутала мгла и многие умерли от страха. |
|
3-я четв. |
— |
Прп. Сергий Радонежский († 1392, память 25 сентября) благословил своего ученика прп. Ферапонта Боровенско-го († кон. XIV в., память 27 мая) иконой в честь Успения Пресвятой Богородицы на основание Боровенской обители (15 августа). |
|
1380, |
— |
Заступничество Пресвятой Богородицы чрез Ее Владимирскую (23 июня) и Донскую (19 августа) иконы за русские войска на Куликовом поле в битве войска св. блгв. вел. кн. московского Димитрия Донского († 1389, память 19 мая) с войском Мамая. |
|
1380 |
— |
Жители г. Гребени в память победы на Куликовом поле поднесли св. блгв. вел. кн. московскому Димитрию Донскому († 1389, память 19 мая) Гребневскую икону Пресвятой Богородицы (28 июля). |
|
1381 |
— |
Принесение в Россию из Константинополя митр. Пименом чудотворной Пименовской иконы (6 июня). |
|
Ок. 1382 г. |
— |
Свт. Дионисий, архиеп. Суздальский († 1385, память 26 июня), написал икону Пресвятой Богородицы «Одигитрия» для Вознесенского девичьего монастыря Московского Кремля (7 июля). |
|
1383 |
— |
Прославление (сращение расколотых частей) Курской иконы Пресвятой Богородицы «Знамение» (8 сентября, 27 ноября). |
|
1383 |
— |
Явление Тихвинской иконы Пресвятой Богородицы (26 июня). |
|
1383 |
— |
Явление Пресвятой Богородицы со святителем Николаем пономарю Георгию на месте явления Тихвинской иконы; впоследствии написана особая икона в честь этого события (26 июня). |
|
Ок. 1388 г. |
— |
Явление Пресвятой Богородицы свт. Феодору († 1394, память 28 ноября) с повелением основать обитель (Ростовский монастырь в честь Рождества Богородицы); в память явления свт. Феодор написал Тихвинскую икону Пресвятой Богородицы (26 июня). |
|
1390, |
— |
Принесение из Смоленска в Москву вел. кнг. Софией Витовтовной иконы Пресвятой Богородицы «Благодатное Небо» (6 марта). |
|
1390 |
— |
Палестинские иноки принесли в Москву икону Пресвятой Богородицы «Неопалимая Купина», которая была помещена в кремлевской Благовещенской церкви (4 сентября). |
|
1391, |
— |
Прославление (истечение слез) иконы в честь Покрова Пресвятой Богородицы в Новгородской церкви во имя св. ап. Иакова (1 октября). |
|
1392, |
— |
Явление Девпетерувской иконы Пресвятой Богородицы (29 февраля). |
|
1392, |
— |
Явление Барловской иконы Пресвятой Богородицы «Блаженное Чрево» (26 декабря). |
|
1393 |
— |
Прп. Арсений († 1447, память 12 июня) принес в благословение с Афона Коневскую икону Пресвятой Богородицы (10 июля). |
|
1394 |
— |
Явление Пресвятой Богородицы прп. Кириллу († 1427, память 9 июня), когда он жил в московском Симоновом монастыре, с повелением идти на Белоозеро и основать там обитель. Прп. Кирилл принес в основанную им обитель в честь Успения Пресвятой Богородицы свою келейную Смоленскую икону Пресвятой Богородицы. |
|
1395, |
— |
Перенесение Владимирской иконы Пресвятой Богородицы из Владимира в Москву и заступничество Пресвятой Богородицы за Русскую землю при нашествии войск Тамерлана (26 августа). |
|
1398 |
— |
Заступничество Пресвятой Богородицы за г. Великий Устюг чрез Ее икону «Одигитрия» при разбойном нападении новгородцев (поражение слепотою, корчами и ломотою святотатцев и разбойников) (28 июля). |
|
XIV-XV вв. |
— |
Заступничество Пресвятой Богородицы чрез Ее Свенскую-Печерскую икону за брянский Свенский монастырь при нашествии иноплеменников (3 мая). |
|
1403 |
— |
Прп. Дионисий Глушицкий († 1437, память 1 июня) написал икону в честь Покрова Пресвятой Богородицы (1 октября). |
|
1405 |
— |
Явление Молченской иконы Пресвятой Богородицы близ Путивля (18 сентября). |
|
1408 |
— |
Заступничество Пресвятой Богородицы чрез Ее Владимирскую икону за Москву при нашествии войска хана Едигея в отсутствие великого князя и митрополита. |
|
1408 |
— |
Прославление Владимирской-Ростовской иконы Пресвятой Богородицы (сохранение во время пожара в Ростове) (15 августа). |
|
1413 |
— |
Явление и прославление (исцеления) Колочской иконы Пресвятой Богородицы близ Можайска (8 июля). |
|
1419 |
— |
Сохранение от пламени и изрубления Двинской иконы Пресвятой Богородицы в д. Цыгломине Архангельской епархии при нападении норвежцев (25 ноября). |
|
1420 |
— |
Заступничество Пресвятой Богородицы чрез Ее Чирскую-Псковскую икону (истечение слез) за г. Псков при моровой язве (16 июля). |
|
1420 |
— |
Явление иконы Пресвятой Богородицы «Призри на смирение» (Псковской) (16 сентября). |
|
Ок. 1420 г. |
— |
Прп. Дионисий Глушицкий († 1437, память 1 июня) написал иконы Пресвятой Богородицы: «Знамение» (27 ноября), «Одигитрия» (28 июля), в честь Успения Семигородную (Семигородскую) (15 августа). |
|
Ок. 1425 г. |
— |
Явление Овиновской иконы в честь Успения Пресвятой Богородицы (15 августа). |
|
1428 |
— |
Прославление (истечение целебного мира — 16 сентября, а затем сохранение в пожаре) Толгской иконы Пресвятой Богородицы (8 августа). |
|
1429 |
— |
Прп. Савватий († 1435, память 27 сентября) принес на Соловецкий остров келейную икону Пресвятой Богородицы «Одигитрия» (28 июля). |
|
Сер. XV в. |
— |
Явление Бахчисарайской (Крымской) иконы Пресвятой Богородицы (Панагия) на скале и прославление иконы чудотворениями (15 августа). |
|
Сер. XV в. |
— |
Прославление (сохранение в пожаре) Выдропускской иконы Пресвятой Богородицы «Одигитрия» (28 июля). |
|
Ок. 1440 г. |
— |
Смоленская икона Пресвятой Богородицы «Одигитрия» перенесена из Смоленска в Москву (28 июля). |
|
1442, |
— |
явление Макарьевской иконы Пресвятой Богородицы прп. Макарию Унженскому († 1444, память 25 июля) (17 сентября). |
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Денисов Л. И. Православные монастыри Российской империи. М., 1908.
2. Мелетий, архим. История первоклассного ставропигиального Соловецкого монастыря. СПб., 1899.
3. Панагия, или Успенский Бахчисарайский в Крыму скит. Одесса, 1901.
4. Поселянин Е. Богоматерь. СПб., б. г.
5. Сергий (Спасский), архиеп. Владимирский. Святой Андрей, Христа ради юродивый, и праздник Покрова Пресвятой Богородицы. СПб., 1898.
СВЯТАЯ РУСЬ
Хронологический список канонизированных святых, почитаемых подвижников благочестия и мучеников Русской Православной Церкви (сер. XIII — сер. XV в.) [495]
|
Время преставления к Богу, день памяти |
Канонизированные святые, подвижники благочестия, мученики (в скобках указаны другие дни памятей) |
|
|
XIII в., после 1240 г. |
|
† 1241, 18 июля |
Прп. Памва иеромонах, затворник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий. |
|
† 1243, 8 мая |
Св. прмц. Евпраксия Псковская (в миру блгв. кнг. псковская Евфросиния) (16 октября). |
|
† 1244, 5 мая |
Св. блгв. кнг. владимирская Феодосия (в иночестве Евфросиния) (3-я неделя по Пятидесятнице — Собор Новгородских святых; 23 июня — Собор Владимирских святых). |
|
† 1245, 20 сентября |
Св. блгв. кн. черниговский Михаил, мученик и исповедник (14 февраля). |
|
† 1245, 20 сентября |
Св. мч. и исп. Феодор боярин, Черниговский (14 февраля). |
|
† 1246, 30 сентября |
Св. блгв. вел. кн. владимирский Ярослав (в крещении Феодор) (3-я неделя по Пятидесятнице — Собор Новгородских святых; 23 июня — Собор Владимирских святых). |
|
† 1249, 8 февраля |
Св. блгв. кн. ярославский Василий (8 июня; 3 июля). |
|
† 1250, 25 сентября |
Прп. Евфросиния Суздальская (в миру блгв. кнг. черниговская Феодулия) (18 сентября). |
|
† ок. 1250 г., 23 октября |
Прп. Елисей Лавришевский (3-я неделя по Пятидесятнице —Собор Белорусских святых). |
|
Сер. XIII в. |
Св. блгв. кн. ржевский Владимир (15 июля; 1-я неделя после 29 июня — Собор Тверских святых). |
|
Сер. XIII в. |
Св. блгв. кнг. ржевская Агриппина (15 июля; 1-я неделя после 29 июня — Собор Тверских святых). |
|
† 1253, 3 февраля |
Св. блгв. кн. юрьевский Святослав (в крещении Гавриил) (23 июня — Собор Владимирских святых). |
|
† 1257, 3 июля |
Св. блгв. кн. ярославский Константин (8 июня). |
|
† 1258, 20 марта |
Св. блгв. кн. рязанский Олег Красный, схимник (10 июня — Собор Рязанских святых). |
|
† ок. 1260 г. |
Прп. Феодор Каменский (10 сентября; 3-я неделя по Пятидесятнице — Собор Вологодских святых). |
|
† 1262, 21 мая |
Свт. Кирилл, еп. Ростовский (23 мая — Собор Ростово-Ярославских святых). |
|
† 1262, 28 июня |
Прп. Ксенофонт Робейский (26 января). |
|
† после 1262 г. |
Св. прав. Иоанн Устюжский (29 мая; 3-я неделя по Пятидесятнице — Собор Вологодских святых). |
|
† после 1262 г. |
Св. прав. Мария Устюжская (29 мая; 3-я неделя по Пятидесятнице — Собор Вологодских святых). |
|
† 1263, 14 ноября |
Св. блгв. вел. кн. владимирский Александр Невский (в схиме Алексий) (23 ноября; 30 августа). |
|
† после 1263 г. |
Св. блгв вел. кнг. владимирская Александра (23 ноября; 23 июня — Собор Владимирских святых). |
|
† после 1263 г. |
Св. блгв. кнж. владимирская Евдокия (1 марта; 23 июня — Собор Владимирских святых). |
|
† 1269 |
Св. блгв. кн. юрьевский Димитрий (3 февраля; 23 июня — Собор Владимирских святых). |
|
† 1270, 19 июля |
Св. блгв. кн. рязанский Роман, мученик. |
|
† 1275, 12 июня |
Свт. Серапион, еп. Владимирский (23 июня — Собор Владимирских святых). |
|
† 1276, 29 сентября |
Прп. Киприан Устюжский (3-я неделя по Пятидесятнице —Собор Вологодских святых). |
|
† 1278, 13 декабря |
Св. блгв. кн. Глеб Ростовский, Белоезерский (23 мая —Собор Ростово-Ярославских святых). |
|
† 1281, 6 декабря |
Свт. Кирилл II(III), митр. Киевский и всея Руси (25 мая). |
|
† 1281 |
Прп. Харитина Новгородская (кнж. литовская) (5 октября). |
|
† ок. 1281-1284 гг. |
Св. блгв. кнг. ярославская Мария (22 июля). |
|
† 1285, 3 февраля |
Св. блгв. кн. угличский Роман. |
|
† ок. 1285 г., 20 сентября |
Св. блгв. кн. брянский Олег (в крещении Леонтий, в иночестве Василий). |
|
† 1286, 26 ноября |
Свт. Феодор, еп. Владимирский (23 июня — Собор Владимирских святых). |
|
† ок. 1287 г. |
Св. блгв. кн. ярославский Михаил (19 сентября). |
|
† 1288, 28 мая |
Свт. Игнатий, еп. Ростовский. |
|
† ок. 1288 г. |
Св. блгв. кн. смоленский Михаил (19 сентября; в неделю пред 28 июля — Собор Смоленских святых). |
|
† 1289, 3 февраля |
Свт. Симеон, еп. Тверской. |
|
† 1289 |
Св. блгв. кнг. ярославская Анна (в иночестве Анастасия) (19 сентября). |
|
† после 1289 г. |
Св. блгв. кнг. ярославская Ксения (24 января). |
|
† 1290, 29 июня |
Прп. Петр, царевич Ордынский (30 июня). |
|
† 1294 |
Св. блгв. вел. кн. владимирский Димитрий (26 октября; 23 июня — Собор Владимирских святых). |
|
† 1295, 3 июля |
Свт. Василий, еп. Рязанский (10 июня; 12 апреля). |
|
† 1299, 4 марта |
Св. прмч. Иоасаф Снетогорский и с ним семнадцать иноков преподобномучеников. |
|
† 1299, 4 марта |
Св. прмч. Василий Мирожский.
|
|
† 1299, 4 марта |
Св. сщмч. Иосиф пресвитер, Псковский. |
|
† 1299, 4 марта |
Св. сщмч. Константин пресвитер. Псковский. |
|
† 1299, 20 мая |
Св. блгв. кн. псковский Довмонт (в крещении Тимофей). |
|
† 1299, 19 сентября |
Св. блгв. кн. смоленский и ярославский Феодор (5 марта). |
|
XIII в. |
Св. сщмч. Анфим, еп. Сарский (11 июня). |
|
XIII в. |
Свт. Василий, архиеп. Сурожский (15 декабря — Собор Крымских святых). |
|
XIII в. |
Св. блгв. кн. Иоанн Путивльский, мученик (20 сентября). |
|
XIII в. |
Прп. Савва богоугодник, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (24 апреля). |
|
XIII в. |
Прп. Авраамий трудолюбивый, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (21 августа). |
|
XIII в. |
Прп. Лука эконом, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (6 ноября). |
|
XIII в. |
Прп. Сергий послушливый, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (7 октября). |
|
XIII в. |
Прп. Сисой затворник, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (24 октября). |
|
XIII в. |
Прп. Феофил затворник, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (24 октября). |
|
XIII в. |
Прп. Алексий затворник, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (24 апреля). Преподобные тридцать отцов Киево-Печерских, мироточивые главы которых почивают в Ближних пещерах (28 сентября — Собор Ближних пещер). |
|
XIII в. |
Прп. Ефрем пресвитер, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (28 января). |
|
XIII в. |
Прп. Евстафий златарь, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (20 сентября). |
|
XIII в. |
Прп. Иероним затворник, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (15 июня). |
|
XIII в. |
Прп. Меладий старец, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (28 сентября — Собор Ближних пещер). |
|
XIII в. |
Прп. Пергий старец, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (8 февраля). |
|
XIII в. |
Прп. Павел чудеснопослушливый, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (10 сентября). |
|
XIII в. |
Прп. Мелетий иерей, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (12 февраля). |
|
XIII в. |
Прп. Серапион иерей, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (13 июля). |
|
XIII в. |
Прп. Филарет иерей, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (1 декабря). |
|
|
Прп. Авария постник, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (17 декабря). |
|
|
Прп. Вассиан Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (10 октября). |
|
|
Прп. Давид Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (в неделю праотец). |
|
|
Прп. Елисей Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (14 июня). |
|
|
Прп. Иннокентий Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (6 июля). |
|
|
Прп. Исихий Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (7 июля). |
|
|
Прп. Иоаким Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (9 сентября). |
|
|
Прп. Никифор Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (9 февраля). |
|
|
Прп. Нифонт Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (23 декабря). |
|
|
Прп. Сергий другой, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (7 октября). |
|
|
Прп. Силуан другой, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (10 июня). |
|
|
Прп. Сильвестр другой, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (2 января). |
|
|
Прп. Сисой канонархист, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (6 июля). |
|
|
Прп. Стефан постник, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (27 декабря). |
|
|
Прп. Тимофей инок, Киево-Печерский, в Ближних пещерах почивающий (21 февраля). |
|
XIII в. |
Прп. Сисой схимник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (6 июля). |
|
XIII в. |
Прп. Пафнутий затворник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (15 февраля). |
|
XIII в. |
Прп. Афанасий затворник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (2 декабря). |
|
XIII в. |
Прп. Софроний затворник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (11 марта). |
|
XIII в. |
Прп. Анатолий затворник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (3 июля). |
|
XIII в. |
Прп. Пиор затворник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (4 октября). |
|
XIII в. |
Прп. Исидор затворник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (4 февраля). |
|
XIII в. |
Прп. Лаврентий затворник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (20 января). |
|
XIII в. |
Прп. Кассиан затворник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (8 мая). |
|
XIII в. |
Прп. Феодор молчаливый, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (17 февраля). |
|
XIII в. |
Прп. Аммон затворник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (4 октября). |
|
XIII в. |
Прп. Мардарий затворник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (13 декабря). |
|
XIII в. |
Прп. Панкратий затворник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (9 февраля). |
|
XIII в. |
Прп. Евлогий старец, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (5 марта). |
|
XIII-XIV вв. |
Прп. Павел послушливый, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (10 сентября). |
|
XIII-XIV вв. |
Прп. Моисей чудотворец, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (28 июля). |
|
XIII-XIV вв. |
Прп. Мартирий диакон, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (25 октября). |
|
XIII-XIV вв. |
Прп. Мартирий затворник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (25 октября). |
|
XIII-XIV вв. |
Прп. Григорий затворник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (8 января). |
|
XIII-XIV вв. |
Прп. Макарий диакон, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (19 января). |
|
XIII-XIV вв. |
Прп. Захария постник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (24 марта). |
|
XIII-XIV вв. |
Прп. Силуан схимник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (10 июня). |
|
XIII-XIV вв. |
Прп. Агафон чудотворец, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (20 февраля). |
|
XIII-XIV вв. |
Прп. Лонгин вратарь, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (16 октября). |
|
|
XIV век |
|
† 1303, 4 марта |
Св. блгв. кн. московский Даниил (30 августа). |
|
† 1303, 8 июля |
Св. блж. Прокопий, Христа ради юродивый. Устюжский. |
|
† 1305, 6 декабря |
Свт. Максим, митр. Киевский и всея Руси, Владимирский (13 августа). |
|
† 1310, 23 декабря |
Свт. Феоктист, архиеп. Новгородский (23 января). |
|
Нач. XIV в. |
Прп. София (кнж. Тверская). |
|
† 1312 |
Св. блгв. кнг. тверская Ксения (в иночестве Мария) (24 января; в неделю 1-ю после 29 июня — Собор Тверских святых). |
|
† 1316/1317, |
Св. блгв. кнг. псковская Мария (в иночестве Марфа). |
|
† 1318, 22 ноября |
Св. блгв. вел. кн. тверской Михаил, мученик. |
|
† после 1320 г. |
Прп. Макарий пустынник. Новгородский (19 января; 3-я неделя по Пятидесятнице — Собор Новгородских святых). |
|
† до 1321 г. |
Св. блгв. кн. ярославский Константин (19 сентября; 5 марта). |
|
† 1321 |
Св. блгв. кн. ярославский Давид (19 сентября; 5 марта). |
|
† 1322 |
Сб. блгв. кн. новгородский Афанасий (18 января). |
|
† 1132, 23 апреля |
Св. мч. Феодор философ. Камский. |
|
† 1325, 15 сентября |
Св. блгв. вел. кн. тверской Димитрий Грозные Очи, мученик (в неделю 1-ю после 29 июня — Собор Тверских святых) . |
|
† 1325 |
Св. блж. Захария иерей, Христа ради юродивый, Шенкурский (24 марта). |
|
Нач. XIV в. |
Прп. Вассиан Крестомировский (3 сентября). |
|
† 1326, 21 декабря |
Свт. Петр, митр. Киевский и всея Руси, Московский (24 августа; 5 октября). |
|
† 1328, 7 сентября |
Свт. Прохор, еп. Ростовский (23 мая — Собор Ростово-Ярославских святых). |
|
† 1330, 21 июня |
Св. блгв. кн. стародубский Феодор, мученик (23 июня — Собор Владимирских святых). |
|
† 1333 |
Прп. Михаил верижник, Вязниковский (9 ноября; 23 июня — Собор Владимирских святых). |
|
† 1336, 28 июля |
Свт. Антоний, еп. Ростовский (17 января; 23 мая — Собор Ростово-Ярославских святых). |
|
† ок.1337 г. (1345?) |
Прп. Кирилл схимонах. Радонежский (28 сентября; 18 января; в четверток седмицы о мытаре и фарисее; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† ок.1337 г. (1345?) |
Прп. Мария схимонахиня, Радонежская (28 сентября; 18 января; в четверток седмицы о мытаре и фарисее, 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† 1338, 2 октября |
Св. блгв. кнг. инокиня прп. Анна Кашинская (12 июня; 21 июля). |
|
† 1339, 28 октября |
Св. блгв. вел. кн. тверской Александр, мученик (1-я неделя после 29 июня — Собор Тверских святых). |
|
† 1339, 28 октября |
Св. блгв. вел. кн. тверской Феодор, мученик (1-я неделя после 29 июня — Собор Тверских святых). |
|
† 1340, 31 марта |
Св. блгв. вел. кн. московский Иоанн Колита. |
|
† 1345, зима |
Св. блгв. кн. ярославский Василий Грозный (13 июля; 23 мая — Собор Ростово-Ярославских святых). |
|
† 1347, 14 апреля |
Св. мч. Антоний Литовский. |
|
† 1347, 24 апреля |
Св. мч. Иоанн Литовский (14 апреля). |
|
† 1347, 13 декабря |
Св. мч. Евстафий Литовский (14 апреля). |
|
† 1352, 3 июля |
Свт. Василий Калика, архиеп. Новгородский (10 февраля; 4 октября; 3-я неделя по Пятидесятнице — Собор Новгородских святых). |
|
† 1353, 11 марта |
Свт. Феогност, митр. Киевский и всея Руси, Московский. |
|
† после 1353 г. |
Св. блгв. вел. кнг. московская Мария (в иночестве Фотиния) (31 июля). |
|
† 1362, 2 июня |
Св. блгв. кн. суздальский и нижегородский Андрей (23 июня — Собор Владимирских святых). |
|
† 1363, 25 января |
Свт. Моисей, архиеп. Новгородский (19 апреля). |
|
† 1367, 20 марта |
Свт. Феодор Добрый, еп. Тверской (1-я неделя после 29 июня — Собор Тверских святых). |
|
† 1367, 8 декабря |
Прп. Кирилл Челмогорский. |
|
† ок. 1367 г. |
Прп. Вассиан Строкинский, Каргопольский (8 декабря). |
|
† 1373. 15 октября |
Свт. Иоанн, еп. Суздальский. |
|
† 1375, 20 июля |
Прп. Авраамий Галичский. |
|
† 1377, 5 мая |
Прп. Варлаам Серпуховской. |
|
† 1377, 26 мая |
Прп. Гедеон Серпуховской (5 мая). |
|
† 1378, 12 февраля |
Свт. Алексий, митр. Киевский и всея Руси, Московский (20 мая; 5 октября). |
|
† 1378 |
Прп. Феодора Нижегородская (в миру блгв. кнг. суздальская Василисса—Анастасия) (2 июня; 28 марта; 23 июня — Собор Владимирских святых). |
|
† 1379, 25 апреля |
Прп. Сильвестр Обнорский. |
|
† 1380, 8 сентября |
Прп. Александр (Пересвет), схимонах-воин. Радонежский (7 сентября; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
XIV в. |
Прп. Андрей (Родион Ослябя), схимонах-воин. Радонежский (7 сентября; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† ок.1380 г. |
Прп. Леонтий Стромынский (20 июля; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† 1384, 23 марта |
Прп. Пахомий Нерехтский (15 мая). |
|
† 1384, 29 мая |
Прп. Илия келарь. Радонежский (6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† 1384 |
Св. прав. Иулиания Новгородская (21 декабря; 3-я неделя по Пятидесятнице — Собор Новгородских святых). |
|
† 1385, 6 мая |
Прп. Михей Радонежский. |
|
† 1385, 15 октября |
Свт. Дионисий, архиеп. Суздальский (26 июня). |
|
† 1388, зима |
Прп. Исаакий молчальник. Радонежский (30 мая; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† ок. 1388 г. |
Прп. Афанасий «Железный посох», Череповецкий (26 ноября; 25 сентября; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† ок. 1388 г. |
Прп. Феодосии Череповецкий (26 ноября; 25 сентября; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† 1389, 19 мая |
Св. блгв. вел. кн. московский Димитрий Донской. |
|
† после 1389 г., |
Прп. Исаакий Алфанов, Новгородский (4 мая). |
|
† после 1389 г., |
Прп. Кирилл Алфанов, Новгородский (4 мая). |
|
† после 1389 г., |
Прп. Климент Алфанов, Новгородский (4 мая). |
|
† после 1389 г., |
Прп. Никита Алфанов, Новгородский (4 мая). |
|
† после 1389 г., |
Прп. Никифор Алфанов, Новгородский ( 4 мая). |
|
† после 1389 г., |
Прпп. два брата Алфановы, ихже имена Бог весть. Новгородские (4 мая). |
|
† 1390, 3 февраля |
Свт. Алексий, архиеп. Новгородский (14 июля). |
|
† ок. 1390 г., 27 октября |
Св. блгв. кн. смоленский Андрей. |
|
† 1391, 8 марта |
Прп. Лазарь Мурманский, Олонецкий. |
|
† после 1391 г. |
Прп. Феодосии Мурманский, Олонецкий (8 марта). |
|
† до 1392 г. |
Прп. Митрофан игумен-старец. Радонежский (4 июня; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† до 1392 г. |
Прп. Василий Сухой, Радонежский (1 января; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† 1392, 19 января |
Св. блж. Феодор, Христа ради юродивый. Новгородский. |
|
† 1392, 11 февраля |
Прп. Димитрий Прилуцкий. |
|
† 1392, 4 июня |
Прп. Мефодий Пешношский (14 июня). |
|
† 1392, 15 июня |
Св. прмч. Григорий Авнежский. |
|
† 1392, 15 июня |
Св. прмч. Кассиан Авнежский. |
|
† 1392, 20 июля |
Прп. Савва Одноокий, Стромынский (6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† 1392, 27 июля |
Св. блж. Николай, Христа ради юродивый. Кочанов, Новгородский. |
|
† 1392, 29 июля |
Прп. Роман Киржачский (6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† 1392, 25 сентября |
Прп. Сергий игумен. Радонежский и всея России чудотворец (5 июля). |
|
† 1392, 27 ноября |
Свт. Иаков, еп. Ростовский. |
|
† после 1392 г. |
Прп. Макарий Радонежский (19 января; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† после 1392 г. |
Прп. Симон екклесиарх, Радонежский (10 мая; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† после 1392 г. |
Прп. Игнатий Радонежский (20 декабря; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† 1394, 28 ноября |
Свт. Феодор, архиеп. Ростовский. |
|
† ок. 1395 г., |
Прп. Андроник, игумен спасский. Московский. |
|
† 1395, 12 сентября |
Прп. Афанасий Высоцкий, Серпуховской, младший (6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† после 1395 г. (?) |
Св. блгв. кн. Глеб Смоленский (7 июля; в неделю пред 28 июля — Собор Смоленских святых). |
|
† 1396, 26 апреля |
Свт. Стефан, еп. Великопермский. |
|
† 1399, 26 августа |
Св. блгв. кн. тверской и микулинский Михаил (в иночестве Матфей) (1-я неделя после 29 июня — Собор Тверских святых). |
|
XIV в. |
Прп. Арсений трудолюбивый, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (8 мая). |
|
XIV в. |
Прп. Зинон постник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (30 января). |
|
XIV в. |
Прп. Иаков Стромынский (21 апреля; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
XIV в. |
Прп. Ипатий целебник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (31 марта). |
|
XIV в. |
Прп. Иосиф многоболезненный, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (4 апреля). |
|
XIV в. |
Прп. Нестор некнижный, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (27 октября). |
|
XIV в. |
Прп. Руф затворник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (8 апреля). |
|
XIV в. |
Прп. Вениамин затворник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (13 октября). |
|
XIV в. |
Прп. Евфимий схимник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (20 января). |
|
XIV в. |
Прп. Тит воин, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (27 февраля). |
|
XIV в. |
Прп. Ахила диакон, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (4 января). |
|
XIV в. |
Прп. Паисий богоутодник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (19 июля). |
|
XIV в. |
Прп. Меркурий постник, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (24 ноября). |
|
XIV в. |
Прп. Геронтий канонарх, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (1 апреля). |
|
XIV в. |
Прп. Леонтий канонарх, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (18 июня). |
|
|
Прп. Анастасий, другой, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (22 января). |
|
|
Прп. Варсонофий Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (6 февраля). |
|
|
Прп. Геннадий Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (31 августа). |
|
|
Прп. Герасим Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (4 марта). |
|
|
Прп. Даниил старей, Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (17 декабря). |
|
XIV в. |
Прп. Димитрий Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (26 октября). |
|
XIV в. |
Прп. Петр Киево-Печерский, в Дальних пещерах почивающий (10 сентября). |
|
XIV в. |
Прп. Стефан Московский, Радонежский (14 июля; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
XIV в. |
Прп. Иаков посольник, Радонежский (23 октября; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
XIV в. |
Прп. Онисим вратарь. Радонежский (15 февраля; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
XIV в. |
Прп. Елисей диакон. Радонежский (15 февраля; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
XIV в. |
Прп. Нектарий вестник. Радонежский (29 ноября; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
XIV в. |
Прп. Варфоломей Радонежский (11 июня; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
XIV в. |
Прп. Наум Радонежский (1 декабря; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
XIV в. |
Прп. Иоанникий Радонежский (4 ноября; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
XIV в. |
Прп. Димитрий Цилибинский (26 октября). |
|
XIV в. |
Прав. Иулиания дева, мученица, Сольвычегодская (21 декабря). |
|
XIV-XV вв. |
Прп. Григорий Голутвинский (25 января; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
XIV-XV вв. |
Прп. Макарий Писемский, Костромской (10 января). |
|
XIV-XV вв. |
Прп. Ферапонт Боровенский, Калужский (27 мая; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
|
XV век |
|
† после 1401 г. |
Прп. Афанасий Высоцкий, Серпуховской, старший (12 сентября; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† 1402, 6 мая |
Свт. Михаил, еп. Смоленский (28 ноября; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† 1404, 1 апреля |
Прп. Евфимий Суздальский (4 июля). |
|
† 1406, 14 июля |
Прп. Стефан Махрищский. |
|
† 1406, 16 сентября |
Свт. Киприан, митр. Киевский и всея Руси, Московский (27 мая). |
|
† 1406, 21 декабря |
Св. блгв. кн. вяземский Симеон, мученик (в неделю пред 28 июля — Собор Смоленских святых). |
|
† 1406, 21 декабря |
Св. блгв. кнг. вяземская и новоторжская Иулиания, мученица (2 июня). |
|
† 1407, 7 июля |
Св. блгв. вел. кнг. московская Евдокия (в иночестве Евфро-синия) (17 мая). |
|
† 1407, 3 декабря |
Прп. Савва Сторожевский, Звенигородский (19 декабря). |
|
† 1409, 2 марта |
Свт. Арсений, еп. Тверской. |
|
† 1409, 22 октября |
Прп. Феодор Ростовский (6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† после 1409 г. |
Прп. Павел Ростовский (22 октября; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† ок.1410-1420 гг. |
Прп. Савва, игумен спасский. Московский (13 июня). |
|
† 1410, 3 июля |
Св. сщмч. Патрикий иерей. Владимирский (23 июня — Собор Владимирских святых). |
|
Нач. XV в. |
Прп. Петр Каменский (10 сентября; 3-я неделя по Пятидесятнице — Собор Вологодских святых). |
|
Нач. XV в. |
Прп. Пахомий Каменский, Святолучский (10 сентября; 1 июня; 3-я неделя по Пятидесятнице — Собор Вологодских святых). |
|
† 1412, 7 октября |
Прп. Сергий Нуромский, Вологодский. |
|
† ок. 1412 г. |
Прп. Феофил Омучский (21 октября). |
|
† ок.1412 г. |
Прп. Иаков Омучский (21 октября). |
|
† до 1414 г. |
Прп. Никифор Боровский (9 февраля; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† не позднее 1414 г. |
Три преподобных Засурских, Нижегородских (мученика ?). |
|
† 1416, 3 мая |
Свт. Григорий Премудрый, архиеп. Ростовский (23 мая — Собор Ростово-Ярославских святых). |
|
† 1418 |
Прп. Антоний Карельский (18 апреля; в субботу между 31 октября и 6 ноября — Собор Карельских святых). |
|
† 1418 |
Прп. Феликс Карельский (18 апреля; в субботу между 31 октября и 6 ноября — Собор Карельских святых). |
|
† ок.1418-1422 гг. |
Прп. Епифаний Премудрый, Радонежский (12 мая; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† ок. 1420 г., 19 мая |
Прп. Корнилий Палеостровский, Олонецкий (21 августа). |
|
† ок. 1420 г. |
Св. прав. Василий Кашинский (1 июня; 1-я неделя после 29 июня — Собор Тверских святых). |
|
† ок. 1420 г. |
Св. прав. Ирина Кашинская (1 июня; 1-я неделя после 29 июня — Собор Тверских святых). |
|
† после 1420 г. |
Прп. Авраамий Палеостровский, Олонецкий (21 августа). |
|
† 1421, 15 июня |
Свт. Симеон, архиеп. Новгородский (10 февраля; 4 октября; 3-я неделя по Пятидесятнице — Собор Новгородских святых). |
|
† после 1421 г. |
Прп. Никита Боровский (1 мая; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† после 1422 г. |
Прп. Павел пустынник, Глушицкий (1 июня; 12 октября; 3-я неделя по Пятидесятнице — Собор Вологодских святых). |
|
† 1425, 18 октября |
Свт. Дионисий Грек, архиеп. Ростовский (23 мая — Собор Ростово-Ярославских святых). |
|
† до 1426 г. |
Прп. Даниил иконописец, Московский (13 июня; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† 1426, 27 мая |
Прп. Ферапонт Можайский, Белоезерский (27 декабря). |
|
† 1426, 17 ноября |
Прп. Никон, игумен радонежский и всея России чудотворец. |
|
† 1427, 9 июня |
Прп. Кирилл Белоезерский. |
|
† ок. 1427 г. |
Прп. Игнатий молчальник, Белоезерский (9 июня, 20 декабря). |
|
† после 1427 г. |
Прп. Александр, игумен спасский. Московский (13 июня; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† 1429, 10 января |
Прп. Павел Комельский, Обнорский. |
|
† 1429, 18 июля |
Прп. Леонтий Кариховский, Новгородский (3-я неделя по Пятидесятнице — Собор Новгородских святых). |
|
† 1429 (?) |
Св. прмч. Савва, игумен железноборовский (11 апреля; 23 января — Собор Костромских святых). |
|
† 1429 (?) |
Св. прмч. Вениамин игумен, Железноборовский (11 апреля; 23 января — Собор Костромских святых). |
|
† ок. 1429 г.
|
Св. блгв. кн. заозерский Димитрий, Вологодский (26 октября; 3-я неделя по Пятидесятнице — Собор Вологодских святых). |
|
† ок.1429-1439 гг. |
Св. блгв. кнг. заозерская Мария, Вологодская (26 октября; 3-я неделя по Пятидесятнице — Собор Вологодских святых). |
|
|
Св. блгв. кн. Феодор, в Вологде (1 сентября; 3-я неделя по Пятидесятнице — Собор Вологодских святых). |
|
† до 1430 г. |
Прп. Андрей иконописец, Рублев, Московский (4 июля; 13 июня; 6 июля — Собор Радонежских святых). |
|
† 1431, 2 июля |
Свт. Фотий, митр. Киевский и всея Руси, Московский (27 мая). |
|
† не позднее 1434 г., 2 марта |
Прп. Савватий Тверской (1-я неделя после 29 июня — Собор Тверских святых). |
|
† 1434, 11 ноября |
Св. блж. Максим, Христа ради юродивый. Московский (13 августа). |
|
† 1435, 27 сентября |
Прп. Савватий Соловецкий (8 августа). |
|
† 1435 |
Прп. Игнатий архим., Киево-Печерский, в Дальних пеще |
|
|
рах почивающий (20 декабря). |
|
† 1435 |
Прп. Евфимий Карельский (18 апреля; в субботу между |
|
|
31 октября и 6 ноября — Собор Карельских святых). |
|
† 1437, 1 июня |
Прп. Дионисий Глушицкий (12 октября). |
|
†1439, 9 июня |
Прп. Александр Куштский, Вологодский. (6 марта). |
|
† 1439 |
Святые преподобномученики иноки желтоводской Троицкой обители, от казанских татар убиенные (25 июля). |
|
† 1440, 22 сентября |
Св. блгв. кн. галицкий и бежецкий Димитрий Красный (1-я неделя после 29 июня — Собор Тверских святых). |
|
† 1440 |
Прп. Тарасий Глушицкий (12 октября). |
|
XIV-XV вв. |
Прп. Феодосии Глушицкий (12 октября). |
|
† 1442, 24 января |
Св. сщмч. Герасим, еп. Великопермский (29 января). |
|
†1442, 11 апреля |
Прп. Иаков Железноборовский (5 мая). |
|
†1442, 30 сентября |
Прп. Григорий Пельшемский. |
|
† 1442 |
Прп. Варфоломей келарь, строитель Симоновский, Московский (25 августа). |
|
† 1442 |
Прп. Иоанн Златый, Симоновский, Московский (24 июня). |
|
† 1442 |
Прп. Игнатий иконник. Симоновский, Московский (20 декабря). |
|
† после 1442 г. |
Прп. Иаков Брылеевский (11 апреля). |
|
† 1444, 25 июля |
Прп. Макарий Унженский. |
|
†1445, 11 июня |
Прп. Варнава Ветлужский. |
|
†1447, 12 июня |
Прп. Арсений Коневский. |
|
Сер. XV в. |
Прп. Афанасий Мурманский, Олонецкий (8 марта). |
|
Сер. XV в. |
Прп. Евмений Мурманский, Олонецкий (4 июня). |
|
Сер. XV в. |
Прп. Елеазар Мурманский, Олонецкий (4 июня). |
|
Сер. XV в. |
Прп. Назарий Мурманский, Олонецкий (4 июня). |
|
Сер. XV в. |
Св. прав. Кирилл Вольский (9 июня; 3-я неделя по Пятидесятнице — Собор Вологодских святых). |
ЕПАРХИИ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ (кон. Х — сер. XV в.) [496]
|
До 997 г., возможно, 988/990 гг. |
Киевская митрополия Константинопольского патриархата (в 1299/1300 резиденция фактически переносится во Владимир Суздальский [497], с 1325 г.— резиденция в Москве). |
|
Одновременно с Киевской митрополичьей кафедрой |
Белгородская под Киевом епархия (примерно до 1165 г. Белгородский епископ был викарием Киевского митрополита). В XIII в. присоединена к митрополичьей епархии. |
|
Одновременно с Киевской митрополичьей кафедрой |
Новгородская епархия (примерно с 1165 г.— архиепископия). |
|
1005-1006 гг. или, возможно, позднее — ок. 1088 г. |
Туровская епархия. |
|
Одновременно с Киевской митрополичьей кафедрой или в 1024-1036 гг. |
Черниговская епархия (в 1060—1080-х гг.— титулярная митрополия). В XIV в. кафедра перемещалась в Брянск. |
|
До 1050-1060-х гг.; возможно, одновременно с Киевской митрополичьей кафедрой |
Полоцкая епархия. |
|
До 1072 г., возможно, одновременно с Киевской митрополичьей кафедрой |
Переяславская под Киевом епархия (с 1060— 1070-х гг. и примерно до 1100г.— титулярная митрополия). В 1269 г. объединена с Сарайской епархией. |
|
До 1070-х гг. |
Ростовская епархия (выделена из Переяславской; с 1090-х примерно до 1136 г., вероятно, была вакантна и управлялась из Переяславля). |
|
До 1072 г., возможно, в 1036-1054 гг. |
Юрьевская на реке Рось епархия (в 3-й четв. XII в. кафедра пребывала в Каневе). В XIII в. присоединена к митрополичьей епархии. |
|
1078-1086 гг., не исключено, что одновременно с Киевской митрополичьей кафедрой |
Волынская епархия (с резиденцией во Владимире Волынском). |
|
1136 |
Смоленская епархия (выделена из Переяславской). |
|
До 1156 г., вероятно, в 1140-е гг. |
Галицкая епархия (выделена из Волынской). В течение XIV в. неоднократно выделялась в самостоятельную митрополию: в 1302/1303—1305 гг. с подчинением ей Туровской, Перемышльской, Владимиро-Волынской, Холмской, Луцкой епархий; ок. 1331-1347 гг.; в 1371-1391/1392 гг. с подчинением Перемышльской, Владимиро-Волынской, Холмской епархий. |
|
После 1187 г., возможно, в 1198 г. |
Рязанская епархия (выделена из Черниговской). |
|
1214 |
Владимиро-Суздальская епархия (выделена из Ростовской). С 1381 г. архиепископия. |
|
1219/1220 г. или, возможно, ранее — в 1117-1127 гг. |
Перемышльская епархия (выделена из Галицкой или Волынской). |
|
До 1238 г., возможно, в 1219/1220 г. |
Угровская епархия (выделена из Волынской); ок. 1240 г. перенесена в Холм, с этого времени называется Холмской. |
|
До 1288 г., вероятно, в 1220-1230-х гг. |
Луцкая епархия (выделена из Волынской). |
|
1261 |
Сарская (Сарайская), с нач. XV в.— Крутицкая епархия. С 1269 г. включила в себя Переяславскую епархию. |
|
После 1250 г., ок. 1271 г. |
Тверская епархия (отделена от Владимиро-Суздальской). |
|
Ок.1317 г. |
Литовская митрополия (выделена из Киевской митрополии), кафедра в Новогрудке; в период ок. 1317 — ок. 1328 г. в состав митрополии входили Туровская и Полоцкая епархии. В 1354— 1361 гг.— Волыно-Литовская митрополия, в состав которой входили Полоцкая, Туровская, Луцкая, Владимиро-Волынская, Холмская, Перемышльская, Галицкая епархии, а в 1415— 1419 гг.— Полоцкая, Черниговская, Луцкая, Владимиро-Волынская, Холмская, Смоленская, Туровская епархии. |
|
1347 |
Суздальская епархия (выделена из Владимирской — митрополичьего диоцеза). В 1374—1407 гг. архиепископия. До 1365 г. и в 1374—1394 гг. (фактически до 1385 г.) в епархию входили также Нижний Новгород и Городец с их владениями. |
|
Ок.1350 г. |
Коломенская епархия (выделена из Рязанской). |
|
1383 |
Пермская епархия [498]. |
АРХИЕРЕИ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ (1240-1448) [499]
КИЕВСКИЕ И ВСЕЯ РУСИ МИТРОПОЛИТЫ
|
Свт. Кирилл II(III) |
русский, поставлен до 1242/1243 г., рукоположен ок. 1246/1247 г., на Руси упом. с 1250 г., † 6.12.1281. |
|
Свт. Максим |
грек, рукоположен в 1283 г.; прибыл на Русь в 1285 г., в 1299/1330 г. перенес резиденцию во Владимир Суздальский; † 6.12.1305. |
|
Свт. Петр |
русский, рукоположен в 1308 г.; † 21.12.1326, погребен в Москве. |
|
Свт. Феогност |
грек, прибыл в 1328 г.; † 4 (11).03.1353. |
|
Свт. Алексий |
русский, рукоположен 30.06.1354; † 12.02.1378. |
|
Свт. Киприан |
болгарин, рукоположен 2.12.1375; до смерти митр. Алексия пребывал в Киеве; с 1381 г. в Москве; в 1382 г. изгнан и пребывал в Киеве; в Москве вторично с 6.03.1390; † 16.09.1406. |
|
Михаил (Митяй) |
русский, нареченный митрополит с 1378 г., † 1379, не рукоположен. |
|
Пимен |
русский, рукоположен в 1380 г.; принят в Москве в 1382 г.; низложен патриаршими послами зимой 1384/1385 г., низложение подтверждено Константинопольским патр. в кон. 1387 - нач. 1388 г.; † 11.09.1389. |
|
Свт. Дионисий |
русский, рукоположен в 1384 г.; † 15.10.1385. |
|
Свт. Фотий |
грек, рукоположен 1.09.1408; прибыл на Русь в 1409 г.; † 2.07.1431. |
|
Герасим |
русский, рукоположен в 1433 г.; сожжен в 1435 г. литовским кн. Свидригайлом. |
|
Исидор |
грек, рукоположен в 1436 г.; прибыл на Русь в апреле 1437 г.; бежал из Москвы в Литву, а затем в Рим 15.09.1441; † 1463. |
|
Свт. Иона |
русский, нареченный митрополит с 1442/1443 гг.; рукоположен Собором русских епископов в 1448 г.; † 31.03.1461. |
ЛИТОВСКИЕ И ВОЛЫНО-ЛИТОВСКИЕ МИТРОПОЛИТЫ
|
Филофей |
упом. ок. 1317-1329 гг.; † ок. 1330 г. |
|
Роман |
русский, рукоположен в 1355 г.; † 1361. |
|
Григорий (Цамблак) |
болгарин, нареченный митрополит с осени 1414 г.; рукоположен Собором западнорусских епископов по просьбе литовского кн. Витовта без санкции Константинопольского патриарха 15.11.1415; † 1419. |
ВЛАДИМИРО-ВОЛЫНСКИЕ И БЕРЕСТЕЙСКИЕ ЕПИСКОПЫ
|
Василий |
упом. в 1229-1266 гг. |
|
Никифор I |
упом. в 1226-1271 гг. |
|
Косма |
упом. в 1226-1271 гг. |
|
Марк |
упом. в 1271-1287 гг. |
|
Евсигний |
упом. в 1287-1289 гг. |
|
Афанасий I |
упом. в 1331, 1332, 1335 гг.; ок. 1353 г., выехав с Волыни, жил в Переяславле Залесском; † 1362 в Костроме. |
|
Иона |
упом. в 1388 г. |
|
Афанасий II |
упом. в 1388-1391 гг. |
|
Иоанн (Гоголь) |
рукоположен в 1405 г. |
|
Герасим |
упом. в 1415 г., не позднее 1428 г. переведен в Смоленск. |
ВЛАДИМИРО-СУЗДАЛЬСКИЕ, СУЗДАЛЬСКИЕ, НИЖЕГОРОДСКИЕ, ГОРОДЕЦКИЕ, ТОРУССКИЕ ЕПИСКОПЫ И АРХИЕПИСКОПЫ
|
Алексий |
рукоположен в 1252 г. |
|
Свт. Серапион |
рукоположен в 1274 г.; † 12.06.1275. |
|
Свт. Феодор |
рукоположен в 1276 г.; † 1286. |
|
Иаков |
рукоположен в 1288 г.; в 1295 г. митрополитом сведен с епархии. |
|
Симеон |
рукоположен в 1295 г., а в 1299 г. переведен в Ростов. |
|
Иоанн |
† 1314. |
|
Даниил |
рукоположен в марте 1330 г. |
|
Нафанаил |
рукоположен в 1347 г. |
|
Даниил (вторично) |
упом. в 1351 г., † 1362. |
|
Свт. Алексий |
рукоположен 6.12.1352 (с 1340 г. наместник); с 1354 г. митрополит Киевский. |
|
Алексий |
упом. в 1363 г., † 1364. |
|
Свт. Иоанн |
† 1373. |
|
Свт. Дионисий (архиеп.) |
Рукоположен в 1374 г.; в 1384 г. в Царьграде посвящен в митрополита Всероссийского; † 15.10.1385. |
|
Евфросин (архиеп.) |
рукоположен в 1389 г.; † 25.03.1407. |
|
Митрофан |
рукоположен 9.09.1406; упом. 22.03.1416. |
|
Авраамий |
упом. в 1436-1449 гг. |
ГАЛИЦКИЕ ЕПИСКОПЫ И МИТРОПОЛИТЫ
|
Иосиф |
упом. в 1292 г. |
|
Григорий |
упом. в 1301 г. |
|
Нифонт (митр. Галицкий) |
Рукоположен в 1303 г.; † до декабря 1305 г. |
|
Гавриил (митр. Галицкий) |
|
|
Феодор |
рукоположен в мае 1328 г.; митр. Галицкий с 1332 г.; упом. до 1335 г. |
|
Антоний (митр. Галицкий) |
Рукоположен в мае 1371 г., † 1391/1392 гг. |
|
Иоанн |
упом. в 1398—1415 гг. (в митрополиты не рукоположен). |
КОЛОМЕНСКИЕ ЕПИСКОПЫ
|
Афанасий |
упом. ок. 1353 г. |
|
Филимон |
рукоположен ок. 1360 г. |
|
Герасим |
рукоположен ок. 1375 г.; † 1388. |
|
Павел |
рукоположен в 1389 г.; † 1392. |
|
Григорий |
рукоположен в 1392 г.; † 13.02.1405. |
|
Иларион |
рукоположен 26.08.1406; † 9.03.1408. |
|
Иоанн |
рукоположен в 1410 г. |
|
Амвросий |
рукоположен в 1414 г.; упом. 1.02.1421. |
|
Авраамий |
упом.на Соборе 1441 г. |
|
Варлаам |
упом. в 1447-1449 гг. |
ЛУЦКИЕ ЕПИСКОПЫ
|
Феодосии I |
упом. в декабре 1326 г. и 1.05.1328. |
|
Трифон |
рукоположен в декабре 1331 г., упом. в 1335 г. |
|
Арсений |
упом. в 1366 г. |
|
Иоанн |
упом. в 1393 г.; с 1398 г. Галицкий епископ. |
|
Феодор |
7.10.1397 прибыл в Москву. |
|
Савва |
в 1401 г. лишен епархии. |
|
Дионисий I |
упом. в 1415 и 1416 гг. |
|
Алексий |
упом. ок. 1429 г. |
|
Феодосии II |
|
|
Евфимий |
упом. ок. 1450 г. |
|
Мартиниан |
упом. ок. 1450 г. |
НОВГОРОДСКИЕ И ПСКОВСКИЕ АРХИЕПИСКОПЫ
|
Далмат |
рукоположен 25.05.1251; † 21.10.1274. |
|
Климент |
избран в 1274 г.; рукоположен 2.08.1276; † 22.05.1299. |
|
Свт. Феоктист |
избран в 1299 г.; рукоположен 29.06.1300; в начале 1308 г. отказался от кафедры; † 23.12.1310. |
|
Давид |
рукоположен 5.06.1309; † 5.02.1325. |
|
Свт. Моисей |
избран в 1325 г.; рукоположен в начале 1326 г.; в мае 1330 г. ушел на покой. |
|
Свт. Василий (Калика) |
рукоположен 25.08.1331; † 3.07.1352. |
|
Свт. Моисей (вторично) |
1352-1359 гг.; ушел на покой 28.08.1359; †25.01.1363. |
|
Свт. Алексий |
избран в 1359 г.; рукоположен 12.07.1360; ушел на покой 22.04.1388; † 3.02.1390. |
|
Иоанн |
избран 7.05.1388; рукоположен 17.01.1389; ушел на покой 20.01.1415; † 24.06.1417. |
|
Свт. Симеон (в иноках Сампсон) |
избран 11.08.1415; рукоположен 22.03.1416; † 15.06.1421. |
|
Феодосий |
избран 1.09.1421; изгнан 30.08.1424, не быв рукоположен; † 29.09.1425. |
|
Евфимнй I (в иноках Емелиан) (Брадатый) |
избран в 1423 г.; рукоположен в сентябре 1424 г.; † 1.11.1429. |
|
Евфимий II (Вяжицкий) |
избран 13.11.1429; рукоположен 29.05.1434; † 10.03.1458. |
ПЕРЕМЫШЛЬСКИЕ ЕПИСКОПЫ
|
Авраамий |
упом. в 1271 г. |
|
Мемнон |
упом. в 1289 г. |
|
Иларион |
упом. в 1292, 1301 гг. |
|
Марк |
упом. в мае 1328, в 1131, 1332 гг. |
|
Афанасий |
упом. ок 1405 г. |
|
Геласий |
упом. 15.11.1415. |
|
Илия |
упом. 21.01. и 12.10.1422. |
ПЕРМСКИЕ ЕПИСКОПЫ
|
Свт. Стефан (Храп) |
рукоположен в 1383 г.; 1 26.04.1396 в Москве. |
|
Исаакий |
рукоположен 20.01.1398; упом. 22.03.1416. |
|
Свт. Герасим |
упом. на Соборе 1441 г. |
|
Свт. Питиоим |
упом. с 1447 г.; 19.08.1456 убит вогуличами. |
ПОЛОЦКИЕ ЕПИСКОПЫ
|
Симеон |
упом. в 1274 г. |
|
Иаков |
|
|
Григорий |
упом. в 1331 г. |
|
Феодосии (архиеп.) |
рукоположен в 1392 г.; упом. в 1413-1415 гг. |
РОСТОВСКИЕ, ЯРОСЛАВСКИЕ И БЕЛОЕЗЕРСКИЕ ЕПИСКОПЫ И АРХИЕПИСКОПЫ
|
Свт. Кирилл II |
рукоположен в 1231 г.; † 1262. |
|
Свт. Игнатий |
рукоположен 19.09.1262; † 28.05.1288. |
|
Тарасий |
рукоположен в 1288 г.; в 1295 г. оставил епархию; †1304. |
|
Симеон (владыка Владимирский) |
перев. в 1299 г.; упом. в 1300 г.; в 1311 г. оставил епархию; † 1314. |
|
Свт. Прохор |
рукоположен в 1311 г.; 1 7.09.1328. |
|
Свт. Антоний |
рукоположен в октябре 1329 г.; упом. в 1330-1332 гг.; † 1336. |
|
Гавриил |
упом. в 1336-1343 гг.; после на покое; † 9.09.1356. |
|
Иоанн |
рукоположен в 1346 г.; † 1356. |
|
Игнатий |
упом. в 1356-1559 гг.; † весною 1364 г. |
|
Петр |
поставлен осенью 1364 г.; † 1365, в мор. |
|
Арсений |
упом. ок. 1370 г.; † 1405. |
|
Матфей |
упом. в 1382 г.; † 1385. |
|
Свт. Иаков |
рукоположен в 1386 г. и вскоре изгнан; † 27.11.1392 |
|
Свт. Феодор (архиеп.) |
рукоположен в 1390 г.; † 28.11.1394. |
|
Свт. Григорий (архиеп.) |
рукоположен 29.03.1396; † 3.05.1416. |
|
Свт. Дионисий (архиеп.) |
рукоположен 12.07.1418; † 18.10.1425. |
|
Ефрем (архиеп. с декабря 1448 г.) |
рукоположен 13.04.1427; † 29.03.1454. |
РЯЗАНСКИЕ ЕПИСКОПЫ
|
Иосиф |
упом. в 1284 г. |
|
Свт. Василий I |
† 1295. |
|
Стефан |
упом. в 1303 г. |
|
Григорий |
упом. в 1326-1342 гг. |
|
Кирилл |
упом. в 1343-1353 гг. |
|
Василий II |
рукоположен в 1356 г. |
|
Афанасий |
упом. в 1378 г. |
|
Феогност |
рукоположен 15.08.1388; упом. в 1390 г. |
|
Иеремия |
упом. в 1390-1392 гг. |
|
Феогност |
упом. в 1396 и 1401 гг.; † 1407. |
|
Сергий (Азаков) |
рукоположен в 1410 г. |
|
Свт Иона |
1433—1448; потом митрополит всея Руси. |
САРАНСКИЕ (САРСКИЕ) И ПОДОНСКИЕ ЕПИСКОПЫ
|
Митрофан |
рукоположен в 1261 г.; оставил епархию в 1269 г. |
|
Феогност |
рукоположен в 1269 г.; упом. до 1291 г. |
|
[Свт. Анфим |
XIII в.]. |
|
Измаил |
упом. в 1296 г.; в 1312 г. отлучен. |
|
Варсонофий |
рукоположен в 1312 г.; упом. в 1330 г. |
|
Софония |
упом. в 1330, 1350 гг. |
|
Афанасий |
рукоположен в июне 1334 г., до 1356 г. |
|
Исаак |
рукоположен 30.11.1343. |
|
Иоанн |
рукоположен в 1356 г. |
|
Матфей |
упом. ок. 1365 г. |
|
Савва |
рукоположен в 1382 г.; † 9.07.1403. |
|
Тимофей |
рукоположен 20.07.1404; упом. 22.03.1416. |
|
Иов |
упом. на Соборе 1441 г. |
СМОЛЕНСКИЕ ЕПИСКОПЫ
|
Иоанн |
упом. в 1335 г. |
|
Евфимий |
рукоположен в августе 1345 г. |
|
Феофилакт |
рукоположен в 1356 г. |
|
Парфений |
рукоположен ок. 1365 г. |
|
Даниил |
рукоположен ок. 1375. г.; в 1382 г. прибыл в Москву и там остался; † в марте 1397 г. В Москве он именовался «владыка Звенигородский». |
|
Свт. Михаил |
рукоположен в нач. 1383 г.; в 1396 г. сменен и 7.10.1397 прибыл в Москву; † 6.05.1402. |
|
Насон |
рукоположен 6.04.1396. |
|
Севастиан |
рукоположен в 1411 г.; упом. на Соборе 15.11.1415. |
|
Герасим (в 1414 г.- еп. Владимиро-Волынский) |
1428 г.; в 1433 г. возведен на митрополию Киевскую, оставаясь в Смоленске; сожжен в 143.) г. в Витебске. |
ТВЕРСКИЕ ЕПИСКОПЫ
|
Свт. Симеон (бывший еп. Полоцкий) |
упом. в 1272,1285 и 1287 гг.; + 3.02.1289. |
|
Андрей |
рукоположен в 1289 г.; в 1315 г. оставил епархию; † 1323. |
|
Варсонофий |
рукоположен в 1315 г.; + 1328. |
|
Феодор I |
рукоположен в 1330 г.; † 1342. |
|
Свт. Феодор II (Добрый) |
упом. с 1344 г.; в 1360 г. оставил епархию; † 20.03.1367. |
|
Василий |
рукоположен в 1361 г.; † 1372. |
|
Евфимий (Вислень) |
рукоположен 9.03.1374; в июле 1390 г. лишен епархии; † 1392. |
|
Свт. Арсений |
рукоположен 24.07.1390; † 2.03.1409. |
|
Антоний |
рукоположен 2.02.1411; упом. в 1415-1417 гг. |
|
Илия |
рукоположен ок. 1435 г.; упом. в 1437, 1438, 1442, 1451 гг. |
ТУРОВСКИЕ ЕПИСКОПЫ
|
Стефан |
упом. в 1328 г. |
|
Феодосии |
рукоположен в 1390 г. |
|
Антоний |
в 1405 г. заключен в Симонов монастырь. |
|
Ефимий |
рукоположен 8.09.1411; упом. 15.11.1415. |
ЧЕРНИГОВСКИЕ И БРЯНСКИЕ ЕПИСКОПЫ
|
Павел |
рукоположен в апреле 1332 г. |
|
Иоанн |
рукоположен 19.09.1335; упом. в 1345 г. |
|
Нафанаил |
упом. после 1356 г. |
|
Григорий |
упом. в 1377 г. |
|
Исаакий |
1389-1415. |
ХОЛМСКИЕ ЕПИСКОПЫ
|
Кирилл |
упом. в 1242-1249 гг. |
|
Иоанн I |
упом. в 1250-1280 гг. |
|
Григорий |
упом. в 1328-1332, 1335 гг. |
|
Иоанн II |
упом. в 1330-1347 гг. |
|
Каллист |
упом. в 1376 г. |
|
Феодосии I (схимник) |
|
|
Стефан (схимник) |
|
|
Нестор |
|
|
Сильвестр |
упом. в 1392 г. |
|
Иоасаф II |
упом. до 1414 г. |
|
Павел (Червенский) |
упом. в 1415 г. |
|
Харитон |
упом. с 15.11.1415 до 1428 г. |
|
Григорий |
упом. в 1432-1468 гг. |
МОНАСТЫРИ, ОСНОВАННЫЕ НА РУСИ
в 1240—1448 гг. [500]
|
|
XIII в., после 1240 г. |
|
После 1250 г. |
Витебский Заполотский на Лучне мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
1260 (?) |
Вологодский Спасо-Каменный мужской монастырь в честь Преображения Господня. |
|
1261-1288 |
Ростово-Ярославский Петровский на Поле мужской монастырь в честь свв. апп. Петра и Павла. |
|
Ранее 1262 г. |
Новгородский Ксенофонтов Робейский мужской монастырь в честь Святой Живоначальной Троицы. |
|
Ранее 1262 г. |
Полонинский мужской монастырь в честь свт. Григория Богослова (?). |
|
1262 |
Лаврашевский мужской монастырь в честь Пресвятой Богородицы. |
|
XIII в., после 1262 г. |
Устюжский женский монастырь в честь св. Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. |
|
Ранее 1265 г. |
Псковский Снетогорский мужской монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы. |
|
1265 |
Тверской Отрочь общий мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
1268 или ранее |
Владимире-Волынский мужской монастырь в честь св. арх. Михаила. |
|
Ранее 1271 г. |
Ростово-Ярославский на Песках Княгинин мужской (первоначально женский) монастырь в честь Преображения Господня. |
|
Ранее 1276 г. |
Владимирский мужской монастырь в честь свв. равноап. царей Константина и Елены. |
|
1287 или ранее |
Люблинский мужской монастырь в честь Преображения Господня. |
|
1287 |
Владимире-Волынский апостольский мужской монастырь. |
|
Ранее 1288 г. |
Ростово-Ярославский мужской монастырь в честь св. ап. Иоанна Богослова. |
|
1288 |
Брянский Свенский, или Свинский, Новопечерский мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
Ок. 1289 г. |
Тверской Остроганский мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
Не позднее 1294 г. |
Тверской у Спаса за алтарем мужской монастырь в честь свт. Афанасия Великого. |
|
1299-1386 гг. или ранее |
Псковский Сереткин, или Сереткинский, мужской монастырь в честь свв. апп. Петра и Павла. |
|
Не позднее кон. XIII в. |
Спасо-Преображенский мужской монастырь под Самбором. |
|
Кон. XIII в. |
Московский за Торгом, или Ветошным рядом, мужской монастырь в честь Богоявления Господня. |
|
Не позднее XIII в. |
Туровский женский монастырь в честь св. вмц. Варвары. |
|
XIII в. |
Тверской на Всполье мужской монастырь в честь св. арх. Михаила. |
|
Кон. XIII — нач. XIV в. |
Волынский Новодворский Ратский мужской монастырь в честь Воздвижения Животворящего Креста Господня. |
|
Кон. XIII или нач. XIV в. |
Рязанский мужской монастырь в честь Преображения Господня. |
|
Кон. XIII в. или 1405 г. |
Путивльская Молчанская Софрониева мужская пустынь в честь Рождества Пресвятой Богородицы. |
|
|
XIV в. |
|
Ранее XIV в. |
Переяславль-Залесский князь Андреевский женский монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
Ок. 1300 г. |
Московский Данилов мужской монастырь в честь прп. Даниила Столпника. |
|
После 1300 г. |
Новгородский женский монастырь в честь св. прав. Лазаря Четверодневного. |
|
Ранее 1307 г. |
Псковский на Красном дворе мужской монастырь в честь св. вмч. Пантелеймона. |
|
1309-1310 |
Новгородский Колмовский мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
1310 |
Новгородский Щилов мужской монастырь в честь Покрова Пресвятой Богородицы. |
|
1314 |
Ярославский Толгский мужской, ныне женский, монастырь в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы. |
|
Ранее 1319 г. |
Тверской женский монастырь в честь Софии, Премудрости Божией. |
|
Ранее 1523 г. (?) |
Тверской Училищный мужской монастырь в честь св. вмч. Феодора Стратилата. |
|
1324 |
Новгородский Коломецкий мужской монастырь в честь Святой Живоначальной Троицы. |
|
1327 |
Новгородский Десятинный женский монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы. |
|
1327 (?) |
Новгородский Боровичский мужской монастырь в честь Сошествия Святого Духа. |
|
1330 |
Московский на Бору мужской монастырь в честь Преображения Господня. |
|
1330 |
Нижегородский Печерский мужской монастырь в честь Вознесения Господня [501]. |
|
Ок.1330 г. |
Костромской Ипатиев мужской монастырь в честь Святой Живоначальной Троицы. |
|
Ранее 1334 г. |
Вологодский Прилуцкий мужской монастырь в честь Рождества Христова. |
|
1335 |
Галичский Костромской мужской монастырь в честь Преображения Господня (?). |
|
1335 |
Новгородский Деревяницкий, первоначально мужской, а позднее женский, монастырь в честь Воскресения Господня. |
|
XIV в., ранее 1337 г. |
Московский Хотьковский женский монастырь в честь Покрова Пресвятой Богородицы. |
|
1337 (1339 ?) |
Московская Сергиева лавра в честь Святой Живоначальной Троицы. |
|
Не позднее 1340 г. |
Львовский Георгиевский монастырь («Святой Юр»). |
|
Ранее 1341 г. |
Псковский Дальний на Бору мужской монастырь в честь св. вмч. Пантелеймона. |
|
Ранее 1345 г. |
Новгородский Ковалевский мужской монастырь в честь Преображения Господня. |
|
Не позднее 1346 г. |
Переяславль-Владимирский Горицкий мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
1347-1350 |
Виленский мужской монастырь в честь Святой Живоначальной Троицы. |
|
Сер. XIV в. |
Мячковский близ Гороховца мужской монастырь в честь свт. Василия Великого. |
|
Сер. XIV в. |
Московский Высокопетровский мужской монастырь в честь свв. апп. Петра и Павла. |
|
Ранее 1352 г. |
Демянский Усть-Узский близ Порхова мужской монастырь в честь Рождества Христова. |
|
1352 или ранее |
Новгородский Болотов мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
1352 |
Псковский мужской монастырь в честь св. вмч. Димитрия Солунского. |
|
1352 |
Суздальский Евфимиев мужской монастырь в честь Преображения Господня. |
|
1353 (?) —1357 |
Новгородский Радоквицкий женский монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
1354(?) — |
Новгородский Радоквицкий на Витке женский монастырь в честь св. ап. и евангелиста Иоанна Богослова. |
|
1355 |
Новгородский Сковородский мужской монастырь в честь св. арх. Михаила. |
|
Ок.1355 г. |
Нижегородский Георгиевский женский монастырь в честь Зачатия Пресвятой Богородицы. |
|
Ранее 1356 г. |
Новгородский на Лятке мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
1358 |
Московский женский монастырь в честь прп. Алексия, человека Божия. |
|
1360-1362 |
Серпуховской Владычный, первоначально мужской, а позднее женский, монастырь в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы. |
|
Ок. 1360 г. |
Московский Спасо-Андроников мужской монастырь в честь Нерукотворенного Образа Спасителя. |
|
Ранее 1361 г. |
Тверской на Бору мужской монастырь в честь Пресвятой Богородицы. |
|
Ранее 1361 г. |
Тверской на Гостомле мужской монастырь в честь Пресвятой Богородицы. |
|
Ранее 1361 г. |
Тверской Загородный мужской монастырь. |
|
1361 |
Дмитровский Пешношский, или Песношский, Мефоди-ев мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
1361-1437 |
Тверской в Бардинском на Шоше мужской монастырь в честь Воскресения Христова. |
|
1361-1437 |
Тверской на Соси мужской монастырь в честь Преображения Господня. |
|
1364 |
Суздальский женский монастырь в честь Покрова Пресвятой Богородицы. |
|
1365 |
Владимирский на Клязьме Гороховецкий мужской монастырь в честь св. вмч. Георгия Победоносца. |
|
Ок. 1365 г. |
Московский Чудов Алексеевский мужской монастырь в честь Воспоминания чуда арх. Михаила, бывшего в Хонех. |
|
Ранее 1367 г. |
Каргопольская Кирилло-Челмогорская, или Чермозерская, мужская пустынь в честь Покрова Пресвятой Богородицы. |
|
1367 |
Суздальский Городецкий мужской и женский монастырь. |
|
1370 |
Московский на Старом Симонове мужской монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы. |
|
1370 |
Авнежский мужской монастырь в честь Святой Живо-начальной Троицы. |
|
Ок.1370 г. |
Махрищский Стефанов мужской монастырь в честь Святой Живоначальной Троицы. |
|
Ок.1370 г. |
Переяславль-Залесский на Болоте мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
1371 |
Вологодский Прилуцкий Димитриев мужской монастырь в честь Происхождения Честных Древ Животворящего Креста Господня. |
|
1371 |
Новгородский Ситецкий, или на Сетечке, мужской монастырь в честь св. блж. Андрея, Христа ради юродивого. |
|
Ок.1371 г. |
Вологодский Воскресенский мужской монастырь в честь Воскресения Христова. |
|
Ок.1371 г. |
Ольгов Успенский монастырь под Рязанью. |
|
1374 |
Высоцкий близ Серпухова мужской монастырь в честь Зачатия Пресвятой Богородицы. |
|
До 1375 г. [502] |
Новоезерский Авраамиев близ Галича мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
До 1375 г. |
Костромской Авраамиев Городецкий мужской монастырь в честь Покрова Пресвятой Богородицы. |
|
Ок.1376 г. |
Киржачский мужской монастырь в честь Благовещения Пресвятой Богородицы. |
|
Ранее 1377 г. |
Коломенский Ядринский мужской монастырь в честь Преображения Господня. |
|
Ок. 1378 г. |
Стромынский Дубенский мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
Не позднее 1378 г. |
Калеников монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
Ранее 1379 г. |
Обнорский мужской монастырь в честь Воскресения Господня. |
|
Ок. 1379 г. |
Московский Симонов Новый мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
Ок. 1380 г. |
Звенигородский Саввин Сторожевский мужской монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы. |
|
После 1380 г., XIV в. |
Могилевский Пустынский мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
Ранее 1381 г.(?) |
Рязанский Зарайский, Перевитский первоначально женский, а позже мужской монастырь в честь свт. Николая (?). |
|
1383 или позднее |
Псковский на Гремячей Горе мужской монастырь в честь свв. бесср. Космы и Дамиана. |
|
1383 или 1483 |
Псковский Иглин с Усохи женский монастырь в честь Святого Духа. |
|
После 1383 г. |
Новгородский Тихвинский Большой мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
Ранее 1384 г. |
Виленский мужской монастырь в честь Рождества Христова (?). |
|
Ранее 1384 г. |
Костромской Сыпанов (Пахомиева пустынь) мужской монастырь в честь Святой Живоначальной Троицы. |
|
Ранее 1385 г. |
Московский Кирилловский мужской монастырь в честь свт. Афанасия (?). |
|
Ранее 1385 г. |
Полоцкий мужской монастырь в честь св. первоверхов-ного ап, Петра. |
|
1385 |
Коломенский Голутвин Старый мужской монастырь в честь Богоявления Господня. |
|
Ранее 1386 г. |
Новгородский близ реки (Гзени) мужской монастырь в честь свв. мчч. Бориса и Глеба. |
|
Ранее 1386 г. |
Новгородский Понедельский мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
Ранее 1386 г. |
Ростово-Ярославский мужской монастырь в честь свт. Григория Богослова (Затвор). |
|
Ранее 1386 г. |
Рязанский Усть- Павловский мужской монастырь в честь Святой Живоначальной Троицы. |
|
Ранее 1387 г. |
Тверской на Мытище, или на Ручье за Волгою, мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
Ранее 1388 г. или
XV в. |
Череповецкий мужской монастырь в честь Воскресения Господня. |
|
1388 или XV в. |
Дмитровский мужской монастырь в честь свв. мчч. Бориса и Глеба. |
|
Ранее 1389 г. |
Владимирский на Клязьме мужской монастырь в честь свв. мчч. Бориса и Глеба. |
|
Ок.1389 г. |
Московский на Рву, или на Трубе, женский монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы. |
|
1389 или нач. XII в. |
Новгородский Сокольницкий женский монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
Ранее 1390 г. |
Московский Хлыновский, ранее мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских, позже женский в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы. |
|
Ранее 1390 г. |
Муромский Олонецкий мужской монастырь в честь Рождества св. Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. |
|
1390 |
Новгородский Чудинцевский мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
1390 |
Рязанский Солотчинский мужской монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы. |
|
Не позднее 1390 г. |
Московский на Всходне мужской монастырь в честь Преображения Господня. |
|
Ок. 1390 г. |
Вологодская Стефановская мужская пустынь. |
|
Ок. 1390 г. |
Московский в Кремле женский монастырь в честь Вознесения Господня. |
|
1391 или ранее |
Новгородский Вяжищский мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
Не позднее 1391 г. |
Верендовский Сутоцкий близ Новгорода мужской монастырь в честь Преображения Господня. |
|
Не позднее 1391 г. |
Псковский Каменоградский мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
До 1392 г., кон. XIV в. |
Ростово-Ярославский на Устье мужской монастырь в честь свв. мчч. Бориса и Глеба. |
|
Ранее 1392 г. |
Московский Троицкий Сергиев мужской монастырь в честь Богоявления Господня. |
|
1392 |
Новгородский мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
Не позднее 1392 г. |
Ростово-Ярославский Спасо-Яковлевский Димитриев мужской монастырь в честь Зачатия Пресвятой Богородицы. |
|
1392-1428 |
Владимирский на Клязьме Юрьевский на Воинове горе мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
Не позднее 1393 г. |
Вологодский Святолуцкий мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
1393-1423 |
Нижегородский мужской монастырь в честь Нерукотворенного Образа Христа Спасителя [503]. |
|
1394 |
Новгородский Спасский на Поле мужской монастырь в честь свв. бесср. Космы и Дамиана. |
|
1394 |
Тверской Желтяков мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
1395 |
Московский на Кучковом поле в Белом городе мужской монастырь в честь Сретения Владимирской иконы Пресвятой Богородицы. |
|
1395 |
Новгородский Лисицкий мужской монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы. |
|
1395 |
Псковский Волковский мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
1396 или 1584 |
Омучская Феофилова Коневская мужская пустынь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
Не позднее 1396 г. |
Ульяновский Стефановский мужской монастырь в честь Святой Живоначальной Троицы. |
|
Не позднее 1396 г. |
Усть-Вымская Яренская мужская пустынь в честь св. арх. Михаила. |
|
1397 |
Белозерский Кириллов мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
1397 или 1394 |
Тверской Саввин на Тлее мужской монастырь в честь Сретения Господня (?). |
|
Ранее 1398 г. |
Псковский Черницкий в Поле женский монастырь в честь св. арх. Михаила. |
|
1398 |
Белозерский Ферапонтов Мартинианов мужской монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы. |
|
1398 |
Коневский, или Коневецкий, на острове Ладожского озера мужской монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы. |
|
Ранее 1399 г. |
Полоцкий мужской монастырь в честь Святой Живоначальной Троицы. |
|
Ранее 1399 г. |
Псковский Порховский мужской монастырь в честь Преображения Господня. |
|
1399-1425 |
Тверской Большой Перемеры мужской монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы. |
|
1399-1425 |
Тверской монастырь в честь Трех святителей на Тьмаке. |
|
2-я пол. XIV в. 2-я пол. XIV в. |
Коломенский Бобренев мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. Московский у Медвежьего озера мужской монастырь в честь Преображения Господня. |
|
2-я пол. XIV в. |
Московский Угрешский мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
2-я пол. XIV в. |
Новгородский Старо-Русский женский монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
Кон. XIV в. |
Владимирский на Клязьме Святоезерский Сенегский Гороховецкий мужской монастырь в честь Преображения Господня. |
|
Кон. XIV в. |
Вологодская Печерская мужская пустынь в честь Святой Живоначальной Троицы. |
|
Кон. XIV в. |
Галичский Паисиев мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
Кон. XIV в. |
Железноборовский Яковлевский мужской монастырь в честь Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. |
|
Кон. XIV в. |
Костромской мужской монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы. |
|
Кон. XIV в. |
Московский в Китай-городе греческий мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских, в старину Никольский у Большого Креста. |
|
Кон. XIV в. |
Олонецкий Палеостровский мужской монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы. |
|
Кон. XIV в. |
Ростово-Ярославский женский монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы. |
|
Кон. XIV в. |
Рязанский Солотчинский женский монастырь в честь Зачатия Пресвятой Богородицы. |
|
Кон. XIV в. |
Тверская Ламская мужская пустынь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
Кон. XIV в.
или 1407 |
Могилевский Мстиславский мужской монастырь в честь прп. Онуфрия Великого. |
|
Кон. XIV - нач. XV в. (до 1412 г.) |
Вологодский Нуромский мужской монастырь в честь Преображения Господня. |
|
Кон. XIV - нач. XV в. (не позднее 1450-х гг.) |
Московский монастырь в честь св. вмч. Георгия на Дмитровке. |
|
XIV в. или ранее |
Новогрудский мужской монастырь в честь свв. мчч. Бориса и Глеба. |
|
XIV в. |
Архангельский Кеврольский мужской монастырь в честь Воскресения Христова. |
|
XIV в. |
Архангельский Чухченемский мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
XIV в.,
не позднее XV в. |
Владимирский на Клязьме Волосов, или Власов, мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
XIV в. |
Вологодский Орловский женский монастырь в честь Святой Живоначальной Троицы. |
|
XIV в. |
Добрый близ Лихвина мужской монастырь в честь Покрова Пресвятой Богородицы. |
|
XIV в. |
Желеховский монастырь в Галицкой епархии. |
|
XIV в. |
Каргопольский мужской, позднее женский монастырь или пустынь Иоанна Власатого в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
XIV в. |
Костромская Авраамиева Верхняя мужская пустынь в честь Собора Пресвятой Богородицы. |
|
XIV в. |
Луцкий Красносельский мужской монастырь в честь Преображения Господня (?). |
|
XIV в. |
Луцкий Подгалицкий мужской монастырь. |
|
XIV в.,
несомн. 1401 г. |
Мозырский Ясногорский мужской монастырь в честь свв. первоверховных апп. Петра и Павла. |
|
XIV в. |
Мстиславский Нагорный мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
XIV в. |
Оршанский Кутеенский женский монастырь в честь Святого Духа. |
|
XIV в. |
Псковский Великопустынский мужской монастырь в честь Спаса. |
|
XIV в. |
Чухломской Авраамиев мужской монастырь в честь Положения пояса Пресвятой Богородицы. |
|
|
XV в. |
|
Не позднее 1400 г. |
Уневский монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
Ранее 1402 г. |
Архангельская Сырьинская мужская пустынь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
1403 |
Глушицкий мужской монастырь в честь Покрова Пресвятой Богородицы. |
|
1403 |
Новгородский на Папоротне мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
1403-1456 |
Рязанский на Борках мужской монастырь в честь св. Богоявления. |
|
Ранее 1404 г. |
Смоленский Вяземский Вышний мужской монастырь в честь Преображения Господня. |
|
Не позднее 1405 г. |
Белзский Яблочинский мужской монастырь в честь прп. Онуфрия Великого. |
|
Не позднее 1405 г. |
Грушевский монастырь в честь св. арх. Михаила Галицкой епархии. |
|
Не позднее 1405 г. |
Лавровский Онуфриев монастырь Галицкой епархии. |
|
Не позднее 1405 г. |
Микулич монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских (?) Галицкой епархии. |
|
Не позднее 1405 г. |
Монастырь в честь св. Сусанны Галицкой епархии. |
|
Не позднее 1405 г. |
Перемышльский Смольницкий монастырь Галицкой епархии. |
|
Не позднее 1405 г. |
Шосов монастырь Галицкой епархии. |
|
Ранее 1406 г. |
Витебский мужской монастырь в честь Пресвятой Богородицы. |
|
1406 |
Полоцкий Добейский мужской монастырь. |
|
1407 |
Новгородский Верендовский мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
Не позднее 1407 г. |
Тульский Венев мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
Ранее 1408 г. |
Нижегородский Амвросиев Дудин мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
Ранее 1408 г. |
Клопский Веряжский мужской монастырь в честь Святой Живоначальной Троицы. |
|
1408 |
Можайский Ферапонтов Лужский мужской монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы. |
|
1410 |
Высоцкий близ Боровска мужской монастырь в честь Покрова Пресвятой Богородицы. |
|
Не позднее 1410-х гг. |
Княжеостровский монастырь в честь Пресвятой Богородицы на Двине. |
|
Не позднее 1410 г. |
Ростово-Ярославский Белогостицкий мужской монастырь в честь св. вмч. Георгия Победоносца. |
|
1410-1430
или сер. XVI в. |
Костромской Анастасиин женский монастырь в честь Положения Ризы Пресвятой Богородицы во Влахерне; позднее — в честь св. Богоявления. |
|
1410-1435 |
Тверской Микулино-Городищенский мужской монастырь в честь Вознесения Господня. |
|
Нач. XV в. |
Вологодский Александров на Куште мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
Нач. XV в. |
Вологодский Сянжемский Спасо-Евфимиев мужской монастырь в честь Вознесения Господня. |
|
Нач. XV в. |
Тверской Савватиев мужской монастырь в честь иконы Пресвятой Богородицы «Знамение». |
|
Нач. XV в., |
Архангельский Николо-Карельский мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
Нач. XV в. или 1553 |
Новгородский Ковженский Курьюжский мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
Нач. XV в.
|
Луховская Болдырева Макариевская мужская пустынь в честь Богоявления Господня. |
|
Не позднее нач. XV в. |
Белозерский Усть-Шехонский мужской монастырь в честь Святой Живоначальной Троицы. |
|
1412 |
Новгородский Мостищский мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
Не позднее 1412 г. |
Московский мужской монастырь в честь свт. Иоанна Златоуста. |
|
После 1413 г. |
Можайский Колочский мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы. |
|
1414 |
Павлов Обнорский Комельский Дидский мужской монастырь в честь Святой Живоначальной Троицы. |
|
Ранее 1415 г. |
Московский под Бором мужской монастырь в честь св. Крестителя Господня Иоанна. |
|
Ранее 1415 г. |
Новгородский Видогощский мужской монастырь в честь Святой Живоначальной Троицы. |
|
Не позднее 1415 г. |
Плотинский с Красного Поля близ Новгорода мужской монастырь в честь Воскресения Христова. |
|
Ранее 1416 г. |
Новгородский Мокрый женский монастырь в честь св. пророка Илии. |
|
1417 |
Новгородская Селифонтова мужская пустынь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских (?). |
|
1418 |
Новгородский Савво-Вишерский мужской монастырь в честь Вознесения Господня. |
|
Ранее 1419 г. |
Псковский на Песках, или Песоцкий, мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
Ранее 1420 г. |
Псковский у Великих ворот Александров женский монастырь в честь Вознесения Господня. |
|
1420 или ранее |
Новгородский Отенский мужской монастырь в честь Покрова Пресвятой Богородицы и свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
1420 |
Глушицкий Сосновецкий Дионисиев мужской монастырь в честь св. пророка Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. |
|
1421 |
Новгородский на Сокове с Водской дороги мужской монастырь в честь Богоявления Господня. |
|
1421 |
Псковский в Песках женский монастырь в честь Благовещения Пресвятой Богородицы. |
|
1422 |
Великоустюжский женский монастырь в честь Преображения Господня. |
|
1422-1472 (?) |
Ковровский Михайлова пустынь мужской монастырь в честь Сретения Господня. |
|
Ранее 1424 г. |
Косов Рыбницкий Седлецкий мужской монастырь. |
|
1424 |
Гдовский мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских, и Преображения Господня. |
|
Ранее 1425 г. |
Шуйский Шартомский мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
Не позднее 1425 г. |
Монастырь в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы близ Старого Самбора. |
|
Не позднее 1425 г. |
Переяславль-Залесский женский монастырь в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы |
|
1425-1461 |
Тверской Вознесенский Оршин монастырь. |
|
Ок. 1426 г. |
Вологодский Лопотов Григорьеве-Пельшемский мужской монастырь в честь Собора Пресвятой Богородицы. |
|
Ок. 1426 г., сер. XV в. |
Костромской женский монастырь в честь св. Богоявления. |
|
Не позднее 1430-х гг. |
Косовский монастырь на Подгорье в Галицкой епархии. |
|
1432 |
Новгородский Чудинцевский женский монастырь в честь святых двенадцати апостолов. |
|
1432-1443 |
Череповецкая в Судбищах на Шексне мужская пустынь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
Ранее 1434 г. |
Ярославский на Глинищах, или на Сковородке, мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
1437 |
Калужский Малоярославецкий мужской монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы. |
|
Ранее 1439 г. |
Нижегородский Макариев Желтоводский мужской монастырь в честь Святой Живоначальной Троицы. |
|
После 1439 г. |
Костромской Макариев Унженский мужской монастырь в честь Святой Живоначальной Троицы. |
|
1-я треть XV в. |
Можайский монастырь в честь свв. Богоотец Иоакима и Анны. |
|
Не позднее 1441 г. |
Перемышльский монастырь Гройшце. |
|
1442 |
Псковский мужской монастырь, или Микитьева пустынь, в честь прп. Никиты Столпника. |
|
1442 (?) |
Псковский мужской монастырь в честь прп. Саввы Ос-или 1631 вященного (?). |
|
Не позднее 1443 г. |
Львовский Чупилов монастырь. |
|
1443 |
Новгородский Кречев Особный мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
1444 |
Боровский Пафнутиев мужской монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы. |
|
1444 |
Калужский Лютиков мужской монастырь в честь Святой Живоначальной Троицы. |
|
Ранее 1446 г. |
Тверской мужской монастырь в честь свт. Григория Богослова. |
|
1447 |
Вологодский Рабангский мужской монастырь в честь Преображения Господня. |
|
1447 |
Могилевский мужской и женский монастырь в честь Преображения Господня. |
|
1447 |
Псковский Великопустынский Спасо-Елеазаров мужской монастырь в честь трех святителей: Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста. |
|
1-я пол. XV в. |
Глушицкий женский монастырь в честь свт. Леонтия, еп. Ростовского. |
|
1-я пол. XV в. |
Соловецкий Зосимо-Савватиевский мужской монастырь в честь Преображения Господня. |
|
Сер. XV в. |
Белозерская Сорская Нилова мужская пустынь. |
|
Сер. XV в. |
Владимирский на Клязьме Дерюзинский мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
Не позднее сер. XV в. |
Владимирский Сновицкий Благовещенский монастырь. |
|
Не позднее сер. XV в. |
Островский монастырь в честь свт. Николая Чудотворца в Холопьем Городке. |
|
Не позднее сер. XV в. |
Тверской Кашинский женский монастырь в честь Сретения Господня. |
|
Не позднее 1462 г. |
Киевский Николо-Пустынский монастырь на Подоле. |
|
XV в. или ранее |
Волоколамский Возмицкий мужской монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы. |
|
XV в. или 1276-1299 |
Староладожский на Малышевой горе мужской монастырь в честь Рождества св. Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. |
|
XV в. или ранее |
Гродненский Дрогичинский мужской монастырь в честь Преображения Господня. |
|
XVa. или ранее |
Карашский близ Ростова Ярославского мужской монастырь в честь Воскресения Господня. |
|
XV в. или ранее |
Кашинский Клобуков мужской монастырь в честь свт. Николая, архиеп. Мир Ликийских. |
|
XV в. или ранее |
Козельская Оптина Макариева мужская пустынь в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы. |
|
XV в. или ранее |
Череменецкий мужской монастырь в честь св. ап. и евангелиста Иоанна Богослова. |
|
XV в. или ранее |
Ярославская Ройская мужская пустынь в честь свт. Иоанна Златоуста. |
|
xvb.(?), после 1423 г., несомн. XVI в. |
Ростово-Ярославский Варницкий мужской монастырь в честь Святой Живоначальной Троицы. |
|
XV в., 1446 (?) |
Костромской Чухломской женский монастырь. |
ОСНОВНЫЕ СОБЫТИЯ РУССКОЙ ЦЕРКОВНОЙ И ГОСУДАРСТВЕННОЙ ИСТОРИИ (1240-1448) [504]
|
Основные события истории Русского государства |
Основные события истории Русской Церкви |
|
1238-1264
Вел. кн. галицко-волынский Даниил Романович
1238-1246
Вел. кн. владимирский Ярослав Всеволодович
1240, 15 июля
Победа новгородского св. блгв. кн. Александра Ярославича над шведами на берегах Невы
1240
Татарские войска разорили Киев
1242, 5 апреля Победа новгородского кн. св. блгв. Александра Ярославича над войсками Тевтонского ордена («Ледовое побоище») |
|
|
1243
Образование Золотой Орды |
1245, 20 сентября Мученическая смерть в Орде св. блгв. кн. Михаила Черниговского и его боярина Феодора за отказ изменить христианской вере |
|
1252-1263
Великое княжение Владимирское св. блгв. кн. Александра Ярославича
1254
Присоединение Черной Руси [505] к Галицко-Волынскому княжеству
1257-1259 Волнения в Новгороде, Суздале и Рязани против татар |
1246/1247-1281
Митрополит Киевский и всея Руси свт. Кирилл (с 1243 г. нареченный митрополит) |
|
1261 Изгнание крестоносцев из Константинополя. Восстановление Византийской империи |
1261
Учреждение Сарайской епископской кафедры |
|
1262
Восстания в Ростове, Суздале, Ярославле, Владимире против татарских сборщиков дани
1264-1271 Великий кн. владимирский Ярослав Ярославич |
|
|
1264-1301 Великий кн. галицко-волынский Лев Данилович |
1267
Первый достоверно известный ярлык ханов Золотой Орды Русской Церкви, утверждавший неприкосновенность веры и духовенства
ок.1271 г.
Учреждение Тверской епархии в пределах Тверского княжества
1273 (или 1274) Митрополит Кирилл созвал Собор в Киеве [506] (?) для устранения неисправностей в богослужебной практике, введена в употребление новая редакция Кормчей книги |
|
1276-1303 Первый московский князь св. блгв. Даниил Александрович (родился в 1261 г.) |
1274
Лионская уния с Западной Церковью, поддержанная византийским ими. Михаилом VIII Палеологом
до 1280 г.
При владимирском Рождественском монастыре, вероятно при участии свт. Кирилла II(III), создано житие св. блгв. кн. Александра Ярославича Невского
1283
Собор в Константинополе, где после смерти византийского имп. Михаила VIII Палеолога были низложены многие епископы за усердие к Лионской унии
1285-1289 В Твери построен каменный храм в честь Преображения Господня |
|
1293 Нашествие татар под предводительством Тудана («Дюденева рать»), разорение многих городов Северо-Восточной Руси |
1285-1305
Митр. Киевский и всея Руси свт. Максим
1299/1300
Переезд свт. Максима во Владимир Суздальский
ок. 1300 г. Св. блгв. кн. Даниил Александрович основал в Москве монастырь в честь поп. Даниила Столпника (Свято-Данилов) |
|
1301
Присоединение к Москве Коломны
1303
Кн. московский св. блгв. Даниил Александрович получил в наследство Переяславское княжество после прекращения местной династии
1303-1325
Московский кн. Юрий Данилович
1304
Присоединение к Москве Можайска
1305 Создание великокняжеского летопис-ного свода (сохранился в составе Лаврентьевской летописи) |
1301
Свт. Максим присутствовал на Соборе в Константинополе
ок.1303 г. Первое выделение Галицкой епархии в митрополию (упразднена в 1305 г.) |
|
1305-1318 Великое княжение св. блгв. Михаила Ярославича Тверского |
1308-1326
Митр. Киевский и всея Руси свт. Петр
не позднее 1311 г. Собор в Переяславле-Залесском, оправдавший свт. Петра от обвинения в симонии |
|
1316-1341 Вел. кн. литовский Гедимин. Присоединение к Литовскому княжеству Полоцкой и Туровской земель |
ок. 1317 г.
По настоянию вел. кн. литовского Гедимина Константинопольский патр. Иоанн Глика учредил самостоятельную Литовскую митрополию с кафедрой в Новогрудке (упразднена ок. 1328 г.)
ок. 1321-1392 г. Прп. Сергий Радонежский |
|
1318-1322 Мобковские князья в лице Юрия Даниловича впервые заняли Владимирский великокняжеский стол |
1322 Свт. Петр окончательно переселяется в Москву |
|
1322-1327 Великое княжение Владимирское в руках тверских князей Дмитрия Михайловича, а затем Александра Михайловича |
1326 Заложен собор в честь Успения Пресвятой Богородицы в Москве. Свт. Петр завещал похоронить себя здесь, тем самым утвердив фактический перенос митрополичьей кафедры в Москву |
|
1327 Восстание против татар в Твери, вызванное насилиями Чолхана (Щелкана), посла хана Узбека, в результате чего великое княжение перешло к московским князьям |
1327
Собор во Владимире. Первоначальное прославление свт. Петра
1328 Кн. Иван Калита заложил в Москве церковь в честь прп. Иоанна Лествичника |
|
1328-1340 Великое княжение Ивана Даниловича Калиты. Присоединение к Московскому Белозерского, Галицкого и Углицкого княжеств |
1328-1353
Свт. Феогност, митр. Киевский и всея Руси
1330
Основан московский Спасо-Преображенский мужской монастырь (Спас на Бору)
ок.1330 г.
Основан костромской Ипатьев монастырь в честь Святой Живоначальной Троицы
1330-1332
Объезд южных и западных епархий свт. Феогностом
ок.1331 г.
По просьбе галицких князей патр. Константинопольский Исаия вновь дал Галицкому еп. Феодору титул митрополита, который, однако, вскоре был упразднен вследствие протеста митр. Киевского и всея Руси свт. Феогноста
1332
Заложен собор в честь св. арх. Михаила в Москве
не позднее 1337 г.
Основан Хотьковский женский монастырь в честь Покрова Пресвятой Богородицы
1337 г. (1339 ?)
Прпп. Сергий и Стефан Радонежские основали обитель в честь Пресвятой Троицы (впоследствии Троице-Сергиева лавра)
ок. 1337-1427 гг. Прп.Кирилл Белозерский |
|
1339-1340 Построен дубовый деревянный Кремль в Москве |
1339 Канонизация митр. Петра Константинопольским патр. Иоанном XIV Каликой по представлению митр. Феогноста и вел. кн. Ивана Даниловича Калиты |
|
1340
Пресеклась династия великих князей галицко-волынских, после чего Галицкая земля была присоединена сначала к Венгрии, а затем к Польше, а Волынь к великому княжеству Литовскому
1340-1353 Великое княжение московского кн. Симеона Ивановича Гордого |
ок. 1340-1396 г. Свт. Стефан Пермский, просветитель и первый епископ Пермской земли, создатель пермской азбуки |
|
1345-1377 Вел. кн. литовский Ольгерд. Вхождение в состав великого княжества Литовского Волыни, Киевской, Черниговской и части Смоленской земель |
1347
Свт. Феогност добился упразднения Константинопольским патр. Исидо-ром Галицкой митрополии, воссозданной незадолго до этого.
1347
Выделение Суздальской епархии из Владимирской (митрополичьего диоцеза)
Мученическая кончина христиан Антония, Иоанна и Евстафия от рук язычников в Литве
ок.1350 г.
Учреждение Коломенской епархии |
|
1353-1359 Великое княжение московского князя Ивана II Ивановича Красного |
1352
Основан суздальский Евфимиев монастырь в честь Преображения Господня
1353
Возведение прп. Сергия игуменом обители в честь Пресвятой Троицы близ Радонежа
1354-1378
Свт. Алексий, митр. Киевский и всея Руси
1354/1355
Возобновление самостоятельной Литовской митрополии при патр. Константинопольском Филофее. Посвящение Романа в митрополиты Волыно-Литовские (митрополия упразднена в 1361 г. в связи со смертью митр. Романа)
ок. 1360 г.
Основан московский Спасо-Андроников монастырь в честь Нерукотворного Образа Спасителя
ок. 1360-1430 г.
Прп. Андрей Рублев
ок. 1365 г. Основан московский Чудов Алексеевский мужской монастырь |
|
1362-1379
Великое княжение московского св. блгв. кн. Димитрия Иоанновича Донского. Присоединение к Москве Медыни, Дмитрова, Стародуба
1367 Заложение белокаменного Кремля в Москве |
1362-1437 Прп. Дионисий Глушицкий |
|
1368, 1370, 1372
Походы на Москву кн. Ольгерда, союзника тверского кн. Михаила Александровича
1375 Поход московского св. блгв. кн. Димитрия Иоанновича на Тверь. Признание тверскими князьями старшинства Москвы и отказ их от притязаний на великое княжение Владимирское |
1370
Основан Симонов мужской монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы
до 1375 г.
Основан Новоезерский Авраамиев мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы.
1375-1406
Свт. Киприан, митр. Киевский и всея Руси (с перерывами)
ок.1376 г. Прп. Сергий вводит общежительный устав в Троицкой обители; начало возрождения киновии на Руси |
|
1377-1392
Вел. кн. литовский Ягайло
1378 Битва на р. Воже в Рязанской земле — первая военная победа московских войск над татарами |
1378
После кончины свт. Алексия, митр. Киевского и всея Руси, св. блгв. вел. кн. Димитрий Иоаннович не принял митр. Киприана и послал своего духовника Михаила (Митяя) в Константинополь за посвящением в митрополиты
ок.1379 г.
Основан Новый Симонов монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы
1379 Кончина Митяя по пути в Константинополь. Посвящение Пимена в митрополиты |
|
1380, 8 сентября
Московская рать под предводительством св. блгв. вел. кн. Димитрия Иоанновича Донского разбила войско Золотой Орды под предводительством Мамая на Куликовом поле. |
1380
Установление дня памяти павших на Куликовом поле за веру и отечество (Димитриевская суббота перед 26 октября).
1381
Св. блгв. вел. кн. Димитрий Иоаннович не признал митр. Пимена, сослал его в монастырь и вызвал в Москву свт. Киприана. |
|
1382
Разорение Москвы ханом Тохтамышем |
1382
Свт. вел. кн. Димитрий Иоаннович изгнал свт. Киприана из Москвы и временно вернул митр. Пимена
1383
Свт. Дионисий, архиеп. Суздальский, отправился в Константинополь для посвящения в митрополиты
1383
Учреждение Пермской епархии
Кон. 1384 - нач. 1385 г. Низложение в Москве митр. Пимена послами Константинопольского патриарха |
|
1385-1386
Киевская уния между Литвой и Польшей: создание федеративного Польско-Литовского государства. Ягаило становится королем Польским
|
1385
Кончина свт. Дионисия в Киеве
|
|
1389-1425
Великое княжение Василия I Дмитриевича. |
1389
Новопоставленный патр. Константинопольский Антоний подтверждает низложение митр. Пимена. Кончина Пимена (11 сентября) |
|
1392
Присоединение Нижнего Новгорода к Московскому княжеству.
1392-1430
Вел. кн. литовский Витовт. Присоединение к Литве Смоленска. |
1390 Свт. Киприан прибыл в Москву и был принят вел. кн. Василием I |
|
1395
Разгром Тимуром Золотой Орды, начало его похода на Русь. |
1395
После разорения г. Ельца, вследствие чудесного явления Пресвятой Богородицы, продвижение войск Тимура было остановлено
1397
Прп. Кириллом Белозерским основан мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы
посл. четв. XIV — нач. XV в.
Иконописец Феофан Грек, выполнивший росписи Архангельского (1399) и Благовещенского (1405) соборов в Москве
1404 Посещение свт. Киприаном русских епархий на территории Польши и великого княжества Литовского |
|
1408 Осада Москвы татарами под предводительством Едигея |
1408
При митрополичьей кафедре завершена работа над общерусским летописным сводом (Троицкая летопись)
1408-1431 Свт. Фотий, митр Киевский и всея Руси |
|
1410 Грюнвальдская битва. Победа польских и русско-литовских войск над Тевтонским орденом |
|
|
1414 Вел. кн. Василий Дмитриевич выдает дочь Анну замуж за сына византийского имп. Мануила II Палеолога |
1414
По настоянию вел. кн. литовского Витовта Собор западнорусских епископов избрал и через год рукоположил (без благословения Константинопольского патриарха) митрополита для Литвы и Галича Григория Цамблака
1416, 1427
Два послания свт. Фотия псковичам против ереси стригольников
1418
Прп. Епифаний Премудрый создает житие прп. Сергия Радонежского. До этого им же написано житие свт. Стефана Пермского
1419
Кончина митр. Григория Цамблака и воссоединение Русской митрополии под управлением митр. Фотия
|
|
1425-1462 (с перерывом) Великое княжение Василия II Васильевича |
1429-1458 Новгородский архиеп. Евфимий II. Активизация новгородского летописания, создание Новгородской I летописи (младшего извода) |
|
1430-1432 Вел. кн. литовский Свидригайло |
1433-1435
Митр. Киевский и всея Руси Герасим. В 1435 г. митр. Герасим сожжен в Витебске по приказу литовского кн. Свидригайло
1437
Прибытие из Константинополя нового митр. Киевского и всея Руси Исидора
|
|
1430-1447 Междоусобная война в великом княжестве Московском между вел. кн. Василием II и его дядей, звенигородским и галицким кн. Юрием Дмитриевичем, а затем сыновьями последнего — Василием Косым и Дмитрием Шемякой |
1438-1445
Ферраро-Флорентийский Собор с участием византийских иерархов и митр. Киевского и всея Руси Иси-дора, принявший в 1439 г. унию с Западной Церковью
1441-1442 Митр. Исидор, подписавший Флорентийскую унию, не был принят в Москве, бежал в Тверь, затем в Литву и далее в Рим |
|
1445 Набег казанского хана Улу-Мухаммеда на Русь |
1443 Избрание Собором русских епископов свт. Ионы, еп. Рязанского, митрополитом Киевским и всея Руси |
|
1445-1446 Вел. кн. Василий II захвачен в плен кн. Дмитрием Шемякой и ослеплен |
|
|
1447 Окончание междоусобной войны за московский стол. Торжественный въезд вел. кн. Василия II Васильевича (Темного) в Москву |
1448 Посвящение нареченного митр. Ионы Собором русских архиереев в митрополиты Киевские и всея Руси, что положило начало фактической самостоятельности Русской митрополии |
[1] Русск. достопамятн. 1. 106—107 [362]; Восток. Опис. Румянц. муз. 290— 291 [246]; Розенкампф о Кормч. книге. 56—59, а по изд. второму — 51—52 [371].
[2] См. прил. 1.
[3] Сведения о Софийском списке — в Русск. достопам. 1. 19—21 [407]. О Софийском и Рязанском — у митрополита Евгения (Словар. духовн. писат. 1. 324—329. Изд. 2 [270]) и барона Розенкампфа (о Кормчей. 7—12 и др. [371]), которые оба изучали эти списки непосредственно и сравнивали их между собою. Большею ясностию и точностию при всей своей краткости отличаются свидетельства митрополита Евгения, который, например, говорит, что «толкования в обоих списках буквально сходны» или «слово в слово сходны» (Словар. духов, пис. 1. 327 [270]; Опис. Киево-Соф. соб. Прибавл. 239 [269].
[4] Тексты этого правила и по сокращению Аристина, т.е. по Рязанскому списку, и по списку Софийскому представляет барон Розенкампф, и сам же сознается, что митрополит Кирилл привел это правило (см. Русск. достопам. 1.108 [362]) именно по сокращению Аристинову (о Кормч. Прим. С. 51—53. Изд. 1 [371]). А между тем, к изумлению, держится мысли, что не Рязанский, но Софийский список есть копия с того, который получил митрополит Кирилл из Болгарии (там же. 10). Нельзя не пожалеть, что Розенкампф не сличил и все другие правила, приводимые Кириллом в том же соборном деянии, с текстами по спискам Рязанскому и Софийскому, тогда можно было бы уже с непререкаемостию решить вопрос, какой из этих списков есть копия с первоначального — Кирилловского.
[5] Чтобы убедиться в этом, довольно сличить известие рязанских писцов с письмом Святослава и припискою Драгослава, которые все напечатаны у Розенкампфа (о Кормч. 56-63 [371]).
[6] Розенкам. О Кормч. Прим. 47. С. 56 или яснее — прим. 46. С. 268. Изд. 2 [371]. Снес.: Восток. Опис. Румянц. муз. 290, 298 [246].
[7] Этого мнения держался митрополит Евгений (Слов. духовн. пис. 1. 326 [270]; Опис. К.-Соф. соб. Прибавл. 238 [269]) и держится автор статьи «О первоначальном составе славянской Кормчей книги», напеч. в Христ. чтен. 1851. 1. 558 [320]. Барон Розенкампф, как мы уже заметили, напротив, признавал Софийский список копиею с Кирилловского, или болгарского. А автор «Обзора русской духовной литературы» [417] замечает, что «списком с болгарской Кормчей, присланной к митрополиту Кириллу, надобно признать список Румянц. муз. XVI в. № 232 [177], так как в нем сохранялось самое письмо, при котором препровождена была к нему Кормчая», и присовокупляет, будто текст восточных правил предложен здесь в подлинном, полном виде его, как у Зонары и Софийской Кормчей, а не как в Рязанской (1. 55, в статье о Кирилле II [417]). Между тем барон Розенкампф этот самый список Кормчей Румянц. муз., означенный в Опис. Востокова под № 232, а у него — Розенкампфа — под № 5 [177], относит именно к Рязанской фамилии, а не к Софийской (о Кормч. 12 [371]; Восток. Опис. Рум. муз. 297 [246]), и, судя по описанию этого списка у Востокова, который неоднократно замечает, что правила изложены в нем как в печатной Кормчей, не может оставаться никакого сомнения, что список действительно относится к Рязанской фамилии.
[8] Таковы списки Румянц. муз. № 233 и № 234 [178, 179]. Но стоит только сравнить, например, русские статьи, помещенные в этих списках, с теми, какие находятся в Софийском (Русск. достопам. 1. 20—21 [407]), чтобы видеть сделанные прибавления или дополнения.
[9] Розенкампф указывает на один список XV в., принадлежащий купцу Лаптеву [210] и «совершенно сходный» с Рязанским, следовательно, без изменений и прибавлений, и в этом Лаптевском списке есть означенное письмо и приписка (о Кормч. 12 и прим. 47. С. 56, а яснее — по 2-му изд. прим. 46. С. 268 [371]). Есть также в списках Рязанской фамилии — Румянцевском № 232 [177] (Опис. С. 290 [246]) и Новгородском [4] (Опис. Киево-Соф. собора. Прибавл. 238 [269]).
[10] Имеем в виду мнение Розенкампфа (о Кормч. 64 [371]). Кстати заметим следующее. Патриарх Никон говорит, что при первоначальном печатании у нас славянской Кормчей она была свидетельствована по многим славянским спискам, «наипаче же свидетельствова тую книгу греческая Кормчая книга Паисии патриарха св. града Иерусалима, яже древними писцы написася за многая лета, емуже патриарху Паисии в та времена бывшу в царствующем граде Москве» (Послесл. к 1 части печатной Кормч. Л. 647 [310]). А известно, что печатная наша Кормчая издана по редакции смешанной, так называемой у нас Рязанской. Не следует ли отсюда заключить, что и греческая древняя Кормчая, по которой наша печатная была поверяема и свидетельствована при печатании, принадлежала к той же самой смешанной редакции?
[11] Таково мнение о происхождении Софийской редакции митрополита Евгения (Опис. Киево-Соф. собора. Прибавл. С, 239 [269]; Словар. духов, писател. 1. 327 [270]). В ответах Новгор. епископа Нифонта на вопросы Кирика — XII в.— приводятся правила полные (Розенк. о Кормч. Прим. 40. С. 47 [371]).
[12] Доселе сохранились списки Кормчей, кроме Рязанского и Софийского: XIII в.— в Синодальной библиотеке [45]; XIII—XIV вв.— в той же библ. [48] (Сдаем Указател. Синодал. библ. 194 [375]); XIV в.— в библ. бывшей Царского [209] (Опис. рукоп. Царек. С. 169 [404]); XV в.— в библ. Московской Д. Академии [163, 206] (Розенк. о Корм. Прим. С. 266 [371]); еще XV в.— список Браи-ловский в император. Публ. библиотеке [85], список Архангельский, или Строгановский, и два списка купца Лаптева [210] (Розенк. о Кормч. кн. По 2-му изд. С. 7—8 [371]). Известны в позднейших копиях списки: писанный в 1286 г. для волынского князя Владимира Васильковича [180] (Восток. Опис. Рум. муз. 313 [246]), писанный в 1375 г. в Суздале (Колачев. о Кормч. в Чтен. Москов. истор. общ. 1847. 3. Отд. 1. 117 [299]) и писанный в 1403 г. в Москве [177] (Восток. Опис. Рум. муз. 296 [246]). Впрочем, относительно последнего списка должно сознаться, что сделанная в конце его заметка о времени написания его, т.е. 1403 г., могла относиться не ко всему этому списку Кормчей, а только к последней статье, в нем помещенной, именно к грамоте в. к. Василия Димитревича митрополиту Киприану, при которой заметка эта и сделана (см. там же).
[13] Розенк. о Кормч. 62 [371]; Русск. достопам. 1. 19 [407].
[14] В Синодальной библ., кроме Софийского списка Кормчей, есть еще три: XIII [45], XIII-XIV [48а] и XVI вв. [48б] (Савв. Указат. 194 [375]). Два из этих списков Розенкампф относит к Рязанской фамилии, но какие — не определяет (о Кормч. 12 [371]). Во всяком случае, в числе их должен находиться один или XII, или XIII—XIV вв. О прочих списках Рязанской фамилии см. у Розенкампфа — о Кормчей. С. 8-9. По изд. 2-му [371].
[15] В нем, например, русских статей только две: устав Владимиров и правило митрополита Иоанна II к Иакову черноризцу; притом устав другой редакции, а не той, что в Софийском списке, и помещен не в конце Кормчей, а вдруг после правил VII Вселенского Собора (Опис. Рум. муз. 309-342 [246]. Снес.: Русск. достоп. 1. 20 [407]).
[16] Розенкампф о Кормчей. С. 7—8. По изд. 2-му [371].
[17] Описания Кормчих — в Опис. Рум. муз. [246]. Списки необследованные: XIII в. в Синодальной библ. [45] и XIV в. библ. Царского [209] (см. прим. 12).
[18] Это прение Лаврентия Зизания с игуменом Илиею напечатано в Летопис. русской литерат. и древностей, изд. Тихонравовым. 1859. Кн. 4. Отд. 2. С. 99 [364].
[19] Послеслов. к 1 части печатной Кормчей. Л. 647 [310].
[20] Степ. кн. 2. 248 [308]. В других летописях упоминаются здесь только правила, но не сказано, чтобы они были принесены Киприаном из Царяграда (Карамз. 8. Прим. 173 [301]), или даже вовсе не упоминается и о правилах (Ник. лет. 7. 56 [374]).
[21] Горск. и Невостпр. Опис. рукоп. Синод, библ. Отд. 2. Кн. 2. С. 216—218 [254].
[22] См. Обзор. русск. дух. литерат. Ч. 1. 77 [417], в статье о митрополите Киприане, и того же автора — Истор. Русск. Церкв. 2. 62. Изд. 2 [416].
[23] Акт. ист. 1. № 19 [228].
[24] Патриарх Никон, упомянув о многих Кормчих, собранных для свидетельствования, действительно говорит о какой-то одной, наиболее важной: «В нихже едина паче прочих в сущих правилех крепчайши» (Послесл. к 1 части печ. Кормч. Л. 647 [310]).
[25] Барон Розенкампф думал видеть Киприанов перевод церковных правил в переводе, который нашел он в сводной Кормчей по списку 1615 г. [130'], так как перевод этот отличен от всех прочих переводов и по слогу может будто бы приличествовать Киприану (о Кормч. 75 [371]). Преосв. Филарет, называя догадки Розенкампфа неверными, говорит только, что список Киприановой Кормчей — в библ. московского Успенского собора [161] (Обзор, р. дух. лит. 1. 78 [417]; Истор. Русск. Ц. 2. 129. Прим. 217 [416]) и ссылается в последнем своем сочинении на Снегирева — Памяти. моек. древност. С. 46—48 [390], хотя во всем описании этой Кормчей, здесь помещенном, нет ни малейшего намека на ее происхождение от Киприана.
[26] О сборнике с правилами по Иоанну Схоластику [204] — Восток. Опис. Рум. муз. № 230. С. 283 [246]. О Пандекте и Тактиконе Никона Черногорца [54, 68] — Сове. Указат. Синод, библ. 213 [375]; Калаидов. Опис. рукоп. Толстов. 79, 169, 510, 701, 705 [96, 97, 122, 123, 124, 297]; Варлаам. Обозр. рукоп. Кирилла Белоез. в Чтен. ист. общ. 1860. 2. отд. 2. 45—55 [241]. О трех сборник, прп. Кирилла Белоез. [143,145,146] — Варлаам. Там же. 26-68 [241].
[27] Русск. достопам. 1. 106-118 [362]; Акт. ист. 1. № 4 и 5. С. 6, 7, 8 [228]; П. собр. р. лет. 4. 92 [351].
[28] Акт. истор. 1. № 7, 8,10, 21, 22, 23, 255. С. 16,17,19, 27, 40, 42-49, 484 [228].
[29] См. нашей «Истории» т. 4. Прим. 373 и 396 [318].
[30] Восток. Опис. Румянц. муз. 304, 321 [246].
[31] А. э. 1. № 383. С. 486 [232]. Самые правила эти см. прял. 2.
[32] Акт. истор. 1. № 7, 9 [228]; А. эксп. 1. № 11 [232].
[33] Акт. эксп. 1. № 369 [232]; Акт. истор. 1. № 22, 26, 33, 34 [228].
[34] Акт. истор. 1. № 24 и 31 [228].
[35] Акт. истор. 1. № 21. С. 44; № 22. С. 47; № 255. С, 484 [228].
[36] Русск. достопамятн. 2. Предисл. II-V и с. 138-200 [411]; Калачев о Мериле Праведном в Архиве историко-юрид. свед. о России. 1. Отд. 3. 28—40 [298]; и его же «О значении Кормчей» в Чтен. Моск. истор. общ. 1847. № 3. Отд. 1. 117-120 [299].
[37] См. нашей «Истории» т. 1. Прим. 270 [318].
[38] Восток. Опис. Рум. муз. 291 [246]; Прав. собеседн. 1861. 3. 467-472 [354]; Материалы для истор. Русск. Церкви. 1. 14—15. Харьк., 1862 [353]. Об авторе этого посл. см. в прил. 4.
[39] Ярлык Узбека святому Петру — в Собран, госуд. грам. 2. № 7 [391].
[40] Восток. Опис. Рум. муз. 296 [246]; Розенк. о Кормчей. Прим. С. 209, 210 [371]. Грамота эта напечатана у Карамзина — Ист. госуд. Росс. 5. Прим. 233 [301] и в Опис. К.-Софийск. соб. Приб. № 9 [269]. Сомнения Карамзина касательно подлинности ее разрешены в статье Неволина «О простр. церк. суда в России до Петра В.» (Поли. собр. сочин. Невол. 6. 313-315 [329]).
[41] Акт. истор. 1. № 24 [228].
[42] Акт. Запад. России. 1. № 43. С. 58 [230]. Снес. нашей «Истории». 2. С. 223-225; 3. С. 198-200 [318].
[43] Ник. лет. 3.108,179,195; 4. 4, 9, 28,137, 296 [374].
[44] Ник. лет. 3. 76,108,179 [374]; Карамз. 4. Прим. 245 [301]; П. собр. р. лет. 3. 77, 82; 1. 230 [351]; Степ. кн. 1. 456 [308].
[45] П. собр. р. лет. 1. 227, 228 [351]; Ник. лет. 3.155 [374]. О Кирилле — в житии святого Петра, царевича Ордынского (сборн. моей библ. № 8. Л. 232 ).
[46] Ярлыки напечатаны: все семь — в Древн. росс. вивлиофике. М., 1787. Т. 4 [423]; кроме Узбекова — в Суздал. летописи. СПб., 1792. Т. 3. 101, 123 [313]; кроме Тайдулина Иоанну — в Собр. госуд. грамот и догов. 2. № 2, 7, 9, 10, 11, 12 [391]; все семь — в сочинении Григорьева «О достоверности ханских ярлыков». М., 1842. 112—130 [256]. Соображения о митр. Иоанне, которому дан ярлык Тайдулою, см. у Григорьева там же. С. 74—76 [256]. В ярлыках: Тайдулином Феогносту и Тюляко-вом Михаилу — упоминается еще о ярлыках, которые даны были нашему духовенству ханами Джанибеком и Азизом, но не дошли до нас.
[47] Григор. О постов. ханск. ярлыков. 36—51 [256].
[48] Ник. лет. 3. 208 [374]; Степ. кн. 1. 454 [308]. См. еще нашей «Истории» т. 4. Прил. 17. Числ. 1 [318].
[49] Чтобы лучше понять имена и значение многочисленных чиновников монгольских на Руси, упоминаемых в ханских ярлыках, чит. об этом статью Г. Беляева в Архив. историко-юрид. свед., изд. Калачевым. Т. 1. Отд. 1. 97—110 [237].
[50] П. собр. р. лет. 1. 203, 226 [351]; Ник. лет. 3. 37, 59 [374].
[51] Иловайск. Истор. Рязанск. княжества. М., 1858. С. 284—285 [288].
[52] Акт. эксп. 1. № 9 [232]. Грамота эта не могла быть дана в 1389 г., когда Киприан еще не приезжал в Москву из Константинополя, а дана в 1408 г. июня 28-го, индикта 12.
[53] В грамоте сказано: а) чтобы бояре и слуги великого князя и митрополичьи не покупали земель луховских, а которые покупили, тем лезти вон, а серебро свое взята; б) что луховцы ставливали хоромы на дворе великаго князя в Володимере, ино то обыскано, что то было учинилося ново, не по пошлине, а нынечя не наде, и в) что Сенег должен принадлежать митрополиту потому, как обыскано и управлено по старине.
[54] Так как в алтыне шесть денег, то сбор с каждой приходской церкви для митрополита простирался до 75 денег. Но при в. к. Василии Дмитриевиче деньга заключала в себе не менее 14 гран аптекарского веса, а иногда — 15 и 16 (А. Ч. Опис. древн. русск. монет. М., 1834. С. 4 [420]). Значит, каждая церковь ежегодно вносила митрополиту до 75 золотников серебра.
[55] Акт. эксп. 1. № 20 и № 23 [232].
[56] Акт. истор. 1. № 259 [228].
[57] Грамот, пожалованных нашим монастырям в период 1240—1448 гг., напечатано:
24 — в Акт. археогр. экспед. Т. 1 [232], девять — в Акт. истор. Т. 1 [228], три — в Допол. к Акт. истор. Т. 1 [262], пять — в Акт. Запал- России. Т. 1 [230], восемь — в Акт., относ, до юридич. быта древней России. Т. 1 [229], одна — в Истор. росс. иерархии. Т. 6. 229 [234], нигде не перепечатанная. Из числа этих грамот три, именно напеч. в Акт. эксп. 1. № 5 [232], Акт. истор. 1. № 2 [228] и в Истор. росс. иер. 6. 229 [234], упоминают о других древнейших грамотах, данных тем же монастырям в конце XIII и в начале XIV в.
[58] Акт. эксп. 1. № 31 и 36 [232]; Акт. ист. 1. № 15 и 28 [228]; Акт. до юрид. быта. 1. С. 92, 98 [229]; Акт. юридич. 1. № 72 [233].
[59] Акт. эксп. 1. № 12, 22, 41 [232]; Акт. ист. 1. № 2, 14, 15, 29, 36, 38 [228]; Акт. Зап. России 1. № 7,13,14 [230]; Акт. до юрид. быта. 1. С. 96 [229].
[60] Акт. эксп. 1. № 4, 18, 21, 38 [232] и др.; Акт. до юрид. быта. 1. С. 90, 95 [229]. В некоторых грамотах ясно определяется, что это были за стчрожильцы, которых предоставлялось монастырям перезывать и принимать на свои земли (Акт. эксп. 1. № 39 [232]; Акт. ист. 1. .№ 25 [228]). В конце грамоты Отрочу монастырю после слов: «Архимандриту из нашея отчины людей волостных в монастырские села не приимати», прибавлено: «А примет ли кого прикащик архимандричь, ино его казнити» (Акт. эксп. 1. № 34 [232]). В одной только грамоте князь рязанский как будто позволяет монастырю перезывать к себе людей не только с иных сторон, но и из своего княжения (Акт. ист. 1. № 36 [228]).
[61] Акт. ист. 1. № 2 и 29 [228]; Акт. Запад. Росс. 1. № 43 [230].
[62] Акт. эксп. 1. № 11 [232].
[63] Название тарханного права, тарханных грамот занято нами от татар, у которых тарханом назывался человек, освобожденный от всех повинностей, какие взносились царю.
[64] Акт. ист. 1. № 15 [228]. См. также подобное — Акт. эксп. 1. № 5 и 29 [232].
[65] Акт. эксп. 1. № 39 и 42 [232]; Дополн. к Акт. ист. 1. № 184 [262].
[66] Акт. эксп. 1. № 28 [232]; Акт. ист. 1. № 15 [228]; Акт. до юрид. быта. 1. С. 92, 94 [229].
[67] Акт. эксп. 1. № 24, 37, 39 [232]; Дополн. к Акт. ист. 1. № 185 [262].
[68] Грамоты эти суть: Акт. эксп. 1. № 4, 5, 7,15 [232]; Акт. истор. 1. № 2 [228]; Акт. Запад. России. 1. № 14 [230]. Грамота, составляющая исключение, напеч. в Истор. росс. иерарх. 6. 229 [234].
[69] Акт. эксп. 1. № 37, 38, 41 [232]; Акт. истор. 1. № 15, 29 [228]; Акт. Запад. Росс. 1. № 43 [230]; Акт. до юрид. быта. 1. С. 97 [229].
[70] Истор. росс. иерарх. 6. 229-231 [234]; Акт. эксп. 1. № 19 и 28 [232]. Последняя грамота вновь напечатана в Акт. до юрид. быта. 1. С. 93—94 [229].
[71] Акт. эксп. 1. № 17,18, 21, 34, 35 [232].
[72] Акт. ист. 1. № 36 [228]. Снес.: Акт. эксп. 1. № 9 и 20 [232].
[73] Для старожильцев на два года — Акт. ист. 1. № 25, 36 [228]; на три — Акт. эксп. 1. № 18, 21 [232]; на пять лет — Акт. эксп. 1. № 39 [232]. Для пришлых на три года — Акт. ист. 1. № 13 и 36 [228]; на двадцать лет — Акт. эксп. 1. № 36 [232]; на десять — Акт. эксп. 1. № 17, 21, 31, 39 [232]; Акт. ист. 1. № 25, 28 [228]; Акт. до юрид. быта. 1. С. 95 [229].
[74] Акт. эксп. 1. № 18, 21, 39 [232]; Акт. до юрид. быта. 1. С. 95, 96 [229].
[75] Акт. эксп. 1. № 19 и 28 [232].
[76] Акт. эксп. 1. № 17,18, 21, 28 и др. [232]; Акт. ист. 1. № 15 [228].
[77] Акт. эксп. 1. № 38 [232]; Акт. ист. 1. № 2 [228]; Акт. Зап. Росс. 1. № 14 и 43 [230].
[78] Акт. эксп. 1. № 19, 28, 31, 36 (здесь: «опроче одного душегубства»), 37, 41 [232]; Акт. ист. 1. № 15 и 29 [228].
[79] Акт. эксп. 1. № 17,18 [232]; Акт. ист. 1. № 25 и 28 [228].
[80] Акт. эксп. 1. № 4 [232]; Ист. росс. иерарх. 6. 230 [234].
[81] Акт. эксп. 1. № 5, 7, 34, 35, 37 [232]; Ист. росс. иерарх. 6. 230 [234].
[82] Акт. эксп. 1. № 37 [232]. См. также № 5,18,19, 21 и др.; Акт. ист. 1. № 28 и др. [228].
[83] Акт. Запад. Росс. 1. № 28 [230]; Акт. ист. 1. № 2. С. 3 [228]. Сохранилось известие, что десятиною пользовался (1446) еще один из наших монастырей, именно Рождественский во Владимире Кляземском, и пользовался по старине — с некоторых сел князей суздальских (Собр. госуд. грам. 1. № 62. С. 136 [391]).
[84] Акт. эксп. 1. № 5 и 34 [232].
[85] Акт. Запад. Росс. 1. № 14 и 43 [230].
[86] В таких случаях князья обыкновенно выражались: «А на которую свою грама-ту дам грамату, а на сию мою грамату иныя моея граматы нет», или: «А хотя коли повелим имати на тех, у кого будут граматы нами жалованный, на монастырских лю-дех ни тогды никто не емли ничего по сей нашей грамате». Акт. эксп. 1. № 5, 17, 18, 21, 23, 28, 30, 35 и мн. др. [232].
[87] Сравн. грамоты: Акт. эксп. 1. № 5 и № 34; № 18 и № 21 [232].
[88] «А кто сей моей грамоты ослушается, им от меня быти в казни» (Акт. эксп. 1. № 7, 17, 18, 19, 21 и др. [232]). «А чрез ею мою грамоту кто... заповеди два рубля, а от меня быти ему в казни» (там же. № 22). «Кто порушит ею нашу милостыню... да не будет на нем милость Божия... и проклят будет в си век и в будущи; а к тому аз, князь великий, велю его казнити торговою казнью, а себе воэмем на нем вину противу дани с архимандритом наполы, а взятое велим взята втрое и с проторы» (Акт. эксп. 1. № 34 [232]). «А кто мое данье порушит, а то судит ему Бог... а князю великому даст сто рубля» (Акт. эксп. 1. № 4 [232]).
[89] Акт. эксп. 1. № 4,19, 21, 23, 28, 30, 31 и др. [232]; Акт. ист. 1. № 15 [228].
[90] Акт. эксп. 1. № 5, 34 [232]; Акт. ист. 1. № 29, 38 [228].
[91] Сюда относятся: Акт. ист. 1. № 2, 15, 57 [228].
[92] Например, монастырю Отрочу — две, Евфимиеву нижегородскому — три, Благовещенскому нижегородскому — три, Солотчинскому рязанскому — три, а Троицкому Сергиеву — до двенадцати.
[93] В одной только грамоте Ольгову монастырю (1356—1387) обозначено количество народонаселения в пожалованных ему селах: «Тогды дали Св. Богородицы дому девять земель бортных, а пять погостов, Песочна, а в ней 300 семий, Холохолна, а в ней полтораста семий, Заячины, а в ней 200 семий, Веприя — 200 семий, Заячков — 100 и 60 семий »(Акт. ист. 1. № 2 [228]).
[94] Вот что, например, читаем в житии преподобного Сергия: «Овогда убо не дос-таяше хлеба, и муки, и пшеницы, и всякого жита, иногда же не достаяше масла, и соли, и всякого ястия брашеннаго, овогда же не достаяше вина, имже обедня служити, и фимияна, имже кадити, овогда же воску, имже свещи скати. И пояху в нощи заутренюю, не имуще свещь, но токмо лучиною березовою или сосновою светяху себе, и тем нужахуся канонархати или по книгам чести, и сице совершаху всенощныя службы своя. Преподобный же отец Сергий всяку нужу ону и тесноту и всяку скудость и недостатки терпяше с благодарением, ожидая от Бога богатыя милости» (сборн. моей библ. № 42. Л. 144 об.— 145 [152]).
[95] Акт. ист. 1. № 253. С. 479-480 [228].
[96] Подлинник этой грамоты сгорел в 1535 г., а копия с нее тогда же представлена была Перемышльским епископом Лаврентием польскому королю Сигизмунду, который и подтвердил ее, внесши целиком в свою грамоту. Последняя напечатана Зубрицким (Повест. о Червонной Руси. Прил. С. 6—7, под буквою «Д» [285]).
[97] Акт. Запад. Росс. 1. № 42 [230].
[98] Акт. ист. 1. № 18 [228]. Снес.: Акт. эксп. 1. № 375 [232].
[99] Акт. эксп. 1. № 370 [232]. Напечатанное здесь Исповедание произнесено было Евфимием, архиепископом Новгородским, но оно не составлено им, а только переписано с готовой общей формы, как он и сам в конце засвидетельствовал словами: «Списана же сия вся быша рукою моею и подписана». Форма эта, по которой произносили тогда и все другие новонареченные наши епископы свое Исповедание, напечатана сполна в Акт. эксп. 1. № 375. С. 470—471 [232].
[100] Акт. ист. 1. № 18 [228].
[101] П. собр. р. лет. 7.174 [351]; Ник. лет. 3. 69 [374]. Впрочем, в одной из более древних летописей сказано, что митрополит Кирилл разгневался было на епископа Игнатия только «по оклеветанию, и разсмотрив, паки благослови его» (П. собр. р. лет. 1. 227 [351]). Может быть, оказалось, что Игнатий позволил перенесть тело Глеба Васильковича из соборной церкви в монастырь, основанный его материю, вовсе не с целию осудить покойника и надругаться над ним, а по просьбе родных его, и в частности ростовского князя Димитрия Борисовича, который потому-то и ходатайствовал за епископа пред митрополитом.
[102] П. собр. р. лет. 1. 228; 7.186 [351]; Ник. лет. 3.108 [374].
[103] П. собр. р. лет. 7. 215 [351]; Ник. лет. З. 193 [374]. Неизвестно, откуда Татищев позаимствовал сведение, будто Даниил, «желая более сел имети, гневался на суздальскаго князя Александра, но той не даде. Он же начат бояр его запрещати — в церков не пущати, и за то отлучи его митрополит. Но по неколицем времени, за просьбу князя, благослови его Феогност митрополит служити паки, и прият паки прежний чин архиерейства» (Истор. 4. С. 170 [408]).
[104] Сведения об этом Соборе изложены в современной записи (Карамз. 5. Прим. 232 [301]) и в летописи Никоновой (4.195—197 [374]). Но первая составлена лицом, не расположенным к Евфимию, а в последней дело представлено в его пользу. Впрочем, и из записи и из летописи нельзя не видеть, что тверской князь Михаил Александрович всячески старался задобрить митрополита и склонить его на свою сторону против епископа.
[105] П. собр. р. лет. 3. 98,102,134 [351]; Ник. лет. 4. 300, 301, 311 [374].
[106] Лет. Троицк, у Карамз. 5. Прим. 232 [301]; Ник. лет. 4. 315 [374]; Татищ,. Истор. 4. 419, 420 [408].
[107] П. собр. р. лет. 3. 67, 75, 98,101,106 [351]; Ник. лет. 3. 70, 77, 97, 158; 4. 160 [374].
[108] Акт. ист. 1. № 1, 3, 8-11, 19-23, 33-35 и др. [228].
[109] Ник. лет. 4.196 [374]; П. собр. р. лет. 4. 98 [351].
[110] П. собр. р. лет. 3. 81; 4. 99,194; 5. 245; 7. 207 [351]; Ник. лет. 3.173; 4.197 [374].
[111] Ник. лет. 5. 47 [374].
[112] Ник. лет. 3. 204; 4. 70 [374]; П. собр. р. лет. 8. 29 [351]; Степ. кн. 1. 452 [308]; Акт. эксп. 1. № 370 [232]. Снес. прим. 99.
[113] П. собр. р. лет. 4. 91; 5. 239; 8. 49 [351]; Ник. лет. 4. 146 [374]. В одной только Архангелогородской летописи замечено: «Того же лета (6893) митрополит Пимен пойде в Новгород Великий о месячном суду, и не даша ему новгородци» (с. 91. Снес. с. 94, 95 [314], где повторяется то же выражение о месячном суде). И это хождение Пимена подтверждается грамотою патриарха. См. прял. 3.
[114] П. собр. р. лет. 5. 244; 8. 61 [351]; Ник. лет. 4.195 [374]. См. еще прил. 3.
[115] П. собр. р. лет. 3. 96; 4. 99; 5. 245 [351]; Ник. лет. 4. 200-202 [374]. А грамоты патриарха — в прил. 3. Имена новгородских послов, бывших у патриарха, по летописи: Кюр Сазонов и Василий Щечкин (4. 99,100 [351]).
[116] П. собр. р. лет. 3. 96; 4.100; 5. 246 [351]; Ник. лет. 4. 253-254 [374]; Степ. кн. 1. 521 [308]; Собр. госуд. грамот. 2. № 13 [391]. О шестистах рублях митрополиту говорят Никонова летопись и Степенная книга; последняя прибавляет, что еще 350 р. дали новгородцы митрополичу послу, привезшему им прощение. Но в летописи Нов-гор. четвертой упоминается только о 350 р. митрополиту и потом о 350 р. митрополичьему боярину за долг новгородских послов, ездивших в Царьград. А в Софийской — только о 350 р. митрополичьему послу.
[117] Акт. истор. 1. № 11 [228]. В древней Новгородской летописи сказано, что и в этот раз новгородцы митрополиту «суда не даша» (3. 97 [351]), а в Ник. летописи (4. 257 [374]) и в Степ. кн. (1. 522 [308]), напротив, говорится, что новгородцы теперь «суд ему даша по старине». Первое могло быть сначала, как только приехал Киприан в Новгород, последнее могло случиться чрез несколько времени. Впрочем, как бы то ни было, только все действия митрополита в Новгороде заставляют предполагать, что он был теперь доволен новгородцами и, следовательно, получил от них суд свой.
[118] Это видно из слов митрополита Ионы киевскому своему наместнику: «Се яз... приказал есмь ему держати наместничество свое в Киеве, и в Вильне, и в Новгородке, и в Гродне, и по всем градом, и местом, и по селом, где ни есть мои митропольскии церкви, который из старины потяглы при моем брате, при Фотие митрополите, к тому нашему митропольскому наместничеству». Акт. ист. 1. № 48 [228].
[119] Акт. ист. 1. № 48 и 259 [228].
[120] П. собр. р. лет. 2. 352 [351]; Данилович. Летоп. князей литов. в Учен. записк. II Отд. Ак. наук 1. Отд. 3. С. 40 [352]. Стрыйковский же передает, будто этот митрополичий наместник, отравивший Скиригайлу, был киево-печерский архимандрит Авраамий (4. С. 2 [455]). А Длугош говорит только: «Ab uno religioso Ruthenorum venenatus moritur [Умер, отравленный каким-то русским клириком — (лат.)]» (Hist. Polon. Lib. X. Р. 142. Lips., 1711 [435]).
[121] Ник. лет. 4. 312 [374]; Карамз. 5. Прим. 254 под 1404 г. [301].
[122] Ник. лет. 5. 53 [374].
[123] П. собр. р. лет. 8. 27 [351]; нашей «Истор.» 4. Прим. 44 [318]; Акт. эксп. 1. № 9 [232]. Надобно заметить, что наместники нашего митрополита отнюдь не были его викарными епископами и таких епископов у митрополитов наших тогда вовсе не встречаем (пр. Филар. Ист. Русск. Ц. 2. § 26 [416]). Алексий считался наместником Феогноста только до рукоположения своего в сан епископский, а сделавшись епископом Владимирским, называется уже прежде бывшим наместником (Ник. лет. 3. 201 [374]). Афанасий Волынский управлял митрополиею только временно на место митрополита Алексия и по его поручению, пока сам Алексий ходил в Царьград (П. собр. р. лет. 6.121 [351]; см. еще нашей «Истор.» Т. 4. Прял. 20. Числ. 6 [318]). Герасим Коломенский также управлял митрополиею временно и уже по смерти митрополита: «Бяше бо в ты дни на Москве не сущу никому же митрополиту, Алексею убо к Господу отшедшу, а другому не у пришедшу» (житие Стефана Перм. в Памяти. старин, русск. литер. 4. С. 125 [283]).
[124] П. собр. р. лет. 8. 27 [351]; Ник. лет. 8. 58 [374]; Степ. кн. 1. 450 [308]; Акт. эксп. 1. № 9 [232].
[125] Акт. эксп. 1. № 9 и 23 [232]; Акт. истор. 1. № 259 [228].
[126] Акт. эксп. 1. № 9 [232]; Ник. лет. 4. 70 [374].
[127] П. собр. р. лет. 1. 149 [351]; Чтен. Моск. истор. общ. 1847. № 3. Отд. 1. С. 42-43 [299].
[128] Акт. ист. 1. № 215 [228]; Ник. лет. 3.190 [374].
[129] Ник. лет. 4. 60, 61, 63 [374]; Снегирев. Памяти, моек. древн. С. 131, 142-143 [390]. Известна собственноручная запись святителя Алексия: «Черкизово сельцо куплено на мое серебрецо» (Карамз. 5. Прим. 397 [301]).
[130] Акт. эксп. 1. № 9 [232]; Акт. ист. 1. № 215 [228].
[131] П. собр. р. лет. 6.148 [351]; Ник. лет. 5. 33-35 [374]; Акт. эксп. 1. № 20, 23 [232]; Акт. до юрид. быта. 1. № 63; 8. С. 446 [229].
[132] Акт. ист. 1. № 259 [228]; Акт. Запад. Росс. 1. № 26 и прим. 23 [230].
[133] Правосл. собеседн. 1860. 2. 97 [356]. И далее Киприан говорит: «Тако же отприснаа села софийская отпала к князям и к бояром, и яз тых доискываюся и оправдаю, чтобы по моей смерти было, кого Бог оправдаеть» (98). Что разумел здесь Киприан под именем десятины, которую доспел к митрополии? Не дань ли церковную, которую собирали для митрополита десятинники в своих десятинах?
[134] В своем завещании Фотий между прочим писал: «Что, сыну князь велики, откуду мне пришло в вотчине великаго вашего государства и в Литовской земли...» и прочее (П. собр. р. лет. 6.147 [351]).
[135] П. собр. р. лет. 4. 100; 5. 256; 6. 147; 8. 29 [351]; Акт. эксп. 1. № 9 [232]. Здесь великий князь говорит: «А что люди митрополичи живут в городе, а тянут к дворцу, а тех, описав, да положить оброк, как и на моих князя великаго дворчан».
[136] Собр. госуд. грам. 1. № 27, 28, 30, 32, 33, 36, 37, 38,41, 42, 43 [391].
[137] Собр. госуд. грам. 1. № 24. С. 38 [391].
[138] П. собр. р. лет. 3. 62; 5.197; 7.170 [351]; Ник. лет. 3. 52 [374].
[139] П. собр. р. лет. 5. 205; 7.185 [351]; Ник. лет. 3.106 [374].
[140] П. собр. лет. 8. 92-93 [351]; Ник. лет. 5. 82-85 [374].
[141] П. собр. р. лет. 3. 74; 4.185-186; 5. 218; 7. 201 [351]; Ник. лет. 3.153 [374].
[142] Степ. кн. 1. 456-458 [308].
[143] См., например: Собр. госуд. грам. 1. .№ 27, 28, 53 и др. [391]; Акт. ист. 1. № 259 [228]; Акт. эксп. 1. № 9, 19, 23 [232]; Акт. до юрид. быта Росс. 1. № 83 [229]; П. собр. р. лет. 6.147 [351].
[144] См. нашей «Истор.» 4. Прил. 18. Числ. 13 [318].
[145] П. собр. р. лет. 3. 63 [351].
[146] Там же. 3. 67, 69, 73, 75; 4. 45 [351].
[147] Там же. 3. 86, 94, 106, 110, 140; 4. 95 [351]. Снес. нашей «Истории». 3. 205-206 [318].
[148] П. собр. р. лет. 3. 75.181 [351].
[149] Там же. 3. 75, 87, 94 [351].
[150] Там же. 3. 67, 73, 94,110,140,182-183 [351].
[151] Там же. 3.106,140,183 [351].
[152] П. собр. р. лет. 3. 83, 86 [351]. Снес. нашей «Истор.» 4. Прим. 46 и текст, к которому оно относится [318].
[153] См. нашей «Истор.» 4. Прил. 10 [318].
[154] П. собр. р. лет. 3. 97, 98; 4. 53, 98, 102, 134 [351]; Ник. лет. 3. 162 и др. [374].
[155] П. собр. р. лет. 3. 88, 108, 114; 4. 119, 125 [351]. Впрочем, что до права освящать антиминсы, то оно едва ли не усвоялось у нас одному митрополиту, судя по следующим словам Киприана к псковичам: «А коли есмь был в Новгороде в Великом, тогды есмь антимисы свящал, а приказал был есмь епископу послати и к вам тех анти-мисов. Нынеча слышу, что сам был тогды у вас, а дал вам от тех антимисов, а приказал вам на четверо резати каждый антимис: ино то неправо учинил, на свою пагубу; и нынеча яз послал с вашею братьею, с попом с Харитоном и его товарищи, антимисов 60; а в троецький клирос перешлите теи антимисы, а держите их по старой пошлине; а свящайте церкви, но не режите их: так и кладите, как порезаны, и наряжены, и свя-щаны» (Акт. ист. 1. № 8 [228]).
[156] П. собр. р. лет. 4. 118, 191, 209, 211 [351]. О поповском старосте — там же. 189.
[157] Там же. 3. 75; 4. 52.183; 5. 219 [351]; Ник. лет. 3.158 [374].
[158] Там же. 3. 75, 77, 78; 4. 53,186 [351].
[159] Там же. 3.101,108; 4.104, 201, 202 [351].
[160] Там же. 3.227 [351].
[161] Там же. 4. 209; 5. 28 [351].
[162] Там же. 3. 85, 87; 4.191 [351].
[163] Там же. 4. 211, 214 [351].
[164] Там же. 3.98-99 [351].
[165] Там же. 3. 91, 98. Снес.: 3. 70, 72, 77, 94 [351].
[166] Собр. госуд. грам. 1. № 1-17 [391]; Акт. ист. 1. № 258 [228].
[167] П. собр. р. лет. 3. 97 [351].
[168] Там же. 3.79,110 [351].
[169] Там же. 3. 94 [351]; Акт. эксп. 1. № 42 [232].
[170] П. собр. р. лет. 3. 82, 87, 108, 136, 137 [351].
[171] Акт. ист. 1. № 7 [228]; П. собр. р. лет. 3. 99, 101 [351].
[172] П. собр. р. лет. 3. 44, 98, 99,107; 4. 117 [351]. «Постави владыка (Василий) терем великий» (3. 81 [351]). «Владыка Евфимий постави на дворе у себя полату каменну, а дверей в ней тридцать; а мастеры стали новгородские и немецкие из-за моря» (238). Казначеями у Новгородских владык всегда были миряне до владыки Симеона (1414—1421), который первый избрал себе в казначея инока Евфимия, бывшего впоследствии также владыкою Новгородским (Памяти, старин, русск. литер. 4. 18 [279]).
[173] П. собр. р. лет. 3. 75, 76, 77, 78,131 [351].
[174] Там же. 3.101; 4.195; 5.18 [351].
[175] Там же. 3.238; 5. 263 [351].
[176] Там же. 3.233; 4. 98 [351].
[177] Русск. достопамятн. 1.106-118 [362].
[178] П. собр. р. лет. 2.118 [351].
[179] Акт. Запад. Росс. 1. № 43. С. 58 [230]. Под 1436 г. летописи говорят, что когда князь Василий Юрьевич Косой взял Устюг, то «десятильника владычня (Ростовского) Иева Булатова повесил» (П. собр. р. лет. 5. 266 [351]; Ник. лет. 5. 120 [374]). Этот десятильник не назван ни священником, ни иноком.
[180] П. собр. р. лет. 2. 216 [351]; Акт. ист. 1. № 2 [228]; Собр. госуд. грам. 1. С. 41, 43 [391].
[181] П. собр. р. лет. 2. 214-215,218, 224 [351].
[182] Там же. 1. 232; 2.198 [351].
[183] «Заратися Иван князь да Костянтин, смири их владыка Семен» (П. собр. р. лет. 1. 228 [351]). «И малым не бысть межи има (между пятью князьями, собравшимися во Владимире) кровопролития, сведоша бо их в любовь владыка Семен и владыко Измайло» (7.181 [351]).
[184] Акт. ист. 1. № 40 [228].
[185] Собр. госуд. грам. 1. № 67 [391].
[186] П. собр. р. лет. 1. 228; 7.181 [351].
[187] П. собр. р. лет. 1. 208; 7.181 [351]; Ник. лет. 3. 93 [374]. Пролог под 21 мая [365]; Летопис. русск. литерат. М., 1859. Кн. 4. Отд. 3. С. 97 [347]; Памятники стар. русск. литер. 1. 235—237 [346]; Голос в защиту предания о св. Василии I, еписк. Рязанск. в Чтен. Моск. истор. общ. 1859. 3.147-160 [247].
[188] См. Пролог. [365] и Чети-Мин. под 27 ноября [259].
[189] «А что будет церковная пошлина, а то ему (епископу) давайте по давному по церковному обычаю» (Акт. ист. 1. № 1 и 3 [228]). Вероятно, для владык собирались пошлины и с епархиальных монастырей, как можно заключать из слов жалованной грамоты полоцкого князя полоцкому монастырю: «А владыце с игумена и с нашего монастыря Островьского куницы не брати, а никаких пошлин» (Акт. Западн. Росс. 1. № 14 [230]).
[190] Иловайск. Истор. Рязанск. княж. 257, 284-285 [288].
[191] Акт. Западн. Росс. 1. № 31 и 42 [230]; Зубрицк. о Червонной Руси. 72—74 [285].
[192] П. собр. р. лет. 1. 207; 4.112 [351]; Ник. лет. 3. 85 [374].
[193] Собр. госуд. грам. 1. С. 37, 41, 43, 61, 79 [391].
[194] Ник. лет. 4.151 [374]; П. собр. р. лет. 8. 49. Снес.: З. 76,100,110,113 [351].
[195] Акт. ист. 1. № 12 [228].
[196] Акт. до юрид. быта Росс. 1. № 31.1, III, IX; № 63. II, IV, V, VI, VII [229].
[197] Ник. лет. 4. 73 [374]; П. собр. р. лет. 3. 87; 4. 201 [351].
[198] П. собр. р. лет. 4.195-196. Снес.: 191, 202 [351].
[199] Собр. госуд. грам. 1. С. 41. 43 [391]; П. собр. р. лет. 2. 224; 4.189,194 [351].
[200] Летописи свидетельствуют, что во время страшного мора, бывшего в 1352 г., люди богатые давали церквам святым и монастырям села, озера, сады (П. собр. р. лет. 4. 61 [351]; Ник. лет. 3. 196 [374]). А митрополит Фотий в 1395 г. писал псковичам: «А что земли церковный или села, купили ли будут или кто будет дал, умирая, которой церкви; а в те бы есте земли не вступалися никто от вас, чтобы церковь Божия не изобижена была» (Акт. ист. 1. № 9 [228]).
[201] Например, при нашествии Тохтамыша на Россию и разграблении им Москвы, «книг множество снесено (было) с всего града и з сел, в соборных церквах многое множество наметано, съхранения ради спроваждено, то все безвестно (татары) сътвориша». П. собр. р. лет. 8. 46 [351].
[202] В житии св. Петра сказано: «Рождьшу же ся отрочати и седьмаго лета возраста достигшу, вдан бывает родителема учитися; но убо учителеви с прилежанием ему прилежащу, отроку же неспешно учение творяшеся» (Степ. кн. 1. 411 [308]). В житии прп. Стефана Махрицкого: «Времени приспевшу, вдан бывает от родитель своих на учение Божественным книгам, и вскоре извыче Божественных книг писания» (сборн. моей библ. № 51. Л. 189 [151]). В житии св. Алексия Пахомиевом: «Таже времени бывшу, и книжному учению вдан бысть» (сборн. моей библ. № 66. Л. 196 ). О св. Арсении Тверском у Муравьев, в Жиг. св. русск. Март. С. 5 [328]. В житии прп. Сергия Радонежского читаем: «Родители его вдаша грамоте учити... учитель же его со многим прилежанием учаше его, но отрок не внимаше, и не умеяше, и неточен бысть дружине своей, учащимся с ним» (сборн. моей библ. № 42. Л. 40 [152]). В житии св. Стефана Пермского: «И еще детищем сый, измлада вдан бысть грамоте учити, юже вскоре извыче» (Памяти, старин, русск. литер. 4. 121 [283]). В житии прп. Макария Колязинского: «Егда же достизающу ему възраста, вдашя его родитель! в научение грамоте» (сборн. моей библ. № 3. Л. 241 об. [153]). В житии св. Евфимия: «Времени пришедшю, вдан бывает учитися Божественным книгам» (Памяти, старин. русск. литер. 4. 17 [279]). В житии св. Ионы: «Вдану бывшу ему некоему диакону наказатися священным книгам... и аще когда от учителя отхождаше со множеством ученическим, улица града к дому ему преходити бываше» (там же. 28).
[203] Те «книги старина многи», которые сгорели в ростовском соборе, были, может быть, преимущественно, если не исключительно, богослужебные (Ник. лет. 5. 15 [374]). Но о Григорьевском монастыре сказано, что «книги многи бяху ту, довольны суща ему (Стефану Пермскому) на потребу почитания ради» (Памятн. старин. русск. литер. 4. 121 [283]).
[204] П. собр. р. лет. 1.195, 204 [351]; Ник. лет. 3. 86 [374].
[205] Пр. Филар. Обз. русск. дух. литер. Кн. 1. № 51 [417]; Правосл. собеседн. 1859. 1. 244—258 [360]. Приписывают единственно на том основании, что Слова эти встречаются в рукописях под именем св. отца Кирилла, или св. отца Кирилла архиепископа, или св. Кирилла епископа. Но следует ли отсюда, что такие Слова и поучения принадлежат именно Кириллу, епископу Ростовскому, а не современникам его — Кириллу I или Кириллу II, митрополитам или архиепископам Киевским, которые оба не менее известны по своему образованию и учительству? Не справедливее ли даже, если основываться на одних оглавлениях, усвоять такие Слова какому-либо действительно св. отцу Кириллу, например Кириллу Философу или Кириллу, епископу Туровскому, нежели Кириллу Ростовскому, который вовсе не полагается в числе святых? Не говорим уже, как произвольно иногда наши древние переписчики надписывали именами святых отцов те или другие сочинения. Например, одно из Слов, приписываемых Кириллу Ростовскому, не потому ли только надписано именем св. отца Кирилла архиепископа, что в самом Слове, чрез несколько строк от начала, сказано: «Глаголет Кирилл архиепископ»? (Опис. рукоп. Моск. Синод, библ. Отд. 2. № 230. Л. 137. С. 63 [254]; Правосл. собесед. 1859. 1. 248 [360]). То же должно заметить и касательно известного Слова св. отца Кирилла о мытарствах, где в приступе читается: «Яко же Кирилл Философ рече». А еще два Слова, которые Обзор русск. дух. литературы [417] приписывает Кириллу Ростовскому, именно: О первозданном и О небесных силах, целиком заимствованы из Слова на Собор архистратига Михаила, которое тот же Обзор [417] приписывает митрополиту Кириллу II. См. об этих Словах в прил. 4.
[206] Разговор этот напечатан у Карамз. 4. Прим. 178 [301] и у Розенкампф. о Кормчей. Прим. С. 217—218, а по 2-му изд. С. 139 [371].
[207] О сочинениях митрополита Кирилла II подробно чит. в прил. 4.
[208] Русск. достопамят. 1. 106-108 [362].
[209] «Поучение к попом» напеч. в Прибавл. к Тв. св. отц. 1. 428—432 [249]. Мы пользовались также списком из рукоп. Кормчей Новгор. Соф. библ. XVI в., in f. № 437. Л. 207-208 об. [4].
[210] П. собр. р. лет. 7.172 [351]; Ник. лет. 3. 59 [374].
[211] Сведения о Серапионе как проповеднике — в Приб. к Тв. св. отц. 1. 92 [414]. Там же напечатаны четыре его Слова (97—111, 193—205 [414]). Пятое издано г. Шевыревым (Поездка в Кирилле-Белоез. монастырь. 2. 36 [422]). В первом Слове Серапион говорит: «Многа же глаголах вы, братье и чада...» (101 [414]); во втором: «Многажды глаголах вы», и еще: «Всегда сею в ниву сердец ваших семя Божественное»; в пятом: «Аз бо грешный всегда учю вы, чада» (37 [422]). В Правосл. собесед. изданы еще два Слова под именем Серапиона, епископа Владимирского, но приписываются ему по одной догадке. 1858. 2. 472—484 [331].
[212] Список этого второго поучения Серапионова мы нашли и в сборнике нашей библ. XVI в. № 72. Л. 17—19 [147]. Здесь оно озаглавлено так: «Во вторник 1-й недели поста поучение святаго Иоанна Златоустаго, да престанем от грех наших». Разнословия в тексте с напечатанным списком неважные.
[213] П. собр. р. лет. 5. 182-186; 7. 152-156 [351]. А текст этого Слова по означенному сборнику, как представляющий некоторые отличия, см. в прил. 5.
[214] Так в одном из списков Софийской летописи и в списках летописи Воскресенской. Но кажется, здесь описка, судя по ходу речи, и слышахом поставлено вместо слышаху. Вот текст по Софийской летописи: «Стоящима же има на месте том, множество крестьяных и поганых слышахом (а по другому списку той же летописи — слышаху) словеса сии, яже отвеща вел. князь Михаил царю» (5. 185 [351]). По летописи Воскресенской: «Стоящима же има на месте том, множество христиан и поганых слышахом словеса сия, яже отвеща ему вел. князь Михаил царю» (7. 155 [351]). Но еще важнее то, что в списке слова по сборнику XIV—XV вв. место это читается так: «Бяше же на месте том множество християн и поганых и слышаша, еже отвеща Михаил ко цареви».
[215] Помещено в летописях сполна (5. 2—6 [351]) и по частям (1. 204—206; 5. 176-182; 7.146-152 [351]).
[216] Житие это и соображения о нем напечатаны в Правосл. собеседн. 1858. 1. 432-439 [281].
[217] Напеч. в Приб. к Тв. св. отц. 2. 85—90 [359]. Новый список этого поучения мы нашли в рукописном сборнике XVI в. без №, бывшем в наших руках в 1848—1849 г., из библиотеки Ив. П. Сахарова. Здесь находится целое отделение, опущенное в печатном списке, которое мы целиком и представляет в прил. 6.
[218] Обзор. русск. духов, литер. Ч. 1. § 65 [417] — о святом Петре митрополите.
[219] То и другое сочинение напечатаны: одно в Памяти, старин, русск. литер. 4. 186—188 [357], а другое — в Акт. экспед. 1. 369 [232]. Всякому легко сравнить их.
[220] Напечатано в П. собр. р. лет. 6. 87-89; 7. 212 [351]; Степ. кн. 1. 280 [308].
[221] Напечатано в Приб. к Твор. св. отц. 5. 30 [358].
[222] Напечатано г. Невоструевым в Душеполезн. чтении. 1861. Ч. 1. 449, с предварительными примечаниями [330].
[223] Напечат. в Акт. истор. 1. № 3 [228].
[224] Сборн. Кирилле-Белоез. библ. в 8-ю долю листа. № 174. Л. 306—315 [144]. В одной из статей, в нем помещенных, именно после молитвы над оскверненным сосудом, подписано: «В лето 6984, апреля 10, кончах Страстныя недели в среду», а после другой, именно хиротонии: «В лето 6990, апреля 5, 6, преписах сию хиротонию». Матфий рукоположен во епископа митрополитом Алексием (Ник. лет. 4. 62 [374]). А поучение его см. в прил. 7. Числ. 1.
[225] См. прил. 8.
[226] Златая Цепь XIV в. находится в библ. Сергиевой лавры [26]. Оглавление статей этой Цепи напечатано в Чтен. Московск. истор. общ. 1846. № 2. Отд. 4. 45— 48 [394]. Отрывки из некоторых поучений, нами исчисленных, помещены в Историч. хрестоматии г. Буслаева. 483—499 [239]. Слово о посте, Велик., Петров, и Филип., напеч. в Правосл. собеседн. 1859. 3. 445-452 [257].
[227] Измарагд XIV в. в Румянц. муз. № 186 [174]. В списках Измарагда XV и XVI вв. (Толстов. Опис. 1. № 215 [92, 297]; Царек. № 142 [208]; Синод. № 230 [47]) насчитывают до сорока поучений, которые, может быть, имеют происхождение русское (Опис. рукоп. Синод, библ. Кн. 4. С. 81 [254]; Прибавл. к Черниговск. епарх. ведом. 1863. 642—650). Но согласиться, что составление этих Измарагдов должно быть относимо к XIV в. по тому одному, что в них не встречается, например, ничего из сочинений Григория Самвлака, мы не решаемся: причины, почему не только в XV, но и в начале XVI в. сочинения этого писателя, подвергавшегося тогда проклятию даже в архиерейской присяге, могли не входить в сборники русские, очень понятны.
[228] Сборник библ. Царек. № 361 [221]. В нем находится, напр.. Слово о жалеющих, помещенное также в Измарагде и в Златой Цепи, и Некоего отца к сыну Слово душеполезно, помещенное в той же Цепи и напеч. в Москвитянине. 1851. № 6 [341].
[229] Слова эти рассмотрены по двум сборникам XIV в. Сергиевой лавры в статье О древних Словах на святую Четыредесятницу (Прибавл. к Тв. св. отц. 17. 34—64 [250]). Там же напечатаны и два Слова на первую и на вторую неделю Великого поста.
[230] Первое и последнее напечатаны г. Срезневским в Дополн. к Обозр. древн. памятн. русск. письма и языка, в Изв. II Отд. Ак. наук. 10. 697—704 [397]. Выписки из всех помещены в Историч. хрестомат. г. Буслаева. 530—533 [239]. Сведения о самом сборнике Паисиевском у Шевыр. Поездк. в Кир.-Белоезер. монаст. 2. 32— 39 [422].
[231] Находится в сборнике Румянц. муз. 1419 г. № 451 [205] (Опис. С. 722 [246]), впрочем без начала, и в сборн. того же муз. XVI в. [172] (с. 231—232 [246]).
[232] Слово это напечатано по Измарагду XV в. вместе с предварительными замечаниями в Правосл. собеседн. 1858. 2. 472-480 [331].
[233] Это Слово о христианстве находится в сборнике Новгор. Соф. библ. XIV— XV в. по старому катал. № 94. Л. 81-85 [12] и напечатано в ЖМНП. 1854. Декабрь. Отд. 2.182 [340].
[234] Слово «Како жити Христианом» напечатано по списку XV в. в Правосл. собеседн. 1859.1. 473-477 [387].
[235] Помещ. в Прологах, рукописных [189] (Опис. Рум. муз. 457 [246]) и печатных под 28 числом апреля.
[236] См. нашей «Истор.» 4. Прил. 3 [318].
[237] П. собр. р. лет. 4.180; 5.192 [351].
[238] П. собр. р. лет. 5. 207; 7.188 [351]; Степен. кн. 1. 425 [308].
[239] П. собр. р. лет. 6.104 [351]; Русск. историч. сборн. 3. 81 и др. [345].
[240] Напеч. в Ник. лет. 4. 86 [374]; Русск. истор. сборн. 3. 1-81 [345]. Разбор этого поведания, или сказания, см. в Истор. русск. словесн. Шевырев. 3. 258—274 [421].
[241] П. собр. р. лет. 8. 65 [351]; Ник. лет. 4. 258 [374].
[242] Путешествие его издано Сахаровым в книге «Путешествия русских людей по Св. земле». Ч. 2. 7-28 [379].
[243] Напеч. в Ник. лет. 4. 158-184 [374].
[244] Издан. Сахаров, в книге «Путеш. русск. людей по Св. земле». Ч. 2. 65—70 [379].
[245] Акт. истор. 1. № 5; снес. № 10 [228].
[246] П. собр. р. лет. 3.182 [351].
[247] Ник. лет. 4.141 [374].
[248] Обз. русск. дух. литер. Кн. 1. № 72 [417]; Прибавл. к Чернигов, епархиальн. ведом. 1863. 654-655.
[249] Памятн. старин. русск. литер. 4. 122,154 и др. [283].
[250] См. прил. 9.
[251] Ник. лет. 5. 2-3 [374]; Степ. кн. 1. 558 [308].
[252] Напечатаны в Акт. ист. 1. № 7-11, 253, 255 [228] и в Акт. эксп. 1. № 11.
[253] П. собр. р. лет. 4. 99 [351]. Послание находится в синодал. рукописи за № 228 [61] (Шевыр. Ист. р. слов. Лекц. 13. Прим. 10 [421]).
[254] Посл. к игум. Афанасию в Акт. ист. 1. С. 481 [228].
[255] Напечатаны с предварительными сведениями и соображениями о них в Правосл. собеседн. 1861. 2. 75-106 [356].
[256] Напечатана в П. собр. р. лет. 5. 254 [351]; Ник. лет. 5. 3 [374]; Степ. кн. 1. 559 [308]; Акт., относ. до юрид. быта России. 1. 543 [229].
[257] Снес.: Словар. дух. писат. русск. Евгения. 2. 321 [270]; Приб. к Тв. св. отц. 6. 351-356 [252]; Ист. русск. слов. Шевыр. 2.176 [421].
[258] Так, в Слове на неделю о блудном сыне он говорит: «Сих ради убо всех, възлюбленнии, по долъгу духовнаго ми настоятельства часто о сих всех слово возвожу и глаголю вашей любви» (Прав. собеседн. 1860. Декаб. 499 [361]). В послании в Киево-Печерский монастырь упоминает об одном Слове своем, сказанном там «во прешедших летех» (Доп. к Акт. ист. 1. 315 [262]). А в послании к псковичам 1426 г. напоминает им, как он еще «прежде мног крат и пространно словесъми духовными и учительными» писал к ним о пользе духовной (Акт. ист. 1. 58. Снес. С. 40 [228]).
[259] Слово на Благовещение напеч. в Доп. к Акт. ист. 1. № 182 [262]; следующие четыре Слова недавно изданы в Правосл. собеседн. 1860. 2. 453; 3. 97, 222, 357 и 481 [361]. Два Слова о казнях Божиих напечатаны также в Правосл. собеседн. 1861. 2. 181, 303 [361]. Замечание о третьем таком же Слове смотри в Дополн. к Акт. ист. 1. Прим. С. 14 [262]. Одно из этих трех Слов, как обозначено в заглавии его, было произнесено проповедником многократно.
[260] Большая часть этих посланий и грамот напечатаны в Акт. эксп. Т. 1 [232], в Акт. ист. Т. 1 [228], в Дополн. к Акт. ист. Т. 1 [262], в П. собр. р. лет. 4. 116 [351], в Ник. лет. 5. 65 [374]. Заглавия других, еще не напечатанных, показаны в Дополн. к Акт. ист. 1. Прим. с. 14-15 [262]; в Опис. Румянц. муз. С. 272, 273 [246]; в Опис. рукоп. Моск. Синодал. библ. Кн. 4. 755 [254].
[261] Дополн. к Акт. ист. 1. № 181 [262].
[262] Напечатаны в Дополн. к Акт. ист. 1. № 180 [262]. Заглавие третьего, ненапечатанного, см. там же в прим. с. 15.
[263] Дополн. к Акт. ист. 1. № 183 [262].
[264] Акт. ист. 1. № 30 [228].
[265] Напечат. в П. собр. р. лет. 6.144 [351]; Ник. лет. 5.100 [374].
[266] В послании в Киево-Печерский монастырь Фотий писал: «Не зазрите убо смерению моему, яко неискусну ми сущю писанию вашему и языку» (Доп. к Акт. истор. 1. С. 323 [262]).
[267] В Никоновой летописи о нем замечено: «Книжен зело, изучен убо бе книжнии мудрости всяцей из детства, и много писаниа сотворив остави» (5. 73 [374]). Коялович говорит о нем: «Gregoreus Cemivlacus vir singularis eruditionis, in sacra scriptura commendatus [Григорий Цамблак — человек исключительной учености, большой знаток Священного Писания (лат.)]» (Miscell. rerum ad stat. eccles. in magno Lituaniae ducatu. Vilnae, 1650. P. 43 [444]).
[268] См. прил. 10. Перечень и оглавление Слов Григория Самвлака в Опис. рукоп. Моск. Синод, библ. Кн. 4. № 235. С. 134-140 [254] и Шевыр. Ист. русск. слов. 3. Лекц. 15. Прим. 2 [421].
[269] Опис. рукоп. Москов. Синод, библ. Кн. 4. № 330. С. 741 [60, 254].
[270] Акт. ист. 1. № 12,16, 27 [228].
[271] П. собр. р. лет. 4.118 [351].
[272] Опис. рукоп. Моск. Синод. библ. Кн. 4. № 321. С. 626 [59, 254].
[273] П. собр. р. лет. 4.118 [351]; Ник. лет. 5. 72 [374].
[274] Список составленного Епифанием жития святого Стефана Пермского есть в сборн. моей библ. № 68. Л. 190—263 ; но в более полном виде оно напечатано в Памяти, старинн. русск. лит. 4. 119—171 [283].
[275] Надобно заметить, что после этого «Плача пермьских людей», которым в нашем списке оканчивается житие святого Стефана, в списке напечатанном следуют еще три статьи: а) «Плачь Церкви Пермъския», б) «Молитва за Церковь», в) наконец, «Плачь и похвала инока списающа». Все эти статьи, а особенно последняя, отличаются, как и все житие, чрезвычайным многословием и витиеватостию.
[276] Мы пользовались списком этого жития по сборн. нашей библ. № 42. Л. 1— 269 [152].
[277] Находится в том же сборн. Л. 269—316. В предисловии к этому Слову Епифаний говорит: «Светла убо воистину, и просвещенна, и всякоя почести от Бога и радости достойна, имже наших боголюбивых душ, яко возлюбленных чад отец, к духовному веселию ныне созвавши, и яко любитель отец, в светлей сей церкви радостно приемлющи, и любовно веселящи, прежде же плотьския, духовную вам предуго-товляющи трапезу, исполнь сущи радости и веселия духовнаго» (л. 271 об.). Далее несколько: «И от нас днесь ныне похваляем есть Сергий, блаженный и преподобный отец наш» (л. 272 об.). Еще далее: «Что же много глаголю, и глаголя не престаю умножая речь, распростирая глаголы, и продолжая слово, немогий по достоянию написати жития добраго господина и святаго старца немогий по подобию нарещи или похвалити достойно. Обаче прочий его добродетели инде скажем, и многая его исправления инде повем, и похвалу его изложим, аще Бог вразумит и силу подаст молитвами святаго старца. Ныне же несть время за оскудение разума, и за мелину ума моего» (л. 282).
[278] Список этого жития в сборн. моей библ. № 8. Л. 1—61. Здесь, между прочим, читаем: «Изыде (св. Димитрий) от Переславля, поем с собою единаго ученика своего, достоверна во всем, подобна его житию смиренному, именем Пахомия, иже той нам многа свидетельствова о житии и о чюдесех преподобнаго» (л. 15 об.). И в другом месте: «Светлая и чюдная днесь праведнаго память в том от православных съвершается, исполнь радости и веселия» (л. 53). Другой список этого жития находится в сборн. моей библ. № 39. Л. 1—53 [156]. А что Похвала преподобному Димитрию не есть отдельное сочинение от жития его, это очевидно из первых слов Похвалы, которая начинается так: «Но убо ныне прекратим слово писати, чюдеса святаго чюдотворца Дмитрия: неисчетна бо суть, яже дарует Бог и до сего дни, молитвами святаго чюдотворца Дмитрия, иже с верою приходящим ко гробу его. Паки же всячески к похвалению его устремимся» (л. 52 об.). Да и озаглавлена Похвала во втором списке: «Того же слова похвала чудотворца Димитрия», а в первом списке даже вовсе не имеет заглавия и ничем не отделяется от жития. Первый список мы напечатали в Материал. для ист. Русск. Церкви. 2. 57—77 [275].
[279] О Питириме как авторе жития — Степ. кн. 1. 445 [308]. Самое житие в П. собр. р. лет. 8. 26-28 [351]; сборн. Новг. Соф. библ. XVI в. № 410. Л. 376 об.—379 об. [15].
[280] Напеч. у Сахаров. в Путеш. русск. людей 2. 31—62 [379].
[281] В списке, находящемся в сборн. Новг. Соф. библ., в четверть. № 677. Л. 190—203, сочинение это озаглавлено «Исидоров Собор и хожение его». Мы напечатали этот список в Материал, для ист. Русск. Церкви. 1. 60—76 [348].
[282] Оно известно в разных видах и напечат. в Путеш. русск. людей 2. 81—112 [379]; в П. собр. р. лет. 6. 151-161; 8. 100-106 [351]; Древн. росс. вивлиоф. 6. 27-70 [367].
[283] См. нашей «Истор. Русск. Церкв.» 1. 81-82; 2. 166-170; 3. 182, 183 (1-е изд.) [318]. А также — Срезневск. Древн. памятники русск. языка, в Изв. II Отдел. Акад. наук. Т. 10. Выпуск. 1 и 2 [397].
[284] Пятокнижие кон. XIV или начала XV в. в Троиц. Сергиев, лавре [32] (Опис. ее. М., 1857. С. 151 [248]), XV в. в Румянц. музеуме [192] (Опис. С. 29 [246]) книги Иисуса Навина и другие упомянутые в списке XIV в. в Сергиевой лавре (Буслаев. Истор. хрестом. С. 118—130 [239]), в списке XV в. в импер. Публ. библ. (Востоков. Опис. Рум. муз. 34, 35 [246]).
[285] Список 1296 г. в Синодал. библ. [57] (Горск. Опис. рукоп. ее. 1. 181 [254]; архим. Саввы Указат. для обозр. этой библ. М., 1858. 223 [375]). Списки: XIII в.— в бывшей библ. Толстова [105] (Второе Прибавл. к Опис. рукоп. гр. Толстова. С. 1 [297]); XIV в. в той же библ. [106] (Первое приб. к Опис. ее. С. 5 [297]), в Румянц. муз. [190] (Опис. 463 [246]), в библ. Воскресенского монастыря [20] (Опис. ее архим. Амфилохия в Изв. II Отд. Ак. наук. 7. 263 [235]) и в библ. Московского исторического общества [159] (Опис. ее. 59 [401]). Список 1424 г. в библ. Кирилло-Белоезер. монастыря [142] (архим. Варлаама Обозр. рукоп. прп. Кирилла Белоезер. в Чтен. Моск. ист. общ. 1860. 2. Отд. 3. 12 [241]). Другие списки XV в.— в Рум. муз. [191] (Опис. 464 [246]) и в бывшей Толстовской библ. [107, 108] (Опис. 213, 512 [297]).
[286] Один список в Синод, библ. [48] (архимандр. Савв. Указат. 222 [375]), другой — в Рум. муз. [175] (Опис. 35 [246]). А о книгах пророческих в 1275 г. упоминается в летописи (П. собр. р. лет. 2. 206 [351]).
[287] Хранится в Москве в Чудовом монастыре.
[288] Список 1383 г., писанный в Константинополе в Синод, библ. [44] (Горск. Опис. 1. 224 [254]). Другой список XIV в. в Рум. муз. [168] (Опис. 181 [246]). Списки: 1401 г.— в Рум. муз. [171] (182 [246]), кон. XIV или нач. XV в.— в бывшей Толстов. [99] (Опис. 170 [297]), в Сергиевой лавре [32] (Опис. 41 [248]), четыре — в Кирилло-Белоезер. монастыре [132, 133, 134, 135] (арх. Варлаам. Опис. рук. Кирилла Белоезер. в Чтен. Моск. ист. общ. 1860. 2. Отд. 3. 5-10 [241]). Списки: 1430 г., купленный на Афоне русским иеромонахом Афанасием, в Воскресенском монастыре [18] (Опис. архим. Амфил. в Изв. II Отд. Ак. наук. 7. 186 [235]), вообще XV в.— семь в Рум. муз. [169] (184—187 [246]) и два — в бывшей Толстовской [88, 89] (Опис. 212-213 [297]).
[289] Два первые — в бывшей Толстов. [82, 83] (Опис. 68, 211 [297]), последний — в Кирилло-Белоез. монастыре [131] (арх. Варлаам. в означ. Опис. 10 [241]).
[290] Списки Толков. на Шестодн. в Синод, библ. [80, 81] (Горск. Опис. Отд. 2. Кн. 1. С. 1 и 30 [254]). О списках Толков, на пророк, см.: Востоков. Предисл. к Остром. Евангелию. II—III [336] и Москвитян. 1843. № 7 [349].
[291] О Псалтири — Срезневск. Древн. намята, русск. письма. С. 200 [397]. О Песн. песней — библиот. Моск. истор. общ. № 171. С. 61 [160, 401].
[292] Первое Толкование — в библ. Толстов. [125] (Опис. 98 [297]). Второе — в Синод. библ. [73] (Горск. Опис. Отд. 2. Кн. 1. 128 [254]). Свидетельство митрополита Киприана — в Акт. истор. 1. 478 [228].
[293] Толк. Апостол — в Синод, библ. [74] (Горск. Опис. Отд. 2. Кн. 1. 154 [254]). Списки толков. Апокал.— в Рум. муз. [201] (Опис. 11 [246]), библ. Царского [225] (Опис. 1 [404]) и у Среднее. (Древн. памяти, русск. языка. С. 200 [397]). Означенные сборники — в библ. Толстов. [114, 91] (Опис. 213 и 276 [297]).
[294] Списки помянутых Толков. на Иова и бесед Златоуста — в Синод, библ. [72] (Опис. 2. Кн. 1. 45—50 и 53 [254]). Свидетельство Киприана — в Акт. истор. 1. 478 [228].
[295] Первая рукопись — в Рум. муз. [200] (Опис. 161 [246]), вторая — в Синод. библ. [64] (Горск. Опис. Отд. 2. Кн. 2. 32 [254]), третья — в той же библ. [53] (247 [254]).
[296] Списки: XIII в.— в Рум. муз. [182] (Опис. 255 [246]); XIV в.— в Синод. библ. [49] (Горск. Опис. 2. Кн. 2. 193 [254]) и другой, переписанный 1387 г. в Студийской обители митрополитом Киприаном — в Моск. Духов. Акад. (№ 152 [164]); нач. XV в.— два в Троицко-Сергиевой лавре [27, 28] (Опис. 158 [248]) и один в библ. Моск. ист. общ. [158] (Опис. 47 [401]); 1419 г., переписанный по благословению митрополита Фотия для священноинока Саввы диаконом Стефаном — в библ. Толстов. [93] (Опис. 212 [297]); 1422 г., переписанный по повелению преподобного Кирилла Белоезерск. иноком Феогностом — в Кирилло-Белоезерск. монастыре [141] (архим. Варлаам, в означ. Опис. 20-21 [241]); 1431 г.— в Рум. муз. [183] (Опис. 255 [246]); вообще XV в.— в библ. Царек. [211] (Опис. 149 [404]) и в Синод. библ. [50] (Горск. Опис. 2. Кн. 2. 205 [254]).
[297] Аввы Дорофея: XIV в. в Чудовск. библ. [37] (Горск. Опис. Синод, библ. 2. Кн. 2. 224 [254]), кон. XIV или нач. XV в. в Толстов. [94] (Опис. 65 [297]), 1414 г. в Сергиевой лавре [29] (Опис. 155 [248]), XV в. в библ. Царек. [217] (Опис. 27 [404]). Ефрема Сирина: кон. XIII в. (Среднее. Древн. памяти, русск. языка. С. 630 [397]), XIV в. в библ. Царек. [215] (Опис. 41 [404]), нач. XV в. в Толстов. [98] (Опис. 117 [297]). Исаака Сирина: 1381 г. в Серг. лавре [25] (Опис. 154 [248]); 1416 г., перепис. в монастыре преп. Саввы по воле игумена Варсонофия — в Толстов. [101] (Опис. 323 [297]); 1431 г., переп. в новгородском Лисицком монастыре иеромонахом Симеоном [31] (Горск. Опис. Синод, библ. 2. Кн. 2.176 [254]); вообще XV в. в Рум. муз. [185] (Опис. 235 [246]).
[298] Филиппа Пустынника: 1388 г. в библ. Чудова монастыря [36] (Горск. Опис. Синод, библ. 2. Отд. 2. 459 [254]); 1418 г., писанный для Троице-Сергиевой лавры по воле игумена Никона [25] (Опис. лавры. 154—155 [248]); 1426 г.— в библ. Царек. [207] (Опис. 25 [404]); вообще XV в. в Синод, библ. [36] (Горск. Оп. 2. Кн. 2. 449 [254]) и в Толстов. [86] (Опис. 3 [297]). Василия Великого: XV в. в библ. Толстов. [120] (On. 76 [297]). Феодора Студита: XIV в. в библ. Моск. Дух. Ак. № 32 [165]; XV в. в Синод, библ. (Опис. 2. Кн. 2. 347 [254]). Максима Исповедника и других в Синод, библ. [41] (283 [254]). Нила — в библ. Толстов. [93] (Опис. 212 [297]). Симеона и Петра Дамаск, в Синод, библ. [71] (Опис. 434 [254]). Григория Синаита в той же библ. [70] (Савв. Указател. 166 [375]).
[299] Кирилла Иерусалимск. в библ. Толстов. [113] (Опис. 5 [297]). Григория Богослова: XIV в. в Синод, библ. два [38] (Опис. 68 и 87 [254]) и в Сергиевой лавре [34] (Опис. 152 [248]), XV в. в Толстов. [121] (Опис. 195 [297]) и Рум. муз. [166] (Опис. 153 [246]). Иоанна Злат. в библ. Толстов. [94] (On. 29 [297]). О Бесед. Григория Двоесл. в списке XIV в. [24] см.: Горск. Опис. Синод, библ. 2. Кн. 2. 236 [254].
[300] Список XV в. в библ. Толстов. [90] (Опис. 171 [297]). О составителе этого собрания поучений и о времени перевода их на славянский язык см.: Горск., и Невостр. Опис. Синод, библ. 2. Кн. 2. 658 и 667 [254].
[301] Первый из этих трех сборников — в Рум. муз. [197] (Опис. 610 [246]), два последние — в Новг. Соф. библ. (Куприан. Обозр. ее в Изв. II Отд. Ак. наук. 6. 307-310 [312]).
[302] Опис. Серг. лавры. 156—157 [248]; Срезневск. Древн. памяти, русск. языка. С. 607 [397]; арх. Савв. Указат. Синод, библ. 174, 177, 213 [375]; Куприан. Обозр. Новг. Соф. библ. в Изв. II Отд. Ак. наук. 6. 285, 309 [312]; Опис. Рум. муз. 198 [246]; Опис. рукоп. гр. Толст. 273 [297].
[303] Архим. Савв. Указат. Синод, библ. 221-222 [375]; Опис. Рум. муз. 447 [246]; Опис. рукоп. Царек. 319 [404]; Опис. рукоп. Толстов. 62, 315 [297]; Куприан. Обозр. Новг. библ. в означ. Извест. 51. 305 [312]; Срезневск. Древн. памятн. русск. языка. С. 204. 303, 306 [397].
[304] Архим. Савв. Указат. Синод, библ. 165, 218 [375]; Опис. рукоп. Толстов. Прибавл. 2-е. С. 45 [297]; Опис. рукоп. Царек. 352 [404]; Срезнев. Древн. памяти. русск. языка. С. 229 [397].
[305] О списках Пандекты — арх. Савв. Указат. Синод, библ. 213 [375]; Горск. Опис. рукоп. Синод, библ. Кн. 4.1, 21, 28, 34 [254]; Опис. рукоп. Толстов. 79.169, 510 [297]; арх. Варлаам. Обозр. рукоп. Кирилла Белоез. в означ. Чтен. 45—55 [241]. О списках Тактикона — Опис. рукоп. Толстов. 701, 705 [297]; арх. Савв. означен Указат. 213 [375]. Оглавление всех Слов, или глав, обеих этих книг — в Опис. рукоп. Царского. 247—265 [404]; в Опис. рукоп. Моск. Синод, библ. Книги 4 с. 1—52 [254] и в Обозр. Кормчей книги Розенкампфа. Прибавл. С. 187—208 [371]. У Розенкампфа (там же. 195—200 [371]) перечислены и имена церковных писателей, которыми пользовался Никон Черногорец при составлении своей Пандекты.
[306] Горск. Опис. Синод, библ. 2. Кн. 2. 406 [254]; Опис. рукоп. Царского. 352 [404]; архим. Варлаам. Обозр. рукоп. Кирилл. Белоезер. в означ. Чтен. 21—26 [241]; архим. Савв. Указат. Синод, библ. 178, 225 [375]; Опис. рукоп. Толстов. 128-138 [297].
[307] Опис. Рум. муз. 233 [246]; Буслаев. Историч. хрестом. 478-504 [239]; Опис. рукоп. Царского. 339 и след. [404].
[308] Опис. Рум. муз. 507 [246]; Горск. Опис. Синод, библ. 2. Кн. 2. 621-623 [254]; Опис. рукоп. Толст. 122 [297]; Буслаев. Историч. хрестом. 515 [239]; Шевы-рев. Поездка к Кирилле-Белоезер. монастырь. 2. 32—39 [422]; Срезнев. Сказан. о св. Борисе и Глебе. Предисл. I—VI [382].
[309] Тихонравов. Памяти, отреченной русск. литер. Т. 1 и 2. М., 1863 [342]; Восток. Опис. Рум. муз. С. 722-723 [246].
[310] Буслаев. Историч. хрестом. С. 533. Москв., 1861 [239]; Материалы для истор. Русск. Церкви. 1. 36—42 [333].
[311] Переведенными в России можно считать: 1) Диоптру Филиппа Пустынника (см.: Горск. Опис. Синод, библ. 2. Отд. 2. 456 [254]) и 2) сборник поучений на все воскресные и праздничные дни, так как в самом заглавии этих поучений замечено: «Преложена с греческаго языка на русскыя книгы» (там же. 658). В Сербии около 1370 г. по заботливости князя Георгия Бранковича вновь переведена и сличена по древним славянским рукописям Лествица прп. Иоанна Лествичника (там же. 217). На Афоне переведены: 1) Творения святого Дионисия Ареопагита иноком Исаиею в 1371 г. [200] (Опис. Рум. муз. 161 [246]), 2) Толкование Олимпиодорово на книгу Иова — в 1412 г. иноком Гавриилом [72] и 3) Беседы Златоуста на книгу Бытия — в 1426 г. иноком Иаковом [39] (Горск. Опис. Синод, библ. 2. Кн. 1. 45— 50 и 53 [254]). На Афоне списаны жития некоторых святых в 1431 г. иноком русским Афанасием [33] (Опис. Сергиев, лавр. 156—157 [248]), куплено Евангелие — по евангелистам — в 1430 г., вероятно, тем же иноком Афанасием [18] (см. выше прим. 288). В Константинополе списаны Евангелие по евангелистам — в 1383 г. [44] (см. там же) и сборник отеческих сочинений в 1392 г. (Опис. Рум. муз. 516—517 [246]). А в Студийском цареградском монастыре нарочно проживали иногда русские, чтобы списывать для себя священные книги (Сахаров. Путешеств. русск. людей по Св. земле. Ч. 2. 26. СПб., 1839 [379]).
[312] Симеона Суздал. о Флорент. Соборе в Материал, для истории Русск. Церкви 1. С. 73 [348].
[313] Сборник именно озаглавлен: «Поучениа избранна... глаголемая от архиерея изуст во всякую неделю на поучение христоименитым людем или прочитаема, такожде и на Господскыя праздники и на избранных святых...» [63] (Горск. Опис. Синод. библ. 2. Кн. 2. 658, 667 [254]).
[314] См. Правило митрополита Кирилла II, поучения Серапиона Владимирского и др.
[315] П. собр. р. лет. 4. 60-64, 95, 191, 194 [351]; Ник. лет. З. 196-198 [374]; Карамз. 5. Прим. 222 [301].
[316] П. собр. р. лет. 1.197 [351]; Ник. лет. 3.107,196-198 [374].
[317] П. собр. р. лет. 4.42; 5.184; 7.152-155,170 [351]; Ник. лет. 3. 53 [374].
[318] П. собр. р. лет. 1. 222; 3. 57, 62, 71, 99 и др.; 4. 40, 76, 181; 5. 6; 6. 105; 7. 140 [351].
[319] П. собр. р. лет. 1. 204; 5.183, 185, 190 [351].
[320] П. собр. р. лет. 1. 208, 209, 233, 234; 2. 54, 58, 68, 79; 3. 58, 66, 68, 72, 96, 102,104,105,109,138,140; 7. 206, 209; 8.13, 62 [351]; Степ. кн. 1. 442, 486 [308]
[321] П. собр. р. лет. 8. 63 [351]; Карамз. 5. Прим. 149 и 171 [301].
[322] П. собр. р. лет. 3. 66, 80,108; 4. 54,117, 208 [351].
[323] П. собр. р. лет. 5. 5, 8. Снес. 2. 221; 4.183, 200 [351].
[324] П. собр. р. лет. 3.110,140,183; 4.120 [351].
[325] П. собр. р. лет. 2. 219; 5. 8 [351]; Степ. кн. 1. 487 [308].
[326] Там же. 3. 70, 80, 81; 4.122 [351].
[327] Там же. 3. 89; 4. 68, 71-72, 92,123,125; 5. 232, 235, 239; 8. 20, 23 [351].
[328] Карамз. 4. 82,107,148; 5.156.186. Изд. Эйнерлинг [302].
[329] П. собр. р. лет. 4. 66, 71-72; 8. 21, 61 [351]; Карамз. 4.148,159 и прим. 319; 5.101 [301].
[330] П. собр. р. лет. 5. 222; 7. 206 [351].
[331] П. собр. р. лет. 3. 87,107-108 [351]; Карамз. 5.122 [301].
[332] Русск. достомятн. 1.114-115 [362]; Акт. эксп. 1. № 369. С. 462 [232].
[333] Снес.: Соловьев. Истор. России. 5. 345-347 [395].
[334] П. собр. р. лет. 4.196-197 и др. [351].
[335] П. собр. р. лет. 5. 22,125 [351]; Акт. эксп. 1. № 369. С. 462 [232].
[336] Опис. Румянц. музеум. С. 321 [246]; Акт. эксп. 1. № 369. С. 461 [232].
[337] Таковы были, например: Евстратий Гарид (1081—1084), Нифонт I (1312— 1315), Герасим I (1320—1323) и другие (См. Историч. список Константиноп. патриархов в Хр. чт. 1843. 3. 28; 4. 425, 426 и дал. [295]).
[338] П. собр. р. лет. 1. 89 [351].
[339] Acta Patriarchal. Constantinopol. 1. 336-338 [425].
[340] Строев. Указатель к «Царск. выходам». С. 61 [402].
[341] Акт. Западн. России. 1. № 25. С. 36 [230].
[342] Истор. Флорентийск. Собора. С. 23-24. Москв., 1847 [337].
[343] Acta Patriarch. Constantinopol. 2. 116—129 [425]. В русском переводе она напечатана в Архиве историко-юридич. свед. о России Калачев. 3. Отд. 2. С. 1—20 [380].
[344] О всем этом см. подробно в т. 4-м нашей «Истории». Гл. 1 [318].
[345] Acta Patriarch. Constantinop. 2. 13 [425].
[346] См. нашей «Истории». 4. Гл. 1 [318].
[347] Акт. истор. 1. № 252 [228].
[348] Акт. Западн. России. 1. № 24. С. 35 [230].
[349] См. в прил. 11.
[350] Acta Patriarch. Constantinop. 1. 339 [425].
[351] См. об них в Истор. росс. иерарх. Ч. 1 [234].
[352] О Германе — П. собр. р. лет. 4. 66; 5. 231 [351]; Ник. лет. 4. 30 [374]. О Марке и Нифонте, а по другим — Вонифатии — П. собр. р. лет. 3. 90; 8. 24 [351]; Ник. лет. 4. 48 [374]. Впрочем, имя Нифонта в числе Иерусалимских патриархов того времени не встречается.
[353] О Феогносте — П. собр. р. лет. 8. 52 [351]; Ник. лет. 4. 157 [374]. О Феодуле — П. собр. р. лет. 3.103 [351].
[354] О протодиаконах — Ник. лет. 4. 47 [374]. О митрополитах — П. собр. р. лет. 1. 233; 8. 60, 62 [351].
[355] См. в прил. 12.
[356] П. собр. р. лет. 6. 88; 7. 213 [351]; Сахаров. Путешеств. русск. людей по Св. земле. 2. 7-28 [379]; Ник. лет. 4.158-184 [374]; Восток. Опис. Румянц. муз. С. 517 [246].
[357] Об Арсении — в житии его; Епифаний говорит о себе в житии прп. Сергия Радонежского; о Савве свидетельствует Иосиф Волоцкий («О св. отцех» в Чтен. Моск. истор. общ. 1847. № 7. Отд. 4 [293]); о Зосиме — в Путешеств. русск. людей по Св. земле. 2. 31—62 [379].
[358] Ник. лет. 4. 228 [374]; П. собр. р. лет. 6.147 [351].
[359] П. собр. р. лет. 8. 71 [351]; Ник. лет. 4. 272 [374]; Степ. кн. 1. 527 [308].
[360] П. собр. р. лет. 4.113; 5. 258 [351]; Карамз. 5.130 [301].
[361] Обзор. рукоп. Кирилла Белоезер. в Чтен. Моск. истор. общ. 1860. 2. Отд. 3. С. 37 [241].
[362] Акт. истор. 1. № 253. С. 476 [228]; Акт. эксп. 1. № 370. С. 463 [232].
[363] Карамз. 4. 26-27. Изд. Эйнерл. [302].
[364] Все эти шесть посланий папы, подписанные им в один день, напечатаны в Historic. Russiae monument. 1. № LXI-LXVI [458].
[365] Карамз. 4. 32 [301].
[366] Эти девять папских посланий, писанных в сентябре 1217 г., напечатаны в Historic. Russ. monum. 1. № LXVII-LXXV [458].
[367] Ibid. № LXXVI [458]. Эта Дубравка не была ли уже второю женою Василька после первой — дочери Георгия суздальского? (Карамз. 4. 33 [301]).
[368] П. собр. р. лет. 2. 191 [351]; Histor. Russ. monum. 1. № LXXVII [458]; Rауnald. Annal. Eccles. An. 1249. № 15 [451].
[369] Карамз. 4. 33 и прим. 56 [301]; П. собр. р. лет. 2.190-191 [351]; Hist. Russ. monum. 1. № LXXXVIII, XCV [458].
[370] Hist. Russ. monum. 1. № LXXVIII [458]; П. собр. р. лет. 5. 5, 187 [351]; Степ. кн. 1. 368-369 [308].
[371] П. собр. р. лет. 2. 187-188 [351]; Histor. Russ. monum. 1. № LXXXI-LXXXVII, XCIII, CVIII [458]; Карамз. 4. 52 [301].
[372] Карамз. 4. 153 и прим. 329 [301]; Зубрицк. Повеет, о Червонной Руси. Москв., 1845.100-105 [285].
[373] П. собр. р. лет. 2. 349; 3. 84; 7. 215 [351]; Ник. лет. 3.191 [374]; Карамз. 4. Прим. 351 [301]; Зубрицк. о Червон. Руси. 125-128 [285].
[374] Зубрицк. о Червон. Руси. 142-143, 146-148, 156 [285]. Снес.: П. собр. р. лет. 2. 350 [351].
[375] Зубриик. о Черв. Руси. С. 71-75, 167, 169, 170, 171, 190, 223, 250 [285]; Евген. Опис. Киево-Соф. собора. С. 94 [269]; Histor. Russiae monum. 1. № CXVII, CXVIII; Supplement, ad Histor. Russ. monum. № XXXIX, XLV [458]. Снес.: П. собр. р. лет. 2. 351 [351].
[376] Supplement, ad Hist. Russ. monum. № XLVII, CLXIV [458]; Зубрицк. о Червон. Руси. 190, 222, 223 [285].
[377] Acta Patriarch. Constantinop. 2.180, 280, 282-285 [425].
[378] Dlugоssi. Histor. Polon. 11. P. 334 [435]; Зубрицк. о Червон. Руси. 244. 302 [285]; Акт. Запад. России. 1. № 42 [230].
[379] Зубрицк. о Червон. Руси. 59 и Прибавл. С. 28 [285]; Истор. росс. иерарх. Ч. 1, об епархиях Галицкой, Перемышльской, Владимиро-Волынской и Холмской [234]; Акт. Запада. России. № 24, 29, 31 [230]; Акт. ист. 1. № 260. С. 489 [228]; Ник. лет. 5. 51 [374].
[380] П. собр. р. лет. 3. 83-85; 5. 225-226; 7. 210 [351]; Ник. лет. З. 188-190 [374]; Карамз. 4.162,163 [301].
[381] Hist. Russ. monum. 1, № CXVI [458].
[382] П. собр. р. лет. 3. 63, 70; 4.192,198, 213; 5. 7,197,198 [351]; Истор. княжества Псковск. 3.15 [267]; Акт. эксп. 1. 370 [232]; Акт. истор. 1. №. 35 [228].
[383] См. нашей «Истор.» т. 4. Гл. 2 [318].
[384] Histor. Russ. monum. № CVIII [458]. В этой грамоте своей к Гедимину папа упоминает и об обоих письмах к нему самого Гедимина и излагает их содержание.
[385] Hist. Russ. monum. № CI-CVII [458].
[386] Raynald. Annal. Eccles. An. 1324. № 52 [451]; Карамз. 4. Прим. 278 [301].
[387] Акт. городов: Вильны, Ковна, Трок. 1. Предисл. XXXV—XXXVII [392]; Карало. 4. Прим. 279 [301].
[388] См. нашей «Истор.» т. 4. Гл. 2 [318].
[389] Nаrbuth. Dzieja narodu Litewskego. An. 1358. Т. 5. Р. 88-89 [449].
[390] Narbuth. Ibid. P. 159-161 [449]; Карамз. 5. 29 [301].
[391] П. собр. р. лет. 5. 242; 8. 51 [351]; Narbuth. 5. 383-385 [449]; Акт. городов: Вильны, Ковна... Предисл. XLV—XLVI [392]; Зубриик. о Червон. Руси. 223 [285].
[392] Опис. Киево-Соф. собора. 99 [269]; Зубрицк. о Черв. Руси. 254 [285]; Histor. Russ. monum. 1. № CXIX [458].
[393] Акт. Западн. России. № 15. 16 [230]; Diugossi Hist. Polon. Lib. XI. P. 338 et squ. [435].
[394] Так свидетельствовал на Констанском Соборе известный Иероним Пражский, который сам пред тем посетил Литву (Narbuth. 1. Р. 398 [449]).
[395] Акт. Запад. России. № 25 [230]; нашей «Истор.» т. 4. Прим. 106 [318]; Hist. Russ. monum. 1. № CXX [458]. Папа, без сомнения, мог восхвалять Витовта преимущественно за то, что он с 1413 г. четыре раза ходил с войском в Самогитию, присоединенную тогда к Литве, и насильно заставлял упорных язычников принимать латинскую веру (Le Catholicisme Remain en Russie, par M. le Comte Dmitry Tolstoy. T. 1. P. 273. Paris, 1863 [457]).
[396] Вandtkie. Dzieje krol. Polsk. 1820. T. 2. С. 44 [428]; Сrоmeri Polonia. Lib. XX [433]; П. собр. р. лет. 2. 354 [351]; Опис. Киево-Соф. собора. 105-106 [269]; нашей «Истор.» т. 4. Прим. 112 [318]. О начале латинского епископства в Киеве — см. в названном выше сочинении графа Дм. Толстого Cathol. Remain en Russie. Т. 1. Р. 292 [457].
[397] Во 2-й половине XIII в. таких сношений было два, а в XIV в.— шесть. Acta Patriarch. Constantinop. 1. 491; 2. 86 [425]; Fleury. Hist. Eccles. Lib. LXXXV-XCVII [440].
[398] Историю Флорентийского Собора описали два присутствовавшие на нем грека: Силвестр Сиропул, великий екклесиарх, принявший было Флорентийскую унию, но потом отказавшийся от ней, и Дорофей, митрополит Митиленский, жаркий ревнитель этой унии до конца жизни. Сочинение первого издано под заглавием «Vera historia unionis поп verae Graecos et Latinos». Hagae Comit. 1660. In fol. [456] Сочинение последнего озаглавлено в печати: «S. generalis Synodus Florentina». Rom., 1629. In q., в двух томах [436]. Из русских, бывших на том же Соборе, суздальский иеромонах Симеон написал два небольших сочинения: Путешествие Исидора митрополита на Флорент. Собор (П. собр. р. лет. 6. 151-161; 8. 100-106 [351]; Сахар. Путешеств. русск. людей. 2. 81—112 [379]) и Повесть об Осьмом, или Исидоровом, Соборе (Материал, для истор. Русск. Цер. 1. 60—76 [348]). В недавнее время у нас издана довольно обстоятельная «История Флорентийского Собора». Москв., 1847 [337].
[399] General. Synod. Florentin. 1. P. 551 [436].
[400] Sуrоpu1. Vera hist. Sect. 2. Cap. 8, 10, 21 [456]; Fleury. Histoire eccles-iast. CIV. 219, 220 in t. 21. Paris, 1726 [440].
[401] Syropul. Sect. 2. С. 10,12-15 [456]; Fleury. CIV. 195, 220 [440].
[402] Syropu 1. 3. 2-4, 20; 4. 29 [456].
[403] Binii Concil. Т. 8. Р. 57 [430]; Syropul. 2. 21 [456].
[404] П. собр. р. лет. 6. 151-152; 8.100 [351]; Симеон. Суздал. Повеет, об Осьм. Соборе — Материал, для истор. Русск. Церкви. 1. 61 [348]; Карамз. 5. 161—165 [301].
[405] Fleurу. Hist. Eccles. CIV. 219, 220 [440]; Syropul. 2.10 [456].
[406] Syropul. 2. 22 [456]; Binii Cone. 1. Т. 8. Р. 300 [430].
[407] Dupin. Nouv. Biblioth. des auteurs eccles. T. 12. P. 37, 38 [439]; Syropul. 3.8, 9 [456].
[408] Syropul. 3.11-14; 4.12-14 [456].
[409] General. Synod. Horent. 1.17 [436]; Syropul. 5.3 [456].
[410] Binii Concil. Т. 8. Р. 274 et squ. [430]; Synod. Florentin. 1. 239 [436]; Wessenberg. Die grossen Kirchenversammlungen. XV und XVI Jahrh. 2 Band. S. 372, 379 [460]; Berault-Bercastel. Hist. de l’Eglise. 7. 86-88 [429].
[411] Sугоpul. 5.3-8,13-18 [456]; Synod. Florent. 1. 29-39 [436].
[412] Sуrорul. 4. 28; 5. 9,18; 6.1, 2 [456].
[413] Syropul. 6. 9-14, 18-21 [456]; Synod. Florent. 1. Р. 43-75, 85-117, 183-289 [436].
[414] Sуrоpul. 6. 20; 7.1,12 [456]; Synod. Florent. 1. 308-315 [436].
[415] Sуrорul. 7.14,15 [456]; Synod. Florent. 1. 315-320 [436].
[416] Synod. Florent. 1. 322-414, 492-562 [436]; Sугоpul. 8.1 [456].
[417] Synod. Florent. 1. 563 [436].
[418] Syropul. 8. 6; 9. 2 [456].
[419] Sугорul. 8. 2, 4, 7 [456]; Synod. Florent. 1. 563-574 [436].
[420] Syropul. 8. 11-16; 9. 1-6 [456]; Synod. Florent. 1. 580-601 [436]; Berault-Bercastel. Hist. de l’Eglise. 8. Р. 98-99 [429].
[421] Sугоpul. 9. 6-13 [456]; Synod. Florent. 1. 601-624 [436].
[422] Synod. Florent. 1. 620-645 [436]; Syropul. 9.16; 10. 2, 3 [456].
[423] Syropul. 10. 4, 8, 9 [456]; Synod. Florent. 1. 647-652 [436]; П. собр. р. лет. 6. 156 [351]; Симеон. Суздал. Путеш. Исидора на Флор. Собор (Сахар. Путеш. русск. людей. 2. 106); Повеет, об Осьмом Соборе в Материал, для истор. Русск. Церкви. 1. 60—71 [379]). Здесь несколько раз говорится, что папа присылал грекам «злато и сребро» и что они вообще прельстились «сребролюбием и златолюбием». А об епископе Авраамии замечено: «Тогда присла папа бискупа своего Христофора к епископу Аврамию Суздальскому, аще бы подписался. Емуже нехотящу, митрополит же Исидор я его и всади в темницу, и седе неделю полну,— и тому подписавшуся не хотением, но нужею». Так же поступил Исидор и с самим Симеоном (71 [379]).
[424] Syropul. 10. 8-10 [456]; Synod. Florent. 1. 653-670 [436]; П. собр. р. лет. 6.156-158 [351].
[425] Syropul. 10.19 [456].
[426] Syropul. 10.10-12 [456]; Synod. Florent. 1. 653-675 [436].
[427] Allatii De Eccl. occid. et orient, perpet. cons. 3. С. 2. Р. 903 [427]; Ducas. С. 31. Р. 120, 121. Ed. 1649 [438]; Syropul. 12. 1-2 [456]; Zoernikaw. De process. Spiritus Sancti. P. 1044.1046
[428] Syropul. 7.15; 9. 9; 11. 2-4 [456]; L e-Beau. Livr. 118. § 5-16 [447].
[429] Allatii De Eccles. occid. et orient, perpet. consens. 3. С. 4. Р. 939—945 [427]; Syropul. 12.1, 2 [456]; Synod. Florentin. Т. 2. Р. 274, 362 [436].
[430] Hist. Russiat monum. 1. № 121 [458].
[431] П. собр. р. лет. 6.159; 8.106 [351]; Ник. лет. 5.148 [374].
[432] Зубрицк. о Червой. Руси. 328 [285]; Карамз. 5. Прим. 311 [301]; П. собр. р. лет. 4. 211 [351]; Чтен. Моск. истор. общ. 1841. № 1. Отд. 1. С. 13 [238]; Акт. истор. 1. № 259 [228]. В Густинской летописи сказано, будто в Киеве Исидора не приняли и даже изгнали (П. собр. р. лет. 2. 355 [351]).
[433] Акт. истор. 1. № 39. С. 74 [228]; П. собр. р. лет. 6. 160-161; 8. 108-109 [351]; Ник. лет. 5.153-156,159 [374]; Степ. кн. 2. 75 [308]; Симеон. Суздал. Повеет. об Осьм. Соборе в Материал, для истор. Русск. Церкви. 1. 73 [348].
[434] П. собр. р. лет. 4. 212 [351]; Wessenberg. Die gross. Kirchenversamml. XV und XVI Jahrhund. 2 Band. S. 434 [460].
[435] Карамз 4 124 Прим. 154 Изд 6 [303], Русск. Достопам. 1. 104 [362], Евген. Слов. духов пис 1. 333 Изд 2 [270], Розенкамп. о Кормчей кн 53—55 [371], Строев. в Опис. рукоп. гр. Толстова и Царского [297] [404], Восток. в Опис. рукоп. Рум. муз. [246]
[436] Розенкам. о Корм кн., в прим. с 192, 216 [371], Восток. Опис. Рум. муз. 281 [246], Прибавл. к Тв. св. от. 1 425-427 [249], Пр. Филарет Обз. русск. дух. литер. 56-57 [417], Шевыр. Ист. русск. слов. 3. 33 [421].
[437] Восток. On. Рум. муз. 281—282 [246]; Приб. к Тв. св. отц. 1. 424 [249]; Обз. русск. дух. литер. 58[417].
[438] Все Слово с предисловием к нему г. Розова напечатано в Чт. Москов. истор. общ. 1847, № 8. Отд. 4 [305].
[439] См. нашу статью: «Св. Кирилл, еп. Туровский» — Извест. II Отд. Ак. наук. 5. 261—262 [322], а также нашу «Истор. Русск. Церк.». 3. 147 [318]; Шевыр. Ист. русск. слов. 3. 34. Прим. 52 [421]. Оба. русск. дух. литер. 56—57 [417]. Снес.: Соловьев. Истор. России. 4. 350 [395].
[440] Обзор. С. 58-59 [417].
[441] Русск. достопам. 1.19,105 [362].
[442] Полное заглавие Правила такое: «Правило Кирила, митрополита Роусьскаго, съшьдъшихся епископ-Далмата Нооугородьскаго, Игнатья Ростовьскаго, Феогноста Переяславьскаго, Симеона Полоть-скаго. на поставление епископа Сарапиона Володимирскаго» (Русск. достопам. 1.106 [362]).
[443] Русск. достопам. 1 106,108,109,112 [362]
[444] Поучение напечатано в Приб. к Тв. св. отц. 1 428—432 [249].
[445] Латинский перевод и Правила и речи, с некоторыми, впрочем, сокращениями, Кульчинский напечатал в своей книге Specimen Ecclesiae Ruthenicae. Rom., 1733, или точнее — в Appendix к этой книге. С. 57—74 [446]. Замечание издателя о Правиле и речи см. в Предисл. к Аппендиксу. N. IV [446].
[446] Розенкампф о Кормч. Прим. С. 191-192 [371]; Восток. Опис. Рум. муз. 302 [246].
[447] Строев. Опис. рукоп. Царского. 181 [404]; Восток. Опис. Рум. муз. 280, 322 [246] и др.
[448] Архиепископ — стоит в списке, напечат. в Акт. Истор. 1. С 160 [228] и в списке, которым пользовался Кульчинский, переведший и напечатавший это место так «Ego emm, licet peccator, vester tamen Archiepiscopus, omnia dixi vobis [Ибо я, хотя грешник, но ваш архиепископ, все сказал вам (лат )]» [446]
[449] Этот Кирилл представляется действующим и в Ростове и во Владимире (П. собр. р. лет. 1 201—204 [351])
[450] П. собр. р. лет. 3 63, 5 199 [351], Ник. лет. 3 58 [374], Истор. росс. иерарх. Изд. 2 1 333 [234].
[451] Никон. лет. 3. 90 [374]. Снес.: П. собр. р. лет. 1. 228; 3. 65; 5. 201; 7.180 [351].
[452] Чтен. Моск. истор. общ. 1847. № 8. Отд. 4. С. 3.18 [305].
[453] По свидетельству Епифания, описавшего житие святого Стефана Пермского († 1396), некоторые современники его, «скудни сущее умом», говорили «Почто сотворени суть книги Пермьския или что ради составлена бысть азбука пермьския грамоты? И прежде бо сего издавна в Перми не было граматы Ныне же во скончания лета, в последняя дни, на исход числа седмыя тысячи точью за 120 лет до скончания веку, грамота замышляти? Аще ли и се требе есть» (сборн. моей библ. № 68 Л 244).
[454] Т. 2, С. 218 [443]
[455] П. собр. р. лет. 6 181 [351], Просветитель святого Иосифа Волоколамского Гл. 8 и 9 [294].
[456] Шевырев Истор. русск. слов. 3. 88—89 [421].
[457] Обе эти статьи находятся в одних и тех же сборниках — Рум. муз. (Опис. С. 227 [173, 246]), Царского (Опис. С 86, 88,141,142, 381 [404]) и моей библиотеки — № 72 Л. 303 об и 333 [147]. См также Рукоп. гр. Уварова Т. 2, Вып. 1, С. 109-120 [373].
[458] Опис. Рум. муз. 227 [173, 246], Царск. 141-142 [404]. Некоторые соображения о происхождении этих Слов см. в нашей «Истор. Русск. Церк. » 173, 3, 146-147. Прим. 249 [318]. Первое Слово — «О небесных силах и чего ради создан бысть человек» — разделено еще на два особые Слова, из которых одно надписывается «Слово ев Кирилла о небесных силах», а другое — «Слово. св. отца Кирилла о первозданнем» (напечатн. в Православн. собесед. 1859, 1, С. 252—258 [360]). В «Обзоре русск. дух. литературы» оба эти Слова, равно как и Слово о мытарствах, приписаны Кириллу, епископу Ростовскому (С 54 [417]), а Слово на Собор архистратига Михаила, в которое все они внесены или из которого все заимствованы целиком, приписано митрополиту Кириллу II.
[459] Первое Слово по двум спискам XIV или нач. XV в. (Опис. Рум. муз. 234, 507 [174,193, 246]) напечатано в Историч. чтен. II Отд. Ак. наук 1854-1855. С. 224-231 [398]. Последнее — помещено в Златой Цепи, относимой к XIV в., откуда и напечатано в Приб. к Тв. св. отц. 1. 428 [249].
[460] О списках Мерила см. у г. Калачева о Кормчей. Прим. 56 (в Чтен. Москов. ист. общ. 1857. № 3. Отд. 1 [299]).
[461] О Кормчей, в прим. с. 262—266.
[462] Там же. С. 265.
[463] Калачев. о Кормчей, прим. 65 [299]; Шевырев. Истор. русск. слов. 3. С. 163 [421].
[464] См. Слово 2-е в Приб. к Тв. св. отц. 1.105 [414].
[465] В Никоновой летописи (3. 52 [374]) приводится еще грамота митрополита Кирилла II, которую он посылал к новгородцам для примирения их с в. кн. Ярославом Ярославичем. Но нельзя поручиться, чтобы это была подлинная грамота митрополита, а не одно извлечение из нее: самый слог — не Кириллова времени.
[466] Списки этого Слова находятся а) в сборн. Новг. Соф. библ. № 524 [16']. Л. 107, под заглавием: «Григория, архиепископа Российского, Слово в неделю цветную» и б) в библ. Толстов. Отд. 1. № 256 [109]: «Слово в неделю цветную Григория, архиепископа Российского», причем в скобках замечено: Цамвлака.
[467] В сборн. Новгор. Соф. библ. № 524 [16е]. Л. 208 оно озаглавлено: «На часех в свитый Великий Четверток — Слово Григория, мниха и пресвитера, игумена обители Пантократоровы, на предание Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, и о Июде, и на иже опреснокы приносящих таинствомь, и о сребролюбии». А вверху этого Слова тою же рукою по страницам помечено: «Григор. Самблака в Велик. Четверг...» В начале же сборника, в общем оглавлении статей, тою же рукою написано: «Слово Григория Российски о опресноцех». В сборн. Толстов. библ. Отд. 1. № 256 [109], Слово это озаглавлено: «Григория, игумена Пантократоровой обители, на предание Господа и Бога и Спаса нашего...» и проч.
[468] См. святого Иоанна Златоустого «Бесед, о предательстве Иуды, о Пасхе, о приобщении Тайн и о забвении обид, говор, в святый и Великий Четверток»,— напеч. по-русски в Хр. чтении. 1824. 14. 3-29 [291].
[469] В сборн. Новг. Соф. библ. № 524 [16]. Л. 246 и в сборн. импер. Публ. библ. Отд. 1, in f., № 250 [118], Слово это надписано: «В свитый Великий Пяток Григория, мниха и пресвитера, игумена обители Пантократоровы, о еже: Узрите живот ваш, висящь пред очима вашима, и на еретикы, и о еже: Жено, се Сыч Твой, я к ученику: Се Мати Твоя,— в распятие Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа». Но в новгор. сборнике и над этим Словом по страницам помещено: «Григория Самвлака», а в общем оглавлении статей: «Слово Григория Российская.
[470] а) Библ. Толстов. Отд. 1. № 306 [110]: «Григория, игумена обители Пантократоровы, Слово на Преображение Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа»; б) библ. Толстов. Отд. 2. № 205 [95]: «Григория Российски на Преображение Господа».
[471] См. Слово его на преславное Преображение Господа нашего Иисуса Христа, в Хр. чтении. 1842. 2. 166 [289].
[472] а) Новгор. Соф. библ., Макар. Чети-Мин. за сентябрь [1] под 14 числом: «Григория, архиепископа Российского, Слово на Воздвижение Честнаго Креста...»; б) Румянц. муз. № 437 [202] — «Григория, архиепископа Российского, слово на Воздвижение Честнаго Креста».
[473] Новгор. Соф. библ., Чети-Мин. Макар, за сентябрь [1] под 8 числом: «Григория, мниха и презвитера, Слово на всечестное Рождество Пресв. Владычицы нашея Богородицы».
[474] а) Библ. Толстое. Отд. 1. № 106 [111] — «Григория, епископа Российски, на Вознесение Господа...» б) Румянц. муз. № 437 [202] — «Григория, епископа Российски, на славное Вознесение...»
[475] а) Библ. Толст. Отд. 2. № 205 [95] — «Григория Российски Слово на Успение Божия Матери...» б) Румянц. муз. [202] — «Григория, архиепископа Российского, Слово на всечестное Преставление преславныя Владычицы и Богородицы».
[476] а) Публич. библ. Отд. 1, in f., № 242 [112] — «Слово святого Григория, мниха, npeсвumepa и игумена обители Пантократоровы, св. пророку Илии Боговидцу»; б) Публ. библ. Отд. 1, in f., № 261 [112] — «Григория, мниха, и пресвитера, и игумена Пантократоровы обители, св. пророку и Боговидцу Илии». Есть это Слово под таким же названием: в) в библ. Толст. Отд. 1. № 306 [110]; г) в Рум. муз. № 437 [202]; д) в сборн. моей библ. № 2. Л. 176 об. [110] и е) в сборн. моей библ. № 39. Л. 219 [156].
[477] а) Новгор. Соф. библ., Чети-Мин. Макар, за июнь [1] — «Григория, мниха и презвитера, Слово на рождество Предтечи и Крестителя Иоанна»; б) Рум. муз. № 437 [202] — с таким же заглавием; в) библ. Толст. Отд. 2. № 205 [95] — «Слово архиепископа Российски Григория на рождество Предтечи...»
[478] а) Библ. Толст. Отд. 2. № 205 [95] — «Григория, архиепископа Российски, на усекновение главы честнаго и славнаго пророка и Предтечи и Крестителя Иоанна»; б) Рум. муз. № 437 [202] — с таким же заглавием.
[479] Златоустаго Бесед. на усекновение главы Крестителя. В Хр. чт. 1837. 3.136—149 [290].
[480] Библ. Толст. Отд. 2. № 205 [95] — «Григория, архиепископа Российского. Слово похвально св. и верховным апостолом Петру и Павлу»; б) Рум. муз. № 437 [202] — «Григория, мниха и презвитера, Слово...»
[481] Сборн. Новг. библ. в лист. № 528. Л. 226 [16]. Снес. оглавл. Макар. Чети-Минеи за июль, в Чтен. Моск. истор. общ. Год III. № 4. Отд. 4. С. 66 [271].
[482] Новг. Соф. библ., Чета-Мин. Макар, за октябрь под 26 числом. Л. 417 [1] — «Григория, архиепископа Российского, Слово похвальное святому и славному великомученику и мироточцу Димитирию».
[483] а) Новгор. Соф. библ. № 525 [16"] — «Григория, мниха, игумена обители Пантократоровы, похвально Слово святым великомученикам четыредесятым»; б) библ. Толст. Отд. 2. № 205 [95] — «Слово Григория Российска св. великомученикам четыредесятым».
[484] См. Беседу его на св. четыредесять мученик, в Твор. св. отц. 8. 294 [244].
[485] В Слове об отцах, в посте просиявших, Самвлак говорит: «Мы, понеже тех (отцов) память наста и понеже прежде малых лний вам о иноческом беседующе житии, обещахомся и о сих пробеседовати, ныне да исполним».
[486] Слова о иноческом житии и митрополиту Киприану известны только по списку Москов. Синодал. библ. № 384 [60], а Слова об усопших и патриарху Евфимию — только по списку библиот. Толстов. Отд. 2. № 205 [95].
[487] Словом «О пяти днех» названо оно в списке Моск. Синод, библ. № 384 [60] и названо потому, как объяснено там же, что «сие Слово чтется до пяти дней Рождества Христова». А в рукописной Чети-Минее Моск. Дух. Акад. оно обозначено так: «Слово о Божественных Тайнах, яко достоить причащающемуся испытовати себе, и о еже непамятазлобствовати» .
[488] Златоуст. Слово в похвалу Филогонию, in Орр. Т. 1. Р. 492. Ed. Montfaucon. Paris, 1718 [441].
[489] Библ. Толст. Отд. 2. № 402 [118] — «Слово в субботу сыропустную, похвала преподобным и богоносным отцем, иже в посте просиявшим, списано преподобным отцем Григорием, игуменом обители Пантократоровы».
[490] Упоминается в Опис. рукописей Царского. № 135. С. 71 [222, 404].
[491] Нам известна эта статья по Новгород. Макариевской Чети-Минее за июнь. Л. 16—18 [I].
[492] Список рукописей составлен А. А. Туриловым.
[493] Список печатных изданий подготовлен Т. В. Нечаевой.
[494] Список составлен игуменом Андроником (Трубачевым).
[495] Список составлен игуменом Андроником (Трубачевым). Курсивом в списке выделены имена подвижников благочестия. Об источниках, использованных автором, см. Предисловие к списку «Святая Русь» (кн. 2 наст. изд. М., 1995. С. 650-651). В списке «Святая Русь» кн. 2 наст. изд. (М., 1995) на с. 650-662 пропущены имена: св. блж. кн. теребовольский Василий († 1124, 25 августа); св. блгв. княжич черниговский Димитрий, мученик († 31 мая 1223, 26 октября); свт. Иоасаф, еп. Владимира Волынского († после 1229 г., 19 ноября).
[496] Список составлен Д. А. Баловневым и А. В. Назаренко.
[497] Перенос официально утвержден Константинопольским патриархом в 1354 г. с сохранением титула «митрополит Киевский и всея Руси».
[498] В перечне епископий, подвластных митр. Киевскому и всея Руси, написанном митр. Исидором (не позднее 1458 г.), упоминаются также Подольская и Самборская епархии, одна из которых, вероятно, совпадает с Галицкой (см. воспроизведение этого перечня на с. 348 наст. изд.).— Ред.
[499] Список составлен Д. А. Баловневым и А. В. Назаренко на основе исследований: Строев П. М. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской Церкви. СПб., 1877; Теодорович Н. И. Город Владимир Волынской губернии в связи с историей Волынской иерархии. Почаев, 1893 с поправками и добавлениями. В квадратные скобки заключены имена архиереев, надежно не засвидетельствованные источниками.
[500] Список составлен диак. Александром Самойловым на основе справочников: Зверинский В. В. Материалы для историко-топографического исследования о православных монастырях в Российской империи. СПб., 1890—1897. 3 т.; Строев П. М. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской Церкви. СПб., 1877 [репринт: Koln—Wien, 1990], со значительными поправками и добавлениями.
[501] В 1597 г. перенесен на другое место.— Ред.
[502] Ранее Костромского Авраамиева Покровского монастыря.— Ред.
[503] По мнению митр. Макария, под этим монастырем можно понимать Спасскую церковь близ Благовещенского монастыря, или Сергиевскую церковь на Петушках, или Дерновскую Спасскую пустынь.— Ред.
[504] Таблица составлена Д. А. Баловневым и А. В. Назаренко. В таблице также приведены события всеобщей истории, имеющие прямое отношение к истории Русской Церкви и Русского государства (выделены курсивом).— Ред.
[505] Северо-западные белорусские земли в бассейне Верхнего Немана с городами Гродно, Новогрудок и ДР.— Ред.
[506] Митр. Макарий в «Истории Русской Церкви» называет этот Собор Владимирским.— Ред.
Назад к списку