+ К ВЕЧНОЙ ИСТИНЕ + - М. Барсов, Сборник статей по истолковательному и назидательному чтению Деяний Святых Апостолов:
Выделенная опечатка:
Сообщить Отмена
Закрыть
Наверх


Поиск в православном интернете: 
 
Конструктор сайтов православных приходов
Православная библиотека
Каталог православных сайтов
Православный Месяцеслов Online
Яндекс цитирования
Яндекс.Метрика
ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU
Отличный каталог сайтов для вас.
Библиотека "Благовещение"
Каталог христианских сайтов Для ТЕБЯ
Рейтинг Помоги делом: просмотр за сегодня, посетителей за сегодня, всего число переходов с рейтинга на сайт
Официальный сайт Русской Православной Церкви / Патриархия.ru
Православие.Ru
Помоги делом!
Сервер Россия Православная

ДетскиеДомики
Конструктор сайтов православных приходов
Яндекс.Погода

М. Барсов, Сборник статей по истолковательному и назидательному чтению Деяний Святых Апостолов:

 

 


М. БАРСОВ

 

 

СБОРНИК СТАТЕЙ ПО ИСТОЛКОВАТЕЛЬНОМУ И НАЗИДАТЕЛЬНОМУ ЧТЕНИЮ ДЕЯНИЙ СВЯТЫХ АПОСТОЛОВ

 

 

© Издательство «САТИСЪ»

Санкт-Петербург

1994


 

 

По благословению епископа
Пермского и Соликамского Афанасия

 

 

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

О том, что нельзя отделять Господа нашего Иисуса Христа, Главу Церкви, от тела Церкви и, в частности, от св. пророков и апостолов.  Никанора, Архиеп. Херсонского.

Предварительные сведения о книге Деяний Апостольских.

Надписание. Прот. Полотебнова.

О том же. Св. Златоуста.

Обозрение книги Деяний св. Ап. в порядке глав, составленное по руководству Св. Афанасия Александрийского.

Обозрение книги Деяний св. Апостолов в хронологическом порядке. Поучительные уроки из книги Деяний Апостольских.

О книге Деяний св. Апостолов. Св. Отца нашего Иоанна Златоустого.

Мнение св. Иоанна Златоустого о том, почему книга Деяний Апостольских

читается от Пасхи до Пятидесятницы.

Библиографический указатель к Введению.

 

Часть первая.

Церковь Христова из Иудеев (I-XII).

 

I. Открытие основанной Христом Церкви через сошествие

Св. Духа на верующих (I-II гл.).

 

ГЛАВА I

Ст.1-3.

Толкование на предисловие к книге Деяний св. Апостолов. Евсевия, Архиеп. Могилевского.

О том же. Прот. Полотебнова.

Вознесение Господне (Выписка из Священного Писания).

Наставления Иисуса Христа ученикам пред Его Вознесением на небо.               Св. Иоанна Златоустого.

Ст.1 — 12 .

Вознесение Господне.  О том, как совершалось вознесение Иисуса Христа на небо.

Какие значение имеет в домостроительстве нашего спасения вознесение Господа?

Ст.9-11

О вознесении Иисуса Христа. Филарет, Митроп. Моск.

Ст.10-11

Из беседы на Вознесение Господне. О явлении Ангелов. Св. Иоанна Златоустого.

О седении Иисуса Христа одесную Бога Отца. Его же

Ст.12

Гора Елеонская.

Размышление в день Вознесения Господня.

Положение Апостолов по вознесении Иисуса Христа.

Ст.12-26

Об избрании двенадцатого Апостола на место Иуды. Иг­натия, Архиепископа      Воронежского.

Ст.13-14

О горнице Сионской и о том, что она была первоначальным образцом св.  христианского храма. Филарета, Митроп. Московского.

Ст.14

Церковные предания о жизни Богоматери по вознесении Иисуса Христа.

Успение Пресвятой Богородицы.

Внешний вид и нравственная высота Пресвятой богородицы.

Ст.21-22

Об избрании двенадцатого Апостола па место Иуды и о том, что утверждение веры в воскресение Христово есть дело великой важности для христианства. Филарета, Митроп. Московского.

Ст.26

Жизнь св. Апостола Матфея.

Библиографический указатель к I гл.

 

ГЛАВА II

 

Свод текстов Св. Писания на день Сошествия Св. Духа.

Действия Духа Св. в сердцах Апостолов.

Действия Духа Св. в сердцах всех истинно верующих.

Цель и плоды сошествия Св. Духа.

Учение о сошествии  Св. Духа  (из богослужебных  песней Пятидесятницы).

Ст.1 — 11

Сошествие Святого Духа на Апостолов. Иннокентия, Архиеп. Херсонского.

Ст.12-41

О клевете неверовавших и о речи св. Ап. Петра. Его же.

Сошествие Святого Духа на Апостолов. Фаррара.

Сошествие Святого Духа. Еп. Феофана.

Сошествие Св. Духа на Апостолов. Н. У-ского.

Почему Дух Св. сошел на Апостолов в день Пятидесятницы? Арсения, Митроп. Киевского.

О том, почему Дух Святой сошел в десятый день по воз­несении Господа? Преподобного Максима Исповедника.

О том, почему Дух Святой сошел не тотчас по вознесении Иисуса Христа и почему Он явился в виде огненных языков. Св. Иоанна Златоустого.

Ст.1-3

Об огненных языках и бурном дыхании ветра. Его же.

Об огненных языках. Исидора Пелусиота.

Почему Дух Св. сошел на Апостолов в бурном дыхании ветра и в виде огненных языков? Св. Димитрия Ростовского.

Огненные языки. Прот. Нечаева, ныне еп. Виссариона.

Ст.3-11

Почему Дух Св. является в виде огненных, разделенных и седших языков? Почему является в горнице? Как понимать глаголание на разных языках? Как иудеи слушали Апостолов, когда стали говорить разными языками?      Св.Григория Бо­гослова.

О всегдашнем пребывании Святого Духа в Церкви и о том, почему ныне не бывает чудес. Св. Иоанна Златоустого.

Почему ныне никто не говорит языками всех народов, как говорил тогда всякий, кто исполнялся Духом Святым? Блаженного Августина.

О даре языков в апостольское время и о том, что Богопросвещенным мужам говорить иными языками свойственно и в нынешнее время. Исидора, Митроп. Новгородского.

Рассмотрение вопроса о даре языков. Прот. Горского.

О том же. Шаффа.

Ст.4

О дарах благодати. Филарета, Митроп. Москов.

Ст.12-13

О   необходимости   благодати   Божией  для   человека   в   его естественном состоянии. Арсения, Митроп.  Киевского.

О необходимости для христианина возгревать в себе дары благодати и о средствах к тому. Павла, Архиеп. Казанского.

Ст.14-40

Речи св. Апостолов в книге Деяний вообще,  как образцы для исповедников Слова Божия, и речь св. Апостола Петра по сошествии Св. Духа. В. Певницкого.

О достопримечательностях речи св. Ап. Петра по сошествии Св. Духа. Ф.Яковлева.

Изъяснение беседы, которую имел св. Апостол Петр в день Пятидесятницы по принятии Духа Святого. Игнатия, Архиеп. Воронежского.

Ст.17-21

Изъяснение пророчества Иоиля. Блаж. Феофилакта.

Ст.19-20

Об исполнении пророчества Иоиля над иудейством и язы­чеством. Иннокентия, Архиеп. Херсонского.

Ст.42-47

Богослужение апостольского времени.  Ф.Смирнова,  ныне Еп. Христофора.

Состояние богослужения  при Апостолах.

Ст.44-46

Общение имуществ (мнимый коммунизм) в древней Иеру­салимской церкви. С. П-ого.

Апостольская Церковь по изображению ее в книге Деяний Апостольских. Игнатия, Архиеп. Воронежского.

Вечери любви у древних христиан. В. Л-на.

Гл. II-V.

Отношения фарисеев и саддукеев к первоначальной пропо­веди Апостолов. А.Никитина.

Библиографический указатель ко II гл.

 

II. Церковь Христова в Иерусалиме (III-VII гл.)

 

ГЛАВА III

Ст.1-11

Исцеление хромого.

Ст.1

Толкование на стих  1-й. Св. Златоуста.

Толкование на ст.1-й. Филарета, Митроп. Московского.

Ст.11-26

Вторая проповедь Апостола Петра.

О речи Ап. Петра по исцелении хромого. Ф. Яковлева.

Ст.17-18

Толкование. Еп. Михаила.

О том же. Прот. Полотебнова.

Ст.19

Мысли. Еп. Феофана.

Ст.20-21

Толкование. Еп. Михаила.

Ст.21

Почему Господу и Спасителю нашему не благоугодно было по воскресении Своем из мертвых остаться на земле, дабы видимо управлять Своею Церковью? Иннокентия, Архиеп. Херсон.

Библиографический указатель к III гл.

 

ГЛАВА IV

Ст.1-31

Первый допрос Апостолов в Синедрионе.

О суде Синедриона над Апостолами. Ф. Яковлева.

Ст.12

Несть иного имени под небесем, данного в человецех, о нем же подобает спастися нам.

Ст.19-20

Мысли. Еп. Феофана.

Ст.33

О свидетельстве, какое воздавали св. Апостолы воскресению Иисуса Христа и какое может давать всякий христианин.

Ст.32-34

Общение имуществ.

Ст.32

Дух любви древних христиан.

Ст. 36-37

Св. Апостол Варнава.

Библиографический указатель к IV гл.

 

ГЛАВА V.

Ст.1-11

Наказанное лицемерие Анании и Сапфиры. Игнатия, Архиеп. Воронежского.

Анания, как первообраз современных европейских коммунистов.

О том, что гнев Апостола Петра на Ананию и Сапфиру был не жесток, но в начале проповеди полезен. Препод. Исидора Пелусиота.

О страшных последствиях клятвопреступной лжи. Филарета, Митроп. Московского.

Мысли о всеведении и вездеприсутствии Божием. Еп. Феофана.

Ст. 3-4

Кто из христиан подражает Анании и Сапфире. Прот. В. Нечаева, ныне Еп. Виссариона.

Ст.12-42

Дальнейшее распространение Церкви Христовой и Иерусалиме и новое нападение Синедриона на Апостолов. Евсевия, Архиеп. Могилевского.

Ст.15

О видимом неравенстве награды, даруемой святым. Филарета, Митроп. Московского.

Ст.19

О близости к нам Ангелов и причинах, почему мы их не замечаем. Филарета, Митроп. Московского.

Ст. 29-32

Мысли. Еп.  Феофана.

Ст.41

Как проходили св. Апостолы путь Христов. Филарета, Митроп. Московского.

ГЛАВЫ VI-VII

Гл.VI, Ст.1-7

Избрание семи диаконов. Евсевия, Архиеп. Могилевского.

Другие служения в Церкви Христовой в век апостольский. В.Я.Михайловского.

Гл. VII, Ст.60

Архидиакон Стефан.

Ст.1-60

Речь первомученика Стефана и ее отличительные особенности. В.Певницкого

Отношение фарисеев и саддукеев к проповеди св. Стефана. А. Никитина.

Ст.45-48

Толкование. Филарета, Митроп. Москов.

Ст.48-49

Мысли. Еп. Феофана.

Ст. 55

О вере и видении. Филарета, Митроп. Моск.

Ст.60

Пример молитвы за врагов. Его же.

О любви ко врагам. Блажен. Августина.

Библиографический указатель к VI.-VII гл.

 

III. Церковь Христова во всей Иудее и Самарии в

переходе к язычникам (VIII-XII гл.)

 

ГЛАВА VIII

Ст. 1-25

Обращение самарян

Ст. 6-24

Симон волхв.  Св. Епифания Кипрского

Симон волхв и его время. А. Гассиева

 Ст. 13, 21, 22

Мысли. Еп. Феофана

Ст. 30-31

Мысли. Еп. Феофана

Ст. 26-40

Обращение евнуха

Как на востоке читают книги

Библиографический указатель к VIII гл.

 

ГЛАВА IX

Ст. 1-31

Краткое начертание жизни св. Апостола Павла

Автобиография Апост. Павла

Сказание о св. Апостоле Павле. Блаж. Иеронима

Апостол Павел до своего обращения ко Христу. Прот. Горского

Апостол Павел до обращения и после обращения своего ко Христу. Архим. Феодора

О чудесном обращении св.Апостола Павла. Блажен. Августина.

Ст. 1-31

Обращение Савла. Бахметевой

Обращение Павла (37 г.). В. Михайловского (из Шаффа).

О  том,  что обращение Апостола  Павла  нельзя  объяснить естественным образом. Иннокентия, Архиеп. Херсонского

Приготовление Павла к апостольской деятельности. В.Михайловского (пер. Шаффа)

Церковные обстоятельства и нужды времени, когда Апостол Павел проходил свое служение и писал послания. Архим. Феодора

Проповедническая деятельность св.  Апостола  Павла среди иудеев, по Деяниям апостольским. П. Виноградова

Свидания св. Апостолов Петра и Павла

Наружный вид Ап. Павла, его природные дарования и характер. Иннокентия, Архиеп, Херсон.

О том же, Фаррара

Ст. 4

Что ты Меня гонишь?

Ст. 7

Мнимые разности в повествовании об обращении Ап. Павла

Ст. 8

О слепоте Павла и о том, почему с неба беседует с ним Бог. Исидора Пелусиота

Ст. 15

На сказанное об Апостоле: сосуд избран Ми есть сей. Его же

Ст. 21

Мысли Еп. Феофана

Ст. 31-43

Апостол Петр в Лидде и Иоппии

Библиографический указатель к IX гл.

 


 

ВВЕДЕНИЕ

 

О том, что нельзя отделять Господа нашего Иисуса Христа,

Главу церкви, от тела церкви и, в частности,

от святых пророков и апостолов.

Никанора, архиепископа Херсонского.

В нашем отечестве появилось ересеучение, которое отделяет Господа Иисуса Христа от апостолов и от церкви и пустословит, что Иисус Христос провозгласил действительно высочайшее, чистей­шее, истинно-божественное учение; но это учение будто бы изменили, во-первых, апостолы, а затем апостольские преемники, пастыри и учители церковные; будто исказили его до неузнавае­мости, обременяя его с течением веков больше и больше каждый от себя собственными измышлениями. Оно не ново — это лжеучение, Оно современно самим апостолам Уже в их пору появилось много лжеапостолов, которые усиливались принимать личину апостолов Христовых, а об истинных апостолах Христовых внушали, что они не чисто проповедуют слово Христово (2 Кор. 2,, 17; 12, 13). Это лжеучение особенно резко выказалось в писаниях Цельса — язычника, злейшего врага Христовой Церкви, еще во II веке.

Между тем, это ересеучение разрушает один из коренных дог­матов христианства — догмат о том, что нельзя отделять Господа нашего Иисуса Христа, как главу Церкви, от тела Церкви вообще, и. во-вторых, от пророков и апостолов. Такое отделение противно ясному, точному, многократно и многообразно повторенному учению самого Иисуса Христа и всему разуму несомненно подлинного исторического учения святых апостолов.

Если бы кому недостаточными показались евангельские свиде­тельства в подтверждение истины, что св. апостолы только продол­жали проповедь Самого Иисуса Христа, не придумывая от себя ничего, с нею несогласного, то вот целый ряд поразительнейших доказательств той же истины в книге Деяний Апостольских, написан­ной писателем третьего евангелия, св. евангелистом Лукою. Вот Иисус по воскресении повелевает апостолам «от Иерусалима не отлучаться, но ждать исполнения обетования Бога Отца, о котором вы  слышали от Меня», — говорил им воскресший Господь, пред самым вознесением.  «Спустя немного дней вы имеете креститься Духом Святым. И когда найдет на вас Святый Дух, вы приимите силу, и будете для Меня свидетелями во Иерусалиме и во всей Иудеи и Самарии и даже до концев земли» (Деян.1, 4-8). Вот один из лика двенадцати, Иуда Искариотский, отпал и погиб; апостолы озабочены восполнением своего священного лика, и пер­воверховный Петр держит к ним такую речь: «Итак надобно, чтоб один из тех, которые  находились с нами во все время, когда пребывал и обращался с нами Господь Иисус, начиная от крещения Иоаннова до того дня, в который Он вознесся от нас, был вместе с нами свидетелем воскресения Его. И поставили двоих, Иосифа и Матфия, и помолились и сказали: Ты, Господи, Сердцеведец всех, покажи из сих двоих одного, которого Ты избрал принять жребий сего служения и апостольства. И бросили о них жребий» (Деян.1, 21-26). Итак, что значило принять жребий апостольства? Значило принять назначение — быть свидетелем, проповедником, на осно­вании личного свидетельства, воскресения Иисуса Христа и всех Его деяний и учения за все время, когда пребывал и обращался Господь Иисус с апостолами, начиная от крещения Иоаннова до того дня, в который вознесся от них пред очами их на небо. За сим, через всю книгу Деяний переходит эта идея, что св. апостолы были именно свидетелями жизни, деяний и учения Иисуса Христа. В этом звании свидетелей они сами себя признают и постоянно заявляют, что они свидетели, и возвещают то именно, чему сами личные свидетели.

Так, тотчас по сошествии Св. Духа, первоверховный Петр, сказав великому собранию народа свою первую проповедь, заклю­чает ее так: «Сего Иисуса Бог воскресил, чему все мы свидетели. Затем  Он,  быв вознесен десницею Божиею,  и приняв от Отца обетование Святаго Духа, излил то, что вы ныне видите и слышите» (Деян. 2, 33-44). То же, немного дней спустя, утверждает первоверховный Петр в речи к народу и во храме иерусалимском: «Мужи израильские! Бог отцов ваших прославил Сына Своего Иисуса, Которого вы предали; вы от Святого и праведного отреклись, На­чальника жизни убили. Сего Бог воскресил из мертвых, чему мы свидетели» (Деян.3, 12-16). То же выражает первоверховный Петр и в речи перед синедрионом, когда начальники иудейские запрещали им учить о имени Иисусовом. Петр же и Иоанн в ответ сказали им: «Аще праведно есть перед Богом вас послушати паче, нежели Бога, судите. Не можем бо мы, яже видехом и слышахом, не глаголати» (Деян. 4, 19-20), — не свидетельствовать о том, чему были очевидцами и свидетелями. «И с великою силою», — заключает св. Дееписатель (Деян.4, 33), — апостолы свидетельствовали о воск­ресении Господа Иисуса Христа. Когда вторично поставили апо­столов в синедрионе, и спросил их первосвященник, говоря: «Не запретили ли мы вам накрепко учить о имени сем? И вот вы наполнили Иерусалим учением вашим, — Петр и прочие апостолы в ответ сказали: «Должно повиноваться больше Богу, нежели че­ловекам. Бог отцов ваших воскресил Иисуса, Которого вы умертвили, повесив на древе. Его возвысил Бог десницею Своею в Начальника и Спасителя. Свидетели Ему в сем мы и Дух Святый, Которого Бог дал повинующимся Ему» (Деян.5, 27-32). Когда Самария приняла  слово  Господне  от  Филиппа,   и  когда  находившиеся  в Иерусалиме апостолы, после убиения Стефана, услышав, что Самаряне приняли слово Божие, послали к нему Петра и Иоанна, сии апостолы, прибыв в Самарию, засвидетельствовали, — как вы­ражается свящ. Дееписатель  (Деян.8, 25), — и проповедали там слово Господне, затем обратно пошли в Иерусалим, и во многих селениях самарийских проповедали евангелие. То же первоверхов­ный Петр возвещает и в доме Корнилия Сотника: «Бог, — пропо­ведует св. Петр, — послал сынам Израилевым слово, благовествуя миру через  Иисуса  Христа;   Сей есть Господь всех. Вы знаете происходившее по всей Иудее, начиная от Галилеи, после крещения, проповеданного Иоанном, как Бог Духом Святым и силою помазал Иисуса из Назарета, и Он ходил, благотворя и исцеляя всех, обладаемых диаволом; потому что Бог был с Ним. И мы свидетели всего, что сделал Он в стране иудейской и в Иерусалиме, и что наконец Его убили, повесив на древе. Сего Бог воскресил в третий день и дал Ему являться не всему   народу, но свидетелям, предъизбранным от Бога, нам, которые с Ним ели и  пили по воскресении Его из мертвых, и Он повелел нам проповедовать людям и свидетельствовать, что Он есть определенный от Бога Судия живых и мертвых. О Нем все пророки свидетельствуют, что всякий, верующий в Него, получит прощение грехов именем Его» (Деян. 10, 36-43).

То же самое св. Петр пишет и во втором послании своем (2 Петр. 1,16-18), что «мы возвещаем вам силу и пришествие Господа наше­го Иисуса Христа, не хитросплетенным басням последуя, но быв очевидцами Его величия». И далее повествует, что Христос Господь от Самого Бога Отца принял честь и славу, когда от велелепной сла­вы принесся к Нему такой глас: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение. И этот глас, — прибавляет святой перво­верховный апостол, — принесшийся с небес, мы сами слышали, бу­дучи с Ним на святой горе Преображения». И что сами апостолы видели и слышали, то благовествовали Духом Святым, ниспослан­ным на них с небес. Не только апостолы, но и пророки благовество­вали Духом Святым, именно Духом Христовым, в них живущим. «Пророки предсказывали, — пишет св. Петр (Петр. 1, 10-12), — как указывал сущий в них Дух Христов, Который предвозвещал через них страдания Христовы и последующую за ними славу; Им открыто было, что не им самим, а нам служило то, что ныне проповедано вам благовествовавшими Духом Святым (апостолами), посланным с не­бес. Никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые божий человеки, будучи движимы Духом Святым» (2 Петр.1, 21). В частности также о св. Павле св. Петр дал свидетельство, что Павел написал свои послания по данной ему от Бога премудрости (2 Петр, 4, 15).

Подобным же образом св. евангелист Иоанн, в конце своего евангелия, заявляет, что он только ученик-свидетель того, что творил и чему учил его божественный Учитель (Иоан.21, 24-25), что видевший свидетельствует о сем, и истинно свидетельство его; и он знает, что говорит истину (Иоан.19, 35). «Мы свидетельствуем вам о том, — так начинает Иоанн свое первое послание (Иоан.1, 1-3), — что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни (ибо сия жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам), — о том, что мы видели и слышали, возвещаем вам сие и пишем вам. Мы свидетели, и вы знаете, что свидетельство наше истинно», — так заключает Иоанн свое третье послание (3 Иоан. ст.12).

Евангелист Лука тоже свидетельствует, что он пишет свое еван­гелие «о совершенно известных между нами событиях», и пишет так, «как предали нам то бывшие с самого начала самовидцами и служителями Слова». А в начале Деяний Апостольских св. еван­гелист Лука так определяет содержание своей книги, т.е. евангелия: «Первую книгу написал я о всем, что Иисус делал и чему учил от начала до того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления апостолам, которых Он избрал, которым и явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им и говоря о царствии Божием» (Деян.1, 1-3). Чему мы все точию свидетели есьмы, могли сказать о себе все апостолы, могли сказать и в конце своей апостольской проповеди, как говорили в начале (Деян. 2, 32).

Павлу апостолу Сам Господь, при самом первом явлении Своем ему, сказал: Я для того и явился тебе, «чтобы поставить тебя служителем и свидетелем того, что ты видел и что Я открою тебе» (Деяние 26, 16). Тогда же, посылая Ананию к Павлу, Господь Иисус засвидетельствовал о нем, что это — «Мой избранный сосуд, Мое избранное орудие, чтоб возвещать имя Мое перед народами и царями и сынами израилевыми. И Я покажу ему, сколько он должен подвизаться и пострадать за имя Мое» (Деян. 9, 15-16). Анания же, явившись тогда же Павлу, возвещает ему, что «Бог отцов наших предъизбрал тебя, чтобы ты познал волю Его, увидел Пра­ведника и услышал глас из уст Его: потому что ты будешь Ему свидетелем пред всеми людьми о том,  что ты видел и слышал» (Деян.22, 14-15). Св. Павел называет других апостолов также свидетелями Христовыми. Так называет, напр., Стефана (Деян.22, 20), говоря в видений к лицу самого Господа Иисуса Христа: «проливалась кровь Стефана, свидетеля Твоего» ... Так называет и других апостолов в своей речи к Иудеям в Антиохии Писидийской, определяя содержание и характер их проповеди таким образом: «Жители Иерусалима и начальники их, не узнав Иисуса, исполнили слова пророческие. И не нашедши в Нем никакой вины, достойной смерти, просили Пилата убить Его. Когда же исполнили все, написанное о Нем, то, сняв с древа, положили Его во гроб. Но Бог воскресил Его от мертвых. Он в продолжение многих дней являлся тем, которые вышли с Ним из Галилеи в Иерусалим, и которые ныне суть свидетели Его пред народом» (Деян.13, 27-31). Господь Иисус называет служение Павла свидетельством, говоря ему в видении: «Как свидетельствовал ты о Мне в Иерусалиме, так над­лежит тебе свидетельствовать и в Риме» (Деян. 23, 11). Подобным образом и сам Павел называет свое апостольское служение свиде­тельством же. «Не обинухся, — говорит он пресвитерам Ефесским, — научити вас пред людьми и по домам, засвидетельствуя Иудеем же и Еллином к Богу покаяние и веру в Господа нашего Иисуса Христа, чтобы скончати течение мое с радостию и службу, юже приях от Господа Иисуса — засвидетельствовати евангелие благодати Божия» (Деян. 20, 20-24). — «До сего дня стою, — говорит Павел в речи пред царем Агриппою, — свидетельствуя малому и великому, ничего не говоря кроме того, о чем пророки и Моисей говорили, что это будет, т.е. что Христос имел пострадать и, восстав первым из мертвых, возвестил свет народу иудейскому и язычникам» (Деян. 26, 22-23). Также и о последнем времени деятельности св. Павла . в Риме свящ. Дееписатель замечает, что он «учил иудеев в Риме, свидетельствуя царствие Божие и уверяя их, яже о Иисусе (приводя свидетельства и удостоверяя их о Иисусе) от закона Моисеева и пророков» (Деян.28, 23).

Общее же отношение апостолов, как и пророков, как и всей Церкви, не только новозаветной, но и ветхозаветной к Господу Иисусу Христу и Св. Духу и к истекающей из Них божественной истине св. Павел, как и прочие апостолы, представляют в следующем виде. Все верующие в Иисуса Христа суть члены единого тела Церкви. Церковь земная, новозаветная, современная, воинствующая родственно связана с Церковью прошедших времен, с Церковью ветхозаветною, с Церковью торжествующею, небесною, даже с миром горних небесных духов. Весь этот великий собор горних небесных духов и отшедших душ, Церкви торжествующей небесной и воинствующей земной, ветхозаветной и новозаветной, Церкви прошедших и настоящих времен, связуется в едином узле, в лице Богочеловека, божественного Архистратига сил небесных, Господа нашего Иисуса, как своего Главы. В Нем и через Него вся сово­купность спасенных и спасаемых душ усыновлена Богу Отцу и дерзает называть Его своим Отцом. Вся эта совокупность спасенных и спасаемых душ одухотворяется Духом Св., Духом Божиим, Духом Христовым. Сей-то Дух наставляет на всякую истину всю совокуп­ность членов Церкви, в частности же и преимущественно просвещает святых Божиих человеков, пророков и апостолов, пастырей и богопоставляемых учителей церковных, так как в живом теле Церкви разные члены имеют от Бога разные служения и назначения, дарования и силы.

Един Дух дышит во едином теле Церкви. Един над нею Господь и Един Бог и Отец всех. Все мы Единым Духом напоены. Каждому из нас дается благодать Христова. Никто не может даже уверовать в Господа Иисуса и признавать Его Господом, как только через Духа Св. Всю Церковь просвещает и научает Един Дух Св. «Все верующие, — по слову Иоанна Богослова (1 Иоан. 2, 20-27), — имеют помазание от Святого, и знают все необходимое для их спасения. И помазание, которое они получили от Него, в них пребывает, и они (все в совокупности) не имеют нужды, чтобы кто учил их; потому что самое сие помазание учит их всему, и оно истинно и неложно, и им остается только пребывать в том, чему оно научило их». Тем не менее в церкви, хотя и «Один и Тот же Дух, — как пишет св. Павел к Коринфянам, — но дары Его различны. И Господь Иисус Христос Один и Тот же, действует вся во всех, но действия различны. Каждому дается разное проявление Духа на общую пользу тела Церкви. Каждому из нас дается благодать, но по разной мере дара Христова.  Одному дается Духом слово премудрости, другому слово знания тем же Духом.    Иному вера тем  же  Духом;  иному  дары  исцелений  тем  же  Духом.  Иному чудотворения, иному пророчество, иному разные языки. Все же сие производит Один и Тот же Дух, разделяя каждому особо своею властью, как Ему угодно. Ибо как тело одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело, так и Христос Бог расположил члены, каждый в составе тела, как Ему угодно. Не может глаз сказать руке: ты мне не надобна; или также голова ногам: вы мне не нужны. Напротив, члены тела, которые кажутся слабейшими, гораздо нужнее. И вы — тело Христово, а порознь члены. И иных Бог поставил в Церкви, во-первых,  апостолами,  во-вторых,  пророками,  в-третьих,  учите­лями; далее, иным дал силы чудодейственные, также дары исце­лений, разные языки. Все ли апостолы? Все ли пророки? Все ли чудотворцы? Все ли имеют дары исцелений? Все ли говорят языками?

Все ли истолкователи? Ревнуйте о дарах больших, — о любви, ко­торая есть верх совершенства (1 Кор. гл.12). И Господь поставил одних апостолами, других пророками, иных евангелистами, иных пастырями и учителями, — с особою целью, в особых видах, — именно: к совершению святых, на дело служения для созидания тела Христова, доколе все приидем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христо­ва; дабы мы не были более младенцами, колеблющимися и увле­кающимися всякими ветрами учения, по лукавству лукавых человеков, по хитрому искусству обольщения; но истинною любовию все возвращали в Того, Который есть глава — Христос» (Ефес.4, 7-16). Отсюда открывается, что хотя и все верные просвещаются духом Божиим в познании спасительной евангельской истины; одна­ко же Бог нарочито посылал и посылает апостолов, пророков и евангелистов, пастырей и учителей, чтобы верные не были мла­денцами, которые влаются и скитаются всяким ветром учения во лжи человеческой. Тайна Христова не была возвещена всем поко­лениям сынов человеческих так, как открыта святым апостолам Христовым и пророкам Духом Святым (Ефес. 3, 5).

Пусть истинные пророки, как и апостолы, были просвещены Духом Святым и излагали свои писания под Его божественным наитием. Но как отличить истинных пророков от неистинных? Как отличить истинных апостолов от лживых? Как отличить истинные пророческие и апостольские писания от подложных?

Тщательно оберегая чистоту Христова евангелия, истинные Христовы апостолы указали своими поступками и писаниями мно­жество лиц и общих начал, несогласных с Христовым учением. Этими указаниями переполнены как Евангелия, так и Деяния Апостольские и все апостольские Послания, как и Апокалипсис. Перечислять их нужды нет (напр. Апок. гл.2 и 3; Тит.3, 9-10; 2 Тим. 4, 14 и т.п.). Стоит прочитать послания Иакова, Петра, Иоанна, Иуды, чтобы видеть, как стойко, бодрственно и неусыпно стояли святые апостолы на страже, оберегая чистоту Христова евангелия. «Есть лжеапостолы, — предостерегает св. Павел Корин­фян (2Кор.11, 13-15), — лукавые делатели, которые принимают вид апостолов Христовых. И неудивительно, потому что сам сатана принимает вид ангела света; неудивительно, если и служители сатаны принимают вид служителей правды. Есть люди, смущающие вас, — предостерегает св. Павел Галатийцев (Гал. 1, 7-12), — же­лающие прекратить благовествование Христово. Но если бы даже мы или ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема. Как прежде мы сказали, так и теперь опять говорю: кто благовествует вам не то, что вы приняли от нас, да будет анафема. Это потому, что евангелие, которое я благовествовал, не есть человеческое. Ибо и я принял его и научился не от человека, но чрез откровение Иисуса Христа. Аще кто приходит к вам, и сего Христова учения не приносит, не приемлите его в дом и радоватися ему не глаголите», — заповедует и Иоанн Богослов (2Иоан. ст.10). «Блюдитеся от псов, — предо­стерегает св. Павел Филиппийцев, — блюдитеся от злых делателей, блюдитеся от разделения. Подражайте, братия, мне и смотрите на тех, которые поступают по образу, какой имеете в нас. Ибо многие, о которых я говорил вам, а теперь даже со слезами говорю, пос­тупают, как враги креста Христова» (Фил.3, 2-17-18). Святые апостолы даже друг над другом бодрствовали, чтобы преду­смотрительное приспособление их к обстоятельствам и к терпимым воззрениям людским, по апостольскому правилу — всем быть вся, да всяко некия спасут, — чтобы такое приспособление не причиняло соблазна и вреда немощным (Гал.6, 11-15; Деян.21, 15-25); чтобы даже истинная, но таинственная, неудоборазумеваемая апо­стольская проповедь не была, искажаема и превращаема в пагубное заблуждение (1 Петр.3, 15-17; Иак.2, 14-26).

В избрании двенадцати апостолов, которых имена и жизнь исторически известны, которые были непосредственными учениками и свидетелями-очевидцами Иисуса Христа, которые за истину Его учения пожертвовали и жизнью своею, заключается историческое доказательство того, что они не ложные свидетели и проповедники чистого и подлинного евангелия Христова. Но сверх этого естественноисторического имеется еще непреложное и бесспорное сверхъ­естественное доказательство той же истины. Это последнее заклю­чается во множестве чудес, какие совершались св. апостолами, какими они сами подтверждали божественное происхождение своего посланничества и проповедания. Так, священный Дееписатель пове­ствует, что тотчас по сошествии Св. Духа на апостолов, которое само по себе было уже очевидным чудом, так как сопровождалось явным знамением получения дара языков, много чудес и знамений совершалось через апостолов в Иерусалиме (Деян. 2, 42).

Книга Деяний апостольских повествованиями о чудесах св. апо­столов показывает, как неотразимо влияли на современников-очевидцев дела и слова апостолов, их чудотворения и дерзновенное бесстрашие, их указание на источник их силы в Иисусе Христе, Сыне Божием и на древних пророков, которые предвозвещали о смерти Его и воскресении. Когда Павел с Варнавою сотворили чудо исцеления хромого от рождения в Листре, то и это чудо так поразило очевидцев и прочих, что весь народ возопил: «Боги, уподобившись человекам, сошли к нам», — и хотели уже принести им языческую жертву, что и подало повод апостолу Павлу утишить это волнение известною речью к народу: «Мужи! Что вы это делаете? И мы, подобные вам человеки, и благовествуем вам, чтобы вы обратились от сих ложных богов к Богу живому, Который сотворил небо и землю, и море, и все, что в них; Который в прошедших родах попустил было всем народам ходить своими путями, хотя и не переставал свидетельствовать о себе благодеяниями, подавая нам с неба дожди и времена плодоносные, и исполняя пищею и веселием сердца наши» (Деян.14, 6-17). Вообще же Бог творил немало чудес руками Павла, как и Петра, так что на больных возлагали платки и опоясания с тела Павлова, и у них прекращались болезни, и злые духи из них выходили. И слово Божие возрастало и возмогало с великою силою (Деян.19, 11-20).

Затем праздное дело — ставить вопрос, Павел ли написал то, что ему приписывается, — вообще вопрос о подлинности и неповрежденности книг Нового Завета. Именно, на счет подлинности Павловых писаний так называемая отрицательная критика делала возражений всего менее, потому что эти возражения и невозможны. Кто, наприм., сомневается, что известные письма Плиния, или Сенеки, или Цицерона принадлежат Цицерону, Сенеке, Плинию? Кто сомневается, что известные сочинения Лактанция или Иустина Философа принадлежат этим лицам? На каком же основании поз­волялось бы сомневаться в подлинности посланий апостола Павла, когда, по свидетельству Тертуллиана, еще в III веке перечитывались в церквах самые автографы апостольских писаний, когда люди никогда никакими писаниями не дорожили так, как писаниями апостольскими, оберегая не только каждое слово в них, но и каждую букву? Все писания Нового Завета, признанные каноническими, так тесно связаны между собою, что, выдергивая одно звено из этого величественного здания новозаветного канона священных книг, нельзя не разрушить целое здание. В целости же своей это здание совершенно беспримерно в истории. Разрушить подлинность всех этих непосредственных свидетельств основания христианства значило бы разрушить всю историческую достоверность. Это значило бы бесконечно более, чем подвергать сомнению историческое бытие Александра Македонского или Юлия Цезаря, Магомета или даже Наполеона, так как ни одна историческая личность не имела за себя столько свидетелей и свидетельств, сколько божественное лицо Иисуса Христа. Об учении Сократа свидетельствует один ученик его Платон; а кто же не верит, что Сократ учил так, а не иначе? Кто не верит даже тому, что при кончине Сократа случилось истинное чудесное предсказание о дне его кончины? О божественном же достоинстве Христа, Его жизни и учении, чудесах и пророчествах, смерти и воскресении свидетельствуют все эти тысячи и сотни тысяч и миллионы Его непосредственных учеников и учеников учеников Его, которые, исследовав все испытно, признали Его Сыном Божиим и принесли этой вере в жертву всю свою жизнь, а очень многие положили за эту веру и свои головы.

Если же так, если учение Нового Завета имеет подлинно исто­рическое значение, то несомненно имеет и божественное до­стоинство. Если же это так, то как отделять Иисуса Христа, Главу церкви, оживляющую тело церкви Своею жизнью, одухотворяющую Своим божественным Духом, как отделять Главу от тела и от Первейших членов сего тела, святых пророков и апостолов? Не говорим о том, что тогда, при таком отделении, все многовековое здание истинной Церкви Божией превратилось бы в мираж, в чудовищное сцепление обольщений, разгаданное вот только в наши дни. Не странно ли это? Не нелепо ли? Как не разгадали этого те миллионы миллионов, которые следовали за Христом в продолжение девятнадцати веков, особенно же те сотни тысяч и миллионы совре­менников. Христа и апостолов, которые ради Христа отвергались сродства, дружбы, всех общественных связей, общественных поло­жений и состояний, всех имений и самой жизни?!

Если же невозможно отделять Христа от апостолов и пророков, то нельзя же отделять и от всей Церкви. Если пророки и апостолы были провозвестниками божественной Христовой истины, то и Цер­ковь должна быть хранительницей сей истины. По слову Христову, врата адовы не одолеют Церкви. Он Сам пребывает в Церкви до скончания века. И Дух Утешитель пребывает в Церкви также во век,  наставляя ее на всякую  истину.  Церковь остается в  мире столпом и утверждением истины. Бог дал Церкви не только пророков и апостолов,  но и пастырей и учителей,  чтобы мы не влались всяким ветром учения во лжи человеческой; дал и дарует и будет давать, дондеже достигнем все в полную меру возраста Христова, т.е. до кончины, веков. Но были же лжеучители и лжеучения в Церкви? Да,  были,  в среде ересей и расколов.  Тем не менее, истинно кафолическая православная Церковь среди бурного моря заблуждений, вздымаемого бурями ересей и расколов, всегда оста­валась и до века пребудет незыблемым столпом, неодолимою твердынею, неподвижным    камнем-основою божественной истины. Отличительный характер истинно православной Церкви в том и обнаруживается, что она считала своей задачей сохранить учение Христа и апостолов в нерушимой целости не только по духу, но и по букве. Раз приняв канон священных книг от св. апостолов, православная Церковь во все века руководилась, в отношении к нему, завещанием св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова в Апокалипсисе  (Апок. 22,  18-19): «свидетельствую всякому, слы­шащему словеса пророчества книги сея: аще кто приложит к сим, наложит на него  Бог язв,  написанных в книзе сей;  и аще кто отымет от словес книги пророчествия сего, отымет Бог часть его от книги животныя и от града святого, и написанных в книзе сей». Всему свету известно, что Церковь Христова хранит всякую букву священного канона, яко зеницу ока. Подобным же образом православная Церковь относилась и к священному Господню и апостоль­скому преданию, по завещанию св. ап. Павла: «Возлюбленные Господом братия, Бог от начала, чрез освещение от Святого Духа, и чрез веру истине Христовой, избрал вас ко спасению, к которому и призывает вас благовествованием нашим, для достижения славы Господа нашего Иисуса Христа. Итак, братия, стойте и держите предания, которым вы научены или словом или посланием нашим. Сам же Господь наш Иисус Христос и Бог и Отец наш, давший утешение вечное и надежду благую во благодати, да утвердит вас во всяком слове и деле благом. Верен Господь, Который утвердит вас и сохранит от лукавого. Завещаем вам, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно, а не по преданию, которое вы приняли от нас» (2 Сол. 2, 13-17; 3, 3-6). (Беседы и поуч., т. IV, 1887 г. Одесса, стр. 274). (к началу)

 

Предварительные сведения о книге Деяний Апостольских.

Содержание и цель. Книга Деяний Апостольских, как вторая книга Евангелия от Луки содержит продолжение евангелических исторических повествований о деле Христовом. Но она повествует об истории Христа, уже не пребывающего на земле, но по вознесении восседшего одесную Бога, повествует об основании Апостолами Церкви христианской сначала между иудеями, потом между язычниками: другими словами — она изображает с точною последовательностью распространение Церкви от Иерусалима, главного города иудейского народа и иудейской Церкви, через Антиохию — колыбель Церкви из язычников, до Рима, главного города языческого мира и Церкви из язычников, и таким образом, шаг за шагом следуя за историческим движением христианства на запад, она представляет переход царства Божия, с его обетованиями и спа­сением, от иудеев к язычникам. Первые семена Церкви как между иудеями, так и между язычниками посеяны Апостолом Петром. Но насаждению и возрастанию церкви между язычниками особенно способствовали великие апостольские труды Павла, необыкновенным образом призванного к апостольству. — Соответственно сему книга состоит из двух главных частей. В первой, гл.1-12, повествуется преимущественно об апостольской деятельности Петра, именно: в гл.1-7 говорится о Церкви из иудеев, а в гл.8-12 изображается переход Церкви от иудеев к язычникам. Во второй части, гл.13-18, повествуется о деятельности Павла и о Церкви из язычников, об основании христианских из язычников обществ в Сирии, Малой Азии, Македонии, Греции и Риме. В книге Деяний таким образом изложено: как малое общество Иисуса, соответственно Его обетованиям, руководимое Им Самим, в духе веры и любви, явилось свидетелем истины об Иисусе пред миром; как потом и языческий мир, вместе с этими начатками верующих, начинал составлять единое стадо под управлением Единого Пастыря, и таким образом, говоря с Павлом (Рим. 1,16), «Евангелие стало в историческом осуществлении силою Божиею во спасение всякому верующему, Иудею же прежде и Еллину»; как, наконец, по свидетельству и трудами того же Павла, благодать Евангелия, отвергнутая большинством иудеев, согласно с определением Божиим, основала новое и славное царство Божие по преимуществу между язычниками, чтобы оттуда, напоследок времен, снова возвратиться к отверг­нувшим ее и оставленным ею и привести их снова ко спасению. Этим история Церкви, переданная в канонических книгах Нового Завета, оканчивается. Описание борьбы, которую воинствующая Церковь должна непрерывно вести со своими врагами, до своего окончательного торжества, предоставляется уже летописям челове­ческим. В самой книге изображены лишь начатки того, что в Церкви продолжается и раскрывается даже до сего дня.

Из этого содержания книги Деяний Апостольских открывается и цель ее. В книге изображается история первоначального основания Церкви между иудеями и язычниками, переход новозаветного цар­ства Божия от первых к последним, из Иерусалима в Рим. Таким образом, Лука в Деяниях Апостольских хотел из истории первона­чального распространения и развития христианства в мире иудей­ском и языческом и из деятельности особенно способствовавших сему Петра, а потом преимущественно Павла, рассказать о том, что с этой его точки зрения казалось ему особенно важным, причем он частью сам был очевидцем описанного, частью имел от других точные сведения. Между тем, в последнее время старались доказать, будто в Деяниях Апостольских преследуются особенные, вне ука­занной прямой цели, лежащие «тенденции», и именно, — не говоря уже о явно несостоятельных предположениях, — или общие или частные. По одним Лука имел общую цель изобразить, что язычники наравне с иудеями призваны к участию в царстве Мессии, и что христианство столь же могущественно обнаруживает свою деятель­ность между язычниками, как оно действенно в иудеях, и что, следовательно, Лука имел целью оправдать образ действий Павло­вых, именно — что не должно принуждать язычников к соблюдению обрядового закона, что и им, в силу их веры во Христа, принадлежит такое же право участия в блаженстве царства Божия, какое принад­лежит и иудеям. Но если содержание книги Деяний несколько, по-видимому, и соответствует этой цели[1]; то, с другой стороны, такая цель стоит в противоречии с целым содержанием книги Деяний, иное с такою целью не совпадает, иное соответственно такой цели, нужно бы прибавить, что однако же известно только из Павловых посланий. Очевидно, в этом случае поспешно смешали точку зрения книги с ее целью. — По другому, гораздо более не­состоятельному, мнению, у писателя книги Деяний была цель ча­стная — именно, изобразить Апостола Павла так, чтобы все изве­стные нам из Павловых посланий возгласы иудаистов против Павла, против его апостольского достоинства и деятельности, опровергнуть с точки зрения самих же иудействующих; другими словами (как выражаются последователи новотюбингенской школы), примирить Петрову партию с Павловою, показав согласие Петра с Павлом, причем Петр, вопреки истории, (будто бы) представляется с на­правлением христиан из язычников, как Павел, а Павел — с на­правлением христиан из иудеев, как Петр. Но не говоря уже о несостоятельности и бездоказательности мнения (которое однако же лежит в основании предполагаемой цели, — посредства между Пет­ром и Павлом), которое враждебные разделения односторонних партий, иудействующей и язычествующей, переносит на самих Апостолов, — во-первых, образ Павла, как он представляется в его же собственных, признаваемых подлинными и самою Бауровою школою, посланиях к Римлянам, Коринфянам и Галатам, нисколько не противоречит образу его, начертанному в книге Деяний, а, напротив, содержатся в них указания, которые находят свое истол­кование только в Деяниях. Во-вторых, вся эта гипотеза возводит напрасное обвинение на книгу Деяний в искусственности и преду­мышленности, тогда как против сего громко говорит ее поразитель­ная простота. Наконец, нечего и говорить, что при предположении такой цели, под мягким выражением «апологетическая и примирительная тенденция», скрывается обвинение в столь же гру­бом, сколько и произвольном и неосновательном искажении и извра­щении исторических фактов, и, следовательно, в уничтожении истории, ибо действующие лица книги Деяний Апостольских, в этом случае, представляются не только лишенными, как простые люди, всякого божественного содействия, но и являются как пред­водители партий, поддавшиеся своему личному увлечению.

Книга Деяний составляет необходимую связь между евангелиями и апостольскими посланиями и изображает исторически явление Церкви в мире и способ ее принятия миром.

Время и место написания. Книга Деяний Апостольских оканчивается сказанием о заключении Павла в узы и беспрепят­ственной, впрочем, при этом деятельности его в Риме, чем заклю­чалось его апостольское течение от средоточного пункта иудейства и Церкви из иудеев до центра язычества и Церкви из язычников; следовательно, книга оканчивается на втором году Павлова заклю­чения (Деян. 28, 30 и дал.), так как о его освобождении или смерти не упоминается. Вероятно, книга в это время и была написана. Думали, правда, что книга Деяний Апостольских не окончена. Но произвол такого предположения очевиден; ибо и Евангелие от Луки оканчивается сходно с окончанием книги Деяний по самой своей форме. Нет причины также полагать, что книга оканчивается на этом именно потому, что в это время написана. Причина сего та, что дело Павлово в мире в то время окончилось, и этим достигнута главная цель писателя — изображение распространения Церкви из Иерусалима до пределов Рима.

Если во время заключения Павла в Риме, там находился и сам Лука (Деян. 28, 13-16. Кол. 4, 24. Филим.24): то небезоснователен вывод Иеронима, что Рим и есть место написания книги Деяний Апостольских. Но так как Лука едва ли все время был там при Павле, то несомненная правильность такого вывода остается еще не решенною.

Труднее, чем самое время написания книги Деяний Апо­стольских, определить время каждого упоминаемого в ней историче­ского события, и хронология книги Деяний представляет много трудностей. — Издавна делались попытки установить ее, и при этом обращали внимание на следующие пункты, как главные и исторически более определенные: побиение камнями Стефана (Деян. 8, 59 и дал.), обращение Павла (9, 1 и дал. ср. гл. 12, 2 и дал. и Гал. 2, 1), смерть Ирода Агриппы (12, 20 и дал.), голод в Палестине. (11, 28 и 12, 25), проконсульство Сергия Павла в Кипре (13, 7), изгнание иудеев из Рима (18, 2), проконсульство Галлиона в Коринфе (18, 12),. прокураторство в Иудее Феликса (23, 24 и 24, 10), а за ним Феста. По этим событиям и устанавливали хронологию книги Деяний Апостольских различно. Все положитель­ные и отрицательные результаты в этом отношении были недавно критически разобраны частью Ангером, частью Визлером. Голослов­ные отрицания новотюбингенской школы пред результатами обоих последних оказываются ничтожными.

Подлинность. Что касается подлинности книги Деяний Апо­стольских, то писатель ее часто указывает на себя, как на спутника Апостола Павла и очевидца (части) событий, им описываемых (16, 10-17; 20, 5-1.5; 21, 1-17; 27, 1-28, 16). С этими указаниями, которые беспристрастная и основательная критика должна призна­вать очевидно принадлежащими самому Луке и на основании их заключать обо всем прочем, согласны и внутренние признаки, заключающиеся в книге Деяний: точное знание описываемого вре­мени и обстоятельств, естественность и истинность характера гово­рящих и действующих лиц, независимость от догматических пре­дубеждений; это же подтверждает и ясный голос исторического предания.

Уже со 2-й половины 2-го века у Иринея, в послании Лионской и Венской Церкви к азийским и фригийским, относящемся ко второй половине 2-го века, у Тертуллиана, у Климента Алекс., в древнем, так называемом Мураториевом каноне, в древнем Сирском Пешито, у Оригена, у самого Евсевия, который прямо считает Деяния Апосто­лов издавна общепризнанным каноническим писанием Луки, и у всех писателей церковных писателем книги Деяний называется Лука (по Филим. 24; Кол. 4, 14; и 2 Тим. 4, 11, верный спутник Павлов) и писание его признается всеми каноническим. Что книга Деяний, приписываемая Луке — сотруднику Павла, а не самому Павлу, с столь раннего времени и бесспорно признана каноническою, это объясняется (кроме самого содержания книги) тем, что первая часть великого труда Луки, — Евангелие признавалось подлинным и ка­ноническим, по преданию об участии в нем Павла. То же значение и потому же, естественно, должно было простираться и на другую часть великого труда Луки — Апостольские Деяния, тем более, что и в этой книге нельзя не заметить Павлова влияния.

Но не со 2-й только половины 2-го века начинает знать Церковь о книге Деяний Апостольских. Еще более ранние намеки и ссылки на нее с большей вероятностью можно находить не только у Тациана, но даже у Иустина, еще яснее у Поликарпа и у Игнатия. Конечно, ранние указания на книгу Деяний Апостольских не вполне опре­делены, и вообще в самые первые времена христианства на нее ссылаются реже и менее определенно, чем на все евангелия и Павловы послания. Но, во-первых, древние указания и на евангелия по большей части — не точные цитаты, а только ссылки. Потом книга деяний, написанная первоначально для частного человека Феофила (Деян. 1, 1), могла в столь короткое время не распрост­раниться повсюду так, как распространены были писания апо­стольские, обращенные к целым христианским обществам. Наконец, и ее содержание, как ни важно и возвышенно само по себе, воз­буждало менее, потребностей чтения ее для христиан. Поэтому и менее, сравнительно с содержанием Евангелий и большей части Павловых посланий, представлялось побуждений цитировать ее в апологетико-догматических сочинениях, каковых наиболее являлось в первохристианское время.

И у книги Деяний Апостольских, как и у всех новозаветных писаний, в древней Церкви были своего рода враги, именно Маркиониты, которые по основным началам своей секты должны были быть против всего того, что говорится в Деяниях Апостольских об отношении иудейства и христианства, о приверженности Павла к иудейскому обряду и т.д., и которые в этом случае вместо того, чтобы искажать книгу, как это было сделано ими с Евангелием от Луки и с Павловыми посланиями, охотнее предпочли более легкое средство — прямо отвергнуть ее. Далее, Манихеи, критика которых была вообще самая произвольная, должны были враждебно относиться к книге Деяний уже вследствие вражды своей к Ветхому Завету. Затем Евионеи весьма естественно стали непримиримыми врагами книги Деяний Апостольских, как непримиримые враги Павлова учения об участии язычников в царстве Мессии по вере и враги самого Павла. Наконец, односторонняя аскетика Севериан делала и их подобным образом противниками Апостола языков и Апостольских Деяний. Отрицание этими противниками подлинности книги Деяний основывалось, очевидно, на их предвзятых дог­матических мнениях и началах, и потому совершенно не имеет силы и значения, точно так же, как и новейшие нападения на нее, воздвигнутые Бауровой школой, опирающейся на предвзятом мнении (ложь которого очевидна из самой книги Деяний) о непримиримой противоположности между Петровым и Павловым направлениями в век апостольский, мнения, на котором основывается все ложное воззрение этой школы.

Если, кроме того, и еще некоторые критики нового времени, как de Wette и другие, выставляют внутренние основания для сомнения в подлинности книги Деяний Апостольских; то односто­ронняя субъективность их воззрений видна с первого взгляда. Чу­десность, необходимая по божественному устроению в истории основания и открытия такого учреждения, какова христианская Церковь (единственная в мире и по существу своему стоящая выше мира), и при сверхъестественном так естественная таинственность, для этих противников кажется в рассказе книги Деяний мифом или неопределенным и неустановившимся народным сказанием, которое по самой чудесности (будто бы) подозрительно, невероятно и несовместно с мнением о подлинности книги. Экзегетические трудности при этом без дальних рассуждений объявляются за не­правильные указания, исторические трудности — за исторические неточности, и при этом нисколько не обращается внимание на то, почему только в первохристианской исторической письменности не может быть того, что есть в каждой древней исторической записи? Кратким и менее подробным повествованием эти противники не довольствуются и, между прочим, объявляют и такую претензию на Луку, что он мог бы обо всем повествовать обстоятельно, что от него можно бы ожидать таких же точных специальных сведений о жизни Павловой, как от самого Павла в его посланиях и т.д. и т.д. Верх же всей аргументации, — это ссылка на предисловие к Евангелию от Луки (1, 1), по которому сам Лука основывается на свидетельстве других очевидцев и о себе говорит (будто) только, как об исследователе и списателе всего того, что передано другими. Но вся эта враждебная аргументация, как она ни самоуверенна, однако же основывается единственно и всецело на произвольном экзегезе. Этим субъективным мудрованиям всегда будет кстати противопоставить другого рода выводы самой новотюбингенской школы. Недавно в ней же самой доказывалось, на основании внут­ренних признаков, что книга Деяний Апостольских есть труд одного писателя, и не только это, но даже и то, что писатель Деяний Апостольских есть и 3-го Евангелия. При этом, конечно, сообразно всему воззрению школы, происхождение книги (как труд какого-то приверженца Павлова из Римской церкви) отнесено к первой половине 2-го века. Последователи школы путаются сами во всех этих доводах, основаниях и результатах и разногласят сами с собою. (Введение в Новозаветные книги Свящ. Писания, Герике. Перев. с нем. под редакцией Архим. Михаила. Ч. 1, стр. 205-208, 212 — 217). (к началу)

 

Надписание.

Прот. Полотебнова.

Деяния Святых Апостолов. — Глубокая древность этого написания книги несомненна; еще учители Церкви второй половины второго века и начала третьего — Ориген, Тертуллиан и св. Ириней нередко упоминали о нем в творениях своих (Tishendorfs App. 1870). Между тем, указаний на происхождение этого надписания от самого писателя книги «Деяний» не было, или не сохранилось в памятниках древле-отеческих; как и вообще нет возможности утвердительно говорить о происхождении всех заглавий в Новом Завете от самих Богодухновенных писателей, за исклю­чением только слова ε?αγγ?λιον в надписях Евангелий. Должно думать, что обязательное навсегда надписание «Деяния Святых Апостолов» единодушно положено было Церковью первых веков, и именно в то время, когда представители Церкви, побуждаемые необходимостью защиты Священных писаний против развившихся уже ересей, заботились о собрании в один состав и повсюду одно­образном каноническом сохранении апостольских писаний; — время св. Иринея Лионского, Оригена и Тертуллиана. Книга, так озаглав­ленная в священном каноне нашем, составляет рассказ или рас­сказы о том, что сделали апостолы, чтобы образовать и утвердить Церковь христианскую, — составляет, следовательно, книгу о деяниях (πρ?ξεις, Acta) апостолов святых. Однако достойно приме­чания, что это повествование содержит в себе только деяния Петра и Павла преимущественно. Имена прочих св. Апостолов встречаются иногда в книге Деяний; но ни об их трудах вне Иудеи, ни о смерти их, исключая апостола Иакова (Деян.12,2) ничего не повествует священный историк. — Апостол Петр получил назначение отворить двери церкви Христовой всем вообще — иудеям и язычникам (См. Матф. 16, 18, 19), апостол же Павел избран был благовествовать об Иисусе Христе преимущественно в среде мира языческого и нести Евангелие Господа нашего во все концы вселенной. Эти два великие  из  апостолов  Христовых  трудились с большею  славою, нежели другие при создании единой Церкви вселенской. Поэтому-то Духу Святому и благоугодно было начертать повествование о де­яниях собственно этих великих столпов Церкви Христовой (Галат.2, 9), «преимущественно же о деяниях Павла,  более всех пот­рудившегося» (Златоуст), и оставить эту историю памяти и научению всей церкви на все века, в священном новозаветном каноне нашем. При этом же св. Лука, излагая историю Петра и Павла, можно сказать, передает потомству образ и характер деятельности всех апостолов — учения и деяния — находились естественно в полной зависимости от деяний представителей апостолов, избранных на то Господом Самим. (Общедоступное истолков. Чтение на кн. Деяний св. Апостолов. Вып. 1, стр. 1-3). (к началу)

 

О том же.

Св. Златоуста.

Надписание книги Деяния Апостолов не кажется ли ясным, известным и очевидным для всех? Но вникните хорошенько в слова и вы увидите, какая глубина в этом надписании. Ибо для чего не сказано: Чудеса Апостолов? Для чего не надписана книга: знамения Апостолов, или силы и чудотворения Апостолов, но Деяния Апо­столов? Ибо не одно и то же, деяния и знамения, не одно и то же, деяния и чудеса; между теми и другими большая разность. Деяние есть дело собственного усердия, а чудо есть дар Божественной благодати. Видишь ли, какое расстояние между деяниями и чуде­сами? Деяние есть плод собственных трудов, а чудо есть явление Божественной щедрости; деяние начало свое получает от нашего намерения, чудо источником своим имеет благодать Божию; пос­леднее   есть   дело   небесной   помощи,   а   первое — человеческого произволения.  Деяние слагается из  того и другого, — из  нашего тщания и из Божественной благодати; а чудо являет одну только небесную благодать, и нисколько не нуждается в наших трудах. К деяниям относится быть кротким, целомудренным, умеренным, обуз­дывать гнев, побеждать похоть, подавать милостыню, являть человеколюбие, подвизаться во всякой добродетели. Вот в чем состоит деяние, и труд и пот наш. А чудо состоит в том, чтобы прогонять бесов, отверзать очи слепым, очищать тела прокаженных, стягивать расслабленные члены, воскрешать мертвых, и другое подобное сему совершать сверхъестественно. Видишь ли, какое расстояние между деяниями и чудесами, жизнию и знамениями, нашим тщанием и Божиею Благодатию!

Доброе поведение одно само по себе может спасти тех, которые имеют его. По сей-то причине блаженный, доблестный и чудный Лука надписал книгу свою: деяния Апостолов, а не: чудеса Апо­столов. Хотя Апостолы и чудеса творили, но чудеса имели свое время, и прекратились; деяния же во всякое время должны являть в себе все, желающие получить спасение. Итак, поелику к нашему соревнованию предполагаются не чудеса, а деяния Апостолов, то Лука так и надписал свою книгу. Ибо, что бы ты ни сказал, или лучше, что бы ни сказали ленивые, когда мы убеждаем их подражать Апостолам, и говорим: подражай Петру, поревнуй Павлу, поступай подобно Иоанну, последуй Иакову; чтобы они не сказали: «Не можем, нет у нас сил таких; Апостолы мертвых воскрешали, про­каженных очищали», — обуздывая такое бесстыдное оправдание, умолкни, говорит, онемей: не чудеса, а добрая жизнь вводит в царствие небесное. Итак, поревнуй жизни Апостолов, и ты будешь иметь — нисколько не менее Апостолов: ибо не чудеса сделали их Апостолами, но чистая жизнь. (Христ. Чт. 1846. П., стр. 175-177. 181-182).

 

Обозрение книги Деяний св. Апостолов в порядке глав,

составленное по руководству Св. Афанасия Александрийского.

Так называется сия книга, потому что содержит деяния Апо­столов. Повествует об оных Лука Евангелист, который и написал сию книгу. Он путешествовал вместе с другими Апостолами, — и особенно с Павлом, — и изложил в сей книге события, о которых имел точные сведения. Содержится в ней следующее:

Гл.I. Иисус Христос, собрав Своих Апостолов на гору Масличную, повелевает им ждать в Иерусалиме ниспослания обе­щанного Им Св. Духа, при помощи Которого они должны свиде­тельствовать о Нем и в отдаленнейших странах земли. По вознесении Иисуса Христа, Апостолы от двух Ангелов получают повеление возвратиться в Иерусалим и ожидать второго пришествия Его. Они возвращаются и непрестанно пребывают в молитве. Имена их суть следующие: первый — Симон, иначе Петр, потом Иаков, сын Зеведеев, Иоанн, брат его, Андрей, брат Петра, Филипп, Фома, Варфоломей, Матфей, Иаков Алфеев, Симон Зилот, Иуда Иаковлев, он же и Фаддей, Иуда Искариот и предатель Господа.

Гл.II. Апостолы, исполнившись Св. Духа, начали говорить на разных языках, — чем в одних возбуждают удивление, а в других — насмешки над собою. Петр, в опровержение последних, доказывает, что Апостолы говорят таким образом по действию Св. Духа, что Иисус воскрес из мертвых, вознесся на небо, излил Св. Духа, и есть Мессия, — Муж, о Котором свидетельствовал Бог посредством Его действий, чудес и знамений и Который был распят не без Его совета и предведения. После сей проповеди Петр крестит великое число обращенных, которые потом живут благочестиво и в любви. Апостолы совершают многие чудеса, — и Бог ежедневно умножает Свою церковь.

Гл.III. Петр и Иоанн, идя во храм, встречают хромого и исцеляют его; Петр объявляет, что сие исцеление совершено не силою его или Иоанна, но силою Бога и Сына Его Иисуса Христа, через веру в Него; укоряя Иудеев за распятие Иисуса, он убеждает их, — раскаянием и верою испрашивать себе прощение грехов и спасения.

Гл.IV. Начальники Иудейские, раздраженные речью Петра, которою обратил он около 5000 людей, заключают его вместе с Иоанном в темницу. Потом, когда Петр смело утверждал, что хромой исцелен именем Иисуса, и что через Одного Иисуса можно получить вечное спасение, они навсегда запрещают ему и Иоанну проповедовать о сем имени и, пригрозив, отпускают их. По сему случаю верные прибегают к молитве, — и Бог сотрясением места, где они собрались, показывает, что их молитва услышана: все они исполняются Св. Духа и связуются взаимною любовью.

Гл.V. Анания и Сапфира, за свое лицемерие, по обличению от Петра, падают мертвыми; прочие Апостолы также совершают чудеса, — и число опять верующих возрастает. Апостолов берут под стражу; но Ангел освобождает их и повелевает им проповедовать везде открыто. После совокупной проповеди во храме Апостолы подвергаются опасности быть убитыми; но по содействию Гамалиила отпускаются живыми, приняв впрочем поругание, за которое они прославляют Бога и не перестают проповедовать каждый день.

Гл.VI. Апостолы поставляют семь диаконов, которых имена суть: Стефан, Филипп, Прохор, Никанор, Тимон, Пармен и Нико­лай. Стефан, муж исполненный веры и силы творить чудеса, был схвачен теми, которых он своею речью привел в смущение, и ложно обвинен в хуле на закон и храм.

Гл.VII. Стефан говорит защитительную речь: перечисляет в ней Патриархов, выставляя некоторые события в их жизни; пове­ствует о Моисее, замечая между прочим, что сей-то Моисей пред­сказывал о Христе, и что скиния была сделана по образцу, виденному Моисеем; укоряет Иудеев в упорстве и убиении Христа: за что они побивают его камнями. Стефан умирает с молитвою за врагов.

Гл.VIII. Великое гонение на церковь в Иерусалиме. Филипп своими чудесами насаждает церковь в Самарии, где между многими обращает Симона волхва; сюда приходят Петр и Иоанн, — и после молитвы, через возложение рук, низводят на верующих Св. Духа. Симон хочет купить у них сию власть; Петр сильно обличает и увещевает его покаяться; вместе с Иоанном, проповедав слово Господне, возвращается в Иерусалим. Ангел посылает Филиппа на дорогу из Иерусалима в Газу; Филипп встречает здесь евнуха Ефиопской царицы, научает и крестит его.

Гл.IX. Савл на пути в Дамаск повержен на землю и ослеплен; Анания возвращает ему зрение и крестит его; Савл проповедует Христа. Иудеи хотят убить Савла, но он избегает сей опасности, Петр в Лидде исцеляет Энея, в Иоппии воскрешает Тавифу.

Гл.X. Корнилий, человек Богобоязненный, по повелению Ангела, посылает в Иоппию за Петром; сей видит видение и по внушению Духа отправляется к Корнилию. Еще во время проповеди Петровой в доме Корнилия Св. Дух нисходит на слушающих — и они крестятся.

Гл.XI. Петр, обвиняемый за сообщение с язычниками, защища­ется. Евангелие распространено по Финикии, Кипру и Антиохии. Варнава посылается в Антиохию для утверждения верующих; сии посылают пособие братиям в Иудею во время голода.

Гл.XII. Царь Ирод гонит христиан, убивает Иакова и заключает в темницу Петра, но Ангел, по молитве церкви, освобождает его; а Ирод, в своей гордости принимая божескую честь от народа, пора­жается Ангелом и, изъеденный червями, умирает. Слово Божие растет.

Гл.XIII. Павел и Варнава избраны для проповеди язычникам. Сергий Павел и Елима волхв. Апостол Павел проповедует в Антиохии. Язычники веруют, но Иудеи упорствуют; посему Павел и Варнава обращаются к язычникам: из сих многие веруют.

Гл.XIV. Павла и Варнаву преследуют в Иконии. В Листре Павел исцеляет хромого, за что его и Варнаву почитают богами. Павла бьют камнями и выносят за город. На возвратном пути Павел и Варнава посещают различные церкви; возвратившись в Антиохию, они приносят пособие — своим братиям.

Гл.XV. Возникает сомнение об обрезании; Апостолы составляют собор и свое определение посылают по церквам. Возникает несогласие между Павлом и Варнавою, — и они отправляются на проповедь порознь.

Гл.XVI.          Павел, по обрезании Тимофея, побуждаемый Духом, посещает различные страны: в Филиппах обращает Лидию; изгоняет из служанки духа прорицательного, — за что его и Силу, его спутника, бьют и заключают в темницу; во время их молитвы двери темницы отворяются; обращается темничный страж; Апостолы освобождаются.

Гл.XVII. Павел и Сила проповедуют в Фессалонике, где одни обращаются, а другие преследуют их; проповедуют в Верии; Павел приходит в Афины, благовествует здесь и многих обращает.

Гл.XVIII. Павел проповедует в Коринфе; Господь ободряет его в видении; обвиняемый пред Галлионом проконсулом, Павел отпу­скается, — и достигает Ефеса; посещает различные города и утвер­ждает учеников. Аполлос, наставленный Акилою и Прискиллою, успешно проповедует.

Гл.XIX. Руками Павла низводится на верующих в Ефесе Св. Дух. Иудеи порицают учение Господне; Павел творит чудеса. Иудейские заклинатели, избитые злым духом. Сожжение волшебных книг. Димитрий серебренник производит возмущение против Павла, которое наконец укрощено одним городским книжником.

Гл.XX. Павел приходит в Македонию; совершает Господню вечерю, проповедует до полуночи, воскрешает Евтиха. Призывает в Милите пресвитеров Ефесских, сказывает им, что в Иерусалиме ожидают его узы и бедствия, поручает им паству Христову, пре­достерегает их от лжеучителей, поручает их Богу, молится с ними и потом отправляется в путь.

Гл.XXI. Павла убеждают не ходить в Иерусалим, но безуспешно. Дочери Филиппа, пророчествующие. Павел приходит в Иерусалим; здесь схватывают его и хотят убить, но тысяченачальник полка освобождает Павла, — и сей говорит к народу.

Гл.XXII. Говорит о своем обращении и призвании к апостоль­ству. Лишь только начинает говорить о язычниках, народ поднимает крик; Павла хотят истязывать, но, как Римского гражданина, остав­ляют.

Гл.XXIII. Первосвященник Анания велит бить Павла по устам; между его обвинителями возникает распря; Господь ободряет Павла. Иудеи принимают решительное намерение убить Павла; о сем узнает тысяченачальник и препровождает его к правителю Феликсу. Гл. XXIV. Павла, обвиняемого Тертуллом, спрашивают о его жизни и учении; Павел проповедует Христа правителю и жене его; правитель надеется получить от него денег, но тщетно; уволенный от своей должности, он оставляет Павла во узах.

Гл.XXV. Иудеи обвиняют Павла пред Фестом; тот защищается и просит суда Кесарева. Фест объявляет о его деле царю Агриппе. Павел пред Агриппою; Фест объявляет его невинным.

Гл.XXVI. Павел в присутствии Агриппы рассказывает свою жизнь с самого детства, свое обращение и призвание к апостольству; Фест называет его сумасшедшим; Павел отвечает ему с христианским смирением. Агриппа почти обращается; все собрание объявляет Павла невинным.

Гл.XXVII. Павел, отправляясь в Рим на корабле, предсказывает об опасности на пути; но ему не верят. Корабль носится бурею, потом садится на мель; но все достигают земли и спасаются.

Гл.XXVIII. Павел дружелюбно принят иноплеменниками. Ехидна не причиняет ему вреда. Он исцелят многих больных на острове; пребывает в Рим; объявляет иудеям о причине своего прибытия и проповедует; одни убеждаются, но другие не веруют; Павел проповедует здесь в продолжение двух лет. (Христ. Чт. 1842 г. ч. 1, стр. 83).

 

Обозрение книги Деяний Св. Апостолов в хронологическом

порядке.

33г. по Р.Х.

В  сороковой  день  по  воскресении Христос возводит  Своих учеников на гору Елеонскую, заповедует им ждать в Иерусалиме нисшествия Св. Духа.  (Деян. 1).

Посылает их учить и крестить все народы, и благословляет их; зрящим же им, возносится на небо, и облак скрывает Его от очию их. По вознесении Его, два Ангела являются Апостолам, возвещая о втором пришествии Христовом. Апостолы возвращаются в Иеру­салим, и, упражняясь в молитве, избирают Матфия во Апостола на место Иуды (Матф. XXVIII).

В день Пятидесятницы Дух Св. нисходит на Апостолов в виде огненных языков, и Апостолы получают дар говорить на всех языках. Петр, в тот же день, проповедует Христа и воскресение, и около 3000 верующих приобщает к Церкви (Деян. II).

Петр именем Господа Иисуса исцеляет хромого (Деян. III).

Правители Иудейские, досадуя на Симона Петра за то, что он чудесным образом исцелил хромого, заключают его и Иоанна в темницу. На хитрые допросы Иудеев об этом деле Апостолы твердо и решительно свидетельствуют, что именно именем Иисуса исцелили больного, и что Тем же Иисусом мы должны получить вечное спасение. Иудеи после сего запрещают им проповедовать более это имя; но Апостолы отвечают, что они должны повиноваться Богу, паче, нежели людям. Слышат угрозы и отпускаются (Деян. IV).

Анания и Сапфира за свое лицемерие, поражаются внезапно смертью. (Деян. V, 1).

Апостолы снова заключаются в темницу Первосвященником; но Ангел освобождает их и завещает проповедовать Евангелие без страха. Будучи схвачены снова, во время проповеди в храме, Апо­столы представлены пред сонмище Иудейское; но по совету Гамалиила, учителя закона, получают свободу (ст. 17).

34г. по Р.Х.

Число верующих более и более умножается в Иерусалиме; Апостолы поставляют семь Диаконов, которые должны разделять вдовам и бедным братиям милостыню, приносимую от всей Церкви (Деян, VI).

Стефан, один из числа диаконов, за то, что посрамил состя­завшихся с ним, ложно обвиняется ими в богохульстве и представ­ляется пред сонмище жидовское, где он укоряет Иудеев в их беззаконном восстании и убийстве И. Христа. За это они извлекают его из града и побивают камнями; между тем он молится за своих убийц (Деян. VII).

После смерти сего первого мученика Стефана, воздвигается великое гонение на Церковь Божию в Иерусалиме (Деян. VIII).

Филипп, один из семи диаконов, проповедует в Самарии и обращает многих, творя чудеса и исцеляя больных (Деян, VIII, 5).

Симон волхв, видя чудеса, которые творит Филипп, верует и крестится.

Апостолы в Иерусалиме, услышав, что Самария уверовала, посы­лают туда Петра и Иоанна утвердить и распространить Церковь. Апостолы, посредством молитвы и возложения рук, сообщают всем верующим Духа Святого (Деян, VIII, 14).

Симон волхв предлагает Апостолам серебро, чтобы получить власть сообщать Духа, за какое нечестие жестоко укоряется Петром. Исполнив служение свое в сей стране, Апостолы возвращаются в Иерусалим.

Ангел посылает Филиппа научить и крестить Ефиопского евнуха (ст. 27).

35г. по Р.Х.  

Савл, страшный гонитель всех призывающих имя Иисусово, один из соучастников в смерти Стефана, идет теперь в Дамаск, с поручением от Первосвященника и всего собора жидовского, схватить всех Христиан, находившихся в сих странах, и пред­ставить их связанными в Иерусалим. Но на пути чудесно обращается гласом с неба и верует в Иисуса. Спустя три дня принимает крещение от Анании, в Дамаске, и здесь же проповедует Евангелие Христово с большим дерзновением, к изумлению тех, которые знали, с каким намерением он послан был и шел в Дамаск (Деян. IX, 1).

38 г. по Р.Х.

Савл, проповедует долгое время в Дамаске; иудеи хотят убить его; но он удаляется отсюда и приходит в Иерусалим, где видится с Петром и Иаковом, братом Господним, у которого проживает пятнадцать дней. Здесь он дерзновенно проповедует во имя Иисуса и состязается с еллинами, или лучше, с иудеями, которые говорили еллинским языком. Сии совещаются, как бы убить его (ст. 23. 2 Кор. XI, 32. Гал. I, 28).

Но однажды, когда Савл, молясь во храме, пришел в восторг, ему является Сам Господь и повелевает удалиться из Иерусалима, потому что иудеи не примут свидетельства его. Спаситель объявляет, что лучше пошлет его к язычникам (Деян. XXII,  17).

Оставляя Иерусалим, Савл идет в свою отечественную землю — Тарс, а оттуда отправляется в Сирию и Киликию (Деян. IX, 30).

Петр посещает церкви Божий в Иудее, Галилее и Самарии и проч. В Лидде он исцеляет Энея, а в Иоппии воскрешает Тавифу (ст. 32-36).

41г. по Р.Х.

В Кесарии, Корнилий Сотник молитвою и милостынею приобре­тает себе благоволение у Бога и получает повеление от Ангела, послать за Петром в Иоппию; между тем Петра Бог, посредством видения, научает не гнушаться язычниками. По зову Корнилия, Петр идет и проповедует Христа ему и всем, находившимся в доме его. Во время проповеди Дух Св. нисходит на всех, слушающих Петра, и Апостол тотчас крестит их (Деян. X).

Петр, по возвращении своем в Иерусалим, укоряется христиа­нами из Иудеев за обращение с язычниками, но он объявляет им о своем видении, равно как и о всем, что касается до Корнилия. Они прославляют Бога за то, что Он им дал покаяние к жизни (Деян.XI).

Верующие, которые, после мученической смерти Стефана и после гонения на Церковь, за тем следовавшего, рассеялись по всей Финикии и Кипру, приходят теперь в Антиохию и возвещают Евангелие грекам, проповедуя его до сих пор только одним иудеям. Церковь в Иерусалиме, узнавши о сем и услышав, что число верующих быстро возрастает, посылает туда Варнаву, — утвердить их в вере. Варнава идет в Таре, берет себе в спутники Савла и, достигнув Антиохии, пребывает с ним целый год, многих обращая к вере. Здесь ученики в первый раз стали называться Христианами.

44 г. по Р.Х.  

Около сего времени, Иаков, брат Иоанна, обезглавливается, по повелению Ирода Агриппы. Сей последний заключает в темницу и Петра; но Ангел освобождает его, по молитве Церкви. Этот же Ирод, спустя несколько времени, говорит речь к народу в Кесарии, который возглашает: глас Божий, а не человечь, и тотчас после сей речи внезапно поражается Ангелом Божиим, зане не даде славы Богу: — он изъедается червями и умирает (Деян. XII).

45 г. по Р.Х.

Варнава и Савл проповедь Евангельскую простирают далее: насаждают веру Христианскую в Селевкии, Кипре и других местах. В Пафосе проповедуют Евангелие Сергию Павлу, правителю сей страны. Элима волхв, старавшийся отклонить Сергия от принятия сей веры, поражается от Савла слепотою. С сего времени Савл начинает постоянно называться новым именем — Павел. Он пропо­ведует в Антиохии: язычники веруют, но иудеи противятся и хулят. Посему он, вместе со своими спутниками, обращается к язычникам, и идет в Иконию (Деян. XIII).

46г. по Р.Х.

В Иконии воздвигают гонение на них и хотят побить их камнями; они удаляются отсюда в Листру и Дервию, города Ликаонские. В Листре после чуда, совершенного Павлом, народ принимает их за богов, Варнаву называет Юпитером, а Павла — Меркурием, и хочет принести им жертвы; но Апостолы останавливают их и уверяют; что они подобострастные им человеки. Скоро после того приходят из Антиохии и Иконии иудеи, которые возмущают против них народ. Разъяренная чернь побивает Павла камнями и извлекает его вне града, мняще уже умерша. Но пока около него еще стоят его ученики, он восстает и в следующий день отправляется с Варнавою в Дервию (Деян. XIV).

В этот год, может быть, или около этого самого времени, Павел был восхищен до третьего неба и слышал неизреченные глаголы; — за четырнадцать лет прежде того, как он писал свое второе послание к Коринфянам (2 Кор. XII, 2).

Около этого времени, будучи еще отроком, Тимофей, с матерью своею Евникиею и бабкою Лоидою, принимают христианскую веру, проповедуемую Павлом (2 Тим. 1, 2-5).

52г. по Р.Х.

Некоторые иудействующие христиане приходят из Иудеи в Антиохию и учат, что язычники должны обрезаться и соблюдать закон Моисеев. Павел и Варнава противостоят им. Прение решает Собор, состоявший из Апостолов и прочих старцев, в Иерусалиме. Определения Собора посылаются Церквам (Деян. XV).

53г. по Р.Х.

Павел и Варнава думают посетить Церкви вместе; но, по случаю несогласия, возникшего между ними, разлучаются: Варнава с Мар­ком отправляются в Кипр, а  Павел с Силою — в Сирию и Киликию (Деян. XV, 36).

Пришедши в Дервию, Павел находит там Тимофея, обрезывает его, потому что отец его был язычник, а мать — иудеянка, и берет с собою в дальнейший путь (Деян. XVI).

В откровении он получает повеление идти в Македонию; и, пришедши в Филиппы, главный город сей страны, обращает Лидию; изгоняет из некоторой служанки духа пытливого, за что господин ее, получавший от того значительные выгоды, представляет Павла и Силу правителям на суд. Сии осуждают их на заключение в темницу; но в полночь, когда Павел и Сила пели псалмы, двери темничные отворились и узы их спали. Темничный страж, который готов был убить себя, верует, и в ту же ночь крестится со всем своим семейством. В последний день правители сами приходят к Апостолам и просят их удалиться из города.

54г. по Р.Х.

Из Филипп Павел совершает свое путешествие через Амфиполь и Аполлонию и достигает Фессалоники, где находит синагогу Иудей­скую, и проповедует три дня субботних; здесь некоторые веруют, другие преследуют его. Оставив Фессалонику, идет в Берию и скоро после сего приходит в Афины; рассуждает с философами и проповедует им Того неведомого Бога·, Которому они, не зная Его, поклонялись. Обращает здесь Дионисия Ареопагита и отправляется в Коринф (Деян. XVII).

55 г. по Р.Х.

В Коринфе Павел встречается с Акилою и Прискиллою, которые незадолго пред тем изгнаны из Рима по определению Клавдия. Живет тут год и шесть месяцев и пишет отсюда послание к Фессалоникийцам (Деян. XVIII).

Иудеи   приводят   Павла   пред   Галлиона,   Проконсула  Ахаии, обвиняя его в нарушении закона;  Проконсул отказывается быть судьею в делах, относящихся до веры, и прогоняет их от судейского места (ст. 12-16).

56 г. по Р.Х.

Из Коринфа Павел приходит в Ефес; отсюда отправляется в Иерусалим, чтобы побывать на празднике; высаживается в Кесарии, ниспускается в Антиохии и приходит в области Галатии и Фригии, утверждая во всех сих местах учеников.

57 г. по Р.Х.

Павел возвращается в Ефес, ежедневно состязается в школе некоторого тирана и продолжает проповедовать здесь и во всех окрестных местах (Деян. XIX).

58 г. по Р.Х.      

Пишет свое послание к Галатам.

60 г. по Р.Х.

В Ефесе Димитрий, среброковач, получая от сего делания довольство к житию не мало, производит возмущение против Павла, которое утишается книжником (Деян. XIX).

Около этого времени происходит разделение в Церкви Коринфской, которое заставляет Павла, в Ефесе, или близ него, писать свое первое послание к Коринфянам (1 Кор. 1. 11. XVI, 8).

Из Ефеса Павел приходит в Македонию и собирает милостыню для вспомоществования святым в Иерусалиме (Деян. XX. 2 Кор. VIII, 1, 2, 6, 19).

Узнавши от Тита об успехе своего первого послания, Павел пишет теперь второе к Коринфянам. Из Македонии он отправляется в Грецию и приходит в Коринф, откуда пишет свое послание к Римлянам (1 Кор. XVI, 5).

Намереваясь прямо отсюда отправиться в Сирию, чтобы пред­ставить собранную милостыню в Иерусалим, Павел между тем узнает о наветах на него иудеев и потому находит нужным воз­вратиться в Македонию тем же путем, которым пришел, а оттуда отправиться в Азию (Деян. XX. 3, 4).

После дней опресночных, Павел садится на корабль в Филиппах и приходит в Троаду, где воскрешает Евтиха. Прошедши различные страны Греции, он достигает Милита, куда призывает пресвитеров Церкви Ёфесской; трогательно убеждает ревностно совершать свое служение (Деян. XX, 6).

Павел приходит в Иерусалим; его схватывают во храме, но тысячник спиры спасает его. Пользуясь правом Римского граж­данина, он избегает телесного наказания (Деян. XXI).

Павел защищает свое дело пред Ананиею Первосвященником. Начальник Римской стражи, узнав, что более сорока иудеев покля­лись не прикасаться к пище и питию, пока не убьют Павла, отсылает его к Феликсу, правителю области, который заключает Павла в темницу в Кесарии (Деян. XXII, XXIII).

62г. по Р.Х.

Павел обвиняется пред Феликсом от Тертулла оратора; Феликс выходит из своей должности, но в угодность иудеям, оставляет Павла в темнице. Ему наследует в правлении Порций Φест (Деян. XXVI).

Иудеи приходят в Кесарию и обвиняют Павла пред Фестом. Он отвечает за себя и требует суда Кесарева. Агриппа приходит в Кесарию и Фест открывает ему дело (Деян. XXV).

63 г. по Р.Х.

Павел защищается в присутствии Агриппы, который почти готов сделаться Христианином, и все собрание объявляет его невинным (Деян. XXVI).

Павел приходит в Рим и, будучи узником, проповедует там два года. (Деян. XXVIII).

Здесь оканчивается история деяний Апостольских, описанных Лукою, возлюбленным спутником Павла (Христ. Чт. 1842 г. ч. I, стр. 279).

 

Поучительные уроки из книги Деяний Апостольских.

Благочестивый читатель книги Деяний св. Апостолов без труда может найти в ней много поучительных уроков как для укрепления своей веры, так и для назидания себя в святой жизни по вере. Представим некоторые, более общие из сих уроков.

1) Книга Деяний Апостольских представляет нам опытное до­казательство непреложности обетования Господа и Спасителя нашего о Церкви Своей: созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей (Матф. 16, 18), и: се Аз с вами во вся дни до скончания века (Матф. 28, 20), давая видеть непреоборимое Божественное со­действие к ее поддержанию и распространению. И действительно, судя по естественному ходу вещей, можно ли было ожидать, что значительное число бедных, бесславных, неизвестных по своему роду и происхождению и бессильных по своему положению в свете рыбарей, своею проповедью ниспровергли идолов, пред которыми с благоговением преклонялись все, и мудрецы, и невежды! Кто мог думать, чтобы Апостолы, проповедуя Христа распята, Иудеем соблазн, Еллином же безумие (1 Кор. 1, 23), обратили к вере в Сего Распятого тех и других? И притом — при каких неисчислимых препятствиях? Проповедники как сами терпели беды в реках, беды от разбойник, беды от сродник, беды от язык, беды во градех, беды в пустыни, беды в мори, беды во лжебратии (2 Кор. 11, 26), так и последователям своим предрекали в настоящей жизни скорби и напасти (Деян. 14, 22. 2 Тим. 3. 12). — Но для проповеди Апостолов как бы вовсе не существовало сих препятствий. Сами проповедники терпят во все дни гонения и напасти, злостраждут даже до уз, яко злодеи: но слова Божие не вяжется (2 Тим. 2, 9), как говорит один из них. Даже более. — Промысел Божий самые беды и напасти, гонения и преследования их обращает в средства к большему тор­жеству Евангелия, делает то, что самые узы их паче во успех благовествования приходят (Филип. 1, 12). Не ясно ли подтвер­ждается сим та непреложная истина, которую высказал еще беспристрастный иудеянин Гамалиил, что не от человек совет сей или дело сие; но от Бога; а потому все, противоборствовавшие ему, не могли разорить его (Деян. 5, 38-39).

2) Не менее поучительно и отрадно для верующего остановить внимание на образе жизни христиан первенствующей Церкви. — Кратко и, большей частью, как бы мимоходом замечает святой писатель черты из жизни первых верующих; но и сих кратких указаний достаточно для того, чтобы, с одной стороны, видеть в этом опытное доказательство той отрадной истины, что во Христе Иисусе, мы врази бывшие, примирихомся Богу смертию Сына Его (Рим. 5, 10), и вся нам Божественныя силы Его, яже к животу и благочестию, подана (2 Петр. 1, 3), а с другой, — чтобы после­дующим христианам видеть в сих чертах образцы для своей жизни. — И действительно, что представляет нам история современного Апо­столам мира? Рим был в то время средоточием почти всего, изве­стного тогда мира; а что было в самом Риме, видим отчасти из первой главы послания св. Апостола Павла к Римлянам. Это было в полном смысле царство князя тьмы и злобы, в котором все, — одни более, другие менее, — были отчуждены от жизни Божией (Еф. 4, 18), жили без Бога, упования не имуще (2, 12), живи уловлени от князя власти воздушныя в свою его волю (2 Тим. 2, 26). Но в христианах первенствующей Церкви мы видим царство сынов Божиих среди растленного грехами мира. Самые высокие нравственные совершенства, о которых и не гадали языческие муд­рецы, делаются обыкновенными явлениями среди сего общества святых и богоугодных людей. — Благочестивый читатель может найти для себя в жизни первых христиан достоподражаемые образцы во всех добродетелях. Нужно ли поучиться терпению среди скорбей и бедствий, неизбежных в настоящей жизни? Первенствующие христиане, несмотря на ежедневные гонения и опасности за самую жизнь, приимаху пищу в радости и в простоте сердца, хваляще Бога. Чем же утешали и воодушевляли себя они? Благочестием, которое, по слову св. Апостола, на все полезно есть (1 Тим. 4, 3), — тем, что бяху терпяще во учении Апостол, и во общении, и в преломлении хлеба, и в молитвах (Деян.1, 14. 2, 42, 46). Нужно ли поучиться искренней, братской любви ко всем, даже ко врагам? Тогда народу веровавшему бе сердце и душа едина (Деян.4, 32); Господи, не постави им греха сего, возопи гласом велиим Стефан, избиваемый камнями от иудеев (7, 60). Хочет ли кто поучиться благотворительности нуждающимся братиям своим? Тогда не бяше нищ ни един в них: елицы бо господие селом или домовом бяху продающе приношаху цены продаемых, и полагаху при ногах Апостол: даяшеся же коемужду, его же аще кто требоваше (4, 34-37. 2, 44, 45); тогда о Христе Иисусе не делали различия между нуждающимися братиями, но и еллины, поелику кто имеяше что, посылали кийждо их на службу живущим во Иудеи братиям (11, 29, 30)...

3) Для пастырей и учителей христианских книга Деяний Апо­стольских драгоценна во многих отношениях. В ней видим мы образец церковного благочиния и управления Церковью, первона­чальное, учреждение Церковной Иерархии, пример и основание соборов в Церкви для решения спорных предметов веры и весь круг обязанностей предстоятелей и пастырей Церкви. Преимуще­ственно замечательна в сем отношении последняя прощальная беседа св. Апостола Павла с пастырями Ефесской Церкви. При всей крат­кости сей беседы (Деян.20, 18-35), в ней содержатся все суще­ственные обязанности пастыря церкви, и истинный пастырь из нее одной может научится, како подобает ему в дому Божий жити, яже есть Церковь Бога жива (1 Тим. 3, 15) и право правити слово истины (2 Тим. 2, 15), тем более, что вся история Деяний Апостольских представляет ему живые достоподражаемые образцы, како подобает ему единому комуждо отвещавати (Кол. 4, 6). В примере самих Апостолов он без труда увидит, как должно ему немощи немощных носити и не себе угождати, как вразумлять духом кротости заблуждающихся по неведению и неопытности, и как обличать с силой и властью упорных противников истины, как обращать неверующих к истинной вере и как утверждать колеб­лющихся в вере, словом: как всем быть вся, да всяко некия спасет (1 Кор. 9, 22), о всем, по примеру св. Апостолов, сам себе подавая образ добрых дел (Тит. 2, 7) верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою (1 Тим. 4, 12). (Воскр. Чт. XV, 87).

 

О книге Деяний св. Апостолов.

Св. Отца нашего Иоанна Златоустого.

Многие не знают даже и того, что эта книга существует, (не знают) ни самой книги, ни того, кто ее написал и составил. Посему-то в особенности я и рассудил заняться этим сочинением, дабы и научить незнающих, и не допустить, чтобы такое сокровище таилось и оставалось в неизвестности. Эта книга может принести нам пользы не меньше самого Евангелия: такого она исполнена любомудрия, такой чистоты догматов и такого обилия чудес, в особенности совершенных Духом Святым. Не будем же оставлять ее без внимания, но станем тщательно исследовать. Здесь можно видеть исполнение на деле тех пророчеств, которые Христос воз­вещает в евангелиях, истину, сияющую в самых событиях, и великую в учениках перемену к лучшему, совершенную Духом Святым. Христос сказал ученикам: всяк веруяй в мя, дела, яже аз творю, и той сотворит, и больши сих сотворит (Иоан. 14, 12) и пред­сказал им, что они пред владыки и цари ведени будут, что их будут бить на соборищах их (Матф, 10, 17, 18), что они подвергнутся жесточайшим мукам и над всем восторжествуют, и что евангелие проповестся во всем мире (Матф. 24, 14); — все это, равно как и еще многое другое, что Он говорил, обращаясь с учениками, представляется в этой книге исполнившимся со всею точностью. Здесь же увидишь и то, как сами Апостолы как бы на крыльях обтекали землю и море, как они, некогда боязливые и немудрые, вдруг сделались другими людьми, стали презирать богатство и славу, были недоступны ни гневу, ни зависти, и сделались решительно выше всего; (увидишь), что они имели великое единомыслие, и что между ними никогда уже не было, как прежде, ни зависти, ни спора о первенстве, а напротив, в них водворилась всякая совер­шенная добродетель, и в особенности просияла любовь, о которой и (Христос) много заповедовал им, говоря: о сем разумеют вси, яко мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Иоан. 13, 35). Можно также найти здесь и догматы, которые, если бы не было этой книги, никому не были бы так хорошо известны; да и то, что составляет основание нашего спасения, как по отношению к жизни, так и по отношению к догматам, — было бы темно и не ясно. Но преимущественно здесь описываются деяния Павла, более всех потрудившегося; это потому, что составителем книги был его ученик, блаженный Лука, которого добродетель можно видеть как из многого другого, так в особенности из того, что он неразлучно был с учителем и постоянно за ним следовал. Так, когда Димас и Ермоген оставили (Павла) и один пошел в Галатию, а другой в Далматию, — послушай, что Павел говорит о нем: Лука един есть со мною (2 Тим. 4, 11). И в послании к Коринфянам о нем же говорит: его же похвала по всем церквам (2 Кор. 8, 28). Также, когда повествует, что (Христос) явися Кифе, потом двенадцати, и говорит: по благовествованию, еже приясте (1 Кор. 15, 1, 3); то разумеет Евангелие Луки. Посему не погрешит тот, кто ему припишет это творение. Если же кто спросит: почему же (Лука) не все описал, оставаясь с Павлом до конца? — то я отвечу, что и этого довольно для тех, которые хотят быть внимательными, что (Апостолы) всегда заняты были делами нужнейшими, и что главная забота их состояла не в том, чтобы писать книги, так как они много сообщили и посредством неписанного предания. Таким образом все, что заключается в этой книге, достойно удивления, но в особенности — то снисхождение Апостолов, которое внушил им Дух Святый: приготовляя их на служение слову о домостроительстве спасения. Поэтому-то, говоря столько о Христе, они не многое сказали о божестве Его, а больше говорили о Его человечестве, страданиях, воскресении и вознесении. Теперь им прежде всего нужно было удостоверить в том, что Он воскрес и вознесся на небо. Посему, как сам Христос преимущественно старался показать, что Он пришел от Отца, так и Лука (в особенности доказывает), что Он воскрес и вознесся, и отошел к Отцу, и от Него пришел. Если не верили этому прежде, то тем более теперь, когда присоединилось воскресение и вознесение, все учение (о Христе) казалось иудеям невероятным. Поэтому постепенно и мало-помалу возводит их к высшему. А в Афинах Павел назвал Его даже просто человеком (Деян. 17, 31), не сказав ничего больше, и — поступил, как следо­вало. Ибо, если (иудеи) часто покушались побить камнями самого Христа, когда Он говорил о равенстве Своем с Отцем и называли Его за то хульником: то едва ли бы приняли слово об этом от рыбарей, и особенно тогда, когда предшествовал крест. (Бес. на Деян. Ап. ч. 1. Спб. 1856 г. стр. 3).  (к началу)

 

Мнение св. Иоанна Златоустого о том, почему книга

Деяний Апостольских читается от Пасхи до Пятидесятницы.

Спросит кто-нибудь: «Почему так установлено Отцами, что напр., в день страдания Христа читается в Церкви Евангелие о страданиях и Кресте, а книга Деяний Апостольских читается не в те дни и не в то время, когда совершались сии деяния? Ибо не тотчас по Воскресении Христовом Апостолы начали творить чудеса, но Христос в продолжение сорока дней сам пребывал с ними на земле, и Апостолы в это время не творили никаких чудес, до сошествия на них Св. Духа. Почему же не после Пятидесятницы, а тотчас после Воскресения начинаем читать Деяния Апостольские?» После воспоминания страданий Христовых мы празднуем Его Воскресение; но наилучшим доказательством истины Воскресения Христова служат чудеса, совершенные Апостолами; — а книга Де­яний есть не иное что, как повествование о чудесах Апостольских. Итак, что наиболее уверяет нас в истине Воскресения Христова, то и заповедали Отцы читать тотчас после дней страдания и живоносного воскресения. По сей-то причине, возлюбленные, тотчас после Креста и Воскресения, мы и читаем Деяния Апостольские, чтобы иметь твердую и несомненную уверенность в истине Воск­ресения Христова. Ты не видел телесными очами Воскресшего из мертвых? — но созерцаешь Его очами веры. Не видел Воскресшего телесными очами? Но узришь Его в бесчисленных чудесах. К сему-то созерцанию Воскресшего — верою руководствует нас пове­ствование о чудесах, совершенных Апостолами!.. (Воскр. Чт. ч. I, стр. 29).

 

Библиографический указатель к Введению

1)      Св. Иоанна Златоуста. Пять бесед на надписание Деяний Апостольских. Бес. на разные места Писания. Т. II. 226-256.

2)      О книге Деяний св. Апостолов. Воскр. Чт. I. 19-29.

3)      О книге Деяний Апостольских в ст. «Сведения о св. Ев. Луке и его писаниях». В Чт. XVII, 256-257.

4)      Деяния св. Апостолов. Б. поп. сл. Б. Чт. 1874 г. II, стр. 336.

5) Предварительные сведения, о книге Деяний св. Апостолов: писатель, цель, время и место написания и проч. Духов. Бес. 1875. № 39, стр. 198.

6)      О книге Деяний Апостольских по поводу неправых взглядов на нее некоторых из современных протестантских толковников. Труды К. Д. Ак. 1866. Авг. 384-414., Οкт. 191-250.

7)      Предварительные сведения о книге Деяний ап. см. Общедоступное истолк. чтение, Прот. Полотебнова. Вып.  1, стр.  1 — 12.

8)      Шарко.  История Апостольской  церкви   (из Лютарда).  Тр.  Киев.  Д.  Ак. 1868. I. 381-400.

9)      Шаффа. Письменность апостольского века. Книга Деяний Апостольских. Смолен, еп. вед. 1867. № 8. 299-300.

10)     Краткий очерк истории апостольского века. Руков. для с. П. 1877. I. 470-479. 546-552. II. 95-101. 333-340. 365-371. 393-400. 416-424.

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Церковь Христова из Иудеев (I-XII гл.)

 

I. Открытие основанной Христом церкви через Сошествие Св. Духа на верующих (I-II гл.).

 

ГЛАВА I

 

Толкование на предисловие к книге Деяний св. Апостолов

I гл. 1-3.

Евсевия, Архиеп. Могилевского

1.      Первое убо слово сотворих о всех, о Феофиле, яже начат Иисус творити же и учити, даже до дне, в онь же заповеда Апостолом Духом Святым, ихже избра, вознесеся.

«Первую книгу написал я тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала до того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал».

Первое слово или первая книга: под этим словом или книгою св. апостол Лука разумеет свое Евангелие, или благовестие. Св. Лука, по смирению, не называет своей книги Евангелием, но так именует его книгу апостол Павел, говоря о св. Луке: его же похвала во Евангелии по всем церквам (2 Кор. 8, 28). О чем же святой Лука написал Феофилу первую книгу?

О всех, яже начат Иисус творити же и учити до дне, в онь же вознесеся; о всем, что Иисус делал, и чему учил от начала до того дня, в который вознесся. Так показывает апостол Лука содер­жание своего Евангелия. Говорит: о всем, что Иисус делал и чему учил: это не то значит, будто Евангелие от Луки обнимает собою все дела и все учение Иисуса Христа. Это невозможно, как свиде­тельствует Евангелист Иоанн: яже аще бы по единому писана быша, ни самому мню всему миру вместити пишемых книг (Иоан. 21, 25). Св. Златоуст замечает: «Как же, скажешь, Лука говорит о всем? Но он не сказал все, а — о всех, а это значит тоже, что — вообще и сокращенно: или иначе: он говорит обо всем, что особенно важно и нужно». Апостол напоминает это для того, чтобы Феофил, приступая к чтению новой книги, которую теперь начинает Лука, вспомнил содержание первой книги, или Евангелия, и чтобы таким образом лучше мог понимать силу и важность этой второй книги.

Яже начат Иисус творити же и учити. Иисус Христос, как добрый пастырь, прежде делал, потом учил. Он говорил: иже сотво­рит и научит, сей велий наречется в царствии небеснем (Матф.5, 19). Иисус Христос начал делать с того времени, как Он, Сын Божий, воспринял наше человеческое естество со всеми его немо­щами, кроме греха. Его Божественное вочеловечение есть величай­шее дело Божеской благости к роду человеческому; Его обрезание, принесение в храм Иерусалимский, для представления пред Господа (Лук.2, 22); Его бегство в Египет и возвращение в Назарет, возрастание в повиновении родителям (Матф.2, 13, 23), путе­шествие с ними в Иерусалим на праздник Пасхи (Лук.2, 42, 52): крещение от Иоанна на Иордане, сорокадневный пост в пустыне (Матф.4, 1, 2); все это — дела Божеского человеколюбия, которые Господь Спаситель совершил прежде, нежели начал учить о царстве Божием. Когда же Иисус Христос стал проповедовать Евангелие, Он явил в Себе совершеннейший образец праведника, так что никто не мог обличить Его в каком-нибудь грехе (Иоан.8, 46). Иисус Христос есть совершеннейший образец истинных пастырей и учите­лей: каждый пастырь и учитель прежде должен делать, потом учить; «ибо нет ничего, — говорит Златоустый, — бесполезнее учителя, ко­торый любомудрствует только — это свойственно не учителю, а лицемеру. Посему Апостолы прежде учили жизнию, а потом сло­вами».[2]

2.      Даже до дне, в онь же заповеда Апостолом Духом Святым, ихже избра, вознесеся.

Здесь св. Лука показывает предел, которым ограничиваются дела Господа Иисуса, описанные им в первой книге его, т.е. в Евангелии. Это — вознесение Господа на небо. То есть, Евангелие от Луки говорит о всем, что Иисус Христос делал и чему учил, от начала, или от явления Его на земле, «до того дня, в который Он вознесся на небо, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал».

Дух Святой преисполнял человеческое естество Господа Иисуса, как об этом было предсказано Пророком: Помаза Тя, Боже, Бог твой елеем радости паче причастник Твоих (Псал.44, 8); или, как Сам Господь, через Пророка, говорил о Себе: Дух Господень на Мне, Его же помаза Мя, благовестити нищим посла Мя (Ис.61, 1; Лук.4, 18); Дух Господень действовал в восприятии Сыном Божиим нашего человечества (Лук.1, 31). Дух Божий сошел на Иисуса Христа во время Его крещения на Иордане, в виде голубя, — и исполненный Духа Святаго, Он возвратился  от Иордана и поведен был Духом в пустыню (Лук, 4,  1). Все дела и чудеса, какие совершал Он, совершал Духом Святым  (Матф. 12, 28). О Своем   Божественном   учении   Господь   говорит:   Дух   есть,   иже оживляет, плоть не пользует ничтоже: глаголы, яже Аз глаголах, вам, дух суть и живот суть (Иоан.6, 63). И Своим избранным ученикам и Апостолам Иисус Христос неоднократно обещал ниспос­лать от Отца Святого Духа. Он говорил:   Утешитель же,  Дух Святый, Его же послет Отец, во имя Мое, Той вы научит всему и  воспомянет  вам вся,   яже рех вам   (Иоан.   14,   26),  Егда же приидет Утешитель, Его же Аз послю вам от Отца, Дух истины, иже от Отца исходит, Той свидетельствует о Мне (15, 26). Егда же приидет Он, Дух истины, наставит вы на всяку истину: не от себе бо глаголати имать, но елика аще услышит, глаголати имать,  и грядущая возвестит  вам.  Он Тя прославит,  яко от Моего приимет, и возвестит вам (16, 13,  14).

Теперь, приступая к изображению обещания Господня о ниспос­лании св. Духа на Апостолов, св. Лука показывает и то, что этот обещанный Дух Святой есть Тот Самый, Который преисполнял человечество Господа Иисуса и в Нем действовал; Сим Святым Духом дал Господь повеления Апостолам, которых Он избрал; Этого Духа Господь, пред вознесением Своим на небо, обещал вскоре, через несколько дней, ниспослать Апостолам; этот Дух, по обещанию Господа, имел их научить всему, что нужно было им знать, на­помнить им все, что говорил им Иисус; и в это же время, пред самым вознесением Своим на небо, Господь дал Апостолам повеления по отношению к ожиданию сошествия Св. Духа.

3. Пред ними же и постави себе жива по страдании своем, во мнозех истинных знамениих, деньми четыредесятми являяся им, и глаголя, яже о царствии Божии.

Сказав о том, что Господь вознесся на небо, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал, св. Лука обращает слово к тому чрезвычайному событию, которое служит основанием всех последующих великих событий, о которых далее говорит, как-то: вознесения Господня на небо, ниспослания Святого Духа, всемирной Евангельской проповеди чрез Апостолов и их преемников, неисчислимых чудес в мире естественном и нравственном, совер­шенных и совершаемых силою Святого Духа. По великой важности воскресения Господа Иисуса Христа из мертвых, Апостол эту истину снова припоминает, как несомненную, утвержденную неопро­вержимыми доказательствами. Которым, говорит, и явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней, являясь им и говоря о царствии Божием. Пред ними же и постави себе жива по страдании Своем. По страдании Своем на кресте Иисус Христос умер и погребен был; но в третий день воскрес и явил Себя воскресшим или живым пред Апостолами.

Во многих истинных знамениях, деньми четыредесятми явля­яся им.  И свое воскресение из мертвых или то,  что по смерти опять стал живым, засвидетельствовал Он многими верными дока­зательствами, каковы: Его многократные явления между учениками, Его беседы с ними; Он показывал им Свои руки и ноги с язвами и бок прободенный  (Иоан.20, 20). Он давал им осязать себя и говорил: видите руце Мои и нозе Мои, яко Сам Аз есмь: осяжите Мя и видите, яко дух плоти и кости не имать, яко же Мене видите имуща (Лук.  24,  39).  Когда же они от радости еще не верили и дивились, Он сказал им: имате ли что снедно зде! «Они подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда. И, взяв, ел пред ними» (ст. 41-43). Так являлся Господь Своим ученикам много­кратно, в продолжение сорока дней, чтобы тем совершеннее уверить их в истине Своего воскресения и наставить их тайнам спасения. И глаголя, яже о царствии Божии. Беседа Иисуса Христа со Своими учениками и по воскресении Его из мертвых была подобна той,  какую имел  Он с ними до своих  страданий  и смерти.  Он беседовал с ними не о земных предметах, а об истинах духовных, — о том, как надобно спасать свою душу и достигать царствия не­бесного. Под царствием Божиим. надобно разуметь и вечное царство славы, которое на небесах, и благодатное царство Иисуса Христа, которое  распространяется  и  утверждается  на  земле  посредством Евангельской проповеди,  через веру в Иисуса Христа. Можем с достоверностью полагать, что Иисус Христос, приготовляя избранных Своих учеников к их апостольскому служению, беседовал с ними преимущественно об этом благодатном царстве Божием, о распро­странении и благоустройстве Христовой Церкви, об установлении и совершении благодатных таинств,  о преодолении  предстоящих трудностей в подвигах апостольского служения и подобн. Из этих наставлений Господа иные сохранились для нас в Апостольских посланиях, а другие — в священном предании Святой Вселенской и Апостольской Церкви  (Бес. на воскр. и празд.  чт. из Апостола. Ч. I, стр. 1).

 

О том же.

Прот. Полотебнова,

1-й ст. Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала (Лук. 1,3).

Первую книгу. Первые три стиха «Деяний» очевидно указывают на первую половину труда писателя — «Евангелие от Луки», см. Ев. Лук.1, 1-4, и 24, 49-52. Книга — в славянском тексте — слово, в греческом подлиннике «логос» (Λ?γος), в означении речи, учения, рассказа,  повествования. У Евангелиста  Иоанна Богослова Логос Λ?γος, — Слово, по особенному, бывшему ему,   Божественному откровению — Апок.19,11-13 — употребляется как собственное имя Сына Божия, Иисуса Христа: св. Иоан.1 гл.,1 посл. Иоан.1, 1. Написал я к тебе: Этим напоминанием ап. Лука указывает на тес­нейшую связь книги «Деяний» с Евангелием. «Лука напоминает о Евангелии своем» еще «для того, чтобы указать на свое весьма тща­тельное отношение к делу, потому что и в начале того труда своего говорит: рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сна­чала, по порядку описать тебе и не как-нибудь, но так, как передали нам бывшие с самого начала очевидцами» (Блаж. Феофилакт), т.е. не из 70-ти учеников, каковым был сам Лука, а из 12-ти и собственно призванные с самого начала проповеди Иисуса Христа и самые пер­вые   провозвестники учения Его, каковы напр., Петр, Иаков, Иоанн, — апостолы, находившиеся при И. Христе во все время слу­жения Его. — Лук. 1,3.2. Прямое соотношение предисловия второй части труда св. Евангелиста с первыми стихами Евангелия его дает мысль, что побуждением к написанию книги Деяний служило, между прочим, появление различных апокрифических или подложных част­ных записей,  из которых впоследствии составились мало-помалу апокрифические «Деяния апостолов», равно как появление отдель­ных повествований подложноевангельского характера было, между прочим, поводом к написанию Евангелия от Луки — св. Лук. 1, 1.2, — Как многие предпринимали повествовать о Христе, что известно между ними по преданию от самовидцев исперва, также точно без призвания и руководства Духа Святого многие из первенствующих христиан записывали тогда по различным побуждениям, сказания о служении апостолов по воскресении Господа. Из частных апокрифических записей апостольского времени образовались впос­ледствии Деяния: Петра и Павла, Павла и Феклы, Андрея и Матфея, Иоанна, Филиппа, Варфоломея. Фаддея, Фомы, Деяния всех апосто­лов Авдия, некоего Левкия Харина и проч. (Гэр.1, 211-212). Критического  какого-либо исследования апокрифических записей ап. Лука в книгах своих не делает; он толь­ко противопоставляет им положительную верную историю, после исследования или поверки того, что говорит устное предание о проповеданном самовидцами исперва и о самых самовидцах. В предисловии книги Деяний ап. Лука не повторяет мысли предисловия Евангелия своего или потому, что последнее он относил вместе и ко второй части труда; или потому, что в книге Деяний рассказывается много о таких событиях, которых очевидцем был сам Лука, как ближайший сотрудник апостола Павла, так что в истории Павловых путешествий приходилось писать: мы решили отправиться: мы прибыли и проч. (Деян.16, 10-17; 20, 5-15; 21, 1-17; 27, 1; 28, 16) и читатели, знавшие апостола Луку, не нуждались уже в особенном уверении его, после евангельского предисловия. Феофил — Лук. 1,3. Феофил, которому назначалась прежде всего книга «Деяний»; равно как и Евангелие от Луки, был христианин (Лук.1, 4) из язычников, именитый (державный — Лук. 1,3) гражданин Антиохии, родины апостола Луки. Существует предание, что Феофил в до­ме своем имел церковь для Антиохийских христиан. Из того, что Лу­ка не делает никаких географических пояснений местностей Италии, упоминаемых в Деяниях (28, 12-13, 15), а местности палестинские и греческие объясняет (1, 12; 16, 12; 27, 8, 12. Ср. Лук. 1, 26; 4, 31; 24, 13), должно заключать, что Феофил не жил в Палестине и Греции, а с Италией был хорошо знаком; так что, вероятно, он был каким-нибудь начальником в Антиохии, присланным из Рима, по за­веденному тогда порядку римского правления на Востоке. О всем, т.е. о самом важном. В Новом Завете слово весь или всякий до­вольно часто употребляется для означения дел вообще или большей части важных дел (Деян.13, 10. I Тим.1, 16. Иак.1, 2. Матф. 2, 3; 3, 5. Деян.2, 5. Рим.11, 26. Колос.1, 6 и проч.). Подобный образ выра­жений со словом весь и всякий существует во всех языках. Иисус — в сирском переводе Библии второй половины второго века (Пешито) читается: «Иисус наш Мессия» или Христос. Делал — этим выражением писатель указывает не только на чудеса Господа и различные благодеяния Его несчастным людям, но и на Его страдание, смерть и воскресение, словом на все, что сделал Иисус для спасения мира. «Не погрешит тот, кто и самое страдание» Иисуса, как бы невольно мучительное состояние души и тела, назовет действием; ибо чрез страдание Он сотворил великое и чудное дело — разрушил смерть и совершил все прочее» (Злат.). От начала.

2-й ст. До того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал (Лук.24, 49. Матф.28, 18. Иоан.20, 21. Лук.24, 51).

До того дня — сороковой день после Воскресения. См. ст.3-й и Ев. Лук.24, 51). В который Он вознесся — на небо; образ вознесения см. в 9 ст. Дав Святым Духом и проч. — Место это по различным чтениям текста толкуется различно. В библиях сирской (2-й пол. 2-го века) и арабской (1-й пол. 7-го века) читается: «давши повеления Свои апостолам, которых Он избрал Духом Святым». У нас, как и в греческом тексте слова «духом Святым» отнесены к повелению апостолам, а не к избранию их. Толкование по этому чтению должно признать правильным и точным. «Как и Сам Господь, по смирению и приспособительно к слушателям го­ворил: Я Духом Божиим изгоняю бесов (Матф.12, 28): так здесь заповедав Духом говорится не потому, что Сын имел нужду в Духе, но потому что там, где творит Сын, там содействует и соприсутствует и Дух, как единосущный» (Феофил.). Повеления — именно пове­ление идти проповедовать Евангелие спасения всем народам: шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа (Матф.28, 14. См. Марк.16, 15-19). Дав повеления в славянском тексте согласно с подлинником (?ντειλλ?μενος), заповедав или повелев — причастие единств. числа; так что многих собственно повелений не выражает. Следовательно, из настоящего стиха не должно заключать, что вместе с указанною единою высшею заповедью даны были от Господа другие еще какие-либо и особенные приказания апостолам; они были излишни, если Божественным Наставником их во всем их служении делался Утешитель Дух Святый — чит. Иоан.14, 26. Притом же заповедь о проповедании Евангелия всей твари совмещает в себе все, чему научил Господь Апостолов Своих по воскресении, поэтому-то Лука и говорит здесь о ней одной.

3-й ст. «Которым и явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им и говоря о царствии Божием» (Лук, 24, 13 и дал. 36 и дал. Иоан.20, 30; 21, 14 и проч. Иоан. 20, 22. Лук.17, 21.).

Которым и явил Себя живым, — Воскресение Иисуса Христа было величайшим чудесным делом, на котором вечно должна была покоиться истина Евангелия; отсюда та замечательная заботливость, с которою писатели священных книг Нового Завета часто вспомина­ют о воскресении Господа и различным образом доказывают не­преложность истины его. И началу книги «Деяний Апостольских» вполне соответствует упоминание о воскресении; так что Лука по­ставляет эту высшую истину пунктом, из которого происходило все, что он рассказывает в книге своей. По страдании Своем — претерпевши смерть, — понимаемую здесь как совершение и испол­нение всех Его страданий. Со многими верными доказательст­вами — знамениями по более точному славянскому переводу; гре­ческое слово подлинника (τεκμ?ριον), стоящее здесь, не употреб­ляется более нигде в Новом Завете; у древних греческих писателей всегда употреблялось оно для усиленного выражения важности признака и вместе доказательства, так что знамение в этом смысле имело всегда силу уверения самого неопровержимого, самого высшего, очевидного и окончательного. Доказательства, о которых дееписатель говорит здесь, утверждали, что апостолы не могли ни быть обмануты, ни обманываться: И. Христос являлся им, говорил с ними, ел и пил с ними, и все это несколько раз и в различных местах, делал чудеса (Иоан.21, 6-7) и бывал с ними в таком же тесном общении, в каком они в продолжение трех лет жили с Ним. Эти доказательства, по истине знамения для всех веков, очевидно и неопровержимо уверительные: 1) известно, что апостолы после смерти Иисуса Христа не думали с надеждою о воскресении Его — Иоан.20, 25. Лук.24; они, стало быть, не хотели обманывать мир и говорить, что Учитель их воскрес, ни — не были наклонны и приготовлены выдавать надежды свои за несомненную вероятность; 2) невозможно было, чтобы они заблуждались в тожестве одного лица, одного их Божественного Друга (Иоан. 15, 14, 15), с Которым они так долго жили, особенно когда видели Его ядущим вместе с ними и слышали говорящим к ним точно так же, как и прежде; 3) их было довольно много, так что они не могли не уклониться от всякой возможности заблуждения. Один человек мог бы ошибиться, и это было бы понятно; но как допустить, чтобы одиннад­цать человек, даже не доверявших и сомневавшихся, могли ошибать­ся в продолжение целых сорока дней? 4) Иисус Христос, в самом деле, являлся им и показывал Себя не один раз, но несколько, в продолжение времени более месяца, и не на мгновения только одни, но на продолжительное довольно время. 5) Его явления были в различных местах и при различных обстоятельствах, — таковы, что невозможно было никакое заблуждение. Если бы апостолы говорили, что они видели своими глазами, как воскресал Христос, при появлении утренней зари, можно бы было предположить, что или они были игрою какой-либо искусно приготовленной фантасмагории, или в нетерпеливом ожидании увидеть Его, под влиянием собст­венных своих надежд и своих предубеждений, вообразили, что видят Его. Обманщики не преминули бы уверять, что они видели самое воскресение, — в этом никто не усумнится; Богодухновенные же писатели не говорят ничего подобного. Следуя рассказам их, они увидели Христа только уже после воскресения Его и притом неча­янно, в минуты, когда не могло влиять на них никакое волнение от ожидания, — в минуты, когда они обладали хладнокровием, на­ходясь в Иерусалиме, — когда во время тихой молитвы Спаситель благоволил явиться посреди их. Подобного же характера явления Христа — на пути в Эммаус, в Галилее и на Елеонской горе, когда Он вознесся. 6) В Своих отношениях с апостолами, после воскре­сения, Господь был таким же, каким был и прежде: близким, другом, благодетелем. Он ел, творил чудо, занимался тем же делом, которым занимался прежде смерти Своей, дал им то же обещание о послании Духа Святого, дал «апостолам» или «посланникам» Своим повеление относительно цели, для которой Он страдал. — Все эти обстоятельства не утверждают ли ясно решительную невозможность быть обманутыми в воскресении Спасителя? В про­должение   сорока   дней   являясь   им. — В   книгах   Нового   Завета упоминаются десять явлений Господа ученикам Своим по воскре­сении: 1) Иоан. 20, 14-18. Марк. 16, 9-11. 2) Матф. 28, 9-10. 3) Лук. 14, 34. 1  Коринф. 15, 5. 4) Лук. 24, 13-35. Марк. 16, 12-13. 5)  Марк. 16, 14. Лук. 24, 36-44. Иоан. 20, 19-25. 6) Иоан. 20, 26-29. 7)  Иоан. 21. 8)   1  Коринф. 15, 6. Матф. 28, 16-20. 9) 1 Коринф. 15, 7. 10) 1 Коринф. 15, 7. Марк. 16, 19-20. Лук. 24, 50-53. Деян. 1, 1-11. — (Филарет Моск.). «Почему же Он являлся не всем, а только апостолам? Потому что многим, не понимавшим этой неизреченной тайны, явление Его казалось бы видением. Если уже и сами ученики сначала не верили и смущались, даже нуждались в прикосновении рукою и в общей с Ним трапезе, то  как должно было поразить явление Его толпу?  Поэтому-то доказательство Своего воскресения Он делает несомненным и общим посредством чудес, которые совершили апостолы силою полученной ими благодати; так что воскресение стало очевидным фактом не только для них, которые должны были убедиться в этом собствен­ными глазами, но и для всех людей последующих времен» (Феофил.). И говоря о Царствии Божием — говоря с ними о тех же истинах, о которых говорил Он прежде смерти Своей, и прямо показывая этим, что Он был Тот же и что сердце Его всегда было предано одному великому делу искупления, — и в жизни, и в смерти, и после воскресения. О царствии Божием — об устроении благодатного царствия Божия или небесного на земле, для вечного царства славы на небесах, Его учением, страданиями, смертью, воскресением и всемирным служением апостолов по сошествии на них Духа Святого в деле образования, распространения и утверждения Церкви Христо­вой (Общедоступное истолков. Чт., вып. 1, стр. 13).

 

Вознесение Господне

(Выписка из Священного Писания).

I. Пророческое изображение Вознесения Господня.

Рече Господь Господеви моему: седи одесную Мене, дондеже положу враги Твоя подножие ног твоих. С Тобою начало в день силы Твоея, во светлостех святых Твоих: из чрева прежде денницы родих Тя (Пс.109, 1. 3). Возьмите врата князи ваша, и возмитеся врата вечная, и внидеть Царь славы. Кто есть сей Царь славы? Господь крепок и силен, Господь силен в брани (Пс.23, 7-8). Возшел еси на высоту, пленил еси плен, приял еси даяние в человецех (Пс.67, 19). Взыде Бог во воскликновении, Господь во гласе трубне (Пс.46, 6). Пойте Богу нашему, воспойте Господеви, возшедшему на Небо небесе (Пс.67, 34). Яко царь всея земли Бог.

Воцарися Бог над языки. Бог седит на Престоле святем Своем (Пс.46, 8. 9). Се день Господень грядет, и станут нозе Его в день онь на горе Елеонстей, яже есть прямо Иерусалиму на восток. И изыдет вода жива из Иерусалима, пол ея в море первое, и пол ея в море последнее: и в жатву и весну будет тако. И будет Господь в Царя по всей земли: в день он будет Господь един, и имя его едино (Зах. 14, 4, 8, 9).

II. Евангельское сказание о Вознесении Господнем.

Воскрес Иисус, явися единомунадесяте, и рече им: шедше в мир весь, проповедите евангелие всей твари (Марк.16,15). Яко тако подобаше проповедатися во имя Его покаянию, и отпущению грехов во всех языцех, наченше от Иерусалима (Лук.24, 47). Извед же их вон до Вифании, и воздвиг руце свои и благослови их. И бысть, егда благословляше их, отступи от них, и возношашеся на небо (Лук. 24, 50, 51); и облак подъят Его от очию их. И егда взирающе бяху на небо, идущу Ему, и се мужа два стаста пред ними во одежди беле, иже и рекоста: мужие Галилейстии, что стоите, зряще на небо? Сей Иисус, вознесыйся от вас на небо, такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо (Деян.1, 9-11). Тогда возвратишася во Иерусалим от горы, нарицаемые Елеон, яже есть близ Иерусалима (Деян.1, 12); и изшедше проповедаша всюду, Господу поспешствующу, и слово утверждающу последствующими знаменми (Марк.16, 20).

III. Апостольское учение о Вознесении Господнем.

Бог отец наших прослави Отрока своего Иисуса (Деян.3, 13), воскресив Его от мертвых и посадив одесную Себе на небесных, превыше всякого начальства, и власти, и силы, и господства, и вся покори под нозе Его: и тогда даде главу выше всех Церкви (Еф.1, 20-22). И никтоже взыде на небо, токмо сшедый с небесе, Сын человеческий (Иоан. 3, 13). Иже есть одесную Бога, возшед на небо, покоршимся ему Ангелом и властем и силами (1 Петр.3, 22); Его же Бог положи наследника всем, иже сый сияние славы и образ ипостаси Его, нося же всяческая глаголом силы Своея, Собою очищение сотворив грехов наших, седе одесную престола величествия на высоких, толико лучший быв Ангелов, елико преславнее паче их наследствова имя (Евр.1, 3, 4). Его же подобает небеси убо прияти даже до лет устроения всех, яже глагола Бог усты всех святых своих Пророк от века (Деян.3, 21). Подобает бо Ему царствовати, дондеже положит вся враги под ногама Своима (1 Кор.15, 25).

И нас с Ним воскреси, и спосади на небесных во Христе Иисусе; зане тем имамы приведение в Дусе ко Отцу (Ефес.2, 6, 18).

Аще убо воскреснусте со Христом, вышних ищите, идеже есть Христос одесную Бога седя, горняя мудрствуйте, а не земная: умросте бо, и живот ваш сокровен есть со Христом в Бозе. Егда же Христос явится, живот ваш, тогда и вы с Ним явитеся в славе (Кол.3, 1-4). Наше житие на небесех есть, отонудуже и Спасителя ждем, Господа нашего Иисуса Христа, иже преобразит тело смирения нашего, яко быти ему сообразну телу славы Его, по действу еже возмогати Ему и покорити себе всяческая (Фил. 3, 20-21).

Такова Емамы Первосвященника, иже седе одесную Престола величествия на небесех, святым служитель, и скинии истинней, юже водрузи Господь, а не человек (Евр.8, 1-2). Архиерей грядущих благ, большею и совершеннейшею скиниею, нерукотворенною, сиречь, не сея твари, ни кровию козлею, ниже тельчею, но Своею кровию, вниде единою во святая, вечное искупление обретый (9, 11-12). Не в рукотворенная бо святая вниде, противообразная истинных, но в самое небо, ныне да явится лицу Божию о нас (9, 24). Едину о гресех принес жертву, всегда седит одесную Бога, прочее ожидая, дондеже положатся враги Его подножие ног Его (10, 12-13). Имуще убо дерзновение, братие, входити во святая кровию Иисус Христовою, путем новым и живым, его же обновил есть нам завесою, сиречь, плотию своею, и Иерея велика над домом Божиим: да приступаем с истинным сердцем во извещение веры, окроплени сердцы от совести лукавыя, и измовени телесы водою чистою, да держим исповедание упования неуклонное: верен бо есть обещавый (Евр.10, 19-23). (Воскр. Чт. Ч. VII, стр. 55).  (к началу)

 

Наставления Иисуса Христа ученикам пред

Его Вознесением

на небо.

Св. Иоанна Златоустого.

Господь наш, по воскресении из мертвых, многократно являясь ученикам Своим, с любовью обращался с ними, позволял осязать Себя и был с ними в продолжение сорока дней. Наконец, Он пришел на гору Елеонскую, против Иерусалима, и там в последний раз повторил им Свои наставления: Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас, говорил он ученикам Своим. Идите же по всему миру, научите все народы, крестя их во имя Отца, и Сына, и Св. Духа, в оставление грехов. Больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром и давайте. (Иоан. 20, 21. Марк. 16, 17., Матф. 28, 19; 10, 8). Благословляйте гонителей своих, благословляйте, а не проклинайте. Подражайте Учителю вашему. Потому узнают все, что вы мои ученики (Иоан.13. 25), если вы будете любить ненавидящих вас. Вспомните, сколько зла мне сделали иудеи! Се­рафимы не смеют взирать на лице Мое и закрывают свои лица, а иудеи били Меня по ланитам. Мои руки образовали человека из земли и создали весь этот прекрасный мир, а иудеи железными гвоздями пригвоздили эти руки к древу. Если Я обращу взор Мой на землю, земля трепещет и трясется, а иудеи смеялись надо Мною, проходя мимо и кивая головами. Все Я терпел от них, и не гневался, не мстил им. Думаете ли вы, что Я не мог мстить? Ангелы у Меня стояли готовые к мести, но Я не позволил им, простертый на кресте, Я молил Отца за врагов Моих и говорил: Отче Мой, прости им; ибо не знают, что делают! (Лук. 23, 34) Я страдал терпеливо, чтобы вам подать пример. Если бы Я только учил, а не делал; в Моем учении была бы несообразность. Нет, сперва Я Сам сделал все, а потом уже вас обязываю делать. Я сказал: Пастырь добрый полагает жизнь свою за овец (Иоан.10, 11), и не отказался от смерти, будучи бессмертным. Я сказал: Благо­словляйте клянущих вас (Матф.5, 44), а не проклинайте; и, столько вытерпевши от Иудеев, никого не проклинал. — Я все со­вершил, что предсказали о Мне пророки; и вот теперь восхожу к Отцу моему (Иоан.20, 17). Но вы не печальтесь; Я не оставлю вас сиротами (-14, 18); пошлю к вам Духа Св., Господа живо­творящего, единосущного Моему Отцу и Мне. Да и Сам Я с вами, во все дни до скончания века (Матф, 28, 20). Как древле Я был с Моими пророками, так буду и с вами. Я исторг Моисея из рук Египтян; Я избавил Илию от Иезавели; Я спас Давида от бешенства Саулова; Я поднял Иеремию из глубокого рва; Я исхитил Даниила от пасти львиной; Я был с тремя отроками в пещи Вавилонской и сберег их от пламени. Говорю вам: как был Я со всеми ими, так точно буду и с вами. Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз Я хотел собрать детей твоих, как птица птенцов своих под крылья — и вы не захотели (Лук. 13, 34)! Горе вам, чада Иерусалима! Я пришел к вам именем Отца Моего, но вы не приняли Меня, и потому оставляется вам дом ваш пуст (-35); не останется камень на камени в вашем храме (Матф. 23, 38). Славу храма вашего Я предаю теперь верующим Кресту и Воскресению моему. Горе вам, чада Иерусалима! Я отниму у вас честь вашу и отдам ее народам. Вместо вашего храма, Я воздвигну Церковь; вместо ваших пророков, которых вы презрели, Я пошлю теперь в мир учеников Моих — проповедовать крещение покаяния во оставление грехов. Вам дал Я скрижали Завета; язычникам даю Евангелие спасения. Вам дал Закон, который вы обесчестили: язычникам даю Благодать вместо Закона. Вам дал жезл зеленеющий: язычникам даю теперь крест, цветущий и произращающий жизнь миру. Вам дал манну, которую вы ели, — и кланялись тельцу золотому: язычникам даю хлеб, сходящий с неба, — плоть Мою. Я дал вам воду из камня, вы пили ее и огорчали Меня; язычникам дам теперь чашу крови Моей, да пиют себе жизнь вечную. Вот дары, кои даю язычникам, и восхожу к Отцу моему, а ваш дом оставляется пуст. А вам, ученикам Моим еще даю Мой мир. Ведите себя так, как я завещал вам. Не печальтесь, что Я восхожу к Отцу моему, ибо если бы Я не возшел, то к вам не пришел бы Утешитель. Но я отхожу от вас и чрез десять дней пошлю вам сего Утешителя, Духа Святого и животворящего. Вы получите силу, и будете Моими свидетелями в Иерусалиме, и во всей Иудеи, и в Самарии, и даже до последнего края земли (Деян. 8)». И сия рек, зрящим им взятся, и облак подъят Его от очию их (-9). (Воскр. Чт. г. I. стр. 44).  (к началу)

 

Вознесение Господне.

О том, как совершалось вознесение Иисуса Христа на небо.

Вознесение Господа последовало не вдруг по воскресении Его, а спустя четыредесять дней. Надлежало в продолжение сего времени многими непреложными доказательствами засвидетельствовать пред учениками и всем миром истину Его воскресения; надлежало до­казать ученикам, яже о царствии Божий то, чего нельзя было открыть им до креста, и о чем однако же им нужно было услышать от Учителя своего еще до сошествия к ним нового наставника — Духа Святого; надлежало, наконец, может быть, и самому челове­честву воскресшего иметь время, дабы просветлеть всею полнотою славы божественной, ожидавшей Его по вознесении на небо.

Между тем, сам воскресший Господь не напрасно в самый первый день, и почти первый час, по воскресении сказал Магдалине: восхожу ко Отцу моему и Отцу вашему! Отселе Он уже видимо принадлежал не столько земле, сколько небу: являлся по временам ученикам, беседовал с ними, давал осязать себя, благословлял для них трапезу, даже сам вкушал нечто во уверение их; но это были явления временные, всегда показывавшие, что являющийся таким образом принадлежит миру не нашему, а Высшему.

Среди сего полунебесного состояния, наступил четыредесятый день — число издревле, по всей священной истории, отличенное как время окончания великих подвигов, и теперь предназначенное для вознесения Господа на небо. В четыредесятый день по рождении первенцы Израиля, по закону Моисееву, должны были являться в храм пред лице Иеговы; в четыредесятый день по воскресении, как бы новом рождении, должен был войти в небесную скинию и первенец из мертвых (1 Кол. 1, 18) всего рода человеческого, дабы явиться лицу Божию и начать свое небесное ходатайство о нас.

Не видно, чтобы ученикам было предварительно известно, что сей день положит конец их видимому обращению с Учителем. Однако же они, — по явному повелению, которое могло быть дано среди предшествующего явления, или, подобно как некогда Симеон пришел во храм Иерусалимский, движимые духом, — все собрались к сему дню в Иерусалиме. Как святой град ни полон был врагами их Учителя, но были люди, которые все готовы были представить им мирное и удобное место для собраний. И можно думать, что настоящее собрание было там же, где совершена была Тайная Вечеря, там же, где потом сойдет на Апостолов Дух Святой: место известное и теперь под именем горницы Сионской.

Явился и Учитель, без сомнения, так же, как являлся прежде, — внезапно, неведомо откуда и как, священнотайне. После собесе­дования и, может быть, таинственного преломления хлеба, Учитель и ученики оставили Иерусалим и пошли к Вифании, тем самым путем, коим шли они некогда из-за Тайной Вечери в вертоград Гефсиманский, как бы в показание того, что один и тот же путь ведет к поту кровавому, на крест, и к Елеону — на небо. Путь сей, без сомнения, был пройден не молча, и мы имеем пространную, сохраненную св. Иоанном, беседу Господа с учениками на сем пути, когда он проходим был в первый раз. Но сказанное теперь нужно было для всемирных учителей, а не для нас, учеников их; посему и не передано нам Евангелистами. Об одном только обстоятельстве упоминает Ев. Лука, которое, с одной стороны, дает разуметь, что главным предметом последнего собеседования Господа с учениками было благодатное царствие Божие, с другой, показывает, как св. Писатели для истины и назидания нашего нисколько не скрывают и таких вещей, кои для них самих приятнее было бы предать всемирному не сведению, а забвению. Именно, по свидетельству сего Евангелиста, Апостолы, между прочими вопросами о царстве Божием, предложили Учителю теперь и такой вопрос, который показывал, что прежний предрассудок о земном воцарении их Учителя над Иудеею не был разрушен в их уме самим крестом. Господи, вопросили некоторые из них, аще в лето сие устрояеши царствие Израилево?

Не перед Гефсиманией и Елеоном слышаться бы такому воп­росу!.. но вопрошавшие еще не были крещены Духом, который имел их навсегда поднять от земли к небу, устремить к тому, чего око не видало и ухо не слыхало; посему и не удивительно, что мыслили по человечески, — разумели Учителя, даже воскресшего, еще по плоти. Божественный Наставник кротко выслушал вопрос; не восхотел опечалить вопрошавших, не только упреком, даже прямым отрицанием, а только, обратившись ко всем ученикам, сказал с любовию: несть ваше разумети времена и лета, яже Отец положи в своей власти: но приимите силу, нашедшу Св. Духу на вы, и будете ми свидетели в Иерусалиме, во всей Иудеи, в Самарии и даже до последних земли (Деян.1, 7-8). То есть, как бы так вещал Учитель: «Не о царстве и наградах вам должно думать теперь, а о подвигах и терпении до смерти: представьте будущее Тому, в деснице Коего оно находится, и обратите внимание на то, что предстоит вам и над чем должны вы трудиться». Что наставление сие было принято, как должно, доказательством тому вся последу­ющая жизнь и вся проповедь Апостолов. Из обратившихся потом в христианство Иудеев и язычников, многие также увлекались мечтательною мыслью о земном, чувственном царстве Спасителя, но Апостолы твердо стояли против сей мысли, и на вопрос о времени пришествия Господа и Учителя отвечали подобно Ему: «Несть ваше и наше разумети времена и лета: приидет день Господень, яко тать в нощи; сего ради бдите, яко не весте; в кий час Жених приидет».

Среди сих собеседований о царствии Божием достигли вершины Елеона. Здесь Господь остановился, воззрел на учеников, потом воздвиг руки и благословил их. Уже сие священнодействие пока­зывало, что предстоит нечто важное и необыкновенное. В самом деле, едва только окончилось благословение, Учитель отступил от учеников (как бы для того, чтобы не увлечь их с Собою на небо); потом с лицом, обращенным к востоку, отделился от земли и начал возноситься на небо. Восхождение сие совершалось так неспешно, что ученики могли вполне насладиться величественным зрелищем. Когда Возносящийся был уже на такой высоте, что зрению трудно было следовать за Ним, явился облак светлый и сокрыл Его от лица земли. Но ученики и после сего все еще продолжали смотреть на небо, не зная, чем кончится зрелище, а некоторые думая, может быть, что Учитель если и вознесся, то на время, как сокрывался чудесно в конце каждого из предшествовавших явлений.

Такое нерешительное состояние мыслей и чувств могло продол­жаться долго не только на Елеоне, а и по возврате с него: между тем как наступающие дни были весьма драгоценны, долженствуя служить приготовлением к принятию св. Духа. Надлежало вразумить учеников в тайну того, что они видели; и се, егда взирающе бяху на небо, мужие два сташа пред ними в одежде беле. Вид и одежда были человеческие, но взор, глас и величие ангельские. Мужие Галилейстии, так вещали небожители, что стоите, зряще на небо? Сей Иисус, вознесыйся от вас на небо, такожде приидет, имже образом видесте, Его, идуща на небо. То есть, небожители преподавали таким образом ученикам урок подобный тому, какой, за минуту перед тем, они слышали от самого Учителя. Что стоите, зряще на небо? Зачем хотите продлить зрелище, коему сама рука Божия положила конец облаком, сокрывшим от вас вознесшегося на небо Учителя? — Он до времени должен быть сокрыт от взора всех, и вы первые должны покориться сему распоряжению — перейти из области видения в область веры. Учитель кончил свое великое поприще, а ваше еще не начиналось. Если любите Его, то обратитесь к делу, им заповеданному, для коего Он уготовлял вас; если жалеете о разлуке с Ним, то ведайте, что Он паки приидет так же, как отшел. В ожидании сего, не оставляйте талантов, вам преданных; делайте прилежно в вертограде до Его возврата, дабы было с чем предстать перед лицом Его. — Вняв гласу небожителей, Апостолы немедленно возвратились с Елеона в Иерусалим, в то же место, откуда пошли, и возвратились уже не с печалию, а с радостию, как замечает Евангелист, великою. Радовались славе Учителя, воз­несение коего еще более, нежели восстание из гроба, показывало, что Он как от Бога изшел, так и к Богу отшел, и что Ему точно дана всякая власть не только на земле, но и на небе. Радовались собственному предназначению, видя, что они призваны на дело Божие, великое и святое, несказанно благотворное для всего рода человеческого. Радовались самому явлению Ангелов и вести от них принятой, которая показывала, что отшедший Учитель не прервал с ними общения любви, что в нужных случаях они будут принимать наставления свыше. Благословение вознесшегося Господа, еще до сошествия Духа Св., уже, можно сказать, подняло всех учеников от земли и устремило души и сердца их горе. Ибо, вместо прежних мечтаний о земном царстве Учителя, в продолжение всех последу­ющих дней до самой Пятидесятницы, мы увидим их постоянно занятыми богомыслием, проводящими время в молитве и благо­честивых собеседованиях (Деян. 1, 14).

Так совершилось вознесение Господа! Как тихий дождь на руно сошел Он в утробу Приснодевы; как фимиам утренний вознесся теперь горе, ко Отцу. Но так тихо и безмолвно разлучился Бого­человек с нашею землею, с местом Своих подвигов и истощания. Не так совершилось вступление Его в мир горний! — Еще св. псал­мопевец, провидя торжественность сего восхода, восклицал: взыде Бог в воскликновении, Господь во гласе трубне! — Он же изображает в другом псалме, как хоры Ангелов сретают Его, восходящего на небо. В это время, по свидетельству неботаинника Павла, мир Ангелов торжественно покорился вознесшемуся Господу и признал в нем своего главу и правителя. Наконец, св. Иоанн в своем дивном Апокалипсисе изображает, как Агнец заколенный приступил к са­мому престолу Отца, как прежде, нежели воссел одесную Его, принял книгу судеб, разгнул и прочел ее; как двенадесять старцев, сидящих окрест престола Божия, пали пред Ним и положили к ногам Его венцы свои, как потом вслед за ними, всяко создание, еже есть на небеси, на земли, и под землею, и на море, яже суть, и сущия в них, вся глаголаху: достоин есть Агнец закаленный прияти силу и богатство, и премудрость и крепость, и честь и славу, и благословение; яко заклался и искупил ны есть Богови нас кровию своею (Апок. гл. 5, 13).

Не нашему слабому языку изъяснять сии таинственные видения. — Но и без изъяснения каждый видит, что они выражают собою величайшую славу вознесшего Господа. В сию-то минуту оказалось во всей силе, что как не было уничижения более того, коим уничижил себя Сын Божий, умерши на кресте смертию преступника; так нет славы выше той, которою Сын человеческий увенчан за приятие сей смерти. Апостолы Христовы дают уразуметь это во всей силе, говоря, что вознесшийся Господь воссел одесную Бога Отца; то есть, и по своему человечеству приял могущество, славу и честь, вполне божественные (Воскр. Чт. Г. V, стр. 54).

В каком виде вознесся на небо Господь наш Иисус Христос? Зна­ем, что на Голгофе руки и ноги Его были изъязвлены гвоздями, ребра прободены копнем. В таком виде явился Он ученикам Своим после воскресения и говорил Фоме: принеси перст твой семо и виждь руце мои, и не буди неверен, но верен (Иоан. 20, 27). В таком же виде воз­несся Он и на небеса. Это знак, что Господь Иисус Христос для нас все тот же, каким был и на земле, во время страданий. Что довело Его до позорной смерти? Не любовь ли к людям, привлекшая Его с неба на землю? Но сия любовь осталась неизменною навсегда, вечною, как вечно приобретенное для нас искупление (Евр.9, 12). Язвы на теле Спасителя, которыми мы исцелехом (Исайи 53, 5), составляют и бу­дут составлять для Него величайшую почесть, украшение и славу, как знаки победы над диаволом, смертию и грехом. Почему-то все обитатели неба, — ангелы и праведники, постоянно, из века в век воспевают Ему хвалу, яко Агнцу закланному: достоин есть Агнец закаленный прияти силу и богатство, и премудрость и крепость, и честь, и славу и благословение (Апок. 5, 12). Со знаками Своих крестных страданий Сын Божий явится и в день второго, славного Своего пришествия на землю. Сей Иисус, вознесыйся от вас на небо, говорили ангелы апостолам, такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо (Деян. 1, 11). Какое утешение для христиан, в кресте и язвах Иисуса Христа полагающих основание своего спа­сения! Основания земли поколеблются, встрепещут горы и холмы в день грозного второго пришествия Христова; но верующий не убоится, и с дерзновением может воскликнуть: «Вот мой Господь, вот мой Искупитель, вот мой Спаситель, за меня пострадавший! Я не трепещу за свою участь». Но для врагов креста Христова здесь кроет­ся источник неописанного ужаса: они изумятся и вострепещут при виде Иисуса распятого, вострепещут и огласят воплем отчаяния всю землю и весь род человеческий (Воскр. Чт. Ч. XIX, стр. 55).

Куда же вознесся Сын человеческий? Туда, откуда пришел Он: на небо. «Никто не взошел на небо, кроме Сына человеческого, Который есть на небе». Его вознесение, таким образом, есть возвращение в обители Отца, которые Он оставил на время, ради спасения людей. В предсмертные минуты Он молился Отцу Своему: «Отче, Я прославил Тебя; дело, которое Ты дал Мне, совершил; и ныне прославь Меня у Тебя Самого славою, которою Я имел у тебя прежде существования мира». Теперь он вошел в славу Свою. Но как апостолы по вознесении стояли и смотрели на небо, может быть, желая сквозь облака проникнуть в ту незримую высоту, куда отошел их Божественный Учитель, — так и теперь мысленный взор силится проникнуть в ту непроницаемую таинственную область. Слова Ангелов к Апостолам: «Мужи галилейские, что стоите и смотрите на небо?» и теперь еще имеют значение предостережения против напрасной попытки разгадать тайну неба. Если где, то на Елеонской горе мы видим, как через тусклое стекло, гадательно. Можно лишь указать границы, за которые не должно переходить наше гадание, чтобы избежать двух противоположных крайностей. Обыкновенно бывает, что когда взор созерцает небесную твердь с ее чудесами, когда в памяти проносятся слова псалмопевца: «небеса поведают славу Божию» и особенно прощальные слова Господа: «в доме Отца Моего обителей много, и Я иду приготовить место вам», благочестивое чувство в этом именно небе, простирающемся над нашими головами, представляет себе сидящим на престоле вознесшегося Господа. Как ни невинно такое представление, осо­бенно для людей простых, оно несогласно ни со свящ. писанием, ни со здравым разумом. «Небо и небо небес не вмещает Тебя», так молился Соломон при освящении созданного им храма. Апостол же прямо говорит, что И. Христос взошел превыше всех небес, да исполнит всяческая. В то же время, другой апостол говорит, что все стихии и не только земля, но и небо прейдут, и что мы должны ждать новой земли и нового неба. Можно ли после этого искать престола вечного Царя в небе, которому суждено уничтожиться! Но, избегая одной опасности, наша вера да не впадет в другую, еще большую! В исповедании веры нашей мы, между прочим, исповедуем веру в «восшедшаго на небеса и седяща одесную Отца». Значит, вознесшийся Господь Иисус Христос перешел в область высшего бытия, в высший мир, о котором Он говорил иудеям: «Я иду и вы будете искать Меня и умрете во грехе вашем: куда Я иду, вы не можете придти; — вы от нижних, а Я от вышних; вы от этого мира, а Я от того мира». И этот мир, цель восшествия Христа, не есть беспредельное общее бытие, в котором исчезает всякая личность. Нет, не таким представляет этот мир св. Писание, с которым вполне соглашается неотразимая пот­ребность сердца нашего. В самом деле, когда апостолы рассказывают нам о граде Бога Живаго, — они представляют его полным жизни. Иоанн стоял на вершине горы и видел Вознесшегося на небо, Иерусалим у ног Его: однажды был он в день Господень в духе, Ангел возвел его на высокую гору, и он увидел над собою другой Иерусалим, сходивший с неба. Он исчислил ворота его, измерил его стены, в Агнце узнал он его храм и его светильники. Но все это не просто образ и подобие! В этом Иерусалиме он видел сонмы Ангелов, старцев и мучеников, предстоящих Богу и Агнцу, покло­няющихся Ему и славословящих Его. Не бесформенные образы движутся там, а живые лица, с сознанием своего прошлого и настоящего. В это-то царство живых и возвратился И. Христос, чтобы приготовить место для своих верных последователей. Его разлука, Его вознесение на небо, Его возвращение в царство Свое — верная порука за то, что Он некогда соединится со Своими верными учениками. Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, точно так же придет, как видите Его восходящим на небо, — возвестили Ангелы Апостолам. Последние, не колеблясь, верили, что настанет день, когда Господь при гласе Архангела и трубном звуке явится с. неба и оставшиеся в живых восхищены будут на облаках, чтобы встретить своего Господа и уже никогда не разлучаться с Ним (Воскр. Чт. 1879 г. № 19 стр. 201).  (к началу)

 

Какое значение имеет в домостроительстве

 нашего спасения вознесение Господа?

Вознесение Иисуса Христа на небо и седение одесную Отца составляет, в совершении строительства нашего спасения, одно из тех великих дел Искупителя, на коих утверждается вся наша вера, вся надежда на вечное спасение. Иисус Христос возносится на небо, как победитель греха, смерти и ада, как первенец нашей славы и блаженства на небе, как всемощный предстатель о нас у престола Вседержителева. Небо и земля едва не от начала времен разделились великою непроходимою бездною. В 5000 лет только два человека вознеслись от земли с плотию — Илия и Енох, но вознеслись не своею силою, не зная сами как и куда, вознеслись, как сказано в писании о Илии, яко на небо, и не могли обозначить нам своей стези на небо, тем менее сделать ее проходимою для нас. Иисус Христос возносится Сам, Своею Божественною силою восхожду, говорит Он, к Отцу моему и Отцу вашему, к Богу моему и Богу вашему, — возносится на небо пред глазами учеников Своих, как победители, низложив врагов своих, восходят на торжественную колесницу. Он был в подобии плоти греха, но греха не сотвори, ниже обретеся лесть во устах Его; был во гробе, но воскрес, поправ смерть Своею смертию; сходил во ад, но только для того, чтобы возвестить Свою над ним победу. И так средостение между небом и землею не существует уже более. Иисус Христос разрушил его один за всех и для всех, разрушил однажды и навсегда; вознесшись на небо, один проложил для нас удобопроходную стезю. На земле мы теперь на короткое время: Иисус Христос восшел на небо уготовать нам место.

Божество во Иисусе Христе никогда не оставляло неба: Он и тогда был на престоле с Отцом и Духом, когда находился во гробе плотски, во аде с душою, в раю с разбойником. Следственно, восходит на небо наше человеческое естество, то, которое во Христе страдало, погребено и воскресло, естество прославленное, обоженное, коему усвоены могущество и господство божественные. Слово, вселившееся во утробу пренепорочной Девы, было — Господь, с плотию вознесшееся на небо — Господь. Сшедый, той есть и восшедый. Если же начаток нашего естества обожен, то всем нам приобретено освящение: где глава, там должны быть и члены; глава на небе, в славе, — не останутся на земле, в унижении, и члены ее. Аще вознесен буду от земли, сказал Господь, вся привлеку к Себе (Иоан.12, 32). Веруем посему, яко егда земная наша храмина разорится, создание от Бога имамы, храмину нерукотворенну, вечну на небесех (2 Кор. 5, 1).

За славным вознесением Иисуса Христа на небеса следует се­дение Его одесную Бога Отца. Сидеть одесную, по нашему понятию, значит занимать место по правую руку. Но божество во Иисусе Христе не занимает никакого места. Оно беспредельно, невместимо, вездесуще и вся исполняет; след., седение Иисуса Христа одесную Отца значит Его высочайшее прославление по самому человечеству, Его Господство, и царство над всем миром. Бог Господа нашего, говорит Апостол,.. воскресив Его от мертвых и посадив одесную себе на небесных, превыше всякого начальства и власти, и силы, и господства, и всякаго имене, именуемаго не точию в веце сем, но и в грядущем. И вся покори под нозе Его (Еф.1, 20, 21). Убо имамы первосвященника, иже седе одесную престола величествия на небесах (Евр.8, 1).

Господство посреди врагов (Пс.9, 3), повержение их в подножие ног (Тим. 1), священство по чину Мелхиседекову, суд на непо­корных, — суть свойства седящаго одесную Бога человечества. Христос, седя одесную Бога, ходатайствует о нас, но так, как прилично в состоянии прославления. Чего нельзя ожидать от сего ходатайства? — Он восприял на себя наше естество, пожил на зем­ле — все наши нужды так Ему известны и близки: о чем же Он не умолит Отца, чего не пошлет, чего не сделает для нас? Он умолил Отца послать нам Утешителя, излил от Духа Своего на всякую плоть. Как глава есть начало всех движений в теле, так и Христос — Глава верных своих — сии таинственные члены оживляет, одушевляет, сообщает им чувство и движение духовные; Церковь — тело свое — защищает от нападений противной власти, врагов ее сокрушает, как сосуды скудельничи. Как прах пред лицом ветра, так враги Иисусовы — нечестивые, еретики, богохульники, князи поднебесные — рассеиваются и исчезают (Воскр. Чт. Г. V, стр. 41).  (к началу)

 

О вознесении Иисуса Христа (I, 9-11).

Филарета, Митроп. Московского.

Почему Господь Иисус Христос без свидетелей воскрес, а воз­носится на небо при свидетелях?

Зрящим им взятся, и облак подъят Его от очию их. (Деян. 1, 9).

Зрящим одиннадцати апостолам вознесся Господь. Без свидетелей воскрес; при свидетелях возносится. Каменный, запечатанный гроб скрывал славу воскресения во мгновение воскресения: светлый, прозрачный облак являет славу вознесения, когда оно совершается. От чего сия разность? От того, может быть, что, как воскресение Господа, после сошествия Его во ад, было шествие из ада в рай, то негде было поставить свидетелей, а надлежало свидетелями оного быть отшедшим от земной жизни патриархам и пророкам: вознесение Господа, как шествие от земли на небо, естественно могло иметь свидетелями апостолов, стоящих на земле и взирающих на небо. Притом, довольно было видеть Воскресшего после воскресения, чтобы свидетельствовать о самом воскресении; а вознесение с зем­нородною плотию на небо надобно было видеть в самом действии, чтобы после о том свидетельствовать. Возможно ли, скажет плотский разум, чтобы земнородная плоть вознеслась на небо? — Мы ответ­ствуем: нет нужды умствовать о возможности дела, когда само дело видели и засвидетельствовали люди, которые за истину сего свиде­тельства умереть не отреклись.

Зрящим им взятся. Но только ли для уверения неверующих показал Господь Свое вознесение? — Без сомнения, и для поощрения верующих. Аще убо воскреснусте со Христом, говорит апостол, если, — скажет еще, — вы видели Его, возносящегося на небо, и в сем новом торжестве Его также участвовать желаете: вышних ищите, идеже есть Христос одесную Бога седя: горняя мудрст­вуйте, а не земная. (Из слова в день Вознесения Господня, ч. 1, стр. 56).

Для чего ангелы явились апостолам на горе Елеонской тотчас по вознесении Господа Иисуса Христа?

И егда взирающе бяху на небо, идущу Ему, и се мужа два стаста пред ними во одежди беле, иже и рекоста: мужие галилейстии, что стоите зряще на небо? (Деян. 1, 10-11).

А мне удивительным кажется то, что вы, светоносные мужи вопрошаете сих мужей галилейских, для чего смотрят они на небо. Как им не смотреть на небо, куда вознесся Иисус, куда перенесено их сокровище, куда взята их надежда и радость, где жизнь их скрылась? Если бы теперь смотрели они на землю, тогда надлежало бы спросить их, — и надлежит спросить их, — и надлежит спросить всех последователей Иисуса Христа, которые пристрастным оком смотрят на землю: что смотрите на землю? Чего вам искать в ней после того, как единственное ваше и ее сокровище, найденное в Вифлееме, рассыпанное по всей Иудее и Самарии, прошедшее через руки разбойников в Гефсимании, в Иерусалиме, на Голгофе, скрытое под камнем в саду Иосифа Аримафейского, взято и отнесено в сокровищницу небесную? Вам сказано, и так должно быть, да идеже есть сокровище ваше, ту будет и сердце ваше (Матф. VI, 12): итак, если сокровище ваше на небесах, там должно быть и сердце ваше; туда должны быть устремлены взоры ваши, помышления ваши, желания ваши.

Два мужа во одежди беле, которые тотчас, по вознесении Гос­поднем, явились апостолам и вопрошали их, для чего смотрят они на небо, без сомнения, сами были небесные жители: потому нельзя думать, чтобы сие было им неприятно, и чтобы они куда-нибудь на иное хотели обратить взоры мужей Галилейских. Нет! Они хотели только прекратить бездейственное изумление апостолов: что стоите зряще на небо? Пробудив их от сего изумления, они вводят в размышление и наставляют апостолов и нас, с какими мыслями должно взирать на небо во след Господа Иисуса, который туда вознесся. Сей Иисус, продолжают они, вознесыйся от вас на небо, такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо.

Хотя многократно Господь наш, по воскресении Своем, являлся апостолам и становился невидим; и потому они могли некоторым образом привыкнуть к сим чудесным нечаянностям; но, когда раз­лучаясь с ними на горе Елеонской, не просто удалился Он, или сделался невидим, а, восходя видимо превыше облаков, только по причине безмерной высоты, перестал быть видим ими; нет сомнения, что сей новый образ отшествия Его показался им, и после привычки к чудесному, необычайным и знаменательным. Им представилось тогда ясное исполнение слов Его, которые им пересказала Мария Магдалина: восхожду ко Отцу Моему и Отцу вашему, и Богу Моему и Богу вашему (Иоан.XX, 17). Должно было заключать, что сии поучительные собеседования с Ним, сии ощутительные общения с го Богочеловечеством, продолжавшиеся четыредесять дней, преращает настоящая минута. Когда рука и голос не могли уже достигнуть Возносящегося: Его преследовали взорами, желающими удержать Его. Взирающе бяху на небо, идущу Ему. Можно вооб­разить, какое безмерное лишение должны были ощутить апостолы по удалении на небо Иисуса, Который Един был для них все в мире. И сие-то безмерное лишение поспешают исполнить небесные силы. Сей Иисус, вознесыйся от вас на небо, приидет.

Сопоставление вознесения Господа Иисуса Христа с Его вторым пришествием.

К утешительному и спасительному свидетельству о будущем пришествии Вознесшегося Господа, небесные вестники Его присово­купляют некоторое изъяснение того, каким образом последует сие пришествие. Они сказывают, что пришествие Господа подобно будет отшествию Его или вознесению. Такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо... По сему указанию, обращаясь к обстоя­тельствам отшествия Иисуса Христа на небо, во-первых, можем примечать благословение, в то время Им преподанное апостолам: Бысть, повествует евангелист Лука, егда благословляше их, отступи от них и возношашеся на небо (Лук. XXIV, 51). Сие обсто­ятельство восшествия Своего на небо, и разлучения с избранными Своими, Господь Сам приводит им на память, егда приидет во Славе Своей, и, вновь сретясь с ними, будет призывать их к действительно­му обладанию царствием Его: приидите благословеннии Отца Моего (Матф. XXV, 34). Какой бесконечный ток благословения Христова открывается пред вами, христиане! Он посылает благословение, и, не окончив оного, возносится. Бысть, егда благословляше их, — возно­шашеся. Таким образом и вознесшись, Он еще продолжает невидимо преподавать благословение. Он течет и нисходит непрестанно на апо­столов, через них проливается на тех, которых они благословляют во имя Иисуса Христа; получившие Христово благословение через апо­столов распространяют оное на других; таким образом все, принадле­жащие к святой, соборной, апостольской церкви, делаются причаст­ными единого благословения Иисуса Христа и Отца Его, благослов­ляющего нас всяцем благословением духовным в небесных о Христе (Ефес. 1,3); как роса Аермонская, сходящая на горы Сионские (Пс. СХХХП, 3), сходит сие благословение мира на всякую душу, восходящую выше страстей и похотей, выше сует и попечений мира; как неизгладимая печать, знаменует тех, кои Христовы суть, так что в кончину века по сему знамению вызовет он их из среды всего рода че­ловеческого: приидите, благословеннии!.. Другое обстоятельство в несения Господня, примечаемое в соображении с ожидаемым пришествием Господним, есть то, что Господь вознесся пред очами учеников Своих явно и торжественно. Зрящим им взятся, и облак подъят Его от очию их. Что за облако? Облако света и славы, какой осенял и наполнял некогда скинию Моисееву и храм Соломонов. Там видели славу, но не видели Господа славы; после и Его видели, но не во славе, и потому не узнали Его; и не прославили; здесь и слава не скрывает Славимого, и Славимый не скрывает славы. Апостолы зрели славу Вознесшегося Господа: пророк также видел и слышал ее, когда и сам торжественно воскликнул: взыде Бог в воскликновении, Господь во гласе трубне (Псал. XLVI, 6). Итак, когда светоносные проповедники возвестили нам, что Он также приидет, как видели Его идущим на небо; через сие они дали нам разуметь, что Он приидет явно и торжественно. Так точно предрек и Господь о Себе, что приидет Сын человеческий во славе Своей, и вси святии ангели с Ним (Матф. XXV, 31). Так и апостол изъясняет, что Господь в пове­лении, или по предвозвещении, во гласе Архангелове и в трубе Божии снидет с небесе (1 Сол. IV, 16).

Но для чего, подумает иной, замечаются сии подробности, по-видимому, более возбуждающие любопытство, нежели подающие наставление: ибо предсказывают для того, чтобы можно было узнать и принять с верою посылаемое от Бога событие; а славного пришествия Христова кто не узнает, хотя бы и не был предварен о его подробностях? Не спеши, возлюбленный, заключать об излише­стве сих подробностей. Нет! Апостолы, Ангелы, Сам Господь не говорят ничего для любопытства, но все для наставления. Что пришествие Христово будет явное и торжественное, сие предсказано для того, что будут провозвестники противного сему, когда на недостойных, неверных и развращенных христиан послан будет дух обольщения. Грядет час, или время искушения (может быть и ныне есть), когда скажут: се зде Христос, или онде! Се в пустыни есть! Се в сокровищах (Матф. XXIV, 23, 26)! Вот Он у нас, говорят отщепенцы, которые, оставя град Божий, духовный Иерусалим, апостольскую Церковь, убегают не в истинную пустыню мира и тишины, но в запустение духовное и чувственное, где нет ни здравого учения, ни святости таинств, ни добрых правил жизни частной и общественной. Вот Он у нас, говорят скрытно еретичествующие, указуя на свои тайные сборища, как будто солнцу должно светить только под землею; как будто не Он сказал и повелел: еже глаголю вам во тме, рцыте во свете; и еже во уши слышите, проповедите на кровех (Матф. X, 27). Слыша таковые вопли или шептания, вспомните, христиане, Ангельский глас и проповедь о Вознесшемся Господе: такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо, также явно, также торжественно. И потому, аще кто речет вам: се зде Христос, или онде: не имите веры. Ни грубые вопли, ни хитрые шептания не походят на провозвещение Архангела и на трубу Божию. Не исходите во след зовущих вас из града Господня; оставайтесь на месте своем и берегите веру вашу для истинного пришествия Христова, славного и торжествен­ного.

Третье обстоятельство Вознесения Господня, примечательное для будущего, есть то, что оное было для учеников Его нечаянно и непредвиденно. Сие произошло, сколько можно узнать из кратких повествований евангельских таким образом, что Он, явясь им в Иерусалиме, как бывало многократно, и отходя, вел их за собою, как сопровождающих, беседуя с ними, как обыкновенно, о царствии Божием, а наипаче о приближающемся сошествии Святого Духа: извед же их вон из Иерусалима до Вифании, и воздвиг руце Свои, и благослови их; и бысть егда благословляше их, отступи от них, и возношашеся на небо, — Не только по собственному изволению не предварил Он их о сем великом событии, но даже на вопрос их о временах великих событий царствия Его, решительно им отказал в сем познании. Рече же к ним; несть ваше разумети времена и лета, яже Отец положи во Своей власти (Деян. 1, 7), Сей отказ в разумении времен, очевидно, простирается и на время будущего пришествия Христова, и преимущественно к сему относится. Еще и прежде Он внушал ученикам Своим внезапность сего события, уподобляя оное молнии, которое есть разительнейший в природе образ совершенной внезапности. Якоже молния исходит от восток, и является до запад, тако будет пришествие Сына человеческаго (Матф. XXIV, 27). Подобно сему и апостол изъясняет: приидет день Господень, яко тать в нощи (Кол. V, 2).

                Из сей внезапности будущего Своего пришествия Господь Сам извлекает для нас, христиане, спасительное предостережение: бдите убо, глаголет, яко не весте, в кий час Господь ваш приидет (Матф. XXIV, 42). Не увлекайтесь любопытством, или легковерием, когда христиане, думающие знать более, нежели сколько дано от Христа, будут исчислять вам времена царствия Его: несть ваше разумити времена и лета; старайтесь лучше познавать грехи свои, исчислять падения и находить им пределы в покаянии. Наипаче же берегитесь, если услышите, что скажут предсказанные апостолом ругатели: где есть обетование пришествия Его? Отнеле же бо отцы успоша, вся тако пребывают от начала создания (2 Петр. III, 4). Бе­регитесь, чтобы мрачные грозы сынов века сего, смежающих очи от света грядущего века, не омрачили вашего сердца, не ослепили ума, не усыпили духа к тому вожделенному и страшному часу, когда приидет день Господень, яко тать в нощи. (Из слова в день Вознесения Господня, ч. I, стр. 53-56).  (к началу)

 

Из беседы на Вознесение Господне. О явлении Ангелов.

Св. Иоанна Златоустого.

                Св. мужи два стаста пред ними (Апостолами) во одежди беле, иже и рекоста: мужие Галилейстии, что стоите, зряще на небо? Сей Иисус, вознесыйся от вас на небо, такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо (Деян. 1, 10-11).

                Св. Ангелы являются с небес при вознесении Господа на небо, потому что спешат видеть новое и дивное оное зрелище — вознесение человека на небо. Для того они являлись при рождении и воскресении Христовом, для того же являются и ныне — при вознесении: се мужа два, сказано, стаста пред ними (Апостолами) во одежди беле, иже и рекоста: мужие Галилейстии, что стоите зряще на небо? Сей Иисус, вознесыйся от вас на небо, такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо.

Здесь прошу прилежно внимать: почему так говорят Ангелы? Ужели Апостолы не имели очей? Разве они не видали случившегося? Не сказал ли Евангелист, что зрящим им взятся? (Деян.1, 9) Для чего же предстали Апостолам Ангелы? Для чего говорили, что Господь вознесся на небо? Это было по двум причинам. Во-первых, Апостолы скорбели о том, что Христос расстался с ними. А что они скорбели, о том говорит им Господь: никто же от вас вопрошает Мене: камо идеши? но яко сия глаголах вам, скорби исполних сердца ваша (Иоан.16, 5-6). Если нам тяжело расставаться с друзьями и родственниками, то могли ли ученики, видя разлучение с ними Спасители и Учителя попечительного, милосердного, крот­кого и преблагого, могли ли, говорю, они не печалиться? могли ли не скорбеть? Посему-то и предстали им Ангелы, утешая их в скорби, родившейся при вознесении Господа, тем, что Он опять возвратится; ибо говорят: сей Иисус, вознесыйся от вас на небо, такожде приидет. Вы, как бы так говорили Ангелы, опечалены тем, что Господь вознесся, но отселе не печальтесь, ибо Он паки приидет. Елисей, увидев своего учителя вземлемым, растерзал ризу свою: ибо никто не мог, представ ему, сказать, что Илия паки приидет. Чтобы того же не сделали Апостолы, явились Ангелы, утешая их в печали. Итак, вот первая причина явления Ангелов. Вторая причина так же важна, как и первая; она побудила Ангелов присо­вокупить: вознесыйся. Для чего это? Расстояние от земли до неба не малое, и сила зрения нашего не могла долго видеть тела, возносившегося к небесам. Как птица, высоко возлетающая, более и более скрывается от нашего зрения по мере того, как она подъемлется на высоту, так точно и плоть оная (Иисус Христова) чем выше восходила, тем более становилась невидимою, поелику глаз, по слабости своей, не мог следовать за нею на столь великое расстояние. Для сего-то явились Ангелы, сказуя о вознесении Гос­пода на небо, дабы т.е. ученики не подумали, что Он вознесся только, яко на небо, подобно Илии (4 Цар. 2, 1), но что вознесся на самое небо. Потому и сказано: вознесыйся от вас на небо. Илия взят яко на небо, потому что он раб, а Иисус на самое небо, ибо он Господь; тот — на колеснице огненной, а сей — на облаке (Деян. 1, 9). Когда  потребно  было  позвать  раба, тогда  послана  была колесница, а для призвания Сына послан царский престол, и не просто царский, но самый Отчий: ибо об Отце сказал Исайя: се Господь седит на облаце леще (Исаии, 19, 1). Поелику Отец Сам седит на облаце, то и Сыну равным образом послан облак. Притом Илия, вознесшись, оставил милость свою Елисею; а Иисус, возшедши, ниспослал ученикам дарования, соделывавшие не одного Елисея, но бесчисленных пророков, и притом несравненно больших и слав­нейших оного (Воскр. Чт., гл. XVI, стр. 55).

(к началу)

 

О седении Иисуса Христа одесную Бога Отца.

Его же.

Рече Господь Господеви моему: седи одесную Мене, дондеже положу враги твоя подножие ног твоих c.109, 1). Для чего Господь говорит Христу седеть одесную Его? — Для того чтобы показать, что Он имеет с Ним и равную честь и равную власть, а отнюдь не низшую: ибо слуги не сидят пред господином, но предстоят пред ним. Седение есть признак владычественного достоинства и власти, так же — как предстояние показывает подчиненное и служебное существо. Посему-то и пророк Даниил говорит: зрях, дондеже престолы поставишася и Ветхий деньми седе... престол Его пламень огнен­ный, река огненная течаше исходящи пред Ним, тысяща тысящ служаху Ему и тьмы тем предстояху Ему (Дан. 7, 9-10). Равным образом, пророк Исайя говорит: видех Господа седяща на престоле высоце и превознесенне и Серафимы стояху окрест Его, шесть крыл единому и шесть крыл другому, и двеми убо покрываху лица своя, двема же покрываху ноги своя и двема летаху и взываху друг ко другу и глаголаху: свят, свят, свят Господь Савооф, исполнь вся земля славы Его (Ис. 6, 1-3). Пророк Михей свидетельствует тоже. Видех, говорит он, Господа Бога Израилева, седящаго на престоле Своем и все воинство небесное стоящее окрест Его, одесную Его и ошуюю Его (3 Цар. 22, 19).

Итак, везде в Писании ты находишь, что умные силы небесные предстоят, а Господь восседит. Посему, когда слышишь, что и Сын Божий имеет седение одесную Бога Отца, то и Его достоинство должен представлять себе не как служебное, но как господственное достоинство Владыки. Посему то и блаженный Павел, постигая совершенно и то и другое, т.е. что предстояние свойственно су­ществам служебным, а седенение показывает повелителя и владыку, отделяет особо одно от другого, и вот каким образом говорит: и ко Ангелом убо глаголет: творяй Ангелы своя огнь палящ. К сыну же: престол Твой, Боже, в век века, жезл правости, жезл царствия Твоего. Чрез престол он показывает здесь ясно царственное до­стоинство Сына Божия. — Итак, поелику сими местами писания явно доказывается не служебное, но царственное и владычное до­стоинство Сына Божия, то мы должны чтить и преклоняться пред Ним, как пред Господом нашим, равночестным и равнопрестольным Отцу (Воскр. Чт. гл. XIV, стр. 55).  (к началу)

 

Гора Елеонская (ст. 12).

Мы часто, по крайней мере, мысленно, посещаем место, любимое другом, благодетелем, отцом, на котором мы в последний раз простились с ними, приняли завещание друга, благословение родителя. Самая печаль при сем посещении бывает радостна, горесть усладительна. Посетим же мысленно гору Елеонскую, которую любил Господь Спаситель наш: на которой в последний раз простился Он с нами в лице Своих учеников и, благословив их, вознесся на небо. Священное писание, предание и свидетельства очевидцев изобразят нам гору Божию, приведут на память события, со­вершившиеся на ней, укажут многие места, служащие памятниками события.

                И изыдет Господь... и станут нозе Его в день он на горе Елеонстий, яже есть прямо Иерусалиму на восток (Зах. 14, 3, 4). Тогда возвратишася в Иерусалим от горы, нарицаемыя Елеон, яже есть близ Иерусалима (Деян. 1, 12). Вот местность Елеона, по свидетель­ству св. очевидцев: Пророка и Евангелистов. Отделяемая на одну вер­сту от Иерусалима и потоком Кедрским и долиною Иосафатовою, го­ра Божия возвышается над св. градом, — как страж и зритель его. Сюда удалялись из шумной некогда столицы Иудейской для молитвы и уединенных бесед люди, искавшие единого на потребу; здесь Гос­подь наш изрекал милостивые и грозные суды свои. — В глубокой древности времен ветхозаветных, у писателей Богодухновенных упоминается о горе Елеонской и в таких случаях, кои имели влияние на Церковь Божию. Погибельный сын Давидов, Авессалом, восстает против отца, и — святой Царь Израилев удаляется на средний холм Елеона; с небольшим числом приверженных к нему, переходит Долину Иосафатову и поток Кедрский, с горькими слезами, с непокровенною главою и босыми ногами. Горестное событие предъизображало, что сим же путем пройдет некогда Божественный потомок Давид, с душою прискорбною даже до смерти, — с небольшим числом Апостолов, перед наступлением страданий первенца Божия — Из­раиля. Окрестности Елеона доселе являют следы двух плачевых прехождений: от быстрого, струившего чистую воду, потока Кедрского уцелело одно глубокое русло; на роскошной долине Иосафатовой можно видеть только плач безутешный и скорбь: она превратилась в мрачное, обширное кладбище. — Южный холм Елеона — гора соблаз­на (а), оскверненный нечестием языческим, превратился со своими окрестностями в вечное запустение. — Средний холм, охраняемый небесным Провидением, назначается для дел благочестивых, для со­бытий великих. Провидя в своих созерцаниях, что Елеон будет любимым местом Спасителя, пророки, у самого всхода на гору, с юго-запада от оврага Кедрского, избирали места для св. своих останков, как бы желая хотя ими встретить надежду и утеху Израиля: в глубоких пещерах благочестивым путешественникам указывают гробы пророков. С пришествием Спасителя гора Елеонская облеклась неу­вядаемою славою. Господь почтил ее частыми Своими посещениями; ее глубокому безмолвию и уединению доверял Свои таинственные со Отцом беседы; там открывал небесные тайны Своим ученикам; так изрекал Предвечные небесные определения. В прямом направлении к северу от гробов пророческих видна скала, с которой Спаситель, смотря на Иерусалим, плакал о предстоящей ему гибели: Иерусалиме, Иерусалиме, избивый Пророки и камением побиваяй посланные к тебе! коль краты восхотех собрати чада твоя, яко же собирает кокош птенцы своя под крыле, и не восхотесте. Се оставляется вам дом ваш пуст (Матф. 23, 37-38). Выше к вершине Вознесения, от тех же гробов, указывают развалины здания, разделенно­го на несколько келий, которых, говорят, было 12. Здесь, по пре­данию, Апостолы     составили символ веры в руководство образующейся Церкви. Еще  выше, по   тому   же   направлению, стоящий в земле обломок колонны означает то место, где преподал Господь молитву: Отче наш... Несколько выше и правее, Иисус Христос, беседуя в последний раз со Своими учениками, предсказал кончину мира и Свое второе пришествие. Отселе к северу, на скате св. горы, в виду находится сад Гефсиманский и место, где было селение Гефсимания, из   которого Пресвятая Богородица любила уединяться на гору Елеонскую, любимую Ее Божественным Сы­ном, — особенно посещать то место, с которого Он вознесся на небо. На пути от Гефсимании на гору Вознесения указывают скалу, где отдыхала Пресвятая Дева, а по св. успении Своем сподобила утешить явлением Своим Апостола Фому. Вблизи самой вершины Вознесения, во время молитвы Своей, получила Она от Архангела Гавриила изве­щение о скором преставлении Своем и ветвь райскую в знамение бла­женной кончины, бессмертия и славы Заступницы рода христианского. Памятниками сада гефсиманского остаются восемь (б) широковетвенных вековых масличных дерев — отростков тех дерев, кои скры­вали Спасителя, когда он здесь, пред наступлением страданий, скор­бел, тужил и молился до кровавого пота; под которые сошел Ангел подкреплять человеческое естество Сына Божия, и среди которых Он предан был Иудою. Пещера, где Спаситель молился пред наступ­лением страданий, отделяется одной стеною от погребального вертепа Пречистой Его Матери. Место, где опочили Апостолы во время духов­ной предсмертной борьбы Господа, указывается от молитвенного вер­тепа Спасителя на расстоянии вержения камня (Лук.22, 41). У самой вершины среднего холма была последняя стезя Спасителя на земле; отселе вознесся во славу свою Христос Бог наш. В 4-м веке равноапо­стольная Елена, украшая храмами святые места палестинские, соо­рудила великолепную Церковь на месте вознесения. Когда предал Господь во власть Агарян землю святую, суеверие Магометанское простерлось и на гору Елеонскую: на месте храма Вознесения явилась мечеть; среди двора, в небольшом здании, показывают священный памятник сожития с человеками Сына Божия — след левой стопы, напечатленный на твердой природной скале в минуты вознесения.

Северный холм Елеона называется горою мужей Галилейских. Здесь, когда в глазах Апостолов взятся Господь и облак подъят Его от очию их, явились им два Ангела и сказали: Мужие Галилейстии, что стоите зряще на небо? Сей Иисус, вознесыйся от вас на небо, такожде приидет, имже образом видесте Его идуща (Деян.1, 11). На этом месте явления небожителей некогда стояла большая Церковь; но ныне там одни развалины, с двумя внутри колодцами; а на расстоянии полуверсты — мечеть заменила древний монастырь Вознесения.

С горы Елеонской вознесся Господь наш на небеса; на ней предрек второе Свое пришествие в мир; на ней подтвердили слово Его Ангелы, Не тою же ли стезею снидет на землю Судия живых и мертвых, по которой вознесся на небеса? Окрестности Елеона, вняв как бы слову Спасителя о втором пришествии, в мертвом молчании ждут этой страшной минуты, и мрачная, унылая долина Иосафатова (в) собра­ла в свои недра несметные тысячи мертвецов к пришествию Судии живых и мертвых. Евреи доселе со всех концов земли стремятся в Па­лестину, чтобы между св. градом и Елеоном положить свои останки. В средние века, когда распространилась мысль о приближении дня судного, тысячами отовсюду устремлялись христиане в Землю Свя­тую, чтобы там встретить праведного Судию. Многие думают: «Не будем ли мы там при всемирной кончине?» В Палестине исполнились все планы нашего спасения; не там ли последует и окончание всего, что должно совершиться на земле? Не увидим ли и мы все Елеон?» (Воскр, чт., г. IV, стр. 159).  (к началу)

 

Размышление в день Вознесения Господня.

Перед тем временем, когда Господь наш Иисус Христос хотел вознестися на небо, св. Апостолы, сошедшеся, вопрошаху Его глаголюще: Господи, аще в лето сие устрояеши царствие Израилево? (Деян. 1, 6). — но вопрос любопытства не удостоен ответа: несть ваше, ска­зал им Господь, разумете времена и лета, яже Отец положи во Своей власти (Деян. 1, 7). Не дерзаем, Господи, и мы испытывать, скоро ли и когда окончательно устроится славное Твое царство, так блистательно начатое Воскресением. Но не можем скрыть в себе еще одного вопроса, который сам собою рождается в уме, при вос­поминании о видимой разлуке с Тобою; для чего благоугодно было Тебе оставить землю и вознестися на небо? Не лучше ли бы было, если бы Ты всегда пребывал с нами видимо? — Веруем, Господи, что, по слову Твоему, Ты невидимо, как Бог, пребываешь с нами во вся дни до скончания века: но прости дерзновение рабов Твоих, дерза­ющих вопросить Тебя, отходящего ко Отцу: почто видимо оставля­ешь землю, когда есть еще на ней много не ведующих ни Тебя, ни Отца Твоего, — которых нужно просветить: много неверных, которых нужно уверить, много заблудших, которых нужно исправить; много грешных, которых должно обратить к покаянию? Кто сделает все это, когда Ты, единый истинный свет и живот наш, вземляешься от земли на небо? — «Аще Аз вознесен буду от земли, — вся привлеку к Се­бе», — говорит Господь. Для того-то Он и вознесся на небо, чтобы совознести с Собою нас; для того и возшел на высоту, чтобы оттуда удобнее привлечь к Себе всех, даже и непокоряющихся Ему. И мы видим, как верно сбывается слово Господне, с какою силою Воз­несшийся влечет к Себе всех. Отчего Иудеи, испросившие на смерть Иисуса, через несколько дней умиляются сердцем, при обличении Петровом, и с сокрушением говорят: что сотворим, мужие братие? — Отчего гонители Распятого делаются проповедниками слова крестно­го? Отчего язычники сокрушают идолов, перед которыми преклоняли колена и падали во прахе, — и идут поклоняться Распятому? — Отче­го гордые мудрецы повергают мудрость свою к стопам Галилейских рыбарей и от них изучаются буйству креста? Отчего сонмы мучеников спокойно преклоняют под меч голову свою и радуются во страданиях? — Отчего лики подвижников оставляют города и веси, оставляют все драгоценное сердцу, разрывают самые нежные узы родства, — и идут в пустыню — проводить жизнь свою в неимоверных подвигах и трудах, — в посте, бдении и молитве? Отчего и мы — сла­бые христиане, среди всех сует и попечений житейских, приходим, по временам, к подножию алтаря, дабы пред служителем Церкви рас­крыть совесть свою, исповедать свои дела и помышления, открыть тайны сердечные, которых не решились бы поведать никому? – Ответ один, — все это производит Своею силою вознесшийся Господь; – это Он влечет к Себе всех: — Аще Аз вознесен буду от земли, — вся привлеку к Себе. Но Господи, ныне начахом глаголати к Тебе, мы же есмы земля и пепел; если нужно было вознестись Тебе от земли, дабы привлечь неверующих, то не более ли нужно пребы­вать Тебе на земли для верующих и с верующими? — почто оставля­ешь рабов Твоих? Здесь на земле им угрожают бедствия и скорби? — без Тебя кто утешит их? — Их окружают соблазны мира, — без Тебя кто предостережет их? — Аз истину вам глаголю, ответствует паки Господь: уне есть вам, да Аз иду: аще бо не иду Аз, Утешитель не приидет к вам: аще ли же иду, послю Его к вам. — Доселе вы видели только Меня и во Мне Отца Моего, но кроме Меня и Отца есть и еще небесный Утешитель — Дух истины, податель всех благ, источник да­рований духовных; Он так же любит вас, как люблю Я; Он столько благ, и так богат дарами, что просящий у Него не отходит тощь; — Я иду, чтобы послать Его к вам. — Пошел — и послал. И сколько благо­детельных чудес произошло в роде человеческом с пришествием в мир сего небесного Утешителя! — Кто так чудесно обновляет растлен­ное грехом естество человеческое и из ветхого, греховного человека зиждет человека нового — Богоподобного? Какою чудодейственною силою на бесплодном сердце человеческом, произращавшем одни терния грехов и беззаконий, прозябают райские плоды добродете­лей: — любовь, радость, мир, долготерпение, благость, вера, кро­тость, воздержание, милосердие? Кто человека жестокого соделывает милостивым, гневливого — кротким, невоздержанного — целомуд­ренным, сластолюбивого — воздержанным? Кто слабого смертного облекает силою чудотворений, покоряет ему законы естества, и са­мые бренные останки избранных Божиих, среди окружающего их тления, хранит нетленными? Кто умягчает ожесточенные сердца грешников слезами умиления и покаяния и исчезающих в безза­кониях оживляет несомненною надеждою спасения? — Вся сия дей­ствует един и тойжде Дух, разделяя властию коемуждо, якоже хощет. Вот каких даров лишились бы мы, если бы Господь наш не послал к нам благого Утешителя! Уне есть вам, да Аз иду: аще бо не иду Аз, Утешитель не приидет к вам: аще ли же иду, послю Его к вам.

Что, Господи, аще возглаголем еще? Для нас утешительно пребывание с нами Святого Твоего Духа; но еще было бы утешитель­нее, если бы и Ты Сам пребывал с нами, подобно как пребывал Ты со св. учениками Твоими до "славного вознесения Своего, раз­делял нашу радость о Духе Святом, исправлял наши недостатки, научал нас пользоваться дарами посланного Тобою Утешителя. — Почто, паки вопрошаем, оставляешь нас? — Отец Твой пребывал с Тобою и на земле, как Ты пребываешь с Ним на небе; св. Ангелы готовы сами низойти на землю, когда узрят Тебя здесь. — «Да несмущается сердце ваше, — говорит нам и еще милосердый Гос­подь, — веруйте в Бога и в Мя веруйте. В дому Отца Моего обители многи суть: аще ли же ни, рекл бых вам: иду уготовати место вам». — От самой вечности много обителей на небе уготовано было для вас; но грехи ваши испразднили сии обители и заключили их так, что никто, кроме Меня, не мог и не дерзнул бы отверзсть их перед вами: итак, ваше же вечное счастие и блаженство требуют того, чтобы Я оставил вас на время, возшел на небо и уготовал место для вас: «иду уготовати место вам». Но как же, Господи, взойдем мы и в отверстое Тобою царство небесное? — Кто возведет нас на небо? — «Аще уготоваю место вам, паки прииду и пойму вы к Себе, да идеже есмь Аз, и вы будете».

Но, Господи, прах и пепел дерзает вопросить Тебя еще одно: ско­ро ли приидешь изъять нас из сей юдоли плача? Ты медлишь, — а порок и нечестие торжествуют на земле, — а добродетель в тесноте и гонении, — а любящие Тебя страдают, умирая на всяк день. — Почто коснишь прийти? — Время близ есть; глаголет паки Господь наш, обидяй да обидет еще: и скверный да сквернится еще: и праведный правду да творит еще: и святый да святится еще. Се гряду скоро, и мзда моя со мною, воздати коемуждо по делом его. Для нечестивых уготован вечный огонь; — правда требует ожидать исполнения меры грехов, чтобы нечестие соделалось достойным вечной казни; обидяй да обидит еще, и скверный да сквернится еще. Это для них же хуже: мнимое торжество их обратится в истинное и вечное бедствие и вре­менные радости — в вечные слезы. Награды небесные бесконечны, почести пред престолом Божиим многоразличны: чем больше подвигов, тем больше награды; чем величественнее победа, тем блистательнее венец: праведный правду да творит еще: — это для него же лучше. В царствие Божие не входит ничтоже скверно; чтобы войти туда, нужно, чтобы и малые пятна грехов, слабости и неве­дения, от которых не свободен и праведник, были омыты покаянием: святый да святится еще; — тем беспрепятственнее будет для него вход в царство небесное, в сообщество чистых духов. Так, не Господь медлит прийти к нам и взять нас с Собою, а мы медлим очистить себя и приготовить к сретению Его. На небе все готово, — и возлюбленный Жених не укоснит прийти: се гряду скоро и мзда Моя со Мною, воз­дати коемуждо по делом его.

Итак, что ни делает Господь наш, все делает для нас и для нашего блага. Нисходит на землю — для нас; возносится на небо, — для нас; приидет паки, — для нас, за нами; коснит прийти, — для нашего же блага. — Что мы делаем, — не для Него уже, а для себя.

Господь наш вознесся на небо для того, чтобы лучше привлечь нас к Себе; и действительно, влечет всею силою беспредельной любви Своей, всеми мерами бесконечной премудрости Своей: се стою при дверех и толку: аще кто услышит глас Мой, и отверзет двери, сниду к нему и вечеряю с ним, и той со Мною. — Повинуемся ли мы сему влечению? Слушаем ли призвание на таинственную вечерю со Христом, или небрежно отходим, ов убо на село свое, ов же на купли своя?

Ниспосланный от Отца Утешитель предлагает нам туне благо­датные дары Свои, обильная река благодати струится в чистых потоках церковных таинств. Святилище покаяния отверсто для всех: всяк может свергать с себя иго грехов, — у Господа готово прощение и помилование. Пресвятое тело Господне преломляется по вся дни в насыщение душ наших. Кровь завета Христова изливается обильно в утоление духовной жажды. Выну слышится глас Премудрости Божией: аще кто жаждет, да приидет и да пиет. — Безответен тот, кто не пользуется сими дарами; еще безответнее, — кто употребляет их во зло!..

Господь уже уготовал для нас место в обителях Отца небесного; готовы ли мы вступить в сии обители? Есть ли у нас та брачная одежда, сотканная из добродетелей христианских: любви и мило­сердия, воздержания и целомудрия, кротости и незлоби, терпения и великодушия, веры и упования, — без которой нельзя взойти в благоукрашенный чертог небесного жениха? Печемся ли, по крайней мере, о том, чтобы запятнанную грехами ризу свою убелить в очистительной крови Агнца, закланного прежде сложения мира.

Господь не навсегда оставил нас, Он приидет паки: — итак, утешьтесь, святая братия, в терпении и скорбях ждущий блаженного упо­вания и явления славы великого Бога и Спаса нашего Иисуса Христа; понеже приобщаетеся Христовым страстем, радуйтеся, яко да и в явление славы Его возрадуетеся веселящеся. Приидет ско­ро: — итак, да возбудятся беспечные и слабые, которые, подобно де­вам юродивым, дремлют, не заботясь о том, что светильник веры их угасает от недостатка елея любви и добрых дел; отрясите греховный сон от веждей ваших и уготовьтесь во сретение Господу! — Приидет внезапно: — итак, да убоятся пришествия Его те, которые, подобно рабу лукавому, говорят в сердце своем: коснит господин мой прийти, и начинают бити клевреты своя, ясти же и пити с пьяницами. Нет, возлюбленный собрат, не коснит Господь обето­вания, якоже нецыи коснение мнят, но долготерпит на нас, да не кто погибнет, но да вси в покаяние приидут. — Се грядет со облаки и узрит Его всяко око: и блажен, кто в совести своей бестрепетно мо­жет сказать: ей гряди, Господи Иисусе! (Воскр. Чт., г. IX, стр. 51).  (к началу)

 

Положение Апостолов по вознесении Иисуса Христа.

По вознесении Иисуса Христа, Его последователи столь ясно увидели небесное величие своего Наставника, что смело могли полагаться на Его помощь. Теперь мысль о собственном бессилии не могла ослаблять их ревности к истине, и робкие не имели причины малодушествовать. Обетования, данные Господом перед вознесением на небо, столь несомненно уверяли их в заступлении Божием, что им и на мысль не приходило составлять какие-либо собственные планы для возвеличения Его имени. Да и можно ли было им думать о каких-либо собственных планах! — Оставленные самим себе, они не дерзнули бы ничего предпринять для славы своего Учителя и Его учения: ибо с отшествием Господа они лишились бы всего, в чем вера их находила себе подкрепление. При чудодейственном своем Наставнике они не могли еще так живо чувствовать своего бессилия, как по разлучении с ним. — Еще можно понять, что воодушевляло Петра на подвиги геройские при жизни его Учителя: присутствие Того, на Кого он возлагал все свое упование, заставляло его забывать о собственной немощи. Но можно ли объяснить, можно ли понять, чтобы ученики Иисуса Христа, при угрожающей опасности оставившие Его и разбежавшиеся, теперь, когда уже вовсе лишились Его, вдруг нашли в себе столько мужества, что решились, несмотря ни на какие угрозы, противо­действовать силам едва не всего иудейского народа? Нет, в их положении всего благоразумнее было, — оставив все дальнейшие предприятия, спокойно разойтись по домам, дабы своим сильным врагам, которых ненависть преследовала Мессию в самом Его гробе, не подать и малейшего подозрения в том, что они еще не оставили намерений проповедовать Распятого.

Что же удерживает их от такого малодушия? Вера в Иисуса Христа, ожившая в них с Его отшествием к Отцу, и последнее Его завещание — ожидать в Иерусалиме нисшествия на них силы свыше. Обетование о ниспослании им Утешителя успокаивало их касательно дальнейшего хода их обстоятельств: они не рассуждали о том, каким образом посредством их — столь слабого орудия — может воз­величиться в мире имя Иисусово. Теперь они обращали внимание не столько на себя, на свое положение и на бесчисленные пре­пятствия, которые по человеческому суду долженствовали бы внушить им малодушие, сколько на то, чему надлежало совершиться через несколько дней (Деян. 1, 5), вследствие столь определенно изреченного обетования. Надежда на невидимого, обитающего на небесах, куда они видели Его отходящим: вот что было причиною великой радости, с каковою они возвратились во Иерусалим с горы Елеонской (Лук. 24, 52).

Между тем, Иудейский Совет и Архиереи со своими многочислен­ными единомышленниками положили совершенно успокоиться. После повеления, данного бывшей при гробе Иисусове страже и слишком верно ею исполненного, ничего не случилось, что бы заставляло опасаться новых движений со стороны последователей Иисуса. О явлениях воскресшего Праведника они знали только по слуху. О сем обстоятельстве, кажется, не сделано было ими никаких разысканий. Саддукей презирал такой слух, потому что его учение не допускало воскресения мертвых. Фарисея заставляла собственная польза решительно отвергать оный. Кратко сказать: история Назарянина, по-видимому, кончилась так, как хотелось врагам Его: Его единомышленники рассеялись; Его смерть долженствовала токмо служить предостерегательным уроком для всякого, кто бы вздумал ложно назвать себя Мессиею.

Таково было положение дел, предшествовавших тому важному событию, которое вскоре имело совершиться. Последуем сначала за одиннадцатью учениками, которые, возвратясь во Иерусалим с горы Елеонской, снова собрались, вероятно, в том же самом доме, в кото­ром внезапно явился им Господь вечером в день Своего Воскресения (Иоан. 20, 19).-Еще слышался им голое тех двух небесных вестников, которые уверяли их в имеющем некогда последовать втором пришествии их Учителя и Господа на землю (Деян. 1, 11). — Теперь они опять все вместе, как друзья, как члены одного семейст­ва, — как чтители, ученики одного Божественного Наставника, столь кротко, столь человеколюбиво поучавшего их Небесной мудрости. У всех их одно желание, одни враги, одно ожидание — нисшествие Свя­того Духа! Рассмотрим ближе сие избранное общество.

Первая чета: Петр и Иаков, Из Евангельской Истории известны опыты мужества и слабости Симона, теперь только долженствовав­шего соделаться достойным переименования Петра. Его ревность к Учителю, после несчастного с ним происшествия во дворе Архиерейском не только не ослабела, но еще усилилась: ему памятны были слова: любишь ли Мене? и паси овцы Моя (Иоан. 21, 16, 17). — Прочие ученики Иисуса Христа уступали Петру первенство. Петр предварил их исповеданием: Ты еси Христос, и по обетованию Спасителя долженствовал первый возвестить сие исповедание во услышание мира, и тем положить первый камень при устроении Христовой Церкви (Матф. 16, 18). — Его соученики знали сие обе­тование, но не забывали и слышанного ими от Господа: у вас один Учитель Христос, а вы — все братия (Матф. 22, 8).-За Петром следует Иаков, старший сын Заведеев (Марк. 3, 16, 17; Деян. 1, 13). Впрочем, при Петре больше находился Иоанн, младший брат Иакова. Они были спутниками друг другу и до воскресения и по воскресении Иисуса Христа (Иоан. 20, 2, 3, 6, 7, и 21, 19, 20).

Вторая чета: Иоанн и Андрей, первый — брат Иакова, а послед­ний — Симона. Оба были прежде учениками Иоанна Крестителя. Первый известен, как наперсник Господа и как такой ученик, коего Иисус Христос Усыновил Своей Матери. — Можно было предвидеть, что Иоанн, Петр и Иаков будут самыми ревностными пропо­ведниками Евангелия. Господь неоднократно избирал их одних во свидетели Своих деяний и страданий; Он отличил их знаменательнейшими проименованиями. — Из Евангельской истории ничего осо­бенного не известно о св. Андрее. Но нет сомнения, что он, равно как и остальные соученики его, успел не менее первых приготовить себя к званию Апостольскому.

Еще двое: Филипп, один из самых первых по времени учеников Иисуса Христа (Иоан. 1, 43), и Фома (близнец), уверившийся наконец в том, в чем сначала столь долго сомневался. Кажется, мнительность составляла существенную черту его характера. Можно приметить, что Сам Спаситель снисходил к сей его слабости. При Своем вторичном явлении ученикам (Иоан. 20, 26), Он, сделав Фоме легкий, почти ни к нему одному относящийся упрек в ма­ловерии, вполне удовлетворил его любопытство. — Медлительно, путем сомнения и испытания, утвердившаяся вера сделала Фому столько же способным к Апостольству, сколько способен был каждый из его соучеников.

Далее следует: Варфоломей и Матфей. Что последний есть одно лицо с Левием, — сие открывается из сличения мест у Евангелистов Матфея (9, 9), Марка (2, 14) и Луки (5, 24), где у всех говорится, очевидно, об одном лице и об одних обстоятельствах обращения его, — у первого под именем Матфея, а у последних — Левия. Впро­чем, и сии последние там, где у них исчисляются двенадцать избран­ных Апостолов, поставляют его под именем Матфея (Марк. 3, 14. Лук. 6, 13) так же, как в Деяниях Апостольских (1, 13) и Евангелиста Матфея (10, 2), который сам и есть оное лицо. Варфоломея нельзя почитать за одно лицо с Нафанаилом, как некоторые предполагают сие, потому единственно, что Евангелист Иоанн (21, 2), говоря о явлении воскресшего Иисуса семи ученикам на море Тивериадском и не упоминая при сем случае о Варфоломее, упоминает о Нафанаиле, как бывшем в это время с Апостолами: из Апостолов при сем явлении было только шесть, а седьмой — Нафанаил.

Пятая двоица: Иаков, сын Алфеев, и Симон. Последний, прежде нежели соделался учеником Господним, принадлежал к секте зило­тов, ревнителей религии и свободы, которые в жару ревности выходили иногда из пределов умеренности, производили мятежи и ввергали свое отечество в бедствия. Но поелику в неспокойном характере иногда скрываются великие доблести, то нет ничего странного, что Иисус Христос в число Своих Учеников принял такого человека, который в обращении с Ним мог облагородить свое рвение к защите религии.

Шестая двоица, по известному отпадению Иуды — предателя, оставалась неполною: — к ней, до избрания нового Апостола, принад­лежал один Иуда, брат Иакова Алфеева. Сей Иуда впоследствии, как кажется, переменил свое имя, чтобы не смешивали Его с предателем, и назвал себя (с удержанием значения прежнего имени) Фадом, по-греческому произношению Фаддеем. Что Фаддей и Иуда Иаковль одно и то же лицо, это видно из сличения Матф. 10, 3, и Марк. 3, 18, с Лук. 6, 16, и Деян. 1, 13.

В таком, вероятно, порядке, в каком они здесь исчислены, Иисус Христос посылал их прежде по два на проповедь о приближении Царствия Божия (Марк. 6, 4, Лук. 10, 1).

С Апостолами пребывали вместе и другие лица, сопутствовавшие Иисусу Христу во время Его земного служения. К числу их можно отнести особенно семьдесят учеников, которые были избраны вскоре после двенадцати и, подобно им, посылаемы были возвещать пришествие Мессии на землю; далее — других последователей Иису­са Христа, особенно облагодетельствованных Им; наконец, жен, следовавших за Иисусом Христом в продолжении Его земной жизни, из коих некоторые известны, по крайней мере, по имени. — В сем же обществе находились: Мария, Матерь Иисуса, которую Он вверил особенному попечению Иоанна; и Его братия, которых св. Лука явственно отличает от одиннадцати (Деян.1, 14). — Воскре­сение Спасителя и вознесение на небо препобедили их неверие в Его Божественность (Иоан. 7, 5).

Члены сего общества, устраняясь, по возможности, от сношения с чужим для них миром, проводили время в богомыслии и молитве (Деян. 1, 18); в часы общественного Богослужения посещали храм и назидали себя хвалебными песнопениями Богу (Лук. 24, 53).

Все они, особенно же одиннадцать, наслаждались духовным веселием: им прилично было не столько сетовать и считать себя осиротевшими, сколько радоваться о славе и величии Иисуса и о собственном высоком назначении. (Христ. Чт. 1832 г. Часть XLVI, стр. 370).  (к началу)

 

Об избрании двенадцатого Апостола на место Иуды. (I, 12-26).

Игнатия, Архиепископа Воронежского.

По завещанию Иисуса Христа, сказанному перед Вознесением, чтобы Апостолам не отлучаться от Иерусалима, доколе не обле­кутся силою свыше, все они возвратились с горы Елеонской во Иерусалим[3]. Здесь пребывали они единодушно в молитве и молении[4] с Мироносицами: сама Матерь Иисуса Христа, с братиею или сродниками Его по плоти, украшала собрания! Место, где они были, называется горницею. — Образ св. храмов наших, горе возвышающихся! Это должна быть на Сионе та горница велия, в которой учреждена Тайная Вечеря, существенное священнодействие собраний о Христе Иисусе. Горница, начало и образ храмов наших, была велия; в ней могло помещаться до ста двадцати лиц с прихо­дящими на молитву в особенные часы молитвы, а может быть и более.

Впрочем, общество учеников Христовых было тогда самое малое в мире. Малым стадом называл оное Сам Иисус Христос, Сам называл стадо Свое агнцами, находящимися посреди волков. Судя по-человечески, в нынешний раз это было стадо, подлинно слабое, пока не облеклось оно силою свыше; ибо чего можно было ждать ему, если бы враги Иисуса Христа, недавно поразившие единого пастыря, устремили теперь внимание на то, что последователи Его снова собираются вкупе в ожидании исполнения каких-то особенных обетовании от Него! Воспоминание всего, что было делано или говорено Иисусом Христом, особенно в последние дни Его на земле, повторение священных псалмов, кои воспевались при Нем в изве­стные времена и случаи, составляли, без сомнения, самое утешитель­ное занятие для Христовых последователей.

В один из дней тех, при собрании верующих, простиравшемся до ста двадцати лиц, — полное число лика Апостольского удесятеренное, число в полном десятеричном количестве представляющее двенадцать колен народа Божия, долженствующего составиться из всех племен земных, — св. Петр предложил в беседе своей слово Писания, пророчески сказанное о том, что когда один из них, вместо жребия службы Апостольской, стяжал себе от мзды неправедныя село крове, лику их подобно пополниться другим лицом, и епископство его (звание после Апостолов преемственное) принять иному. «Надобно посему», — говорил Апостол, — «быть еще одному в лике нашем свидетелю воскресения Христова из числа таких, кто находился бы с нами во все время, как обращался между нами Господь, со времени крещения от Иоанна до дня Вознесения». Поставили среди собрания двух, Иосифа Варсаву и Материя, помо­лились все совокупно молитвою, приличною случаю, бросили жребий об избираемых и потом причислили Матфия к Апостолам. Скоро увидим мы, что первым и особенным предметом Апостольской проповеди было воскресение Господа; а Господь благоизволил го­ворить к ученикам даже в предсмертной Своей беседе, когда обещал иного, вместо Себя, Утешителя, Духа Святого, что Наставник сей будет свидетельствовать о Нем; будете же свидетельствовать о Мне и вы, присовокупил Господь, яко искони со Мною есте. Священное число двунадесяти учеников, избранное Иисусом Христом, должно быть без ущерба. Рассуждения ли сии, т.е., что число лика Апостольского должно быть определенное Господом, что свидетелей воскресения должно быть не менее такого числа и что пророчество об убыли в нем и пополнении безотлагательно должно быть приведено в исполнение, — такие ли рассуждения расположили Апостолов к избранию Соапостола, или было дано им прямое повеление от Господа в один из тех дней, как с Воскресения до Вознесения беседовано было об устройстве Церкви, ясно не сказано в книге Деяний. Наименее, однако же, кажется, полагать можно, чтобы св. Петр решился поступить в таком важном деле по собст­венным их рассуждениям, каковы бы они ни были, а, вероятно, приводимо было им в исполнение слово Господа Иисуса Христа. Ему велено, конечно, предварить таким делом сошествие Утешителя, дабы Дух Святой, при снисшествии, имел уже готовую к венчанию главу и для двенадцатого престола в священном лике избранных учеников Христовых. Господу не благоугодно было до Вознесения Своего пополнить лик Апостольский собственным избранием лица вместо Иуды Искариотского, а предоставить это Церкви Своей, может быть, и для того, дабы дать знать, что Он даровал Церкви Своей право и благодать делать то же, что, быв на земле, делал бы и некогда делал Сам. Настоящий опыт подлинно свидетельствует, что порядок служения в Церкви друг другоприимательный, каков он после Иисуса Христа доныне, столь важен, что начался еще в Апостольском сословии и с такого опыта, который мог бы еще во время земной жизни Господа быть непосредственно от Господа. То же самое сказать надобно и о всем прочем устройстве Новозаветной Церкви: Господь даровал ей только повеление, собственный пример, самые основания и предметы Веры в Своей земной жизни; а прочее, как напр., подробное устройство Иерархии, соединение Иудеев и язычников в единое тело верующих, предмет столь великий, и т. д. предоставил уже Апостолам Своим, дабы и после них, до конца веков, все в Церкви делалось друг другоприимательно через служителей и строителей Таин Его. (Чтения о св. Первоверховном Апостоле Петре. Игнатия, Архиеп. Воронежского. СПб., 1849 г. стр. 85).  (к началу)

 

О горнице Сионской и о том, что она была первоначальным образцом св. христианского храма (I, 13-14).

Филарета, Митроп. Московского.

Святой Евангелист Лука, излагая обстоятельства, предшество­вавшие сошествию Святого  Духа на Апостолов, говорит, что по вознесении Господнем на небо, возвратились они от горы Елеона в Иерусалим, и егда внидоша на горницу, идеже бяху пребывающе; что потом, сии вси бяху терпяще единодушно в молитве и молении, с женами, и Мариею, Материю Иисусовою и с братиею Его (Деян. 1, 13, 14); что, наконец, и егда скончавашася дние пятидесятницы, беша вси Апостоли единодушно вкупе (Деян. II, 1). Что это за горница, в которой пребывала сия первоначальная Церковь Христо­ва? И что значит пребывание Апостолов и прочих, в сей горнице? Была ли эта простая жилая храмина, в которой днюют и ночуют? Так думать не позволяет самое многолюдство тех, которые пред­ставляются пребывающими в сей горнице. Двенадцати Апостолам, Пресвятой Матери Господней, Мироносицам и другим благочестивым женам, прочим  ученикам   Господним, которых  всех   Евангелист счисляет: имен народа вкупе яко сто и двадесять (Деян.I, 16), было ли прилично, было ли удобно, было ли возможно поместиться жительством в одной горнице? Что же это была за горница? — Напоминает мне она упоминаемую тем же Евангелистом, горницу велию постлану (Лук.XXII,12), о которой Господь сказал Петру и Иоанну: ту уготовайта Пасху, и в которой Он установил и в первый раз совершил таинство Тела и Крови Своей. Или это есть одна и та же горница, по самому месту, или, по крайней мере, та и другая одинакова по назначению и достоинству. Ее назначение было не то, чтобы в ней дневать и ночевать, обедать и вечерять, сидеть и почивать, но то, что пребывающие в ней бяху терпяще единодушно в молитве и молении; в ней совершалась тайная Вечеря Господня; в ней произошло избрание Матфия в священное служение и его причтение к лику Апостольскому. Эта была горница, которая возвышалась горе, над всем земным и житейским: и благочестивым духом пребывающих в ней  касалась небесного и Божественного, почему и возымела, наконец, то высочайшее преимущество, что в ней торжественно и чудесно явилось Небо и Божество. Дух Святой не только  Своим всемогущим дыханием одушевил Апостолов и огненными языками просветил их умы, воспламенил их сердца, образовал языки для всемирной проповеди спасения, но и самое место их пребывания исполнил Своей святыни и благодати; исполнил весь дом, идеже бяху седяще  (Деян. II, 2).

Еще раз вопрошаю: что это за горница? — И сказанного мною доселе, надеюсь, довольно, чтобы оправдать окончательный ответ, который даю на предложенный вопрос: горница Сионская, Апо­стольская, горница сошествия Святого Духа, есть не иное что, как первоначальный образец святого Христианского храма; и взаимно святой Христианский храм есть повторенная, возобновленная, раз­множенная Апостольская горница сошествия Святого Духа.

Правда, вы не слыхали ныне здесь шума, яко носиму дыханию бурну (Деян. II, 2); не видали огненных языков; никто не говорит здесь разными языками разноплеменных народов. Но примите в рассуждение, что и в Апостольской горнице, или иначе сказать, в Апостольском святом храме, не каждый день слышалось потряса­ющее дыхание бурно: только однажды явились огненные языки; однако, и в другие времена храм сей не был лишен благодати, которою исполнил его Дух Святой. Без первоначального чудесного движения и блистания огненного, Святые Апостолы продолжали преподавать тот же дар Святого Духа, в тихом возложении рук, которое друг-другоприимательно простирается и до нынешних Священноначальственных тайнодействий в наших святилищах. Языцы, говорит Апостол Павел, в знамение суть не верующим, но неверным (1 Кор. XIV, 22): то есть, чудесный дар говорить разными неизу­ченными языками ниспослан от Бога для людей, еще неуверовавших, дабы через дарованное знание из языка преподать им наставление в вере и, в то же время, чудесным дарованием удостоверить их в Божественности веры; но для тех, которые уже уверовали, сие знамение не нужно. По той мере, как Божественная вера на земле распространялась, чудесное дарование языков сокращалось; и след­ственно, сокрытие сего дарования не есть оскудение благодати, но прекращение нужды. Господь не одобряет в верующих искания очевидных, удостоверяющих знамений, но приписывает особенное достоинство вере, которая их не требует. Блажени, глаголет, не видевший, и веровавше (Иоан. XX, 29) (Слова и речи. Т. IV, стр. 163).  (к началу)

 

Церковные предания о жизни Богоматери

по вознесении Иисуса Христа (ст. 14).

Св. Писание упоминает о Пресвятой Богородице в последний раз в повествовании о молитвенном пребывании первых верующих в Сионской горнице (1-14). Но христианское предание повествует о многих событиях из последующей жизни Богоматери. Так, оно говорит, что, во исполнение Ее предречения (Лук.1, 48), все концы вселенной вскоре огласились Ее славою; что многие из новопро­свещенных христиан приходили в Иерусалим из дальнейших стран, чтобы увидеть Матерь Божию и насладиться Ее святою беседою. Как жаждали отдаленные христиане этого счастья, можно видеть из письма св. Игнатия Богоносца, писанного из Антиохии к Иоанну Богослову: «многие жены у нас желают посетить Пресвятую Деву, — писал св. Богоносец, — чтобы услышать от Нее о многих и чудных тайнах. У нас пронеслась о ней слава, что эта Дева и Матерь Божия исполнена благодати и всех добродетелей». В другом послании к Иоанну тот же св. Богоносец говорил о себе: «более же всего желаю увидеть Матерь Иисуса, о Которой говорят, что Она во всех возбуждает к Себе удивление, почтение и любовь, так что все горят желанием увидеть Ее. Да и как не желать увидеть Пресвятую Деву и побеседовать с Тою, которая родила истинного Бога?» Из этих слов  видно, как  сильно желали мужи Апостольские  видеть  эту одушевленную святыню Божию. Высота святости и величие Бого­матери просияли в ней сквозь покров Ее глубочайшего смирения. Кто  удостаивался видеть  Ее, тот  чувствовал высокое счастье и необъяснимое блаженство. В послании св. Дионисия Ареопагита к Апостолу Павлу[5] Она именуется Богообразною, Святейшею, паче всех духов небесных: один взор на Нее услаждал благочестивую душу так, что с этим чувством не могло сравниться никакое из земных удовольствий.

Когда  Ирод Агриппа   (44 г. по  Р.Хр.), начав  преследовать христиан, обезглавил Иакова, брата Иоаннова  (Деян. 12, 2), за­ключил в темницу Петра и хотел также предать и его смерти (ст.3-18); тогда Апостолы, с соизволения Богоматери, признали за лучшее оставить Иерусалим и положили кинуть   между  собою жребий, кому в какую сторону отправиться для проповеди Евангельской. Исполненная более всех Божественной ревности, Пречистая Матерь Божия также пожелала иметь участие в этом жребии и получить удел для проповеди Евангелия. Ей досталась земля Иверская (нынешняя Грузия). С радостью приняв этот удел, Она стала готовиться к отправлению в Иверию; но Ангел, явившийся пред Нею, возвестил Ей, что страна, доставшаяся ей в уделе для проповеди, просветится впоследствии времени; что же касается до Нее Самой, то Она должна остаться теперь в Иерусалиме, ибо ей предназначен труд просвещения другой страны, о Которой воля Сына и Бога ея объявится в свое время. Всегда послушная воле Божией, Пречистая Дева поступила согласно с извещением Ангела, и в то время, когда Апостолы отправились, куда каждому из них указывал жребий, Она осталась в Иерусалиме с Иоанном и Иаковом, братом Господним (Четь. – Мин. Авг. 15).

Предание прибавляет, что некоторые из Иудеев, ненавидевших христиан и зорко наблюдавших за всеми их действиями, донесли первосвященникам и книжникам, что Мария, Матерь Иисусова, ходит каждый день на Голгофу и там перед бывшим гробом Иисуса преклоняет колена, плачет и воскуряет фимиам. Первосвященники приставили стражей ко гробу и приказали им строго наблюдать, чтобы никто из христиан не смел приходить к этому месту; если же они увидят там Матерь Иисусову, то немедленно убили бы Ее. Зоркая стража бдительно подстерегала Пресвятую Деву; но сила Божия сокрывала Ее от воинов, не допуская их до лицезрения Благодатной, так что они ни разу не видали Ее, хотя Она, по своему обыкновению, ежедневно продолжала приходить ко гробу. Пробыв таким образом долгое время у гроба, стражи под клятвою донесли, что к гробу никто не приходит и что они во все время никого там не видали (Четь. – Мин. Авг. 15).

Рука Божия чудесно сохраняла Пресвятую Деву от христоненавистного синедриона и книжников и все злобные козни их сокрушила незаметно для них самих. И хотя, живя в Иерусалиме, Матерь Божия была как овца среди волков и как лилия среди терния, но всецело преданная воле Сына Своего, Она проводила жизнь Свою бодрственно, бесстрашно и утешительно, не скрываясь от народа, но действуя для преуспеяния и назидания стада Христова.

То же предание сообщает подробности путешествия Пресвятой Богородицы к Лазарю, чудно воскрешенному Господом и проживав­шему на острове Кипр. Лазарь, быв рукоположен Апостолом Вар­навою во епископа, сердечно сокрушался, что давно лишен счастья лицезреть Матерь Божию, между тем как сам не смел придти во Иерусалим, боясь гонения иудеев, хотевших некогда убить его. Матерь Божия, узнав об этом, написала к нему утешительное послание, прося прислать за Нею корабль. Лазарь несказанно обра­довался, получив это послание, и благоговейно удивлялся великому смирению Благодатной. Корабль был немедленно снаряжен и отправ­лен к Пресвятой Деве, и Матерь Божия, с Иоанном и некоторыми другими спутниками, отплыла к острову Кипру. Плавание началось благополучно, и корабль понесся по пучинам Средиземного моря. Уже немного осталось пути до Кипра, как вдруг подул сильный противный ветер, и корабельщики, при всех усилиях и искусстве, не могли справиться с кораблем. Ветер, крепчая, перешел в бурю; и корабль, не слушаясь более земного кормчего, отдался указанию перста Божия и понесся в сторону от Кипра. Увлеченный силою бури в Эгейское море, он быстро промчался между многочисленными островами Архипелага и, без повреждений и малейших потерь, пристал у берегов Афонской горы.

Пресвятая Дева, видя, что в этом неожиданном случае прояв­ляется воля Божия на предреченный ей Ангелом жребий, вошла на берег неведомой Ей страны. Гора Афонская, принадлежавшая Македонии, в то время была наполнена идольскими капищами, среди которых выдавался огромный храм Аполлона, где совершались Разные гадания, волшебства и другие языческие волхвования. Еллины считали это место избранным святилищем своим, а потому во множестве стекались сюда для поклонения богам и вопрошения их через прорицателей, о судьбах своих. Но как только корабль, несший на себе Пречистую Деву, приблизился к берегам Афона, злые духи, находившиеся в идолах, проговорили, принуждаемые высшею силою: «Люди, обольщенные Аполлоном! спешите сойти с горы и идите в Климентову пристань встретить и принять Марию, Матерь великого Бога Иисуса». Народ устремился к берегу моря и там увидел приставший корабль и с него сошедшую боголепную Жену. С благоговением приблизились язычники к Пресвятой Деве и расспрашивали, как Она родила великого Бога, какое имя Его и где Он обретается? Богоматерь возвестила им о тайне воплощения Господа Иисуса Христа; раскрыла силу Евангельского учения; истол­ковала цель пришествия Бога на землю и описала страдания Его и славу воскресения и восшествия Его на небо. Все с трепетом внимали Ей и, прославляя Бога и Матерь Его, пожелали немедленно принять крещение. Святая Проповедница сотворила здесь много чудес, которыми укрепила веру новопросвещенных. Оставив для назидания новообращенных одного из сопутствовавших Ей мужей Апостольских, Она, перед отбытием своим с Афона, благословляя народ, сказала: «Это место да будет Моим жребием, данным Мне от Сына и Бога Моего! Да почиет благодать Его на этом месте и на живущих здесь с верою и благоговением и сохраняющих заповеди Сына и Бога Моего! Все нужное для земной жизни они будут иметь в изобилии и с малым трудом, и будет уготована им небесная жизнь, и не оскудеет к ним милость Сына Моего до скончания века. Я буду заступница этому месту и теплая о нем ходатайница перед богом»! После этого Пресвятая Дева села на корабль с Иоанном и прочими спутниками и отплыла к Кипру (Четь. – Мин. Авг. 15).

Лазарь, получив сведение о времени отбытия Приснодевы из Иерусалима и не имея теперь никаких известий о Ней, сокрушался великою скорбию. Не зная ничего о случившемся на Афоне, он боялся, не потерпела ли Пречистая какого бедствия от бывшей бури, и в душевном страхе и тоске не мог дождаться Ее прибытия. Но вскоре печаль его превратилась в живейшую радость, когда он увидел давно желанную благодатную Посетительницу. Пресвятая Дева привезла ему в дар омофор и поручи, устроенные для него Ее руками; передала ему обо всем происшедшем во время отсутствия его в Иерусалиме и с особенным чувством радости и благодарения Богу рассказала об успехе Своей проповеди на горе Афонской (Четь.– Мин. Авг. 15).

Утешив Лазаря[6] и благословив тамошнюю Церковь, Матерь Божия возвратилась в Иерусалим,[7] к утешению и радости всех с нетерпением ожидавших Ее верующих. Здесь посетил Ее св. Дионисий Ареопагит, также желавший получить от нее благосло­вение и наставление. Будучи знаменитым гражданином языческих Афин, достигши, по рождению, по учености и дарованиям своим, высших правительственных степеней, он едва лишь услышал слова жизни из уст св. Апостола Павла, всем сердцем и умом усвоил Еван­гелие. Стремясь со времени обращения к Христовой вере видеть Пречистую Деву, Дионисий предпринял дальнее путешествие. При виде Благодатной, он не знал меры восторгу своему и благодарил Бо­га. И другие верующие, по-прежнему, во множестве стекались к Бо­гоматери; и Она всех принимала, радовала и наделяла благосло­вением. Немощным Она возвращала здравие, печальных утешала, грешников исправляла и всех утверждала в вере, укрепляла в надеж­де и проливала в сердце каждого сладость любви Божественной.

Но, ублажаемая и прославляемая всеми, Приснодева Сама горела желанием, переселясь от земли на небо, наслаждаться вожделенным лицезрением Сына Своего и Бога. Она приносила теплые и слезные молитвы, чтобы Господь благоволил взять Ее из этой земной юдоли в Свои горния селения.

Посещая часто гору Елеонскую, у подножия которой находился сад Заведея, составлявший наследство св. Иоанна Богослова, Пречистая Дева долго там молилась. Здесь так же, как и на Голгофе, все говорило воспоминаниям ее сердца: и сад Гефсиманский, сохра­нявший память последней молитвы и кровавого пота Божественного Сына Ее; и поток Кедрский, поивший Его своими струями; и лежащая далее долина Иосафатова, усеянная могилами Израиля и хранящая в самом названии своем великое значение[8]; и пещерный склеп Гефсиманский, где покоился прах Ее родителей и праведного обрученника Ее; и над всем этим гора, с вершины которой вознесся на небо дражайший Сын Ее! На этом месте, как и на Голгофе, чаще всего Она молилась, возведя слезные очи Свои к небу, как бы ожидая оттуда желаемого призыва.

Однажды, во время такой пламенной молитвы о скорейшем отрешении от тела, предстал перед Приснодевою Архангел Гавриил и с сияющим радостью лицом возвестил Ей волю Божию о Ее успении, имеющем совершиться чрез три дня[9]. В знамение же торжества Благодатной над телесною смертью, которая не будет иметь над Нею власти и от которой Она должна воспрянуть, как от тихого сна, к бессмертной жизни и славе в свете лица Господня, Архангел вручил Ей райскую ветвь от финикового дерева, сияющую небесным светом, сказав, чтобы ветвь эта была несена перед гробом Преблагословенной в день погребения причистого тела Ее. Пресвятая Дева несказанно обрадовалась этой вести и от всего сердца возбла­годарила за нее Творца и Сына Своего.  (к началу)

 

Успение Пресвятой Богородицы.

Возвратясь с горы Елеонской, Матерь Божия начала приготов­ляться к исходу Своему. Прежде всего Она рассказала усыновлен­ному Ей Апостолу Иоанну о бывшем благовестии и показала ему ветвь, принесенную Архангелом, завещая нести ее при погребении пред Своим гробом. Уведомив всех домашних о Своей предстоящей кончине, Она повелела украсить покой и ложе Свое, воскурить фимиам, зажечь свечи и приготовить все необходимое для погре­бения. Иоанн немедленно послал к св. Иакову, брату Господню, первому иерусалимскому епископу, и ко всем сродникам и ближним извещение о приближающейся кончине Богоматери, с обозначением и самого дня; а св. Иаков предуведомил о том же всех верных не только в Иерусалиме, но и в окрестных городах и селениях. Все родственники Богоматери и множество христиан обоего пола со всех сторон притекли в дом Иоанна (Четь. – Мин. Авг. 15).

Пресвятая Владычица всем открыла слышанное Ею от Ангела и, в подтверждение слов Своих, показала райскую ветвь, сиявшую небесным светом. Все пришедшие к Ней горько плакали и своими воплями и рыданиями наполнили весь дом, умоляя Владычицу, как общую всех Матерь, не оставлять их сирыми. Пресвятая дева увещевала их не плакать, а скорее радоваться о Ее исходе, говоря, что, представ престолу Божию и беседуя с Сыном Своим,. Она будет умолять Его благость о всех, живущих на земле, и не только не оставит их сирыми, но еще будет посещать и охранять, равно как и весь мир, всегда помогая бедствующим. Среди утешительных для человечества обетовании, Матерь Божия не оставила сделать распоряжение относительно Своего имущества и погребения. Она завещала отдать две одежды Ее двум бедным вдовицам, с усердием и любовью служившим ей и имевшим от Нее пропитание; а также объявила волю свою, чтобы тело Ее было погребено в Гефсиманской пещере, где покоились Ее святые родители и праведный обрученник.

В это время, когда Матерь Божия изъявила Свои желания и утешала предстоящих, все услышали шум и увидели облака, окру­жавшие дом. Это были облака, на которых, по повелению Божию, Апостолы, восхищенные Ангелами из разных стран, где они про­поведовали Евангелие, были принесены в Иерусалим, к дому Бо­гоматери, для воздаяния Ей чести при погребении. Это чудо не в первый раз уже совершалось всемогущей силой Божией. Так и Апостол Филипп, после крещения на пути из Иерусалима в Газу евнуха Ефиопской царицы был восхищен невидимою силою и пос­тавлен в Азоте (Деян. 8, 39-40), так и пророк Аввакум был поднят Ангелом и перенесен в Вавилон — к львиному рву, где сидел Даниил (Дан. 14, 36). По отношению к лицу Матери Божией, это чудное перенесение Апостолов было весьма знаменательно: «иже на облацех светло — изъясняет св. Церковь — от всех конец собравый Свят. божественные Апостолы к телу Твоему, чистая, показа Тя всем Богородицу и страшен чертог преукрашен» (Авг.14, икос). «Они слетелись, — говорит св. Иоанн Дамаскин, — подобно облакам и орлам, чтобы послужить Матери Божией».

Апостолы, увидев друг друга, радовались, но в недоумении взаимно спрашивали: для чего Господь собрал их в одно место? В это время вышел к ним св. Иоанн Богослов и, с радостными слезами приветствуя их, сказал, что для Пресвятой Богородицы настало время отойти ко Господу. Поняли св. Апостолы, что Господь собрал их для присутствия при блаженной кончине Пречистой Его Матери и для славного погребения Ее пресвятого тела; поняли — и глубокая скорбь объяла их. Во время беседы с Нею предстал и св. Апостол Павел, избранный сосуд благодати Божией; он прибыл позже других, хотя и таким же чудесным образом. Вместе со св. Апостолом Павлом предстали и ученики его: Дионисий Ареопагит, Иерофей дивный, Тимофей и другие Апостолы из числа 70-ти. Всех их собрал Святой Дух, да все сподобятся благословения Пречистой Девы Марии, и да благолепнее устроится погребение Матери Гос­подней. Она каждого из них по имени призывала и хвалила веру и труды их в деле проповедания Христова Евангелия, каждому желала вечного блаженства и молилась с ними о мире и благосо­стоянии всего мира (Четь. – Мин. Авг. 15).

Но вот настал 15-й день августа, и тот вожделенный и благо­словенный третий час дня, в который назначено совершиться пре­ставлению Божией Матери. Множество свеч пылало в храмине; и св. Апостолы, славя в песнопениях Бога, окружали благолепно украшенный одр, на котором возлежала Богоматерь и молилась в ожидании Своего исхода и пришествия вожделенного Сына и Господа Своего. Внезапно облистал неисповедимый свет Божественной славы, пред коим померкли пылавшие свечи. Ужаснулись видевшие это; верх храмины как бы исчез в лучах необъятного света, и сошел Сам Царь славы Христос, окруженный тьмами Ангелов, Архангелов и других небесных сил, и с праведными душами Праотцов и Про­роков, некогда предвозвещавших о Пресвятой Деве, и приблизились к Пречистой Матери Своей. Увидев Сына Своего, Она с радостным восторгом произнесла слова боговдохновенной Своей песни: «Величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем, яко призре на смирение рабы Своея!» и, поднявшись с ложа, как бы для встречи Господа, поклонилась Ему. Он же, взирая на Нее очами, исполненными Божественной любви, сказал Ей: «Прииди, ближняя Моя; прииди, возлюбленная Моя; прииди, дражайший Мой перл, и вниди в обители вечной жизни». «Благословенно славное имя Твое, Господи Боже Мой! — ответствовала поклонившись Ему, Пресвятая Дева, — ты благоволил избрать Меня, смиренную рабу Твою, чтобы Я послужила таинству Твоему! Помяни Меня, Царь славы, в бесконечном царствии Твоем! Ты знаешь, что Я возлюбила Тебя всем сердцем Моим и верно сохранила вверенное Мне Тобою сокровище. Приими же теперь дух Мой с миром и огради Меня от области темной, чтобы никакое вражеское устремление не коснулось Меня». Господь сладчайшими словами утешал Ее, чтобы не боялась сатанинской силы, уже попранной ногами Ее, и любезно призывал Ее с дерзновением прейти от земли к небу (Четь. — Мин. Авг. 14). Она, радостно ответив: «Готово сердце Мое; буди мне по глаголу Твоему!» — возлегла на ложе, и взирая на пресветлое лице Господа, дражайшего Сына Своего, без всякого телесного страдания и как бы сладко засыпая, предала в руце Его пресвятую душу Свою[10]. Тот, Кого   Она   зачала   безмужно  и   родила   без   болезни, взял пречистую Ее душу, разрешившуюся от тела без всякого страдания, и святому телу Ее не дал видеть истления. Тогда началось радостное Ангельское пение, и слышны были часто повторяемые Ангелами слова Гавриилова приветствия: «Радуйся, благодати исполненная, Господь с Тобою; благословенна Ты в женах!» Так торжественно всеми небесными чинами сопровождаема была пресвятая душа Ее. Апостолы, сподобившиеся зреть это славное восхождение на небо Божией Матери, в трепете следили за ним очами, как некогда за воз­носившимся с Елеонской горы Господом. Пришедши в себя от востор­га, они окружили одр и с благоговейным умилением смотрели на пречистое тело Богородицы. Св. Петр — как изображается в церков­ных песнопениях — вопиял: «О, Дево! Вижу Тя ясно простерту, просту — и удивляюся; но, о, Пречистая, молися прилежно Сыну и Богу Твоему — спастися стаду Твоему невредиму» (Авг. 15, утр. стихира по 50 пс.). «Лик Апостольский с умилением вещал: удаляясь в небес­ные чертоги к Сыну, Ты готова всегда спасать, Богородица, Свое на­следие» (Христ. Чт. 1836 г., ч. III, стр. 163). С нежною любовью Ма­тери всего христианского мира, Пресвятая Дева с небесной высоты взирала на оставшихся на земле верующих и «как бы подъявши руки, — те руки, которыми носила Бога во плоти, со дерзновением гласом Матери вещала к Рождшемуся от Нее: данных Мне Тобою в удел сохраняй вовеки» (там же, стр. 162).

Благодатное лицо Богоматери, «освященное добротою Божества, сияло славою божественного девства», а от тела разливалось дивное благоухание. Чудна была жизнь Пресвятой Девы, чудно и успение Ее, как и воспевает св. Церковь: «Бог вселенной показует на Тебе, Царица, чудеса превышающие законы природы: и во время рождения Он сохранил Твое девство, и во гробе соблюл от истления Твое тело» (там же, стр. 159). Благоговейно и со страхом лобызая пречистое тело, Апостолы освящались от прикосновения к нему и, ощущая в сердцах своих действие неизреченной благодати, исполнялись духов­ной радости. Для большего прославления Богоматери, не умедлили обнаружиться знамения всемогущей силы Божией в исцелении глухих, немых, слепых, хромых и разных недужных, с верою и лю­бовью прикасавшихся к священному одру (Четь. – Мин. Авг. 15).

Господу было угодно, чтобы  Пречистая  Матерь  Его вкусила смерть подобно всем земнородным. «Нужно, — замечает св. Иоанн Дамаскин, — чтобы то, что составлено из земли, и возвратилось в землю, а потом взошло на небо, приняв в земле чистейшую жизнь, чрез отложение в ней плоти; нужно, чтобы тело через смерть, как бы через огонь в горниле, подобно злату, очистившись от всего мрачного и грубой тяжести брения, восстало из гроба нетленным, чистым и озаренным светом бессмертия»  (Христ. Чт. 1836 г., ч. III, стр. 140). Оплакав свою потерю на земле, но духовно утешившись приобретением на небе всесильной Заступницы и Молитвенницы к Богу, Апостолы приступили к погребению богоприемного тела Пресвятой Девы. Св. Петр, и Павел, и Иаков, с прочими главными Апостолами, понесли на раменах своих одр, на котором возлежало пречистое тело; св. Иоанн шел впереди с райскою светозарною ветвью; прочие же святые и множество верных сопровождали одр со свечами и кадилами, воспевая священные песни. Апостол Петр начинал пение псалма: во исходе Израилеве от Египта  (Псал.113, 1) и других торжественных гимнов; и все согласно сливали с ним голоса свои, повторяя после каждого стиха: «Аллилуиа!» Но, — говорит древний писатель, — всех священнотаинников превосходил великий  Иерофей, как  бы вышед  из  тела  и  весь изливаясь  в песнопениях, так что, видя сочувствие его воспеваемому, все — и знакомые и незнакомые — почитали его боговдохновенным». В таком порядке это величественное шествие тронулось от Сиона, направ­ляясь через Иерусалим в Гефсиманию. При первом движении его, над пречистым телом Богоматери и всеми провожавшими Ее внезапно появился обширный и светозарный облачный круг, наподобие венца, и к лику Апостолов присоединился лик Ангельский: пение небесных сил, прославлявших Божию Матерь, слышалось присутствовавшим и согласно вторило земным голосам. Этот круг с не­бесными певцами и сиянием несся по воздуху и сопровождал шествие до самого места погребения (Авг. 16 на стиховне стихира 3. Четь. – Мин. Авг. 15).

Неверующие жители  Иерусалима, пораженные необычайным величием погребального шествия и озлобленные почестями, возда­ваемыми Матери   Иисуса, донесли о том первосвященникам и книжникам; а эти, пылая завистью  и  мщением  ко  всему, что напоминало им Христа, послали слуг и воинов своих, чтобы они разогнали провожавших и самое тело Марии сожгли. Возбужденный народ и воины с яростью устремились на христиан; но облачный венец, сопровождавший по воздуху шествие, опустился к земле и как бы стеною оградил его. Преследователи слышали шаги и пение, но никого из провожавших не видели: многие из них, быв поражены слепотою, шли прямо на дома и стены и разбивали себе головы (там же). Как древле столб облачный осенял и охранял народ Божий и ветхозаветную Церковь от преследования Египтян; так и теперь светоносное облако, окружая Церковь новозаветную и свя­тейший храм Божества — тело Богоматери, преградило путь озлоб­ленному неверию.

Когда шествие достигло Гефсимании, там с новым плачем и стенаниями началось последнее целование пречистого тела; лишь к вечеру св. Апостолы могли положить его во гроб и закрыть вход в пещеру большим камнем. Они не отходили три дня от места погребения, совершая непрестанные молитвы и псалмопения; и во все это время по-прежнему слышалось в воздухе Ангельское пение, ублажавшее Пренепорочную Деву (там же).

Тому же Апостолу Фоме, который своим сомнением содействовал к большему удостоверению славной истины воскресения Христова, суждено было послужить открытию воскресения и Пресвятой Бо­городицы. По премудрому смотрению Божию, Фома не был при успении и погребении Божией Матери. Пришедши на третий день в Гефсиманию, этот пытливый ученик Христов с воплем и отчаянием повергся перед гробовою пещерою и громко выражал свое сожаление о том, что не удостоился последнего благословения Божией Матери и прощания с Нею. Апостолы в сердечной жалости о нем решились, открыв пещеру, доставить ему утешение — поклониться святым останкам Приснодевы. Но каково же было удивление их, когда они увидели, что там уже не было пречистого тела Богородицы, а лежали только одни погребальные пелены Ее, от которых разлива­лось чудное благоухание[11]! Облобызав с благоговением оставшуюся во гробе святую плащаницу, они молили Господа открыть им волю Его относительно пречистого тела Богородицы[12]. И вот, в тот день вечером, когда Апостолы и бывшие с ними собрались для подкрепления себя пищею, Сама Царица небесная разрешила не­доумение их. За трапезою Апостолов оставалось незанятым одно место, и на нем полагалась часть хлеба, в память Иисуса Христа, называвшаяся «частью Господа». По окончании трапезы, все уча­ствовавшие в ней вставали, благодарили Бога за насыщение и, подняв часть Господню, славили великое имя Пресвятой Троицы, произнося в конце молитвенные слова: «Господи Иисусе Христе, помогай нам»! и потом съедали часть Господню, приемля ее как благословение Божие. В продолжение Гефсиманской трапезы Апостолы думали и беседовали лишь о том, как не нашлось в пещере святого тела Божией Матери; и подняв, по обыкновению, часть Господа, стали воспевать хвалы Пресвятой Троице. Вдруг послы­шалось Ангельское пение; и когда они возвели очи свои вверх, то увидели Пречистую Деву, стоящую в воздухе, окруженную небес­ными силами и сияющую неизреченною славою. Она сказала им: «Радуйтесь! Я с вами есмь во вся дни»! Это явление так обрадовало Апостолов и всех бывших с ними, что все они воскликнули: «Пре­святая Богородица, помогай нам!» (Четь. – Мин. Авг. 15).

После этого не оставалось никакого сомнения, что гроб Пресвятой Девы сделался «лестницею к небеси» (Авг. 15. Вел. веч. стих. 1 на Господи возв. ) и что самое тело Ее — как выражается св. Церковь — «возвысив на небеса возведе Иисус Сын Ея и Спас душ наших» (Авг. 16 на стиховне стихира 3). Все уверились, что Матерь Божия в третий день воскрешена Господом и вознесена с пречистым телом в славу небесную. Взяв оставленную в гробе святую плащаницу для удостоверения отсутствовавших и утешения скорбящих, св. Апостолы возвратились с радостною вестью в Иерусалим, после чего они опять рассеялись по разным странам мира для проповеди Евангелия. (Четь. – Мин. Авг. 15).

Кончину Божией Матери св. Церковь называет «успением», а не смертью, потому что смерть, как возвращение земле ее персти, а духа Богу «Иже даде его», не коснулась благодатной. «Побеждены законы природы в Тебе, Дева чистая, — воспевает св. Церковь, — в рождении сохраняется девство и со смертию сочетается жизнь: пребывая по рождении Девою и по смерти живою, ты спасаешь всегда, Богородица, наследие Твое» (Авг. 15. Кан. 1, п. 9 и ирмос в р. перев.). Она лишь уснула, чтобы в то же мгновение пробудиться для жизни вечно блаженной и после трех дней с нетленным телом, как «небо земное, вселиться в небесное жилище» (Там же, п.4). Она опочила сладким сном, после тяжкого бодрствования Ее многоскорбной жизни, и «преставилася к животу», т.е. Источнику жизни, как «Матерь жизни, избавляя молитвами Своими от смерти души» (Тропарь праздника Успения Богородицы) земнородных, вселяя в них успением Своим живое предощущение жизни вечной. Поистине «в молитвах неусыпающую Богородицу и в предстательствах непреложное упование, гроб и умерщвление не удержаста» (Кондак праздника). Пречистая   Богородица, — как   говорит   св. Димитрий Ростовский, — была «дивна в преставлении: ибо гробом Своим не в землю нисходит, но в небо восходит и лествица к небеси гроб бывает» (Сочин. св. Димитрия Ростов, ч. III, стр. 142).  (к началу)

 

Внешний вид и нравственная высота Пресвятой Богородицы.

Се еси добра, ближняя Моя, се еси добра. (Песн. 4, 1).

Церковный историк Никифор Каллист сохранил для нас предание о внешнем виде Пресвятой Богородицы. «Она была — читаем у него — роста среднего, или, как иные говорят, несколько более среднего; волосы златовидные; глаза быстрые, с зрачками, как бы цвета маслины; брови дугообразные и умеренно черные, нос про­долговатый: губы цветущие, исполненные сладких речей; лицо не круглое и не острое, но несколько продолговатое; руки и пальцы длинные» (Церк. Ист. Кн. II, гл. 23).

Но, — скажем вместе со св. отцом, — «поистине, в Пресвятой Деве изумляет нас не только непорочная и чистая лепота телесная, но особенно совершенства Ее души» (Слово на Благовещение Св. Григория Неокесарийского. Христ. Чт. 1837 г., ч. 1, стр. 256). И может ли быть иначе, когда «в Ее лице сосредоточено все сокровище благодати», и Она была «свята телом и духом»? «Одежда скромная, чуждая роскоши и неги; поступь степенная, твердая; взгляд строгий, соединенный с приятностью; тиха и покорна родителям; речь крот­кая, льющаяся из незлобивого сердца», — так говорит Св. Иоанн Дамаскин (Христ. Чт. 1828 г., ч. XXXI, стр. 248). «У Нее ум, Богом управляемый и к одному Богу направленный; все желание устремлено к единому, достойному желания и любви; ненависть только ко греху и виновнику его. Все помышления Ее душеполезны, свободны от всего излишнего, удаляющиеся от всего душепагубного; очи Ее всегда устремлены к Господу, созерцая вечный и неприступ­ный свет; уши настроены к слушанию слова Божия, услаждаются сладкогласною певницею Духа; уста восхваляют Господа; язык рассуждает о слове Божием и изливает Божественную сладость; сердце Ее чисто и непорочно, зрящее и вожделеющее чистейшего Бога. Вся — чертог Духа; вся — град Бога живого; вся — добра; вся — перед очами Божиими: ибо восшедши превыше Херувимов и будучи превознесена над Серафимами, Она соединилась с Богом» (там же, стр. 243): «Она была девою — говорит св. Амвросий — не телом только, но и душою: смиренна сердцем, осмотрительна в словах, благоразумна, немногоречива, любительница чтения... трудолюбива, целомудренна в речи, почитая не человека, но Бога судьею Своих мыслей; правилом Ее было — никого не оскорблять, всем благожелать, почитать старших, не завидовать равным, избегать хвастовства, быть здравомысленною, любить добродетель. Когда Она, хотя бы выражением лица, обидела родителей! Когда была в несогласии с родными, погордилась перед человеком скромным, посмеялась над слабым, уклонилась от неимущего? У Нее не было ничего сурового в очах, ничего неосмотрительного в словах, ничего неприличного в действиях: телодвижения скромные, поступь тихая, голос ровный; так что телесный вид Ее был выражением души, олицетворением чистоты» (De virginibus, lib. II, с. 2). Церковный историк Никифор Каллист так дополняет нравственный образ Пресвятой Девы: «Она в беседе с другими сохраняла благоприличие, не смеялась, не возмущалась, особенно же не гневалась; совершенно безыскус­ственная, простая, Она нимало о Себе не думала, и далекая от изнеженности, отличалась полным смирением. Относительно одежд, которые носила, Она довольствовалась естественным цветом их, что еще и теперь доказывает священный головной покров Ее. Коротко сказать: во всех Ее действиях обнаруживалась особенная благодать» (Церк. Ист., кн. 2, гл. 23). «У нас все знают, — писал св. Игнатий Богоносец — что Приснодевственная Матерь Божия исполнена бла­годати и всех добродетелей. Рассказывают, что Она в гонениях и бедах всегда бывала весела; в нуждах и нищете не огорчалась; на оскорбляющих Ее не только не гневалась, но даже благодетельствовала им; в благополучии кротка; к бедным милостива и помогала им, как и чем могла; в благочестии — учительница и на всякое доброе дело наставница. Она особенно любила смиренных, потому что Сама исполнена была смирения. Много похвал воздают ей видевшие Ее. О ней рассказывали нам люди, достойные всякого вероятия, что, по Ее святости, видимо в ней соединились естество ангельское с человеческим (Четь. – Мин. Авг. 15). Св. Дионисий Ареопагит, через три года после его обращения в христианство, сподобившийся видеть в Иерусалиме лицом к лицу Пресвятую Деву Марию, так описывает это свидание: «Когда я введен был перед лицом Богообразной, светлейшей Девы, — меня облистал извне и внутри столь великий и безмерный свет Божественный и разлилось окрест меня такое дивное благоухание различных ароматов, что ни немощное тело мое, ни самый дух, не в силах были вынести столь великих и обильных знамений и начатков вечного блаженства и славы. Изнемогло сердце мое, изнемог дух во мне от Ее славы и Божественной благодати! Человеческий ум не может представить себе никакой славы и чести (даже в состоянии людей, прославленных Богом) выше того блаженства, какое вкусил тогда я недостойный, но удостоенный по милосердию и блаженный выше всякого понятия» (там же).

Добродетели Пресвятой Богородицы и благодать Святого Духа, предочистившая Ее для великого дела быть Матерью Божией, пос­тавили Ее выше всех праведных и святых людей и даже сил небесных. Ее усердие к молитве и благочестивым занятиям, присно-девственная чистота и целомудрие, вера в обетования Божий, всег­дашняя внимательность к путям промысла Божия, преданность воле Божией, благодушное перенесение трудных житейских обстоя­тельств, непоколебимое мужество среди величайших искушений и скорбей, материнская заботливость, сердечная теплота к сродникам, а главное — безусловное во всем смирение: вот нравственные совер­шенства, постоянно проявлявшиеся в Ней, от младенчества до успения.  (к началу)

 

Об избрании двенадцатого Апостола на место Иуды и о том,

что утверждение веры в воскресение Христово есть дело

великой важности для христианства.

Филарета, Митроп. Москов.

По вознесении Господа нашего Иисуса Христа на небо первым делом, первенствующего между Апостолами, Петра было дополнить Двунадесятое число Апостолов, из которого, как они скромно вы­разились, испаде Иуда ити в место свое (Деян.1, 25). Святой Петр предложил о сем собранию церковному, в котором находилось около ста двадцати мужей. Собрание наименовало двух достойных, а из них, по молитве, посредством жребия, решительно избран Матфий, и причтен бысть ко единонадесяти Апостолом (26).

Вероятно, для сего священного действия святым Петром избран был и день священный, — день, который в книге деяний Апо­стольских, по иудейскому счислению времени, называется единою от суббот, то есть первым днем недели, и в который, как праздничный, собирались христиане преломити хлеб (Деян.XX, 7), то есть совершать таинство причащения Тела и Крови Христо­вой, словом — день воскресный. Сей день надлежало избрать и для того, чтобы иметь более полное собрание церковное, которое не могло быть одинаково полно во дни непраздничные.

Слова, которыми Апостол Петр предложил об избрании двенад­цатого Апостола, возбуждают особенное внимание и размышление. Он говорил: подобает убо от сходившихся с нами мужей во всяко лето, в неже вниде и изыде в нас Господь Иисус, начен от крещения Иоаннова даже до дне, в оньже вознесеся на небо от нас, свидетелю воскресения Его быти с нами единому от сих (Деян. 1, 21, 22).

Требуется человек, который вместе с Апостолами следовал за Господом Иисусом во все годы торжественного на земле служения Его спасению рода человеческого, от дня крещения Его во Иордане до дня вознесения Его на небо. Такой человек назначается, вместе с прочими Апостолами, быть свидетелем. Чего? Не того ли, что он видел во все сии годы? Крещения, в котором Иисус Богочеловек открыт и свидетельствован небесным гласом Бога Отца и сошествием Святого духа? Учения, которое Он потом преподал? Чудес, которые Он сотворил? Пророчеств, которыми проявил Свое Божие всеве­дение? Царского входа в Иерусалим? Его страданий и смерти? Его славного вознесения на небо? Не то говорит св. Петр. Он требует очевидца всех сих дел и событий; но, помимо сих дел и событий, назначает избираемому, равно как и себе и прочим Апостолам, один только предмет свидетельства: свидетелю воскресения Его быти с нами.

Здесь размышляющему представляется вопрос: почему святой Петр поставляет себя и прочих Апостолов свидетелями только воскресения Христова, когда они могли и должны были свидетель­ствовать не о сем только, но и о всем житии, деяниях и учении Христа Спасителя, без чего и не могло быть полно и удостоверительно свидетельство о Его воскресении? Это не вопрос любопытства, но путь к наставлению.

Святой Петр признает потребность Апостольского свидетельства не об одном воскресении Христа Спасителя, но и о всем Его житии, деяниях и учении. Сие видно из того, что он для. Апостольского служения ищет очевидца Христова жития от крещения до вознесения на небо. Из сего надлежит заключить, что святой Петр, называя Апостолов свидетелями воскресения Христова, не думал устранить другие предметы Апостольского свидетельства, но только для крат­кости наименовал один из них, подразумевая и другие, с ним связанные, преимущественно же указал он на воскресение Христово, конечно, потому, что свидетельство о сем было для Апостолов предметом особенного внимания и подвига.

Утверждение веры в воскресение Христово есть дело великой важности для христианства и для христианина.

Главная сила христианства состоит в том, чтобы признать Гос­пода Иисуса Спасителем мира, согрешившего против Бога и Богом осужденного на смерть. А чтобы с полною надеждою признать в Нем сие могущественное качество, для сего нужно совершенное удостоверение, что Он есть Единородный Сын Божий и истинный Бог, потому что хорошо сказано, хотя и нехорошими людьми сказано: кто может оставляти грехи, токмо един Бог? (Лук. V, 21). Только милосердие Бога Сына может представить достойное удовлетворение оскорбленному величеству и правосудию Бога Отца; только Бог может возвратить жизнь осужденным на смерть Богом.

Но сильнейшее удостоверение о Божестве Иисуса Христа за­ключается в Его воскресении. Сию мысль подал Он Сам. Когда иудеи, удивленные необычайной властью, которую показал Он, изгоняя из храма продающих и покупающих, спросили Его: кое знамение являеши нам, яко сия твориши? то есть, каким чудом докажешь, что Бог дал тебе власть над храмом Своим? Тогда он, преимущественно перед другими чудесами Своими, указал на чудо Своего воскресения. И рече им: разорите церковь сию, и треми денми воздвигну ю (Иоан. 11, 18, 19), т.е. в третий день воскресну. В самом деле, чудеса, которые творил Господь Иисус во время земной жизни Своей над другими, даже и самое дивное из них — воскрешение мертвых, творили и Пророки, хотя не с таким пол­номочием, как Он. Так, Илия молился: Господи Боже мой, да возвратится убо душа отрочища сего в он (3 Цар. XVII, 21); но Иисус повелел: Лазаре, гряди вон (Иоан. XI, 43) из гроба. Однако, сего различия иные могли не приметить, и потому могли познать в Иисусе Пророка и Посланника Божия и еще не познать в Нем Единородного Сына Божия. Но никогда не было и не можно пред­ставить возможным того, чтобы человек воскресил сам себя, и потому самовоскресением Господа Иисуса дано совершеннейшее Удостоверение в том, что Он есть истинный Бог, владычествующий жизнью и смертью, и Божественный Спаситель, имеющий могуще­ство воскресить всех человеков, умерщвленных прегрешениями. (Слова и речи. Т.V, стр. 206).  (к началу)

 

Жизнь св. Апостола Матфея.

Святой Апостол Матфей родился в Вифлееме и происходил от племени Иудова. С детских лет он учился Закону Божию в Иерусалиме у св. Симеона Богоприимца, который научил его доброде­тельной жизни, и св. Матфей жил богоугодно. Когда минуло тридцать лет Господу нашему Иисусу Христу, Он крестился от Иоанна во Иордане и, явив себя миру, собрал учеников, проповедовал приблизившееся Царствие Божие, учил народ и творил множество знамений и чудес. Тогда Матфей, слыша проповедь и учение Христо­вы и видя Его чудеса, воспылал к нему любовью, презрел всю суету мира сего, последовал за Христом с учениками Его и с народом и наслаждался лицезрением воплощенного Господа и слы­шанием глаголов Его. Господь, видящий все тайны сердца челове­ческого, видел усердие к Себе св. Матфея и его чистую совесть, и избрал его не только в ученики Свои, но и в Апостолы. Св. Матфей был в числе семидесяти меньших Апостолов, о которых пишется в св. Евангелии следующее: «Избрал Господь и других семьдесят учеников, и послал их по два перед лицом Своим» (Лук. X, 1). После же вольного страдания, воскресения и вознесения на небо Господа нашего Иисуса Христа, св. Матфей причислен был к две­надцати главным Апостолам Христовым.

По приятии Святого Духа, когда Апостолы бросили жребий, кому в какую страну идти проповедовать Христа, св. Апостолу Матфею выпал жребий проповедовать в Иудее. И трудился он там, обходил города и селения, благовествуя иудеям явившееся спасение миру. Как избранный сосуд Христов, он проповедовал имя Христово не в одной только Иудее, но и у язычников. Говорят, что он благовествовал св. Евангелие и во внешней Ефиопии и претерпел там многие муки: его влачили по земле, били, вешали, строгали ребра острым железом, жгли на огне; но все эти муки еще более укрепляли его в вере Христовой; он с радостью принимал их и переносил с мужеством.

Повествуют о св. Апостоле Матфее, что он проповедовал Христа в Македонии, что там взяли его идолопоклонники греки и, желая испытать силу проповедуемой им веры, дали ему выпить отраву, от которой тотчас делались слепыми. Св. Матфей выпил ее во имя Христа и остался невредим. Но этого еще мало: и всех ослепленных тою отравою, числом более двухсот пятидесяти человек, он исцелил, возлагая свои руки на них и призывая имя Христа Спасителя. Не мог стерпеть этого диавол и, явясь язычникам в образе малого отрока, приказывал им убить св. Матфея за то, что уничтожает богов их. Язычники хотели взять под стражу св. Апостола, но не могли видеть его, хотя он ходил между ними; почему искали его три дня и не могли найти. Но потом св. Апостол Матфей сам отдался в руки народу; тогда связали его и заключили в темницу. Там явились ему бесы, с яростью скрежеща зубами. Но в следующую ночь снисшел Сам Господь, окруженный неизреченным светом, и, еще более утвердив дух его, освободил его от цепей, отворил двери темницы и дал ему свободу. Наступил день, и св. Апостол снова предстал открыто среди народа и смело проповедовал Христа. Не­которые жестокосердые люди не только не уверовали по проповеди св. Матфея, но, озлобясь на него, хотели своими руками убить его, но внезапно разверзлась земля и пожрала их; оставшийся народ убоялся, уверовал во Христа и крестился.

После этого св. Апостол Матфей снова возвратился в назначен­ную ему жребием Иудею и, проповедуя в ней Слово Божие, обратил многих израильтян к Иисусу Христу, уверив их знамениями и чудесами: именем Христовым исцеляя слепых и хромых, снова оживляя иссохшие члены, очищая прокаженных, изгоняя злых духов и возвращая к жизни умирающих. Св. Матфей, называя Пророка Моисея святым, повелевая исполнять закон, Богом данный на скрижалях Моисею, учил же вере во Христа, так как Его сам Моисей прообразовал знамениями, предвещали Пророки, и Бог Отец послал на землю воплощенного от Пречистой и Пренепорочной Девы Марии. Св. Апостол при этом толковал израильтянам все пророчества о Мессии, уже сбывшиеся на Христе. В то время в Иудее был главным архиереем Анан, ненавидевший Иисуса Христа и гнавший христиан. Его-то повелением и Св. Иаков, брат Божий, был сброшен с крыши церковной и убит. Когда св. Матфей проходил страну Галилейскую и, входя в сонмища Иудейские, проповедовал Христа Сына Божия; ослепленные неверием иудеи, озлобясь на св. Апостола, схватили его и привели в Иерусалим к этому самому архиерею Анану. Архиерей собрал лукавый совет иудейский и, представя на него св. Апостола Матфея для допроса, так начал говорить собравшимся:

«И собрание это и вся вселенная знают, до какого бесславия дошел род наш; но не мы причиною тому, а развращение некоторых людей, отпадших от нас, и лихоимство римских игемонов, а еще более — их жестокое обращение с нами. Недостойны и воспоминания люди, вводившие у нас новые ереси, которыми прельщалось столько тысяч народа: вы сами знаете, как они были убиты римскими воинами. С великим уничижением для рода нашего, погибли пре­льстители и прельщенные. Такие ересеначальники были: Иуда Галилеянин и Февда волхв. Но когда они погибли, с ними погибла и память о них. Но больший всех их восстал ересеначальник Иисус Назарянин, Который, называя себя Сыном Божиим и Богом, многих людей удивил Своими волшебными знамениями и чудесами, и тем вполне привлек к Себе сердца их, уничтожил исполнение Закона; но сам осужден по Закону, Им хулимому. Напрасно было бы и говорить об известном всякому из нас, что Сам Бог дал Закон святому Моисею, и Закон тот соблюдали Патриархи и Пророки, которым Бог подавал силу творить такие чудеса, каких не мог творить Иисус. Кто не знает, что Моисей говорил с Богом, как с человеком; кому не известен Илия, взятый огненною колесницею в рай; кто не слыхал, что мертвый, положенный на Елисеевы кости, воскрес, и кто не знает, сколько чудес творили другие святые? Однако же, ни один из них не дерзнул присвоить себе Божескую честь, или выдумывать новый закон, как отважился Иисус. Пророки, научаемые Святым Духом, говорили смиренно; Иисус же говорил о Себе горделиво и укорял бесчестными словами князей и перво­священников: книжников и фарисеев называл лицемерами. Кто из пророков осмеливался на это? Но за гордость Свою Иисус обрел достойный конец, принял должное воздаяние за дела Свои. О, когда бы погибла с Ним и память о Нем, и никто бы не восстановлял учения Его, с Ним умершего! Но как это больно для нас, что когда храм Божий, святой град и отеческие законы под игом римлян, никто не обращает внимания на участь нашу, никто не только не старается облегчить ее, но даже и не соболезнует о ней! Нас безвинно влекут на суд, и мы терпим; нас обольщают, и мы соглашаемся; нас грабят, и мы молчим, — а Галилеяне еще более предают нас в руки Римлян, не стыдясь налагать на нас и на род наш кровь Иисуса, будто бы безвинно нами осужденного. Поэтому пусть лучше погибнет невеликое число Галилеян, а не это святое место, и не весь род наш будет истреблен Римлянами. Из двух зол, когда нельзя избавиться от обоих, надобно избирать легчайшее; и потому предстоящий перед нами ученик Иисусов достоин смерти; однако же, пусть он прежде размыслит об этом: даем ему на это время, желая не погибели его, но исправления; пусть выберет он что либо одно: или последует Закону, Богом данному чрез Моисея и останется жив, или пребудет христианином и умрет». Св. Апостол Матфей, воздев руки горе, сказал: «О той вине, которую вы, братия, налагаете на меня, не надобно много и говорить; что я Христианин, то не вина, но слава. Сам Господь говорит в пророчестве: «В последние дни работающим Мне наречется имя новое» (Исаии.65, 15). Архиерей. Анан возразил ему: «Как же не вина, ни во что ставить святой Закон, не почитать Бога, а слушать волшебные и пустые басни?» — Святой Апостол сказал: «Ежели выслушаете речь мою, то объясню вам, что проповедуемое нами — не басни и не волшебство, но сама истина, от века засвидетельствованная зако­ном». Архиерей согласился выслушать. Тогда св. Матфей начал им из Ветхого Завета приводить те места, в которых многое прообразовательно предвещалось об Иисусе Христе и ясно было сказуемо, как обещался Бог праотцам: Аврааму, Исааку и Иакову воздвигнуть от семени их такого Мужа, Которым благословятся все племена; это свидетельствовал и Давид, говоря: «Благословятся в Нем вся колена земная, и вси языцы ублажат Его» (Псал. 71, 17). Как несгораемая купина прообразовала воплощение Его от чистой Девы, о которой пророчествовал Исайя: «Се Дева во чреве зачнет и родит сына, и наречется имя ему Эммануил, что значит: с нами Бог» (Исайя 7, 14). Моисей же ясно предрек, говоря: «Пророка от братии твоея, якоже мене, восставит тебе Господь Бог твой, того послушайте во всем, что вам скажет» (Втор. Зак. 18, 15). И тот же Моисей прообразовал вольное страдание Его вознесенным на древо змием в пустыне; а Исайя сказал: «Яко овча на заколение ведеся» и еще: «И со беззаконными вменися» (Исайя 53, 12). Образом же трех­дневного воскресения Его был Иона, невредимо изшедший из чрева китова. Так, св. Апостол Матфей пространно изъяснил им сказанное об Иисусе Христе в их же Еврейских книгах. Архиерей Анан не вытерпел сего, сильно разгневался на Апостола и с яростью воскликнул: «Так-то дерзаешь разорять Закон? разве не знаешь, что говорит Писание: «Аще же востанет в тебе пророк, или видяй сон, и даст тебе знамение или чудо, и приидет знамение или чудо, еже рече к тебе, глаголя: идем да послужим богом иным, их же не весте: и пророк той, или видяй сон, да умрет» (Втор. Зак. 13, 1-5). Св. Матфей отвечал на это: «Тот, о Ком говорим, не только Пророк, но и Господь Пророков, Бог, сын Божий. Божество Его доказывается истинными знамениями, потому то я уверовал в Него и надеюсь всегда непоколебимо исповедовать Его». Архиерей спросил св. Матфея: «Если дастся тебе время для размышления, покаешься ли ты?» Св. Апостол отвечал: «Я не отступлю от истины, которую обрел однажды. Верую сердцем и исповедую устами, что Иисус Назарянин, Которого вы отверглись и предали на смерть, есть истинный Сын Божий, равен Отцу, с Ним соестествен и предвечен, и говорю смело: Я раб Христов!» Тогда Архиерей, зажав уши свои и заскрежетав зубами, яростно воскликнул: «Богохульствует, бого­хульствует! Пускай он услышит Закон!» Тотчас открыли книгу Закона и прочли то место, где написано: «Человек, иже аще про­клянет Бога своего, грех приимет: нарицай же имя Господне, смертию да умрет: камением да побиют его весь сонм Израильский, да не пощадит его око ваше, яко да отъимите злое от Израиля» (Лев.24, 15-16). Когда прочли это, Архиерей сказал св. Апостолу Христову: «Ты сам свидетельствовал себя: кровь твоя будет на главе твоей». Сказав то, Архиерей осудил св. Матфея побить каменьями. И был взят св. Апостол и поведен на побиение. Когда привели его на место, называемое Вефлаекила, то есть дом побиенных каменьями, то св. Матфей сказал ведшим его иудеям: «Лицемеры, как хорошо предрек об вас Давид: «Уловят на душу праведничу, и кровь неповинную осудят» (Псал.73, 21). А Иезекииль говорит: «Умерщвляете души, им же не подобаше умрети» (Иезек. 13, 19).

Когда проговорил это св. Апостол, два свидетеля по закону положили свои руки на главу его и, засвидетельствовав, что он хулил Бога, Моисея и Закон, первые бросили в него каменьями. Св. Матфей просил их, чтобы брошенные ими два первые камня положили с ним в гроб, во свидетельство его страдания за Христа. После этого весь народ начал бросать каменьями в св. Апостола, и он, воздев руки к небу, предал дух свой Господу. Когда св. Матфей уже был мертв, мучители, угождая   Римлянам, по   Римскому   обычаю, отрубили ему голову. Так, подвизавшись добрым подвигом, окончил свою земную жизнь св. Апостол Христов Матфей. Христиане взяли честное тело его и похоронили с подобающей честью, славя Господа нашего Иисуса Христа. (Жития 12 Апостолов, И. Крылова, стр. 201).   (к началу)

 

Библиографический указатель к 1 гл.

1)      Св. Иоанна Златоустого. Беседа на начало Деяний апостольских. Христ. Чт. 1839 г. II, 328-373. 

2)      Его же. Из беседы на Вознесение Господне. Воскр. Чт. XVI, 55-57.

3) Прот. Полотебнова. Общедоступное истолковательное чтение. Чт. в Общ. 1873 г. Απρ. 378-399. Дек. 277-608.

4)      Апостольское чтение в праздник Вознесения Христова (ст. 1-12). Воскр. Чт. XXVI. 169-174.

5) Две Четыредесятницы Господни. Воскр. Чт. XIX. 57-60.

6)  Сион. Воскр. Чт. XI. 201-204,

7) Акелдама (ст. 19). Библ. поп. сл. Воскр. Чт. 1874. I. 79-80. О том же, Архиеп. Никифора. Чт. в общ. 1890, I. Библиогр. стр. 155-156.

8) Матфей (ст. 23). Б. п. сл. Воскр. Чт. 1876. II. 206.

9) Иннокентия, Архиеп, Херсон. О событиях на горе Елеонский (в слове на день Вознесения). Сочинения. Т. 1. стр. 365 и дал.

10) Свод преданий об Успении Божией Матери. Воскр. Чт. 1. 146.

11) Апостолы от Вознесения Господа на небо до сошествия на них Духа Св. Прот. Горского. Ев. история и история Апостольской церкви. 369-371.

12)   1, 9-12. Евсевия, Архиеп. Могилевского. Беседы   на   воскресные   и праздничные чтения из Апостола. Ч. I, стр. 114.

13) Ст. 12-26. Его же, стр. 17.  (к началу)

 

ГЛАВА II

 

Свод текстов Св. Писания на день Сошествия Св. Духа.

 

ПРОРОЧЕСТВО:

«И будет по сих, и излию от Духа Моего на всяку плоть, и прорекут сынове ваши и дщери ваши, и старцы ваши сония узрят, и юноты ваши видения увидят. Ибо на рабы Моя и на рабыни Моя во дни оны излию от Духа Моего». (Иоил. 2, 28, 29).

«Се аз послю обетование Отца Моего на вы: вы же сидите во граде Иерусалимсте, дондеже облечетеся силою свыше». (Лук. 24, 49).

«Яко Иоанн убо крестил есть водою, вы же имате креститеся Духом Святым, не по мнозех сих днех». (Деян. 1, 5).

 

ИСПОЛНЕНИЕ:

«Сии вси бяху терпяще, единодушно в молитве и молении, с женами и Мариею материю Иисусовою, и с братиею Его. — И егда скончавашася дние Пядесятницы, беша вси Апостоли единодушно вкупе. И бысть внезапу с небесе шум, яко носиму дыханию бурну, и исполни весь дом, идеже бяху седяще, и явишася им разделени языцы яко огненни, седе же на едином коемждо их. И исполнишася вси Духа Свята, и начашася глаголати иными языки, яко же Дух даяше им провещавати. — Сие есть реченное пророком Иоилем» (Деян.1, 14; 2, 1-4, 17). «Десницею убо Божиею вознесеся (И.Хр.), и обетование Святаго Духа прием от Отца, излия сие, еже вы ныне видите и слышите» (Деян. 2, 35).  (к началу)

 

Действия Духа Св. в сердцах Апостолов.

«Аз умолю Отца, и иного Утешителя даст вам, да будем с вами в век. Утешитель Дух Святый, его же послет Отец во имя Мое, Той вы научит всему и вспомянет вам вся, яже рех вам» (Иоан. 14, 16, 26). «Егда же приидет Утешитель, его же Аз послю вам от Отца, Дух истины, иже от Отца исходит, той свидетельствует о Мне» (15, 26). «Егда приидет Он, Дух истины, наставит вы на всяку истину: не от себе бо глаголати имать, но елика аще услышит, глаголати имать, и грядущая возвестит вам» (16, 13).

«Мы же не духа мира сего прияхом, но Духа иже от Бога, Да вемы, яже от Бога дарованная нам. Яже и глаголем не в наученых человеские премудрости словесех, но в наученых Духа Святаго» (1 Кор.2, 12, 13). «Кто бо разуме ум Господень, иже изъяснит и? мы же ум Христов имамы» (2, 16).

«Яже (тайна Христова) во иных родех не сказася сыном чело­веческим, якоже ныне открыся святым Его Апостолом и Пророком Духом Святым (Еф. 3, 5). Глаголем премудрость Божию, в тайне сокровенную, юже предустави Бог прежде век в славу нашу, юже никтоже от князей века сего разуме. — Нам же Бог открыл есть Духом Своим: Дух бо вся испытует, и глубины Божия» (1 Кор. 2, 7, 8, 10).  (к началу)

 

Действия Духа Св. в сердцах всех истинно верующих.

ПРОРОЧЕСТВО:

«Аз дам воду в жажду ходящим в безводней, наложу Дух мой на семя твое, и благословение мое на чады твоя, и прозябнет аки трава посреде воды, и яко верба при воде текущей. Сей речет: Божий есмь, и сей возопиет о имени Иаковли» (Ис. 44, 3-5).

«Веруяй в Мя, якоже рече Писание, реки от чрева его истекут воды живы. (Сие же рече о Дусе, его же хотяху  приимати верующий во имя Его. Не убо бе сошел Дух Святый, яко Иисус не убе прославлен») (Иоан. 7, 38, 39).

«По днех онех, глаголет Господь, дая законы Моя в мысли их, и на сердцах их напишу я, и буду им в Бога, и тии будут ми в люди. И не научит кийждо брата своего, глаголя: познай Господа; яко вси познают Мя от мала даже и до велика их» (Иер. 31, 33, 34).

 

ИСПОЛНЕНИЕ:

«Спасите нас банею паки бытия и обновления Духа Святаго, его же излия на нас обильно Иисусом Христом, Спасителем нашим» (Тит. 5, 5, 6). «Иже и запечатле нас и даде обручение Духа в сердца наша» (2 Кор. 1, 22). «Не весте ли яко храм Божий есте, и Дух Божий живет в вас»? (1 Кор. 3, 16). «Славы и Божий Дух на вас почивает» (1 Петр. 4, 14).

«И вы помазание имате от Святаго, и весте вся. — И не требуете, да кто учит вы: но яко то само помазание учит вы о всем, и истинно есть, и несть ложно: и якоже научи вас, пребывайте в

нем» (Иоан. 2, 20, 77). «Дух способствует нам в немощех наших: о чecoм бо помолимся,  якоже подобает,  не вемы,  но  Сам Дух ходатайствует о нас воздыхании неизглаголанными» (Римл. 8, 26). (Воскр. Чт. ч. I, стр. 61).  (к началу)

 

Цель и плоды сошествия Св. Духа.

 

I. Для Апостолов.

И аз умолю Отца, и иного Утешителя даст вам, да будет с вами в век (Иоан.14, 16). Утешитель же, Дух Святый, его же послет Отец во имя Мое, той вы научит всему и воспомянет вам вся, яже рех вам (-14, 26); наставит вы на всяку истину: не от себе бо глаголати имать, но елика аще услышит глаголати имать, и грядущая возвестит вам. Он Мя прославит, яко от Моего приимет, и возвестит вам (Иоан. 16, 13, 14).

Яко Иоанн убо крестил есть водою, вы же имате креститеся Духом Святым, не по мнозех сих днех (Деян. 1, 5); приимете силу, нашедшу Святому Духу на вы, и будете Ми свидетели во Иерусалиме же и во всей Иудее и Самарии, и даже до последних земли (-1, 8).

И исполнишася вси Духа Свята, и начаша глаголати иными языки, якоже Дух даяше им провещавати (-2, 4).

 

II. Для всей церкви.

Возшед на высоту, пленил еси плен, и даде даяния человеком. Сшедый, той есть и возшедый превыше всех небес, да исполнит всяческая. И той дал есть овы убо Апостолы, овы же Пророки, овы же Благовестники, овы же Пастыри и Учители, к совершению святых, в дело служения, в созидание Тела Христова (Еф. 4, 8, 10-12).

Комуждо же дается явление Духа на пользу. Овому бо Духом дается слово премудрости, иному же слово разума, о том же Духе; другому же вера, тем же Духом; иному же дарования исцелений о том же Духе; другому же действия сил, иному же пророчество, другому же рассуждения духовом, иному же роди языков, другому же сказания языков. Вся же сия действует един и тойжде Дух, Разделяя властию коемуждо, якоже хощет (1 Кор. 12, 7-11).

 

III. Для каждого верующего

Знаменастеся Духом обетования Святым иже есть обручение наследия нашего, во избавление снабдения, в похвалу славы Его (Еф. 1, 13, 14).

Или не весте, яко телеса ваша храм живущего в вас Святаго Духа суть, егоже имате от Бога, и несте свои (1 Кор. 6. 19)? Созидаетеся в жилище Божие Духом (Еф. 2, 22). О сем разумеем, яко пребывает в нас Бог, от Духа, егоже дал есть нам (1 Иоан 3, 24).

Общение Святого Духа со всеми вами (2 Кор. 13, 13); вси единем Духом напоихомся (1 Кор. 12, 13).

Не приясте духа работы паки в боязнь; но приясте Духа сы ноположения, о немже вопием: Авва Отче! Самый Дух спослушествует духови нашему, яко есмы чада Божия. Начаток духа имуще, и мы сами в себе воздыхаем, всыновления чающе избавления тела нашему. И Дух способствует нам в немощех наших: о чесом 6о помолимся, якоже подобает не вемы, но сам Дух ходатайствует о нас, воздыхании неизглаголанными. Испытаяй же сердца весть, что есть мудрование Духа, яко по Богу ходатайствует о святых (Рим. 8, 15, 16. 23, 26, 27).

 

IV, Для мира.

И пришед Он (Дух Св.) обличит мир о гресе и о правде и о суде. О гресе убо, яко не веруют в Мя; о правде же, яко ко Отцу Моему иду, и ктому не видите Мене; о суде же, яко князь мира сего осужден бысть (Иоан. 16, 8-11). Егда же приидет Утешитель, его же Аз послю вам от Отца, Дух истины, иже от Отца исходит. Той свидетельствует о Мне (Иоан. 15, 26) (Воскр. Чт. Г. II, стр. 63).

(к началу)

 

Учение о сошествии Св. Духа

(из богослужебных песней Пятидесятницы).

I. Призывание к торжеству.

Попразднственный вернии, и конечный праздник празднуим светло: сей есть Пятидесятница, обещания исполнение и предло­жения (Утр. праздн. Седал ).

Яко на некасаемую превосходяще гору, не боящеся огня страшаща, приидите и станем на горе Сионстей, во граде живаго Бога, духоносным учеником ныне сликующе (Кан. Празд. п. 8).

Пятидесятницу празднуем и Духа силу, и истинную радость, божественныя надежды совершение, и таинства еже от века явившагося нам (Стихир, веч. праздн. и в среду).

 

II. Пророчество о сошествии Св. Духа.

Пояху Пророк, духонасыщенная уста, твое телесное, о Царю, пришествие, и Дух от недр Отчих произшедший, несозданный, зданнодетелен, сопрестолен Тебе (Кан. п. 8).

Божественное учение возгреме видяй видения божественный Иоиль, богоначальнейшаго излию, рек, якоже Слово, Духа моего (Там же, п. 7).

На палящей древле огненной колеснице, ревнитель и огнедохновенный радуяся носим, еже ныне возсиявшее дохновение свыше апостолом являше (Там же, п. 9).

 

III. Исполнение пророчества.

Духа божественный дар излился на всяку веровавшую плоть, якоже древле пророк зрительно радуяся предвозвести (Четв. Бла­жен, п. 9).

Преславная днесь видеша вси языцы во граде Давидове, егда Дух сниде Святый во огненных языцех: собранным учеником Христо­вым, бысть шум, якоже носиму дыханию бурну и исполни дом, идеже бяху седяще, и вся начата глаголати странными глаголы (Утр. Хвалитн.).

Тогда еврейския дети зряще, ужасахуся ужасом, слышаху бо я вещающа иными странными языки, якоже Дух подаяше им (Стих. на Литии).

Не разумеюще языцы, Господи, Пресвятаго Духа на Апостолы Твоя бывшия силы, изменение язык пиянство быти мняху (Утр. Стиховн.); языки бо глаголящих огненными свою кийждо беседу слышаше (Понед. утр. Седал).

 

IV. Божественные свойства и сила Св. Духа.

Дух Святый свет и живот, и живый источник умный: Дух премудрости, Дух разума, благий, правый, умный, обладаяй, очищаяй прегрешения, Бог и боготворяй, огнь и от огня происходяй, глаголяй, деяй, разделяй дарования, имже пророцы вси и божественнии апостоли с мученики венчашася (Стих. Хвалитн.). Господь животворящ есть Дух, самодвижим, самовластен, разделяя, якоже хощет даров раздаяния, самовладычен, самоповелителен, безначален (Повечер. 50-цы п. 8).

Действовал еси первее во ангельских воинствах, священие даруя и просвещая Божества молниями, Душе Святый, — пророки показал еси могущия прозрети будущих предведение (Суббот. Блажен. п. 6).

Непостижим есть Дух Всесвятый, преходит всяк ум и смысла скорость, яко веков всех древнейший, — присно сый, пучина богат­ства неизмеримая, всесильный (Четв. Блаж. п. 4). Имже и носятся и держатся вся, животом содержатся, и живут, и пребывают, и спасаются (Сред. веч. стиховн.).

 

V. Отношение Св. Духа ко Отцу и Сыну.

Дух Святый бе убо присно и есть и будет, ниже начинаем, ниже престаяй, но присно Отцу и Сыну счинен и счисляем, — имже Отец познавается и Сын прославляется (Ст. хвалитн.).

Бяше исходен от нерожденна Света всесильный сияющий Свет, егоже Сыном отеческия власти ныне являет срасленое озарение (Кан. праздн. п. 3); Дух благий, дух премудрости Божия, Дух от Отца исходяй и Сыном верным нам явлейся подавателен (Там же, п. 5).

Дух Святый Бог, сраслен и сопрестолен Отцу и Слову позна­вается, Свет пресовершенный от Света просиявый от безначальнаго совершеннаго Отца (Сред. веч. стиховн.). — Исходящего от безна­чальнаго Отца несомненно, на Сыне же почивающаго Пресвятаго Духа вернии славословим (Пят. Блаж. п. 5).

 

VI. Действие Св. Духа в Апостолах.

Ангельские лики освящаяй и сих чины окормляяй, яко благ, сей ныне с небесе сошед, божественными блистании премудры Апостолы упремудрив, вселенней посла (Вторн. Блаж. п. 9).

Ныне облачатся державою Христовою с высоты Апостоли; обнов­ляет бо их Утешитель, в них обновляяся таинственным обновлением разума (Вечер. в нед. 50-цы Стиховн.). —  Языками инородных обновил еси, Христе, Твоя ученики, да теми Тя проповедят бессмертнаго Слова и Бога (Вечер, праздн. Стихир.). Чистыя приятелища божественныя благодати и божественныя зари несквер­ная зерцала мудрыя Твоя ученики показал еси богоначальным Духа сиянием (Суббот. Блаж. п. 2), исполняя их блаженнаго учения Твоего (Вторн. веч. стиховн.).

Апостолы вся божественнаго Утешителя сила премудры и богословцы показа (Понед. веч. стиховн.). Спасовы рачителие радости исполнишася, и дерзновение прияша прежде боящийся (Сед. по 3-й песни). Дух Святый на сия пришед видом огненным огнедохновенныя сия показа, вещании тайными учения тройческая витийствующия mopн. веч. стих.). Огнь чистительный учеников ороси сердца. Духа сходящая роса с небеси, Слова самовидцы просвети (Четв. Блаж. п. 9). — Глаголавый во пророцех иногда, Утешителю, соделал еси ныне небеса, вещающия слову Божию, божественныя Апостолы (Четв. утр. стиховн.).

 

VII. Плоды сошествия Св. Духа для всего мира.

Духа источник, пришед на землю, — Апостолы орошаше, прос­вещая, — имиже мы прияхом благодать огнем же и водою. Свет прииде Утешителя и мир просвети (Утр. седал.). — Небеса одушев­ленная поведают днесь Спасова величия и весь мир проидоша, ясно проповедати Утешителеву божественную силу и просветиша всю тварь учении (Сред. веч. стих.). Тем же землю освятиша Богу Творцу, несвященная посекше, яко исчезнути оружием лукаваго и спастися душам (Вторн. веч. стих.).

Егда снизшед языки слия, разделяше языки Вышний, егда же огненные языки раздаяше, в соединение вся призва (Конд. праздн.).

Начаток Божества ныне дарует естеству перстному Дух Отчий и Единородному неотчужденный (Пят. Блаж. п. 9). — Днесь излиял еси, Спасе, Утешителя Твоего Духа дарования, подав человеческому естеству пророчествовати и Троице покланятися (Вторн. веч. стиховн.). Утешителя послал еси миру всех грехи божественный огней попалити и дати нам еже к Нему общение истинное (Понед. веч. стихир.).

 

VIII. Молитва к Святому Духу.

Царю небесный, Утешителю, Душе истины, — прииди и вселися в ны и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша (Стиховн. праздн.). О Душе премудрости и страха Божия, истины, совета и разума, мир подаваяй, вселися в ны, — подаждь святьбу нам и просвещение, — покажи достойны Твоего осияния и светом Твоим боговиднейшии сотвори нескверны зерцала (Повеч. 50-цы, п. 5-й, 6).

Душе правый; на пути правый настави Тебе богословящия (Вторн. Блаж.).

Хотением твоим дарования раздаваяй ниже хощеши, Утешителю, Тебе Бога знающий Твою благодать подаждь (Четв. Блаж. п. 8). Свыше нам, Утешителю, пришед, яко прежде ко Апостолом, освяти и спаси, Тебе Бога проповедающия (Веч. Мал. 50-цы). (Воскр. Чт., г, XVI, стр. 63).  (к началу)

 

Сошествие Святого Духа на Апостолов.

Иннокентия, Архиеп. Херсонского.

1. Когда мы говорим, что Дух Святой сошел на Апостолов, то первее всего должно помнить, что сошествие Его не должно пред­ставлять подобным сошествию или пришествию человеческому. Дух Святой, как Бог, есть вездесущ: Ему неоткуда нисходить и некуда приходить: Он и без того везде есть и все наполняет. Сходить, приходить — могут только существа ограниченные, а не Бог. Все эти выражения, как замечает св. Златоуст, употребляются о Боге по нужде, — ибо на языке человеческом нет слов к выражению Божеских действий, как они суть сами в себе, — и все эти выражения означают не что другое, как новое явление силы Божией, особенное откровение Его присутствия. Где сила Божия открывается, где Он ощутительно являет Свое присутствие, туда, по нашему слабому понятию и еще слабейшему выражению, Бог как бы приходит.

Итак, сошествие Святого Духа на Апостолов, собственно говоря, есть не сошествие к ним Бога-Духа, а явление силы Его в них, открытие в них Его особенного присутствия.

Равным образом, когда мы говорим, что Дух Святой сошел на Апостолов и начал в них действовать, то не должно думать, чтобы Он не действовал прежде в роде человеческом. Дух Святой, как премудро воспевает Церковь, бе присно, есть и будет. Он был в ветхозаветных патриархах — Адаме, Ное, Аврааме, и других, был в пророках, был во всякой душе чистой; всякий праведник имел Его; без Него никогда не совершилось ни одного истинно доброго дела.

Несмотря, однако же, на такое всегдашнее пребывание Духа Божия в святых Божиих человеках, не должно думать, чтобы по тому самому сошествие Его на Апостолов не было что-либо особенно важное. Нет, оно чрезвычайно важно, чрезвычайно благодетельно для всего рода человеческого — по следующим причинам.

В предвечном совете Божием о спасении погубленного грехом рода  человеческого, положено, чтобы   Сын  Божий, явившись  в определенное время на земле, искупил Своею смертию людей от вечной погибели и, по совершении сего величайшего дела, вознесся на небо, дабы там наслаждаться славою Божественною. — Почему Промысл не благоволил, чтобы Сын Божий оставался до самого скончания времен на земле, дабы видимо управлять Своею Церковью, коей Он есть Глава и Господь, — о том мы за совершенно верное не можем сказать ничего: ибо сам Апостол говорит только, что небо должно было принять Спасителя до времени совершения всего (Деян. 3, 21), а почему так, не говорит ничего. Для нас в этом отношении довольно помнить слова Спасителя к ученикам, скорбевшим об Его отшествии: лучше, дабы Я отшел от вас, и, помня их, верить, что действительно лучше, дабы Спаситель наш был на небе, а на земле с нами был Дух Святой.

Итак, поелику пребывание Спасителя на земле долженствовало быть кратко, то в том же предвечном совете Божием положено, чтобы по отшествии Спасителя на небо, пришел Дух Святой, дабы, так сказать, заняв Его место, совершить то, что Им начато, соделать Апостолов способными к проповеданию Евангелия всему миру, рас­положить сердца людей к принятию их проповеди, научить их живой вере в заслуги Искупителя, сообщить им новые духовные силы к исполнению нового закона благодати, кратко: усвоить роду человеческому те божественные дары, кои приобретены для него страданиями Сына Божия, посему сошествие Святого Духа на Апостолов есть как бы торжественное вступление Его в высокую должность Освятителя грешного рода человеческого, есть торжест­венное освящение новой, всемирной, вечной Церкви, такое освя­щение, после коего Освятитель уже начал в ней действовать видимо и постоянно.

А из сего само собою откроется, как важно и благодетельно для всего рода человеческого сошествие Святого Духа на Апостолов. Если бы Он не сошел на них, то дело Спасителя рода человеческого осталось бы не совершенным; Апостолы пребыли бы неспособными проповедать Его всему миру; мир не знал бы о своем Спасителе; не было бы в мире христианской веры, и праотцы наши и мы все остались бы во тьме идолопоклонства.

2. Как все важнейшие события в царстве благодати были пред­варительно предсказаны Пророками, дабы люди, зная, чего наде­яться, тем тверже надеялись: так и сошествие Святого Духа было предсказано неоднократно.

Так, еще за 600 лет Бог, утешая, по случаю глада, народ израильский через пророка Иоиля, говорил, что Он не только подаст им хлеб насущный, но и в последние дни, т.е. во дни пришествия Мессии, излиет Духа Святого на всякую плоть (Иоил. 2, 28-29). По­добное сему говорил Бог и через пророка Иезекииля (Иезек. 36, 26).

Но современники сих Пророков, алкая хлеба телесного, мало заботились о пище духовной, и утешительное предсказание не тронуло сердец, преданных страстям.

Иоанн Предтеча, по долгу звания своего, приготовляя иудеев к сретению Мессии, приготовлял их и к принятию Духа Святого. Неоднократно объявлял он, что после его крещения водою, вскоре откроется крещение Духом Святым, и что последнее крещение несказанно важнее первого (Матф. 3, 11). Но и это возглашение не произвело в сердцах, иссохших от страстей, жажды Духа Святого. Никто и не спросил, что это за крещение, где и как обрести Его. Сам Спаситель по временам указывал на будущее пришествие Святого Духа. Так, Он, Никодиму, приходившему к нему ночью для научения, прямо сказал, что для получения царства Божия непременно должно возродиться от Святого Духа (Иоан.3, 3). Но сей учитель Израилев так мало знал о Святом Духе, что, как известно, подумал, яко бы ему говорят о новом рождении из утробы матерней.

Потом Спаситель в последний день праздника кущей (в который между прочими обрядами возливалась на алтарь вода из Силоамского источника) всенародно в храме проповедовал, чтобы всякий, кто жаждет, шел к Нему, потому что верующий в Него соделается сам источником воды живой (Иоан. 7, 47-49). Это, как замечает Евангелист Иоанн, говорил Он о Святом Духе. Но едва ли кто истинно понял Его; ибо между слушателями произошел спор о Его лице, — и больше ничего.

Самые Апостолы, питая надежду земного царства Мессии, мало думали (если только думали) о Святом Духе. И Спаситель, видя их неспособность, не говорил им о Нем или говорил весьма мало.

Но когда наступило время разлучиться Ему с учениками, Он в последней беседе — в навечерие Своей смерти, для утешения их не только открыл, что они вскоре получат Святого Духа, но и раскрыл благотворные свойства будущего Утешителя. «А от того, — говорил Он, — что Мне должно оставить вас, сердце ваше исполнилось печалию; но Я истинно говорю вам, что лучше, дабы Я отошел от вас; ибо если Я не пойду, то Утешитель не приидет, — Дух истины, иже от Отца исходит. Правда, Я еще имею много сказать вам, но вы не можете вмещать теперь. Когда же Он приидет, то наставит вас на всякую истину: Он научит вас всему, откроет вам самое будущее, напомнит все, о чем Я говорил с вами. Он уже не оставит вас, а пребудет с вами в век».

Ничего не может быть яснее сего предсказания, и ученики, по-видимому, успокоились. Но ужасная смерть Иисуса Христа, коей они при всех предсказаниях никак не могли согласить со своею надеждою Его земного царства, совершенно затмила в уме их обещание Спасителя: — никто не думал о Утешителе; все только плакали и сокрушались!

Воскресение Иисуса Христа рассеяло облако печали, но не оживило желания пришествия Святого Духа. Ученики снова начали мечтать о земном царстве: Господи, вопрошали они его, аще в лето сие устрояеши царствие Израилево (Деян. 1, 6); а, аще в лето сие приидет Дух Святый, о том никто и не думал спрашивать.

Спаситель, видя крайнюю невнимательность учеников, снова обратил их мысли и желание на Святого Духа; а чтобы они тем усерднее ожидали Его, предсказал, что Он придет спустя немного дней (Деян. 1, 5); наконец, перед самым вознесением на небо, запретил им и отлучаться из Иерусалима до Его пришествия, — привязал их, так сказать, как малых детей, к тому месту, где должен был сойти на них Дух Святой.

3. В самом деле, благословение, коим Господь осенил учеников Своих, возносясь на небо, как будто сообщило совершенно новое направление их уму и сердцу. Утешитель, которого прежде так мало ожидали, соделался единственным предметом их мыслей и желаний. Никто и не думал оставлять Иерусалим; даже по домам не расходились, а пребывали все вместе. Всех было 120 человек (в том числе и Пресвятая Дева); но душа была одна, сердце одно. К крепкому единодушию присоединилась крепчайшая молитва. Не­смотря на обещание Спасителя, послать вскоре Святого Духа, не­престанно молились о Его сошествии: молились, потому что не почитали себя достойными столь великого дара; молились, ибо познали, что без молитвы не бывает ничего важного; молились, поелику самое стремление души к Святому Духу было уже чистей­шею молитвою.

Когда Апостолы таким образом, посредством единодушия и молитвы, неприметно для них самих, приближались и возвышались к Святому Духу, наступил пятидесятый день после иудейской пасхи, день весьма торжественный, для празднования коего многие из набожных иудеев стекались в Иерусалим со всего света. Предметом празднества было воспоминание синайского законодательства: ибо в пятидесятый день по исходе израильтян из Египта дан был им закон на горе Синайской, дан, как известно, среди громов, молний и бурь. Сверх сего, в этот же самый день по закону приносились в жертву Богу начатки от жатвы, которая в Палестине оканчивается во время нашей весны.

Все иудеи по закону и усердию спешили во храм, но Апостолы не почли нужным идти во храм, оставленный навсегда самим Господом храма, — пребывали в своем домашнем храме. Но свя­щенный день не мог не возбудить в их сердце еще святейших чувствований. Воспоминание сошествия Божия на гору Синайскую невольно возбуждало надежду, не сойдет ли в сей же самый день и обещанный Утешитель. А таковая надежда еще более распаляла сердца молитвою. 120 чистейших гласов неслись к небу! 120 чистейших сердец отверзлись для Утешителя! Огонь божественный уже начинал возгораться в их внутренности; Дух Святой уже подвигся в основании их существа; не мог далее сокрывать невидимого Своего присутствия, — и сила благодати, через молитву, проторгалась сквозь силы видимой природы.

Вдруг услышали шум, какой бывает во время бури, от сильного порыва ветра. Шум происходил с неба — с верхних частей воздуха, но вскоре проник и наполнил чистейшим веянием всю храмину, в коей находились ученики. В то же мгновение среди храмины, в воздухе, появилось множество языков огненного цвета; носясь над главами учеников, они опустились на них и опочили. «Если бы, — говорит святой Кирилл Иерусалимский, — кто увидел Апостолов в это мгновение, то мог бы подумать, что на их главах огненные венцы» (Катих. 17).

Бурное дыхание было ближайшим предвестием, а явление огне­цветных языков — видимым знамением пришествия Святого Духа. Будучи Дух чистейший, бестелесный, Он избрал чувственное зна­мение сие, дабы тем ощутительнее явить Свое присутствие. «Ибо, — рассуждает св. Григорий Богослов, — как Сын Божий явился на земле видимо, то и Духу Святому надлежало явиться видимо» (Бесед. 44). Так и прежде, когда Он сходил на Иисуса Христа в Иордане, то избрал знамением Своего явления вид голубицы.

Нет сомнения, что Дух Святой не напрасно избрал теперь эти, а не другие знамения: у Премудрого ничего не бывает без цели. Какая же была цель? Огонь, по изъяснению отцов Церкви, выражал то действие, которое Дух Святой имел произвести и в Апостолах, соделав их пламенными ревнителями веры, и в целом мире, попалив терние нечестия. Языки выражали дар слова, сообщенный провоз­вестникам Евангелия. Огонь и буря показали, что законодательство Нового Завета ничем не хуже Ветхого, которое дано было среди огня и бури; а кротость огня, почивавшего на Апостолах, в сравнении с лютостью огня синайского — последний умерщвлял, — являла, что Новый Завет исполнен милости и благодати, недостававших Ветхому.

Бурное дыхание и видение огненных языков продолжалось не­долго, — может быть, несколько мгновений: но Дух Святой навсегда наполнил собою души и сердца Апостолов. О, кто изобразит, какое дыхание, какой огонь был в этих сердцах! Как они очищались, претворялись, обожались! Это было истинно новое, лучшее творение! В это мгновение сделано более, нежели во все пребывание учеников со Иисусом Христом, — более дано, более принято. Можно сказать, что весь мир, сам Иисус Христос действием Духа Святого как бы преобразился теперь в уме Апостолов: ибо отселе они уже не разумели никого по плоти, между тем, как прежде Самого Иисуса Христа разумели по плоти (2 Кор.5, 16) Может быть, если бы вопросить самих Апостолов о сем состоянии, то они сказали бы не более того, что сказал св. Павел о своем пребывании в раю: аще в теле, не вем, аще ли кроме тела, не вем: Бог весть (2 Кор.12, 2)! За первым чудом последовало другое, большее. Умея доселе говорить только на одном природном языке — еврейском, и притом на самом простом наречии его, галилейском, Апостолы и прочие верующие вдруг начали говорить теперь на всех, тогда известных языках. Еще некому было слушать, их, но они все говорили и не могли не говорить: Дух Святой двигал уста, а слова лились сами собою, как вода льется из источника. Так, и у св. Давида, когда на него сходил Дух Святой, сердце само собою отрыгало слово благо, язык делался тростию книжника скорописца (Пс.44). — Каждый говорил то, что Дух Святой давал ему провещавать; По­датель был один, а дары различны: море благодати, так сказать, разлилось на источники, смотря по качеству сердец, — быстрые, медленные, шумные, тихие — более, или менее глубокие, но во всех сердцах живые, светлые!

Апостолы вещали величия Божия (Деян. 2, 11), то есть, — бесприкладные совершенства Божий, чудные дела Промысла, кои открылись теперь для них во всей полноте и свете. Кто бы не желал знать, что именно и как они вещали? Видеть, так сказать, первые опыты огненного вещания их? — Но Промысл сокрыл от нас сие. Это было вещание для них самих, их благодарственная молитва. Для нас они начали вещать после, и вещание их пронеслось по всей вселенной (Сочин. т. 1. Изд. 1872 г. стр. 386).  (к началу)

 

О клевете неверовавших и о речи св. Ап. Петра (ст. 12-41)

Его же.

Мы видели действие Духа Божия, слышали гласы людей ду­ховных; посмотрим теперь на действия мира, вслушаемся в голоса людей плотских.

Шум бурного дыхания, вероятно, слышан был не одними веру­ющими; слышны были, конечно, на некоторое расстояние, и гласы 120 человек, кои гремели во славу Божию. Потому многие из иностранных иудеев, пришедших на праздник, немедленно стеклись к храмине апостольской.

Все изумлялись! Во-первых, тому, что слышали Апостолов, сла­вословящих Бога на языках иноземных, между тем, как молитвы обыкновенно совершались на священном языке еврейском; во-вто­рых — тому, что никогда не слыхали о столь высоких истинах, о столь святых чувствах; но всего более изумлялись оттого, что каждый римлянин, грек, африканец, индиянин — слышал свой природный язык, тогда как каждому было известно, что говорившие были все галилеяне, люди совсем незнакомые с иностранными языками. От удивления переходили к ужасу: ибо все видели нео­быкновенное, слышали чудесное, а никто не мог изъяснить того, что видел и слышал. Ужасахуся же вси, и недоумевахуся, глаголюще: что убо хощет сие быти?

Но скоро нашлись люди, кои вздумали (как и ныне нередко бывает) изъяснить другим то, чего сами совершенно не понимали. «Что тут, — говорили, — удивительного? это действие вина заставило их  забыть  приличие, — и вот они вольнодумствуют, молятся на простонародных языках, тщеславятся их знанием». Инии же ругающеся глаголаху, яко вином исполнени суть.

При всей нелепости этой клеветы, в ней есть нечто, стоящее благочестивого внимания. И Ап. Павел противополагает Святому Духу, когда говорит: не упивайтеся вином, но паче исполняйтеся Духом (Еф. 5, 18). Не напрасно сие противоположение. И Давид говорит, что праведники упиваются от тука дома Божия (Псал. 39, 9). Не напрасно и это выражение. А невеста — верующая душа, описываемая Соломоном, говорит, что она введена была даже в дом вина, и призывает других пить оное и упиваться (Песн. 2, 4; 5, 1). Тут еще более тайны. Что же все это значит? — Вероятно, то, что кто исполнен Святым Духом, кому Он по достоянию дхнет, тот бывает сам вне себя, и в действиях его, и в самом виде открывается нечто странное, выходящее из обыкновенного порядка; подходящее к тому, что усматривается в человеке в состоянии шумного веселья. — Так, св. Давид, исполненный Духа Божия, с царским венцом на главе, подобно младенцу, скакал всенародно перед ковчегом завета (2 Цар. 6, 16).

Но плотские люди не знают другого восторга, кроме чувственного; упоение  Святым Духом, святое  глумление от преизбытка благодати, чуждо для них; они судят по своему опыту, и — богохульствуют! — Ругающеся глаголаху, яко вином исполнени суть.

Так и всегда мир заблуждается, когда берется судить о действиях святых Божиих человеков, когда подводит их под свои правила, под свой, так называемый, порядок, а в самом деле беспорядок вещей. Прочтите жизнеописания святых, и вы увидите, что многие из них почитались людьми странными, лишенными если не ума, то благоразумия. Уже смерть открывала общее заблуждение и пока­зывала всем, что их — не бе достоин весь мир (Евр. 11, 38).

Таким  образом, при  самом  сошествии  Святого  Духа, снова подтвердилось слово Спасителя, что мир не знает Его (Иоан. 14, 17) (Он и никогда не узнает Его). Но вместе с сим оправдалось и то, что Дух Святой, пришед, обличит мир о грехе (16, 8).

Слыша хулу иудеев, Петр с прочими Апостолами стал пред ними и произнес обличительное слово. Кратко и просто было это обличение, но поелику устами Петра вещал Дух Святой, то слова его проникали сердца слышавших и победили их упорство. Выслушав его, повествует св. Лука, они умилились сердцем и сказали: братия, что же нам делать? (Деян. 2, 37).

Покайтесь, отвечал Святый Петр, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа, и вы не только будете прощены, но и сами получите дар Святого Духа; ибо обетование Святого Духа дано не нам одним, а и вам, и чадам вашим, и всем дальним, кого ни призовет Господь Бог наш (Деян. 2, 38-39).

После сего иудеи немедленно покаялись, уверовали, окрести­лись, — и новая Церковь из 120 выросла до 3000 человек. Так окончилось событие, нами празднуемое, — полным торжеством Свя­того Духа над неверовавшими! (Т. 1, стр. 393).  (к началу)

 

Сошествие Святого Духа на Апостолов.

Фаррара.

Было раннее утро. Прежде чем «третий час дня» вызвал всех в храм на утреннюю молитву (т.е. 9-й час утра (срав. Лук. 24, 53; Деян. 2, 46; 3, 1), верующие, в числе ста двадцати человек, собрались еще раз, по обычаю, в «верхней горнице». Некоторые из писателей воображают, что великое событие первой Пятидесятницы совершилось в храме. Слово ο?κον, в переводе «дом» (Деян. 2, 2) может означать и «комнату», так что Иосиф употребляет его для означения каждой из тридцати небольших комнат, пристроенных к Соломонову храму, и тридцати других, расположенных над пер­выми. Но нет никакой возможности представить себе, чтобы бедные и подозрительные ученики презираемой секты получили право рас­полагать этими комнатами для своих религиозных собраний, да и ни одна из комнат при Иродовом храме, если они были не более тех, какие находились при храме Соломоновом, не могли вместить всего количества собравшихся верующих. Одновременность празднования в храме и готовившегося вне его события имела великое нравственное значение: потому что совершение такого торжествен­ного событие не в храме, а в обыкновенном доме служило видимым предзнаменованием тех дней, когда не на Сионе, и не на Гаризине только «будут люди поклоняться Ему в духе и истине» (Иоан. 4, 21-23).

Когда сердца собравшихся пылали горячею ревностью и сияли какою-то неопределенною надеждою, — внезапно, среди восторжен­ного собрания, явилось желанное знамение. Во вдохновенных сер­дцах своих они восчувствовали обещанное Спасителем крещение Духом Святым и огнем, — высшие побуждения Духа и Силы, — вечное доказательство для них и, по непрерывному преемству от них, для всех, кто примет их слово, что тот, Кто взят был от них на небо, будет с ними всегда до конца мира.

С небес послышался шум, как бы от несущегося сильного ветра, который наполнил весь дом, где они находились. И явились раз­деляющиеся языки, как бы огненные, и почили на каждом из них (Деян. 2, 2-3). Это был не ветер, а только шум ветра в его бурном стремлении; это был не огонь, а нечто подобное колеблющимся языкам пламени, которые светились, но не жгли, — верный символ Святого Духа, веющего, как ветер, там, где восхощет, хотя неизве­стно, откуда приходит и куда уходит, — возжигающего огонь любви на святом алтаре каждого верующего сердца и высказывающего нередко через косные уста невежд жгучие слова вдохновения.

Кто уразумел ясно рассказ об этом событии в Деяниях Апо­стольских, тот никогда не дозволит себе отрицать ту истину, что эта первая Пятидесятница была вечнопамятным моментом в судьбах человечества. С той поры в каждом веке встречаем мы сынов Божиих, удостоившихся благодати Всесвятого Духа в размерах, дотоле неведомых. С той поры, как нам известно, живет в нас Дух Христов, посредством Которого мы вступаем в общение с Богом более близкое, чем то, какое даровано было святым ветхозавет­ным, — видим дни, которые желали видеть и не видали цари и пророки, — слышим истины, которые бы они желали слышать и не слыхали. С этого великого дня восприняли всю свою силу новоза­ветные установления. Ибо в этот великий день сообщена была Божественная благодать и предоставлено апостольское звание не отдельно какой либо личности, — но преподаны дары Святого Духа всей вообще Церкви, — с ее мужами, женами и детьми, чтобы все ее члены были «избранным родом, царственным священством, на­родом святым, людьми взятыми в удел» (1 Петр. 2, 9); одним словом, духовные дары сделались достоянием всего человечества.

Но если мы от этих таинственных явлений обратимся к действию, ими производимому, то будем иметь дело с предметами, более знакомыми, и убедимся, что наружный символ состоит в полной зависимости от внутреннего значения. Для более же верного понимания ближайших и отдаленных результатов этого явления, возобновим в памяти то, что передается в Деяниях Апостольских.

«И исполнились все Духа Святого, — говорит повествователь, — и начали говорить на других языках, как Дух давал им провещавать» (Деян. 2, 4).

Ввиду, во-первых, того, что хотя Св. Павел «более других говорил языками» (1 Кор. 14, 18), однако в самую тяжкую для него минуту не понял языка ликаонского (Деян. 14, 12-14); во-вторых, того, что, по древним преданиям, Св. Петру сопутствовал Марк в качестве «толмача», а Тит был полезен Св. Павлу знанием греческого языка, многие из новейших западных богословов вместе с Оригеном предполагают, что речи произносились на одном языке, чудо же состояло в том, что каждый из слу­шателей слышал их на своем собственном; или толкуют так, что энтузиазм Апостолов увлекал толпу, хотя они говорили на языке, ей непонятном. Но нельзя не согласиться с мнением Св. Златоуста, что наитие Святого Духа не сопровождается явлениями экс­татическими, а если допустить толкование Оригена,. то, по словам Св. Григория Богослова, придется изъяснить слова деяний в совершенно превратном смысле. Ибо толкуя, что Апостолы произносили речи на родном им языке, а каждый слышал их на своем собственном, надо допустить и то, что Дух Святой снизошел не на Апостолов, а на слушателей, которые получили дар разуметь произносимое на языке незнакомом.

Не описаны речи, которые были произнесены учениками, но судя по их воздействию на народ, надо думать, что голос их был внушителен по его тону и модуляциям, по его поразительной, проникающей до глубины сердца и потрясающей душу силе. Произносимые ими слова были могучи, восторженны, исполнены таинственного значения и произносились не на природном языке, а на том, который кому внушен был свыше. Мысли их дышали умилением, благодарственною молитвою и изливались как бы в трогательном псалме или торжественном гимне. Речи их не были обращены к какой-либо личности, а уподоблялись вдохновенной беседе умиленной души с Богом. Сами говорившие, произнося внушенные им слова, чувствовали, что они говорят под влиянием одного общего восторга, служат отголоском, пробужденным в разных личностях одним и тем же необъятным душевным волнением.

Как ни важно само по себе это видимое проявление Божественной благодати, однако же далеко уступает в силе и значении тому внутреннему воздействию, которое с этой поры упрочилось навеки. Ибо первое поразило толпу, последнее постоянно дает жизнь миру; первое привело в христианство многих, а последнее доселе сообщает каждому христианину силу для святой жизни; первое было новым, изумительным, странным душевным волнением нескольких лично­стей, постоянное влияние последнего дает крылья всякой верующей и любящей душе бесстрашно возноситься от земли к небу.

Иерусалим в это время наводняли толпы евреев и прозелитов. Само собою разумеется, что «шум» (Деян. 2, 6) не мог не привлечь внимания мимоходящих. Век, который был веком сильного ожидания какого-то необыкновенного Божественного события, — день, который был днем годовщины Пятидесятницы и воспоминаний о событиях на Синае, — час, в который весь народ ходил по улицам, направляясь к службе в храм: все это вместе способно было увеличить толпу и произвести в ней смятение.

Церковь, при самом начальном ее основании, увидела себе противника в мире, который громко заявлял свое недоумение откры­той ненавистью и злобой. Лучшая часть толпы сознавала, что эти «Галилеяне» прославляли странными языками благодеяния и силу Божий. Небольшая часть зрителей почувствовала презрение к тому, что казалось ей диким фанатизмом. Такие, глумясь, восклицали из толпы: «Эти люди слишком свободно предались празднованию Пятидесятницы» (срав. Второзак. 16. 11). «Они напились сладкого вина» (Деян. 2, 13).

Колкость такой насмешки указывает нам причины, внушившие Апостолам необходимость немедленного объяснения (Деян. 2, 15). «И духи пророческие, — как говорит Св. Павел с тою практическою мудростью, которая в нем соединялась с пламенным энтузиазмом, — и духи пророческие послушны пророкам» (1 Кор. 14, 32). Апостолы были способны не только сдержать свой собственный восторг, но в это важное мгновение водворить полное молчание среди востор­женных братий. Они ясно видели, что погибало все, если хотя часть их Богослужения даже в насмешку будет объяснена оргиастическими проявлениями беспорядочного разгорячения. Не­обходимо было с первого же раза доказать, что христианский ученик чужд всякого фанатизма. Апостолы выступили вперед, и Св. Петр произнес слово. Стоя на возвышении и говоря таким тоном, который повелительно требовал молчания (Деян. 2, 14), он прежде всего просил полного внимания и рассказал толпе, что ее грубое подо­зрение опровергается уже тем, что теперь только девятый час. Затем он напомнил ей пророчество Иоиля, что между прочими чудесами и знамениями последних дней будет наитие Святого Духа. Ныне, говорил Он, это пророчество исполнилось и народ является свидетелем. Дух Святой действительно теперь ниспослан тем самым Иисусом Назореем (Деян.2, 22), Которого они пригвоздили к кресту, но Которого воскресение и освобождение от уз смерти предсказал в псалмах Его знаменитый предок.

Могучее слово проникло в сердца слушателей. Сила и бесстрашие, с каким произнес речь тот, кто так недавно при ничтожном вопросе любопытной служанки почувствовал страх, заставивший его отречься от своего Господа, — вразумительное изъяснение Писания людьми, которые так недавно показали себя «несмысленными и медлительными  сердцем»  для  уразумения   того, что   говорилось относительно Христа (Лук. 24, 25), три тысячи крещенных тогда же во исповедание новой веры — все это представляло само собою дока­зательство, что   теперь   исполнилось   обетование   о   ниспослании Утешителя и что начался новый век в отношениях Бога с миром. Нельзя не согласиться и с тем, что это доказательство было не менее убедительно, чем «шум, как бы от несущегося ветра, разделяющиеся, как бы огненные, языки» и произносимые «на других языках» речи (Жизнь и труды Св. Ап. Павла, т. 1, стр. 54).  (к началу)

 

Сошествие Святого Духа.

Еп. Феофана.

Сошествие Святого Духа есть первый вздох человечества Божественным Духом. Припомните пророчества Иезекииля о поле, полном костей человеческих. Помните, как по слову его, совокуп­лялись кости с костями, как они покрывались потом жилами, плотию и кожею, — но духа еще не было в них. И сказано было пророку: прорцы о Духе, — и прорекох, говорит, и все ожило. Это поле костей есть образ падшего человечества, которое, в удалении от Бога, не имело в себе жизни и было без духа, как говорит Апостол. Но Господь не оставлял  его и приготовлял к  принятию оживления разнообразными    промыслительными    действиями. Ко    времени явления Христа Спасителя оно, можно сказать, совсем было готово принять новую жизнь, походило на труп цельный, в котором кости совокуплены к костям и покрыты жилами, плотию и кожею, — только духа не было в нем. В Евангелии говорится ясно, что время оживления его уже настало; оставалось немногое: не у бе Дух Свят, — отчего? — яко Иисус не у бе прославлен. Но вот Господь воскрес, вознесся на небеса во славе; Божественный Дух сошел, и человечество ожило, дохнув Им. Апостолы или вся собравшаяся в Сионской горнице Церковь была только устами, которыми приняло человечество это первое вдыхание Духа.

Принятый в дыхании воздух обыкновенно проходит в легкие, из большего канала все в более и более меньшие, пока дойдет до последних   пределов. Таким   образом, приемники   живительных стихий воздуха суть легкие, а способ сообщения его живительности есть самое действие дыхания, совершающееся колебанием груди, или вдыхание и выдыхание. Так и по отношению к Духу Святому: дохнув однажды Божественным Духом, род человеческий дышит Им с тех пор непрестанно. Легкие, в которых это совершается, есть св. Церковь; каналы в легких — это Божественные таинства ее и другие освятительные действия; колебание груди — это годовое движение всех священнодействий Церкви, напр., великий пост со всем чином своим, потом пятидесятидневные празднества, потом опять пост, и опять светлые дни, и так далее — точь-в-точь колебание груди. Так дышит Христова Церковь, или все и повсюду верующие христиане. А так как христианство — в человечестве, то все чело­вечество и дышит в нем, хоть и не все причастно животворным действиям сего Божественного дыхания.

Причина этому та, что в одной части человечества повреждены органы дыхания, другая, большая часть, не подвергает себя влиянию этого благотворного дыхания: ибо как для того, чтобы дыхание производило полное свое действие в теле, необходимо, чтобы каналы легких не были повреждены и засорены; так и для того, чтобы Божественный Дух оказывал полное Свое действие, необходимо, чтобы органы, Им Самим учрежденные для сообщения Себя, были Целы, то есть, чтобы все Божественные таинства и священнодействия сохранялись в том виде, как они установлены св. Апостолами, по внушению Духа Божия. Где учреждения эти повреждены, там дыхание Божественным Духом не полно и, следовательно, не имеет полного действия. Так у папистов все таинства повреждены и многие спасительные священнодействия искажены; папство — это гноящееся легкое. У лютеран большая часть таинств отвергнута, оставшаяся искажена и в смысле, и в форме. Лютеране походят на тех, у коих три четверти легких сгнило, а остальная дотлевает. Близки к ним, но еще поврежденнее, наши раскольники, хлыстовцы, молокане, вздыханцы и проч. Все они и подобные им не дышат, или не полно дышат, потому суть тлеющие трупы или чахнущие, как чахнет тот, у кого расстроена грудь.

Однако, не будем обольщать и себя тем, что мы обладаем здравыми орудиями дыхания Божественным Духом, то есть, истинными священными таинствами и настоящим устроением Церкви. Без дыхания Божественным Духом нет жизни. Церковь дышит этим Духом; и мы все должны дышать Им. Уста, которыми приемлется Божественный Дух, или отверзается сердце для принятия Его, есть живая вера; соприкосновение с Ним есть участвование в таинствах и священнодействиях по уставу св. Церкви; усвоение Его есть действование по Его внушению, выражаемому в требованиях совести и в заповедях евангельских. Кто живет так, тот дышит Духом и оживляется Им. Верное же свидетельство одуховления есть молитва, которую справедливо называют дыханием Духа. Кто хорошо, собранно и тепло молится в церкви и дома, тот дышит Духом. (Домаш. Бес. 1873 г., стр. 498).  (к началу)

 

Сошествие Св. Духа на Апостолов (Деян. II, 1-11).

Н. У-ского.

По заповеди Иисуса Христа (Деян. 1, 4), Апостолы, а вероятно и все те, которые, по особенному смотрению Божию, удостоились быть свидетелями Его вознесения на небо, ожидали обещанного Иисусом Христом обетования Отча в Иерусалиме, ежедневно собираясь в одном доме, сделавшемся известным после под именем горней церкви св. Апостолов, и приготовляли себя молитвою к принятию великого дара (ст. 14). Нисшествие на них Святого Духа последовало в третий час (гл. 2, ст. 15) пятидесятого дня от воскресения Господня. И час и день в этом случае должны иметь свое значение. Дух Святой сходит днем во образ просвещения всех неверующих в Иисуса Христа, которые блуждали во тьме неведения об истинном Боге и истинном богослужении, как в ночи, а отселе вследствие проповеди св. Апостолов, наученных Духом Святым (Иоан. гл. 16, 13, 25), настает для них день и свет полного боговедения; сходит в третий час дня, да покажет тем, как выражено в песне церковной, три лица св. Троицы; сходит в день Пятиде­сятницы, во 1-х, для того, чтобы показать, что закон Моисеев хотя дан был Триипостасным Богом, но что он тем же Триипостасным Богом, и потому в тот же день заменяется новым законом благодати и, следовательно, перестает иметь силу окончательно и невозвратно; во 2-х, для того, чтобы свидетельством самих иудеев, в тот день собравшихся в Иерусалим в великом множестве, утвердить для людей, не видевших сего события и для времен последующих достоверность его, и, в 3-х, для того, чтобы доставить Апостолам удобный случай тотчас же явить силу приятого ими Духа и начать с успехом для собравшегося в Иерусалим народа порученное им от Господа великое дело благовестия.

Сошествие на Апостолов Святого Духа предваряется некоторыми внешними явлениями. Внезапно, повествует св. Лука, сделался шум с небеси, яко носиму дыханию бурну, и наполнил весь дом, где они находились. Найти точное подобие этому явлению, как и всему сверхъестественному, невозможно; потому-то и св. повествователь не просто говорит: бысть  шум  носиму дыханию  бурну, но яко носиму, опасаясь, чтобы кто-нибудь не смешал сего, поистине чу­десного, явления с обыкновенным явлением природы. Слово внезапу здесь равносильно выражению: «в час, которого предусмотреть никто из них не мог». Шум должен был возбудить внимание учеников Господних к предстоящему событию и выражал самое присутствие и величие сходящего Бога Духа Святого. Шум сходит с неба в напоминание того, что Дух Святой нисходит по ходатайству Господа, вознесшегося на  небо. Шум  сей ощущался  яко бурное дыхание ветра, потому что Духу Святому принадлежит это действие, как внешнее выражение  Его таинственного присутствия: Он, Идеже хощет, дышит, сказано в Евангелии  (Иоан. гл. 3, ст. 8); — яко дыхание бурно — это в знаменование величия ниспосылаемого дара. Шум сей наполняет весь дом и обнимает всех находящихся в нем, чтобы сотрясением внешних чувств им более раскрыть для приятия дара чувства их духовные. В эти минуты над Апостолами совер­шалось таинство духовного возрождения их по обетованию Господа: вы же имате крестишися Духом Святым, не по мнозех сих днех (Деян. 1, 5).

С тою же, как и прежде, осторожностью в выражении говорит священный повествователь и об образе сошествия на Апостолов Св. Духа, именно: не говорит явишася им языки огненни, но яко огненни, чтобы словом яко с одной стороны устранить всякую мысль о сходстве существа Святого Духа с существом огня, с другой — выражая действие Его подобием огня, обозначить ту таинственную и превосходящую всякое понимание силу Святого Духа, которою и тело и душа человека очищаются и перерождаются столько, что в этом отношении очистительная сила огня не может идти ни в какое сравнение. В каком же виде сошел Дух Святой? В виде языков приспособительно к тому дару языков, который столько необходим был Апостолам, имевшим проповедовать веру в Иисуса Христа всему роду человеческому, говорящему многоразличными языками; сошел в подобии языков огненных во образ того, что их проповедь будет полна благодати, то есть силы всеубеждающей, и что этою проповедью, как огнем, пожгут они плевелы ложных учений; сошел в разделении — на каждого особо, для убеждения их самих, что каждому из них даны от Бога все те средства, какие потребует от них их будущее служение.

Человеку облагодатствованному столько же естественно выра­жать своими действиями живущую в нем благодать Святого Духа, сколько естественно человеку живому дышать, двигаться и говорить. Поэтому и святые Апостолы, тотчас же, как Дух Святой сошел на них, стали  иными  людьми  и  заговорили  языками, совершенно неизвестными им до того времени. Это не значит, что Апостолы получили только дар говорить разными неизвестными им языками; нет, Апостолы получили все дары Святого Духа, а обнаруживают теперь те только дары, которым нужно было открыться в них, сообразно обстоятельствам, окружавшим их. Так как необыкновенные явления, предшествовавшие сошествию на них Святого Духа, были замечены многими иудеями и пришельцами  (прозелитами) из других наций, собиравшихся в Иерусалим из различных стран; то Духу Святому подобало открыть Себя через Апостолов тем даром, которым они могли беседовать с ними, чтобы объяснить всем им значение настоящего события и обратить их ко Господу. Заметнее и поразительнее всех обнаружился при этом дар языков. Говорили же они так, якоже Дух даяше им провещавати, то есть, произносили то, что влагал им в душу и уста Дух Святой. Слушающим беседы Апостолов нельзя было и подумать, что слова их были словами обыкновенного разговора; нет, их слышали глаголящими величия Божия, то есть, проповедующими великие дела Божий.

По  закону  Моисееву, во  время  праздников  Пасхи, Пятиде­сятницы и Кущей, иудеи обязаны были, для празднования их, собираться в Иерусалим, ко храму Господню. Для иудеев Палестины это было легко; но для иудеев рассеяния, живущих в разных странах света, равно и для пришельцев (прозелитов) из разных стран, далеких от Иерусалима, исполнение этого требования было делом большой трудности; только по любви к Иерусалиму и храму и по ревности законной они презирают все трудности далекого путешествия и собираются теперь в Иерусалим на праздник Пятидесятницы. Поэтому они справедливо называются людьми благоговейными. За искреннюю их набожность они, по особому о них промышлению Божию, удостаиваются быть свидетелями законоположения завета нового, и в числе  нескольких   тысяч  первыми  присоединяются  к  Христовой церкви. Иудеи и пришельцы эти называются собравшимися от всего языка, иже под небесем, в том смысле, что их было очень много и из многих стран, по которым рассеяны они были царями ассирийскими, вавилонскими, египетскими и римлянами. Называются же они Мидя­нами, Еламитами и др. потому, что одни из них жили между этими народами, другие были пришельцами (прозелитами) из этих народов (Воскр. Чт. 1864/65 г. № 8, стр. 191).  (к началу)

 

Почему Дух Св. сошел на Апостолов в день Пятидесятницы?

Арсения, Митроп. Киевского.

Почему именно в сей день, а не в другой какой-либо благоугодно было Богу ниспослать Пресвятого Духа на Апостолов? — Причина того заключается в таинственном сближении прообразования с истиною про­образуемою. Закон Моисеев был, по намерению Божию, прообразова­тельною сенью закона духовного, христианского: сень бо имый, говорит Апостол, закон грядущих благ, а не самый образ вещей (Евр. 10, 1).

О даровании человеческому роду сего второго совершительного закона ясно и неоднократно предсказано было через пророков — Иеремию (31, 33), Иезекииля  (11, 20)  и Захарию  (8, 7), о чем вспоминая, апостол Павел в послании к евреям пишет: укоряя бо их глаголет: се дние грядут, глаголет Господь, и совершу на дом Израилев и на дом Иудов завет нов: не по завету, егоже сотворих отцем их, яко сей завет, егоже завещаю дому израилеву по оных днех, глаголет Господь, дая законы Моя в мысли их и на сердцах их напишу их: и буду им Бог, и тии будут Мне людие. Зане милостив буду неправдам их, и грехов их и беззаконий их не имам помянути ктому. Внегда же глаголет, нов, объясняя сии проро­ческие слова, прибавляет Апостол, обветши перваго: а обветшавающее и состаревающееся, близ есть истления (Евр. 8, 8 — 13). Значит, существенное отличие сего нового закона от прежнего будет состоять в том, что он свойства совершенно примирительного между Богом и человеком, ибо Бог обещает в нем забыть все их неправды. и беззакония и стать для них Отцом, а их нарещи своими людьми, между тем, как прежний закон был свойства обличительного и обвинительного: Вемы же, говорит Апостол, яко елика закон гла­голет, сущим в законе глаголет: да всяка уста заградятся, и повинен будет весь мир Богови. Зане от дел закона не оправдится всяка плоть пред Ним: законом бо познание греха (Рим. 3, 19, 20); во-вторых — в том, что он, по выражению Апостола, написан не чернилами и не на скрижалех каменных, как прежний, но Духом Бога жива, и на скрижалех сердца плотяных (2 Кор. 3, 3), — в самых мыслях и чувствах: ибо в пророческом слове Господь глаголет: по днех онех сей завет дому израилеву дал законы Моя в мысли их, и на сердцах их напишу я, и буду им в Бога, и тии будут Ми в люди (Иер. 31, 33).

Когда же приличнее можно было написать сей новый закон в мыслях и сердцах человеков, как не в тот самый день, который ознаменован был изречением древнего законодательства, дабы пока­зать и взаимное отношение сих двух законов между собою, и относительную их разность, и влияние на судьбу человечества? Так именно премудрый и всеблагий Бог и поступил, ниспослав в сей день Духа Своего Всесвятого на Апостолов, и в лице их на всех верующих во Христа, которые уготовят себя в сосуд благопотребен для приятия сей высокой святости. И как при древнем законода­тельстве видны были на горе Синайской, ради схождения Божия, огнь разгоревшийся, и облак, и сумрак, и буря (Исх. 19, 16-20. Слич. Евр. 12, 18), так и при изглаголании нового закона Духом Святым сначала ощущено было внезапно бурное дыхание, потрясшее и исполнившее весь дом, идеже бяху седяще Апостолы, а вслед за тем явились нисходящие с неба огненные языки, которые и воссели на каждом из них (Деян. 2, 1-3) и сообщили им способность говорить разными доселе неведомыми им языками. Таким образом, древняя пятидесятница освятилась и утвердилась новым явлением силы и славы Божией, и чрез то представила в себе новый случай и побуждение высокое — почтить и благоукрасить ее новым благолепным празднеством (Собрание слов и бесед. Ч. 1, стр. 236).  (к началу)

 

О том, почему Дух Святой сошел в

десятый день по вознесении Господа.

Преподобного Максима Исповедника.

Знающие св. Писание говорят, что так как, по свидетельству Дионисия Ареопагита, девять чинов Ангельских, то Господь, восходя на небо человеческим естеством (по Божеству Он вездесущ), каждому чину уделил особый день, потому что и они нуждались в пришествии Господа; ибо, по словам Апостола, о Христе возглавлена всяческая, яже на небесех, и яже на земли (Ефес. 1, 10); a после сего явился Богу Отцу, после чего и сошел Святой Дух.

Этот же вопрос можно решить и другим образом. Поелику Слово Божие сокрыто в десяти заповедях, то, когда оно осуществляется в нас, снисходя на нас посредством исполнения заповедей, он возвышает нас, возводя на высоту до тех пор, пока мы достигнем главнейшей заповеди, которая так гласит: Господь Бог наш, Господь един есть (Второз.6, 4). А когда ум наш, отрешившись от всего, или лучше, отвергнувшись всего, достигнет Бога, тоща, обожившись по благодати, получит огненные языки (Воскр. Чт. Г. IX, стр. 66).  (к началу)

 

О том, почему Дух Святой сошел не тотчас по вознесении Иисуса Христа и почему Он явился в виде огненных языков.

Св. Иоанна Златоустого.

Надлежит объяснить любви вашей, почему Христос не тотчас после   своего   вознесения   даровал   нам   Св. Духа, но   попустил ученикам ждать несколько дней и быть одним, а потом уже ниспос­лал благодать Духа. Не без причины и не без цели так сделано. Господь ведал, что люди не оценивают надлежащим образом и не считают великими благ, которые имеют, — сколько бы  ни были велики и приятны сии блага, — если наперед не испытали лишения их. Например, (ибо сие нужно пояснить), здоровый не сознает и знать не может, какое благо для него здоровье, если наперед не испытал недуга. Кто видит свет дневной, тот не так бы удивлялся свету, если бы не наступала тьма ночью. Лишения всегда научают нас яснее понимать цену вещей, которые мы прежде имели. С сею же целью Господь действовал и в то время. Ученики наслаждались бесчисленными  благами  в  присутствии  Его  и  благоденствовали, пребывая с Ним вместе: ибо все жители Палестины смотрели на них, как на некие светила за то, что они воскрешали мертвых, очищали   прокаженных, прогоняли   бесов, исцеляли   болезни   и творили многие другие чудеса. Итак, поелику они вошли в столь великую славу, то (Господь) на малое время оставил их одних без содействующей силы, чтобы, оставшись одни, они дознали опытом, сколько благ они получали от благодати Господа в Его присутствии, и, — помня блага, прежде бывшие, — с большею охотою принимали дарование Утешителя. Поелику же они слышали сии слова Господа: шедше научите вся языки (Матф. 29, 19), но недоумевали и не знали, куда кому нужно идти и какой стране проповедовать слово, то Дух Святой сошел в виде языков, чтобы каждому отделить часть мира для проповеди и чтобы данным языком как бы на некоей дщице показать каждому пределы порученного ему начальства и учительства. Но  не для сего  только Дух  Святой сошел в  виде языков, а вместе и для того, чтобы напомнить нам древнюю повесть. Как в древности Бог, разделив языки, разрушил пагубный союз людей, которые  в   крайнем  безумии  захотели  построить  столп, достигающий неба: так теперь Дух Святой нисходит в виде огненных языков для того, чтобы соединить разделившуюся вселенную. И совершилось новое, необычайное дело: как в те древние времена посредством разделения языков мир разделился и беззаконный совет Рассыпался; так и теперь, посредством разделения языков, вселенная соединилась, и разделенные приведены в общение. Итак, вот для чего Дух Святой сошел в виде языков. В подобии же огня явились языки для того, чтобы попалить возросшее в нас греховное терние. Как влажная и тучная, но не возделанная земля произращает множество терний, так и наше естество, премудро сотворенное Богом, было способно к принесению плода добродетелей: но не взоранное ралом благочестия и не засеянное семенем Богопознания, оно произрастило злочестие, как некое терние и другую непотребную траву. Как лицо земли часто бывает покрыто множеством терний и других непотребных трав: так благородство и чистота нашей души были омрачены до тех пор, пока делатель человеческого естества, пришедши и ниспославши огонь Духа, не очистил его и не сделал способным к принятию небесного семени (Воскр. Чт. Г. XIV, стр. 75).  (к началу)

 

Об огненных языках и бурном дыхании ветра.

Его же.

Егда скончавашася дние пятьдесятницы, беша вси Апостоли единодушно вкупе, и явишася им разделены языцы, яко огненны, седе же  на едином  коемждо их  (Деян. 2, 1, 3). Это  не  были действительно огненные языки, но имевшие только вид огня. Я замечаю это для того, чтобы удалить от вас всякую мысль о том, будто бы в явлениях Св. Духа есть что-либо чувственное. Как во время крещения Спасителя Дух Святой сходил на Него в виде голубя, хотя не был это действительно голубь, так и ныне Он сошел на Апостолов только в виде огня, но не самым огнем, подобно как и шум дыхания бурного, предшествовавший появлению огненных языков, имел только сходство с дуновением ветра. И Иезекиилю сообщен был некогда дар пророчества, однако не в виде огня, но в виде свитка. Отчего такое различие? Оттого, что в свитке, данном Иезекиилю, писана быша предняя и задняя и вписано бяше в нем! рыдание, и жалость, и горе против народа израильского  (Иезек.2, 10). А огонь, почивший на Апостолах, долженствовал истребить грехи мира и обновить вселенную. Он должен был совершить над сердцами их то, что огонь производит на поле: падая на терние, он пожигает, уничтожает его и очищает поле! Но иудеи вместо того, чтоб уступать свету, воссиявшему перед очами  их, упорствуют в неверии  и  обвиняют  св. Апостолов в нетрезвости. Какое различие неба от земли? Там Ангелы, в минуту вознесения на  небо, восклицали: возмите   врата  князи ваша, возмитеся врата вечные, и внидет Царь славы! (Пс.23, 9), а люди при сошествии Св. Духа на землю, принимают благодатные действия Его на сердца Апостолов за действие вина!  (Воскр. Чт. Г. I, стр. 69).  (к началу)

 

Об огненных языках.

Исидора Пелусиота.

Как закон в начале своем имел нужду в страхе, который бы побудил слушающих к хранению заповедей, и Бог вещал из среды огня, так и по воскресении Владыки и Спасителя нашего, Дух Святой дан был Апостолам в огне и предшествующем бурном дыхании, чтобы в обоих заветах познаваем был единый Бог, хотя и велико различие завета второго с первым, потому что первый довольствовался предписаниями прообразовательными, а последний просиял истиною вещей и догматов. (Тв. ч. 1, стр. 274).  (к началу)

 

Почему Дух Св. сошел на Апостолов в

бурном дыхании ветра и в виде огненных языков?

Св. Димитрия Ростовского.

Дух Св. явился в бурном дыхании ветра. Ветер имеет силу отделять плевелы т.е. грешников, от праведных, которые именуются чистою пшеницей. Добрая пшеница был Ной и его семейство, а все современники их были плевелы, и — Дух Св. отделил плевелы от пшеницы, т.е. спас Ноя с семейством его и погрузил всех прочих в волны потопа; добрая пшеница был Лот, а Содомляне были плевелы, и — Дух Св. отделил плевелы от доброго семени, извел из Содома Лота и его семейство, а Содомлян погубил огнем жупельным. Опять, ветер имеет такую силу, что не только отделяет плевелы от пшеницы, но искореняет высокие деревья: финики цветущие, кипарисы благовонные, дубы Васанские и кедры Ливанские; подобно сему, Дух Св. ниспровергает и искореняет напыщенных, горделивых и высокомерных людей, которых пророк уподобляет высоким деревьям: видех нечестиваго превозносящася и высящася яко кедры Ливанские, и мимо идох и се не бе, и взысках его, и не обретеся место его (Пс. 36, 35). Наконец, ветер имеет еще и такую силу, что проникает в расселины и пещеры подземные, очищает в них воздух от тлетворных паров, и — иногда, не находя выхода, движет и колеблет землю: так Дух Св., проникая в сердце человеческое, очищает его благодатным веянием своим от губительных страстей, воздвигает его от греховного сна и обновляет Дух правый во утробе человека (Пс.50, 12),

Наконец, Дух Св. явился в виде огненных языков для того, чтобы дать Апостолам слова огненные: ибо слово Божие именуется в Писании огнем (Апок. 11, 5). Еще же для того, дабы показать, что Он есть тот же самый Бог, Который в Ветхом Завете показался Моисею в купине огненной, изводил Израиля из Египта столпом огненным, являлся ему на дымящемся Синае, и Даниилу — на престоле огненном. Равным образом, через сие явление в виде огненных языков, Дух Св. показал свое единосущее со Христом, Сыном Божиим, Который приидет некогда на землю также в огне, судить живых и мертвых, как предсказал Псалмопевец: огнь пред Ним возгорится и окрест его буря зельна, призовет небо свыше и землю рассудити люди своя Пс.49, 3), и так свидетельствует Апостол Петр: небеса с шумом мимоидут, стихии же сжигаеми разорятся, земля же и яже на пей дела сгорят (2 Петр. 3, 10). (Воскр. Чт. Г. VII, стр. 78).  (к началу)

 

Огненные языки.

Прот. Нечаева, ныне еп. Виссариона.

«И явишася им разделени языцы яко огненни: седе же на едином коемуждо их» (Деян. 2, 3).

Явление Божества или Его силы в огне и пламени бывало и во времена ветхозаветные. Так, Господь явился  Моисею в  объятой огнем, но несгоравшей купине. Гора Синайская, когда сошел на нее Господь для провозглашения десяти заповедей, пламенела огнем (Исх.19, 18. Евр.12, 8). В том и другом случае явление Бога в огне свидетельствовало о Его неприступном величии и святости, и располагало зрителей к благоговению и страху. — Огнем Господь казнил жителей Содома и Гоморры (Быт.19, 24); Надава и Авиуда, положивших в кадильницу огонь чуждый, не с жертвенника, вопреки повелению Господню  (Лев.10, 2); Корея и его соумышленников (Числ.16, 35)  и роптавших в пустыне израильтян  (-11, 1). Во всех подобных случаях смертоносная сила огня свидетельствовала, что  нельзя  безнаказанно  оскорблять  Бога  нечестием, неповиновением Его святой воле и гордостью, что Он есть огонь поядающи (недостойных и грешных), Бог ревнитель (Второз.4, 24), не оставляющий без отмщения уничижающих  Его, что страшно впасть руки Бога живого (Евр.10, 31). Во время странствования еврее в пустыне Господь по ночам шел впереди их в столпе огненном светом столпа указывал им путь  (Иск. 13, 21). Огонь чудесный нисходил от Бога на жертвы Аарона ( Лев. 9, 24), Давида (1 Пар. 22, 26), Соломона (2 Пар. 7, 1), Илии (3 Цар.18, 38). Прикосновением огня к устам Исайи Господь очистил его и соделал eго способным  очищенными  устами   возвещать  народу израильскому грозные суды Божий и утешительные обетования (Ис. гл. 6). Во всех сих случаях огонь служил знамением и проводником благодати Божией, просвещающей, милующей, освящающей, очищающей.

Нельзя не признать некоторого соответствия между огненными явлениями силы Божией в Ветхом Завете и сошествием Святого Духа в виде огней. Подобно сим явлениям оно свидетельствовало о страшной и вместе благотворной силе Святого Духа.

Огни, сошедше на Апостолов, не попалили, не убили их, — они безвредно опустились на них и опочили; тем не менее они были знамением той страшной силы Св. Духа, орудием которой явились теперь Апостолы. Господь Иисус Христос в одной из своих явлений Апостолам по воскресении дунул на них и сказал: приимите Дух Свят, имже отпустите грехи, отпустятся им, и имже держите, держатся  (Иоан. 20, 22, 23). Не страшная ли сила  сообщена Апостолам в полномочии удержать грехи? Удерживать грехи значит объявлять их непрощенными, и следственно, заслуживающими осуж­дения от Бога; а что не прощено на земле, то не прощается и на небесах: приговор о грешнике, произнесенный земным судиею че­ловеческой совести, утверждается  Судиею  небесным. Отчего  же приговор этот получает столь страшную силу? Оттого, что произно­сящий его облечен силою Святого Духа: приимите Дух Свят. И вот сей самый Дух, которого лишь начатки сообщены Апостолам дуновением Христовым, торжественно сходит на них в виде огнен­ном, и творит их орудием не только благотворной, но и страшной своей силы. Хотите ли видеть опыты этой страшной силы? Вспомните пример Анании и Сапфиры, дерзнувших солгать в лице Апостолов самому Св. Духу; сей грех не прощен был им Апостолом Петром, и суд Петра явно был судом Божиим; грешники тотчас пали без­дыханными, и это страшное приключение навело ужас на всех верующих, ибо служило для всех видимым знамением страшной силы Св. Духа (Деян. 5, 1-11).

Поистине, Дух Святой есть огонь поедающий; но Он же есть огонь, обладающий животворной силою. Не столько на страшную, сколько на животворную, благодатную силу Его указывает сошествие Его в виде огней. Мы можем судить о ней по сравнению с действиями вещественного огня. — Вещественный огонь светит и освещает пред­меты. И Дух Святой озаряет людей светом истины и ведения, ибо Он есть Дух истины, Дух премудрости и разума. Он или непос­редственно открывает истину тем, которые прияли помазание от Святого, т.е. от Него Самого, и потому знают все, что нужно для спасения (1 Иоан. 2, 20), и не дадут себя в обман сеятелям лжи, — или научает истине через писанное слово Божие, изглаголанное по Его же внушению святыми Божиими человеками (2 Петр. 1, 21). — Огонь согревает; и Дух Святой согревает Своею благодатию холод­ные к добру сердца человеческие. Им всякая душа, согретая Его благодатью, живится и духовную жизнь свою проявляет в чувстве любви к Богу, ибо любовь Божия излияся в сердца наши Духом Святым (Рис. 5, 5), — в теплой молитве к Богу с неизглаголанными воздыханиями, производимыми в ней Духом Святым (Рим. 8, 25), — в слезах умиления (Зах. 12, 10), — в любви, радости, мире, долго­терпении, милосердии и проч., ибо все это есть плод Духа (Гал.5, 22). Без Духа Святого, без Его теплотворной силы, мы были бы мертвы духовно. — Огонь проникает во внутренность вещества: и Дух Святой нисходит в глубину человеческого сердца и обновляет его Своею благодатью. Он творит в нас сердце плотяное, мягкое (Иез.36, 26-27), и в самом сердце начертывает законы для нашей деятельности (Иерем.31, 33), а не предписывает их только внешним образом, — и через то делает их гораздо более удобными к испол­нению, чем какими были для ветхозаветных верующих начертанные на  скрижалях  каменных. — Огонь  очищает  благородный  металл, отделяя его от несродных с ним неблагородных примесей. И Дух Святой попаляет в человеке все нечистое и восстановляет в нем чистый образ Божий. Все силы духа Он переплавляет как cpe6ро и злато (Мал. 3, 3). Как же Он делает сие? Он или ввергает человека в пещь внешних скорбей и испытаний, или проводит его через внутренние искушения, и в том и другом случае воспитывает в нем дух смирения и самоотвержения, способный противостоять всем внушениям духа злобы и ветхого человека. — Огонь имеет свойство стремиться кверху: и Святым Духом воспламененная душа, чистотою возвышается, т.е. очищенная от всех земных пристрастий, она легко и свободно своими помышлениями и расположениями возвышается горе, к своему небесному Отцу, в Нем едином ищет для себя света, радости и успокоения от тревог греха и житейской суеты.

Таковы благотворные действия Святого Духа, сколько можно судить о них по сравнению с действиями вещественного огня, в виде которого он сошел на учеников Христовых. И смотрите, как этот вещественный огонь просветил, очистил, освятил Апостолов и укрепил их к прохождению их великого служения. До сошествия Святого Духа Апостолам недоставало ясного знания тех великих истин, о которых они должны были проповедовать. Сколько ни наставлял их Спаситель, они многого не понимали в Его учении, так, они не вмещали учения Спасителя о духовном Его царстве, не хотели верить  словам Его, что  Ему надлежит  пострадать и умереть для спасения людей. Они были уверены, что Он пришел на землю не страдать и умирать, а устроить славное земное царство; не почитали грехом желать истребления Самарян огнем небесным. Но озарившись светом невещественного огня — Духа Святого, они стали распространять понятия о Мессии и Его царстве такие, чище и возвышеннее которых быть не могло; преподавать правила нравственности, бесконечно превышающие все когда-либо бывшие нра­воучения человеческие, и вообще явились столь сильными в разумении истины и в слове, что перед ними преклонилась вселенная. На этих простых и некнижных людях  (Деян. 4, 13)  сбылись слова Христовы: «Я дам вам и премудрость, которой не возмогут противо­речить, ни противостоять все противящиеся вам (Лук. 21, 15). — Огонь Святого Духа обновил и преобразил Апостолов и в нравст­венном отношении. И до сошествия Св. Духа они имели достолюбезные и нравственные качества, — они были простосердечны, чужды лукавства   и  лицемерия, с   отверстою   душою   внимали   учению Спасителя, из любви к Нему оставили все и последовали за Ним. Но при  всем том им  еще многого  недоставало в  нравственном отношении: сердца их были доступны честолюбию и своекорыстию, — между Апостолами возможны были споры о первенстве (Map. 9, 34; 10, 35-37); им недоставало мужества и самоотвержения, пот­ребных для распространения Евангелия и для перенесения скорбей и гонений со стороны враждебного Христу мира; все они, несмотря на любовь к своему Учителю и Господу, оставили Его и разбежались, когда наступила опасность, а один из них даже отрекся от знакомства с Ним, Совсем иными являются Апостолы по сошествии Святого Духа. Огонь  Св. Духа   попалил  в  их  сердцах  остатки  ветхого человека, истребил в них всякое самолюбие и воспламенил их столь великою любовью ко Христу и ревностью о спасении ближних, что, для славы имени Христова и для спасения ближних, они решаются на все пожертвования и скорби: «и алчут, и жаждут, и наготу/от, и  страждут, и  скитаются, и  труждаются, делающе  своими руками; укоряеми благословляют; гоними терпят; хулими молят; (становятся)   якоже отреби миру и  попрание всем»   (1   Кор. 4, 12-13). И за все сии необыкновенные страдания и труды они не ждут себе награды на земле: они живут упованием одного мздовоздаяния на небесах. — Таково могущественное действие Св. Духа над умами и сердцами Апостолов. Огни, в виде которых Он сошел на них, были знамением озарения их умов светом истинной веры, возжения в их сердцах крепкой любви и надежды.

Знаменательно самое очертание, в виде которого явились над учениками Христовыми таинственные огни. Это были языки огнен­ные. Что они знаменовали? Знаменовали дарованную ученикам Христовым способность говорить на разных, дотоле неведомых им, иностранных языках. Евреи по племени, Галилеяне по месту рож­дения, Апостолы умели говорить только на языке еврейском и притом на худшем наречии его — галилейском. Теперь же эти евреи стали возвещать великие дела Божий (Деян. 2, 11) на многочислен­ных языках и наречиях. Для чего это чудо? Для того, чтобы торжественным образом засвидетельствовать, что истина евангель­ская должна быть проповедана всем народам, всему человечеству.

До сих пор только один народ был хранителем истинного богопочтения, и язык еврейский, пока с него не переведены были свящ. книги на греческий, был один языком истинной веры; на нем одном прославилось величие истинного Бога, хотя Бог сей есть Бог всей земли, всей вселенной. И вот наступило время призвания к истинной вере всех народов, к освящению всех языков словами евангелия царствия Божия, исповеданием святой Троицы. «Шедше научите вся языци, крестяще их во имя Отца, и Сына, и Святого Духа», заповедал Господь Иисус Апостолам. Началом сей всемирной проповеди  послужил  день   Пятидесятницы. Это  был  один  из  трех праздников, когда в Иерусалим собирались богомольцы из иудеев и прозелитов (обращенных из язычников) со всех сторон. Тут были, кроме жителей Иудеи, пришельцы с дальнего востока  (парфяне, мидяне, еламиты  и  месопотамцы), из  Малой Азии   (фригийцы, памфилийцы, каппадокийцы и понтийцы), из Южной Аравии, из Африки (египтяне, ливийцы и киринейцы), из Европы (римляне) И  вот  на языках  всех этих  стран раздалось  из  уст  Апостолов благовестие царствия Божия, исповедание чудных дел Божиих, и раздалось не бесплодно, Его не поняли иудеи туземцы, незнакомые с  иностранными языками, и  над  ним  глумились; но  в  иудеях, пришедших на праздник из языческих стран, и прозелитах, оно возбудило благоговейное изумление. Нет сомнения, что многие из них тут же обратились ко Христу: теперь они пойдут обратно на родину и здесь слышанное и виденное ими в Иерусалиме возвестят не одним единоверцам, а также язычникам, и таким образом первые положат основание церкви из язычников и подготовят успехи про­поведи самих Апостолов среди язычников (Сборник для любителей духов, чтения М., 1884 г. стр. 88).  (к началу)

 

Почему Дух Св. является в виде огненных, разделенных и

седших языков? Почему является в горнице? Как понимать

глаголание на разных языках? Как иудеи слушали Апостолов,

когда стали говорить разными языками?

Св. Григория Богослова.

Дух Святой является в виде языков, по сродству со Словом; и в виде огненных языков (почему, думаешь?), или по причине очищения (ибо по Писанию известен и огонь очистительный, что желающие везде могут увидеть), или по существу своему: ибо Бог наш огнь и огнь поядаяй (Евр.12, 29) нечестие. Но ты опять негодуешь, недовольный словом: единосущен! Является в виде разделенных языков, по причине разных дарований; в виде языков седших, в означение Царского достоинства и почивания в святых; ибо и Херувимы суть Божий престол. Является в горнице (если только не почтут меня пытливым через меру) в означение восхож­дения и возношения от земли тех, которые приимут Духа; ибо и водами Божиими покрываются какие-то превыспренняя (горницы), которыми песнословится Бог (Пс. 103, 3). И Сам Иисус посвящаемых в высшее служение приобщает таинству в горнице, показывая тем, что нужно и Богу снисходить к нам, (как, сколько известно, и снисходил к Моисею), и нам восходить к Нему, и что таким образом, при срастворении достоинства, должно происходить общение Бога с человеками. Доколе же пребывают они в собственном достоинстве, — Бог в достоинстве высоты, а человек — низости, до­толе благость несоединима, человеколюбие несообщимо, и посреди великая и непроходимая пропасть, которая отделяет не богатого только от Лазаря и от вожделенных недр Авраамовых, но сотворенное и преходящее естество от несотворенного и постоянного.

Апостолы стали говорить на чужих языках, а не на отечест­венных, и, что особенно чудно, стали говорить, не учившись. Это знамение для неверных, а не для верующих, и оно долженствовало послужить к обвинению неверных, как написано: иными языки, и усты иными, возглаголю людем сим, и ни тако послушают Мене, глаголет Господь (1 Кор. 14, 21. Ис, 28, 11).

Слышаху же (Деян. 2, 6). Остановись здесь ненадолго и подумай, как разделить речь. Ибо в речении есть ободность, устраняемая знаком препинания. Так ли слышали, каждый на своем наречии, что, так сказать, глас исходил один, а слышаны были многие гласы по причине такого сотрясения в воздухе, или, яснее скажу, из одного гласа происходили многие? Или, остановившись на слове: слышаху, слова глаголющих своими гласами, отнести должно к последующему, чтобы вышел смысл: произносящих гласы, которые были свои для слушающих, а сие значит — гласы иноязычные. С последним я более согласен, потому что первое было бы чудом, которое относилось бы более к слушающим, нежели к говорящим, а последнее относится прямо к говорящим, которых и укоряют, что они пьяны, из чего видно, что по действию Духа сами они чудо­действовали в произнесении гласов.

Правда, достохвально было и древнее разделение гласов, когда строили столп злонамеренно и безбожно единогласные (на что и ныне дерзают некоторые): ибо единомыслие, нарушенное различием гласов, разрушило и предприятие. Но гораздо достохвальнее разделение, совершенное чудесно ныне: ибо, от единого Духа излившись на многих, опять возводится к единому согласию. И есть различие Дарований, требующее нового дарования, чтобы уметь отличить превосходнейшие из них; потому что все имеют нечто похвальное. Можно бы назвать прекрасным и то разделение, о котором говорит Давид: потопи, Господи, и раздели языки их (Пс. 54, 10). За что же? За то, что возлюбили вся глаголы потопные, язык льстив (Пс. 51, 6). Почти явно обличает здесь Давид те языки, которые рассекают Божество. Но о сем довольно.

Поелику же языки вещали живущим в Иерусалиме, благого­вейным иудеям, парфянам, мидянам, еламитам, египтянам, критя­нам, жителям Ливии, Аравии, Месопотамии, и моим каппадокийцам и от всего языка, иже под небесем, иудеям (если кому угодно так представить), собранным в Иерусалиме, то достоин внимания вопрос: какие это были иудеи и которого пленения? Ибо пленение Египетское и Вавилонское было временное и давно окончилось возвращением плененных: пленения же Римского еще не было, а имело оно только быть, в наказание за дерзость против Спасителя. Остается разуметь пленение, бывшее  при  Антиохе, случившееся  незадолго  до  сих времен. Если кто не соглашается на такое толкование, как не на естественное (потому что пленение сие не древнее, а иудеи рассеяны в оном не по многим странам вселенной), но ищет толкования более вероятного; то может быть лучше принять следующее. Поелику народ иудейский, как повествуется у Ездры, многократно и многими был  переселяем; то  иные племена  возвратились  в  отечество, а другие остались в пленении, и вероятно некоторые из сих последних рассеянных по многим народам, пришли тогда в Иерусалим и были участниками чуда (Тв. ч. IV, стр. 17).  (к началу)

 

О всегдашнем пребывании Святого Духа в Церкви и о том,

почему ныне не бывает чудес.

Св. Иоанна Златоустого.

За десять дней перед сим естество наше взошло на Царский престол, а ныне Дух Святой сошел к нашему естеству, Господь вознес начаток наш и ниспослал нам Святого Духа, который есть другой Господь, разделяющий дары свои; ибо и Дух есть Господь, и бывшее о нас строение совершили купно Отец, и Сын, и Дух Святой... «Но где теперь — скажешь — пребывает Дух Святой? тогдашнем времени (Апостольском) хорошо говорится, что Дух Святой бе с ними, когда бывали чудеса, восставали мертвые, очищались прокаженные, а ныне чем доказать, что Дух Святой присутствует с нами?» Не опасайтесь; я докажу, что и теперь Дух Святой присутствует с нами. Как, и каким образом? Если бы в нас не было Духа Святого, то как люди, просвещенные (св. кре­щением), избавились бы от грехов? Ибо от грехов невозможно освободиться без благодати Духа; о чем послушайте Павла, который говорит: Бехом иногда и мы несмысленни, непокориви, прельщени, работающе похотем различным. Егда же благодать и человеко­любие явися Спаса нашего Бога, не от дел праведных, их же сотворихом мы, но по своей Его милости, спасе нас банею пакибытия и обновления Духа Святаго (1 Тим. 3, 3-5). И в другом месте продолжает Апостол: но омыстеся, но освятистеся, оправдистеся. Каким образом? Именем Господа Иисуса, и Духом Бога нашего (1 Кор. 6. 9). Видишь ли, что Дух Святый очистил весь грех оный (новокрещенных)?

Если бы не было у нас Духа Святого, мы не могли бы называть Иисуса Господом своим: никтоже бо может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым (1  Кор. 12, 3). Если бы не было Духа Святого между нами, то мы, верные, не могли бы молиться Богу. Мы говорим: Отче наш, иже еси на небесех. Но как Христа не могли  мы  назвать  нашим  Господом, так  и  Бога  не  могли  бы именовать  Отцом  нашим. Откуда  это  видно?  Из  слов  того  же Апостола: и понеже есте сынове, посла Бог Духа Сына Своего в сердца наша, вопиюща: Авва, Отче (Тал. 4, 6). Посему, когда назовешь Бога Отцом своим, помяни, что это Дух возбудил душу твою, удостоив тебя такого признания. Если бы не было Духа с нами, не было бы в Церкви премудрости, ни слова разума; ибо овому Духом дается слово премудрости, иному же слово разума (1 Кор. 12, 8). Если бы не был с нами Дух Святой, то Церковь не имела бы пастырей и учителей; ибо они производятся Духом, как и Павел говорит: в нем же вас Дух Святый постави пастыри и епископы (Деян. 20, 28)... Если бы не присутствовал с нами Дух Святой, Церковь не существовала бы; а как Церковь существует, то, очевидно, присутствует Дух.

«Но почему, — говорят некоторые, — ныне чудес не бывает?» Здесь, прошу вас, выслушайте меня со вниманием. Я слышу, многие говорят сие часто и почти всегда предлагают нам такой вопрос: «для чего тогда все крещаемые говорили разными языками, а ныне уже не так?» По какой, в самом деле, причине теперь пресеклась и отнялась от людей благодать сия? Не для того, чтобы Бог восхотел обесчестить нас, но для того, что Он благоволил нас весьма почтить. Каким образом? Тогдашние люди были очень неразумны, как люди, недавно освободившиеся от идольского служения; мысль их была так груба и не чувствительна, что они совершенно были привязаны к одним плотским предметам и, желая вещественного, ничего не понимали касательно даров духовных, ничего не знали, что то есть благодать духовная, благодать, единою верою созерцаемая. Для сего и бывали тогда чудеса... А ныне я не имею нужды в знамениях: почему? Потому что и без чудес научился веровать Господу. Залога требует тот, кто не верит; а я, как верующий, не требую ни залога, ни чудес. Положим, я не говорю разными языками; но я знаю, что я очищен от грехов. Они тогда не веровали сему без явления чудес: затем и являемы были чудеса, как залог веры, ими приемле­мой. Поэтому им давались знамения не как верным, но как не­верным, дабы они уверовали. Таким образом, и св. Павел говорит: знамения суть не верующим, но неверным (1 Кор. 14, 22).

Видите, что не для бесчестия нашего, но паче для большей почести Господь сократил явление чудес своих. Он творит так, желая открыть нашу веру, что мы веруем Ему без залогов и без всяких чудес. Те люди, не получив предварительно видимых знаков и залога, не поверили бы Ему касательно предметов невидимых, а я и без того показываю Ему всю веру. Вот причина, почему теперь не бывает чудес (Воскр. Чт., г. VIII, стр. 65).  (к началу)

 

Почему ныне никто не говорит языками всех народов,

как го­ворил тогда всякий, кто исполнялся Духом Святым?

Блаженного Августина.

Ныне торжествуем пришествие Святого Духа. Господь послал с небес, Кого обещал Он, быв на земле. Обещал же послать Св. Духа с небес, сказав так: «Не может Он прийти, если я не отойду, аще ли же иду, послю Его к вам» (Иоан. 16, 7). Посему и пострадал, умер, воскрес, вознесся на небо: затем оставалось исполнить обещание. В ожидании сего, ученики Его, имен, как написано, яко сто двадесять, — число Апостолов, в десять раз взятое; ибо двенадцать избрал, а ста двадцати послал Духа, — все в одном доме пребывали и молились; потому что желали уже самою верою, о чем молились, к чему устремлялись духом. Это были новые мехи, которые ожидали нового вина с небес, и оно пришло. Ибо великий Виноград был уже истоптан и прославлен: а в Евангелии сказано: не у бо бы Дух Свя­тый, яко Иисус не у бе прославлен (Иоан. 7, 39).

Вы слышали, какое последовало великое чудо. Все присутство­вавшие знали один язык. Но пришел Св. Дух, исполнились и начали говорить разными языками всех народов, каким не учились: он вошел в них, они исполнились и произошло излияние. Тогда это было постоянным знамением: кто получил Св. Духа, тотчас исполнялся Духом, и всякий говорил языками всех, а не одни сии сто двадцать. Так свидетельствует само Писание, т.е., что когда и после веровали люди, крестились, получали Святого Духа, тогда говорили и языками всех народов. Ужаснулись бывшие при том, одни удивляясь, другие насмехаясь и говоря: вином исполнени суть (Деян. 2, 13). Это говорили в насмешку, но не совсем ложно. Ибо точно это были мехи, исполненные вином новым. Вы слышали в Евангелии: не вливают вина нова в мехи ветхи (Матф. 9, 17); духовного не приемлет плотский. Плотское есть ветхое, а благодать – новое. Чем более обновляется человек на лучшее, тем более вмещает то, что как истину уразумевает. Вино кипело, и при кипении его изливались языки народов.

Ужели ныне не подается Святой  Дух?  Кто так думает, тот недостоин получить Его. Подается и ныне. Почему же никто не говорит  языками  всех  народов, как  говорил  тогда  всякий, кто исполнялся Святым Духом? Почему? Потому, что исполнилось уже то, что тем означалось. Что же это? Когда мы праздновали четыредесятый день, припомните, что говорили мы вам о Господе Иисусе Христе, как Он поручил  (Апостолам)  свою Церковь и вознесся, ученики вопрошали: когда будет конец века?  Он сказал: несть ваше разумети времена и лета, яже Отец положи во Своей власти. Притом обещал то, что ныне исполнил: но приимете силу, нашедшу Святому Духу на вы, и будете Ми свидетели во Иерусалиме же, и во всей Иудеи и Самарии, и даже до последних земли (Деян. 1, 7, 8); Церковь тогда была в одном доме, когда прияли Святого Духа: была в числе не великом, а имела языки всего мира. И вот видно, что она образовала: Церковь малая, говорившая языками всех  народов, не  то  ли  означала, что  ныне  Церковь  великая, повсюду, от востока солнца до запада, говорит языками всех народов? Теперь исполняется, что тогда было обещано. Мы слышали и видим. Слыши, дщи и виждь (Пс. 44, I), сказано самой Царице. Слыши, дщи и виждь; слыши обещание, виждь исполнение. Верен Бог твой, верен Жених твой, верен тот, кто Своею кровью одарил тебя, кто сотворил тебя из безобразной   прекрасною, из нечистой — девою. Ты обещана тебе самой; но обещана  в немногих, исполнена во многих.

Итак, пусть никто не говорит: я получил Святого Духа, почему же не говорю языками всех народов? Если желаете иметь Святого Духа, то внимайте: Дух наш, которым живет каждый человек, называется душою, и вы видите, что делает душа в теле. Всем членам она дает силу, посредством очей видит, посредством ушей слышит, посредством ноздрей обоняет, языком говорит, руками действует, ногами ходит; всем и в одно время присуща членам, для оживления их: всем дает жизнь, всем распределяет должности. Не слышит око, не видит ухо, не видит язык, не говорит ухо и око, но все живет: живет ухо, живет и язык; должности их различны, а жизнь всем обща. Так и Церковь Божия; в одних Святых производит чудеса, в других говорит истину, в иных хранит девство, опять в иных сохраняет супружескую чистоту. — словом, в одних то, в других другое: каждый действует свое, но все равно живут. Но что для тела человеческого душа, то для тела Христова, то есть Церкви, Святой Дух; Он так же действует во всех членах единого тела. Смотрите, однако, чего вам остерегаться, что наблюдать, чего бояться должно. Бывает, что от тела отсекается какой-либо член, наприм., рука, перст, нога; следует ли за отсеченным душа? Когда он был в теле — жил, а отсеченный теряет жизнь. Так и христианин православный живет, когда находится в теле, а когда делается через отделение еретиком, то за отсеченным членом не следует Святой! Дух. Если  убо  хотите  жить  Святым  Духом, держитесь  любви, любите истину, желайте единства, да достигнете блаженства. (Воскр, Чт., г. XII, стр. 70).  (к началу)

 

О даре языков в апостольское время и о том, что Богопросвещенным мужам говорить иными языками свойственно и в нынешнее время.

Исидора, Митроп. Новгородского.

Дар языков в Апостольской Церкви был вначале почти общим для христиан, и, по их понятию, служил первым и самым верным признаком, по которому можно было узнавать чад Божиих, рож­денных от Духа. Когда он сделался редким, некоторые из учеников св. Павла приходили даже в уныние, думая в простоте сердца, что благодать Божия оставила их. По сему случаю Апостол писал к Коринфянам, что дарование языков хотя составляет несомненный признак присутствия Св. Духа в душе говорящего, но, по намерению Божию, долженствовало служить средством к убеждению только неверующих, и то на время, — что в христианской Церкви его место заступил дар пророчества, или взаимного наставления, вразумления и утешения, по которому столь же легко и безошибочно можно познавать, кто сделался причастником благодати и даже заключать о внутренних переменах, какие Дух производит в душе верующего (1 Кор. 14, 21-25).

Итак, дар языков совершенно не прекратился, но принял только другой вид, более естественный и сообразный с нуждами и пользами Церкви. Рожденные от Духа и ныне говорят иным языком. «Как носящий аромат познается через запах, так имеющий в себе Духа познается через слово», говорит св. Иоанн Лествичник.

На чем основывается достоверность сего признака? и чем отлича­ется язык людей облагодатствованных от языка обыкновенного? Разрешение сих вопросов заслуживает нашего внимания.

Слово человеческое и по намерению Творца, и по свойству существа нашего должно служить орудием для сообщения другим своих мыслей, чувствований и желаний. Посему-то св. Василий Великий называет оное отблеском, или образом души, ее состояний и перемен, происходящих в уме и сердце. Как о свете солнца мы заключаем по свету лучей его, так о свойстве духа можно судить по  внешнему   слову. В  словеси  познана  будет   премудрость, и наказание в глаголех языках, говорит Премудрый (Сир. 4, 28).

Теперь, если кто будет замечать, о чем говорит человек духов­ный, как говорит и для чего говорит, то легко узнает, чем отличается язык его от обыкновенного, и удостоверится, что в человеке сем обитает Дух Божий.

Кто что любит, о том всегда и мыслит, о том и говорит. Чада Божии, в сердца коих Дух Святой излил живую веру и любовь Божию, о ком и думать, о ком и говорить могут, как не о Боге? Как дитя прежде всего научается произносить сладкое имя отца и матери, так рожденные от Духа, с первым ощущением Божественной жизни, восклицают: Авва Отче (Рим. 8, 15)!

Вся жизнь их есть ничто иное, как повторение того же много­значительного восклицания. При непрестанном размышлении о Боге, они повсюду видят славу Его — и в делах творения, и в чудесах Провидения, и в благодати искупления грешников через Единород­ного Сына Его, Господа Иисуса Христа, и вне себя — в красоте, величии и порядке природы, и внутрь себя в собственном разуме, возносящемся к единому, бесконечному  Отцу светов, и в своем сердце, стремящемся к добру, дышащем единою любовью к Господу Иисусу  Христу — Богу  сердца нашего (Псал. 72, 26). Куда  ни посмотрят, все говорит им о всемогуществе, премудрости, благости и любви Отца небесного, все возбуждает в них живейшие чувст­вования любви и благодарности, доверия и преданности, довольства и радости, все заставляет неумолкно проповедовать величия Божия. Они любят говорить о законе Божием, потому что в нем изоб­ражается святая и совершенная воля Его, — прославляют доброде­тели, потому что в каждой отражается свет Божественного свойст­ва, — восхваляют  великие  подвиги  благочестивых   братии  своих, потому что видят в них благолепие образа Божия, — сетуют, вра­зумляют, обличают, умоляют немощных, чтобы в  них не бес­славилось святое имя Творца и Господа. О Тебе пение мое ввыну, восклицает Давид. Радуются уста мои, когда я пою Тебе, и язык мой всякий день возвещает правду Твою (Псал. 70, 23, 24). Вот первая отличительная черта в языке чад Божиих!

О том ли говорит человек, непросвещенный Духом Божиим? О, нет! Сый от земли, от земли и глаголет (Иоан.3, 31). Ему противно даже слышать слово о Боге и предметах духовных, — до того, что Христово благоухание становится для него запахом смер­тоносным на смерть, тогда как для других оно — запах живительный на жизнь (2Кор.2, 15, 16). Ладаном пахнет, — говорит он насмешливо и невольно сознается, что боится ладана! — Как худое дерево приносит и плоды худые, так сердцу, не привитому к животворной лозе, не обновленному благодатью Духа Святого, естественно износить от сокровища своего только злое (Матф. 12, 35). Им управляет самолюбие, и слово его всегда склоняется к тому, что питает или раздражает самолюбие.

Различны склонности сынов века сего, различны страсти, гос­подствующие в них; но все они суть отрасли одного корня.

Трудно представить, сколь разнообразны предметы разговоров в светских кругах, где это самое разнообразие считается совершен­ством и знаком образованности; но если вслушаемся внимательно, во всем этом разнообразии предмет один. В мире каждый неумолкно говорит только о себе. Это составляет отличительную черту его языка. Алчный к корысти говорит об убытках, о бедности своей, о планах обогащения и препятствиях к тому, — с завистью расска­зывает, как другие богаты, и какие употребляли для того происки и обманы, и заключает тем, что он хотя и беднее, но зато и честнее других. У людей праздных, преданных рассеянности и суетным удовольствиям, трудно даже уловить определенный предмет слова. Это, по выражению Апостола Иуды, облацы безводни, от ветр приносими. Это волны свирепыя моря, воспеняюще своя стыдения (ст.12, 13). В неудержимом потоке пустословия только и слышны рассказы, что кто видел, или слышал, как провел время, что доставило удовольствие или неприятность, где надеется найти новое развлечение и убить время. Здесь-то обилие всякого злословия, клеветы, кощунства, колкостей, насмешек. Каждый восхваляет то, что ему нравится и топчет в грязь того, кто не похож на него, чтобы самому казаться белее. Послушайте честолюбца — уста его глаголют прегордая (Иуд. 16); он везде говорит о почестях и отличиях, о пороках людей, пользующихся общим уважением, о преступных мерах возвышения их, о невнимательности к истинным и важным заслугам, разумеется, к его заслугам. Не правда ли, что язык их совсем отличен от языка людей, исполненных Духа Божия?

Если бы они вздумали даже притворствовать, или по какому бы то ни было побуждению стали рассуждать о предметах высоких, духовных, и тогда сие отличие будет приметно в самом образе речи.

Духовный человек, проникнутый чувством истины и добра, когда говорит о предметах высоких, Божественных, в самых словах вы­ражает особенную важность, твердость, основательность, совершен­ную уверенность и живое убеждение в истине того, о чем рассуждает: душевный, напротив, или плотский — если иногда и коснется тех же истин, или при каждом слове запинается, или старается прикрыть свое неведение обычною изворотливостью и бездушным много­словием. Тот в каждом звуке голоса выражает глубочайшее благо­говение к Богу и всему Божественному, а сей хотя бы и желал казаться благочестивым, своею холодностью и равнодушием неволь­но открывает, что его сердце занято другим и не слушает его слова. Премудрый сын Сирахов замечает между ними еще то различие, что у плотского человека сердце бывает в устах, а у духовного — уста в сердце: Бо устех буих сердце их, в сердцы же премудрых уста их (21, 28). Естественный порядок  требует  чтобы  каждое слово зачиналось в сердце, и потом уже рождалось в устах, чтобы оно выражало какую-либо мысль или чувствование. А закон бла­горазумия предписывает, чтобы мы не всякое помышление сердца передавали языку, но если оно начало добрую мысль, то позволяли бы ей родиться в слове; если же худую — не отверзали бы для нее уст своих, — пусть это исчадие умрет в глубине сердца. Глупый и рассеянный не знает ни порядка природы, ни правил благоразумия. У него слова зачинаются и рождаются только в устах, часто не выражают никакой мысли, — бьют воздух, подобно звуку бездушного металла (1Кор.9, 26; 3, 1), а еще чаще он высказывает такие помышления, о которых лучше было бы ему молчать, а другим не слышать. У него сердце в устах. Мудрый, напротив, хотя всегда откровенен и прямодушен, прежде обдумывает мысль свою и каждое слово несколько времени обращает в сердце своем: если найдет его достойным и полезным, вынимает из сердца и передает языку. У него уста в сердце.

Есть еще особенное свойство в слове праведника, которое понятно и ощутительно для души, но не  может быть выражено словом. Учит ли он, или увещает — его слово, при всей простоте своей, невольно привлекает душу и возбуждает в ней сладкое умиление и безусловную покорность. Еще ум не успеет обнять и сообразить сказанного, а сердце уже горит, как горело у Эммауских учеников, при разговоре с неузнанным ими Божественным Учителем (Лук. 24, 32). Ни искусство, ни наука не могут дать этой силы человеческому слову. Эта власть и благоухание слова на священном языке назы­ваются  помазанием  от Духа  Святаго (1 Иоан. 1, 20). Слово святых, по  учению   Св. Павла   (Кол. 4, 6), бывает   всегда  во благодати, само исполнено и других исполняет благодатию, раст­ворено солию, которая предохраняет и врачует душу от всякой гнилости греховной и возбуждает в ней вкус к наслаждениям высшим, небесным. Беседовавшие с истинными рабами Господа знают, как внятно и близко сердцу, как сладко и властительно слово их, и как оно отлично от языка людей, работающих для мира и плоти.

Самая цель, для которой говорит человек духовный, отлична от цели, какую имеет в виду человек плотской.

Так — исполненные Духа Святого и ныне говорят иными язы­ками, и хотя сей небесный дар является ныне в другом виде, но внимательный легко может, по одному языку, узнать Духоносца (Слова и речи, стр. 122).  (к началу)

 

Рассмотрение вопроса о даре языков.

Прот. Горского.

Раскрывши обстоятельства дела, коим начинается бытие Церкви Христовой, особенное внимание надобно обратить на то дарование, которое было сообщено Апостолам в день Пятидесятницы. Дарование Апостолам языков многие из ученых богословов принимают в несоб­ственном смысле, именно — что дар языков есть не иное что, как ниспослание способности и силы говорить с народом одушевленным, указательным образом. Толкуют, что Λαλε?ν ?τ?ραις γλ?σσαις (Деян.2, 4) значит то же, что Марк.16, 17, γλ?σσαις καινα?ς, а это то же, что Матф.10,19-21 или Луки 21,15, то есть: говорить языком воо­душевленным, с неодолимою увлекательною силою. При этом пред­полагают, что между так называемыми Галилеянами были и такие, которые не говорили галилейским наречием; а с другой стороны, что между иностранными языками, какие здесь слышались, не должно искать языков всех тех народов, которые у св. Луки исчисляются, потому что несколько смежных народов могли говорить одним язы­ком: разумели греческий или римский. Наконец, прибавляют: когда евангелист замечает удивление слышавших проповедание Апостолов, то этим Лука хочет заметить только то, что плотские иудеи вместо того, чтобы обратить внимание на проповедь благовествователей, дивились только, откуда в Галилеянах такая ученость, что они могут говорить на иностранных языках, а некоторые — еще хуже — изде­вались над речами Апостолов, которых не понимали.

Но, надлежит заметить, что говорящие все вообще были  из учеников Иисуса Христа и притом долговременным обращением с Ним удостоившиеся наименования верующих: а это все были иудеи палестинские. Только  в  конце  служения Иисуса Христа стали приходить и Эллины (Иоан.12, 21), но эти Эллины не настолько сблизились с Ним, чтобы получить наименование  верующих  и вступить в число учеников Его. Если так, то, по всей вероятности, ученики могли знать только свой природный язык, некоторые и греческий, другие, может быть, и финикийский, но не более. Между тем, удивление разнородных иноземцев показывает, что несравненно более было слышно при этом случае разнородных языков. То предпо­ложение ни на чем не основывается, что «не всех, поименованных у Луки народов языки были слышны между Апостолами». Напротив, все эти народы слышали «кийждо свой язык» (Деян. 2, 8). Слова Марка (16, 17) не объясняются словами Луки (21, 15) или Матфея (10, 19-21): это не параллельные места; у Марка Господь говорит об общих знамениях; какие будут сопровождать верующих; у Матфея и Луки — о вспомоществовании Апостолам в случае их суда пред начальством.

Говорят: 1) Апостолы пользовались истолкователями, или тол­мачами, напр. Петр Марком.

2) Апостолы Павел и Варнава не знали языка Ликаонцев (Деян. 14, 11).

3) Язык греческих новозаветных писателей весьма много со­держит в себе еврейского; в образе выражения Апостолов видно, что они по еврейскому или сиро-халдейскому учились греческому: у них греческий не чистый язык.

4) Им не нужно было знание многих языков: а) потому что проповедь их ограничивалась пределами Римской империи, многих — только Палестиною, или вообще иудеями. В Римской империи довольно успешно можно было действовать и со знанием одного господствовавшего языка; б) потому что этот дар открывался и сообщался только для молитвы (1 Кор. 14, 13-17).

5)  Места Деяний 10, 46, 19, 6 и  1Кор. 14, 13 заставляют разуметь под γλ?σσαις λαλε?ν что-нибудь отличное от внезапно возбуждаемой способности говорить на иностранных языках.

6) Наконец, только с III века, со времен Оригена, начали учить, что Апостолы в день Пятидесятницы получили видение незнакомых им языков. Ириней, Тертуллиан, говоря о даровании языков, как существующем еще в их время и как существовавшем прежде, сближают его с дарованием προφητε?α.

Но против 1-го отвечаем: Ερμηνευτ?ς может означать и не толмача; Марк мог быть даже толмачом на таком языке, который не был известен Апостолу Петру. Ибо Петр, конечно, не все языки знал. И Апостол Павел говорит Коринфянам, что он более говорит языками, но не говорит, что может говорить всеми.

Против второго идет последнее замечание. Против третьего до­вольно сказать, что Апостолы, получая способность говорить новым языком, не лишались всех прежних своих понятий, которые происте­кали из еврейского источника; поэтому естественно находить в речи их много еврейского.

Против четвертого а) заметим, что если бы пределы проповеди Апостольской и действительно ограничивались Римской империей, то и тогда бы нельзя было сказать, что им довольно было знания одного господствующего языка, потому что этот господствующий язык весь­ма во многих местах был недоступен простому народу, с которым по большей части первоначально они должны были иметь дело. В одной Малой Азии было много различных языков, по уверению Страбона. Митридат, царь Понтийский, окончивший поприще свое с небольшим за шестьдесят лет до Р. Хр., знал 23 языка подданных ему народов. Но если дать полный смысл словам Спасителя: шедше научите вся языки, то не останется никакого сомнения, что с обыкновенными спо­собами изучения языков Апостолы слишком недалеко бы простерли свою проповедь, б) Апостол осуждает употребление дара языка в молитвословиях без истолкования, — но это не значит, что он только при этом случае раскрывался. Иначе Апостол осуждал бы самого Ду­ха, раздающего сии дары. Но он научает, как обращаться с этим да­ром в церкви. А этим отнюдь не исключается возможность употреб­лять оный и при других случаях, и для других целей.

Против пятого. Здравая филология требует определять значение слова или выражения, неоднократно встречающегося в каком-либо сочинении, если можно, по первоначальному его употреблению. Теперь выражение: γλ?σσαις λαλε?ν в 10 и 19 главах книги Деяний само себя не дает разуметь; это выражение, очевидно, взято из истории 2-й главы той же книги. Там и здесь действие одно и то же. Во 2-й главе нельзя разуметь под γλ?σσαις λαλε?ν одного воодушевленного языка, как мы выше видели. Ап. Петр (Деян. 11, 15) говорит, что с домом Корнилия в сем случае последовало то же, что с Апостолами в день Пятидесятницы. (Видно, что эти случаи бывали редко), итак, не этими то местами, а тем эти должно объяснить. — Что касается до 1 Кор. 14 гл., то и там нельзя разуметь одного языка экстатического, нельзя разуметь такого вы­ражения славословий, которое бы было понятно только одному произносящему их: но надлежит разуметь дар говорить на иност­ранных языках. а) Если дать в этой главе выражению γλ?σσαις λαλε?ν первое значение, то нельзя сказать, чтобы оно было одно и то же с γλ?σσαις ?τραις λαλε?ν (Деян. 2, 4), потому что слушавшие апостолов понимали, что они говорили (ст.11); напротив, в обоих местах и 1Кор. 14 гл. и Деян. 2 гл. предполагаются одинаковые обстоятельства, т.е. и глаголание языками, и присутствие иност­ранцев, которые разумеют те языки (сл.1 Кор.14, 23). б) Апостол говорит: языцы в знамение суть не верующим, но неверным (1 Кор. 14, 22). Краткие непонятные изречения и для неверного не могут быть сами по себе знамением: напротив, из несвязных слов, не имеющих ясного смысла, слышащий мог заключить о невежестве говорящего. Языки будут тогда знамением и для неверующих, когда человек, не знавший прежде никакого языка, вдруг говорит новым языком. в) В стихе 21 Апостол приводит слова Исайи (28, 13), в которых говорится именно о иностранных, незнакомых языках и прилагает эти слова без всякого ограничения к материи своего рассуждения о языках. У Исаии Господь говорит Своему народу, что он будет говорить на языке иностранном, на языке пленивших Его; как там нельзя разуметь какого-нибудь другого смысла слова: язык, так и здесь. г) Наконец, только в смысле собственных языков могут иметь значение и эти слова Апостола: иному же роди языков (1 Кор. 12, 10), как понимал это и Златоуст.

Против свидетельств отвечаем: ни одно не говорит ничего в пользу сказанного предположения прямо. Напротив, Ириней, когда говорит о себе, что он сам не имел дара языков, что, приехав в Галлию должен был учиться туземному языку, — а между тем пишет, что в его время были такие, которые имели дарования пророческие и всякими   (παντοδαπα?ς)   говорили  языками  и тайны  человеческие обнаруживали, замечая, что этих людей, приявших Духа Божия и го­ворящих на всех языках Духом Божиим, Апостол и разумеет там, где говорит: премудрость же глаголем не совершенным: — то этим ясно показывает, что   языки   этих   людей   «совершенных»   надлежит понимать в собственном смысле за иностранные языки. Из слов Апо­стола: благодарю Бога моего... можно заключить, что способность эта могла зависеть и от нравственных качеств лица. — Следы древ­ности такового разумения события Пятидесятницы и дара языков Церкви апостольской и позднейшее вообще можно видеть и в том, что Филострат, описывая жизнь Аполлония Тианского, которого хотел противопоставить Иисусу Христу, заметил о нем, что он знал не только все языки человеческие, но и язык животных. В церковной истории встречаются позднее примеры чудесного разумения иностранных языков, напр. в Ефреме Сирине (История Евангельская и церкви Апостольской, стр. 378).

(к началу)

 

О том же.

Шаффа.

Речь на других или новых языках, вместе с даром чудес, ясно обе­щанная Господом ученикам перед вознесением Его на небо (Марк. 16, 17), при первом своем появлении означает такое творческое действие Духа Святого, которым Он впервые разрушил преграды природы, так сказать, сам стал управлять человеческим духом и че­ловеческую речь торжественно освятил в орудие для проповеди Еван­гелия. Новый дух сотворил себе и новый язык, так как вообще внут­реннее и внешнее, душа и тело, мысль и ее проявление тесно связаны между собою. Но речь на различных языках не ограничилась одним только праздником Пятидесятницы, а продолжалась (хотя, конечно, в измененном виде) в Церкви апостольской вместе с другими чрезвы­чайными духовными дарованиями, отличающими это время от позд­нейших периодов более естественного развития. Отголоски ее нахо­дятся еще во втором и третьем столетии[13] и дальнейших.

В истории о речи Апостолов в день Пятидесятницы нужно различать то, что составляет собственно сущность речи на иност­ранных языках, как дара апостольской Церкви вообще, и особенную форму, в которой он высказывается при первом своем появлении в праздник Пятидесятницы. Для определения сущности речи полезно обратиться к более подробному и наглядному описанию, предло­женному св. Павлом в первом послании к Коринфянам.

Что касается сущности речи на иностранных языках, то она есть  невольный  вдохновенный говор  в  одушевленном  состоянии усиленной молитвы, когда человек, правда, не выходит из себя, но все-таки погружается в самую глубину своего духа, в таком сос­тоянии вступающего в общение с Божественным существом; но при этом вседневное самосознание и миросозерцание, а вместе с тем и обыкновенный образ речи отступают на задний план, а говорящий вполне бывает одержим сознанием божественным и становится толь­ко органом наполняющего его Духа Божия. Потому-то и сказано (Деян.2, 4): «Исполнились все Духа Святого и начали говорить на других языках, как Дух давал им провещавать». Это вдохновение должно относить и к содержанию, и к форме, и к мыслям, и к слогу. Апостол Павел речь на разных языках называет молитвою и пением «в духе» (πνε?μα); этим он означает высшую способность созерцания, непосредственное ведение Бога, независимо и в отличие от «ума» (ν?ς) т.е. от рассудочного сознания, от мышления (1Кор.14, 14, 15). Содержанием бесед на разных языках было прославление великих дел искупительной любви Божией (Деян.2, 11. 10, 46; 1Кор.14, 14-16), в форме молитвы, благодарения и песнопения (Деян.10, 46; 1 Кор.14, 14-18). Дар языков всего ближе стоит к дару пророчества, который также имеет основу в прямом внут­реннем откровении таин Божиих, и в книге Деяний апостольских (19,6) непосредственно соединен с первым, но при этом отличается от него двояко: во-первых, тем, что говорящий на языках беседует с Богом, а пророк — с обществом, а во-вторых, тем, что последний говорит языком, понятным даже для неверных, между тем, как первого, по   крайней   мере, в   коринфском  обществе, не   могли понимать без переводчика (1Кор.14, 2 и д. ). Оттого-то Павел и отдает преимущество дару пророчества (1Кор.14, 5) и дар языков уподобляет звуку колокола (1Кор.13, 1), неопределенному тону инструмента (1 Кор.14, 7 и 8), иностранному наречию, которого никто не понимает (1Кор. 14, 11) и которое неверующему кажется сумасшествием (ст.23). Таким  образом, речь на языках была беседою восхищенной души с Богом, делом самоназидания; такая беседа делалась назидательною и для других только посредством дара истолкования и перевода на язык общеупотребительный. Но в последнем отношении находится различие между даром языков, описываемым  у  Апостола   Павла, и  даром  языков, снисшедшим в праздник Пятидесятницы. Это приводит нас ко второму пунк­ту.

Что касается собственно формы, в какой этот дар проявился в первый раз, то слушателям он, кажется, был до известной степени понятен без перевода: по крайней мере, в повествовании Деяний апостольских не сделано никакого замечания о нем. Конечно, и здесь нужна была внутренняя восприимчивость, потому что иные из столпившегося народа смеялись над говором получивших дар Св. Духа и явление это объясняли нетрезвенным состоянием (Деян. 2, 13); — что совершенно согласно с тем впечатлением, какое речь на разных языках, по описанию Павла, производила на неверного (1 Кор. 14, 23). — Затем нужно припомнить еще и то, что обык­новенно совершенно упускают из вида, именно — что иноязычная речь и в  этом случае была  беседою  с  Богом, а не с людьми, богослужебным действием учеников, восторженным выражением их хвалебной и благодарственной молитвы, следовательно, принадле­жала к внутренней жизни самой Церкви, потому что такая жизнь началась прежде, чем собрался народ (см. ст.4-й и 6-й)[14], слушателей же такая речь могла только изумить и поразить происшедшим по воле Божией чудом и возбудить в них желание яснее и точнее уразуметь его. А уразумели они его вслед за тем не при помощи нового действия дара языков, но посредством ясной, сказанной на общеупотребительном языке, проповеди Петровой (ст.14 и д.), которая имела целью распространить в других, с силою высказав­шееся в даре языков, начало новой по вере жизни. Что касается отношения дара языков к говорящим и слушающим, то сказание об этом св. Луки и  св. Павла расходятся между собою не так далеко, как кажется с  первого взгляда. Второе и более важное различие состоит в следующем. Св. Павел нисколько не объясняет того, что дар языков был речью на совершенно чуждых языках, не сродных с языком народным. По описанию Павла нужно, как кажется, представлять себе эту речь совершенно новым вдохновен­ным языком, речью на ангельских языках (1 Кор.13, 1), отличающеюся от всех обыкновенных языков в такой же мере, в какой состояние духа, одаренного языками выше вседневного сознания и обыкновенной рассудочной деятельности. Внутреннее восхищение, необыкновенное парение невластного над собою духа к жизни бо­жественной невольно выражалось в способе и роде передачи мыслей, хотя в существе-то такая речь, без сомнения, примыкала к природ­ному языку говорящего. Оттого-то она и была непонятна всем тем, которые сами не бывали в таком состоянии торжественного вдох­новения. Деяния  же  Апостольские дар  языков  нам  описывают, очевидно, как речь на языках иностранцев, присутствовавших на празднике Пятидесятницы. Этим-то и объясняется их изумление, что неученые галилеяне говорили на тех языках, которых нельзя было подозревать в них и которые овладели ими вдруг чудесным образом (2, 6-11). Что таков прямой, неоспоримый, буквальный смысл сказания, это признают сами рационалисты-экзегеты.

Изумление восприимчивых слушателей чудесным событием и насмешливый упрек неверных, производивших дар языков из не­трезвенного состояния, делали необходимым защищение; и это пер­вое, самостоятельное, апостольское свидетельство, сходящее от пол­ноты духа, было действительным воззванием проповедников к соб­ранию начатков нового духовного творения. Таким образом, проповедническое служение, послужившее главным органом к рас­пространению царства Божия, было современно основанию Церкви. Свидетельство Духа Святого продолжается в свидетельстве его орга­нов (Иоан. 15, 26-27). Оно есть плод веры и вместе средство к ее распространению. За даром языков следовало истолкование язы­ков и понятное рассудительное пророчество; напряженным в самой основе и сущности религиозным силам дан определенный ход исторического развития.

Вполне верный своему изображенному в евангелиях характеру, от лица остальных Апостолов перед всем обществом выступил пла­менный Апостол Петр и тем фактически показал в себе камень, на вероисповедании которого Господь обещал основать Свою Цер­ковь. Его речь к столпившемуся народу, сказанная на еврейском языке, крайне проста и вполне соответствует дню. Она не есть ни прямая полемика против иудейства, ни догматический спор, но есть собственно и исключительно объяснение исторических явлений, — а прежде всех Воскресения Христова, — взятое прямо из жизни, простое, но  сильное свидетельство о весьма  известном событии, раскрытие, еще раньше высказанного Петром, основного вероиспо­ведания об Иисусе, Сыне Бога живого, Спасителе грешников; одним словом, речь Апостола Петра есть истая миссионерская проповедь. Замечательна при этом разность между высшим вдохновением, под влиянием которого заговорили св. апостолы на разных языках, и спокойным исследованием и ясностью изложения того предмета, о котором говорил св. Петр к народу. Гармоническое соединение того и другого составляет характеристический признак Апостолов.

Петр снисходительно опровергает грубый упрек в нетрезвости очень скромным и, по-видимому, простым, но на самом-то деле народным и убедительным доказательством, именно тем, что теперь только третий час дня (9-й час утра), в который обыкновенно иудеи ничего не вкушали и даже нетрезвые в такую пору воздерживались от вина. Нет, событие это, продолжает Апостол, есть не что иное как славное исполнение пророчества Иоилева об имеющем последовать в сопровождении разных событий в природе излиянии Святого Духа, и притом не на некоторых только чрезвычайных посланников Божиих, как в Ветхом Завете, но на всех, даже самых незнатных, неученых людей. Такое сообщение Святого Духа совершилось через Иисуса Назарянина, обетованного Мессию, который свое послание с силою пред всеми засвидетельствовал делами и чудесами. Вы, правду сказать, по вечным планам и предведению Божию, предали Его[15] и руками язычников римлян пригвоздили ко кресту; Бог, согласно с пророчеством, заключенным в 15 псалме, воскресил Его из мертвых, чему все мы живые свидетели. Вознесшись на небо и восседши одесную Бога, Воскресший послал нам Духа Святого, как вы сами здесь видите. Поэтому знайте, что Сам Бог об этом распятом вами Иисусе посредством неопровержимых действий засвидетельствовал, как о Мессии, от которого вы, истые израильтя­не, ждете своего избавления.

Очевидно, здесь было кстати в немногих, но сильных словах доказать служение Иисуса Христа Мессии на основании настоящих событий в связи с ясными, признаваемыми самими слушателями, ветхозаветными пророчествами, и, вместе с тем, через напоминание о крестной смерти, в которой были виноваты иудеи, вести их к покаянию. Проповедь Апостола произвела впечатление, как и сле­довало ожидать. Слушатели, тронувшись ею, с жаждою спасения спрашивали: «Что нам делать?» Петр увещевал их переменить настроение духа и креститься во имя Иисуса Христа, во оставление грехов; таким образом они сподобятся того же Святого Духа, чу­десные действия которого замечают в Апостолах. Потому что обе­тование должно относиться к ним, к их детям и даже ко всем[16] язычникам, которых Господь приведет. Таким образом покаяние веры, отвращение сердца от мира и греха и обращение к Богу через Христа здесь выставляются, как и вообще во всем священном писании, главными условиями наследия в царствии Божием и в благах спасения, именно в прощении грехов, даруемом и запечат­леваемом через христианское крещение, а также и через дар Духа Святого, как нового, положительного жизненного начала.

После   нескольких   других   увещаний   к   покаянию, глубоко внимавшие   проповеди   решились   креститься, и   в   первый   этот праздник жатвы Нового Завета около трех тысяч душ собрано было в житницу царствия Божия. Здесь впервые исполнились слова Господа, что Его ученики вследствие и в силу Его отшествия к Отцу совершат большие дела, чем какие совершил Он Сам во дни Своего уничижения  (Иоанн. 14, 12). Сильное свидетельство Петрово и необычайное веяние Духа Божия имели своим следствием торжественное действие крещения, которое здесь происходило по искреннему убеждению сердца. Но молодое растение нуждалось в подкрепление и уходе. Верующие постоянно укрепляли и оживляли себя  четырьмя  основными  стихиями всей  истинно  христианской общественной жизни: а) наставлением Апостольским, б) братским общением, деятельною, всем жертвующею любовью, в) прелом­лением хлеба, т.е. совершением Святой евхаристии, соединявшейся с каждодневными вечерями любви, и г) молитвою (Деян.2, 42). Иисус Христос Богочеловек, исполнитель всего Ветхого Завета, был средоточием их веры, и христианство проявило себя не простою только  теорией, или  чувствованием, или  суммою  нравственных предписаний и действий, но жизнию в самом глубоком и обширном смысле, силою Божией, спасающей всех верующих в Бога. «Господь же ежедневно присоединял спасаемых к Церкви» (Деян. 2, 47).

Это первенствующее молодое общество верующих со всеми своими последователями должно было сделаться солью земли для то­го, чтобы обуявшую массу человечества сохранить от гнилости, и в образовавшемся в настоящий день обществе положено начало всяко­му истинному усовершенствованию в нравственности, науке, искус­стве, общественной жизни, равно как здесь же получили начало и все великие события новозаветной истории. Прежде Апостолы были бо­язливы и робки, а с этого дня мы видим их неустрашимыми, непрек­лонными свидетелями. Прежде их не знали или мало ценили, а теперь сразу они сделались главными деятелями и с этого дня скоро привлекли к себе внимание всего мира далеко за пределами Па­лестины. Несколько честных простых рыбаков галилейских удостое­ны чести быть органами Духа Святого; из неученых людей сделались непреложными проповедниками Спасителя мира и вселенскими учителями на все века: так, это, действительно, величайшее чудо (Прав. Собес. 1863г., ч. 1, стр. 408).  (к началу)

 

О дарах благодати (II, 4).

Филарета, Митроп. Москов.

Мы должны взирать на сошествие Святого Духа не только, как на чудо, прославившее Апостольскую Церковь, но и как на событие, существенно сопряженное с делом нашего спасения. Настоящее торжество не есть простое воспоминание прошедшего, но продол­жение Апостольского приготовления к принятию оного Духа, не­престанно дышащего, идеже хощет. Апостолы, как повествует книга их Деяний, после постоянных и единодушных молитв, исполнишася Духа Свята; и не только Апостолы, но, по изъяснению Златоуста, и пребывавшие с Ним ученики, имен народа вкупе яко сто и двадесять (Деян. 1, 16), исполнишася вси. Что такое исполниться Духа Свята?

Что такое Дух Святой в первоначальных дарах Своих, сие изъясняет Сам Он Своими огненными языками. Он есть невеще­ственный огнь, который действует двумя силами: светом и теплотою, — светом веры, теплотою любви. Сей небесный свет, по выражению Соломона, предходит и просвещает, дондеже исправится день (Прит.IV, 18). «Разгоняет мглу неведения и сомнений; открывает обман призраков», которые погрязший в чув­ственности разум принимает нередко за истины; дает человеку видеть себя самого в наготе растленной природы, познать мир в отношении к душе и ощутить присутствие Бога, яко источника света; сообщает уповаемых извещение вещей, обличение невидимых (Евр.XI, 1). По той мере, как свет от Солнца правды умножается в уме, согревается и воспламеняется сердце. Любовь божественная изгоняет из него самолюбие, попаляет в нем терние плотских пожеланий, очищает, упраздняет его и взаимно привлекает в душу новый свет. Слияние сих источных даров духовных образует огнен­ный язык, изрекающий закон Бога Слова в сердце (Псал.XXXVI, 31) человека, воображающий в нем Христа (Гал.IV, 19), совершающий «возрождение» в жизнь духовную.

Исполненный Духа Свята человек не потемненному предрас­судками оку представляет такой образ совершенства, перед которым, как тень, исчезает все, что мир называет прекрасным и высоким. Его оценил Апостол, когда о некоторых подвижниках веры сказал: что их не бе достоин весь мир (Евр. XI, 38). Благодать превращает в бесценное сокровище все, к чему ни коснется в человеке, ей преданном. В его уме сияет дух премудрости, — не той, которою сыны века сего преимуществуют, по словам Спасителя, в роде своем (Лук. XVI, 8), т.е. которая научает их быть изобретательными в способах и ловкими в случаях к снисканию выгодных времен и умножать свое достоинство не столько в себе, сколько во мнении других, — но премудрости, духовно востязующей вся  (1  Кор,. 11, 15), дабы все обратить в средства к единому вечному благу души. Его волю движет дух свободы: ибо закон Духа жизни о Христе Иисусе его свободил от закона греховного и смерти, который дает своим рабам столько тяжких владык, сколько есть нужд и прихотей, страстей и привычек. Во глубине сердца его почивает дух утешения и мира, всяк ум превосходящаго  (Филип. IV, 7), который Иисус Христос дает ученикам Своим, не якоже мир дает (Иоан. XIV, 27); ибо мир мира есть краткая дремота под шумом опасной бури, — безопасность, основанная    на    неведении, так    что    радостные восклицания — мир и утверждение! — иногда прерывает внезапу на­падающее всегубительство (1Сол.V, 3); напротив того, «мир, даруемый Христом», утверждается на непоколебимой уверенности в примирении с Богом, «так что христианин в самых искушениях, скорбях и опасностях не стужает си, но и в смерть предается мирно, в уверении», что еже ныне легкое печали по преумножению в преспеяние тяготу вечныя славы соделывает (2 Кор. IV, 8-17). В нем обитает дух величия, которое не есть ни слепая отважность, ни гордость, покрытая пышностью, ни блеск естественных добро­детелей, нечистых в своем источнике, но истинная возвышенность мыслей, занятых Богом, обширность видов, ограничивающихся одною вечностью, благородство    чувствований, рожденных и воспитанных словом Божиим, — дух смирения, которое среди бо­гатства благодати Божией усматривает в себе одну бедность  и недостоинство, дабы тем более величить Господа; между тем, как «не  возрожденные» Духом Божиим в самых недостатках  своих стараются находить нечто великое, самым унижением просить себе почтения, «пресмыкаются, чтобы подавлять других», — дух силы, с которым христианин не есть  более оный человек  «бессильный», пленник собственных чувств, со всех сторон открытый нападениям врага, побежденный прежде сражения и, дабы усмирить одну страсть, покарающийся другой; но добрый воин, облеченный во вся оружия Божия (Еф. VI, 11) могущий вся о укрепляющем его Иисусе Христе (Фил. IV, 13), силою восхищающий царствие Божие (Матф. XI, 12). Что сказать о тех чрезвычайных дарованиях, о тех явлениях Духа, которые избранным Божиим даются на пользу (1 Кор. XII, 4. 7) других, в созидание всей Церкви.

Когда Божественный дар Духа кажется нам редким явлением, не заключим из сего, что он не для всех. Он для всех, как скоро все для него. Если не примечают более следов Его, то или имеют очи — и не видят; или в самом деле вопрос: егда приидет Сын человеческий, обрящет ли веру на земли (Лук. XVIII, 8), – приближается к разрешению, и самый мир находится при последнем издыхании. Вселенная знает, что случилось с нею тогда, когда рек раздраженный Бог: не имать дух Мой пребывати в человецех сих во век, зане суть плоть (Быт.VI, 3). Тогда не только беззаконный род человеческий, но и тварь, повинувшаяся суете неволею, потребились мстительными волнами. Еще подобное прещение — и на­ступит огненный потоп суда последнего! (Слова и речи Филарета, Митр. Моск., т. I, стр. 2).  (к началу)

 

О необходимости благодати Божией для

человека в его естественном состоянии.

Арсения, Митроп. Киевского.

Ужасахуся вси и недоумевахуся, друг ко другу глаголюще: что убо хощет сие быти? Инии же ругающеся глаголаху, яко вином исполнени суть (Деян. 2, 12, 13).

В то время, как исполнилось пророчество Иоилево: излию от Духа Моего на всяку плоть, и прорекут сынове ваши и дщери ваши и юноши ваши; в то время, как Божественные Апостолы, по предсказанию своего небесного Учителя, исполнившись Духа Свя­того, начали говорить разными языками, якоже Дух даяше им провещавати: тогда бывшу гласу сему, снидеся народ и смятеся. Некоторые, бывшие очевидными свидетелями сего необычного со­бытия, но не приявшие Духа Божия, будучи поражены страхом, по ограниченности своего естественного разума, только неудомевали: что хощет сие быти? говорили они. Но многие, судя по-человечески о великом и святом действии дошли до такой дерзости и ожесто­чения, что, видя Апостолов, говорящих иными языками, не усты­дились приписать сего их нетрезвости, между тем, как они, яко чистейшие и многоценнейшие сосуды, удостоились быть жилищем Духа  Святого; инии же глаголаху, яко вином  исполнени  суть. Таково было суждение различных народов о действии Духа Святого.

Итак, душевный человек не приемлет яже суть Духа Божия (1 Кор. 2, 14); оставленный самому себе, без непосредственного руководства благодати Божией, он несовершен в самом себе и не может быть совершенным, доколе не обратится к сей самой благо­дати. Раскроем сию истину.

Хотя Иисус Христос предлагал нам возможность сделаться со­вершенными, как всесовершен есть Отец небесный: но возможность сия не заключается в собственной нашей силе, но в силе Духа Святого, ходатайствующего о нас воздыхании неизглаголанными (Рим. 8, 26); в силе Божественной благодати, без которой разум и воля, составляющие все величие человека и долженствующие возвышать его во славу Бога живого, не показывают ни малейшего своего достоинства.

Единственный разум со всеми своими силами так уклонился от подлежащей ему и единой на потребу цели, что почти по рвению противится истине, покоряется же неправде (Рим.2, 8), и что самое понятие о Боге, в заключении его превратного умствования, превращается в невежество, даже до изменения славы Божией во образе тленна человека, и птиц, и четвероног, и гад (Рим, 1, 23). Несмотря на то, что из созерцания природы и св. Писания легко можно познать, что есть Бог, и какие обязанности человека в отношении к Нему, естественный разум нередко ослабляет силу своих суждений нечистыми сомнениями, при которых самая совесть, поставленная судьею всех человеческих действий, колеблется и теряет правоту свою. Так, вместо того, чтобы блуждающего по распутиям мира сего возвать на путь правый, совесть своим небла­говременным молчанием способствует только к вящему умножению беззаконий и к усугублению невежества; вместо того, чтобы обвинить разум в неправоте суждений и в дерзком лжемудровании, она нередко соглашается на оправдания его и часто с таким усилием и даже с борьбою против истины, что различные виды худых поступков не приписывает ожесточению неистового человека, но премудрому Виновнику всех благ Богу.

При таковом молчании совести и слепоте разума естественный человек, если когда и слышит глас Господа, повелевающий ему хотя несколько попещися о жалкой судьбе своей, то он отвращает от него слух свой, и, как бы всем изобилующий, презирает все средства благодати к соединению с Господом. Сверх того, если кто иногда и остановится на священной мысли о своем несовершенстве, если живое представление слабости естественного человека займет кого-либо, если сильное и поразительное ощущение гласа Божест­венного воззовет на путь правый — то совесть, обремененная житейскими попечениями, разум, являющийся с превратными суж­дениями, воображение, со своими очаровательными представ­лениями — не дают ему времени посмотреть на утрату своего бла­женства, но с беспрестанным усилием побуждают его к крайнему ожесточению, а через оное ускоряют совершенную погибель.

Вот каково состояние естественного человека и вот видимая слабость и ощутительная слепота разума, не озаренного светом Божественной благодати.

Но, если обратить внимание на свойство действий и желаний воли человеческой, руководствующейся только естественными побуждениями, без содействия благодати, то и в ней столько же, или еще более, усмотрим несовершенств, нежели сколько в есте­ственном разуме.

Воля в естественном человеке, долженствующая быть источником всех благих желаний, является исходищем всех зол. Со времени падения явились в человеке, как три составные части, три противоборствующие воле Божественной похоти: похоть плоти, похоть очес и гордость житейская (I Иоан. 2, 16), которые с продолжением времени так усилились в нем, что он в духовном своем состоянии соделался плотью, враждующей на Бога, — плотью, которая трой­ственною силою похотения прекратила в нем чистое и живое дыхание любви к Вдохнувшему в него дыхание жизни.

Похоть плоти так занимает все мысли и желания человека естественного, что нередко самое сердце его приводит в состояние бесчувствия, и, не помышляя о том, что тело его есть жилище Духа Святого, решается на всякую скверну и нечистоту, притом с таким ущербом в силах душевных и телесных, что, расточив все земное и небесное наследие, уже теряет способность и возможность победить самого себя.

Суетные заботы о попечении мира сего часто останавливают благое стремление духа, гак что в то время, как неповрежденная совесть показывает еще грешнику открытые пути ко спасению, а Божественная благодать различными средствами возбуждает его от сна греховного, мир, со всеми своими прелестями и очарованиями, восстав против своего отшельника, преклоняет его под иго собст­венного владычества, и, возбуждая в свою очередь в его сердце, растленном по естеству, различные чувственные похотения, довершает, наконец, над ним победу свою. Ибо сии похотения, заключив слабый и немощный дух его в пределах бренной плоти, делают его совершенно   неспособным   к   парению   в   горняя. Они   до   того простирают над ним насильственную власть свою, что, вытеснив из сердца его все святое и Божественное, часто делают его не­проницаемым для самого огня Божественной любви, имущей согреть и оплодотворить безводную пустыню сердца нашего.

Наконец, гордость житейская, сие семя сатанинское, еще со времени прародителей зароненное и вкоренившееся в сердце чело­веческом, произращая мало-помалу непотребные терния, беспре­станно заглушает возникающее жито  правды, и не дает места действию благодати. Малое и ничтожное творение — человек, упо­енный гордостью, часто, при самом падении, не сознает себя падшим, и, пытаясь суетною надеждою, при всех своих слабостях, рано или поздно возвратить потерянное блаженство, нередко доходит до такого самозабвения, что даже мечтает взойти на небо и выше звезд небесных   утвердить   престол   своего   благополучия, не обращая внимания на то, что под ногами его уже разверста алчная бездна, готовая поглотить его со всеми безрассудными надеждами и безза­кониями.

Итак, все, что только Троичным советом Предвечного ни дано человеку в отличие от прочих тварей, в короткое время разрушено и уничтожено тройственною силою похотения, обитающего в нас Доныне, и если бы, по ходатайству Иисуса Христа, благодать Божественная, всегда немощное врачующая и оскудевающее воспол­няющая, своею всемогущею силою не способствовала нам в немощах наших и не очищала беззаконий наших — то Дух Божий не имел бы пребывать во всех человецех: зане суть плоть (Быт. 6, 3).

Посему все наше утешение и все упование о спасении заключается в содействии нам всемощной благодати Божией. Она-то есть надежнейший руководитель, ведущий нас к живому и вечному; ее только святым огнем сожигается в нас все нечистое и скверное и возжигается свет разума и благочестия, свет славы Божией, сиявшей некогда, яко полудне, в душе человека, созданного по образу Божию. Божественные Апостолы, когда исполнились Духа Святого, испытали на себе все действия благодати. Ибо, получив дар языков, соделались премудрыми, чудотворцами, прозорливцами, во всем сильными и неустрашимыми, и столь славными по всей вселенной, что, будучи рыбарями и ненаученными человеческой премудрости, проповедо­вали слово  Божие с толикою  мудростью и  успехом, что самые ученые и мудрые книжники не могли противустати их мудрости и Духу, имже глаголаху (Деян. 6, 9), (Собр. Слов и бесед, ч. 1, стр. 252).  (к началу)

 

О необходимости для христианина возгревать в себе дары

благодати и о средствах к тому.

Павла, Архиепископа Казанского.

Самый сильный пламень вещественный погасает, когда не встре­чает сродной ему пищи — сгораемого вещества, а тем больше, когда стараются погасить его веществами, останавливающими его распро­странение и усиление. Напротив, и слабая искра разгорается в сильный пламень, когда ей дают сродную пищу — горючее вещество. Дерево, сено, солома  (1 Кор. 3, 12), если огонь находит их в обилии, обращают в сильный пламень искру; вода, земля погашают и разлившийся на необъятное пространство пламень. Подобному же закону подчинено и угасание или возгревание в нас благодатного огня, — того благодатного дара, который каждому из нас даровав Господом для попаления в нас терния грехов наших, для озарения нашего ума светом истины и для очищения нашего духа и тела, подобно очищенному огнем сребру и злату. При пище обильной дар Божий возгревается; при недостатке ее дух благодатный угасает. Потому для возгревания его мы должны в обилии питать его сродною пищею. Какою же пищею? Род ее определяется самым существом и свойствами даров Духа Святого, в нас живущих. Нам дарован от Господа дух премудрости и разума, — и мы будем давать сему духу сродную пищу, полагать твердые основания, верные залоги для его развития, усиления и возвышения, когда будем обогащать себя разнообразными познаниями, и особенно приобретать ясные и основательные знания в учении Христовом. Знания сии, если только будут благоприятствовать тому и другие условия, будут постоянно возбуждать, поддерживать и питать возвышенную умственную де­ятельность нашего духа, а через нее и деятельность благодатной силы, и таким образом соединять и благодать, и свободу нашу для совокупной, непрерывной деятельности во благо наше, содействовать умудрению нас во спасение. Нам дарован дух совета и крепости для царственно-мудрого и царственно-твердого управления своими силами душевными и телесными. — и мы будем давать сему духу сродную пищу, полагать твердое основание для его усиления, укре­пления, когда с надлежащею основательностью будем изучать и постоянно помнить возвышенные правила, определяющие христиан­скую жизнь; в сих правилах и наш дух, и присущая нам благодатная сила будут иметь и постоянные побуждения, и постоянное руко­водство к спасительной деятельности. Нам дарован дух благочестия и страха Божия для благоговейного служения Богу, для постоянного хождения во страхе Божием, и мы будем давать твердую и обильную пищу сему духу, полагать верные залоги для его развития и укре­пления, когда будем постоянно яснее и яснее изучать основания и истинный характер благочестия, познавать величие, всемогущество, благость  Творца, великие и спасительные дела  Его, а  наше — ничтожество, недостоинство. Вот та пища духовная, которою мы должны возгревать живущие в нас дары Божий: это — спасительные знания. Но как скоро дух человека служит вместилищем только суетных, неустойчивых, как вода, знаний и мнений; как скоро он предан  земным, подобно  земле, давящим своею  тяжестью дух, заботам, попечениям и стремлениям: тогда человек, естественно, не возгревает, а угашает в себе Духа Божия.

Для поддержания и усиления огня вещественного, необходима сродная ему пища: без нее пламень погасает. Но и при избытке горючих веществ, пламень не только не усиливается, но и погасает, когда нет других условий, необходимых для горения. В безвоздушном пространстве, или воздухе, наполненном препятствующими горению составными началами, — и сильный огонь, при обилии даже удобосгораемых веществ, гореть не может. То же самое нужно сказать и о возгревании даров Духа Святого. Самое основательное, многостороннее, глубокое знание истин веры Христовой и правил жизни христианской не возгревает в человеке даров Божиих, когда человек окружен нравственным, духовным воздухом, неблагоприятствующим сему возгреванию. Если этот воздух тлетворный составляют хульные думы и беседы, нечистые, преступные помыслы и похотения, дух холодности к делу своего спасения; дух намеренного устранения от себя тревожащих и нарушающих нравственную дремоту, или даже нравственный сон, мыслей о Боге — то в этом случае самые обширные и основательные знания в делах веры и благочестия не сделают ничего для оживления  нашей нравственной, духовной жизни, и останутся одним бесплодным, безжизненным знанием. Для того, чтобы благодать Божия спасительно действовала в нас, мы должны быть окружены благоприятствующим тому нравственным, духовным воздухом. Обстоятельства, среди которых жили св. апостолы пред сошествием и по сошествии на них Духа Святого, и которые так благоприятствовали исполнению их Духом Святым, ясно указывают нам этот нравственный воздух. Сии вси бяху терпяще единодушно в молитве и молении (Деян. 1, 14), так изображает св. дееписатель образ жизни св. апостолов перед сошествием на них Св. Духа. По вся дни терпяще единодушно в церкви и ломяще по домом хлебе, приимаху пищу в радости и простоте сердца, хваляще Бога (Деян. 2, 46-47), говорит он об образе жизни св. апостолов по сошествии на них Духа Святого. Итак, молитва к Богу, постоянное молитвенное настроение духа, радость о Господе, благоговейные размышления и собеседования о Боге и делах Его, чистота помыслов и желаний – такова была духовная, нравственная атмосфера, которою постоянно окружены были св. апостолы и которая благоприятствовала исполнению их Духом Святым, постоянно возгревала в них дары Его. Молитвенным же настроением, усердными молитвами, благоговей­ными размышлениями и собеседованиями, чистотою помыслов и желаний должны и мы все возгревать живущие в нас дары Божии. При обилии веществ, легко воспламеняющихся, в воздухе, со­стоящем из благоприятствующих горению составных частей, и слабая искра обращается в сильный пламень, но только тогда, когда она раздувается  сильным, правильно  направленным  ветром. Как  же скоро ветер слаб, или, получая направление неправильное, устремляет огонь в ту сторону, где нет для него сродной пищи, огонь или вовсе не разгорается, или разгорается слабо, или, и после сильного горения, погасает. Так  не  разгорается  и гаснет  огонь печный, наполняя храмину дымом, когда неправильно бывает направление ветра; так потухает пожар, когда ветер направляется в сторону от жилищ человеческих. То же самое бывает и с огнем благодатным, – с дарами Духа Святого, живущими в нас. Хотя бы обширны и основательны были знания человека, хотя бы хороша была и настроенность его, — эти дары остаются недейственными, не приносят плода, если   человек  бездействует, не  старается  прилагать  свои спасительные знания к жизни, обращать их в дело и таким образом приводить в движение свой дух и дар благодатный; или когда он дает неправильное, превратное  направление  своей деятельности. Что, обыкновенно, бывает  с  человеком в  этих  случаях?  Самое жалкое зрелище обыкновенно представляет тогда духовная жизнь его. При бездействии его и при неразлучном с тем противодействии возгреванию благодатного дара, храмина его духа наполняется едким дымом и смрадом самопрельщения, духовной гордости, фарисейского лицемерия; в нем проявляется, проникнутое духом нетерпимости, пристрастие к букве учения, и закона, без проникновения в дух их; он пристращается к пустому, холодному, неоживленному верою, мертвящему дух, мудрованию и разглагольствованию об истинах самых животворных и благотворных — таковы естественные и необходимые порождения кичащего дух знания, когда оно не сопро­вождается усиленною доброю деятельностью. При направлении де­ятельности неправильном, духовная жизнь человека совершенно угасает, и остается один пепел жизни плотской, греховной, лишенной благодатного огня. Необходимы усиленные труды, необходима пос­тоянная, добрая деятельность для того, чтобы дары Духа могли возгреваться, воспламеняться, — и   при   такой   деятельности   они действительно возгреваются, воспламеняются. Когда обыкновенно возрастают в человеке мудрость и разумение тайн спасения? Когда крепнет, усиливается   дух  премудрости  и разума?  Тогда, когда различные опыты и случаи жизни, предлагаемые жизнью вопросы и    недоумения    побуждают    человека    глубже    вдумываться    в христианские истины и правила и многостороннее и основательнее изучать их; когда, по мере опытного знакомства с жизнью и ее добрыми и дурными сторонами, с ее волнениями, заблуждениями и увлечениями, с ее необъятным разнообразием, расширяется и просветляется кругозор ума его. Когда преуспевает он в благора­зумии, твердости правил? Когда развивается и усиливается в нем дух совета и  крепости? Тогда, когда  он  путем  упражнения  в разнообразных делах добрых, в борьбе со страстями и соблазнами, обращает в привычку добрые действия и проникается постоянно большею и большею любовию к добродетели. Когда возгревается и крепнет в нем дух благочестия и страха Божия? Тогда, когда он преуспевает в делах благочестия, познает сладость их и всею душою прикрепляется к ним. Трудом и потом дары благодатные возгрева­ются, и в тружениках, подвижниках добродетели произрастают плоды духа: любы, радость, мир, долготерпение, благость, мило­сердие, вера, кротость, воздержание (Гал. 5, 22-23). Св. апостолы, непрерывною усиленною деятельностью возбуждали и возвышали в себе благодатные дары, и с поразительною силою проявилась в них сила Божия (Слова и речи. Т. 1, стр. 453)  (к началу)

 

Речи св. Апостолов в книге Деяний вообще, как образцы

для исповедников Слова Божия, и речь св. Апостола Петра

по сошествии Св. Духа (II, 14-40).

В. Певницкого.

Не широко и не разнообразно содержание апостольской пропо­веди, сколько можно судить по речам апостолов, до нас дошедшим, да и не могло быть раскрыто во всей полноте и со всею подробностью все христианское учение в немногих записанных речах: апостолы и не стремились к тому. Их главною целью было выставить суще­ственные элементы новой веры, в которых содержатся все частные положения христианского вероучения и нравоучения. Они не входят в обсуждение и опровержение заблуждений, тогда господствовавших в обществе человеческом, не представляют теоретических сообра­жений, направленных к разрешению отвлеченных вопросов знания, а сосредоточивают все внимание, как свое, так и своих слушателей, на деле искупления падшего человечества страданиями и смертью Христа, обетованного Мессии. Этим они на деле показывают всем последующим деятелям церковного проповедничества, где коренная, исходная и конечная точка для их наставлений, от которой должны получать начало и силу, и к которой должны возвращаться их разъяснения; в какие бы частные вопросы они ни входили, у них не должна теряться из вида существенная идея христианского учения, и от центральной точки, следуя примеру апостолов, они постепенно должны переходить к разбору частнейших разветвлений одной главной христианской истины. Указание на факт искупления силою распятого и воскресшего Иисуса Христа, составлявшее сущ­ность проповеди апостольской, было зерном горушечным, возросшим впоследствии в великое древо. При всей простоте своей, это дело искупления так широко и многознаменательно, что усвоение его сознанием переменяло убеждение людей и давало новый оборот расшатавшейся жизни. С ним связано представление о Боге, полном милосердия и щедрот, всегда близком к нам, и любовью Своею ведущим нас из жизни греха и страданий к блаженству и счастью; с другой стороны представление о нашем ненормальном, греховном состоянии, сознание внутренней потребности очищения и за­глаживания вины нашей перед Богом и необходимости нравственного исправления своей жизни. То и другое намечало точки, по которым должно было начаться и совершиться преобразование человеческой жизни в теоретической и нравственной области.

Во внешней стороне апостольских речей, составлявшихся не по правилам искусства, а бывших делом минутного вдохновения, мы не найдем нарочитого выражения тех законов, уяснением которых занимается наука о церковном ораторстве. Но есть здесь черты, обращающие на  себя  внимание проповедника, долженствующего разъяснить народу то же слово о Христе, какое возвещали и апо­столы. Такою  чертою служит приспособление их к содержанию сознания их слушателей, и употребление ими таких средств убеж­дения, какие имели значение в глазах тех, перед которыми го­ворилось слово. В большинстве случаев слушателями апостольских речей были иудеи, воспитанные в законе и пророках, хранившие предание предков  и  гордившиеся своею  историей, как  историей богоизбранного народа, состоявшего под особенным попечением Промыслителя. Перед   ними   апостолы   ссылаются   на   ветхозаветное писание, многократно берут из него свидетельства в разъяснение или защиту проповедуемой ими истины, припоминают обетования Божии, пользуются примерами из отечественной истории, и мудрою мыслию все направляют к оправданию своего свидетельства о Христе, как обетованном Избавителе народа. Отсюда в их речах священный библеизм, при котором слово их стоит в самом близком и непо­средственном соприкосновении с божественной книгой завета, на нее опирается и к ней возвращается внимание слушателей. С этой стороны оно является достойным предметом всегдашнего подражания для    проповедников    божественного    слова, имеющих    дело    с христианскими слушателями. Возникая из слова Божия и будучи его продолжением и разъяснением, церковная проповедь не может оставлять без внимания тот божественный источник своей веры и своего содержания, который стоит перед глазами верующих с силою божественного авторитета.

К людям, верующим в откровение и писание, реже приходилось говорить апостолам; по крайней мере, речей, обращенных апостола­ми к язычникам, дошло до нас гораздо меньше, чем речей, сказанных перед иудеями. Собственно говоря, одна речь апостола Павла в Афи­нах может быть рассматриваема здесь, как образец назидательных апостольских собеседований с неверующими. Судя по ней, апостолы в случаях сношений с язычниками, не уклонялись от библейских оснований и не скрывали положительных  истин, данных  откро­вением, но путь к вере в истины откровения пролагали обращением к естественному религиозному чувству слушателей, к их разуму и со­вести, отыскивая в их сознании пункты соприкосновения с истинами, данными в откровении, и приводя в созвучие с собою голос их ав­торитетов. Вместо Библии, не признаваемой язычниками, и требую­щей предварительного приготовления для понимания, они старались облегчать понимание божественного учения через указание на чудеса природы и удивительный ход человеческой истории и на нередкие проблески истины в учении и изречениях мудрецов языческих.

Все речи апостолов, записанные в Деяниях апостольских, ска­заны были по случаю, т.е. вызваны были известным сплетением временных обстоятельств, давших возбуждение мысли говорящих. Случай был внешней исходной точкой для них, и случай связывал их с течением мироисторических событий. Вызванные  запросом минуты, не повторяющейся в другой раз со всей своей частной особенностью, и отвечая на нее, они получили отсюда свою харак­терную индивидуальность, и во всей своей целости были речами собственно   только для своей минуты. Но руководимые Духом Божиим св. апостолы, приспособляясь к настроению минуты, каждый раз перед сознанием слушателей выставляли общее высокое содержание, и оно являлось в их устах со значением насущного материала, могущего питать души, требующие истины, и падало, как семя, на жизненное историческое поприще. Мы видим в этом один из существенных признаков истинного достоинства учительного слова, имеющего значение слова исторического. Таким бывает только то слово, которое не рождается от прихоти учителя, а с одушевлением отвечает на горячий запрос дня и пользуется настроением минуты для проведения вечных начал истины и правды. Частные сменяющиеся явления, действующие на личную волю человека, и общие начала высшей правды постоянно переплетаются в истории, и кто работает над их сочетанием, с полным вниманием к запросам обеих сторон, тот только приобретает значение исторического деятеля. Так стоит дело как в жизни вообще, так и в сфере церковного учительства в частности:

Первые речи, записанные в Деяниях апостольских, принадлежат апостолу Петру, который являлся в небольшом обществе верующих, после смерти, воскресения Спасителя, как бы представителем сонма единонадесяти апостолов. Представительное значение не в силу какого-либо внешнего особого полномочия, а в силу своего характера. Это был характер сильный и энергический, созданный для практиче­ской деятельности, а не теоретической мысли. Его отличала от других решительность и быстрая, смелая готовность на всякий подвиг, без долгого обсуждения средств к исполнению этого подвига. При каждом возбуждении со стороны ли внешних обстоятельств, или со стороны лица, стоящего к нему в близком отношении, напрягалась его энергическая натура, и поспешно отзывалась соот­ветственной деятельностью по запросу, обращенному к нему вместе с другими. Какая-либо знаменательная минута увлекала собою всю полноту его души, и он с увлечением предавался иногда такому делу, перед которым теоретическая натура сдержала бы свою волю. Эту энергию и крепость в нем провидел Господь и Спаситель наш при первой встрече с Симоном Петром, и в ознаменование сего к его прежнему имени Симона присоединил имя Петра, означающее камень, оставшееся за ним на веки. Эта энергия и решительность Петра служат причиною того, что при Спасителе в собрании учеников чаще других действует и говорит Петр, когда открывается дело или высказывается вопрос, одинаково обращенный и к прочим ученикам   (Матф. XVI, 16. XIX, 27. XVII, 4). Это же быстрое стремление  к делу, упреждающее часто  мысль, увлекало  его к таким предприятиям, которые не были соображены с его силами, и было причиною многих его преткновений, заслуживавших ему упреки Спасителя и заставлявших его раскаиваться в поспешных, необдуманных  поступках   (Матф. XXVI, 33-35. 51-54. 69-75. Марк. VIII, 32-33. Матф. XIV, 28-31). Рядом с Петром Деяния апостольские поставляют апостола Иоанна Богослова, приписывая его совокупному действию многое, случившееся в  первое время после  сошествия  Св. Духа   (III, 1. 3-6. 11. IV, 13-23). И  этот возлюбленный ученик Спасителя стал, после смерти и вознесения Спасителя, на верху общества верующих опять не в силу внешнего полномочия, а в силу внутреннего обилия духа, его наполнявшего. Это   была   натура    сосредоточенная   и   глубокая, способная   к восприятию самых возвышенных учений. Одаренная глубоко чув­ствующей душою, она вся предавалась лицу, привлекшему ее рас­положение, и за свою преимущественную любовь Иоанн удостоился особенной близости к небесному  Сердцеведцу. Он не отличался такой быстрой решительностью и таким стремлением к деятельности практической, какие видны у апостола Петра: он жил более внут­ренним, чем внешним миром; но при сильных возбуждениях его душа способна была открыть все богатство своего внутреннего мира и произвести такие великие дела, к каким способны только сосре­доточенные натуры.

Первая речь, имеющая значение открытого возвещения имени Христова, и стоящая во главе всех позднейших проповедей, слы­шанных  из  уст  свидетелей  Христовых, сказана была апостолом Петром при необычайных обстоятельствах, — тотчас после сошествия Св. Духа на апостолов, при обнаружившемся тогда   чудесном действии Его в апостолах, изумившем всех, бывших свидетелями чуда. При  виде  необычайного   явления, произведенного   Духом Божиим, одни ужасались, другие ругались над апостолами и го­ворили, что они вином исполнены. Апостол Петр воспользовался впечатлением, произведенным на народ проявлениями даров нео­бычайных Св. Духа в апостолах, и, пригласив всех выслушать его, в своей речи выяснил, во-первых, ту смуту, какую чувствовали люди, не знавшие, что подумать при виде необычайного одушевления апостолов, проявившегося их речами на разных языках, заметив им, что это одушевление не есть какое-либо естественное возбуж­дение, и  что виденное  ими  есть  не  что  иное, как  исполнение пророчества Иоилева об излиянии в последние дни от Духа Божия на всякую плоть; во-вторых, призвав снова к вниманию мужей израильских, открывает перед ними проповедь об Иисусе Назорее. Назвав Его мужем, всем известным, засвидетельствованным от Бога силами, и чудесами, и знамениями, сотворенными среди народа, апостол припоминает, что Его по определенному совету и проразумению Божию они убили, пригвоздив руками беззаконных, и свидетельствует о его воскресении, вознесении на небо и излиянии Им от Отца Св. Духа, произведшего ныне виденное и слышанное. Главное, на чем останавливает апостол внимание слушателей, — это факт воскресения. В доказательство этого факта, он ссылается на свидетельство всего своего общества и на пророчество о Нем Давида. Факт воскресения показывал в воскресшем Иисусе Назорее не простого смертного человека, а Господа и Христа, давно обето­ванного Мессию. Чтобы утвердить веру в необычайное посланничество Иисуса Христа. Петр сопоставляет с Ним перед иудеями чтимого пророка Давида, и говорит при этом, что Давид и умер и погребен, и гроб его у нас до сего дня, и он не взошел на небеса, но, будучи пророком, знал, что, по обетованию Божию, от чресл его воздвигнется Христос по плоти, Которого душа не останется во аде и плоть Которого не будет видеть истления, и Который будет сидеть одесную Бога. — Народ умилился сердцем, слыша проповедь Петра, и спрашивал его и других апостолов, что ему делать. Тогда Петр обращает нравственное увещание к своим слушателям (и это составляет третью и последнюю часть его речи), призывая всех к покаянию и крещению во имя Иисуса Христа для прощения грехов и к принятию дара Св. Духа, и при этом напоминает израильтянам, что им и детям их принадлежит обетование Божие, а потом все; дальним, кого не призовет Господь Бог наш (Деян. II, 14-39). Самую замечательную черту в речи апостола Петра составляет постоянное обращение его к словам св. писания Ветхого Завета, авторитет которого имел непреложное значение в глазах его слу­шателей: через это он делает приспособление к понятиям слушателей и открывает таким путем доступ к их сознанию проповедуемой им истине, и новый свет проливает на нее. Необычайные великие события своего времени, не понимаемые или не признаваемые народом, окружающим апостолов, апостол Петр сближает с проро­чествами о них и обетованиями, известными каждому израильтянину, и люди начинают веровать в то, чего не понимали или чего не признавали, и для них уясняется великое значение тех событий, о которых говорил боговдохновенный учитель. — Другая черта, обращающая внимание на себя в речи апостола, — это мяг­кость слова, старание сгладить все жестокое и неприятное, что имел в себе предмет, затрагиваемый речью апостола. Апостолу приходилось говорить о таком факте, который тяготеет неизгладимою виною на народе израильском, именно о неправедном осуждении им Того, Кого Бог Отец послал в мир Спасителем человеков, и кто представлял из себя высшую благодеющую, олицет­воренную любовь. Выставляя этот факт, апостол Петр не поражает словом грозного обличения виновных, а старается по возможности извинить их преступление, указывая на то, что это совершилось во исполнение предопределенного совета Божия, как бы помимо прямой воли их. Противоположный образ представления мог бы ожесточить слушателей и оттолкнуть их как от говорящего, так и от веры в то, о чем говорит он; но тот, какой употребил апостол Петр, вносит  примирение  и  умиление в души слушателей и  в состоянии   расположить   их, — как   и   действительно   расположил многих, — к искреннему и сердечному покаянию и вере в пропове­дуемого Мессию. В конце речи, желая более и сильнее расположить к вере во Христа умиленные сердца израильтян, апостол напоминает им об особенных обетованиях Божиих, им данных, о том, что они и дети их представляют богоизбранный народ, долженствующий предупреждать других в путях царствия Божия, и тем, приспособ­ляясь к их естественному национальному чувству, усиливает сред­ства к тому, чтобы склонять их к вере в Господа Иисуса Христа (Руков. для с. п. 1874 г. № 42, стр. 187).  (к началу)

 

О достопримечательностях речи св. Ап. Петра

по сошествии Св. Духа.

Ф. Яковлева.

1. По этой одной речи можем судить безошибочно, что в Ап. Петре совершилась решительная и чудная перемена. Это не тот совсем, который  испугался  слов   какой-то   ничего   не   значащей женщины. Мы видим его с благородною смелостью, как истинного посланника Божия, вступающего в шумную и бурную многолюд­ность: — громкий его голос выражал уверенность в словах и силах. Это не тот, который говорил: не знаю Его; но полный убеждения в самом себе, гремел, как труба Божия, что он знает Его, и желал бы, чтобы целый мир узнал  Его, как он знает: твердо убо да разумеет  весь  дом Израилев, говорит  он всему  народу, яко  и Господа и Христа Его Бога сотворил есть, сего Иисуса, Его же вы распясте (Деян. II, 36), — сего Иисуса воскреси Бог, Ему же мы вси есмы свидетели (ст. 32). Он уже не отрекается, а первый вызывается свидетельствовать, и перед кем? перед убийцами, рас­пявшими Господа.

2. Речь Ап. Петра не блистает цветами светского красноречия, но отличается своего рода красотою, — истины и убеждения. Она тронула сердца каменные, — тронула тех, которые недавно с истовой яростью просили у Пилата смерти Иисуса Христа. — И землетря­сение, и затмение солнца не сделали того, что сделал воодушев­ленный силою Божественною голос Апостола. Победоносное действие этой речи не заставило задуматься, а врезалось прямо в сердце: умилишася сердцем, говорит св. историк (ст. 37).

3. Слова Апостола были просты и не мудры. В них открылась новость, не примечаемая дотоле ни в Петре, ни в одном из учеников Христовых, а именно: глубокое знание св. Писания. До воскресения Господа все они оказывались более не сведущими, нежели знающими Писания. Без сомнения, они читали законные книги, но читали с таким же разумением, с каким книжники иудейские — не углубляясь в их смысл. А теперь Ап. Петр вдруг развивает высокие познания, — вдруг, как просвещенный наблюдатель законных писаний, обраща­ется к пророчествам, проникает в их тайны, приводит их в свиде­тельство с понятием соответственным, основательным, превосхо­дящим все толкования тогдашних законников. Преобразование поистине изумительное и неизъяснимое! Явные признаки воодушевления сверхъестественного.

4. Апостол говорил иудеям об Иисусе Христе с некоторой осторожностью, приноравливаясь к их верованию. Он не говорит еще явственно, что Иисус Христос — Сын Божий, Слово Божие, но называет Его Мужем, засвидетельстванным от Бога чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди них; одним словом, поступает с ними, как с детьми, которым до известного времени их возраста не дают крепкой пищи. Это — светлые черты высокого его благоразумия, прозорливости и знания человеческого сердца.

5. Он открыто укоряет иудеев, как убийц: вы, взяв Его руками беззаконных, пригвождше убисте. Но, имея в виду привлечь их к раскаянию, смягчает речь свою, объясняя, что Иисус Христос предан был им нарекованным советом Божиим и проразумением. — Вот он — простой, неученый рыбак, движимый Духом Святым, ста­новится мудрецом, искуснейшим и благонамеренным ловцом людей: на нем исполняется предречение Спасителя: отселе будеши человеки ловя (Лука V, 10). Наконец

6. Ап. Петр обращает их внимание на себя, на смелость свою, мудрость и способность говорить иностранными языками, и, как верный служитель Деяний Божиих, ничего себе не присвояя, уверяет, что все, что они видят и слышат, есть дело Духа Святого которого Иисус Христос, вознесенный рукою Божией, приняв от Отца, излил на них по своему обещанию. — Употребив здесь слова: от Отца, делает первый шаг к вразумлению, что Иисус Христос – Сын Божий (Апостолы. Вып. 1, М., 1849 г., стр. 86).  (к началу)

 

Изъяснение беседы, которую имел св. Апостол Петр в день Пятидесятницы по принятии Духа Святого (Деян. II, 14-40).

Игнатия, Архиеп. Воронежского.

При описании Деяний св. Апостола Петра, несколько подробном, нельзя миновать нам без особливого обозрения первой беседы его, говоренной по принятии Духа Св. в день Пятидесятницы. Мы видели уже успех его речи. Речь, исполненная Духа и силы из самого источника их, из самых первых струй его, должна быть всегда, если можно так сказать, чудотворным образом Слова для служителей Евангелия в Церкви Христовой. Хотя мы и не в сос­тоянии вполне представить сей Св. образ, ни указать с подробностью на все черты его; но не можем, однако ж, не поговорить о нем, сколько можем, с некоторым изъяснением.

Ст. 14. Мужие Иудейстии и живущии в Иерусалиме вси, — начал Петр. — Вси: Слово простирается ко всему миру, начав от Иеру­салима до последних земли. Оно по Духу, истинно, Божию, прежде всего дышит кротостью, хотя предлагается людям, которые сейчас ругались над Апостолами и недавно убили Иисуса Христа, ими проповедуемого.

«Сие (как сказано ниже полнее, что вы ныне видите и слышите: теперь не нужно было пояснение; предмет мог быть показан рукою) вам разумно да будет, должно быть вам известно, и внушите глаголы Моя».

Часть слова, называемая в правилах витийства, вступлением. Духоносный проповедник называет своим только глаголы; одну вещественность слова: прочее все — не его, а Духа Святого.

«Событие столь важно, как бы так говорил Петр, и достойно вашего внимания, а не укоризны, или недоумений только, ни даже одного простого удивления, событие столь важно, что всем вам должно знать о нем, как о предмете, который давно можно и надлежало знать вам».

Ст. 15. Не бо, якоже вы непщуете, сии пияни суть. При сих словах проповедник указал, представляется мне, на себя и собратий. Есть бо час третий дне, — прибавил он.

Слово обращается прежде всего против предубеждения, которое обращало все настоящее дело в позор, по легкомыслию некоторых. Наставник говорит о людях, к числу которых принадлежит и сам, как будто о других, так как говорит не от себя, а от Духа Божия, подобно как выражался о себе и Евангелист Иоанн. Нынешнего проповедника впрочем все видели; говорить ему о себе было бы излишне. Он не выставляет, в устранение нарекания, ни себя собственно, ни собратий; выставляет опровержение в другом виде, сколько простое, краткое, естественное, столько же и уважительное к слушателям, — время всем общее. Час третий дня считается по-палестински с восхода солнечного.

«Что люди сии не пьяны, — как бы так говорил теперь Апостол, — в том ручается собственный ваш, иудеи, слушатели наши, общий обычай (Петр стоял со всеми Апостолами). Праздник Пятидесятницы все обыкновенно препровождают с особливым благоговением и вниманием; ссылаемся на вас, на известную строгость в соблюдении Закона народа нашего. Кто упивается у нас в простое время так рано? (На Востоке, по причине жары, значило бы это крайнюю нелепость). Упивающиеся в нощи упиваются, — писал св. Павел.

Далее следует часть слова положительная: — предложение, чем служит здесь слово Писания, верное основание всему.

Ст. 16-21. «Но cue есть реченное Пророком Иоилем». Есте­ственно, надобно иудеям знать пророчества, и благоговеть к ним, а не смеяться над исполнением их или оставаться с праздным только удивлением, с недоумениями. Что же сказано там?

«И будет в последние дни, глаголет Господь, излию от Духа Моего на всяку плоть, и прорекут сынове ваши и дщери ваша, и юноши ваши видения узрят, и старцы ваши сония видят: ибо на рабы Моя и на рабы ни Моя, во дни оны излию от Духа Моего, и прорекут. И дам чудеса на небеси горе, и знамения на земли низу: кровь и огнь и курение дыма. Солнце преложится в тьму, и луна в кровь, прежде даже не прийти дню Господню, великому и просвещенному. И будет всяк, иже аще призовет имя Господне, спасется».

При напоминании пророчества, и пророчества столь дивного, к общему спасению людей относящегося, могли ли слушатели Иерусалимские отказать во внимании проповеднику? Ему оставалось далее сделать только приложение к слову, что настоящее событие есть, действительно, исполнение Слова Божия. В том и состоит далее вся речь Петрова; причем возобновляется приветствие или воззвание к слушателям, как бы с новым приглашением их к большему, если можно еще, вниманию.

Ст. 22-23. «Мужие Израильстии»

Приветствие новое. Оно было более почетно и приятно народу, нежели первое — Иудеи! Первое напоминало более о настоящем состоянии народа; другое обращает его к тем первоначальным вре­менам счастия народного, когда не только не сокращался он, как теперь, почти в одно из двенадцати колен Израиля по наименованию, и в два только по самой вещи, но и был в особенном Завете с Богом Авраама, Исаака и Иакова, равно и со своей стороны с полным ведением и любовью к Нему. Такое понятие о наименовании евреев израильтянами дает св. Апостол Павел, когда говорит в похвалу иудеев: иже суть Израилите, ихже всыновление и слава и завети и законоположение, и служение и обетования. В другом месте то же наименование выставляет св. Павел в преимущество, как отличное от общего звания евреев: Евреи ли суть? и аз: Израилите ли суть? и аз. Итак, св. Петр, воззванием своим вызывая слушателей к обращению внимания их на древнее проро­чество и на настоящее дело Божие, хочет внушить им таким образом, чтобы народ вникнул в них, как должно истинно народу Божию, иудеям не по наружности, но в тайне и обрезанию сердца духом.

«Послушайте словес сих, — словес пророчества, исполнения его в событии». В пророчестве заключается не один предмет, а многие, и именно: а) излияние Духа Божия на всех людей, б) знамения, имеющие предшествовать некоторомy особенному дню Господню, в) наступление дня сего, г) всеобщность спасения для всех народов. Изъяснение пророчества в слове проповедника представляется в порядке, частью обратном: а) знамения, как свидетельства для всех поразительные и ясные, б) великий день Господень, в) излияние Духа Святого, и г) всеобщность спасения. Сперва знамения.

«Иисуса Назореа, мужа от Бога извествованна в вас силами и чудесы и знамении, яже сотвори Тем Бог посреде вас, якоже и сами весте. Сего нарекованным советом и проразумением Божиим предана приемше, руками беззаконных пригвождше, убисте».

Какой подлинно ряд чудес, явлений и знамений должен был представиться теперь слушателям Апостола чудес, явлений, зна­мений, — пятьдесять только дней назад занимавших весь Иерусалим, когда Иисус  (Христос)  Назорянин был на кресте! В пророчестве сказано о трех в особенности знамениях, о крови, огне и курении дыма: они именно и исполнились в день распятия Иисусова: луна прелагалась в кровь, солнце (огонь) померкало, тьма была по всей земле, тьма с дымом, так как в тот же день было и землетрясение, при котором из трещин земли обыкновенно исторгается особенно пахучий дым. Вместе с сим сами собою в особенности приводились теперь слушателям на мысль те чудеса, кои сотворил Иисус среди израильтян, и которые как бы забыты были в день распятия, — многоразличное исцеление больных неисцелимых, очищение про­каженных, просвещение слепых, спасение грешных, воскрешение мертвых. Неоднократные свидетельства Божий в гласе с небес, ко Иисусу   нисходившем   среди   собраний   народа, также   должны причисляться сюда, как явления на небеси горе.

«Все такие знамения долго и непрерывно были среди вас, слу­шатели наши, — как бы так говорил Петр, — вы сами все сие знаете. И не свидетельства ли это Божественные, что Иисус от Бога? Не многие ли из вас самих говорили, что не мог бы человек сицева знамения творити, аще не бы. Бог был с ним? Судя по тому, как Иисус свидетельствовал свыше, и какие благодеяния сделал Он вам, нельзя бы, казалось, и случиться сему, что с ним сталось; но человеческие соображения все исчезли в глубине совета Божия о Нем! Вы его взяли, как бы не собственною своею волею; Он Вам предан, вы убили Его — не сами, а руками беззаконных язычников. Все же то сделано с Ним по предопределенному намерению и предведению Божию». Какими между тем утешительными мыслями, по возможности, обставлено здесь самое тяжкое слово для Израильтян: убили Иисуса Назореа, мужа от Бога извествованна а вас силами, чудесами и знамениями, яже сотвори Тем Бог посреде вас, якоже и сами весте! А какой-то язык и есть, истинно, язык беспредельной любви Самого Иисуса Христа, тотчас по воскресении переданный Апостолам для co-общения ее всем без изъятия, не исключая никого! Апостол теперь сообщает им, и сообщает ее не в словеси ласкания — со своей стороны называя все, как есть: «Вы убили Иисуса, — говорит он прямо, — но такой поступок исчезает в бездне любви Божией и предопределений, если вы того хотите!» — как бы так изъясняется с тем вместе. Далее Богопроповедник изъясняет тот великий и славный день Господень, о котором упоминается в приведенном пророчестве, прежде наступления которого должны быть явления на небе и знамения на земле, упоминаемые в пророчестве. Они в самом деле были только за день пред самым наступлением дня Господня.

Ст. 24. «Его же Бог воскреси, разрешив болезни смертные, якоже не бяше мощно держиму быти Ему от нея», — продолжав Апостол. Как речь идет здесь о человеческой природе Господа Иисуса Христа, соединенной с Божеством в лице Его; то и говорит Апостол соответственно сему понятию, что Иисус воскрешен, воскрешен как бы не собственно (т.е. не человеческою) силою, — говорит притом сообразно понятию слушателей, еще не наставленных в истинном Богословии о трех лицах Божества и о воплощении. Впрочем, когда сразу же прибавляется, что и не возможно Иисусу было оставаться мертвым, то сим самым сказывается уже, что воскрешение Его Богом не есть что действие Божие внешнее, как воскрешение других людей; но сила воскресения заключалась в собственном Божеском существе Самого Иисуса Христа. Знамения и чудеса производил Сам Иисус; тою же силою и воскрес Он. В Нем обитает всяко исполнение Божества телесне; а Богом Словом вся быша, и без Него ничтоже бысть, еже бысть. Посему и выражение, что Бог воскресил Иисуса, значит не иное что, как природа Божеская во Иисусе возвратила человеческой природе Его жизнь собственною своею силою.

Так было для того, чтобы общая природа наша в лице Иисуса Христа получила нужное ей по смерти вооживление. Посему-то болезни смерти, кои уничтожены во Христе Иисусе, и коим нельзя было удержать Его во Гробе, по отношению к нам называются на подлинном языке болезнями рождения (?δ?νες). Он, как сказует в одном месте Слово Божие, — перворожден из мертвых. Смерть о Нем есть уже возрождение наше, способ прехождения в жизнь истинную и вечную.

Ст. 25-28. Впрочем, изъяснение таинства смерти Иисуса Христа, по соединению в нем естества Божеского и человеческого, было теперь еще не по слушателям и не в пору. Почему Апостол, в изъяснение воскресения Иисусова, обращает внимание своих слу­шателей опять на слова Св. Писания, которому не могли они не верить, и далее говорит как бы так:

«Не думайте, впрочем, что воскресение Иисуса Христа, нами возвещаемое, есть новость и случайность неожиданная, о которой, посему, можно рассуждать еще и с той стороны, возможно ли оно. Обратитесь к известным для всех вас и столь часто повторяемых, по вся субботы чтомых в синагогах ваших, псалмам: в них давно уже Давид предсказал, что надобно некогда быть такому воскре­сению.

«Давид бо глаголет о Нем (о Иисусе глаголет), предзрех Господа предо Мною выну: яко одесную Мене есть, да не подвижуся. Сего ради возвеселися сердце Мое, и возрадовася язык мой: еще же и плоть Моя веселится на уповании: яко не оставиши души Моея во аде, ниже даси преподобному Твоему видети истления. Сказал ми еси пути живота: исполниши мя веселия с лицем Твоим».

Слова: предзрех Господа предо Мною выну; Ты дал мне познать пути жизни; Ты исполнишь Меня радостию с лицем Твоим, ясно показывают притом, что говорившему таким образом о воскресении плоти Своей, известен Самому переход от смерти к жизни, и — он имеет общение с Господом непрерывное и близкое, как одно лицо с другим равным лицом.

Ст. 29-31. «О Иисусе ли говорит таким образом Давид, а не о себе самом — желаете вы знать, израильтяне? — продолжал Апостол с новым чувством расположения к ним и любви.

«Мужие братия! достоит рещи с дерзновением к вам о патриарсе Давиде, яко и умре и погребене бысть, и гроб его есть в нас даже до дне сего.

«Это все известно, и такое слово не может быть сочтено за неуважение к великому нашему предку», — продолжал Апостол.

«Как же, — думаете вы, — говорил Давид таким образом о вос­кресении другого, как бы о собственном своем?»,

«Пророк убо сый, и ведый, яко клятвою клятся ему Бог от плода чресл его по плоти воздвигнути Христа и посадити Его на престоле Его предвидев глагола о Воскресении Христове, яко не оставися душа Его во аде, ни плоть Его виде истления»,

«Он мог говорить таким образом от лица своего: Иисус Назорей потомок его по плоти и наследник вечного в доме Израилеве престола. И могло ли, в самом деле, такое слово Давидово остаться напрасным? А когда оно не исполнилось в лице Давида, вот исполнилось в лице одного из его потомков по плоти!»

Ст. 32. «Сего Иисуса воскреси Бог, Емуже вси мы есмы свиде­тели.

«И в законе же вашем написано есть, яко двою человек свиде­тельство истинно — есть», — казалось, говорил теперь Петр самым видом своим с Соапостолами, — вот стоят пред вами двенадцать свидетелей, — число священное, положенное в самых основаниях народного бытия нашего, избранное Иисусом Христом, как бы представительно от всего народа Израильского и всех племен земных!» Слово Апостольское о воскресении Иисусовом относится к изъяснению той части пророчества, где говорится о наступлении особен­ного великого и славного дня Господня. Апостол, значит, показывает, что сей день Господень (день Иеговы, — еврейское имя Бога истинно­го) есть день Воскресения Иисуса Христа. Такой день следовал, в самом деле, сряду за днями знамений, бывших на небеси и на земли. Известно, что днем Господа (днем Иеговы) называлась издревле Суббота, день седьмый, освященный покоем Господа, по сотворении мира. Особенно был велик день тоя субботы, перед которою распят был Иисус, по тому самому, что праздновалась тогда по Закону и Суббота, и Пасха Иудейская, воспоминание прехождения народа из Египта в землю обетованную; но по бла­годати и истине, которая явилась миру для спасения всего мира, проведения всех от смерти к вечной жизни, был день тоя Субботы еще более велик, по превосходству велик и славен. Изъясняет это Церковь в одном из своих догматиков, — в догматике Великой Субботы, на вечерни перед Пасхою. «Днешний день тайно великий Моисей прообразоваше глаголя, — поет Церковь, — и благослови Бог день седьмый, сия бо есть благословенная Суббота, сей есть упокоения день, в онь-же почи от всех дел Своих Единородный Сын Божий, смотрением еже на смерть плотию субботствовав, и, во еже бе паки обращься воскресением, дарова нам живот вечный». Не суббота, впрочем, ветхозаветная составляет о Иисусе Христе день Господа, по слову Богопроповедника (подвиг Господа в день собственно субботний еще продолжался, болезни смерти держали его по плоти во гробе), но следующий за нею день. Сей день — день Воскресения Господня, есть день истинной Пасхи или приведен рода человеческого от смерти к жизни. Он-то стал днем Господним (?μερα κυριακ?). Так называется день недельный в самом начале Церкви Апостольской, как видим в Откровении. Св. Павел в послании своем к Евреям со всею подробностью раскрыл, что понятие о дне Господнем, по пророчеству Давидову, должно быть перенесено с Субботы собственно так называемой, на день нового покоя о Иисусе Христе. В самом деле, оба дни сии — день Субботы и день единый, так сказать, слились тогда в один. Воскресение Господа последовало на самой черте между ними, как видно из истории Евангельской, где и упоминается, частью — в начале следующего дня. В самую Субботу, когда тело Господа почивало во гробе, душою, яко Бог, сходил Господь во ад и там явил славу Свою ветхозаветным верующим так же, как, минувшей Субботе восстал и телом для утверждения на земле благодатного царства Своего.

В такой же день, — в день воскресный или недельный, явилось и то, о чем собственно говорено было теперь Апостолом, — излияние Духа Божия, — день великий и славный или ясный, просвещенный, день, в который, по слову Пророка, дары ведения Божественного дол­жны излиться на всякую плоть, так что и пророчества, и видения, и откровения должны составить достояние всех верующих без различия народов, пола и возраста. В самом деле, св. Петр в другой своей про­поведи, вместо одного дня, упоминает о всех тогдашних днях. Вси пророцы, говорят, предвозвестиша дни сия. Почему, под именем дня Господня, предвозвещенного Пророком Иоилем, можно разуметь, по Апостольскому слову, и все время, наставшее во Христе Иисусе, с Его воскресением; но день Воскресения есть как бы утро полного, велико­го дня благодати, инаго жития вечного начало, как поем мы о Христове дне. И вообще, всякий день праздников наших, праздников о Господе, может справедливо называться одним из дней Господних, так как все праздники и в Ветхозаветной Церкви назывались Суббо­тами Господними, а Пророки предвозвещали о днях спасения нашего тот — о таком, другой — о другом; один, например, о Вознесени, дру­гой — о Рождестве, о Крещении Христовом, в особенности; однако ж, день Воскресения Христова между ними есть «един Суббот Царь и Господь», по выражению Церкви.

Нет сомнения, что день света и откровения должен быть днем Господним великим и просвещенным; но точно ли настал он, по пророчеству? — вот что в особенности должно быть изъяснено теперь иерусалимским слушателям Апостолов. Что распят Иисус Христос, это было известно: но что Он и воскрес, чему не веровали иудеи — в том состояла теперь главным образом нужда изъяснения о дне Господнем. И то доказано теперь даже пророчествами, не только свидетелями.

Где же воскресший Иисус? — само собою представлялось теперь иудеям. Почему Апостол продолжал:

Ст. 33. «Десницею убо Божиею вознесеся, и обетование Святаго Духа прием от Отца излил сие, еже вы ныне видите и слышите».

Когда несомненно, то, что Иисус воскрес, не может уже казаться Дивным, что не видим Его ныне. Он вознесся на небеса тою же силою Божества, которою и воскрес. И тому, что Он вознесся, мы — свиде­тели. Кто не мог быть удержан во гробе смертью, Тот не остался уже среди тления настоящей жизни. А пред разлучением с нами, сперва на смерть, говорил Он нам, что ею от Бога Отца исходатайствует Духа Святого для нас, и потом перед вознесением и при самом вознесении Своем сказал определенно, чтобы мы вскоре ждали исполнения обетования Его, не выходя из Иерусалима. Пятьдесят дней назад, как воскрес Иисус, десять, — как вознесся; очевидно, Он принял от Отца то, что обещал нам, и исполнил то, что вы видите и слышите. Пророчество Иоиля в точности исполнилось. Дух Святой излит на всяку плоть. Слышите, — не ученые Галилеяне сии говорят разными языками! Собрание наше составляют и рабы и рабыни Господни (Пресвя­тая Дева и равноапостольные жены, о коих было прежде сказано, что они были в собраниях Апостольских, по вознесении Господнем, без сомнения, были в собрании и в день сошествия Духа). Вот, в нем есть и юноши, и старцы. (Из самых Апостолов были некоторые, напр., Иоанн и Филипп, в юношеском возрасте). Не ясно ли открылся на всех нас первый из даров Духа, упоминаемых в слове Пророческом — дух пророчества?

И о том, что не Давид, а некто из потомков его должен был взойти на небеса, сказано также им самим, Давидом.

Ст. 34. «Не бо Давид взыде на небеса: глаголет бо сам: рече Господь Господеви Моему: седи одесную Мене».

Слова сии предлагал некогда иудеям и Господь Иисус. Он спросил однажды, чей сын должен быть, по их понятию, Мессия? И когда иудеи сказали, что Давидов, то Господь присовокупил: как же Давид Духом называет его Господом, и как Господь (по-еврейски Иегова, имя Божие) может быть сыном Давиду? Рассуждение вело к тому, что хотя Мессия и действительно должен быть сыном Давидовым, но только — по плоти, и что должно быть в нем и другое естество, по которому Он Господь, Иегова, Сын Божий.

Ст. 35. «Дондеже положу враги Твоя подножие ног Твоих», продолжал Пророк Давид и теперь Апостол Петр. Слова, по разуму их, как изъясняет в других местах св. Павел, значат то, что и смерть есть враг Господа (ее не сотворил Бог) и что она также должна быть в свое время покорена Им — Им, собственным Его лицом. По отношению к другим, чтобы т.е. и все люди о Христе Иисусе освобождены были от смерти и тления через общее воскресение, она и называется в Писании врагом последним.

Ст. 36. «Твердо убо да разумеет весь дом Израилев, яко и Господа и Христа Его Бог сотворил есть, Сего Иисуса, Его же вы распясте».

Обращается, наконец, слово Апостольское ко всякому дому Израилеву. Сперва называло оно слушателей своих Иудеями, потом Израильтянами, далее братиями, ныне, наконец, всяким домом Израилевым, — давая последним воззванием разуметь, что всякий в собственном кругу своем должен знать для себя проповедуемую истину, и, если бы кто не принял ее из соотечественников или даже из родственников, отделится для нее от других. Господь давно предназначил уже в Евангелии Своем такое разделение о Нем в семействах, разделение сына от отца, матери от дочери, невесты от свекрови и проч.

Заключение слова о Иисусе, как Господе и Христе или Мессии (Избавителе) относится ко всей сказанной беседе, и частнее или ближе — к словам Писания в ней: рече Господь Господеви Моему, седи одесную Мене. А что такое лицо, и Господь и Христос — есть Иисус распятый, тому доказательством служит все, что сказано было выше во всей Апостольской беседе.

«Яко и Господа и Христа Бог сотворил есть Его», — говорит Апостол. Само собою разумеется, сотворение здесь не такое, какое надобно разуметь о создании тварей. Пусть таким образом и можно было бы (говорим предположительно) сказать о Мессии, Избавителе, что  Богу  угодно  было  устроить  Его в  каком-либо, особенными дарованиями одаренном, разумном создании Своем; но сотворить Господа, Иегову, нельзя. Если Мессия просто сын Давида, то как Давид, по вдохновению Божественному, нарицает Его Господом, Иеговою, — говорил Христос? В каком же, посему, разуме говорится, что и Господем и Мессиею Бог сотворил Иисуса, изъяснением тому служит довольно часто употребляющийся в Писании оборот речи, выражающий такую мысль, что все делается свыше, Богом. Оборот сей заключается напр., в следующих выражениях: Аз ожесточу сердце Фараоново, говорит в одном месте Бог: и послет пронареченного вам Христа Иисуса, говорит в книге же Деяний св. Петр к иудеям. Можно ли, собственно, разуметь, что Сам Бог ожесточал сердце Фараоново, тогда как Бог принимал все средства к смягчению сего сердца, а иначе Сам был бы причиною Фараонова ожесточения? Можно ли просто сказать, что Бог пошлет иудеям Мессию, тогда как  Мессия  был  уже  послан?  Не ясно ли, что  таким  образом приводится только Богом в явление то, что скрыто от людей? Да, упомянутые выражения  имеют  значение такое  же, как  сказано было: я покажу, сколько жестоко сердце Фараоново; Бог откроет вам, что Мессия послан уже к вам. Так и здесь, в речи Апостольской, выражение и Господем и Христом Бог сотворил Иисуса, значит по библейскому наречию то же самое, как бы сказано было: Бог явил, или как выше сказано: засвидетельствовал, что Иисус есть и Господь и Христос, явил таким образом, как сказано выше, т.е. показал через знамения, чудеса, пророчества и самые дела.

Ст. 37. «Сего Иисуса, Его же вы распясте», — сказал Апостол иудеям. После  всего  того, что перед сим  сказано было, какою тяжестью должны были пасть такие слова на совесть его слушателей!

Так: слушатели Апостола Петра, выслушав речи, умилились сердцем, тотчас начали говорить как Петру, так и прочим Апостолам: что сотворим, мужие братия?

Петр продолжал заключение речи своей:

Ст. 38. «Покайтеся, и да крестится кийждо вас во имя Иисуса Христа во оставление грехов: и приимите дар Святаго Духа».

«Покайтеся» (то же слово, которым начиналось благовестие и Предтечево, и Христово; но уже в совершенном исполнении). Надобно  вам не  только  переменить образ  жизни  и мыслей, но и сделать это не иначе, как во Христе Иисусе, распятом за грехи наши и восставшем за оправдание наше; без того нет истинного покаяния. Креститесь, и тот же дар Духа Святого, какой видите теперь на нас, или у нас, получите и вы. Надобно излиться Ему на всяку плоть; надобно получить его всем, кто призовет Господа Иисуса. Но  вам, братия   Израильтяне, надобно   принять   Духа, призвать имя Господне, прежде всех иных народов.

Ст. 39. «Вам бо есть обетование и чадам вашим и всем дальним, елики аще призовет Господь Бог наш».

«Обещание — о том, что сказано в пророчестве Иоиля о дне Господнем. Благодать столь обильно излилась с неба, что не ограничится нами или вами одними, но и все народы будут призваны во благодать сию».

Ст.   40. Заключение беседы Апостольской состоит из заключения пророчества. Заключение поистине назидательнейшее: оно состоит в указании средств к исполнению или приобретению того, о чем было поучение. И иными словесы множайшими, присовокупляет Дееписатель, засвидетельствоваше и моляше их, глаголя: спаситеся от рода стропгпиваго сего. Таким образом склонял он слово от общих созерцательных истин спасения к тому наипаче, чтобы, действительно, воспользовались ими люди, слушающие об них; — достойная особливого также примечания для слушателей слова черта поучения, — указание средств к исполнению.

Некоторые из мудрых века сего, вероятно, подумают, какого бы превыспреннего витийства надобно было ожидать от того, кто стал говорить в состоянии вдохновения свыше? Каких непостижимых мыслей, какого велеречия, какого искусства в изобретении, в рас­положении слова! Но как, напротив, просто слово от Духа Божия! Предмет его один — Бог, чертеж слова — расположение слова из откровения Божия: основание или доводы — опять откровение и опыт, изложение — истинность, украшение — простота, дух — искренняя любовь к Богу и ближним; цель — спасение всех, за­ключение — указание средств к тому. Не это ли и есть, что св. Павел называет в слове явлением духа и силы на пользу, — на пользу? Конечно, мы обыкновенные служители Слова Божия никогда не можем возноситься до высоты даров Духа, обитавших в Апостолах; но, по мере сил, непременно должны держаться и мы святых примеров служения нашего, призывая на дело свое Духа истины, единого всех Наставника (Чт. о св. Ап. Петре, стр. 95).  (к началу)

 

Изъяснение пророчества Иоиля.

(II, 17-21).

Блаж. Феофилакта.

И будет в последние дни, глаголет. Господь, излию от Духа Моего на всяку плоть, и прорекут сынове ваши и дщери ваша: и юноши ваши видения узрят, и старцы ваши сония увидят (ст.17). Ибо на рабы Моя и на рабыни Моя, во дни оны излию от Духа Моего, и прорекут (ст.18).

Не сказано: излию Духа Моего, но: от Духа Моего. Не Дух, но дар Духа изливается на всяку плоть и именно на уверовавшую, т.е. на язычников. Но он еще не открывает им этого, а слова: на всяку плоть, подают им и добрые надежды и не позволяют ожида­емые блага присваивать себе одним; через это самое он подсекает и зависть в самом ее корне. Обрати же внимание на то, как разнообразно откровение Святого Духа. Один, имея благодать Духа, пророчествует; другой, не способный на это служение, получает дар видений: так Петр в шестом часу дня видит сосуд; так Корнилий в девятом часу видит ангела. Видение сердцем не называется взгля­дом или взором (δρ?μα), но видением (δρασις). Иначе видят видение: так видевший говорит: «иди»; иначе видит теорему, когда видят уже не глазами; иначе поучаются образами, какие представляются во сне.

И дам чудеса на небеси горе, и знамения на земли низу, кровь  и огнь и курение дыма (ст. 19). Солнце преложится во тму, и луна в кровь, прежде даже не прийти дню Господню, великому и просвещенному (ст.20). И будет всяк, иже аще призовет имя Господне, спасется (ст.21).

Этими словами пророк наперед ясно предсказывает и о будущем суде, и об Иерусалиме, и о плене иудеев, и о событиях, имевших быть при кресте Христовом, и наконец, о том, что случилось с иудеями вследствие римской войны, когда в Иудее проливалось римлянами множество крови, когда развивался дым от сожигаемых городов и селений. Через это иудеи несли наказание за свою дерзость против Христа, — за дерзость, которой не перенесло и самое солнце и смежило свое око, световую силу, и луна свой сребровидный образ изменила в красный свет. Говорят, однако же, будто много подобных явлений было на небе и во время разрушения Иерусалима; так свидетельствует Иосиф (Флавий). Впрочем, словами: луна преложится в кровь, пророк указывает и на чрезмерную жестокость заклания (т.е. распятия Господа). Но почему происходит это в третьем часу? Чтобы показать чудесность этого явления: блеск огня виден среди светлого дня, когда все на площади! Впрочем, составитель (богослужебных) песней понимает сказанное пророком так: кровь — воплощение, огонь — Божество, курение дыма — Святой Дух, осенивший наитием Деву и исполнивший мир благовонием, а под днем Господним разумеет день воскресения. Но Господь говорит: излию от Духа Моего, прежде неже прийти дню Господню. Скажи иудею: если одно лицо и одно имя у Божества и если Бог говорит Сам о Себе, то почему не сказал: прежде нежели прийти дню Моему? Если, говорит (Петр), вы согрешаете теперь безнака­занно, так на это не надейтесь, потому что это только начало того великого и трудного дня. Подвигнув этим и устрашив сердца их, он успокаивает их и дозволяет им питать добрые надежды. И будет всяк, иже аще призовет имя Господне, спасется. Но не просто призовет; потому что говорится: не всяк, глаголяй Ми: Господи, Господи; нет, всяк, кто призовет с расположением и с доброй жизнью. Включив теперь в свою речь слово о вере (о необходимости веры), — потому что спасение зависит от призывания, — он делает (свою) речь удобопонятною. Имя Господне, по объяснению Павла, призывается во имя Христа; но Петр на этот раз не решился открыть это своим слушателям (Толков, на деян. Св. Апостолов. Казань. 1871 г. стр. 54-56).  (к началу)

 

Об исполнении пророчества

Иоиля над иудейством и язычеством (ст. 19-20).

Иннокентия, Архиеп. Херсонского.

И дам чудеса на небеси горе и знамения на земли низу, кровь и огнь и курение дыма. Солнце преложится во тму и луна в кровь, прежде неже прийти дню Господню великому и просвещенному. Читая с благоговением сие пророчество, я всякий раз невольно вопрошал сам себя: что бы это за чудеса на небеси и знамения на земли, что бы это за огнь и кровь и курение дыма, за помрачение солнца и преложение луны в кровь, предвозвещаемые Пророком? Правда, в горнице Сионской, где были собраны Апостолы в день Пятидесятницы, бысть шум, яко носимую дыханию бурну; но это дыхание никому не вредило, а только привлекало собою общее внимание на Апостолов. Правда, что при сем явились и языцы разделены, яко огненни, но эти языцы никого не опаляли собою, а в мире и тишине почили на главах Апостолов.

Где же огнь и кровь и курение дыма? Где помрачение солнца? Где преложение луны в кровь?

Каким образом можно подумать, что пророчество не исполнилось; но возможно ли, чтобы не оправдалось на деле то, что предвозвещено Духом Святым? Нет, провешенное Пророком не могло не исполниться, и исполнилось, только не в один, так сказать, день, а в продолжение целого пространства времени, ибо это пророчество, хотя собственно идет к преславному сошествию Св. Духа на Апо­столов, яко началу Нового Завета, но вместе с тем обнимает собою не одно это событие и начало, а и дальнейшую судьбу и утверждение всего Нового Завета.

И дам завет нов. Как решительно все это исполнилось, спустя несколько лет, при разрушении Иерусалима и падении Иудеи! Сколько тут крови, огня и дыму! Сколько раз за этою мглою и огнем не видно было на горизонте Иерусалима ни солнца, ни луны! И все эти грозные события служили ни к чему другому, как и к упразднению Ветхого, и к утверждению в силе Нового Завета, и, следовательно, были как бы сопровождением его явления.

Подобное можно сказать и о некоторых последующих временах, напр. Диоклитиановом, когда скончалась последняя борьба христиан­ства с иудейством и язычеством. Не пламенели ли тогда все жители Империи (что почти то же, что весь свет) лютым гонением на последователей Христовых? Не всюду ли текли потоки крови му­чеников и исповедников? Не давало ли небо особенных знамений? И не происходило ли на земле страшного события? И все это к чему послужило, как не к окончательному утверждению новоза­ветной религии и к уничтожению иудейства и язычества? (Сочин., т. 1, изд. 1872 г., стр. 447).

Примеч. Во время Крымской войны были замечены чрезвычай­ные знамения на небе и на земле: Германия видела на своем небе целые воинства с всеоружием; в наших поволжских странах с видом луны произошли необыкновенные превращения; землетрясение в Бруссе, под глазами самого Константинополя, произвело сильное опустошение. Преосвященный Иннокентий видит в этом знамения, которые предвещали торжество христианства в ослаблении перед ним магометанства и, следоват., как бы новое излияние Духа истины и благодати свыше на землю (Там же, стр. 448-449).

(к началу)

 

Богослужение Апостольского времени (II, 42-47).

Ф. Смирнова, ныне Еп. Христофора.

Как скоро после сошествия Св. Духа и следовавшей затем проповеди апостола Петра возникло первое христианское общество крещенных верующих, имеющих одно сердце и одну душу, в сознании их общения со Христом и между собою через союз одного духа, одной веры и одного крещения, общество это естественно должно было открыться и внешним образом в своей жизни. Эту жизнь общества в ее первоначальной свежести, в единстве и полноте веры и любви, изображает нам книга Деяний, в непосредственной связи с событием Пятидесятницы и крещения трех тысяч иудеев — в гл.2, 42-47 и особенно в ст. 42. И они постоянно пребывали в учении Апостолов (τη διδαχ? των αποστ?λων), в общении (τη κοινων?α), в преломлении хлеба (τη κλ?σει του ?ρτου) и в молитвах (τα?ς προσευχα?ς).

Некоторые ученые хотят видеть в этом стихе нарочитое описание богослужения первобытного христианского общества и относить к нему исключительно, как, между прочим, Мосгейм и Ольсгаузен. Но против этого говорит уже перечисляемое в стихе между другими явлениями κοινων?α, которое не составляет и не может составлять какой-нибудь особой части богослужения, и потом то обстоятельство, что в 46 стихе снова говорится о богослужении.

Вообще, в основании мнения названных ученых лежит такое разделение общественной жизни и общественного богослужения, от которого еще далеко было только что зарождавшееся общество христианское.

Скорее, согласно с Гарнаком, нужно признать, что во всем отделе книги Деяний от 42 до 47 стиха (2-й главы) Лука изображает общинную жизнь первых христиан в ее главных отношениях: так, в 43 стихе он указывает на деятельность Апостолов, в 44 и 45 говорит о взаимном общении всех членов общества, выражающемся в деятельной и самоотверженной любви братской, и в 46 — о бого­служении. Все эти моменты обнимает вступительный 42 стих, по отношению к которому все другие служат дополнением и пояс­нением, и который, следовательно, может быть понимаем как известие о совокупном явлении христианской общественной жизни, которая представляется в нем. как со стороны зависимого отношения верующих к апостолам, которым они свободно подчинялись, так со стороны их внутреннего отношения между собою, их постоянного братского общения, выражавшегося особенно в общественной молитве и преломлении хлеба. Христианская жизнь первоначального общества представляется таким образом, как продолжительное или постоянное общественное богослужение, и в этом смысле рассматриваемый стих (42) может и должен быть относим и к бого­служению. На основании этого стиха, но лишь в связи с дополня­ющими его следующими стихами, можно составить приблизительное понятие об основных частях и свойствах первоначального богослу­жения Иерусалимского общества.

При этом нужно остерегаться, однако, рассматривать это бес­форменное и семейное, почти не выделяющееся от обыденного образа жизни верующих, первобытное богослужение; как самостоятельный институт, правильно организованный и получивший опре­деленную форму. Правда, с самого начала уже дают себя заметить главные составные части христианского богослужения; но они не успели еще выделиться из общей связи жизни юного общества, в которой все отдельные нити переплетаются между собой; богослу­жение является непосредственным выражением общественного духа, и, по мере потребности веры, является то отдельно, то в связи с общей жизнью. Несомненно во всяком случае, что в самом начале христианской общественной жизни даны зародыши позднейшего чина общественного богослужения, даже различных видов его.

1) При чтении 42-го стиха мы замечаем прежде всего сущест­вующее в первобытном христианском обществе различие, даже не­которую противоположность между апостолами и верующими. Пер­вые — руководители и учители, последние — ученики. «Они (веру­ющие) постоянно пребывали в учении апостолов» (τη διδαχ? των ?ποσρ?λων). Такое отношение между апостолами и обществом ус­тановилось естественно, само собою, независимо от сознания апо­столами своего авторитета  и своих прав, в силу религиозной и нравственной зависимости общества. Апостольской проповеди обще­ство обязано  своим происхождением; оно должно было поэтому постоянно  находиться  под  руководством  апостолов, пребывать  в учении их, или иначе — оно должно было созидаться на основании апостолов: оно не могло ни продолжать своего существования, ни распространяться, не утверждаясь непоколебимо на этом основании. Этот принцип свободно подчиненного отношения общества к апо­столам  должен  был  высказаться   прежде  всего  в  богослужебной жизни, в частности в учении. Последнее, сообразно с назначением общества, должно было принять двоякое направление — внешнее (экстенсивное), через исполнение миссионерского призвания обще­ства среди   Израиля посредством открытого исповедания веры Христовой, и внутреннее (интенсивное), через взаимное назидание в частных собраниях. То и другое назначение исполняли преиму­щественно сами апостолы, открыто проповедуя Иисуса Христа людям и, согласно Его заповеди, уча соблюдать то, что Он заповедал им. Служение Слову апостолы считали своим первым долгом (Деян. 6, 4), но не присвояли себе исключительно. Рядом с апостолами, правом общественного слова пользовались уже и другие, как напр., диакон Стефан, который избран был лишь на экономическую обще­ственную должность, но, исполненный силы и духа, проповедовал Христа и открыто вел спор с представителями синагог. И апостолы не лишали этого права никого, хотя апостол Иаков предостерегает от учительства тех, кои пользовались этим правом непризванно, из одного тщеславия, и вообще советует благоразумно пользоваться Даром слова; право на общественное учительство, по апостолу, дает внутреннее достоинство человека, мудрость и добрая жизнь (Иак.3). Со временем, при поставлении пресвитеров, к обязанностям их относили не только надзор, но и учительскую деятельность, как справедливо заключает Pome на основании 7 и 17 стихов 13 главы Послания к Евреям.

Так как с одной стороны «учение апостолов», как видно из их писаний, непосредственно примыкало к священным писаниям Ветхого Завета, особенно к пророческим частям их, и так как с другой стороны новое общество состояло из иудеев и даже не порвало своей связи с храмом и синагогой  (Деян.3, 46), то естественно думать, что в богослужении иерусалимских христиан удержано 6ыло обычное употребление библейских чтений, которые предполагали апостольское учение и с которыми, по всей вероятности, стояло в непосредственной связи, так что пророки, наряду с апостолами, являлись   учителями   общества, и   идея   единства   двух   заветов фактически осуществлялась в богослужении.

Было бы несправедливо, конечно, думать, что оба эти элемента богослужения — учение и чтение писаний были расположены в известном порядке или системе и были приурочены к известным лицам, как теперь. Чтение и учение сливались еще как бы в один акт и являлись в форме непринужденной семейной беседы членов обще­ства, в которой предпочтительно перед другими принимали участие лица более способные, обладающие благодатными дарами, под пред­седательством и руководством апостолов. На это указывает и древнейшее название этой части богослужения: ομιλ?α.

2) Другое выражение в нашем стихе: общение (κοινων?α), по самой общности и неопределенности приводило в затруднение уче­ных, особенно тех, которые стих этот относят исключительно к богослужению, и подало повод к разным мнениям и предположениям. Стихи 44 и 45, равно как соподчиненное положение «κοινων?α в отношении к διδαχ? и «κλ?σις του ?ρτου» дают возможность определить настоящий смысл его. Оно означает взаимное братское общение верующих, как нравственное, так и имущественное. Они как братья составляли одну семью, каждый член которой принад­лежал всецело обществу и добровольно отказывался от личной собственности, которой общество располагало, сообразно с нуждами каждого. С другой стороны, каждый смотрел на другого, как на своего собрата во Христе, и оказывал ему должную любовь и братское расположение. Это братское отношение друг к другу и взаимная материальная поддержка (Ср. 2 Кор. 9), оказываемая взаимно, самым наглядным образом выражалась в общественном богослужении. Потому-то апостол и поставил «κοινων?α» рядом с другими актами богослужения. Позднейшее употребление в книгах новозаветных слов κοινων?α оправдывает высказанное нами сообра­жение относительно его смысла. Κοινων?α и κοινωνεΤν часто упо­требляется для обозначения дел христианской благотворительности и милосердия (Рим. 12, 13, 2 Кор. 8, 4; 9, 13). (1Тим. 6, 18) и иногда в связи κυνοι?α (Евр. 13, 16).

Мы увидим также, что «κοινων?α» удержано в общественном богослужении после апостольского времени не только в смысле «ε?ναι επ? το αυτ?», но и ?'χειν απαντ? κοιν?. Оно обнаруживалось в общих вечерях или агапах, для которых каждый уделял, сколько мог. Благодаря тесной связи своей с молитвой и евхаристией, агапы получили специфически — богослужебный характер, а вместе с тем и это обнаружение κοινων?α, добровольное приношение нужных даров, образовало богослужебный акт, хотя больше приготовитель­ного и подчиненного рода.

Поэтому, если мы и не можем с Мосгеймом и Ольсгаузеном признать κοινων?α приношения в позднейшем смысле этого слова, во всяком случае, так как κοινων?α обнаруживалось, между прочим, и в добровольных пожертвованиях в пользу общества, которые посту­пали в распоряжение апостолов и на счет которых устроялись вечери, то в κοινων?α можно видеть, кажется, первоначальное возникновение позднейших приношений (oblatio = προσφορ?) и смотреть на этот обычай, как на установление апостольское, с постепенным выде­лением богослужения, из общей жизни принявшее другую форму, но в сущности выражающее тоже апостольское κοινων?α.

3) Средоточие  общественной  жизни  первых  христиан  иеру­салимских и высшее выражение κοινων?α, понимаемого в широком смысле, составляло преломление хлеба (κλ?σις τοα αρττου). По-видимому, едва ли может быть вопрос, разуметь ли под κλ?σις το&' ?ρτου   в    рассматриваемом    месте    обыкновенные    вечери    или исключительно евхаристию, если всегда иметь в виду то, что в обществе иерусалимском первоначально еще не были разделены богослужение и обыденная жизнь христиан. И словоупотребление не говорит за себя ничего решительного. Правда, κλαν αρτον во многих местах новозаветных писаний употребляется для обозначения евхаристии (Матф. 26, 26. 1 Кор. 10, 16); но оно не может быть принимаемо всегда исключительно в этом значении, как предпо­лагает Pome. Этого не допускают многие места писания (Матф. 14, 19. Лук. 24, 30, 35. Деян. 27, 35). Напротив, из 46 стиха расс­матриваемого места мы узнаем, что у христиан иерусалимских были ежедневные домашние обеды (τρ?πεξαι) Деян. 6, 2, на которых тоже  преломляли  хлеб. Поэтому, под  κλ?σις  του  ?ρτου  нужно разуметь священные вечери вообще.

Спрашивается, какое значение имели эти вечери, и откуда получили они свое начало? Есть ли это явление чисто христианское или же привнесенное отвне?

Бесспорно, подобные вечери существовали как в иудействе, так  в язычестве, и новообращенные христиане иудейские вечери могли знать по опыту, так как сами участвовали в них до своего обращения, языческие — по слуху. Но одна аналогия, и притом чисто внешняя аналогия вечерей христианских с дохристианскими, не дает права ставить их в — исторически причинную связь и первые производить из последних. Мы должны вникать в сущность исторического явления, как представляется оно само в себе, в своей объективной действительности, и на основании положительных данных объяснять его происхождение.

Из книги Деяний гл.2, ст.46, мы видим, что христианские вечери получили свое начало естественно и независимо от сторонних влияний, с первым зарождением христианского общества, которое в них именно впервые открылось, как собственно христианское общество, в отличие от общества Иудейского. Отделившиеся от «рода развращенного» (Деян. 2, 40), соединенные крещением, испол­ненные Духом Святым, христиане образовали одну семью и имели все общее (Деян. 2, 44-45 и 4, 34-35), даже ежедневные вечери. К такой тесно сплоченной общинной жизни — совне располагала опасность, грозившая им со стороны их соплеменников, изнутри — тот дух братства и свободной любви друг к другу, какой породило христианство. Сам Спаситель, Своим отношением к ученикам, — представил первообраз истинно христианской жизни. Сам Он считал Себя отцом и обращался с ними, как со Своими детьми (Матф.10, 25; 20, 1. Лук.13, 25), Его малое стадо или малый кружок учеников лично принимали в них участие. Правда, название (?γ?παι) указывает на то, что они обязаны своим происхождением главным образом христианской братской любви (αγ?πη) или, лучше, общению (κοινων?α), которое нашло в них соответствующее выра­жение своего существа. Тертуллиан противополагает характер христианских агап характеру языческих обедов, к которым допу­скались и бедные, и в этом отношении указывает существенную разницу между теми и другими. В то время как там бедные допускались к столу только в качестве шутов, христиане принимали их, как братьев, чисто из любви к ним: на эту-то любовь указывает самое название ?γ?παι... В этой-то любви, в этом общения исключительно и полагают источник или начало происхождения агап, по примеру Златоуста, который называет агапы απ?ρροια της κοινων?ας εκε?νης... Как ни неоспоримо это все-таки остается не­объясненным, почему христианская братская любовь и общение в общей именно трапезе искали своего осуществления, а не проявились в другой какой-нибудь форме.

Вполне удовлетворительный ответ на этот вопрос мы получим лишь тогда, когда рядом с этим, так сказать, субъективным началом происхождения агап, поставим объективное начало; такова последняя предсмертная вечеря Господа и следовавшее затем повеление совершать благословение и преломление хлеба и принимать чашу, за тем, образовавшаяся на основании этой вечери, последующая евхаристии, нераздельной со вкушением пищи, — форма, в которой общество христианское после сошествия Св. Духа впервые проявило себя. Имея в виду эти положительные основы общинной христиан­ской жизни, нет надобности искать причин происхождения агап вне христианства. Христианская любовь, возникшая из особого источ­ника, совершенно   противоположного   иудейскому   и  языческому принципу, не имела нужды ни заимствовать, ни изобретать формы для своего проявления и осуществления; такая форма уже дана была, стоило только воспользоваться этой готовой формой, и она воспользо­валась. Агапы таким образом образовались весьма естественно из вы­шеуказанных  первоначальных  вечерей  первобытного  общества  и представляют лишь к изменившимся обстоятельствам приноровлен­ное видоизменение их. Первая, как и последняя, имели собственно христианское, объективно обусловливаемое, происхождение. Они в одно и то же время и вечери Господни и вечери братской любви христиан. Одну сторону их выражает название: «δ?τπνον κυριακ?ν», другую — «?γ?παι»; ту  и другую  обнимает древнейшее название «κλ?σις του ?ρτοι». Агапы, как и первоначальные вечери, находились в тесной связи с евхаристией. В этом они имели свое оправдание, свою опору и свою цель; только в связи с евхаристией они имели не­оспоримое значение. Отделенные от нее, они стали делом второсте­пенным и потому должны были мало-помалу выходить из употреб­ления, как показывает история, и, наконец, исчезнуть совсем.

Вопрос: прежде ли евхаристии или после совершались агапы — обращал на себя большое внимание ученых. Бинтерим с большим остроумием силился доказать, что агапы всегда, и уже в апостольское время, совершаемы  были   после  евхаристии. Люфт  признает  за несомненное, что  сначала  агапы   предшествовали  евхаристии. В пользу этого мнения он указывает на аналогию их с первоначальной вечерей Господа, которой следовали, конечно, и в этом отношении апостолы, как во всем другом, и затем, на первое послание к Коринфянам. Впоследствии, по причине беспорядков, агапы стали совершать, по  его мнению, после  евхаристии, и  это случилось, вероятно, уже   в  апостольское  время. Дремер   также   различает Древний и  последующий  обычай в  этом  отношении. Последний (обычай) основывался, по его мнению, на аскетическом предполо­жении, что евхаристия должна быть принимаема   натощак. О практике  после  апостольского  времени — совершать  агапы  после евхаристии  свидетельствуют  Киприан, Тертуллиан, Василий В., Златоуст, Иероним. Августин, в письме к Ианнуарию, обычай совершать евхаристию   натощак   называет   апостольским   учреж­дением.

4) Наконец, в рассматриваемом месте, в ряду фактов, из коих слагалась жизнь христианского общества, называются молитвы (προσευχα?). И это выражение, по справедливому замечанию Гарнака, всего естественнее объяснять по аналогии с другими, уже рассмотренными выше, и разуметь под ним, как ежедневные часы молитвы, которые соблюдаемы были и первыми христианами (Деян.3, 1; — 10, 9; 22, 17), так  особенно  общественные  молитвы  и песнопения, которыми сопровождались агапы с преломлением хлеба (Ср. Матф. 26, 26, 27, 30. Деян. 2, 46). Молитвы эти в связи с διακον?α του λ?γοι), в противоположность διακονε?ν τραπ?ξαις (Деян.6, 2, 4), придавали вечерям характер священный и возводили на степень богослужебного акта согласно учению апостола (1 Тим, 4, 5),

Нет сомнения, что апостолы, как председатели общества, за­правлявшие ходом вечерей вообще, были главными совершителями молитв: им принадлежало начало в этом деле; и προσευχαΓ, как и διακον?α του λ?γου, они считали своим священным долгом, для которого отказывались от διακονε?ν τραπ?ξαις. Но и общество не пассивно относилось к этому акту, как это было обыкновенно в храмовом и синагогальном культе, а принимало деятельное участие (Деян. 1, 14). В какой форме выражалось это участие вообще в постоянных молитвенных собраниях, через произношение ли перед молитвою и после молитвы утвердительной формулы: аминь, или в форме антифонной, или в форме ипофонной (т.е. в форме подпевания), — на этот счет нет известий в писаниях новозаветных. Известен только один, особенный, впрочем, случай, ясно показы­вающий, что общество не стеснялось какой-нибудь формой в этом отношении и громко произносило молитву. Когда Петр и Иоанн, отпущенные первосвященниками, возвратились к обществу христиан, последние «единодушно возвысили голос к Богу, и ска­зали» и проч., (Деян. 4, 24).

По содержанию своему молитвы первых христиан представляли частью изречения, взятые из ветхозаветных псалмов, частью сво­бодное излияние молящегося, славословящего и благодарящего серд­ца — излияние тех чувств, какие овладевали обществом в данную минуту. В том и другом случае молитва являлась импровизацией, порождаемой вдохновением. Образец такой свободной, но в то же время к псалму 2-му главным образом приноровленной молитвы сохранила нам книга Деяний: «Владыко Боже, сотворивший небо и землю, и море, и все, что в них. Ты устами отца нашего Давида, раба Твоего, сказал — Духом. Святым: что мятутся язычники и народы замышляют тщетное? Восстали цари земные и князи собрались вместе на Господа и на Христа Его (Ис. 2. 1-2). Ибо поистине собрались в городе сем на Святого Сына Твоего Иисуса, помазанного Тобою, Ирод и Понтий Пилит с язычниками и народом израильским, чтобы сделать то, чему быть предопределила рука Твоя и совет Твой. И ныне, Господи, воззри на угрозы их, и дай рабам Твоим со всею смелостию говорить слово Твое, тогда как Ты простираешь руку Твою на исцеление и на соделание знамений и чудес именем Святого Сына Твоего Иисуса» (Деян, 4, 24-30). Другой образчик чисто свободной, без­ыскусственной молитвы представляет молитва апостолов при руко­положении  Матфея, избранного  в  число   12  апостолов, которая должна  считаться  первообразом   всех  последующих  молитв, так называемых, посвятительных: «Ты, Господи, Сердцеведец   всех, покажи из сих двоих одного, которого Ты избрал принять жребий сего служения и Апостольства, от которого отпал Иуда, чтобы идти в свое место» (Деян. 1, 24). Вообще, молитвы первобытного христианского общества, сколько можно судить по сохранившимся образцам, отличаясь богатством, полнотою и глубиною внутреннего содержания, в то же время полны пламенного одушевления, свя­щенно-поэтического настроения и по форме представляют прекрас­ное сочетание простоты и достоинства.

При угнетенном состоянии первых христиан, при постоянных опасностях, угрожавших им со всех сторон, молитва была единствен­ным утешением их, так сказать, спутницей жизни; молитвенное настроение было обычным настроением, которое высказывалось при всяком удобном случае. Молитвы составляли существенную и едва ли не самую обширную часть богослужения апостольского времени. Из книги Деяний мы видим, что ни одно собрание частное или общее не обходилось без молитвы, а часто молитва составляла исключительное занятие известного, большего или меньшего, круж­ка верующих (Деян. 1, 14; 2, 1; 4, 31; 12, 12).

5) Рядом с  молитвой  в  состав  богослужения иерусалимских христиан апостольского времени входило, без сомнения, и пение, которое есть не что иное, как та же молитва, выраженная нараспев. Ольсгаузен не находит в рассматриваемом отделе книги Деяний указания на пение. Но Гарнак справедливо ставит ему на вид, что он или упускает из виду, или узко понимает выражение 47 стиха: αινο?ντες τον θε?ν. Правда, под этим выражением, при широком его значении, можно разуметь не только хвалебные песни и доксологии, но и молитвы и одушевленные  речи. Во всяком случае, исключать первые мы тем меньше имеем основания, что пением закончил свою вечерю Иисус Христос, и употребление его должно быть для христиан делом не только естественным, но в некоторой степени обязательным и священным. Что касается внутреннего усло­вия, внутренней настроенности к пению, то мы должны предполагать в  этом  обществе  особенную  полноту   мира  и  радости  с  Богом примиренного сердца, которое свое  естественное и необходимое выражение могло найти в пении, если бы даже нам и не сказано было, что первые христиане были исполнены Св. Духа, Который их утешал (Деян.2, 4; 9, 31), и что они принимали пищу в веселии и простоте сердца (Деян.2, 46). Наконец, апостол Иаков смотрит на пение, как естественное выражение радости, и советует к нему обращаться в минуты веселого расположения, между тем как в скорби рекомендует молитву. «Злостраждет ли кто в вас, пусть молится; весел ли кто, пусть поет псалмы». Такой взгляд апостола на пение не мог остаться без влияния на богослужебное его упот­ребление.

Псалмы — по всей вероятности и были первоначально петы иеру­салимскими христианами в их собраниях. На песни собственно христианские еще нет никакого намека, хотя можно с вероятностью полагать, что христианское творчество и в эту раннюю пору про­являлось, по крайней мере, в такой же степени и форме и относитель­но пения, как относительно молитв: на основании псалмов и в связи с ними оно должно было созидать и собственную поэзию, собственные гимны, и это тем скорее, что самые псалмы располагали к этому.

После того, что мы сказали отдельно о каждом из элементов, входивших в состав богослужения иерусалимского общества и поиме­нованных в рассматриваемом месте Деяний, мы можем легко опре­делить взаимное отношение этих элементов. Первые два — διδαχ? των αποστ?λων и κοινων?α — согласно с Неандером мы принимаем за общее организующее начало или принцип, в двух последних — в κλ?σις του ?ρτου и προςευχαΤ, — согласно с Гарнаком, признаем частные проявления указанного общего принципа, главные состав­ные части зарождающегося собственно христианского богослужения. Λιδαχ? των αποστ?λων указывает на различие, κοινων?α на равенство членов общества: первое обозначает единственную норму, послед­нее — общественную форму жизни общества. То и другое составляет существенно необходимое предположение, основу, фундамент, историческую почву, из которой и на которой богослужебная жизнь общества созидалась с внутренней необходимостью. Из учения апо­столов богослужение почерпало объективное, на воле и установ­лениях Господа основанное оправдание и истинность, в то время, как свое субъективное происхождение оно имело в обществе веру­ющих, которое в нем преимущественно осуществлялось и сохраня­лось. Отсюда вытекают два главных, основных принципа, непос­редственно и всесторонне проникавшие первобытное богослужение: принцип истинности, в силу которого ни один акт богослужения не находился в противоречии с апостольским учением, и принцип общественности, вследствие которого богослужение было действительным выражением общества, истинно общественным бо­гослужением, в котором не только все члены соединены были в одном духе, но и внешним образом все принимали деятельное участие, служили Богу сообща.

Эти два элемента — διδκχ? των αποστ?λων и κοινων?α не только обусловливали происхождение и образование богослужения, но и сами входили в состав  его: διδαχ?, как фактическая проповедь, κοινων?α как общественная вечеря.

Итак, в первоначально христианском общественном богослу­жении три главных элемента: учение, преломление хлеба и молитва; или: евангельско — и гомилетическо-дидактический, общественно-сакраментальный и песенно-молитвенный. Спрашивается теперь, как эти отдельные элементы соединялись в одно целое, в одно богослужение?

Ответ на вопрос о том, как соединялись главные элементы богослужения в одно целое в апостольский век, дает нам стих 46 второй главы Деяний:

«И каждый день единодушно пребывали (христиане) в храме (εν τω Ιερ?) и, преломляя (κλωντες) по домам (και ο?κον) хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога (Деян.2, 46-47). Здесь различаются собрания двоякого рода: обширное, общественное собрание в храме и более местное, частное собрание в домах.

Сам Господь часто посещал храм Иерусалимский, учил здесь, словом, пользовался им, как самым удобным местом для проповеди, где все давало Ему повод к раскрытию учения о Себе, как Мессии, хотя предсказал окончательное разрушение его (Иоан. 2, 19; 7, 14, 28; 8, 2; 10, 23).

По примеру своего Учителя, и первое христианское общество сохранило общение с храмом Иерусалимским и соблюдало освя­щенные законом богослужебные действия и времена, не противо­речившие началам христианства. Каждый день единодушно пребы­вали в храме, говорится о первых христианах Иерусалимских. Апо­столы Петр и Иоанн ходили в храм в известные часы молитвы и учили в храме; особенно местом христианских собраний была зала, называемая притвором Соломоновым, освященная присутствием Са­мого Спасителя (Деян. 3, 1, 11; 5, 12; 20, 42. Иоан. 10, 23).

Побуждение к собранию в храме было двоякого рода. Прежде всего, как истинный Израиль по духу, христиане сами принимали участие в иудейском богослужении, особенно в чтении и молитве. Но, несмотря на это, они составляли, как мы уже заметили выше, свой особый, тесно сплоченный кружок, сознававший свое отличие от остальных, не крещенных и не верующих, соплеменников. Из посторонних же никто не смел пристать к ним. (Деян. 5, 13). Участие в богослужении не было единственной целью христианских собраний в храме; оно служило скорее лишь средством для выпол­нения другой высшей цели — миссии христианского общества среди Израиля. И   мы   видим   действительно, что   собрания   их   не ограничивались одним участием в богослужении, а всегда непре­менно сопровождались проповедью о Христе и проявлением тех сил, которыми наделено христианское общество. Потому-то, несмотря на отвращение и вражду, какую питали к апостолам и христианам люди книжные, предвидевшие неминуемое падение иудейства, первые были еще обеспечены от гонений: народ про­славлял апостолов за чудеса и любил христиан за их хорошую жизнь (Деян. 2, 47; 5, 13; 4, 21; 18, 4). Таким образом, благодаря участию в богослужении храма, юное общество назидалось само и в то же время исполняло свое миссионерское призвание среди Израиля. Эта часть их богослужебной жизни была преимущественно экзотерической, миссионерской, главный элемент которой состав­ляло возвещение слова Божия во услышание всего Израиля (Ibid. 4, 20, 29, 33; 5, 20-21).

Если Иерусалимские христиане принимали еще участие в хра­мовом богослужении, особенно в праздники, и даже в жертвоприно­шениях (Деян.18, 21; 20, 16; 21, 26; 24, 11, 18), из этого отнюдь не следует, будто им не было еще известно значение жертвы и священства Христова, которое будто бы впервые открыто им лишь за несколько дней до разрушения храма через послание к евреям. Что оно могло совмещаться с идеей жертвы и священства Христова, самое ясное доказательство этого представляет поведение апостола Павла (Деян. гл.21). Но не все христиане так отчетливо сознавали отношение христианства к Ветхому Завету, как апостол. Многие из иудео-христиан так сживались со своими прежними обрядами, что упускали из виду значение жертвы Христовой, и, при охлаж­дении первого пламени веры и любви и при возрастающей силе гонений, иудео-христианам угрожала опасность остаться при вет­хозаветном порядке, в той форме, которая равнялась отрицанию христианства, или, по крайней мере, естественно должна была бы привести к этому отрицанию. Против такой фактически существо­вавшей тенденции в обществе направлено послание, которое утешает христиан в бедствиях, обрушившихся на них, но в то же время весьма сильно обличается пристрастие к обрядовому закону, как отпадение от благодати, как неуважение единой, всесовершенной и вечной жертвы Христовой, которая уничтожила собою все жертвы, как ее прообразы (Евр. 6 и 10).

Идея всеудовлетворяющей жертвы Христовой не в первый раз возвещена в послании к евреям, как новое откровение. Она с самого начала жила в сознании иудео-христиан и только постепенно, путем опыта, достигла большой ясности и зрелости, особенно с ее отрица­тельной стороны, уничтожающей Ветхий Завет. Самое послание указывает на нее, как на одну из самых первоначальных истин христианского вероучения (Евр. 5, 2), предполагает ее уже известной своим читателям и обличает их за то, что они, которые должны быть учителями других, сами еще нуждаются в учении. И в самом деле, есть прямые и косвенные свидетельства, что понятие о жертве Христовой, принесенной раз навсегда за человечество и уничтожившей необходимость всякой другой жертвы, с самого на­чала существовало в иерусалимском обществе. Не только апостол Петр проповедовал отпущение грехов во имя Распятого, — Стефан уже открыто объявлял уничтожение Ветхого Завета с его храмом и заменение  его  Новым  Заветом   (Деян. 6, 11-14; 7, 48-50). Жестокие гонения на христиан со стороны иудеев ясно доказывают, как хорошо знали они, что в борьбе с христианством для них шел вопрос  о  жизни  и  смерти — быть  или  не  быть   (Деян. 21, 28). Рассуждения на Иерусалимском соборе (Деян. 15) показывают, что иудео-христиане смотрели на соблюдение закона не как на суще­ственное нечто в деле спасения, но как на иго, и иго тяжелое, возлагаемое на них лишь их национальным происхождением, и, вопреки тем, кои проповедовали необходимость обрезания и соб­людения закона для языческих христиан, апостолы писали послед­ним, что они освобождают их от этого бремени (Деян. 15, 19).

Притом, как мы не раз уже замечали, Иерусалимское общество с первой минуты своего бытия имело определенное сознание о себе, как  собственно  христианском  обществе. Хотя  оно  существовало внутри Израиля и находилось в тесной жизненной связи с ним, оно было, однако, достаточно сильно, чтобы представить противовес указанному юдаизированию христианства, к которому стремились некоторые христиане, обратившиеся из фарисейской секты. Таким сознанием о себе, как особом, самостоятельном обществе, сознанием своего отличия от иудейского  общества, общество христианское обязано своим частным домашним собраниям, в которых христиане не только  внутреннее, но  и  внешне  отделялись  от  Израиля  и представляли из себя исключительно общество исповедников Христо­вых. В этих-то собраниях мы должны искать центр тяготения всей жизни Иерусалимских христиан. В них скрывались с самого начала зародыши к постепенному отделению от храма и его культа, которое составляет историю этого общества и которое все определеннее и серьезнее возбуждало в христианине из иудеев неизбежную дилем­му — оставить или Моисея, или Христа, т.е. или храм, или эти собрания (Деян. гл.12 и 15). Пренебрегать последними — значило бы попирать Сына Божия, не почитать за святыню кровь завета и оскорблять Духа благодати, за что угрожает несравненно тягчайшее наказание, чем за отречение от Моисея (Евр. 10, 29).

6) Участие в храмовом богослужении, какое принимали христиане частью по старой привязанности к отечественной религии, частью для исполнения своей миссии среди Израиля, не могло Удовлетворять их. В таких общих, смешанных собраниях, где их окружал народ, отчасти подозрительно и враждебно относившийся к ним, они не могли совершать тех действий, в которых должна была воплотиться их новая вера и новая жизнь, и которые могли быть понятны лишь верующему. Потому-то первые иерусалимские христиане собирались не только в храме открыто, но и частным образом, в домах. «Каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога». Что здесь указывается на многие частные поместительные дома, это понятно само собою, если принять во внимание постоянное возрастание числа верующих, которые не могли уже помещаться в одном месте (Деян. 2, 41, 44; 6, 7). Для нас важнее вопрос: в чем состояли эти собственно христианские собрания?

Отчасти мы уже познакомились с этого рода собраниями при рассмотрении 42 стиха. Соображая с этим стихом стих 46, мы с несомненностью можем полагать, что эти собрания имели богослу­жебный характер и соединяли в себе все составные части богослу­жения, указанные в стихе 42: учение, общение, молитву и пение, средоточие коих составляло преломление хлеба, или евхаристия.

Совершение евхаристии по существу своему должно было состав­лять главный, средоточный акт собственно христианского богослу­жения, рассматривать ли ее со стороны ее божественного установ­ления и сакраментального достоинства, или со стороны общественно жизненного значения. В ней, как ни в каком другом акте, собственно христианский элемент находит непосредственное и совершенное выражение. Такое, именно, значение и придавали ей первые христиане; ибо не только все общество христианское участвовало в совершении евхаристии, но для этой цели специально и предназ­начались частные ежедневные собрания.

Все другие акты — учение, молитва, пение — лишь обставляли акт преломления хлеба, имели значение приготовительных, сопро­вождающих и заключительных актов. Это, между прочим, видно из Деян. 20, 7, где говорится о собрании в первый день недели для преломления хлеба, хотя в то же время упоминается о про­должительной беседе апостола Павла накануне разлуки своей с верующими. Если учение в этом случае заняло большую часть времени, перед преломлением и после преломления хлеба, и про­должалось до полуночи, это объясняется особенным обстоятельством, и оно не может быть названо целью собрания, главным актом его; целью собрания — было преломление хлеба.

Учение было связующим звеном обоих собраний — общественного и частного: оно происходило как в храме (εν τω ?ερ?), так и по домам (κατ ο?κον) (Деян. 4, 42). Но в этом и другом месте оно имело различное значение, различную цель, и потому и различную форму. В то время, как при храмовых собраниях оно составляло главный предмет, в собраниях частных оно было хотя существенным, но подчиненным в отношении к преломлению хлеба, так сказать, вспомогательным элементом. Там является оно как миссионерская проповедь для приготовления и обращения их к крещению (Деян.I. 5, 42; 4, 33; 2, 7, 11). Для этой цели испрашивали себе у Бога смелость верующие (ibid, 4, 29); к этому возбуждаемы были апо­столы Ангелом Господним (ibid. 5, 20); к этому направлены и их речи (ibid. 2, 14; 5, И). Здесь, в домах, назидались уже крещенные верующие, слушали предание самовидцев о речах и делах Господа, восходили от знания к знанию, утешались и вдохновлялись свя­тейшими истинами  и обетованиями их  веры, и таким образом, через свободный взаимный обмен мыслей, утверждались больше и прочнее в апостольском учении. Поэтому там апостольское слово имело вид священно-ораторской речи, здесь оно является в форме обыкновенной непринужденной домашней беседы. Коротко: в одном случае проповедь была μαρτυρ?α ευαγγ?λια, и составляла главную цель  и  средоточие   собрания; в  другом — была   она — διδ?σκειν, διαλ?γεσθαι, ?μιλεΓν (ibid. 5, 42; 4, 33; 2, 7-11), и сопровождала преломление хлеба.

В частных собраниях, таким образом, мы должны полагать средоточие богослужебной жизни первоначального иерусалимского общества и историческое начало христианского богослужения вооб­ще. Евхаристия, как справедливо замечает Hoffing, в первоначаль­ном христианском обществе составляла высший акт общения, внутреннейшее ядро, цель и вершину общественного богослужения, средоточие всех других актов. А мнение Nitsch'a (Pract. Theolog. 11, 2. Bonn. 1851. § 267), что она приобрела такое центральное значение лишь постепенно в послеапостольское время, исторически несостоятельно и противоречит истинному понятию о христианском богослужении.

Понятие христианского богослужения, как воплощения или вы­ражения христианства, заключает в себе внутреннейшее соединение божественного и человеческого, и евхаристия, согласно ее божест­венному установлению, есть высший, завершительный акт этого соединения, высшее выражение общения верующих с Господом и между собою. Поэтому она не могла существовать изолированно, вне связи с остальными актами богослужения. Напротив, как ус­тановление евхаристии составляет заключительный акт новозавет­ных учреждений и предписаний, который имеет своим необходимым предположением и как в фокусе сосредоточивает все домостроитель­ство спасения, так совершение ее должно составлять и составляло с самого начала средоточие общественной жизни и, как необходимое условие достойного  совершения  и  принятия, предполагало   вос­поминающую и познающую веру, просвещенную через учение и пламенную молитву. Потому-то первое общество Христово не могло собираться около трапезы Господней, не назидаясь пророческим и апостольским словом, не испрашивая благодатного общения с Бо­гом — Спасителем и не изъявляя своей искренней благодарности за Его благодеяния; равно как, с другой стороны, оно не могло совершать все это, не совершая в то же время евхаристии, как единственного средства личного усвоения спасительных заслуг Христовых, как святейшей жертвы, которая одна угодна Богу и которая должна быть венцом и украшением всего христианского богослужения. Все акты богослужения первоначального христианс­кого общества так естественно и необходимо соединились в одно органическое целое, что разъединять их, значило бы насильственно расторгать юную, здоровую жизнь общества, вопреки и здоровому смыслу (Труды Киев. Духов. Акад. 1873 г., т. I, стр. 504).  (к началу)

 

Состояние богослужения при Апостолах.

Основанная Иисусом Христом Церковь христианская уже во времена св. апостолов имела собственное богослужение, хотя и очень несложное. В это новое богослужение вошли некоторые обычаи еврейской синагоги и получили здесь новый характер — духовный, будучи освещены светом новозаветной Христовой благодати: все богослужение христианское, сообразно с заповедью Спасителя (Иоан.4, 24), было служением Богу в духе и истине. Рассмотрим составные части христианского богослужения при апостолах и сделаем несколько замечаний относительно места и порядка его.

По отношению к составным частям христианское богослужение в первое время приближалось к еврейскому. Первое, что было заимствовано из богослужебной практики иудейской церкви, было чтение Св. Писания. В иудейских синагогах, еще со времени вавилонского плена, каждую субботу читалось Священное Писание, именно закон и пророки (Деян.13, 15), разделенные для богослу­жебного употребления — первый на 54 отдела, или парасоси, вто­рой — на гафтары. Употребление ветхозаветных книг св. Писания для богослужения христианского было особенно нужно тогда, когда еще не было собственно христианских писаний. С течением времени в богослужебное употребление вошли и появившиеся апостольские писания, которые передавались из одной церкви в другую для прочтения. Так, ап. Павел пишет к Колоссянам, чтобы они, прочитав его послание, передали церкви Лаодикийской, да и в Лаодикийской церкви прочтено будет (Кол. 4, 16).

За чтением св. Писания в христианских богослужебных соб­раниях следовало его объяснение, в чем некоторые западные ученые видят подражание обычаям еврейской синагоги, где происходило чтение и объяснение свящ. Писания (напр. Лук.4, 16 и сл.); (первые следы объяснения писания у евреев находим в книге Неемии (8, 2 и сл.), где рассказывается, что левиты объясняли прочитанный Ездрою закон). Это объяснение Писания имело характер слова, наставления (Деян.13,15) и предлагалось преимущественно апостолами, бяху же (верующие) терпяще во учении апостолов, го­ворится в книге Деяний апостольских (2, 42), причем апостолы останавливались на местах св. Писания, имеющих отношение к Новому Завету. Так, ап. Петр (Деян.1, 15 и сл. ) объяснял псалмы: 41, 10; 69, 26; 109, 8. Кроме апостолов, верующих  поучали и другие   лица, обладавшие   особенным даром Св. Духа, — даром учения: таковы были пророки и евангелисты, пастыри и учители (1 Кор. 12, 28-29. Еф. 4, 11). Таким учителем был напр., левит Иосия, названный апостолами Варнавою, что по переводу с еврей­ского означает «сын пророчества» или «сын утешения»  (Деян. 4, 36). Кроме того, для поучения говорились речи на незнакомых языках (γλ?σσαις λαλε?ν), которые пояснялись особыми лицами (1Кор.14, 27). Выше глаголания языками ап. Павел поставлял другой способ поучения — пророчество, созидающее, по его словам, церковь (1 Кор. 14, 5). Впоследствии в некоторых церквах стали учить и непризванные, за  что  упрекает христиан в  своем послании  ап. Иаков.

Далее, в состав апостольского богослужения входили молитвословия. Христиане в своих богослужебных собраниях творили молитвы, частью взятые из Ветхого Завета, частью собственные (Деян.2, 42). Большая часть толковников соглашается, что в 1Тим.2, 1 и сл. речь идет об открытом богослужении, каковому мнению благоприятствует и сама цель послания, и в таком случае молитвы богослужебных собраний были следующие:

1)  Δε?σεις — молитвы преимущественно об отвращении зла и опасности.

2)  ΠροσευχαΓпрославление Бога и молитва о продолжении временной и достижения вечной жизни.

3) ?ντε?ξεις — молитва о доставлении другим того, чего мы им желаем или в чем они нуждаются, и —

4) Ευχαριστ?αι — благодарение за благодеяния, полученные нами и нашими ближними.

Эти молитвы творились за всех людей и особенно за царей и за иже во власти суть (1Τим. 2, 1-2). По времени их можно разделить: 1) на ежедневные (Деян.3, 1), совершавшиеся в храме и частных домах, и 2) особенные при чрезвычайных собраниях (Деян.1, 24; 20, 36); были также в употреблении особенные благословения в известных формулах, каковы Рим.1, 7; 1Кор.1, 3 и др. Молитвы произносили чувствовавшие в себе присутствие Духа Божия (1 Кор. 14, 16).

Другим выражением религиозных чувствований христиан были священные песнопения, частью взятые из ветхозаветных книг, час­тью оригинальные, новозаветные, каковые, при обилии даров духовных, без труда могли быть слагаемы верующими (1Кор.14,26). О богослужебном употреблении песнопений говорит ап. Павел в послании: и не упивайтеся вином, в нем же есть блуд: но паче исполняйтеся духом глаголюще себе во псалмах и пениях и песнях духов­ных (Еф. 4, 18, 19). В этом случае под псалмами ψκλμο? можно разу­меть псалмы, заключающиеся в псалтири и употреблявшиеся у иудеев при  богослужении. Но  в псалтири были помещены не все ветхозаветные песни, там не было, напр., песней Моисея и др. Эти последние песнопения, как думают некоторые ученые, при синагогальном богослужении и называются в вышеприведенном месте у Павла пениями (?μνοι). Третий род песнопений — песни духовные (ωδα? πνευματικ?!), под которыми  разумеются песнопения, слагавшиеся верующими, одушевленными Духом Божиим, для назидания своих собратий. Следы таких песнопений находят в некоторых местах Нового Завета. Так, думают, что место Еф.5, 14 содержит отрывок древнехристианской песни, где слова разделяются так:

Востани спай

И воскресни от мертвых,

И освятит тя Христос.

Далее находят следы стихотворного места в 1 послании к Тим.3, 16:

Бог явися во плоти,

Оправдайся в дусе,

Показался Ангелом,

Проповедан бысть во языцех,

Веровася в мире,

Вознесеся во славе.

И в 3 гл. 1 ст. Верно слово:

Аще кто епископства хощет, —

Добра дела желает.

Отрывок из древнехристианской песни находят еще во 2 послании

к Тим. 2, 11, 12:

Верно слово:

Аще бо с Ним умрохом,

То с Ним и оживем:

Аще терпим,

С Ним воцаримся.

Аще отвержемся,

И Той отвержется нас:

Аще не веруем,

Он верен пребывает:

Отрещися бо Себе не может.

У греков под именем ?δαι разумелись песнопения развязные, свободные, употреблявшиеся преимущественно на языческих вакханалиях. ?δα? πνευματικ? христиан, по мнению некоторых ученых, и были противодействием этим вакхическим песням.

К разряду же ?δαι πνευματικ?! относят и песнопения, пере­шедшие в богослужебное употребление из св. Писания Нового Заве­та, какова, напр., песнь Богородицы: (Лук.1, 46 и сл. ), песнь ангелов (Лук. 2, 14 и сл. ), и др. Все эти песнопения служили выражением радости, как об этом говорит ап. Иаков: весел ли кто? Пусть поет псалмы (Иак.5, 15), — выражением хваления, как хвалили Бога Па­вел и Сила в темнице города Филипп (Деян. 16, 26). Заключались они особою богослужебной формулой, употреблявшейся и при еврей­ском богослужении «аминь» (2 Кор. 1, 20) и др.

Чтение св. Писания с изъяснением и наставлением, молитва, пение, — все это, сходное с богослужением еврейских синагог, обра­зовало первую часть апостольского богослужения. Вторая и главная его часть состояла в совершении таинства евхаристии по вечери любви (αγ?πη). Таинство это называлось κυριακ?ν δε?πνον (1Кор.9,20-21), τραπ?ξα κυρ?ου (1Кор.10,21). На существование вечери любви с евхаристией, как на обычай, уже установившийся, указы­вают слова ап. в 1 посл. к Кор.10, 20-22, равно как и увещание, которое делает ап. Павел Коринфянам, у которых часто происходили беспорядки на вечери любви, как напр., некоторые дозволяли себе неумеренность в пище и питии (1Кор.11,21). В чем же состояла эта евхаристия? В книге Деяний апостольских говорится, что ве­рующие пребывали в общении и преломлении хлеба (2, 42-46), какое действие полнее описывается в 1Кор.11, 24-25. Из послед­него места видно, что евхаристия состояла в отделении хлеба и вина для таинства, благодарении Богу Отцу за искупление, почему и само таинство было названо евхаристией (благодарение), благо­словении хлеба и вина, раздроблении освященных даров и препо­давании  их   верующим. Других   подробностей   совершения  этого таинства в Новом Завете не встречается.

Что касается до места богослужения, то Христос, а с Ним, разумеется, и апостолы, учили, что не местом освящается богослу­жение, а богослужением место (Иоан.4, 21), и потому всякое место считали удобным для поклонения Богу. Но после вознесения Христа преимущественным местом богослужения сделались дома, с кото­рыми связаны были воспоминания о Вознесшемся, дома, где Он являлся апостолам по воскресении. Скоро утвердился также обычай, чтобы богатые христиане отдавали свои дома для общественного богослужения. Такова была, напр., церковь Акилы и Прискиллы (Рим.16, 3, 4). Но, имея свои собственные места для богослужения, христиане не покидали ни храма, ни синагоги. Так, Петр и Иоанн ходили в храм на молитву (Деян.3, 1), где и проповедали о Христе (Деян.5, 20). Особенным любимым местом христиан в храме был притвор   Соломонов, в   котором   могли   предаваться   уединенной молитве (Деян.5, 12). Синагоги же апостолы посещали преиму­щественно из целей миссионерских.

Между действиями, сопровождающими богослужение апостольского времени, из Нового Завета мы знаем о преклонении колен при молитве (Деян. 9, 40; 21, 5; Еф. 3, 14 и др.), воздеянии рук (1 Тим. 2, 8), о братском поцелуе ?λημα αγ?πης (1 Петр. 5, 14); ?λημα αγιον (1 Кор. 16, 20). Относительно украшения мест бого­служебных собраний известно только, что там возжигались многие светильники, как напр., это было сделано в Троаде, в той горнице, где ап. Павел совершал евхаристию (Деян. 20, 8).

Что касается до порядка богослужения, то он, с одной стороны, исключал мертвенность Иудейского синагогального богослужения, с другой, устранял дикий энтузиазм языческого культа. Ап. Павел (1Кор.14, 27 и д.) требует, чтобы в собраниях богослужебных говорящие на незнакомых языках говорили не все вместе, а пооче­редно, и то, только в том случае, если будет истолкователь. В противном же случае говорящий языками да молчит в церкви. Точно так же и пророки должны поучать верующих по порядку. Женам в церкви учить ап. Павел не повелевает. В церкви христианские имели доступ и неверующие, от которых скрывалось только совершение таинства евхаристии (1Кор.14, 23).

Относительно времени богослужения нужно заметить, что хотя ап. Павел заповедовал христианам молиться непрестанно (1Солун.5, 16), однако, для верующих, не имевших возможности по своим занятиям исполнять заповедь апостола, нужно было назначить определенные ча­сы для богослужения; и апостолы установили определенные времена бо­гослужения, частью, применяясь в этом случае ко временам еврейского богослужения, но сообщая им христианское значение, частью же, опре­деляя новые. В апостольское время молитва падала на третий (Деян. 2, 15), шестой (10, 9) и девятый часы (31). Временем же для совершения таинства евхаристии была преимущественно ночь (Деян. 20, 11), когда было менее опасности от гонителей.

Вот те зародыши, семена христианского богослужения, которые в течение веков развились и стали ветвистым деревом. Апостолы положили твердое основание богослужению, на котором их пре­емники, руководясь Духом  Божиим, воздвигли  то великолепное, здание, которое представляется нашим взорам и ныне (Воскр. Чт 1876 г., т. I, стр. 52).  (к началу)

 

Общение имуществ (мнимый коммунизм)

в древней Иерусалимской церкви.

С. Л-ого.

Известно, что в новое время появились люди, с точки зрения какой-то неведомой правды утверждающие, что всякое владение имуществом на правах личной собственности есть не что иное, как воровство, что поэтому все имения и всякое личное приобретение должны подлежать разделу между всеми, и так как многие добровольно не согласятся на такой раздел, то должны быть принуждены к нему силой, вопреки их воле должны быть лишены определенного излишка их имуществ в пользу малоимущих или вовсе неимущих. Эти непризнанные правдолюбцы, вообще мало обращающие внимания на Библию и еще менее на отдельные ее места, однако, в вопросе об обязательном имущественном разделе с особенной настойчивостью указывают на свое мнимое согласие с Новым За­ветом и тем неопытных в понимании смысла отдельных новозавет­ных изречений или выражений легко могут ввести в заблуждение или, по крайней мере, некоторого рода колебание.

Рассмотрим все места в книге Деяний Апостолов, относящиеся к общению имуществ в первой церкви Иерусалимской, дабы вывести из них общее понимание истинного характера этого общения.

Прежде чем перейдем к изложению отдельных выражений озна­ченной книги  об имущественном  общении  в  первохристианском Иерусалимском    обществе, считаем    нужным    указать    предпо­ложительно, в каких формах могло иметь место общение имуществ в древней церкви в Иерусалиме, Нам представляются в настоящем случае следующие  возможности: 1)   Члены  общества, вступая  в христианскую церковь, обязательно должны были жертвовать своим имуществом в пользу церкви или общества; таким образом здесь господствовала принудительность или необходимость имущественной жертвы по отношению к вступающим в церковь. Эта общая форма имущественного общения могла иметь два различных вида: а) или каждый член должен был безусловно жертвовать всем своим иму­ществом в пользу общества, а апостолы, как предстоятели общества, должны были разделить принесенную жертву равномерно между всеми членами общества; б) или, напротив, только люди, владеющие определенным  излишком  имущества, обязаны  были  отдать  этот излишек на пользу общества, а апостолы, как предстоятели общества   разделяли   эту   жертву   между   нуждающимися   членами, 2) Никто по безусловной обязанности или принуждению, но каж­дый по собственному произволению или благожелательности жер­твовал или всем своим имуществом, или определенной частью его, или же просто  временными  и  неопределенными   взносами на пользу общества, а апостолы разделяли это общественное имущество в той или иной мере разным членам общества, смотря по их нуждам.

Рассматривая внимательно обе, указанные нами, возможные Формы общения имуществ в древней Иерусалимской церкви, мы находим, что, если в действительной жизни первых христиан Иеру­салима имела место вторая форма имущественного общения, в которой каждый жертвовал обществу из своего достояния по свободному расположению сердца и, следовательно, никто другой не в нраве был заявлять притязание на имущество своего сочлена, то, значит, в строгом, буквальном смысле слова в общении имуществ (так называемом коммунизме, по  современному его понятию)  в Иерусалиме не может быть и речи. Далее — если в предполагаемой первой  форме  общения   имуществ   исторически   практиковался  в Иерусалимской церкви собственно второй вид ее, то и в этом случае мы нашли бы в Иерусалиме общение имуществ лишь в условном смысле (не строгий коммунизм). Наконец, только при допущении существования в первохристианском Иерусалимском обществе пер­вого вида указанной первой формы общения имуществ, т.е. если все члены общества обязательно или принудительно должны были жертвовать   обществу   всем   своим   имуществом, которое   затем делилось   между   всеми   ними   вполне   равномерно, мы   должны признать, что в Иерусалимской церкви со времен апостолов гос­подствовал строгий, безусловный коммунизм.

Весьма интересным становится теперь вопрос: в какой форме и в каком именно виде в первенствующей церкви христианской в Иерусалиме существовало действительно, жизненно, исторически общение имуществ между ее членами?

Думаем, что уже простые, но неотразимые соображения разума должны привести каждого к убеждению, что первый вид первой из указанных форм общения имуществ никак не мог существовать в древней церкви в Иерусалиме. Это по простой причине: он слишком с большим трудом мог быть, осуществлен, чтобы не сказать вовсе неосуществим. При таком чистом коммунизме, вследствие посто­янного притока в апостольско-иерусалимскую церковь новых членов сотнями и даже тысячами зараз, вся деятельность апостолов поглощалась бы непрерывными приемами имуществ или денежных сумм от новопоступавших в церковь членов и столь же непрерыв­ными разделами этих имуществ или сумм между всеми членами церкви. Это занятие апостолов еще более усложнялось бы в случае вступления в церковь какого-нибудь голого бедняка, ничего не имущего, а таких бедняков в церкви Иерусалимской, без сомнения, было довольно много. Последовательным образом при принятии бедняка в церковь нужно было производить имущественный передел между прежними членами церкви, чтобы из их общего имущества выделить совершенно равную с ними часть новопринятому члену. Нельзя забывать здесь и того, что какой-либо отдельный член общества доставшуюся ему часть мог собственным трудом приумно­жить новой частью, а другой, наоборот, мог потерять данную ему часть, и тогда, по требованию строгого имущественного равенства, необходим был бы новый раздел или передел между членами. Очевидно, какая бесконечная и неблагодарная работа по отношению к разделу имуществ должна была бы занимать первую Иерусалимскую Церковь, если бы в ней действительно властвовали начала строгого коммунизма, или если бы в ней существовал первый вид первой формы общения имуществ! Немного менее было бы занятия в разделении имуществ даже и при существовании второго вида той же формы имущественного общения (см. выше). К счастью, для древней Иерусалимской Церкви ни тот, ни другой вид принудительного разделения имуществ, как увидим скоро, вовсе не были известны.

Для подтверждения этого положения перейдем теперь к ука­занию и изъяснению мест кн. Деян. Апост., в которых сообщается об имущественном общении в Церкви Иерусалимской.

Прежде всего обращает па себя внимание выражение в 4, 34: не было между ними никого нуждающегося. При совершенно рав­номерном  владении  имуществом, это  выражение  представляется весьма странным по своей неуместности: какой смысл могут иметь слова об отсутствии нуждающихся в обществе, если все члены его были равны в имущественном отношении, или равно богаты, или равно бедны? В объяснение того, почему не было никого нуждаю­щегося, в том же месте говорится далее: ибо все, которые владели землями, или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов, и каждому давалось, в чем кто имел нужду. Последние слова решительно говорят против совершенного равенства  членов Церкви в общении имуществ; потому  что при равномерном разделении имущества каждый член общества был бы так же богат, как  и другой, поэтому  об особенной нужде  или потребности какого-либо члена не могло быть и речи. К рассмот­ренному  месту должно   присоединить   также  и  другое — (6, 1): вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потреб­ностей. Ежедневное вспомоществование нуждающимся, очевидно, могло лишь быть в обществе, члены которого не владели совершенно равными долями имущества. Таким образом оба приведенные места решительно подрывают мысль о существовании в древней Иеру­салимской Церкви обозначенного нами под букв. а) вида общения имуществ или строго коммунистического общения.

Не свидетельствуют ли, по крайней мере, Деян. Апост. об указанном нами под букв. б) виде общения имуществ в Иерусалиме, т.е. если не все, то во всяком случае люди богатые, вступая в Церковь, не должны были обязательно излишек своего имущества представить Церкви в пользу бедных? Для разрешения этого вопроса особенно важное значение имеет место в 5, 1-11. Здесь мы видим, что строгая кара постигла Ананию и его жену за ложь: для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Дулу Святому и утаить из цепы земли?.. Ты солгал не человекам, а Богу... Что это вы согласились искусить Духа Господня? Не за то собственно, что супруги принесли не всю цену проданного, но за свою ложь пред Духом Св., за искушение Духа Св. понесли они в урок другим строгое, но справедливое наказание. Это видно из прямых слов ап. Петра, ст. 4: чем ты владел, не твое ли было и приобретенное продажею не в твоей ли власти находилось? Здесь с ясностью, не допускающей никакого перетолкования, го­ворится, что Анания имел полное право не продавать своего имения, а удержать при себе, как свою собственность и, продавши имение, мог свободно распорядиться вырученными деньгами — пожертвовать Церкви все сполна или ничего не пожертвовать, или отдать только известную часть их в пользу Церкви. Можно было сделать так или иначе, но только прямо, открыто, честно, не кривя душой, не выдавая части приобретенных от продажи денег за всю цену про­данного. За нарушение этой честности, могшее подать гибельный соблазн другим членам Церкви, за лицемерную благотворительность, столь противную духу христианства и наказаны были Анания и Сапфира. Итак, рассмотренное нами теперь место исключает даже указанный и под букв. б) вид общения имуществ в Церкви Иеру­салимской; потому что оно прямо удостоверяет нас, что в этом общении не было места ни принуждению, ни безусловному обяза­тельству жертвовать обществу всем своим достоянием, или опреде­ленной частью ее, но только действовала свободно-честная благо­творительность членов общества.

Что такой именно свободный характер принадлежал общению имуществ в первохристианском обществе Иерусалима, в этом убеж­дают нас еще следующие основания: 1) каждый христианин, по своем вступлении в Церковь, оставался в своем прежнем звании, что при совершенном слиянии имуществ в Церкви было бы уже невозможно. 2) Во всем Св. Писании не находится указания, чтобы в какой-либо другой местной Церкви христианской господствовало общение имуществ, покоящееся на принуждении или безусловной обязательности, и только места, относящиеся к Церкви иеру­салимской, обыкновенно служат в руках коммунистов доказатель­ством коммунизма в первой Церкви христианской. 3) Напротив, ясным свидетельством решительного незнакомства первой Церкви с коммунизмом служит то обстоятельство, что при каждой новой потребности вспомоществования другим Церквам всегда снова призывались христиане имущей Церкви в собрание для рассуждения. В обществе чисто коммунистического характера такие нарочитые соборные рассуждения были бы излишни; оно могло бы оказать помощь другому обществу или просто из своей общественной кассы, или путем равной раскладки требуемой жертвы на своих членов. 4) Среди самих членов Иерусалимской Церкви мы находим неко­торых, по той же книге Деян. Апост., владеющими частной собст­венностью и, как кажется, немаловажной. Так, Мария, мать Иоанна, имела дом, в котором многие собирались и молились (12, 12). 5) Предполагая обязанностью каждого христианина жертвовать всем своим имуществом в пользу общества, мы находим странным осо­бенное упоминание в Деян. Ап. (4, 37) о пожертвовании Варнавой всего имущества Церкви, как о деле, очевидно, по взгляду писателя книги, заслуживающем особенной похвалы и памяти. Но к чему было бы упоминать о добром поступке одного, когда все христиане обязательно делали то же самое?

Так до сего времени мы не нашли в Деян. Ап. никакого намека на обязательное или строго коммунистическое общение имуществ в древней Иерусалимской Церкви.

Но, по-видимому, другие места в рассматриваемой книге прямо подтверждают коммунистические начала первохристианского обще­ства в Иерусалиме. Обратимся теперь к ним и посмотрим, согла­суются они или разногласят с исследованными нами выше.

Эти места следующие:

1) 2, 44: все верующие были вместе и имели (ειχον) все общее. Смысл этих слов не выражает ничего более, как то, что христиане все были проникнуты столь возвы­шенным чувством любви, что никто из них не считал своего иму­щества своей исключительной собственностью, напротив, только даром, уделенным Богом для того, чтобы помогать ближним, делить с ними все свое достояние. Это толкование приведенного места нимало не искусственно, но вполне правильно. Слово «ειχον — имели», конечно, значит владеть (habere, possidere), но в то же время употребляется иногда в Новом Завете в смысле — считать чем, полагать, думать, как напр. (Марк. 11, 32), все полагали, что Иоанн (?παντες ε?κον τυν ?ω?ννην) точно был пророк или (Филипп. 2, 29): и таких имейте в уважении (?ντιμους ?χετε), т.е. признавайте достоуважаемыми. Истинный смысл слов (Деян. 2, 44) совершенно выясняется параллельным ему местом той же книги (4, 32), никто ничего из имения своего не называл (ελεγεν) своим, но все у них было общее. Здесь слово «ελεγεν — называл» прямо указывает на внутреннее, свободное расположение христиан в деле взаимной помощи их друг другу личным достоянием, но отнюдь не выражает безусловной обязанности одного жертвовать своим имуществом в пользу другому.

2) Деян. 2, 45, продавали имения и всякую собственность и Разделяли всем, смотря по нужде каждого. Здесь не говорится ни того, что все христиане обязательно продавали все свое имение, ни того, что всю цену проданного должны были отдать обществу, ни, наконец, того, что приобретенное от продажи разделялось между всеми, но лишь указывается, что ревнители благочестия вырученное от продажи своих имений (всего или части их) разделяли между нуждающимися, смотря по их нуждам. Братская любовь христиан в Иерусалимском обществе была так сильна и действенна, что, ввиду нужд неимущих братьев, побуждала лиц, владевших состоянием, продавать свои имения и вырученные деньги приносить апостолам для раздачи братьям, не имеющим собственных средств жизни.

Деян. 4, 34, 35: все которые (δ'σοι) владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду. Говорят, что δ'σοι, хотя бы даже и не предшествовало ему сл. π?ντες, всегда обозначает «всех без исключения». Если бы даже это было и верно, с чем мы не можем согласиться, то все же в данном месте мы не находим речи о принуждении, по которому требовалось бы от всех владельцев земель или домов, чтобы они продали свои имения и цену проданного приносили апостолам. Мысль стиха, при указанном понимании ?σοι, выражал. бы, что любовь к ближним так равномерно обнимала всех состоятельных христиан, что никто из них не желал более владеть своим достоянием на исключительных правах. Между тем, значение ?σοι в смысле «все без исключения» еще очень сомнительно. В Деян. 9, 39 говорится: когда он (Петр) прибыл, ввели его в горницу, и все вдовицы со слезами предстали перед ним, показывая ему рубашки и платья, какие делала Серна, живя с ними. Здесь под словом δσα разумеется, очевидно, не то, что не осталось ни одного лоскутка работы Серны непоказанным Петру, но то, как много вообще рубашек и платьев наработала Серна. Точно так же и в рассматриваемом нами месте (Деян, 4, 34) ?σα указывает не на всех без исключения, но вообще на неопределенное множество жертвователей в пользу церкви; в таком именно значении неопределенного множества мы встречаем ?σοι, у Иоан. 2, 25. Апок. 1, 2 и др.

После изъяснения всех мест в Деян. Апост, относящихся к общению имуществ в первохристианской церкви в Иерусалиме, остается нам рассмотреть, не опровергают ли наше толкование всех, прежде исследованных мест, изречения или выражения других книг Нового Завета. Разберем здесь два главных изречения Господа с их параллельными местами, именно: 1) Лук. 18. 22. Услышав это, Иисус сказал ему: еще одного не достает тебе; все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мной. Сравн. Матф.19, 21. Известно, что это изречение богословы обыкновенно толкуют в смысле так называемых евангельских советов (consilia evangelica) или предписаний для отдельных лиц, способных к высшим подвигам самоотвержения и милосердия (могий вместити, да вместит, Матф.19, 12). Согла­шаясь с этим толкованием, как вполне правильным, мы, очевидно, не можем найти в данном месте даже намека на принудительное предписание Христа. Правда, есть еще другое толкование упомя­нутого места, но и оно ничего не говорит о безусловной обязанности христиан, налагаемой Христом, отрекаться от всего своего имущества в пользу бедных. Именно, объясняют: Господь, как не мог признать буквально истинными слова юноши, что он все заповеди исполнил (ст.21), точно так же не и буквальном смысле требует от юноши, чтобы он продал все свое имущество и роздал нищим, как необ­ходимого условия следования за Ним и приобретения сокровища на небесах. Слова Христа служат выражением мудрой педагогиче­ской цели довести самонадеянного юношу до внутреннего понимания заповедей и истинного самопознания. Господь никогда не полагал главной цели для Своих последователей в чисто внешнем исполнении закона, но всегда обращался  к  первоисточнику всякого дела, к чувству сердца, и его старался возвысить, очистить, просветить. Ту же самую цель имел в виду Христос и в настоящем случае: юноша, как  видно, считал  себя  безукоризненным  исполнителем  закона, праведным перед законом, ввиду соответствия его дел букве закона; для того, чтобы привести его к сознанию противного, т.е. внут­реннего несовершенства, Господь указывает на исполнение наивыс­шей внешней  заповеди  и  тем  открывает перед  его  собственной совестью и перед другими главнейший недуг его сердца — корысто­любие или, вообще, самолюбие. Это толкование нашего места, с которым можно не соглашаться, но против которого нельзя возразить ничего особенно важного, еще менее, чем предыдущее, дает места в словах Христа безусловно-обязательному предписанию для всех христиан продавать свои имущества в пользу неимущих ближних. Лук.12, 33: Продавайте имения ваши и давайте милостыню. Приготовляйте себе влагалища не ветшающие, сокровище нео­скудевающее на небесах. Паралл. Матф.6, 19: не собирайте себе сокровищ  на  земле, где моль   и ржа  истребляют  и  где  воры подкапывают и крадут. Эти изречения отнюдь не заключают в себе формальных предписаний христианско-нравственного законодательства, но только выражают собой идеальные требования вы­сшего нравственного совершенства в новом, благодатном царстве Божием. В  противоположность  внешнему  благочестию фарисеев, полагавших все дело добра  в точном исполнении закона перед народом, Спаситель  имеет  целью   раскрыть  перед апостолами и народом самое существо благочестия, пробудить в них внутреннее, сердечное участие в благочестии, вызвать в них стремление прежде и главнее всего к царству небесному, сравнительно с которым все Другое должно казаться малозначащим, и эту основную цель и мысль выражает в ярких чертах идеального самоотречения от всего земного, в пользу царства небесного или сокровищ на небесах. Но Данные места совсем не говорят, чтобы волею Господа было такое устройство Его Церкви и специально Церкви Иерусалимской, по которому все члены церкви обязательно должны продавать все свое имение, или только часть его, и цену проданного вносить в общую кассу. В этом убеждении укрепляют нас следующие основания: а) Господь нигде и никогда не говорил, что в Его Церкви должно быть уничтожено различие между богатыми и бедными и в осо­бенности каким-нибудь насильственным или принудительном спо­собом. б) Напротив, Он прямо признает это различие постоянным, имеющим продолжиться во все времена: нищих всегда имеете с собой, а Меня не всегда (Иоан. 12, 8). в) Христос пришел не нарушить закон или пророков, но исполнить (Матф. 5, 17). Но в законе прямо находятся специальные предписания богатым и бедным (Лев. 19, 9, 10; Втор. 24, 12, 14; Лев. 25, 35; Исх. 23, 3, 6); эти предписания потеряли бы силу и смысл, были бы нарушены, если бы уничтожено было Христом всякое отличие между богатым и бедным. Исполнение закона, т.е. возведение его до надлежащей высоты Христом, в настоящем случае состоит в том, что Он внушает богатым, как только хранителям врученного им Богом, уделять из своих имуществ неимущим братьям.

После всего исследования до сего времени какой же общий взгляд мы получаем на общение имуществ в древней Церкви Иеру­салимской?

Мы хотим изложить ответ в наивозможно обстоятельном виде.

По вознесении Иисуса Христа на небо ученики и другие последо­ватели Его оставались в Иерусалиме в ожидании обещанного со­шествия Св. Духа. Пока Сам Христос обитал и действовал на земле, была общая касса, из которой Он Сам и ближайшие последователи Его удовлетворяли своим потребностям. Вполне вероятно, что уста­новленным способом удовлетворение нужд кружка апостолов и других немногих еще христиан совершалось и во время от воскре­сения Христа до дня Пятидесятницы. Это было время, в которое ученики едва ли могли приобретать себе содержание какими-либо сродными им трудами. Но когда, по исполнении обещания о со­шествии Св. Духа, Церковь христианская начала постепенно разра­статься из небольшой семьи или дома в значительное общество (уже первая проповедь Петра привлекла к Христу 3000 душ, Деян. 2, 41, а затем мы видим вскоре приращение Церкви до 5000 душ, Деян. 4, 4), тогда положение дела должно было несколько измениться. Теперь но­вообращенные большей частью оставались в своем раннем звании и состоянии; между тем, значительная часть христиан в Иерусалиме была крайне бедна и поэтому нуждалась в помощи. И вот, движимые любовью к Христу, Основателю, Главе и пастыреначальнику Церкви, имущие классы пожелали оказывать из своего достатка, много ли, мало ли, кто сколько мог, помощь неимущим. Но кому естественнее было вверить приносимое для раздаяния бедным, как не апостолам, предстоятелям Церкви, которым ближе известны были нужды бедняков и степень нужды каждого из них? Так как, по свидетельству апостольской истории, Церковь Иерусалимская, по большинству своих членов, была в особенности Церковью бедных, неимущих, то нет ничего удивительного, что при первоначальной свежести и силе любви христианской многие или даже, может быть, все, более или менее достаточные, люди приносили в жертву всей Церкви или все сполна свое имение, или часть его, смотря по благоизволению каждо­го. Так состоялось в Иерусалимской Церкви общение имуществ на чисто братских началах святой любви имущих сочленов к неимущим. Таким образом, мы видим, что столь справедливо прославленное, чтимое, хотя по-своему, даже врагами христианства, общение имуществ в Иерусалиме вовсе не требовало от членов Церкви продажи всего имущества и внесения в общественную кассу всего приобретен­ного от продажи, и еще менее насильственного принуждения членов к продаже целого или только части имущества в пользу Церкви; напротив, исключительно покоилось на свободной любви сочленов, побуждавшей их продавать свои имения или часть их, и цену продан­ного, всю или опять известную часть, полагать к ногам апостолов для раздаяния бедным, смотря по нужде каждого. Вот в каком виде, на основании строгого исследования вышеуказанных мест в кн. Деян. Апост., представляется нам первохристианское Иерусалимское обще­ние имуществ.

Как далеко оно от пресловутого коммунизма, порожденного мечтательными головами нашего времени, не постыдившимися прикрываться высоким авторитетом неизвестной им древней Церкви Иерусалимской! Может ли быть какое-либо сравнение между иеру­салимским общением имуществ и современным коммунизмом? Что общего у света с тьмою (2 Кор, 6, 14)? Там глубокая братская любовь, созерцая Первообраз любви, радостно и охотно приносит в жертву тленные земные сокровища неимущим братиям; здесь, напротив, зависть и ненависть к благосостоянию ближнего, прикры­ваясь требованиями справедливости и равенства, стремится насильственным путем, всеми ужасами варварских злодеяний, урав­нять жизненные средства труженика с тунеядцем, даровитого с бездарным, расточителя с бережливым. Какой глубокий контраст между этими двумя формами имущественного общения! И, однако, находятся люди, утверждающие между ними полное согласие! Бе­зумное кощунство над первохристианской Церковью!

В заключение скажем: мы отнюдь не отвергаем, напротив, всеми силами своей души желаем, чтобы Иерусалимское общение имуществ сохранялось образцом для всех родов христианской Церкви, чтобы состоятельные классы христиан никогда не забывали от избыт­ка своих земных средств уделять бедным братиям, дабы молитвами их к Богу получить нетленное сокровище на небесах. Ныне вам избыток в восполнение их недостатка, а после их избыток в восполнение вашего недостатка, чтобы была равномерность (2 Кор. 8, 14). (Чтен. в Общ. люб. д. просв. 1880 г., ч. 1, стр. 543).  (к началу)

 

Апостольская Церковь,

по изображению ее в книге Деяний Апостольских.

Игнатия, Архиеп. Воронежского.

I.Общий состав Церкви.

Все вообще члены, составляющие Церковь, именуемую, — как сказано в  Символе Веры, между  прочим, — Апостольской, назывались  внутри своего общества Верующими[17], Святыми[18], Учениками[19], Избранными[20], Братиями[21], Христианами[22]; а вне общества сторонними  называемы  были  по  большей  части  Христианами и изредка — Назореями[23].

Они составили царство Божие на земле не из одного только народа, не  из  иудеев  только, но  из  всех  народов, без  всякого различия племен, полов, возрастов.

Такому духовному союзу или званию всех народов служит основанием единство веры, общий для всех способ Богоугождения, единство Божие, единство Святителя исповедания нашего, Иисуса Христа[24], единство способа оправдания, единство упования[25].

Впрочем, все сие, чем сделалась Церковь Христова, не есть какое-либо учреждение новое, неожиданное, но древнее, предопре­деленное свыше, предсказанное Пророками, началом своим касаю­щееся самого начала мира, и оттуда, сквозь весь ряд древних Божественных учреждений Богоугождения, дошедшее до своего вре­мени, как истина, заключавшаяся в образах. См. «Беседы Апостола Петра, в Иерусалиме и Кесарии бывшия».

По таким-то понятиям Церковь в Символе веры именуется единою, святою, Соборною, Апостольскою.

II. Священноначалие.

Особое сословие в общем составе Церкви представляют священ­ные служители ее. Вся жизнь апостола Петра — свидетельством тому. Здесь особо упомянуть должно о том только, что такое служение сделалось передаваемым, и способ сообщения оного, друг другоприимательный или преемственный, вполне раскрыт в самом обществе Апостольском, как то видно в нем избрание в апостоль­ство[26] рукоположение в епископство[27], рукоположение в диакон­ство[28], рукоположение в пресвитерство[29].

Полный состав служителей Церкви Апостольской представляется в лице а) Апостолов, потом епископов, б) пресвитеров и в) диаконов, сперва только юношей, по-гречески νε ?τεροι, по соответствию с именем пресвитеров[30]. Это три различные степени священноначалия, в порядке друг-другоприимательном. Об Апостольской не говорим; она была чрезвычайна. Называем звания степенями, по ясным словам Писания и по самой действительности, из которой видно, что не все священнодействия равно предоставлены были всем служителям Церкви, но некоторые из священнодействий были исключительно совершаемы только высшими служителями, как то сперва самими Апостолами, а после — епископами[31].

Высшая степень священноначалия, Апостольство в друг-другоприимательном порядке, стала называться епископством. И епископство его да приимет ин, сказано при избрании Матфия на место отпадшего Апостола[32], Называемые иные 70 учеников Христо­вых по истории Апостольской называются везде епископами, быв поставляемы к известному округу церквей. Св. Иаков (младший, праведный) был первый епископ Иерусалима из числа их, и на соборе Апостольском участвовал, как Апостол, наравне с прочими из двунадесяти[33].

Подобным образом и епископы именовали себя иногда пресвите­рами, и, наоборот, пресвитеры были называемы иногда епископами. Апостол Петр именует себя в послании своем пресвитером (1, 5, 1). Св. Павел — себя диаконом[34], пресвитеров — епископами[35]. Слу­жение всех — одно, по одному и тому же делу Божию, и должно быть одушевляемо духом смиренномудрия, в котором друг друга честию больша себя творить должно.

Собственно, степень низшая или третья сначала была известна под именем юношей[36]. Но к ней, в первый же год Апостольской Церкви, присоединился разряд лиц, который назван именем диаконов и получал рукоположение[37]. Так и ныне. Посвящаемые в причетники, обыкновенно в молодых летах, именуются в так называемых ставленнических грамотах отроками.

К ней принадлежал еще чин и из женского пола, под именем диаконисс или вдовиц церковных[38]. Обязанности третьей степени состояли в исполнении поручений апостольских и епископских, в служении при совершении ими и пресвитерами крещения, Литургии, обедов, погребений и прочих обрядов.

Долг пресвитеров — в назидании паствы и совершении таинств, — кроме возложения рук для низведения даров Святого Духа по крещении и для преподаяния священства, — ограничивался теми только местами, к которым кто был из них поставляем[39].

Должность высшей степени, как показывает и самое имя еписко­пов, была окружная, обнимавшая нескольких поместных церквей. Имя значит посетитель, или блюститель[40]. Особенно состояла она: а) в совершении молитв и благовествовании Евангелия[41], б) в возложении рук на крещенных, что стало совершаться потом Миро­помазанием, поручаемым и пресвитерам[42]; в) в рукоположении служителей для всех трех степеней[43]; г) в обозрении и посещении церквей[44]; д) в разрешении недоумений[45] и e) в совещаниях, или соборах[46].

Как между апостолами были избраннейшие, почетные и так называемые столпы[47], так и между епископами одни перед другими имели преимущества чести и некоторым образом власти, что зависело впоследствии между ними от гражданской знаменитости мест. Впрочем, власть местных епископов имела особую уважительность перед всеми[48]. Наиболее всего к поступлению в священный чин, какой бы то ни было степени, требовалось избрание, а не искательство, кольми паче не святокупство[49].

III. Священнодействия.

Под сим именем разумеется:

1. Богослужение вообще, к чему принадлежат:

а. Собрания (Деян. 2, 42, 46).

б. Чтение в них св. Писания.

в. Учение или изъяснение читанного.

г. Молитвы,

а) Кои составлялись вновь по требованию времени (Деян. 4, 24-31).

б) Чему, впрочем, основанием служили ветхозаветные псал­мы и песни (Кол. 3, 16).

в) Иногда были петы 24.

г)   О   служителях  веры  предлагались  в   Церкви  особые молитвы (Деян. 12, 5).

д) Литургия: ее, сверх сказанного выше, составляли:

а) Проскомидия (Деян. 4, 35).

б) Благословение или освящение видов евхаристии.

в) Причащение или преломление хлеба (Деян. 2, 42).

2. Таинства:

а. Крещение, причем надобно заметить необходимость его видна (Деян. 10, 44, 45, 47, 48).

б. Дарование Духа Святого рукоположением, как ныне Миропомазанием; причем нужно видеть необходимость сего тайнодействия (Деян.8, 14, 15, 16).

в. Священство через рукоположение (Деян.6, 6; 14, 23).

г. Руковозложение вместо елеопомазания (Деян. 9, 17, 3, 7,

11, 9, 34).

д. Покаяние (8, 22).

е. Супружество (1 Пет. 3, 1, 5, 7).

Об евхаристии сказано выше особо.

3. Обряды; в них примечается особливо:

а. Основание знаменательности их, — знаменательный образ действий Самого Иисуса Христа (Иоан.21, 1-22).

б. Тройственность священных действий во имя Пресвятые Троицы (Иоан. 21, 14, 17, 19. Деян. 9, 16).

в. Погребение или провод усопших (Деян. 9, 38).

г. Лишение провода (Деян. 5, 6, 10).

4. Образ жизни о Господе.

а. Посты. (Деян. 10, 30; 13, 3; 14, 23).

б. Всегдашнее воспрещение употребления крови и удавленины (Деян.15, 29).

в. Общительность (Деян.2, 44, 45; 4, 32, 34).

г. Благоговение (44).

д. Степенность (47, 5, 13).

IV. Священные времена.

Они разделяются по суткам и годам.

1. В сутках такие времена суть:

а. Час третий (Деян. 2, 12).

б. — шестый или обедница. (Деян. 10, 9).

в. Час девятый (Деян. 3, 1).

г. Полнощный или всенощная (Деян. 12, 12).

д. Час первый или начало дня (Деян, 5, 20, 21).

2. В году:

а. День Воскресный, начало и основание всех праздников Господних (Деян. 2, 20, 24; 3, 24).

б. День Пятидесятницы (Деян. 2, 1).

в. — Вознесения Господня (Деян. 1, 12).

г. Другие праздники о Христе (Деян. 3, 24).

V. Священные места.

Святые Апостолы начали свои священные собрания в горнице[50], совершали иногда молитвы свои и поучения в притворе храма Соломонова[51]. Из апостольских путешествий св. Петра видно, что у верующих были также и в других местах, вне Иерусалима, отдель­ные места для священнодействий, называемые также горницами[52], и что он и другие апостолы имели обычай собираться на Пятиде­сятницу во св. град Иерусалим из других мест[53]. (Чтения о св. Первоверховном ап. Петре, стр. 272).  (к началу)

 

Вечери любви у древних христиан.

В. Л-на.

Совокупляя вместе все отрывочные известия, в которых упомина­ется о вечерях любви в первые времена Церкви, мы получаем следующие сведения об образе их совершения. В книге Деяний Апостольских, между прочим, говорится о первенствующих христианах, что они бяху... по вся дни... ломяще по домом хлеб, приимаху пищу в радости (2, 46), — и в другом месте (20, 7, 11), что в едину от суббот, собравшимся учеником преломити хлеб, Павел беседоваше к ним, и после воскрешения юноши, упавшего из окна и убившегося до смерти, возшед и преломь хлеб и вкушь, довольно же беседовав даже до зари, и так изыде. Из этих слов священного Дееписателя можно заключить, что в самые первые времена христианства были двоякого рода вечери любви: такие, которые совершались в разных домах и, следовательно, отдельными обществами верующих (по преимуществу в Иерусалиме), и такие, которые в известные дни, именно в воскресные, совершались всем собранием верующих. Яства для вечерей любви готовились или в том месте, где происходила вечеря, или же доставлялись туда в готовом виде богатыми. Они состояли из овощей, рыбы, мясных и мучных кушаний; вино тоже не исключалось. Все эти яства, преиму­щественно вино и хлеб, долженствовали быть предварительно освя­щены за богослужением. За столом господствовали умеренность, скромность и порядок. Епископы, пресвитеры и диаконы занимали. высшие места и руководили всем. Вечеря открывалась и завер­шалась молитвою и омовением рук. Во время вечери пелись псалмы и другие священные песни, читались и толковались отрывки из священного писания. Тут же верующие сообщали друг другу различные церковные известия, так что все постоянно могли знать, в каком положении находится христианская Церковь. Кроме того, прочитывались послания епископов и других представителей Церкви и деяния мучеников, чтобы укрепить себя в вере на случай гонения. При окончании вечери делался сбор для бедных, вдов, заключенных, потерпевших кораблекрушение. После всего расста­вались с уверениями братской любви и с лобзаниями. Нужно за­метить, что явные грешники и те, которые подвергались публичному покаянию, также оглашенные и все, еще не принадлежавшие к Церкви, не допускались к вечерям любви.

Вечери любви, по крайней мере, вначале, были очень распро­странены. Сами по себе они не в такой степени составляли необ­ходимую принадлежность Евхаристии, чтобы не могли быть опу­щены. Известно, что уже в первые века христианства были Церкви, в которых мы не видим и следов этих вечерей. Так, Иустин мученик, говоря о совершении Евхаристии и о богослужении у римских христиан своего времени, не упоминает об агапах. У св. Иринея о них тоже ничего не говорится. Причина этого, главным образом, заключается в том, что в Риме и ближайших к нему местах тайные собрания и ночные пиршества были запрещены; а по словам Плиния, общие вечери христиан были запрещены эдиктом императора Траяна. Вдали от центра государства могло быть, конечно, иначе, и вот почему мы находим упоминание о вечерях любви в других местах.

Из тех мест Св. Писания, где говорится о существовании подоб­ных собраний в Иерусалиме, Коринфе и Троаде, видим, что в первые века христианства, именно в Иерусалиме верующие собирались весьма часто и даже ежедневно для совершения Евхаристии и вечери любви. Так как это явление очень естественно объясняется состоянием первых общин, именно немногочисленностью христиан; точно так же естественно и то, что этот обычай не был в общем употреблении или, по крайней мере, употреблялся недолго. Потому мы скоро находим, что для празднования агап назначались собственно воскресные дни (Деян.20, 7, 11), хотя из этого были исключения, и воскресные вечери в одних местах происходили реже, в других чаще.

При самом начале христианства, доколе Церковь Христова не получила еще определенного устройства, агапы предшествовали Евхаристии. К этому располагало сходство этих вечерей с тайном вечерей Самого Господа, которую, как в других отношениях, там и в этом, брали за образец. Некоторые места Св. писания, например, слова апостола Павла в 1 посл. к Коринф., указывают на это (XI, 20-27)[54]. Позднее же, напротив того, вследствие различных причин, как в коринфской общине, так и во всей восточной и западной Церкви, еще во времена апостольские, агапы происходили после причащения Св. Таин и потому обыкновенно после Евхаристии[55]. По окончании богослужения верующие оставались в храме для общей братской вечери... С течением времени, по этому самому, только вначале вечери стояли в связи с Евхаристией, позднее же совершенно отделились от нее. Только в великий четверг некоторые африканские общины совершали вечерю раньше причащения для живейшего воспоминания о тайной вечери Господа, положившей им начало. Что касается собственно времени, в которое происходили вечери любви, то, так как время богослужения в первые века христианства, при стесненном положении Церкви, было не одина­ково, посему и агапы не могли совершаться в определенное время. Вообще, можно принять за верное, что они происходили вечером и ночью; в позднейшие же времена, когда они совершались после утреннего богослужения, — в полдень или около этого времени. Но несомненно, что место, где происходили вечери любви, было то же самое, где совершалась и Евхаристия, т.е. Церкви, если христиане владели ими, или дома, в которых они собирались.

Особый род священных вечерей представляют, в первые времена христианства, те вечери, которые совершались в память мучеников. При ежегодном воспоминании тех дней, в которые мученики претерпели христиански геройскую смерть, верующие собирались на их могилах, а позднее в церквах, посвященных их имени, и по окончании богослужения устроялась общая вечеря, под руководством священников. Вечери сего рода известны были во втором веке и долго сохранялись в православной Церкви. При погребении людей достаточных устроялись вечери погребальные: бедным предлагали пищу в церкви или около нее, прося через это их молитв за умершего и считая милостыню спасительной для усопшего.

Христианские братские вечери, известные под именем агап, издавна некоторые старались объяснить подобными же явлениями в состоянии богослужений иудеев и язычников. Так, Исаак, в знак мира и дружелюбия с оскорблявшими его Авимелехом и его со­юзниками, сотвори им пир, и ядоша, и пиша; и восставше заутра клятся кийждо ближнему (Быт.26, 30, 31); Иаков пожре жертву на горе, и воззва братии, ядоша же и пиша, по восстановлении добрых, родственных отношений с тестем его Лаваном и по взаимном уверении и клятве в искренности благожелательных чувств и на­мерений в отношении друг к другу (31, 54). Так, завет, заключенный между Иеговою и израильским народом, сопровождался пиршеством: ядоша и пиша (Исх.24, 11). Этот обычай встречается и во времена царей (1Цар.9, 12); а по свидетельству Иосифа Флавия, общие трапезы продолжались даже и до времен христианских. Филон оставил нам даже подробное описание религиозных трапез ессеев, которые, с первого взгляда, имели большое сходство с христианскими агапами.

Точно так же в языческом богослужении был очень распростра­нен обычай устроять в храмах, после жертвоприношений, из остат­ков общие трапезы. Персы, афиняне, аркадцы, навкратиты со­единяли с общественным богослужением общие пиршества. У жите­лей острова Крита, лакедемонян и римлян, как известно, были общие трапезы.

Но христианские вечери любви ничего общего не имеют с ветхозаветными пиршествами, которые устроялись по тем или Другим обстоятельствам, ни тем более пиршества языческие ни в каком отношении не могли быть первообразами для христианских вечерей любви.

Христианские вечери любви ближайшим образом явились в подражание тайной вечери Господа Иисуса Христа, и суть не что иное, как живейшее ее воспроизведение для большего возбуждения в верующих тех чувств, которыми были проникнуты ученики Христовы в священные минуты последней прощальной беседы с ними возлюбленного их Учителя. Начало их коренится в самом духе христианства, которое возвещает людям одного Бога любви и один союз священной любви и братского единения. Уже упо­требление в христианстве слова ?γ?ποι в смысле совершенно новом доказывает, что христианские братские вечери представляли нечто особенное, существенно отличное от всех известных пиршеств. Кто не знает, каким пламенным воодушевлением к божественному проникнуты были первенствующие христиане, и до какой степени вся их жизнь со всеми материальными ее отношениями была испол­нена религиозно-христианского сознания? Удивительно ли, что вку­шение пищи — один из тех видов житейских отношений — имело характер не простого, обыденного действия, а служило также, в известной мере, отображением целого христианского мировоззрения верующих? Как божественное, как бы снисходя с неба, проникало собою все земные отношения в жизни христиан: так и человеческое, земное, со своей стороны, проникнутое божественным, как бы оду­хотворялось им и являло собою как бы непрерывное, живое служение Богу.

К этому религиозному настроению первенствующих христиан присоединились и нравственные побуждения: братское общение и любовь. Любовь своей могущественной силой связывала всех в один кружок любящих братьев: все чувствовали себя соединенными в одном средоточии живого братства, воодушевленного и вдохновлен­ного духом братской любви и единства, Никто не хотел иметь своей отдельной собственности, все долженствовало быть общим. А где это чувство с большей полнотой могло выразиться, как не в общей братской трапезе? Таким образом в первенствующей Церкви вечери любви существенно были связаны с церковной жизнью христиан, проникнутых духовным чувством единства и общности достояния каждого, — были, так сказать, только завершением их; а отсюда понятно, как могло принятие пищи и пития — дело материальное – так тесно соединиться с самым высоким, чисто духовным богослу­жением, — Евхаристией.

Распространению вечерей любви могли немало способствовать самая необходимость и обстоятельства времени. Христиане, гонимые извне, должны были теснее соединиться между собою и в этом тесном общении искать опоры, утешения и ободрения. Религиозные собрания первенствующих христиан происходили в частных домах: устроению вечерей благоприятствовала самая ма­лочисленность христиан. Было немало и других причин в первоначальном положении христиан, которые способствовали распространению этого обычая.

Но времена переменялись. С распространением христианства, первоначальная жизнь христиан, имевшая семейный характер, более и более принимала обширные размеры жизни общественной, церковно-народной; поэтому первоначальные агапы должны были пос­тепенно выйти из употребления сами собою. В конце третьего века начинают они праздноваться только в особенные дни, преимуще­ственно в память мучеников, и именно, как пиршества для бедных. уничтожению вечерей любви много способствовали злоупотреб­ления и беспорядки, примешавшиеся к ним.

Язычники по поводу такого непонятного для них учреждения, каковы были вечери любви, осыпали христиан злыми и нелепыми клеветами. Эти клеветы стали нам известны из защитительных речей христианских апологетов. Язычники называли вечери любви Фиестовыми пиршествами[56] по причине соединенной с ними и непонятной для язычников Евхаристии, и обвиняли христиан в том, будто они предавались самому грубому распутству. Как ни ложны были эти клеветы, — все-таки агапы не были чужды некоторых злоупотреблений. Уже ап. Павел осуждает за эти злоупотребления коринфскую общину, именно за разобщение богатых от бедных и их неумеренность (сн. 2 Петр.2.13., Иуд.12). Конечно, хорошая сторона вечерей любви долгое время одерживала верх и все данные к первые три века, за немногими исключениями, говорят о том высоконравственном духе, которым были проникнуты христиане на вечерях любви, о том религиозном благоговении, с которым относились к ним христиане, о том порядке, который господствовал на этих вечерях. Об этом свидетельствует один из злейших врагов христианства, Юлиан, благоприятно отзывавшийся о вечерях любви, устроявшихся в его время.

Позже, с увеличением числа лиц, вступавших в христианскую общину, вечери любви постепенно утрачивали свой первоначальный характер во многих отношениях; появились и с течением времени усилились разного рода злоупотребления и беспорядки, против ко­торых восставали уже Климент Александрийский, св. Григорий Назианзин, св. Златоуст, бл. Августин и другие. Собор Лаодикийский, в половине IV века, издал запрещение справлять агапы в церквах: «Не подобает в храмах Господних или в церквах совершати, так именуемые, трапезы любви, и в доме Божием ясти и возлежание творити», читаем мы в 28 пр. сего собора. Хотя, не­сколько лет ранее этого, собор Гангрский, в Памфлагонии, и принял агапы под свою защиту против евстафиан; но это произошло только потому, что они, еретики, в своем гордом воздержании, считали агапы непозволительными, и постились даже в воскресенье... По причине злоупотреблений, вечери любви отменены были и в Милане св. Амвросием. Скоро и в остальной Италии стали прекращать их, Бл. Августин советовал карфагенскому епископу Аврелию отменить их в Африке, но вместе советовал приняться за это дело с благо­разумием. Третий собор, Карфагенский (391 г.), запретил духовен­ству принимать участие в агапах и повелел, по возможности, удерживать от них и народ. Долгое время еще сохранялся в неко­торых местах обычай справлять эти пиршества в церквах, и потому запрещение этого обычая было снова повторено на Констант, соборе в 692 году. Как трудно было совершенно отменить этот обычай и как к нему привык народ, можно заключить из того, что еще папа Евгений в 826 г. жаловался на беспорядки при агапах. Долее всего сохранились эти церковные празднества в Англии, Галлии и Гер­мании. Григорий I позволял новообращенным англичанам, которые особенно любили религиозные торжества, совершать пиршества у церквей в праздничные дни. Точно так же первые проповедники германские допускали их преимущественно у бриттов и скоттов. В праздники Господские и в честь мучеников собирались они или в церкви, украшенной зелеными ветвями, или перед церковью под деревьями, или, наконец, в палатках, сплетенных из древесных ветвей; там закалывали животных, и, под звуки музыки и религиозных песен, совершали праздничный пир. Подобные праздники происходили и в Галлии, Но здесь они так изменились, что почти преобразились в языческие вакханалии: в церквах зате­валась пляска, происходили беспорядки и бесчинства всякого рода; даже, по древнеязыческому обычаю, закалали животных в жертву святым. Подобное извращение вечерей любви и смешение языческих обычаев с христианскими проявлялось и в Германии. Многие соборы, именно собор Орлеанский в 533 г., собор Оксерский в 584 г., и соборы, собранные деятельностью Бонифация, особенно собор в Люттихе 743 г. и германский собор около 746 г. решительно восстали против злоупотреблений, вкравшихся в древние вечери любви. Одна­ко ж, еще почти сто лет спустя, собор в Ахене принужден был возобновить запрещение собора Лаодикийского против агап, и все-таки по местам они продолжали сохраняться: так привык к ним простой народ в Германии и Франции.

У абиссинских христиан еще и теперь существуют вечери любви в связи с таинством причащения. В других странах напрасно стали бы мы искать этого древнего учреждения, но нередко можно встре­чать различные обычаи, не столько церковные, сколько народные, в которых так или иначе сказывается память древних преданий. Думают, что обычай, сохранившийся в некоторых местах, по большим праздникам, разбивать палатки вокруг церкви и продавать в них яства и пития, равно как предложение трапезы бедным соединенное с омовением их ног, в великий четверг (как это делается в Риме, Австрии, Баварии и других местах), — суть остатки древних вечерей любви. Так же смотрят и на те пиршества, которые у греков и даже у русских, устрояются богатыми для бедных по случаю погребения или по какому-нибудь другому случаю, под открытым небом или в частных домах. Нечто похожее на агапы видят в пиршествах, совершающихся в известные дни у гернгутеров, в молельне перед принятием Св. Таин. У них, кроме того, есть особенные, так называемые, домашние вечери любви (Прав. Обозр. 1870 г., 1-е полуг., стр. 940).  (к началу)

 

Отношения фарисеев и саддукеев к

первоначальной проповеди Апостолов.

(гл. II-V).

А. Никитина.

Иудейские партии думали, что со смертью И. Христа погибнет и основанное Им общество, что кружок учеников, веривших в мессианское достоинство своего учителя, безвозвратно рассеется. По меньшей мере, саддукейская партия имела тот повод, оставаться спокойной, что Анна и Каиафа умертвили Мессию, проповедь Ко­торого для них казалась знамением мятежа и беспорядка. Но обще­ство последователей Христовых далеко не рассеялось, далеко не погибло бесследно: оно, по вознесении на небо И. Христа, ждало лишь исполнения обетования о ниспослании Духа истины. Со­шествие св. Духа в 10-й день по вознесении И. Христа обозначает в истории христианской Церкви новую эпоху. Исполнение обето­вания И. Христа, давая верующим сильнейшее доказательство Бо­жественности своего Учителя, давало вместе с тем новую задачу Церкви. Теперь последняя, по словам Прессансе, должна была усвоять дарованную истину, извлекать из нее все следствия и через освобождение от оков иудейства известным образом достигать нрав­ственного совершенства. Такое значение сошествия св. Духа ясно понимали св. апостолы: они увидели теперь, что христианство с этого момента должно сделаться универсальной религией; это ясно выразил ап. Петр в своей речи, произнесенной к народу для объяс­нения тех странных и непонятных перемен, какие совершил в апостолах св. Дух. Называя И. Христа распятым Господом, он призывал присутствующих ко крещению без различия звания, возраста и национальности (Деян. II, 36-39). Довольно трудно сказать, почему эта проповедь осталась незамеченной со стороны фарисеев саддукеев, особенно, — если принять во внимание то сильное движение  народа  в  пользу  христианства, которое  выразилось  в присоединении трех тысяч народа. Быть может, продолжительное время, в течение которого христиане не заявляли о своем сущест­вовании, настолько усыпило бдительность и подозрительность виновников смерти И. Христа, что они были вправе думать, что ученики Христовы рассеялись, убедившись в дерзкой мечтательности своего Учителя. С другой стороны, обращение в христианство 3-х тысяч народа могло остаться незамеченным фарисеями и саддукеями, если мы обратим внимание на то многолюдство, каким отличался Иерусалим во время праздника Пятидесятницы, когда сюда сте­кались многочисленные толпы иудеев из всех стран. Наконец, можно предположить, что во время проповеди ап. Петра саддукеи, как иерархические лица при иерусалимском храме, были заняты испол­нением лежавших на них обязанностей по отправлению обществен­ного богослужения. Фарисеи же, если и слышали речь апостола, то не могли отнестись к ней враждебно, потому что в ней излагалось на основании пророчеств учение о воскресении мертвых, учение, составлявшее центр тяжести фарисейской догмы. На упоминание же в проповеди имени Иисуса Христа, как Господа, фарисеи могли не обратить никакого внимания, потому что крестная смерть Его совершилась на глазах народа, и потому, с их точки зрения, не могла располагать массы к вере в Иисуса Христа, как Мессию. Как бы то ни было, но проповедь Петра прошла совершенно незамеченной ни фарисеями, ни саддукеями.

Христианство встречает оппозицию со стороны иудейства вслед за чудесным исцелением хромого от рождения апостолами Петром и Иоанном. Исцеление хромого перед глазами всего народа произвело неотразимое впечатление на последний; это обстоятельство дает ап. Петру повод обратиться к народу с речью о Мессии, отверженном со стороны народа в лице И. Христа, Который, однако, воскрес и дает силу верующим в Него совершать чудеса. Напомнив о древних пророчествах, говорящих о том, что И. Христос должен был пострадать, он увещевал присутствующих обратиться ко Христу, чтобы загладить свою вину и получить вечное спасение. Но, судя по повествованию Деяний Ап., проповедь Петра еще не была окончена, как к нему «приступили священники, начальники стражи при храме и саддукеи». Эти последние делаются душой враждебной христиан­ству партии, «досадуя на то, что Апостолы учат народ и проповедуют во Иисусе воскресение мертвых» (Деян. IV, 1-2). Пользуясь своей внешней силой и могуществом, саддукеи теперь схватывают апо­столов, заключают их в темницу и подвергают строжайшему допросу в тайной надежде, что так открыто проповедуемое ими учение о воскресении мертвых будет решительно опровергнуто в торжест­венном заседании Синедриона. Такую надежду они могли питать потому, что в Синедрионе в то время саддукеи, составляли большинство: отсюда опровержение в Синедрионе учения о воскресении мертвых могло бы рассматриваться со стороны саддукеев полным   торжеством   их   принципов   и   публичным   унижением фарисейской доктрины. И вот, двух бедных галилеян ставят посре­дине блестящего собрания и спрашивают, каким именем и какой силой они творят чудеса. Если судьи надеялись такой тактикой совершенно подавить дух этих людей, говорит Ланге, то этому нам не следует удивляться, потому что они хорошо знали, как одиннад­цать учеников обратились в бегство при первом появлении римского отряда в Гефсиманском саду. Но саддукеи не знали, какая перемена произошла теперь в галилеянах... Оказалось, что саддукеи не были подготовлены  к  борьбе  с  апостолами, потому  что  мужество  не оставило их среди той торжественной обстановки, какую они увидели л этом  многолюдном  заседании  Синедриона. Саддукеи, заранее уверенные в своей победе над ненавистным им учением, встречают со стороны апостолов такие аргументы, на которые они ничего не могли возразить; поэтому они в гневе и смущении удаляют апостолов из залы суда, чтобы сделать совещание о том, как им  следует поступить   с   ними. Совещания   однако   ни  к   чему   не   привели. Принимая во внимание, с одной стороны, очевидность чуда, а с другой — общее сочувствие народа к совершителям его (Деян. IV, 4, 16), саддукеи не могли подвергнуть апостолов каким-либо на­казаниям, не подвергая опасности свой собственный авторитет. По­сему они ограничиваются одним запрещением проповеди об Иисусе Христе. Во всяком случае для нас теперь ясно, какое положение заняли саддукеи по отношению к христианству. Они надеялись подавить проповедь апостольскую своей грубой силой, обаянием своего блеска и величия, но если не успели в этом, то причины лежали в самих обстоятельствах: в препятствиях намерениям их со стороны народа, в неимении легальной почвы для насильственных мер по отношению к апостолам и происшедшая в характере послед­них перемена, в силу которой они являются смелыми и убедитель­ными проповедниками учения о Христе.

Каково же было отношение фарисеев к христианству при данном случае? Ответить положительно на этот вопрос за неимением точных Данных довольно трудно. Но на решение этого вопроса бросает некоторый свет повествование св. Луки о ходе совещаний членов Синедриона, по удалении из залы заседания св. апостолов Петра и Иоанна (Деян.IV, 15-17). Сам Дееписатель, не присутствовавший при этом, а равно и апостолы, выведенные из заседания, не могли знать о том, как и что рассуждали о них члены Синедриона. Поэтому нужно думать, что известие это почерпнуто от лиц, принимавших участие в заседании и во всяком случае — не от саддукеев, которые ни в каком случае не могли рассказывать о своих совещаниях, потому что это могло бы обнаружить если не бессилие их, то во всяком случае снисходительность и потворство по отношению к пропаганде пунктов фарисейского вероучения это не входило в интересы их партии. Отсюда можно с вероятностью предполагать, что обстоятельства совещания были переданы апостолам   одним   из   фарисеев. Вероятность   этого   предположения усиливается тем обстоятельством, что в Синедрионе имел Своих почитателей И. Христос и что эти почитатели остались с прежними чувствами к Нему не только при последних днях земной жизни И. Христа, но и даже по смерти Его[57]. С другой стороны, фарисеи, принадлежавшие к школе Гилела, во имя своих принципов не могли отнестись к христианству с той ненавистью и фанатизмом, с какими отнеслись саддукеи, потому что в проповеди о Христе они могли видеть проповедь тех нравственных начал, которые проповедовал Гиллел. Кроме того, до сих пор ничто не давало фарисеям права рассматривать христиан, как особую религиозную секту с учением, существенно  отличным  от  их   собственного. Наконец, не  нужно забывать и того, что если бы разница в религиозных воззрениях и была замечена фарисеями, то эта разница заключалась только в вере во Христа, как уже пришедшего Мессию. Если даже эта вера не была в глазах фарисеев простой мечтательностью, то проповедь о Христе получила теперь другое значение для фарисеев. Христос, говорит Ланге, провозглашался теперь не как бедный выходец из Назарета, но как воскресший в ослепительном свете и окруженный небесным величием. И  если они прямо не могли относиться с расположением к вере в воскресение мертвых, то на этот раз они могли отнестись к ней благосклонно, чтобы таким образом заставить саддукеев молчать о несостоятельности учения о воскресении. Итак, проповедь апостолов в данном случае затрагивала только принципы саддукейского вероучения; отсюда фарисеи могли рассматривать эту проповедь  как  такую, которая, нанося, с  одной  стороны, удар саддукейству — и, с  другой  стороны, распространяя  фарисейские верования, оставляла в тени самих фарисеев; а такая проповедь не могла возбудить ненависти в фарисеях.

Надеждам саддукейской партии не суждено было осуществиться. В апостолах допрос не только не подавил мужества, но возбудил твердую и непоколебимую решимость проповедовать о Христе. Укре­пленные св. Духом, апостолы решаются теперь перенести все пытки и мучения, чтобы «сделать то, чему быть предопределила рука Господня» (Деян.IV, 28-31). И, действительно, апостолы начинают с этого времени, по свидетельству св. Луки, с великой силой проповедовать о воскресении И. Христа. Эта горячая проповедь св. апостолов, тихая и сосредоточенная в себе жизнь христиан, наконец, обильные явления чрезвычайных даров св. Духа, — все это в совокупности производило настолько сильное впечатление на народ, что число верующих увеличивалось с каждым днем. Такое сильное влияние апостолов на народ, такое сильное распространение учения о воскресении Христа не могли не обратить на себя внимания саддукейской партии. Саддукеи теперь увидели, что религиозное самосознание народа пробуждается и что это пробуждение сознания склоняется далеко не к принципам их секты; они с ужасом теперь заметили, что их собственным религиозным убеждениям угрожает сильная опасность со стороны проповедников о распятом Христе. Деяния апостольские дают право думать, что саддукеи теперь опа­сались не одного только внутреннего подрыва своего авторитета, в смысле возможности окончательного неверия народа саддукейским принципам; можно думать, что они опасались теперь со стороны массы оскорбительных для них демонстраций. Саддукеи могли ду­мать, что христианская партия, умножившаяся в числе своих после­дователей, так сильно воодушевленная верой в И. Христа и тесно сплотившаяся, благодаря общению имуществ, захочет теперь встать в открытую борьбу с ними, чтобы отомстить за позорную смерть своего основателя. Все это ясно видно из того тревожного упрека, с которым саддукеи обращаются к апостолам: «Вы хотите, — говорят они, — навести на нас кровь Того Человека» (Деян. V, 28). Таким образом, обстоятельства теперь требовали от саддукеев применения к апостолам скорейших и решительных мер, которыми они могли бы предотвратить угрожающую им опасность. И вот они прибегают к мерам репрессивным в той надежде, что такие меры, если со­вершенно не подавят дальнейшего распространения христианства, то, по крайней мере, неблагоприятно повлияют на внутреннюю жизнь общества и ослабят до некоторой степени силу христианства. В этих видах саддукеи схватывают апостолов и заключают их в народную темницу. Чудесно освобожденные из темницы, апостолы на другой день приводятся под конвоем в заседание Синедриона, где их обвиняют в нарушении запрещения — проповедовать о рас­пятом Христе и хотят вынудить из их уст признание в замышляемом христианами мятеже. Скромные и вместе с тем полные глубокого смысла слова апостолов: «Богу должно более повиноваться, чем людям», вызывают в членах Синедриона чувства оскорбленного самолюбия и мелкого тщеславия. В этих словах саддукеи увидели, что авторитет их решительно не признается апостолами; указание же на желание Израилю спастись и на дарование прощения за вину по отношению к распятому Христу, как на цели проповеди христианства, возбуждает положительный гнев саддукеев. В этом ответе заключалось и обвинение их в неправосудии по отношению к невинному Страдальцу и снова дерзко высказывалось противоречие галилеян саддукейским религиозным воззрениям. Неудивительно, что саддукеи замышляют теперь убить апостолов (Деян. V, 33); это тем более неудивительно, что апостолы, эти простые рыбаки, присвояли теперь себе права публичной проповеди и заботы о спасении Израиля, — права, исключительно принадлежавшие аристократии иудейской крови — саддукеям.

Между тем интересы фарисейской партии почти не затрагивались настоящим положением христианства, ибо и до сего времени апо­стольская община стояла на почве закона Моисеева. Члены ее, как и прежде, проводили большую часть времени в притворе Соломо­новом и исполняли все обрядовые предписания (Деян. V, 12-13) закона; держались, одним словом, всего того, что фарисеи могли ценить в каждом верующем иудее. Но фарисеи, несомненно, подоз­ревали в христианах стремление произвести возмущение против саддукейско-ненациональной партии; это сильно сказывается в со­поставлении Гамалиилом пробудившегося христианского движения с лжемессианскими возмущениями, поднятыми Февдой и Иудой галилеянином. Но противиться возникновению и осуществлению этого стремления фарисеям не было цели ввиду того, что они могли извлечь отсюда выгоды для своей партии. Саддукеи, как мы выше заметили, находились во враждебных отношениях к фарисеям; но привилегии и выгоды их положения были предметом сильной зависти со стороны фарисеев; а потому свержение этой партии какими бы то ни было средствами, с высоты величия и возвышение сторонников своего толка было заветной мечтой фарисеев. В данном же случае христианство своей борьбой с саддукейством могло послужить осу­ществлению этой мечты. Но становиться открыто на сторону христианства фарисеи не решились, рискуя, в случае неудачного исхода борьбы, окончательно потерять свое и без того начинавшее падать влияние и не желая подвергнуться строгой ответственности за участие в возмущении, перед римлянами. Отсюда своим за­ступничеством за апостолов (Деян. V, 34-39) фарисеи, может быть, хотели только усыпить саддукейские опасения, навеянные им воз­раставшим религиозным движением и таким путем подготовить саддукеям ту серьезную оппозицию, став на сторону которой, они могли бы не сомневаться в благоприятном исходе борьбы. Такие надежды могли возлагать фарисеи на христианское движение, если бы оно в самом деле окончилось возмущением против саддукеев, как своих преследователей. Полагать, что фарисеи именно в таких видах заступались за христианство, мы могли бы в том случае, если бы можно было доказать, что Гамалиил был в настоящем случае выразителем общефарисейского мнения, если он своими устами выразил желания всей своей партии. Мы можем с вероят­ностью утверждать последнее на том основании, что Гамалиил был в Синедрионе представителем фарисейской партии; такое значение Гамалиила, как главы партии, открывается из того действия, какое произвела его речь на саддукеев: именно, синедрион не решается казнить апостолов, а ограничивается только бичеванием их. С дру­гой стороны, Деян. V, 34; XX, 3 дают знать, что Гамалиил был одним из самых уважаемых раввинов, а XXVI, 5 — что он был строжайшим фарисеем, каковое направление сообщил своему ученику Савлу. Если это так, то интересы его партии были в высшей степени близки его сердцу, и в данном случае он мог легко прикрыть замыслы своей партии своей принадлежностью к снисходительной партии Гиллела. Но если бы это было иначе, то, по меньшей мере, было бы странно, что устами строгого фарисея, устами вождя фарисейской партии высказана была такая снисходительность по отношению к христианству. Если сам Гиллел учил не отделяться от своего общества, если отличительной чертой фарисейства было единодушие, то не было ли бы со стороны Га­малиила (внука Гиллела) изменой своему обществу такая беспричинная снисходительность к христианству, не было ли бы со стороны Гамалиила отречением от фарисейства, если бы он не воспользовался благоприятно сложившимися обстоятельствами для осуществления существенной цели фарисейства?! Мы думаем, что в данном случае в Гамалииле именно сказался фарисей, который, прикрываясь маской терпимости и упования на Бога, думал усыпить и уничтожить все опасения саддукеев относительно успешности предполагаемого христианского возмущения. — Но если Гамалиил был выразителем общефарисейских надежд на христианское движение, то, как отдельное лицо, он имел другие мотивы противиться кровавым преследованиям проповеди о Христе: эти мотивы заключались в его личной терпимости и благоразумии. Внук знаменитого Гиллела, усвоивший те симпатичные черты, которыми отличался его дед, Гамалиил не мог стать на сторону оппозиции христианству, этические принципы которого близко подходили к его собственным. Кроме того, как человек набожный, религиозный и благоразумный, Гамалиил не мог не понимать той истины, что исключительно человеческое дело не может быть прочным; с другой стороны, благоразумие подсказывало ему, что иерархия не должна наказывать гражданским порядком за проступки против религии. Климентины заступничество Гамалиила за христианство объясняют тем, что он будто бы был тайным христианином (1, 65); но это опровергается фактами: 1) что он был учителем Савла, но не спас его от ненависти к христианству, и 2) он до конца своей жизни принадлежал к фарисейской партии[58].

Итак, до сего времени различие  в отношениях саддукеев и Фарисеев к христианству сказывается довольно рельефным образом. представляют открытую оппозицию христианству и выражают желание насильственным образом подавить распространение ненавистного им учения о Христе, дабы подавить возможность всякого возмущения против их положения и авторитета. Между тем, фарисеи, не замечая в христианстве протеста своим религиозным убеждениям и нарушения отеческих преданий, не заявляют по отношению к христианам неприязненных чувств, в тайных надеждах воспользоваться христианским движением для возвышения своей партии. Но, несомненно, постоянно возраставшее влияние христиан, этих последователей строгого обличителя фарисейского направления, в сущности не могло быть приятным для фарисеев явлением; с другой стороны учение о Христе, как о Мессии, противоречило их тщеславным надеждам на будущее их партии; отсюда можно предположить, что фарисеи в сущности недружелюбно смотрели на христианство, но до сего времени это недружелюбие скрывается под маской фарисейского ханжества и терпимости (Чт. в Общ. 1890. Март, стр. 402-411). (к началу)

 

Библиографический указатель ко II главе.

1) Св. Иоанна Златоуста — из беседы в неделю Пятидесятницы. Воскр. Чт., г. XX, 71. Деян. 2, 22-24. XII, 2-8.

2) Бл. Августина. О пришествии Св. Духа и даре языков. Воскр. Чт. 18 45/46 (IX), 57-59.

3) Его же. Сл. в день Пятидесятницы. Воскр. Чт. VIII, 67.

4)  Св. Амвросия Медиоланского. Слово в день Св. Пятидесятницы. Воскр. Чт. XIX, 71-73.

5) Письмо о празднике Св. Троицы. Воскр. Чт. XXII, 78-81.

6) М. Голубева. Первый праздник Пятидесятницы в Апостольском веке (Деян. 2 гл. ). Духов. Бес. 1859 г. VI, 271-282, 331-350.

7) А. Павлова. Праздник Пятидесятницы. Духов. Бес. 1861 г. XIII, 121 — 131.

8) Праздник  Пятидесятницы. Воскр. Чт. XXXIV, 1, 189-196. 1876  г. II, 34-36.

9)  А. В. Праздник Пятидесятницы или  Сошествия Св. Духа на Апостолов. Воскр. Чт. XXIX, 1, 169.

10)  Сошествие Св. Духа. Воскр. Чт. 1879. № 21. 219-224.

11) А. Л. Сошествие Св. Духа на Апостолов. Церков. Вестн. 1879 г. № 20. 1-4.

12) Размышление в день Св. Духа (Деян. 2 гл. ). Хр. Чт. 1849 г. I, 356-368.

13) Сошествие Св. Духа. Первая проповедь Ап. Петра и последствия сей проповеди. Хр. Чт. 1832, XLVI, 387-412.

14) Жизнь первенствующих христиан. Воскр. Чт. 1872 г. № 9. 135.

15) Апостольские времена. Воскр. Чт. 1877 г. II, 347-358.

16) Беседы к простому народу об Апостолах. Воскр. Чт. XXVIII, II, 1121-30, 1141-49.

17) Прот. Н. Протопопова, Первые проповедники Евангелия. Прав. Обозр. 1861 г. V, 225-234.

18) Первые опыты миссионерской деятельности Апостолов от сошествия на них Св. Духа до смерти Стефана (См. в ст. «Очерки из истории миссионерства пастырей церкви Христовой». Руков. для с. п. 1871 г. 434-440).

19) Агапы, или вечери любви у древних христиан. Воскр. Чт. XI, 112-114.

234

20) П. П. Агапы, или вечери любви у древних христиан. Руков. для с. п. 1872 г. 1, 595-615.

21) Парфяне, (ст. 9). Библ. п. сл. Воскр. Чт. 1877 г. I, 144.

22) Почт. (ст. 9). Библ. п. сл. Воскр. Чт. 1877 г. I, 269.

23) Памфилия. (ст. 10). Библ. п. сл. Воскр. Чт. 1877 г. I, 143.

24) Рим (ст. 10), Библ. п. сл. Воскр. Чт. 1877 г. II, 79-80.

25) Прот. Полотебнова. Общедоступное истолковательное чтение на книгу Деян. Чт. в Общ. 1874 г. Март (321-351 стр. ), Αпр. (537-568).

26) Αрх. Иннокентия. Сошествие Св. Духа на Апостолов в день Пятидесятницы (Стран. 1868 г. ) Май, 83.

27) В. Певницкого. Проповедь в первенствущей Церкви христианской. Тр. Киев. Д. Ак. 1875 г. ч. II. Июнь (658-695).

28) Дар языков. Свящ. Н. Розанова. Духов. Бес. 1867 г. т. I, стр. 417.

29) Иннокентия, Архиеп. Херсон. О совершенной необходимости даров Духа св. для всякого христианина. Сочинения. Т. I, стр. 375. Как стяжать благодать Св. Духа? Там же, стр. 380. По каким признакам можно узнать о присутствии в человеке Духа Божия? Там же, стр. 399-402. О том, что не должно скорбеть о прекращении в Церкви Христовой чудесных дарований. Там же, стр. 422-438.

30) Н. Невзорова. Состав богослужения в 1 христианском веке. Стран. 1875. 1, 51-68, 123-132.

31) О времени учреждения иерархии в Церкви Христовой. Пензен. Еп. В. 1890. III Обз. журналов. 158-160.

32) Ст. 44-45. IV. 32-35. О благотворительности в век апостольский. А Лебедева. Прав. Обозр. 1862. IX, 151,

33) Сошествие Св. Духа и проповедь Ап. Петра Прот. Горского. Еванг. истории Апостольской Церкви. Стр. 371-373.

34) Ст. 1 — 11. Евсевия, Архиеп. Могилевского. Беседы на воскресные и праздничные чтения из Апостола, Ч. I. Стр. 141. Ст. 14-21. Там же, 29. Ст. 22-36. Там же, 39. Ст. 38-43. Там же, стр. 52.

35) Фаррара. Богослужение первенствующих христиан. См. «Первые дни христианства», стр. 99 и след.

36) Его же. Вечери любви. Первые дни христианства. Стр. 101, 127 и след.

(к началу)

 

II. Церковь Христова в Иерусалиме (III-VII гл. ).

 

ГЛАВА III.

 

Исцеление хромого (III, 1-11).

Важное событие, совершившееся в праздник Пятидесятницы, уже обратило внимание Иудейского Совета на Апостолов. Членам его нельзя было не опасаться, что дело, которое они. почитали конченным, готово возобновиться, несмотря на все предосторож­ности, какие ими приняты были в день воскресения Господа. Ни одно чудо Спасителя не приобрело Ему столько последователей, сколько проповедь Богодухновенного Петра!

В течение первых дней, следовавших за Пятидесятницей, вожди народа оставались, кажется, только зрителями, наблюдая с беспо­койством, чем дело кончится. Но вскоре поразило их другое событие, не менее важное по своим последствиям, и подавшее повод к первому гонению на Апостолов.

В один день Петр и Иоанн шли в храм на молитву: это было около вечерней жертвы, то есть, в третьем часу пополудни. При, так называемых, красных дверях храма (которые из двора язычников вели во двор, именуемый женским), у них попросил милостыни человек, которого жалкое положение обратило на себя их внимание. Будучи от роду хром, он не имел другого способа к своему пропитанию, кроме милостыни, для собирания коей сажали его при вратах храма: святость места усугубляла в проходящих сострадание к нему. Он ожидал подаяния и от Ап. Петра с Иоанном, заметив, что они с участием посмотрели на него. «Взгляни на нас, — сказал ему Петр, — только не ожидай от нас подаяния: серебра и золота нет у меня: а что имею, то и даю тебе: встань и ходи! Иисус Назорей — Мессия исцеляет тебя». — Сказав сие, Петр простирает руки и поднимает хромого. Ощутив крепость в своих ступнях и коленах, хромой вскакивает на ноги, стоит, ходит свободно и скоро. Между тем Петр и Иоанн удаляются в притвор Соломонов. Подражая смирению своего Учителя, они не думали разглашать о соделанном ими чуде; но исцеленный, — непререкаемый свидетель оного, не отходит от своих благодетелей. Вознося хвалу и благодарение Богу Израилеву, он обращается к удивляющемуся народу, указывает на Петра и Иоанна и — продолжает восхвалять Бога. С первого взгляда каждый узнает в нем того хромого, который столь долгое время прежде, и даже сегодня, сидел и просил милостыню при красных дверях храма. Изумленные зрители ищут виновников сего чуда и узнают их в Петре и Иоанне; исцеленный безотлучно находится при них; на них одних устремлены его взоры. Народ со всех сторон стекается к Апостолам, — и они опять окружены почти таким же множеством изумленных зрителей, как и в праздник Пятидесятницы. Слово крестное долженствовало огласить и сие многолюдное соб­рание (Христ. Чт. 1832 г. Ч. XLVII, ст. 365).  (к началу)

 

Толкование на стих 1-й.

Св. Златоуста.

Петр и Иоанн восхождаста во святилище. Но завеса раздралась. Святое Святых опустело, поклонение, ограниченное одним местом, более не существует; почему и Павел громогласно пропо­ведует: на всяком месте воздевайте преподобные руки (1Тимоф.2, 8). Что же? Для чего спешат они на молитву во святилище? Ужели опять обратились к иудейской немощи? Никак. Они только снисходят понятию немощных, исполняя слово Павлово: бых Иудеем, яко Иудей (1 Кор. 9, 20). Снисходят немощным для того, чтобы они уже не оставались немощными. Кроме того, во храм собирался весь город. Посему, как искусные рыболовы свои поиски в реках устремляют на заводи (κ?λπος), в которые собирается вся рыба, — для того, чтобы с меньшим. трудом получить добычу: так точно и Апостолы, как духовные рыбари, спешили к оной заводи, — храму, в который собирался весь город, дабы, распростерши там сеть Евангелия, с большей легкостью изловить добычу. Так поступали они, подражая своему Учителю, Который говорил: по вся дни при вас седех, уча в церкви (Матф. 26, 55). Для чего же в церкви? Дабы взять из церкви. Так и Апостолы пошли как будто на молитву, а в самом деле намеревались сеять там учение. В святилище на молитву в час девятый. И время обозначено не без причины. Я Уже не один раз говорил вам, что в девятый час и рай отверзся, и разбойник вошел в него, в девятый час потреблено проклятие, принесена жертва за вселенную, мрак рассеялся и воссиял свет, как чувственный, так и мысленный. В час девятый, когда другие спят глубоким сном после обеденного насыщения и хмеля, Апостолы, трезвые и бодрые, согретые многою любовию, спешили на молитву. Если же и они имели нужду в молитве, в молитве столь напря­женной, столь точной, они, имевшие столько дерзновения к Богу: то что сделаем мы, когда, имея такое множество ран, не прилагаем к ним врачевства молитвы? Молитва есть великое оружие. Хочешь ли знать, как велико оружие — молитва? Апостолы оставляли попе­чение о бедных для того только, чтобы тем более иметь времени на упражнение в молитве. Поставите, сказано, мужи от вас свидетельствовани седмъ: мы же в молитве и служении слова пребудем (Деян. 6, 3) (Христ. Чт. 1846. II, 186-188).  (к началу)

 

Толкование на ст. 1-й.

Филарета, Митроп. Московского.

В книге Деяний Апостольских написано: вкупе же Петр и Иоанн восхождаста во святилище на молитву в час девятый. Что это значит? Апостолы слышали повеление Господне о молитве в уедине­нной храмине: почему же не довольствуются такой молитвой. По­чему идут на молитву во святилище, т.е. в Иерусалимский храм, еще святой, хотя долженствовавший вскоре уступить святость хра­мам Христианским? Почему это? — Потому что, кроме молитвы домашней и уединенной, нужна еще молитва общественная, цер­ковная, во святилище, во храме, получившем особенное божест­венное освящение; и сей род молитвы также основан на повелении Божием. Сие повеление в книге Моисеевой читается так, токмо на месте, идеже изберет Господь Бог ваш во едином от колен ваших, нарещи имя Его тамо, и призвати, и взыщете, и видите тамо. То есть, Богу не угодно, чтобы общественное призывание имени Его или, иначе сказать, церковное богослужение совершаемо было на каком-либо простом, не освященном месте, а должно сие делать только на том месте, которое Бог для сего изберет и освятит; и на сие, Богом избранное и освященное место все должны приходить и там призывать Бога.

Храм Иерусалимский, как ветхозаветный и преобразовательный, упразднен явлением Преобразованной Истины, т.е. Христа Спасителя, и устроением Нового Завета. От Христа Спасителя получили Апостолы и предали своим преемникам власть созидать храмы христианские во всяком граде и селении. И Апостолы поль­зовались ветхозаветным храмом только по нужде и на время. Поелику же многое в нем христианству не соответствовало, и надлежало его непременно перестроить применительно к Новому Завету; ту грубую работу разорить старое Провидение Божие пору­чило язычникам римлянам, а Христовым Апостолам и Богомудрым их преемникам Дух Святой преподал высокое искусство не зодчества вещественного, но духовного и Богодейственного устроения новых, собственно христианских, храмов. (Слова и речи, т. IV, стр. 429, 5).  (к началу)

 

Вторая проповедь Апостола Петра.

(III, 11-26).

«Израильтяне, — говорит Петр, — что вы смотрите на нас с изум­лением? Не думаете ли, что мы своею силою исцелили сего человека или что Бог сделал нас чудотворцами ради нашего благочестия? — Бог отцов наших, Бог Авраама, Исаака и Иакова, сим исцелением прославил не нас, но возлюбленного Своего Сына Иисуса, Того Самого, Которого вы предали в руки римскому правителю и от Которого отреклись перец Пилатом, когда сам судия ваш признал Его невинным и полагал освободить. Вы отвергли Святого и Пра­ведного, испросили убийцу, а Начальника жизни, своего Спасителя — распяли! Вы Его умертвили, но Бог воскресил Его из мертвых: мы тому свидетели! Токмо ради веры в Иисуса, Подателя жизни, человек сей получил исцеление: вера в Него совершила сие чудо, которого вы сами свидетели».

«Знаю, братия, что вы, равно как и начальники ваши, распяли своего Мессию по неведению. Но ваше неведение не разрушило мудрых предначертаний Божиих. Бог предвозвестил устами всех Своих Пророков, что Христос постраждет и умрет. Как было пред­сказано, так и исполнилось. Вам остается теперь раскаяться в своем преступлении, в своем заблуждении и обратиться к Богу и Его Христу: тогда грехи ваши изгладятся; тогда наступят и блаженные времена, обещанные Израилю; Бог опять пошлет вам Сего Иисуса, Которого Он поставил Царем вашим, и Который: теперь вознесся на небо, где пребудет до времен совершения всего, что говорил Бог устами всех святых пророков Своих от начала мира».

«Вспомните, что говорит великий пророк Моисей: Господь Бог ваш воздвигнет вам из среды братии вашей Пророка, как меня; слушайтесь Его во всем, что Он ни будет говорить вам. Всякая душа, которая не послушается Пророка того, истребится из народа. Сего Пророка, нашего Спасителя, предвозвещали все пророки, сколь­ко их ни было со времен Самуила. Вы сыны оных пророков, вы наследники всех, данных им обетовании, по силе того Завета, который постановил Бог с отцами вашими, сказав Аврааму: семенем твоим благословятся все племена земные. Время исполнения сего обетования наступило: Бог отцов ваших, воскресив Сына Своего Иисуса, вам первым ниспосылает Свое благословение; каждый из вас может получить оное, отрекшись от злых дел своих».

Такая проповедь в другое время едва ли была бы принята благосклонно: упрек: «Вы отвергли Мессию», — был слишком разите­лен. Но святой Петр говорил. слушателям, перед глазами коих находилось такое доказательство проповедуемой истины, которого не могли отвергать самые злонамеренные и самые упорные из них: подле проповедника стоял исцеленный. Сила Божественная, воз­вратившая здравие хромому, непререкаемо свидетельствовала о истине воскресения Господа и Его вознесения на небо. Соделанное чудо Апостол производит от распятого Иисуса, называет плодом спасительной веры в Него; следственно, Он жив, следственно, Он воскрес! — Не было также места вопросу и о настоящем Его мес­топребывании: опыты силы незримого Мессии, видимо являющей себя при одном произнесении имени Его, были неоспоримым дока­зательством Его небесного прославления.

Свидетельство Апостола Петра, подтвержденное столь ясно исце­лением хромого, имело и само по себе такую убедительность, что люди беспристрастные не могли не признать его истинным. В нем все события, относящиеся к Иисусу Христу, представлены в такой связи, соглашены одно с другим так верно, что не оставалось места ни малейшему разногласию, которое могло бы породить сомнение в слушателях. Жизнь, смерть, глубокое уничижение, Божественное величие и сила, знамения и чудеса, каковых никогда прежде не бывало, — составляют одно стройное целое — царственное достоинство Христа, которое, несмотря на Его земное смирение, не принимавшее славы от людей, является неотъемлемым Его досто­янием, как предвозвещено было древними пророками. На сие согла­сие всех обстоятельств жизни Спасителя с древними предречениями до сего времени не обращено было надлежащего внимания ни одним иудеянином, ни даже учениками Господа до Его воскресения (Лук. 24, 25). — «Господь наш и Царь воскрес из мертвых, вознесся на небо, принял участие в мироправлении Божием, и опять приидет на землю. Теперь наступило время, в которое должно исполниться все, что пророки некогда предсказали о Царстве Мессии. Он жив для Своего Израиля. Страдание и смерть Иисуса были путем к Его прославлению. — Что Он жив, что Он воскрес, тому свидетели мы, тому свидетель Он Сам: Он исцелил сего недужного».

Таким образом пути Божии, до сего времени неведомые пре­мудрым и разумным, раскрыты, сделались понятны самому недаль­новидному израильтянину!

Проповедь Апостола обратила ко Христу около пяти тысяч душ: столь велико было ее действие! Можно полагать, что уверовавшие не все в то же самое время, но после, при первом удобном случае, были крещены и присоединены к обществу чтителей Иисуса Христа (Христ, чт. 1832 г. Ч. XLVII, стр. 368).  (к началу)

 

О речи Ап. Петра по исцелении хромого.

Ф. Яковлева.

Прежде всего Апостол позаботился отстранить всякое ложное понятие и толки о себе и своем спутнике; объявил всем, что чудо сделано не их силою или благочестием, но всемогущим именем Иисуса Христа. — Тут же с большей свободой и ясностью, нежели в первой своей речи, назвал Иисуса Христа не Мужем, засвиде­тельствованным от Бога, но прямо Отроком, т.е. Сыном Божиим, Сыном Бога отцов их, Бога Авраама, Исаака и Иакова. Неустрашимо высказал им горькую истину, что они от Сего-то, Святого и Пра­ведного, Сына Божия отреклись, и, когда Пилат хотел Его осво­бодить, просили даровать им убийцу, а Начальника жизни убили. Слова громовые, сокрушительные! При таком напоминании, в какой трепет и ужас должен придти каждый из слушавших, представляя себе  всю  черноту, гнусность  и вероломство  свое  против  такого священного Лица, Которого одно имя исцеляет неисцелимое! Многие с тоскою и содроганием должны сознаваться в душе своей: «и я подавал голос на Его умерщвление, — и я кричал: возьми, возьми, распни Его — и я безумно призывал кровь Его на себя и детей своих, — а это Сын Бога отцов моих, это Начальник моей жизни, Которого я променял на гнусного убийцу, испрашивая помилование Варавве».

Могли ли укрыться от зорких глаз ап. Петра такие или тому подобные скорбные чувства? Переполненный благодатью Святого Духа, он их  видел и, дорожа  спасением  своих  соплеменников, тотчас переменил грозный голос свой; сильные его укоризны тотчас заместились словами отрадными; — это роса, падающая на иссохшую землю, — это   веяние   ветра, освежающее   от   палящего   зноя. — «Знаю, — продолжал Апостол, — вы и начальники ваши сделали все это по  неведению — все  это  предопределено  Богом, предсказано пророками; а вы только жалкие и несчастные исполнители проро­честв  Божиих. — Итак, покайтесь  и обратитесь  загладить грехи свои». Потом   Апостол   простирает   еще   далее   свой   привет   и снисходительность, — удовлетворяет ожиданию их Мессии, предве­щая будущее  явление  Иисуса  Христа, которое  последует  после исполнения всех пророчеств, — заверяет, что  Иисус Христос есть Обетованный Божий, о Котором предсказывали Моисей и все про­роки, — ласкает их, называя сынами пророков и завета, и утешает, что к ним первым послан Богом воскресший Сын Божий Иисус благословить их на всякое доброе дело.

Какая  же  речь  могла  подействовать  на  душу  убедительнее, нежели эта — простая, но сильная и  неизъяснимо трогательная?

Помилование всегда вожделенно преступнику. А тут предлагается не только помилование, но и благоволение — и каким преступникам! — за какую цену, за какие жертвы и возмездия? За одно только искреннее раскаяние и признание своих заблуждений. — Чье же сердце будет упорствовать в своем ожесточении против такой благости. — Ее и почувствовали около пяти тысяч сердец, обратившихся к Иисусу Христу в незабвенный тот день. Так со­вершил и второй свой подвиг ап. Петр! (Апостолы. М. 1849 г. Вып. I, стр. 63).  (к началу)

 

Толкование на ст. 17-18.

Еп. Михаила.

«Впрочем, я знаю, братия, что вы, как и начальники ваши, сделали сие по неведению. Бог, как предвозвестил  устами всех своих пророков пострадать Христу, так и исполнил». Представив пред глаза слушателей иудеев, всю вину их в отношении к Господу Иисусу и Богу Отцу и имея в виду склонить сердца их к покаянию и обращению ко Христу, апостол смягчает речь свою (что выражается и дружеским «братия»), представляя дело убиения ими Иисуса, как дело неведения с их стороны (ст.17), и смерть Господа пред­ставляя, как необходимое исполнение предвечного совета Божия, возвещенное всеми пророками (ст.18). Вместе с сим в рассматрива­емых словах содержится указание возможности для иудеев покаяния и обращения ко Христу, как со стороны их самих (ст.17), так и со стороны Бога (ст.18). Как ни тяжек грех их, но он может быть прощен им при покаянии их, ибо они, равно как и начальники их, сделали сей грех по неведению. Со стороны Бога возможность отпущения им сего греха условливается тем, что смерть Мессии есть дело, предопределенное в вечном совете Божием и предска­занное пророками. — Вы: т.е. слушатели апостола, в лице которых разумеется целая иудейская нация, предавшая в лице своих на­чальников Господа на смерть. Сделали сие по неведению: так как в Господе Иисусе они не узнали Мессии своего и не признали Его таковым. И Сам Господь, молясь на кресте за распинателей Своих, говорил, что они не знают, что делают  (Лук. 23, 34). Апостол Павел, говоря о том. же, выражается, что если бы они познали Божию премудрость в лице И. Христа, то не распяли бы Господа славы (1 Кор. 2, 8). Конечно, это неведение не извиняет их, так как они имели все средства узнать в Иисусе из Назарета Мессию своего, тем не менее, при покаянии их, этот тяжкий грех их мог быть прощен им всемилостивым Богом. Апостол дает им возможность отречься и раскаяться в том, что они сделали, и даже представляет за них благовидное оправдание и говорит: «что вы убили невинного, это вы знали, но что убили начальника жизни — этого, может быть, не знали». И таким образом не их только оправдывает от преступ­ления, но и главных виновников зла. А если бы он обратил речь в обвинение, он сделал бы их более упорными (Злат.) — Устами всех Своих пророков апостол говорит, что все пророки предвозвещали о страданиях Христовых, в том общем смысле, что основной средоточный пункт пророчества еврейского вообще, а следовательно и в частных его представителях, был Христос и совершенное Его смертью дело искупления рода человеческого, хотя бы и не осталось в истории сведений о том, что тот или другой пророк пророчествовал именно о страданиях Христовых. Это — общая идея пророчества, в ней как в фокусе сосредоточивается оно, — и в смысле этой общей идеи говорит здесь апостол о пророках, — Так и исполнил: в этом деле иудеев — предании Мессии на страдания и смерть исполнилась воля и определение Божие относительно искупления человечества страданиями и смертью Мессии. Враги Христовы, будучи самосто­ятельными и ответственными историческими деятелями, были и в сем, как и в других, случае орудиями исполнения воли Божией (ср. Злат.). (Толковый Апостол, стр. 108).  (к началу)

 

О том же.

Прот. Полотебнова.

17 ст. Впрочем, я знаю, братия: несмотря на великую тяжесть преступления иудеев, Петр называет их братьями, не потому только, что они с апостолами одной нации, а потому, главным образом, чтобы успокоить их несколько утешительным словом, — «чтобы дать им возможность одуматься» (Феофил.) и тем склонить их к чувству сознания и раскаяния. Замечательный пример оборота речи в беседах с грешниками, замечательный пример любви к падшим! Дух Св. внушил великому апостолу высокую истину; главным образом лю­бовью и нежным сердцем всегда можно тронуть виновного, а не горькими упреками, с досадою, с возмущением духа и проч. Что вы, как и начальники ваши, сделали сие по неведению. Предска­занное Исайей   (6, 9, 10)   ослепление всего народа Иудейского, конечно, может назваться и состоянием неведения. Хотя ослепление и понимается собственно как состояние, в котором действие противо­положно знанию; но, кажется нам, здесь другая мысль. Петр возводит слушателей к признанию, что, несмотря на все усилия свои против Христа, не они все-таки победили, а распятый ими Пра­ведник, пришедший спасти их, что они, совершив ужасное злоде­яние, оказались теперь поистине жалкими, ничтожными сущест­вами; они не знали тайны путей Промысла, по которому, в распятии Мессии, как царя духовного неземного, они должны были снискать себе и чадам своим только кровь, вопль и слезы. Не человеки ругались тогда Божию Величеству, Божий Промысел посмевался буйству человеческому, без нарушения свободы, заставляя его служить высочайшей Своей премудрости. Не лукавые рабы перехитряли Господа, Всеблагий Отец не щадил Сына, дабы не погубить рабов лукавых. Не вражда земная уязвляла любовь не­бесную, небесная любовь скрывалась во вражду земную, дабы смер­тью Любви убить вражду и распространить свет и жизнь любви сквозь тьму и сень смертную. Бог возлюбил мир, и Сына Своего Единородного предал, да всяк веруяй в Него не погибнет, но имать живот вечный — Иоан. 3, 16 (Филарет Моск., слово 1821 г. в изд. 2 стр. 100). В незнании всего этого иудеи не могут быть обвиняемы, как достойные одного проклятия и решительного отвержения. Ука­занная великая тайна путей Промысла неведома была им в неверии их (ср. 1Тим.1, 13), поэтому-то им все-таки всегда открыты двери милосердия Божия к падшим кающимся грешникам. И Сам Господь просил Отца Своего о прощении иудеев, убийц Своих, и просил именно словами: Отче, прости им, не ведят бо, что творят (Лук. 23, 34).

18 ст. Всех своих пророков: всех вместо многих — обычный простой образ выражения; напр. Марк.1, 37. Иоан.3, 26 и проч. Вероятно, Дееписатель опустил здесь приведенные Петром проро­чества о Христе, как общеизвестные христианам читателям своим. Потому следующий стих прямо представляет вывод из доказатель­ства и свидетельств верховного апостола (Общедоступное истолков. чтение на книгу Деяний Св. Ап, стр. 138).  (к началу)

 

Мысли на ст. 19 гл. III.

En. Феофана.

Покайтеся и обратитеся ко Господу, да очиститеся от грех ваших, яко да приидут времена прохладна от лица Господня. Так говорил св. апостол Петр распявшим Господа иудеям, утешая их, что они сделали это по неведению. Мы же не по неведению распинаем в себе вторично Господа грехами своими; но Многомилостивый и нас принимает, когда каемся и обращаемся к Нему от всего сердца своего. Это и сделали мы в великий пост. Всякий прибегал ко Господу в сле­зах покаяния о грехах своих; и чем искреннее кто это делал, тем сильнее ощущал прохладу помилования, исходящего от лица Господа через руки и разрешительное слово иерея Божия. Теперь, что нам остается делать? Беречься от новых падений, чтобы опять не впасть в вину распинания Господа. Апостол говорит, что Господа Иисуса небо прияло только до лет устроения всех. Потом Он опять приидет и сотворит суд. Какими глазами воззрят на Него те, кои Его прободоша? А ведь и нам придется стоять в ряду их, если перестанем приносить плоды покаяния и возвратимся на старое (Домаш. Бес. 1871 г. Вып. J5, стр. 468).  (к началу)

 

Толкование на ст. 20-21.

Еп. Михаила.

Да приидут  времена отрады и  да пошлет  и  пр.: одно из затруднительных для толкования мест, в объяснение которого составилось довольно  мнений. Вероятнейшее  из  них  то, что  здесь вообще разумеется царство" Христово на земле до скончания века. Быстрым взором апостол обнимает здесь все время царства Мессии на земле до второго Его пришествия, указывая в кратких чертах его отличительный характер, сравнительно с царством мирским вообще. По всему воззрению Нового Завета, как и Ветхого, жизнь в греховном мире, в отчуждении от Бога, есть время борьбы, бед и несчастий; жизнь в царстве Божием, в царстве Христовом, в примирении с Богом, есть время успокоения, время отрады. Это время духовного мира или отрады начинается для человека или общества со времени его обращения ко Христу и продолжается, в общем, постоянно. Это-то идеальное успокоение в царстве Христовом или, по характеристичному выражению, субботствование (Евр.4, 1-11) в царстве Христовом и разумеется здесь под выражением — времена отрады. Эти времена отрады ораторски представляются как бы присущими перед лицом Господа и от лица Его приходящими на землю. Под Господом разумеется здесь Бог Отец, как видно из дальнейшей связи речи. — Да пошлет Он и проч.: речь о втором пришествии Господа Иисуса при кончине мира, как видно из даль­нейших слов апостола. О сем послании Его от Бога Отца говорится в том же смысле, в каком говорится о послании Его для вочело­вечения  (Иоан. 5, 23, 24). — Предназначенного: греческое слово означает определение, решение, предназначение; в приложении ко Христу выражение значит: да пошлет предназначенного вам (т.е. всему народу иудейскому) Мессию. Не  исключаются  из  сего  и язычники, но к иудеям первым послан был Мессия (ср. ст.26). — Небо должно было принять: выражение, означающее пребывание Господа Иисуса с прославленною плотию на небе со дня вознесения до указываемого в сем стихе второго пришествия Его на земле. — До времен совершения всего и пр.: собственно — до времен восста­новления всего; греческое слово означает восстановление правильных, истинных отношений, нарушенных  чем-либо. Что значит это восстановление всего? Объяснением сего может служить пророческое созерцание апостолом Павлом обращения всего Израиля ко Христу, после обращения язычников, изложенное в Послании к римлянам (гл.11). Отвергнув Мессию своего, иудеи тем разорвали завет свой с Богом; но будет некогда, по пророческому созерцанию ап. Павла, будет некогда время, когда народ иудейский, в своей массе как нация, обратится к вере в Мессию, Иисуса из Назарета, и Бог помилует народ Свой. Об этом обращении Израиля пред­сказывал Бог через пророков Своих, как указывает то ап. Павел в помянутом месте, приводя важнейшие из таковых пророчеств. Это-то время и это событие ап. Петр и называет в рассматриваемом месте восстановлением всего, что говорил Бог устами святых Своих пророков от века. Апостол созерцает это время, как время перед кончиною мира, после чего Бог пошлет предназначенного им Мессию, т.е. последует второе пришествие Господа Иисуса. Апостол говорит, что о сем Бог говорит устами всех пророков от века –  в том же смысле, в каком говорил выше (ст.18), что все пророки предвозвещали о страданиях Христовых. Таким образом в рассмат­риваемых стихах характеризуется все время царства Христова на земле до самого второго пришествия Его, как время духовной отрады для верующих иудеев (как и язычников), и под конец время восстановления истинных отношений между Богом и народом избранным, когда и последует второе славное пришествие Господа Иисуса на землю для окончательного суда над всем миром. Для уразумения силы такого апостольского увещания к покаянию и обращению иудеев — слушателей апостола ко Христу, надобно помнить, что апостолы, побуждая верующих к добродетельной жизни, нередко внушали им иметь в мысли близкое пришествие Христово второе, так как день сего пришествия неизвестен, состоит в воле Божией и придет, как тать в нощи (1 Сол.4, 15 и д. 5, 1 и д. 1 Кор.7, 29 и д. и парал. ). Общий же «смысл этого текста тот, что многое из предсказанного пророками еще не исполнилось, но исполняется и имеет исполняться до скончания мира, потому что вознесшийся на небеса Христос пребудет там до скончания мира и придет с силою тогда, когда исполнится, наконец, все, что предсказали пророки» (Феофил.). (Толков. Апостол, стр. 110).  (к началу)

 

Почему Господу и Спасителю нашему не благоугодно было по

воскресении своем из мертвых остаться на земле, дабы видимо

управлять Своею Церковью? (III, 21).

Иннокентия, Архиеп. Херсонского.

Ап. Петр, по исцелении слепого, в слух всех иудеев утверждал, что небеси подобает прияти Христа Иисуса до лет устроения всех, т.е. до скончания мира.

Точно  подобает! — Ибо  время  уничижения  Господа  навсегда окончилось Его крестом и гробом; по воскресении и принятии Им всякой власти на земле и на небе (Матф.XXVIII,18), естественно, наступило для Него время прославления. Но грубая, растленная грехами, тяготеющая под проклятием земля наша, явно, есть место не покоя и прославления, а искушений и странствования. Почему-то Спаситель в самый первый день воскресения Своего объявил Маг­далине, что Он уже восходит (Иоан.20, 17) к Отцу, хотя еще и оставался на земле в продолжение четыредесяти дней. Знак, что пречистое человечество Его, онебесенное крестом, тотчас по воскресении из мертвых стремилось уже ввыспрь, в мир пренебесный, к Отцу; и если Он оставался еще на земле, то по особенной любви к ученикам и по нужде продолжить с ними беседы, яже о царствии Божием (Деян.1, 3). А когда и сия потребность была удовлетворена, когда и сии святые узы перестали иметь силу, то прославляемое за крестный подвиг человечество Спасителя, подобно благовонному фимиаму, само собою устремилось с Елеона к вечному Солнцу — туда, где все сообразно Его чистоте и славе и где Ему надлежит быть до того времени, как, Его же действием и силою, все очистится и просветится и долу, и самая  земля, совлекшись  грубости и проклятия, соделается способною быть местом видимого всегдашнего вселения Божия с человеками (Апок.21, 3). Сего самого требовало и новое, великое предназначение Сына человеческого по Его вос­кресении. Как в  состоянии уничижения Он долженствовал быть жертвою за всех, так в состоянии прославления Ему надлежало соделаться распорядителем и главою всяческих. Но где обыкновенно место главе? Не вверху ли всего тела? — По сему же самому закону (если закон нужен и для Законодателя) поступлено и теперь: как Глава и Правитель всего мира, Богочеловек посажден одесную Бога Отца на небесах, превыше всякого начальства и власти, и силы и господства (Еф. 1, 20, 21), дабы, по выражению св. Павла, возглавить собою всяческая, яже на небесех, и яже на земли (Еф.1, 10)  (Сочин. т. 1, стр. 354).

(к началу)

 

Библиографический указатель к III гл.

1) В. Певницкого. Проповедь в первенствующей Церкви христианской. Труды Киев. Д. Ак. 1875 г. II. Июнь, 558-695.

2) Прот Полотебнова. Общедоступное истолков. чт. 3-й гл. Чт. в Общ. 1874 г. окт., 397-426.

3) О характере речей Ап. Петра (во II и III гл.) в статье Ранинского: Пастыреначальник Господь Иисус Христос и Его Апостолы. Стран. 1890. III, 6-11.

4) Иерусалимский храм  времен апостольских. См. Общедоступное истолков. чтение. Прот. Полотебнова, стр. 119-129.

5) Исцеление хромого и гонение на Апостолов. Прот. Горского Евангельская история и история Апостольской Церкви, стр. 374-375.

6)  Жизнь св. Ал. Петра. Леонида, Еп. Дмитровского.

7)      Чтение о Св. Первоверховном Ап. Петре. Игнатия, Архиеп. Воронежского. О деяниях Св. Апостолов после Пятидесятницы до первого открытого гонения на Церковь Христову от иудеев, стр. 120-129.

8)  Беседы Евсевия, Архиеп. Могилев. Ст.1-8, 11-16. Ч. 1, стр.61-67.

(к началу)

 

ГЛАВА IV

 

Первый допрос Апостолов в Синедрионе (IV, 1-31).

Вскоре весь Иерусалим узнал, что проповедь Апостола Петра и исцеление хромого приобрели вновь Иисусу Христу несколько тысяч последователей. Происшествие, случившееся в притворе хра­ма, не могло остаться в неизвестности. В тот же день первосвященник и Совет Иудейский узнали об оном от начальника стражи при храме, на котором лежала обязанность наблюдать за благочинием при Богослужении. Стечение народа в притворе Соломоновом было столь многочисленно и случай к оному столь необыкновенен, что надлежало немедленно довести о сем происшествии до сведения Синедриона. Тотчас дано приказание взять под стражу обоих Апо­столов, вместе с исцеленным ими человеком: делать допрос было уже поздно. Легко понять, до какой степени проповедь Апостолов долженствовала встревожить Иудейское правительство. Упрек ста­рейшинам Израиля, что они не только не узнали своего, столь сильно и давно всеми ожидаемого Мессию, но и предали Его смерти позорной, обвинял их не только в преступлении государственном, но и в противлении Божиим Советам! — И как будет теперь смотреть народ на своих вождей? — Он должен почитать их людьми или самыми маломысленными, или самыми нечестивыми: их обвинят или в самом грубом невежестве, или в самом преступном убийстве.

Взятие Петра и Иоанна под стражу имело и другую причину. В то время главную партию в Синедрионе составляли саддукеи. И они, подобно фарисеям, не могли равнодушно слышать и видеть, что число последователей Назаретского Пророка со дня на день увеличивается; но свидетельство Апостолов о воскресении Иисуса Христа для саддукеев имело еще особенную важность. «Иисус Христос в самом собственном смысле слова воскрес из мертвых», — следовательно, мертвые воскресают! Это такая мысль, которою ниспровергалась вся саддукейская школа: ибо она, отвергая бес­смертие души, не допускала никакой жизни по смерти, никакого воскресения. Так как до сего времени прочие школы, фарисейская и эссейская, в опровержение учения саддукеев, приводили только изречения Священного Писания, то сии могли еще разными изво­ротами защищаться от своих противников; могли, например, ссылаться на неопределенность, неясность пророческих сказаний о будущей жизни. Но теперь им противопоставляют самое событие, событие такое, которого нельзя ни отвергнуть, ни перетолковать; им говорят, что Иисус воскрес: что же значит их учение? — Одно суемудрие, одно ослепление!

Таким образом саддукеи имели особенную причину вооружаться против Апостолов. Но еще не обнаруживая вполне сей пружины, усиливавшей их ревность к преследованию учеников Иисуса Христа, они, вместе с прочими членами верховного совета, требуют только настоятельно, чтобы проповедники Распятого немедленно взяты были под стражу.

В следующее утро не замедлил собраться Синедрион — то самое судилище, которое за несколько недель осудило Иисуса Христа на смерть. Председательствовал тот же первосвященник  Каиафа. В собрании находился и    тесть его, прежний первосвященник Анна (Анан). Из прочих членов Совета замечательны Иоанн и Александр (вероятно, Александр Лисимах, брат знаменитого иудейского ученого Филона). Сии   и   другие   важнейшие   в   целом народе лица, происходившие от рода   первосвященнического, собрались, дабы общими силами положить конец столь ненавистному для них делу. — Приводят Апостолов и исцеленного. Первосвященник начинает до­прос: «Скажите, — говорит  он, обращаясь  к  Апостолам, — какою силою и каким именем вы это сделали? Если вы приписываете это высшей силе, то какая то сила?»

Апостолы теперь находились в том самом положении, о котором Иисус Христос давно уже предсказал им (Матф.10, 17, 18). Петр и Иоанн, два Галилейские рыбаря, могли ль без содействия Духа истины, без вдохновения свыше, дать ответ, достойный их звания и приличный как месту, так и обстоятельствам? Но Петру не нужно было заботиться, как или что говорить: он спокойно отвечает: «Начальники народа и старейшины Израилевы! Ежели от нас вы требуете ответа в благодеянии, оказанном человеку немощному, и признания в том, какою силою он исцелен: то да будет известно всем и всему народу Израильскому, что сей человек, стоящий перед вами, исцелен — именем  Иисуса  Назорея, Мессии, Которого  вы распяли, но Которого Бог воскресил из мертвых. Он есть камень, пренебреженный вами, зиждущими, но сделавшийся главою угла (основанием здания). — Кроме Его, нет ни в ком ином спасения: нет другого имени, данного  человекам: которым бы надлежало спастися!»

Так говорит теперь перед Верховным Судилищем тот, который за несколько недель, при вопросе ничтожной рабыни, троекратно и с клятвою отвергся Господа своего. — Ответ Апостола не мог не казаться Верховному Совету слишком смелым, тем более, что они слышали его из уст людей необразованных, не учившихся ни у одного знаменитого раввина (ибо ученик Иисусов никак не мог, во мнении Синедриона, равняться с учениками раввинскими. Притом все знали, что Иисус Христос не любил  раввинской мудрости). Иоанна мог узнать Первосвященник (Иоан.18, 15); может быть, и Петр был известен некоторым Членам Совета, как последователь Пророка Назаретского. С такими незначительными людьми можно было легко и скоро управиться: но исцеленный хромой, которого вся вина состояла в том, что он был безмолвным свидетелем полу­ченного им исцеления? но голос народа, который громко вопиял в пользу Апостолов? — Отвергать подлинность сделанного чуда невоз­можно; назвать оное обманом не было вовсе никакого основания; сказать, что не Иисус Назорей виновник сего исцеления, также нельзя было: ибо противное сему утверждали те самые, которые именем Его совершали оное. — Приказав Петру и Иоанну выйти из Совета, они стали рассуждать между собою, как им поступить в  сем  случае, как   предотвратить  дальнейшие  последствия  сего происшествия, не вооружив против себя народа. — «Что нам делать с  сими  людьми?  Исцеление  хромого — явное  чудо; оно  сделано всенародно; весь Иерусалим знает о нем. — Должно опасаться, что с дальнейшим распространением молвы о сем происшествии, распро­странится еще более слава о Назарянине; Его воскресение из мертвых еще более разгласится в народе. Дабы сколько можно предотвратить такие невыгодные для чести Синедриона последствия, должно строго запретить сим людям проповедовать Иисуса». — Определение сие, вероятно, одобряли и благомыслящие Члены Совета; ибо оно было довольно снисходительно. Призвали Петра и Иоанна; от имени Верховного Совета объявили им, чтобы они впредь не смели говорить и учить о Иисусе.

Свидетелям истины нетрудно было найти ответ на сие опреде­ление. «Рассудите сами, — говорят, — правы ли мы будем перед Богом, если более будем слушаться вас, нежели Его? Мы не можем не говорить того, что видели и слышали».

Заметно было, что их нельзя устрашить и более строгими мерами. Впрочем, сочли не излишним присоединить и угрозы. Наказать их не было никакого предлога. Притом надлежало опасаться народа, который принимал живое участие в судьбе их: ибо все прославляли Бога за совершившееся чудо. Исцеленному хромому было более сорока лет от роду, и потому нельзя было предполагать естественного исцеления: обстоятельство важное, поставлявшее соделанное Апо­столами чудо выше всякого сомнения!

Таким образом Апостолы теперь на самом деле испытали то, что, по предсказанию Господа, ожидало их на служении. Но они видели также и первый опыт той помощи, которая долженствовала содейст­вовать им в преодолении таких препятствий. В продолжение немногих дней общество их получило необыкновенное приращение. Са­мый приговор Синедриона, на них произнесенный, не столько ослаблял их мужество, сколько свидетельствовал о замешательстве су­дей. — Петр и Иоанн, получив свободу, поспешают к своим соапостолам, с нетерпением ожидавшим их; рассказывают, что говорили им первосвященники и старейшины и что они отвечали. Все видели в сем событии десницу Божию, защищающую проповедников истины. В столь неравной, по человеческому суду, борьбе могли ль они по­лучить победу, если бы были оставлены самим себе? — С одной сторо­ны, неславные, неученые галилеяне; с другой — не только все раздра­женное против них сословие священников, но и Верховный Совет, коего сильное, в противность всякой справедливости, влияние на областеначальников и народ еще недавно, в осуждении их Учителя, так ясно обнаружилось. Они, по всем соображениям человеческим, были неотъемлемой добычей сильных врагов своих и, однако, оста­вались безопасны. Иисус, искушенный по всяческим, пребывает с ними, по обетованию Своему, во вся дни, и готов всегда помогать искушаемым. Движимые чувством благодарности и сознанием собст­венной немощи, Апостолы взывают к Богу и сердцем и устами:

«Владыко Боже, сотворивший небо, и землю, и море, и все, что в них. Ты устами раба Твоего Давида сказал: что мятутся язычники и народы замышляют тщетное? Восстали Цари земные и Князи собрались вместе на Господа и на Христа Его! Поистине, собрались в сем городе на Святого Сына Твоего Иисуса, помазанного Тобою, Ирод и Понтийский Пилат с язычниками и народом Израильским; но — все их усилия противу Истины совершат только то, чему быть предопределила рука Твоя и совет Твой. Господи, воззри и ныне на угрозы их, и дай рабам Твоим смелость говорить повеленное Тобою. Простирай руку Твою на исцеления, на соделание знамений и чудес именем Святого Сына Твоего Иисуса».

Молитва сия услышана Господом. Все место, где было их собра­ние, поколебалось в основаниях своих. Воодушевленные через сие новыми чувствованиями ревности к проповеданию истины и испол­ненные Духа Святого, они со смелостью продолжают свидетельство­вать о воскресении Христа Спасителя. Во Храме и вне Храма, везде, где собирались израильтяне, они возвещают Иисуса и о имени Его со­вершают во множестве знамения» столь же необычные, как и исце­ление хромого (Христ. чт. 1832 г., ч. XLVII, стр. 374).  (к началу)

 

О суде Синедриона над Апостолами.

Ф. Яковлева.

На другой день собрался весь совет властей Иудейских. Привели Апостолов. Зрелище занимательное в высочайшей степени. — С одной стороны видим ряд знаменитостей Иудейских, со всем строгим приличием занимающих свои места. — Лица их поникнуты, руки приложены к персям; поднимающиеся по временам глаза как бы ищут неба. — Но в то же время в этих глазах, иногда тусклых, иногда сверкающих, проглядывает душа, или изнуренная насилием страстей, или пылающая огнем самомнения, гордости и ожесточения. Все они имеют вид смиренный, постный; их нельзя не назвать праведниками, если только не заглянешь в их сердце, переполненное лицемерием и разного рода  беззакониями (Матф. XXIII, 28). — Слова набожные не сходят с их языка, — никто тверже их не знает закона Моисеева; они знают, сколько находится стихов в книгах Моисея, — знают, сколько строчек  на  каждой  странице, сколько слов в каждой строчке, — особенно они без запинки скажут, сколько раз в каком отделении книги повторяется Иегова — им известны тысячи подобных мелочей. — Они облеплены законом: на лбу у них филактеры длиннее и шире, нежели у простонародья, исписанные текстами из книг Исхода и Второзакония; на руках такого же рода браслеты. — Одежда на них, небрежно   накинутая, живописно драпируется многочисленными густыми складками, у которой полы длиннее  обыкновенного (там, ст.5). Как все это величаво и ослепительно для простого народа! Народу всячески сделалось изве­стным, что это самые богомольные люди; их видал он часто очень молящихся на больших улицах, площадях и перекрестках — молитвы их всегда громки, длинны и красноречивы, — жертвоприношения часты — они со строгим счетом и весом приносят в дар Богу десятую часть со всех доходных статей своего хозяйства, не исключая ого­родных растений и трав. — Они все делают для Бога; — но зато позволяют себе ничего не делать для ближнего, но зато не ищите в них правосудия и милости, и веры (там, ст. 23), — зато они не скажут богачу: употреби часть своего богатства для поддержания безбедной и покойной жизни твоих родителей, а научат его кричать: корван! нет им ничего! все это отдано Богу (Марк.VII, 11)! — зато не попадайся к ним беззащитная вдова, которую оберут и доведут до крайности тем охотнее, чем легче это сделать  (Матф. XXIII, 14). — Перед такими судьями поставлены были Апостолы.

С другой стороны, в двух Апостолах взор не встретит по на­ружности ничего особенного и любопытного. Одежда их простая и бедная, телодвижения не изысканные, не приметишь в них ни угрюмой важности, ни поддельной благовидности. — Но увидишь тут нечто такое, чему и тени не сыщешь в их противниках, увидишь их душу, высокую, чистую, доброжелательную, не возмущенную никакими мирскими чувствами и пожеланиями, всю вылитую на покойном и светлом их лице. Особенно остановишься поневоле на их взоре, выражающем что-то Божественное, вещее, проникающее в потаенные мысли человеческие; — одним словом, в лице Апостолов увидишь лицо ангельское, как видели потом в лице Стефана те же судьи (Деян. VI, 15).

Зачем Апостолы приведены были в судилище? — Затем, что они сделали благодеяние такое, которого никто из смертных не в силах сделать. Чем же начали судьи свое исследование? — Спросили Апо­столов: какою силою произвели они чудесное исцеление? — Нельзя не похвалить вопроса. Можно подумать, что им, как и всякому при том случае, любопытно было знать главный источник такого редкого и отрадного добра, чтобы почтить ту силу, которая ознаменовалась в столь необыкновенном проявлении. — Совсем не то! Гордецы окаме­нели в ожесточении. Они сделали вопрос свой, кажется, оттого, что не нашли другого. — Когда Ап. Петр смело отвечал, что чудо совер­шено именем Иисуса Христа Назорея, того Иисуса, Которого они рас­пяли и, как безрассудные домостроители, отвергли этот краеуголь­ный камень, на котором зиждется спасение каждого человека (Деян.IV, 10, 11), то они, вместо того, чтобы сознаться в ужасном своем преступлении, как сделал накануне простой народ, — вместо того, чтобы благословить это могущественное и святое имя, оглушенные самомнением и загрубевшие в своих предрассудках, с угрозами и бес­сознательно запретили Апостолам не только учить об этом имени, но даже и произносить его, — с тем и отпустили их. Вот и весь суд. Лице­мерам не того хотелось; они бы не замедлили броситься на жертвы своей ненависти. Но лицемеры сколько надменны и дерзки, столько же бездушны и трусливы. Как напасть открытою силою на таких лю­дей, которые в глазах всего народа сотворили благодетельное чудо! Исцеленный хромой тут же стоял, как живое и неопровергаемое воз­ражение против всякого вымысла. Апостолы ни на шаг не поддались от их угроз и с решительной твердостью отвечали, что не могут не го­ворить того, что видели и слышали (там, ст. 19, 20) и что они дейст­вуют по повелению Божию, и потому их повеление ничего не значит в сравнении с Божиим. Опытное убеждение людей, непорочных в сердце, просвещенных   в   вере, всегда   поступает   решительно; — истина становится для них святыней, от которой отказаться не принудят никакие угрозы (Апостолы. М., 1849 г., стр. 97).  (к началу)

 

Несть иного имени под небесем, данного

в человецех, о нем же подобает спастися нам (Деян. IV, 12).

Сколько успокоения нашему сердцу представляют слова Перво­верховного Апостола о спасительном имени Иисуса Назорея распя­того, когда внимательно наблюдаешь над тою суетой суетствий, какая сопровождает всякий труд человека, имже трудится он под солнцем (Еккл.1, 3)!

Все, принадлежащее времени, как бы ни казалось прочным, роскошно цветущим и непрестанно возрастающим, — носит в себе семена изменяемости и начало смерти. Как переменчивы мнения и понятия людей! Люди, некогда превозносившиеся своими познаниями и громко выставлявшие себя испытателями всякой истины постигшими самые тайные ее сокровища, — что сталось с ними, их гордыми мечтами, с их огромными планами и обещаниями, их хваленою мудростью? Пронеслись, как легкий ветер над великой рекой, едва возмутив ее поверхность. Из множества взглядов, до­бытых с таким трудом, едва уцелели немногие. О вопросах, ка­завшихся решенными, возникли новые сомнения и противоречия, смущающие душу более, чем самое неведение. Как переменчивы также нравы и стремления людские! О чем много заботились отцы, то часто служит смехом для детей. Многого, к чему первые стремились, как к удовольствию, последние избегают, как скуки. Многое, без чего первые не могли жить, последними оставлено без внимания или совершенно забыто.

Меняются люди, потребности, направление и обращение чело­века; меняются и предметы его желаний, страстей и расположения. Да, изменчиво все, что произошло во времени, изменчива и судьба смертных. На зыбкой волне колеблется всякое счастье земное. Жалок тот, кто всем сердцем своим пристрастился к земле: не­ожиданно наступает для него час разлуки с земными сокровищами, — и тогда он тщетно усиливается удержать их дрожащими руками, тщетно призывает к себе с слезными мольбами то, что неудержимо летит от него и невозвратно исчезает. Изменяемся, наконец, и мы сами с земною храминой нашего тела! Не постоянно ли высказы­вается в нем то энергия сил, то их упадок, то приращение, то умаление? Беззаботно и игриво течет жизнь наша в детстве; сильна и порывиста юность; спокойно и приятно уравновешены силы зрелого возраста, — и менее ясным и быстрым становится взор наш, мед­леннее обращается кровь наша, слабее все движения наши, более пустоты и суеты замечаем во всем, что окружает нас, по мере приближения к крайнему пределу жизни — к закату старческих дней наших.

Какое же благо нам, что при этом неудержимо несущемся потоке времени есть у нас одна незыблемая скала, на которой можем стоять незыблемо, сладчайший Иисус, о имени Которого подобает спастися нам (Деян. 4, 12)! Пусть изменяется и преходит мудрость мира сего: глаголы Его — глаголы живота вечного (Иоан. 6, 68), и не прейдут они, когда прейдут самые небо и земля (Матф. 24, 35). Пусть тысячу раз изменяются и преобразуются нравы и обычаи людские: неизменной пребудет всякая мысль, возжженная от божественного огня истины Христовой; неизменно всякое чувство, воспитанное в любви к Господу; неизменно всякое действие, осно­ванное на святой воле Господа. Пусть мир дает нам от благ своих или отнимает их; пусть жизнь улыбается нам или омрачается; пусть люди любят или ненавидят нас: мы всегда пребудем и покойны душою, и сильны, и блаженны, если пребудем верными благодати Божией. Наконец наступит время, когда последний враг будет для нас обезоружен и низложен Им же — Спасителем нашим: пожерта бысть смерть победою. Где ти, смерте, жало? Где ти, аде, победа? Богу же благодарение, давшему нам победу Господем нашим Иисусом Христом (1 Кор. 15, 55, 57). И веруяй в Онь имать живот вечный (Иоан. 3, 16). (Христ. Чт. 58 г., ч. 2, стр. 400).  (к началу)

 

Мысли на ст. 19-20.

Εп. Феофана.

Аще праведно есть пред Богом вас послушати паче, нежели Бо­га, судите. Не можем бо мы, яже видехом и слышахом, не глаголати. Так говорили властям св. Апостолы Петр и Иоанн, когда им за­прещали говорить о Господе Иисусе воскресшем, после того, когда они именем Его исцелили хромого от детства. Не побоялись они уг­роз, ибо очевидность истины не позволяла им молчать: мы видели и слышали, говорили они, и руки наши осязали, как после прибавил св. Иоанн. Они очевидцы: очевидцы же, по началам человеческого познания, суть первые надежные свидетели истины. В этом отношении ни одна область человеческих знаний не имеет подобных свидетелей. Оттого, что с того времени прошло около 19 веков, сила свидетельст­ва их не умалилась нисколько, а следовательно, не умалилась и очевидность истины, ими свидетельствуемой. Если отпадают в не­верие, — а ныне отпадающих очень много, — то отпадают ни по чему другому, как по недостатку здравомыслия. Не хотят обсудить и увлекаются призраками, которым лесть сердца порочного охотно придает некоторую  вероятность. Бедные  души! Гибнут, воображая, что попали наконец на должный след, и радуясь тому особенно, что пер­вые вступили в эту колею и стали для других передовыми вожаками. Но невелика радость сидеть на седалище губителей. (Домаш. Бес. 1871 г. Вып. 15, стр. 469).  (к началу)

 

О свидетельстве, какое воздавали св. Апостолы воскресению Иисуса Христа и какое может давать всякий христианин.

(IV, 33).

 — Не словом только, — замечает св. Златоуст, — но и силою Апостолы засвидетельствовали о воскресении, как и Павел говорит: и проповедь моя не в препретельных человеческия премудрости словесех, но в явлении Духа и силы (1 Кор. 2, 4). И не просто: силою, но — «велиею силою». И действительно, об этой велией силе свидетельствует вся книга Деяний Апостольских, свидетельствуют и все послания их.

Тотчас по сошествии Святого Духа, когда все ужасались и недоумевали, друг ко другу глаголюще, что убо хощет сие быти? — Петр со единонадесятьми небоязненно перёд лицом всех засвиде­тельствовал, что Иисуса Назореа, Которого они предана приемше, руками беззаконных пригвоздше убили, Бог воскреси, разрешив болезни смертныя, яко не бяше мощно держиму быти Ему от нея. Сила свидетельства так была велика, что приложишася в день той к числу верующих душ яко три тысящи (Деян. гл. 2). В другой раз, вслед за исцелением хромого от рождения, Апостолы, не обинуясь, говорили народу: вы Святаго и праведнаго отвергостеся, и испросисте мужа убийцу дати вам, Начальника же жизни убисте, Егоже Бог воскреси от мертвых, Ему же мы свидетели есмы, — и опять свидетельство сие было так сильно, что мнози от слышавших слово вероваша, и бысть число мужей яко тысящ пять. Наутрие подобное дерзновенное свидетельство перед лицом целого Синедриона приводит в удивление всех членов его, так что они не знают, что делать с ними, и только призававше их, заповедаша отнюд не провещавати, ниже учити о имени Иисусове (Деян. гл. 3, 4).

Настало время свидетельствовать о воскресении Господа Иисуса не словом только, но и делом: воздают и сие свидетельство апостолы, и воздают также силою велиею. Архиерей и вси, иже с ним, возлагают руки на них и посылают их, как преступников, в соб­людение общее, но изведенные чудесным образом из темницы, они снова свидетельствуют перед народом о воскресении Господа Иисуса и, представленные на сонмище, опять небоязненно говорят: Бог отец наших воздвиже Иисуса, Егоже вы убисте, повесивше на древе. Их бьют, запрещая говорить о имени Иисусове, а они идут радующеся от лица собора, яко за имя Господа Иисуса сподобишася безчестие прияти, — и по вся дни в Церкви и в домах не престают учаще и благовествующе Иисуса Христа (гл. 5).

Когда наступило время засвидетельствовать о воскресении Гос­пода Иисуса не пред сынми только израилевыми, но и пред языки и царьми, — без трепета воздают и сие свидетельство, с мужеством и твердостью переносят за сие беды в реках, беды от разбойник, беды от сродник, беды от язык, беды во градех, беды в пустыни, беды в мори, беды во лжебратии (2 Кор. 11, 26), и алчут, и жаждут, и наготуют, и страждут, и скитаются, и труждаются делающе своими руками; становятся как бы отребием миру, У всех в поношении и бесчестии (1 Кор. 4, 10-12); вменяют вся тщету и уметы быти за превосходящее разумение Христа Иисуса Господа; яко разумети Его и силу воскресения Его (Фил. 3, 8, 10). И это продолжалось во всю земную жизнь их, дотоле, пока почти все  они не  запечатлели сего  свидетельства мученической смертью.

Простирается ли и на нас обязанность воздавать велиею силою свидетельство воскресению Господа Иисуса, или это было долгом только Апостолов и первых благовестников?

Евангелист Лука, повествуя о свидетельстве Апостолов, дает разуметь, что и все верующие служили видимым удостоверением в истине воскресения Христа Спасителя. Безукоризненная, чистая и богобоязненная жизнь их невольно располагала к ним сердца всех и служила самым лучшим удостоверением в истине воскресения Иисуса Христа (Деян. 2, 44-47. 4, 32-33): потому что не сме­жавшие намеренно очей своих не могли не видеть, что в них живет и действует дух воскресшего Господа Иисуса. — Такое свидетельство о воскресении Христа Спасителя составляет обязанность всех христиан, когда бы и где бы они ни жили; его вменяют в обязанность всем и святые Апостолы.

Мы не только веруем во Христа Иисуса, распятого за нас и воскресшего ради нас, но и таинственно сраспинаемся и спогребаемся Ему и совоскресаем с Ним. Или не разумеете, пишет св. Апостол, яко елицы во Христа Иисуса крестихомся, в смерть Его крестихомся? Спогребохомся убо Ему крещением в смерть: да якоже воста Христос от мертвых славою Отчею, тако и мы во обновлении жизни ходити начнем... Еже бо умре, греху умре единою, а еже живет, Богови живет. Такожде и вы помышляйте себе мертвых убо быти греху, живых же Богови, о Иисусе Христе, Господе нашем (Рим. 6, 3, 4. 10, 11). Вот самое лучшее и непре­рекаемое свидетельство воскресения Иисуса Христа. Все другие свидетельства, без него, не могут вполне уверить неверующего: потому что в таком случае собственная жизнь наша будет стоять в противоречии с нашими уверениями и опровергать их собою.

В чем именно должна состоять сия перемена жизни, — св. Апостол указывает в другом месте: аще воскреснусте со Христом, вышних ищите, идеже есть Христос одесную Бога седя: горняя мудрствуйте, а не земная, Умросте бо, и живот ваш сокровен есть со Христом в Бозе: егда же Христос явится, живот ваш, тогда и вы с Ним явитеся в славе (Кол. 3, 1-4). При таком настроении жизни достаточно будет только взглянуть на нас, чтобы убедиться (кто хочет убеждаться), что мы действительно ученики и последователи воскресшего Господа Иисуса и что Он действительно воскрес: ибо каждый увидит, что дух воскресившего Иисуса от мертвых живет в нас (Рим. 8, 11).

Только при таком свидетельстве с нашей стороны о воскресении Иисуса Христа мы можем надеяться быть сонаследниками Христу и участвовать в славе, хотящей явитися в нас  (Рим. 8, 17, 18).

А одна вера (хотя бы и твердая) в воскресение Христово не спасет нас. Стражи, приставленные ко гробу Спасителя, конечно, твердо убеждены были в Его воскресении; члены Синедриона, выпросившие у Пилата стражу, точно так же не сомневались в Его воскресении (иначе для чего бы им давать страже сребренники довольны?) А к чему привела твердая уверенность тех и других?.. (Воскр, чт. г. XXI, стр. 26).  (к началу)

 

Общение имуществ (IV, 32-34).

Единодушие и готовность первенствующих христиан жертвовать всем для славы Господа, яснейшим образом усматривается в общении стяжаний. — «Никто ничего из имения своего не называл своим: все было у них общее». Такое бескорыстное общение их заслуживает особенного внимания.

Сам Господь наш, во время земной Своей жизни, содержал Себя добровольными вспоможениями Своих почитателей. Лица, обязанные ему своим исцелением, или просто уважавшие в Нем великого Наставника, усердствовали Ему незначительными прино­шениями, нужными для содержания Его самого и малочисленного общества учеников Его. Ибо они не имели другого способа сыскивать себе пропитание без ущерба важнейшим обязанностям. Посему общение имуществ, введенное в Апостольской Церкви, было только продолжением общения, бывшего при земной жизни Иисуса Христа. Вся разность состояла в том, что переменившиеся обстоятельства и новые потребности дали ему новый вид. Прежде для содержания малого общества достаточно было и того, чтобы дома благочестивых израильтян, в тех местах, в которых проходили члены оного или в которых они на несколько времени останавливались, открыты были для их принятия и угощения, или — чтобы от времени до времени кое-что было подаваемо в общую кассу. Но теперь общество умножилось до нескольких тысяч и, однако ж все еще оставалось особым обществом, и надолго долженствовало оставаться, даже при гораздо большем приращении своем, потому что от единодушия членов его зависел отчасти успех Апостольской проповеди. — О приобретении пропитания трудами рук своих Апостолы могли думать теперь менее, нежели когда-либо, потому что почти все время должны были посвящать новому своему служению. Бедные сочлены общества, навлекшие на себя вступлением в него ненависть неве­рующих своих соотечественников, тем более подвергались опасности остаться без пропитания, что сильная рука Совета и первосвя­щенников легко могла отнять у них и последнее средство к содер­жанию, чтобы принудить их возвратиться к господствующей Церкви. Сия опасность, угрожавшая бедным членам Христова общества, не могла укрыться от взора прочих братии, решившихся делить с ними все беды и скорби, все радости и блага.

Вообще должно полагать, что новое многочисленное общество последователей Иисуса Христа, подобно прежнему малочисленнейшему, состояло большей частью из людей неимущих. Если присо­единялись к нему и зажиточные, то число их, без сомнения, было невелико. Обладание богатством и любовь к богатству — почти не­разлучные сопутники — издавна были сильными преградами на пути к истине и правде. Учение о Мессии, уничижившем Себя до принятия смерти крестной, никому не могло нравиться так мало, как людям богатым и знатным, саддукеям и фарисеям.

Могло   и   следующее   обстоятельство   содействовать   введению общения имуществ. Верующие предвидели, что в Иудейской Церкви и государстве скоро произойдут горестные перемены. Сам Иисус Христос предрек о сем некоторым из учеников Своих (Матф. гл. 24); а эти, без сомнения, не преминули сообщить своим соученикам о сомнительном  положении дел  Иудейского  народа. При  таком ожидании они не могли дорожить своими стяжаниями и поместьями, находившимися в Иерусалиме и его окрестностях. — «Если не нам самим, то нашим детям, должно же будет лишиться стяжаний. Не лучше ли, не благоразумнее ли употребить их с большей пользой в славу Мессии, на вспоможения Его исповедникам? — Судьбы Про­мысла    неизменны: государству, столице    и    Храму    суждено погибнуть!» Вера в Иисуса Христа очистила от предрассудков ум Его почитателей: об Иудейской религии они не так думали, как фарисеи и саддукеи. Эти все еще ожидали освободителя Иудеи от Римской власти, восстановителя Богоправления, от которого они надеялись  получить  себе  одним славу  и  блаженство. Напротив, истинные ученики Иисуса Христа знали, что Иерусалиму нечего было ожидать, кроме того, что предсказал ему Господь на Масличной горе и еще прежде того (Лук. 19, 43-44). Эта мысль делала их равнодушными ко всем временным, ненадежным благам. Посему имевшие поместья или дом и тому подобное без сожаления продавали их. Вырученные деньги отдавали Апостолам, чтобы они по своему усмотрению употребляли их на нужды верующих. Из значительных сумм, ежедневно вносимых (поелику каждый новый пример служил поощрением для других подобных приношений), составилась касса, из которой  каждое  семейство  или  члены  его  получали  столько ежедневно деньгами или припасами на свое содержание, сколько требовали их нужды.

Введение общения стяжаний имело самые благодетельные пос­ледствия. Во-первых, этим укрепились узы единодушия; общество, соединенное столь тесно, не могло рассеяться: и по внешнему своему Устройству оно так же почти было неразрывно, как и по внутрен­нему. Далее, теперь ни один член его не был беднее другого.

Неимущий так же не был отвлекаем от дел нового своего звания заботой о своем пропитании, как и богатый своим богатством. Наконец, этим распоряжением устранены многие неприятности, которых можно было ожидать от Иудейского правительства; напр., предотвращен повод к тяжбам и спорам, которые могли возникнуть между почитателями Иисуса Христа и их неверующими соотече­ственниками. При решении этих споров приговоры Иудейского суда всегда были бы благоприятнее для правоверного израильтянина.

Но продажа домов, такое совершенное отчуждение собственности в пользу общества, не могла ли произвести беспорядков? Не могло ли, например, случиться, что не все домашние, дети, родственники, соглашались на продажу имуществ, на которые и они имели неко­торые права? — Такие и подобные вопросы легко могут быть сде­ланы. — Но, во-первых, можно утвердительно сказать, что никто не производил этих продаж, кроме отцов или других  законных владетелей домов, полей и т. п.; а владельцы могли, по Иудейским правам, располагать своим имуществом, как хотели. Кто находился под опекой или зависел от лиц, не соглашавшихся на продажу, тот и не продавал ничего.

Далее, владельцы продавали свои имущества добровольно, без всякого принуждения. Требований  не было; тем  более  продажа имуществ не была условием, под которым только и можно было вступить в общество. Всякий имел право жертвовать или всей своей собственностью, или  только  частью  ее, или  совершенно  ничем. Сообразовались с своим усердием и с обстоятельствами. И  если муж и жена, отец и дети, или одинокие и независимые лица решались отказаться от прав на свою собственность и передать оные обществу (к  которому сами принадлежали и которого выгодами могли также пользоваться); то мог ли кто законным образом воспрепятствовать им сделать такое пожертвование?

Не должно также представлять себе, будто верующие через общение имуществ разрывали все свои общественные связи, отка­зывались от всех прав и обязанностей гражданских и учреждали государство в государстве (status in statu). Они все оставались израильтянами, и их собственность была собственностью народа израильского; только теперь она принадлежала обществу, а не частным лицам. Государство ничего не теряло: вступившие в Апо­стольское общество оставались такими же добрыми и верными гражданами, как и прежде. Они не отрекались от государственных повинностей, они так же, как и прежде, исполняли всякое спра­ведливое и законное требование Синедриона и первосвященников. И римский наместник имел в них столь же хороших, а часто и гораздо лучших подданных, нежели в прочих иудеях. Могли ли быть нарушителями общественного спокойствия ученики Того, Кто Сам, несмотря на Свое царственное и божественное достоинство, подчинялся законной власти и не подавал ей ни малейшего повода к какому-либо основательному опасению? Не видно, чтобы и вер­ховный совет или римский наместник когда-либо обвинял их в неповиновении. Они не участвовали в возмущении и тогда, когда весь почти иудейский народ восстал против римского областеправителя.

Нельзя также полагать, чтобы присоединявшиеся к обществу верующих оставляли все житейские занятия и все свое время посвящали на слушание и проповедание учения Христова. Одни Апостолы и разве еще семьдесят учеников, или некоторые из них, занимались проповедью. Прочие, которые в известные только дни и часы собирались в одно место, а в другое время рассеяны были по городу и все еще находились в известных сношениях с остальными жителями, не могли и не должны были оставлять своих обыкно­венных занятий, хотя получаемые выгоды назначали не для себя только или домашних своих, но для общества. Таким образом из общения имуществ не могло происходить ни семейственных, ни тем менее гражданских неустройств.

Итак, чем внимательнее рассматриваем мы общество первенст­вующих христиан, тем более находим в нем все соответствующим цели его основания. Собрания для взаимного назидания и утешения, беседы об успехах Апостольской проповеди, принятие новых членов, братолюбные трапезы, совершение Господней вечери, — все более и более укрепляло союз, соединяющий его членов; и потому нимало не удивительно, что общество, руководимое такими наставниками и состоящее из таких членов, в коих каждый мог узнать учеников Иисуса (Иоан. 13, 35), пользовалось в столице иудейской большим уважением, которое делало тщетным всякое покушение Синедриона — рассеять его в самом начале (Христ. Чт. 1832 г. Ч. XLVII, стр. 394).  (к началу)

 

Дух любви древних христиан. (IV, 32).

Дух святой любви, сообщенный Церкви Апостолами, оставался почти неизменным в продолжение трех веков. Народу же веровавшу, сказано о Церкви Иерусалимской, бе сердце и душа едина (Деян. 4, 32). Эта любовь, излиянная в сердца верующих Духом Святым, отличала христиан во всем мире от язычников, как Церковь Апо­стольскую в Иерусалиме от Иудейской. — Опыты сего соединения были чрезвычайные. Уже Церковь Христианская равнялась пределам Целого мира, но, рассеянные по всем концам, христиане были повсюду, как одно семейство. Из разных племен, разного звания и воспитания, никогда не знавшие и не видавшие друг друга, христиане, при первой встрече, по тайному внушению сердца, узнавали себя взаимно, являлись братьями; пожизненными друзь­ями, точно так же, как некогда известный из писаний сын царев узнал родную душу в бедном пастухе, когда только посмотрел на сего последнего и выслушал несколько слов его. Посмотри, — го­ворили с изумлением язычники, — как они понимают себя взаимно, как любят друг друга, как готовы на смерть один за другого! Христиане одного города или селения везде сводили между собою тесное дружество; в собраниях, назначенных для молитвы и других благочестивых упражнений, они виделись почти каждый день; здесь имели частые беседы друг с другом и тем скрепляли взаимный союз. Радость и горе у них были общими. Если кто из них получал от Бога какую-либо особенную милость, все другие принимали в том участие, как в собственном благе; если кто находился в состоянии покаяния, все молились за него, все испрашивали ему прощение. Они обращались между собою, как родные, называя один другого отцом или сыном, братом или сестрою, смотря по полу и возрасту. Имя отца или сына, брата или сестры дорого было для них. Они хотели жить и умереть, да вси едино будут во Христе; они ни за что не хотели заменить тех имен громкими титулами, означающими сословие, личность, знатность и силу в обществе. Сии последние названия, происходящие тогда или от гордости языческой, или от самолюбия иудейского и знаменующие деления, не слышны были в братском союзном обществе христиан. Свидетельство общего всех единения во Христе и со Христом христиане оставили в некоторых обычаях. Таков обычай взаимного лобзания при каждом богослу­жебном собрании, особенно же перед причащением животворящих Христовых таинств. Это была не простая форма или знак без всякого значения. Это было доказательство любви чистейшей, высокой, какая могла только быть совместною с принятием пречистых страш­ных Тайн и какую могло заменить во времена последующее лобзание икон святых или креста животворящего. Подобное значение имело и древнее постановление Апостольское — вечеря, известная под име­нем вечери любви. По причащении всех единого Тела Христова, все верующие, — богатые и бедные, знатные и не знатные — садились за одну трапезу, вкушали одной пищи во славу единого Бога.

Более видимое и общее свидетельство любви христианской было, в Иерусалимской Церкви, общение имуществ. Не бяше пищ ни един в них, ни един что от имений своих глаголаше быти свое, но бяху им вся обща. Сколько придумано и предпринято было, в разные времена, средств для уравнения в обществах частных выгод, препятствующих взаимной любви и общему счастью, и все напрасно; но благодать Иисуса Христа, претворяя сердца, в короткое время исполнила то, чего не сделано во все века. Взаимная любовь древних христиан, делавшая всех братьями, всех соединяла во единое как бы семейство, где дети пользуются одними благами под надзором отца, который, питая ко всем равную любовь, не допускает, чтобы кто из них терпел нужду.

Дух деятельной любви в общении имений от Церкви Апостоль­ской излился на весь мир христианский. От каждого, кто только мог и кто хотел, каждая  христианская Церковь  принимала  подаяние, считая его, по усердию и намерению приносящего, залогом благо­честия. Любовь принимала сии жертвы, любовь и раздавала. Пастыри в каждой Церкви были главными распорядителями сих приношений. Путешествующие   христиане, беспомощные   старцы, вдовицы   и сироты имели приют, пищу и одежду на счет сих даров любви. Част­ная какая-нибудь Церковь имела иногда на своем попечении около 2000 одних вдовиц, бедных и больных. Другие, не довольствуясь обычными приношениями, продавали все имение и деньги, за него взятые, отдавали бедным; не имевшие стяжаний жертвовали нужда­ющимся трудами своих рук, продавая для них изделия, или посвя­щали сами себя на принятие странных, на служение больным. — Скорбные события — голод, язвы, войны, пожары, землетрясения, особенно гонения — были временами светлого торжества Христианс­кой любви. В сих обстоятельствах не только каждый порознь с радо­стью готов был заботиться о ближайших страждущих братиях, но целые Церкви предпринимали деятельные меры к облегчению скорбей отдаленных братии, не только христиане, даже язычники, остав­ленные язычниками, получали от христиан пособие. Во времена го­нений вдовицы и сироты, оставшиеся после мученической кончины супруга и отца, повсюду имели покровителей отцов. Каждый, кто только мог, считал знаком благоволения Божия к себе, если только успевал их призреть и успокоить. Не было стран, назначенных для заточения христиан, столько неприступных и отдаленных, куда бы ни проникала сострадательная любовь христианская; не было уз, столько тяжких, которых бы она не облегчала. — Какое превращение открылось в наши времена! взывали христиане позднейшие. Бедные люди, вдовицы, сироты истаивают от голода, а богач не знает меры в прихотях сластолюбия! Те в ветхих, разодранных рубищах, в полу­разваленных хижинах, а сей думает о новых великолепных чертогах, о богатых, модных одеждах, и – хорошо, если он, встречаясь с убогим, бросит ему лепту, которую он должен отыскать в пыли!.. (Воскр. чт. Г. V, стр. 416).  (к началу)

 

Св. Апостол Варнава.

(IV, 36-37).

Сын утешения, самим Духом Святым определенный на служение Евангелию, постоянный спутник св. Ап. Павла, святой Апостол Варнава происходил от колена Левиина и родился на острове Кипре (Деян. 4, 36, 37). Прежнее имя его было Иосия. Св. Писание не говорит, когда именно Варнава обратился в христианство и какова была жизнь его до присоединения к лику Апостолов; но древние писатели христианские, — Климент Александрийский, св. Епифаний, — повествуют, что юный Иосия, еще в младых летах, отправлен своими  родителями из  Кипра в  Иерусалим, к знаменитому  Гамалиилу, и у него воспитывался вместе с св. Апостолом Павлом, тогда еще Савлом. Пылкие юноши, лучшие ученики первого в свое время  раввина, одаренные  великими  способностями душевными, ревностно ищущие просвещения, часто сидя рука об руку у ног Гамалиила, не могли не свести самой тесной дружбы между собою. Но до известного времени Промыслу Божию угодно было вести их разными  путями   к   одной   и  той   же   цели, — к  принятию   веры. Христовой.

Савл долго оставался излиха ревнителем отеческих преданий, по премногу гнал Церковь Божию и разрушал ее, по собственному его признанию (Гал. 1, 13, 14). Напротив, об Иосии есть предание, что он гораздо ранее Савла познал Господа Иисуса и уверовал в Него. Каждое утро и вечер, посещая храм Иерусалимский, Иосия имел случай видеть там Искупителя, слышал Его божественные поучения, видел чудеса, — и глубоко трогался и умилялся душою и сердцем. Однажды он, подобно Филиппу (Иоан. 1, 45, 46), — сказал тетке своей Марии, матери Иоанна Марка (Деян. 12, 12): «В храме учит некий пророк Иисус, творит великие чудеса, и многие думают, что сей Пророк есть ожидаемый Мессия. Прииди и виждь». — Узревши Господа Иисуса, добрая женщина поверглась к ногам Его и умоляла посетить дом ее и благословить домашних. Господь не отрекся, — и с сей поры дом Марии соделался пристанищем Спасителя всякий раз, когда Он бы­вал в Иерусалиме. Юный Иосия, виденный Искупителем уже в храме и теперь снова благословленный в доме тетки, еще пламеннее прилепился к Господу, и как скоро Господь из Иерусалима воз­вратился в Галилею, он последовал за Ним, и потом избран в число 70 учеников; почему и Церковь наша причисляет его к лику семиде­сяти Апостолов (янв. 4).

По вознесении Господа на небо и по сошествии Святого Духа на Апостолов, когда вера Христова быстро начала распространяться, тысячами приобретая последователей Евангелия; когда верующие образовали общество единой души и единого сердца: тогда Иосия первый показал собою пример совершенного нестяжания. Он продал свою наследственную землю и цену за нее положил к ногам Апостолов, ничего себе не оставив. В это, вероятно, время он получил от Апостолов название Варнавы, сына утешения, или, по Иерониму, сына пророчества, — название, вполне выражающее характер его. Он был сын утешения, т.е. человек утешитель, потому что в высшей степени способен был утешать всех, кто только знал его: утешал делом, жертвуя и собою и своим имуществом для других; утешал словом, потому что имел необыкновенно приятный дар проповедничества; утешал даже видом своим, потому что имел величественную и кроткую наружность.

Говорят, что св. Варнава, часто видаясь с Савлом в Иерусалиме, всячески убеждал его обратиться к Евангелию, но Савл упорно отвергал убеждения своего друга и в свою очередь считал его заблудшим. Говорят также, что св. Варнава горько плакал о жес­токости друга своего, дышавшего прещением и убийством на христиан, и пламенно молился об его обращении. Ничему не противно думать, что усердная молитва дружеская, не препятствуя свободному действию благодати Божией, со своей стороны споспе­шествовала скорейшему обращению юноши Савла, и что сие чу­десное обращение впоследствии несказанно обрадовало св. Варнаву.

Спустя три года по своем обращении к Господу, св. Павел пришел в Иерусалим; и здесь было первое свидание друзей, уже не разлучаемых различием законов, но совершенно соединенных единой верой во Христа Иисуса Распятого. Св. Павел подробно рассказал св. Варнаве о явлении Господа на пути в Дамаск и о своих проповеднических подвигах в Аравии (Деян. 9, 27). Ученики Господа не хотели принять Павла в свое общение, потому что боялись его, не верующе, яко есть ученик; но св. Варнава от своего лица представил его Апостолам; и с этого времени св. Павел бяше с ними, входя и исходя во Иерусалиме, и дерзая о имени Господа Иисуса (Деян. 9, 20, 28. Галл. 1, 17, 18). Но Павел пробыл в Иерусалиме с другом своим только пятнадцать дней (Гал. 1, 18) и, по случаю покушения неверных Еллинистов на его жизнь, удалился через Кесарию в Тарс, родину свою (Деян. 9, 29, 30). Варнава же оставался в Иерусалиме, вместе с Апостолом Петром и другими, подвизаясь в проповеди Евангельской и в устроении общества верующих.

Услышав, что в Антиохии число верующих со дня на день умно­жается, Церковь Иерусалимская отправила туда св. Варнаву, яко бе муж благ, — замечает св. Евангелист Лука, — и исполнь Духа Свята и веры (Деян. 11, 22-24), дабы он споспешествовал распростра­нению и благоустроению Церкви Антиохийской. На пути св. Варнава зашел в Тарс и, взявши там св. Павла, привел его в Антиохию (ст. 25). С этого времени начинается длинный ряд совокупных подвигов и путешествий Варнавы и Павла, продолжавшийся несколько лет. Два друга Апостола целый год провели в Антиохии; ежедневно собирались в церковь, учили народ и последователей Евангелия в первый раз нарекли христианами. Наступил голод, предсказанный пророком Агавом; поэтому Антиохийские христиане, собрав милос­тыню, — поелику кто имеяше что, – отправили с нею Павла и Вар­наву в Иерусалим (ст. 26-30). Гонение, воздвигнутое Иродом на Церковь Иерусалимскую, не коснулось Варнавы и Павла: совершив свое служение, они благополучно возвратились в Антиохию, и привели с собою юного Иоанна Марка, двоюродного брата Варнавы (Деян. гл. 12), сына прежде упомянутой Марии.

Главными деятелями — Пророцы и учителие — в Церкви Антиохийской были Варнава, Симеон Нигер, Люций Киринеянин, Мануил, — совоспитанники Ирода тетрарха, и Павел. В одно время, как они служили Господу и постились, Дух Святой сказал им: отделите ми Варнаву и Савла на дело, на неже призвах их (Деян.13,1-3). Рукоположенные вследствие сего повеления Божия в Апостолы язычников, Варнава и Павел отправились в Селевкию; оттуда поплыли в Кипр, родину Варнавы, из Кипра в Саламину, везде проповедуя слово Божие и приобретая учеников. Бывши на острове Пафосе, они обратили ко Христу тамошнего проконсула Сергия-Павла. Из Пафоса отправились они в Пергию Памфилийскую, из Пергии в Антиохию Писидийскую, где почти весь город собирался слушать их. Из Антиохии, пришедши в Иконию, они проповедовали здесь с такой силой и убедительностью, яко веровати Иудеев и Еллинов множеству многу (Деян.14, 1), свидетельствует св. Евангелист Лука. Но такова участь проповедников Евангелия, что их везде гонят и преследуют. В Дамаске собирались св. Павла убить, в Иерусалиме тоже; из Антиохии Писидийской его с Варнавою выгнали, а в Иконии опять хотели обоих побить камнями. По сей причине Апостолы чудотворцы (14, 3), пробыв довольно долго в Иконии, пошли оттуда в города Ликаонии — Листру, Дервию и в окрестности сих городов. В Листре между слушателями Варнавы и Павла был один хромой от рождения; видя расположенность к вере этого несчастливца, св. Павел именем Господа Иисуса Христа исцелил его совершенно; больной вдруг вскочил и пошел, как бы от роду не болевший. Изумленный народ поднял крик и говорил по-ликаонски: бози уподобльшеся человеком к нам снидоша. Величественная наружность, вид степенный и важный, коим отличался Варнава, подали народу повод назвать его Зевесом, или Юпитером, — верховным божеством языческим; красноречие св. Павла заставило наименовать его Меркурием, потому что Меркурий почитался у язычников богом красноречия. Апостолам Господа Иисуса идольский жрец и народ приготовились уже приносить языческие жертвы и венки; но Варнава и Павел, хотя с трудом, однако, уже успели сильною речью образумить толпу и убедили разойтись по домам без идольского жертвоприношения. Между тем, как Апостолы продолжали обращать народ к Евангелию, подоспели из Иконии и Антиохии Писидийской иудеи, враги учеников Христовых, повсюду преследовавшие Апостолов, как тени, и возмутили Листрян против благовестников. Нетрудно было слепую чернь языческую уверить, что Варнава и Павел не только не боги, но самые безбожники, когда они учат, что Зевес, Меркурий и прочие боги суть боги ложные; поэтому св. Павел, неоднократно избегавший смерти, в Листре первый раз подвергся биению и ранам за имя Господа Иисуса; избитый камнями, он замертво был вынесен из города. Очень замечательно, что чернь не осмелилась поднять руки на св. Варнаву; а они оба были вместе и всенародно проповедовали (14, 7-19). На другой день св. Апостолы пошли в Дервию и, приобретши там довольно учеников, предприняли обратный путь. Снова посетили Листру, Иконию, Антиохию Писидийскую или Фригийскую, везде утверждая души учеников своих и для каждой Церкви рукополагая пресвитеров. Прошли через Писидию и Памфилию, проповедали в другой раз слово в Пергии; и из Атталии, города Памфилийского, лежавшего на границах Ликии, отплыли в Антиохию, из которой первоначально вышли и которая была столичным городом Сирии.

Велики были подвиги друзей — Апостолов; зато велика была и радость христиан Антиохийских, когда Варнава и Павел, собравши Церковь, возвестили подробно все, что Бог сотворил с ними во время трудного и святого их странствования в городах и весях языческих и как Он отверз дверь веры язычникам. Во время пребывания Апостолов в Антиохии открылось между верными не­доумение: исполнять ли христианам обрядовый закон Моисеев или нет; Варнава и Павел утверждали, что не нужно, однако Церковь Антиохийская сама собою не осмелилась решить вопроса: поэтому двое друзей отправлены в Иерусалим узнать, как должно думать об обрядовом законе. Когда на первом соборе Апостольском, под председательством св. Петра и Иакова, вопрос о законе был решен согласно рассуждению Варнавы и Павла; — тогда Варнава и Павел опять возвратились в Антиохию с соборным определением, которое всех обрадовало и успокоило. По некотором времени, уча и благовествуя в Антиохии, — Павел сказал Варнаве; пойдем опять, посетим братию по всем городам, в которых мы проповедовали слово Господне. Варнава был готов, но Промысл Божий устроил иначе: начав совокупно действовать и путешествовать около 47 года по рождестве Христовом, Варнава расстался с Павлом около 51 года и, взяв с собою Иоанна Марка, отплыл в Кипр (Деян. 15).

Разлучившись навсегда телом, святые Апостолы никогда не разлучались духом и не прерывали дружеской тесной связи своей. Спустя лет шесть или более после разлуки, св. Павел писал в Коринф и защищал св. Варнаву, как себя самого (1 Кор. 9, 6). Даже об Иоанне Марке, который отчасти был причиной разлуки, впоследствии Павел заботился, как о своем кровном, как о человеке, необходимом для себя, и как об одном из лучших сотрудников своих в деле благовестия (Колос. 4, 10; 2 Тим. 4, 11. Филим. 24).

Известием об отплытии в Кипр оканчивается повествование священного писателя о дальнейших подвигах св. Варнавы; но здесь мы с полной доверенностью можем обратиться к преданиям. Быть не может, чтобы первый друг и сотрудник Павла в устроении столь многих Церквей остался без верных о нем преданий; невозможно, чтобы св. имя Варнавы не переходило из уст в уста у верующих современников и от них не перешло к потомкам вместе с деяниями Апостола.

Прибыв в Кипр, св. Варнава, по сказанию Дорофея Тирского, долго подвизался в обращении своей родины к вере Христовой и основал там Церковь. Из Кипра отправился он в Италию и в Риме был первым проповедником Христа Спасителя; он проходил с благовестием Ломбардию и Лигурию; основал епископский престол в Медиолане, нынешнем Милане, и опять воротился в Кипр; наконец, в Саламине получил мученический венец, быв побит камнями. Бездыханное тело Апостола было брошено в огонь, но осталось невредимым; св. Иоанн Марк похоронил его за городом и положил в гробницу Евангелие Матфея, переписанное собственной рукой св. Варнавы. Неизвестно, в каком году последовала кончина св. Апо­стола Христова; но из его собственного послания видно, что он пережил конечное падение своего несчастного отечества — Иудеи и разорение Иерусалима Титом. Нетленные мощи св. Варнавы, чудесным указанием Анфиму, епископу Саламинскому, обретены в 488 году по Р.X. при греческом императоре Зеноне; найдено также и Евангелие на груди Апостола невредимым. С этого времени установлено празднование в память св. Апостола Варнавы и как нашей православной Церковью, так и Римской, совершается июня 11 дня. Сирская Церковь издревле чтила св. Варнаву, как мученика; во Франции праздник ему установлен в девятом веке; Англия во все времена почитала и почитает память св. Варнавы с особенной набожностью; Лигурия и Милан признают его первым Епископом и Апостолом своим. Если справедливо мнение наших отечественных искателей славянской древности, что Милан исстари населен был славянами и был городом славянским; то мы можем св. Варнаву почитать и славянским Апостолом наравне с св. Ап. Андреем Первозванным (Воскр. чт. Г. VIII, стр. 113).  (к началу)

 

Библиографический указатель к IV гл.

1) В. Михайловского. Об Иерусалимской общине в ст. «Общественная жизнь» (из Шаффа). Духовн. Вести. 1863 г. VI, 416.

2) Единодушие первых христиан. Воскр. Чт. 1876 г. I, 17-22, 49-51.

3)      Ст.12. О необходимости положительной Богооткровенной религии. Духов. Бес. 1867 г., т. 1, стр. 305, 308, 347.

4)  Ст. 36-37. Историческое сведение о св. Апостоле Варнаве. Хр. Чт. 1839, II, 419-443.

5) Кипр (ст. 36). Б. п. сл. Воскр. Чт. 1876 г. I, 288.

6)  Варнава. Б. п. сл. В. Ч. 1874 г. I, 336.

7)  О нравах первенствующих христиан. В. Ч. XXII.

8)      Ст. О-ва. Обзор истории христианства первых веков. Устройство христиан­ской общины в апостольское время. Чт. в Общ. 1889 г. июль и авг. 132-135.

9) Прот. Горского. Нравы Церкви апостольской. Еванг. история и история апостольской Церкви. Стр. 655-688.

10) Леонида, Еп. Дмитровского. Жизнь Св. Ап. Петра.

11) Игнатия, Архиеп. Воронежского. Чтение о Св. Первоверховном Ап. Петре. О деяниях Св. Апостола после Пятидесятницы до первого открытого гонения на Церковь Христову от иудеев, стр. 26-32.  (к началу)

 

ГЛАВА V.

 

Наказанное лицемерие Анании и Сапфиры (V, 1-11)

Игнатия, Архиеп. Воронежского.

В  какой  внутренней  особенно  чистоте  содержалось  общество верующих в Господа, или какой искренний страх оно должно было иметь перед лицом священных своих руководителей, тому свиде­тельством записан в книге Деяний апостольских один, поистине, поразительный случай. Мы видели уже, что взаимная общительность верующих простиралась до самоотвержения: некоторые продавали села, дома, дабы иметь способы к благотворению бедным. К сему надобно присовокупить, что и самое раздаяние значительной собственности предоставлялось распоряжению Апостолов. Кто что полу­чал за проданное имение, все приносили в церковь и полагали к ногам Апостолов, с поклонением, как жертву Богу, повергаемую перед служителями Его. В книге Деяний упомянуто в особенности об одном из левитов, Варнаве Киприянине, славном впоследствии по истории  Апостола  Павла  участием в Апостольских  трудах  с ним, — потому, вероятно, что он первый, притом из чина священного прежнего, подал пример сему. Записан сряду другой случай пожер­твований; но уже показывающий, что в таких приношениях более требовалось сердечное расположение, нежели просто вещи. Некто Анания с женой Сапфирой, быв увлечен трогательными примерами соучеников, продал также имение в пользу Церкви, не быв, однако ж, чист или от тщеславия, или от скупости, либо иного ветхого кваса лукавства, он принес только некоторую часть цены, с ведома жены, и положил к ногам Апостолов с изъяснением, что принес всю. Видно, полагал он, что и в таком обществе можно быть без полной искренности. Но Петр просвещенными свыше очесами сердца проникает душу Анании и говорит вдруг: «Анания! Почто исполнил сатана сердце твое, чтобы солгать тебе против Духа  Святого и утаить из цены имения? Будучи твоим, не тебе ли принадлежало оно и, быв продано, не в твоей ли власти находилось? Зачем положил ты в сердце своем такое дело? Солгал ты не человекам, но Богу». Слушая слова эти, Анания пал и испустил дух. Ужасный страх объял всех слышащих. Дело совершилось так скоро, что, казалось, Апостол начинал только говорить, а Анания и присутст­вующие — слушать. Между тем юноши (νε?τεροι), или церковно­служители[59], имя соотносительное с именем пресвитеров, или стар­цев, встали, приготовили тело к погребению и, вынесши, похо­ронили. Часа через три (так продолжительны были тогда собрания!) вошла в собрание и жена его, не зная о происшествии. Петр вступил в речь с нею и спросил: «Скажи мне, за столько ли отдали вы имение?» Она сказала: «Да, за столько». На то Петр сказал ей: «Зачем это согласились вы искусить Духа Божия? Вот идут погре­бавшие мужа твоего и вынесут тебя». Вдруг она пала у ног его и испустила дух. Юноши лишь взошли, нашли ее мертвою и, вынесши, похоронили подле мужа ее. Необыкновенный страх объял всю Цер­ковь и всех, кто ни слышал об этом из сторонних. Все было всенародно, в главном общественном месте. Из сторонних никто не смел примешиваться к ним, но все до единого превозносили их. Между тем верующих присоединялось к Господу более и более, — множество мужчин и женщин. Если же кого из совопросников века сего упомянутое теперь событие с Ананией и Сапфирой приводит в такой страх, что казнь представляется им чрезмерно строгой, то пусть всякий такой приведет себе на мысль, что это та самая казнь, которою заранее угрожал Господь Иисус за хулу на Духа Святого, что непростительно было лукавить в таком деле, которое зависело от собственной воли каждого, и лукавить в такое время, когда Дух Божий проникал всякое сердце спасительным Своим страхом, в таком притом обществе, где общие чувства благочестия могли усты­дить всякую бессовестную душу. Лучше сказать, что опыт сей должен во всякое время приводить в спасительный страх каждого из нас за ложь, особливо перед лицом собратий своих, и тем паче, когда бы сатана искушал кого либо к призыванию имени Божия ложно перед судом, в присягах. Чудесные действия бывают, конечно, в известные только времена, особливо в начале каких-либо особен­ных Божиих учреждений, когда Бог непосредственно дает им Свое утверждение и первое Свое движение; но, тем не менее, во всякое время надобно чувствовать, что Господь мало терпит в особенности ложь бессовестную, произвольную или еще и клятвенную, как дело самого сатаны, который и называется в Евангелии именно отцем (Иоан. 8, 44. Чтение о Св. Ал. Петре, стр. 133).  (к началу)

 

Анания, как первообраз современных европейских коммунистов.

Анания, еще не возвысившийся до сознания того, что общение имуществ условливается нравственным единением и любовью друг к другу первых христиан, увлекся этим неизвестным древнему миру духом вспомоществования, духом коллективной силы, направленной на улучшение материального благосостояния общества. Ему хотелось пристать к этому новому обществу, принять участие в общении иму­ществ, но в то же время ему жаль было расстаться со своим собствен­ным имуществом, и вот он продает свое имущество и вручает выру­ченные за продажу деньги представителям первых христиан, тайно удерживая у себя часть денег. Мотивы, какими в данном случае руко­водился Анания, были самые нечестные, безнравственные, они прямо шли вразрез по духу братской любви, какой одушевлял других чле­нов общества; Анания свою личную страсть ставит выше блага обще­го. Он своекорыстен и это старается прикрыть маской лицемерия, вы­давая себя готовым жертвовать собою для блага общества. Это нрав­ственное безобразие могло омрачить собою нравственную чистоту других членов общества, и поэтому Анания за свой своекорыстной поступок наказывается смертью не за то, что не отдал всех денег, вы­рученных за продажу своего имущества, как это представляется при поверхностном чтении кн. Деяний, — а за то, что, омраченный свое­корыстием, думал обмануть Самого Бога. — Весьма поучительна судьба Анании. Анания представляет собою прообраз современных европейских коммунистов. Подобно Анании, и они увлекаются внеш­ней стороной общения имуществ. Им хочется не помогать друг другу, а жить на чужой счет. Их берет зависть, что известные лица имеют большое состояние, а у них нет ни имущества, ни желания трудиться для приобретения его, и вот они, провозглашая собственность воровст­вом, сами воруют и грабят других. Такие лица стоят на одном нравст­венном уровне с Ананией и вполне справедливо заслуживают одина­ковой судьбы. (Воскр. Чт. 1876 г., т. 1, стр. 19).  (к началу)

 

О том, что гнев Апостола Петра на Ананию и Сапфиру

был не жесток, но в начале проповеди полезен.

Препод. Исидора Пелусиота.

Наказание согрешивших смертью было делом не жестокости премудрого Петра, но учения предведущего, наперед исцеляющего многие грехи людские. Ибо, начав тогда посевать семена Евангелия и вскоре увидев возникшие плевелы, премудро исторгли их без замедления, чтобы умножившись с пшеницей, не соблюлись буду­щему огню на сожжение. Так и богомудрый Моисей, видя закон нарушенным, в самом начале и за самый грех повелел побить камнями собирающего дрова в субботу, написав, что так определил Бог (Числ. 15, 35); потому что преступление и в малой и великой вине судится, как и первые праотцы рода нашего за вкушение древесного плода, осуждены на многобедственную и жизнь и смерть (Тв. ч. 1, стр. 118).  (к началу)

 

О страшных последствиях клятвопреступной лжи.

Филарета, Митроп. Московского.

Да удалится от нас помысл неверности клятве! Но, чтобы он вернее был удален, поражайте его, как стрелой, грозным словом Божиим: не очистит Господь приемлющего имя Его всуе (Исх. XX, 7). Если не очистит Господь приемлющего имя Его всуе, напрасно, легкомысленно, без нужды; то чего должен ожидать тот, кто, давая клятву перед Богом, употребил бы имя Божие неблаго­намеренно, святотатственно, чтобы Его святостью покрыть нечистоту своей неверности? Погубиши вся глаголящие лжу (Псал. 5, 7): но не прежде ли прочих погубиши, Господи, глаголящие лжу перед именем Твоим, и перед лицом Твоим, лжущих, как Анания и Сапфира, не человеком, но Тебе, Богу? Когда Апостол Петр обличил Ананию сими точно словами: Не человеком солгал еси, но Богу; слышав Анания словеса сия, пад издше, а потом и Сапфира, после подобного обличения, паде абие пред ногами его, и издше (Деян. V, 4, 5, 10). Сей пример и многие примеры вне священной истории показывают, что ложь перед именем Божиим и перед лицом Божиим ложь клятвопреступная, как бы в нетерпение приводит небесное Правосудие и привлекает грозные и внезапные удары судьбы (Т. IV, стр. 476).  (к началу)

 

Мысли о всеведении и вездеприсутствии Божием.

Еп. Феофана.

Отчего так согрешили Анания и Сапфира? Оттого, что забыли, что Бог видит их дела и помышления. Если б содержали они в мысли, что Бог все видит, и вне и внутрь, и яснее, чем все люди и даже они сами, не пришло бы им в голову так покривить душой перед апосто­лами. От того же происходят и наши все грехи и грешные замыслы. Ухитряемся все прикрыть от взоров человеческих и думаем, что все — ничего. Люди точно не видят ничего и отдают нам цену, как исправным; но это не изменяет нашей существенной ничтожности. Ведая сие, тверди всяк себе: почто сатана исполняет мое сердце лгать в лицо Богу? Очи Его светлее солнца видят в сокровенных тайниках сердца; ни ночь, ни море, ни подземелье не укрывают от Него. Помни это, и потому устрояй свое внутреннее и внешнее, хотя и невидное, поведение. Если бы Всевидящий был чужд для нас, — можно бы еще равнодушно относиться к Его всеведению, а то Он же есть и Судия, и суд Свой, в силу всеведения, произносит нередко прежде, чем чаем. Может быть, там у Него уже положено тотчас произнести суд и над нами, когда только мы еще думаем укрыться с своими грехами в тем­ной лжи: «Не видит — дескать — Бог!»  (к началу)

 

Кто из христиан подражает Анании и Сапфире (V, 3-4).

Прот. В. Нечаева, ныне Еп. Виссариона.

Пример Анании и Сапфиры, обличенных и наказанных за двое­душие и лицемерие, содержит вразумление для всех. Если нельзя не признать справедливым суда Божия, покаравшего этих несчаст­ных супругов, то да устрашится каждый из нас подражать им в преступлении, за которое они подверглись сему суду. Пусть каждый из нас спросит совесть, не виновен ли он в грехе, подобном тому, за который заслужили обличение и наказание Анания и Сапфира, не подражаем ли мы их примеру? Ах, как много среди нас найдется таких подражателей!

Есть люди благочестивые только по видимому, постники и бого­мольцы только напоказ; они заботятся не о том, чтобы другие про­славляли Отца небесного, видя свет их благочестия, а о том собствен­но, чтобы другие любовались зрелищем их благочестия и прослав­ляли не Отца небесного, а их одних. Они подражают Анании и Сапфире.

Есть люди, которые или по ложному стыду, или по отсутствию страха Божия, дерзают лицемерить на самой исповеди, когда или совсем утаивают и отрицают свои грехи, или легкомысленно извиняют их, уменьшают их важность, несмотря на то, что Сам Христос невидимо стоит перед ними в сии священные минуты и приемлет исповедание их, несмотря на то, что утаением и извинением своих грехов они усугубляют свою виновность перед Богом. Они подражают Анании и Сапфире.

Есть любители благотворении, которые расточают огромные сум­мы на построение и украшение храмов, на устроение и поддержание школ, больниц, богаделен, не скупятся на пожертвования на нужды общественные, особенно в крайних случаях, например, во время неурожая, войны, повальной болезни, но которые, к сожалению, все это делают не по ревности к славе Божией, не по христианскому состраданию к ближним, а по своекорыстным расчетам, с целью, чтобы про них все говорили, с надеждой получить награду, в виде, например, высокого чина, ордена и т.п., а иногда с целью отвести глаза от своих нечистых дел (например, благотворители — скопцы). Они подражают Анании и Сапфире.

Есть люди лицемерные в обращении с ближним. Они словами и наружными знаками изъявляют ему преданность, любовь и ува­жение, а в душе или совсем не питают этих расположений в отношении к нему, или питают одно недоброжелательство к нему и тайно стараются вредить ему или достигнуть какой-нибудь выгоды со вредом для него. Они, с целью выслужиться у сильного или богатого человека, льстят ему самым бессовестным образом: приписывают ему добрые качества, которых он не имеет, хвалят его дела и предприятия, недостойные похвалы, а не добрые дела называют добрыми или извиняют их, не обращая внимания на то, что такая бесстыдная лесть, оказываемая ближнему, может сделать его гордым и неспособным видеть свои недостатки и исправлять их. Такие лицемеры подражают Анании и, Сапфире.

Есть люди, притворно объявляющие себя бедными, ничего не имущими, для того, чтобы через это объявление избавить себя от всяких обязательств по отношению к заимодавцам, продавцам, работникам и другим. Они подражают Анании и Сапфире, притворившимся будто не имеют никакой собственности. Вообще ма­ло ли между нами таких, подражателей? Мало ли между нами Ананий и Сапфир? Мало ли людей с тем душевным расположением и пове­дением, которое обличено и наказано в лице Анании и Сапфиры? И какая страшная сила заключается в словах апостольского обличения!

Обличая грех Анании, ап. Петр участие в сем грехе приписывает сатане, почто сатана исполни сердце твое солгати Духу Святому? Открытие страшное, но истина, на которую оно указывает, к сожа­лению, выше всяких пререканий. По слову Спасителя, сатана, или дьявол есть человекоубийца искони, и как сам есть лжец так есть отец или виновник лжи в других (Иоан. 8, 44). Что удивительного, если Анания действовал по внушению того же злого существа, которое Спаситель нарек отцом лицемерных фарисеев и который вложил в сердце одного из ближайших учеников Спасителя мысль предать Его и помог таить эту преступную мысль под видом лицемерной пре­данности Спасителю? — Отцу лжи и всякого лукавства неприятно было чистое общество членов апостольской Церкви, где, по свиде­тельству книги Деяний Апостольских, было одно сердце и душа, гос­подствовало чистейшее братолюбие и непритворное благочестие. Во что бы то ни стало, сатане захотелось на ниве Божией, насеянной чистою пшеницею, насадить плевелы, в общество, одушевленное чистым духом любви, внести дух своекорыстия, там, где водворилась искренность, чистосердечие, правдолюбие во взаимных отно­шениях, — поселить дух двоедушия и лукавства, самое благочестие осквернить фарисейским лицемерием, т.е. в самом корне повредить христианскую жизнь. В лице Анании сатане удалось найти послуш­ное орудие для своих, враждебных христианству, замыслов. Анания не устоял против сатанинского искушения — путем двоедушия и лицемерия стяжать славу человека бескорыстного и нестяжательно­го, готового ко всякому подвигу самоотвержения из любви к Богу и ближним. Анания мог не приметить, в чьи сети он уловлен, с кем вступил в пагубный союз. Сатана вообще любит действовать на лю­дей так, чтоб люди его не примечали; ему даже нравится, если неко­торые самое существование его отвергают. Чем неприметнее враг, чем меньше подозревают его близость, тем он опаснее, тем удобнее приводит он в исполнение свои замыслы. Что удивительного, если и Анания был неосторожной жертвой тайных козней не замеченного им врага? Одно обличительное слово благопросвещенного Апостола мог­ло раскрыть глаза Анании, указать невидимую руку, которая влекла его в бездну погибели. Неизвестно, успел ли Анания воспользоваться этим обличением и раскаяться, по крайней мере, в нем заключается спасительный для всех нас урок, которым мы можем воспользоваться. Если теперь для нас не тайна, что, посредством двоедушия и лице­мерия, допускается в сердце наше сатана, то какое сильное побуж­дение имеем мы удаляться двоедушия и лицемерия! Как потребно с нашей стороны трезвиться и бодрствовать, чтобы не пропустить в сердце наше дьявола, который яко лев рыкая ходит, иский кого поглотити! Ужели кому приятно быть игралищем сатаны, быть в союзе с ним, действовать по его внушению?

Но насколько грех, наказанный в лице Анании и Сапфиры, угоден сатане, настолько оскорбителен он для Бога Духа Святого. Ибо, кто двоедушничает и лицемерит, тот является лжецом перед Духом Святым, как и тот, кому сказаны сии слова: Анание, почто исполни сатана сердце твое солгати Духу Святому? Фарисейское желание человеческой славы так сильно было в Анании, что заглушало в нем голос высших побуждений, долженствовавших руководить его по­ступками, заставило его покривить душою в объявлении цены с проданного имения. От сей лжи не удержала его мысль о всеведении Божием, страх вездеприсутствия Божия. Пусть известны Богу, мог рассуждать он, мои тайные нечистые мысли, лишь бы в очах людей я казался человеком добродетельным. Несчастному лицемеру не пришло в голову даже того, что и самые люди, перед которыми ему надлежало давать отчет в своих действиях, могли обличить его в лицемерии, ибо это были не простые смертные, а духоносные апосто­лы, причастники чрезвычайных даров Св. Духа. Между нами, христиане, может быть, не найдутся люди с апостольским ведением, которые бы стали обличать лицемеров, как обличен Анания. Но от лицемерия мы должны удерживаться не страхом открытого человече­ского обличения, но страхом вездеприсутствия и всеведения Божия, мыслью о страшной ответственности перед Духом Святым, «все проницающим, и глубины Божий» (1 Кор. 2, 10). Пусть мы успеем скрыть от людей под лицемерной наружностью неблагородные мысли и чувствования, но мы не укроемся от Духа Божия, всеведущего. Страх Его всеведения должен удерживать нас от всякой лжи. Пусть иногда выгодно бывает для нас лицемерить перед людьми, пусть это нравится им, но, изменяя истине из угождения людям, из пристрастия к их мнению, мы подвергаемся опасности прогневать Духа Святого, который есть Дух истины и любит только истину, а всякую ложь и лукавство ненавидит.

Анания, оскорбивший Духа Святого двоедушием и лицемерием, не остался без наказания. Наказание, какому подвергся он, без сомнения, есть чрезвычайное, и в обыкновенной жизни не случается видеть примеры подобного наказания за двоедушие и лицемерие. Но это быва­ет не потому, чтобы нынешние лицемеры были виновны менее Анании, а единственно по милосердию Божию, ожидающему от них исправления и покаяния. И горе им, если не воспользуются сим милосердием! На­ступит время воздаяния, когда «Господь осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения» (1 Кор, 4. 5), когда за всякое слово праздное, тем паче за слово и дело лицемерное, люди подпадут стро­жайшей ответственности перед Богом. Посему пусть каждый ограждает себя страхом суда Божия, чтобы хранить себя и в слове и в деле от лице­мерия и двоедушия. Пусть, по крайней мере, страх удерживает нас от греха, от которого бессильны удержать нас другие, более сильные, побуждения (Душесп. чт. 1875г., ч. 2, стр. 222).  (к началу)

 

Дальнейшее распространение Церкви Христовой в Иерусалиме и новое нападение Синедриона на Апостолов (V, 12-42)

Евсевия, Архиеп. Могилевского.

Сказав о наказании Анании и Сапфиры за лицемерие, св. Лука о состоянии первенствующей Церкви повествует следующее: «Руками же Апостолов совершались в народе многие знамения и чу­деса», — говорит он, показывая через это, что он описывает только некоторые чудесные дела Апостолов, а их было много.

«И все единодушно пребывали в притворе Соломоновом» (ст.12), т.е. все верующие в Иисуса Христа собирались в притворе Соломоновом для молитв и для слушания апостольского учения и для причащения святых таин тела и крови Христовой, после чего, обыкновенно, предлагалась трапеза любви из общих приношений. В этих собраниях господствовал мир и согласие или единодушие, питаемое общей живой верой в Иисуса Христа и взаимной любовью одних к другим, по заповеди Христовой.

«Из посторонних же никто не смел пристать к ним» (ст.13). Посторонними называются здесь иудеи, не верующие в Иисуса Христа и потому не принадлежащие к Церкви Христовой. Такие люди не осмеливались приставать к обществу верующих, или потому, что совершаемые Апостолами знамения и чудеса возбуждали в неверующих невольное уважение к христианам, или потому, что, видя ненависть первосвященников и старейшин Иудейских к Христианам, боялись приближаться к ним, чтобы не подвергнуться негодованию и мщению своих начальников.

«А народ прославлял их», потому что видел их благочестие и добродетели и особенно Божие к ним благоволение, силою которого Апостолы совершали такие дивные дела.

«Верующих же более и более присоединялось к Господу, мно­жество мужей и жен» (ст.14), И сила евангельской проповеди, и великие чудеса, совершаемые Апостолами, и благочестивая добро­детельная жизнь верующих во Христа, и примеры столь многих обращающихся ко Христу, — все эти обстоятельства располагали многих мужей и жен к принятию веры в Иисуса Христа, и верующие присоединялись к Церкви Христовой.

«Так, что выносили больных на улицы и полагали на постелях и кроватях, дабы хотя тень проходящего Петра осенила кого-нибудь из них» (ст.15). Такую веру приобрели Апостолы совершаемыми во имя Господа Иисуса чудесами! Без сомнения, это делали потому, что видели чудодейственную силу, от Апостолов распространяющу­юся на больных даже и в то время, когда кого осеняла тень Апостола. Этим также объясняется и то, почему народ прославлял верующих и особенно Апостолов, и почему множество мужей и жен присоединялось к обществу верующих в Иисуса Христа.

Слух о дивных делах, совершаемых Апостолами, т.е. о том, что они исцеляют больных всякого рода, распространился и по селам и городам, окружающим Иерусалим. Поэтому «сходились также в Иерусалим многие из окрестных городов, неся больных и нечистыми духами одержимых, которые и исцелялись все» (ст.16). Как в то время, когда Господь Иисус проповедовал на земле Евангелие, со всех сторон приносили к Нему больных и одержимых нечистыми духами, и Он исцелял их: так теперь к Апостолам приносят больных и одержимых нечистыми духами, и Апостолы исцеляют их. В этом обилии чудес, совершаемых Апостолами, мы видим исполнение слов Господа Спасителя: Аминь, аминь глаголю вам: веруяй в Мя, дела, яже Аз творю, и той сотворит, и больша сих сотворит: яко Аз ко Отцу Моему гряду (Иоан. 14, 12).

«Первосвященник же и с ним все, принадлежавшие к ереси саддукейской, исполнились зависти и наложили руки свои на Апо­столов, и заключили их в народную темницу» (ст.17,18). Слава о дивных делах Апостолов и чрезвычайное умножение верующих в Иисуса Христа тяжелы были для врагов имени Христова, Вражда против Иисуса Назорея в сердцах первосвященников, может быть, не умирала с того времени, как первосвященники и старейшины иудейские искали погибели Его и, наконец, передали Ею Пилату на распятие. Когда Апостол Петр сказал второе слово к народу, Апостолов взяли под стражу, а на другой день старейшины и первосвященники призывали их в Синедрион и приказали им отнюдь не говорить и не учить о имени Иисуса (Деян. 4, 1-18). Строже этого поступить с ними не находили они возможности, по причине уважения к ним народа, потому что все прославляли Бога за исцеление хромого (ст.21). Теперь первосвященник и приверженные к нему решились опять наложить свои руки на Апостолов и за­ключили их в народную темницу.

Полагают, что первосвященник, заключивший Апостолов в темницу, был Каиафа. А из того, что с первосвященником упомина­ются все принадлежавшие к ереси саддукейской, видно, что и сам первосвященник принадлежал также к секте саддукейской, которая отвергала воскресение мертвых.

«Но Ангел Господень ночью отворил двери темницы и, выведши их, сказал: идите и, став во храме, говорите народу все сии слова жизни» (ст.19, 20).

В первый раз первосвященники и начальники иудейские взяли Апостолов и отпустили их на свободу, опасаясь народа, потому что все прославляли их, видя исцеление хромого от рождения, а теперь дерзость первосвященников и старейшин иудейских усилилась; поэтому, когда в другой раз Апостолы заключены были в темницу, Господь употребил к освобождению их послание небесного Служителя, одного из тех, которые, как говорит Апостол, «посылаемые на служение для тех, которые имеют наследовать спасение?» (Евр.1, 14). Ангел Господень отворил двери темницы ночью, а не днем, может быть, для того, чтобы Апостолы, когда стражи спали, могли беспрепятственнее выйти на свободу, а также и для того, чтобы чудо освобождения было очевиднее; ибо на ночь темницы обыкновенно заключаются с большим тщанием, чем днем. Освобождение их из темницы днем могло быть незамеченным; а осво­бождение ночью должно было в утреннее время обратить общее внимание. Поутру, когда послали в темницу из Синедриона привести Апостолов, служители, пришедши, не нашли их в темнице и, возвратившись, донесли, говоря: «Темницу мы нашли запертою со всею предосторожностию и стражей, стоящими перед дверьми, но, отворив, не нашли в ней никого» (ст. 21-22).

Ангел, выведши Апостолов из темницы, сказал: «Идите и, став во храме, говорите народу все сии слова жизни». Ангел ободряет Апостолов и утверждает их в непоколебимом служении Евангельской проповеди. Евангельское учение есть учение о жизни. Это учение возвещает об Иисусе Христе, Который есть вечная самосущая жизнь и вместе источник жизни и истинного счастья и блаженства для всех верующих в Него и последующих Его божественному учению. «Слово о кресте», т.е. учение об Иисусе Христе, распятом на кресте учит Апостол: «Для погибающих есть безумие, а для нас спасаемых сила Божия». И далее, говорит: «Мы проповедуем Христа распятого, для иудеев соблазн, а для еллинов безумие, для самих же призванных, иудеев и еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость» (1 Кор. 1, 18, 23, 24). Иисус Христос говорит: «Аз есмь путь и истина и живот: никто же приидет ко Отцу, токмо Мною (Иоан. 14, 6).

Апостолы были верны наставлению Ангела; они пошли во храм и учили народ. Их опять привели в Синедрион и говорили им: «Не запретили ли мы вам накрепко учить о имени сем?» — Петр же и другие Апостолы сказали им в ответ: повиноватися подобает Богови паче, нежели человеком (ст. 29). В этот раз в Синедрионе вступился за Апостолов некто фарисей, именем Гамалиил, законоучитель, уважаемый всем народом. Он приказал вывести из Синедриона Апостолов, а первосвященникам и старейшинам сказал: «Мужи израильские! Подумайте сами с собою о людях сих, что вам с ними делать. Ибо незадолго перед сим явился Февда, выдавая себя за кого-то великого, и к нему пристало около четырехсот человек; но он убит, и все, которые слушались его, рассеялись и исчезли. После него во время переписи явился Иуда Галилеянин и увлек с собою довольно народа; но и он погиб, и все, которые слушались его, рассыпались. И ныне, говорю вам, отстаньте от людей сих и оставьте их: ибо, если сие предприятие и сие дело от человеков, то оно разрушится; а если от Бога, то вы не можете разрушить его, берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками» (Деян. 5, 34-39). Начальники иудейские вняли благоразумному совету Гамалиила. «Они послушались его и, призвав Апостолов, били их и, запретив им говорить о имени Иисуса, отпустили их. Апостолы пошли из Синедриона, радуясь, что за имя Господа Иисуса удостоились принять бесчестие. И всякий день во храме и по домам не переставали учить и благовествовать об Иисусе Христе (34-42) (Беседы на воскресные и праздничные чтения из Апостола. Ч. 1, стр. 73).  (к началу)

 

О видимом неравенстве награды, даруемой святым (на ст. 15).

Филарета, Митроп. Московского.

Поелику сила Христова всемогуща, то с естеством ее согласно и то, что она через святых чудодействует, когда то благоугодно Господу, подобно как некогда чудодействовала, через главотяжи и убрусцы, которые были на теле святого Апостола Павла, и приняли в себя пот его (Деян. XIX, 12), и через одно осенение тению святого Апостола Петра (Деян. V, 15).

Какое дивное воздаяние за благочестие, что им не только дух человеческий возводится к благодатному общению со Христом, но и самое тело, которым совершаем сии малые подвиги пощения, молитвенного коленопреклонения, братолюбного служения, соделывается через то причастным благодатной силы Христовой, животво­рящей и чудодейственной! И если сие на земли еще, то на небеси какая жизнь, какое могущество, какая слава ожидает благочестивых!

Между тем примечать можем, что не все благочестивые, и даже не все святые участвуют в семь первом, так сказать, воскресении (Апок. XX, 6), которое состоит в чудесном на земли нетлении освященных телес их; подобно как и в первоначальном явлении сего первого воскресения, многа телеса усопших святых восташа, но не все телеса святых усопших. Что значит сие? Неужели не правосуден Бог ко Святым Своим, одним увеличивая меру благодати, а другим уменьшая, одним бессмертие приближая, а других отдаляя, одних прославляя, а других сокрывая? Без сомнения, никто, зна­ющий Бога, не может сего помыслить. Итак, что значит видимое неравенство видимой награды, даруемой Святым? Может быть, она некоторым образом соответствует степеням внутреннего их освя­щения, по которому, — скажем словами Апостола, — как звезда от звезды разнствует во славе, такожде и воскресение мертвых (1 Кор. XV, 41-42), и последнее, совершительное, и первое, начина­тельное; но с большею основательностью из неравенства сей пред­варительной награды Святым заключить можем, что сия награда им даруется не столько в воздаяние собственно им, сколько для другой, с премудростью и благостью Божиею сообразной, цели. В самом деле, для тех, которые не ищут славы человеческой и которые уверены, что вечно будут царствовать во славе Божией со Христом, велико ли то, чтобы иметь или не иметь временных начатков сея славы на земли? — Но как с воскресением Христовым много телеса усопших святых восташа для того, чтобы, по воскресении Его, внити во Святый град, и явитися мнозем живущим, для удосто­верения их об открывшейся силе воскресения: так и доныне телеса усопших Святых являются в нетлении, с силою чудодейственною и живоносною, для нас живущих, для удостоверения, — если к стыду времени есть и такие между нами неверующие, — для удостоверения в воскресении Христовом и в нашем будущем воскресении, для «крепления немощных в подвигах противу греха и смерти, для возбуждения невнимательных и нерадивых к подвигам благочестия (Т. II, стр. 21).  (к началу)

 

О близости к нам Ангелов

и причинах, почему мы их не замечаем (на ст. 19).

Филарета, Митроп. Московского.

Сам Царь провозглашает, чему быть надлежит: отселе узрите небо отверсто, и Ангелы Божия восходяща и нисходяща к Сыну человеческому (Иоан.1,51): и действительно, мы видим Ангелов, сопровождающих Его вознесение и возвещающих Его паки пришествие (Деян.1,10,11), Ангелов, разрешающих узы (Деян.XII, 7) и отверзающих темницы для Апостолов (Деян. V,19); наконец, Ангела, только еще возникающему от тьмы язычества Корнилию явившегося для того, чтобы указать ему вход в Церковь христианскую (Деян.X, 3-6).

Иисус Христос, по изречению Иоанна Богослова, есть Святый, истинный, имеяй ключ Давидов, отверзаяй, и никто же затворит (Апок. III, 7). Итак, если Он отверз небо, кто же смеет затворить его? Или кто смеет сказать, что теперь уже не время видеть Ангелов Божиих, восходящих и нисходящих по воле Сына человеческого? Не вси ли суть служебнии дуси, в служение посылаеми за хотящих наследовати спасение? Кто же и ныне может утверждать, что они уже без дела и мы без помощи?

Но чем несомненнее удостоверяемся мы о близости к нам святых Ангелов и о их готовности на помощь нам, тем с большею за­ботливостью мы должны помыслить о том, отчего в наши дни так мало слышат о сей помощи, а еще менее верят слышанному о том. Или нет при нас Ангелов, или мы не примечаем их; или удаляем их от себя? Что их нет, то неправда, как мы видели. Следственно, правда то, что мы  или  не примечаем их, или даже удаляем от себя.

Как в видимых своих явлениях святые Ангелы нередко принимаемы были человеками за подобных человеков: так легко случиться может, что и невидимые их действия человек примет за собственные человеческие или обыкновенные, естественные действия. Не слу­чается ли, например, что, среди недоумения или некоего бездействия ума, вдруг, как молния, просияет чистая, святая и спасительная мысль; что в обуреваемом или хладном сердце мгновенно водворяется тишина, или возгорается небесный пламень любви к Богу? Если всякое явление по роду своему свидетельствует о присутствии дей­ствующей силы, то сии внутренние явления души нашей не свиде­тельствуют ли о присутствии небесных Сил, по человеколюбию бро­сающих лучи свои в наш ум и искры в наше сердце? Не суть ли это действия Ангелов, по изречению пророка Захарии, глаголющих в нас? Как достойно сожаления, если мы не примечаем сей Ангель­ской помощи! Ибо, не примечая, не приемлем ее, как должно, и не пользуемся ею; не пользуясь, остаемся неблагодарными и винов­ными и не приготовляем себя к другим подобным посещениям и таким образом даже удаляем от себя хранителей наших.

Если мы, люди, удаляемся от людей, которых расположения противны нашим расположениям, если наставник отрекается от ученика, не внемлющего наставлениям, или пестун от воспитанника, отвергающего руководство; если самый отец удаляет от себя непо­корливого сына то как не удалиться, наконец, от нас святым Ангелам, когда мы не следуем их спасительным внушениям и оставляем бесплодным для нас их служение? Как не удалиться от нас небесным Силам, когда мы предаемся токмо земному? Как не удалиться чистым духам, когда мы живем в нечистотах плоти? Как не удалиться Ангелам Божиим, когда мы непрестанно имеем в мыслях и желаниях не Бога и Христа Его, но мир и самих себя? (т. II, стр. 28).  (к началу)

 

Мысли на ст. 29-32.

Еп. Феофана.

Что прежде Петр и Иоанн говорили властям, то же потом сказали им и все апостолы: повиноватися подабает Богови паче, нежели человеком. Бог отец наших воздвиже Иисуса, Его же вы убисте, повесивше на древе. Сего Бог начальника и Спаса возвыси десницею Своею, дати покаяние Израилеви и оставление грехов. И мы есмы того свидетели глагол сих, и Дух Святый, Его же даде Бог повинующимся Ему. Какая искренность, полнота, опре­деленность и ясность исповедания! Бог так устроил, чтобы Распятому быть Спасителем нашим, через оставление грехов в покаянии. Свидетели — апостолы-очевидцы и Дух Святой, явно действовавший в них и во всех верующих. Те же свидетели и до. наших дней пребывают в силе. Что св. апостолы говорят, это то же, как бы мы сами видели и слышали то своими очами и ушами. И Дух благодати действует непрерывно в св. Церкви, в чудотворениях, в обращении грешников и особенно в перетворении прилежно рабо­тающих Господу, в их освящении и исполнении очевидными, бла­годатными дарами. Последнее придает большую силу первому, и оба вместе сильны образовать крепкое убеждение в истине Христо­вой, во всех душах истиннолюбивых. Благодарение Богу истины, истину Свою так ясно нам являющему! (Домаш. Бес. 1871 г. Вып. 15, стр. 471).  (к началу)

 

Как проходили св. Апостолы путь Христов (на ст. 41).

Филарета, Митроп. Московского.

Ужас и скорбь, если не совсем отъяты от пути Христова, то много уменьшены тем самым, что Он уже совершил путь сей и проложил его для нас. Посему и Апостолы не всегда, как вначале, боялись идти за Христом; но пришло после время, когда они тем же страшным и скорбным путем проходили с радостью. Они, пишет повествователь их деяний, идяху радующеся, яко за имя Господа Иисуса сподобишася безчестие прияти (Деян. V, 41). Как могло статься, что те же люди, на том же пути, сперва боялись, а потом радовались? Боялись, когда Иисус Христос еще не совершил сего пути и не привел его в безопасность; радовались, когда Он прошел путем сим и на Себе унес трудности его. Боялись, когда взирали только на сии трудности, не проникая далее; не возрадовались, когда ясно усмотрели конец пути Христова. Ибо куда, наконец, приводит путь сей? Он приводит на небеса, к Самому Богу Отцу, как Сам Иисус Христос, изображая весь путь Свой, от начала до конца, сказует: изыдох от Отца, и приидох в мир, и паки оставляю мир, и иду ко Отцу (Иоан. XVI; 28). Сей путь вводит в славу Божественную: подобаше пострадати Христу, и внити в славу Свою (Лук. XXIV, 26). Но если Господь наш идет к Богу Отцу Своему: то приведет к Нему с Собою и нас. Если Христос входит в Свою Божественную славу: то введет с Собою и христиан и соделает, как изъясняет Апостол, причастниками Божественного естества (2 Петр. 1, 4) (Т. II, стр. 53).  (к началу)

 

ГЛАВЫ VI-VII.

 

Избрание семи диаконов (VI, 1-7).

Евсевия, Архиеп. Могилевского.

Ст.1. «В сии дни, когда умножились ученики, произошел у Еллинистов ропот на Евреев за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей».

Еллинами или Еллинистами называются здесь те Иудеи, ко­торые, выросши в чужих странах, вне Иудеи, говорили языком греческим как бы родным. Таких Иудеев было тогда очень много. Они жили в Египте, Сирии, Малой Азии, на островах греческих и в других местах. Очень многие из них жили в Иерусалиме; они или некоторое время, или всю остальную жизнь решались провести близ храма, чтобы тем удобнее было служить Богу. К таким принад­лежали и прозелиты, или из язычества обратившиеся к иудейской вере. А Евреями у Апостола называются Иудеи, говорящие своим языком или арамейским, которые жили преимущественно в Па­лестине и Вавилонии. Те и другие разумеются принявшие веру во Иисуса Христа. Еллинисты, как жившие среди язычников, от ко­торых заняли греческий язык, не строго исполняли закон Моисеев и удерживали многие обычаи тех стран, в которых они жили; а Евреи, говорившие отечественным еврейским языком, строже испол­няли закон Моисеев и соблюдали народные обычаи. Поэтому Евреи имели предубеждение против Еллинистов и присвояли себе пред­почтение перед ними.

Читаем в книге Деяний святых Апостолов: «Не было между ними (первенствующими христианами) никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного, и полагали к ногам Апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду (Деян. 4, 34, 35).

Когда число верующих с каждым днем умножалось, и Церковь Христова состояла уже из многих тысяч членов, тогда удовлетво­рение нуждающихся постепенно более должно затруднять Апостолов, при быстром увеличении числа нуждающихся. Поставленные рас­порядители общественными средствами, по всей вероятности, были преимущественно из Евреев, так как большая часть членов пер­венствующей Церкви состояла из них: посему неудивительно, если эти распорядители, не чуждые народных предубеждений против Еллинистов, и в удовлетворении нуждающихся вдов их показывали некоторое неуравнение с прочими вдовами.

Ст.2. «Тогда двенадцать Апостолов, созвав множество учеников, сказали: нехорошо нам, оставив слово Божие, пещись о столах».

Из Апостольских слов можно заключать, что происшедший у Еллинистов ропот против Евреев касался некоторым образом и самих Апостолов, — будто они не имели столько попечения об удов­летворении нуждающихся вдовиц, чтобы не было пренебрежения к некоторым из них. Слышав об этом, Апостолы созывают множество учеников. Под именем учеников разумеются вообще верующие в Иисуса Христа; этим именем назывались верующие до тех пор, пока не вошло в общее употребление название христиан.

Нехорошо или неприлично нам, говорят Апостолы, оставив слу­жение Евангельской проповеди, много времени уделять на попечение о столах, или об удовлетворении нуждающихся в жизненных потреб­ностях. Этот апостольский пример показывает, как низшие добро­детели должны быть иногда оставляемы для высших, т.е., чтобы время и силы или средства употреблять для достижения высших добродетелей, или высшие обязанности должны быть предпочитаемы низшим. Апостолы, по своему апостольскому званию, преимущест­венно призывались к проповедованию Евангелия; потому они испол­нение этой обязанности и предпочитают другой обязанности — попе­чению о бедных. Как душа превосходнее тела, так и попечение о душе превосходнее попечения о теле.

Ст.3. «Итак, братия, выберите из среды себя семь человек изведанных, исполненных Святого Духа и мудрости; их поставим на сию службу». Для устранения возникших неудовольствий, Апо­столы предлагают собранию верующих, для попечения о столах, избрать семь мужей таких, которые соответствовали бы вполне своему назначению. Апостолы требуют от избираемых таких качеств, которые делали бы их способными и к высшему служению, а не к тому только, чтобы они заботились о безобидном удовлетворении нуждающихся в житейских потребностях. Избираемые семь мужей, во-первых, должны быть свидетельствованы, изведаны, или, как пишет Апостол Павел в послании к Тимофею, должны иметь доброе свидетельство (1 Тим.3,7). Это нужно для того, чтобы избранные пользовались доверием общества верующих. А доверие весьма важно потому, что оно предотвращает все невыгоды недоверия и подозрений и располагает других к содействию общему делу. Во-вторых, избираемые мужи должны быть исполнены Святого Духа. Как могли быть узнаны такие мужи? Без сомнения, по плодам дейст­вующего в них Святого Духа, таковы: постоянное благочестие и непоколебимая ревность к прославлению Бога, искренняя любовь к ближним, по заповеди Господней, выражаемая добрыми делами на пользу ближних, постоянная честность, жизнь целомудренная и другие свойства и добродетели, вытекающие, как из своего источника, из любви к Богу и ближним. В-третьих, избираемые Ужи должны быть исполнены мудрости. Слово мудрость, в устах Апостола, не могло означать только уменье распоряжаться внешними вещами, или удовлетворительно раздавать потребное нуждающимся; но оно в учении слова Божия вообще означает как глубокое познание истин Божественных и особенно тайн спасения, так и силу и готовность возвещать истины спасения к назиданию других. Такие свойства, требуемые от избираемых мужей, предсказывали на выс­шее назначение сих мужей — быть служителями слова Божия и спасительных таинств, как это в скором времени показали события. Так, исполненный веры и Духа Святого (ст.5), Стефан проповедал Евангелие перед Синедрионом и за исповедание веры побит камнями (Деян.7,1-60); так Филипп огласил, или наставил вере в Иисуса Христа и крестил Ефиопского евнуха, вельможу Ефиопской царицы, и благовествовал во многих местах (Деян.8, 26-40). В послании к Филиппийцам апостол Павел приветствует диаконов вместе с епископами (Филип.1, 1); а в первом послании к Тимофею изоб­ражает свойства диаконов, как священнослужителей (1 Тим. 3, 8-12).

«Их же поставим над службою сею». Избрание семи достойных мужей Апостолы возложили на общество верующих, а поставление избранных на дело служения предоставили себе, как дело Апо­стольского служения.

Ст.4. «А мы постоянно пребудем в молитве и служении слова». Мы постоянно будем делать то, что преимущественно соответствует нашему призванию: будем молиться и проповедовать слово Божие. Так Апостолы высоко ценили пребывание в молитве и проповедании слова Божия! Молитвы приближали самих Апостолов к Богу и ходатайствовали через них о других; а проповедание слова Божия призывало и привлекало других на путь спасения, к единению с Богом. Апостолы не могли оставаться без молитвы, потому что они пребывали в Боге и все получали от Бога; молитва для них была ключом к сокровищнице всех благодатных даров, которыми поль­зовались они в прохождении апостольского служения. И служение слову или проповедание Евангелия не могло быть без молитвы, или без духовного единения с Богом, посредством благоговейного возношения ума и сердца к Богу. По учению апостола Павла, никто не может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым (1Кор.12, 3); никто не может назвать Иисуса Господом, т.е. с живою верою в Его Божественное величие, как только при со­действии Святого Духа.

Ст.5. «И одобрено было сие предложение всем собранием». Всем было понятно, что Апостолам, по их званию, невозможно было взять на себя попечение об удовлетворении нуждающихся житейскими потребностями; всем также было понятно и то, что Апостолы указывали наилучший способ к отклонению возникших неудовольствий, — потому все и одобрили Апостольское предло­жение.

«И избрали Стефана, мужа исполненного веры и Духа Святого, и Филиппа, и Прохора, и Никанора, и Тимона, и Пармена и Николая Антиохийца, обращенного из язычников». Из семи мужей Святой Лука отличает Стефана, называя его мужем, исполненным веры и Духа Святого, без сомнения, потому, что его дела и подвиги свидетельствовали о постоянстве и силе веры его и об обилии даров присутствующего в нем Святого Духа. Для показания высокого до­стоинства Стефана, Апостол далее раскрывает доблестный апо­стольский подвиг его, увенчавший его мученичеством и приобретший ему наименование первомученика (Деян. 6, 8, 15; 7, 1-60).

Примечание. На основании греческих имен семи избранных мужей делают не лишенную вероятия догадку, что избранные принадлежали к еллинистам. Об одном из них, Николае Антиохийце, прямо сказано, что он был не только еллинистом, но даже обра­щенный из язычника, т.е. прежде принадлежавший к иудейству в качестве прозелита. Но если и некоторые из избранных принадлежали к еллинистам, то это привлечение их к участию в распо­ряжении общественной казной сделано, можно думать, с той целью, чтобы у роптавших отнять основание к пререканиям. Определенного наименования должности этих избранных мужей пока не было: они назывались просто семь (21, 8) по греческому тексту.

Ст.6. «Их поставили перед Апостолами; и сии, помолившись, возложили на них руки». Так Апостолы через молитву и рукопо­ложение низвели на избранных благодать Святого Духа, соответ­ствующую степени их служения. Святой Златоуст, объясняя слова Апостола, говорит; «Заметь, как писатель не говорит ничего лишнего: он не объясняет, каким образом, но просто говорит, что они руко­положены были молитвою; ибо так совершается рукоположение. Возлагается рука на человека; но все совершает Бог, и Его десница касается главы рукополагаемого, если рукоположение совершается, как должно». И ниже говорит: «они были рукоположены на это служение, и не просто были назначены, но о них молились, чтобы им была сообщена сила (благодати)».

Ст.7. «И слово Божие росло, и число учеников весьма умно­жилось в Иерусалиме; и из священников очень многие покорились вере». «Слово Божие росло», т.е. слово Божие или Евангельская проповедь распространялась далее и далее.

«И число учеников весьма умножилось в Иерусалиме». То есть, число верующих в Иисуса Христа, или число христиан с каждым днем увеличивалось в Иерусалиме. Теперь повествователь не обозна­чает, сколько именно прибавилось верующих к тем числам, которые прежде два раза были означены; потому что, при постоянном Умножении верующих, это сделалось невозможным.

«И из священников очень многие покорились вере». Очень многие уверовали в Иисуса Христа и из священников или вообще служащих при храме Иерусалимском. Это показывало торжество Апостольской проповеди и над теми, которые более других могли противиться Евангельскому учению. Это также могло содействовать к умножению верующих из простого народа: пример ветхозаветных священников и вообще служивших при храме мог сильно действовать на простой народ и располагать его к принятию Евангельского учения (Бес. на воскр. и праздн. чт. из Апостола, ч. 1, стр. 80).  (к началу)

 

Другие служения в Церкви Христовой в век апостольский.

В. Я. Михайловского.

Из книги Деяний и посланий св. Апостолов видно, что одни служения в Церкви в век апостольский имели характер вселенски-церковный, а другие относились к частным Церквам и имели частный характер. К служениям первого рода принадлежали прежде всего Апостолы, потом пророки и наконец, евангелисты: священ­нослужителями второго рода были епископы пресвитеры и диаконы.

Апостолы. Они занимают в истории христианской совершенно особое положение, в котором никто не может с ними равняться и которого никто не может от них присвоить; потому что они: 1) призваны лично Самим Христом, без всякого человеческого посред­ничества; 2) суть боговдохновенные и непогрешимые органы христианского откровения; 3) служат основателями Церкви и 4) по отношению ко всему христианскому миру (а не только к иудеям или к Церкви своего времени) стоят предстоятелями. Как Сам Господь избрал только двенадцать апостолов и обещал им посадить их некогда судьями над коленами израилевыми на двенадцати местах (Матф.19, 28), так и последняя книга священного писания знает только «двенадцать апостолов Агнца», имена которых написа­ны на двенадцати основных камнях небесного Иерусалима (Апок. 21, 14; сн. 12, 1, двенадцать звезд в венце невесты Христовой). В этом отношении их служение несообщимо и непереходно. Оттого-то мы и не находим того, чтобы по смерти одного какого-нибудь апостола, напр. Иакова старшего (Деян. 12, 1), было восполнено их число, и в последние десятилетия первого века оставался в живых из первобытного сонма апостолов только один Иоанн. Но, с другой стороны, очень можно говорить о непрерывном продолжении апостольского служения. Потому, во-первых, что первоначально Господом поставленные апостолы продолжают жить и действовать не только в высшей (небесной) Церкви, которая имеет таинственную связь с Церковью воинствующей, но и через свое истинное учение и свой дух в Церкви воинствующей: они постоянно научают ее, ободряют, увещавают, укрепляют и утешают ее; во-вторых, каждое законно поставленное духовное лицо (а не одни только епископы, как учат католики и англиканцы), по существенному признаку своего учения, в обширном смысле есть преемник апостолов, так как и оно тоже — посланник от имени Христова и во имя Его, как Его орган, через таинство подает кающимся грешникам все благо­датные дары спасения, которые еще доселе служат животворным благоуханием к жизни и смертоносным запахом на погибель. На­конец, по временам, Господь воздвигает особенных проповедников евангелия между народами, не знавшими Его, которые в таком случае верно представляют в себе служение апостолов-миссионеров и называются равноапостольными.

Пророки. Под ними мы должны разуметь вдохновенных учителей и проповедников тайн Божиих. Они не были привязаны к какому-нибудь одному месту и являлись в разных Церквах с учением, увещанием и утешением, там, где указывало им деятельность высшее влечение Духа. И при выборе священнослужителей они, кажется, имели особенное влияние, так как они склоняли общее внимание на те личности, о которых они, после молитвы и поста, по откро­вению, узнавали как об отличных органах для какого-нибудь другого служения в царстве Божием (Деян.13, 1 и д.; 16, 2; сн. 1 Тим.1, 18; 4, 14). Пророками в Деяниях апостольских поименованы: Агав, впервые встречающийся нам в Антиохии (Деян.11, 28), далее в Кесарии (21, 10); затем проповедник евангелия Варнава (сн. 4, 36), Симеон, Люций (которого не нужно смешивать с Лукою), Манаил и Савл (апостол) в Антиохии (13, 1), Иуда и спутник Павла, известный проповедник евангелия, Сила (15, 32). Но прежде всех пророками должно считать самих апостолов, потому что, когда говорится (Еф.2, 20) о христианах, что они утверждены на осно­вании апостол и пророк (των αποστ?λων και προφυτ?ν), то уже отсутствие члена перед вторым словом указывает на то, что оба эти понятия (подобно как в 5-м ст. 3-й главы) должно сопо­ставлять между собою и объяснять их так: «Апостолы, которые в то же время и пророки». Да и действительно, апостолы, как органы Духа Святого, приявши христианское откровение (сн. Гал. 1, 12), сообщили весь план спасения и открыли то, что прежде было тайной. Поэтому-то и их проповедь и их писания суть пророческие в более высоком смысле, чем ветхозаветные писания.

Евангелисты (Благовестники). Уже самое имя намекает на то, что их занятие главным образом состояло в проповедовании радост­ного спасительного учения собственно между нехристианскими на­родами, но, впрочем, и не среди только их, потому что и верующим постоянно нужно повторять и напоминать евангельское учение. Проповеди их были исторического содержания и имели предметом преимущественно главные события из жизни Иисуса, особенно Его воскресение. Этим легко объясняется позднейшее словоупотребление, по которому название это перенесено было на писателей известных у нас евангелий. Благовестников мы обыкновенно встре­чаем в непосредственном общении с апостолами или, по крайней мере, в  услужении при них, их помощниками и сотрудниками. Павел, при своем обширном круге деятельности, больше всех других апостолов имел в них нужду, и в последнее свое путешествие в Иерусалим он имел около себя даже семерых спутников (Деян. 20, 4, 5). К этому классу служителей Церкви принадлежат: Филипп, один из семи диаконов иерусалимских, но впоследствии пропове­довавший о Мессии сперва самарянам, затем крестивший ефиоплянина на пути из Иерусалима в Газу и, наконец, действовавший в Кесарии (Деян.8, 5 и д. 26 и д. 21, 8, где он назван «евангелистом»); Тимофей (сн. 2 Тим.4, 5), особенно любимый апостолом Павлом и в надписях многих его посланий упоминаемый об нем рядом с самим апостолом; Тит, христианин из язычников, родом, может быть, из Коринфа (Гал.2, 1; 2 Кор.8, 23; 7, 6, 14; 12, 18. Тит.1, 5); Сила или Силуан, пророк из иерусалимской Церкви (Деян. 15, 22, 32), сопровождавший апостола язычников во время второго его проповеднического пути (Деян.15, 40; 16, 19, 25; 17, 4; 18, 5); Лука, писатель третьего евангелия и деяний апостольских  (в которых он хоть прямо не называет себя, но виден в тех местах, где рассказывает в первом лице множественного числа), вместе с тем врач (по Кол. 4, 14) и один из самых верных спутников Павла, которого не покинул даже во время последних уз  (Филим. 24; 2 Тим. 4, 10); Иоанн-Марк из Иерусалима, сотрудник в проповеди сперва Павлу, затем Варнаве, своему двоюродному брату, после опять в общении с Павлом и наконец (хотя по времени и раньше) с Петром, которому он, вероятно, был обязан своим обращением, и служил при нем переводчиком   (Деян.12, 25; 13, 5, 13; 15, 39; Кол.4, 10; Фил.24; 2 Тим.4, 11), и другие апостольские сотрудники.

Из этих примеров достаточно видно, что и благовестники не были служителями какой-нибудь частной Церкви и не имели, как епископы и пресвитеры, какого-нибудь определенного места, но, смотря по нуждам, свободно странствовали всюду. Апостолы рас­сылали их с разными целями во все места своей обширной дея­тельности, то для дальнейшего распространения евангелия, то для передачи посланий, то для обозрения, охранения и утверждения уже основанных Церквей, так, чтобы они, подобно самим апостолам, вместе с тем служили живыми посредствующими членами и споспешниками братского единства между разными частями Церкви. Одним словом, они были некоторым образом местоблюстителями апостолов и действовали под их распорядительностью и с их до­зволения, как посланники какого-нибудь царя. Так, Тимофея вскоре после его обращения мы видим на проповеди (Деян.16, 2 и д. ), затем в Ефесе — для дальнейшего устройства Церкви и во время отсутствия Павла для обличения возникающих ересей (1 Тим.1, 3; 3, 14, 15; 4, 13); потом он посылается Павлом в Коринф (Деян.19, 22; 1 Кор.4,17 и д. 16, 10), встречается с Павлом в Македонии (2Кор.1,1), сопровождает апостола во время его последнего пути в Иерусалим (Деян. 20, 4), при нем находится во время его римских уз (Кол.1, 1; Филим.1; Фил. 1, 1), отправляется им с письмом к Церкви Филиппийской для того, чтобы разобрать все дела (Фил.2, 1-23), и, во время написания Павлом второго послания к Тимофею, Тимофей был, вероятно, неподалеку от Ефеса и оттуда вызван Павлом незадолго до его смерти в Риме (2 Тим. 4, 19, 21); наконец, в послании к евреям говорится о его освобождении из уз и его намерении отправиться на восток (13, 23). Точно в таких же отношениях к апостолу находится Тит, с которым мы встречаемся то в Иерусалиме (Гал. 2, 1), то в Ефесе, то в Коринфе (2 Кор. 7, 6, 14), то в Крите (Тит. 1, 5), затем в Никополе (Тит. 3, 12), наконец в Далмации (2 Тим. 4, 10).

Епископы и пресвитеры. Имя «пресвитер», старейший — старшина, набольший, без сомнения, получило начало у христиан от иудеев, и оно составляет буквальный перевод еврейского слова зекеним, употреблявшегося в приложении к начальникам синагог, на которых лежала обязанность заведовать религиозными делами. Это слово выражает собственно понятие о старости и соединенном с нею личном уважении; затем уже в производном смысле понятие о служебном достоинстве и начальстве, так как в высшие на­чальники обыкновенно избирались пожилые и опытные лица. Слово епископ, т.е. надзиратель, по всей вероятности, заимствовано от гражданских отношений греков; таким образом только после внесено в церковный язык и притом между христианами из язычников (как он действительно встречается в Новом Завете только у ап. Павла и его ученика Луки) и буквально означает служебную должность и деятельность предстоятелей Церкви.

В самом начале эти два слова — «пресвитер и епископ» прила­гались к одному и тому же лицу. Это совершенно ясно видно из тех мест, где встречается это последнее слово. Так, в Деяниях (20, 28), Павел обращается с речью как к епископам, к тем самым предстоятелям ефесской Церкви, которые несколько выше (ст. 17) названы были пресвитерами. Далее, в надписи на послании к филиппийцам (1, 1) он приветствует святых в Филиппах вместе с епископами и диаконами, не упоминая о пресвитерах, что, конечно, можно объяснить безразличным употреблением слова επ?σκοπος в приложении к пресвитерам. В пользу этого говорит, как заметил еще Иероним, множественное число, так как в одной Церкви не может быть многих епископов в позднейшем смысле слова. Третье свидетельство представляет слововыражение в Павловых посланиях к пастырям. В послании к Титу (1, 5) апостол предписывает своему ученику поставлять «пресвитеров» в критских церквах и затем излагает качества, на которые Тит должен обращать внимание при выборе; и при этом вдруг вставляет слово «епископ», где, очевидно, идет речь еще о прежнем лице, как показывает причинный союз — «потому что», ст. 7. Наконец, ап. Петр (1 Петр. 5, 1, 2) в послании своем обращается с речью к пресвитерам Церкви, как «сопресвитер», и их должностью считает пасение стада Божия и надзор над ним. Но из этого заменения слов одного другим нельзя выводить того, будто бы сан епископа и пресвитера — один и тот же. Сам апостол Павел очень хорошо различает их, когда, напр., своим ученикам-пресвитерам поручает право поставлять пресвитеров, надзирать за ними, судить, награждать и наказывать их (сн. 1 Тим. 5, 17, 19; Тит. 1, 5).

О времени, способе и роде избрания в сан епископа и пресвитера, к сожалению, не имеем известий даже вроде тех, какие даны об учреждении диаконского служения (Деян. 6). Нужда к тому откры­лась, конечно, слишком рано, так как, несмотря на распространение необходимо соединенных с саном сверхъестественных даров, нужно было позаботиться о нормальном и обыкновенном научении и управ­лении быстро размножавшихся церквей. Исторический образец на то дан в иудейских синагогах, именно в совете старейшин (πρεσβ?τεροι, Лук. 7, 3. ?ρχισυν?γωγοι, Марк. 5, 22. Деян. 13, 15), которые занимались отправлением богослужения, совершением молитв, чтением и объяснением писания. В первый раз христианские пресвитеры встречаются (Деян. 11, 30) в Иерусалиме, по случаю пересылки пожертвований Антиохийской церкви в пользу своих братьев в Иудее. Оттуда учреждение это распространилось не только по всем церквам, составившимся из иудеев, но и в церквах, осно­ванных Павлом. Из примера семьи Стефановой в Коринфе (1 Кор. 16, 15) видно, что в этот сан избирались первые обращенцы (?παρκα?), о чем прямо говорит и Климент римский.

По образцу синагог, равно как и гражданского управления городами, которое находилось в руках сонма стариков (senatus), коллегиума декурионов (decuriones), следовательно, имело аристо­кратическую форму, в каждой церкви было много пресвитеров. Мы повсюду читаем рассказы об их множестве, как о каком-то то­вариществе, корпорации: в Иерусалиме (Деян. 11, 30; 15, 4, 6, 23; 21, 18), в Ефесе (Деян. 20, 17, 28), в Филиппах (Фил. 1, 1), при посвящении Тимофея (1 Тим. 4, 14), где речь идет о возложения рук священничества, и в тех церквах, к которым писал Иаков (Иак.5, 14): «Болен ли кто из вас, пусть призовет пресвитеров Церкви, чтобы они помолились над ним и пр. К этой же мысли приводит рассказ Деяний апостольских (14, 23) о том, что Павел и Варнава для каждой церкви избрали и рукоположили пресвитеров, — значит, не одного, а многих; и еще яснее говорит наставление Титу в каждом городе критском образовывать сонм пресвитеров (Тит.1, 5). Правда, некоторые ученые так представляют дело, что будто бы в  больших  городах было много церквей, и в  каждой церкви по одному священнику и епископу, и что, следовательно, в устройстве  частных церквей с самого начала был принцип не демократический или аристократический, но монархический. Но против такого мнения о множестве самостоятельных церквей говорят только что приведенные места, в которых пресвитеры изображаются как совет (комитет), а также направление к образованию братств, товариществ, какое одушевляло христиан с самых первых времен. Домашние церкви (?κκλησ?αι κατ' ο?κον), о которых упоминается довольно нередко и к которым в посланиях встречается немало приветствий (Рим. 16, 4, 5, 14, 15; 1  Кор. 16, 19; Кол. 4, 15; Филим. 2), указывают только на то, что христиане там, где их было очень много и где они жили вдалеке друг от друга, как напр. особенно в  Риме  (который по народонаселению тогда превышал нынешний Париж), собирались на молитву во многих местах, и вовсе не исключают органической связи с целым обществом и их управления собором пастырей. Оттого послания апостолов никогда не были писаны к какой-нибудь отдельной части Церкви (ecclesiola in ecclesia), к какому-нибудь частному собранию, но всегда ко всему обществу христиан в Риме, Коринфе, в Ефесе, Филиппах, Солуни и т. п., и обращаются к ним, как к одному нравственному лицу (сн. 1 Сол. 1, 1; 2 Сол. 1, 1; 1 Кор. 1, 2; 5, 1 и д;. 2 Кор. 1, 1, 32; 2, 1 и д.; Кол. 4, 16; Фил. 1, 1 и пр. ).

Но полное ли равенство господствовало между членами этого собора пресвитеров, или один, положим, самый старший, всегда председательствовал, или, наконец, каждый из них один за другим поочередно, как primus inter paris (первый между равными), заве­довал делами и имел верховную власть в своих руках, — об этом нет ясных решительных данных в Новом Завете. Без сомнения, председательство какого бы то ни было рода в благоустроенном управлении и для правильного хода дел необходимо, а поэтому, и в первых христианских сонмах пресвитеров оно, вероятно, было, только мы не можем частнее определить его свойств и особенностей, так как о нем не говорят решительно ни Деяния апостольские, ни Павловы, ни Соборные послания. Свойство дел требует также и того, чтобы различные служебные занятия были разделены так, чтобы не произошло беспорядочного вмешательства в чужой круг занятий. Обязанность этих священнослужителей заключается в Управлении паствой. На это указывают уже многие имена, которыми обозначаются они и их должности: именно пастыри (Еф.4, 11), которые должны «пасти» стадо Божие (Деян.20, 28; 1 Петр.5, 2), «надзиратели» (1 Петр.5, 2 и д. ), «предстоятели» (1 Сол.5, 12; Рим.12, 8; 1 Тим.3, 4, 5, 12; 1Тим.5, 17; сн. 1Кор.12, 28), «наставники» (Евр. 13, 7, 17, 24). Это церковное правительство имело в своей власти не только наблюдение над богослужением, сохранение в чистоте нравственного религиозного состояния, одним словом, всю область попечения о душах и суде, но простирало свою власть и на имущества церковные, и на все движимые денежные дела, доходы, как можно заключать из того, что пожертвования, собранные антиохийскими христианами в пользу своих братьев в Иудее, были отправлены в Иерусалим, к собору пресвитеров иеру­салимских (Деян. 11, 30).

Далее, епископы и пресвитеры были и законными учителями в Церкви, на которых лежала обязанность объяснять священное писание, проповедовать евангелие и совершать таинства. Что эта обязанность тесно была связана с другой, это видно уже из сопо­ставления слов «пастыри и учители» (Еф.4, 11), под которыми должно разуметь одни и те же лица. Такое же соединение пастырства и учительства находится в послании к Евреям (гл. 13, 7): «Поминайте руководителей (ηγο?μενοι) ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (см. ст.17). Особенно решительны наставления, заключенные в пас­тырских посланиях, в которых Павел, кроме беспорочной жизни и способности к управлению паствой, помещает, как необходимую часть иерархической должности, и способность к научению (1 Тим. 3, 2): епископ должен быть непорочен, одной жены муж, трезв и целомудрен, благочинен, страннолюбив, назидателен и т д.; также в послании к Титу (1, 9), где от епископа требуется держаться истинного учения, ревностно заниматься (сн. 2 Тим.3, 14) преподанием поучений согласно с истиной для того, чтобы он был в состоянии как наставить в здравом учении, так обличить и посрамить противников (Духов. Вестн. 1865 г. окт., стр. 167).  (к началу)

 

Архидиакон Стефан.

В первенствующей, Апостольской Церкви, члены которой не имели ничего собственного, а что имели, полагали к ногам Апостолов и питались от одной трапезы, — однажды произошел ропот: вдовицы Еллино-Евреев, по небрежению о них Евреями, не получали себе должного при ежедневном раздаянии потребностей. Апостолам ли прилично и досужно было разбирать подобные неудовольствия, которые могли случаться весьма часто? — Посему советом их поло­жено было, для предотвращения беспорядков в трапезе на будущее время, избрать семь мужей, изведанных по жизни и исполненных Св. Духа и мудрости, и поставить их для присмотра за этим делом. Избрание состоялось: избранные рукоположены и наименованы диаконами (служителями), и Стефан был первым между ними. Впоследствии все диаконы получили право участвовать в служении и при совершении таинств, а некоторые и проповедовать.

Такому светильнику, каков Стефан, мало было светить при одних трапезах. Господу Богу угодно было воззвать его на высший свещник — проповедания слова Божия и чудотворения. Стефан про­поведал и делал великие чудеса и знамения в народе. Это важное обстоятельство поставило его наряду с Апостолами и прославило так, как только могут быть прославлены верующие на земле и на небе.

Закоренелые в своем неверии иудеи (из Либертинцев, Алек­сандрийцев, Киликиан и Азийцев), без сомнения, по случаю про­поведи Стефана, вступили с ним в спор; но не могли противостоять мудрости и духу, с которыми он говорил. Злоба, особенно — присты­женная, мстительна, — она, для удовлетворения себе, употребляет все возможное. Что же нужно было сделать, чтобы в самом начале попрать служителя Слова столь сильного в слове? Оклеветать или уличить его, — хотя против своей совести, — в хуле на Моисея и на Бога и в неуважении ко святому храму. Это средство, последнее и сильнейшее, употреблено было для обвинения Самого Иисуса! Его же употребили теперь и против св. Стефана: он взят и приведен в Синедрион (Еврейское судилище), как враг Бога я народа Ев­рейского. Здесь, уничижаемый от людей, он удостаивается видимой славы от Бога: члены Синедриона, воззревше нань, видеша лице его, яко лице Ангела Божия (Деян. 6, 15). Кажется, этого одного достаточно было бы к заграждению уст супротивным. Но ожесточение готово судить и осуждать самих Ангелов!

Стефана, как обыкновенно подсудимого, спрашивают. Невинный, но ищущий оправдания себе одному, защищал бы себя в таком случае просто, ссылаясь только на свои слова и поступки. Но ангелоподобная душа Стефана в оправдание себя перед людьми искала оправдания своим гонителям перед Богом. Речь, в которой защищает себя невинный проповедник (Деян. 7, 2-53), вся на­правлена к вразумлению противников и к обращению их на путь истины, для собственного их спасения. Содержание ее — история Евреев от Авраама до Соломона; направление ее к цели — защищение и вразумление слушателей — судей. Ее можно сократить и представить, с некоторым только изменением внешнего вида, более приспособляясь к общему духу ее, следующим образом:

«Бог, еще в лице Авраама, особенною любовью возлюбил нас — Евреев, умножил народ наш в Египте, избавил его от притеснений Фараоновых, оградил его законами, ввел в землю обетованную, позволил ему соорудить храм для призывания святейшего Своего имени — так думать и говорить о Боге значит ли хулить Его? — Моисей, еще с младенчества удостоенный особенного избрания Божия, творил чудеса, был путеводителем предков наших в пустыне, принес нам откровенный закон Бога нашего с Синая — что в таких мыслях и словах о Моисее хульного против Моисея? — У отцов наших в пустыне была скиния свидетельства; впоследствии заменил ее храм, построенный Соломоном: но Всевышний живет не в рукотворенных храмах, — небо, как говорит пророк, престол Ему, земля подножие ног Его — думая и говоря таким образом о храме, я выражаю ли какое-либо неуважение к нему? — Но не быть послуш­ным ни Богу, ни Моисею, без сомнения, значит не хвалить, а хулить Бога и Моисея: а отцы наши в этом согрешили, когда были в пустыне слив тельца и веселясь перед делом рук своих! Не внимать истинным проповедникам истинной славы храма, даже преследовать и убивать их — значит вовсе не уважать храма: — а предки наши кого из пророков — проповедников будущей славы храма — не гнали? Много ли спаслось от их неистовства из пред­возвестивших пришествие Праведника? Да и вы, люди жестоко-выйные и с необрезанным сердцем и ушами! и вы не всегда ли упорствуете против, св. Духа, подобно отцам вашим? Что вы сде­лали? Вы предали и убили Праведника, Которого Бог издавна обетовал роду нашему, — Которого слушать, как пророка, заповедал вам сам Моисей, — Который есть солнце нашего храма, славного доселе одними только тенями прообразований. Итак, не я, а вы — хулители Бога и Моисея, — вы не чтите храма, столь теперь славного, не чтите так, как бы надлежало чтить его!»

От таких слов Стефана раздиралось сердце у гонителей его, и они скрежетали на него зубами. Чтобы подкрепить юного подвижника для тягчайшего подвига, который уже предстоял ему, а вместе, чтобы сильнее подействовать на совесть гонителей, — Стефану, в духе рев­ности Илииной воззревшему на небо, является в отверстых небесах слава Божия и Иисус, стоящий одесную Бога (Деян.7, 5). Явление важнейшее, которого никто доселе не удостаивался! Тайновидец ука­зывает на него врагам своим, как на последний способ к их убеж­дению. Надежда напрасная! Жестоковыйные кричат, затыкают свои уши и единодушно устремляются на предстоящую им жертву. Отселе взор благоговейного наблюдателя, взирая на Стефана, встречает то, чему подобное, в отношении к жестокости, он мог видеть на одной Голгофе, — слух его благоговейно поражается тем, что мог слышать разве только со Креста от великого Страдальца Голгофского. Святого диакона и апостола изводят вне града и побивают камнями. Усилие погубить простирается до того, что губители, для большей удобности, снимают с себя одежды и полагают их у ног Савла. Савла! — Это тот Савл, который после будет величайшим учителем языков... Послед­няя минута настала, — и страдалец Стефан, еще побиваемый, преда­ет дух свой Господу Иисусу, как сей предавал Свой дух Отцу небес­ному на Голгофе: Господи Иисусе, взывал Стефан, приими дух мой.

Наконец, преклонь колена, возопи гласом велиим: Господи, не пос­тави им (убийцам) греха сего. И сия рек успе. Душа Ангельская! Как она сходна с душою Богочеловека, молившегося на Кресте за Своих распинателей!

Кровь первенца из мучеников новозаветных была росою небес­ною для семени слова Евангельского. Проповедники Евангелия, хотя были рассеяны смертью Стефана, но еще с большим успехом начали проносить слово Христово по всей Иудее и далее. Так Стефан (имя его значит венец), сделавшись новым украшением подобного венца Христовой Церкви, сделался и новою силою ее против неверия и нечестия (Воскр. чт, г. II, стр. 382).  (к началу)

 

Речь первомученика Стефана и ее отличительные особенности.

В. Певницкого.

После речей апостола Петра, в Деяниях апостольских обращает на себя внимание длинная речь первомученика и архидиакона Стефана, сказанная им перед Синедрионом и израильтянами, когда его привели на сонмище и обвиняли в хульных словах на Моисея и на Бога. Особенное значение придает ей сила внутреннего духа, коим запечатлено в ней каждое слово, и ее содержание, в котором с большей ясностью, чем прежде, раскрыта сущность новой веры в ее отношении к вере ветхозаветной. В речах Петра проповедовалось воскресение Иисуса Христа и указывался в Нем начальник жизни и Спаситель; у Стефана в основании всего лежит та же общая мысль, но при раскрытии ее он входит в более частные определения, и сравнивая два Завета, Ветхий и Новый, прямее, чем другие, показывает подчиненное, временное положение первого и вечное значение второго. Обстоятельства, какими сопровождалась эта речь, еще более усилили впечатление, какое она и сама по себе сильна была произвести на других.

Стефан был эллинист по происхождению и образованию, то есть, еврей, родившийся и воспитавшийся в странах языческих. Деяния апостольские дают понять, что он в сонме верующих отличался перед другими и мудростью и силой духа. Когда апостолы, по поводу споров эллинистов с палестинскими евреями из-за пособий вдовицам, сде­лали распоряжение о выборе семи опытных людей, исполненных Ду­ха Святого и мудрости, для надзора над трапезами, первым из семи выбранных явился Стефан. Каждый раз, как только упоминают о нем Деяния апостольские, к его имени присоединяют особенную похвалу, называя его то мужем, исполненным веры и Духа Святого (VI, 5), то мужем, исполненным веры и силы (VI, 8). С ним вступали в спор многие из пришельцев в Иерусалим, но никто не мог противостоять премудрости и Духу, с которым он говорил. Дело, в котором Стефан был непобедимым защитником, было дело новой веры, дело спасения, принесенного Иисусом Христом. Из обвинений, на него возведенных, видно, около какого пункта вращались его споры и беседы: из тесной ограды ветхозаветного храма он призывал всех в широкую область Церкви новозаветной, и при этом старался исправить узкие, исключительные воззрения на свой завет с Богом потомков Израиля, доказывая временное значение этого завета и более широкое, вечное значение завета нового, к которому первый был только приготов­лением и в котором он должен был найти свое завершение. Это разд­ражало иудеев, слепо привязанных к своему закону, но не могших опровергнуть справедливых толкований Стефана, и они в ослеп­лении, не понимая дела, стали обвинять его, что он не перестает го­ворить хульные слова на Моисея и на Бога, на храм и на закон (Деян. VI, 11-13) и предрекает, что Иисус Назорей разрушит храм и изменит обычаи, преданные Моисеем (VI, 14). Раскрывая существо Нового Завета, Стефан первый открыто противопоставил его Ветхому Завету и пошел вразрез с иудейскими предубеждениями, которые внушали им гордое самомнение о своей исключительной угодности перед Богом, и при которых они утратили истинное понимание на­значения закона Моисеева.

Речь Стефана, сохраненная для нас в Деяниях Апостольских, не была одной из тех речей, с какими он обращался к верующим и не­верным, проповедуя новые времена и опровергая защитников ветхо­заветного обряда. Она сказана была в исключительных обстоятельст­вах, перед самой смертью его, и служит торжественным заключением его сильного служения слову истины, ознаменованного великими знамениями и чудесами; в ней совмещена сущность того, о чем частнее и подробнее говорил Стефан в обыкновенных беседах с людьми, входившими с ним в соприкосновение, Стефана привели в Синедрион на суд за то, что он якобы произносил хулу на Моисея и на Бога; явились ложные свидетели, перетолковывающие его слова. Он знал, какое тяжкое обвинение в глазах иудеев взведено на него, и предчув­ствовал последствия его для себя. Но полный сознания своей право­ты, полагаясь на силу Духа, его укрепляющую, он перед судом пора­жал всех совершенным спокойствием и выражением достоинства на его лице, так что, по словам книги Деяний Апостольских, все, сидящие в Синедрионе, смотря на него, видели лицо его, как лицо ан­гела (VI, 15). После того, как первосвященник спросил его, правда ли то, что говорят на него обвиняющие его в хуле на Моисея, на храм и закон, он, сделав обращение ко всем присутствовавшим и попросив внимания, начал слово самозащищения. Это слово должно было явиться у него объяснением той веры, которой он держится, которую проповедует и которая многим показалась соблазнительной. Он изла­гает историю домостроительства, явленного в народе израильском, начиная с Авраама, выставляет обетования Божий избранному пле­мени, останавливается долго на Моисее, в хуле на которого обвиняли его, и  представляет  его  избранным  посланником  Божиим, сот­ворившим многие знамения и чудеса; говорит далее, как о деле бого­угодном, о построении храма, на  который  будто, по  наговорам лжесвидетелей, он произносил хульные слова. Таким образом он показывает себя верным израильтянином, чтущим  обетования и установления Божий и всех служителей завета Божия, но он хочет расширить взор своих единоплеменников, привязанных к старым преданиям, не  вполне  отвечавшим  широкому  смыслу  закона  и писания, и от старого указать путь к новому, путь, намеченный же в писании богоизбранными служителями завета Божия. Так, при слове о Моисее он припоминает предсказания Моисея о новом пророке, ко­торого Бог воздвигнет из братии его, и приказание его своему народу слушать этого нового пророка (Втор. XVIII, 15). Говоря о храме Соломонове, он приводит слово Исайи о том, что Всевышний не в рукотворенных храмах живет, что небо — престол Его и земля — подножие ног Его (Ис.LXVI, 1-2), и дает понять, что нельзя создать довлею­щего дома величию Бога, сотворившего все Своею рукою, и что, кро­ме храма Соломонова, могут быть вместилищем славы Божией и другие места, и в других странах. К слову самозащищения, к слову учения или разъяснения исповедуемой им истины Стефан присо­единяет слово обличения евреям, его слушавшим, в том упорстве, с каким они отвергают предлагаемое им спасение, к которому Бог го­товил их Своими промыслительными попечениями об избранном на­роде. Повод к этому обличению представляла Стефану обозреваемая им история богоизбранного народа, полная отступлений его от Бога и Его закона и противлении Его посланникам, и достаточно опре­делившееся отношение его потомков к новозаветному учению о спа­сении. Мысль  об  этом ожесточении  и  противлении  Богу  своих единоплеменников Стефан не сразу выставляет на вид в своей речи. Но она составляет у него заднее основание всех представлений, какие являются у него при обозрении событий ветхозаветной истории, и ослепление   своих   современников, перед   которыми   он   должен защищать себя от несправедливых нареканий при виде непонимания ими нового учения о спасении, он ставит в связь с ослеплением и противлением Богу и Его пророкам их предков. Под влиянием этой мысли Стефан, говоря о Моисее, авторитет которого, в глазах его слушателей, по их мнению, нарушен или унижен Стефаном, помина­ет о том, что этого Моисея отринули евреи в Египте, когда он явился к ним по повелению Божию из земли мадиамской, что его не послу­шали они, когда были около Синая, заставив Аарона сотворить вме­сто Бога изваянного тельца и принести жертву делам рук челове­ческих, и приводит обличение на евреев за это, высказанное от лица я в книге пророка Амоса (Ам. V. 29). Речь Стефана текла сначала медленно и спокойно: он очень подробно начал обозревать пути промысла Божия в истории избранного народа от дней явления Бога Аврааму. Но это подробное и спокойное обозрение путей Божиих не доведено Стефаном до конца. Может быть, слушатели его злобно на­строенные против него, выказывали нетерпение и как-нибудь заяв­ляли ему, чтобы он без долгих распространений, скорее переходил к концу и говорил о себе, а не о других; или чувство самого пропо­ведника, по мере того, как он переходил от лет древних к временам новым, при обозрении иудейской истории, приходило в большее и большее волнение при виде той неблагодарности, какою ознамено­вали себя вожди народа израильского и сам этот народ. Только Сте­фан, дошедши до времен Соломона и приведши выражение Исайи о значении рукотворенных храмов и о небе, как жилище Божием, вдруг прерывает нить исторического изложения и изменяет прежний, ровный и спокойный тон своей речи. Сильным и жестоким словом обличения, обращенным к своим слушателям, он заканчивает пре­рванную нить исторического обозрения, совмещая в одной картине аналогичные явления из истории пророков и из жизни, ему современ­ной. Жестоковыйнии и необрезании сердцы и ушесы (говорит он), вы присно духу Святому противитеся, якоже отцы ваша, тако и вы. Кого от пророк не изгнаша отцы ваши? И убиша предвозвестившия о пришествии Праведного, Его же вы предатели и убийцы бысте. Иже приясте закон устроением ангельским и не сохранисте (VII, 51-53). Такое прямое и резкое обличение не могло смягчить сердца людей, видевших в Стефане человека, не уважающего веры и закона отцов, и они явным образом выразили свое негодование обличителю, который стоял перед ними, как виновник перед Богом и законом, по их узкому и ослепленному суждению, и должен бы только защищать­ся от тяжких обвинений. По словам книги Деяний апостольских, евреи, слыша обличения Стефановы, распыхахуся сердцы своими и скрежетаху зубы нань (VII, 54). При виде такого ожесточения слу­шателей Стефан, по движению Духа, его наполнявшего, обратил взо­ры свои к небу и увидев славу Божию и Иисуса, сидящего одесную Бога, указал на это всем, стоящим вокруг него, как на свидетельство божественного величия Господа Иисуса Христа и как на предвоз­вестие будущего утверждения и распространения Его царства. Такую речь иудеи сочли богохульством, затыкали от нее уши свои и, вы­ведши смелого исповедника веры во Христа за город, побили его кам­нями. А свидетель веры в божественное величие Иисуса Христа, побиваемый камнями, молился за своих мучителей и умер с молитвою на устах о том, чтобы Господь не поставил им греха сего (VII, 60).

Это был первый пример мученичества за исповедание Христа Сына Божия, произведший сильное впечатление на всех, видевших это кровавое свидетельство истины, повергший в скорбь общество последователей новой веры и в то же время удаливший их от иудеев, слепо державшихся ветхозаветных преданий, и утвердивший их в сознании своего особенного призвания и служения Богу. От гонения на Церковь, последовавшего за смертью Стефана, все, уверовавшие во Христа, за исключением апостолов, рассеялись по странам иудейским и самарийским и проносили всюду слово благовестия (Руков. для с. п. 1874 г. № 44, стр. 357).  (к началу)

 

Отношение фарисеев и саддукеев к проповеди св. Стефана.

А. Никитина.

Христианство, имевшее получить универсальный характер, не могло долго оставаться на почве иудейства; с течением времени оно должно было стать на место Ветхого Завета, как имевшего временное и условное значение. Начало такого поворота в развитии христианства отмечено мученической кровью св. архидиакона Сте­фана. Сведения наши об этом муже скудны для того, чтобы составить себе ясное представление об его личности. Но несомненно, что он был истинным христианином, свободным от всех иудейских тен­денций и готовым на бескорыстное служение Церкви. Он, по-видимому, не ограничивался исполнением обязанностей, для которых он был избран (Деян. VI, 3), но помогал апостолам в деле проповеди, проявляя на этом поприще черты истинно христианского пропо­ведника. Проповедь его производила сильное впечатление на слу­шателей; но в среде их нашлись завистники, желавшие ослабить влияние, которое с каждым днем приобретал св. Стефан. Такими завистниками были эллинисты, — иудеи, гордившиеся своей мнимой образованностью и усвоившие от греков любовь к разного рода диалектическим спорам. Что было предметом первого спора Стефана с киринейцами и либертинцами, определенно сказать довольно труд­но, но, на основании 14 ст. VI гл., можно думать, что этим предметом был вопрос о значении Ветхого Завета после пришествия Иисуса Христа, причем св. Стефан высказал мысль о временном значении иудейского закона. Побежденные в споре эллинисты возбуждают народ, старейшин и книжников против Стефана, обвиняя его в богохульстве: «Мы слышали, — клеветали они, — как Стефан говорил, что Иисус Назорей разрушит храм и переменит обычаи, преданные Моисеем». В речи, сказанной Стефаном по поводу этого обвинения, содержатся две главные мысли апологетико-полемического характера: 1) Величие Божие открылось в Его избранниках совершенно независимо от священных мест и служения закону. Так называемые священные места и служение закону устанавливаются очень поздно; недостаточность первых Сам Бог засвидетельствовал, а недостаточность второго доказал сам народ. 2) В народе иудейском история неверия развивается рука об руку с историей веры. Большинство иудейского народа отвергло тех избранников, через которых оно могло спастись. Иудеи противятся св. Духу и потому не служат закону и храму в духе истины, но разрушают тот и другой. История неверия иудейского народа заканчивается распятием Христа, почему иудеи теперь являются народом отверженным. Эта речь, сказанная с тою неумолимой логикой, которой не могли противостоять противники, с тем пафосом, с каким св. Стефан бичевал заблуждение иудеев и защищал дела И. Христа, должна была произвести в высшей степени сильное впечатление на слуша­телей. С одной стороны, она давала понять саддукеям, что гонимое и подавляемое ими учение о воскресении не только не искореняется из умов христиан, но становится одним из основных пунктов их вероучения; с другой стороны, речь давала понять, что движение, возбужденное галилейскими рыбаками, не только не прекращает своего существования, но, разрастаясь все более и более, в своих рядах теперь имеет таких людей, перед которыми бессильны их собственная мудрость, их знание закона, их образованность. Нако­нец, в речи св. Стефана они усмотрели, что христиане становятся теперь решительно вне их влияния, так как обязательное исполнение народом Моисеева закона, приносившее им, как служителям храма, громадные выгоды, теперь отвергается Стефаном. Кроме того, им в высшей степени было досадно, что люди незнатные и малоученые, какими они представляли христиан, теперь с каждым днем завое­вывают симпатии народа и подрывают их собственный авторитет. Всего этого было вполне достаточно, чтобы в саддукеях пробудилось безумное ожесточение против смелого проповедника христианства. Без всякого суда над св. Стефаном и без всякого рассмотрения его вины, производят они теперь свою кровавую расправу...

Не могли теперь остаться равнодушными и пассивными и фарисеи. Если они прежде не обнаруживали своей ненависти к христианам, то причинами этого было уважение последних к закону Моисееву и тайные надежды фарисеев на возможность воспользо­ваться христианским движением для достижения честолюбивых планов своей партии. Но вот теперь фарисеи слышат, что те самые традиции, которые они считали по своему значению равными закону, которые приписывали самому Моисею (Матф. XV, 2; Гал. 1, 14) и которые они, как строго ортодоксальная и национальная партия, должны были хранить неприкосновенными, — эти традиции отрица­ются теперь Стефаном, как нелепые и уже отжившие свой век. Мало того, в проповеди Стефана отрицалось значение не одних традиций, не одного предания, но всего ветхозаветного откровения, всего закона Моисеева. Отсюда основные мысли проповеди св. Архидиакона были в глазах фарисеев высшей степенью богохульства, ибо   в   них   отвергалось   исполнение   предписаний   закона, — это единственное и вернейшее средство спасения... С другой стороны, обрядность, в  сфере которой  только и проявлялась фарисейская набожность, строгое служение букве закона, внешнее механическое богопочтение, составлявшие предмет гордости и тщеславия фарисеев, признавались в проповеди Стефана не только недостаточными для спасения, не только неугодными Богу, но выражающими всецелое непонимание ими Божественного Закона и всецелое пренебрежение к духу откровения. Не  значило  ли  все  это  для фарисеев, что христианство бросает открытый вызов их верованиям, могло ли это показаться им чем иным, как не коренным разрушением отечест­венной религии, коренным подрывом всего того, что было дорого сердцу фарисеев? Вся проповедь св. Стефана давала теперь понять, что новая секта характеризуется теперь не одной только мечта­тельностью, но что в христианстве заключается самый энергический протест против всех религиозно-иудейских идей. Фарисеи поняли теперь, что   разница   между   их   собственным   направлением   и христианством не какая-нибудь незначительная и случайная, но принципиальная и решительная, — что христиане отличаются не одной лишь верой в Иисуса Христа, как Мессию, но что на почве этой веры в христианстве коренится решительное стремление по­рвать всякие связи с национальной религией. А такое стремление помимо того, что оно, с точки зрения фарисеев, грозило уничто­жением национального духа, в котором заключалось одно из глав­нейших условий политического благосостояния иудеев, грозило так­же  подрывом  для  партии  фарисеев. В  самом  деле, если  люди неученые, мало знакомые с законом и преданиями отцов, являются проповедниками христианства, если, далее, к этим лицам народ относится сочувственно, то в лице этих проповедников у народа являются и новые вожди. Но, так как эти вожди высказывают идеи диаметрально противоположные фарисейским и к тому же обвиняют их  самих   в   неверии  и  непонимании   закона, то  фарисейскому влиянию в народе наносится решительное поражение. Фарисеи пре­красно понимали, что в народных симпатиях заключается вся сила, дававшая им возможность бороться с саддукеями, и что, с падением этих симпатий в народе, фарисейству придется отказаться от своих честолюбивых и властолюбивых замыслов и что оно со временем должно погибнуть навсегда. При сознании такой опасности фарисей­ской партии приходилось оставить свою выжидательную политику, свою лицемерную снисходительность к христианству, а действовать исключительно в интересах охранения религии и собственного ав­торитета. Неудивительно для нас теперь, что фарисеи становятся на сторону саддукеев, которым, как мы видели выше, угрожала не меньшая опасность со стороны христианства. Фарисеи и саддукеи теперь единодушно устремляются на св. Стефана и в порыве слепого фанатизма и дикой ненависти побивают его вне города камнями. Что фарисеи теперь действуют заодно с саддукеями, это видно уже из того, что в толпе врагов св. Стефана мы находим юношу Савла впоследствии св. ап. Павла, который был несомненно фарисеем ибо он сам называет себя учеником фарисея, тщательно наставленным в отеческом законе (XXIII, 6; XXVI, 5). Правда, Савл не принимал активного участия в побиении камнями святого первомученика, но он был хранителем одежд его убийц (Деян. VI, 58) и горячо сочувствовал совершавшемуся перед его глазами убийству (Деян. VIII, 1). Убиение св. Стефана совершилось без всякой санкции римского правительства, хотя по вопросам о жизни и смерти пре­ступников иудеи были обязаны сноситься с Римом; но это обстоя­тельство, по мнению некоторых, объясняется ослаблением римской власти в Палестине. Но гораздо естественнее предположить, что иудеи вовсе не думали о законности своего поступка, потому что он был следствием крайней аффектации, при которой нет места голосу рассудка и благоразумия, Между тем Неандер, рассматривая этот факт, находит в нем строго выдержанную иудейскую тен­денцию. Факт убиения и обстановка его, полагает Неандер, свиде­тельствует о том, что убиение было совершено не как гражданское наказание, но именно религиозное. Форма наказания — побиение камнями вне Иерусалима — должна была внешним образом доказать Стефану и его единомышленникам несостоятельность их воззрений на Ветхий Завет. Враги Стефана показывают теперь христианам, вопреки высказанным в речи св. первомученика положениям, что и закон Моисеев, по силе которого он наказывается, как богохульник, а равно и священное место — Иерусалим, которое они не хотят осквернить кровью грешника, высоко ценятся и уважаются народом. Но такое толкование, по нашему мнению, очень натянуто и игнорирует то страшное ожесточение, которое произвела речь Сте­фана на иудеев (Чт. в Общ. 1890. Март, стр. 411-416).  (к началу)

 

Толкование на ст. 45-48 гл. VII.

Филарета, Митроп. Москов.

Иже обрете благодать пред Богом, и испроси обрести селение Богу Иаковлю. Сие говорит Стефан о царе Давиде, который, как повествует вторая книга Царств (VII, 2), через пророка Нафана просил от Бога позволения, вместо подвижной и, вероятно, уже ветхой скинии, создать новый, неподвижный храм. Должно заметить, что богодухновенный проповедник, прежде нежели сказал о наме­рении Давида создать храм, предварительно упомянул о благодати Божией к Давиду: иже обрете благодать пред Богом. Через сие дух Святой, глаголавший устами Стефана, дает разуметь, что самое намерение или желание создать храм Божий, самая мысль о сем родилась не просто, подобно многим человеческим помышлениям и желаниям, но в человеке облагодатствованном под осенением Духа Божия. Следственно, можно сказать, что первоначальная мысль создать храм Божий была мысль Божия в человеке.

Соломон же созда Ему храм, продолжает святой Стефан. Если намерение создать храм был дар благодати в Давиде; то нет сомне­ния, что исполнение сего намерения — создание храма — было также дело благодати в Соломоне. Сам Бог предназначил Соломона к сему делу и сказал о нем через Нафана: той созиждет дом имени Моему (2Цар.VII, 13). И дабы показать, что сие назначение, и назначенное дело было в высшей степени благодатное, Бог сказал о Соломоне в то же время, через того же пророка: Аз буду ему во отца, и той будет Ми в сына (ст. 14).

Не усомнимся присовокупить к сему и еще заключение, что если создание храма Божия было действие благодати, если началом его была благодать, то и концом его должно быть распространение благодати в человеках. Ибо не можно и подумать, чтобы благодать Божия употребила свое действие на то, что ее недостойно или несообразно с ее намерениями о человеках.

Между храмом иудейским, к которому первоначально относятся предыдущие размышления, по руководству слов святого Стефана, и между храмом христианским разность та, что храм иудейский, во дни неплодства Церкви, был один во вселенной, а храмы христианские, во времена многочадия Церкви, разродились повсюду во множестве, и что скрывавшееся во храме иудейском под по­кровом сеней обрядовых и гаданий пророческих в христианских храмах является во свете откровенного слова Божия, в силе и могущественном действии Святого Духа через Божественные Таинства. Посему благодать храма иудейского по превосходству принадлежит храму христианскому.

Возвратимся к рассуждению святого Стефана. Соломон же созда храм Ему, сказал он, и тотчас присовокупляет: но Вышний не в рукотворенных церквах живет. Какой внезапный оборот мыслей! Что глаголеши, проповедниче Божий? Как можем мы разуметь тебя, или как согласить тебя самого с собой? Если же Вышний не живет в рукотворенных церквах: на что же созидал ему рукотворенную церковь Соломон, на что желал сего Давид, на что благодать вдохнула Давиду желание сего, на что Сам Вышний назначил Соломона для исполнения онаго? Правда, и Соломон — создатель храма с неким недоумением говорит к Богу: аще истинно вселится Бог с человеки на земли? Аще небо, и небо небесе не довлеют Ти, кольми паче храм сей, его же создах имени Твоему (3 Цар.VIII, 27). Почему просил он не обитания Божия во храме, но благодатного призрения на храм: да будут очи Твои отверсты на храм сей день и нощ (ст. 29). Но не больше ли того, на что дерзала смиренная молитва, даровал Бог, когда исполни слава Господня храм (ст.11), и когда Бог изрек о нем сие обетование: будут очи Мои ту, и сердце Мое во вся дни (IX, 3)? Там ли не живет Бог, где сердце Его во все дни?

Для разрешения сих недоумений и для правильного уразумения слов святого Стефана вспомним, что речь его, как выше сказано, клонилась к обличению иудеев. Они, видев чудесный облак, который осенил храм во время освящения его, слышав обетование, по ко­торому Бог сердце Свое положил во храме, подумали, что храм Иерусалимский соделался не только твердым и постоянным на предопределенное время, но и непременным навеки селением Божиим; что и город Иерусалим, и народ иудейский, имея у себя святой храм, по сему самому также святы, неприкосновенны, не­подвержены оставлению от Бога. Сии неосновательные и грубые, но набожностью прикрытые мысли сделались у иудеев пищею не­честия и беззакония. Бог живет у нас во храме, говорили они и не заботились о том, что нет Бога пред очами их. Надеясь на место святое, язык грешный, по выражению пророка Исайи, людие, испол­ненные грехов, бесстрашно, прилагали беззаконие к беззаконию (Ис.1, 4). Когда им угрожали, что умножившиеся между ними грехи погубят их, они либо не внимали сему, либо гневались на сие, прельщая себя надеждою, что святое место спасет их. Святые мужи церкви Иудейской давно усмотрели сие заблуждение своего народа и неоднократно с ревностью обличали оное. Тот Исайя, которого и приводил во свидетельство святой Стефан, опровергая дерзкую надежду беззаконников на святой храм, говорит от лица Самого Бога: Небо престол Мой, земля же подножие ног Моих: кий дом созиждете Ми? и кое место покоища Моего? (Ис. LXVI, 1). И вместо ложной надежды на одну видимую и чуждую святыню, внушая истинное упование на благодать Божию, в послушании приемлемую человеком и соделывающую его самого храмом Божиим, пророк присовокупляет также от лица Божия: на кого воззрю? токмо на кроткого и молчаливого, и трепещущего словес Моих (ст. 2). Так и через Иеремию говорит Бог: не надейтеся на себе в словесех лживых, понеже весьма не упользуют вас, глаголюще: храм Господен, храм Господен, храм Господен есть (VII, 4).

В таком духе обличения сказал и святой Стефан, что Вышний не в рукотворенных церквах живет (Деян, VII, 48), то есть не заключается вездесущее Божие существо во храмах, хотя в них благодать присутствует; не привязано благодатное присутствие Божие ко храмам, хотя им даровано: не в том собственно живет благодать, что есть рукотворенное во храмах, но, будучи сама духовна, проходит она сквозь рукотворенное и сокровенное ищет оживить собою также духовное, то есть внутреннего человека. Если человек жестоковыен, невнимателен, нечувствителен, упорен против Духа Святого, то и в отверстом рукотворенном храме благодатное жилище Божие для него заперто; рукотворенная церковь не освящает и не спасает того, кто со своей стороны не подвизается, чтобы соделать себя живою церковью живого Бога.

Но перестанем изъяснять слова Стефана. Довольно сказать: чему он учил, тому же его и наш Божественный и единственный На­ставник научает в следующих словах: грядет час и ныне есть, егда истиннии поклонницы поклонятся Отцу духом и истиною: ибо Отец таковых ищет покланяющихся Ему (Иоан. IV, 23).

Что же скажем на сие? Скажем ли с некоторыми: на что же нам и церковь рукотворенная? Не довольно ли знать одну церковь нерукотворенную в сердце? Остережемся. Сие значило бы метаться из одной крайности в другую; сие значило бы на место грубой жестоковыйности плотской поставить гордое упорство духовное. Сам Основатель духовной Церкви — Христос и Его Апостолы не посещали рукотворенного храма?

Не рукотворенные ли виды хлеба и вина предал Он для совер­шения божественного и благотворного Таинства тела и крови Его? Не будьте так грубы, чтобы останавливаться на одном рукотворен­ном; но и не будьте так горды, чтобы пренебрегать рукотворенное, через которое Бог творит чудеса благодати (Т. III, стр. 377-381).  (к началу)

 

Мысли на ст. 48-49 гл. VII.

Еп. Феофана.

Св. Стефан говорит: Вышний не в рукотворенных храмах живет. Кий храм созиждете Ми, глаголет Господь, или кое место покоищу Моему? Только нерукотворенный храм сердца боговместим, как сказал Господь: аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет; и Отец Мой возлюбит Его, и к нему приидем и обитель у него сотворим. Как это совершается — непостижимо для нас; но оно так есть, ибо очевидно бывает, что тогда Бог есть действуяй в нас и еже хотети, и еже деяти. Не рассуждай, а только отдай Господу сердце свое, и Он Сам устроит из него храм Себе, но отдай нераздельно. Если будут части не отданные, то из него нельзя будет устроить цельного храма; ибо одно будет гнило, другое разбито, — и выйдет, если только выйдет, храм с дырами, или без крыши, или без дверей. А в таком жить нельзя; Господа в нем и не будет. Только казаться будет, что это храм, а на самом деле какое-то нагромождение (Домашн. Бес. 1871 г. Вып. 16, стр. 492).  (к началу)

 

На ст. 55. О вере и видении

Филарета, Митроп. Моск.

Иное дело, при достаточных основаниях к верованию, требовать видения, как бы в задаток, чтобы потом веровать. Это не сообразно с самым существом и с достоинством веры, подобно как и между людьми, худо верят когда требуют задатка. Это дерзость. Это почти неверие, хотя, может быть, не совсем чуждое желания веровать. Сие не одобрено в Фоме. Иное дело веровать без видения и, вследствие послушания веры, как дар, как награду, как подкреп­ление, как живительное врачевство, получить видение. Так Первомученик Стефан веровал, исповедал веру перед гонителями, предал себя смертной опасности за веру, и тогда виде славу Божию, и Иисуса, стояща одесную Бога (Деян. VII, 55). Есть же и такие видения, которых не искало желание, не призывала вера, но пос­редством которых Божие предведение и милосердие ищет будущего сына веры. Так Господь явился в отверстых небесах, чтобы светом видения ослепить Савла-гонителя и переродить его в Павла-Апостола (Т. IV, стр. 299).  (к началу)

 

Пример молитвы за врагов (на ст. 60).

Его же.

Святой Павел написал наставление о молитве за царя и за сущих во власти тогда, когда во всем мире не было ни одного царя христианского; когда цари и власти были иудейские, не верующие во Христа, и языческие, погруженные в заблуждения и пороки идолопоклонства, которые, приходя в соприкосновение с христиан­ством, большей частью являлись врагами его и гонителями, с намерением совершенно истребить оное. Разум естественный, ко­нечно, сказал бы: это несообразность — молиться за людей, которые хотят вас истребить. Но любовь христианская говорит: молитесь и за сих: желайте и просите им всякого блага; может быть, в бла­годеяниях познают они благодетеля Бога, познав, уверуют в Него, уверовав, умиротворятся в отношении к другим верующим в Него; если же и не так, по заповеди возлюбленного Спасителя молитеся за творящия вам напасть и изгонящия вы (Матф.V, 44). Так, действительно, первомученик Стефан, за членов Синедриона, опре­деливших побить его камнями, умирая молился: Господи, не постави им греха сего (Деян. VII, 60) (Т. V, стр. 380).  (к началу)

 

О любви ко врагам.

Блаженного Августина.

Чтобы кто-либо из вас не подумал, братия, что нам — человекам не по силам подражать Господу в любви ко врагам, хотя Он, постра­дав по нас, образ оставил нам, да. последуем стопам Его (1 Петр. 2, 21), — посмотрим на Стефана, сослужителя вашего. Он был подобо­страстный нам человек; также в беззакониях зачат и во гресех рож­ден, как и мы; тою же ценою крови Спасителя искуплен, что и мы. Был диаконом, читал св. Евангелие, которое читает или слышит и каждый из нас. Там он начитал: любите враги ваша (Матф. 5, 44), и эту заповедь не только познал, но самым делом исполнил. Ибо, когда иудеи камением побивали его, неповинный страдалец не только не враждовал против них, но, напротив того, умолял Господа о помило­вании их: и преклонь колена, возопи гласом велиим: Господи, не по­стави им греха сего (Деян, 7, 58-60). Они побивали его камнями, а он молился; они с неистовством преследовали его, а он с кротостью подражал Христу; они слеплялись злобою, а он созерцая небеса отверста и Сына человеча одесную стояща Бога (-55, 56), озарял­ся премудростью свыше.

А чтобы видеть, как действительна была молитва святого му­ченика Стефана, обратимся мыслью к тому юноше, нарицаемому Савлу, при ногу коего, когда побивали камением Стефана, положиша ризы своя убийцы. Стрегий ризы убивающих Стефана и соизволяя убийству его (Деян. 7, 58; 8, 1; 22, 20), он как бы руками всех убийц побивал мученика. И после того, как известно вам, юноша сей, дыша прещением и убийством на ученики Господни, испросил себе послания от старейшин Иудейских, да аще некия обрящет, мужи же и жены, связаны приведет во Иерусалим на истязания и мучения. Внегда же ити, бысть ему приближитися к Дамаску, и внезапу облиста его свет с небесе. И пад на землю, слыша глас, глаголющ ему: Савле, Савле, что Мя гониши? Рече же: кто еси Господи? Господь же рече: Аз есмь Иисус, его же ты гониши: жестоко ти есть противу рожну прати (-8, 3; 9, 1-5). Давно Мне следовало бы истребить тебя с лица земли; но Стефан, раб мой, молился за тебя». Тогда павший с злобою восстал с верою; пал как волк, а встал как агнец; пал гонитель Церкви Божией, восстал проповедник ее. Скажу яснее: пал сын погибели, восстал сосуд избран; пал Савл, восстал Павел. И если бы св. Стефан не молился таким образом, то Церковь, быть может, не имела бы ныне сего Павла. Потому Павел восстал от земли, что Стефан, преклонявший на земле колена, был услышан (Воскр. Чт., г. XVI, стр. 378).  (к началу)

 

Библиографический указатель к V-VII гл.

1) Гл. 5, ст. 1. Анания. Библ. поп. сл. В. ч. 1874. I, 128.

2) Ст. 3-4. Прот. В. Нечаева. Обличенное и наказанное лицемерие. Душесп. Чт. 1875 г. П. Июнь. 221-227.

3) Ст. 34-40. Гамалиил. Б. п. сл. В. Ч. 1874 г. II, 127.

4)  Ст. 37. Иуда Галилеянин. Б. п. сл. В. Ч. 1876 г. I. 176.

5) Гл. 6. В. Михайловского. Устройство христианской Церкви при Апостолах Духов. Вестн. 1865 г. XI, 317-335, 487-502.

6)  Ст. 9. Киликия. Б. п. сл. В. Ч. 1876. I, 287.

7) Либертинцы. Б. п. сл. В. Ч. 1876. II, 79.

8)  Азия. Б. п. сл. В. Ч. 1874. I, 79.

9) Александрийцы. Там же. 95.

10) Никанор. Б. п. сл. 1877 г. I, 15.

11) Пармен. Там  же. 144.

12) Гл. 6 и 7. Первомученик христианский Стефан. Воскр. Чт. 1874. I, 23-24.

13) Первомученик Стефан. Хр. Чт. 1835. I, 57-76.

14) Апостольская община. Первое насаждение ее в Иерусалиме и дальнейшее развитие. Происхождение христианских церковных должностей в кн. Существо Церкви но учению и истории Нового Завета. Кестлина. Перев. с нем. Суворова, стр. 87.

15) Прот. Горского. Умерщвление св. Стефана. Еванг. история и история апостольской Церкви. Стр. 376-377.

16) Его же. Внешнее устроение Церкви апостольской в отношении иерархиче­ском. Там же, стр. 623-654.

17) Дело и мученическая смерть Св. Стефана. Фаррара. Жизнь и труды св. Ап. Павла, т. I, 81 — 102.

18) Леонида, Еп. Дмитровского, Жизнь Св. Ап. Петра.

19) Игнатия, Архиеп. Воронежского. Чтения о Св. Первоверховном Ап. Петре. О деяниях св. Апостола пред исшествием и после исшествия из Иерусалима, для посещения верующих в первый и второй раз. Стр. 143-147.

(к началу)

 

III. Церковь Христова во всей Иудее и Самарии

 в переходе к язычникам (VIII-XII гл. ).

 

ГЛАВА VIII

 

Обращение самарян (VIII, 1-25).

Верующие, омыв слезами любви святые останки первого христианского мученика, вскоре познали, что дням плача их поло­жено только начало. Воздвигнутое на них гонение не прекратилось с умерщвлением Стефана: напротив, успех насильственной сей меры усугубил дерзость гонителей. Враги Христианства не опасались теперь дать полную волю своему неистовству. До сего времени многих из них могло еще удерживать то уважение, которое приобрели Апостолы своими чудотворениями; но когда уже Стефан, муж равноапостольный, осужден и всенародно побит камнями, изу­верство гонителей не находило более преград своей злобе.

Буйная ревность зилотов, которая неистовствовала против Гос­пода, не умедлила воспользоваться случаем, чтобы сильнее возжечь пламень гонения. Им казалось, что религия Моисеева и святость самого храма подвергнутся большей опасности, если далее будут терпимы ученики Иисусовы, проповедь коих преклонила уже к исповеданию новой веры значительную часть народонаселения столицы и немалое также число жителей окрестных селений. Важ­ным орудием в сем гонении был тот юноша, который стерег одежды Убийц Стефана, именем Савл, еврей от колена Вениаминова, родом Тарсянин, из Киликии, проживавший в Иерусалиме для приобре­тения основательнейших сведений в фарисейском учении и слу­шавший уроки знаменитого раввина Гамалиила. Пылая ненавистью к галилеянам, он почитал смерть Стефана торжеством правого дела и в душе своей обрек на погибель всех почитателей Иисуса. Покровительствуемый верховным Судилищем, Савл смело вторгался во

все домы, вносил в них ужас и стенания, стараясь всюду открывать людей подозрительных, коих немедленно отводил в темницы, не различая ни пола, ни возраста. До какой степени жестокости до­ведено было гонение Савлом и его сообщниками, можно видеть из того, что, исключая Апостолов, все члены Христовой Церкви, жившие в Иерусалиме, принуждены были оставить столицу и искать убежища в других местах. Кто не успел спастись бегством, тот подвергался опасности испытать на себе все ужасы изуверства. Таким образом тяжкие удары бедствий рассыпали величественное здание дома Божия; одни столпы его стояли неподвижно.

Но как дивны дела нашего Господа! Отягченная таким крестом, Церковь Его не изнемогала под тяжестью оного. Лишь только ясные дни ее стали на святой земле омрачаться тучами зол, Он не медлит устремлять вдоль богосветлые лучи ее и осиявать ими мрак неверия. Попустив врагам действовать против нее преследованием, Промысл Его дает такое направление течению событий, что гонение только тверже скрепляет союз верующих, сообщает им большее мужество и, посредством рассеяния гонимых в Иудее исповедников святой веры, полагает основание Церкви в странах иноверных. До сего времени учение о Иисусе Христе, можно сказать, заключалось в стенах Иерусалима, и если где-либо распространялось, то разве в самых близких к нему местах. Намерение Божие преподать язычникам истину Евангельского Боговедения еще не ясно открыто было самим Апостолам, так что сии, без высшего внушения, не скоро бы могли решиться проповедовать учение о Иисусе Христе вне Иудеи. Теперь сам перст Божий указует им новое поприще. Между тем, как рассеянные гонением члены Иерусалимской Церкви, проходя Палестину, при каждом удобном случае пропове­довали слово крестное, и когда некоторые из них, проникнув даже в Сирию, Финикию и Кипр, наставляли там иудеев и прозелитов, Филипп, один из первых семи диаконов, также избрал для себя на сей раз учительское поприще вне Иудеи, решившись ближе озна­комить самарян с учением Христовым.

Из Евангельской истории известно, что Сам Иисус Христос обратил первое внимание самарян на Свое учение. Когда немногие из самых иудеев признавали в Нем Мессию, Он благоволил открыть Божественное достоинство Свое тому народу, который не хотел прикасаться к иудейскому хлебу и иудейской воде, и которого имя в Иерусалиме сделалось презрительным (Иоан. 8, 48). Но Христос не проповедовал жителям Самарии о приближении царствия Божия так ясно, как иудеям; ибо не они, а иудеи были тот народ, которому прежде всех, по сказанию пророков, должен был явить Себя Мессия. По сей же причине Божественный Учитель, невзирая на успех Своей беседы с самарянкой, не только не посылал учеников Своих в Самарию, но даже возбранял им входить с проповедью в пределы земли самарянской (Матф.10, 5). Следственно, семя учения Христо­ва еще не могло быть между самарянами столь плодоносно, чтобы новая проповедь оказывалась не нужной для сего народа.

Велика  была  ненависть, которую иудеи  и самаряне  взаимно питали друг к другу; но Филипп не мог почитать ее  преградой делу Божию. Он, без сомнения, знал слова Господа: «вы будете моими  свидетелями  в Иерусалиме, во всей Иуде и в Самарии (Деян.1, 8), знал, конечно, и то обетование обильной жатвы, о коей предрек небесный Сеятель, вскоре после беседы Своей с женой самарянской (Иоан. 4, 35-38). Посему не столько местная близость и надежда найти мирное убежище в стране, принимавшей не раз под свою защиту гонимых иудеев, располагала Филиппа сделаться проповедником Евангелия среди самарян, сколько свидетельство его духа, что сие предприятие приятно Господу. Кроме одной опасности, что дружественное его обращение с самарянами усилит гнев иудей­ского Синедриона ничто не могло уклонять его от избранного пути служения. Самаряне, без сомнения, казались ему более достойными слышать Евангельскую проповедь, нежели язычники. Ибо первые были народ обрезанный, жили на святой земле, соблюдали закон Моисеев и неоднократно обнаруживали в себе более расположения к вере в Иисуса Христа, чем самые иудеи.

Немалым подкреплением надежды на успех благовествования могло служить для Филиппа то, что самаряне давно разделяли с народом Божиим ожидание Мессии, и плодов Его пришествия не относили к одним иудеям, но почитали обетованное Семя жены Спасителем всего мира (Иоан. 4, 42). Самаряне не мечтали также, подобно иудеям, что во дни пришествия Мессии они возобладают всеми народами, будут непобедимы в своем могуществе и свободны от Римского порабощения. Они не соблазнялись тем, что Иисуса называли Галилеянином. Для них не важны были и те причины, по каким отвергали Его фарисеи и саддукеи: самаряне не держались ни преданий первых, ни неверия последних. Правда, их Богослу­жение, подобно Иудейскому, было привязано к известному времени и месту; однако они не совсем оказались неспособными к принятию учения об истинном  Богопоклонении   (Иоан. 4, 21, 22). К сему надлежит присовокупить и то, что слух о чудных делах Иисуса Христа, равно как и о других происшествиях Иерусалимских, сле­довавших за осуждением Его на поносную смерть, конечно, прежде прибытия Благовестника уже достиг Самарии. Итак, очень вероятно, что Филипп нашел самарян довольно приготовленными к его про­поведи.

По мнению некоторых, жители Сихара (древнего Сихема) первые услышали проповедь Филиппа. Проповедник, без сомнения, сообщил самарянам высокое понятие об Иисусе Христе и указал на те события в Его жизни, которые свидетельствовали о Божественном Его величии и спасительной цели пришествия в мир. Одно простое повествование могло уже обратить внимание самарян на Филиппа: но повествование его сопровождалось еще чудотворениями. Благовестник призыванием имени Иисусова изгонял бесов, которые, с великим воплем оставляя свои жертвы, делали через то очевидным не только самое исцеление, но и Божественную силу, совершавшую оное. Хромые и расслабленные не отходили от него без помощи: то же могущественное слово, произносимое устами Филиппа, служило для них спасительным врачевством. Таковые чудотворения до того усилили впечатление, произведенное учением Филиппа, что народ отовсюду стекался слушать его. Любопытство, влекшее самарян к чудотворцу, скоро заменялось в них искренним желанием вступить через открытую дверь крещения в Церковь Христову. Присутствие Филиппа, с каждым днем умножая торжество веры, разливало великую радость по всей Самарии.

Действие  Филипповой  проповеди, соединенной  с  необоримой силой чудес, было для самарян столь решительно, что они тотчас познали заблуждение, в котором держало их суеверие века. В те времена вера в магию была господствующей болезнью на Востоке и часто препятствовала распространению небесного учения. Из Еван­гельской истории видно, что самые чудеса Господа нашего злона­меренность книжников и фарисеев производила из знания магии, приписывая Ему тайное сношение с духами злобы (Матф. 12, 24; Марк. 3, 22). По образу мыслей того века, магия была наукой, посредством коей человек мог приходить в общение с миром духов и в светлой или темной области их получать чрезвычайные познания и силы. В таком понятии о сей науке суеверие всегда находило для  себя  обильную  пищу. О   магах  думали, что  они  способны предугадывать будущее, открывать сокровенное, производить чу­десное и по течению небесных светил определять судьбу каждого человека. В самом деле, им нельзя отказать в таких познаниях, которые человеку простому, не знакомому с силами природы, могли казаться  удивительными. Сведения, приобретаемые магами тща­тельным изучением философии, медицины и астрономии, коим они преимущественно посвящали свои занятия, доставляли им возмож­ность производить то, чему невежественный ум не мог найти изъяс­нения в обыкновенном порядке вещей. Слепое суеверие, обращая в пользу их различные предрассудки, усиливало оказываемое им уважение и доверенность, так что народ не сомневался видеть в магах людей, посвященных  во все таинства  религии  и  знавших сокровенные силы вещей, которые были предметом обожания. Са­мария, в которой религия Моисеева издревле не имела первобытной чистоты своей, но соединялась со множеством иноземных поверий, – Самария, в которой даже и теперь истинное Богопочитание оставалось тайной, более прочих стран способна была увлекаться довернем к магам. Чем искуснее хитрость мага умела пользоваться религиозными понятиями самарян и силой господствующих пред­рассудков поддерживать приобретенное от них уважение; тем мо­гущественнее оказывалось влияние его на ум народа. Таков, по крайней мере, был Симон, коего молва, незадолго до пришествия Филиппа в  Самарию, обогатила познаниями и силами высшими человеческих. Знакомый с притворством и магическими обаяниями, он легко овладел вниманием народа и посредством своих волхвований сделался предметом всеобщего удивления. Национальная ненависть, питаемая самарянами к иудеям, без сомнения, представляла учение и дела Симона тем более удивительными, что в нем думали видеть человека, имеющего такие же права на достоинства Божественного Посланника, какие  усвояли  иудеи своим  пророкам. Сверх  того, мысль о Мессии, преданная самарянам религией Моисея и теперь сильнее   возбужденная   распространившимся   по   всему   Востоку ожиданием великой перемены, которую произведет на земле явление необычайного Человека, удобно могла, при виде Симона, приводить самарян к убеждению, что он есть тот самый Сын неба и Законоположник, которого ожидают народы. Симон, со своей стороны, не только почитал излишним выводить кого-нибудь из сего заблуж­дения, но старался более питать и укреплять оное. Старый и малый знали  и твердили  о  чудесах  его. Чего  не  умели  изъяснить, то немедленно называли делом Божиим. По сказаниям древних писа­телей   о   Симоне   и   помощнице   его   Селене, дерзость   первого простиралась до того, что он называл себя Богом. Он учил, что мир создан Ангелами, что он, Симон, явился на горе Синае в лице Отца, во времена Тиверия в образе Сына и сошел на Апостолов под видом Святого Духа. Последователи его предавались разврату и  изображение  его  и  Селены   чтили  поклонением, жертвами  и каждением. Но мрак суеверия не затмил света небесной истины; могущество волхва не устояло перед победоносной силой Божест­венной Веры.

Симон, пораженный необычайностью чудес, совершаемых Филиппом, не только признал в них высокую руку Божию, но и сделал гораздо более. Внимая живому и действенному слову Благовестника, он принял в сердце свое семя Веры и вместе с другими крестился во имя Господа Иисуса. Но, омывшись крещением, Симон не предался однако ж заботе о приумножении в себе спасительной веры: изумлявший его великий дар чудодействий, которым обладал Филипп, был верховной потребностью для души его. Со дня крещения он не отходил от Филиппа и прежней своей славой охотно пожертвовал надеже получить от него чудотворную силу.

Обращение самарян неожиданно открыло для всех верующих чистую струю радости и усладило скорбь, которую носили Иеру­салимские чтители Иисуса, рассеянные гонением Савловым. Теперь самый опыт показывал им, что Церковь Божия, основанная на краеугольном камне, не может быть ниспровергнута никакими орудиями ада; теперь становилось для них ясным, что усилия злобы пролагают и расширяют только путь шествию Божественной Веры; теперь они видели, что враждебное преследование учеников Иису­совых свободнее открывает им вход даже в те места, где иудеи редко находили себе дружественный прием. Обращение самарян было таким событием, которое обнаруживало дивный план благо­датного домостроительства и показало начало той богатой жатвы, которую, по словам Господа, ученики Его должны были собрать некогда (Иоан. 4, 36-38).

Весть о сем важном приращении Церкви Христовой, достигшая Иерусалима, заставила желать Апостолов, чтобы самаряне, омытые банею водною, получили дары Святого Духа. Сообщение сих даров было печатью, которой Иисус Христос знаменовал и усвоял себе вошедших в Церковь Его дверью крещения. В Ветхом Завете не­многие получали Духа Святого; но в плане новозаветного домо­строительства Бог положил изливать Дух Свой на всякую плоть (Деян. 2, 17). Посему дары духовные во всякое время составляли существенную принадлежность чад Нового Завета, так что каждый из верующих, без различия пола и возраста, непременно должен быть причастным оных.

Апостолы, нимало не сомневаясь, что крестившимся самарянам, наравне с другими верующими, надлежит теперь преподать залог Духа (2 Кор. 1, 22), послали в Самарию Петра и Иоанна, дабы они совершили там рукоположение. Ибо в то время, сим Апо­стольским действием, низводим был на крещаемых Дух Святой, который при таковых случаях нередко открывал присутствие свое в видимых знамениях, что произошло с самими Апостолами в праздник Пятидесятницы. Нетрудно понять, почему самаряне дол­жны были ожидать возложения рук Апостольских для принятия даров Духа Святого. Самарянам, равно как и иудеям, надлежало показать, что Апостолы суть уполномоченные посланники Иисуса Христа, орган Его славы, те лица, которым Он вверил ключи Своего Царствия; им надлежало внушить, что Он на все, что ни делают Апостолы во имя Его, полагает печать Своего утверждения, а сего нельзя было яснее показать и убедительнее внушить, как сооб­щением Духа Святого, тотчас следовавшим за возложением рук Апостольских. Петр и Иоанн, пришедши в Самарию, исполнили данное им поручение. После благоговейной молитвы они возложили руки свои на новокрещенных, и сии немедленно ощутили в себе благодатное присутствие Духа Святого.

Нельзя сомневаться, что действие Апостольского рукоположения было зрелищем самым поразительным. При виде оного, волхв Симон, бывший немалое время свидетелем чудотворений, "совершаемы" Филиппом, не мог удержаться от изумления. «Какое завидное преимущество, — думал он, — через одно возложение рук сообщать такую необыкновенную силу! Как я буду безрассуден, если не воспользуюсь случаем купить себе это чудесное сокровище!» Не видев до сего времени необычайнее дел, производимых Филиппом, он домогался одного только этого дара, дабы удовлетворить страсти, возмущавшей его душу; но теперь несравненно превосходнейшее могущество Апо­столов воспламеняет в нем желание обладать дарованной им властью и столь досточудно действовавшей в них силой. Симон!  Счастье принадлежать обществу последователей Христовых было для него драгоценно только потому, что он думал найти здесь путь, ведущий на высшую степень волхвования!

Порываемый страстью нечистого сердца, Симон действительно является к Апостолам с мыслью святокупства и приносит им серебро. «Дайте и мне, — говорит он, — эту чудную власть, чтобы тот, на кого я возложу руки, получал Святого Духа». Петр, в жару пра­ведного негодования, не медлит ответствовать ему обличительным словом. «Погибни ты со своими деньгами, нечестивец, дерзнувший помыслить, что высочайший дар, туне приемлемый от Бога, можно приобресть  куплею!   Нет для   тебя  части  в  царствии  благодати; лукавством сердца ты удаляешь от себя милость Божию. Раскайся в своем гнусном поступке и молись Богу; может быть, неистощимое милосердие Его простит тебе сей помысл души твоей. Ибо я  вижу, что ты исполнен горькой ненависти к истине и находишься в узах неправды». Симон чувствует могущество истины, удивляется бес­корыстию Апостолов, ясно видит свое заблуждение, которое застав­ляло  его  подозревать  в  них  знание  высшего  искусства, нежели каким обладал он в делах магии. Страх наказания побуждает его обратиться с просьбой к Апостолам: «Так я виновен; окажите же вы мне милость, — помолитесь Господу, Которому вы служите, чтобы не постигло меня то, чем теперь вы угрожаете мне». Однако ж, страх еси и показанный вид раскаяния не истребил в Симоне охоты продолжать  прежние  занятия магией. Писатели  первенствующей Церкви упоминают о вторичном посрамлении, которое было сделано Симону тем же Апостолом.

Пример самарян удостоверил Апостолов, что Божественный Про­мысл разрушает теперь преграду, отделявшую наследников обето­вании Божиих от прочих народов. На обратном пути в Иерусалим Петр и Иоанн сами уже заходили во многие самарийские селения и в них проповедовали слово Господне. Успех благовествования доставил им случай принести своим собратиям новое подтвердительное известие, что Христово учение далеко простерлось за пределы земли иудейской. (Христ. Чт. 1834 г., ч. 2, стр. 81).  (к началу)

 

Симон волхв.

Св. Епифания Кипрского.

Первой ересью, из бывших со времени Христа доселе, является ересь Симона волхва. Она принадлежит носящим на себе имя Христово, но не правильно и нечисто и по растлению, ими произве­денному, причиняет ужасные действия. Этот Симон был обманщик, а происходил из Гитфов — города, а ныне селения, в Самарии. Он принимал на себя разные виды, обольщая и уловляя волхованиями народ самарянский. Говорил о себе, что он великая Божия сила и снисшел свыше. Самарянам называл себя Отцом, а иудеям говорил, что он Сын, и хотя страдал, но не действительно, а только по видимости. Домогался благосклонности апостолов и сам, подобно другим, в числе многих крещен Филиппом. Но все, которые без него приступали к крещению в пришествие великих апостолов, по их рукоположению принимали Святого Духа. Поелику Филипп, будучи диаконом, не имел власти на рукоположение, чтобы кре­щенным преподавать Святого Духа; то Симон, не имея ни сердца, ни помысла правого, но одержимый каким-то "корыстолюбием и любостяжательностью, и никак не оставляя дурного своего предначинания, апостолу Петру принес деньги, чтобы он дал ему власть возложением рук сообщать многим, хотя бы за малость, и за сообщение другим Духа собрать множество денег и обогатиться.

Итак, Симон, имея разумение, расстроенное демонской преле­стью магии, и сделавшись мечтательным, будучи всегда готов своим чародейством показывать варварские дела своей демонской злобы, исшедши на среду и, через прикровение именем Христовым, как бы мед примешивая к чемерице, уловленным в злотворное его заблуждение подав отраву, достоинством имени Христова причинил смерть поверившим. Будучи же по природе похотлив и по причине своих обещаний уязвляемый стыдом, обманщик сей в обольщаемых им старался вселить дурную мысль. Ибо, нашедши себе какую-то женщину — побродягу, по имени Елену, по происхождению тирянку, водит ее с собою, не показывая вида, что имеет с нею связь; но втайне срамно живя с этой женщиной, обманщик рассказывал ученикам своим некую забавную баснь, именно же, называя себя великой Божией силой, – осмеливается утверждать, что сия блудная сожительница есть Дух Святой, и ради ее то, говорил он о себе самом, сошел и он. Но на каждом небе, продолжал он, преображался я по образу Того, Кто на этом небе, чтобы утаиться мне от ангельских сил, — и низойти к Мысли, которая есть эта, так на­зываемая, и Дух Святой и Пруник, и при посредстве которой сотворил я ангелов, ангелы же сотворили мир и людей. Она же есть та древняя Елена, из-за которой трояне и эллины вступали в брань. И сказывал на это какую-то басню, что сходящая свыше сила сама себя преображала; стихотворцы же говорили о сем ино­сказательно. Ибо силою свыше, которую называют Пруник и которая в других ересях называется Варвиро или Варвило, являемая красота ее  привела  их  в  воспламенение  и  тем  послала  на  расхищение князей, творивших сей мир. Сами ангелы вступили за нее в войну; она же нисколько не пострадала, страстью же, какую возбудила в них к себе, довела до того, что производят они взаимное убийство себя самих. И, удерживая ее, чтобы не могла взойти в высоту, каждый пребывал с нею в каждом принимаемом ею на себя теле женского и женственного вида, между тем как она переливается из тел женских в разные тела и естества человеческого и животных и другие, чтобы они тем самым, в чем оказывают свое действие, убивая  и  будучи  убиваемы, сим  пролитием  крови  производили умаление себя  самих, а  она, собирая силы, могла  потом опять взойти на небо.

Она же была и тогда при эллинах и троянах, гораздо прежде создания    мира, а   по   сотворении    мира   невидимыми   силами производит подобное и подобообразно. Она же и теперь со мною, и для нее низшел я, и она ожидала моего пришествия; потому что она есть Мысль, у Омира называемая Еленою. И поэтому-то Омир принужден был описать, как стоит она на столпе и при светильнике показывает эллинам злоумышление против фригиян; светильником же, как сказал я, давал разуметь указание света свыше. Посему о вымышленном у Омира деревянном коне, о котором эллины пола­гают, что сделан был, нарочито, обманщик сей опять говорил, что это невежество народов. И, как фригияне, ввезя его по невежеству, привлекли собственную свою гибель, так и народы, то есть род человеческий, без   моего  ведения, по  невежеству  сами   на  себя навлекают погибель. Но и об Афине говорил Симон, что она есть та же, так именуемая у них, Мысль; претворяя истину в свою ложь, пользуется   этот  лжец   словами   святого   апостола   Павла: облекитесь в броню веры, и шлем спасения, и обувь, и меч, и щит (Еф. 6, 14-17); все сие, сказанное апостолом с твердым помыслом по вере чистого обращения и по силе Божия и небесного слова, сей обманщик, с лицедейственным искусством Филистиона, превращает в смех и ни во что более. Ибо что говорит? Все сие таинственно представлял в образах Афины. Почему, говорил я прежде, указывая на бывшую при нем женщину, взятую им  из  Тира, соименную, Древней Елене, опять повторял свои рассказы, называя ее всякими именами — и  Мыслию, и Афиною, и  Еленою и иначе. Для нее, говорил он, и сошел я; ибо это написанная в Евангелии заблудшая овца  (Матф. 18, 12). Да и некое изображение передал он своим последователям, как будто бы оно было его собственное; и в образе Дия поклоняются ему; а также другое изображение Елены передал своим в виде Афины, и обольщенные им поклоняются оным.

И то называл таинствами жизни, ведения и притом совершеннейшего, что наипаче приобретшему разумение от Бога свойственно признавать  скорее мерзостью  и   смертью, нежели   жизнью. Сам придает какие-то имена началам и властям; говорит и о разных небесах; на каждой тверди и на каждом небе описывает какие-то силы и придает им варварские имена. Утверждает, что невозможно кому-либо спастись иначе, если не дознает сколько-нибудь ceго тайноводства и не обучится приносить таковые жертвы Отцу всяческих, при посредстве сих начал и властей. И настоящий век, по словам  его, началами  и  властями  зла  устроен  с  недостатками,

Допускает же нетление и погибель только плоти, но очищение душ, и именно, если души состояли в тайноводстве, при помощи  погрешительного, его ведения. И  таким образом полагается  начало так называемым гностикам. О законе Сим он утверждал, что он не от Бога, но от недоброй силы, и  что пророки бывают не от благого Бога, но от той и другой силы; и  как ему угодно определяет каждому, закон приписывает одной силе, Давида отдав другой, Исайю  еще иной, Иезекииля опять  иной  и  каждого  из пророков   какому-либо одному  началу. Все же они  от  недоброй силы и вне Полноты; а всякий верующий в Ветхий Завет подлежит смерти   (Тв. Св. 00, т. 48. Тв. св. Епифания  Кипрского, ч. I, стр. 107).  (к началу)

 

Симон волхв и его время.

А. Гассисва.

Откуда    происходит    Симон?    Климентины    служат   главным источником сведений о Симоне волхве и его деятельности. Во время написания этого исторического романа еще ходила молва в народе о чудесных делах волхва Симона, и автор Климентин воспользовался тем, что передавалось о нем. Много сообщено о Симоне и церковными писателями, даже языческими историками. Симон родился в самарянской деревне Китта или Кета, близ Сихема, резиденции сама­рянского  первосвященника. Родители  его  назывались Антоний и Рахиль. В молодости Симон изучал греческий язык, знал науки. упражнялся в словопрениях; из Самарии путешествовал в Египет для изучения магии. В главном городе Нижнего Египта, цветущей Александрии, много жило иудеев и самарян; завистливое и враж­дебное отношение между теми и другими доходило здесь до открытого раздора. Симон познакомился тут с сочинениями Филона и с Александрийским ученым Апионом. Направление философии Филона давно указывало строгому иудейству пункты примирения как с языческой   философией, так   и   с  самарянством. Апион   считался одним   из   первоклассных   ученых   того  времени. В   царствование Тиверия он приобрел себе большую славу в греко-римском мире сочинениями по истории и философии. Ему принадлежит, между прочим, сочинение о Троянской войне — род поясненного издания Илиады, с комментариями. По своему направлению Апион принадлежал к партии, враждебной иудейству. Известно, что он принимал (в 38-40 г. ) участие в жалобе Александрийских жителей против здешних   иудеев   императору   Калигуле; известно, что   он   даже написал сочинение против  иудеев, на которое тогда же ответил Иосиф Флавий известной книгой «Против Апиона» — в защиту своих земляков. Лучшего знакомства не нужно было Симону, как зна­комство с таким человеком. Симон питал национальную антипатию к иудеям; Апион не любил их за их гордость и замкнутость. Влияние такого   ученого   мужа    не   осталось    бесплодным   для    Симона. Климентины представляют Апиона дозволяющим свободную поло­вую любовь, вне брака. Это же было, как увидим после, одним из существенных заблуждений Симона, правилом его и его последо­вателей. С другой стороны, мифологические образы Гомера, усво­енные Симоном из занятий с Апионом, вызывали волхва к другим выдумкам. Тут прекрасная богиня луны, чарующая Елена, стоит у ворот Илиона и беседует с обвороженными ею старцами. Там она посылает троянцам чудесный напиток, ночью приготовленный ею из разных трав. В целой древности, особенно в передней Азии, богиня луны была представляема не иначе, как в виде прекрасной женщины, обладающей тайнами чародейства: отсюда и луна сде­лалась предметом магии; в магии существовали заговоры, которыми чародеи думали низводить на землю богиню. По мифологическому представлению поэтов и сагистов, богиня в состоянии была прев­ращаться в земную женщину. Еще за 700 л. до Апиона и Симона, лирик Стезихор выдумал такую сказку, будто сын Приама, Парис, похитил не обыкновенную женщину, а призрак или привидение, заимствовавший образ у богини луны, Елены. У других поэтов сага шла еще дальше, будто по возвращении из Трои Менелай снова нашел свою жену в Египте, чудесно перенесшуюся туда. Вместе с подобным представлением о богине луны, Елене, Симон, нет со­мнения, познакомился с египетским, иудейским и Филоновым мировоззрением. Языческим египтянам тогдашнего времени матерью вселенной представлялась богиня луны; философствующим иудеям Александрии — мудрость; для Филона мудрость была не только матерью и     промыслительницей мира, но даже дочерью «Неисследимого», супругой, с  которой  «Неисследимый»  произвел мир, как сына. В таком духе и тоне появлялось немало сочинений, в период    религиозной    мечтательности, в    Александрии, где сталкивались религиозные мировоззрения — восточное, римское, гре­ческое, иудейское и египетское. Вот как, напр., парила к небу «книга мудрости», написанная и пущенная в ход здесь ок. 39-40 г. по P. Хр. Цель ее иудео-мессианская. В ней новый Соломон, мессианский царь, помощницей себе выбирает саму божественную мудрость. «Я звал, и пришел ко мне дух премудрости (так начинает новый Соломон); он есть дыхание силы Божией и обнаружение величия Божия. Все, в чем не обитает мудрость, презирает Бог. Ее любил и искал я от юности моей; ее думал торжественно провожать на брак, как невесту; ибо приятно общение с нею, веселие и радость от нее и бессмертие в ее дружбе. Помышления смертных ничтожны перед нею, их презирает она; достойных себя ища, ходит она кругом и на всех путях дает себя видеть, и при каждом появлении встречают ее!

Под влиянием такого религиозного брожения в Александрии и вследствие знакомства с Апионом сложилось мировоззрение Симона волхва. Он занялся мыслью выступить с мессианской ролью между своими соотечественниками, сыграть роль воплотившегося Бога в языческом мире, воспользовавшись религиозным настроением века и склонностями людей. И самую Иудею, где на Голгофе иже была принесена великая жертва, волхв также мог включить в программу своей деятельности. Израиль не переставал ждать политического Мессии. Еще с самых дней Иоанна Крестителя, в последней трети правления Августа Тиверия, вся Иорданская страна, от окрестностей Генисаретского озера в Галилее до Мертвого моря в самой Иудее, оглашались, вместе с долинами Самарии, зовом, что близок Мессия Израиля. Вся почва народной жизни, от источников Иордана и под­ножия Ливана до Газы и границ Аравии, взрывается сильным пламе­нем мессианских ожиданий в духе национального понимания иудеев, и «несчастный народ позволял себя надувать обманщикам, которые лгали именем Божиим, и в то же время презирал и не верил явным знамениям» (Иосиф Флавий). Это нетерпеливое ожидание Мессии как нельзя более благоприятствовало бредням человека, обладавшего необыкновенной возбуждаемостью духа, с мечтательной напыщенно­стью соединявшего трезвые расчеты обманщика.

Таков был именно Симон волхв, таким изображают его древнейшие известия церковных писателей; с признанием его блестящих умствен­ных способностей и богатого образования, они говорят о его магических занятиях, которые, конечно, не обходились без обмана и ослепления. Климентины свидетельствуют о его чрезмерном честолюбии и надувательстве народа. Другой историк ересей (3 в.) передает, что Симон был человек смелого и дерзкого ума, выдававший многое за лучшее. Другие церковные писатели приписывают ему много зла.

Никто не пророк  в отечестве своем: напротив, волхв  Симон захотел сделаться пророком — мессией в своем отечестве. Из Египта он возвращается в Самарию и становится учеником Досифея, а потом занимает его место в школе. Кто такой Досифей и какие обстоятельства связаны с этой личностью?

Как между иудеями, так и между самарянами явились расколы. Историки расходятся во мнении о лице Досифея. Несомненно то, что имя Досифей греческого происхождения: оно встречается по P. Хр., когда греческий язык стал более употребительным между иудеями; под   этим   именем   известны   некоторые   раввины   первых   веков христианства. Вероятно, Досифей принадлежал к первым годам на­шего летосчисления. Это и необходимо допустить по связи с ним Симона волхва. От имени Досифея получила свое название известная секта досифеян в Самарии. Досифеяне то же, что самарянские садду­кеи. О них говорят многие историки. Арабский писатель Мизуда, живший в 10 в., упоминает о двух самарянских сектах: кушанах, или кушанитянах, и досфанах, или дустанах. Досфане утверждали, по известию арабской хроники Абулфеда, жившего в 14 в., что про­щение и наказание следуют в этом мире, что нет будущей жизни; тогда как, замечает хроника, кушанитяне признавали загробную жизнь. Ясно, что досфане то же, что самарянские саддукеи; название кушанитян указывает на остальных самарян, в древнем искаженном их имени куфены или кугеаны. Эта же хроника прибавляет, что сек­та досфан называлась еще именем Фани. Что саддукейская секта да­леко распространилась в Самарии под именем досифеян, об этом свидетельствует писатель «опровержения всех ересей», современник Оригена  (вероятно, св. Ипполит), который сочинение свое начал досифеянами. О самарянских саддукеях упоминает Кирилл иеру­салимский; Епифаний кипрский считает Досифея основателем садду­кейской  секты   в   Самарии   и   передает, что  по   происхождению Досифей был александрийский иудей, в молодости отличался в зако­не и знанием иудейских преданий, — что честолюбие побудило его из ученика фарисеев сделаться основателем саддукейства между сама­рянами. К этому Епифаний прибавляет, что Досифей кончил жизнь свою голодной смертью в пещере, где сам себя уморил голодом, желая показаться мудрецом. Александрийский патриарх Евлогий  (6 в.), лично знавший досифеян, передает, что между ними и остальными самарянами происходил спор о таком предмете: первые Мессией, о котором пророчествовал Моисей, считали своего учителя, а послед­ние — Иисуса. Евлогий же свидетельствует, что Досифей отрицал во­скресение мертвых, будущий суд, бытие добрых и злых ангелов; душу считал смертною, преходящею, а мир — бессмертным, непрехо­дящим.

И в Климентинах есть общее указание на Досифея вместе с Симоном, как на приверженцев саддукейства: о них сказано, что и хулили Бога, отвергали  воскресение мертвых  и религиозное значение Иерусалима переносили на Хоразин.

Началом выступления Досифея в роли мессии Климентины считают год смерти Иоанна Крестителя; тогда, замечает автор, злой враг, дьявол, узнал из древних пророчеств, что наступило время для него произвести смуты, чтобы задержать распространение веры в грядущего Мессию (т.е. Иисуса Христа). Начало своему расколу Досифей положил избранием 30 учеников и женщины, названной Еленою. В одной Самарянской хронике, на арабском языке, сказано, что досфане бросили астрономические таблицы сихемского перво­священника и каждый месяц стали считать в 30 дней. Тридцать учеников Досифея изображали это именно число лунного обращения. Какое значение имело присоединение Досифеем к ученикам своим еще женщины? Как образ богини луны, Астарты, имевшей обширный храм в Сидоне, на финикийских монетах изображалось полнолуние. Царице неба, Астарте, во время пророка Иеремии израильтяне приносили жертвы. В виде прекрасной женщины эта самая богиня луны, или царица неба, перешла в народное представление. Поэтому Досифей нашел в женщине живой образ богини луны.

В числе тридцати учеников Досифея находился и Симон. Вот как представляют Климентины его поступление в ученики к Досифею. Когда Досифей стоял во главе своих тридцати учеников с Еленою, приходит к нему Симон и умоляет его, в случае смерти кого-нибудь из 30 учеников, принять его, Симона, к себе в ученики. Случай представляется, и Симон вступает в общество учеников Досифея. Скоро однако же добрые отношения между учителем и новым учеником изменяются. Симон начал унижать Досифея в глазах других, говоря, будто он не учит истине не потому, что не хочет другим давать то, что сам имеет, но потому, что он не знает лучшего. Услышал об этом Досифей и для восстановления к себе уважения взялся за палку, но в ту самую минуту, когда палка должна была пройти по спине непочтительного ученика, он пре­вращается в приведение. Изумленный учитель спрашивает: «В призрачном ли теле вижу тебя? скажи, чтобы почтить мне тебя! — Да, это я, «стоящий» перед тобой, как призрак!» Тогда пал ниц Досифей, поклонился и уступил место свое Симону, а сам сделался его учеником. Все-таки хладнокровно не мог Досифей перенести такого позора, из учителя стать учеником, и скоро умер.

Что бы ни лежало в основании этого рассказа Климентин, все равно. Дело в том, что Симон был признан за Мессию, как «стоящий», или предстоящий; потому что выражение это указывает на мессианское достоинство великого пророка, предсказанного Моисеем. Выражение «стоять», «предстоять» пред Богом часто встре­чается в книгах Моисея; оно употреблено и в самом пророчестве о имеющем явиться пророке: пророка от братии твоея яко же мене восставит тебе Господь. В псалмах Мессия представляется сидящим одесную Бога; у пророков также; в целом Новом Завете только один раз употреблено «стоять», именно в книге деяний ап. сказано о Стефане, что он увидел небо отверстым и Иисуса, стоящим одесную Бога. В иудео-христианской теософии и у Филона особенно Логос, Сын Божий, называется стоящим, т.е. выше других божеских сил. У самарян пророческие книги и псалмы не признавались богодухновенными, и потому о мессианском достоинстве Симона волхва, в кругу ближайших его приверженцев, сказано, что он стал «стоящим», — выражение, заимствованное из книг Моисея и иудей­ской теософии, которую изучил Симон в Александрии.

Симон, став во главе тридцати учеников Досифея (так продол­жают рассказ Климентины), влюбился в женщину, изображавшую в обществе учеников Досифея богиню луны, Елену, и называвшуюся этим же именем.

Заняв место Досифея, Симон взял Елену к себе и жил с нею, а чернь уверял, что Елена — праматерь мудрости, низшедшая на землю в виде женщины, — та самая Елена, за образ которой некогда дрались троянцы и греки и которая очаровала старцев у ворот Трои; сам же Симон — высочайшая сила Божия, превосходящая достоинством иудейского Бога, Творца мира.

Эти два положения составляли основу Симоновой ереси. Предо­судительное отношение свое к Елене он возвел на степень догмата. Немало нужно было умения, чтобы таким мечтательным представ­лением завоевать силу господства над человеческим смыслом. Симон хорошо понимал, на кого он действует, чем и как действует. Суе­верие и ожидающее настроение религиозного чувства потомков Иакова служили главной пружиной, через которую он думал дейст­вовать, чтобы завоевать себе мессианское достоинство; склонность к александрийской мечтательности избавляла его от насмешек, а магическое искусство во всех его разветвлениях представляло ему как бы сеть для ловления людей.

Когда Симон волхв выступил в роли мессии? Время открытого вы­ступления его приходится между 31-46 годами по  Р. X., когда Спаситель уже вышел на общественное служение. От времени выхо­да Спасителя и до времени открытого гонения на апостолов в Иеру­салиме, Симон, по известию Климентин, находился в Самарии; здесь он приготовлялся к мессианской деятельности между своими соотече­ственниками. Из книги Деяний видно, что, еще до прихода Филиппа, Иоанна и Петра в Самарию, Симон слыл «великою силою Божию» между своими соотечественниками. Более точно определяет это вре­мя Иосиф Флавий. «Весною 36 года или зимою 36-37, — говорит иудейский историк, — вышел между самарянами фокусник, который увлек за собою народ; он просил показать ему пещеру на горе, где первоначально Моисей закопал книгу закона. Положено было в опре­деленный день выкопать и объявить народу эту книгу, чтобы под предводительством пророка или мессии, предсказанного Моисеем, он

325начал новую жизнь. У деревни Тирифана, или Тирибафа, при подош­ве горы, уже собрались народные массы, когда правитель страны, Пилат, живо помнивший печальную судьбу мнимого иудейского царя в Иерусалиме (т.е. Спасителя), со всех сторон окружил гору вой­сками. Бунтовщики против власти кесаря были строго наказаны; многие легли на месте, многие рассеялись, а самые жаркие привер­женцы бунта поплатились жизнью, были казнены». Может статься, что лжепророк, имени которого не упоминает Иосиф Флавий, содер­жался в числе пленных, а потом получил свободу, когда народное волнение успокоилось. Таким образом патриотическая затея самарянского мессии кончилась тем же, чем кончилось восстание извест­ного Февды при апостолах и Бар-Кохбы (прежде раввина) при Адриане, или египетского лжепророка, который[60], с четырьмя тыся­чами человек, занял Масличную гору, чтобы идти на Иерусалим и взять священный город отцов. О самарянском бунтовщике известно далее, что он еще в год смерти Спасителя выдавал себя за самарян­ского пророка. По мнению одного современного историка иудейства, этот лжепророк и мессия — одно лицо с Симоном волхвом. Первая его мессианская попытка (в год смерти Спасителя) будет таким образом совпадать с ближайшим временем возвращения его из Египта в Са­марию; обстоятельства же его отношения к Досифею и досифеевой школе приходятся между этим возвращением и несчастным случаем, на который указано выше со слов Иосифа Флавия.

Главное действующее лицо в этих событиях называется двумя именами: волхвом-фокусником и лжепророком-лжемессией. Оба эти названия одинаково хорошо идут к Симону. Цель его деятельности была чисто мессианская. Магия имела в его руках, как сказано выше, значение средства или орудия опутывать людей. Утвердить свое мессианство между обольщенными — в этом заключалось его искусство. Нельзя не согласиться, что волхв близко изучил наклон­ности людей, на которых думал действовать. Вера в магическое искусство царствовала тогда не в одной черни; в силу его верили даже образованные люди того времени. Плиний Старший, говоря в своей естественной истории о магии, что она возникла из наблю­дения над внешней природой, астрологии и из врачебной науки, в которой дано значение врачебного средства и силе религиозных понятий, нимало не сомневается в возможности магической силы. Люди вполне верили магии, потому что она гармонирует с желанием человека — стать выше границ, указанных ему в знании и в действиях, освободиться от строгой подчиненности общей мировой жизни, даже приобрести силу над обыкновенным порядком вещей в природе. К этому стремилась и магия. Этой цели надеялась она достигнуть силой т. наз. магического камня, растений и растительных корней, целительными и проклинательными формулами, поясами, венцами, кольцами, амулетами, магическими  узлами, прикосно­вением тела и пр. Сила магии простиралась на природу, на людей не только живых, но и мертвых и, наконец, даже на самих богов. Павзаний и Афиней рассказывают о магических превращениях воды в вино; магики в состоянии были даже образовать горящую воду. Дыханием    отворят двери, освобождаться из уз, делаться невидимым, летать по воздуху, ходить по морю, представлять го­ворящие статуи, танцующие корзины: все это входило в программу тогдашней магии и всем этим занимались магики при чародейке Медее при Приптоломосе, Аполлонии Тианском, Лукиане, лживом философе и др. Особенную славу магического искусства составляло лечение больных; для этого магики прибегали к натиранию больного маслом, таинственному дуновению на  глаза, к  заговорам  и  пр. Лечили магики также слепых, и рассказывают, что во время Веспасиана и Адриана многим они возвращали зрение. В область магии входило и вызывание духов мертвых. Известный Апион заклинал Гомера, и когда явилась тень старика, он спрашивал ее о древней Греции. Аполлоний Тианский вызывал тень Ахиллеса на его могиле. Убийца родителей, Нерон, также импер. Каракалла спрашивали, первый — душу  своей  матери, этот — брата. Духозаклинанием, с жертвами и заговорами, занимались в Риме Аппий и Фитиний и др. Венцом магического искусства считалось заклинание богов и демонов, к которым принадлежат будто бы и души умерших людей. Иосиф Флавий рассказывает, что видел собственными глазами, как один иудейский  чародей, во время  иудейской войны, изгнал  из бесноватого, в  глазах императора Веспасиана, нечистого духа. К этому роду магического занятия относится и мнимое воскрешение мертвых. Эмпедокл пользовался славою бога за воскрешение одной женщины. Прославлены за это же бог здравия Эскулап, чародейка Канидия (при Горации) в Солуни и особенно Аполлоний Тианский, во втором веке по Р. Хр. Центром греко-римской магии во время апостолов был Ефес. Магия существовала и в народе Божием. Это видно из примера аэндорской волшебницы, вызвавшей тень Самуила. Это  же  самое   подтверждают   и   некоторые  языческие   писатели. Плиний и Ювенал передают, что в их время между иудеями были магики, которые происхождение своего искусства относили к Моисею, изучившему магию будто в Египте. Волшебница аэндорская, чародей   Бар-Иешуа  в  Пафосе, побежденный ап. Павлом, сыновья Скефы первосвященника[61] были, конечно, не единственные лица, занимавшиеся чародейством. Евангельская история свидетельствует, что именем Господа Спасителя некоторые пользовались для изгнания бесов, такие, которые, однако же, не принадлежали к числу учеников Господа. Клевета фарисеев на Христа, что Он изгоняет бесов силою князя бесовского, указывает на существо­вавший тогда способ заклинания именем Вельзевула. Сами фарисеи занимались чародейством; им занимались даже богобоязненные ессеи; последние во время болезней прибегали не к врачебным пособиям, а большей частью к заклинаниям по формулам славной магической книги Сефер Рефуод, которую приписывали царю Со­ломону, считавшемуся в народном представлении специалистом по этой части. Иустин мученик передает, что ессеи исцеляли даже таких бесноватых, которых не в силах были исцелить языческие духозаклинатели.

При такой распространенности магического искусства и веры в него даже образованных людей тогдашнего времени, Симону волхву не составляло большой трудности объявить себя и пророком и мессией, стяжав сначала славу в народе своими магическими за­нятиями. Если в греко-римском обществе это было возможно, то тем более между самарянами, народом менее образованным и притом чаявшим политического мессии и пророка.

Мы сказали, что магия служила для Симона средством к достижению цели, которую он предначертал себе — сделаться всемирным мессией. Он знал слабую сторону современного челове­чества. Суеверному, потерявшему религию и философию, обществу не могли казаться богохульными и дерзкими сумасбродные заяв­ления шарлатанов, подобных Симону волхву. По известию Климентин, Симон уверял, что он может делаться невидимым, в случае опасности, и снова являться в видимом образе; может про­рываться через горы и скалы, бросаться с высоты, поддерживаемый на воздухе небесными силами, чудесно освобождаться из уз, из заключенной темницы; может бездушные истуканы превращать в живых людей, вызывать чародейством из земли цветущие деревья и кустарники; далее проходить через огонь, совершенно изменять физиономию, удваивать ее, даже превращаться в овцу, в козла, с козлиной бородой и мордой, на отроке заставить расти бороду, летать по воздуху, делать золото и пр.

Совершал ли Симон что-нибудь похожее на это? Отцы Церкви — св. Ипполит, Иустин мученик, св. Ириней, также Ориген, Тертуллиан, блаж. Иероним и др. не сомневаются в том, что он много совершал чудесного, но совершал нечистою силою. Впрочем, надо думать, что если Симон приобрел себе приверженцев и стал слыть за «великую Божию силу», если он успешно мог разыгрывать свою роль в греко-римском мире, то он умел делать свое дело. С другой стороны, нельзя же отрицать возможность совершения чудесных действий и волхвом, судя с богословской точки зрения, действительность таких действий, если верить истории. Спаситель предостерегал своих последователей, что явятся многие лжехристы, которые совершат знамения велия. Почему же Симон не мог быть одним из таких лжехристов, избранным сосудом дьявола, по выра­жению ап. Петра?

Где действовал Симон? На это дает ответ книга Деяний апо­стольских; здесь говорится, что Симон приобрел себе славу, «во граде Самарии» (т.е., вероятно, в Кесарии), где случай свел его с апостолами. По рассказу Климентин, это обстоятельство пред­ставляется в связи с враждебным отношением иудеев к юной Церкви Христа   в   Иерусалиме. Дело   происходило   так: иерусалимские книжники укоряли апостолов, будто их  учитель все, что делал чудесного, делал как волхв, а не как пророк. Между ними один, «враждебный муж», ворвался в храм и начал сильно укорять иудеев, что они позволили обольщать себя этим несчастным людям, которые (указывает на последователей Спасителя) обольщены магией. Укор, сделанный резко, имел свое следствие. В народе поднялся ропот и бунт против бедных назарян; их стали везде преследовать и убивать. Кто такой этот «враждебный муж»? Очевидно, Савл, молодой и фанатичный фарисей, который стерег одежды убийц первомученика Стефана. Когда, вслед за казнью Стефана, апостолы и верующие удалились из Иерусалима, этот Савл, с письмом первосвященника, уполномочившим  его  на  преследование  всех  назарян, поспешно направился  по дороге  к  Дамаску, но  ошибся: Петр с прочими апостолами находился в Иерихоне (пальмовом городе), несколькими милями севернее  Иерусалима. Во время пребывания  их  здесь в посте и молитве, приходит известие, что Симон волхв соблазняет на свою сторону многих из недавно обратившихся последователей Христа, выдавая себя за мессию и обольщая ложными чудесами. Петр отправляется в Кесарию, чтобы противодействовать лжемессии. Плодом апостольской проповеди здесь было обращение многих ко Христу. И сам волхв захотел за денежную плату получить от Петра благодатный дар — руковозложением низводить Св. Духа, но вместо этого услышал слово укора из уст апостола. Симон затронул больное место, где уязвлена была честь честных галилеян; наученные еван­гельской бедности, они меньше всего пускались на стяжание золота. Это столкновение апостола Петра с Симоном волхвом описывается и в книге Деяний апостолов[62]. Симон встретил неудачу в своем намерении. Благодатный дар ему казался магическим секретом, и он досадовал, что не знает того, что известно галилейским рыбарям. Но хитрый волхв настолько владел сдержанностью характера, что мог свою неудачу  перенести  с благодушной  улыбкой. Несчастье ожидало Симона и с другой стороны: двое учеников его, Никита и Акила, оставляют его и переходят к апостолам. Эти два ученика — товарищи его молодости, воспитанные вместе с ним в горах Самарии и думавшие очень высоко о своем учителе; тем не менее их беспокоило любопытство: они недоумевали, какой силой учитель их совершает магические действия... Симон признается им, что он убил ребенка, образ которого теперь находится в его доме, и его-то душою творит он все, что ему угодно; заколдованная душа является каждый раз по его требованию. Это объяснение не удовлетворило, однако, учеников. Один из них спросил: да как же может действовать душа, оставившая тело, когда, по Симону, душа сама безлична, смертна и исчезает по отделению от тела? Вмиг (так рассказывали Никита и Акила Петру) изменился, побледнел обманщик... Скоро, однако же, он снова собрался духом, стал как бы надменнее со­знанием своей мнимой божественности и, в ответ на пытливый вопрос, сказал: «Ужели думаете, что я человек, подобный вам?.. Собственно я не чародей, не любовник Елены, не сын Антония; нет, я — сила вечная, безначальная, сын Божий, вечный, нисшедший во утробу моей матери прежде, чем она имела супружеское общение с Антонием; по вочеловечении стало в моей власти быть великим и малым и обращаться между людьми; вас избрал я в друзья себе, чтобы испытать вас и ввести в небесные обители, если окажетесь достойными; только для этого я казался человеком в жизни. Силой своей я в состоянии превращать воздух в воду, а воду — в кровь и плоть; могу снова вызвать к жизни и убитого мной ребенка». В этом свидетельстве видно заимствование волхва из верования тогдашней христианской общины или проповеди апостолов о лице Христа Спасителя. Так смотрели на это место Климентин отцы Церкви и христианские писатели. Вера в распятого Богочеловека, в божественное достоинство Христа Спасителя засвидетельствован­ное чудесами и ясно исповеданное Его последователями, в распро­страняющейся общине переходила из уст в уста. Христианская община существовала и в Самарии. Симон провозгласил свое мессианство близко к тем понятиям, которые имелись в этой общине. Поэтому в полемике отцов и учителей в Церкви 2-5 в. против симониан третье слово их есть укор еретикам за то, что они задерживают распространение веры в истинного Мессию, присвоив себе ложно имя христиан и перенесши божественное достоинство нашего Искупителя на волхва Симона, который был сосуд сатаны, первенец диавола, а не Божий Сын. Поэтому и св. Ириней справедливо мог сказать, что все те, которые извращают веру в распятого Сына Божия, суть последователи самарянского волхва.

После признания Симона, ученики его, знавшие своего учителя товарищем своего детства и юности, знавшие его происхождение, воспитанные вместе с ним в горах Самарии, вдруг оставляют его; им ясно стало их заблуждение относительно сына Рахили и Антония, мечтательного Симона.

С таким  признанием  приходят  Никита  и Акила  к  апостолу Петру и руковозложением его и низведением Св. Духа возрождаются в  новую   веру — истинного   Мессии. Апостол   Петр  объясняет  им различие истинных чудес от ложных: первые служат ко благу и душевному спасению людей, а вторые — ко вреду и пагубе души; первые совершаются силою Божиею, а вторые — силою бесовскою. Перед двумя учениками своими Симон изложил только часть своего учения и притом то только, что ложно перенес на свое лицо из устного вероучения последователей Спасителя. Но учение его заключалось   не   в   этом   одном; придерживаясь   свидетельства Климентин и христианских полемистов четырех первых веков, мы можем представить его в таких чертах. Неисследимый, никем не­познаваемый живет Бог втайне. Ни творец мира, Иудейский Бог, ни тот, который дал закон Моисею и Иисусу, никакая созданная тварь не видели бесконечного света, ибо он наполняет премирное место. Высочайшая же сила и могущество Св. Духа, начало всякой мудрости, обе вначале бывшие у неведомого Бога, ниспосланы с неба и явились в лице Симона и Елены. Симон — первая божест­венная сила, создавшая ангелов и архангелов, как существ миротворящих. Елена — первоидея, праматерь мудрости. Пророки древ­ности были только слугами ангелов; тот же, кто в него уверует, сделается сыном Божиим, нетленным, вечным: тело его пребудет нетленно. Без  такой  веры  глупо думать, что душа  бессмертна. Только тем, кто в него верует, оказывает Бог благодать; такие не должны бояться угроз закона, ибо Бог избавил их суда и наказания. Поэтому они могут поступать и делать, что хотят и как хотят. Все у друзей (т.е. последователей) должно быть общее; общение полов должно также совершаться вне брачного союза: полная любовь та, которая всех касается.

Таким образом учение о парном вочеловечении Бога составляло основной пункт ереси Симона. Нет сомнения, это учение послужило зародышем всей гностической системы, явившейся 2 в. спустя, с ее парными порядками божественных мужских-женских сил (сизигий), или двоицами. Недаром поэтому отцы Церкви считали Симона отцом 32 партий гностицизма. Конечно, теперь уже трудно определить, что в гностических сектах принадлежало ересиархам и что их последователям. Ереси Керинфа, Маркиона, Сатурнина, Кердона, Карпократа, Валентина и др. представляются как бы ветвями одного дерева, выросшего из зерна, посеянного Симоном, первым по времени гностиком.

Симон возвестил миру свое Евангелие; честолюбие тянуло его стать выше распятого истинного Мессии и сыграть роль воплотившегося Бога; галилейские рыбари ему казались слишком бедными по образованию и уму, чтобы противодействовать ему. Он знал рычаг которым нужно было действовать, чтобы покорить воображение людей и занять надежды их; он не сомневался, что сделает для черни из себя все, что захочет. Обманами он успел покорить воображение людей и стать богом в их сознании. Он — не человек вовсе, — так выходило по самосвидетельству обманщика, — хотя являлся в человеческом образе; в Иудее он являлся в призрачном теле, чтобы пострадать, хотя на самом деле он вовсе не страдал; там он известен за Сына Божия; здесь (в Самарии) — как сам Отец; а у остальных народов — как Св. Дух.

Мы уже сказали, что первый раз столкнулся волхв с апостолами в Кесарии. Начиная отсюда и до берегов Оронта, в цветущих городах сиро-финакийского прибрежья Птоломаисе, Тире, Сидоне, Лаодикии, Антиохии и др., он выступает везде в качестве мессии. Его преследует ап. Петр, вследствие чего он останавливается в этих городах только на малое время. Так выходит по рассказу Климентин. К какому времени относятся события эти? По рассказу книги Деяний, по обращении своем ап. Павел отправился на малое время в Сирию с проповедью о Христе; потом воротился домой через Кесарию. Это было между 43 и 44 г. «Пятьдесят дней прежде, — рассказывает Павел, — посетил я Петра во Иерусалиме... » Значит, преследование волхва Симона Петром относится ко времени не раньше 44 года, так как до этого времени Петр еще не оставлял Палестины.

Посетив города сиро-финикийского приморья, Симон отправля­ется затем в Рим. Сюда стекались магики, астрологи, прорицатели и обманщики всех сортов; прием делали им тут хороший; награждали также щедро. В разврате и роскоши утопал гордый Рим; в высших кругах общества со времени императора Августа господствовала страсть к астрологии. Не один молодой Тиверий посвятил себя в таинства астрологического искусства и принял к себе домашнего астролога Фразилия, который был его неразлучным спутником. Каждый знатный римлянин свою славу поставлял в домашнем астрологе. Магией занимался Нерон, думая найти в ней средство управлять и над самими богами. Обманщики всюду встречали радуш­ный прием, Сенат издавал указы об изгнании магиков и подобных шарлатанов, но указы эти исполнялись мало, так как шли вразрез с общими наклонностями; за одним изгнанным в Рим являлось их десять других. Теперь обстоятельства еще более благоприятствовали Симону. С 41 года на императорский престол, после Калигулы, который, несмотря на свои 50 лет, отличался детским характером, слабодушным и слабоумным, вступил Клавдий, этот ублюдок природы, как назвала его собственная мать. Империей за него управляла развратная Мессалина. Впрочем римское общество не отрезвилось и после. По свидетельству Лукиана, спустя 100 лет здесь разыгрывал роль самого наглого обманщика некто Александр пафлагонец, выдававший себя за бога Гликона. Знаменитые римлянки открыто хвалились, что имеют детей от этого бога. Рим же посещал два раза, при Нероне и Веспасиане, Аполлоний Тианский, от Клавдия до Домициана пользовавшийся такой гро­мадной славой в целом греко-римском мире.

Что Симон посещал Рим, — это не должно подлежать сомнению. Блаженный Феодорит говорит, что хотя волхв этот имел три раза неудачу в столкновении с апостолом Петром, но все-таки не по­слушался истины, пока в царствование Клавдия не отправился в Рим. Св. Ириней свидетельствует, что Симон при Клавдии в такое изумление приводил римлян, что они почтили его статуей. Блаженный Иероним передает, что Симон во второй год царствования Клавдия (42-43 г.) был побежден Петром в Риме. Если заподозрить последнее свидетельство, все-таки не должно быть заподозрено пре­бывание Симона в Риме. Обыкновенно говорят, что посещение так рано апостолом Петром Рима придумано для того, чтобы основание христианской общины в Риме или Церкви отнести к какому-нибудь из 12 апостолов, как и для того, чтобы дать возможность ученику Христа в виду вечного города посрамить волхва. Но известно, что, уже при императоре Клавдии в Риме существовала христианская община, стало быть, ок. 42-44 г., т.е. в то время, когда апостол Петр находился еще в Палестине. Светоний, в «жизни Клавдия», рассказывает, что, этот государь издал указ об изгнании иудеев из Рима за то, что они производили смуту между последователями Христа. Впрочем, вопрос: посещал ли Петр  Рим  раньше  этого времени и он ли первый основал христианскую общину здесь, не может быть решен окончательно. Известие о пребывании Петра в Риме не связано ни с каким событием или лицом, кроме сказания о победе его над Симоном в Риме и мученичестве во время Неронова гонения  (ок. 64-67 г. ). Важнейшее свидетельство о пребывании нашего волхва в Риме принадлежит Иустину мученику. В царст­вование Клавдия, так рассказывает Иустин, Симон показывал свое искусство в  Риме и сенат и народ приводил в такое изумление, что почтили его наравне с другими богами, даже поставили ему статую на одном из островов Тибра, с надписью: «Священному богу Симону».

Из Рима деятельность свою Симон переносит в Антиохию, где сходились  многие  народы — греки, римляне, иудеи, самаряне, и откуда апостол Павел предпринимал свое первое и второе путе­шествие с Варнавой. Здесь самарянский волхв также приобрел себе последователей: фокусы его состояли в изменении лица, так что его нельзя было будто узнать. Климентины рассказывают, что он мог изменять и физиономии другого, без его ведома и желания. В чем состоял секрет последнего рода, трудно решить. Из Антиохии Симон, ночью и изменив лицо, удалился в Лаодикию, а по другим — в Иудею. Причиной удаления послужил указ римского градоначальника о его изгнании. Это составляет заключительный эпизод истории Симона по Климентинам.

Около времени удаления Симона из Антиохии апостол Павел с Варнавою путешествовал на остров Кипр, где в г. Пафосе встретил лжепророка и волхва, который называл себя иудеем Бар-Иешуа, т.е. сыном Иисуса, и изъяснял это имя другим именем — Елимас, т.е. коробка, или покрывало. По рассказу книги Деяний, этот Бар-Иешуа при правителе Сергии (ок. 43-53 г.) в Пафосе развращал народ. Нельзя не подумать, что под именем Бар-Иешуа (ученик Иисуса, подобно названию учеников пророков сынами про­роческими) или Елимас скрывается волхв Симон, захотевший испробовать свое счастье под новым именем — ученика или апостола Иисуса. Апостол Павел коротко изъяснил, что это не сын, не апостол Христа, а сын сатаны, извращающий путь Господень, ко­торый и получит достойное наказание от руки Господа. Апостол Петр называет (по Климентинам) Симона, подобно этому, «злым, облекшимся в сияние света». Некоторые историки нимало не сомне­ваются в том, что кипрянин Симон — одно лицо с Симоном волхвом в книге Деяний, чего нельзя, кажется, отрицать, судя по сходству учения и личных черт обоих. По указанию посланий св. Ап. Павла к Коринфянам и к Солунянам, а также Апокалипсиса и другим известиям, деятельность Симона продолжалась в Коринфе, Фессалониках, Ефесе и закончилась при императоре Нероне в Риме.

Как Нерон благоприятствовал занятиям магией и сам занимался вызыванием мертвых при помощи магического искусства, так и жена его, императрица Поппа Сабина, прежде супруга префекта Руфа Кристия, потом Оттона, была расположена к чародейству и к волхвам. Об этой черте поведения Нерона свидетельствуют Плиний Старший, Светоний и Дий-Кассий. О Поппе Сабине Иосиф Флавий говорит, что это была женщина набожная, а Тацит передает, она даже прислуживала на таинствах волхвов. Когда на императорском престоле восседали такие особы, Симон мог вполне верно рассчиты­вать на успех при римском дворе. Светоний в «Жизни Нерона» и (Дион) Хризостом в своих «Речах» передают об одном волхве, который в глазах Нерона хотел представить свое искусство летания, но которого опыт не удался; новый Икар полетел на землю и обрызгал своей кровью вблизи стоявшего императора. Ни Светоний, ни Хризостом не называют имени этого волхва. Но, судя по тому, что такие опыты входили в программу Симоновых чудес, далее на основании свидетельства других историков, в этом фокуснике должно видеть Симона волхва. Самое важное известие об этом находится в «Апостольских Постановлениях», где действующим лицом является также ап. Петр. В день, назначенный для опыта, говорится здесь, с прочими приходит в театр и ап. Петр. Между тем как жители находились в напряженном ожидании, Апостол молился в душе, чтобы Господь посрамил врага Своего имени. Вот уже поднялся волхв   своими  летательными   крыльями; Петр   с   распростертыми руками зовет к нему во след: «Если я апостол Иисуса Христа и человек Божий, повелеваю нечистой силе отстать от него, чтобы он полетел оттуда и сделался предметом насмешек для тех, которых теперь обольщает». Едва выговорил это Петр, как с шумом и в сильном дыму падает на  землю  волхв с разбитыми коленами и ногами. Увидев такое чудо, многие из приверженцев бросили его. Кирилл Александрийский, св. Амвросий  и  Феодорит  принимают этот рассказ на веру. Об этой же неудаче Симона волхва повествует в «Жизни ап. Петра» Маркел, сын префекта римского, будто из учеников Симона сделавшийся последователем ап. Петра; только у него победа  Петра  над  Симоном  представлена  обстоятельнее, именно он рассказывает, что происходили длинные переговоры, с одной стороны, между импер. Нероном и ап. Петром и, с другой — между Симоном и его последователями, кончившиеся победой над волхвом и  окончательным разоблачением его обманов. К этому известию известный Авдий присовокупляет, что Симон лишился и дара воскрешения мертвых, так что даже сам разбитый и искале­ченный должен был кончить дни свои, как ни старался натиранием масла  вылечить  свою  болезнь. В  старости, к  этой  болезни  мог присоединиться естественно упадок сил духа с мрачным настроением при воспоминании о лучшем прошедшем. Старик все-таки нашелся, выдержал характер и кончил роль свою тем, чем и начал — наду­вательством. Писатель «опровержения всех ересей» (как думают, св. Ипполит) так рассказывает о его смерти: Симон уверял своих учеников, что он воскреснет через три дня, как и Иисус Христос, и просил  их  похоронить  его  живого. Но, прибавляет  Ипполит, ученики хотя и сделали то, что просил учитель (который прежде назывался «стоящим», а теперь хромой и увечный сидел под чинаром, уча своих учеников), но он остался там, где был, ибо не был он Христос. Бедному волхву хотелось, по крайней мере, на три дня оставить  учеников  в   прежней  уверенности, что  он   не  простой человек, а Бог, нисшедший на землю.

Симон кончил деятельность свою, дав толчок умственному движению в кругу людей, сделавшихся его приверженцами. Судя с нашей отрешенной точки зрения, нам нелегко понять, как такое Учение, как учение Симона, проповедовавшее разнузданность воли, воспламенявшее нечистые страсти и уходившее в область фантазии, могло найти почитателей. Но если стать на историческую точку зрения, то надо признать, что успех его ереси необходимо вытекал из гармонического отношения ее к духу времени, такими яркими красками изображенного и осмеянного Тацитом, Ювеналом и Лукианом. Как учение времени, оно должно было потерять кредит с переменой времени, с возникновением других стремлений и инте­ресов религиозной мысли, с созданием иных идеалов жизни. Не веку, не обществу, умиравшему от внутреннего гниения, выработать было их. Для этого нужно было воздействие особенной нравственной силы, человеческой и вместе божеской. Такой нравственной силой, создавшей дух в тогдашнем человеке и сообщавшею ему другие стремления и идеалы, явилось христианство. Но его победа не вдруг совершилась: из факта или явления внешнего оно долженствовало сделаться внутренним голосом сознания или внутренней образующей силой. Учение Господа, простое по внешности, возвышенное по идее и глубокое по жизненному содержанию, уже огласило страны языков и «людей, ходивших во тьме». Не прошло и полстолетия, как сошли с исторической сцены апостолы, и уже христианское учение является определенным в общих чертах. Подлинник этого учения мы имеем в известном древнейшем символе, так называемом «апостольском», который служил формулой оглашения в апо­стольский и последующие два века. Он предлагает веру в Единого Бога Отца и Творца мира и всех человеков, веру во Христа Иисуса, Сына Божия, явившегося во плоти для спасения людей, рожденного от Девы и Духа Святого, претерпевшего смерть крестную, вознес­шегося на небо плотью и имеющего снова явиться для суда и воскрешения плоти, веру, наконец, в Св. Духа, говорившего в пророках, во всей полноте обитавшего во Иисусе Христе и ведущего людей ко спасению. Нравственные начала, которые новая вера проводила в жизнь, видны были в слове и в жизни ее приверженцев; братство всех во имя Искупителя Богочеловека, всеобщая любовь в смысле тесных нравственных отношений, взаимная помощь и чистота духа составляли нравственные начала, которые имели перейти в общую историческую жизнь из бедного и незначительного круга галилеян. Это долженствовало совершиться вместе с победой христианства, отчасти как факт подготовительный, а более как последующий. Кто же были его враги? Толпы лжеучителей, кото­рыми так изобиловали первые два века христианства, лжеучителей всех сортов, враждебных друг другу и ведших общую войну против общего врага — христианства. Самыми сильными и опасными были гностики, надменные знанием тайного, настроившие столько фан­тастических теорий, фундаментом для которых послужило открытие Симона волхва — мысль о парном вочеловечении Бога. Как христианская богословская наука последующих трех веков служила только рассеянием и подробным раскрытием истин — «апостольского символа», так и гностические системы 2-4 веков все выходили и имели в основании мысль Симона волхва; одни более приближались к ней, а другие менее (Труд. Киев. Духов. Ак. 1869 г., т. IV, стр. 10. 1870 г., т. I, стр. 460).  (к началу)

 

Мысли на ст. 13, 21, 22.

Еп. Феофана.

                Симон (волхв) и сам верова, и крещся бе пребывая у Филиппа. И веровал, и крестился, а ничего не вышло из него. Надо думать, что в строе веры его было что-либо недолжное. Вера  искренняя есть отрицание своего ума. Надо ум оголить и, как чистую доску, представить вере, чтоб она начертала себя на нем, как есть, без всякой   примеси  сторонних   речений   и   положений. Когда   в   уме остаются свои положения, тогда, по написании на нем положений веры, окажется в нем смесь положений: и сознание будет путаться, встречая между действиями веры и мудрствования ума. Таков  и был Симон, — образчик для всех еретиков; таковы и все, со своими мудрствованиями вступающие в область веры, как прежде, так и теперь. Они путаются в вере, и ничего из них не выходит, кроме вреда, — для себя, когда они остаются безгласными, — для других, когда не удерживается в них одних эта путаница, а прорывается наружу, по  их  жажде  быть  учителями. Отсюда  всегда  выходит партия лиц, более или менее погрешающих в вере, с несчастной уверенностью в непогрешимости и бедственным позывом всех пере­делать на свой лад.

Св. Петр говорит Симону: несть ти части, ни жребия в словеси сем: ибо сердце твое несть право пред Богом. Покайся убо о злобе твоей сей, и молися Богу, аще убо отпустит ти помышление сердца твоего. Нет части, а Симон и думать не думал, что зашел так далеко; и делав внешне, ничего не делал безобразного, а только подумал неправо, — и помышление сердца его сделало то, что апо­стол недоумевал, отпустится ли оно ему, если даже он покается и молиться будет Богу. Вот что значит строй сердца и помышление, из него исходящее, по известному строю. Судя по нему, человек совне бывает одно, а изнутри  совсем другое. И  это внутреннее видит только один Бог, и те, кому откроет Дух Божий, испытующий сердца. С  каким  же  страхом  и  трепетом должно  содевать  свое спасение!  И как искренне и усердно нужно молить Бога: сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей! И на суде будет нечто страшное и изумительное. Скажет Господь: не вем вас тем, которые не только были уверены сами, что суть Божий, но  и  в очию  всех являлись таковыми. Что же остается нам? Только взывать: «Ими же веси судьбами спаси нас, Господи!» Сам, как знаешь, дай спасительный строй сердцу нашему!  (к началу)

 

Мысли на ст. 30-31.

Еп. Феофана.

Св. Филипп спрашивает каженика: разумееши ли, яко чтеши? Тот ответил како могу разумети, аще не кто наставит мя? Как часто испытывают то же читающие слово Божие и отеческие писания! Читаемое не вмещается в голове; ум не может внять тому и обнять то, словно речь идет о чем-то чуждом ему, о предметах из неведомой области. Вот тут и нужен толковник, знакомый с тем, о чем слово. У св. Филиппа был тот же дух, который давал и пророчества, и ему нетрудно было растолковать, что затрудняло каженика. Так и для нас теперь: надобно найти человека, который стоял бы на той степени жизни и ведения, какой касается затруд­няющее нас писание, и они растолкуют то без затруднения, потому что кругозоры духовные у каждой степени свои. Стоящий на низшей степени не все видит, что видит стоящий на высшей, и только может гадать о том. Случись, что невместимое для нас писание касается предметов высшей степени, а встреченный нами толковник стоит на низшей; то он нам не разъяснит того, как следует, а будет все применять к кругозору, и дело останется для нас по-прежнему темным. Дивиться надобно, как берутся толковать о предметах Писания люди, совсем чуждые той области, к которой принадлежат те предметы. И выходит у них все не как следует; выситься же своими толкованиями они не забывают (Домаш. Бес. 1871 г. Вып. 16, стр. 492-495).

(к началу)

 

Обращение евнуха (VIII, 26-40).

Учение об Иисусе Христе едва успело распространиться от Иудеи до Самарии, как Промысл Божий благоволил предпослать луч небесного света, если не до последнего, то до весьма отдаленного края земли. Исполнителем воли Его был тот же Благовестник, который принес проповедь о кресте в землю Самарийскую.

Когда Петр и Иоанн, засвидетельствовав в Самарии слово Божие, обратно пошли в Иерусалим, Ангел Господень сказал Филиппу: «Встань и поди на полдень, на пустынную дорогу, ведущую из Иерусалима в Газу». Филипп повинуется гласу Небожителя и, проходя указанным путем, видит едущего путника. То был один из вельмож эфиопской царицы Кондакии, евнух, хранитель всех ее сокровищ, приезжавший для поклонения в Иерусалим из отда­ленного Меро, куда, как и в другие страны, давно достиг слух о величии Бога Израилева.

Временем пребывания сего евнуха в столице Иудейской были дни  гонения, воздвигнутого на  почитателей распятого  Иисуса. В продолжение сего бедствия Иерусалим не оглашался всенародной проповедью Апостолов, и потому  эфиопский  вельможа не  имел благоприятного случая слышать наставления в спасительном учении из уст первых самовидцев и служителей Слова. Но, как наблюда­тельный путешественник, он не преминул, конечно, собрать све­дения о недавних событиях Иерусалимских, особенно, когда заметил волнение умов, произведенное проповедниками нового учения, и усмотрел   меры, принятые   правительством   против   его   распро­странителей. Естественно, ему хотелось бы подробнее узнать сущ­ность   сего   учения, но   продолжавшееся   гонение   заставило   его отправиться в отечество с неудовлетворенным любопытством. Перед отъездом своим он достал список с пророческой книги, составлявшей важную часть Ветхозаветного Писания, надеясь, вероятно, найти в ней вразумление касательно современных происшествий в царстве истинной   религии, которого, может   быть, тщетно   он   искал   у иудейских книжников. Итак, проезжая теперь пустынным местом, он берет сей список и читает его с вниманием.

Филипп, который уже стоял на дороге, видит приближающуюся колесницу и в ней иностранца со свитком в руках. По внушению Духа Божия, он немедленно подходит к колеснице, вслушивается в произносимые путешественником слова и узнает, что читаемый свиток есть книга пророка Исайи. Эфиоплянин, заметив прибли­жение Филиппа, прерывает свое чтение, и тогда сей последний обращается к нему с вопросом: «Разумеет ли он, что читает?»

Наблюдатель дивных путей Промысла не может довольно надивиться, какие благоприятные минуты избирает верховный По­датель мудрости и Отец светов, когда благоволит просветить кого-либо учением Своей истины. Если человек не отвык еще от раз­мышления и не совершенно пристрастился к мирской суете, то уединение наиболее располагает его к беседе с Богом и своей совестью. Под открытым небом, среди окружающего нас безмолвия, вдалеке от городского шума, который мы оставляем за собой, душа наша имеет более готовности к принятию небесных впечатлений, столь редко посещающих ее в другое время. И сими-то минутами пользуется Сердцеведец, чтобы сообщить познание истины эфиопскому царедворцу!

На предложенный Филиппом вопрос касательно разумения пророческих слов, царедворец отвечал: «Как мне разуметь без на­ставника?» и вероятно, почтя Филиппа иудейским раввином, каких он много видел в Иерусалиме, тотчас пригласил его сесть подле себя в колеснице. Надменный фарисей, конечно, не скоро решился бы со­путствовать необрезанному иноплеменнику; напротив того, Филипп, который перед сим только оставил Самарию, нимало не колеблясь, исполняет желание ефиоплянина и просит его показать место из про­рока, которое он читал. То были следующие слова Исайи: как овца веден Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзает уст Своих. В уничижении Его совершился суд Его. Но род Его кто изъяснит? (Ис. 53, 7, 8).

«К кому это относится? — спрашивает Филиппа евнух, ищущий разумения пророческого слова, — о себе или о ком-либо другом говорит сие пророк?»

Место из пророка ясно сказывало Филиппу, как и что он должен говорить своему спутнику. Он имел намерение благовествовать ему об Иисусе Христе: и вот не только представляется удобность завести разговор о всемирном Искупителе, но и самые слова пророка прямо открывают предмет преднамеренной беседы! Филипп с радостью поспешает ознакомить иностранца с учением Евангельским; рас­сказывает ему о пострадавшем в Иерусалиме великом Праведнике; объясняет, каким образом в лице недавно воскресшего Иисуса (эфиоплянин, без сомнения, слышал это имя еще в Иерусалиме) совмещаются то уничижение и та слава, о которых говорит пророк; показывает ему плоды смерти Богочеловека и живо изображает перед ним величие Его, яко Царя и Судии всех человеков.

Царедворец отверстым слухом внемлет слову Благовестника. Свет небесной истины осиял ум его, и сила веры полагает в то же время зерно благодатной жизни в его сердце. Теперь понятны для него слова Исайи; он убеждается, что тот великий Праведник и великий Страдалец, Царь и Отец всего, есть Богочеловек Иисус; он разумеет всю важность звания ученика Христова.

Между тем Филипп и евнух приблизились к потоку. Первый в своей проповеди, конечно, не забыл сообщить последнему ведение о таинственной двери, посредством коей отверзается вход верующим в Церковь Христову, и о тех чудесных дарах, кои подаются им от Святого Духа. При виде потока, евнух спешит обнаружить пла­менное желание души принадлежать Иисусу. «Вот вода, — восклица­ет он, — что препятствует мне креститься?» — «Можно, — ответству­ет Филипп, — если ты веруешь от всего сердца. — Верую, — говорит ефиоплянин, — что Иисус Христос есть Сын Божий», и тотчас прика­зывает остановить колесницу. Поток делается купелью для евнуха, и он от руки Филиппа немедленно принимает благодать Крещения.

Крещение иноземца, и притом в такое время, когда еще в самой Иудее предстояла проповедникам Слова богатая жатва, было так необыкновенно, что не могло совершиться без непосредственного внушения Божия. Посему нельзя сомневаться и в том, что после крещения евнух получил Духа Святого, хотя без рукоположения апостольского.

По совершении крещения, Ангел Господень взял Филиппа, и евнух уже не видал его более. Радость о сделанном им великом приобретении, мысль о том влиянии, какое будет иметь настоящее событие на всю его жизнь, надежда осчастливить свое отечество через озарение его небесным учением наполняли всю его душу и успокаивали касательно внезапного удаления учителя. Промысл, так чудно устроивший обращение евнуха, действительно имел в сем муже избранное орудие к распространению Божественной веры в его отечестве. По свидетельству древних христианских писателей, доныне продолжающееся в Абиссинии христианство ведет свое на­чало от обращения евнуха.

Филипп, породив таким образом нового сына в наследие Царству Христову, является потом в Азоте. Движимый тою же ревностью к распространению Божественного учения, которая до сего времени одушевляла его, он возвещает слово спасения в пограничных с Иудеей городах и селениях и, наконец, с сей же проповедью приходит в Кесарию (Христ. Чт. 1834 г., ч. 3, стр. 58).  (к началу)

 

Как на востоке читают книги.

Кто путешествовал по Востоку, тот, конечно, часто встречал где-нибудь на площади, на улице, писца с чернильницей при поясе и тростью для  письма  в  руке, пишущего  письма  для  женщин, которые на  востоке вообще редко умеют писать. Правда, и там многие  мальчики  посещают  школу, но  что  касается девочек, то немногие из них умеют даже читать. Матери не занимаются, да и не могут научить детей чтению и приохотить их к книгам, и таким образом обрекают их на невежество, особенно девочек. Что касается мальчиков, то они выучиваются читать и писать в школе. Каждый мальчик, посещающий школу, имеет письменные таблицы — склад­ные, деревянные или каменные. Такие таблицы, похожие на наши грифельные доски, были в употреблении у евреев, римлян и доселе существуют  в   Персии, Палестине, Аравии   и   Греции. На   этих табличках  ученик  записывает урок  учителя, который дается  на следующий день, и тут же заучивает. При этом учитель требует от детей, чтобы они учили урок не про себя, но громко повторяли написанное на их таблицах. Урок заучивается нараспев, причем ученик раскачивается своим телом туда и сюда, как маятник, как бы выбивая такт, подобно солдатам во время похода. Если ученик не исполняет требования относительно заучивания урока, учитель бьет его палкой или ставит на колени на камнях.

Таким образом еще в школе дети привыкают читать громко, и эта привычка навсегда остается в них. Посему в восточных странах каждый читает громко, что бы ни пришлось читать ему, — книгу ли или письмо от друга, и этой привычки он не изменяет нигде, читает ли он у себя дома, на улице ли или на базаре. И все так привыкли к этому, что, проходя мимо читающего, никто не остановится подслушать его, а потому и секретные письма читаются там громко, без опасения быть подслушанным. Как в школе, так и везде, все читается нараспев и с раскачиванием тела взад и вперед, как будто без того читающий не может понять читаемого. Этим обычаем легко объяснить то обстоятельство, каким образом диакон Филипп услышал, что эфиоплянин евнух читал, сидя на колеснице. В деян. Ап. говорится, что Ангел Господень приказал Филиппу идти на полдень в пустыню, лежащую между Иерусалимом и Газою. Идя по дороге, Филипп увидел ефиоплянина. «И вот муж эфиоплянин, евнух, вельможа Кандакии, царицы эфиопской, хранитель всех сокровищ ее, приезжавший в Иерусалим для покло­нения, возвращался и, сидя на колеснице своей, читал пророка Исайю» (8, 27, 28). Филипп, имевший в сердце любовь к Богу и желание помочь другим, подошел к колеснице и услышал, «что он читает пророка Исайю», услышал потому, что евнух, по восточному обычаю, читал громко. Эфиоплянин читал следующее прекрасное место из 53 главы пр. Исайи: «Яко овча на заклание ведеся и яко агнец пред стригущим его безгласен, тако не отверзает уст своих» (53, 7). На вопрос Филиппа: «Понимаешь ли, что читаешь?» Он отвечал: «Как могу разуметь, если кто не наставит меня?» (Деян. Ап. 8, 30, 31). Видя, что Филипп иудей, он попросил его взойти и сесть с ним. Филипп тогда сказал ему, что за несколько сот лет назад пророк Исайя писал об Иисусе, Агнце Божием, Который после пришел в мир и понес на Себе грехи мира. Говорил Филипп и о том, что Бог так возлюбил мир, что послал Сына Своего Единородного, чтобы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную. Эфиоплянин уверовал и был крещен Филиппом на дороге (Воскр. Чт. 1874 г. Ч. 1, стр. 269).  (к началу)

 

Библиографический указатель к VIII гл.

1)  Ст. 9-11. Волхвование. Библ. поп. сл. В. Ч. 1874. II, 62-64.

2)  Ст. 26-39. Желанная встреча. Душ. Чт. 1881. I. Янв. 39-49.

3)  Ст. 27. Кандакия. Б. п. сл. В. Ч. 1876. I, 224.

4)  Ст. 40. Б. п. сл. В. Ч. 1876. I, 272.

5) Начало ересей в Церкви христианской (из Шаффа), Митропольского. Прав. Об. 1861. VI, 451.

6) Фаррара. Самаряне. Симон волхв. Евнух. Жизнь и труды Св. Ап. Павла. Т. I, стр. 156-160. Первые дни христианства. Симон волхв, — легенда о его споре с Ап. Петром. Стр. 160.

7) Леонида, En. Дмитровского. Жизнь Св. Ап. Петра.

8) Евсевия, Архиеп. Воронежского. Чтения о св. Первоверховном Ап. Петре. О деяниях св. Апостола перед исшествием и по исшествии из Иерусалима. Стр. 147-152.

9) Евсевия, Архиеп. Могилев. Ст. 32-42. Беседы на воскресные и праздничные чтения из Апостола. Ч. 1, стр. 88.

(к началу)

 

ГЛАВА IX

 

Краткое начертание жизни св. Апостола Павла.

Павел, по происхождению еврей от колена Вениаминова (Фил, 3, 5); Римский гражданин, по праву рождения в Тарсе Киликийском (Деян. 22, 3, 25-28); по закону, или по особливому толку, фарисей (Фил.3, 5), к чему  приготовлен воспитанием  в  Иерусалиме  у славного  законоучителя  Гамалиила   (Деян.5, 34); художеством скинотворец (делатель палаток) (Деян. 18, 3); по предопределению, сосуд избран (Деян.9, 15); по духовному служению, проповедник, апостол  и учитель  языков  (1 Тим.2, 7); по  смирению, мний апостолов (1 Кор.15, 9); по трудам, паче всех их (1 Кор.15, 10). Вскоре по вознесении Господнем Павел сделался известен как гонитель Церкви Христовой. Во время побиения камением Стефана, он, как участник, стерег одежду побивающих (Деян. 7, 58; 8, 3). В том же духе идя в Дамаск, Павел был ослеплен светом и обра­щен гласом Христовым с небеси; а в самом Дамаске приял от Анании прозрение и крещение и соделался исповедником (Деян. 9, 1-22).

Отселе был в Аравии (Гал.1, 15-17); после чего опять в Дамаске, где испытал первую опасность от иудеев и князя языческого (Деян. 9, 23-25; 2 Кор. 11, 32).

По сему случаю придя в Иерусалим, вошел в общение с Петром и Иаковом, братом Господним; но и здесь, раздражив проповедью эллинов, отправился в Кесарию, а потом в Тарс (Деян. 9, 26-30; Гал. 1, 18-21).

Когда основалась Церковь Антиохийская, Павел приглашен был Варнавой для ее утверждения. По случаю голода, оба они были посланы от нее в Иерусалим с милостыней (Деян. 11, 25-30).

После сего, по торжественному воззванию от Св. Духа, Павел предпринял из Антиохии с Варнавой первое Апостольское путе­шествие, в котором посещены:

Селевкия, Кипр, где Павел, ослепил волхва Вар-Иисуса, обратил к вере Проконсула Сергия Павла;

Антиохия Писидийская, где язычники приняли пропо­ведь, а иудеи воздвигли гонение на проповедников.

Икония, откуда также междоусобие жителей препроводило их далее;

Листра, где Павел, исцелив хроморожденного, принят был за Меркурия язычниками, а от иудеев побит камением; наконец,

Деρвия с окрестностями.

Путешествие кончилось обратным посещением новоучредивщихся Церквей (Деян., гл. 13 и 14).

Распря  о свободе  христиан  от закона  обрядового  и, по сему случаю, бывшее Павлу откровение вновь привели его из Антиохии в Иерусалим. Апостолы утвердили его учение Собором и признали его Богоизбранным Апостолом язычников (Деян. 15, 1-33; Галл. 2, 1 — 10).

По некотором времени следовало второе путешествие Апо­стольское Павла, в котором, кроме, прежде утвердившихся Цер­квей, посещены:

Фригия,

Галатия,

Μисия,

Троада, откуда Апостол видением воззван в Македонию:

Неаполь,

Филиппы, где он за изгнание духа пытливого (прорицательного), вместе с спутником своим Силою, биен и ввержен в темницу, но только для того, чтобы чудом молитвы привести к Богу темнично­го стража;

Амфиполь,

Аполлония.

Солунь, или Фессалоники, где хотя некоторые из иудеев и многие из язычников уверовали, но непокорившиеся иудеи огласили проповедников возмутителями;

Берия, где они приняты жителями со всем усердием, но пресле­дованы от Фессалоникских иудеев;

Афины, где Павел проповедовал в самом Ареопаге и, между прочими, приобрел Дионисия Ареопагита.

Коринф, где Павел, огорченный упорством иудеев, но и обна­деженный в успехе видением, проповедовал полтора года и где он вступил в новое служение — священного писателя, написав послание к Солунянам (1Сол.3, 6; Деян.18, 5).

Кенхрей,

Ефес.

Путешествие сие окончилось посещением Церкви Кесарийской, празднованием праздника в Иерусалиме и некоторым отдохновением в Антиохии (Деян. 15, 36; 18, 22).

В третьем, от Антиохии же начавшемся, Апостольско-мученическом путешествии, Павлом посещены:

Галатия,

Фригия,

Ефес, где Павел преподает крещение и Св. Духа ученикам Иоанновым, учит и чудодействует более двух лет и распространяет славу Евангелия по всей Азии проконсульской, и где дерзновенное употребление имени Иисуса Христа иудейскими заклинателями приводит в раскаяние многих чародеев, а корыстолюбие Димитрия среброковача производит нелепое против христиан возмущение;

Македония  и  Эллада, даже до  Иллирика   (Римл.15, 19), и возвратно;

Троада, где Павел воскрешает падшего из окна Евтиха;

Ассон,

Митилин,

Хиос,

Самос,

Милет, где Апостол как бы навсегда прощается с пастырями Ефесской Церкви;

Кос, Родос, Πатаρа, Тир, где Павел получает первое известие об узах, ожидающих его в Иерусалиме;

Πтолемаида,

Кесария, где предвестие об узах с большей ясностью повто­ряется пророком Агавом, однако не колеблет Павла;

Иерусалим, где Павел, некогда в лице противуставший Петру за иудейские обряды (Гал.2, 11-14), сам принужден со­вершать их и однако подвергается навету иудеев и опасности жизни, как враг закона и осквернитель храма; но, несмотря на то, в узах свидетельствует об Иисусе и, явлением Его, призывается к подоб­ному свидетельству в Рим. А на сем новом пути видят Павла: Кесария, куда быв препровожден для сохранения от иерусалимлян, заклявшихся умертвить его, несколько раз изъясняет он свою невинность и свою веру областным правителям, Феликсу и Фесту, и царю Агриппе, но производит в них впечатление почти только одним наречением Кесаря (апелляцией к Кесарю);

Сидон,

Кипр,

Миры Ликийские,

Мелит, где он и, по его предсказанию и совету, все его спутники обрели спасение с потонувшего корабля и где пребывание его ознаменовано безвредным угрызением от ехидны и целением недужных;

Сиракузы,

Ρигия,

Потиолы, наконец

Рим, где Павел уже сретается христианами, впрочем, два года проповедует за домашней от правительства стражей, в надежде совершенной свободы (Фил. 1, 25, 26), и вносит Евангелие в самый дом Кесаря (фил. 4, 22; Деян. 18, 23; — гл. 28).

От Рима можно полагать начало четвертого Апостольского путешествия Павлова, темного в его Истории. По сказанию Климента (в посл. к Коринф. ), он был в сие время на Западе, так как и верно намеревался быть в Испании (Рим. 15, 24). По призна­кам, находящимся в его посланиях, догадываются, что он посетил вновь некоторые восточные Церкви (Филим.22; 2 Тим.4, 13, 20) и основал новую в Крите (Тит.1, 5). Возвратясь же в Рим к суду, всеми оставлен, но укреплен явлением Господа (2 Тим. 4, 16-18). В сие время пиша к Тимофею, он предсказывал близость кончины своей (2 Тим. 4, 6), которая последовала от меча, в гонение Нероново, не ранее 64-го года по Р. X. (Воскр. Чт. Г. II, стр. 127).  (к началу)

 

Автобиография Апост. Павла.

Жизнь мою от юности моей, которую сначала проводил я среди народа моего в Иерусалиме, знают все иудеи.

Знают также обо мне издавна (ежели захотят свидетельство­вать), что я жил по учению фарисейскому, строжайшему в нашем вероисповедании (Деян.26, 4, 5).

Я иудеянин, родившийся в Киликии, в Тарсе, воспитанный в сем городе при ногах Гамалиила, тщательно наставленный в оте­ческом законе (Деян. 22, 3).

Если кто думает на плоть надеяться, то я более: обрезан в осьмой день, от рода Израилева, колена Вениаминова, еврей от Евреев, по закону фарисей, по ревности гонитель Церкви Божией, по правде законной непорочен (Филип. 3, 4-6).

Я думал, что мне должно сильно действовать против имени Иисуса Назорея; и я делал это во Иерусалиме.

Получив от первосвященников власть, я многих Святых заклю­чал в темницы, и когда убивали их, я подавал на то голос.

И по всем синагогам многократно мучил их и принуждал хулить Иисуса и, в чрезмерной ярости на них, преследовал их даже и в чужих городах (Деян. 26, 9-11).

Несмотря на сие я помилован потому, что так поступал по неведению, не будучи в вере.

Помилован для того, чтобы Иисус Христос во мне первом показал все долготерпение в пример тем, которые будут веровать в Него к жизни вечной (1 Тим. 1, 13, 16).

Идучи в Дамаск со властью и препоручением от первосвя­щенников, среди дня, на дороге я увидел свет с неба, превосходящий солнечное сияние, который осиял меня и шедших со мною.

Все мы упали на землю, и я слышал голос ко мне, говорящий на еврейском языке: Савл, Савл! что ты Меня гонишь? трудно тебе идти против рожна.

Я сказал: кто Ты, Господи? Он сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь.

Но встань и стань на ноги твои: ибо Я для того явился тебе, чтобы поставить тебя служителем и свидетелем тому, что ты видел и что Я открою тебе,

Избавляя тебя от народа Иудейского и от язычников, к которым ныне посылаю тебя,

Открыть им глаза, дабы они обратились от тьмы к свету и из-под власти сатаны к Богу, и верою в Меня получили прощение во грехах и часть наследия с освященными.

Посему я не воспротивился небесному явлению;

Но сперва, жителям Дамаска и Иерусалима, потом по всей земле Иудейской и у язычников проповедовал, чтобы покаялись и обра­тились к Богу и делали дела, достойные покаяния (Деян. 26, 12-20).

Потом, через три года, ходил я в Иерусалим видеться с Петром и пробыл у него пятнадцать дней.

Другого же никого из Апостолов я не видал, кроме Иакова, брата Господня.

После сего ходил я в страны Сирские и Киликийские.

Потом, спустя четырнадцать лет, я опять ходил в Иерусалим с Варнавою, взяв с собою и Тита.

А ходил по откровению. Там особенно знаменитым предложил я благовествование, проповедуемое мною язычникам, из предосто­рожности, не напрасно ли я подвизаюсь или подвизался. Но и знаменитые ничего не возложили на меня более.

Напротив того, видя, что мне вверено Евангелие для необре­занных, как Петру для обрезанных,

(Ибо тот, кто содействовал Петру в Апостольстве к обрезанным, содействовал и мне к язычникам);

И, узнав о дарованной мне благодати, Иаков, и Кифа, и Иоанн, почитаемые столпами, в знак согласия подали руку мне и Варнаве, чтобы нам идти к язычникам, а им к обрезанным;

Только, чтобы мы помнили нищих, что и старался я исполнить в точности (Галат.1, 18, 19, 21; гл. 2, 1, 2, 6, 7, 8, 9, 10).

Я наименьший из апостолов и недостоин называться апостолом, потому что гнал Церковь Божию. Но благодатию Божию я то, что есть; и благодать Его во мне не была тщетна, но я более всех их потрудился; не я, впрочем, а благодать Божия, которая со мною (1 Кор. 15, 9-10).

Я гораздо более был в трудах, более в ранах, более в темницах и многократно при смерти.

От иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без одного;

Три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три Раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл в глубине морской.

Много раз был в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от других народов, в опасностях в городе, в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями;

В труде и в изнурении, часто во бдении, в гладе и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе.

Кроме посторонних приключений, ежедневное ко мне стечение людей, забота о всех Церквах.

Кто немощен, с которым бы и я не чувствовал немощи? Кто соблазняется, за которого бы я не воспламенялся?

Ежели должно мне хвалиться, то буду хвалиться немощию моей;

Я знаю человека во Христе, который, назад тому четырнадцать лет (в теле ли, не знаю, вне ли тела, также не знаю, Бог знает), восхищен был даже до третьего неба.

Так знаю о сем человеке (только не знаю, в теле или вне тела, Бог знает);

Что он восхищен был в рай и слышал неизреченные слова, которых человек пересказать не может.

Таким человеком могу хвалиться, собою же не хвалюсь, разве только немощами своими.

Впрочем, ежели я и захочу хвалиться, не буду безрассуден, потому что скажу истину; но я опасаюсь, чтобы кто не подумал обо мне более, нежели сколько во мне видит или слышит от меня.

И чтоб я не превозносился чрезвычайными откровениями, дано мне жало в плоть, ангел сатаны мучит меня, чтобы я не превоз­носился.

Трижды молил я Господа о том, чтобы удалил его от меня.

Но Господь сказал мне: довольно для тебя благодати Моей: ибо сила Моя в немощи совершенна. И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, дабы обитала во мне сила Христова.

Посему я нахожу удовольствие в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа: ибо когда я немощен, тогда силен (2 Кор. 11, 23-30; 12, 2-10).

Все, что было для меня приобретением, я почел ради Христа потерею.

Вес почитаю потерею для познания Христа Иисуса, Господа моего, которое все превосходит. Для Него я от всего отказался и все почитаю пометом, чтобы приобресть Христа.

И найтись в Нем не с своею праведностию, которая от закона, но с праведностию, которая верою Христовою, которая от Бога по вере (Фил.3, 7-9).

Подвигом добрым я подвизался, поприще кончил, веру сохранил.

Теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в оный день; и не только мне, но и всем возлюбившим явление Его (2 Тим. 4, 7-8).

Подражайте мне, как я Христу (1 Кор. 11, 1). Будьте, как я; ибо и я, как вы (Гал. 4, 12)  (Воскр. Чт., г. I, стр. 101).  (к началу)

 

Сказание о св. апостоле Павле.

Блаж. Иеронима.

Павел   (а   прежде   Савл), апостол   не   из   числа  двенадцати, происходил от колена Вениаминова. Родился в иудейском городе Гишалах, а по покорении сего города римлянами, с родителями, переселился в Тарс киликийский. Отсюда для образования послан в  Иерусалим, где и  учился  у мужа ученейшего — Гамалиила, о коем упоминает Лука в книге Деяний. После того, как он присут­ствовал при убиении мученика Стефана, отправился с письмами от. первосвященника в Дамаск, чтобы преследовать веровавших во Христа; но на пути, посредством откровения, обращен и из гонителя претворен  в  избранный  сосуд. Когда, вследствие  проповеди  его, уверовал проконсул кипрский Сергий Павел, он, по случаю этого торжества веры Христовой, принял имя Павла и с Варнавою обошел многие города; а по возвращении в Иерусалим, поставлен от Петра, Иакова и Иоанна апостолом язычников.

В двадцать пятом году по страдании Господа, а царствования Нерона на втором году, когда иудейский прокуратор Фест заступил место Феликса, он в узах был препровожден в Рим и здесь, находясь под стражею, целые два года ежедневно доказывал иудеям, что Мессия уже пришел. По первом ответе, когда Нерон еще не вдавался в те злодеяния, о которых говорит история, был отпущен Нероном, для проповеди Евангелия, на запад, как об этом он сам засвиде­тельствовал во втором послании к Тимофею, которое писано в узах: В  первый  мой ответ никто же бысть со мною, но  вси  мя оставиша: да не вменится им. Господь же мне предста и укрепи мя, да мною проповедание известно будет, и услышат, вси языцы и избавлен бых от уст львовых (2 Тим. 4, 16, 17).

Здесь под именем льва он разумеет Нерона, по причине его жестокосердия; а чувствуя скорое свое мученичество, он присово­купил: и избавит мя Господь от всякого дела лукава и спасет в царствие Свое небесное, — ибо прежде сего сказал: аз уже жрен бываю, и время моего отшествия наста. В тридцать седьмом году по страдании Христовом, за Христа усечен во главу в Риме, в тот же самый день, в который скончался Петр, и погребен при дороге Остийской. Написал девять посланий к семи Церквам: по одному — к  Римлянам, Галатам, Ефесеям, Филипписеям, Колоссянам; по два — к Коринфянам и к Солунянам; сверх сего ученикам своим: Тимофею два, Титу одно и Филимону одно. Что же касается до послания к Евреям, то некоторые думают, что его писал не Павел, поелику оно по слогу отлично от посланий его, но или Варнава, какого мнения держится Тертуллиан, или Лука Евангелист, или Климент, епископ Римский, который, по мнению некоторых, как спутник Павлу, изложил мысли его своею речью. Вернее полагать то, что это послание писал сам Павел и в начале его умолчал о своем имени, потому что евреи ненавидели его; писал на еврейском языке с соблюдением всех красот сего языка, почему оно и в переводе явилось более красноречивым и разнится от прочих его посланий (Воскр. Чт., г. XX, стр. 97).   (к началу)

 

Апостол Павел до своего обращения ко Христу.

Прот. Горского.

Савл или Павел (первое имя еврейское, второе римское) был из колена Вениаминова, родом из Тарса Киликийского. Что он там родился, — это видно из собственных слов его в книге Деяний 21, 39; 22, 3 (противоречащее сему предание у Иеронима de viv. ill. с. 5, что Павел родился в Гискале, городе галилейском, не за­служивает вероятия, хотя и оно может иметь сколько-нибудь в себе истины: может быть, его предки когда-нибудь жили в этом городке). Так как мы не знаем, долго ли Павел жил в отеческом доме, то и не можем определить, как велико влияние на его образование имело его рождение в главном городе киликийском, который в ученом отношении равнялся, в это время, Афинам и Александрии (по свидетельству Страбона). Конечно, его раннее знакомство с греческим языком и жизнью греков не осталось без влияния на образование из него учителя Еллинов (языков). Но немногие места из греческих стихотворцев в его речи афинской и посланиях еще не доказывают, чтобы он воспитанию своему был одолжен знаком­ством с греческой литературой (1 Кор. 15, 33 из Менандра. К Титу 1, 12 из Епименида, Деян. 17, 28 из Арата).

Первые два изречения могли ходить в народе, как пословицы. Последнее замечательно своею точностью, удержано даже γαρ: του. γαρ και γ?νος ?σμ?ν. Но Арат был родом киликиянин, следовательно, соотечественник Павла; следовательно, его стихотворения могли быть ему известны и из школы. Притом сам апостол говорит, что он воспитывался не в Тарсе, а в Иерусалиме (Деян. 22, 3 (?νατεθραμμ?νος). После образования раввинского, ревностный фарисей, каким Павел был до обращения, не позволил бы себе входить в такое близкое общение с язычниками, чтобы учиться в их академии. Он предназначался отцом своим фарисеем, как видно, в раввины и для того отправлен был в Иерусалим, чтобы в школе фарисейской сделаться ученым толкователем Писания и преданий. Он воспитывался у Гамалиила, законоучителя фарисейской секты, который, по выражению книги Деяний (5, 34), был честен всем людем[63]. Образование  в сих  школах  состояло в  толковании  Св. Писания. Иудеи, пишет Иосиф Флавий (Antiquit. I. XX с. XL), всю мудрость поставляют в том, чтобы а) ясно разуметь свои законы (τα ν?μιμα σαφ?ς επισταμ?νοι) и б) истолковывать силу священных книг   (την   των   ιερ?ν   γραμμ?των  δ?ναμιν  ?ςμμνε?σαι). Изучение закона  (по талмуду in Pirke Aroth. с. 5, 521) начиналось с пяти лет, с  10-ти — изучение мишны, с  13-ти лет  юноша обязывался уже к строгому исполнению закона (Tholuck. Stud. u. Kritik., 1835. S. 366). Обстоятельное изучение закона Павлом можно видеть из множества приводимых им мест из писания в его посланиях. До 50 мест приводится в них напамять, т.е. не с точным удержанием слов перевода. Наставник Павлов отличался умеренностью взгляда на разномыслящих (Деян. 5, 34); он знаком был даже с греческой литературой. В талмуде пишется, что он позволял себе ходить даже в бани языческие, украшенные статуями богов. Когда это возбудило удивление в язычниках, то Гамалиил отвечал: баня устроена прежде статуи; не она поставлена для богини (Венеры), но богиня поставлена для украшения бани (Tholuck. ibid. S. 378). Такая свобода в деле могла иметь благоприятное влияние на его учеников. Но юноша с пламенной и сильной душой, каков был Павел, если за что брался, то не иначе, как со всем жаром; его сердце и само по себе было наклонно к ревности самой неумеренной, — и фарисейство давало много пищи такому направлению. Из личных свойств его характера, равно как из собственных его свидетельств, мы можем заключить, что он старался превзойти всех своих современников в законной праведности, как понимали ее жаркие фарисеи. И это было не без намерения Промысла. Чем ревностнее было его стремление к свя­тости, чем более он должен был бороться с некоторыми влечениями своей пламенной и сильной натуры, тем более имел случаев дока­зывать, что есть в человеке зло, которого нельзя укротить одной уздой закона; что человек может знать доброе, но не может всегда творить доброе, что он невольно, при всем добром расположении, увлекается силою богопротивных влечений от добра ко злу. Павел, конечно, никогда бы так живо, так точно не описал такого состояния в седьмой главе послания к римлянам, если бы не знал его по собственному опыту. И то, что он перешел к христианству из такой секты, в которой употребляли все предосторожности, поставляли всякие преграды против силы пожеланий и страстей, всеми мерами старались принудить себя к добру, — было весьма важно для Павла. Испытав все эти меры сам собою и узнав их слабость, он мог, как представитель  всех людей  с  ревностными нравственными  стремлениями, свидетельствоваться собственным опытом в том, как глубоко в человеческой природе лежит чувство потребности искуп­ления. После этого, также по собственному опыту, он мог определить отношение внутренней свободы, проистекающей из веры в искуп­ление, к рабству законному. Хотя Павел был верным и ревностным учеником Гамалиила, однако отсюда нельзя заключать, что перешел в него и дух умеренности, которым Гамалиил отличался в отношении к христианству. Ученик, и особенно ученик с таким сильным оригинальным духом, подчиняется духовному влиянию своего учителя только в такой мере, в которой оно соответствует его собственному расположению духа. Непреклонность его характера, огонь природы, огонь юношества делали его сильным, склонным к гонениям, ревнителем против всего, что. противоречило системе, почитаемой им святою. И когда Стефан восстал против фарисеев, то Павел, бывший тогда в Иерусалиме, стал с сего времени сильнейшим гонителем христианства. Он входил в дома христиан, влачил мужчин и женщин на суд Синедриона и заключал их в темницы (Деян. 8, 3), принуждал их хулить Христа (26, 11). После мученической кончины Стефана, когда многие последователи Еван­гелия искали себе убежища в других городах, он считал своим призванием преследовать их в знатном сирийском городе Дамаске, куда довольно их удалилось. И спешил туда, быв уполномочен своим верховным судилищем по делам церковным (которому сами римляне предоставили право употреблять всякие меры против на­рушителей их закона) — истреблять всех христиан. Известно, что последовало с Павлом на пути в Дамаск (История евангельская и церкви апостольской, стр. 384).  (к началу)

 

Апостол Павел до обращения и после обращения своего ко

Христу.

Архим. Феодора.

Сам апостол Павел свидетельствует о себе, что Бог благоволил избрать его от чрева матери его: Благоволи Бог, избравый мя от чрева матери моея. (Гал. 1, 15). Посему самые природные свойства прежде бывшего Савла и все обстоятельства его от самого рождения уже должны быть, по намерению Промысла, в некоторой сообраз­ности с его избранием.

В самом деле, по самой природе своего духа. Савл является необыкновенно великим и многовместительным сосудом, которому нужно было только предаться Христу и через это очиститься от греха и исполнится Св. Духа, чтобы он явился избранным сосудом Христовым — Павлом. Так, крайне не верна мысль, что Савл до обращения ко Христу водился преимущественно воображением и чувством. Напротив, из всего известного нам о нем, до его обра­щения, виден в нем ум твердый, отчетливый. Если он жестоко гнал христиан, то это произошло у него не от слепого движения пламенеющего ревностью сердца, но от ложного убеждения разума и совести, что того требовал самый долг. Аз мнех, говорил он впо­следствии, с сокрушением жалуясь не на слепое чувство, а на ошибку ума и совести, аз мнех, яко подобает ми много сопротивна противу имене Иисуса Назорея сотворит и (Деян. 26, 9). Но из сих же слов видно и то, что Савл, действительно, не умом только хотел жить, но и сердцем, столько же глубоким, как и восприимчивым; признанное и одобренное умом он принимал и в глубину своего сердца. А потому одарен был он и волей сильной и решительной на то, чтобы определения ума и движения сердца выражать и исполнять в соответственной им внешней деятельности. Замечательно и важно, что с великими природными дарованиями Савл произошел и принял первые впечатления жизни не в Иеру­салиме или Иудее, но среди язычников, — в Тарсе. Когда он родился (Деян. 22, 28), родители его были уже римскими гражданами. Видно, они были внимательны к тому, что из языческого быта могло быть полезно для израильтян. Отсюда всего проще объясняется то, как Савл познакомился с некоторыми языческими писателями (что видно из мест, приводимых им из греческих поэтов). И вообще языческий мир для уроженца Тарса было открытие, нежели для иерусалимляна; быть не могло, или, по крайней мере, невероятно, чтобы Савл, с его дарованиями, вовсе упустил из виду особенно примечательное и важное в окружающей его среде язычества. Так Промысл самыми ранними обстоятельствами жизни Савла предуказывал и предуготовлял для него поприще, именно — в языческом мире. Но родители его твердо внушили ему и, следовательно, сами высоко ценили то, что они — чисто еврейского происхождения, и именно из колена Вениаминова. Посему Савл, и в языческом Тарсе, был под влиянием духа природно иудейского.

Для воспитания Савл был послан в Иерусалим, где было столько иудейской святыни, столько видимых залогов великого назначения иудеев, где дух народный представлялся в полном и свободном Раскрытии. Воспитатель его был знаменитый законоучитель и, по Талмуду, начальник над фарисейским училищем, Гамалиил — муж, как видно из книги Деяний, благонамеренный и здравомыслящий. И это — очень важное обстоятельство. Ибо, когда иудейство не примечало и не ощущало благодатного духа Ветхозаветного устрой­ства и закона, то отсюда не только происходило желание стоять за внешнюю законность, как за самое существенное в деле спасения, но и была возможность, под прикрытием наружных обрядов и дел закона, иметь глубоко развращенное сердце, что и обличал Господь в фарисеях. Савл от Гамалиила перенял, по крайней мере, только превратные воззрения иудейства, но был свободен от искушения бесстыдного лицемерия, зависти, пустосвятства и подобных пороков чуждых Гамалиилу.

При изучении закона Божия и разнообразных постановлений и преданий отеческих, ум Савла, под руководством учителя-фарисея, не мог проникать далее мертвого письмени Ветхозаветных откровений и внешности обрядов и потому убедился, как в истине, — в мечте достигнуть совершенства духовного, или праведности через строгое, преимущественно внешнее исполнение законных предписаний и преданий. Превосходство дарований и прилежания сего юноши послужило только к тому, что он стал по закону фарисей, преуспевавший паче многих сверстников своих в роде своем (Филип.3, 5; Гал.1, 14). Переводя такое убеждение и направление ума в самое чувство и жизнь свою, он был по правде законной непорочен (Филип.3, 6). И действуя с силою по этому правилу жизни, он явился излиха жарким ревнителем отеческих преданий (Гал.1, 14).

Когда Савл выступил на поприще самостоятельной деятельности, христианство уже неудержимо распространялось в Иерусалиме и всей Иудее. Савл, чем с большей отчетливостью убежден был в иудействе (с известным характером оного), тем решительнее, — при всей высоте учения Христианского и поразительности Апостольских чудес, — оставался в неведении Божественности христианства; чем проницательнейший имел ум, тем яснее видел прямую противопо­ложность христианства тогдашнему иудейству: и потому чем более любил закон отеческий и род свой с его высоким избранием, тем более разгорался негодованием на христиан и тем менее расположен был  равнодушно смотреть на размножение  их  среди избранного народа. И вот о сем-то самом расположении своем и сказал Апостол следующее: аз мнех, яко подобает ми многая сопротивна противу имене Иисуса Назореа сотворити. Иже и сотворих, продолжал он, во Иерусалиме и многи от святых аз в темницах затворях, власть от архиерей прием: убиваемых же им прилагах совет (речь, конечно, о  Стефане)   и  на всех сонмищах множицею муча их, принуждах хулити: преизлиха же враждуя на них, гонях даже и до внешних градов (Деян.26,9-11). Казалось, что с отчетливостью в мыслях, с искренностью в чувстве и с силою на деле, занятый враждою против христианства за иудейство, не имеющее жизни, дух Савла должен был остаться неприступным для благодати, и его участь, казалось, решена была им самим навсегда. Но он творил все это по неведению, по предзанявшим его ум и сердце и волю ложным понятиям, с слепой и Боговраждебной, но чистосердечной (Деян.23, 1) ревностью о мнимой правде: это и привлекало к нему благодать. Помилован бых, яко неведый сотворих в неверствии (2Тим.1, 13). Благодать дала до всей крайности раскрыться в нем иудейству, чтобы тем вернее и решительнее в нем ниспровергнуть это иудейство и, исполнив собою его ум, сердце и волю, явить его благопотребным сосудом своим против иудейства для обращения язычников.

Как же это совершилось?

Враждуя всей душой против Бога и однако в совести, а не по внушению  страстей, убежденный, что он  поборает  по  Боге, он должен  был  или  погибнуть, или  же  каким-либо  образом  быть вразумленным от Самого Бога; ибо его дух, мнящийся утверждаться в Самом Боге и притом при свидетельстве самой совести о своей непорочности  перед  Ним, не мог быть доступен ни для какого другого вразумления; всякое другое вразумление было далеко слабее внутренней опоры  его заблуждения. Так  произошло, что  Павел призван был не человеками, не чрез человека, как он сам говорит, но Иисусом Христом и Богом Отцом, воскресившим его из мертвых (Гал.1, 1), Савл... дыхая прещением и убийством на ученики Господни... испроси     послания     в     Дамаск... Бысть     ему приближитися, и... слыша глас глаголющ ему: Савле! Савле! что мя гониши? Рече же: кто еси, Господи? Господь же рече: Аз есмь Иисус, Его же ты гониши (Деян.9, 1-5)... И теперь все, что доселе направляло Савла против христианства за иудейство, должно было послужить только к тому, чтобы тем совершеннее обратиться ему от иудейства ко Христу и предаться Его истине и благодати. Так, если Савл всей душой предан был и заблуждению, принимаемому им (по заблуждающей, но не зазирающей себя совести) за истину Божию; то по явлении ему непосредственно и лично самой истины и премудрости Божией — Христа, тем паче свойственно было ему   с   полным   самопожертвованием   предаться   сей   самосущей истине — Христу. Господи, что мя хощеши  творити   (Деян.9, 6)? — с трепетом отозвался он на глас Господа тотчас же, как узнал, Кого он гнал в лице христиан. — Яже ми бяху приобретения, — говорил он впоследствии, — сия в миних Христа ради тщету. Но убо вменяю вся тщету быти за превосходящее разумение Христа Иисуса Господа моего, Его же ради всех отщетихся и вменяю вся уметы быти, да Христа приобрящу, яко разумети Его, и силу воскресения Его, и сообщение страстей Его, сообразуясь смерти Его (Филип.3, 7-10).

Если Савл, принимая ложь мертвого иудейства за живую истину Божию, был недоступен для вразумления ни словом, ни подвигами, ни чудесами учеников Христовых, никем и ничем, кроме Самого Бога-Христа; то такой душе, по непосредственном дознании или видении самого лица Божественной истины, — свойственно было тем паче не знать уже никаких других правил и внушений, кроме света истины Божией, кроме водительства Христова и внушений Св. Духа. А это привлекало к нему в преизобилии новые непосредст­венные озарения небесной истины, новые откровения Христовы в непрестающем вдохновении от Св. Духа. Так произошло то, что егда благоволи Бог явити Сына Своего в Павле, он с того времени «не советовался с плотью и кровью» и таким образом истину Христову принял и изучил не от человек, но по откровению Иисуса Христа (Гал.1, 12, 15, 16). Не то сие значит, чтобы Павел уже не брал во внимание и в руководство свое ничего слышанного от очевидцев Христовых, проповеданного другими Апостолами. На­против, он же сам говорит о себе: «особенно же знаменитых, т.е. из Апостолов, предложих благовествование, иже проповедую... да не како вотще текох, или трудихся» (Там же 2, 2). Известно также, что он сам предъявил Антиохийской церкви решение Апо­стольского собора касательно того, обрезывать или не обрезывать язычников, и тщательно выполнял желание других Апостолов о собрании милостыни для нищих; мнимии столпи быти десницы даша мне и Варнаве общения... нищих точию да помним: еже и потщахся сие истое творити (Там же, ст.9, 10). Но дело в том, что Павел ничем и слышанным или принятым от других не поль­зовался и не руководился без удостоверения от непосредственного откровения. Так, если ходил Апостол Павел в Иерусалим предложить свое учение на некоторое рассмотрение другим; то ходил именно по откровению; взыдох же по откровению (Там же, 2, 2). И решение Апостольского Собора он уже упредил проповедью о решен­ной здесь истине, подтверждая Боговдохновенность своей проповеди знамениями и чудесами. Но вот яснейший пример на то, что и в слышанном от других он удостоверяем был непосредственным откро­вением. Быть не могло, чтобы он ничего не слышал от других об обстоятельствах учреждения Евхаристии, когда в Апостольской Церкви ежедневно преломляли таинственный хлеб. Но Павел так говорит об Евхаристии: аз приях от Господа, еже и предах вам, яко Господь Иисус в нощь, в нюже предан бываше, прием, хлеб и пр. (1 Кор.11, 23). Таким образом если и слушал Павел то и другое у других Апостолов, если и сам искал у них подтверждения своему учению, из предосторожности, да не всуе трудится; тем не менее, однако ж, непреложно и в строгом смысле должно быть понимаемо то, что Павел не от человек приял благовестие или научился тому, но через откровение Иисуса Христа, как сам он говорит.

Если Савл столько ревновал об утверждении только призрака или безжизненного облика истины (каковым стало иудейство), что не удовлетворялся действованием за иудейство в Иерусалиме или в Иудее, но устремился и в чужие города, в языческий Дамаск; то тем паче свойственно было ему, непосредственно озаряясь светом самой истины Божией, сделаться избранным сосудом, готовым к разнесению сего небесного света всюду, где только можно было, с воспламененною и управляемою от Духа Святого ревностью. Господь нашел его таким сосудом уже при самом обращении его, когда сказал ему: на се бо явихся ти, сотворити тя слугу и свидетеля, яже видел еси и яже явлю тебе: изимая тя от людей Иудейских и язык, к ним же Аз ныне посылаю тебя отверсти очи их, да обратятся от тьмы в свет (Деян. 26, 1. 6-18); то же засвиде­тельствовал о нем другому, который назначался крестить Савла: иди, яко сосуд избран Ми есть сей пронести имя Мое пред языки и царьми и сынми Израилевыми (Там же, 9, 15).

Так совершилось то, что Павел и призван был непосредственно от Бога и вступил в незаходимый для него свет непосредственных откровений Божиих с назначением просвещать мир сим светом, — сказать кратко — из гонителя соделался Боговдохновенным Апосто­лом. Живое и скорбное сознание боговраждебных дел доапостольской его жизни упрочивало в нем смирение — это внутреннее основание духовного совершенства и усиливало ревность его в прохождении Апостольского поприща силою Св. Духа. То и другое трогательно выражается в следующих словах Апостола: последи всех, яко некоему извергу, явися (Христос) и мне. Аз бо есмь мний Апостолов: иже несмь достоин  нарещися Апостол, зане гоних Церковь Божию. Благодатию же Божиею есмь, еже есмь, и благодать Его, яже во мне, не тща бысть, но паче всех их потрудихся: не аз же по благодать Божия, яже со мною (1 Кор. 15, 3-10. Подоб. 1 Тим. 1, 12-16).

Мало сего: самые прежние  заблуждения  Савла, по озарении души его светом Христовой благодати и истины, превратились для Павла, по премудрому устроению Промысла, уже как бы в некоторое предуготовление к главным предметам и делам Апостольского его служения. Так, ложь правды законной, или поставляемой от самого человека вместо правды Божией, попущено было Савлу развить до последней крайности — до  гонения  на  Христа и  Его  Церковь, и тогда-то открылась и дарована ему от Христа  истинная  правда, единственно по милости, покрывающей и заглаждающей все вины и притом поставляющей гонителя в Апостола. Через это самое он и оказался готовым к полному вразумлению от Духа Святого в той истине, что человек оправдывается не законом, не через внешне буквальное исполнение законного долга, но благодатью, приемлемой через деятельное послушание живой веры. Действительно, в первом же Апостольском путешествии он ясно и определенно изрекает эту истину; от  всех, от   нихже  не  возмогосте  в  законе  Моисееве оправдитися, говорит он иудеям, о сем всяк веруяй оправдается (Деян. 13, 39).

Савл, ратуя за ветхозаветные постановления, оказался враж­дебным   существенному    предмету    откровений    ветхозаветных — Христу, Который, впрочем, наконец во всем свете открылся ему. Так устроилась в его духе полная готовность к восприятию от духа истины тех откровений, что ветхозаветные образные учреждения и обряды, совершенно затемненные в своем существенном значении уже стали негодны и что они должны быть отменены, когда явилась сама, предъизображаемая ими, спасительная истина, — что в Богоуправленных обстоятельствах и Богоданных откровениях и учреж­дениях Ветхого Завета предъизображена тайна Христова. Посему уже в первых речах к иудеям, для убеждения их в вере во Христа, Апостол излагает кратко самую историю Ветхого Завета и предо­стерегает, да не приидет на них реченное во пророцех (Деян. 13, 16-41), и является постоянным поборником того учения против иудействующих, чтобы не отягощать обращающихся язычников внешне законным игом иудейства.

Савл на себе самом испытал, сколь нелепы и гибельны гордые мечты избранного народа — иудеев о своем превосходстве; он сам некоторое время разделял упорство сего народа, тогда как язычники начали оказывать послушание благодати спасения, которая, однако ж, обрела и его. Можно ли было после сего смотреть на свой народ с гордостью, как на необходимую принадлежность Церкви, и на язычников — с отвращением, как на врагов и отверженцев? Посе­му-то Господь и нашел его верным и способным к тому, чтобы вверить ему благовествование именно язычникам и для сего открыть во всем свете тайну призвания языков.

И как духовно велик и Боголепен является Святой Павел в возрожденном состоянии, в достоинстве и на поприще своего Апо­стольства! (Несколько статей о Св. Ап. Павле. Спб. 1860 г. стр. 22-30).  (к началу)

 

О чудесном обращении св. Апостола Павла.

Блажен. Августина.

Мы слышали слова Апостола, или лучше, слова Самого Христа, говорящего в Апостоле, которого сделал Он проповедником из гонителя, — Он, поражающий и исцеляющий, умерщвляющий и животворящий, Агнец, умерщвленный волками и волков претворяющий в агнцев. Исполнилось на Павле то, что предсказано было в славном пророчестве Иакова, когда сей святой патриарх благослов­лял сыновей своих, касаясь присутствующих и провидя будущее. Ибо Павел, как сам свидетельствует, был от колена Вениаминова. А когда Иаков, благословляя детей, дошел до Вениамина, чтобы благословить его, то сказал об нем: Вениамин волк хищник. Но этот волк хищный всегда ли таков? Никак. Он рано яст еще (похитит), и на вечер дает пищу (Быт. 49, 27). Сие-то исполнилось на Апостоле Павле. Посмотрим на него, если угодно, рано похищающего и на вечер раздаю­щего пищу. — Послушайте о похищающем: Савл, как свидетельству­ют Деяния Апостольские, испроси послания от архиерея, яко да аще некия обрящет того пути сущия, связаны приведет, разумеется, для наказания, и шел дыхая прещением и убийством (Деян. 9, 1, 2). Вот он рано похищающий! Савл явно присутствовал и тогда, как первомученик Стефан был побит камнями за имя Христово, и так присутствовал побивающим, что недостаточно было для него побивать только своими руками, но желая быть орудием в руках всех побивающих, он хранил одежды всех, являя более свирепства в этом вспоможении, нежели в своеручном побиении. Таким образом мы слышали: рано похитит; теперь посмотрим, как на вечер разделит пишу. Вот, пораженный гласом Христовым с неба, слышит он запре­щение свирепствовать и падает на лицо свое; ибо надлежало быть прежде повержению его, потом восстанию, прежде поражению, потом исцелению. И не жил в нем после Христос, если б не предано было смерти то, что прежде в нем худо жило. Что же услышал низверженный? Савле, Савле, что Мя гониши? Жестоко ти есть противу рожна прати (Деян. 9, 4, 5)? А на вопрос его: кто еси, Гос­поди? тот же голос свыше ответствовал: Аз есмь Иисус, Его же ты гониши. Глава членов, еще на земле обретающихся, вопиет на небе и не говорит: что гонишь Моих служителей, но что Мя гониши? Савл  говорит: что мя хощеши творити? Уже готовит себя на повиновение тот, кто прежде производил лютое гонение. Уже начинает образовы­ваться из гонителя проповедник, из волка овца, из врага воин. Возве­щено ему, что он должен делать. Правда, он сделался слеп, но свет внешний отнят у него для того, чтобы сердце его озарилось внут­ренним светом; отнят свет у гонителя, чтобы даровался благовестителю. Но и тогда как не видел других предметов, видел Савл Иисуса. Так, в самой слепоте его, образовалось таинство верующих; ибо верующий во Христа должен взирать на Него, а прочее считать как бы не сущим, да сознает в твари ее тленное, а в Творце свое благосовершенное.

Теперь смотрите. Приведен он к Анании, а Анания значит овца. Вот хищный волк приводится к овце для последования ей, а не для хищения; но дабы овца не ужаснулась при ужасном явлении волка, Сам Пастырь с неба, все сие устроявший, известил овцу, что волк хотя придет, но злости в нем уже нет. И при всем том такая страшная молва предшествовала сему волку, что овца, ус­лышав его имя, не могла не смутиться. Ибо когда Господь Иисус возвестил Анании, что Павел пришел уже с тем, чтобы веровать, и Анания должен идти к нему, то сей сказал: Господи, слышах от многих о муже сем, колика зла сотвори святым Твоим во Иерусалиме, и зде имать власть от Архиерей связати вся нарицающия имя Твое (Деян. 9, 13, 14). Тогда Господь к Анании: иди, — Аз бо скажу ему, елика подобает ему о имени Моем пострадати (15, 16). Дивное и великое дело совершается. Свирепость волка обуздывается, волк пленником приводится к овце. И слух о хищном волке так был велик, что овца, услышав имя сего волка, боялась даже под рукою Пастыря. Но она укрепляется, да не помышляет уже о его злости и не боится его наглости. Так Агнец, умерший за овец, привел овцу в безопасность от волка.

Не премолчи, сказано, ниже укротися Боже (Пс.82, 2). — И вот он не умолчал, воззвал с неба: Савле, Савле, что мя гониши? Ис­полнил первое — не премолчи, явит и второе — не укротися. Во-пер­вых, не пощадил его заблуждения и лютости, гласом Своим низложил жаждущего убийств, отнял свет у свирепствующего, пленником привел его к Анании, которого он же, гонитель, искал. Вот не кротость, а гнев; гнев не против человека, но против порока. Мало сего: еще да не премолчит, да не укротится. Когда Анания боял­ся и трепетал, услышав имя столь известного всем волка, Господь го­ворит: Аз скажу ему. Вот уже угроза, вот гнев. — Не премолчи, ниже укротися, Боже. Покажи гонителю не только благость, но и строгость Твою. Покажи, да научится и терпеть, что делал, да почувствует сам, что наносил другим. Аз, говорит, скажу ему, елика имать пострадати. — Так явил Ты страх; но помоги, чтоб, страдая, не погиб тот, кого ты сотворил, кого обрел. — Аз скажу ему, елика имать пострадати о имени Моем. Где страх, там и спасение. Кто действовал против имени, да потерпит за имя. О, гнев милосердый! Видишь, как готовит меч, но для очищения, а не для погибели, для уврачевания, а не для убиения. Христос сказал: Аз скажу ему, елика имать пострадати о имени Моем. С какой целью? Внимай самому тому, кто стра­дал. Недостойны, говорит, страсти нынешнего времени к хотящей славе явитися в нас (Римл.8, 18). Пусть свирепствует, пусть скре­жещет мир, пусть изрыгает ругательства, поднимает оружие: что сде­лает он тому благу, которое мы получим? Взвешиваю то, что терплю, против того, чего надеюсь. Первое чувствую, второму верую. И одна­ко больше значит то, чему верую, нежели, что терплю. Какое бы ни было зло за имя Христово, — если можно жить, оно сносно, если нельзя, преселит отсюда. Не упраздняет, а ускоряет. Что ускоряет? Награду, наслаждение, которое, когда настанет, никогда не преста­нет. Труд имеет конец, а награда бесконечна (Воскр. Чт. Г. X, стр. 134).  (к началу)

 

Обращение Савла (IX, 1-31).

Бахметевой.

Между тем как в Иерусалиме, по убиении Стефана, продолжа­лось сильнейшее гонение на верующих, особенно ревностно действовал против них молодой Савл. Он принадлежал к секте фарисеев, которые ненавидели учение Христово, считая Христа разорителем закона Моисеева. Савл был искренно, убежден, что ему следует всеми силами действовать против имени Иисуса Назорея. Одаренный умом, непоколебимой силой воли, духом пылким и отважным, он употреблял все эти дары против учения Христова и был одним из главных гонителей Христовой Церкви. Он, входил в дома, брал верующих, предавал их суду, заключал в темницы, мучил их. Он принуждал их хулить имя Христово; то святое имя, которое скоро должно было сделаться его единственной надеждой. Когда убивали верующих, он подавал на то голос.

Мало того, Савл испросил еще у первосвященника письмо к синагогам в Дамаске, в Сирии, чтобы и там иметь право брать верующих и приводить их в Иерусалим. Он знал, конечно, что верующие, рассеявшись по разным городам, везде распространяли учение Христово. Первосвященник, вполне доверяя Савлу, дал ему письмо к синагогам в Дамаск; и Савл, дыша злобой и ненавистью к последователям Христа, отправился в путь. Но не успел он дойти до Дамаска, как, по милости Божией, произошла в нем чудесная перемена.

Он подходил уже к Дамаску, как вдруг, около полудня, большой свет с небеси осиял его и бывших с ним, так что все в страхе пали ниц. Затем голос с небеси сказал: — Савл, Савл, что ты Меня гонишь? — Кто ты, Господи? — спросил изумленный Савл. — Я Иисус, Которого ты гонишь, — сказал тот же голос.

В трепете и ужасе Савл воскликнул: Господи, что повелишь мне делать?

Все спутники Савла были в оцепенении, не понимая, что де­лается; ибо слышали голос, но не видали никого. Он же встал, но от славы света лишился зрения, хотя глаза его были открыты; его за руку повели в Дамаск. Три дня он пробыл в постоянной молитве, не вкушая пищи.

В Дамаске жил человек, верующий во Христа, по имени Анания. Господь в видении сказал ему: «Иди на улицу, называемую Прямой, и отыщи в Иудином доме Тарсянина, по имени Савла. Он теперь молится и видит в видении, что человек, которого зовут Ананиею, возложив на него руку, возвратит ему зрение».  — Господи! — сказал Анания, я от многих слышал об этом человеке, сколько он сделал зла святым Твоим в Иерусалиме; и теперь он имеет власть от первосвященника вязать всех, призыва­ющих имя Твое.

 — Иди, — сказал Господь; — ибо сей человек есть Мой сосуд избранный и понесет имя Мое к народам и царям, и сынам Израилевым. И Я покажу ему, сколько он должен пострадать за имя Мое.

Тогда Анания пошел и, найдя Савла, возложил на него руки и сказал: «Брат Савл, Господь Иисус, явившийся тебе на дороге, послал меня, чтобы ты прозрел и получил Духа Святого».

При этих словах, как будто чешуя спала с глаз Савла; он принял крещение и стал проповедовать в синагогах, что Иисус есть Сын Божий. Удивлялись все, знавшие, что он был самый ревностный гонитель учения Христа. Иудеи, в ярости на него, решились его убить; но верующие, узнав об этом, помогли ему удалиться из города Дамаска; они спустили его ночью в корзинке из дома его. Савл некоторое время пробыл в Аравии и через три года после своего обращения пришел в Иерусалим. Он захотел пристать к ученикам; но они чуждались его, помня, как он гнал Церковь Христову. Наконец, один из учеников, Варнава, давно знавший Савла, потому что, как полагают, учился вместе с ним у Гамалиила, рассказал всем о чудесном обращении Савла и о том, как он проповедовал в Дамаске. Тогда ученики приняли его с любовию. Он везде безбоязненно говорил о. Христе и много состязался с Еллино-Евреями. Понятно, что Иудеи возненавидели его, теряя в нем сильного и ревностного союзника; они и тут покушались убить его. Тогда ученики проводили его в Тарс. Сам Господь повелел Савлу удалиться из Иерусалима; Он явился ему и сказал, что здешние не примут свидетельства его. «Поди, — прибавил Господь, — Я пошлю тебя далеко к язычникам».

Впрочем в это время Церкви по всей Иудее, Галилее и Самарии были в покое, назидаясь и ходя в страхе Господнем и, при утешении от Святого Духа, умножались (Рассказы из истории Христианской Церкви. М., 1884 г. стр. 35).

(к началу)

 

Обращение Павла (37 г.).

В. Михайловского (из Шаффа).

На пути в Дамаск случилось то самое чудо благости, вследствие которого дышущий гневом Савл стал молящимся Павлом, самона­деянный фарисей превратился в смиренного христианина, самый опасный враг Церкви сделался самым деятельным и сильным Ее апостолом и к своим богатым природным дарованиям воспринял обильные дары Святого Духа. Павел много раз в своих посланиях приводит это, послужившее началом новой его деятельности, событие в защиту своего Апостольского служения, отвергаемого иудействующими его противниками, причем, однако ж, не вдается в подробное изложение обстоятельств, которые он считал известными, так как он их уже описывал верующим и знакомым. В послании к Галатам он с особенной ясностью выставлял то, что он призван к Апостольскому служению не через посредство человеческое (как напр. некогда избранный по жребию на место Иуды Матфий), но прямо, — вос­кресшим Христом (гл.1, 1), и что Евангельское учение, назначенное для возвещения язычникам, получил, независимо от человеческого наставления, по откровению от Иисуса Христа (ст.11 — 16). Согласно с этим, он говорит и в 6 ст. 4 гл.2-го посл. к Коринфянам, где познание   Христовой   веры   приписывает   творческому   действию Божию, которое он уподобляет появлению естественного физичес­кого света из хаотического мрака. Возникает вопрос: было ли это озарение, о коем упоминается в вышеприведенном месте, только внутренним делом (актом) в нем или, вместе с тем, сопровождалось и внешним явлением? По крайней мере в 1-м ст. 9 гл. 1-го послания к Коринфянам сказано прямо, что Павел «видел Иисуса Христа». А что  он  считает  это действительным, внешним  явлением, это видно из 1 Кор. 15, 8, где ставит оное наряду с другими явлениями Воскресшего ученикам; «а после всех явился и мне, как извергу какому», — говорит Апостол.

Что же касается рода и способа обращения Павла, то об том мы имеем три довольно подробных рассказа в Деяниях Апостольских, именно: одно вышло из-под пера Луки (гл.9, 1-19) и два из уст Пав­ла, именно, в его речи к иудейскому народу в Иерусалиме (гл.22, 3 — 16) и в его апологии перед царем Агриппой и прокуратором Фестом, во время темничного заключения Апостола в Кесарии (гл.26, 9-20). Все они согласны в  главном, именно в том, что обращение со­вершилось при посредстве личного явления прославившегося Ис­купителя. По рассказу Деяний Апост. Павел подходил однажды в полдень к Дамаску — этому богатому водою оазису и саду в пустыне; вдруг озарил его и его спутников необыкновенный свет с неба, кото­рый был ослепительнее самого солнца (26, 13). В этом свете Павел увидел прославленного Господа Христа (9, 17, 27; Сн. 1 Кор. 9, 1 и 15, 8) и слышал Его голос, говорящий ему на еврейском языке   (26, 14): «Савл, Савл, что ты гонишь Меня? Трудно тебе идти против рож­на[64]». На вопрос Павла, упавшего на землю, вследствие сильного впе­чатления от такого явления: «Кто Ты, Господи?» Спаситель, по силе жизненного общения со Своими учениками, каждое гонение против них считающий гонением против Себя Самого, сказал: «Я Иисус, Которого ты гонишь; встань и поди в город; там тебе будет сказано, что надобно тебе делать». При этом видении Савлу несколько уяснилась тайна Божественного всесильного могущества Христова, единение Господа с Церковью — Своим телом, а также совершенная безуспеш­ность всех нападок на нее. Прежняя его деятельность и гонения были осуждены; естественный человек его уничиженным и пораженным лежал на земле — в прахе. Когда Павел встал, то уже никого не видал, надземный блеск ослепил его очи. Как младенца, привели его в Дамаск, где он в течение трех суток оставался слепым и все это вре­мя провел в посте, размышлении и смиренной молитве о вышнем све­те благодати и веры. Не мог ли он, среди таких скорбей рождения в новую жизнь, прочувствовать все бедственное положение естествен­ного человека и несносное рабство закона — и от всей души взывать: «бедный я человек! Кто избавит меня от тела сей смерти» (Рим.7, 24)! После такого приготовления он внутренне был уверен в приближающейся помощи[65] и ему был указан человек, который дол­жен быть посредником и органом его телесного и духовного исце­ления и имел привести его в братское общение с Церковью. Анания, уважаемый в Дамаске ученик, которого Господь предуведомил о том так же, как Петра насчет обращения Корнилия, по высшему пове­лению возвратил телесное зрение молящемуся Савлу через возло­жение на него рук, преподал ему крещение в оставление грехов и дар Святого Духа и познакомил его с Божественным его назначением, объявив, что он как избранный сосуд, должен пронести имя Иисуса Христа к язычникам и иудеям и, среди множества страданий за это имя, удостоиться прославления[66].

Оставляем в стороне те воззрения на такую богатую пос­ледствиями перемену, которые выступают из области библейско-христианского понимания[67]; но все-таки нужно рассмотреть вопрос: при совершенной уверенности в историческом характере события и в Божественной деятельности нельзя ли допустить и психологической подготовки в душе Павла; потому что ведь Бог не действует же на человека насильно-магически. В этом отношении обыкновенно указывали на отголосок мудрого совета его учителя Гамалиила (Деян. 5, 38, 39) и еще более на то впечатление, которое должна была произвести на него речь Стефана и просветлевшее во время страданий лицо Стефана и других христиан, впечатление, от ко­торого он, быть может, и думал освободиться еще более сильным преследованием. Но о таких предшествовавших состояниях в Де­яниях Апостольских и Посланиях Павловых столь же мало сказано, сколько и о громе и молнии; а между тем Деяния Апостольские ясно говорят, что он одобрял убиение Стефана (ην συνευδοχ?ν 8, 1; 22, 20); да такие предварительные состояния совершенно противо­речат сильному, решительному характеру Апостола, который, в своей ревности о законе, был твердо убежден, что преследованием христиан он угождает Богу и содевает спасение своей душе, и который, кажется, только и мог быть обращен или внезапно, или никак и никогда. На такие натуры Дух Божий действует через землетрясения, молнии и бури, а не в тихом дыхании ветерка. Да, именно, внезапное превращение ревностного (Зилота) Иудея в искренно и пламенно преданного вере Иисусовой христианина объясняет нам и особенность его положения, как апостола язычников и представителя самого свободного и в высшей степени Евангельского понимания христианства. При этом его ветхозаветное вероиспове­дание, ревность и энергия его воли, его искреннее, хотя неправильное стремление к славе Божией, к оправданию, без сомнения, составляли точку соприкосновения для благодати, потому что, если бы он преследовал христиан не по неведению (как он сам говорит, 1 Тим. 13), но по злости и своеволию, подобно Нерону, если бы он был просто легкомысленным человеком, подобно Каиафе и Ироду, или лицемером, подобно Иуде, тогда никакое явление из мира духов не могло бы преобразовать его нравственный строй (сн. Лук. 16, 31).

Но в каких отношениях стоял Павел к первобытному кружку Апостолов? То обстоятельство, что он прямо Христом был призван, без всякого человеческого посредства, и сам по себе, по-своему, мог проповедовать о Воскресшем, равно как блестящий успех его деятельности ставят его апостольское достоинство выше всякого сомнения. Но при этом или выбор Матфия на место предатели (Деян. 1, 15 и д. ) нужно считать недействительным, или должно опустить и отвергнуть необходимость и символическое значение числа двенадцати, или, наконец, здесь нужно принять недостаточно уясненною особенность и независимость божественного домо­строительства. Символическое значение в числе «двенадцать» ни в каком случае нельзя и не следует отвергать, потому что оно ясно выставлено Самим Христом (Матф. 19, 28 и Лук. 22, 30), еще и потому, что и в Апокалипсисе (21, 14) упоминается только две­надцать апостолов Агнца. Но если сказать, что число двенадцать обнимает собственно только апостолов для проповеди иудеям, а Павел есть тринадцатый, как самостоятельный Апостол, предназ­наченный на деятельность в мире языческом, то это уже и потому не совсем основательно, что, с одной стороны, Павел действовал также и между иудеями (сн. Деян. 9, 15), а с другой — Петр и Иоанн впоследствии времени действовали также между язычниками, как Павел. Да вообще-то двенадцать колен Израилевых представ­ляют тип не одной какой-нибудь части, но всей Христовой Церкви. Оттого-то другие решились на несколько смелое и резкое предпо­ложение, именно: в выборе Матфия — видеть благовидную торопливость. В пользу этого можно привести 1) то, что выбор этот совершился до сошествия или излияния Святого Духа на апостолов, следовательно, прежде их озарения и боговдохновенности; 2) то, что он происходил без всякого повеления Христова, только по предложению Петра и при чисто человеческом посредстве; 3) что Матфий впоследствии нигде ни разу не упоминается, между тем как Павел — этот, призванный непосредственно Самим Господом, без ведома или не по мысли учеников, орган потрудился более всех других апостолов (1 Кор. 15, 10; 2 Кор. 11, 23). Но, с другой стороны, против этого включения Павла в число двенадцати говорит то, что он сам свое апостольское достоинство нигде не основывает на открывшейся в первенствующем сонме апостолов вакансии, вследствие предательства Иуды или вследствие мученической кончины Иакова Старшего, но производит его прямо от Христа и особенно в послании к Галатам противопоставляет его, как само­стоятельное и однородное авторитету старших апостолов. Во всяком случае, так ли дело было или иначе, а весь ход призвания, положение и деятельность апостола Павла имеют нечто необыкновенное, чего нельзя ввести в механизм установленного порядка. Оттого-то он всегда и был главным авторитетом и представителем проявлений более свободного воззрения на Церковь, ее учение и жизнь.

Наконец, что касается хронологии, то из всех определений времени обращения апостола Павла, имеющих разницу в десяти годах (от 31-го, как Бенгель, до 41-го, как принимает Вурм), нам кажется, больше всех имеет за себя то, которое относит это событие к 37 году по Рождестве Христовом (Апостол Павел. С. — Петербург. 1863 г., стр. 7).  (к началу)

 

О том, что обращение Апостола Павла

 нельзя объяснить естественным образом.

Иннокентия, Архиеп. Херсонского.

Обращение Павла есть одно из необыкновеннейших событий, коими прославилась Церковь апостольская: посему-то св. отцы столь часто воспоминали о нем и с таким удовольствием углублялись в него размышлением. Оно служит утешительным примером для всех грешников, особенно тех, кои имели несчастие питать ревность по Боге, без   рассуждения, и  в  то  же  время  есть одно из  самых ощутительных доказательств божественности христианской религии. Тем прискорбнее для сердца христианина, когда он находит, что в наши времена некоторые из так называемых христианских философов    покушаются чудесное обращение апостола Павла изъяснить естественным образом. И пусть изъяснения их были бы действительно естественны: напротив, они столько принужденны, изысканны, нелепы, что едва ли бы могли заслужить одобрение от врагов Павловых — иудеев.

Весьма вероятно, так думают те, кои мудрствуют паче, нежели подобает мудрствовати, что Савл после смерти Стефана начал сомневаться в справедливости гонения, воздвигнутого на христиан. На пути в Дамаск сие сомнение еще более усилилось. «Что, — размышлял он, — если христиане невинны; если правда все то что они повествуют о Иисусе Христе, если сей Иисус, мною гонимый, есть действительно Мессия? Чего должны ожидать враги Его, чего должен ожидать я? О, если бы Он явился мне и уверил меня в Своей божественности! Я немедленно сделался бы христианином». Когда душа Павла наполнена была сими мыслями, вдруг нашло облако, ударил гром, и Савл, ослепленный молнией, повергся на землю. Поелику же иудеи почитали гром за некоторый вид боже­ственного откровения, коего смысл изъясняли сообразно состоянию своего духа; то сие естественное происшествие было почтено Савлом за божественное откровение. Ему показалось, что он видит Самого Иисуса Христа и беседует с Ним, между тем как сия беседа была не что иное, как разглагольствование его с собственной совестью. Решившись вследствие сего явления обратиться ко Христу, он достигает Дамаска, вступает в сообщество с христианами и, узнав основательнее святость и чистоту их учения, принимает крещение.

Изъяснение сие, сколько ни стараются придать ему вид прав­доподобия, никак не может быть соглашено с историческими ска­заниями о Павловом обращении, основывается на недоказанных предположениях и опровергает само себя.

1. Несогласно с историческими сказаниями. а) Павел говорит (Деян. 26, 14), что он слышал голос, говорящий на языке еврейском: это непререкаемая черта действительного разговора с действитель­ным лицом; ибо гром не может говорить ни по-еврейски, ни на другом каком-либо языке: это нелепость! С другой стороны, нельзя сказать, чтобы Павел размышлял сам с собою на еврейском языке: это также нелепость! б) Павел сказывает (Деян. 9, 7), что спутники его голос слышали, но никого не видали. Если под голосом разумеется гром, то слова: никого не видали, будут совершенно лишние, ибо кто, слыша гром, будет говорить, что это говорит какое-либо лицо? Если же голос, слышанный Павлом, был такого свойства, что в спутниках его должен был возбудить понятие о лице говорящем, то это верный знак, что сей голос был членораздельный, сходный с голосом человеческим. в) Павел весьма подробно описывает явление Иисуса Христа, замечает место и время, в который оно случилось; как бы не упомянуть ему и о том, что голос (Деян. 9, 3; 22, 6), говорящий с ним, выходил из облака? Напротив, он утверждает, что это случилось внезапно (εξα?φνης) в полуденное время, когда, то есть, небо было совершенно чисто и нельзя было ожидать подобного явления с неба, г) Когда удары громовые упадают близко к человеку, то в таком случае звук следует непосредственно за светом; но Павел увидел сначала свет, потом уже, павши на землю, услышал голос. Если же удар пал в довольном расстоянии от Савла, то не мог повредить его зрения. д) В 9, 7 Деяний говорится, что спутники Павловы голос слышали; а в 12, 9 написано, что они не слыхали слов Того, Кто говорил с Савлом. Таковое противоречие останется неразъяснимым, если под голосом будем разуметь гром. Ибо в таком случае: не слыхать, значит, просто не слышать, не ощущать слухом; но можно ли вместе и слышать и не слышать? Но сие противоречие исчезает само собою, когда голос, слышанный Павлом, принимаем за голос членораздельный; ибо спутники могли слышать звук слов и не понимать их значения: таким образом о них можно было сказать, что они и слышали голос и не слыхали.

2. Основывается на недоказанных предложениях. Мысль, что Савл перед путешествием в Дамаск начал колебаться в своей приверженности к иудейству, раскаиваться в жестокостях, оказан­ных христианам, есть произвольная догадка, противоречащая истории. Ибо в каком расположении духа он отправился в Дамаск? — Дыша угрозами и убийством на учеников Господних (Деян. 9, 1). Это ли признак человека, начинающего приходить в раскаяние? В продолжение путешествия не было случая переменить ему свой образ мыслей. Из вопроса, сделанного им Иисусу Христу: кто ты, Господи? — видно, что он непосредственно перед сим совсем не думал, как предполагается, о Иисусе Христе. Иначе упрек Спасителя: что Ты Меня гонишь? тотчас пробудил бы в душе его мысль, что это Иисус, им гонимый.

Не более силы имеет и то предположение, что иудеи во времена Иисуса Христа почитали гром за некоторый вид божественного откровения. Изобретатели и защитники его, вместо убедительных доказательств, ссылаются на 12, 26 Иоанна; но место сие, без явного насилия составу речи, не может быть почитаемо за доказа­тельство. Ссылаются еще на Флавия; но у него громы суть только признак присутствия Божия: мнение, по всей вероятности, происшед­шее от воспоминания синайского законодательства, в коем присутствие Божие обнаружилось громами.

3. Опровергает само себя. Предполагается, что Савл был ослеп­лен и повержен на землю молнией, и в то же время предполагается, что он, поверженный на землю, мог спокойно размышлять сам с собою, давать вопросы, ответы, осуждать прежние деяния свои, решиться на перемену своей веры. Не истребляют ли сами себя сии два противоположения? Человек, пораженный молнией, способен ли к размышлениям. Итак, надлежит утверждать, что разговор Павла со своей совестью происходил не во время грома, а при дальнейшем продолжении пути или в Дамаске. Но если так, то мог ли Павел представлять его в виде разговора с Самим Иисусом Христом   во  время   грома? — Это  мог  сделать  стихотворец, а не Апостол.

Кроме сего, надобно заметить: а) что Павел неоднократно поставлял явление  (1 Кор. 9, 1; 15, 8; Гал.1, 1 — 16)  ему  Иисуса Христа наряду с действительным явлением Его прочим апостолам и производит из него истину и божественность своего апостольства; но все сие не иначе можно согласить с прямотой Павлова характера, как под условием, что ему действительно явился Иисус Христос. б)   Прочие апостолы и  все христиане, без сомнения, не прежде приняли Савла в свое сообщество, как по строгом исследовании всех     обстоятельств     его     чудесного обращения, совершенно уверившись, что он не был обманут собственным воображением. Что они не были легковерны к прежнему гонителю своему, ясно из апостольских Деяний (Деян. 9, 27, 28). (Полн. собр. сочинений. Изд. Вольфа. Т. IX, стр. 370).  (к началу)

 

Приготовление Павла к апостольской деятельности.

В. Михайловского (перев. Шаффа).

Ап. Павел уже дошел до того состояния, в котором, не советуясь с плотью и кровью, безусловно и с радостью на всю жизнь обрек себя этому служению; все, что прежде было его гордостью и славою, он  считал  ничего  не  стоящим, сравнительно  с  весьма  высоким познанием Иисуса Христа — своего Господа (Фил. 3, 4-9). Еще во время видения на пути в Дамаск был к нему зов: «Я посылаю тебя в среду язычников» (Деян. 26, 17 и д. сн. 9, 15), но впервые-то вследствие еще более ясного откровения в храме (22, 17-21) он выступил семью годами позже, в 44 году формально, как апостол язычников, с самостоятельной властью и авторитетом. В этот промежуток времени он служил Господу, частью посредством скромного приготовления, частью во второстепенном положении, как простой «пророк» и «учитель» (13 гл. 1). После такого сильного потрясения его самой внутренней основы и жизни он должен был еще сильнее ощутить потребность в тихой переработке воспринятых впечатлений. Поэтому, когда в течение нескольких дней укрепился (Деян. 9, 19) через обращение с христианами в Дамаске, он отправился в пограничную часть Аравии пустой, вероятно, в ту страну, которая ныне называется  Сирийской  пустыней, и  прожил  там довольно немало времени. Целью этого упомянутого самим Павлом (Гал.1, 17)   путешествия была вовсе не проповедь Евангелия между та­мошними иудеями; по крайней мере, до нас не дошло ни малейших следов такой деятельности, — но не развлекаемое ничем приготов­ление его к высокому и святому служению. Таким образом, пребывание это принадлежит более ко внутренней, частной жизни апостола. Этим-то и объясняется всего проще молчание Деяний Апостольских. Уединение было для него чем-то вроде вознаграж­дения за трехлетнее личное обращение других апостолов с Самим Господом. Без сомнения, Павел посвящал себя там молитве и размышлению, изучению христианского предания и Ветхого Завета, на который он стал смотреть совершенно другими глазами, как на всегдашнее и ясное Свидетельство об Иисусе Христе, и через внут­реннее откровение получал более и более глубокое решение на вопрос о сущности и связи евангельского учения о спасении с ветхозаветным учением.

Из Аравии он возвратился в Дамаск (Гал.1,17) для того, чтобы засвидетельствовать об Иисусе, как о Мессии, и именно на том самом месте, где его впервые объял необычайный свет, и чтобы основать Церковь там, где хотел искоренить ее до основания. Его проповедь возбудила сильное негодование в иудеях, которые потеряли в нем самого даровитого и ревностного поборника. Они раздражили против него наместника Арефы царя Аравийского, так что этот поставил стражу у ворот города с целью схватить Павла. Но верные спасли жизнь апостола, который только что предназна­чался к самой важной служебной деятельности и так же далек был от мечтательного презрения смертью, как и от боязни смерти; они ночью в корзине спустили его сквозь какое-то отверстие в стене, вероятно, через окно пристроенного к городской стене дома[68].

Вот в это-то время Павел в первый раз явился христианином в Иерусалиме к первому по времени христианскому обществу, и притом, как он сам же говорит[69], спустя три года по своем обращении, следовательно, по нашему летосчислению, в 40-м году. Его главной целью было лично познакомиться с ап. Петром, представителем миссии между иудеями и всего церковного устройства. Он хотел войти в дружеские отношения и доверие у братьев; но те с самого начала отвратились от него и сомневались в искренности обращения (Деян. 9, 26). Не нужно удивляться сему, потому что его гонение на Церковь было еще в свежей памяти; а что случилось с ним после того, это, вероятно, еще мало было известно в Иерусалиме, так как он, по обращении своем, весьма немало времени провел в Аравии. Насчет его апостольского служения должны были возникнуть еще особенные сомнения, так как сами апостолы число двенадцать уже восполнили избранием Матфия, и только особое откровение или короткое личное знакомство, а особенно чрезвы­чайный успех его дальнейшей деятельности могли убедить их в том, что этот прежде бывший враг христиан избран был на такое видное служение[70]. Это подозрение братии должно было быть для апостола строгим испытанием; но терпеливым перенесением он и доказал действительность своего обращения. Варнава, свободно мыс­лящий эллинист, быть может, еще прежде познакомившийся с ним, взялся быть посредником, представил его Петру и Иакову, брату Господню, и рассказал им о бывшем ему явлении Христа и его откровенном исповедании Иисуса в Дамаске. Кроме этих, Павел тогда никого не видал из апостолов[71]. Быть может, другие отлучились на проповедь по стране. Он прожил у Петра пятнадцать дней (Гал. 1, 18), до тех пор, пока заговор против него эллинистов, с которыми он вступал в рассуждения (Деян.9, 29), как делал прежде него Стефан, не заставил его для безопасности удалиться оттуда. Без сомнения, ап. Павел говорил с ап. Петром о жизни и учении Иисуса, об отношении Евангелия к закону и о распростра­нении Церкви. Но неизвестно, в какой мере они уже тогда объяснились насчет своих основоположений: Может быть, это свидание, по воле Промысла, послужило к тому, чтобы некоторым образом настроить Петра на более свободное воззрение о призвании язычников; потому что обращение Корнилия последовало несколько позднее этого свидания. Петр с своей стороны мог быть полезен Павлу насчет того, что касалось исторического предания Христовой веры. Впрочем, Павлу это в сущности было, конечно, известно еще раньше, частью из бесед с Ананией и другими христианами, частью по откровению свыше[72].   Что же касается понимания Евангелия, обнаруживающегося в посланиях и убеждения в его призвании в Апостолы язычников; то это нужно представлять себе нимало не зависящим от какого-нибудь человеческого наставления; потому что он ясно говорит в  послании  к  Галатам   (1, 11, 12, 16), что он получил учение не от человека, но по непосредственному откро­вению   от   Иисуса   Христа, для   того, чтобы   проповедовать   его язычникам. Это внутреннее озарение и просвещение от Духа Святого мы должны  представлять себе  в  Павле, равно как  и  в  прочих апостолах в Пятидесятницу, — центральным и начальным, которое на первый раз  заключало для  него общее, опытное  уразумение христианской истины, особенно учения об Иисусе, как Мессии, как живом Источнике спасения, и сообщало ему новое воззрение на мир и жизнь. Этим, конечно, не исключались дальнейшие особые откровения Духа касательно отдельных пунктов христианского ве­роучения и практики, потому что вдохновение апостолов вообще нужно представлять себе не только однократным действием, но и постоянным состоянием, с различными степенями силы, определя­емыми нуждою и потребностью. Ап. Павел ясно говорит о многих бывших ему откровениях  (2 Кор  12, 1, 7)  и умеет отличать от этого собственное свое мнение, которое он образовал себе путем размышлений и умозаключений (1  Кор. 7, 6, 25). Так, во время первого, по обращении его, посещения Иерусалима, он за молитвою в храме был восхищен Духом и ему было Господом заповедано немедленно оставить Иерусалим и проповедовать Евангелие дальним языческим народам (Деян. 22, 17-21).

После этого двухнедельного пребывания ап. Павел в сопровож­дении братии отправился в Кесарию, а оттуда в Сирию и на свою родину — в город Тарс (Деян.9, 30; Гал.1, 21). Без сомнения, он проповедовал Евангелие в Киликии, потому что, по Деян. 15, 23, 41, там уже были христианские общины, когда он снова пришел туда во второе свое путешествие с проповедью, хотя в первое миссионерское путешествие не посетил ее. После того, как он несколько (около двух или трех) лет трудился на своей родине, Варнава вызвал его в Антиохию (11, 26), где в это время составлялась первая из обратившихся язычников и иудеев Церковь и открылось новое славное поприще для распространения царства Божия. В этой первой между язычниками христианской общине ап. Павел нашел Центр для своей деятельности, которую только теперь он начал открыто в громадных и обширных размерах  (Св. Апостол Павел. Перев. и изд. 1863 г. Спб. ).  (к началу)

 

Церковные обстоятельства и нужды времени,

когда апостол Па­вел проходил свое служение и писал послания.

Архим. Феодора.

В период апостольского служения св. Павла и особенно написания его посланий совершилось то, что Церковь, вместо исключительной до Христа области своей в избранном своем народе, водворилась в мире языческом и в сей новой своей области была уже в силах принять и понести крест гонения от языческой верховной, государ­ственной власти.

Чтобы понять, как велика была сия благодатная перемена в составе Церкви, и что в особенности требовалось для нее, обратим внимание на отношение новосозданной христианской Церкви, как к языческому миру, так к ветхозаветному церковному устройству и к иудейству того времени.

Языческий мир представлял приготовленную премудрым Про­мыслом жатву многу для делателей — благовестников. Свободный вход в Церковь для язычников открыт был Самим Христом, Который Своими страданиями и смертию с преизбытком удовлетворил Бо­жественному правосудию за грехи всего человеческого рода и за­служил благодать спасения для каждого человека. Противление же Евангелию со стороны иудеев было поводом и побуждением для проповедников Христовой истины обращаться со словом спасения от иудеев к язычникам. А состав Римской империи, обнимавшей почти весь тогдашний гражданский мир, давал внешнее удобство для беспрепятственного перехода проповедникам Евангелия из одно­го города или страны, или даже части света в другую часть света, в другую страну, в другой город.

Что касается до внутреннего или духовного состояния языческого мира, оно без слов вопияло о помощи от служителей Христовой благодати. Язычник являлся блудным сыном, уже изжившим все остатки имущества, вынесенного им из отеческого дома. Это может быть объяснено тем, что, чем ближе был человек ко времени первобытного состояния и началу мира, тем, естественно, более для него были видимы и ощутительны отображенные в мире невидимая Божия — присносущная Его сила и Божество (Рим. 1, 20). Посему в первые времена того заблуждения, по которому мечтательные и страстные языки приняли за самое Божество отображавшие Его создания, могло еще быть у них хотя слепое, но искреннее, бла­гоговейное чувство Божества, удовлетворявшее отчасти духовной потребности и стремлению к Божественному. Впоследствии искус­ство, пришедшее на помощь внешней природе к обольщению духа человеческого призраками  Божественного   (идолами), продолжило очарование и увлечение видимым, как бы Божественным. Но далее все видимое, показывающее невидимая Божия, и язычников, по их своеволию  и  неразумию  увлекавшее  только   к  служению  не  по естеству сущим Богом (Гал. IV, 8), до того уже утратило в себе для  язычников, некогда даже ослепительное для их  неразумия, выражение Божественного, что они теперь ходили ко идолом без­гласным, яко ведоми (1  Кор. XII, 2) не по свободному влечению живого чувства и искреннего усердия, но как связанные невольники древних обычаев, преданий, политических учреждений и расчетов, вообще  духовной  слепоты. Какое  уже  могло  быть  в  язычестве благоговение, когда   боги   были   осмеиваемы  даже   на   народных зрелищах? Правда, наилучшие из мудрецов иногда возвышались над заблуждением язычества до некоторых чистых понятий (Сократ, Платон), но большая часть самых мудрых заботились или только о том, чтобы ни при каких тяжких обстоятельствах не уничтожать во мнении других и своем собственного достоинства (стоики), или о том, чтобы жизнь провести как можно беззаботнее и веселее (эпикурейцы); иные же занимались бесплодною игрою мыслей и слов (софисты); другие проводили время только в том, что говорили или слушали что-либо новое (напр. в Афинах, Деян. XXVII, 21); иные искали удовлетворения духу в темных тайнах магии (напр. в  Ефесе), в  сношениях  с  волхвами   (напр., Павел  проконсул  с Элимой); озабоченные деловою жизнью только по временам, и то в  особенно  важных  случаях, задавали  себе  вопрос: «что  есть истина? что такое и к чему все существующее?», — не останавлива­ясь, впрочем, на сем вопросе (Пилат). Не говорим уже о крайней нравственной растленности греко-римского мира, о которой с него­дованием свидетельствует языческий историк-самовидец (Тацит).

Но при таком взгляде на духовное распадение языческого мира не должно терять из вида и того, что потребности в Божественном, стремление к истине и добру бесконечному существенно свойственны Духу человеческому, и что потому среди господствующего нравст­венного растления тем безотраднее и тягостнее должно быть сос­тояние душ, не сочувствующих оному, но не могущих и освободиться от него. Посему отношение лучших душ языческого мира к откры­вавшейся благодати спасения было истинно таково, как оно выра­жено было откровением, данным именно апостолу языков перед вступлением его из Азии в Европу, где был центр и престол языческого мира: видение в нощи явися Павлу: муж некий бе... стоя, моля его и глаголя: пришед... помози нам (Деян. XVI, 9, 10). И в самом деле, если даже высшие из апостолов, Петр, Иаков и Иоанн, назначались идти с проповедью собственно во обрезание, или к обрезанным (Гал. II, 9) (не переставая, впрочем, пропове­довать и язычникам), то для этого столь необъятно обширного, нуждавшегося в Христовых делателях поля — для мира языческого самым настоятельным образом потребовался великий апостол, соб­ственно к нему назначенный и посланный от Господа, готовый во Христе обнять и наполнить благовестием, по возможности, весь языческий мир (не оставляя, впрочем, и иудеев).

В особенности для вразумления или посрамления эллинской мудрости, которая могла признавать и признавала Христову тайну спасения в кресте, орудии позорной казни, за безумие, нужно было раскрыть истину Христову так, чтобы званые очами веры удобно могли в распятом Христе созерцать всеобъемлющую Божественную Премудрость и во свете Христовом ясно усмотреть безумие мудрости сего мира. Для ниспровержения языческих верований, в которых и младенчествовала, и развивалась, и устроялась общественная и частная жизнь язычников, нужно было даже самый земной порядок общественной и частной жизни утвердить на началах Христовой истины.

Теперь обратим внимание на отношение новонасажденного христианства к ветхозаветному церковному устройству и к иудей­ству, и для нас объяснятся новые потребности Церкви апостольского времени.

Ветхозаветная Церковь, от первых времен своего странствования, держалась обыкновенно и постоянно (хотя и не исключительно) одного известного рода[73], как своего средоточия и в месте своей области, и отдалялась от других родов. Так шла она через род Сифа, Сима, Евера, пока, наконец, не утвердилась в избранном потомстве Авраама, которое было решительно отделено от языческих племен и народов. И сей избранный род был наследником и обла­дателем заветов, обетовании, заветных учреждений и залогов спа­сения. Преграда, разделявшая законно избранный народ и язычников, сделалась непроходимою, особенно в последнее время. Все прещения Ветхого Завета против язычества, или идолопоклон­ства, некогда столь обольстительного и для избранного народа, по уничтожении этой обольстительной и соблазнительной силы язы­чества, естественно обратились уже лично против самих язычников. Так, выражение: буди тебе, якоже язычник, значило для иудея: «разорви с ним все связи, не имей ничего с ним общего». Посему иудеи, не понимая и не чувствуя живого духовного значения приня­тых ими заветов и обетовании, как откровения любви Божией, обнимающей и спасающей всех, до излишества уважали свое плот­ское происхождение и только гордились своим избранием и питали отвращение к язычникам, как отверженным. Так, они не могли и слышать, чтобы язычники удостоились равного с ними попечения л призвания от Бога (Деян. XXII, 21, 22). Но такой, столь много веков хранившийся порядок Церковный, в продолжение двух-трех десятков лет изменился так, что наследниками заветных сокровищ спасения и обетовании, притом уже исполнившихся, теперь являются отверженные дотоле язычники; большинство избранного народа ока­зывается вне ограды Церкви; и самый остаток спасаемых из сего народа мог принять участие в дарах спасения уже отнюдь не по праву  плотского  рождения, но  вообще  без  всякого  различия  и разделения от язычников. Как могло это совершиться? Сам Христос Своим учением и делами постановил и совершил такой порядок для Своей Церкви, чтобы и язычников призывать и принимать в Церковь, если они  уверуют, и самому избранному  народу быть отвергнутым за неверие и противление. Но, при открытии и осу­ществлении на деле такого порядка, необходимо было прояснить, как вообще тайну Христову, так в особенности тайну призвания языков, прояснить так, чтобы всем понятно было, что в Христовой Церкви ни иудеи, ни язычники не имеют преимущества, и чтобы притом новый порядок отнюдь не представлялся противоречащим и враждебным древнему Богоучрежденному порядку. Нужно было так раскрыть тайну Христову, чтоб и сами новообращенные язычники   вступили   во  владение доселе чуждыми для них завет­ными сокровищами, как законным своим наследием, и уверовавшие иудеи видели в них истинных своих братий, чад Авраама по духу, не смущаясь отвержением братий и сродников по плоти, т.е. прочих иудеев. Без такого разъяснения тайны Христовой, и в особенности тайны призвания языков, новый порядок ниспровергался бы всем прошедшим   в   Церкви, делами и откровениями Божиими, явленными в течение тысячелетий, и новообращенные язычники и иудеи оставались бы в составе Церкви, как взаимно враждебные стихии.

С тайною призвания язычников внутренним и неразделенным образом соединен вопрос об оправдании человека и о значении для христиан закона и вообще Ветхого завета. Рассмотрим, как возник этот вопрос, и увидим, как он был велик и труден.

Ветхозаветные законоположения и учреждения предызображали и предъявляли в различных отношениях единую тайну спасения нашего во Христе; только выражали се (не исключая даже еван­гельски ясных пророчеств о Христе, как внутренне соединенных с образными откровениями) не во всей ясности, а более или менее под образами, взятыми от стихий (вещественных начал) мира, по выражению апостола (т.е. вообще от чувственного и земного). Ко времени  появления   христианства  эти  естественные  начала, или стихии мира, оказались уже, по свидетельству и выражению того же апостола, немощными и худыми[74] (Гал. VI, 3, 9; Кол. II, 19, 20) до того, что сквозь их покров иудеи большей частью совсем не проникали в спасительный дух тайны Христовой. Отсюда есте­ственно происходило, во-первых, то, что все преобразовательное в Ветхом Завете, все, что имело важность и спасительную силу только, как образ и сень грядущих духовных благ, иудеи стали почитать существенно важным и само по себе спасительным. И, во-вторых, когда живой и животворный дух тайны Христовой за­крывался для мысли или для предощущения веры большинства, то все обязательное по Ветхому Завету, что ни предписывалось за­коном и пророками, стали понимать уже только в смысле таких предписаний долга, с исполнением которых человек оправдывается сам собою, без Христа. Как превратно и гибельно то и другое воззрение, это видно и само по себе, и особенно поразительным образом открылось в том, что Израиль, в своем большинстве, не признавал Христа и воспротивился благовестию о спасении именно по закоренелости и упорству в этих понятиях. Не разумеюще Божия правды, свидетельствует апостол об иудеях, и свою правду (которая, то есть, основана на соблюдении своими силами закона) ищуще поставити, правде Божией (которая основана во Христе) не повинушася (Рим. X, 2). Но как ни превратны и ложны были такие понятия, буква закона и пророков (казалось иудействующим) положительно их оправдывала[75]. Так, например, об оправдании через исполнение законных обязанностей прямо писано: сотворивый та человек жив будет в них. Притом, показанные воззрения иудей­ства, во время появления христианства, только окончательно вы­разились, а начало и развитие оных — вековые. Ибо вещественные начала мира, или все образно чувственное и земное, по самой природе будучи подвержено влиянию греха, должно было постоянно и постепенно затемняться в своем духовном значении; но всякий раз, когда в какой-либо черте затемнялось духовное значение ве­щественных начал мира, смысл и сила образов, в этой черте образное учреждение казалось иудейству важным и священным уже только само по себе, и тогда закон являлся одною мертвою буквою строгого долга. Посему еще в ветхозаветные времена слово Божие следило и обнажало развивавшуюся ложь, будто исполнение сеновных учреждений, не оживленное проникновением веры в спаситель­ный их дух, благоугодно Богу и оправдательно для человека: что и множество жертв ваших, глаголет Господь: исполнен есмь всесожжений овних, и тука агнцев, и юнцов и козлов не хощу. Ниже приходите явитися Ми: кто бы изыска сия из рук ваших? ходити по двору Моему не приложите. И аще принесете Ми семидал, всуе; кадило, мерзость Ми есть (Ис. 1, 11 — 13).

Сии-то омертвевшие верования иудейства проникли и в область христианства. Проникли  они  незаметно: но  открылись  со  всею гибельною превратностью своею, потому что извращали смысл само­го закона, или всего Ветхого Завета и сущность спасительного оправ­дания, — равно со всею дерзостью и упорством, потому что опирались на букву самого Писания, и притом были воспитаны и приготовлены всем временем постепенного затемнения ветхозаветных образов. Не­правые понятия иудеев прокрались в Церковь Христианскую вместе с обращением ко Христу обрезанных, а оказались гибельным и упор­ным заблуждением при обращении язычников. Новообращенные из иудеев, конечно, не вдруг могли освободиться от пристрастия к привычным образным постановлениям и вообще к букве закона, но это было не опасно и сносно вначале, пока вступали в Христову Цер­ковь одни или почти одни обрезанные. С укреплением их в вере и возрастанием в духе христианства иудейское пристрастие должно бы­ло отпадать само собою. И потому апостолы обрезанных, как Петр и Иаков, заботились наиболее о том, чтобы новообращенных утвердить во Христе и Его духе, а пристрастие их к закону снисходительно терпели[76]. Когда же, при оказавшемся решительном противлении большей  части иудеев, спасительная дверь  веры отверзлась для язычников, то новообращенным иудеям, которые и в христианстве оставались еще пристрастными к букве закона, открылся случай про­явить свою ревность тем, чтобы иго закона возлагать и на обраща­ющихся язычников. И действительно, в первой же Церкви, сос­тавившейся из язычников (в Антиохии), христиане из иудеев настоя­тельно требовали, яко подобает обрезати язычников, завещавати же им блюсти закон Моисеев (Деян. 15, 5). Аще не обрежетеся, го­ворили пришедшие из Иудеи христианам Антиохийским, аще не обрежетеся по закону Моисееву, не можете спастися (Деян. 15, 1). Снисхождение в сем случае уже не могло иметь места, потому что это значило бы пожертвовать неразумию спасительною истиною и веру­ющих   язычников   сделать, вместо   христиан, иудейскими   про­зелитами. И собор апостольский твердо постановил истину, чтобы не отягощать сеновным законом христиан из язычников. Но противопо­ставить неразумной ревности по закону истину значило раздражить и еще более возбудить в иудействующих христианах эту неразумную ревность, ибо она могла, конечно, по своей слепоте, опираться на букву писания.

И таким образом то самое, что было сначала извинительною немощью новообращенных иудеев, явилось упорным и пагубным за­блуждением и лжеучением иудействующих: превратные воззрения современного иудейства, по которым образное признавалось спасите­льным само по себе, и оправдание представлялось возможным только через соблюдение законного долга, — эти воззрения лжеучители иудействующие стали с жаром распространять в христианстве. Лже­учители не думали уступать апостольскому внушению, напротив, сами выдавали себя за апостолов: лживии апостолы, говорит о них апостол (2Кор.XI,13, слч.22). Гордость побуждала их искать себе последователей: хотят вам обрезоватися, говорит он, да в вашей плоти похвалятся (Гал. 6, 13). Они появлялись и в самых знамени­тых церквах, как — в римской, коринфской; колебали и даже увле­кали к своему лжеучению целые церкви, как галатийская. Итак, против сих лжеучителей необходимо требовалось раскрыть и ут­вердить непонимаемую и ниспровергаемую ими истину Христову — раскрыть и утвердить с тех сторон, с каких она была затемняема и подрываема. Поелику лжеучители, не разумея спасительного духа и смысла ветхозаветных учреждений и постановлений, усиливались утвердить непреложность и неизменность их в христианстве, как буд­то они были важны и спасительны сами по себе; то требовалось рас­крыть, что в них предызображалась собственно тайна Христова, которая и давала им важность, и что потому эти преобразовательные учреж­дения, с полным открытием самой тайны Христовой, необходимо лиша­ются своей важности и силы, или, что то же, отменяются. Поелику лже­учение поставляло оправдание в исполнении закона и, следовательно, в заслуге собственных дел, а не во Христе, то нужно было разъяснить и доказать, что без Христа предлежит человеку гибель и проклятие с са­мым законом и что для оправдания и спасения человек должен усвоять себе через живую веру, правду собственно Христову.

Наконец, во время этого великого переворота, когда Церковь вод­ворялась в языках, удержав в себе только избранный остаток Из­раиля, неизбежны были и многие другие затруднения и недоумения для христиан. Если и всякое нововведение не вдруг всеми должным образом бывает понято и применено к делу, то тем паче столь чрезвы­чайный и для всех новый порядок новозаветный, открывающийся притом среди явной вражды против него иудейства и язычества. Не­которые из обрезанных, не разделяя, впрочем, заблуждения иудейст­вующих, еще не имели достаточной крепости веры, чтобы почитать безразличными для веры ветхозаветные постановления, и потому легко соблазнялись и затруднялись — и в различении дней, и в упот­реблении пищи, не отвыкнув еще от буквального разумения и испол­нения законных постановлений (См. Рим. 14 гл. ) о сих предметах.

Обращенные из язычников также уязвлялись и осквернялись в со­вести, входя в общение с язычниками или видя других христиан, принимающих участие в трапезах языческих  (См. 1Кор.8 гл.). Браки с неверными, суды у неверных, вторгавшиеся в Церковь пороки неверных, взаимные столкновения и недоразумения между самыми верными, — все это требовало особых постановлений, предо­стережений и внушений. Сверх того, случалось недоразумение, или перетолкование самых истин веры. Сотворим злая, да приидут бла­гая, говорили злонамеренные исказители учения о славе Божией, проявляющейся через самую ложь и греховность человеческую (Рим. 3, 8). Они думали, что уже настает день второго пришествия Христо­ва (См. 2 посл. к Солун.); другие полагали, что воскресения мертвых не будет, или уже было оно во Христе (1 Кор. 15, 12, и дал. 2 Тим. 2, 18) и пр. Самый чин новой Церкви, распространявшейся всюду, нуж­но было еще устроить и образовать из оснований и духа истины Христовой. Именно: как и где собираться для Богослужения? как дол­жны возносить молитвы и вести себя в Церкви мужчины и женщины? какие обязанности и права Иерархии?... Все это, известное и обычное для нас, составляло живые вопросы того времени, неотступно требо­вавшие разрешения словом Божиим.

Правда, в сем состоянии новообразуемой Церкви необыкновенно обильны и разнообразны были чрезвычайные дарования Св. Духа. Но и при сем рождались затруднения и даже беспорядки: не всегда ко всеобщему назиданию и с строгим благочинием пользовались сими дарованиями. Было сильно и деятельно вообще усердие христиан служить благовестию или непосредственным участием в нем или помощью проходящим это поприще. Но и через это, с другой стороны, открывалось удобство к успехам лжеучителей (2 Кор. 11, 20); и, кроме того, иногда брались за дело учительства люди, еще водившиеся страстями, каковы, напр., были проповеду­ющие Христа не с чистою совестию, о которых упоминает апостол в послании в Филиппийцам (Филип. 1, 16). Нужно было во все это войти истине Христовой и все привести в должный порядок.

Скажем вообще: обстоятельства Церкви были, по устроению самого Промысла, таковы, что требовалось раскрытие тайны призвания язычников, полное изложение учения об оправдании верою, а не делами закона, также об отмене законных ветхо­заветных постановлений, с разъяснением[77] притом их духа и внут­реннего значения, и наконец, разрешение всех разнообразных вопросов и затруднений, касавшихся и внешних отношений членов Церкви, и внутреннего ее чина, и разных частных истин веры, и проявлений христианской жизни. Все это раскрыть потребно было так, чтобы истина Христова явилась для вразумления эллинов и посрамления их суетной мудрости — светом всеобъемлющей премудрости Божией, основанием самого даже земного благоустройства людей, а для научения иудеев — силой или духовной сущностью всего Ветхого Завета. Только Христову уму, Христову сердцу, Христовой всемощной благодати свойственно удовлетворить сим великим потребностям Христовой Церкви.

В сосуд Христова ума, сердца и силы, для удовлетворения показанных потребностей Св. Церкви и был избран от Господа и Св. Духом совершен Св. апостол Павел. Мы ум Христов имамы, говорит он (1 Кор. 2, 16). Свидетель ми есть Бог, яко люблю всех вас утробою Иисус Христово/о (сердцем Иисуса Христа (Фил. 1, 8). Паче всех их (других апостолов) потрудихся, не аз же, но благодать Божия, яже со мною (1 Кор. 15, 10). (Несколько статей о Св. ап. Павле. С. — Пб. 1860 г., стр. 10-22).  (к началу)

 

Проповедническая деятельность св. апостола Павла

среди иуде­ев, по Деяниям Апостольским.

П. Виноградова.

1) Снисходительное отношение святого апостола Павла к иудеям. — Ложный взгляд некоторых писателей на такое отношение. — Характер первоначальной про­поведнической деятельности святого апостола Павла в синагогах. — Обрезание Тимо­фея и обряд собственного очищения в Иерусалиме.

Бросив иудейство, святой апостол Павел не вдруг, однако ж, стал указывать на несостоятельность его в сравнении с христиан­ством, хотя красноречивее всего и говорил уже об этом своим собственным обращением. Вместо того он оказывал иудеям заметное снисхождение, особенно в первое время своей апостольской дея­тельности. Те гнали его из города в город, а он, невзирая ни на какие преследования, снова шел к ним со своею проповедью. Те считали его нарушителем закона (Деян. XVIII, 13; XXI, 21), а он часто не выказывал и одного слова против веры своих отцов, по собственному усмотрению обрезал спутника своего Тимофея и даже над самим собою допустил обряд очищения, по обычаю иудейскому. В Иерусалиме, перед лицом проконсула Феликса, в присутствии множества иудеев он признавался, что его учение во всем согласно с законом и пророками, что перед синедрионом он не виноват ни в чем, как разве только в том, что произнес слово о воскресении мертвых, за которое теперь и судится   (Деян. XXIV, 12-21), К большому  удивлению, по-видимому, он разделял партикуляристические мнения иудеев о преимуществе их перед   всеми другими народами. Это выразил он, например, в своей проповеди к иудеям в Антиохии Писидийской, когда прямо сказал им вам слово спасения сего послася (Деян. XIII, 26). В послании своем к Римлянам он так восхваляет иудеев: быть иудеем — великое преиму­щество во всех отношениях, а наипаче в том, что им вверено слово Божие. Если некоторые и неверны были, неверность их уничтожит ли верность Божию (Римл. III, 1-3)? Израильтянам принадлежит усыновление, и слава, и заветы, и законоположение, и богослужение, и обетования; их и отцы, и от них Христос по плоти, сущий над всеми Бог, благословенный во веки, аминь (Римл. IX, 4-5). Еще больше апостол превозносит иудеев в следующих выражениях: если начаток свят, то и целое, и если корень свят, то и ветви. Если же некоторые из ветвей отломились, а ты, дикая маслина (язычники), привилась на место их и стала общником корня и сока маслины, то не превозносись перед ветвями. Если же превозносишься, то вспомни, что не ты корень держишь, но корень тебя  (Римл. XI, 16-18). Словом, в таком отзыве апостола Павла об иудеях слышатся слова пророка Иеремии: Свят Израиль Господеви, начаток плодов его: вси поядающии его согрешат: злая приидет на них (Иерем. II, 3), — слова чисто ветхозаветного теократического характера.

Некоторые писатели видят в этом отношении святого апостола Павла к  иудеям разные недобрые мысли. Говорят, будто он  не вдруг пришел к сознанию чистых христианских истин, а постепенно развивался в познании их, только со временем, после нескольких фазисов христианского развития, выработал себе понятие о христианском универсализме — и старался как-нибудь помирить с ним иудейский партикуляризм. Такой взгляд на святого апостола Павла имеют, между прочим, разные последователи так называемой новой тюбингенской школы (Штраусе, Целлер, Швеглер и другие). Эти же писатели высказали и такой решительный взгляд на апостола Павла, будто он на развалинах иудейства создал христианство, на месте синагоги воздвиг новое здание христианской Церкви, будто до  него  христианство  было  только  иудейскою  сектою. Вот  как рассуждает об этом Швеглер. «Видно, — говорит он, — что христиан­ство никогда бы не отделилось от иудейства, если бы осталось на той степени развития, на которую поставили его апостолы. Несом­ненно, оно осталось бы  иудейскою сектою... оно бы никогда не было тою победоносною силою, какою видим мы его в истории... Какими же обстоятельствами и личностями отделено оно от иудей­ства? Как случилось, что его приняли за новую и самостоятельную Религию, хотя органически и связанную с древнейшей историей? Кто довел до всеобщего признания идеи автономии и универсализма христианства? Кто вместе с тем перевел во всеобщее сознание те воззрения, которые наполняли внутреннюю духовную жизнь Иисуса Христа и которые оставались сокрыты для Его учеников? Ответ простой: все это историческое дело апостола Павла». Баур говорит, · что «начинающееся развитие христианства, по смерти Христа, имеет в Павле исходный пункт», и далее доказывает, что им впервые высказан христианский универсализм. Еще решительнее выражается Планк. «До Павла, — пишет он в своей «Церковной Истории», — христианство было только иудейскою сектою, а через него сделалось универсальною религиею». Между французскими писателями в та­ком же решительном тоне выражается об апостоле Павле Лоран. «Для основания истинного христианства, — по его словам. — Бог воздвиг нового апостола». В другом месте говорится у него: «Богу угодно было призвать нового ученика: это был святой Павел, осно­вавший христианство». «Это как бы второе откровение, пришедшее восполнить откровение Христа». Но ни с одним из всех этих взглядов нельзя согласиться. Нужно признать за несомненное то, что перемена убеждений апостола Павла была совершенно крутая, неожиданная и всецелая. Пока был иудеем, он мыслил строго по-иудейски. Но со времени чудесного обращения ко Христу, он сделался христианином в полном смысле этого слова и вместе апостолом с одними и теми же убеждениями, с какими принял и мученическую кончину. Напрасно Ренан, на основании 2 Кор. V, 16 и Гал. V, 11, делает заключение, будто «в первый период своей проповеди Павел учил об обрезании». В первом месте апостол высказывает ту мысль, что, как апостолы до дня Пятидесятницы, так и он, до обращения ко Христу, питали плотские надежды на Мессию. Во втором месте он жалуется на преследование против себя со стороны врагов и говорит в предположительном тоне, что оно не прекратилось бы и тогда, когда бы он стал проповедовать обрезание. Нет, в развитии святого апостола Павла или, вернее, в положении его христианских убеждений не было и не могло быть никаких фаз, никаких изменений. Еще несправедливее по отношению к нему та мысль, будто он есть основатель христианства, какие бы предло­жения мы ни сделали в оправдание такого названия. Пусть апостол Павел — виновник христианства или потому, что из ложного на­правления иудейства он выработал христианство, или потому, что он один правильно понял закон Моисея и пророков и от такого понимания последовательно пришел к истинной христианской про­поведи, или же потому, что христианство было чистым продуктом его духа. Но мы уже знаем, что иудейство со своим ложным направлением было радикально противоположно христианству и, следовательно, никаким образом не могло переродиться в непо­бедимой душе Савла в систему универсальной христианской религии. По второму предположению верно то, что апостол Павел, после чудесного обращения ко Христу, просветил свое понимание разу­мением писания, от понимания сени закона, естественно пришел к созерцанию и самого образа вещей, к усвоению домостроительства спасения. Но как избранный сосуд благодати Христовой, по одному этому он не может быть назван виновником христианства. Пер­воисточником его учения необходимо предполагается ветхозаветное откровение, концом которого был Сам Иисус Христос. Сам апостол Павел величает себя только рабом Иисуса Христа, призванным апостолом и избранным ко благовестию Божию (Римл. 1, 1; сн. 1 Кор. 1, 1; Гал. 1, 1; Еф. 1, 1; 2 Кор. 1, 1 и др. ), служителем Божиим (2 Кор. VI, 4), служителем Христовым и домостроителем таин Божиих (1 Кор. IV, I). Что же касается до третьего предпо­ложения, то оно не оправдывается ничем. Прежде всего, христиан­ство предызображено было в разных пророчествах и ветхозаветных учреждениях. Все учение апостола Павла есть развитое учение Иисуса Христа, которое знали все другие апостолы, которое перед всеми исповедал и прославил своею мученическою смертию архидиакон Стефан: Лоран, считающий святого апостола Павла основателем христианства, усвояет этому первомученику испове­дание истинного христианства, когда выражается о нем: «Стефан — предтеча Павла». Швеглер, признающий христианство историческим делом Павла, первоисточником его системы, а следовательно, и виновником христианства, ставит Иисуса Христа. Когда в Коринфской церкви возникли споры, когда там стали говорить: я Павлов, я Аполлосов, я Кифин, а я Христов (1 Кор. 1, 11 — 12), с огорчением сердца апостол писал к ней в своем послании: «Разве разделился Христос? разве Павел распялся за вас? или во имя Павла вы крестились» (1 Кор. 1, 13)? Итак, ни в каком отношении нельзя назвать апостола Павла основателем христианства. Павел — основатель христианства, — это не больше, как неосторожное вы­ражение, неуместная игра словами. Реусс, как ни высоко ставит апостола Павла, приписывает ему, однако ж, одну систематизацию христианского учения и только в этом отношении смотрит на него, как на автора своей системы.

Как же, спрашивается, надобно понимать упомянутое сочувст­венное отношение апостола Павла к иудеям? Оно было самое искреннее и в то же время чисто христианское, ничего не говорившее в пользу обязательности иудейского догматизма. Объясняется оно очень просто. С горячим чувством любви и веры принял апостол Павел святое крещение (Деян. IX, 18). С ужасом озирался он на прошедшую жизнь свою и с благоговейным трепетом готовился к благодатному общению с Богом в таинстве крещения: целых три дня перед тем он ничего не ел и не пил (Деян. IX, 9). Это были для него дни смирения и покаянного сокрушения. Сделавшись же общником благодати Христовой, он почувствовал в себе неиспытанный доселе избыток новых сил к исповеданию веры и к про­славлению   имени   Христа. А   вместо   прежней   религиозной   не­терпимости у него родилась теперь неудержимая любовь ко всем людям, без всякого различия народностей и вероисповеданий, так как душа его прониклась любовью к Искупителю всего человечества. Любовь  эта, прежде   всего, остановилась  у  апостола  на   иудеях единоплеменниках его, как и естественно было ожидать. С ними хотел он поделиться теперь приобретенным сокровищем благодатного обновления своего, им положил он вдохнуть святую веру  в Ис­купителя, как единственный источник своего собственного духовного успокоения и наслаждения. К тому же, это согласно было со словами Самого Спасителя: идите же паче к погибшим овцам дому Израилева (Матф. X, 6; сн. Деян. XIII, 46; Рим. 1, 16). Видя, что иудеи не принимают  Иисуса  Христа  за  своего  Искупителя, Которого так долго и сильно ждали, апостол находит братьев своих, родных по плоти, то есть, израильтян, которым принадлежат усыновление, и слава, и заветы (Рим. IX, 4), действительно погибающими овцами и желает сам быть отлученным за них от Христа  (Рим. IX, 3). Ему становилось больно при одной мысли о том, что эти избранные хранители обетовании об Искупителе, владевшие всеми средствами к достойному принятию Его, вдруг не узнают, не принимают Его и остаются вне Его благодатного царства, когда самые язычники, не  знавшие путей  Божиих, удостаиваются  этого царства. После этого, нет  ничего  удивительного, если  апостол, всегда  и  везде проповедовал иудеям о Христе Иисусе, всячески снисходя, насколько это было возможно, к их тупому упрямству и немощам. Приняв святое  крещение, он  прямо  начал  проповедовать  в  синагоге об Иисусе Христе, яко Сей есть Сын Божий (Деян. IX, 20). Когда иудеи возмутились против этой проповеди и хотели убить апостола Павла, он тайно вышел из Дамаска и отправился в Иерусалим, в столицу всего тогдашнего иудейского мира, в коренное местопре­бывание книжников и архиереев и саддукеев. Но, несомненно, и сюда пришел он не за тем, чтобы укрыться от преследований, а для новой проповеди своим единоплеменникам, для нового вразум­ления   их, для  возбуждения, вместе  с  тем, новых   против  себя преследований. Несмотря ни на что, он смело проповедовал здесь во имя Господа Иисуса (Деян IX, 28). Как и следовало ожидать, иудеи не дали ему покоя и в Иерусалиме. Поэтому верные отправили его в Кесарию и препроводили в Тарс. Надобно удивляться велико­душию  апостола. Спасаясь  от  руки   иудеев, он   идет   в  другой иудейский город — Тарс, в котором были его родные и знакомые, давно, наверное, ждавшие счастливого  случая  отомстить  своему вероотступнику... С таким живым участием и великодушием про­поведовал апостол Павел иудеям везде, где только заставал их и находил у них синагоги, потому что спасение их сделалось постоянным и пламенным желанием его сердца (Рим. X, 1). Что всего замечательнее, он думал подействовать на них положительным, а не отрицательным путем, считал достаточным изложить им домо­строительство нашего спасения по ветхозаветному откровению и таким образом утвердить перед ними дело искупления, как непо­колебимую историческую истину. Его проповедь к иудеям, как и проповедь апостола  Петра  (Деян. II, 22-36; III, 24-25), была последовательным    историческим    назиданием. Как    наглядный пример, можно привести проповедь его в Антиохии Писидийской (Деян. XIII, 16-41). Речь об Иисусе Христе начинается в ней не прямо. Апостол подходит к ней издалека и ставит ее в связи с судьбою израильского народа и пророческих обетовании. Сперва он говорил  о том, как Бог благоволил избрать израильтян   Своим возлюбленным народом, как  Он возвысил и облагодетельствовал их. Бог людей сих, — так начинается проповедь, — избра отцы наша: и люди вознесе в пришельствии в земли Египетстей. Исчисливши, затем, все благодеяния Божий к иудеям, он дает понять, что Бог не без цели ниспосылал их израильтянам, что в этом видны были следы руководительного промысла Его к принятию   Искупителя Иисуса, Которого  действительно  Он  и  послал  Израилю  из   его собственного рода, в потомстве Давида, и на Которого указал Иоанн, когда сказал  народу: вот, идет за  мною  Тот, у  Которого я  не достоин развязать обувь на ногах. Доведя, таким образом, внимание своих слушателей до лица Иисуса Христа, он начинает говорить теперь о деле самого искупления, о Его смерти и воскресении, но опять в связи с пророчествами об этом Давида и Исайи. Как ни просто составлена была вся эта речь, иудеи не могли понять ее в истинном свете, потому что не имели верного взгляда на Мессию и свое избрание. Как нам уже известно, не без гордости смотрели они на особенное внимание Божие к себе и любили рассуждать о своем будущем величии в царстве Мессии. Чтобы тем лучше ут­вердить свои права на это царство и, так сказать, обязать Бога, они с ревностью не по разуму привязались к делам закона. По их понятиям выходило: потому придет Мессия и устроит Свое царство на земле, что они исполняют закон, что они готовятся к тому, а не потому направляет Господь судьбу их, что приидет Искупитель. Таким образом, с делами закона они  хотели явиться в  царство Христово, чтобы за них получить себе большие или меньшие на­грады, и думали, что собственная  заслуга  их  здесь необходима. Направляя свою речь против этого последнего заблуждения, в за­ключение апостол прибавляет, что настало время спасения именно ради распятого и воскресшего Иисуса; что Израиль в чем (иначе — ни в  чем)   не  мог оправдаться делами  закона  Моисеева, в  том оправдывается заслугами Христа, при посредстве одной веры в Него. Чтобы придать больше убедительности своим словам, он замечает, что проповедует дело Божие, презирать которое весьма опасно (Деян. XIII, 41).

Из этого примера видно, что апостол Павел не отрицал иудей­ства, а только раскрывал его приготовительное значение к христиан­ству. Тем более не обличал он здесь ложного направления иудеев, а показывал, что рассуждал с ними, как с настоящими чадами Авраама, вел речь об иудействе в чистом его виде и предоставлял собственному сознанию каждого исправиться в своем заблуждении о Мессии. Но, как увидим ниже, иудеи не сумели вывести из проповеди апостола верное понятие об Иисусе Христе и остались при своих заблуждениях. В существе же дела апостол Павел отвер­гает иудейство, если указывал на него, как на приготовительную ступень к христианству. Само собою вытекала из его проповеди, по крайней мере, та мысль, что исполнение закона стало делом не обязательным и безразличным, как скоро пришел Искупитель. Толь­ко эта мысль, обращенная к неверовавшим иудеям, не разъяснялась и следовала не более, как вывод. На первых порах апостол желал от своих единоплеменников одной веры в Иисуса Христа, ее старался возбудить и утвердить в своих слушателях и ради этого не входил с ними в полемику, а еще оказывал им всевозможное снисхождение. Этим снисхождением объясняются два его поступка: обрезание Тимо­фея и обряд собственного очищения в Иерусалиме.

Тимофей был одним из лучших иудеев, воспитанный благо­честивой матерью в страхе Божием. Своим умом и набожностью он заслужил большое доверие не только в городе Листре, но и в целой Иконии (Деян. XVI, 2; 1 Тим. IV, 14). Именно поэтому, он мог ока­зать апостолу Павлу большую услугу в его проповеди к иудеям, с хорошим успехом мог вразумлять своих единоплеменников. Но на­божные иудеи не хотели не только слушать, но и принимать его в синагогу за то, что был он не обрезан. Св. апостол Павел, не прида­вавший никакого значения плотскому обрезанию и, что требовалось еще в Ветхом Завете (Лев. XXVI, 41; Иерем. IV, 4), полагавший спа­сение в обрезании духа и сердца (Рим. II, 25, 29; 1 Кор. VII, 19; Гал. V, 6; VI, 15; Кол. II, 11), сделал иудеям уступку и, по словам Злато­уста, «обрезал Тимофея, дабы упразднить обрезание; ибо понимал, что обрезанный будет проповедовать учение апостола о том, что не нужно обрезание». Тимофей, действительно, оказался впоследствии самым верным спутником и сотрудником апостола Павла. Так, например, он совершил его проповедь к иудеям в Верии (Деян. XVII, 14) и своим прибытием в Коринф как бы подкрепил его на проповедь к тамошним иудеям (Деян. XVIII, 5). Вообще, он служил апостолу Павлу в благовествовании, как сын отцу (Филип. II, 22; сн. 1 Кор. XVI, 10; 2 Кор. 1, 19).

Не иначе, как на мудрую меру, в видах успокоить кропотливое благочестие иудеев, нужно смотреть и на обряд собственного очищения апостола Павла в Иерусалиме. Чтобы понять это, стоит всмотреться в тогдашнее положение дел. Ко времени последнего посещения Иерусалима апостолом Павлом, иудео-христиане были крайне предубеждены против него. Иудейские сплетники, везде старавшиеся повредить апостолу и помешать делу его проповеди, наговорили здесь, как он освобождает язычников от исполнения закона, как, кроме того, воспрещает обрезывать своих детей самим иудеям, живущим среди язычников, и соблюдать постановления Моисея. Эти доносы были небезопасны как для самого апостола Павла, так, в особенности, для Церкви. Они грозили ей прямым расколом, потому что возбуждали большой соблазн среди самых набожных христиан из иудеев. Очень могло быть, что, в случае личного сопротивления апостола языков, ревнители закона произвели бы совершенное разделение между иудео-христианскою Церковью и языческо-христианскою. «Видишь, брат, — простосер­дечно говорил апостолу Павлу апостол Иаков, — сколько тысяч уверовавших иудеев, и все они ревнители закона» (Деян. XXI, 20), то есть, люди с большим благочестием, хотя и с ветхозаветным, ошибочным взглядом на свою набожность. При этих словах стало больно апостолу Павлу. Мысль, что он сам может быть виною крайнего ожесточения иудеев, этих возлюбленных братий, и опас­ного разделения между верными, склонила его принять предложение апостола Иакова и согласиться на очищение себя ради одного успокоения тревожной совести своих врагов. Нечего и говорить о том, что сам апостол Павел смотрел на свой обряд очищения, как на вещь совершенно безразличную. Такой же взгляд на его очищение имел и апостол Иаков. Выслушав, что сотворил Бог у язычников служением Павла, вместе с другими пресвитерами он прославил Бога и, если внушал ему принять обряд очищения, то единственно для успокоения иудеев и в мудрых видах отклонить угрожающее разделение между двумя Церквами: иерусалимскою и антиохийскою (Деян. XXI, 10-20); во всяком случае, он признавал письменное утверждение иерусалимского собора о христианской свободе (Деян. XXI, 25).Таково в общих чертах снисходительное отношение св. апостола Павла к иудеям. В нем ясно была выражена одна мысль: не оставаться иудейству рядом с христианством. Дальнейшая форма развития этой мысли объясняется тем, как отнеслись иудеи сами к содержанию проповеди св. апостола Павла.

2) Перемена отношений св. апостола Павла к иудеям. Строго обличительный тон его проповеди в Антиохии Писидийской, Коринфе и Риме. Строго отрицательный характер его деятельности против иудаистов. Распри в Антиохии из-за обрезания. Живое участие апостола  Павла  в решении  этого  вопроса. Апостольский  собор  в Иерусалиме. Единодушное утверждение в нем христианской свободы. Ближайшие и дальнейшие последствия этого утверждения. Обличение апостола Петра апостолом Павлом в Антиохии.

Мы уже знаем, что одни из иудеев с ожесточением отталкивали от себя христианство, а другие из принявших спасительную веру Христову не усвоили себе истинного ее значения и по-прежнему оставались при своих иудейских убеждениях и привязанностях. Когда ни те, ни другие не только не сделались лучшими в своих отношениях к христианству, а еще восстали против него, мало-помалу и св. апостол Павел стал изменять к ним свои отношения, нашелся вынужденным обличить неверие одних и восстать против заблуждений других. Книга Деяний Апостольских представляет нам три случая обличений в этом роде.

Первый случай был в Антиохии Писидийской. Проповедь апо­стола Павла в этом месте имела большой успех. Почти целый город собрался к нему слушать слово Божие (Деян. XIII, 44). Многие уверовали в Иисуса Христа. В том числе значительную часть сос­тавляли язычники. Между тем, неверовавшие иудеи злобно разд­ражились этим обстоятельством. Св. Дееписатель замечает, что видевшие иудее, исполнишася зависти и вопреки глаголаху глаго­лемым от Павла, сопротив глаголюще и хуляще (Деян. XIII, 45). Апостол Павел не выдержал такой дерзости против Евангелия Христова и сказал вместе с Варнавою: вам бе лепо первые глаголати слово Божие: а понеже отвергосте е, и недостойны творите сами себе вечному животу, се обращаемся во языки. Тако бо заповеда нам. Господь: положих тя во свет языком, еже быти тебе во спасение даже до последних земли (Деян. XIII, 46-47). Без всякого сомнения, слова эти были весьма оскорбительны для честолюбивых иудеев. К большему их посрамлению и негодованию, язычники, услышавшие от апостолов о благоволении Божием к себе, радо­вались, прославляли слово Господне и уверовали в Иисуса Христа в большом количестве. Иудеи, действительно, еще больше оже­сточились и изгнали Варнаву и Павла из пределов своих, но этим навлекли на себя еще большее осуждение. Выходя из города, Павел и Варнава отрясли на них прах от ног своих (Деян. XIII, 51). Этим выразили они призвание страшного гнева Божия, потому что пос­тупили по заповеди Спасителя: иже аще не приимет вас, ниже послушает словес ваших, исходяще из дому, или из града того, оттрясите прах ног ваших. Аминь, глаголю вам, отраднее будет земли Содомстей и Гоморстей в день судный, неже граду тому (Матф. X, 14-15). В последних словах Спасителя виден весь смысл настоящего апостольского обличения, которое заслужили своим не­верием антиохио-писидийские иудеи.

Еще многознаменательнее был второй случай. Дело было в Коринфе. Когда, по обычаю своему, иудеи противились проповеди и даже осмелились ругаться над самым учением Христовым, апостол Павел оттряс тогда одежды свои и сказал: кровь ваша на главах ваших: чист аз отныне во языки иду (Деян. XVIII, 6-7). И тут же, на их глазах, он, действительно, пошел в соседний дом к одному набожному язычнику. Кровь ваша на главах ваших — это была формула страшного проклятия, по своему внутреннему смыслу равнявшаяся смертному приговору. Она известна была грекам и римлянам. Hocin caput tuum, говорили римляне. Di capiti ipsius generique reservent, читаем у Виргилия. Вообще, что по-гречески — α?μα — кровь, убийство, смерть, то по-латыни — caput. Еще лучше понятна была эта формула проклятия самим иудеям, потому что и свое начало она получила чуть ли не у них. В первой главе книги Левит говорится, что священник возлагал руки на главу приносимого в жертву животного и таким образом переносил на него грехи народа. Обряд этот освящен был особым предписанием. Да и все, вообще, ветхозаветные жертвы были жертвы кровавые. Кровь была символом очищения от грехов, возлияние крови заменяло покаяние. Призвать ее на кого-нибудь значило возложить тяжесть преступления и затем смертную ответственность. Одним словом, кровь ваша на главах ваших это было проклятие, которое призвали на себя сами иудеи, когда, в пылу злобного неистовства и слепого увлечения, кричали перед лицом Пилата: Кровь Его (Иисуса Христа) на нас и на чадех наших (Матф. XXVII, 25). Это самое проклятие напомнил и повторил Коринфским иудеям и св. апостол Павел.

Третий случай апостольской строгости против иудеев был в Риме. По собственному желанию иудеев, целый день, от утра до вечера, апостол Павел излагал им учение о царствии Божием, приводя свидетельства об Иисусе Христе из закона Моисеева и пророков (Деян. XXVIII, 23). Ему хотелось как-нибудь вдохнуть искру Евангельского света в черствые сердца своих единопле­менников. Но, к крайнему его огорчению, как и прежде, проповедь не имела должного успеха. Дееписатель замечает, что одни из них убеждались словами апостола, а другие не верили. Когда удалялись эти жестоковыйные люди, св. апостол Павел со скорбью напомнил и сказал им вслед обличительные слова пророка Исайи: добре Дух Святый глагола Исаием пророком ко отцем нашим, глаголя: иди к людем сим и рцы: слухом услышите, и не имате разумети: и видяще узрите, и не имате видети. Одебеле бо сердце людей сих, и ушима тяжко слышаша, и очи свои смежиша: да не како увидят очима и ушима услышат, и сердцем уразумеют, и обратятся, и исцелю их. Ведомо убо да будет вам, яко языком послася спасение Божие, сии и услышат (Деян. XXVIII, 25-28). Эта речь, замеча­тельная по своему обличительному характеру, получает для нас особенную важность в устах апостола Павла. Иудей по крови, сам питавший в иудействе ревность по правде законной, теперь на эту ревность в иудеях он смотрит, как на глупое упрямство, обна­руживающее одну грубость и умственно-нравственное ослепление К большей обиде иудея, превосходство его рода, которое когда-то в духе фарисейском считалось безусловным, теперь он ставит ни во что, обходит молчанием, как дар без веры во Христа несуществующий для них, и только в этой вере, как Иоанн Предтеча (Матф. III, 9), как сам Спаситель (Матф. VIII, 11; сн. XXVIII, 19; Марк. XVI, 15), ставит для всех условие спасения.

С не меньшею строгостью отнесся св. апостол Павел и к уве­ровавшим иудеям, — к тем из них, которые, по принятии христиан­ской веры, не только сами жили по-иудейски, но и других побуждали к тому. О чем не распространялся он в своей проповеди к неверо­вавшим иудеям, то передал со всей ясностью и полнотой иудео-христианам. С силой и властью апостола он прямо высказал им и то, что иудейство свою задачу отслужило и более не нужно, и то, что язычники и иудеи равны между собой, так как те и другие, прежде виновные перед Богом, примирились с Ним жертвою Христа и стали перед Ним одинаково приятны. Эти последние вопросы были раскрыты и утверждены апостолом Павлом фактически и последовательно при деятельном участии других апостолов.

Пока св. апостол Павел проповедовал одним иудеям в Тарсе, в судьбе христианской Церкви совершилось новое событие, не совсем приятное иудео-христианам. Апостол Петр крестил во имя Иисус Христово язычника, Корнилия сотника, со всем его домом (Деян. X, 48). После рассеяния верных от гонения, бывшего при Стефане, язычники стали принимать христианскую веру в большом количе­стве, особенно в Антиохии (Деян. XI, 20-21), и даже первые удостоились здесь названия христиан (Деян. XI, 26). По поводу хороших успехов Евангельской проповеди между язычниками Вар­нава отправился в Тарс, нашел здесь Савла привел его в Антиохию. Целый год сходились они в Церкви и учили немалое число людей. С этого времени Савлу суждено было выступить на проповедь язычникам, пронести имя Христово пред языки и царьми (Деян. IX, 15). На это была теперь прямая воля Божия. Антиохия, подобно Иерусалиму иудео-христианской митрополии, сделалась митропо­лией христиан из язычников. Чем для одной был апостол Петр, тем для другой стал апостол Павел. Когда пророки и учители антиохийской Церкви служили Господу и постились, Дух Святой сказал: отделите мне Варнаву и Савла на дело, к которому Я призвал их. Тогда они, совершив пост и молитву и возложив на них руки, отпустили их (Деян. XIII, 1-3). Таким образом сделано было торжественное избрание апостола Павла на проповедь язычникам. С выражением воли Божией на это соединялось теперь и единодушное согласие Церкви. С настоящей священной минуты апостол Павел весь стал принадлежать язычникам. С этого дня он всецело выступал на служение им и, по судьбам Промысла Божия, должен был пронести Евангельское слово до отдаленного Рима и Испании. С иудеями, по-видимому, прерывались у него всякие отношения. На самом же деле вышло иначе. Торжественное избрание на проповедь язычникам поставило апостола Павла еще ближе к иудеям и послужило поводом к еще большим столкновениям его с ними. Явясь между язычниками, как отец среди семейства, как между овцами пастырь, он должен был не только напитать их хлебом животным, но и охранять от всякого учения, приходившего извне, блюсти чистоту их веры и нравственности, и ко всему этому защищать их христианское достоинство. Но все это не могло обойтись для него без жаркой борьбы с иудеями, стоявшими против тайны призвания язычников и против всякой христианской свободы. Рас­сеянные по всем городам и местностям, они не давали язычникам покоя своими честолюбивыми против них замыслами и не переста­вали смотреть на них, как на народ, недостойный любви Божией. С этими чувствами вошли они и в Церковь Христову, а потому и здесь не иначе хотели сойтись с христианами из язычников, как возложив на них иго закона, навязав им соблюдение разных произвольных постановлений. Таким образом, не дух христианской любви и братства питали они к язычникам, а видимую вражду, как до, так и после обращения их ко Христу. Тогда и теперь они унижали их нравственное достоинство, возбраняли и затрудняли им вход в царствие Божие, сделавшийся на самом деле доступным всем и каждому, во имя одной веры в Искупителя, по силе действия одной Его благодати. Что всего богопротивнее, иудеи, требовавшие от христиан из язычников исполнения закона, ставили в этом исполнении необходимое условие спасения и, следовательно, уп­раздняли и веру и благодать, — все, вообще, заслуги Иисуса Христа, если не сказать, самое христианство. Но всем этим заблуждениям не суждено было не только развиться, к прямому ущербу ничем непобедимой Церкви Христовой, но и остаться при свете христиан­ства. Если когда, так именно теперь, они должны были встретить прямое обличение от всех апостолов, которые научены были блюсти вся, елика заповедал им Христос (Матф. XXVIII, 20), которым послан был Утешитель Дух Святой (Иоан. XIV, 16; сн. Деян. II, 1-21), которые наставлены Им были на всякую истину (Иоан. XVI, 13), облечены силою свыше (Лук. XXIV, 49), силою Святого Духа (Деян. 1, 8), которые имели ум Христов (1 Кор. II, 16), Устами коих глаголал Дух Божий (Матф. X, 20). Такие благовестники не могли не вступать на защиту вселенского значения и свободы христианства, когда Господь поставил их свидетелями Своими до последних земли (Деян. 1, 8), внушил им проповедовать во имя Свое покаяние и отпущение грехов во всех языцех (Лук.XXIV, 47), когда дал им прямую заповедь учить вся языки, кре­стяще их во имя Отца и Сына и Святого Духа (Матф. XXVIII, 19), идти в мир весь и проповедовать Евангелие всей твари (Марк. XVI, 15), и когда прямо сказал им: иже веру имет и крестится, спасен будет; а иже не имет веры, осужден будет (Марк. XVI, 16). Свою готовность и богодухновенность в служении делу Христо­ву, действительно, показали они все на Иерусалимском соборе и на всей вообще апостольской своей деятельности. Но, по преиму­ществу, избранный сосуд Христов (Деян. IX, 15), апостол языков (Деян. IX, 15; XXII, 21; Рим. XI, 13; XV, 19; Гал. 1, 16; II, 7; Ефес. III, 8; 1 Тим. II, 7; 2 Тим. 1, И) выступил обличителем противохристианских иудейских заблуждений. Со дня крещения своего, раз навсегда, она почел тщетою все свои преимущества (Филип. III, 7-9). С этого дня он сознал, что в состоянии иудейства был извергом и получил спасение единственно по благодати Божией (1 Кор. XV, 8). Испытав на самом себе всю меру и силу помилования Божия, он крепко остановился на мысли о спасении туне, единствен­но одними заслугами Спасителя и не опускал ни одного случая свидетельствовать это иудеям. Тем более не мог он остаться рав­нодушным, когда иудеи стали навязывать христианам из язычников свои заблуждения и сделались крайне дерзки в заявлении своих исключительных прав на царство Христово, к концу его первого апостольского путешествия. Прежде иудео-христиане легко успо­коились оправданием апостола Петра (Деян. XI, 18), крестившего язычника Корнилия сотника, и не выразили грубого неудовольствия при первых успехах евангельской проповеди в Антиохии, потому что там и здесь видели простое и неважное исключение, в котором притом находили случай выразить язычникам свое гордое снисхож­дение и на которое, что очень вероятно, посмотрели как на рас­пространение прозелитизма. Но вот апостол Павел оканчивал уже свое первое путешествие и нигде не сказал ни одного слова в пользу оправдания делами закона и воображаемых преимуществ иудеев перед язычниками. Везде, напротив, он проповедовал спасение верою и с особенным вниманием относился к язычникам, даже еще к неуверовавшим. Надобно сказать, что иудеи делили тогда язычников на три разряда: на язычников-прозелитов, на языко-христиан и язычников в собственном смысле, или идолопоклонников. Первых они держали у себя в подчинении, надеялись утвердить свою власть и над вторыми, по отношению же к последним считали нечистым всякое прикосновение. Между тем апостол Павел всенародно учил, что все язычники, без малейшего исключения, равны перед Богом и ничем не хуже иудеев. Такое учение показалось невыносимым иудео-христианам и особенно вышедшим из фарисейской секты. Теперь они увидели, что проповедь апостола Павла среди язычников и расширение христианства между ними на началах христианского универсализма и свободы — дело для них опасное. Иудео-христиане поняли, что этим оскорбляется и даже уничтожается их национальное честолюбие, искусно обставленное дотоле чисто религиозными основаниями. Чувство оскорбленной гордости живо пробудилось в них, при таком положении дела, и достаточно показало, что доселе они были христианами только по имени. Теперь они снова выразили всю свою привязанность к иудейству и, под предлогом благочестия и ревности о законе, восстали на защиту лично себя самих, своей собственной народности, подняв в Антиохии распри из-за обре­зания — распри, по поводу которых составился апостольский собор в Иерусалиме. Апостол Павел не принимал особого участия на этом соборе, тем не менее стоял к нему в самом близком отношении. Апостольский собор, как мы только что сказали, созван был по случаю распрей в Антиохии, созревших под влиянием проповеди апостола Павла, составился, как увидим, по его собственному же­ланию и имел громадное значение для его последующей деятельности против иудейства. Что же это были за распри в Антиохии и чем они кончились для апостола Павла?

Дело было таким образом. Некоторые из иерусалимских иудео-христиан пришли в Антиохию и стали внушать здешним христианам необходимость обрезания. Если не обрежетесь по закону Моисееву, говорили они, не можете спастись (Деян. XV, 1). Другими словами: пришельцы учили, что спасение зависит от обрезания, а не от Иисуса Христа, что благодатный закон есть живой образ закона Моисеева, что Иисус Христос явился на землю затем только, чтобы утвердить важность закона Моисеева. По свидетельству блаженного Епифания, виновником этого заблуждения был Керинф. По всей вероятности, это были задушевные мысли всей массы иудейству-ющих и, преимущественно, фарисеев, обратившихся в христианство, но все еще державшихся одного наружного благочестия и не покидавших мысли о своем безусловном господстве в царстве Мессии. И по обращении ко Христу, во что бы то ни стало, они хотели удержать свои мнимые права перед язычниками, внушая им строгое подчинение закону, как своему обязательному юридическому акту. Ко времени такого сильного соблазна апостол Павел уже возвратился в Антиохию и принял самое живое участие в обличении его. Между ним и виновниками соблазна произошло сперва, замечает дееписа­тель, немалое состязание. Потом, в сопровождении Варнавы и других христиан, он отправился за решением дела в Иерусалим, к тамошним апостолам и пресвитерам. Нельзя думать того, будто апостол Павел сомневался в решении спорного вопроса и не мог решить его сам собою. На это не дают нам права и собственные слова апостола Павла: μη π?ς εις κεν?ν τρ?χω η ?δραμον — «не напрасно ли я подвизаюсь или подвизался» (Гал. II, 2), которые он предложил особо знаменитейшим, придя в Иерусалим. Гильгенфельд считает

345их тождественными с 1 Сол. III, 5 и не придает им особенного значения. Положим, замечание Гильгенфельда не верно, и потому нимало не объясняет дела. Смысл указанного им будто бы парал­лельного места 1 Сол. III, 5 совсем не тот, что в послании к Галатам (II, 2). В 1 Сол. III, 5, которому параллельно Филипп. II, 16, апостол выражает опасение, чтобы какой-нибудь искуситель не совратил его верных с правого пути и чтобы от этого не пропал его апостольский труд. В послании же к Галатам II, 2 он прямо ставит вопрос о том, уместна ли была и есть его проповедь к язычникам, и верна ли она. Несомненно, так или иначе, апостол выражает в этом месте сомнение в пользе и верности, вообще, в уместности своей проповеди среди язычников, но только совершенно не свое сомнение. Он выставлял здесь на вид сомнение или, вернее, отрицательное убеждение иудео-христиан, вместе с ними нес его на соборный суд апостолов и не сомневался в правом его решении, на этой, так сказать, личной ставке с врагами вселенского значения и свободы христианства. Данный вопрос был столько же важен, как и его соборное решение. Он поставлен был святым апостолом языков с верной целью обличить иудео-христиан в неправоте против себя, как и в наглой лжи на апостолов «очевидцев», на языке апостола Павла «предшествовавших ему апостолов» (Гал. I, 17), или, как выражаются со своей точки зрения немецкие ученые, «первоапостол» — Urapostel. «He какое-нибудь сомнение в собствен­ной проповеди, — говорит Райтмейер, — не чувствительная нужда в приобретении авторитета, не какая-нибудь недоверчивость к успеху своей проповеди руководили Павлом и, по откровению, заставили его отправиться в Иерусалим, а единственно стремление, вопреки некоторым разномыслящим, вызвать и выхлопотать от первоапостолов открытое признание его евангелия, не содержащего проповеди об обрезании». Нет, нам остается сказать, что, отправляясь в Иеру­салим, святой апостол Павел имел в виду утвердить безусловное вселенское значение христианства, подрываемое доселе иудео-христианскими заблуждениями, перед лицом всей Церкви, в соз­нании всех христиан, и тем положить конец всякому соблазну и недоумению среди верующих из иудеев и язычников. Во время своего первого путешествия, он хорошо присмотрелся, что заблуж­дения иудеев выходят из всяких границ и везде грозят неминуемым соблазном и разделением. Он хорошо понял, что все его единичные попытки подавить это зло, привести иудеев в полное послушание вере Христовой и спасти верных от их пагубного влияния, остаются напрасными. Появление иудаистов в Антиохии окончательно убедило его в нужде добиться их усмирения, по крайней мере, при взаимном участии всех апостолов и, главным образом, Петра и Иакова, как лиц, более для них авторитетных. Короче: идя в Иерусалим, апостол Павел задумал составить там апостольский собор и на нем единодушно решить вопросы, необходимо связанные с его проповедью язычникам и составлявшие предмет существенной христианской важности, но оспариваемые иудаистами. Собор этот, в некотором роде, был выражением его воли, решение на нем — делом его мысли, вполне согласной с мыслями других апостолов. Задумав такое великое дело, апостол Павел положил себе за правило действовать решительнее и в наглядное доказательство христианской свободы взял с собою в Иерусалим своего истинного сына по вере (Тит. 1, 4) и брата (2 Кор. II, 13) Тита, обращенного им в первое путешествие из язычников и остававшегося необрезанным. Как и следовало ожидать, в Иерусалиме поднялась против него еще большая буря, чем в Антиохии. Здесь «восстали некоторые, из фарисейской ереси уверовавшие, и говорили, что должно обрезывать язычников и заповедовать соблюдать закон Моисея (Деян. XV, 5)». Но апостол Павел, вместе с другими апостолами, ни на один шаг не уступил и не покорился своим врагам, дабы сохранить истину благовествования своего у язычников (Гал. II, 4-5). Во избежание, однако, всякого подозрения, на соборе он держал себя в стороне. Главными деятелями на нем были Петр и Иаков, лица, по представлению самих иудео-христиан, более авторитетные. Но тот и другой, как и следовало ожидать, решили дело совершенно в пользу апостола Павла, защитника христианской свободы. Ныне убо что искушаете Бога, взывал апостол Петр, хотяще возложит и иго па выи учеником, его же ни отцы наша, ни мы возмогохом понести. Но благодатию Господа Иисуса Христа веруем спастися, яко же и они (Деян. XV, 10-11). Кто не признает в этих словах всегдашнего учения святого апостола Павла? Но в то же время кто не узнает в них и того Петра, просветившего дом Корнилиев, который говорит: аще убо равен дар даде им Бог, якоже и нам, веровавшим в Господа нашего Иисуса Христа, аз же кто бех, могий возбранити Бога (Деян. XI, 17)? Простая и успокоительная речь Петра, апостола обрезания (Гал. II, 7), произвела самое успокоительное действие на всех присутствовавших, несмотря на то, что так оправдывала апостола языков (Гал. П, 7) перед его врагами. Все хранили глубокое молчание, когда апостолы Павел и Варнава, в подтверждение его слов, передавали о тех знамениях и чудесах, какие Бог сотворил через них среди язычников и какие красноречивее и убедительнее всего говорили о видимом благоволении Божием к ним. Согласно с мыслями апостола Петра и к большему оправданию благовестия необрезания (Гал. II, 7), решил дело и другой представитель собора, апостол Иаков (Деян. XV, 14-19). В успокоение мнительных иудеев он предложил только некоторые правила воздержания относительно идоложертвенного мяса, крови, удавленины и блуда, — правила, согласные с общими требованиями христианского благочестия, хотя и стоявшие в числе ветхозаветных иудейских постановлений (Быт. IX, 4; Исх. XXXIV, 15; Лев. III, 17; XVII, 10-14; Втор. XII, 23-25). Особенно не излишне было правило относительно последнего греха, имевшего самую тесную связь с запрещением вкушать идоложертвенное. Известно, что у язычников блудодеяние нередко соединялось с идольскими жертвами и считалось здесь, если не обязательным, то совершенно позволительным. Едва ли не этот факт отразился и под обличительным пером пророков, назы­вавших блудом самое идолослужение (Иер., гл. III). Очень может быть, что предостережение от блуда, сделанное на апостольском соборе, было и делом необходимости. Известно, что первенствующая Церковь не была безопасна от этого порока. С одной стороны, ей грозили еретики Симон волхв, Менандр и другие, проводившие в народ чистый разврат, а с другой — язычники, переходившие в христианство и с трудом покидавшие привычку к старому своему образу жизни. Этим только объясняется и то обстоятельство, что сам апостол Павел необыкновенно часто предостерегал слабых христиан от блуда (1 Кор. V, 9; Еф. V, 3-5; 1 Сол. IV, 3; Кол. III, 5 и др. ). Правила, предложенные Иаковом, не были, следова­тельно, какой-нибудь невыгодной для Павла уступкой иудеям, а составляли необходимую заповедь в духе и требованиях христиан­ского благочестия. Потому-то они приняты были единодушно и утверждены для надлежащего соблюдения между всеми христианами. Таким образом были достаточно удовлетворены обе стороны, — иудео-христиане и христиане из язычников; и первые были успокоены в своей мнительной совести, и права последних получили должное уважение и обеспечение. Весьма справедливо, в этом отношении, говорит один немецкий ученый Гесс, что апостолы сделались через это всем для всех, для всех иудеев — иудеями, а для язычников — язычниками: первым дали возможность, без оскор­бления своей совести, обращаться с язычниками и успокоили пос­ледних в их христианской свободе, что именно и хотелось апостолу Павлу, о чем больше всего и хлопотал он в борьбе с иудеями.

Первым следствием соборного решения дела в Иерусалиме было успокоение верных в Антиохии (Деян. XV, 32) и распространение веры во многих других местах (Деян. XVI, 4-5). Казалось, иудеи помирились теперь с язычниками. Со времени иерусалимского со­бора, по-видимому, должны были прекратиться враждебные отно­шения иудео-христиан и к самому апостолу Павлу. На деле же вышло далеко не так. Братское христианское единение между иудео-христианами и языко-христианами оказалось совсем невозможным делом. Это зависело от того, что соборное апостольское определение не успело и не могло привиться к иудео-христианам в должной мере. Большинство их осталось довольно соборным постановлением совершенно безотчетно. Враги христианской свободы по-прежнему остались врагами и при первой проповеди апостола языков явились его упорными противниками. Чем больше распространялось христианство между язычниками, тем настоятельнее проводили они в каждом новопросвещенном крае христиан идеи своего иудейского благочестия. Чем шире раздвигались пределы христианской Церкви, тем больше изыскивали и находили они для себя случаев нарушать покой правоверных. Стоя ближе к превратному пониманию народ­ного благочестия в иудейском духе, они ловили малейшее отсутствие апостола Павла и везде распространяли нелепые лжеучения. Лже­учения эти становились тем опаснее, что по своему внутреннему характеру разжигали вражду между иудеями и язычниками и что те и другие, по принятии христианской веры в значительном числе, далеко не могли похвалиться на первых порах ни силою веры, ни постоянством в добродетели. Одним словом, и после Иерусалимского собора, закваска иудейская производила в Церкви слишком много зла; поэтому постоянно озабочивала и беспокоила апостола Павла. Замечательным примером его борьбы за христианскую свободу, после апостольского собора, служит обличение им апостола Петра в Антиохии. Дело было так. Немного после Иерусалимского собора, апостол Петр посетил Антиохию. Здешние верные приняли его с должной честью и христианским радушием. Со своей стороны, и апостол обрезания обращался с ними в духе христианской любви и свободы, быть может, не раз разделял с ними братскую трапезу. Но случилось, что по его следам пришли сюда и некоторые из иерусалимских иудео-христиан. Крайне несправедливо Ренан назы­вает их «лазутчиками Иакова» и позволяет себе утверждать, будто этот последний стоял во главе иудейских партизанов. Кажется, он делает это из подражания таким немецким ученым, как Баур, ко­торый ставит апостола языков в резкой противоположности с апо­столами обрезания — Иаковом и Петром. Но нужно сказать, что Гильгенфельд, последователь Баура, признается, что взгляд этого последнего неверен и недостаточно выяснен. Гофман доказывает положительно, что апостол Павел жил в братском согласии с две­надцатью апостолами. Иерусалимский собор достаточно показал, что апостолы «очевидцы» не имели ничего общего с иудео-христианами, в своих убеждениях были совершенно согласны с апостолом Павлом и, по выражению этого последнего, дали ему и Варнаве руку общения (Гал. II, 9). С этим согласны новейшие ученые Вомель и Маттей. «Несправедливо, — говорит Ользгаузен, — некоторые заключают из Гал. II, 12 будто апостол Иаков сам мог быть главою суровой иудейской партии и прибавляет к этому: τ?νες απο Ιακ?βου представляются не как вестники или поверенные, а только как члены его епархии. Они произвели в Антиохии возмущение без его воли. Это те же, что τ?νες εξ ?μ? в Деян. XV, 24». Итак, иудео-христиане, пришедшие по следам Петра в Антиохию, — это были обычные ревнители закона, по имени христиане, а по духу иудео-фарисеи. Без всякого сомнения, они слишком нехорошо посмотрели на поведение апостола Петра и были не прочь произвести в Антиохии второе возмущение, нарушить мир, только что утвердившийся здесь после иерусалимского собора. Хорошо знакомый с характером мнительных ревнителей закона из всегдашнего обращения с ними апостол Петр, по всей вероятности, вздумал успокоить их, чтобы только отклонить угрожающую опас­ность. Для этого он неожиданно изменил свои отношения к язычникам — христианам. Ибо, до прибытия «некоторых от Иакова», ел вместе с язычниками, а когда те пришли, стал таиться и уст­раняться, опасаясь обрезанных. Вместе с ним лицемерили и прочие иудеи, так что даже Варнава был увлечен их лицемерием (Гал. II, 12-13). Увидя, что они не прямо поступают по истине евангельской, св. апостол Павел не выдержал соблазна. Как всегдашний защитник христианской свободы, он вступился за своих христиан из язычников, обиженных таким гнушательством со стороны целой иудео-христианской Церкви в лице апостола Петра. Давно ли утвердилось христиан­ское общение между Иерусалимской церковью и Антиохийской? Давно ли, в присутствии той и другой, из уст Петра и Иакова слышались неподдельные слова христианской любви к язычникам? Давно ли, во имя этой любви, проповедано было по всем поместным церквам слово христианской свободы и братства? В минуту горячей ревности, апостолу языков представилась вся несправедливость такой обиды. Потому, при всех иудеях, он не преминул обличить апостола Петра. Аще ты иудей сый, сказал он ему тоном обиженной спра­ведливости, язычески, а не иудейски живеши, почто языки нудиши иудейски жительствовати (Гал. II, 14), Другими словами: «Если ты, иудей по природе, не признаешь оправдания делами закона, не ставишь в заслугу обрезания, а ждешь спасения от веры в Иисуса Христа: то зачем лицемеришь, поступаешь против собст­венного своего убеждения, — зачем язычникам подаешь пример иудейской жизни?» Блаженный Иероним думает, что это столкно­вение между апостолами сделано было притворно, по предваритель­ному взаимному соглашению их, с целью обличить иудеев в их слепой привязанности к закону и в необщительности с язычниками. Но блаж. Августин решительно отвергает такое толкование. Оно, в самом деле, не оправдывается ничем, ни достоинством первоверховных апостолов, ни целью, с которою передает апостол Павел случившееся событие, ни важностью самого предмета, из-за которого вышло столкновение. Притворство двух апостолов, недостойное их нигде, тем более было недостойно перед лицом целой христианской Церкви. Апостол Павел говорит об обличении Петра в защиту своего апостольского достоинства. Но, очевидно, в таком важном деле он не мог сослаться на обстоятельство, притворно разыгранное.

Еще менее мог он допустить ложную историю в деле утверждения христианской   свободы, в   открытой   борьбе   из-за  такой   высокой истины со своими бдительными и злобными врагами. Яже пишу вам, се пред Богом, яко не лгу (Гал. 1, 20), — вот с какою клятвою он уверяет своих читателей в истинности преподанного им учения и достоверности  своего  повествования!   Нет, обличение апостола Петра Павлом было истинное обличение, высказанное от глубокого сердца, с горячей ревностью по правде евангельской. Но, вместе с тем, оно, действительно, было направлено против пришельцев — иудеев, против их опасной мнительности, которую апостол  Петр вздумал только подавить, из желания сохранить мир в Церкви, но этим ненамеренно обидел антиохийских христиан. Уважая мнитель­ность  иудеев, апостол  Петр  упустил  из  внимания  мнительность христиан — язычников, у которых постоянно оспаривали христиан­скую свободу. Зато мнительность этих последних, оказалось, спра­ведливо уважил апостол необрезания. Тот и другой, таким образом, были одинаково правы. В обличении Петра остались виновны одни пришельцы иудеи со своим самоуверенным благочестием; на них только, согласно с мнением блаж. Иеронима, и пало обличение, высказанное св. апостолом Павлом. Порфирий, известный   враг христианства, и богоотступник  Юлиан смеялись над  поведением апостола Павла, видели  в   его  поступке  выражение  гордости  и мелочности, вместе с притязательностью на первенство. Нечего и говорить   о   том, что они сделали это, как закоренелые враги христианства, просто из дикого желания посмеяться над апостолом Павлом и очернить его. За всем тем, настоящим мотивом, к которому нашли они придраться, действительно, были гордость и мелочность только не в апостоле Павле, а в самонадеянных ревнителях вет­хозаветного благочестия — иудеях. Прежде всего, в поведении этих последних подметили они мелочность, рассчитанную на преимуще­ство перед язычниками и от этой-то стороны дела непоследовательно заключали о мелочности и гордости якобы апостола Павла, ввя­завшегося будто бы в дело, не стоящее внимания. Вместе с тем, они не поняли или не хотели понять того, какая опасность для первенствующей Церкви соединялась тогда с мелочностью иудеев. Достаточно было вникнуть в смысл этой мелочности, в пагубное влияние оной на юное общество правоверных, чтобы признать ее, вместе с апостолом Павлом, стоящей внимания и обличения (Христ. Чт. 1874 г. Ч. 2, стр. 614).  (к началу)

 

Свидания св. Апостолов Петра и Павла.

Св. История не показывает нам, чтобы Павел, до обращения ко Христу был знаем Петру; — едва ли даже они видели друг друга.

Первое свидание их случилось через три года по обращении Павла (Гал. 1, 18; Деян. 9, 26-50). Приняв св. крещение от Анании в Дамаске, Павел тотчас с дерзновением начал проповедовать имя Христово и между тем ходил в Аравию, откуда опять возвратился в Дамаск. Потом он отправился в Иерусалим и покушался пристать к ученикам Христовым; но все боялись его, не веря, что он ученик Христов и перестал гнать верующих во имя Христово. Варнава, известный церкви Иерусалимской своей ревностью по вере и удо­стоверившийся в искренности обращения Павлова, представил его апостолам и рассказал им, как на дороге явился ему Господь и как он в Дамаске небоязненно проповедовал имя Иисусово. С сего времени Павел постоянно обращался с апостолами в Иерусалиме и свою проповедь соединил с их проповедью. Такое общение с апостолами было весьма утешительно для Павла и полезно для будущего его служения Евангелию Христову. По слову самого Павла, целью путешествия его в Иерусалим, между прочим, было — соглядати Петра (1, 18), увидеться и познакомиться с ревностнейшим из апостолов. Первым и самым естественным побуждением к свиданию должно почитать непреодолимое влечение благочестивой души Павловой к святому общению с ближайшими учениками — самовидцами Слова, слышавшими радостную весть о спасении от Самого Спасителя, видевшими боголепное лицо Господа Иисуса: такое общение есть потребность святых душ. Павел пробыл у Петра пятнадцать дней — очень довольно для того, чтобы удовлетворить святому желанию — видеть друг друга и утешить друг друга взаимной беседой. Хотелось бы знать, о чем они беседовали? О том, конечно, что более всего любили — о Господе Иисусе, Которого оба любили пламеннейшей, чистейшей, истинно апостольской любовью. Есте­ственно, Петр должен был говорить более, а Павел — более слушать; какой повествователь и какой слушатель! какая беседа и какие собеседники! — Враги креста Христова в Иерусалиме вооружились против Павла и искали убить его; христиане, узнав о сем, препро­водили его в Кесарию и потом в Тарс (Деян. 9, 29, 30). Так кончилось первое свидание апостолов Петра и Павла.

Второе свидание верховных апостолов можно относить к тому времени, когда антиохийские христиане, по случаю голода в Иеру­салиме, отправили св. Павла в Иерусалим с милостыней для та­мошних христиан: но подробности сего пребывания Павлова в Иеру­салиме не описаны Лукой (Деян., гл. 11).

При третьем свидании святые апостолы, Петр и Павел, являют­ся преимущественно, как апостолы — служители и основатели Церкви. Частных их бесед мы не знаем; но св. Лука передает нам историю апостольского собора, где действовали, вместе с другими, св. Петр и Павел, и где решен был вопрос, должно ли обращающимся ко Христу язычникам обрезываться и соблюдать прочие постановления обрядового Моисеева закона? Св. Петр первый подал свой голос; вра­зумленный видением (Деян. гл. 10), он утверждал, что должно осво­бодить христиан из язычников от соблюдения ветхозаветных обрядов. За ним Варнава и Павел рассказали, какие чудеса произвел Бог через них у язычников, и сим подтвердили положение Петра. Св. Иаков, епископ Иерусалимский, заключил дело соборное приведением древних пророчеств и своим согласием на мнение Петра и Павла. — Другой предмет беседы Павла с апостолами и, следовательно, с Пет­ром, была проповедь самого Павла, желавшего иметь и внешнее свидетельство об истине своего учения и подтверждение со стороны апостолов, для предотвращения и погашения всякого соблазна и для успеха своей проповеди, о чем и предложил он апостолам, бывшим в Иерусалиме, наедине. Оказалось, что учение Павлово совершенно согласно с учением прочих апостолов, которые, вполне уверенные в данной Павлу благодати апостольства, дали руки Павлу и Варнаве, в знак согласия, чтобы им идти к язычникам, а Петру с другими — к обрезанным, к иудеям. Свидание — важное, имеющее большое влияние на все общество верующих (Деян. гл. 15, Гал. )!

Четвертое свидание случилось в Антиохии и описано самим Павлом (Гал. 2, 11-26). Петр, придя в Антиохию, сначала ел с христианами из язычников и свободно с ними обращался. Но, по прибытии некоторых Иерусалимских иудеев от Иакова, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных. Его примеру последовали и прочие иудеи, и даже Варнава, сподвижник Павлов. Св. Павел, ежеминутно готовый умереть ради истины, видя, что они не прямо поступают по истине Евангельской, сказал Петру при всех: аще ты иудей сый, язычески, а не иудейски живеши, почто языки нудиши иудейски жительствовати? — Таким явным обличением исправлен явный соблазн. Велик Павел в обличении Петра; велик и Петр, выслушавший обличение! Велика ревность и дерзновение Павла; велико смирение и послушание Петра!

Виделись ли еще, и где именно, святые первоверховные апостолы, неизвестно из книг св. Писания, которое говорит только о последнем путешествии св. Павла во Иерусалиме, не упоминая о свидании его с Петром (Деян. гл. 20, 21). Предание свидетельствует, что святые Апостолы Петр и Павел виделись еще раз на земле, в последнее время своей подвижническо-апостольской жизни и в один День, именно 29-го июня, в одном городе — Риме, пострадали за имя Иисуса, возлюбленного Учителя, Господа и Спасителя. Это свидание предсмертное, знаменательнейшее, утешительное для самих апостолов и поучительное для всех верных! Но благочестивый христианин может только сожалеть, что предание не сохранило подробных сведений о предсмертном свидании и беседах св. апо­столов, и должен, по необходимости, ограничиться тем, что дошло до нас. Нерон, первый и жесточайший из гонителей христианства, для своего зверского удовольствия, сам сжег свою столицу и сложил вину гибели Рима на невинных христиан, которые, по сему случаю, подверглись страшным мучениям. Св. Павел, любивший и воз­любивший своих учеников до смерти, поспешил к развалинам столицы Римской Империи утешить их общением любви своей и разделить с ними мученический венец. Видимо, наступало время, когда надлежало исполниться желанию апостола — разрешиться от смертного тела и со Христом быти. По той же, вероятно, причине прибыл туда и св. Петр. Нерон много замучил людей, умертвил даже мать свою: не доставало в его злосчастной и нечестивой жизни одного преступления — убиения первоверховных апостолов, — и оно совершено им. Много потрудились святые апостолы ради Христа Спасителя: недоставало в их богоугодной и страдальческой жизни одного последнего подвига — смерти за имя Христово; и сей подвиг совершен; апостольское учение запечатлено кровью и подтверждено мученической кончиной первых основателей и распространителей Церкви Христовой. Можно заметить, на основании последней главы второго послания Павлова к Тимофею, что Петр прибыл в Рим и начал разделять узы Павловы незадолго до их общей кончины, а прежде Павлово пребывание в темнице было уединенное. Димас, прежде сотрудник апостола (Филим. 23), оставил его, возлюбив нынешний век, и ушел из Рима в Фессалонику; Крискент отправился в Галатию; Тит в Далматию; Тихика апостол послал в Ефес, Ераст остался в Коринфе: Трофим, больной, в Милите. При первом ответе перед мучителями никого не было с Павлом, — все оставили его, кроме Господа, видимо и невидимо пребывавшего с ним; из земных друзей и постоянных сотрудников не отлучался от апостола один Лука. Понятно после сего, почему апостол умоляет Тимофея придти к нему скорее, и как могло обрадовать его посещение возлюбленного ученика его — Тимофея (2 Тим. 1, 4). Но Господь даровал ему радость, какой он и не ожидал в последние скорбные минуты земной жизни, — радость свидания с ап. Петром, с коим всю жизнь подвизались единодушно в проповедании Евангелия Христова (Воскр, чт. Г. VII, стр. 109).  (к началу)

 

Наружный вид ап. Павла, его природные дарования и характер.

Иннокентия, Архиеп. Херсон.

Из 2 Кор. 10, 20 заключают, что апостол Павел был весьма не за­мечателен по виду и мал ростом. Св. Златоуст в одной беседе называ­ет его человеком в три локтя (ανΟφωπον τριπηχ?ν). Думают, что сочинитель Филопатриды (Луциан или кто другой) имел в уме Павла, когда выводил на зрелище Галилея, у коего на верхней части го­ловы нет волос, с орлиным носом, по воздуху восходившего до третье­го неба. Но никто не оставил нам такого описания Павла, по внешне­му виду, как Никифор Каллист. «Павел — говорит он, — был ростом мал, непрям и несколько согбен; лицо у него было чистое и являло признаки долгих лет; голова плешива; в глазах его усматривалось весьма много приятности; брови — поднятые вверх и как бы разбега­ющиеся; нос продолговат, с приятною неровностью; борода густая и довольно длинная, по местам с сединой, так же как и голова». Портрет весьма выразительный; жаль только, что он писан спустя 13 веков по смерти апостола и неизвестно — с какого подлинника!

Если в самом деле апостол Павел был мал ростом, то на нем оправдалось мнение, что в малом теле нередко бывает душа истинно великая. Благодать, без сомнения, преобразовала и усовершила в нем дары природы; но сии дары сами по себе были весьма велики. Нет ни одного качества, потребного для великих умов и характеров, коего не усматривалось бы в Павле. Св. Златоуст равнял его по естественным дарованиям к любомудрию с Платоном, — сравнение неопределенное; ибо тот и другой действовали при совершенно различных обстоятельствах: один во свете Духа Божия, другой при слабом светильнике разума; но то несомненно, что гений Павла, если бы Промысл судил ему явиться под небом Греции, не потерялся бы в толпе последователей Платоновых, и к списку мудрецов греческих прибавилось бы еще одно великое имя.

Характер Павла есть характер вселенского учителя, характер посланника  Божия к  роду  человеческому. У  него все служит в пользу евангелия, к славе  Божией — и довольство, и нищета, и похвала, и поругания, и свобода, и узы, друзья и враги, жизнь и смерть. Перед ним, как перед Богом, Коего он посланник, нет ни иудея, ни эллина, ни раба, ни свободного, ни мужского пола, ни женского: все едино во Христе Иисусе. С язычником — он язычник, беседует о естественной религии, ссылаясь на поэтов, извиняет лета их неведения об истинном Боге; с иудеем — иудей, рассуждает о знаменовании   обрядового   закона, совершает   обеты, наблюдает различие яств, предписанное законом; со слабым совестью — слаб, умеряет свободу христианскую, воздерживается от идоложертвенных, хотя совершенно уверен, что идол есть ничто. Но во всех случаях виден учитель истины, образец чистоты нравственной, сосуд благодати (Сочин. т. IX, стр. 460).  (к началу)

 

О том же,

Фаррара.

Некоторые предания и древнейшие попытки изобразить апостола Дают возможность судить об его наружном виде. Перед вами человек небольшого роста и, вследствие болезней телесных, непредставитель­ной наружности, как апостол изображается на древних иконах и по некоторым преданиям. Но когда вы заговорите с ним; когда предвзятая мысль, внушаемая его видом, исчезнет; когда, в минуты небесного вдохновения и сердечной христианской любви в этом мертвенном, изможденном теле заблестит светлая душа; когда че­ловек с пламенным энтузиазмом, открывая все величие своей мо­гучей внутренней силы, заставляет вас забывать об его наружности; когда, торжествуя над своей телесной слабостью, он поражает своих врагов ужасными обличениями или распускает пророческие крылья, чтобы вознести к небесному Отцу души тех, которых любит: то вы видите человека, каков был Св. Павел. Это — Павел, который предает сатане дерзкого оскорбителя Церкви, осуждает с твердостью претензии ложных умствователей и умствований — мечет гром нрав­ственного негодования на подпольные замыслы иудействующих, поражает слепотою глаза Елимы, повелительно распоряжается дву­мястами душ в разбитой и лишенной парусов лодке, дает, на основании только природного превосходства, приказание центуриону и римским солдатам, которые были его стражами. Это — Павел, который мановением руки отодвигает чернь от Антониевой лестницы, — обращается с требованием к Феликсу, говорит, как равный, с правителями и царями, борется с дикими зверями в Ефесе, встречается лицом к лицу со львом в Риме. Когда вы увидите и услышите его, — вы забудете, что такое сокровище заключено в сосуде глиняном. Через непрозрачную глину будет светиться скрытая лампада, которая блещет ужасом для врагов и светит путеводной звездой друзьям.

Таким образом, допуская все эти невыгоды: непредставительную наружность, страх и трепет, болезненность, сознание принадлеж­ности к ненавистной секте, проповедь о Распятом Искупителе, — мы увидим, что они с избытком искупаются обладанием несравненно высших дарований. Он находит себе некоторую помощь в полном изучении веры своего народа, в знании ремесла, которое служило поддержкой его жизни, в знакомстве с нравами и обычаями людей всякого состояния и племени, вследствие своей долгой жизни в городах еврейских и языческих. Как бездетный вдовец, он не связан был домашними узами и переносил скорби в одиночестве, не рискуя спокойствием и жизнью тех, которые бы от него зависели. Обладание правами римского гражданина, хотя не защищавшими его против тревог в провинциях, хотя он и сам уклонялся от заявления таких преимуществ перед своими соотечественниками, — спасало его при многих наиболее опасных обстоятельствах. Но все это было ничто в сравнении с другими, более высшими дарами, каковы: изумительная стойкость, которую не могли истощить никакие пытки; глубокое убеждение, что Господь призвал его на апостольство, чтобы «покорить язычников вере словом и делом»; любовь к человечеству, поселявшая в нем готовность войти в общение ради спасения души как с бывшими прежде грабителями и пьяницами, так и с кроткими, невинными, скромными женщинами; благовоспитанность, которая давала ему возможность быть равно уважаемым между властителями и рабами; могучее слово, которое гремело или звучало тихо, смотря по надобности, то возвышаясь до восторженного красноречия, то ниспадая до глубочайшего смирения; ясность взгляда, с которою он, жертвуя неважными обстоятельствами, стремился постоянно к достижению одной конечной цели; полная свобода от рабской ме­лочности, составляющей характеристическую черту невысоких умов; дух уступчивости; уменье обходиться с каждым человеком; доволь­ство меньшим против того, что должно. Но, кроме всего этого, в жизни и творениях Св. Павла выразились ясно и другие, более драгоценные качества. В них ярко блещет любовь к обращенным им в христианство, которая звучит в его словах, как бы прерыва­ющимися рыданиями, когда он размышляет, с одной стороны, об их привязанности, с другой — о неблагодарности; убеждение, что проповедует  истину  до  сознания  за  собою  права  сказать: «кто благовествует вам  не то, что  вы  приняли, да  будет  анафема»; миссионерская неутомимость, которая влечет его из города в город, из страны в страну для дела Божия; горячность стремления, которая приводит его в восторг при виде основанных между язычниками церквей, где он был первым послом Бога мира, и наконец, совер­шенная вера, которая делает его способным с охотою или, лучше сказать, с радостью жертвовать всей своей жизнью, подвергаться пересылкам из города в город в качестве раба  и заключенника (Жизнь и труды Св. Ап. Павла, т. 1, стр. 211).  (к началу)

 

Что ты Меня гонишь? (Деян. IX, 4).

В те дни, когда Павел, называемый Савлом, был жесточайшим гонителем христиан, ни один из иудеев не мог равняться с ним в ревности к истреблению нового учения. Он проникал во все самые тайные собрания христиан, предавал их мучителям и даже сам поступал с ними бесчеловечно.

Все, что Савл ни предпринимал против христиан, предпринимал в полной уверенности, что он поступает справедливо. Он почитал их не иным чем, как отступниками от прежней религии; людьми, отвергающими Моисея и пророков, нарушителями закона, данного Богом на Синайской горе.

Когда он был на пути к Дамаску, дабы открыть там поклонников Иисусовых и, связав, привести на суд в Иерусалим; тогда осиял его свет с небес, и он, в трепете повергшись на землю, услышал голос: Савл! Савл! что ты Меня гонишь?

Сие явление произвело в нем действие на всю последующую жизнь его. Он переменил свои мысли. Он познал Божество Иисуса Искупителя, Которого преследовал, и с того самого часа сделался вернейшим Его последователем. С того часа он сам решился под­вергнуться гонениям, которые недавно воздвигал на других. Он сам претерпел за Иисуса обиды, узы темницы, которые прежде давал другим за Иисуса. Он крестился, не удержал ничего из прежнего состояния своего и отложил даже самое имя, под которым был столько страшен для первых христиан.

И ныне каждый человек, подобно Павлу, слышит голос Божества. Сей голос часто вещает человеку в решительные минуты его жизни: Что ты Меня гонишь?

Каждый человек, подобно Савлу, имеет какое-либо сильное желание, к достижению которого он стремится с великим рвением, с напряжением всех сил своих. Не всегда цель его бывает благородна: редко намерение его бывает и столько извинительно, сколько на­мерение Савла; и однако, он стремится к избранному однажды предмету. Его покушения не удаются; но каждая неудача тем сильнее подстрекает его к достижению своих желаний. Среди усилий своих, он познает, что в плане Провидения находится нечто со­вершенно отличное от его намерений: он видит, что обманывается в своих желаниях, надеждах, ожиданиях; он видит, что его воля противна воле Правителя вселенной. Однако, он противоборствует, напрягается, как будто бы слабая рука его могла остановить сильное, все ниспровергающее течение судьбы. Таким образом он приготов­ляет только собственное несчастие, которое наконец страшно пора­жает его. Тогда он слышит предостерегающий его голос: Что ты меня гонишь? Но тщетно: он столько горд, что не хочет переменить своих намерений и обратиться на путь правый. Жестокость страсти влечет его к падению. Он видит бездну, к которой приблизился; но не перестает обольщать себя и, по упорству своего самовольства, силится невозможное сделать возможным. Тогда настает конец его поприща: Бог судит его, и он погибает в полноте своего развращения.

Каждый, рано или поздно, слышит в сердце своем голос Божий, иногда кроткий и дружелюбный, иногда строгий и страшный.

Когда мы с сердцем, исполненным забот и низких страстей, с сознанием наших слабостей и пороков, рассматриваем летнее велико­лепие природы, в которой все — от капли росы, дрожащей на стебле, до звездного неба, от червя, пресмыкающегося в пыли, до орла, парящего в облаках — все возвещает нам благость, любовь и святость Творца; когда взор наш с восторгом усматривает величие и славу Бога во всех Его делах; когда тихое умиление наполняет душу нашу, и внутреннее чувство вещает, как благ Бог, и как мы злы; как чисто все, происходящее из руки Его, и как нечисты наши мысли и желания: то это есть тихий, исполненный любви, голос, который говорит нашему сердцу: Что ты Меня гонишь?

Когда осень осыпает нас всеми дарами Божия благословения; когда поля, луга и леса покрываются плодами, дабы люди и звери изобильно находили пищу свою: когда мы, неблагодарные, помыслим в сие время, сколько страждущих отвергли мы жестокосердечно без всякого утешения, сколько плачущих оставили с неосушенными слезами; когда мы сравним, как много даровал нам Бог, и как мало сделали мы ко благу ближних, несмотря на то, что Господь дал нам великие к тому средства: то не должно ли внутреннее чувство укорять нас в наших поступках? Сие чувство есть голос Бога, Который с кротостью и любовью говорит: Что ты Меня гонишь?

Когда кровавая война обращает в пепел города и села, опустошает поля, отнимает у детей отца и у матери сына: то это страшный голос Бога, Который говорит человеческому роду: Что ты Меня гонишь?

Когда из черной тучи раздается треск грома; когда сверкающая молния воспламеняет чертоги сластолюбца или хижину нищего; когда язва опустошает целые страны; когда свирепая буря исторгает дубы, опровергает домы, погружает корабли в морских безднах: то это есть страшный голос Всемогущего, Который говорит человеку: Что ты Меня гонишь?

Часто среди сладкого шума земного блаженства постигает нас тяжкая судьба; часто исторгается у нас то, к чему сердце наше более всего прилеплено было, что мы делали своим идолом; часто теряет все свое имущество тот, кто жил только для собирания сокровищ на земле; часто лишается всей своей чести тот, кто для достижения славы перед человеками забывал все обязанности свои; часто лишается нежно любимого друга, отца, сына тот, кто в такой любви забывал, что в жизни сей нет ничего продолжительного, что не земное, но вечное, обитающее в земном, достойно истинной любви. — И в разрушенном счастье сластолюбца, в нищете любостяжателя, в поношении честолюбивого, в горести плачущего над гробом — строго вещает ему голос Божий: Что ты Меня гонишь?

Но как смертный может гнать Вечного? Как может гнать Иисуса? Мы не можем гнать Его, как гнали иудеи, когда схватили Его, как разбойника, покрыли ругательствами и ранами и пригвоздили ко кресту. Да и самый Павел не мог гнать лично Иисуса, воскресшего и восшедшего на небо; и однако, он слышал голос с небес: Савл! Савл! Что ты Меня гонишь?

Кто с завистью и недоброжелательством унижает своего ближнего, посмеивается над ним, старается омрачить его имя, тот гонит Иисуса, кто во гневе за мнимую или действительную обиду дышит мщением и не успокаивается, пока не отяготит противника своего бедствием, тот гонит Иисуса, кто обременяет нищету лихвою, утаивает чужое добро, обманывает неопытного, тот гонит Иисуса; кто дары благословения Божия корыстолюбиво употребляет для одного себя и изобилие свое охотнее расточает на роскошные пирше­ства, великолепные одежды и дорого стоящие забавы, нежели на облегчение участи страждущего болезнью и нищетой, на содействие к общему благу; тот гонит Иисуса. Кто по сластолюбивым замыслам разрушает чистоту и спокойствие невинности, погубляет телесные и душевные силы неопытной юности; тот гонит Иисуса. Ибо Иисус говорит: Поелику вы сделали сие одному из братьев Моих меньших, то Мне сделали (Матф. 25, 40).

Мы гоним Бога пренебрежением святых заповедей Его. Так гонят дети своих родителей, когда не исполняют их приказаний и советов, когда совершенно их забывают, или даже с гордостью отрекаются от них перед миром. Так и человек отрекается от Бога, ежели не устами, то, по крайней мере, сердцем, когда он поступает так, как будто бы не было всеведущего Мздовоздаятеля.

Есть Бог! — вопиет совесть грешника. Нет Бога! — вопиют дела грешника. Он носит в груди своей вечные законы правды и истины и совершает дела неправды и лжи. Вот отречение от  Бога!  Он вступает в храм высочайшего существа, видит множество христиан, погруженных в благоговение и молитву, слышит благовествование святого слова, слышит напоминание о своих обязанностях — и вы­ходит из храма, не помышляя о своем исправлении, даже не имея желания отложить свои пороки. Вот презрение Бога и Его законов! Являются торжественные минуты, в которые сердце его становится чувствительнее и мягче, когда он счастливо избегает великой опас­ности   или   получает   неожиданную   радость, или   простерт   на мучительном одре болезни, или проливает слезы на гроб любимого человека; тогда он чувствует могущество и силу Божию, чувствует свое недостоинство перед Всевышним, и голос Божий говорит в его сердце: Что ты Меня гонишь! Он входит в себя, раскаивается, усматривает ничтожность всего земного, усматривает необходимость прилепиться к Богу, к добродетели; он молится и дает торжественный обет переменить себя. Но торжественная минута проходит, и все предается забвению. Он нарушает обеты, в которых клялся перед Всеведущим. Мир снова становится ему дороже вечности. Вот през­рение величия Всевышнего! Он, может быть, сохранил бы слово, данное всякому человеку; но нарушает обеты, данные Богу. Он хочет казаться честным перед очами тленного человека, но не перед очами вечного Бога. Он страшится наказания и укоризны человеков, но не боится воздаяния праведного Судии.

Самое   непостоянство, по  которому   мы   в   известную   минуту намереваемся творить добро, но в следующую за нею творим зло, есть нарушение того глубокого почитания, которым мы обязаны Виновнику нашего бытия. Легкомыслие, с каковым мы предаемся скоропреходящим впечатлениям внешних обстоятельств и никогда не поступаем так, как заповедал Иисус, но как нам приятнее, — сие легкомыслие есть оскорбление великого Бога, Которому мы отказываем в каждом пожертвовании, требующем самопобеждения, между тем как чувственным похотям нашим приносим столь тяжкие жертвы.

Посему-то так часто голос Божий взывает к грешному челове­ческому сердцу: Что ты Меня гонишь!

За что гнать Того, Который простирает к нам бесконечную любовь Свою? За что презирать Того, Который нас хранит и ограждает? За что отрекаться Того, Который нам являет Себя в великолепии всей вселенной, в дарах природы, в самых плачевных приключениях жизни, о Котором совесть дает нам вечное свиде­тельство?

Обратись, кто понимает сей голос Божий! Обратись, раскайся, подобно Павлу, и из. гонителя Иисусова сделайся верным Его свидетелем, живым Его образом в делах, словах и помышлениях. Обратись, и чешуя грехов твоих отпадет от глаз души твоей, и ты увидишь свет, просвещающий тебя на всяком шагу жизни твоей! (Христ. чт. 1824 г., ч. 15, стр. 226).  (к началу)

 

Мнимые разности в повествовании об обращении ап. Павла.

1. Слышали и не слышали.

«Люди же, шедшие с ним, стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя» (Деян. 9, 7).

«Бывшие же со мною свет видели и пришли в страх: но голоса, говорившего мне, не слыхали» (Деян. 22, 9).

Совершенно естественно и весьма легко объяснимо, если при неоднократном повествовании об одном и том же событии разными лицами, как здесь, евангелистом Лукою и самим ап. Павлом, встречаются в этих различных повествованиях некоторые разности. Часто эти разности, как мы неоднократно замечаем у четырех евангелистов, составляют только взаимные восполнения или же кажущееся различие, и противоречие имеет свое основание в повер­хностном, недостаточном нашем знании обстоятельств сказанного; между тем как внимательнейшее изучение дает нам видеть все в совершеннейшем свете и полнейшей гармонии. Это нужно сказать и о вышеприведенных двух текстах.

В первом из них  (Деян. 9, 7)  еванг. Лука главным образом Упоминает о великом удивлении спутников Савла, когда они слышали какой-то голос, кого-то говорящего, но никого не видели. Другими словами, они слышали голоса, но не слышали отдельных слов, и не понимали то, что говорилось, а также и никого не видели.

В другом же месте (Деян. 22, 9), сам апостол говорит о различных действиях, какое произвело явление на него самого и на его спутников. Спутники видели свет и пришли в страх, «голоса же, — говорит ап. Павел, — говорившего мне, не слыхали»; они не понимали, что говорил Господь Иисус, между тем как Павел ясно слышал не только голос, но и узнал, Кто говорил с ним. Спутники же слышали только непонятные для них звуки голоса, но не слышали раздельных слов; следовательно, они и слышали и не слышали. Они были подобны тем людям, о которых говорит Иисус Христос: «они видя не видят и слыша не слышат и не разумеют» (Матф. 13, 13 ср. Дан. 10, 7).

Другой подобный случай слышания и непонимания, или неслы­шания, в Иоан. 12, 28, 29, где говорится: «Тогда пришел с неба глас: и прославил, и еще прославлю». Народ, стоявший и слышавший то, говорил: «Это гром, — а другие говорили: ангел говорил ему». Этот голос с неба был не только гром, шум или звук, но словесное объявление, ответ небесного Отца, совершенно ясно понятый Гос­подом Иисусом и евангелистом Иоанном: «И прославил, и еще прославлю». Но народ, стоявший при этом, хотя «слышал» голос, как очень громкий, и пришел от него в ужас, но слов его не понимал. Следовательно, и здесь так же могло быть сказано, что народ слышал и не слышал, так как он слышал, конечно, звуки голоса, а не известные, определенные слова его.

Между слушанием и слышанием часто может быть большое различие; иногда оно значит только одно внешнее восприятие звуков, а иногда внимательное слушание и понимание, как напр. в Матф. 18, 15: «если послушает тебя, то приобрел ты брата своего». В приведенном уже месте это слово имеет то и другое значения: и слышание и неслышание. То же нужно сказать и о словах в Деян. 9, 7 и 22, 9. И это объяснение слова дает основание к полному соглашению указанных мест книги Деяний Апостольских. Ежеднев­ная жизнь каждого из нас подтверждает также это объяснение, потому что нередко случается, что слышишь издали голос, и даже очень громкий, и однако не слышишь его, потому что не понимаешь его и слов его.

Мы здесь говорили о слышании и неслышании. Это имеет отношение и к слушанию Евангелия. Многие слушают Евангелие, но о них можно сказать, что они слушают его, не понимая и не принимая к сердцу; они слышат только как бы звук Евангелия, а не голос Духа Божия в нем. Так слышали спутники Павла, и о них неизвестно, чтобы они обратились ко Христу. Другие же, напротив, слушают Евангелие, как голос Божий, понимают, Кто с ними говорит, и разумеют слышимое; они слушают не только слухом, но и сердцем, и это приводит их, как некогда Савла, ко спасению. Поэтому Господь Иисус говорит: «Итак, наблюдайте, как вы слушаете» (Лук. 8, 18). (Воскр. чт. 1876 г., т. II, стр. 18).

2. Стояли и упали на землю.

«Люди же, шедшие с ним, стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя» (Деян. 9, 7).

«Все мы упали на землю, и я услышал голос, говоривший мне на еврейском языке: Савл, Савл!  Что ты гонишь Меня? Трудно тебе идти против рожна» (Деян. 26, 14).

В повествовании об избрании Савла есть еще одна разность, на которую указывают, как на противоречие. Необходимым находим выяснить и это мнимое противоречие. В Деян. 9, 7 сказано, что спутники Павла «стояли в оцепенении», между тем как в Деян. 26, 14 говорится, что «все упали на землю».

Дело происходило, можно предполагать, таким образом. В первую минуту явления и ужаса, когда свет внезапно осиял их и когда послышались первые слова к Павлу, все бывшие с ним упали на землю. Ужас и при этом падение всех на землю совершенно понятны.

Но, спустя немного времени, когда прошел первый страх, спутники Павла встали, между тем как сам Павел оставался в том же положении и в трепете и ужасе спрашивал: «Господи! что повелишь мне делать?» Во время же дальнейшего разговора Господа с Павлом спутники его «стояли» как бы в оцепенении от происходившего; и только уже после разговора, как ясно замечено, «Савл встал с земли» (ст. 8), а прежде, чем он встал, о спутниках его сказано, что они стояли (ст. 7). Следовательно, сказанное в Деян. 26, 14 случилось в первую минуту события, а в 9, 7 дееписатель повествует о происходившем позже, именно: когда Господь говорил с Савлом, они поднялись с земли и смотрели на все с удивлением (Воскр. чт. 1876 г., т. 2, стр. 20).  (к началу)

 

О слепоте Павла и о том, почему с неба беседует с ним Бог (ст. 8).

Исидора Пелусиота.

Как шерсть, приготовляемую к принятию ею в себя багряной краски, по драгоценности будущего из нее одеяния, кладут под весьма сильный гнет: так велемудрый Павел, отсеченный от иудей­ского неразумия, был под гнетом трехдневной слепоты, чтобы и самому стать Божиею багряницею и побуждать всех людей сделаться тем же (Тв. ч. 1, стр. 199).  (к началу)

 

На сказанное об апостоле: сосуд избран Ми есть сей (ст. 15).

Его же.

Сосуд избран Ми есть сей, сказал Христос о Павле, когда вручал ему апостольскую проповедь. Ибо Церкви Своей, за которую излиял драгоценную кровь Свою, не предал бы такому учителю, который бы впоследствии не привнес от себя добродетель, сораз­мерную благодати. Не произнес бы и сего свидетельства, не ус­матривая в нем усердия, соответствующего величию дела. Ему угодно было, чтобы проповедь пронеслась повсюду, усиливаемая не только словом, но и нравственностью проповедующих. Чудеса могут дать место лукавому подозрению, а правая жизнь заграждает уста самому дьяволу. Посему намеревающиеся не прилагать никакого попечения о правой жизни да не думают, что проповедь преодолевала только чудесами, потому что всему, что совершали и говорили проповедующие, содействовала и их жизнь, не представлявшая никакого повода к укоризне. Если бы и ныне наставники в жизни своей соревновали апостольскому житию, то, может быть, совер­шались бы чудеса; а если бы и не совершались, то жизни их было бы достаточно к просвещению видящих (Тв. ч. II, стр. 470).  (к началу)

 

Мысли   на   ст. 21.

Еп. Феофана,

Когда св. Павел стал проповедовать в Дамаске, все дивились, говоря: не сей ли есть гонивый? И всегда так бывает, что те, среди которых кто-либо обращается от неверия к вере, или от греха к добродетели, дивятся, что сделалось с этим обращенным? Все де­скать — шло у него по нашему, а тут вдруг все стало иначе — и речь, и взор, и поступь, и мысли не те, и начинания иные, и места посещения другие. Тут то же бывает, как если б шел кто на запад, и вдруг повернул на восток. Обе эти жизни противоположны и одна другую исключают. Кто захотел бы совместить их, или сос­тавить цельную жизнь частью из того, частью из другого, тот потратит и время и труды, а успеха никакого не будет. Кое общение! Только не понимающие дела могут говорить: «Зачем так круто?» (Домаш. Бес. 1871 г. Вып. 16, стр. 495).  (к началу)

 

Апостол Петр в Лидде и Иоппии

(Деян. IX, 31-43).

Когда Савл, сделавшись избранным сосудом благодати, пребывал в Аравии; в это время утихло в Иудее гонение, коего первоначально он был важным орудием. Церковь Иерусалимская, если и теперь не могла еще собрать рассеянных чад своих, то, по крайней мере, начала через них успешнее действовать в других местах.

Гонение, доставив случай верующим, жившим вне Иерусалима, оказать странноприимство преследуемым чтителям Иисуса, без сом­нения, способствовало к большему их сближению. Оно могло еще оживить во многих семена веры, которые были посеяны частью Самим Господом, во время многократных Его путешествий по Иудее и Галилее, а частью апостолами, когда они, по Его повелению, проповедовали царствие небесное погибшим овцам дома Израилева. (Матф. 10, 6). Таким образом в пределах Палестины или возникали теперь новые церкви, или прежде основанные получали большее укрепление, взирая на пример твердости, с какой гонимые испо­ведники переносили свои бедствия. Для преследуемых, равно как и для тех, которые давали им убежище, утешительно было слышать, что Евангелие не только проповедано и принято уже в Иоппии, Лидде, Кесарии, но и достигло Финикии, Кипра и проникло даже в Антиохию, столицу Сирии.

Известия, получаемые в Иерусалиме, о распространении Царства Христова, побудили апостола Петра оставить на время Иерусалим и предпринять путешествие по Иудее, для обозрения новоустроенных Церквей. Посещения такого рода, во многих отношениях, были полезны. Новокрещенные более утверждались в Вере, когда один из самовидцев Слова личною проповедью свидетельствовал о чистоте преподанного им учения, и в то же время, через возложение рук, запечатлев их печатью Святого Духа. Сверх сего, апостолы, в таком случае, могли давать верующим благие наставления касательно христианского образа жизни и церковного благочиния.

Обходя Церкви, Петр посетил и братию, жившую в Лидде, многолюдном иудейском селении. Надобно думать, что в сем месте положил основание Церкви благовестник Филипп, следуя по пути в Кесарию, после поучительной беседы своей с эфиоплянином. В Лидде Петр нашел некоего иудеянина, именем Энея, который, в продолжение восьми лет, страдал расслаблением членов. Апостол не умедлил обратить сей случай к славе своего Господа, явив на страдальце опыт чудодейственной силы. «Эней! — сказал ему Петр, — Иисус Христос исцеляет тебя: встань и перестели постель свою». Едва произнесены были слова сии, как Эней почувствовал себя здоровым и тут же встал с постели: чудо, во всех своих обстоятельствах, даже самых малейших, достойное посланника Иисуса! Чем необыкновеннее было такое событие в Лидде (ибо Господь, как известно, не посещал оной), тем большее оно обращало на себя внимание. Жители Лидды и Соседнего Сарона[78] удостоверялись собственными глазами в исцелении Энея и через то усердие принимали Апостольское слово и искреннее обращались к Господу.

Невдалеке от Лидды, на берегу Средиземного моря, лежала Иоппия, древнейший город с гаванью[79]. Здесь также были христиане, обращенные к Вере, конечно, тем же благовестником, который проповедовал Евангелие во многих иудейских селениях и городах от Азота до Кесарии. В то время, как Петр исцелил Энея в Лидде, Церковь Иоппийская, и в особенности беднейшие члены ее понесли важную потерю, причиненную им смертью одной христианки, име­нем Тавифы. Благочестие снискало ей общее уважение, а благо­творительность — особенную любовь бедных. Ее кончина поразила скорбью сердца верующих. Обмыв ее тело, они положили ее в горнице и готовились уже погребсти с честью. Между тем в сетующих христианах возникло святое желание пригласить в Иоппию непо­далеку находившегося апостола, дабы, по крайней мере, утешиться его присутствием. И можно ли было не ожидать чего-нибудь боль­шего от такого могущественного мужа, который столь великое чудо совершил над Энеем? Тотчас послали двух человек с приглашением к Петру, и он вместе с посланным не замедлил прибыть в Иоппию. Лишь только явился Петр, верующие поспешают ввести его в горницу, где лежала усопшая. Снова начинается плач; бедные вдовицы, более всех неутешные, восхваляют перед апостолом мило­сердие и сострадательность Тавифы и, в доказательство важности своей потери, показывают ему платье, которое умершая их благо­творительница делала своими руками и дарила им.

Петр повинуется мановению Промысла, Который в настоящем событии открывал ему средство к утверждению и славе пропове­дуемой им Веры. Готовясь творить дело Божие, он высылает пла­чущих из горницы, дабы дух его в безмолвии и тишине беспре­пятственно мог исполниться силою веры и молитвы. Плач и рыдание неуместны там, где требуется вся твердость упования на Бога. Оставшись один, муж Божий преклоняет колена перед Господом, столь видимо и неоднократно являвшим ему Свою благодать, а потом, обратясь к телу, взывает: «Тавифа! Встань». Сила сего слова вводит дух жизни в умершую, и Тавифа открывает глаза свои. Петр поднимает ее со смертного одра, и в то же время, призвав верующих и бедных вдовиц, представляет им воскресшую их благодетельницу. Слух о сем чрезвычайном событии мгновенно распространился по всей Иоппии и окрестным местам. Настоящее чу­додействие, подобно совершенному в Лидде, открыло также в сердцах людей свободный вход Божественной Вере.

Утешенная и облагодетельствованная Церковь Иоппийская, есте­ственно, желала долее наслаждаться лицезрением апостола. Верующие умолили его продлить у них свое пребывание, и Петр тем с большею готовностью исполнил их желание, что оно сообразно было с целью его путешествия. Полезно было провести несколько времени среди жителей Иоппии, дабы, с одной стороны, незыблемее утвердить вновь устроившуюся Церковь, а с другой — сильнее воз­будить души, не освященные верою, к принятию Божественной истины. Местом своего жительства апостол избрал дом кожевника, именем Симона.

Рассматривая обстоятельства того и другого чуда, нельзя не заметить, что апостолы, подобно небесному Учителю своему, поль­зовались полученным от Него даром чудотворения только в важных случаях и для важных целей. Сострадание и уважение к просьбам несчастного отца, матери, или сестер нередко располагало Спасителя явить Свою всемогущую силу: но совершаемое Им чудо, имея ближайшее отношение ко благу какого-либо частного лица или семейства, в то же время клонилось к тому, дабы оно благотворно действовало на всех обитателей какого-либо города или места, дабы заставило их размыслить о Его небесном посланиичестве и об истинно Божественном Его могуществе. Равным образом и чудеса, производимые рукою апостолов, будучи частными благотворениями, были вместе такими явлениями Духа и силы (1 Кор. 2, 4), пос­редством коих дивные строители Церкви Христовой в своих слу­шателях или укрепляли, или возбуждали веру в Сына Божия, истинного Творца чудес и Спасителя рода человеческого (Христ. Чт. 1834 г. III, стр. 77).  (к началу)

 

Библиографический указатель к IX гл.

1) Ст. 4, 6. Назидательные  размышления. Христ. Чт. 1838. II, 363-371. Христ. Чт. 1827, XXV, 346-348.

2)  Ст. 10. Анания. Библ. поп. сл. Воскр. Чт. 1874, I, 128.

3) Ст. 11. Дамаск. Б. п. сл. В. Ч. 1874. II, 239.

4) Ст. 15. M. Петрова. Евангелие, как образовательная сила в истории нового мира. Духов. Вестн. 1863. VI, 395-415.

5)  Видение Савла. Воскр. Чт. 1874. 1, 222.

6)  Ст. 32. Лидда. Б. п. сл. В. Чт. 1876. II, 15. Еней. Б. п. с. В. Ч. 1875. I,

7)  Иоппия или Яффа. Б. п. с. В. Ч. 1876. I, 64.

8) Очерки из истории миссионерства пастырей Церкви Христовой (Признание язычников в Церковь Христову). Рук. для с. п. 1871. II, 162-171.9)  Св. Иоанна Златоуста. Похвала ап. Павлу. В. Ч. XXI. 21.

10)  Характер Св. ап. Павла. В. Ч. II, 122.

11) Чем объяснить ожесточение Савла против христианства — в статье Никитина: Об отношениях фарисеев и саддукеев к христианству. Чт. в Общ. 1890 I, 417-418.

12) Павел до своего обращения в христианство. Прот. Михайловского. Св. ап Павел, стр. 3-7.

13) Жизнь Павла в иудействе. Иннокентия, Архиеп. Херсонского. Жизнь Св. Ап. Павла. Сочинения. Т. IX, 357-367.

14) Признание и образование Павла в апостола язычников. Прот. Горского Еванг. история и история апостольской Церкви, 384-400.

15) Время обращения Павла и первые подвиги его по обращении. Иннокентия Архиеп. Херсонск. Жизнь Св. ап. Павла. Сочин. Т. IX, 378-386.

16)  Обращение Савла. Фаррара. Жизнь и труды Св. ап. Павла. Т. I, 110-127.  (к началу)

 



[1] См. напр., обстоятельный рассказ о распре между иудействующими ревнителями и Апостолом Павлом; подробное описание Иерусалимского собора Апостолов и старцев, на котором составлены и утверждены относительно предмета этой распри основные правила; многое подобное свидетельствовало бы об этой цели, но все это, впрочем, и без нее так естественно у Луки, спутника Апостола Павла.

[2] Там же

[3] В кн. Деяний 1, 12 замечено, что пути их в тот день было столько, сколько можно идти в день субботний. А как день Вознесения Господня, четыредесятый по Воскресении, приходится в четверг, то упомянутым замечанием, кажется, дается знать, что день Вознесения с того же самого времени стал праздничным

[4] Деян. 1, 12-26. Не упоминается, совершалась ли в те дни св. Евхаристия, как упомянуто о ней ниже 2, 42, по принятии Духа Святого. Таинства совершает Дух Святой, Который посему, при совершении Евхаристии, испрашивается служите­лям Тайны с воспоминанием именно сошествия Его в день Пятидесятницы в третий час. Примечание служит к разрешению бывшего между Христианскими Богословами  вопроса и поныне существующего между Православною и Западными Церквами разноречия, словами ли только учреждения Тайны: приимите, ядите и проч., или по молитве призывания Духа Св. совершается Тайна? Последнее мнение есть мнение Церкви Православной, исторически действенно верно.

[5] Хотя критики отвергают подлинность этого послания; но основательно или нет такое мнение ученых, — во всяком случае это свидетельство о Пресвятой Деве важно, как отголосок древнейшего о Ней предания.

[6] По древнему преданию, Лазарь имел 30 лет от роду по воскрешении его Господом и потом прожил еще 30 лет на острове Кипре, куда удалился по страху гонения со стороны Иудеев (Иоан 12, 10). В 890 г. по Р.Хр. там были обретены св. мощи его.

[7] Есть древнее предание, сохранившееся в деяниях III вселен­ского Ефесского собора, что Пресвятая Дева посещала, вместе с св. Апостолом Иоанном, малоазийский город Ефес. Впоследствии вре­мени там были воздвигнуты храмы в честь Пресвятой Богородицы и св. Апостола Иоанна, и в одном из этих храмов, именно Пресвятой Богородицы, происходил  III  вселенский  собор, защитивший  достоинство Приснодевы против лжеучения Нестория. Так как Апостол Иоанн проповедовал в Ефесе лишь в позднее время, уже после 58 г. по Р.Хр., когда Апостол Павел, посещая Иерусалим, не видал здесь св. Иоанна (Деян.21,18); то должно думать, что он удалился в Малую Азию для апостольства после успения Богоматери. Но временно посетить Ефес, именно с Пресвятою Богоматерью, мог гораздо ранее, во время путешествия на Афон и Кипр. К этому же времени  приурочивается  преданием (Четь.– Мин. Авг. 15)   и посещение ими Антиохии.

[8] У обрывистых скал восточной стороны Иерусалима лежит глубокий овраг, усеянный могилами: это долина Иосафатова или Кедрская. Слово Иосафат на еврейском языке значит: «Иегова судит», и потому имя этой долины и выражает страшный суд (Иоил.3, 2). Христиане, евреи и даже магометане глядят на эту долину, как на торжественное место будущего великого события. Долина эта была с самых отдаленных времен местом народного кладбища, или гробом сынов людских (4Цар.23, 6). Прах несметных чело­веческих поколений и столько раз разрушенного Иерусалима, за­сыпая ее с крутых высот, иссушил стремившийся по ней поток Кедрский, который получил это название от еврейского слова «чер­нота», потому что вода его всегда казалась черною, как от глубины и узости русла и крутизны берегов его, так и от тени густых маслин, нависших над ним (Путеш. по св. Земле, А. С. Норова, изд. 3, ч. I, стр.120-121).

[9] Повествуют, что Архангел являлся к Богоматери два раза: за пятнадцать и за три дня до Ее успения, и в последний раз вручил Ей райскую финиковую ветвь. На горе Елеонской, непода­леку от вершины Вознесения, показывают то место, где Пресвятая Дева получила это благовестие. Несколько ниже Христос, восседая с учениками, предрек им кончину мира. Здесь видны развалины церкви св. Елены, равно как и на том месте, где Спаситель оплакивал участь Иерусалима. Несколько левее, спускаясь с горы, виднеется обломок колонны, означающий то самое место, где Спаситель пре­подал Апостолам молитву «Отче наш». Еще ниже находятся раз­валины необыкновенного здания, разделенного как бы ложами (которых, как говорят, было 12): это — по преданию — дом, где собирались Апостолы для составления Символа веры (Путеш. по св. Земле, А. С. Норова, изд. 3. Ч. I, стр. 118-119.

[10] Сколько лет было земной жизни Божией Матери? Св. Андрей Критский говорит вообще, что Она дожила «до последней старости», и при этом ссылается на повествования других. Никифор Каллист, основываясь на словах Еводия, следующим образом распределяет лета земной жизни Ее: 44 года от Рождества Христова до успения Ее, и 59 лет всей жизни. «Трех лет — замечает этот историк — Она была введена в храм и провела здесь во Святом Святых одиннадцать лет. Потом врученная от священников на сохранение Иосифу, через четыре месяца получила радостное бла­говестие от Архангела Гавриила и родила Свет всего мира, 25 декабря, имея пятнадцать лет. Затем прожила тридцать три года — время земной жизни Сына Своего. По распятии же Его провела в доме Иоанна одиннадцать лет, так что лет жизни Ее, сложенных вместе, пятьдесят девять» (Eccles. Hist, lib. 1, cap. 3).

[11] Все чудные события, окружившие успение Пресвятой Бого­родицы, св. Иоанн Дамаскин возводит к древнейшему преданию Иерусалимской церкви. В Слове II на праздник Успения Божией Матери он говорит, что император Маркиан и императрица Пульхерия просили Иерусалимского епископа Ювеналия и Отцов Халкидонского IV вселенского собора сообщить им сведения относительно честного успения Приснодевы, что и было сделано им. Св. Андрей Критский "указывает на многие обстоятельства Успения Богородицы, как на события, известные в Церкви: например, на собрание Апостолов и Ангелов (Слова I и III на Успение Божией Матери), на погребение в Гефсимании (Слово I), на преложение на небо тела Богоматери (Слово II) и т. д.

[12] Устное местное предание говорит, что когда Апостол Фома вышел из погребального вертепа Матери Божией, то для утешения его в скорби Она благоволила ниспослать ему с неба пояс Своей ризы (Путеш. по св. земле, А. С. Норова, изд. 3, ч. 1 стр. 301)

[13] Ириней (+ 202) говорит о многих, еще в его время живших, христианах, которые имеют «пророческие дарования, говорят на разных языках (παντοδαπα?ς Υλ?σσαις), открывают тайны сердца человеческого в назидание и объясняют тайны Божии» (adv. haer. V, 6). См. несколько темное место у Тертуллиана в сочинении его против Маркиана V, 8. В собеседованиях о жизни италийских отцов — творении Григория Двоеслова — упоминается об одном отроке Арментарии, который говорил на иноземных языках, не учившись им (стр. 304).

[14] См. Васил. селевк. Oratio 37; Кипр. Sermo de Spir. Sancto.

[15] Смерть Иисуса Христа со стороны Бога Отца была исполнением вечного плана об искуплении; со стороны Иисуса Христа — добровольным действием любви, со стороны иудеев — достойною наказания виною, довершением их грехов против Иеговы. В проповеди Апостола Петра изложено только первое и последнее отношение. Петр обвиняет всех присутствующих в убийстве Иисуса, во-первых, потому, что дело тогдашней верховной власти есть действие всего народа, которого она служила представительницею, который, впрочем, и сам прямо при этом участвовал и кричал: «распни, распни Его»; во-вторых, потому, что смерть Иисуса, по причине всеобщей греховности, есть общее дело и общая вина всего рода человеческого.

[16] Так мы понимаем выражение το?ς ε?ς μακρ?ν (Деян. 2, 39. сн. Зах. 6, 15), потому что о призвании язычников ко спасению Петр уже знал, только он думал, что им нужно сперва обратиться в иудейство. Таких мыслей он держался до тех пор, пока его не просветило видение пред крещением Корнилия и самое крещение с его последствиями (Деян., гл. 10).

[17] Деян. 2, 44

[18] Деян. 9, 32.

[19] Деян. 9, 36, 38.

[20] 1Пет., 1, 1.

[21] Деян. 15, 23, 22.

[22] Деян.11, 26. 1 Пет., 4, 26.

[23] Остатки  сего   проименования  замечены   в  странах   нынешнего  Египта   по Путешествию Γ. Норова.

[24] Евр. 3, 1. 

[25] Деян. 10, 34-43. Ефес. 4, 3-6.

[26] Деян. 1, 20, 24, 26. V, 88.

[27] Деян. 13, 3.

[28] Деян. 6, 6.

[29] Деян. 14, 2, 3.

[30] Деян. 15, 23. 5. 6: VII, 35.

[31] 1 Тим., 3, 13. Деян. 8, 14-17.

[32] Деян. 1. 20.

[33] Деян. 15, 13, 19.

[34] Кол. 1, 23, 25.

[35] Деян. 20, 17, 28.

[36] Деян. 5, 6.

[37] Деян. 6, 6.

[38] Деян. 9, 39. Рим. 16, 1. 1Тим., 5, 9. 11. 3. 5.

[39] Деян. 14, 23. 1 Пет.5, 2, 3

[40] 1 Пет.5, 2. 2, 25.

[41] Деян. 6, 4.

[42] Деян. 8, 14-17.

[43] Деян, 6, 6, 14, 23

[44] Деян. 9, 32.

[45] Деян. 9, 26. Сн. Гал. 2, 2.

[46] Деян. 15, 2, 7, 13.

[47] Гал. 2, 6. 9.

[48] Деян. 15. 13.

[49] Деян. 8, 19. 22.

[50] Деян. 1, 13. V, 86.

[51] Деян. 3, 11. 5, 12. 25.

[52] Деян. 9, 37. 39. 10, 9.

[53] Деян. 20, 16.

[54] Блаж. Августин утвержд., что в Коринфе Евхаристия совершалась post coenam sive convivium, что и было там причиною беспорядков и злоупотребления. Он же думает, что именно ап. Павел отменил этот обычай совершения Евхаристии после вечерни в то время, когда пришел в Коринф сам, по обещанию своему, с целью устроить тамошние дела (Ер. 118 ad lan. с. 6 и 7. Катанский, Очерк истор. литург. прав. церкви).

[55] О совершении вечери любви после Евхаристии свидетельствуют: Киприан, Тертуллиан, Василий Великий, Златоуст, блаж. Иероним, блаж. Феодорит и др· О том же свидетельствует (Злат. Бес. на 1 посл. к Кор. т. 2, стр. 101) рано сделавшийся господствующим обычай причащаться Св. Таин натощак. По мнению Бунзена, это произошло в 65 г. по P. X. (Катанский. Очерк ист. лит. прав. Церкви).

[56] Фиест — θυεστ?ς мифологическая личность, считающаяся между потомками Тантала. О нем говорят, что ему был предложен за трапезой собственный его убитый сын от враждовавшего против него брата Атрея  (Гомера Илиада, 2, 106. Эсхил. Эвpun. Op. 1608).

[57] См. Иоан. VII, 50-52. Лук. XXIII, 50-53. Иоан. XIX, 38-42

[58] Lange 1, с. S, 70.231

[59] Очевидно из писания, что так называемые юноши тотчас, лишь только пал Анания, встали с мест своих без всякого приглашения к тому и, как по долгу звания своего, начали делать, что делать надобно приставникам. До диаконов звание юношей (νε?τεροι) составляло всю третью степень Иерархии. О таких именно юношах (νε?τεροι) и старцах (πρσεβ?τεροι) упоминается в Послании Апостола Петра (1: 5, 1-5). О таких же говорится и у Апостола Павла в послании к Тимофею (1: 5, 17).

[60] Деян. 21, 38-39.

[61] Деян. 19, 13-16.

[62] Деян. 8, 20-30.

[63] Согласно  с сим  и  в  талмуде  пишется: с той  поры, как  умер  Гамалиил, окончилась и слава Божия.

[64] Этот употребляемый о лошадях и буйволах оборот речи: πρ?σ κ?ντρα λακτ?ςειν, adversus stimulum calcilare, лягать ногами в то время, когда кнутом стегают, может означать  или   субъективную  невозможность   противодействия  силе   внедряющейся благодати и в таком случае содержал бы доказательство в пользу Августинова учения о неотразимой благодати (gratia irresistibilis), или, что нам кажется более вероятным, — выражает бесполезность объективного  (внешнего)  противодействия стоящей на незыблемом основании Церкви Христовой. Это объяснение подтверждается сличением с речью Гамалиила  (гл. 5, 39): «а ежели дело это — от Бога, то вы не  можете разрушить его; берегитесь же, чтобы вам не сделаться противниками Самому Богу».

[65] Савл, трепеща и ужасаяся, глагола: Господи, что мя хощеши  творити (Деян. 9, 6)?

[66] Известные всем разноречия, какие находятся в трех рассказах и которым недавно Баур, по своему мифизму (стр. 60 и д. ), придал чрезмерное значение, касаются только маловажных, побочных обстоятельств и для каждого беспристрастного человека служат только подтверждением достоверности и опровержением Баурова предположения о последовательно проведенной преднамеренности и рассчитанности Писателя Деяний Апостольских. Во-первых: по ст.7, 9 гл. Деяний Апостольских спутники Павла слышали говорящий ему голос, а в 9 ст. 22 гл. не слыхали. Это просто можно примирить тем, что спутники, хотя слышали звуки голоса, но не понимали членораздельных слов, которые назначались собственно для Савла. Во-вторых: по ст. 9, гл. 22. (сн. 26, 13) спутники видели охвативший Павла свет, а по 7 ст. 9 гл. они никого (μ?)δενα) не видали, т.е. никакого определенного образа в ярком свете, что нисколько не противоречит первому свидетельству и изображению. В-третьих, по 15-18 ст. 26 гл. Сам Иисус открыл Павлу об избрании его в Апостолы, между тем как по двум другим рассказам оно происходит при посредстве Анании. Это объясняется тем, что Павел перед Агриппой для краткости рассказывает о деле в общих словах; но и первое повествование вполне верно, так как сообщение Ананией о служении произошло по поручению Господа, и Павел еще дорогою был о том предуведомлен.

[67] Сюда  относится уже давно опровергнутое  рационалистическое объяснение Аммона и других, которые совершенно против ясного смысла текста неземной яркий свет прославленного Богочеловека считают молнией, по-еврейски говорящий голос Его — громом, а во всем прочем видят дополнение разгоряченной восточной фантазии. Нисколько не лучше этого недавно предложенное Бауром мифическое понимание, по которому мы не должны бы видеть в рассказе никакого объективного явления, ни естественного, ни сверхъестественного, но только просто субъективное приключение, психологический процесс. «Свет, — говорит Баур, — есть не что иное, как символическо-мифическое   выражение  сознательности  действительного   и   непосредственного присутствия прославившегося до небесных почестей Иисуса». (Pavlus, стр.68). Такой взгляд нисколько не основывается на исторических данных, но на бездоказательных философских предположениях, напр. о невозможности чуда, особенно па отвержении воскресения Христова, и сверх того Павла — этот ум светлый, строго логический и глубоко испытующий — считает слепым и упорным мечтателем, тогда как и Баур не мог же отвергать того, что Павел (даже помимо рассказов из Деяний Апостольских) по 1 Кор. 9, 1 и 15 гл. 8 ст. действительно видел Господа, что воскресение Христово представлялось ему самым сильным и важным из всех событий и что без него он свои  проповеди  и   всю  веру  считал  пустой   и  бесполезной, а  христиан  самыми жалкими  людьми   (1   Кор. 15, 14-19). Что  же  благоразумнее?  Поверить  ли  в простоте сердца ясным и подтвержденным самыми блестящими успехами изречениям такого  человека  и  свою  философию  исправлять  историей  в тех  местах, где она противоречит последней, вместо того, чтобы ее совсем отвергать, или из угождения кое-каким раньше составленным мнениям самую деятельную и благодатную жизнь, служащую  вместе  с  жизнью   Спасителя   предметом истории, жизнь  еще  доселе проводимую миллионами лиц в каждодневном научении, утверждении и утешении, производить из чистейших призраков фантазии и самообольщения? Чтобы решить это, не много нужно здравого смысла.

[68] Сн. 9 гл. 23-25 стихи Деян. Апост. с согласным с ними собственным замечанием Павла (2 Кор.11, 32, 33), где встречаются, впрочем, очень легко примиримые разности, — именно в том, что, по словам Луки, иудеи, а по свиде­тельству Павла, Эфнарх (т.е. оба заодно друг с другом) взялись караулить у ворот города. Этот и другие случаи ненамеренного несогласия Луки с Павловыми пос­ланиями в рассказах незначительных исторических обстоятельств, равно как весьма сильные следы его точных сведений о тогдашних современных ему отношениях делают решительно невозможной Баурову гипотезу о позднем составлении Деяний Апостольских во втором столетии.

[69]Гал. 1, 18. Лука имеет в пользу этого (Деян. 9, 23) конечно, не довольно определенное, но нисколько не противоречащее выражение ?μ?ραι Ικανα?, немало времени, по какому поводу Баур в Тюбингене (стр. 106) при чтении разражается остротами! Если бы Деяния Апостольские были составлены, как принимает Баур, в начале второго века; тогда писателю их, для своей собственной пользы, было бы весьма легко обезопасить себя от таких упреков, так как тогда у него перед глазами уже было точное показание послания к Галатам. В пользу преднамеренного иска­жения, которым этот критик хотел заклеймить эти и подобные, ничего не говорящие, разности здесь решительно нельзя представить себе никакого основания

[70] С самого начала в Деяниях Апостольских, где Павел и Варнава упоминаются вместе, имя Варнавы ставится напереди имени Павла (11, 30; 13, 2), и даже на соборе Апостольском (15, 12). Но между тем уже в той главе ст. 2 и 22 и еще 13 гл. 43, 46, 50 встречается обратная расстановка имен.

[71] Как он ясно замечает Гал. 1, 19; этим местом можно определить довольно неточное показание Деяний Апостольских 9, 27 πρ?ζ το?ζ 'αηοστ?λουζ «к Апостолам».

[72] Так напр., свои сведения об установлении Евхаристии он производит (1 Кор. 11, 23) от Господа: при этом предлог απ? конечно, не должен подобно παρ? означать непосредственного источника, но может указывать только на источник посредствен­ный (через предание).

[73] Это — род, от которого, по обетованиям, надлежало произойти Христу.

[74] Спросят: «А разве прежде не были таковы»? — Не совсем таковы (См. Евр. 11 гл. ). Прямо немощного и худого Господь и не установлял бы в Своем законе через Моисея.

[75] Говоря так, мы не обвиняем писания, ибо говорим: казалось иудействующим. На самом же деле дух и сила самого закона есть Христос.

[76] Такая  снисходительность  Петра  и Иакова, в  отношении   к  верующим  из иудеев, обнаруживалась и впоследствии (См. Гал. 2, 11 — 13; Деян. 21, 18-25).

[77] Спросят: неужели это нужно только по обстоятельствам? Отвечаем: апостольское учение об оправдании и др. предметах существенно нужно вере Христианской, как откровение вечной истины Божией; но обстоятельства дали вере сознать нужду в раскрытии этого учения, а апостолу — случай и побуждение изложить и раскрыть его в писании.

[78] Страна, славившаяся богатыми пастбищами.

[79] Это нынешняя Яффа


Назад к списку