Клайв Касслер, Невидимый убийца:

 

Клайв Касслер
Невидимый убийца

 

Серия: Дирк Питт – 13

 

 

Scan - Alex1979. OCR & ReadCheck - Pasha. PostCheck - Alex1979.

 «Клайв Касслер "Невидимый убийца"»:

Эксмо, Домино; Москва, СПб.; 2011; ISBN 978-5-699-47825-5

Перевод: Владимир Мисюченко

 

Аннотация

 

Капитан сухогруза, пересекающего Тихий океан, принимает сигнал бедствия. В радиограмме сказано: «Спешите на помощь. Умираем». Прибыв на место, моряки обнаруживают неподвижное судно, на котором все до единого мертвы. Судя по всему, люди умерли в страшных муках. Едва командир группы высадки успевает доложить об этом капитану, как на мертвом судне неожиданно происходит взрыв и оно тонет, унося с собой на дно все свои тайны.

Клайв Касслер
«Невидимый убийца»

 

С глубокой признательностью – доктору Николасу Николасу, доктору Джеффри Таффету и Роберту Флемингу

 

КРУШЕНИЕ

 

17 января 1856 года

Тасманово море

 

Из четырех парусных клиперов, построенных в 1854 году на верфях Абердина в Шотландии, особо выделялся один. Судно под названием «Гладиатор» имело водоизмещение 1256 тонн, шестьдесят метров в длину, десять метров в ширину по среднему бимсу^[1] и три высокие мачты, устремленные в небо под лихим углом. То был самый быстроходный парусник из всех когда-либо спущенных на воду. Впрочем, тем, кто оказывался на его борту в штормовую погоду, слишком тонкие обводы угрожали бедой. Зато штиль не повергал их в спячку. «Гладиатор» был способен плыть при едва заметном ветре.

К несчастью, которое и предугадать-то было невозможно, судьба обрекла этот клипер на забвение.

Владельцы парусника надеялись с его помощью сделать бизнес на австралийских иммигрантах, поскольку он годился для перевозки как пассажиров, так и грузов. Однако, как очень скоро убедились судовладельцы, не так-то много колонистов могли позволить себе оплатить морское путешествие, так что парусник плавал с пустующими каютами первого и второго классов. Выяснилось, что куда выгоднее заключать договоры с правительством на переправку осужденных преступников на континент, считавшийся тогда самой большой тюрьмой в мире.

«Гладиатор» отдали под начало одного из самых дюжих капитанов клиперов, Чарлза Скагса, которого даже старые морские волки, не ведавшие адмиральских чинов, почтительно величали Задирой. Задира Скагс – такое прозвище подходило ему как нельзя лучше. Кнутом, положим, Задира нерадивых или непокорных матросов не потчевал, зато не знал жалости ни к другим членам команды, ни к самому судну, добиваясь кратчайших сроков перехода между Англией и Австралией. И его старания приносили плоды. Возвращаясь к родным берегам в третий раз, «Гладиатор» установил рекорд, не побитый парусными судами до сих пор. Он преодолел это расстояние за шестьдесят три дня, а торговые тихоходы затрачивали на такое путешествие до трех с половиной месяцев.

Скагс соревновался в скорости с легендарными капитанами своего времени: Джоном Кендриксом с быстроходного «Геркулеса» и Уилсоном Эшером, командовавшим прославленным «Юпитером», – и никогда не проигрывал. Суда-соперники, покидавшие Лондон за несколько часов до «Гладиатора», когда добирались до Сиднейской гавани, неизменно находили клипер Скагса уютно устроившимся у причала.

Быстрый морской переход был божьей милостью для заключенных, переносивших в страшных мучениях дорогу на каторгу. Их держали в трюме и обращались с ними как с грузом или скотом. Были среди них и закоренелые преступники, и политические враги правящей власти, но большинство составляли те, кто попался на краже съестного или отрезов ткани. Мужчин и женщин разделяла толстая переборка. Какими бы то ни было удобствами их не баловали. Ветхие подстилки на узких деревянных рундуках, санитарные условия, хуже которых и придумать трудно, и малопитательная пища были их уделом. Сахар являлся для них единственным лакомством. Днем каждому давали уксус и лимонный сок для спасения от цинги, а ночью – полпинты портвейна для поддержания духа. Заключенных охранял отряд из десяти солдат пехотного полка, расквартированного в Новом Южном Уэльсе,^[2] которыми командовал лейтенант Сайлас Шеппард.

Вентиляции почти не было. Источниками света и воздуха в трюме служили зарешеченные люки, но они были всегда закрыты. Когда судно попадало в тропики, заключенные изнемогали от жары. В непогоду страдания усиливались: озябшие, вымокшие люди в полной темноте катались по полу из стороны в сторону от ударов могучих волн.

На корабле, перевозившем осужденных, полагалось иметь врача, и он был на «Гладиаторе». Хирург-полицейский Отис Горман следил за общим состоянием здоровья заключенных и, как только позволяла погода, выводил их небольшими группами на палубу подышать свежим воздухом и поразмяться. Предметом гордости судовых хирургов служило то, что они достигали Сиднея, не потеряв в пути ни одного подопечного. Горман заботился о заключенных: пускал им кровь, вскрывал нарывы, залечивал раны, давал слабительное и следил, чтобы уборные посыпались хлоркой, чтобы одежда стиралась, а бадьи для мочи драились дочиста. Редко когда после высадки на берег судовой врач не получал от осужденных благодарственные письма.

Задира Скагс по большей части на несчастных, запертых в трюме, внимания не обращая. Рекордный переход – такова была его цель. Установленная им железная дисциплина, напористость щедро окупались премиями довольных судовладельцев, а также легендами, которые слагали о нем и его судне восхищенные моряки.

На этот раз он вышел в море в твердом намерении поставить новый рекорд. Пятьдесят два дня вел он из Лондона, держа курс на Сидней, парусник с грузом товаров и 192 осужденными, двадцать четыре из которых были женщины. Он выжал из «Гладиатора» все, что мог, не свертывая паруса даже при сильных порывах ветра. Упорство капитана было вознаграждено: за сутки парусник одолел невероятное расстояние – восемьсот километров.

И тут удача покинула Скагса. Беда нагрянула из-за горизонта за кормой.

На следующий день после того, как «Гладиатор» благополучно прошел пролив Бассав между Тасманией и южной оконечностью Австралии, вечернее небо затянуло грозными тучами, скрывшими все звезды, а море разыгралось не на шутку. Скагс и знать не знал, что на его судно с юго-запада, из-за Тасманова моря, со всей силой обрушится тайфун. Как ни проворны и как ни крепки были клиперы, пощады от ярости Тихого океана им ждать не приходилось.

В памяти островитян Южных морей тот ураган остался самым жестоким и разрушительным из всех пережитых ими тайфунов. С каждым часом скорость ветра все росла и росла. Морские волны вздымались горами и набрасывались из тьмы, сотрясая корпус «Гладиатора». Скагс – слишком поздно! – отдал команду свернуть паруса. Порыв ветра злобно вцепился в туго надувшуюся парусину и порвал ее в клочья, успев перед этим легко, как зубочистки, переломить мачты и с треском обрушить обрывки полотнищ и такелажа с обломками рангоута на палубу. И тут же, словно желая расчистить завалы, накатившая волна смыла все за борт. Вздыбившийся десятиметровый вал ударил в корму и покатился по судну, круша в щепы капитанскую каюту и выламывая руль. С палубы начисто смыло спасательные шлюпки, штурвал, рубку и камбуз. Люки разнесло, и вода беспрепятственно хлынула в трюм.

Беспощадный чудовищный водяной вал в единый миг превратил некогда стройный клипер в беспомощную покореженную посудину. Корабль полностью потерял управление и носился, как полено, средь зыбучих волн. Не в силах бороться с ураганом, команда и взятые на борт осужденные могли лишь смотреть смерти в лицо да с ужасом ожидать, когда судно окончательно погрузится в буйную пучину.

 

Спустя две недели после того, как «Гладиатор» должен был пришвартоваться у сиднейского причала, судовладельцы забеспокоились. На поиски знаменитого клипера было направлено несколько судов, но им ничего не удалось обнаружить. Владельцы судна списали его как потерю, страховые компании возместили ущерб, родственники членов экипажа и осужденных оплакали их кончину, и память о паруснике померкла во времени.

Были суда которые называли плавучими гробами или дьявольскими посудинами, но капитаны-соперники, не по слухам знавшие Задиру и «Гладиатора», только пожимали плечами, слыша подобные разговоры. Они поставили крест на грациозном паруснике, считая его жертвой не столько стихии, сколько тщеславия Скагса. Два моряка, когда-то служившие на клипере, выдвинули такую версию: на «Гладиатор» внезапно налетел сильный попутный ветер, одновременно в корму ударила волна, и судно под действием этих стихий резко пошло носом в воду и затонуло.

В лондонском страховом объединении Ллойда – известной фирме судовых страховщиков – пропавший «Гладиатор» занесли в строку журнала между утонувшим американским паровым буксиром и выброшенным на берег норвежским рыболовным траулером.

Прошло почти три года, прежде чем тайна исчезновения клипера вышла наружу.

 

Трудно поверить, но, после того как грозный тайфун умчался дальше на запад, «Гладиатор» удержался на плаву. Да, порушенный парусник выжил, однако сквозь трещины в обшивке вода с пугающей быстротой стала заполнять корпус судна. Уже на следующий день в трюм набралось шесть футов воды, а откачивающие насосы не справлялись со стихией.

Всегда твердый как кремень, Задира Скагс и на этот раз не ведал устали. Команда была уверена, что он одним лишь своим упорством не даст паруснику затонуть. Он поставил к насосам тех осужденных, которые не сильно поранились во время жуткой непрерывной болтанки, а матросам велел заняться заделкой щелей и пробоин в обшивке.

Остаток дня и ночь прошли в попытках облегчить судно: за борт выбрасывали груз, инструмент и утварь, без которых можно было обойтись. Ничего не помогало. Времени потратили много, а добились самой малости. К следующему утру вода поднялась еще на три фута.

К середине следующего дня изможденный Скагс смирился с поражением. Ни он, ни кто другой никакими усилиями не мог бы удержать «Гладиатора» от гибели. Шлюпок не было. Оставался всего один – отчаянно-рискованный – способ спасти присутствующих на борту. Капитан приказал лейтенанту Шеппарду вывести заключенных из трюма и построить на палубе под бдительным надзором вооруженных солдат. Только преступники, работавшие на насосах, да члены экипажа, заделывавшие пробоины, остались на своих местах.

Задире Скагсу не нужен был ни кнут, ни пистолет, чтобы показать, кто на судне хозяин. Широкоплечий, мускулистый, он походил на каменотеса. Под два метра ростом, у него были оливково-серые глаза, черные как смоль волосы, кожа, выдубленная морем и солнцем. Великолепную бороду, обрамлявшую лицо, капитан в особых случаях заплетал в косичку. Говорил он низким рокочущим голосом, что лишь подчеркивало его мужественность. Было Скагсу тридцать девять лет – самый расцвет жизни.

Задира оглядел неподвижный строй осужденных. Они были в ссадинах, синяках и повязках, пропитанных кровью. На лицах прочитывался страх. Никогда прежде не доводилось ему видеть столь жалкое сборище мужчин и женщин. Все они были низкорослые, неказистые, худющие и мертвенно-бледные. Бесстыдные, глухие к слову Божьему, эти отбросы британского общества не ждали возвращения на родную землю и не надеялись прожить остаток дней достойно.

Выйдя на палубу и обнаружив обломки мачт, разбитый по всей длине фальшборт, заключенные пришли в отчаяние. Женщины зарыдали от страха.

Лишь одна выделялась среди всех. Взгляд капитана задержался на ней. Женщина стояла чуть в стороне от прочих осужденных и по росту не уступала большинству мужчин. Ноги у нее были такой совершенной формы, что завораживали взгляд. Над узкой талией вздымалась прекрасная грудь, обтянутая кофтой. Одежда казалась опрятной и чистой, а спадавшие до пояса золотистые волосы были ухожены. Она разительно отличалась от своих сестер по несчастью. Женщина держала себя в руках, скрывая страх за вызывающим видом. Она пронзила Скагса взглядом голубых, как горное озеро, глаз.

Сосредоточившись на неотложной задаче, он обратился к осужденным:

– Положение наше неутешительно. Со всей честностью должен вам сказать, что судно наше обречено, а поскольку волны отняли у нас шлюпки, то покинуть его мы не можем.

Слушавшие восприняли слова капитана по-разному. Пехотинцы лейтенанта Шеппарда не дрогнули, а вот осужденные жалобно застонали. Самые малодушные из них упали на колени и принялись молить Небеса о спасении.

Скагс, глухой к скорбным причитаниям, продолжил:

– С помощью Господа милосердного попробую уберечь всех до единого на этом судне. Я собираюсь соорудить огромный плот, который поможет нам продержаться до тех пор, пока нас не подберет какой-нибудь корабль или течение не вынесет на берег Австралийского континента. Мы погрузим на плот запасы провизии и воды, рассчитанные на двадцать дней.

– Позвольте спросить, капитан, как скоро, по-вашему, нас могут подобрать в море?

Вопрос задал мужчина, который больше чем на голову возвышался над сотоварищами. Он имел рост около двух метров. Его широкие и мощные плечи прикрывало бархатное пальто. Длинные рыжие, с медным отливом, волосы свободно ниспадали на воротник дорогой одежды. На надменном лице выделялись крупный нос, высокие скулы и тяжелый подбородок. Несмотря на два месяца жизни взаперти в корабельном трюме, выглядел он так, будто вышел из какой-нибудь лондонской гостиной.

Прежде чем ему ответить, Скагс поинтересовался у лейтенанта Шеппарда:

– Кто этот щеголь?

Шеппард, подавшись к капитану, сказал вполголоса:

– Зовут Джесс Дорсетт.

У Скагса от изумления брови полезли на лоб.

– Джесс Дорсетт, разбойник с большой дороги?

Лейтенант кивнул:

– Он самый. Состояние сколотил, точно говорю, пока королевская полиция не схватила его. Единственный среди этого сборища, кто умеет читать и писать.

Скагс тут же сообразил, что этот разбойник может стать ценным подручным, если положение на плоту сделается угрожающим. Бунт был весьма вероятен.

– Я всего лишь предлагаю всем вам шанс на спасение жизни, мистер Дорсетт. Сверх этого я ничего не обещаю.

– Тогда чего же вы ждете от меня и моих павших духом приятелей?

– Жду, что вы поможете мне построить плот. Любой из вас, кто откажется, будет оставлен на судне.

– Слышали, ребята? – крикнул Дорсетт столпившимся вокруг него осужденным. – Работа или смерть. – Он снова повернул голову к Скагсу: – Среди нас нет ни одного моряка. Придется нам объяснить, как подступиться к делу.

Скагс указал на своего первого помощника:

– Я назначил мистера Рамси главным по сооружению плота. Те, кто не занят поддержанием клипера на плаву, будут выполнять его распоряжения.

Прежде чем отвернуться друг от друга, Дорсетт со Скагсом обменялись быстрыми взглядами. Первый помощник Рамси уловил их схватку. «Тигр и лев, – подумал он без особой радости. – И еще неизвестно, кто устоит на ногах в конце этой заварухи».

 

По счастью, море стихло: ведь плот предстояло сколачивать на воде. Остов изготовили из обломков мачт, перевязав их канатами. Бочонки с вином, а также бочки с мукой, предназначенные для сиднейских таверн и продуктовых лавок, опорожнили и крепко-накрепко привязали по бокам остова для большей плавучести. Поверх мачтовых обломков положили тяжелые доски и прибили гвоздями. Получилась палуба. Она лишь на ладонь возвышалась над водой, и ее обнесли перилами высотой по пояс. Две запасные стеньги пустили на переднюю и заднюю мачты, оснастив их парусами, укрепив вантами и такелажем. Там, где предполагалась корма, за задней мачтой, соорудили простенький руль, насадив на него самодельный румпель. Две трети плота покрыли парусиновым тентом для защиты людей от палящих лучей солнца.

Бочонки, наполненные пресной водой и лимонным соком, а также ящики с сыром и солониной из говядины и свинины, вместе с кастрюлями, в которых на камбузе сварили рис и горох, закрепили между мачтами.

В готовом виде плот имел восемьдесят футов в длину и сорок в ширину. Сначала он показался всем весьма просторным. Однако после погрузки провизии впечатление изменилось. И немудрено: на плот переправились 192 преступника, 11 военных, включая лейтенанта, врач и 28 моряков – в общей сложности 232 человека.

Отплытие ознаменовалось ясными небесами и спокойным, как мельничный омут, морем. Первыми с парусника сошли солдаты, вооруженные мушкетами и саблями. Затем на плот посыпались осужденные, радостные только оттого, что не утонут вместе с судном, уже опасно черпавшим носом воду. Трап парусника был слишком мал, чтобы быстро пропустить всех, так что большинство перебирались через борт и съезжали по канатам. Некоторые прыгали в воду, откуда их вытаскивали солдаты. Сильно пораненных доставляли на стропах. Удивительно, но переселение обошлось без чрезвычайных происшествий. Через пару часов люди благополучно разместились там, где указал Скагс.

После этого настал черед команды. Капитан, как и положено, последним покинул круто наклонившуюся палубу. Он сбросил сундучок, в котором находились два пистолета, судовой лаг, хронометр, компас и секстант, на руки первому помощнику Рамси. Прежде чем сойти с борта, Скагс определил местонахождение «Гладиатора», но никому, даже Рамси, не сказал, что штормом клипер отнесло очень далеко от морских торговых путей. Они дрейфовали в трехстах милях от ближайшего побережья Австралии, и – что куда хуже – вода влекла их все дальше и дальше, в места, неведомые для кораблей. Сверившись с картой, Скагс решил: единственный способ выжить – это с помощью течения и ветра двинуться на восток, к Новой Зеландии.

Скагс повесил компас на мачту напротив румпеля и скомандовал:

– Поставить парус, мистер Рамси. Держать направление на сто пятнадцать градусов к ост-зюйд-осту.

– Есть, капитан. Мы, стало быть, не к Австралии пойдем?

– Лучше всего нам рассчитывать на западное побережье Новой Зеландии.

– И насколько, по-вашему, оно далеко?

– Шестьсот миль, – ответил Скагс так, словно песчаный пляж уже маячил на горизонте.

Рамси нахмурился и обвел взглядом переполненный плот. На глаза ему попалась группа осужденных, которые о чем-то деловито беседовали вполголоса. Наконец он мрачно выговорил:

– Не верится мне, чтобы хоть кто-то из нас, людей богобоязненных, дождался спасения в окружении такой кучи мрази.

 

Море оставалось спокойным еще пять дней. Пассажиры плота обвыкли жить в условиях принудительного распределения. Жестокое солнце пекло неимоверно, обращая плот в ад огнедышащий. Не одному человеку приходила в голову отчаянная мысль броситься в воду и остудить тело, но к плоту уже в предвкушении легкой поживы подобрались акулы. Матросы ведрами лили соленую воду на парусиновый тент, но это приводило лишь к тому, что под ним становилось нечем дышать.

В душах арестантов печаль стала уступать место коварству. Люди, проведшие два месяца в темном трюме, заволновались, оказавшись без защиты корпуса клипера. Все чаще осужденные кидали на матросов и солдат яростные взгляды и злобно бормотали им вслед. Это не прошло мимо внимания Скагса. Он приказал лейтенанту Шеппарду, чтобы солдаты держали мушкеты заряженными и были настороже.

Джесс Дорсетт изучающе разглядывал высокую женщину с золотистыми волосами. Та сидела одна возле передней мачты. Она не желала потакать обстоятельствам, обращать внимание на тяготы и тешить себя какими бы то ни было ожиданиями. Казалось, она совсем не замечала других женщин-осужденных, редко вступала в разговоры, предпочитая молчаливо держаться в сторонке. «С достоинством женщина», – решил для себя Дорсетт.

Проскользнув змеей среди тел, сгрудившихся на плоту, он подобрался поближе к ней. Тут его заметил солдат и взмахом мушкета приказал: «Осади назад». Дорсетт был человеком терпеливым и дождался смены караула. Заступивший солдат незамедлительно начал похотливо посматривать на женщин, а те в ответ принялись насмехаться над ним. Дорсетт, воспользовавшись тем, что страж отвлекся, придвинулся вплотную к воображаемой черте, отделявшей мужчин от женщин. Блондинка не отреагировала: взгляд ее был устремлен вдаль, на что-то, одной только ей видимое.

– Англию высматриваете? – с улыбкой спросил Дорсетт.

Женщина обернулась, смерила его взглядом, словно решая, стоит ли удостаивать незнакомца вниманием.

– Маленькую деревушку в Корнуолле.

– Где вас схватили?

– Нет, под арест я попала в Фалмуте.^[3]

– За попытку убить королеву Викторию?

Глаза женщины блеснули, она рассмеялась.

– За кражу одеяла.

– Озябли, должно быть?

Лицо женщины стало серьезным.

– Я его для отца взяла. Он умирал от болезни легких.

– Прошу прощения.

– А вы разбойник с большой дороги.

– Был им до тех пор, пока лошадь не сломала ногу и меня не настигла королевская полиция.

– И зовут вас Джесс Дорсетт.

Ему польстило, что женщина знает, кто он такой; он даже подумал, уж не справлялась ли она о нем.

– А вы…

– Бетси Флетчер, – без колебания отозвалась она.

– Бетси, – произнес Дорсетт, рисуясь, – считайте меня своим защитником.

– Фасонистый разбойник мне ни к чему, – сказала Бетси, как отрезала. – Я и сама могу за себя постоять.

Дорсетт обвел рукой плотно сбившуюся ораву на плоту:

– Пара сильных рук может вполне пригодиться вам до того, как мы снова ступим на твердую землю.

– С чего это я должна верить человеку, который ни разу в жизни не испачкал себе руки?

Он заглянул ей в глаза:

– Я, может, в свое время и ограбил несколько карет, но мало в чем уступаю добрейшему капитану Скагсу. Скорее всего, я единственный из мужчин, который, можете быть уверены, не воспользуется слабостью женщины.

Бетси Флетчер повернулась и указала на грозного вида тучи, которые стремительно гнал на них посвежевший ветер:

– Расскажите, мистер Дорсетт, как вы собираетесь защитить меня от этого?

 

– Теперь самое время, капитан, – сказал Рамси. – Нам лучше убрать паруса.

Скагс мрачно кивнул.

– Нарежьте коротких концов из запасных снастей и раздайте осужденным. Скажите этим бедолагам, пусть привяжут себя к плоту, чтоб от качки не пострадать.

На море поднялось неприятное волнение, плот закачался с носа на корму и с борта на борт. Волны перекатывались через сбившуюся массу тел. Шторм и вполовину не набрал силы тайфуна, сгубившего «Гладиатора», однако очень скоро стало невозможно различить, где кончается плот и начинается море. Волны вздымались все выше, ветер срывал с их гребней белую пену.

Дорсетт, пустив в дело две веревки – свою и Бетси, привязал ее к мачте. Потом обмотался вантами и превратился в щит, укрывавший Бетси от свирепых волн. В добавление к прежним страданиям на пассажиров плота обрушился шквалистый дождь. Он хлестал их с такой силой, будто черти камнями швырялись.

Единственным звуком, перекрывавшим злобный рев шторма, был голос Скагса. Забористо ругаясь, капитан призывал матросов надежнее закрепить тару с провизией. Матросы, изнемогая, удерживали ящики и бочонки до тех пор, пока волна, вдруг выросшая до небес, не загнала плот глубоко под воду. Все, кроме Задиры, решили, что наступила их последняя минута. Скагс, затаив дыхание и сомкнув веки, проклинал разбушевавшуюся стихию.

Целую вечность плот нехотя продирался сквозь бурлящую массу пены. Когда ему удалось подняться на поверхность, те, кого не унесло в море, принялись хватать ртом воздух и откашливать соленую воду.

Капитан оглядел плот и ужаснулся. Всю кучу провизии будто корова языком слизала. Однако ужаснее было другое. Ящики, перед тем как сгинуть в пучине, проредили и ряды осужденных. Некому было ответить на жалобные крики о помощи. Одичавшее море пресекло любые попытки к спасению. Уцелевшим осталось только оплакивать погибших товарищей.

Шторм бушевал всю ночь, нанося людям болезненные удары, окатывая их сверху донизу. К утру море начало успокаиваться, шквалистый ветер сменился легким южным бризом, но расслабиться никому не пришло в голову. Нужно было бдительно следить, как бы море не огрызнулось напоследок и не смыло оставшихся в живых за борт.

Когда Скагсу наконец-то удалось твердо встать на ноги и полностью оценить ущерб, причиненный стихией, он с трудом оправился от потрясения. Алчное море поглотило все бочонки с пресной водой. А вот и еще одно бедствие: на мачтах – жалкие обрывки парусины.

Капитан приказал Рамси и Шеппарду сосчитать пропавших. Таковых оказалось двадцать семь.

Лейтенант Шеппард печально качал головой, оглядывая обитателей плота:

– Бедняги! Они похожи на утопших крыс.

Скагс приказал команде набрать в парусиновые обрывки воды.

– И быстро, не то ливень прекратится.

– Нам больше не в чем хранить воду, – мрачно сообщил Рамси. – И потом, если обрывки пойдут на плошки, то из чего паруса шить?

– Когда каждый напьется, мы восстановим паруса и продолжим двигаться в направлении ост-зюйд-ост.

Едва на плоту зашевелилась жизнь, Дорсетт выпутался из мачтовых вант и, обняв Бетси за плечи, заботливо спросил:

– Детка, с вами все в порядке?

Она глянула на него сквозь длинные пряди волос:

– Я ни за что не отправлюсь на королевский бал, как облезлая кошка. Пусть меня промочило до костей, но я рада, что жива.

– Плохая выдалась ночь, – сурово выговорил он, – и боюсь, она не последняя.

Как только Дорсетт развязал Бетси, тучи разошлись и солнце напомнило о себе палящими лучами. Без навеса, сорванного бешеным натиском ветра и волн, люди оказались во власти дневной жары. А вскоре начались муки голода и жажды. Крохотные кусочки пищи, найденные в щелях между досками, были мгновенно съедены. Так же быстро исчезла и дождевая вода, собранная в полотняные обрывки.

Когда паруса были восстановлены, выяснилось, что от них мало толку. Если ветер дул сзади, то плот худо-бедно поддавался управлению. Однако попытки изменить курс приводили лишь к тому, что он разворачивался к ветру широкой стороной.

Невозможность задавать плоту нужное направление раздражала Скагса. Во время шторма он спас драгоценные навигационные приборы, крепко прижав их к груди, и теперь определил, где находится плот.

– Хоть немного ближе к суше, капитан? – спросил Рамси.

– Боюсь, что нет, – мрачно ответил Скагс. – В настоящий момент мы дальше от Новой Зеландии, чем были два дня назад.

– В Южном полушарии в самый разгар лета без пресной воды мы долго не протянем.

Скагс указал на пару острых плавников, резавших воду невдалеке от плота:

– Если за четыре дня нас не подберет какое-нибудь судно, мистер Рамси, то акулам обеспечен шикарный банкет.

Хищницам долго ждать не пришлось. На второй день после шторма тела тех, кто умер от ранений, полученных во время морского буйства, спустили в воду, и они тут же исчезли в круговерти кровавой пены. Одна из рыбин оказалась особенно агрессивной. В ней Скагс признал большую белую акулу, настоящую мясорубку, наводившую страх на мореплавателей. По прикидкам капитана, она была длиной двадцать два – двадцать четыре фута.

Между тем кошмар только начинался. Дорсетт был первым, у кого возникло дурное предчувствие.

– Что-то они замышляют, – сказал он Бетси. – Не нравится мне, как они на женщин пялятся.

– Вы это про что? – спросила она, едва шевеля запекшимися губами. Лицо она прикрывала изорванным шарфом, но голые руки и ноги уже успели сгореть на солнце и покрыться волдырями.

– Вон видите ту грязную группку контрабандистов на корме плота? Верховодит у них Джейк Хаггинс, уэльсский головорез. Он скорее тебе кишки выпустит, чем скажет, который теперь час. Готов спорить, что они затевают бунт.

Бетси обвела рассеянным взглядом распростертые тела.

– С чего это им вздумалось?

– Вот я и хочу выяснить, – бросил Дорсетт и стал лавировать между осужденными, слонявшимися без дела по влажной палубе, равнодушными к происходящему вокруг и страдающими от палящей жажды.

Дорсетт передвигался неуклюже, дивясь на свои суставы, которые словно заржавели за то время, когда все телодвижения свелись к тому, чтобы крепко держаться за веревки. Он был одним из немногих, кто осмелился приблизиться к заговорщикам и силой проложить себе путь среди прихвостней Хагтинса. Впрочем, те не очень-то обратили на него внимание, занятые перешептыванием и поглядыванием на Шеппарда и пехотинцев.

– Дорсетт, какого черта ты тут вынюхиваешь? – проворчал Хаггинс.

У главаря контрабандистов были короткие ноги, широкие плечи, грудь как бочка, длинные спутанные волосы, будто песком пересыпанные, чудовищно огромный расплющенный нос и громадная пасть с редкими почерневшими остатками зубов. Этот набор придавал ему вид злобный и отталкивающий.

– Я так полагал, вам пригодится славный малый, который поможет прибрать плот к рукам.

– На мертвечину потянуло, захотелось пожить подольше – так, что ли?

– Что-то я не вижу мертвечины, которая продлила бы наши страдания, – безразлично произнес Дорсетт.

Хаггинс осклабился, обнажив гнилые зубы:

– Бабы, дурак ты эдакий.

– Мы тут все загибаемся от жажды и адской жары, а тебя похоть одолела?

– Ты полный придурок, даром что знаменитый разбойник, – презрительно обронил Хаггинс. – Мы наших курочек не потоптать хотим. Смысл в том, чтобы порезать их и полакомиться нежным мясом. А Задиру Скагса, матросов и солдат можно приберечь на крайний случай.

Дорсетт подумал, что Хаггинс отвратительно шутит. Однако злоба, огнем горевшая в глубине глаз головореза, его омерзительный оскал подтвердили намерение поживиться человечинкой весьма серьезно. У Дорсетта все внутри заныло от ужаса и омерзения. Слава богу, актер он был превосходный, а потому лишь безучастно пожал плечами:

– К чему такая спешка? Я слышал, нас спасут до завтрашнего утра.

– Жди! – хмыкнул Хаггинс. – Тут в ближайшее время никакой посудины, никакого островка на горизонте не покажется. – Он помолчал, помертвев лицом, на котором оставили отметины все пороки человеческие. – Так ты с нами, разбойник?

– Мне нечего терять, если я к вам примкну, Джейк, – беспечно сказал Дорсетт. – Только, чур, высокая блондинка моя. А с остальными можете делать что хотите.

– Вижу, она тебе по вкусу пришлась, но мои ребята и я в доле, и в равной доле. Я дам ее тебе первому. А после того как управишься, поделю на всех.

– Вполне справедливо, – согласился Дорсетт. – Когда начинаем?

– Через час после того, как стемнеет. Я подам сигнал, и мы все набросимся на солдатиков. Когда вооружимся, проблем со Скагсом и его командой не будет.

– Я пригрел местечко у передней мачты, так что беру на себя солдата, который сторожит женщин.

– Хочешь оказаться первым в очереди на ужин – так, что ли?

– Верно, животик подвело. – Дорсетт растянул в улыбке плотно сжатые губы.

 

Дорсетт вернулся к Бетси, но ничего не сказал ей о том, что собираются сотворить контрабандисты. Он понимал: заговорщики следят за каждым его шагом, опасаясь разоблачения. «Предупрежу команду „Гладиатора“ и солдат о грозящей опасности сразу, как стемнеет», – решил он, а потому улегся на палубу и притворился уснувшим.

Как только на небе проклюнулись звезды, Дорсетт ползком подобрался к первому помощнику капитана и, поприветствовав его сдавленным шепотом, попросил:

– Рамси, не двигайтесь и не подавайте виду, будто кого-то слушаете.

– В чем дело? – вздрогнул Рамси. – Что вам угодно?

– Выслушайте меня, – тихо заговорил Дорсетт. – Не больше чем через час контрабандисты во главе с Джейком Хаггинсом совершат нападение на солдат. Если им удастся всех перебить, они повернут захваченное оружие против вас и вашей команды.

– Что за ерунда! Этого не может быть!

– Не поверите – погибнете.

– Хорошо, я скажу капитану, – неохотно пообещал Рамси.

– Не забудьте сообщить ему, кто вас предупредил.

Дорсетт осторожно отполз к Бетси. Сняв левый башмак, он отогнул подошву и достал из тайника нож с лезвием длиной в ладонь. Потом уселся и стал ждать.

Над горизонтом замаячил месяц, и некоторым показалось, будто на плоту появились призраки. Группа теней вдруг сорвалась с места и ринулась к центру палубы.

Раздался крик:

– Заколем свинью!

Это Хаггинс объявил о начале бунта.

Заключенные, давая волю застарелой ненависти к властям, потянулись за ним. Залп из мушкетов пробил бреши в их рядах и принудил остановиться. Тогда они увидели, что перед ними находятся пехотинцы в боевой готовности и матросы, вооруженные солдатскими саблями, плотницкими молотками и топорами и всякими другими предметами, способными покалечить до неузнаваемости.

– Ребята, не давай им снова зарядить ружья! – взревел Хаггинс. – Бей крепче!

Обезумевшая толпа снова двинулась вперед. На сей раз ее встретили разящие удары штыков и сабель. Но ничто не могло унять ярость нападавших. Они кидались на холодную сталь, хватали острия и лезвия голыми руками. На шатком плоту посреди океана озверелые мужчины бились не на жизнь, а на смерть.

Солдаты и моряки сопротивлялись упорно. Кровь заливала настил палубы. Трупы падали без перерыва. Бандиты и представители власти перешагивали их и продолжали сражаться. При этом только вопли раненых оглашали ночь.

Акулы, словно почуяв богатое угощение, засновали вокруг плота. Треугольный плавник Палача, как прозвали моряки большую белую акулу, резал воду меньше чем в пяти футах от перил. Тот, кто свалился за борт, не имел ни малейшего шанса вернуться.

Пораженный пятью сабельными ударами, Хаггинс, шатаясь, пошел на Дорсетта.

– Ты, подлый предатель! – прохрипел он, подняв над головой выдранную из настила доску.

Дорсетт, напружинившись, выставил перед ним нож.

– Еще шаг, и умрешь, – спокойно сказал он.

Взбешенный Хаггинс заорал в ответ:

– Это ты пойдешь на корм акулам, разбойник!

Но едва лишь он начал опускать доску, как Дорсетт отпрыгнул в сторону. Не в силах остановиться, уэльсский головорез с треском рухнул на палубу. Встать ему было не суждено. Дорсетт, перехватив нож, полоснул его остро заточенным лезвием по горлу.

– Не ужинать тебе сегодня вечером дамами! – яростно выкрикнул знаменитый разбойник, глядя на скорченное тело.

В ту роковую ночь Дорсетт убил еще троих. В какой-то момент на него насела кучка приспешников Хаггинса. Шаг за шагом, мужчина за мужчиной, они бились и не жалели сил в стремлении уничтожить друг друга.

Появилась Бетси и стала сражаться вместе с Дорсеттом, завывая, как сирена, и царапаясь, как тигрица. В итоге оба не слишком пострадали: Бетси обломала все ногти, а Дорсетта кто-то укусил в плечо.

Скагс с моряками и Шеппард с пехотинцами защищались отчаянно, порой даже переходили в контратаку, стараясь удержать за собой центр плота. К сожалению, не обошлось без потерь. В их числе – Шеппард, которого задушили два ублюдка, набросив петлю на шею. Рамси заработал сильнейшую контузию, у Скагса пострадало два ребра. Кроме того, бандитам удалось убить и сбросить в море двух женщин.

Но вот наконец бунтовщики, поодиночке или компанией, попятились к поручням. Наступил следующий акт трагедии. Повсюду валялись мертвецы, застывшие в самых причудливых позах. Не успели моряки и солдаты разглядеть, где свои, где чужие, как осужденные принялись рвать и пожирать трупы. Служивые обомлели от такого зрелища. Впрочем, их замешательство длилось недолго. Обезумев от позывов отощавших желудков, они тоже взялись за чудовищную трапезу. Скагс, не имея сил прекратить людоедство, отвернулся в сторону.

Дорсетт, Бетси и большинство женщин, хотя и изнемогали от мук голода, не смогли покуситься на плоть себе подобных.

Рамси произвел подсчет и был потрясен: в безрассудной бойне погибли сто девять осужденных. Просто не верилось, что маленький отряд одолел целую ораву бандитов! Но и защитникам был нанесен значительный урон: из солдат пала половина, из матросов – двенадцать человек.

Рамси подошел к Дорсетту:

– Вас зовет капитан.

Разбойник в его сопровождении отправился к месту, где лежал, привалившись спиной к мачте, Скагс. Хирург бинтовал капитану грудную клетку. Бинты Горман наделал из рубах покойников.

Скагс поднял на Дорсетта лицо, напряженное от боли:

– Хочу поблагодарить вас, мистер Дорсетт, за своевременное предупреждение. Осмелюсь заявить, что все честные люди, какие еще остались на этой дьявольской посудине, обязаны вам жизнью.

– Жизнь я вел грешную, капитан, но никогда не путался с вонючим сбродом.

– Когда мы доберемся до Нового Южного Уэльса, я постараюсь убедить губернатора скостить вам срок.

– Большое спасибо, капитан. Я в вашем распоряжении.

Скагс пристально посмотрел на нож, торчавший за поясом у Дорсетта:

– Это ваше единственное оружие?

– Да, сэр. Оно прекрасно проявило себя минувшей ночью.

– Дайте ему саблю, – обратился Скагс к Рамси. – С этими собаками мы еще не до конца разобрались.

– Согласен, – сказал Дорсетт. – Без такого предводителя, как Джейк Хаггинс, ярости у них поубавилось, только жажда все равно выбивает их из колеи. Как стемнеет, они снова попробуют.

Его слова оказались пророческими. По причинам, известным только людям, сходившим с ума из-за отсутствия еды и питья, осужденные повторили нападение спустя два часа после захода солнца. Натиск был не так силен, как вчера. Похожие на призраков фигуры наваливались друг на друга, молотя и рубя напропалую; тела преступников, матросов и солдат покрывали палубу ковром.

Когда решимость бунтовщиков ослабла, Скагс с остатками команды ударил по середине противников, Дорсетт вместе с уцелевшими пехотинцами зашел с фланга. Через двадцать минут все было кончено.

 

Рассвет на плоту увидели двадцать пять мужчин и три женщины: шестнадцать осужденных, два солдата и десять моряков. Помощник капитана Рамси погиб. Хирург Горман скончался от глубокой раны. Дорсетта сильно саданули саблей по правому бедру, а Скагсу к сломанным ребрам добавили ключицу. Поразительно, но Бетси вышла из потасовок, отделавшись мелкими ссадинами и порезами.

На десятый день после кораблекрушения умерли еще шесть человек: два юнги, не старше двенадцати лет, и шестнадцатилетний солдат бросились в море; четверо осужденных умерли от ран. Но и те, кто пока крепился, мало чем отличались от мертвецов, погруженные в какие-то странные видения, иссушенные голодом и испепеляющим солнцем, трясущиеся в лихорадке, изъязвленные от постоянного лежания на досках, между которыми проступала соленая вода.

На двенадцатый день осталось восемнадцать человек: скончались преступник и трое матросов. Последние клялись и божились, что видели «Гладиатора», а потом прыгнули за борт и поплыли к воображаемому паруснику. На плот они не вернулись, скорее всего, утонули или попали на зуб акулам.

Галлюцинации у людей были самые разные: от пиршественных столов до городских пейзажей. Скагсу представлялось, будто он с женой и детьми сидит дома у камина и смотрит в окно на Абердинскую гавань.

Неожиданно он упер странный взгляд в Дорсетта и произнес:

– Нам нечего бояться. Я дал знать Адмиралтейству, и за нами выслан спасательный корабль.

Бетси, одуревшая не меньше капитана, спросила:

– Вы какого голубя посылали с донесением – черного или серого?

Потресканные губы Дорсетта скривились в болезненной улыбке. Поразительно, но ему все еще удавалось сохранять чувство юмора, равно как и помогать способным передвигаться на ногах морякам приводить в порядок поврежденные участки плота. Отыскав несколько обрывков парусины, он соорудил небольшой навес над Скагсом. Бетси же занималась ранами капитана, выказывая ему самое душевное внимание. За мучительно тянувшиеся часы морской капитан, разбойник с большой дороги и воровка сдружились накрепко.

Навигационное оборудование пропало в морской пучине во время сражений. Скагс понятия не имел, где они находятся. Он велел матросам ловить рыбу, используя вместо лесок бечевку, а вместо крючков – гвозди. Наживкой служила человечина. Однако мелкая рыба совершенно не обращала внимания на такое угощение. И – что удивительно – даже акулы не проявляли к нему интереса.

Дорсетт привязал к эфесу сабли веревочный конец и вонзил ее в спину шнырявшей поблизости акулы. Обернув другой конец вокруг мачты, принялся ждать, когда акула подохнет. Единственным его уловом стало голое лезвие, изогнутое под девяносто градусов. Двое матросов смастерили гарпуны, привязав к палкам штыки. Они попали в парочку акул, но те в ответ лишь пренебрежительно вильнули плавниками.

Страдальцы отчаялись добыть себе пропитание, когда заметили большой косяк кефали. Рыбин размером от фута до трех оказалось легко подцепить самодельными гарпунами. Не успел косяк удалиться, как семь сигарообразных тушек с раздвоенными хвостами забились на раскисших от воды досках.

– Бог нас не оставил, – пробормотал Скагс, глядя на серебристых рыбин. – Кефаль, она в мелких водах водится. На глубоководье я ее ни разу не встречал.

– Он рыбу прямо-таки нам послал, – выговорила Бетси, широко раскрыв глаза.

Голод их был так велик, а улов так мал, что они добавили к рыбе мясо женщины, умершей всего час назад. Впервые в жизни Скагс, Дорсетт и Бетси притронулись к человечине. Так получилось, что есть себе подобного вместе с даром Господним вроде и не грех. А поскольку вкус человечины несколько перебивался вкусом рыбы, блюдо не вызвало особого отвращения.

И еще один дар упал с небес. Около часа плот поливало дождем, что позволило набрать семь литров пресной воды.

Питье и еда на время взбодрили тело, но не дух. Уныние по-прежнему не сходило с лиц пассажиров плота. Раны, разъедаемые морской солью, и ушибы причиняли адскую боль. Безжалостное солнце палило как геенна огненная. Ночь принесла облегчение и прохладу, тем не менее на рассвете четверо осужденных и последний солдат канули в воду.

На пятнадцатый день в живых остались Скагс, три матроса и шестеро осужденных, в том числе Бетси Флетчер и Дорсетт. Подниматься на ноги они уже не могли: инстинкт самосохранения угасал. Хотя умершие подпитывали живых, отсутствие пресной воды и дикий зной лишали обитателей плота всякой надежды продержаться дольше пары суток.

И тут произошло событие, встрепенувшее путешественников. В небе появилась большая зеленовато-коричневая птица. Она сделала три круга над плотом и уселась на нок-рее передней мачты. Желтые глазки с черными бусинками зрачков уставились на людей, пребывавших в самом жалком виде. О чем думала птица, неизвестно, но каждого из страдальцев осенила мысль изловить ее и съесть.

– Это кто? – прохрипела Бетси.

– Кеа, – просипел в ответ Скагс. – У одного из моих офицеров когда-то был такой.

– Он что, из породы чаек? – поинтересовался Дорсетт.

– Нет, это разновидность попугаев, гнездится в Новой Зеландии и на близлежащих островах. Никогда не слышал, чтобы кеа летал над океаном…

Скагс с неимоверным трудом поднялся и обозрел окрестности.

– Земля! – радостно воскликнул он. – Земля к западу от нас.

Действительно, сильные порывы ветра подталкивали плот к острову, зеленеющему на расстоянии не более десяти миль. Все молча предались мечтаниям о скором спасении. Когда радостный шок прошел, все, стеная, встали на колени и начали молиться, чтобы плот прибило к берегу.

Прошел час, и Скагс убедился, что остров вырастает в размерах.

– Течение несет нас к нему, – ликующе сообщил капитан. – Это чудо, сущее чудо, черт побери!

– Вероятно, остров необитаемый, – предположил Дорсетт.

– Какая красота, – прошептала Бетси, глядя на благословенную сушу. – Надеюсь, там найдется пресная вода.

Нежданная возможность продолжить жизнь породила взрыв энергии. Люди занялись делом. Матросы под руководством Скагса поставили парус, а Дорсетт и другие осужденные, вырвав из палубы доски, лихорадочно заработали гребцами.

Попугай, словно показывая людям дорогу, покинул рею и полетел к острову.

Люди гребли как сумасшедшие, уверенные, что их страдания закончились. Ветер помогал им, раздувая парус. До спасения оставалось меньше трех миль.

Скагс назначил самого крепкого матроса впередсмотрящим. Когда парень забрался по вантам на мачту до нок-реи, Задира потребовал:

– Докладывай.

– Мы движемся прямо на коралловый риф, – сообщил матрос.

Скагс обернулся к Дорсетту и Бетси:

– Если не удастся найти протоку, прибой разобьет нас вдребезги.

Спустя тридцать минут парень на мачте подал голос:

– Вижу протоку в двухстах метрах по правому борту.

– Навались на руль! – скомандовал Скагс матросам. – Живо! – Затем обратился к осужденным: – Гребите так, будто за вамп черти гонятся.

Грохот воды, ударяющей по скалам, походил на артиллерийскую канонаду. Чем ближе было дно, тем пенистые волны вздымались выше. Надежда путешественников на счастливое завершение эпопеи начала таять, уступая место отчаянию.

Скагс, зажав под мышкой румпель, направлял плот к протоке. Матросы орудовали парусом. Осужденные из последних сил махали досками. Однако всего этого не хватало для того, чтобы как следует развернуть плот. Тогда Скагс велел гребцам собраться на одной стороне и дружно работать «веслами».

Плот с жуткой скоростью потащило вперед. Его то вздымало на гребень волны, то бросало в зыбучую яму. Двух мужчин-осужденных унес зеленовато-голубой водоворот.

Когда Дорсетту показалось, что рифа можно коснуться рукой, раздался жуткий треск. Это начали лопаться канаты, стягивавшие бревна. Обломки мачт, на которых держалась дощатая обшивка, заходили ходуном.

В протоке плот развалился. Пассажиры погрузились в воду.

 

Дорсетт, отфыркиваясь, вынырнул на поверхность, крепко держа Бетси за талию.

– Плавать умеешь? – прокашлял он.

Бетси отрицательно замотала головой.

Дорсетт поплыл к мачте, качавшейся на волнах всего футах в десяти от него. Быстро достигнув цели, он закинул руки Бетси на бревно. Сам повис рядом, тяжело дыша и стараясь унять бешеное сердцебиение. Передохнув минуту-другую, Дорсетт огляделся.

Скагс и два матроса сидели неподалеку на куске обшивки и отрывали доски, намереваясь употребить их в качестве весел. Мужчина и женщина из числа осужденных барахтались, уцепивших за разные деревяшки.

Дорсетт посмотрел на берег. Меньше чем в четверти мили приветливо искрился на солнце белый песок.

– Эй, на борту! – послышался радостный голос Скагса. – Джесс, Бетси, держитесь! Сейчас возьмем вас и остальных на абордаж и причалим к берегу.

Дорсетт в ответ махнул рукой и поцеловал Бетси в лоб.

– Детка, – сказал ласково, – постарайся не утопить меня. Еще полчаса – и мы ступим на твердую…

Закончить фразу ему помешал высокий плавник. Белая акула последовала за путниками в лагуну.

«Это нечестно!» – мысленно воскликнул Дорсетт. Вынести страдания, которые и вообразить-то трудно, только для того, чтобы очутиться во чреве прожорливой твари, было, по его разумению, проявлением несусветной подлости. Прижав к себе Бетси, Дорсетт со страхом и омерзением наблюдал за медленным приближением треугольного символа смерти.

И вновь случилось чудо.

Тихая лагуна вдруг превратилась в кипящий котел. В небо ударил водяной столб. Когда брызги разлетелись, Дорсетт увидел акулу, обвитую морским змеем. Кровожадное чудовище билось в диких конвульсиях, зубастая пасть щелкала как у взбесившейся собаки, пытаясь перекусить мощные кольца.

Скагс лучше, чем Дорсетт, разглядел змея. Он прикинул, что длина его шестьдесят – шестьдесят пять футов, толщина – как большая бочка для муки. Змей был похож на угря. Пасть наполняли короткие острые зубы. Гладкая кожа с одной стороны была темно-коричневой, почти черной, а с другой – белесой, цвета слоновой кости. Скагсу частенько доводилось слышать байки о морских змеях. Он всегда высмеивал рассказчиков, полагая, что у них разыгралось воображение под воздействием рома. Но сейчас ему было не до смеха. Битва гигантов внушала ужас.

Строение тела не позволяло акуле настолько изогнуться, чтобы достать змея. Она рухнула в воду и стремительно закружилась. Змей замкнул зубами жаберные щели. Акула присмирела, и оба монстра исчезли под водой. Местный палач уничтожил пришлого.

Скагс, не теряя времени даром, подобрал осужденных.

Потрясенные всем, чему оказались свидетелями, путешественники наконец-то перенеслись из мира кошмаров в райский уголок, неведомый европейским мореплавателям той поры.

После недолгого блуждания они обнаружили чистый ручей, бегущий с вулканической горы, и фруктовые деревья. Для восьми человек, дрейфовавших пятнадцать дней, началась новая жизнь.

 

Полгода спустя после описанных событий новозеландский рыбак, пристав к берегу, чтобы залатать пробоину на баркасе, заметил торчащую из песка руку, сжимающую меч. Раскопав песок, рыбак, к своему удивлению, нашел деревянную статую, изображающую древнего воина в полный рост. Он доставил находку в город Окленд, и там заявили, что эта фигура украшала нос парусного клипера «Гладиатор».

Деревянного воина почистили, покрыли лаком и поместили в небольшом морском музее. Посетители часто останавливались перед ним и размышляли о таинственном исчезновении клипера.

А еще три года спустя, в июле 1858-го, австралийская газета «Сидней морнинг геральд» опубликовала статью следующего содержания:

 

 

«ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ МЕРТВЫХ

На морях, окружающих Австралию, происходит множество странных событий, но ни одно из них не может сравниться с тем, что пережили капитан Чарлз Скагс по прозвищу Задира и корабельный плотник Томас Кохран.

Скагс командовал клипером „Гладиатор“, принадлежавшим компании „Карлайл энд Данхилл“ и бесследно исчезнувшим в январе 1856 года. Предполагалось, что парусник и все, кто на нем находился, утонули во время ужасного шторма, когда до Сиднея оставалось не более трехсот миль.

Капитан и его спутник поразили присутствовавших, войдя в Сиднейскую гавань на утлом суденышке. По словам Скагса, он и матрос провели два с лишним года на острове, которого нет на карте.

Резная фигура, найденная на западном побережье Новой Зеландии, подтверждает факт гибели „Гладиатора“.

Таким образом, из 232 человек (192 преступника, 12 военнослужащих, 28 матросов) уцелели только двое. Прибой вынес их на безвестный остров, где они ценой невероятных усилий построили судно из подручного материала. Инструменты им предоставил тот же прибой, выбросив на берег годом позже останки корабля.

К сожалению, среди даров моря не оказалось навигационных приборов, поэтому капитан не смог определить координаты острова. Но, насколько он себе представляет, этот клочок суши расположен примерно в 350 милях на ост-зюйд-ост от Сиднея.

Чарлз Скагс и Томас Кохран выглядели поразительно крепкими. Перед тем как сесть на ближайший корабль, отправлявшийся в Англию, они выразили глубочайшее сожаление родственникам погибших моряков, лейтенанта Сайласа Шеппарда, рядовых Ново-южно-уэльсского пехотного полка, а также полицейского хирурга Отиса Гормана».

 

 

НАСЛЕДСТВО

 

17 сентября 1876 года

Абердин, Шотландия

 

Вскоре после того как Скагс возвратился в Абердин, компания «Карлайл энд Данхилл» предложила ему взять под команду «Каллоден», самый новый и самый великолепный парусник, и заняться перевозкой чая из Китая в Англию. Задира без колебания согласился. Совершив шесть изнурительных переходов и установив два рекорда, капитан в сорок семь лет вышел в отставку и удалился на покой.

Капитаны парусных клиперов старели раньше времени. Плавание на судах, быстроходнее которых не было в мире, требовало серьезных жертв от тела и духа. Многие из тех морских волков умерли совсем молодыми: одни от измождения, другие в результате кораблекрушений. Особые это были люди – железные капитаны, водившие деревянные корабли на неслыханных скоростях в романтическую эру освоения морских просторов. Они сходили в могилы либо погружались в воду, гордые тем, что командовали лучшими парусниками из когда-либо построенных человечеством.

Крепкий, как бимсы «Каллодена», Скагс в последнее путешествие отправился в пятьдесят девять лет. Он вложил деньги за четыре перехода в акции родной компании, так что наследники внакладе не остались.

А смерть его настигла, можно сказать, случайно.

Схоронив горячо любимую жену Люси, Скагс собственноручно построил небольшое двухмачтовое судно и начал ходить под косыми парусами по лиманам Шотландии. Как-то он отправился морем в Питерхед навестить сына и внуков, продрог на зимнем ветру и заболел.

За несколько дней до кончины, 17 сентября 1876 года, Скагс послал за своим давнишним другом и бывшим работодателем Абнером Карлайлом. Уважаемый судовладелец, наживший совместно с Александром Данхиллом немалое состояние, Карлайл был самым заметным жителем Абердина. Помимо судоходной компании он владел торговой фирмой и банком. Объектами его благотворительности служили местные библиотека и больница. Карлайл был худ, жилист и совершенно лыс. Глаза его лучились добротой. Ходил же он, основательно прихрамывая: сказывалось падение с лошади в молодости.

Карлайла встретила дочь капитана, которую магнат знал с рождения. Коротко обняв гостя, Дженни взяла его за руку.

– Хорошо, что вы пришли, Абнер. Отец каждые полчаса про вас спрашивает.

– Как он держится, старый морской волк?

– Боюсь, дни его сочтены. – Дженни опечалилась.

Карлайл оглядел уютную комнату, похожую на корабельную каюту из-за стен, увешанных морскими картами. На этих картах были обозначены маршруты рекордных переходов Скагса и указано, сколько миль он покрывал за день при каждом таком переходе.

– Мне будет не хватать вашего дома, – сказал Карлайл.

– Братья говорят, что для семьи лучше продать его.

Дженни проводила Карлайла наверх и открыла перед ним дверь в спальню.

– Отец, Абнер Карлайл пришел.

– Давно пора, – проворчал Скагс.

Дженни чмокнула Карлайла в щеку.

– Пойду приготовлю вам чай.

Капитан лежал в постели. Хотя выглядел он далеко не блестяще, в оливково-серых глазах по-прежнему горел огонь, что приятно удивило Карлайла.

– У меня для тебя есть новое судно, Задира, – сказал он, усаживаясь в кресло.

– Чертовски рад слышать, – проскрипел Скагс. – Какая у него оснастка?

– Никакой. Это пароход.

Лицо Скагса налилось краской, когда он натужно приподнял голову.

– Господь проклянет эти вонючие корыта, поганящие моря.

Как раз на такой ответ Карлайл и надеялся. Задира Скагс мог загнуться, но смириться был не способен.

– Времена изменились, мой друг. «Катти Сарк» да «Фермопилы» – единственные из известных нам с тобой парусников, которые до сих пор ходят по волнам.

– У меня не так-то много времени на пустую болтовню. Я попросил тебя прийти, чтобы ты выслушал мою предсмертную исповедь и исполнил последнюю просьбу.

Карлайл взглянул на Скагса и сказал не без иронии:

– Пьяницу какого-нибудь измордовал или в постель к девчонке залез в шанхайском борделе?

– Я о «Гладиаторе» говорю, – пробурчал Скагс. – Соврал я про него.

– Он затонул во время тайфуна. Какое тут вранье?

– Он и впрямь утонул, только ни пассажиры, ни экипаж вместе с ним ко дну не пошли.

Несколько мгновений Карлайл безмолвствовал, потом заговорил осторожно:

– Чарлз Задира Скагс, ты самый честный из всех известных мне людей. Мы полвека знакомы и всегда доверяли друг другу. Ты уверен, что это не болезнь в тебе говорит?

– Клянусь тебе, я двадцать лет прожил с ложью, исполняя долг.

Карлайл недоуменно воззрился на капитана:

– Так что же ты хочешь мне поведать?

– Историю, которую никому не рассказывал. – Скагс откинулся на подушки и устремил взгляд мимо Карлайла, в одному ему ведомую даль. – Историю плота из «Гладиатора».

 

Спустя полчаса Дженни принесла чай и зажгла в спальне керосиновые лампы.

– Отец, ты должен немного поесть. Я твою любимую рыбную похлебку сварила.

– У меня нет аппетита, дочка.

– Тогда Абнер, наверно, с голоду помирает. Могу поспорить, что он съел бы чего-нибудь.

– Дай нам еще часок, – попросил Скагс.

Как только дочь вышла, Скагс продолжил повествование:

– На берег выбралось восемь человек. Из команды «Гладиатора» выжили только я, Томас Кохран, корабельный плотник, и Альфред Рид, очень толковый матрос. Из осужденных уцелели Джесс Дорсетт, Бетси Флетчер, Мэрион Адамс, Джордж Прайор и Джон Виклеман. Восемь из двухсот тридцати одной души, которые отправились в плавание из Лондона.

– Извини, дорогой дружище, – сказал Карлайл, – но все это звучит, мягко выражаясь, сомнительно. Десятки людей, дерущихся на плоту посреди океана, трапезы из человечины, спасение от зубов белой акулы благодаря вмешательству морского змея… Ты хоть сам веришь тому, что говоришь?

– Это не бредни умирающего, – слабым голосом возразил Скагс. – Рассказ правдив от первого до последнего слова.

Карлайлу очень не хотелось понапрасну огорчать Скагса. Старый морской волк многое сделал для процветания его судоходной империи. Карлайл ободряюще потрепал друга по руке:

– Рассказывай дальше. Мне не терпится узнать, чем дело кончилось. Что произошло после того, как вы ступили на тот остров?

Следующие полчаса Скагс излагал, как они пили и не могли напиться сладкой и чистой воды из ручья; как поймали и разделали ножом большую черепаху; как, найдя у кромки воды кремнистый камень, высекли из него с помощью ножа огонь и развели костер; как приготовили черепашье мясо; как посрывали с деревьев диковинные плоды…

– Несколько дней мы только и делали, что ели. Наконец, восстановив силы, мы отправились смотреть остров. Формой он напоминал рыболовный крючок, пять миль в длину и чуть меньше мили в ширину. На противоположных концах его располагались две вулканические горы: тысяча двести и полторы тысячи футов высотой. Лагуна имела три четверти мили в длину и с моря была ограждена коралловыми рифами.

– Остров был необитаемым? – уточнил Карлайл.

– Если не считать птиц, то да.

– Какие-нибудь признаки кораблекрушений?

– Ничего.

– После всех бедствий остров, должно быть, показался вам раем, – заметил Карлайл.

– Красивее места я на земле не видел, – подтвердил Скагс с такой интонацией, будто отзывался о любимой женщине. – Великолепный изумруд на сапфире моря. – Он помолчал, воскрешая в памяти вид этой драгоценности. – Мы быстро втянулись в идиллическую жизнь. Я распределил обязанности между людьми, назначил время для ловли рыбы, сооружения и починки жилища, сбора фруктов и прочей снеди, велел постоянно поддерживать огонь и подавать сигналы любому судну, какое возникнет на горизонте. Так мы мирно прожили несколько месяцев.

– Распря вспыхнула среди женщин, верно? – оживился Карлайл.

Скагс слабо качнул головой:

– Точнее, из-за женщин среди мужчин.

– С вами, стало быть, произошло то же, что и с командой «Баунти».^[4]

– Увы. Я понимал, что беды не миновать, а потому составил график пользования женщинами. Чтобы никому не было обидно. Женщин-то было две, а мужчин – шестеро. Не всем, конечно, это понравилось. Только другого способа избежать кровопролития я не нашел.

– Учитывая сложившиеся обстоятельства, вынужден признать, что ты поступил правильно.

– Добиться мне удалось только одного: ускорить неизбежное. Осужденный Джон Виклеман убил матроса Рида из-за Мэрион Адамс, а Джесс Дорсетт отказался делить Бетси Флетчер с кем бы то ни было. Когда Джордж Прайор попытался учинить насилие над Флетчер, Дорсетт булыжником вышиб ему мозги.

– И тогда вас осталось шестеро.

Скагс моргнул.

– Спокойствие на острове воцарилось, когда Джон Виклеман женился на Мэрион Адамс, а Джесс – на Бетси.

Карлайл фыркнул:

– Женились? Как это возможно?

– Абнер, ты забыл? – Легкая улыбка тронула тонкие губы Задиры. – Капитан имеет право заключать браки.

– Тогда должен тебе сообщить, что этим правом ты воспользовался не вовремя. Ты не стоял на палубе судна.

– Зато мы все жили в мире и согласии.

– Разве у тебя и Кохрана не было чувственных порывов?

Скагс засмеялся и следом раскашлялся. Карлайл протянул ему стакан воды. Сделав пару глотков, Скагс сказал:

– Как только желание начинало меня донимать, я вызывал в памяти облик милой Люси. Ведь однажды я поклялся ей в вечной верности.

– А плотник?

– Кохран, так уж судьбе было угодно, предпочитал компанию мужчин.

Пришел черед смеяться Карлайлу:

– Странных ты людей набрал в команду.

– Это ты зря. Мастерство Кохрана очень нам пригодилось, когда мы нашли инструменты.

– И как же это случилось?

– Примерно год спустя у южной оконечности острова разбился французский шлюп-сторожевик. Мы попытались спасти людей, но тщетно: экипаж погиб в бушующих волнах. Через два дня море успокоилось, и мы выловили четырнадцать тел. Похоронив их рядом с Джорджем Прайором и Альфредом Ридом, я и Дорсетт, как самые сильные пловцы, провели операцию по извлечению из шлюпа всего мало-мальски ценного. Ныряли целых три недели. В итоге у нас с Кохраном появились средства для того, чтобы построить судно, способное достичь Австралии.

– А что женщины? Как поживали Бетси и Мэрион? – осведомился Карлайл.

Глаза Скагса погрустнели.

– Бедняжка Мэрион, она была доброй и искренней девушкой. Ее поймали на воровстве из хозяйской кладовки и осудили на три года каторги. Она умерла при родах, оставив Виклеману дочь. Джон от горя просто помешался. Он даже пытался убить дитя. Мы держали его связанным четыре дня, пока он не оправился. Но прежним он так и не стал.

– А Бетси?

– Эта была слеплена совсем из другого теста. Сильная женщина, с любым мужиком потягаться могла. За два года родила двух мальчиков да еще и дитя Мэрион вынянчила. Дорсетт с Бетси были созданы друг для друга.

– Почему они не уплыли с вами?

– Побоялись. Я вызвался обратиться к губернатору с просьбой об их освобождении, но они решили не искушать судьбу. И правильно сделали. Высадись они в Австралии, полицейские приставы сграбастали бы детей и рассовали по приютам. Бетси отправили бы на прядильную фабрику, а Джесс наверняка кончил бы свои дни на какой-нибудь ферме. Скорее всего, они никогда бы больше не увидели ни своих мальчиков, ни друг друга. Я дал им слово: пока жив, они будут числиться погибшими на «Гладиаторе».

– И Виклеман?

– Да. Он удалился в пещеру на северной оконечности острова.

Карлайл задумался над историей, поведанной Скагсом.

– И у тебя хватило выдержки молчать об этом двадцать лет…

– Если бы я нарушил данное мной слово, то этот мерзавец, что сидел губернатором в Новом Южном Уэльсе, послал бы за ними корабль. Он был готов ад перевернуть, лишь бы схватить убежавшего заключенного. – Скагс устремил взгляд через окно на суда в гавани. – Какое трогательное было прощание, до слез! Бетси с Джессом и дети стояли на берегу и махали нам вслед руками. Видит бог, счастливее людей не было и нет на свете. Они устроили себе жизнь такую, какой никогда не имели бы в цивилизованном мире.

Слово «цивилизованном» старый моряк произнес презрительно, будто сплюнул.

– А Кохран? Почему он обо всем не разболтал?

Скагс перевел повеселевший взгляд на Карлайла.

– Я же тебе говорил: у него была маленькая тайна, которую он не желал раскрывать. Он сгинул в Южно-Китайском море в шестьдесят седьмом году вместе с «Занзибаром».

– М-да, любопытно было бы узнать, как поживают твои островитяне.

– А я знаю, – улыбнулся Скагс.

Карлайл в удивлении вздернул брови:

– Буду признателен, если разъяснишь откуда.

– Через четыре года после моего отплытия остров заметило американское китобойное судно, и команда спустилась на берег, чтобы пополнить запасы пресной воды. Джесс и Бетси встретили моряков и обменяли фрукты и свежую рыбу на ткани и кухонную утварь. Капитану они сказали, что были миссионерами и попали на остров по причине кораблекрушения. Потом и другие китобои стали заходить на остров за водой и продуктами. Одна из таких команд снабдила Бетси семенами в обмен на шляпы, сплетенные из пальмовых листьев, и рацион семейства Дорсетт пополнился овощами.

– Откуда тебе обо всем этом известно?

– Из писем Бетси. Китобои оказались хорошими почтальонами.

– Так значит, твои островитяне до сих пор живы?

Взгляд Скагса погрустнел.

– Джесс погиб на рыбалке шесть лет назад. Налетел шквал и перевернул лодку. Бетси думает, что он ударился обо что-то головой. Ее последнее письмо – вместе с посылкой – пришло два дня назад. Ты найдешь его в среднем ящике моего стола. Она написала, что умирает от болезни желудка.

Карлайл, поднявшись, прохромал к обшарпанному столу. Выдвинув указанный ящик, он достал клеенчатый мешочек и сложенный вчетверо лист бумаги. Вернувшись в кресло, он надел очки и взглянул на послание.

– Для простолюдинки она пишет очень хорошо.

– Первые ее письма пестрели ошибками, но Джесс был человек образованный, и под его присмотром она выучилась грамматике.

Карлайл принялся читать вслух:

– «Дорогой мой капитан Скагс! Молюсь, чтоб были вы в добром здравии. Это будет моим последним письмом к вам, поскольку у меня какая-то гадкая болезнь желудка – так, по крайней мере, сказал мне корабельный врач с китобойного судна „Эми энд Джейсон“. Так что скоро я свижусь со своим Джессом. Есть у меня просьба, какую молю вас уважить. В первую неделю апреля этого года оба моих сына и Мэри, дочка Мэрион, покинули остров на борту китобойного судна, которое направлялось в Окленд, поскольку нуждалось в ремонте, после того как его протащило по коралловым рифам. В Окленде дети должны пересесть на любой корабль, отправляющийся в Англию, а потом прибыть к вам в Абердин. Прошу вас, самый дорогой мой друг, приютить детей и позаботиться об их образовании в самых лучших школах, какие только есть в королевстве. Вечно буду вам признательна и знаю, что те же чувства испытывал бы и Джесс, будь он жив. Присовокупляю мое наследство. Пусть оно пойдет в счет оплаты за образование детей. Они у меня очень смышленые и в учении не подкачают. С великим почтением шлю вам горячий прощальный привет. Бетси Дорсетт. Да, вот еще что. Змей шлет вам глубокий поклон». – Карлайл глянул поверх очков. – Опять змей?

– Ну да. Тот, который спас нас от большой белой акулы, – пояснил Скагс. – Он живет в лагуне. Я видел его по меньшей мере четыре раза.

Карлайл снял очки и посмотрел на старинного друга так, будто капитан вдруг рехнулся. Подумав, он счел за лучшее не вникать в это дело.

– Бетси отпустила в далекий путь малых детей без сопровождения?

– Не таких уж малых, – сказал Скагс. – Самому старшему сейчас лет девятнадцать.

– Если они покинули остров в начале апреля, то могут оказаться на пороге твоего дома в любое время.

– Да. Если не застряли в Окленде.

– Боже мой, старина, ты в безвыходном положении.

– Ты хотел сказать, на пороге смерти?

– Тебе рано говорить о смерти, – сказал Карлайл, глядя Скагсу прямо в глаза.

– Нет, – твердо выговорил Скагс. – Абнер, ты отличный делец. Никто не знает этого лучше меня. Поэтому я и хотел встретиться с тобой, прежде чем отправиться в последнее плавание.

– Ты предлагаешь мне взять заботу о детях Бетси на себя?

– Они поживут в моем доме, пока ты не поставишь их на якорь в самых лучших учебных заведениях, куда только можно попасть за деньги.

– Те жалкие крохи, которые Бетси выручила, продавая шляпы и фрукты, и в малой степени не покроют расходов на несколько лет пансиона в дорогих школах. Им понадобятся приличная одежда и частные учителя, чтобы натаскать до нужного уровня знаний. Неужели ты мечтаешь разорить меня?

Скагс глазами указал на клеенчатый мешочек:

– Открой.

Карлайл ослабил тесемки и высыпал содержимое мешочка на ладонь.

– Это что, шутка? Тут ничего нет, кроме обыкновенных камешков.

– Ошибаешься, Абнер. Они необыкновенные.

Карлайл надел очки, выбрал камешек размером со сливу и принялся внимательно разглядывать. Поверхность камешка была гладкой, по форме он напоминал восьмигранник.

– Ну и что особенного?

– Отнеси камни Леви Страузеру, тогда узнаешь.

– Ювелиру?

Скагс моргнул. Долгий разговор утомил его.

– Как пожелаешь, дружище.

Судовладелец убрал в один карман очки и достал из другого часы. Посмотрев на циферблат, он сказал:

– Завтра прямо с утра отправлюсь к Страузеру и вернусь рассказать тебе, во что он оценит это барахло.

– Спасибо, – пробормотал Скагс. – Все остальное само о себе позаботится.

 

Ранним утром под моросящим дождичком Карлайл отправился в старинный деловой район возле Каслгейт. Сверившись с адресом, направил шаги к одному из множества ничем не примечательных домиков, сложенных из местного серого гранита, которые всему Абердину придавали вид цельный, если не сказать тусклый. Латунная табличка на двери возвещала: «Страузер и сыновья». Карлайл потянул за ручку звонка. Открывший дверь клерк препроводил его в спартански обставленную контору, предложил сесть в кресло и принес чашку чая.

Прошла томительная минута, прежде чем через боковую дверь вошел приземистый мужчина с поседевшей бородой до самой груди, облаченный в длинный сюртук. Вежливо улыбнувшись, он протянул руку:

– Я Леви Страузер. Чем могу служить?

– Меня зовут Абнер Карлайл. Меня послал к вам мой друг капитан Чарлз Скагс.

– Капитан Скагс предупредил меня через посыльного, что вы придете. Для меня честь принимать в своей скромной конторе самого знаменитого купца Абердина.

– Мы с вами встречались когда-нибудь?

– Не думаю. Вы не из тех, кто тратится на драгоценности.

– Моя жена умерла молодой, и больше я не женился. Вот и незачем было покупать дорогостоящие безделушки.

– Я тоже рано потерял жену, но, к счастью, нашел прекрасную женщину и она родила мне четырех сыновей и двух дочерей.

За много лет Карлайлу частенько случалось вести дела с евреями-купцами, но никогда не приходилось сталкиваться с ювелирами. Попав в незнакомую сферу, он чувствовал себя неловко. Он достал клеенчатый мешочек и положил на стол:

– Капитан Скагс просил вас оценить находящиеся внутри камни.

Страузер постелил на стол белую бумагу и высыпал на нее содержимое мешочка. Посчитал камни. Их было восемнадцать. Без спешки, через лупу, Страузер рассмотрел каждый камень. Затем вытянул на ладони самый большой и самый маленький.

– Будьте добры потерпеть немного, мистер Карлайл, я хочу устроить этим двум камням кое-какую проверку. Я попрошу сына угостить вас еще одной чашечкой чая.

– Да, благодарю вас. Мне нетрудно подождать.

Страузер вернулся в комнату через час. Карлайл хорошо разбирался в людях. В двадцать два года он купил свое первое судно и с тех пор с успехом провел переговоры по более чем тысяче сделок, требовавших коммерческой сметки. А потому понял: Леви Страузер нервничает. Внешне это не было заметно: никаких дрожащих рук, никаких мелких подергиваний уголков губ, никаких капель пота. Волнение таилось в глазах. Страузер походил на человека, узревшего Бога.

– Позвольте спросить, откуда эти камни?

– Точно указать место не могу, – признался Карлайл.

– Копи Индии выработаны, и ничего подобного не может прийти из Бразилии. Вероятно, какое-нибудь новое месторождение в Южной Африке?

Карлайл пожал плечами:

– А что? Эти камни чего-то стоят?

– Вы не знаете, что это такое?! – спросил пораженный Страузер.

– Я не специалист в минералах. Мое дело – судоходство.

Подобно древнему чародею, Страузер сомкнул пальцы над кучкой камней.

– Мистер Карлайл, это алмазы! Самые прекрасные необработанные алмазы, какие я только видел.

Карлайл по коммерческой привычке скрыл изумление.

– Не смею ставить под сомнение вашу порядочность и компетентность, мистер Страузер, но неужели вы говорите серьезно?

– Наш род, мистер Карлайл, имеет дело с драгоценными камнями на протяжении пяти поколений. Верьте мне, когда я говорю: перед вами лежит целое состояние. Камни не только отличаются потрясающей чистотой, но и имеют изысканный фиолетово-розовый оттенок. Благодаря своей красоте и редкости они стоят дороже самых лучших бесцветных камней.

Понадобилось время, чтобы Карлайл снова обрел твердость духа.

– Сколько же за них можно выручить?

– Сейчас трудно сказать, поскольку подлинные свойства алмаза становятся очевидными лишь после огранки и шлифовки. Самый маленький из камней весит в сыром виде шестьдесят карат, а самый крупный – более девятисот восьмидесяти. Это крупнейший из известных необработанных алмазов в мире.

– Насколько я могу судить, с точки зрения вложения средств правильнее будет отдать их обработать, прежде чем продавать.

– Я готов предложить вам хорошие деньги за необработанные камни.

Карлайл принялся укладывать алмазы обратно в мешочек.

– Нет, благодарю вас. Я представляю своего умирающего друга. И мой долг – обеспечить ему самый высокий доход, какой только возможен.

Страузер быстро сообразил, что уговорить проницательного шотландца расстаться с неограненными камнями не удастся. Шанс заполучить алмазы, огранить их, а потом продать на лондонском рынке с невероятной выгодой ему не выпал. «Лучше получить хорошую прибыль, чем вовсе никакой», – мудро рассудил ювелир.

– Вам незачем идти куда-то еще, помимо этой конторы, мистер Карлайл. Мои сыновья прошли обучение в лучшем заведении по огранке алмазов в Антверпене. Они ничем не уступают в мастерстве лондонским специалистам. Если вы решите довериться им, то я с удовольствием стану вашим посредником при продаже камней.

– А почему бы мне самому их не продать?

– По той же причине, почему я приду к вам, когда понадобится отправить товар в Австралию, а не буду покупать судно и перевозить его сам. Я член Лондонской алмазной биржи, а вы нет. Вам никогда не удастся продать бриллианты выгоднее меня.

Карлайлу хватило здравого смысла для того, чтобы, поднявшись с кресла, протянуть руку ювелиру:

– Отдаю камни в ваши руки, мистер Страузер. Верю, что наше соглашение окажется прибыльным и для вас, и для людей, которых я представляю.

– Можете твердо положиться на это, мистер Карлайл.

Уже переступая порог конторы, магнат обернулся и посмотрел на хитрого еврея:

– И все-таки. Сколько, по-вашему, могут стоить камни после обработки?

Страузер закатил глаза к потолку и вообразил гору сверкающих бриллиантов.

– Если эти камни прибыли из копей царя Соломона, то их нынешние владельцы вот-вот сказочно обогатятся.

– Простите, но ваша оценка звучит как-то причудливо.

Страузер посмотрел через стол на Карлайла и улыбнулся:

– Поверьте мне: эти камни после обработки можно будет продать за миллион фунтов стерлингов.^[5]

– Боже праведный! – воскликнул Карлайл. – Так много?

Страузер осторожно, словно чашу Святого Грааля, поднял самый крупный алмаз и произнес с благоговением:

– Или больше, намного больше.

 

ЧАСТЬ I
СМЕРТЬ НИОТКУДА

 

 

 

 

1

 

14 января 2000 года

Остров Сеймур близ Антарктического полуострова

 

Над этим островом витало проклятие смерти. Проклятие, силу которого подтверждали могилы людей, ступавших на запретный берег – чтобы уже никогда не покинуть его. Здесь не было ничего похожего на величественные укутанные льдом горные вершины, или ледники, вздымавшиеся почти так же высоко, как знаменитые Белые скалы Дувра,^[6] или айсберги, хрустальными замками безмятежно плывущие по морю, – всего того, что можно увидеть на обширных просторах Антарктики.

Остров Сеймур представлял собой самый огромный сухой кусок суши. Вулканическая пыль, выпадавшая тысячелетиями, ускорила таяние льда и выцветала долины и горы. Место было отменно безобразное, обитали на нем лишь некоторые разновидности мха да пингвины Адели, благо кругом было полно камешков для устройства гнезд.

Большинство покойников, схороненных в расселинах скал, были членами норвежской научной экспедиции. Их судно потерпело крушение в 1859 году. Они прожили на острове две зимы, то есть до тех пор, пока не кончились запасы продовольствия. В 1870 году хорошо сохранившиеся тела обнаружили британцы, решившие устроить тут китобойную стоянку.

Для британцев тоже нашлись расселины. Одних одолели болезни, других сгубили несчастные случаи. Некоторые расстались с жизнью, чересчур далеко отойдя от стоянки и попав в неожиданную бурю или замерзнув на ледяном ветру. Поразительно, но могилы их хорошо обозначены. Команды китобойных судов, попавших во льды, оставались на острове до весны в ожидании, когда море очистится. Они-то и высекали надписи на скалах. К тому времени, когда в 1933 году британцы закрыли стоянку, шестьдесят человек навеки обосновались в этой до жути безрадостной местности.

Китобои и представить себе не могли, что наступит день, когда Сеймур заполонят бухгалтеры, адвокаты, водопроводчики, домашние хозяйки и высокие должностные лица в отставке, которые прибудут на роскошных, созданных для удовольствия морских лайнерах и начнут таращиться на скорбные надписи и млеть от восторга, глядя на деловитых пингвинов. Возможно – только возможно! – остров и на этих пришельцев наложил свое проклятие.

 

Пассажиры круизного судна «Снежная королева» ничего жуткого на Сеймуре не находили. Защищенные комфортом плавучего дворца, они видели далекую, пустынную, загадочную землю, вырастающую из воды. Если они что и чувствовали, так только страстное любопытство – в особенности потому, что оказались в первой волне туристов, которым предстояло опробовать Сеймур. Это была третья из пяти запланированных остановок (лайнер следовал от острова к острову, огибая мыс). Рекламный проспект сулил незабываемые впечатления.

Многие из туристов успели побывать в Европе и на Тихом океане. Им приелась стандартная экзотика. Они жаждали чего-то воистину необычного. Их тянуло посетить край света, чтобы хоть этим выделиться на фоне приятелей и соседей.

Пока они, сгрудившись на палубе возле пассажирского трапа, нацеливали объективы фотоаппаратов и кинокамер на пингвинов, Мэйв Флетчер обходила толпу, проверяя, каждый ли оделся в яркую оранжевую непромокаемую куртку и спасательный жилет, выданные персоналом лайнера.

Мэйв двигалась с грацией, характерной для тренированного человека. Ростом она не уступала большинству мужчин на корабле. Ее волосы, заплетенные в две длинные косы, желтели, как ирисы летом, а глаза синели, как глубокое море. У нее были высокие скулы и приветливая улыбка, выдававшая крохотную щель между верхними передними зубами. Смуглая кожа свидетельствовала о крепком здоровье и любви к времяпрепровождению на свежем воздухе.

Мэйв недоставало трех лет до тридцати. Окончив вуз и получив диплом магистра по зоологии, она три года изучала повадки полярных птиц и зверей. Вернувшись домой, в Австралию, она начала преподавать в Мельбурнском университете. У нее была наполовину готова докторская диссертация, когда компания морских круизов «Рупперт энд Саундерс» из Аделаиды предложила ей должность экскурсовода и руководителя туристической группы. Перед Мэйв открылась возможность поднакопить денег для того, чтобы, не отвлекаясь на преподавание, завершить работу над диссертацией. И, бросив все, Мэйв устремилась к великому белому континенту.

На этот раз на борту лайнера кроме команды находились девяносто один турист и четыре экскурсовода, включая Мэйв. Поскольку на Сеймуре имелись гнездовья пингвинов, становище английских китобоев и кладбище норвежских исследователей, остров был объявлен исторической достопримечательностью и природным заповедником. Дабы уменьшить ущерб от нашествия непрошеных гостей, пассажиров доставляли на берег отдельными группами, ограничивали их любознательность двумя часами и держали под строгим контролем. Каждую группу высаживали на новое место. Перед высадкой туристам читали лекцию о том, как держаться на острове. Запрещалось наступать на всякую растительность, приближаться ближе чем на пять метров к птицам или животным и запасаться какими бы то ни было сувенирами, за исключением гальки.

Мэйв выпало сопровождать первую партию из двадцати двух человек. Она сверялась со списком, пока возбужденные путешественники сходили по трапу в «зодиак» – резиновую надувную лодку. Когда она, двинувшись за последним экскурсантом, спустилась на несколько ступенек, ее остановил Тревор Хайнс, первый помощник капитана. Довольно привлекательный для женских глаз, Тревор был настолько стеснительным, что чувствовал себя неловко среди пассажиров и потому редко покидал мостик.

– Попросите ваших подопечных не бить тревогу, если они увидят, что судно уходит в море, – сказал он Мэйв.

– Но почему оно должно уйти?

– Милях в ста отсюда собирается шторм. Капитан не хочет подвергать пассажиров болтанке больше положенного. Но и не намерен лишать их удовольствия подольше побыть на берегу. Он думает отплыть километров на двадцать, высадить другую группу у колонии тюленей, потом вернуться и забрать вас в назначенное время.

– То есть спровадить на берег вдвое больше народу за половину времени.

– Таков замысел. Это позволит нам оказаться в довольно спокойных водах пролива Брансфилд до того, как тут разразится шторм.

– А я-то гадала, почему вы на якорь не становитесь.

Мэйв нравился Хайнс. Он был единственный из судовых офицеров, который не пытался сладкими посулами заманить ее в свою каюту после ночных посиделок.

– Буду ждать вас через два часа, – сказала она, прощально взмахнув рукой.

– Портативный передатчик у вас с собой?

Мэйв показала на приборчик, закрепленный у пояса:

– В случае чего вы узнаете обо всем первым.

– Передайте от меня привет пингвинам.

– Всенепременно.

«Зодиак» заскользил по зеркально гладкой воде. Мэйв принялась за исполнение служебных обязанностей.

– Остров Сеймур первым увидел Джеймс Кларк Росс в тысяча восемьсот сорок втором году. Сорок норвежских исследователей высадились здесь, когда их корабль затерло во льдах. Они погибли в тысяча восемьсот пятьдесят девятом году. Мы осмотрим места, где они провели два года и где упокоились.

– Они жили вон в тех домиках? – спросила дама лет под восемьдесят, указывая на ветхие строения возле небольшой бухты.

– Нет. То, что вы видите, – стоянка британских китобоев. Мы сходим туда после того, как прогуляемся к пингвинам.

– На острове живет кто-нибудь?

– На северной оконечности острова расположена аргентинская научно-исследовательская станция.

– Далеко?

Мэйв снисходительно улыбнулась:

– Километрах в тридцати.

«Ну вечно в группе отыщется кто-то с пытливостью ребенка!» – подумала она.

Вода вокруг была настолько прозрачная, что виднелось скалистое дно. Тень от «зодиака» бежала по нему на глубине семи метров. Море плавно подбиралось к суше. Над ним большой снежинкой парил буревестник.

Как только нос «зодиака» скользнул на берег, матрос заглушил подвесной мотор.

Мэйв помогла каждому туристу, обутому в резиновые сапоги, выданные на судне, сойти в воду, достигающую колен, и пройти на остров. В это время лайнер уже набирал ход, направляясь на север.

По меркам круизных великанов «Снежная королева», построенная в Бергене, в Норвегии, была небольшим судном: длина – семьдесят два метра, водоизмещение – две с половиной тысячи тонн. Прочностью она не уступала ледоколу и при необходимости вполне могла его заменить. Судовые надстройки – льдисто-белые. Широкая горизонтальная полоса такого же цвета шла под нижней палубой, остальной корпус был ярко-желтый. Малые двигатели на носу и корме позволяли «Снежной королеве» лавировать среди плавучих льдин и айсбергов с проворством кролика. Уютные каюты напоминали шале какого-нибудь горнолыжного курорта; широкие иллюминаторы удовлетворяли взоры самых требовательных пассажиров. К числу других прелестей относились роскошный салон для отдыха и обеденный зал, кормивший по высшему разряду, фитнес-центр и прекрасная библиотека. На каждого пассажира приходилось двадцать человек вымуштрованной команды.

Мэйв почему-то сделалось грустно, когда «Снежная королева» уменьшилась до точки. На минуту она остро почувствовала, каково было норвежским исследователям, очутившимся на острове без средства спасения. Тряхнув головой, она прогнала уныние и повела группу к кладбищу.

Двадцать минут туристы читали надгробные надписи и расходовали фотопленку. Затем двинулись к китобойной стоянке. Возле громадной кучи гигантских костей Мэйв поведала им о том, как разделывалась туша крупного морского млекопитающего с рыбообразным телом.

– После опасной и горячащей кровь погони, – поясняла она, – наступал черед отвратительной работы: рубки несчастного животного на куски и вытапливания из ворвани жира.

Британцы оборудовали на месте стоянки музей и поддерживали в нем порядок, наведываясь раз в год. Экскурсанты изучили мебель, кухонную утварь и полку со старинными книгами и журналами.

– Пожалуйста, во избежание порчи экспонаты не трогайте, – попросила Мэйв. – В соответствии с международным правом ничего нельзя уносить с собой.

Улучив минуту, она пересчитала туристов по головам и сказала:

– Теперь я поведу вас в пещеру, где китобои хранили бочки с жиром.

У входа в пещеру стоял ящик с фонариками. Мэйв вручила каждому фонарик и поинтересовалась:

– Кто-нибудь страдает клаустрофобией?

Женщина лет за семьдесят подняла руку:

– Боюсь, мне не хочется лезть туда.

– Есть еще?

Дама, та, что отличалась детской настырностью, кивнула:

– Я не выношу промозглых и темных мест.

– Хорошо, – сказала Мэйв. – Вы двое ожидайте здесь. Мы осмотрим хранилище китового жира и вернемся минут через пятнадцать. Внимание! – обратилась она к остальным и указала на валуны у входа: – Камень, который вы видите, закрывал пещеру от ветра. Кроме того, он служил преградой для тех, кто мог покуситься на добычу китобоев. Камень весит столько же, сколько танк, но сдвинуть его по силам и ребенку, если, разумеется, знать секрет. – Она шагнула в сторону, уперлась рукой в верхнюю часть валуна, и тот заслонил черную дыру. – Хороший образчик изобретательности. Камень посажен на ось. Толкни в неправильном месте – и он даже не шелохнется.

Вернув валун в прежнее положение, она повела группу по длинному извилистому туннелю. Темноту разгоняли лучи фонарей, тишину – шуточки экскурсантов. Мэйв подошла к огромной деревянной бочке. Вынув затычку, она наполнила жиром стеклянный пузырек и предложила туристам опробовать пахучую жидкость на пальцах.

– Поразительно: прошло сто тридцать лет, а жир все такой же свежий, как в день, когда его перелили из котла в бочку.

– Действительно потрясающие смазочные качества, – подтвердил седовласый мужчина с красным носом, характерным для запойных пьяниц.

– Не говорите этого компаниям, производящим технические смазочные масла, – с легкой иронией произнесла Мэйв. – Иначе к следующему Рождеству на Земле ни одного кита не останется.

Женщина, явно домохозяйка, понюхала пальцы и спросила:

– А на нем можно готовить?

– Вот теперь понятно, что вы не из Страны восходящего солнца. Японцы охотно используют китовый жир для стряпни. И старые китобои когда-то поджаривали на нем размоченные в соленой воде сухари. Я однажды последовала их примеру, и вкус…

Рассказ Мэйв перебил крик пожилой дамы, вдруг стиснувшей ладонями голову. Не успела Мэйв выяснить, в чем дело, как завопили еще шестеро.

Потом дошла очередь и до нее. Боль кинжалом вонзилась в мозг, сердце заколотилось. Мэйв инстинктивно прижала ладони к вискам и затуманенным взглядом обвела участников экскурсии. У всех, как по колдовскому наговору, лица исказились от ужаса, глаза расширились. Мэйв, почувствовав головокружение и тошноту, прижала ладони ко рту и, потеряв равновесие, упала.

Воздух в пещере стал тяжелым, лучи фонариков поголубели. Земля не дрожала, ветер не дул, но пыль летала тучей. Вскоре на полу распростерлись все туристы. Шуточки сменились громкими стенаниями.

Мэйв с ужасом убедилась, что потеряла ориентировку в пространстве. Затем ее сознание рухнуло в безумный кошмар, тело забилось в судорогах.

Смерть, грозившая неведомо откуда, отступила так же быстро, как и нагрянула. Бредовые видения и конвульсии прекратились. Изнемогая, Мэйв, открыв глаза, села, прислонившись к бочке с китовым жиром, и оглядела подопечных. Люди жадно заглатывали воздух, силясь произнести хотя бы слово. Наконец мужчина, прижимавший к груди бесчувственную жену, сказал:

– Бога ради, объясните, что это было.

Мэйв слабо покачала головой и прошептала:

– Я не знаю.

Поднявшись с неимоверным трудом на ноги, она обошла людей и с великой радостью удостоверилась, что все в целости и сохранности.

– Пожалуйста, – попросила она, – посидите здесь и придите в себя, а я пойду выясню, что с дамами, которые остались у входа, и свяжусь с судном.

«Хорошая группа попалась, – думала она, бредя по туннелю. – Никто не предъявил мне претензий, не потребовал вынести его на руках из пещеры. Послушно остались на месте. Успокаивают друг друга, молодые помогают пожилым устроиться поудобнее…»

Солнечный свет ослепил ее. Она на секунду-другую зажмурилась, а когда посмотрела на старух у входа, остолбенела. Почтенные дамы лежали на земле, измазанные блевотиной. Глаза застыли, губы замерли в безмолвном крике.

«Мертвы!»

Мэйв пустилась бегом к «зодиаку», который по-прежнему держался кромки воды. На палубе валялся матрос без малейших признаков жизни. Донельзя потрясенная, Мэйв поднесла к губам портативный передатчик и вышла в эфир:

– «Снежная королева», говорит экскурсия номер один. У нас чрезвычайное происшествие. Прием.

В ответ – абсолютная тишина.

Мэйв снова и снова пыталась вызвать судно. В итоге ей показалось, будто нет и не было никогда на свете этого лайнера, будто его выдумал Ханс Кристиан Андерсен.

 

2

 

Тем не менее до одиннадцати часов вечера Мэйв каждые тридцать минут тщетно выходила на связь. Когда полярное солнце склонилось к горизонту, она прекратила слать вызовы на радиоволне судна, чтобы поберечь батарейки передатчика. Радиус действия портативной рации не превышал десяти километров, и переключаться на другую волну было бессмысленно. Даже к антенне аргентинской научно-исследовательской станции сигнал не имел шанса пробиться.

«Где же лайнер? – гадала Мэйв. – Неужели он пострадал от того же таинственного явления, что и мы?» Впрочем, предаваться пессимистическим размышлениям не хотелось. Пока она с группой находилась в безопасности.

Люди мужественно выслушали ее печальное сообщение, хотя были в преклонном возрасте: самой молодой паре далеко за шестьдесят, а самой старой туристке исполнилось восемьдесят три года – очевидно, она решила изведать приключений, перед тем как отправиться в дом престарелых.

Мэйв еще раз сбегала к морю и посмотрела на горизонт. Лайнера она не заметила, зато увидела, что небо обложили мрачные тучи – предвестники того самого шторма, о котором предупреждал первый помощник Тревор Хайнс. Мэйв на себе достаточно испытала погодные условия южных полярных широт, чтобы знать: прибрежный шторм сопровождается яростным ветром и ледяным дождем. Она принялась соображать, как получше организовать ночлег участников экскурсии. В первую очередь нужно было позаботиться о тепле.

Январь в Антарктике приходится на середину лета, дни стоят долгие, оставляя на сумерки не больше двух часов. Воздух порой прогревается до плюс пятнадцати градусов по Цельсию. Но как назло, стоило туристам сойти на берег, температура упала до нуля.

Мэйв перевела взгляд на китобойную станцию. Около музея лежала поленница сухих дров. Из них в пещере можно развести костер, только расположить его следует недалеко от входа – в противном случае люди задохнутся от дыма.

Мэйв вернулась в пещеру и призвала на помощь четверых физически крепких мужчин. Они перенесли в топильню тела старух и матроса, выволокли «зодиак» полностью на берег, перетаскали дрова в пещеру и заложили камнями вход, оставив отдушину. Воспользоваться валуном Мэйв побоялась – так можно было заживо похоронить себя и группу.

Разведя костер, Мэйв усадила туристов вокруг и велела поплотнее прижаться друг к другу.

Потянулись часы надежды на спасение. Уснуть оказалось не так-то просто. Ураган, бесновавшийся снаружи, завывал как привидение и гасил костер. Холод пробирался под одежду.

Но туристы держались стойко, лишь один или двое скупо посетовали на неудобство. А были и такие, в ком неожиданно беда вызвала прилив энергии. Австралийцы, совладельцы строительной фирмы, подтрунивая над собой и своими женами, отвлекали народ от унылых мыслей. «Все они на склоне лет остались добрыми людьми, – подумала Мэйв, невольно улыбаясь и обводя взглядом подопечных. – Стыд, нет, преступление, если они умрут в этой чертовой дыре».

Она погрузилась в дрему и увидела, как ее запихивают в расселину рядом с норвежскими учеными и британскими китобоями. «Бред! – тряхнула она золотистой головой. – Конечно, отец с сестрами люто ненавидят меня, но вряд ли лишат права быть похороненной на семейном кладбище». При этом она не забыла, что родственники отказываются признавать в ней свою плоть и кровь, особенно после ее родов.

Перед Мэйв выплыли из тумана, образованного тяжким дыханием людей, лица ее шестилетних близнецов. Пока она зарабатывала столь необходимые деньги в круизной компании, сыновья жили у ее друзей. Что будет с детьми, если она умрет? Она молилась, чтобы мальчики не попали в лапы к ее отцу. Этот человек не ведал сострадания и интересовался только деньгами. Но не из-за жадности. Он считал деньги орудием власти! Управлять всеми и всем – вот была его страсть. Обе сестры Мэйв унаследовали папашино безразличие к людям. А Мэйв пошла в мать, мягкую и благородную женщину, которую довели до самоубийства холодность и жестокость мужа. Мэйв тогда было двенадцать лет.

Она снова тряхнула косами и прислушалась. Студеный ветер угомонился. Мэйв обратилась к австралийским бизнесменам-строителям:

– Не хотите составить мне компанию? Нужно поймать парочку пингвинов. Это не трудно, хотя и противозаконно.

– Ты как думаешь, браток? – пробасил один мужчина.

– А это вкусно? – спросил баритоном другой.

– Сомневаюсь, что мясо пингвина понравится гурману, – улыбнулась Мэйв. – Но оно хорошо насыщает.

Они отправились к гнездовью, находившемуся километрах в двух от пещеры. Лил ледяной дождь. На расстоянии вытянутой руки было трудно что-либо разглядеть. Они надели солнечные очки и низко опустили головы. Вскоре оправу очков и ресницы опушила изморозь, пышная, как крем на торте. Мэйв свернула к воде. Это удлиняло путь на двадцать минут, но избавляло от напрасного блуждания. По дороге Мэйв размышляла об аргентинской научно-исследовательской станции. «Не перевести ли туда группу? Нет. Старики не выдержат тридцатикилометровый переход по гололеду. В лучшем случае лишь половина из них доберется до цели. А может быть, послать к аргентинцам строителей? – Мэйв искоса взглянула на своих спутников. – Эти дойдут. Но… Но что они обнаружат на станции? Вдруг аргентинских ученых постигла та же участь, что двух членов моей группы и матроса? Вполне вероятно. Ну и что? Пусть строители принесут со станции мощное средство связи».

Едва Мэйв решила расстаться на время с двумя подопечными, как в ней взыграло чувство долга: «Нет, согласно служебной инструкции, это я должна заботиться об экскурсантах, а не они обо мне или о себе. Но неужели „Рупперт энд Саундерс“ бросила нас на произвол судьбы?»

Ледяной ливень ослаб, видимость увеличилась. Тусклым оранжевым шаром проступило сквозь изморось солнце в ореоле, сиявшем разными красками, словно круглая призма. Мэйв не испытывала угрызений совести от того, что вознамерилась пустить пингвинов на жаркое. Однако и радости Мэйв от предстоящего обеда не испытывала. Пингвины были такими доверчивыми и дружелюбными существами!

Pygoscelis Adeliae, или пингвины Адели, – один из семнадцати видов настоящих пингвинов. У них спина покрыта короткими черными перьями, а грудь – белыми, глазки-бусинки пристально смотрят на мир. Археологи утверждают, что предки этих пингвинов появились на Сеймуре более сорока миллионов лет назад и что ростом они были с человека. Мэйв, привлеченная пингвиньими повадками и устройством жизни, похожим на человеческое бытие, как-то целое лето провела, наблюдая за гнездовьем; тогда-то и зародилась в ней любовь к забавным птицам. В отличие от более крупных императорских пингвинов, Адели способны передвигаться со скоростью до пяти километров в час, а то и быстрее, если катятся с ледяных пригорков ласточкой. «Дать каждому по шляпке-котелку да по тросточке, – думала Мэйв, – и заковыляют, точь-в-точь как Чарли Чаплин».

– По-моему, этот чертов дождь унимается, – пробасил мужчина, у которого на голове была кожаная шапка.

– И чертовски вовремя, – пробормотал его товарищ, обмотавший голову шарфом. – Я чувствую себя мокрой тряпкой.

Теперь они ясно видели на полкилометра. Некогда ровное, как стекло, море было сплошь покрыто белопенными барашками. Мэйв устремила взгляд на гнездовье. Перед ней расстилался сплошной ковер из пингвинов – больше пятидесяти тысяч птиц. Но ни одна из них не стояла в привычной позе: сложив крылья по швам, опершись на расплющенный хвост. Все птицы лежали, будто мощной рукой опрокинутые навзничь.

– Тут что-то не так, – пробормотала Мэйв. – Почему они лежат? И молчат…

– А что они, дураки? – заметил баритон в чалме. – На ледяном дожде лучше не стоять.

Мэйв побежала к гнездовью. Колония не шелохнулась, не вскрикнула. Приблизившись, Мэйв опустилась на колени. Лицо ее перекосилось от жуткой картины. Тысячи птиц не подавали признаков жизни. Мало того: на прибойной волне качались тела двух морских леопардов.

– Они же все мертвые, – в полном изумлении выговорила Мэйв.

– Ни фига себе! – выдохнул бас в кожаной шапке. – Она права.

«Быть этого не может!» Мэйв поднялась на ноги и застыла как статуя. На мгновение ей почудилось, что весь мир, кроме нее и группы туристов, погиб от какой-то болезни. «Неужели только мы и уцелели на мертвой планете?» – ужаснулась она.

Баритон в чалме поднял за хвост маленького пингвина:

– Это избавляет нас от тягостной необходимости проливать невинную кровь.

– Бросьте немедленно! – потребовала Мэйв.

– С какой стати? – возмутился мужчина. – Мы же должны поесть.

– Еще неизвестно, что их убило. Вдруг чума.

Бас согласно кивнул:

– Малышка леди понимает, о чем говорит. Какая бы болезнь ни убила этих птиц, она и нас прикончить может. Не знаю, как ты, а я не хочу отягощать совесть смертью жены.

– Так это ж не болезнь, – возразил баритон, с сожалением роняя тушку. – Это то самое, отчего отдали богу души старушки и матрос. Какой-то выверт природы.

Мэйв оборвала их пререкания:

– Я отказываюсь играть чужими жизнями. «Снежная королева» вернется и заберет нас. Нужно немного потерпеть.

– Если капитан захотел попугать нас, то ему это чертовски хорошо удалось.

– Должно быть, у него есть веские основания для задержки.

– Веские основания или нет, только вашей компании стоит получше застраховаться, потому как она окажется по уши в судебных исках, когда мы вернемся к цивилизации.

У Мэйв пропало настроение спорить. Она повернулась спиной к месту таинственного побоища и зашагала восвояси. Мужчины последовали за ней, отыскивая взглядами в грозном море то, чего там не было.

 

3

 

Проснуться после трех дней, проведенных в пещере на каменистом острове посреди бушующего океана, и осознать, что ты отвечаешь за три смерти и жизнь девяти мужчин и одиннадцати женщин, – такое радости не доставляет. «Снежная королева» как в воду канула. Экскурсия, участники которой когда-то радостно сошли на берег, чтобы испытать на себе все прелести Антарктики, обернулась кошмаром. Вдобавок сели батарейки портативного передатчика.

Мэйв понимала: теперь в любой момент можно ожидать худшего. Ее подопечные провели жизнь если и не в тропиках, то в местах, где тепло; у них не было привычки к пробирающему до костей холоду Антарктики. Молодые и крепкие могли бы выдержать до тех пор, пока придет помощь, но у этих не было силы тридцатилетних.

Поначалу все расценивали выпавшее им испытание как неожиданное развлечение. Они пели песни (чаще прочих звучала «Матильда танцует вальс»), играли в слова. Потом ими овладел страх. Отваги хватало лишь на то, чтобы принимать страдания без жалоб.

Пришло время, и голод толкнул людей к сомнительному мясу. Мэйв сдалась на просьбы и отправила мужчин за убитыми пингвинами. Разделать тушки было нетрудно, поскольку птицы замерзли сразу же после того, как погибли. Среди туристов нашелся заядлый охотник. Швейцарским армейским ножом он мастерски разделал мясо. Набив желудки, люди согрелись: дрова для поддержания костра кончились.

В музее китобоев Мэйв обнаружила пачку чая семидесятилетней давности, а заодно прихватила чайник и сковородку. Набрав из бочки китового жира, положила его в сковородку и подожгла. Поднялось синее пламя, и все зааплодировали той изобретательности, с какой она изготовила печку. Мэйв почистила чайник, набила в него снега, кстати редко выпадавшего здесь в летнее время, и вскипятила чай. Группа воспрянула духом, но ненадолго. Уныние вновь развесило по пещере свои тягостные сети. Люди уверовали, что конец неизбежен: судно никогда не вернется, рассчитывать на спасение бессмысленно.

Шторм продолжал бушевать, топя остатки надежды быть обнаруженными хотя бы случайно. Четверо стариков были близки к смерти от переохлаждения. Мэйв испытывала гнетущую тоску, чувствуя, как ускользает из ее замерзших пальцев всякая возможность управлять происходящим. Между тем люди полагались на нее и беспрекословно исполняли приказания. «Боже, помоги им, – шептала Мэйв про себя. – Не дай мне дойти до ручки».

Она осознавала, что, как более молодая и тренированная, переживет туристов. Ее страшила перспектива стать свидетельницей многочисленных агоний. Казалось, нет мочи нести на плечах бремя ответственности за двадцать душ. Совершенно обессиленная, она не хотела больше бороться.

Издалека донесся странный звук. Он не был похож на завывания ветра – как будто кто-то колотил по воздуху. Мэйв прислушалась, но звук пропал. «Показалось», – подумала она.

Звук появился опять – ненадолго. С трудом поднявшись на ноги, Мэйв побрела по туннелю.

Чуть не задохнувшись от слабости, она разобрала каменный завал у входа и вышла на стужу. Ветер с усердием, достойным лучшего применения, взметал снежную пыль. Мэйв замерла и, приложив ладонь козырьком ко лбу, стала вглядываться в белую круговерть.

Из метели выделилась темная расплывчатая фигура и двинулась к ней.

Девушка сделала шаг и упала головой вперед. Мгновенно навалилось желание заснуть. Оно было настолько велико, что Мэйв не сумела сразу справиться с ним. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы заставить себя подняться на колени.

Смутный силуэт неведомо чего то возникал, то исчезал. Мэйв сложила молитвенно ладони и зашептала:

– Господи, прошу Тебя, не дай ему оказаться миражом или зверем.

Внезапно перед ней вырос мужчина в обледенелой одежде. Мэйв призывно взмахнула рукой и окликнула его. Мужчина дернул головой, словно прислушивался, и зашагал прочь.

Тогда Мэйв завизжала – высоко и громко, как способна только женщина. Фигура обернулась и уставилась сквозь летящий снег в ее сторону. Мэйв отчаянно замахала обеими руками. Мужчина припустил к ней бегом.

Он рухнул на колени и обнял ее за плечи. Такого большого и сильного человека Мэйв никогда в жизни не встречала.

– О, слава богу! Наконец-то вы объявились, – пролепетала она, не веря своему счастью.

Мужчина был одет в бирюзовый пуховик. Слева на груди у него красовались вышитые буквы «НУМА».^[7] Стащив защитные очки, он пристально посмотрел на Мэйв. В зеленых глазах легко прочитывались удивление и озадаченность.

– Что, скажите на милость, вы тут делаете? – спросил он хрипловатым голосом.

– Жду вас. У меня тут экскурсия. Двадцать человек. Наше круизное судно ушло и больше не вернулось.

Он недоверчиво покачал головой:

– Вас бросили?

Она кивнула и боязливо глянула на разгулявшуюся метель:

– А что, началась ядерная зима?

Мужчина прищурился:

– Не знаю. Мне, по крайней мере, об этом ничего не известно. А вы почему спрашиваете?

– Три человека из моей группы умерли при непонятных обстоятельствах. А еще целая колония пингвинов полегла.

Если трагические известия и удивили незнакомца, то он это хорошо скрыл.

– Давайте-ка я вас отведу к вашей группе, – предложил он, помогая Мэйв встать. – Где она?

– В пещере, – ответила Мэйв и поинтересовалась: – Вы американец?

– Да, – кивнул он. – А вы австралийка.

– Так заметно?

– Произношение выдает.

Мэйв протянула руку в перчатке:

– Вы даже представить себе не можете, как я рада вас видеть, мистер…

– Меня зовут Дирк Питт.

– Мэйв Флетчер.

Питт, не слушая возражений, поднял Мэйв на руки и понес к туннелю.

– Предлагаю отложить пока разговор. Вы сказали, тут еще двадцать человек?

– Надеюсь. Когда я уходила, они были живы.

Питт бросил на нее мрачный взгляд:

– По-видимому, рекламные брошюрки вашего круиза перестарались.

В туннеле он поставил Мэйв на ноги и стянул с себя лыжную маску. У него оказались густые черные волосы, темные брови, нависшие над глазницами, сильно загорелая кожа с глубокими морщинами, зеленые глаза и губы, тронутые легкой усмешкой. «С таким мужчиной любая женщина как за каменной стеной», – подумала Мэйв.

Минуту спустя Питта, словно героя футбольной баталии, приветствовали туристы. Они ликовали так, будто обанкротили тотализатор. Женщины целовали негаданного гостя как сына, мужчины колотили по спине. Когда волнение поутихло, баритон в чалме спросил:

– Ты откуда свалился, парень?

– С корабля Национального подводного и морского агентства, – усмехнулся Питт и указал пальцем на буквы, вышитые на пуховике. – Я главный специалист по экстремальным ситуациям. В настоящее время мы проводим экспедицию, пытаясь выяснить, отчего из этих вод с удивительной быстротой исчезают дельфины и тюлени. Мы летели над Сеймуром, попали в снежную пургу и сочли за благо приземлиться.

– Значит, ты не один тут?

– Пилот и биолог остались в вертолете. Я заметил что-то похожее на «зодиак». Мне захотелось узнать, как такое плавсредство оказалось на приколе в необитаемой части острова, и я пошел на разведку. Тогда и услышал голос мисс Флетчер.

– Как вовремя, милая, вы решили прогуляться! – обратилась к Мэйв восьмидесятитрехлетняя дама.

– Выходит, я услышала шум вашего вертолета, шедшего на посадку, – сказала Мэйв Питту.

– Невероятная удача, что мы наткнулись друг на друга. Я не поверил своим ушам, когда уловил женский крик. Подумал, ветер воет. А потом увидел сквозь снежную завесу, как вы машете руками.

– Где ваш корабль? – спросила Мэйв.

– Километрах в сорока на северо-восток отсюда.

– Вам, случайно, не попадался наш лайнер, «Снежная королева»?

Питт покачал головой:

– Мы уже больше недели никаких кораблей на море не видели.

– А может, по радио что-то слышали? Какой-нибудь сигнал бедствия?

– Мы переговаривались с судном, снабжающим британскую станцию в Халли-Бей, но с круизного лайнера ничего не получали.

– Не мог же он в воздухе растаять! – сердито воскликнул бас в кожаной шапке.

– Мы разрешим эту загадку, как только переправим всех вас на наше исследовательское судно. Оно не так роскошно, как «Снежная королева», но каюты уютные, доктор отличный и кок стоит на страже весьма приличных вин.

– Да я бы и в ад отправился, только б ни минуты больше не торчать в этом морозильнике, – заметил со смехом жилистый новозеландец, владелец овцеводческой фермы.

– За раз вертолет может взять пятерых-шестерых, так что придется сделать несколько рейсов, – предупредил Питт. – Мы сели в трехстах метрах отсюда. Я вернусь к машине, и мы подлетим прямо к пещере.

– Ничего похожего на ловлю попутки, – сказала Мэйв, чувствуя себя родившейся заново. – Можно я с вами пойду?

– А сил хватит?

Она кивнула:

– Думаю, все будут счастливы отдохнуть от моих ценных указаний.

 

Альберт Джордино сидел в кресле пилота бирюзового вертолета (фирменный цвет) НУМА и разгадывал кроссворд. Ростом он был не выше торшера, обладал плотным, как пивной бочонок, телом и руками, похожими на стрелы подъемного крана. Время от времени Ал поднимал голову, направлял черные, как тихоокеанские маслины, глаза в снежную круговерть за стеклом кабины и, не увидев Питта, возвращался к кроссворду. Черная вьющаяся шевелюра и толстый нос прямо указывали на родство пилота с древними римлянами. Наверное, поэтому на его лице всегда присутствовало саркастическое выражение.

Ал дружил с Питтом с самого детства, были они неразлучны и в годы службы в военной авиации, а четырнадцать лет назад вместе перешли в Национальное подводное и морское агентство.

– Что такое пушистокрылый алкотрос, питающийся гнилыми водорослями? Шесть букв, – обратился Ал к мужчине, сидевшему позади него в грузовом отсеке вертолета, заставленного оборудованием для лабораторных анализов.

Морской биолог из НУМА, отвлекшись от собранных им образцов, задумчиво наморщил лоб.

– Нет такого зверя – пушистокрылый алкотрос.

– Ты уверен? А тут написано.

Рой ван Флит умел определять, когда Джордино усаживает кукурузную делянку тюльпанами. За три месяца, проведенных с ним в море, ван Флит набрался достаточно ума, чтобы не попадаться на приколы приземистого итальянца.

– С другой стороны, если подумать, это летающая разновидность бабуяна из Монголии. Посмотри, «червин» подойдет?

Поняв, что легкий розыгрыш не удался, Джордино снова уставился на падающий снег.

– Дирк должен был уже вернуться.

– Как давно он ушел? – спросил ван Флит.

– Минут сорок пять назад.

Джордино вперил взгляд в парочку неясных фигур, появившихся вдалеке.

– По-моему, он идет. – Потом добавил: – Должно быть, что-то странное попалось в бутерброде с сыром, который я съел только. Готов поклясться, он ведет кого-то с собой.

– Быть не может. Тут на тридцать километров вокруг ни одной живой души нет.

– Иди сам посмотри.

Пока ван Флит накрывал банки с образцами и убирал их в деревянный ящик, Питт успел открыть входную дверцу и помочь Мэйв Флетчер залезть в вертолет.

Она откинула капюшон оранжевой куртки, тряхнула длинными золотистыми волосами и сверкнула улыбкой:

– Приветствую вас, джентльмены. Вы представить себе не можете, как я рада вас видеть.

Ван Флит застыл с таким видом, будто оказался свидетелем Воскрешения Господня. Лицо его выражало крайнее недоумение.

А Джордино лишь смиренно вздохнул.

– Ну кто еще, кроме Дирка Питта, – вопросил он, не обращаясь ни к кому конкретно, – способен в пургу, на необитаемом острове, в морском захолустье Антарктики отыскать прелестную девушку?

 

4

 

Экипаж и команда научно-исследовательского корабля НУМА «Полярный охотник» наблюдали за прибытием первой группы замерзших и оголодавших туристов. Исключение составляли старший механик, находившийся в машинном отделении, и кок, хлопотавший на камбузе.

Капитан Пол Демпси вырос на ранчо, расположенном на границе между штатами Вайоминг и Монтана. Закончив среднюю школу, он сбежал из дома на Аляску, где устроился на рыбацкое судно. Влюбившись в Заполярье, он сдал экзамены и стал капитаном ледокола. Каким бы ни был шторм, капитан Демпси, получив сигнал о бедствии, всегда не колеблясь выходил в море. Его бесстрашие вошло в легенду. А спасенные им экипажи рыболовецких траулеров, шести каботажных сухогрузов, двух нефтяных танкеров и эсминца Военно-морского флота США сложились и воздвигли ему бронзовый памятник возле доков в Сьюарде, что вызвало у героя чувство великой неловкости. Пятнадцать лет Пол Демпси служил ангелом-хранителем моряков. Когда компания, занимавшаяся спасением судов на океанских просторах, запуталась в долгах, он принял предложение главного директора НУМА, адмирала Джеймса Сэндекера, и взял на себя командование плавучей лабораторией.

У капитана Демпси был твердо сжатый рот, из которого вечно торчала щербатая вересковая трубка. Среди других характерных черт капитана можно было назвать седые волосы, широкие плечи, могучий стан и походку вразвалку. Привычка тщательно удалять щетину на лице и травить морские байки делала его похожим на капитана круизного лайнера.

Рядом с Полом Демпси стоял судовой врач Моисей Гринберг, высокий худощавый мужчина с каштановым хвостиком на затылке. Голубовато-зеленые глаза доктора лучились, его облик вызывал несокрушимое доверие, что присуще всем добросовестным врачам на свете.

Гринберг и четыре матроса с носилками, приготовленными на тот случай, если туристы не смогут идти самостоятельно, нырнули под вращающиеся лопасти винта, к задней грузовой двери вертолета. Демпси направился к кабине и знаком попросил Джордино открыть окно. Коренастый итальянец выполнил просьбу и высунулся наружу.

– Питт с вами? – спросил Демпси, перекрывая голосом шум винта.

Джордино отрицательно покачал головой:

– Он с ван Флитом остался, чтобы осмотреть мертвых пингвинов.

– Сколько вы туристов доставили?

– Шестерых втиснули, самых пожилых женщин, тех, кому хуже всех. Придется еще четыре раза слетать: три – чтобы забрать туристов, и один – чтобы взять Питта, ван Флита, экскурсовода и тела погибших.

Демпси указал глазами на метель:

– Найдете путь назад в этой каше?

– Я настроюсь на волну портативного передатчика Питта.

– Эти люди… Насколько они плохи?

– Лучше, чем можно было бы ожидать, если учесть их возраст и обстоятельства, в которых они провели в пещере трое суток. Питт просил передать доктору Гринбергу, что больше всего надо опасаться воспаления легких. Стужа буквально высосала бедолаг – они так ослабли, что вряд ли способны бороться с недугами.

– Где их лайнер? – спросил Демпси.

– По словам экскурсовода, судно ушло, чтобы высадить поодаль другую группу экскурсантов. Так ей сказал первый помощник капитана. Когда лайнер не появился вовремя, она попыталась с ним связаться.

– И что?

– Ни ответа ни привета.

Демпси ладонью слегка хлопнул Джордино по запястью:

– Поспешите обратно и постарайтесь не промочить ноги.

Капитан подошел к грузовому отсеку и представился туристам.

Подоткнув одеяло у восьмидесятитрехлетней женщины, лежащей на носилках, он с радушной улыбкой произнес:

– Добро пожаловать на борт «Полярного охотника». Вас ждут густой суп, горячий кофе и мягкие постели.

– Прошу прощения, но я предпочла бы чай, – тихо выговорила женщина на носилках.

– Ваше желание для меня – приказ, милая леди, – галантно поклонился Демпси. – Чай так чай.

– Благослови вас Господь, капитан, – отозвалась она, пожимая ему руку.

Демпси помахал Джордино. Вертолет поднялся в воздух. Капитан смотрел ему вслед, пока бирюзовая машина не скрылась из глаз, растаяв в льдистой мороси.

Матросы с носилками и научные работники разошлись. Демпси разжег трубку. Поведение «Снежной королевы» поставило его в тупик. Кораблекрушение – это он понимал. Но чтобы судно бросило пассажиров на необитаемом острове – такое у него в голове не укладывалось.

«Снежная королева» ушла очень далеко от места старой китобойной стоянки. Это Демпси знал наверняка. Радар на мостике «Полярного охотника» имел дальность видимости сто двадцать километров и не заметил ничего похожего на круизный лайнер.

 

К тому моменту, когда Питт вместе с Мэйв Флетчер и ван Флитом добрались до гнездовья пингвинов, порывы ветра значительно ослабли. Австралийка-зоолог и американец-биолог подружились сразу же. Питт шел за ними, прислушиваясь к их беседе. Они сравнивали университеты, которые окончили, и вспоминали общих знакомых. Мэйв забросала ван Флита вопросами по теме своей диссертации, а он выпытывал у нее подробности осмотра места массового мора самой любимой в мире птицы.

Тушки, лежавшие близко к береговой линии, штормом унесло в море. Но и без них масштаб катастрофы поражал. По прикидке Питта, на гальке лежало не меньше сорока тысяч птиц, похожих на черно-белые дерюжные мешочки, набитые мокрым зерном.

Над мертвыми пингвинами кружили буревестники – морские стервятники. Они восхищают, когда величественно парят высоко над волнами, но ужасают, когда обнаруживают поживу. Питт и его спутники с отвращением наблюдали, как громадные птицы ловко потрошили пингвинов и вскидывали окровавленные головы.

– Не совсем тот вид, который хотелось бы сохранить в памяти, – сказал Питт.

Ван Флит, потрясенный до глубины души, обернулся к Мэйв:

– Не могу поверить собственным глазам. Какое количество пингвинов одновременно погибло на маленьком пятачке!..

– Не сомневаюсь, – заявила Мэйв, – их погубила та же сила, что явилась причиной смерти двух туристок и матроса, который доставил нас на берег.

Ван Флит опустился на колени и принялся рассматривать пингвинов.

– Никаких следов ранений, никаких признаков болезни или истощения.

Мэйв, наклонившись, заглянула ему через плечо:

– Вы не находите, что у них глаза слегка выпучены?

– Да-да, глазные яблоки вполовину больше обычного.

Питт задумчиво взглянул на Мэйв:

– Вы говорили, что туристки и матрос скончались при непонятных обстоятельствах.

Она кивнула:

– На нас обрушилась какая-то невидимая сила. Я понятия не имею, что это было. Мы осматривали пещеру, и вдруг у всех начались дикие боли. Это продолжалось целых пять минут. Казалось, мозги вот-вот лопнут. А те трое были в это время на свежем воздухе.

– Я видел тела в топильне, – сообщил ван Флит Питту. – Судя по синюшному цвету кожи, причиной смерти явилась остановка сердца.

Питт обежал взглядом гнездовье.

– Неужели у трех человек, у десятков тысяч пингвинов и полсотни, если не больше, морских леопардов разом отказало сердце?

– Все может быть, – вздохнула Мэйв.

– А помнишь дохлых дельфинов в море Уэдделла и разлагающихся тюленей на острове Вега? Нет ли связи между всеми этими смертями? – спросил Питт у ван Флита.

Морской биолог пожал плечами:

– Слишком рано об этом говорить. Нужны дальнейшие исследования. Хотя, по-моему, ты прав.

– Дальнейшие? – удивилась Мэйв.

– Я вскрыл двух тюленей и трех дельфинов и не нашел ни единой зацепки для диагноза. Налицо внутреннее кровоизлияние, но почему оно случилось – загадка.

– Дельфины, тюлени, птицы, люди – все подвержены этой напасти, – тихо проговорил Питт.

Ван Флит мрачно кивнул:

– Прибавь неисчислимое количество кальмаров и морских черепах, которых выбросило на берег в Тихоокеанском регионе, и миллионы рыб, всплывших кверху брюхом возле Перу и Эквадора за последние два месяца.

– Если не принять экстренных мер, то невозможно вообразить, сколько тварей, обитающих над и под водой, окажутся вымершими. – Питт поднял взгляд, услышав глухой стрекот вертолета. – Что это за дрянь губит все живое?

– В мгновение ока, – добавила Мэйв.

Ван Флит встал на ноги и решительно сказал:

– Если мы быстро не определим причину катаклизма, то получим сплошную мертвую воду.

– Не только воду, но и сушу, – уточнила Мэйв. – Вы забыли, что эта штука убивает и на земле.

Воцарилось молчание. Каждый соображал, что он может сделать для предотвращения катастрофы. Наконец Питт подвел итог общим размышлениям.

– Такое впечатление, – сказал он, храня задумчивое выражение на изрезанном морщинами лице, – что круг работ мы себе обозначили.

 

5

 

На экране большого монитора висело сделанное со спутника и обработанное компьютером изображение Антарктического полуострова и прилегающих островов. Питт откинулся на спинку кресла, давая глазам отдохнуть. Сквозь затененные стекла штурманской рубки пробивалось солнце. Было одиннадцать часов вечера.

Туристов накормили и уложили спать. Док Гринберг осмотрел каждого и не обнаружил сколько-нибудь серьезного заболевания или травмы. В биологической лаборатории, находившейся двумя палубами выше судового лазарета, ван Флит и ассистировавшая ему Мэйв Флетчер проводили вскрытие пингвинов и тюленей, доставленных вертолетом с острова Сеймур. Тела трех покойников лежали в холодильнике и дожидались профессионального патологоанатома.

«Полярный охотник» был первым плавающим научным учреждением, спроектированным на компьютере. Морские инженеры прислушивались к пожеланиям океанографов. Надстройки, сверкающие белизной, располагались высоко над машинным отделением. Их обводы, закругленные в стиле космического века, были выполнены со множеством технических изысков. Помещения для команды и океанологов по удобству соперничали с каютами фешенебельного круизного лайнера. На вид «Полярный охотник» казался слабым и хрупким, на деле же он был крепким и выносливым, как битюг. Он плавно одолевал могучие волны и непогоду в самых суровых морях. Двойной корпус бирюзового цвета с легкостью крушил лед четырехметровой толщины.

Адмирал Джеймс Сэндекер, отважный директор Национального подводного и морского агентства, лично следил за созданием судна: от компьютеризированных набросков проекта до испытательного плавания вокруг Гренландии. Адмирал очень гордился каждым сантиметром «Полярного охотника». Сэндекер выступил как мастер выколачивания средств из прижимистого конгресса, не допустив никакой «экономии» ни при постройке корабля, ни при его оснащении. Бесспорно, «Охотник» являлся самым великолепным полярным научно-исследовательским кораблем из всех, когда-либо сходивших со стапелей.

Питт вновь сосредоточился на изображении, переданном со спутника.

День выдался утомительно долгим, насыщенным разнообразными чувствами. Питт словно прокатился на русских горках, взмыв до высокого счастья, даруемого спасением людей, и ухнув в глубокое горе, вызванное гибелью множества безвинных существ. Эта катастрофа казалась мистической. В ней таилось нечто неподвластное разуму.

От монитора Питта отвлекли Джордино и капитан Демпси. Они поднялись в рубку на лифте, который ходил между площадкой для наблюдений и машинным отделением сквозь пятнадцать нижних палуб.

– Ну как, засекли объективы спутника «Снежную королеву»? – спросил Демпси.

– Ничего похожего на то, что можно было бы с уверенностью опознать, – ответил Питт. – Снег всю картинку смазывает.

– А что радиосвязь?

Питт покачал головой:

– Этот лайнер будто пришельцы из космоса увели. Радиорубка, как ни старается, ничего не получает в ответ. И раз уж об этом зашла речь, радио на аргентинской научно-исследовательской станции тоже замолкло.

– Какая бы беда ни обрушилась на лайнер и на станцию, – заметил Демпси, – она случилась в мгновение ока, если уж никто из этих бедолаг не смог подать сигнал бедствия.

– Ван Флит и Флетчер хоть предполагают, что послужило причиной многочисленных смертей? – спросил Питт.

– Предварительное исследование указывает на внутреннее кровоизлияние вследствие повреждения артерии у основания черепа. Больше этого я ничего сказать не могу.

– Похоже, мы ухватились за ниточку клубка. Тайна ведет к загадке, та – к трудной задачке, а задачка – к головоломке, – философски заметил Питт.

– Если только «Снежная королева» не лежит на дне моря Уэдделла, – раздумчиво проговорил Джордино, – то мы, вполне возможно, имеем дело с похищением.

Питт улыбнулся, обменявшись с Джордино понимающими взглядами:

– Ты имеешь в виду «Леди Фламборо»?

– Ее образ мелькнул у меня перед глазами.

Демпси, уставившись на монитор компьютера, припомнил:

– Несколько лет назад это круизное судно было захвачено террористами в порту Пунта-дель-Эсте.

Джордино согласно кивнул:

– На ее борту собрались главы государств, дабы обменяться мнениями по экономическим вопросам. Террористы увели судно через Магелланов пролив в чилийский фиорд и поставили на якорь под прикрытием ледника. Как раз Дирк тогда эту «Леди» и отыскал.

– Если допустить, что «Снежная королева» развила крейсерскую скорость, – сказал Демпси, – то террористы сейчас болтаются где-то на полпути к Буэнос-Айресу.

– Фантастика, – невозмутимо возразил Питт. – Зачем террористам захватывать круизное судно?

– Тогда что же, по-вашему, случилось?

– Полагаю, судно либо дрейфует, либо кружит километрах в двухстах от нас.

Демпси насмешливо взглянул на Питта:

– Вам было знамение, о котором вы не доложили капитану?

– Готов спорить на все деньги, какие у меня есть. Та чертовщина, что убила туристок и матроса, прикончила и команду с пассажирами на борту круизного лайнера.

– Мысль не из радостных, – заметил Джордино, – зато объясняет, почему судно не вернулось за экскурсантами.

– А ведь та группа, что мы нашли, была не единственная на острове. Другая, по идее, высадилась в двадцати километрах дальше по побережью, – вспомнил Демпси.

– Час от часу не легче, – проворчал Джордино.

– Мы с Алом облетим Сеймур, – решил Питт. – Заглянем и на аргентинскую исследовательскую станцию. Но боюсь, что на острове не осталось ни единой живой души.

– Господи, что за напасть?! – в сердцах воскликнул Демпси.

Питт неопределенно развел руками, словно вопрос был обращен к нему:

– Понятия не имею. Колебания температур в верхних слоях воды или цветения водорослей вроде красного прилива, объясняющих массовую гибель рыб, тут нет.

– Тогда остается человеческий фактор.

– Загрязнение окружающей среды токсичными веществами? Маловероятно. Во-первых, в радиусе тысячи километров нет ни единого известного источника подобной подлости. Во-вторых, никакие радиоактивные или химические отходы не способны уничтожить колонию пингвинов за такой короткий отрезок времени. Боюсь, мы столкнулись с какой-то новой угрозой.

Джордино вытащил из внутреннего кармана куртки большущую сигару. Она была явно из запасов адмирала Сэндекера, сделанных исключительно для личного потребления. Каким образом Джордино разжился ею, осталось непонятно. Во всяком случае, больше чем за десяток лет пилот ни разу не попался на воровстве. Поднеся пламя зажигалки к толстой темно-коричневой скрутке из табачных листьев, Ал с наслаждением выдохнул ароматное облачко и произнес:

– Ладно. Какие будут указания?

Демпси поморщился от дыма, пахнущего противозаконным деянием.

– Я связался с сотрудником «Рупперт энд Саундерс», судоходной компании, которой принадлежит «Снежная королева», и сообщил о случившемся. Компания, не тратя попусту времени, организовала массированные поиски лайнера. Она попросила нас доставить туристов на остров Короля Георга, где у британской научно-исследовательской станции есть аэродром. Оттуда туристов переправят в Австралию.

– А мы будем искать «Снежную королеву»? – поинтересовался Джордино.

– Прежде всего следует думать о живых, – назидательным тоном ответил Демпси. Как капитан он уже принял решение. – Вы двое выясните, что случилось со второй экскурсионной группой, посетите норвежскую станцию и узнайте, как там дела, а я беру курс на остров Короля Георга. Передав туристов на руки британцам, я забираю вас, и мы начинаем поиски круизного лайнера.

Джордино ухмыльнулся:

– К тому времени в море Уэдделла будет не продохнуть от спасательных кораблей.

– Если кто-то найдет лайнер раньше нас, я буду только рад. НУМА спасательным бизнесом не занимается.

Питт подошел к столу, на котором была расстелена большая карта моря Уэдделла. Он был не любитель действовать по наитию, предпочитал давать нагрузку уму, а не чувству. Джордино и Демпси, замолчав, выжидающе уставились на него.

Примерно через минуту Питт оторвался от карты и улыбнулся:

– Стоит ввести определенные данные в графический анализатор, как он выдаст примерный район нахождения «Снежной королевы».

– Ну и чем вы намерены загрузить этот башковитый ящик? – Так Демпси называл любой блок, входящий в компьютерные системы судна.

– Данными о ветре и течениях за последние три с половиной дня. Прибор рассчитает их воздействие на массу «Снежной королевы» и выдаст модель дрейфа.

– А если «Королева» потеряла управление?

– Тогда она должна быть в полутора тысячах километрах от нас, где-то посреди Южной Атлантики, вне зоны видимости спутниковых опознавательных систем.

– Но ты на это не надеешься, – сказал Джордино.

– Нет, – тихо откликнулся Питт. – В этих широтах после шторма суда обычно покрываются льдом. Вряд ли «Снежная королева» избежала общей участи.

– То есть стала похожа на айсберг? – спросил Демпси.

– Скорее на заснеженный курган.

– Вы меня сбили с толку.

– Ставлю на кон свою государственную пенсию, – выговорил Питт с железной твердостью, – «Снежная королева» вылезла на сушу где-то по береговой линии полуострова или застряла на прилегающем острове.

 

6

 

Питт и Джордино поднялись в воздух в четыре часа утра, когда обитатели «Полярного охотника» спали. Погода пришла в норму. Температура подскочила до плюс десяти градусов по Цельсию, на море воцарилось спокойствие, юго-западный ветер разогнал облака и улегся почивать на лаврах. Джордино сначала направил вертолет к старой китобойной стоянке, потом повернул на север.

Питт испытывал искреннюю печаль, глядя сверху на гнездовье пингвинов, обращенное в кладбище.

Адели чрезвычайно консервативны. Пингвины из другой стаи вряд ли покинут привычное местожительство и переберутся на Сеймур. Если из местной колонии уцелела парочка птиц, то потребуется лет двадцать, а может, и больше, чтобы популяция восстановилась. «Какое счастье, – подумал Питт, – что катастрофа имела локальный характер и не уничтожила Адели как вид».

Под брюхом вертолета промелькнули последние мертвые птицы. Джордино выровнял машину на высоте пятидесяти метров и полетел над кромкой моря, высматривая «зодиак» второй группы экскурсантов. Питт из бокового окна бороздил взглядом ледяные просторы, ожидая, не покажется ли где «Снежная королева», и время от времени делал пометки на карте, разложенной у него на коленях.

– Будь у меня столько гривенников, сколько айсбергов в море Уэдделла, – пробормотал он, – я бы «Дженерал моторс» купил.

Джордино взглянул на огромный лабиринт из смерзшихся глыб, отколовшихся от шельфового ледника Ларсена, которые взбодрившийся ветер и морское течение гнали в теплые воды. Три айсберга по протяженности не уступали иным государствам. Некоторые в толщину достигали трехсот метров, хотя их надводная часть составляла не более десяти. Все глыбы были ослепительно-белыми.

– Я так думаю, за эту сумму ты мог бы прикупить и «Форд» с «Крайслером», – поделился Джордино своим наблюдением.

– Если «Снежную королеву» долбанул один из этих айсбергов, то она пошла на дно, не успев сообразить, что случилось.

– В такие подробности неохота вдаваться.

– А с твоей стороны есть что-нибудь?

– Ничего, кроме гальки и булыжников. Одним словом, зеленая скука. Точнее, серая.

Питт сделал очередную пометку на карте. Джордино глянул на приборную доску:

– До аргентинской станции двадцать километров. И никакого намека на человеческую жизнедеятельность.

Питт согласно кивнул:

– Вот уж точно: ничто из того, что я вижу за окном, не напоминает о человеке. Мэйв Флетчер говорила, что вторую партию собирались высадить на берег возле колонии тюленей.

– Тюлени, вон они, смотри! – Джордино слегка накренил вертолет и сделал плавный поворот со снижением.

Желто-коричневые туши морских слонов устилали край берега почти на километр.

– Не шевелятся… Мертвые… – прошептал Питт.

Джордино молча вернул машину на прежний курс.

– Что же будет на аргентинской научно-исследовательской станции? – вслух рассуждал Питт.

– Думай о хорошем, – мрачно посоветовал Джордино. – Может, они послали все к черту, собрали манатки и рванули по домам.

– Не выдавай желаемое за действительное, – отозвался Питт. – Работа станции имеет громадное значение. Здешние ученые ведут наблюдение за озоновой дырой.

– И каковы последние известия из высших сфер?

– Озоновый слой истощается. С тех пор как разверзлась большая дыра над Северным полюсом, такая же над Южным, вращаясь по часовой стрелке, добралась до Чили и Аргентины. Кроме того, она прошлась над Южным островом. Растительный и животный мир подвергся сильному ультрафиолетовому облучению.

– Похоже, пора запасаться лосьоном от загара, – ухмыльнулся Джордино.

Питт вздохнул:

– Загар – самая мелкая из бед. Даже небольшая передозировка ультрафиолета губительно действует на сельское хозяйство. Расширение озоновых дыр угрожает населению Земли голодом.

– Ты рисуешь безрадостную картину.

– Это еще цветочки. Прибавь к ним глобальное потепление и возросшую активность вулканов. В ближайшие двести лет уровень воды в Мировом океане может подняться на тридцать, а то и на девяносто метров. Мы так изуродовали Землю, что…

– Есть! – воскликнул Джордино. – По виду напоминает городок первых американских поселенцев.

Аргентинская научно-исследовательская станция состояла из десяти куполообразных зданий. Двойные стены вкупе с изоляционным материалом хорошо защищали от ветра и стужи. Разнообразные пучки антенн украшали крыши, как букеты из голых ветвей деревьев. «Икебана», – подумал Питт и попробовал связаться с аргентинцами по радио.

– Молчат, как звонок у двери отшельника, – буркнул он, сняв наушники.

Джордино посадил вертолет возле самого большого здания. Лопасти винта взметнули целый ворох льдистых кристалликов.

Рядом с вертолетом выглядывали из сугробов два моторных снегоката и трактор-вездеход. Площадка перед домом блистала девственной белизной. Отсутствие следов означало по меньшей мере, что ученые впали в летаргический сон.

– Нам лучше прихватить лопаты из грузового отсека, – сказал Питт. – Похоже, придется откапывать двери.

Выйдя из вертолета, они по колено в снегу добрались до входа в главное здание. У двери намело метра два снега. Минут двадцать понадобилось, чтобы расчистить путь.

Джордино отвесил легкий поклон и печально улыбнулся:

– Только после вас.

Дирк ни на минуту не усомнился в стойкости Ала. Маленький итальянец был совершенно бесстрашен. Просто таков был у них обычай. Питт шагал впереди, а Джордино пресекал любые враждебные поползновения с флангов и тыла. Пройдя тамбур, они через внутреннюю дверь проникли в длинный коридор, который привел их в помещение, служившее и комнатой отдыха, и столовой. Джордино подошел к прикрепленному на стене градуснику.

– Минус много, – сообщил он.

– Кому-то было не до заботы о тепле, – предположил Питт.

Полминуты спустя они обнаружили первого обитателя дома. Он стоял на коленях на полу, вцепившись в крышку стола и уставившись широко открытыми немигающими глазами на Питта и Джордино, словно поджидал их. Это был крупный мужчина с обширной плешью на темени. Как и большинство ученых, проводящих месяцы, а порой и годы в поселениях, удаленных от очагов цивилизации, он не утруждал себя ежедневным бритьем. На грудь ему ниспадала тщательно расчесанная борода. Увы, волосяное великолепие было осквернено рвотой.

Но сильнее, чем блевотина на бороде, Питта поразило выражение неописуемого страха на беломраморном лице. Было очевидно, что смерть явилась для человека избавлением от чего-то безмерно ужасного.

Питт опустил взгляд на руки мертвеца. Под ногтями мерцали заиндевевшие катыши крови. Похоже, ученый скончался от переохлаждения.

Джордино, обойдя вокруг раздаточной стойки, прошел на кухню. Вернувшись, сказал:

– Там еще двое.

– Худшие опасения подтверждаются, – выговорил Питт через силу. – Если бы кто-то уцелел, то воспользовался бы вспомогательными двигателями и привел в движение электрогенераторы, дающие тепло и свет.

Джордино поежился:

– Не по душе мне тут. Предлагаю оставить этот дворец мертвым и связаться с «Полярным охотником» из вертолета.

Питт проницательно взглянул на него:

– На самом деле ты хотел сказать: «Давай смоемся по-быстрому, и пусть капитан Демпси выполняет неблагодарную работу по уведомлению аргентинских властей о том, что персонал их полярной станции в полном составе убыл к праотцам черт знает почему».

Джордино невинно пожал плечами:

– Такой ход выглядит вполне разумным.

– Да у тебя всю оставшуюся жизнь душа не на месте будет, если ты улизнешь, не удостоверившись, что здесь действительно никого нет в живых.

– Ну и что прикажешь делать?

– Отыщи генераторную, заправь горючим вспомогательные двигатели, запусти их и включи электричество. Потом отправляйся на узел связи и доложи Демпси обстановку, а я тем временем осмотрю другие помещения.

Переходя из комнаты в комнату, Питт уже безучастно взирал на покойников – сработал инстинкт самосохранения – и лишь подсчитывал количество трупов, фиксировал общие черты: нелепая поза, выпученные глаза, разинутые рты, рвота. А еще ему казалось, что он бредет по раскопанным Помпеям. У Дирка сложилась версия происшествия, когда он толкнул дверь радиоузла, но стоило двери распахнуться, как мысли перемешались. Его приветствовал труп, взгромоздившийся на стол.

– Этот-то как туда забрался? – опешил Питт.

– Я посадил, – спокойно бросил Джордино, не отрываясь от стойки с радиотехникой. – Он занимал единственный в комнате стул, вот я и помог ему проявить вежливость: уступить стул гостю.

– Хорошо.

– Ты с Демпси связался?

– Он на связи. Хочешь поговорить с ним?

Питт, перегнувшись через Джордино, заговорил в трубку спутникового телефона:

– На проводе Дирк Питт. Вы меня слышите, капитан?

– Говорите, Дирк, я слушаю.

– Ал сообщил вам о том, что мы тут обнаружили?

– Вкратце. Как только вы сообщите, что выживших нет, я уведомлю аргентинские власти.

– Считайте, что сообщил. Я насчитал семнадцать тел, в том числе четыре женских.

– Семнадцать. Вас понял. Какова, по-вашему, причина смерти?

– Нет ответа. Состояние тел не подходит ни под одно описание в моем медицинском справочнике. Придется подождать заключения патологоанатома.

– Возможно, вам будет небезынтересно узнать, что мисс Флетчер и ван Флит довольно убедительно отмели вирусную инфекцию и химическое заражение в качестве причины смерти пингвинов.

– Всех, кто был на станции, перед смертью рвало. Попросите их как-то объяснить это.

– Возьму на заметку. Есть какие-либо следы второй группы?

– Никаких. Должно быть, экскурсанты остались на судне.

– Очень странно.

– Так что же у нас в остатке?

Демпси громко вздохнул:

– Армада вопросительных знаков.

– По пути сюда мы пролетели над колонией тюленей: уничтожены все до единого. Как далеко распространилась трагедия?

– Британская станция в двухстах километрах к югу от вас на полуострове Ясона и американское круизное судно, стоявшее на якоре в бухте Надежды, сообщили, что не заметили ничего необычного, никаких признаков массовой гибели животных. Если учесть то место в море Уэдделла, где мы обнаружили косяк мертвых дельфинов, то я бы очертил круг смерти диаметром девяносто километров, при том что центр круга приходится на старую китобойную стоянку.

– Мы собираемся поискать «Снежную королеву». Вы не возражаете?

– Валяйте. Только не забудьте про топливо – оставьте в запасе ровно столько, чтобы хватило для возвращения на судно.

– Разумеется. Лично я не любитель подледного плавания, – заверил его Питт и обратился к пилоту: – А ты?

Джордино округлил глаза и энергично затряс головой.

– Ал тоже, – сказал Питт в трубку.

Капитан пожелал им удачи и дал отбой.

Питт и Джордино быстрым шагом покинули станцию.

В вертолете Ал взялся за карту Арктического полуострова.

– Так куда летим?

– Мы поступим правильно, если поищем в районе, вычисленном компьютером «Полярного охотника», – ответил Дирк.

Джордино с сомнением взглянул на друга:

– Но данные анализатора не увязываются с твоей версией, что круизный лайнер вылез на сушу.

– Да, я помню. Анализатор выдал: «„Снежная королева“ ходит кругами далеко за морем Уэдделла».

– Ты не считаешь себя умнее башковитого ящика?

– Какая неожиданная самокритичность! То ли еще будет, – посулил Питт.

– Ну так куда? – повторил Джордино.

– Мы обследуем острова к северу отсюда до самого мыса Разочарования, затем повернем на восток и осмотрим море, пока не встретимся с «Полярным охотником».

Джордино догадался, что его ловит на муху и сажает на крючок самый большой морской проходимец, но все равно заглотнул приманку.

– Не очень-то ты точно следуешь совету компьютера.

– Ты полагаешь?

Джордино почувствовал, как дернулась леска.

– Хотел бы посмотреть, что творится у тебя в мозгах, о повелитель.

– Пожалуйста. Возле колонии тюленей мы не обнаружили ни одного человеческого тела. Значит, судно не высаживало экскурсию на берег. Понимаешь?

– Пока – да.

– Представь себе судно, идущее на север от китобойной стоянки. Беда, чума, или как хочешь это назови, обрушивается до того, как экипаж успевает отправить пассажиров на берег. В этих широтах с их ледовыми полями и айсбергами, плавающими, как кубики льда в чаше с пуншем, капитан ни за что не доверит судно автоматическому управлению. Слишком велик риск столкновения. Он берет управление на себя и становится у электронного штурвала в левом или правом крыле рубки.

– До сих пор все идет гладко, – машинально заметил Джордино. – А что дальше?

– Лайнер курсировал вдоль берега Сеймура, когда на экипаж свалилась беда, – пояснял Питт. – Прочерти линию чуть севернее к востоку на двести километров и пересеки ее дугой в тридцать километров. Теперь скажи, куда ты попал и что за острова лежат по курсу.

Джордино недоверчиво посмотрел на Питта:

– Погоди. Почему компьютер не сделал этого?

– Потому что Демпси больше озабочен ветрами и течениями. К тому же он решил, что люди на «Снежной королеве» погибли. Примерив ситуацию на себя, он предположил, что умирающий капитан, спасая корабль, вырулил в относительно безопасное открытое море.

– Ты считаешь, что все именно так и было?

– Считал, пока не побывал на станции. У аргентинцев едва ли хватило времени, чтобы среагировать на беду, не говоря уже о том, чтобы принять здравое решение. Я думаю, что капитан «Снежной королевы» захлебнулся в собственной блевотине, когда судно шло параллельно берегу. Моряки и туристы умирали, а «Снежная королева» плыла и плыла. В итоге она или уткнулась в какой-нибудь остров, или столкнулась с айсбергом и затонула, или забралась в Южную Атлантику, далеко от известных морских путей.

– М-да, – протянул Джордино. – Профессиональная гадалка отдыхает.

– Рад за нее, – усмехнулся Питт.

Джордино вздохнул и стал прокладывать на карте предложенный курс. Через несколько минут он прислонил карту к приборной панели так, чтобы Питту были видны его отметины.

– Если твоя интуиция верна, то «Снежная королева» осела на одном из трех островков, каждый из которых чуть больше носового платка.

– Как они называются?

– Острова Опасности.

– Звучит как место действия в романе про пиратов.

Джордино полистал справочник по судоходству.

– Кораблям рекомендуется обходить их стороной, – сообщил он. – Высокие береговые базальтовые скалы резко вздымаются из бурных вод. Зачитать перечень судов, которые на этих островках разбились? – Не дождавшись ответа, он очень серьезно посмотрел на Дирка: – Не совсем подходящая песочница для ребячьих игр.

 

7

 

От Сеймура до материка море было спокойным и, как зеркало, отражало что ни попадя. Скалистые горы, покрытые снежными мантиями, стояли в ней вершинами вниз. К западу от острова море бороздила армада айсбергов. Ни современных кораблей, ни тем более парусников времен испанского короля Филиппа видно не было. Изделия рук человеческих не оскверняли прекрасный морской пейзаж.

Вертолет обогнул остров Данди, расположенный чуть далее крайней оконечности полуострова. Прямо по курсу мыс Разочарования выгибался в сторону островов Опасности, как высохший палец безносой старухи с косой, указывающей на свою следующую жертву. За мысом пейзаж резко изменился. Зеркальная поверхность вод превратилась в белопенные волны, строем марширующие из пролива Дрейка. Командовал парадом ветер.

Показались острова Опасности. Возле их скалистых откосов ярилось море. Базальтовые берега отличались резкой крутизной, а прочностью такой, что за миллион лет море не сумело их сокрушить. Наверное, потому и ярилось.

– Никакой посудине не протянуть долго в этом бедламе, – сказал Питт.

– И никакого мелководья вокруг, – добавил Джордино. – Судя по карте, глубина достигает тысячи метров.

Они обогнули первый из гряды островков и не заметили остатков кораблекрушения. Джордино повел вертолет к следующей каменной массе.

– Видишь что-нибудь? – спросил Джордино, изо всех сил стараясь ровно держать машину, которую ветер так и норовил разбить о гладкую, будто шлифованную, стену.

– Вижу кипящий котел, куда и любитель экстрима не рискнет сунуться, – пробурчал Питт.

Ал завершил облет второго острова и направился к третьему. Эта глыбища сверху напоминала лицо дьявола: узкие выбоины глаз, острые выступы рожек и бороденки.

– Ну и рожа! – сказал Питт. – Интересно, как называется это страшилище.

– На карте названия островков не указаны, – отозвался Джордино и развернул вертолет.

Питт созерцал захватывающую битву воды с камнем, когда пилот спросил:

– Ты видишь?

– А по-твоему, я ослеп? – удивился Питт.

– Да я не про море. Взгляни прямо по курсу.

Питт присмотрелся к странному образованию, похожему на белую трапецию.

– Тебе не кажется, что это похоже…

– На корабельную трубу, – твердо выговорил Питт. – Если это «Снежная королева», то она, должно быть, вылезла на камни по ту сторону отрога.

Но он ошибся. Круизный лайнер держался на воде в добрых пятистах метрах от островка.

– Целехонек! – заорал Джордино.

– Ненадолго, – урезонил друга Питт. Ему хватило мгновения, чтобы оценить обстановку. Вертолет подлетел ближе к кораблю.

– Вижу тела на палубе, – сдержанно произнес Джордино.

– Я тоже, – откликнулся Питт, начав по привычке считать: – Пять на штурманской палубе, семь на солнечной возле кормы, два в «зодиаке» у сходен…

О том, что все эти люди мертвы, свидетельствовал покрывавший их тонкий саван из снега и льда.

– Еще два оборота, и «Королева» поцелуется со скалой, – заявил Питт. – Придется нам спуститься и как-то развернуть ее.

Джордино отрицательно покачал головой:

– Хитрая посадка, я не готов выполнить этот трюк. Стоит нам сбросить скорость и зависнуть в воздухе, как ветер расправится с нами легче, чем с пушинкой.

Питт отстегнул привязные ремни.

– Тогда ты сторожи автобус, а я вниз на лебедке.

– Знаешь, некоторых людей запихивают в смирительные рубашки, но даже они не такие психи, как ты. Тебя ж мотать будет, как бумажку на ниточке.

– Ты знаешь другой способ попасть на борт?

– Всего один. Но его не одобряет «Дамский домашний журнал».

– Сброс на линкор в деле Лисицы, – припомнил Питт.

– Еще один случай, когда тебе чертовски повезло, – подтвердил Джордино.

Взглянув на Ала, Дирк едва заметно улыбнулся:

– Дай бог не последний.

 

Питт облачился в гидрокостюм, который должен был защитить его от пронизывающего ветра, пока он будет болтаться под вертолетом, и сохранить жизнь, если вдруг угодит в воду. Затем Питт обтянул себя крест-накрест ремнями и надел шлем с вмонтированным радиопередатчиком. Перебравшись в отсек с лабораторным оборудованием, он проверил микрофон:

– Ты меня хорошо слышишь?

– Слегка размазано на окончаниях, – ответил Джордино. – Но все станет отчетливее, когда спустишься на палубу. А ты меня как слышишь?

– Каждый слог – как бой курантов, – пошутил Питт.

– Посредине лайнера повернуться негде от трубы, передней мачты и кучи всякого штурманского оборудования, а потому сбросить тебя туда я не смогу. Свободное место есть только на носу и на корме. Выбирай. На корме солярий.

– Давай на корму.

Питт опустил щиток на шлеме и надел перчатки. Взял в правую руку пульт дистанционного управления мотором лебедки и левой открыл дверцу бокового люка. Не будь он одет как следует, натиск антарктической стужи в считаные секунды превратил бы его в сосульку. Питт высунулся в проем и стал внимательно разглядывать «Снежную королеву».

Лайнер все ближе и ближе подходил к своей гибели. От скал его отделяло метров пятьдесят. Каменные стены словно притягивали его.

– Сбрасываю скорость, – сказал Джордино.

– Прыгаю, – доложил Питт.

Он нажал кнопку стопора, стравливая трос, и, подождав немного, шагнул в небо.

Порыв ветра подхватил новую игрушку. Питт повис позади подбрюшья вертолета. Шум винта и рев выхлопных газов турбины проникали под шлем. Лайнер казался маленькой моделью самого себя.

– Выхожу на судно, – раздался в наушниках голос Джордино. – Берегись ограждения, оно способно сделать из тебя бефстроганов.

Ал говорил с такой безмятежностью, будто загонял машину в ангар.

– А ты не разбей носик о скалы, – в тон ему посоветовал Дирк.

Теперь все решали глазомер и чутье. Питт опустился на пятнадцать метров, широко раскинул руки, чтобы одолеть силу, водившую его кругами, и настроился на приземление, едва вертолет убавит скорость.

А Джордино потянул ручку газа на себя настолько, насколько позволяли обстоятельства. Еще немного – и вертолет окажется во власти ветра. Ал был опытным пилотом, он налетал тысячи часов, если, конечно, можно было назвать полетом скачки на переменчивых воздушных потоках, и понимал: если удастся удержать курс, то Питт сядет точно посередине солнечной палубы. Позже итальянец будет божиться, что его сносили шесть ветров, дувших с разных сторон. Питт, болтаясь на конце лебедочного троса, только удивлялся, как это вертолету удается сохранять прямое направление.

Скалы вздымались за лайнером, черные, зловещие. От их вида не по себе стало бы самым бравым морякам, а уж про Джордино с Питтом и говорить не стоит: первому совсем не улыбалось разбиться в лепешку, второму не хотелось превратиться в мешок костей.

Они летели к подветренной стороне острова, и ветер ослаб. Джордино почувствовал, что вертушка слушается его беспрекословно, а заодно и судьба. Миг – и круизный лайнер вытянулся перед ним во всей красе; еще миг – и белые надстройки с желтым корпусом исчезли с глаз. Теперь оставалось надеяться, что друг благополучно прибыл в пункт назначения.

Набрав высоту, Джордино перевалил за оледенелый гребень, и ветер в полную силу накинулся на вертолет. Лопасти винта завращались почти в вертикальной плоскости, нимало не стремясь к изяществу. Джордино рывком выровнял машину, развернулся и маятником понесся к лайнеру.

За это время Питт, нажав защелку, освободился от ремней и совершил идеальный прыжок в бассейн, расположенный по центру солярия. Глубина бассейна составляла два метра, так что всплеск получился мощный. Ноги, обутые в сапоги ныряльщика, приросли ко дну, и Питт замер под водой в наклонном положении.

Джордино кружил над лайнером, высматривая Питта. Не заметив друга, он закричал в микрофон:

– Эй, приятель, ты где?

Питт вынырнул и замахал руками:

– Я здесь, в плавательном бассейне.

Джордино ужаснулся:

– Ты упал в бассейн?!

– И, будь моя воля, остался бы в нем, – радостно ответил Питт. – Обогреватель работает, и вода теплая.

– Настоятельно рекомендую тебе, подхватив задницу, бежать на мостик, – проговорил Джордино с убийственной серьезностью. – Лайнер выходит из обратной петли и входит в дальний поворот. Через восемь минут твоего слуха коснется жуткий скрежет.

Питт как ошпаренный выскочил из бассейна и побежал к переднему трапу. Мостик был на верхней палубе. Перемахивая через четыре ступеньки, Питт преодолел трап и ворвался в рулевую рубку.

Штурман лежал на полу, обняв тумбу стола с картами. Питт быстро осмотрел панель системы автоматического управления судном. Несколько драгоценных секунд ушло на поиски цифрового указателя курса. Желтый огонек говорил о том, что электронное управление переключено на ручное.

Питт вылетел из рубки и помчался на правый борт. Пусто. Быстро преодолев рулевую, он переместился на левый борт. Там лежали еще два штурмана. Четвертое тело, принадлежавшее, судя по штормовке и фуражке, капитану, Питт обнаружил около выносной панели управления судном. Тут он понял, почему лайнер, пройдя почти двести километров по прямой, вдруг закружил. Золотая медаль на цепочке выскользнула из-под капитанской штормовки и повисла над панелью управления. Порывы ветра раскачивали ее, и она ударяла по тумблерам. В конце концов медаль стукнула по рычажку, задающему направление, и застряла в положении «Право руля».

Питт приподнял медаль и рассмотрел. На маленьком диске был выгравирован святой Франциск, покровитель моряков. «Жаль, не спас чудотворец капитана», – подумал Питт и заправил цепочку с амулетом под штормовку.

Вот ведь как бывает! Из-за сущего пустяка, по воле обстоятельств, суперсовременный лайнер мог бесследно сгинуть в древних холодных водах.

– Дружище, поторопись, – раздался в наушниках взволнованный голос Джордино. – Минуты через четыре лайнер правым бортом саданет о скалу.

Питт, ругнув себя за промедление, не без страха бросил взгляд на зловещую твердыню, которая, казалось, вознеслась у него над головой. По мере того как «Снежная королева» подходила к острову, волны все сильнее били по корпусу. Они словно сознательно подталкивали судно к катастрофе.

Питт попытался снять тело капитана с панели управления, но оно не поддалось. Ухватив труп под мышки, Питт потянул изо всей силы. Послышался треск. Покойник оторвался от металла, оставив на нем клочки кожи. Питт отшвырнул тело, нашел на панели хромированный тумблер и с натугой передвинул его к отметке «Лево руля».

Спустя тридцать секунд, которые показались Питту вечностью, судно мучительно неторопливо начало уходить в сторону от кипящего прибоя.

Питт задумался, не дать ли левому винту задний ход, чтобы развернуть лайнер по оси, но быстро отказался от этой идеи. Существовала опасность, что «Снежная королева» ударится другим боком.

– Пора прыгать за борт, – предостерег Джордино. – Надеюсь, тебя не прельщает возможность расстаться со мной навсегда.

Питт не ответил. Он заметил рычаги, которые задавали работу двигателям малой тяги на носу и на корме. Обнаружился и блок регулировки оборотов дизелей. Затаив дыхание, Питт установил рычаги малых движков в положение «Лево руля» и рванул ручку блока на «Полный вперед». Механизмы отозвались на команды почти мгновенно. Питт вспотел от облегчения, когда почувствовал вибрацию у себя под ногами.

Зависнув над лайнером, Джордино с замиранием сердца смотрел вниз. С его точки зрения, глупая посудина по-прежнему перла на скалы. Мысленно обругав упрямого Дирка, он произнес:

– Все! Я иду за тобой.

– Держись от меня подальше, – приказал Питт. – Ветер убийственный.

– Ждать дольше – самоубийство. Если ты сейчас спрыгнешь, я тебя подберу.

– Черт возьми!.. – в ужасе воскликнул Питт, и связь прервалась.

 

8

 

Гигантская волна припечатала Питта к панели управления. Инстинктивно он задержал дыхание и вцепился в металлическую стойку, стараясь удержаться на месте. Ощущение было такое, будто он попал в неистовый водопад. Все, что он видел сквозь маску на лице, – это лавина пузырьков и пены. Даже в арктическом гидрокостюме он почувствовал уколы миллиона холодных иголочек.

Ухнувшая в водяную яму «Снежная королева» с натугой продралась сквозь хвост волны, уйдя носом метров на десять влево. Судно, похоже, всерьез решило бороться за свою жизнь.

Питт глубоко вздохнул и посмотрел на черные прибрежные скалы: «Боже, доплюнуть можно». И действительно, скалы были так близко, что пена, взбитая прибоем, проливалась дождем на судно. «Снежная королева» шла бок о бок с хаосом.

Питт уменьшил работу кормового малого движка в попытке обойти большую волну. Маневр удался.

– «Королева» поворачивает! – заорал Джордино. – Она поворачивает!

– Из лесу мы еще не выбрались, – откликнулся Питт, с тревогой ожидая пришествия очередного «девятого вала».

Море играло со «Снежной королевой», как кошка с мышкой. Питт нагнулся, спасаясь от лавины брызг, накрывшей мостик. Ударила следующая волна. Лайнер вынесло из пучины так, что корпус стал виден едва не до киля. Двойные винты замолотили по воздуху, каждый как колесо фейерверка. Вздыбившись на мгновение, лайнер рухнул в воду и тут же получил удар от новой волны.

Однако худшее осталось позади. Мышка улизнула от кошки. Лайнер, стряхивая бесконечные валы, упорно удалялся от черной смерти. «Если он и достанется морю, то в другой раз, а скорее всего, упокоится на каком-нибудь корабельном кладбище лет через тридцать, если не больше», – подумал Питт.

Джордино полностью разделял его мнение.

– Ты вытащил его! Ты в самом деле его вытащил! – радостно кричал он, стоя в наушниках.

Питт повис на ограждении мостика, внезапно почувствовав сильную усталость. Только теперь он ощутил боль в правом боку. Гидрокостюм не давал рассмотреть ушибленное место, но Питт и без того знал, что украсился великолепным синяком.

Немного отдохнув, Питт вернулся в рубку и установил рычаги навигационного оборудования таким образом, чтобы «Снежная королева» следовала на юг, в море Уэдделла. Затем он оглянулся на острова Опасности – те стремительно превращались в кучку обкатанных камешков.

Питт вышел на палубу и задрал голову.

– Как у тебя с топливом? – спросил у Джордино.

– Хватит, чтобы дотянуть до «Полярного охотника», и еще несколько литров в запасе.

– Тогда отправляйся в путь.

– Ты что, рассчитываешь за спасение судна получить от страховщиков несколько миллионов баксов?

Питт рассмеялся:

– А ты вправду думаешь, будто адмирал Сэндекер и правительство Соединенных Штатов позволят бедному, но честному чиновнику обогатиться на такую сумму?

– Черт их знает! Могу я тебе чем-нибудь помочь?

– Сообщи Демпси мои координаты и передай, что я готов к свиданию с ним в любом месте по его выбору.

– До скорого.

Джордино взмахнул рукой, отдавая честь. Ему хотелось пошутить над Питтом, приписывая намерение прикарманить лайнер. Но Ал сдержался. Ничего забавного не было в том, что друг оставался один-одинешенек на корабле, полном мертвецов.

Питт, сняв шлем, следил за низким полетом бирюзового вертолета до тех пор, пока машина не скрылась за горизонтом. Проводив Джордино, он перевел взгляд на судно. Сколько времени он озирал безжизненные палубы, трудно сказать. Против воли он все прислушивался, не раздастся ли какой-нибудь звук, помимо плеска волн и ровного гудения двигателей; все ждал, не зашевелится ли что-нибудь вокруг, кроме полотнищ на флагштоках. Но не напрасные чаяния долго приковывали его к месту. Ему жуть как не хотелось заходить в каюты и прочие корабельные помещения. Он был сыт по горло видом скрюченных тел.

Наконец набравшись мужества, Питт вернулся в рулевую рубку, вдвое уменьшил обороты двигателей, ввел нужные координаты в навигационный компьютер, включил систему автоматического управления ходом лайнера, соединив ее с радаром, чтобы судно могло самостоятельно маневрировать, когда понадобится обойти встречный айсберг, и тронулся в страшный путь.

Десять матросов погибли, занимаясь штатной работой: покраской переборок и проверкой спасательных шлюпок. Восьмерых пассажиров смерть настигла, когда они любовались девственными красотами побережья…

В каюте класса люкс на кровати лежала пожилая женщина. Питту показалось, что она спит, и он кончиками пальцев коснулся ее шеи. Тело было холодным как лед.

«Решится ли после случившегося хоть кто-то когда-нибудь купить билеты на „Снежную королеву“? – подумал Питт. – Или, наоборот, трагедия станет приманкой для тьмы ненормальных, жаждущих приключений за гранью рассудка?»

Он вышел в коридор – и остолбенел. Издалека доносилась музыка. Это была знакомая ему старая джазовая пьеса под названием «Милая Лоррейн». Звуки фортепьяно пропали так же внезапно, как возникли. «Почудилось», – сообразил Питт и побрел дальше.

Генераторы энергии снабжали судно освещением и теплом. Питту стало жарко в гидрокостюме, и он разделся. «Надеюсь, мертвые меня простят за то, что я в одном теплом нижнем белье разгуливаю», – грустно улыбнулся он.

На кухне вокруг плит и разделочных столов лежали повара, подсобные рабочие и официанты. Кухня походила на склеп. Инстинкт самосохранения дал сбой, и Питт, почувствовав дурноту, припустил к лифту.

В обеденном салоне никого не было.

Серебряные приборы и безукоризненно чистые скатерти не дождались ни блюд, ни пассажиров. Питт заглянул в меню: морской окунь, антарктическая ледяная рыба, зубатка, стейк из телятины… Питт закрыл картонку с эмблемой туристической компании и собрался уходить, но вдруг заметил нечто совершенно невозможное.

На столике, расположенном возле иллюминатора, стояли тарелки с остатками еды. Питт воззрился на лужицу супа из креветок и половину булочки с маслом. «Привидение», – мелькнула мысль. Правда, раньше ему не приходилось читать или слышать о том, что призраки нуждаются в пище. Но с другой стороны, и о заразе, в одночасье прикончившей массу живых существ, он тоже ничего не знал.

Покинув обеденный салон, озираясь через плечо, Питт миновал сувенирный магазинчик и направился в салон отдыха.

Кресла и столики подковой огибали небольшую деревянную площадку для танцев. За площадкой стоял концертный рояль фирмы «Стейнвей». Пол устилали трупы пассажиров и молодой официантки, уткнувшейся в поднос. Некоторые лежали обнявшись. «В бедности и богатстве, в болезни и добром здравии, пока смерть не разлучит нас», – вспомнил Питт слова брачной клятвы и сглотнул комок, подступивший к горлу.

На ковре, в углу салона находилось тело женщины лет тридцати – тридцати пяти. Подбородком она уперлась в колени, руками обхватила голову. Одетая в модный кожаный жакет с короткими рукавами и шерстяные брюки, она выглядела как живая.

У Питта по спине пробежал холодок, сердце зачастило. Уже обманутый дамой в каюте люкс, Питт неуверенно подошел к молодой пассажирке и коснулся подушечками пальцев ее щеки. Волна несказанной радости окатила его: щека была теплой. Питт слегка тряхнул женщину за плечо. Ее веки медленно разомкнулись.

Секунду-другую женщина смотрела на Питта как слепая, а потом вскочила на ноги и, обвив руками его шею, выдохнула:

– Живой!

– Похоже, вы тоже, – ласково улыбнулся Питт.

Женщина резко отстранилась:

– Нет, этого не может быть. Все умерли.

– На лайнере, но не в мире, – успокоил ее Питт.

У женщины были темно-рыжие волосы, большие карие глаза, покрасневшие от рыданий, высокие скулы и четко очерченные полные губы. Фигура – под стать красивому лицу. «Топ-модель», – мелькнуло у Питта в голове.

Женщина смерила его недоуменным взглядом:

– А что, теперь принято ходить в одних кальсонах?

– Смотря где, – смутился Питт.

– Бред, – прошептала женщина и начала завалиться на бок.

Питт подхватил ее, усадил в кожаное кресло и отправился к бару. Зайдя за стойку, он перешагнул через бездыханное тело бармена, взял с зеркальной полки бутылку виски с этикеткой «Джек Дэниелс» и налил в стакан.

– Выпейте.

– Я не пью, – отказалась женщина.

– Считайте это лекарством. Просто глотните несколько раз.

Выпив и не закашлявшись, женщина сморщилась так, будто легкий, как летний поцелуй, напиток обжег ей горло. Хватанув несколько раз воздух открытым ртом, она заглянула в направленные на нее зеленые глаза и поняла, что Питт ей сочувствует.

– Меня зовут Дейрдра Дорсетт.

– А меня Дирк Питт. Вот и познакомились. Теперь расскажите о себе. Вы из числа пассажиров?

Она покачала головой:

– Я тут по развлекательной части. Пою и музицирую.

– Так это вы играли «Милую Лоррейн»?

– Считайте это реакцией на повальную смерть и на мысль, что мой черед недалек.

– Где вы были, когда произошла трагедия?

Дейрдра Дорсетт с болезненным вниманием уставилась на трупы.

– Дама в красном платье и седоватый мужчина отмечали с друзьями золотую свадьбу. За ночь до вечеринки на кухне вырезали изо льда сердце и купидончика, чтобы поместить их посреди чаши с пуншем. Пока Фред… – Она запнулась. – Он был тут барменом, открывал шампанское, а Марта, официантка, ходила на кухню за хрустальной чашей, я вызвалась принести ледяные украшения из большого холодильника.

– Вы были в холодильнике?

Она кивнула.

– Не помните, вы за собой дверь закрыли?

– Она автоматически закрывается.

– И что было потом?

Дейрдра зажмурилась и прижала к глазам ладони:

– В холодильнике я пробыла всего несколько минут. А когда вернулась в салон, увидела, что все мертвы.

– Сколько в точности минут? – мягко спросил Питт.

Она покачала головой и выговорила сквозь прижатые к лицу руки:

– Зачем вы задаете все эти вопросы? Вы следователь?

– В кальсонах, – усмехнулся Питт. – Нет, я не следователь. Но, прошу вас, ответьте, это важно.

Медленно убрав руки от лица, Дейрдра уставилась отсутствующим взглядом на столик.

– Я не знаю в точности, сколько времени там провела. Помню только, что завернула ледяные фигуры в полотенце, чтобы они не растаяли, пока я буду их нести.

– Вам очень повезло, – сказал Питт. – Классический пример нахождения в нужном месте в нужное время. Выйди вы из холодильника пораньше, вас бы уже на свете не было. И вам вдвойне повезло, что я оказался на борту этого лайнера.

– Вы из команды? Что-то я вас прежде не видела.

– И не могли. Я с корабля «Полярный охотник», участвую в научной экспедиции. Мы нашли группу ваших туристов на острове Сеймур.

– Это, должно быть, группа Мэйв Флетчер, – тихо сказала Дейрдра. – Полагаю, они все тоже погибли.

– Нет, за исключением двух туристок и матроса, все живы и здоровы.

На лице Дейрдры за мгновение отразились изумление, гнев и радость. Никакой актрисе с Бродвея не удалось бы так передать бурю чувств, всколыхнувших душу этой женщины.

– Слава богу, Мэйв в порядке, – услышал Питт.

В иллюминатор салона проник солнечный свет и заиграл на медных волосах. Питт уловил запах духов Дейрдры и почувствовал к ней влечение. «С ума сошел! – осадил он себя. – Нашел подходящий случай!» Он отвернулся, опасаясь, что красавица заметит его неуместный восторг.

– Кто, – спросила она, – вернее, что убило всех этих людей?

Питт мысленно пересчитал лежащие на ковре трупы.

– До конца не уверен, – произнес он мрачным тоном, – но кое-какие соображения у меня есть.

 

9

 

Питт чувствовал себя полной развалиной, когда «Полярный охотник» показался светящейся точкой на экране радара, а четким силуэтом – по правому борту с носа. Тщетно обследовав остальные отсеки «Снежной королевы», он лишь на двадцать минут прикорнул в кресле. Есть люди, которых бодрит и краткий отдых. Питт не принадлежал к их числу. Двадцати минут дремы ему было мало для того, чтобы воспрянуть душой и телом после двадцати четырех часов напряженной деятельности.

«Стар я уже, – думал он, стоя в рулевой рубке. – Это в молодости можно было круглые сутки сражаться с бушующим морем и оставаться свежим как огурчик». Судя по ноющим мышцам и боли в суставах, он был уверен: с тех пор прошло как минимум сто лет.

Слишком долго он пахал на Национальное подводное и морское агентство и адмирала Сэндекера. Пришла пора поменять работу, выбрать что-нибудь необременительное – например, заняться плетением шляп из пальмовых листьев на Таити или заделаться коммивояжером по продаже противозачаточных средств. «Последнее особенно полезно для развития ума», – усмехнулся Питт и перевел тумблер системы автоматического контроля в положение «Всем стоп». Затем он радиограммой сообщил Демпси, что заглушил машины, и попросил прислать на борт «Снежной королевы» команду, способную управлять круизным лайнером. После этого он взялся за телефон и вызвал по спутниковой связи адмирала Сэндекера.

Дежурный в НУ МА сразу же переключил его на личную линию Сэндекера. Хотя Питта и адмирала разделяла треть земного шара, часовая стрелка в Антарктике всего на час опережала часовую стрелку в Вашингтоне.

– Добрый вечер, адмирал.

– Давно пора было голос подать.

– Тут у нас дела круто пошли.

– Мне пришлось из вторых уст, от Демпси, узнавать, как вы с Джордино разыскали и спасли круизный лайнер.

– Хочу сообщить вам подробности.

– Вы встретились с «Полярным охотником»?

Сэндекер был скуп на похвалы.

– Да, сэр. Капитан Демпси всего в нескольких сотнях метров от меня по правому борту. Он высылает катер, чтобы доставить на борт «Снежной королевы» спасательную команду и взять единственную живую пассажирку.

– Сколько жертв?

– Я обнаружил всех, кроме пяти членов экипажа. Судя по списку пассажиров, найденному в каюте казначея, и реестру экипажа из каюты первого помощника, погибли сто восемьдесят человек из двухсот двух.

– Сто восемьдесят?

– Да. Включая пропавших без вести.

– Поскольку судно принадлежит австралийцам, их правительство начинает масштабное расследование обстоятельств, приведших к трагедии. Фирма «Рупперт энд Саундерс», владеющая круизным лайнером, зафрахтовала в авиакомпании «Квонтас» реактивный самолет для переброски спасенных людей с аэродрома британской станции в Сидней.

– Что будет с телами погибших?

– Британцы заморозят их и доставят в Австралию военно-транспортным самолетом.

– А что будет со «Снежной королевой»?

– «Рупперт энд Саундерс» отправляет на самолете судовую команду, чтобы вернуть лайнер в Аделаиду, и бригаду следователей, чтобы выяснить причину трагедии до того, как судно прибудет в порт.

– Вы должны потребовать открытый контракт на спасение. НУМА может получить не меньше двадцати миллионов долларов за спасение судна от несомненного бедствия.

– Положено нам или не положено, только мы гроша ломаного не возьмем за спасение лайнера. – Питт уловил бархатные нотки удовольствия в голосе Сэндекера. – Мы вдвое больше получим от льгот и участия австралийского правительства в научных проектах.

– Никколо Макиавелли мог бы кое-чему у вас поучиться, – вздохнул Питт.

– Думаю, для тебя небезынтересно будет узнать, что в вашем районе за последние сорок восемь часов не зафиксировано ни одного странного случая гибели рыб или морских животных. Похоже, смертное поветрие переместилось к островам Фиджи. Оттуда поступают сообщения об огромном количестве рыб и морских черепах, вынесенных на берег.

– Зараза даром времени не теряет.

– М-да… – грустно подтвердил Сэндекер. – Если мы не сумеем быстро выявить причину эпидемии и устранить ее, то станем свидетелями катастрофы планетарного масштаба. Морская фауна находится на грани уничтожения.

– По крайней мере, мы знаем, что это не красная волна, – утешил себя и Сэндекера Питт. – Помните ее взрывное распространение по течению Нигера?

– Еще бы! С тех пор как мы закрыли зловредный мусорный завод в Мали, датчики в верховьях и низовьях реки не отмечают никаких признаков переработанной синтетической аминокислоты и кобальта, которые и создавали проблему.

– Есть у ваших лабораторных гениев предположения на этот раз? – поинтересовался Питт.

– Мне о них пока неизвестно. Мы надеемся на ваших гениев на борту «Полярного охотника».

– Если биологи и сделали какие-то выводы, то держат в тайне от меня.

– А у тебя самого есть соображения на сей счет? – вкрадчиво спросил Сэндекер. – Что-нибудь вкусненькое на поживу псам из новостных агентств. У меня здесь околачивается стая голов в двести.

Тень улыбки промелькнула во взгляде Питта. Они с адмиралом давно условились не обсуждать серьезные вопросы по спутниковому телефону. Разговоры, идущие через атмосферу, так же легко подслушать, как и беседы по старым добрым проводным линиям. Упоминание о репортерах призывало к осторожности.

– Что нынче пишут в прессе? – беззаботным тоном спросил Питт.

– О корабле мертвых из антарктического треугольника.

– Вы шутите?

– С удовольствием вышлю тебе по факсу парочку статеек.

– Боюсь, моя гипотеза разочарует читающую публику.

– Тогда начни с меня.

Питт замолчал, подбирая слова.

– Я понимаю, это звучит сомнительно… да, сомнительно звучит, но, по-моему, во всем виноват вирус, который переносят воздушные потоки, – наконец произнес он.

– Вирус, – машинально повторил Сэндекер. – Не очень-то оригинальная идея.

– Чем богаты, тем и рады.

– Ну что ж, – смиренно вздохнул Сэндекер, – придется доверить расследование ученым. Они, по-видимому, лучше владеют ситуацией, чем ты.

– Простите, адмирал, мне сейчас не до размышлизмов.

– Судя по голосу, ты очень устал. Желаю хорошо выспаться на борту «Полярного охотника».

– Благодарю вас за понимание.

– Всегда с нашим удовольствием.

В трубке щелкнуло, и связь прервалась.

 

Дейрдра Дорсетт на крыле мостика «Снежной королевы» изо всех сил махала руками. Ее голос звенел над убывающим расстоянием между двумя кораблями.

Мэйв, стоя у бортового ограждения «Полярного охотника», обводила взглядом палубы круизного лайнера. Наконец она обнаружила ту, что звала ее по имени.

– Дейрдра?! – не поверила она своим глазам.

– Я! Я! – запрыгала Дорсетт.

– Ты… здесь… Откуда?

– О, Мэйв, ты не представляешь, как я рада видеть тебя живой!

– И я рада, что ты не умерла.

– Ты здорова?

– Обморозилась слегка.

Мэйв сделала знак матросам, спускавшим на воду катер.

– Я с вами. Дейрдра! – снова крикнула она. – Я встречу тебя у трапа.

– Я жду!

Дейрдра с улыбкой зашла в рулевую рубку, где Питт переговаривался по радио с Демпси. Он, улыбнувшись, кивнул красавице и попрощался с капитаном.

– Демпси говорит, что Мэйв уже на пути к нам.

– Она удивилась, увидев меня.

– Какое счастливое совпадение, – сказал Питт. – Из всего экипажа «Снежной королевы» уцелели вы двое и оказались подругами.

Дейрдра пожала плечами:

– Нас вряд ли можно назвать подругами.

Питт с любопытством заглянул в карие глаза, которые сверкали почти на уровне его глаз:

– Что, недолюбливаете друг друга?

– Дурная кровь сказывается, мистер Питт, – нехотя объяснила Дейрдра. – Дело в том, что, несмотря на разные фамилии, Мэйв и я – родные сестры.

 

10

 

Море было спокойным, когда «Полярный охотник» и «Снежная королева» бросили якоря прямо напротив британской исследовательской станции. Демпси с мостика отдавал распоряжения малочисленной команде на борту круизного лайнера.

Питт с трудом держался на ногах от недосыпа. Ал с первого взгляда понял, в каком он состоянии, и скоренько налил ему чашку кофе. Питт с признательностью принял подношение, глотнул подернутый парком напиток и уставился на небольшой самолет, который с ревом приближался к кораблю.

Не успели лапы якоря «Полярного охотника» как следует уцепиться за дно бухты, как представители «Рупперт энд Саундерс» высадились на палубу. Уже через несколько минут они добрались до мостика, где их поджидали Питт, Демпси и Джордино. Крупный розовощекий мужчина широко улыбнулся.

– Капитан Демпси?

Демпси шагнул вперед:

– Это я.

– Капитан Йен Райан, руководитель спасательной операции компании «Рупперт энд Саундерс».

– Рады приветствовать вас на борту, капитан.

– Мы прибыли, чтобы принять командование «Снежной королевой».

– Она в полном вашем распоряжении, капитан. Если можно, отправьте мою команду домой на вашем катере.

По обветренному лицу Райана скользнула тень облегчения. Ситуация была деликатная. По закону Демпси имел право распоряжаться спасенным судном как заблагорассудится.

– Я верно вас понял, сэр? Вы отказываетесь от «Снежной королевы» в пользу «Рупперт энд Саундерс»?

– НУМА не занимается спасательным бизнесом, капитан. У нас нет желания завладеть «Снежной королевой».

– По просьбе дирекции компании выражаю вам глубочайшую благодарность за все, что вы сделали для наших пассажиров и судна.

Демпси указал на Питта и Джордино:

– Благодарите их. Эти джентльмены нашли туристов на острове Сеймур и не позволили лайнеру разбиться о скалы островов Опасности.

Райан с чувством пожал руку Питту, затем Джордино:

– Замечательное достижение, совершенно замечательное. Уверяю вас, «Рупперт энд Саундерс» не останется перед вами в долгу. Ее признательность будет в высшей степени щедрой.

Питт с показным сожалением покачал головой:

– Мы получили указание из штаб-квартиры НУМА, от адмирала Джеймса Сэндекера. Нам запрещено принимать какое-либо вознаграждение за спасение «Снежной королевы».

Райан даже побледнел.

– Ничего, совсем ничего?

– Ни единого цента, – отчеканил Питт, с трудом сдерживаясь, чтобы не закрыть будто свинцом налившиеся веки.

– Как это чертовски благородно с вашей стороны! – воскликнул Райан. – Неслыханно! Уверен, наши страховщики будут в каждую годовщину этой трагедии поднимать бокалы за ваше здоровье.

Демпси жестом остановил восторженное словоизвержение:

– Коль скоро речь зашла о бокалах, капитан Райан, не выпить ли нам у меня в каюте?

Райан оглянулся на подчиненных:

– Приглашение распространяется и на них?

– Ну разумеется! – с дружеской улыбкой воскликнул Демпси.

– Вы спасли наш лайнер, вы вызволили наших клиентов из беды, и теперь вы нам ставите выпивку. Если не возражаете, то я так скажу, – произнес Райан голосом, который шел, казалось, от самых его сапог. – Вы, янки, чертовски странные люди.

– В общем-то, нет, – возразил Питт. – Просто мы никудышные ловцы удачи.

 

Питт, исключительно по въевшейся привычке, принял душ и побрился. Затем как сомнамбула доковылял до своей королевских размеров кровати (а других на корабле и не было) и рухнул поверх одеяла.

Отключившийся мозг не воспринял стук в дверь каюты. Обычно вскакивавший на любой, самый незначительный звук, Питт не проснулся, даже когда стук повторился. И уж конечно, он не слышал, как Мэйв медленно открыла дверь, миновала крохотную прихожую и тихо спросила:

– Мистер Питт, вы тут?

Мэйв хотела вместе с Питтом отметить свое спасение. В руке она держала бутылку выдержанного коньяка «Реми Мартин», подаренную Джордино.

Не дождавшись ответа, Мэйв решила удалиться, но вдруг почувствовала прилив любопытства. Не зная, как поступить, она посмотрела в зеркало, висящее на стене. Щеки горели, словно у проказливой девчонки. «Стыдно, – сказала Мэйв этой дурочке. – Разве можно закатываться к полузнакомому мужчине без приглашения? Папаша наверняка осудил бы твой каприз».

Отец Мэйв, по натуре деспот, не терпел проявления своеволия у близких. Он был крайне возмущен тем, что жена родила ему девочек, готовых растранжирить семейные богатства, а не мальчиков, способных сохранить и приумножить их. Со всей энергией, отпущенной природой, он принялся ломать дочерей, прививать им мужские черты характера.

В восемнадцать лет Мэйв могла ударом ноги послать футбольный мяч дальше, чем большинство ребят из ее группы в колледже. Однажды она прошлась от Канберры до Перта в сопровождении только собаки, прирученной динго. Она думала, что отец восхитится ее подвигом, а он сослал своевольницу на семейные копи, работать бок о бок с забойщиками и взрывниками. Обиженная, Мэйв сбежала в Мельбурн и поступила в университет. Отец и пальцем не шевельнул, чтобы вернуть ее в лоно семьи. За все годы обучения она не получила от него ни пенни. Но Мэйв не пала духом. Она влюбилась в восхитительно загорелого, ладно скроенного и крепко сшитого парня с нежными серыми глазами, сына владельца овцеводческого ранчо. Смеясь и ссорясь, они прожили вместе год. При расставании, которое было неизбежно, Мэйв умолчала о своей беременности.

Мэйв поставила бутылку на столик и увидела пухлый кошелек из телячьей кожи. «Ох, погубит меня любопытство», – подумала она и раскрыла бумажник. Перебрав кредитные, визитные и членские карточки, два незаполненных чека и сто двадцать три доллара, она удивилась отсутствию фотографий. «Неужели Дирк одинок?» Положив бумажник рядом с бутылкой, она обозрела другие предметы на столике: потертые глубоководные часы с оранжевым циферблатом на тяжелом браслете из нержавеющей стали и связку ключей от дома и от машины.

«И все-таки этого мало, чтобы составить представление о человеке», – решила она и двинулась дальше.

В душевой стоял легкий запах мужского лосьона после бритья. Мэйв почувствовала знакомое томление. После сероглазого парня у нее были мужчины, но все они исчезли – кто по ее требованию, кто по собственному почину.

– Мистер Питт, – снова позвала она, но не громче прежнего. – Вы здесь?

Она перешла в следующий отсек и застыла как вкопанная.

Питт лежал на кровати, вытянув ноги и скрестив руки на груди, как в гробу. Мэйв облегченно вздохнула, заметив, что руки равномерно поднимаются и опускаются.

«Спит, – подумала она. – Ну и пусть».

Она пробежала глазами по его телу. Оно было крепким и гладким. Плечи широкие, живот плоский, бедра узкие. Мускулы на руках и ногах в меру обозначены. Этот мужчина был слеплен из того же теста, что и те, с которыми она состояла в интимной близости, но ни один любовник не вызывал у нее столь страстного желания. Ей даже показалось, что она никого никогда по-настоящему не любила – просто заводила интрижки назло отцу. В сущности, он продолжал руководить ее жизнью. Она и от аборта отказалась, чтобы только ему досадить.

Мэйв сходила в душевую, взяла полотенца и прикрыла чресла Питта. «Мало ли кто еще войдет в каюту», – подумала ревниво.

И как накликала.

– Любуешься, сестричка? – раздался у нее за спиной тихий хрипловатый голос.

Мэйв резко обернулась. В дверном проеме, опираясь плечом о косяк и покуривая сигарету, стояла Дейрдра.

– Ты что тут делаешь? – прошипела Мэйв.

– Удерживаю тебя от соблазна.

– Очень смешно.

Мэйв за руку вывела непрошеную опекуншу на палубу и осторожно прикрыла за собой дверь.

– Ты зачем таскаешься за мной? Почему не отправилась в Австралию?

– Я у тебя могла бы то же самое спросить, дорогая.

– Научные сотрудники попросили меня задержаться.

– А я осталась, чтобы помириться с тобой.

– Врешь.

– Признаюсь, были и другие соображения.

– Как это нам удалось разминуться на «Королеве»?

– Я не выходила из каюты. У меня было расстройство желудка.

– Опять врешь! – выпалила Мэйв. – Ты здоровая как лошадь. Не припомню, чтобы ты когда-нибудь болела.

Дейрдра затянулась и щелчком отбросила окурок в море.

– Скажи, тебя не удивило мое спасение?

Мэйв, сбитая с толку, посмотрела сестре в глаза:

– Ты же в холодильнике была.

– Ага, старичью ангелочка доставала! Веришь?

– Тогда где ты была?

– В холодильнике. Но не ради этих старперов. А ты, думаешь, случайно оказалась в пещере?

– К чему ты клонишь?

– Сейчас поймешь. Но сначала немного розовых соплей. Семья по-прежнему тебя любит. Да-да, и папочка. Он, конечно, разозлился, когда ты выскочила из его кабинета, клянясь никогда в жизни не видеть никого из нас. А уж когда узнал, что ты официально поменяла его фамилию на прабабкину, совсем обезумел. Но человеческое сердце отходчиво. Он беспокоился о тебе, следил за каждым твоим шагом.

Мэйв хмыкнула:

– Небось боялся, что я расскажу кому следует о его грязных махинациях.

– Какими бы специфическими средствами он ни пользовался, все было для нашего блага. Для твоего, Боудикки и моего.

– Боудикка! – бросила Мэйв. – Дьявол во плоти.

– Думай как хочешь, – бесстрастно отозвалась Дейрдра, – только Боудикка всегда заботилась о наших с тобой интересах.

– Если ты этому веришь, значит, ты еще большая дурочка, чем я считала.

– Именно Боудикка уговорила папочку сохранить тебе жизнь.

– Сохранить мне жизнь? Каким образом?

– А кто, по-твоему, уговорил капитана отправить тебя на берег с первой экскурсией?

– Ты?

– Я. Меня для того и послали в этот поганый круиз.

– Нет, погоди. Была моя очередь сходить на берег.

Дейрдра покачала головой:

– Ошибаешься. Ты должна была сопровождать вторую группу экскурсантов.

В голосе Дейрдры засквозил холодок.

– Папочкины люди рассчитали, что феномен проявит себя, когда ты с туристами будешь в пещере.

Мэйв показалось, будто у нее палуба уходит из-под ног, от щек отлила кровь.

– Они не могли предугадать такое событие, – задыхаясь, пролепетала она.

Дейрдра пренебрежительно пожала плечами:

– Тогда с какой стати я вместо официантки пошла в холодильник?

– Значит, отец знал все заранее, – сказала Мэйв, привыкая к жуткой новости.

Сестрица обнажила зубы в злой улыбке.

От ярости Мэйв содрогнулась всем телом.

– Тогда почему он не предотвратил массовую гибель?!

– У папочки есть дела поважнее, – спокойно объяснила Дейрдра.

Мэйв сжала кулаки:

– Клянусь Богом, вы ответите за свое бессердечие!

– Собираешься предать семью?

– Можешь не сомневаться!

Дейрдра прищурилась:

– Да, верю, ради спасения человечества ты способна предать нас. А как насчет сыновей?

– Шона и Майкла вам не найти!

– Это в Перте-то? – притворно удивилась Дейрдра.

Мэйв онемела.

– Учитель – Холлендерс, кажется, его фамилия – хороший человек, но излишне доверчивый. Боудикка легко уговорила его отпустить близнецов на пикник.

У Мэйв от ужаса прорезался голос.

– Они у вас?

– Мальчики? Разумеется.

– Что вы с ними сделали?

– Отвезли на свой остров. Папочка учит их там торговать алмазами. Да не волнуйся ты. Худшее, что может с ними случиться, – это какая-нибудь травма. Ты лучше других знаешь, чем грозят детям игры возле карьеров. А так со временем твои мальчишки станут невероятно богатыми и могущественными людьми.

– Вроде нашего папочки?! – выкрикнула Мэйв, трясясь от ярости и страха. – По мне, лучше бы им умереть.

– Может и такое случиться, – ласково посулила Дейрдра. – Держи язык за зубами, если не хочешь, чтобы твое опрометчивое желание исполнилось. Домой полетим вместе. – Она пошла было прочь, но оглянулась. – Думаю, ты убедишься, как умеет папочка прощать тех, кто искренне раскаивается в своих заблуждениях.

 

 

ЧАСТЬ II
ОТКУДА ИСХОДЯТ ГРЕЗЫ

 

 

 

 

11

 

Адмирал Сэндекер редко пользовался конференц-залом управления: приберегал для членов конгресса и почтенных ученых. Решать внутренние дела НУМА он предпочитал в другом помещении, рядом со своим кабинетом. Там было удобно, можно было проводить неформальные, закрытые для посторонних ушей встречи с директорами НУМА. Частенько Сэндекер превращал это помещение в столовую: он сам и директора располагались в кожаных креслах вокруг трехметрового стола, изготовленного из куска деревянного корпуса шхуны, поднятой со дна озера Эри; толстый бирюзовый ковер и камин, облицованный в викторианском стиле, дополнительно создавали ощущение комфорта.

В отличие от других помещений, соответствующих по дизайну стенам из зеленоватого стекла, устремленным ввысь, этот зал выглядел так, будто его перенесли в штаб-квартиру НУМА прямо из старинного лондонского клуба для джентльменов. Стены и потолок были обшиты панелями из шелковистого тикового дерева, в резных рамах висели картины с изображением событий, примечательных для Военно-морского флота Соединенных Штатов. Вот полотно, подробно рассказывающее об эпическом сражении между Джоном Полом Джоунзом на скудно вооруженном «Бравом Ричарде» и новым британским пятидесятипушечным фрегатом «Серапис». На картине рядом почтенный американский фрегат «Конститьюшн» метким огнем заваливает мачты на британском фрегате «Ява». На противоположной стене броненосцы времен Гражданской войны «Монитор» и «Виргиния» (более известный под названием «Мерримак») ведут ожесточенный огонь. Капитан первого ранга Дьюи, уничтоживший испанский флот в Манильском заливе, и пикирующие бомбардировщики, взлетевшие с авианосца «Интерпрайз» на бомбежку японского флота во время битвы у атолла Мидуэй, висят бок о бок. Только картина над камином не изображает морское сражение. Это портрет Сэндекера в капитанской форме; под ним на каминной полке в застекленном футляре – модель последнего корабля, которым командовал адмирал, ракетного крейсера «Таксон».

После того как Сэндекер вышел в отставку, тогдашний президент Соединенных Штатов предложил ему возглавить новое правительственное учреждение. Начав с аренды складских помещений и штата из дюжины человек (Питт и Джордино в их числе), Сэндекер превратил НУМА в огромную организацию, вызывавшую зависть у океанографических институтов во всем мире. В ней работали две тысячи сотрудников. НУМА имело огромный бюджет, который редко подвергался сомнению у членов конгресса.

Сэндекер боролся с надвигающейся старостью. На седьмом десятке лет он совершал длительные пробежки, занимался со штангой и проделывал всевозможные упражнения, до пота и сердцебиения. О результатах усиленной тренировки и строгой диеты красноречиво свидетельствовала поджарая фигура. Он был чуть выше среднего роста. Огненно-рыжие волосы, коротко постриженные и приглаженные, распадались с левой стороны; пробор был тонюсенький, как лезвие бритвы. На худощавом узком лице выделялись пронзительные светло-карие глаза и бородка клинышком.

У Сэндекера имелась единственная слабость – сигары. Он выкуривал в день по десять штук, свернутых особым образом из специально отобранных листьев. В комнате совещаний он появился, дымя сигарой.

Милостиво улыбнувшись присутствующим, Сэндекер сказал:

– Прошу прощения, джентльмены. Вызвать вас в столь позднее время меня вынудили чрезвычайные обстоятельства.

Хайрем Йегер, руководитель компьютерной сети НУМА и хранитель самой обширной в мире базы данных о море, откинулся на спинку кресла и кивнул Сэндекеру. Как только возникала задача, требовавшая немедленного решения, адмирал в первую очередь обращался к нему. Йегер с женой и дочерьми жил в богатом районе столицы и разъезжал на «БМВ» ручной сборки. На совещание он пришел в смокинге.

– Выбор был такой: либо откликнуться на вашу просьбу, – сказал он, качаясь на задних ножках кресла, – либо вести жену на балет.

– И так и так ты проиграл, – рассмеялся Руди Ганн, директор-распорядитель НУМА и второй человек в иерархии управления.

Как и Йегер, Ганн служил у Сэндекера палочкой-выручалочкой. Этот человек обладал недюжинным организаторским талантом. Он настороженно смотрел сквозь толстые стекла очков в роговой оправе и тем напоминал сову, выжидающую, когда под ее деревом пробежит мышь-полевка.

Сэндекер уселся во главе стола, стряхнул пепел сигары в морскую раковину и разложил карту Антарктического полуострова. На карте был нарисован круг, вблизи него краснели пронумерованные крестики. Сэндекер постучал пальцем по карте:

– Джентльмены, всем вам известно о трагическом случае на море Уэдделла. Первое – положение «Полярного охотника» в момент обнаружения мертвых дельфинов; второе – место гибели тюленей у южных Оркнейских островов; третье – остров Сеймур, место массовой гибели пингвинов и тюленей, и четвертое – приблизительное положение «Снежной королевы», когда грянула беда.

– Круг километров девяносто в диаметре, – на глазок определил Йегер.

– Ничего хорошего, – заметил Ганн, и глубокая складка прорезала его лоб. – Это в два раза больше, чем гибельная зона возле острова Чирикова в юго-западной части залива Аляска.

– По примерным подсчетам, в тот раз погибло более трех тысяч морских львов и пять рыбаков, – сказал Сэндекер, взял со стола пульт управления, направил его на противоположную стену и нажал кнопку.

С потолка медленно опустился большой экран. Адмирал нажал другую кнопку, и на экране возникло трехмерное изображение карты Тихого океана. Голубые светящиеся шары, в которых как живые двигались рыбы и млекопитающие, располагались в разных местах карты. В шаре над Сеймуром и в том, что был возле Аляски, мельтешили люди.

– Еще три дня назад, – продолжил Сэндекер, – все отмеченные зоны находились в Тихом океане. Теперь у нас появилась новая зона – в Южной Атлантике.

– Таким образом, речь идет о восьми проявлениях некой смертоносной силы за минувшие четыре месяца, – заметил Ганн. – Частота нарастает.

Сэндекер внимательно посмотрел на свою сигару:

– И ни единого намека на источник.

– Если кто от этого и расстраивается, так это я, – сказал Йегер, беспомощно воздев ладони. – Я опробовал сотню компьютерных программ. Ни одна не подходит к решению загадки. Никакое известное заболевание, никакое химическое загрязнение не способно выскакивать невесть откуда, перемещаться на тысячи миль и бесследно исчезать.

– У меня над этой задачей бьются тридцать ученых, – сообщил Ганн, – и пока все они спотыкаются на ключе, позволяющем распознать источник.

– Есть что-нибудь от патологоанатомов, исследовавших тела пяти рыбаков, которые береговая охрана нашла на судне неподалеку от острова Чирикова? – спросил Сэндекер.

– Предварительное вскрытие не выявило поражения тканей ядом или инфекцией. Как только полковник Хант завершит работу над отчетом в Военно-медицинском центре имени Уолтера Рида, я попрошу его с вами связаться.

– Черт побери! – взорвался Сэндекер. – Что-то же их убило! Шкипер умер в рулевой рубке – его руки сжимали штурвал. Остальные погибли на палубе, готовясь к подъему сетей. Просто так, без причины двадцати-тридцати лет от роду люди замертво не падают.

Йегер согласно кивнул:

– Может быть, мы не там ищем. Это должно быть нечто такое, о чем мы даже не догадываемся.

Сэндекер рассеянно следил, как табачный дым спиралью поднимается к потолку. Он не любил сразу излагать суть дела – предпочитал подводить к ней слушателей неспешно.

– Как раз перед нашим совещанием я говорил с Дирком.

– У него что-нибудь новенькое? – спросил Ганн.

– Но только не от биологов, что на борту «Полярного охотника». Дирк выдвинул собственную версию происшествия, довольно странную, как он сам признает. Мы до этого не додумались.

– Интересно, – сказал Йегер.

– Он предполагает новый вид загрязнения.

Ганн бросил на Сэндекера скептический взгляд:

– Это еще что за невидаль?

Сэндекер усмехнулся, словно снайпер, припавший к оптическому прицелу. И выпалил:

– Шум.

– Шум, – повторил Ганн. – Какого рода шум?

– Дирк считает, что возникли звуковые волны, которые распространяются в воде на сотни, а то и тысячи миль. Выходя на поверхность, они убивают все живое вокруг. – Сэндекер победоносно оглядел подчиненных.

Йегер не был человеком бесстыдным, но тут и он опустил голову и расхохотался:

– Боюсь, старина Питт чересчур усердно налегает на текилу.

Ганн отреагировал иначе. Несколько секунд он напряженно всматривался в изображение Тихого океана на экране. Потом произнес:

– Мне кажется, Дирк на что-то напал.

Йегер прищурился:

– Вам кажется?

– Да, – откровенно признался Ганн. – Причиной катастрофы вполне может оказаться подводный источник звука.

– Рад слышать голос «за», – сказал адмирал. – Поначалу я решил, что Дирк от усталости говорит что-то не то. Но чем дольше я думал, тем больше убеждался в том, что его версия имеет право на существование.

– По слухам, – сказал Йегер, – он в одиночку спас «Снежную королеву» от крушения.

Ганн кивнул:

– Это правда. Ал сбросил его с вертолета на лайнер, и Питт увел судно от скал.

– Вернемся к погибшим рыбакам, – предложил Сэндекер. – Сколько у нас времени до того, как мы должны передать тела властям Аляски?

– Минут пять после того, как власти узнают, что тела у нас, – ответил Ганн. – Команда катера береговой охраны, обнаружившая рыбацкое судно, дрейфовавшее в заливе Аляска, доложит обо всем начальству, едва сойдет на берег.

– Даже если капитан прикажет ей держать язык за зубами, – добавил Сэндекер.

– Мы не на войне, адмирал. В северных водах береговую охрану очень уважают. Моряки не станут устраивать заговор молчания против людей, чьи жизни они призваны спасать. Пара стаканчиков в салуне «Юкон», и они поведают эту новость любому, у кого есть уши.

Сэндекер вздохнул:

– Полагаю, ты прав. Командующий береговой охраной Макинтайр секретов не жалует. Только получив прямой приказ от министра обороны, он передал тела научным сотрудникам НУМА.

Йегер понимающе взглянул на Сэндекера:

– Интересно, кто достучался до министра обороны?

Адмирал хитро улыбнулся:

– После того как я разъяснил, насколько случившееся серьезно, он готов был оказать любое содействие.

– Нехилая буча разразится, – пообещал Йегер, – стоит только местной рыбацкой братве и семьям погибших моряков узнать, что тела были обнаружены и вскрыты за неделю до того, как им сообщили о трагедии.

– В особенности, – в тон ему добавил Ганн, – когда они узнают, что мы перевозили тела для обследования в Вашингтон.

– Слишком рано будоражить прессу, они успеют еще записать историю про то, как на судне была обнаружена мертвой вся команда, включая ручного попугая. В то же время нам меньше всего нужен очередной блицтурнир с журналистами по поводу необъяснимого явления.

Ганн пожал плечами:

– Пресловутый кот вылез из мешка. Что касается «Снежной королевы» – тут скрывать нечего. Уже завтра сообщение о лайнере будет гвоздем всех новостных программ.

Сэндекер кивнул Йегеру:

– Хайрем, покопайся у себя в базе данных, извлеки все имеющее отношение к подводной акустике. Ищи любые эксперименты, коммерческие или военные, где применялись высокочастотные звуковые волны в водной среде, сообщения об их источнике и воздействии на людей и морских млекопитающих.

– Начну прямо сейчас, – заверил Йегер.

Ганн с Йегером вышли из совещательной комнаты. Сэндекер привольно раскинулся в кресле, попыхивая сигарой. Взгляд заскользил от одного морского сражения к другому, ненадолго задерживаясь на каждом. Потом Сэндекер закрыл глаза, собираясь с мыслями.

Неопределенность задачи – вот что беспокоило его. Прошло время, он разомкнул веки и посмотрел на компьютерную карту Тихого океана.

– Где ударит в следующий раз? – подумал он вслух. – Кого погубит?

 

Полковник Ли Хант сидел за столом в подвальном кабинете (он недолюбливал официальные кабинеты руководства на верхних этажах Центра Уолтера Рида) и глубокомысленно созерцал бутылку «Катти Сарк». В Вашингтоне зажигались уличные огни, и машины начинала охватывать лихорадка часа пик. Посмертное обследование пяти рыбаков завершено, можно было отправляться домой, к любимой кошке. Удерживал только вопрос: то ли выпить, то ли сделать телефонный звонок перед уходом? Полковник решил совместить мероприятия.

Одной рукой он отстучал номер на передней панели телефона, другой налил виски в кофейную чашку. После двух гудков ответил отрывистый, хрипловатый голос:

– Полковник Хант, надеюсь, это вы.

– Так точно, – отозвался Хант. – Как вы догадались?

– У меня было предчувствие.

– Всегда испытывал удовольствие от бесед с военными моряками, – проявил любезность Хант.

– Что можете сообщить? – спросил Сэндекер.

– Во-первых, вы уверены, что мертвецы были обнаружены на рыбацком судне посреди моря?

– Разумеется.

– И два дельфина с четырьмя тюленями, которых вы сюда прислали, тоже?

– А где, по-вашему, они должны были находиться?

– Я до этого ни разу не обследовал подобных существ.

– Люди, дельфины, тюлени – они все млекопитающие. А в чем дело?

– Очень занимательный случай, многоуважаемый адмирал.

– От чего они умерли?

Хант помедлил, опорожняя чашку наполовину.

– Клинически смерть наступила от разрушения слуховой системы среднего уха, строение которой, возможно, вы помните из школьного курса анатомии. Разрушение среднего уха вызвало головокружение и сильный шум, что привело к мозговому кровоизлиянию.

– Не могли бы вы перевести на общедоступный язык?

– Вам знакомо такое понятие, как «инфарктация»? – спросил Хант.

– Похоже на дефекацию.

– Инфарктация – это скопление омертвевших клеток в органе или тканях, возникшее в результате непроходимости, – скажем, от воздушных пузырьков, отсекающих ток крови.

– А если еще попроще?

– Налицо вздутие мозжечка с защемлением ствола мозга. К тому же вестибулярный лабиринт…

– Как вы сказали?

– Вестибулярный лабиринт. Он, в частности, имеет отношение к центральной полости улитки, костного лабиринта уха.

– Продолжайте, прошу вас.

– Вестибулярный лабиринт разрушен в результате насильственного смещения. Нечто похожее происходит при глубоком погружении в воду.

– Что привело вас к такому заключению?

– Следуя стандартному предписанию, я использовал при обследовании магниторезонансное изображение и компьютерную томографию – диагностическую методику с применением рентгенографии, которая устраняет тени формаций перед обследуемой областью и за ней. Кроме того, мой вывод основан на гематологическом и серологическом анализах и поясничной пункции.

– Каковы были первоначальные симптомы расстройства?

– Я не могу говорить о дельфинах и тюленях, – пояснил Хант. – Но у людей картина такова. Внезапное и сильное головокружение, резкая потеря равновесия, рвота, непомерная судорожная боль в черепе и внезапные конвульсии, которые длятся до пяти минут. Все это приводит к потере сознания, а затем к смерти. Это можно сравнить с апоплексическим ударом чудовищной силы.

– Что способно вызвать такую травму?

Хант замялся. Но отделаться от Сэндекера было не так-то просто.

– Готов выслушать самые фантастические предположения.

– Ну, раз уж вы приперли меня к стенке, я бы предположил, что рыбаки, дельфины и тюлени отошли в мир иной, попав под воздействие звуковых колебаний высокой частоты.

 

12

 

22 января 2000 года

Близ острова Хоуланд. Юг Тихого океана

 

Встретились два судна – индонезийский сухогруз и китайская джонка. Сухогруз был самого обычного вида, зато джонка представляла собой нечто из ряда вон выходящее: она имела ярко раскрашенные паруса, покрытую лаком деревянную обшивку и большие глаза по сторонам передней оконечности, призванные разглядеть путь и в тумане, и при шторме.

Великолепная джонка «Цы Си», названная по имени последней китайской вдовствующей императрицы, служила вторым домом для голливудского актера Гаррета Конверса, которого никогда не выдвигали на премию Американской академии искусств, но который привлекал зрителей к кассам кинотеатров больше, чем оскароносные звезды. Джонка была в длину двадцать четыре метра и шесть – в ширину. Построена она была из кедрового и тикового дерева. Конверс установил на импровизированной яхте самое новейшее навигационное оборудование. Денег он не пожалел. Немногие яхты отличались такой роскошью. Страстный любитель приключений в духе Эролла Флинна,^[8] Конверс совершал кругосветное путешествие.

– Вас приветствует джонка «Цы Си». Что вы за судно? – спросил он по рации.

Радист сухогруза ответил:

– Грузовой транспорт «Ментауэй» из Гонолулу.

– Куда вы направляетесь?

– В Джаяпуру, Новая Гвинея. А вы?

– На остров Рождества, а потом в Калифорнию.

– Желаю вам счастливого плавания.

– И вам того же, – ответил Конверс.

Капитан «Ментауэя», проводив взглядом «Цы Си», сказал первому помощнику:

– Никогда не думал встретить джонку так далеко в Тихом океане.

Первый помощник, по происхождению китаец, неодобрительно покивал головой:

– Мальчишкой я был матросом на джонке. Они сильно рискуют, пускаясь в плавание через места, где вызревают тайфуны. Джонка не предназначена для штормовой погоды. Осадка у нее маленькая, то и дело с боку на бок переваливается как утка. А громадный руль ломается, стоит только морю разбушеваться.

– Эти люди или очень отважны, или безумны. Зачем испытывать судьбу! – Капитан повернулся спиной к джонке. – Лично я куда уютнее чувствую себя на судне со стальным корпусом и ровным гулом двигателей под палубами.

 

Через восемнадцать минут после встречи сухогруза и джонки американский контейнеровоз «Рио-Гранде», шедший в австралийский порт Сидней с грузом тракторов и сельскохозяйственного оборудования, принял сигнал бедствия. Радиорубка располагалась возле просторного ходового мостика, и радисту потребовалось лишь обернуться, чтобы сообщить второму помощнику, который держал утреннюю вахту:

– Сэр, получен сигнал бедствия от индонезийского грузового транспорта «Ментауэй».

Второй помощник Джордж Гудзон снял трубку судового телефона:

– Капитан, мы приняли сигнал бедствия.

Капитан Джейсон Келси едва поднял вилку, чтобы приняться за завтрак у себя в каюте, когда позвонили с мостика.

– Понял, мистер Гудзон. Иду. Постарайтесь определить местонахождение судна.

Келси наскоро проглотил яичницу с ветчиной, залпом выпил полчашки кофе и через короткий коридор прошел на ходовой мостик прямо в радиорубку.

Радист поднял голову и с любопытством взглянул на капитана:

– Очень странный сигнал, капитан. – Он вручил Келси блокнот с радиограммами.

Келси внимательно прочел запись и воззрился на радиста:

– А вы уверены, что они именно это передали?

– Да, сэр. Слышимость была отличная.

Келси прочел радиограмму вслух:

– «Всем судам – спешите на помощь. Сухогруз „Ментауэй“ в сорока километрах к юго-западу от острова Хауленд. Спешите на помощь. Умираем». – Капитан поднял взгляд. – И больше ничего? Никаких координат?

Радист покачал головой:

– Они замолчали, и больше мне связаться с ними не удалось.

– Значит, воспользоваться нашей радиосистемой определения направления мы не сможем. – Келси повернулся ко второму помощнику: – Мистер Гудзон, проложите курс на юго-запад от острова Хауленд. Без точных координат идти толку немного. Но если мы их не увидим, то, надеюсь, радар засечет.

Капитан мог бы попросить Гудзона рассчитать курс на навигационном компьютере, но предпочитал действовать по старинке.

Гудзон принялся работать над картой за штурманским столом, оснащенным параллельными линейками на шарнирах и двумя делительными циркулями. Келси передал старшему механику команду «полный вперед». На мостике появился и первый помощник Хэнк Шерман, он, позевывая, застегивал рубашку.

– Мы отзываемся на сигнал бедствия? – спросил он у Келси.

Капитан, улыбнувшись, протянул ему блокнот с радиограммами:

– На этом судне ничего не утаишь.

Гудзон оторвал взгляд от штурманского стола:

– По моим расчетам, до «Ментауэя» идти примерно шестьдесят пять километров, если держать курс на сто тридцать два градуса.

Келси подошел к навигационной панели и ввел координаты. Большой контейнеровоз начал медленно поворачивать направо.

– Еще какие-нибудь суда отозвались? – спросил капитан у радиста.

– Мы единственные, сэр, кто попытался ответить.

Келси посмотрел на палубу:

– Мы сможем добраться до сухогруза меньше чем за два часа.

Шерман, в недоумении глядя на радиограмму, сказал:

– Если это не розыгрыш, то весьма возможно, что мы найдем на сухогрузе только трупы.

 

«Ментауэй» они обнаружили утром, в начале девятого. В отличие от «Снежной королевы», которая после несчастья продолжала двигаться, индонезийский сухогруз лежал в дрейфе. Из двойных труб курился дымок. На приветствия с мостика «Рио-Гранде» через громкоговоритель ответа не последовало.

– Тихо, как в склепе, – произнес первый помощник Шерман тоном, не обещающим ничего хорошего.

– Боже праведный! – пробурчал Келси. – Да вокруг него косяк дохлой рыбы.

– Что-то мне это все не очень нравится.

– Вам лучше подобрать группу высадки и обследовать судно, – приказал Келси.

– Слушаюсь, сэр. – Шерман удалился.

Второй помощник Гудзон, осматривавший горизонт в бинокль, доложил:

– Слева по борту, километрах в десяти, еще одно судно.

– Приближается? – спросил Келси.

– Нет, сэр. Судя по всему, улепетывает во все лопатки.

– Странно. С чего бы это оно оставило сухогруз в беде? Можете определить, что это за судно?

– Выглядит как модная яхта, большая, с обтекаемыми обводами. Такие, как эта, в Монако или Гонконге чалятся.

Келси подошел к порогу радиорубки и велел радисту:

– Попробуйте связаться с удаляющимся судном.

Через минуту-другую радист покачал головой:

– Даже не пискнули. Или отключились, или плюют на нас с высокой колокольни.

«Рио-Гранде» сбавил ход и заскользил к сухогрузу, неспешно переваливаясь через небольшие волны. Когда он достаточно приблизился, капитан Келси с крыла мостика увидел на палубе сухогруза две неподвижные фигуры и какой-то комок, похожий на собаку. Он через громкоговоритель прокричал приветствие, но ответа не получил.

Матросы во главе с Шерманом направились к «Ментауэю». Стукнувшись о борт сухогруза, катер потащился вдоль обшивки. Матросы удержали его багром, зацепившись за поручень, и перебросили штормтрап. Шерман и четыре матроса перебрались через борт.

Два матроса, оставшихся на катере, отвели его от борта сухогруза и принялись неподалеку ждать, когда можно будет забрать товарищей.

Шерман, убедившись, что люди, лежащие на палубе, мертвы, прошел на мостик и окинул взглядом корабль. Увиденное его ошеломило. Все моряки, от капитана до юнги-посыльного, валялись там, где их настигла смерть. Шерман на ватных ногах двинулся в радиорубку. Труп с выпученными глазами, уцепившийся обеими руками за передатчик, доконал его.

Прошло двадцать минут, прежде чем Шерману удалось оправиться от потрясения, опустить радиста «Ментауэя» на пол и вызвать по рации «Рио-Гранде».

– Капитан Келси?

– Докладывайте, Шерман. Что вы обнаружили?

– Все мертвы, сэр, все до единого, в том числе два длиннохвостых попугая, найденных у стармеха в каюте, и корабельный пес, гончая с оскаленными клыками.

– Какова причина смерти?

– Похоже на пищевое отравление. Одежда измазана рвотой.

– Опасайтесь ядовитого газа.

– Буду держать нос по ветру.

Келси помолчал, размышляя. Потом сказал:

– Верните катер. Я пришлю к вам пять матросов поставить сухогруз на ход. Ближайший крупный порт – Апиа в Западном Самоа. Там мы передадим судно властям.

– А как быть с телами моряков? Не можем же мы их оставить на палубе при такой жаре.

Келси ответил без колебаний:

– Снесите их в морозильник. Нужно сохранить тела для обследо…

Он не договорил, потому что корпус «Ментауэя» содрогнулся от глухого взрыва. В небо устремился столб огня, окутанный дымом. Крышки сорванных грузовых люков разлетелись в разные стороны. Сухогруз, приподнявшись над водой и тут же шумно плюхнувшись обратно, резко накренился на правый борт. Рулевая рубка рухнула. Внутри раздались скрежещущие звуки деформируемого металла.

На глазах у онемевшего от ужаса Келси «Ментауэй» стал переворачиваться через правый борт.

Гибель, угрожающая его команде, привела капитана в чувство.

– Убирайтесь оттуда! – заорал он в рацию.

Шерман капитана не услышал. Он лежал плашмя на палубе, оглушенный взрывом. Когда палуба сильно накренилась, он очнулся и уполз в радиорубку. Забившись в угол, он уставился на воду, текущую через открытую дверь. У него не укладывалось в голове, как это могло случиться. Он глубоко вздохнул, попробовал подняться на ноги. Но было поздно. Теплая зеленая пучина поглотила его. Та же участь постигла и сопровождавших его матросов, включая тех, что остались на катере.

Келси простоял целую минуту, не в силах шевельнуться, лицо его было искажено от горя. Наконец он отвел взгляд от круговорота обломков, схватил бинокль и посмотрел в переднее окно. Яхта белела точкой на фоне лазурного моря. «Загадочное судно оставило без внимания сигнал бедствия, – понял капитан. – Оно намеренно удирает с места катастрофы».

– Кто бы ты ни был, будь ты проклят! – в ярости произнес Келси. – Чтоб тебе в аду гореть!

 

Рамини Тантоа спустя тридцать один день на атолле Пальмира, как обычно, отправился спозаранку поплавать в восточной лагуне. Но, не сделав и пару шагов по белому песку за порогом своей холостяцкой хижины, он с удивлением увидел большую китайскую джонку, забравшуюся далеко на берег. Левый борт вздымался высоко, о правый мягко толкались нежные волны. Паруса были подняты и развевались под утренним бризом, как и полосатый со звездами флаг. Лак на тиковых поверхностях сверкал на солнце.

Тантоа крикнул, но никто в ответ на его зов не появился на палубе. Туземец пошел на разведку. Когда он огибал наполовину погрузившийся в песок корпус, ему показалось, что нарисованные на носу глаза следят за ним.

Собравшись с духом, Тантоа забрался на громадный руль, а с него, через кормовое ограждение, – на квартердек яхты. От носа до кормы главная палуба была пуста. Все выглядело в совершенном порядке: концы аккуратно свернуты, такелаж в целости и сохранности.

Тантоа спустился во внутреннее помещение джонки. Он очень боялся обнаружить мертвые тела, но любопытство было сильнее. В каюте он не нашел следов смерти. Впрочем, как и признаков жизни. Первое обстоятельство его порадовало, второе озадачило.

«Никакой лодке не доплыть сюда из Китая без команды», – сказал себе Тантоа. Воображение у него разыгралось. Ему стали чудиться призраки. «Да, – решил он, – джонкой правила призрачная команда». Напуганный, он взлетел по трапу на палубу и перепрыгнул через борт на теплый песок. «Надо сообщить о брошенной лодке консулу», – догнала его мысль. Отбежав на безопасное расстояние, он оглянулся, проверяя, не преследует ли его что-нибудь невыразимо ужасное.

На песке темнели только отпечатки его ступней. Однако всевидящие очи джонки злобно пялились на Тантоа. Туземец стрелой метнулся к хижине.

 

13

 

В кают-компании «Полярного охотника» царило застолье. Моряки и научные сотрудники устроили для Мэйв и Дейрдры прощальную вечеринку.

Рой ван Флит и Мэйв плечом к плечу работали трое суток напролет. Они изучали останки пингвинов и тюленей и заполняли записями одну тетрадь наблюдений за другой. Ван Флиту молодая женщина очень понравилась, но он удержался от проявления нежных чувств, помня о милой жене и детях. Биолог сожалел, что его сотрудничеству с Мэйв пришел конец. Коллеги ван Флита тоже прониклись симпатией к Мэйв: она отлично вписалась в научный коллектив.

Кок «Полярного охотника» приготовил потрясающе вкусный ужин, коронным блюдом которого стало филе глубоководной трески, запеченное с грибами под винным соусом. Спиртное лилось рекой. Капитан Демпси, когда команда принимала на грудь, обращал взгляд в сторонку. Только штурман, несший ходовую вахту, был трезв как стеклышко.

Судовой врач Моисей Гринберг, балагур и острослов, разразился длиннющей речью, пересыпанной банальными каламбурами. Его деликатно прервал Демпси, кивнув коку, чтобы тот подавал торт, специально испеченный для праздника. Торт имел форму Австралийского континента, кремовые завитушки обозначали монолитную скалу Айрес Рок и другие достопримечательности. Мэйв была тронута, она прослезилась. У Дейрдры все это вызвало скуку.

Демпси сидел во главе длиннющего стола, женщины занимали почетные места по правую и левую сторону от капитана. Питт, как герой-спасатель, расположился напротив Демпси, на противоположном конце стола, сосредоточив внимание на сестрах.

«Удивительно, как столь непохожие существа могли выйти из одной утробы», – думал он. Мэйв, искренняя, непосредственная, легко представлялась ему сестрой какого-нибудь приятеля. Вот она, одетая в обтягивающую футболку и коротенькие шорты, моет машину, демонстрируя всем и каждому девичью талию и стройные ноги. С того времени как Питт впервые увидел Мэйв, она переменилась – и внешне, и внутренне: похорошела, повеселела. И все же, наблюдая за ней с другого конца стола, Питт чувствовал, что ее снедает тайная тревога. Все было чересчур: и краски на лице, и жестикуляция, и смех. Мэйв будто позаимствовала у кого-то хорошее настроение.

Она была в красном вечернем платье. Питт подумал: «Наверное, с чужого плеча», – но, глянув на коралловые серьги и ожерелье и вспомнив груду чемоданов, которые сестры перевезли со «Снежной королевы» на «Полярного охотника», понял, что Мэйв просто-напросто похудела от голода и переживаний.

Несколько раз она поворачивала голову в сторону Питта, встречала его внимательный взгляд и равнодушно отворачивалась.

Дейрдра держалась иначе. Она тоже разительно переменилась с тех пор, как Питт с ней познакомился. В салоне отдыха она показалась ему застенчивой и ранимой. Теперь же он без труда вообразил ее в шикарном будуаре. Вот она лежит, бесстыдно раскинувшись на шелковой простыне, и манит его.

Дейрдра сидела, не касаясь спинки стула. На ней было коричневое платье в обтяжку и шелковые чулки. Шарф на точеной шее оттенял карие глаза и волосы цвета меди, закрученные косой на затылке. Почувствовав, что Питт разглядывает ее, Дейрдра неторопливо повернулась и бросила на него безразличный взгляд, который через секунду похолодел до жестокости.

Питт поневоле стал участником игры «Кто кого пересмотрит». Сначала его это позабавило, потом озадачило. «Похоже, леди считает себя непобедимой, – подумал он. – Ну погоди!» Он принялся медленно сводить глаза к переносице. Шутливая выходка сбила Дейрдру с толку, и, высокомерно вздернув подбородок, она переключилась на Демпси.

Хотя Питт испытывал к Дейрдре физическое влечение, душой он тянулся к Мэйв. Его согревала обворожительная улыбка младшей сестры, умиляла щелка между передними зубами и восхищали необыкновенно светлые волосы, которые были распущены.

Внезапно равнодушие Мэйв и неожиданный гонор Дейрдры задели Питта. Не понимая, чем он умудрился досадить обеим, Дирк пустился в отвлеченные размышления.

Девушка зачастую разрывается между мистером Славным Малым и сэром Совершенство; в итоге она выходит за того, с кем ей проще и надежнее. Мужчина обычно мечется между мисс Добропорядочность и леди Необузданная Страсть. В итоге он женится на той, что способна родить здоровых детей и быть им заботливой матерью. Но и в том и в другом случае выбор дается тяжело.

«Слава богу, – подумал Питт, – что мне не нужно принимать мучительное решение. Завтра поздно вечером корабль пришвартуется в Пунта-Аренас; Мэйв и Дейрдра сядут на местный самолет и отправятся в Сантьяго. Там они возьмут билеты на прямой рейс до Австралии». Он и надеяться не смел, что какая-нибудь из сестер когда-либо вновь попадется ему на глаза.

По сведениям Джулиана Перлмуттера, широко известного хлебосола и гурмана, к которому Питт по-дружески обратился за справкой, отцом Мэйв и Дейрдры был Артур Дорсетт – человек, занимающий шестое место в перечне мировых богатеев. Перлмуттер был так потрясен новым знакомством Питта, что вдобавок к телефонной консультации прислал по факсу изображение фирменного знака корпорации Дорсетта. Логотип удивил Питта. Ему лично никогда бы не пришло в голову представить алмазную империю в виде змея, плывущего по волнам.

Вахтенный по кораблю тихо подошел к Питту и сказал на ухо:

– Адмирал Сэндекер звонит по спутниковому телефону – хочет поговорить с вами.

– Благодарю вас, я отвечу ему из своей каюты.

Незаметно для всех, кроме Джордино, Питт покинул шумную компанию.

Адмирал Сэндекер выразил неудовольствие по поводу малой расторопности подчиненного:

– За то время, пока ты занимался неизвестно чем, я мог бы состряпать доклад для выступления перед бюджетным комитетом конгресса.

– Извините, сэр, у нас вечеринка.

Пауза.

– Пирушка, посвященная научным исследованиям?

– Никак нет, сэр. Отвальная для дам со «Снежной королевы».

– Не желаю слышать о твоих сомнительных деяниях, – отрезал Сэндекер, памятуя о возможности проел ушки. – Немедленно прекрати безобразие.

– Слушаюсь, сэр! – улыбнулся Питт, поняв причину адмиральского гнева. – Разрешите пожелать дамам счастливого пути?

– Разрешаю, – буркнул Сэндекер. – Теперь о деле. Мне нужны вы с Джордино здесь, в Вашингтоне. Когда вы сможете вылететь в Пунта-Аренас?

– Думаю, через полчаса.

– Военный самолет будет ожидать вас в аэропорту.

«Однако!» – подумал Питт.

– Что-нибудь случилось, сэр?

– Возле острова Хауленд обнаружен индонезийский сухогруз с мертвой командой.

– У погибших те же симптомы, что и у мертвецов на «Снежной королеве»?

– Этого нам, к сожалению, не узнать. Сухогруз взорвался, когда его осматривала команда судна, прибывшего на помощь.

– Вот так поворот!

– Да еще какой. – Сэндекер вздохнул. – В том же районе пропала роскошная яхта с Гарретом Конверсом.

Питт присвистнул от огорчения.

– Публика будет в шоке. Я сам любил его фильмы.

– Я тоже.

Они помолчали.

– Как поживает моя версия насчет поветрия? – спросил Питт.

– Йегер прокатывает ее на компьютере. Если повезет, то ко времени вашего прибытия в Вашингтон кое-что прояснится. Должен сказать, Йегер с Ганном не исключают, что ты прав.

– До скорой встречи, адмирал.

– Надеюсь, – буркнул Сэндекер и повесил трубку.

 

В кают-компании шел турнир анекдотов. Каждый по очереди рассказывал байку о собаке. Победителю должен был достаться поцелуй в щечку от Мэйв. Дейрдра отказалась участвовать в глупой затее. Зато капитан Демпси охотно вступил в соревнование с ученой братией и своей командой. В качестве беспроигрышного варианта он выбрал старый анекдот о богатом фермере, который, посылая сына в колледж, навязывает ему дворового пса Ровера. Отпрыск соглашается взять обузу при условии, что жадюга выделит тысячу долларов на обучение Ровера чтению и письму. Демпси очень нравился анекдот. Прошло много времени, прежде чем он, задыхаясь от смеха, закончил рассказ. Окружающие вежливо поулыбались.

Зазвонил корабельный телефон, висевший на стене кают-компании, и первый помощник снял трубку. Послушав, он кивнул Демпси. Капитан подошел к телефону. Получив сообщение, он водрузил трубку на место и двинулся на выход.

– Вы куда? – окликнул его ван Флит.

Демпси задержался.

– На кормовую палубу.

– Зачем?

– Нужно проследить за отправкой вертолета.

– Новое задание?

– Нет. Питт с Джордино возвращаются в Вашингтон.

Мэйв подбежала к Демпси и схватила его за руку:

– Когда они улетают?

Капитан подивился силе ее хватки.

– Должны подняться в воздух прямо сейчас.

Дейрдра ехидно произнесла, глядя на Мэйв:

– Убежал, даже лапки не пожал.

Мэйв вспыхнула и опрометью кинулась на палубу.

Джордино успел поднять вертолет всего на три метра над площадкой. Взглянув вниз, он заметил ее и помахал рукой. Питт, разулыбавшись, закивал. Он ждал, что Мэйв улыбнется в ответ, но ее лицо исказилось от страха. Приложив ладони трубочкой ко рту, она что-то крикнула ему, но шум выхлопных газов турбины и вращающихся лопастей винта заглушил ее голос. Питту осталось только недоуменно пожать плечами.

Мэйв снова крикнула, на этот раз опустив руки. Бесполезно. Вертолет набрал высоту и ушел в сторону от корабля. Мэйв рухнула на колени, обхватила голову ладонями и зарыдала.

Джордино оглянулся в боковое окошко, увидел стоявшую на коленях Мэйв и спешившего к ней Демпси.

– Хотел бы я знать, из-за чего такая суматоха? – подумал он вслух.

– Ты о чем? – спросил Питт.

– Мэйв… Она ведет себя как греческая плакальщица на похоронах.

Питт промолчал. Ему не хотелось признаваться в том, что он сознательно не стал прощаться с сестрами. Что он фактически удрал от них. Что у него не хватило духу сделать выбор.

Питт загрустил и вспомнил свою давнюю любовь. Ее звали Саммер. У нее было милое лицо и пушистые волосы.

Между Питтом и Саммер так и не случилось объяснения. В ее глазах он читал многое, как и она в его, наверное. Но дальше дружеских разговоров они не пошли. Почему? Бог весть!

– Странно, – бросил Джордино, внимательно глядя вперед.

– Что «странно»? – безразлично спросил Питт.

– То, что Мэйв прокричала, когда мы поднимались.

– Тебе удалось что-нибудь расслышать?

– Скорее увидеть.

Питт усмехнулся:

– С каких пор ты умеешь читать по губам?

– Я не шучу, дружище, – внушительно сказал Джордино.

– Тогда поделись, что тебе удалось разобрать.

Джордино повернулся и долго смотрел на Питта. Крупные черные глаза были на редкость безрадостны.

– Готов поклясться, что она прокричала: «Помогите мне».

 

14

 

Двухмоторный реактивный военно-транспортный самолет мягко коснулся посадочной полосы и порулил к тихому уголку военно-воздушной базы Эндрюс, расположенной к юго-востоку от Вашингтона. Удобно оборудованный согласно вкусам высокопоставленных чинов ВВС, самолет этот летал почти так же быстро, как и современный истребитель.

Стюард в форме старшего сержанта ВВС поднес багаж пассажиров к поджидавшей их машине. Питт подивился влиянию, каким обладает адмирал Сэндекер в столице. «Интересно, – подумал Питт, – кого из генералов он уговорил одолжить НУМА такой самолет и что за методы убеждения при этом пустил в ход».

По пути в Вашингтон Джордино дремал, а Питт рассеянным взглядом встречал подзабытые места. Наступал час пик, улицы и мосты, ведшие за город, были плотно забиты автомобилями.

Питту было стыдно за то, что он не вернулся на «Полярного охотника». Если Мэйв действительно умоляла о помощи, значит, ее постигла большая беда. «Как ты мог бросить человека на произвол судьбы?!» – грызла Питта совесть. Он вяло защищался, припоминая слова Джордино, произнесенные во время перелета из Пунта-Аренаса на базу Эндрюс. Друг тогда посоветовал: «Выкинь Мэйв из головы. Сначала нужно покончить с мировым злом, а потом уж заниматься частными проблемами. Когда дерьмо, которое губит людей и морскую живность, иссякнет, возьмешь отпуск и разыщешь Мэйв, даже если она будет на краю света».

Машина миновала парадный вход штаб-квартиры НУМА. Автостоянка для посетителей была занята фурами телевизионщиков и микроавтобусами, излучающими столько микроволн, что их за глаза хватило бы на ларек, торгующий курами гриль.

– Я вас доставлю на подземную стоянку, – сказал водитель. – А то эти стервятники разорвут вас на части.

– Вы уверены, что по зданию не бродит какой-нибудь убивец с топором в руках? – спросил Джордино.

– Нет-нет, встречают они вас. Прессе до смерти нужны подробности массовой бойни на круизном лайнере. Австралийцы попробовали было замять это дело, но ад разверзся, когда заговорили выжившие пассажиры. Вас, ребята, они просто обожествили за то, что вы их спасли. А тут еще среди уцелевших оказались дочки алмазного короля Артура Дорсетта. Естественно, у журналюг очко взыграло.

– Стало быть, они называют это варварской бойней, – вздохнул Питт.

– Счастье для индейцев, что эту резню им никак не приписать, – заметил Джордино.

Машина остановилась перед охранником, сидевшим около небольшой ниши, которая вела к лифту. Расписавшись в книге прибывших, Питт и Джордино вошли в кабину и поднялись на десятый этаж, во владения Хайрема Йегера. Отсюда компьютерный маг управлял обширной сетью информационных систем НУМА.

Йегер в потрепанной джинсовой куртке сидел за громадным подковообразным столом в центре зала. При виде Питта и Джордино он выскочил из-за стола и разулыбался:

– Рад приветствовать вас, мерзавцы, в родном доме. С тех пор как вы удрали в Антарктику, тут скукотища, как в заброшенном парке аттракционов.

– Всегда приятно снова почувствовать под ногами твердую сушу, – сказал Питт.

Йегер ухмыльнулся, обратившись к Джордино:

– Выглядишь ты отвратительнее, чем до отъезда.

– А ты так, будто тебя за косицу протащили от Аризоны до середины Мексики, – парировал Джордино.

– Адмирал с Руди Ганном на месте? – спросил Питт.

– Ждут вас в малом зале совещаний, – ответил Йегер. – Мы думали, вы сразу туда направитесь.

– Мне хотелось сначала с тобой пересечься.

– Что у тебя на уме?

– Морской змей.

Хайрем от удивления вздернул брови:

– Я не ослышался? Ты и в самом деле сказал «морской змей»?

Питт подтвердил:

– Это меня занимает. Сам не знаю почему.

– Тогда ты попал в яблочко. У меня горы материалов по всяким подобным чудищам.

– Забудь про создания, плавающие в озерах, вроде Несси. Меня интересуют только разновидности, обитающие в море.

Йегер пожал плечами:

– Очень хорошо. Это сокращает диапазон поиска на восемьдесят процентов. Завтра утром у тебя на столе будет лежать толстенная папка.

– Спасибо, Хайрем. Я тебе, как и всегда, признателен.

Джордино посмотрел на наручные часы:

– Нам лучше поспешить, иначе адмирал повесит нас на ближайшей нок-рее.

Йегер кивнул на дверь:

– Можно спуститься по лестнице.

Когда троица вошла в зал совещаний, Сэндекер и Ганн внимательно изучали на голографической карте новый район бедствия.

Несколько минут все стояли кучкой и обсуждали развитие событий. Ганн жадно вытягивал из Питта и Джордино подробности их приключений, однако оба были настолько вымотаны перелетом, что отвечали на вопросы коротко.

Сэндекер понимал, что сейчас наседать на ребят не имеет смысла. Он указал Питту и Джордино на пустующие кресла:

– Полные отчеты представите позже. Примемся за работу.

Ганн ткнул пальцем в голубой шар:

– Последняя зона гибели. Индонезийский сухогруз под названием «Ментауэй» с экипажем из восемнадцати человек.

Питт обратился к адмиралу:

– Это то судно, которое взорвалось, после того как на него высадились моряки с другого корабля?

– Оно самое, – подтвердил Сэндекер. – Гаррет Конверс на красавице джонке пропал в том же районе.

– Со спутника ничего? – поинтересовался Джордино.

– Слишком плотная облачность.

– Капитан американского контейнеровоза, нашедшего «Ментауэй», сообщил о роскошной яхте, на большой скорости уходившей от места происшествия, – сказал Ганн. – Он готов на Библии присягнуть, что яхта сближалась с «Ментауэй». Еще капитан считает, что команда яхты как-то причастна к взрыву, который похоронил в пучине его моряков, высадившихся на сухогруз.

– Похоже, у достойного капитана разыгралось воображение, – заметил Йегер.

– Сказать, что этому человеку черти мерещатся, значило бы погрешить против истины. Капитан Джейсон Келси – человек ответственный, у него за плечами богатейший опыт судовождения.

– Он хорошо рассмотрел яхту? – спросил Питт.

– Нет. К тому времени, когда Келси взялся за бинокль, она уже была далеко. Зато второму помощнику, который и обнаружил яхту, повезло больше. По счастью, он оказался художником-любителем и зарисовал беглянку.

– Отлично!

– В определенной степени. Яхта стремительно удалялась, так что в точности он ее изобразить не сумел. Тем не менее по контуру корпуса, думаю, можно выяснить, кто эту яхту строил.

Сэндекер закурил сигару и кивнул Джордино:

– Ал, возглавишь расследование в этом направлении?

Джордино медленно достал из кармана куртки аналогичную сигару и, катая ее между большим и остальными пальцами, ответил:

– Только душ приму и переоденусь.

Изящный способ, при помощи которого Джордино опустошал адмиральский запас сигар, оставался тайной, которая выводила Сэндекера из себя. Особенно его бесило то, что ему никак не удавалось посчитать, сколько штук любимого зелья в очередной раз похитил коротышка. Будь Сэндекер менее гордым, он бы призвал Джордино к прямому ответу. Но адмирал сей добродетелью не грешил. Поэтому он, стиснув зубы, просто отвернулся от наглеца.

Питт во время этой сцены чиркал карандашом по блокноту и беседовал с Йегером.

– Хайрем, моя идея насчет звуковых волн пришлась ко двору?

– Еще как пришлась! Сейчас специалисты-акустики на ее базе разрабатывают целую теорию. Они решают следующие проблемы: первая – источник энергии большой мощности; вторая – принцип распространения этой энергии в толще морских вод; третья – воздействие все той же энергии на ткани животных. И наконец – происхождение источника излучений.

– Ты полагаешь, это дело рук человеческих?

Йегер пожал плечами:

– Не сомневаюсь. В этой колоде всего один неоспоримый факт: звуковые волны, способные убивать, да еще в радиусе тридцати с гаком километров, не может излучать естественный источник.

– Есть предположения, откуда взялись звуковые потоки? – спросил Сэндекер.

– Кое-что имеется.

– В состоянии ли один источник звука вызвать такое количество смертей? – задал вопрос Ганн.

– Нет, в том-то и штука, – ответил Йегер. – Для этого требуется по крайней мере два источника, расположенных на противоположных концах океана. Их нам и следует искать.

Хайрем открыл папку, которую принес с собой, и, заглядывая в нее, понажимал кнопки на пульте дистанционного управления. На голографической карте засветились зеленые огоньки.

– Воспользовавшись системой глобального слежения, установленной нашим военно-морским флотом на всех океанах для сбора данных о советских субмаринах во времена холодной войны, мы выявили источники разрушительных звуковых волн в четырех точках. – Йегер вручил каждому бумажную копию карты. – Первый, по мощности намного превосходящий все остальные, по-видимому, исходит с острова Гладиатор, который находится между Тасманией и Южным островом Новой Зеландии. Второй лежит с ним почти на прямой линии, где-то в Беринговом море.

– Приличное расстояние, – обронил Сэндекер сквозь клубы дыма.

– За третьим отправляемся на восток, к острову Кангит у берегов канадской провинции Британская Колумбия, – продолжал Йегер. – Последний источник, который мы выявили, размещен на Исла де Паскуа, более известном как остров Пасхи.

– Получается трапеция, – заметил Ганн.

– При чем здесь гимнастический снаряд? – вскинулся шутник Джордино.

– Я имею в виду четырехугольник, у которого две стороны параллельны, а две нет, – усмехнулся Ганн.

Питт подошел к трехмерной карте океана настолько близко, что оказался почти внутри ее.

– Странно, что все акустические источники находятся на островах. – Он обернулся к Йегеру: – Ты в своих сведениях уверен? Твоя электроника правильно разобралась в информации гидрофонов?

Йегер взглянул на Питта так, будто тот его в грудь ножом ударил.

– Наши выводы основаны на данных, поступивших от акустической сети и скорректированных в соответствии с океаническими колебаниями.

– Смиренно умолкаю. – Питт отвесил поклон. – Все острова необитаемы?

Йегер протянул ему листок из папки:

– Геология, флора и фауна, население. Остров Гладиатор – частное владение. Три соседних острова арендуются у иностранных правительств для разведки полезных ископаемых, они к делу не относятся.

– Как звук может преодолевать такие громадные расстояния? – поинтересовался Джордино.

– Звук высокой частоты быстро поглощается солями морской воды, зато для низкочастотных звуковых волн молекулярная структура солей не препятствие, и сигналы их регистрируются на расстоянии до нескольких тысяч километров. А вот следующая часть сценария – из разряда головоломок. Каким-то образом мощные низкочастотные излучения, исходящие из разных источников, пересекаются и образуют так называемую акустическую поверхность.

Сэндекер выдохнул облако дыма.

– И что случилось бы с нами на палубе судна, оказавшегося в перекрестье этих излучений?

– Погибли бы, – отрезал Йегер.

– А судно?

– Завибрировало бы и задребезжало, но осталось целым.

– Судя по разбросанности мест происшествий, – сурово выговорил Джордино, – эта штука вырывается на свободу как бешеная и удар наносит в любой точке моря.

– Или вдоль побережья, – добавил Питт.

– Мои ребята сейчас пытаются определить, где еще может возникнуть зона бедствия, – сообщил Йегер, – но это очень трудно. Приливы, отливы, течения, глубины и температуры вод способны существенно изменять путь звукового излучения.

– Поскольку мы пока смутно представляем себе, с чем имеем дело, давайте составим план, как вытянуть репку, – предложил Сэндекер.

– Для начала я хотел бы узнать, – сказал Питт, – что у этих островов общего?

Джордино, уставясь на кончик своей сигары, заявил:

– Склад ядерного оружия.

– Ничего подобного, – возразил Йегер.

– Тогда что же? – требовательно спросил Сэндекер.

– Алмазы.

Адмирал недоуменно воззрился на Йегера:

– Ты сказал «алмазы»?

– Так точно, сэр. – Йегер сверился с документами в папке. – Все добывающие предприятия на отмеченных островах принадлежат зарегистрированной в Сиднее австралийской компании «Дорсетт консолидейтед майнинг, лимитед» либо управляются ею. На мировом рынке алмазов она уступает только компании «Де Бирс».

У Питта пересохло в горле.

– Артур Дорсетт, – прошептал он, – председатель «Дорсетт консолидейтед майнинг», между прочим, отец той женщины, которую мы с Алом спасли на «Снежной королеве». И Мэйв Флетчер…

– Ну конечно же! – воскликнул Ганн, сразу сообразивший, что к чему. – Дейрдра Дорсетт. – Потом помедлил и осторожно поинтересовался: – А при чем здесь вторая дама, Мэйв Флетчер?

– Она сестра Дейрдры, взяла имя какой-то прабабки. Ее мы спасли на Сеймуре.

Только Джордино сумел разглядеть в подобной ситуации повод для шутки.

– Бедняжки, сколько же им вынести пришлось, чтоб на нас напороться!

Сэндекер, бросив на него, а скорее на свою сигару испепеляющий взгляд, обратился к Питту:

– У меня такое впечатление, что тут не просто совпадение.

Джордино снова встрял в разговор:

– Не могу не поделиться с вами гениальной мыслью. А что один из самых богатых в мире торговцев алмазами сказал бы, когда бы узнал, что две его любимые дочки оказались на волосок от смерти из-за того, что он как-то не так поковырялся в земле?

– Возможно, эта беда нам на руку, – подхватил Ганн. – Если горнопроходческие работы Дорсетта каким-то образом способствовали смертоносной акустической чуме, то у Дирка с Алом есть право заглянуть к нему и задать ряд вопросов. Как благодарный отец, думаю, он не откажется от сотрудничества.

– Насколько я в курсе, – сказал Сэндекер, – Артур Дорсетт до того замкнут, что в соревновании отшельников победил бы самого Говарда Хьюза.^[9] Как и алмазные копи «Де Бирс», владения Дорсетта усиленно охраняются. На людях он вообще не появляется и никогда не дает интервью прессе. Я серьезно сомневаюсь, что спасение жизни его дочерей произвело на этого малого хоть какое-то впечатление. Рационализм в нем, похоже, взял верх над всеми человеческими чувствами.

Йегер указал на голографическую карту:

– Если его предприятия повинны в смерти людей, наверняка он прислушается к голосу разума.

– Артур Дорсетт – иностранец, наделенный громадной властью, – медленно произнес Сэндекер. – Тут действовать напролом нельзя. Начнем с официальных каналов. Я поговорю кое с кем из Госдепартамента и с австралийским послом. Попрошу через них Артура Дорсетта помочь нам в расследовании.

– На это недели уйдут, – проворчал Йегер.

– Может, сэкономим время? – подал голос Джордино. – Плюнем на бюрократию и проверим, не имеет ли его горная технология отношения к массовым убийствам.

– Ага! Так тебе и открыли клеть его ближайшей шахты! – усмехнулся Питт.

– Если Дорсетт такой параноик, каким вы его представили, – обратился Джордино к Сэндекеру, – то вряд ли с ним можно договориться по-хорошему.

– Ал прав, – сказал Йегер. – Для того чтобы остановить убийства, причем быстро, глупо уповать на дипломатические любезности.

– Еще один Джеймс Бонд выискался! – возмутился Питт. – Вы не представляете, до какой степени алмазные копи охраняются от любителей поживиться драгоценными камушками. Надо быть классным профессионалом, чтобы проникнуть сквозь электронную систему защиты.

– А тебе разве не хочется сыграть в Джеймса Бонда? – вкрадчиво полюбопытствовал Йегер.

Сэндекер покачал головой:

– Без президентского одобрения ничего не получится.

– Кстати, как у нас с президентом? – спросил Джордино.

– Слишком рано обращаться к нему, – ответил адмирал. – Нет убедительных доказательств подлинной угрозы национальной безопасности.

Питт смерил взглядом Йегера и произнес:

– Шахта на острове Кангит, пожалуй, самая удобная для разведки. Британская Колумбия, считай, у нас на пороге. Не вижу особых причин, почему бы нам там слегка не пошуровать.

Сэндекер выдохнул табачную струю.

– Надеюсь, тебя, Дирк Питт, не одолевает праздная мысль, будто наши соседи на севере будут рады нарушению их суверенитета?

– А почему бы и нет? Учитывая, что несколько лет назад НУМА открыло для них очень богатое нефтяное месторождение возле острова Баффинова Земля, я полагаю, они не станут возражать, если мы совершим поход на байдарках вокруг Кангита и немного пофотографируем пейзажи.

– У тебя именно это на уме?

Питт взглянул на адмирала, как мальчишка, ждущий бесплатного билета в цирк.

– В общем и целом.

Сэндекер раздумчиво полыхал сигарой и наконец со вздохом произнес:

– Добро. Валяйте, посягайте на неприкосновенную территорию. Но только помните: если вас схватят охранники Дорсетта, даже не пытайтесь звонить домой. Потому как никто на ваш звонок не ответит.

 

15

 

Серебристо-зеленый «роллс-ройс» беззвучно подкатил к старому ангару в самом дальнем конце вашингтонского международного аэропорта. Как вдовствующая герцогиня, случайно забредшая в трущобы, элегантный, хотя и подержанный, лимузин выглядел дико на поросшей травой площадке, тускло освещенной желтым уличным фонарем.

Эта модель «роллса» называлась «Серебряной зарей». Шасси в 1955 году изготовили и снабдили обычным кузовом каретных дел мастера «Хуперс энд К°». Передние крылья изящно переходили в заднюю часть кузова, полностью сливаясь с укрывавшими колеса боковинами. Простой шестицилиндровый двигатель с верхним расположением клапанов служил безотказно. Когда у завода-изготовителя допытывались, сколько в нем лошадиных сил, ответ был краток: «Достаточно».

Шофер, хмурый тип по имени Хьюго Мулоланд, дернул рукоятку ручного тормоза, выключил зажигание и обернулся к Джулиану Перлмуттеру, занимавшему большую часть заднего сиденья. Крепко сбитый гурман и хлебосол весил ровно сто восемьдесят один килограмм.

– Терпеть не могу вас сюда привозить, – изрек он гулким басом, весьма соответствующим его облику бойцовой собаки. – Неужели нельзя хотя бы покрасить эту лачугу?

Перлмуттер вскинул золотой набалдашник трости, внутри которой булькнуло бренди, и постучал по ореховому столику, прикрепленному к спинке переднего сиденья.

– В этой, как вы изволили выразиться, лачуге размещена коллекция средств передвижения стоимостью в миллионы долларов. Лучшего пристанища для подобных сокровищ не сыскать: бандиты, как правило, не шляются глубокой ночью по летному полю. Кроме того, эта, по вашему выражению, лачуга оснащена таким количеством охранных систем, что банк «Манхэттен» отдыхает. – Перлмуттер указал набалдашником на красную точку за окном: – Обратите внимание, мы сейчас как раз находимся на мушке у видеокамеры.

Мулоланд, слышавший хвалебную песнь развалюхе неоднократно, вздохнул, вышел из машины и открыл Перлмуттеру дверцу.

– Мне ждать?

– Нет, я останусь ужинать. Погуляйте несколько часиков. Заберете меня в одиннадцать тридцать.

Мулоланд помог Перлмуттеру выбраться из машины и сопроводил его до ангара. Перлмуттер постучал по обшарпанной двери тростью. Через несколько секунд раздался звонкий щелчок, и дверь открылась.

– Приятного вам ужина, – пожелал Мулоланд, сунул Перлмуттеру в руку портфель, под мышку – цилиндрический сверток и удалился.

Перлмуттер переступил порог «лачуги». Его встретило ярко освещенное, красочно расписанное, безукоризненно чистое помещение, в котором на отшлифованном до блеска бетонном полу стояли почти четыре дюжины старинных авто, два аэроплана и железнодорожный вагон конца XIX – начала XX века во всем своем великолепии. Дверь за гостем беззвучно закрылась.

С балкона, растянувшегося на добрый десяток метров, раздался веселый голос Питта:

– Бойтесь данайцев, дары приносящих.

Перлмуттер задрал голову и бросил на Питта суровый взгляд:

– Во-первых, я не враг тебе, но друг. Во-вторых, мой дар не убивает, но живит. Это французское шампанское «Дом Периньон» урожая тысяча девятьсот восемьдесят третьего года, дабы отметить твое возвращение к цивилизации. По моим представлениям, оно превосходит все, что имеется в твоем винном погребе.

Питт рассмеялся:

– Хорошо, мы сравним его с моим обыкновенным игристым вином от «Грюи» из Нью-Мексико.

– Ты шутишь! Нью-Мексико? «Грюи»?

– Так написано на бутылке.

– Ах, боже мой, подавай скорей подъемник!

Питт отправил вниз старинный грузовой лифт, забранный ажурной чугунной решеткой.

Перлмуттер вошел в кабину и крикнул Питту:

– Эта штука выдержит мой вес?

– Я его сам смонтировал, чтобы переправить мебель наверх. Но на сей раз он пройдет настоящее испытание на грузоподъемность.

– Утешил, нечего сказать, – пробормотал Перлмуттер.

Лифт легко вознес его к жилой части ангара.

На площадке приятели обменялись рукопожатиями.

– Рад видеть тебя, Джулиан.

– Всегда приятно обнять десятого отпрыска.

Перлмуттер не имел детей, он был закоренелым холостяком. Питт же являлся единственным сыном сенатора от Калифорнии Джорджа Питта. Но это не помешало им продолжить разговор.

– Как, – удивился Дирк, – значит, я не единственный наследник твоих поместий?

Перлмуттер похлопал себя по толстенному брюху:

– Увы, сын мой. Множество девиц не устояли перед этой красотой. – Он принюхался и перешел на деловой тон: – Селедочка?

Питт кивнул:

– Типичная трапеза немецкого крестьянина-поденщика. Мелко порубленная солонина с селедкой и распаренной кислой капустой, а на первое – чечевичная похлебка с сосиской из свиного ливера.

– Мне следовало бы захватить мюнхенское пиво вместо шампанского.

– Оставь его на другой раз. К чему рабски придерживаться правил?

– Ты совершенно прав, раскрепостимся. Но должен заметить, при таких кулинарных способностях ты осчастливишь женщину, которая станет твоей женой.

– Боюсь, что любовь к готовке не искупит моих недостатков.

– Кстати, о прелестных дамах. Что ты знаешь о заседающей в конгрессе Смит?

– Лорен вернулась в Колорадо, ведет кампанию за перевыборы в конгресс. Я месяца два ее не видел.

– Довольно пустой болтовни, – возгласил Перлмуттер. – Открывай шампанское.

Они начали с «Дом Периньон» и закончили «Грюи».

– Ну что ж, вполне приличное винцо, кисленькое, бодренькое, – сказал Перлмуттер. – Не подскажешь, где купить ящичек?

– Э, брось, – ухмыльнулся Питт. – «Вполне приличное» ты и не подумал бы приобретать в таком количестве.

– Как с тобой скучно, – расплылся в улыбке толстяк.

Пока Питт мыл посуду, Перлмуттер перебрался в гостиную и вытащил из портфеля кипу бумаг. Когда Питт присоединился к гостю, тот, сидя у кофейного столика, просматривал свои записи.

Питт устроился на кожаном диване под полкой, на которой стояли модели кораблей, в разные годы разысканных Питтом.

– Итак, что тебе удалось узнать о достославном семействе Дорсетт?

– Ты не поверишь, но вот это, – Перлмуттер потряс страницами, – малая толика из того, что я насобирал. История Дорсеттов – прямо-таки эпический роман.

– А что насчет нынешнего главы семейства, Артура Дорсетта?

– Затворник, на публике появляется редко. Упрям, предубежден против всех и совершенно неразборчив в средствах. Неизменно вызывает неприязнь у тех, кто с ним сталкивается.

– Зато богат.

– Просто до омерзения. – На лице Перлмуттера мелькнуло выражение человека, съевшего паука. – «Дорсетт консолидейтед майнинг, лимитед» и сеть розничной торговли «Дом Дорсетта» полностью принадлежат семейству. Никаких акционеров, никаких совладельцев, никаких партнеров. Оно же держит под контролем дочернюю компанию «Пасифик Гладиатор», которая занимается добычей драгоценных камней.

– Откуда он взялся, этот Артур Дорсетт?

– Чтобы понять, надо вернуться на сто сорок четыре года назад. – Перлмуттер протянул бокал, и Питт налил ему вина. – Начнем с воспоминаний капитана клипера, опубликованных после того, как он умер, его дочерью. В январе тысяча восемьсот пятьдесят шестого года клипер вез осужденных на австралийскую каторгу. Судно настиг тайфун, когда оно шло на север через Тасманово море. Назывался парусник «Гладиатор», и шкипером на нем был один из известнейших капитанов парусников того времени, Чарлз Скагс, по прозвищу Задира.

– Железные люди, деревянные корабли, – тихо проговорил Питт.

– Такими они и были, – согласился Перлмуттер. – Скагс со своим экипажем вкалывал, должно быть, как черт, если сумел спасти корабль от одного из самых жутких штормов того века. Но «спасти» – это сильно сказано. Когда улегся ветер и успокоилось море, «Гладиатор» выглядел сущей развалиной. Мачты снесло за борт, палубные надстройки смело волнами, обшивка корпуса разошлась. Корабельные шлюпки либо пропали, либо были разбиты. Капитан Скагс понял: жить кораблю осталось несколько часов – и приказал матросам и осужденным, кто хоть мало-мальски смыслил в плотницком ремесле, строить плот.

– По-видимому, единственный выход из создавшегося положения, – заметил Питт.

– На клипере плыли предки Артура Дорсетта, – продолжил рассказ Перлмуттер. – Его прапрадедушка Джесс Дорсетт, разбойник с большой дороги, и прапрабабушка Бетси Флетчер, приговоренная к двадцати годам заключения в колонии за кражу одеяла.

Питт внимательно посмотрел на пузырьки в своем бокале.

– В те времена преступления точно себя не окупали.

– Большинство американцев до сих пор не осознают, что наша страна до Войны за независимость тоже была человеческой свалкой для Англии. Многие семейства поразились бы, узнав, что их предки высадились на Американский континент в кандалах.

– Им удалось соорудить плот из останков парусника?

Перлмуттер кивнул:

– Да. Последующие пятнадцать дней вылились в сагу ужаса и смерти. Бури, жажда и голод, безумная кровавая бойня между командой и осужденными покосили людей. Когда плот в конце концов вдребезги разбился о рифы около безвестного острова и путешественники очутились в воде, их чуть не слопала большая белая акула. Спас их морской змей, который напал на хищницу.

– Теперь понятно, откуда у фирмы Дорсетта такой логотип.

– На «Гладиаторе» плыли двести тридцать два человека. На остров выбрались всего восемь – шесть мужчин и две женщины, в их числе Дорсетт и Флетчер.

Питт взглянул на Перлмуттера:

– Погибло, значит, двести двадцать четыре человека. Жуткая цифра!

Перлмуттер кивком подтвердил его вывод.

– На острове два человека, матрос и осужденный, погибли в драке из-за женщины.

– Как на «Баунти»?

– Не совсем. Два года спустя капитан Скагс с матросом, оказавшимся, по счастью, плотником, построили суденышко из обломков французского военного шлюпа, разбившегося о скалы. Оставив осужденных на острове, моряки пересекли Тасманово море и добрались до Австралии.

– Скагс бросил их на произвол судьбы?!

– По их просьбе. Осужденные решили провести остаток жизни на райском острове, а не в аду тюремных лагерей у залива Ботани. Скагс сообщил австралийским властям, что все осужденные погибли, для того чтобы выживших оставили в покое.

– И они прожили счастливо и долго.

– Кто как. Скагс, пользуясь правом капитана заключать браки, успел переженить островитян. У Джесса и Бетси родились два сына, у другой пары – дочь. К сожалению, девочка быстро осиротела, и Дорсетты приняли ее в свою семью.

– А что Скагс?

– Он благополучно вернулся в Шотландию и стал капитаном нового клипера, принадлежавшего компании «Карлайл энд Данхилл». В сорок семь лет он вышел в отставку и спустя двенадцать лет скончался.

– Когда же на сцене появились алмазы?

– Терпение, дружок, – произнес Перлмуттер тоном школьного учителя. – Чтобы получше вникнуть в эту историю, потребуются дополнительные сведения. Итак, алмаз хотя и не имеет себе равных среди земных минералов по количеству спровоцированных преступлений, есть не что иное, как кристаллический углерод, брат графита и угля. Считается, что алмазы образовались на больших глубинах три миллиарда лет назад. Их вынесли на свет божий вулканические взрывы. Каналы в толще Земли, получившиеся в результате этих взрывов, были названы кимберлитовыми трубками. Алмазосодержащая порода, вынесенная на поверхность, застыла пологими холмами. Порой под влиянием естественных причин холмы разрушаются, и прозрачные кристаллы являются человеческому взору.

– Позволь, я попробую догадаться. Дорсетты обнаружили на острове алмазные россыпи.

– Ты все время меня опережаешь, – обиделся Перлмуттер.

– Прости, – смутился Питт.

– Так вот, на островке действительно оказались две феноменально богатые кимберлитовые трубки. Кстати, Джесс и Бетси назвали остров в честь клипера, на котором они познакомились, – Гладиатор. Играя на берегу, дети нашли камешки странной формы. Взрослые не обратили на находку ни малейшего внимания. В тысяча восемьсот шестьдесят шестом году на остров сошли для пополнения запасов пресной воды американские моряки. Среди них оказался человек, сведущий в геологии. Он заинтересовался детскими бирюльками. Осмотрев их, он с удивлением понял, что это алмазы. Моряк стал выпытывать у Джесса Дорсетта, откуда взялись камешки, и старый разбойник, сообразив, что допрос неспроста, сказал, будто привез их из Англии.

– Так возникла империя Дорсетта.

– Далеко не сразу. После того как муж умер, Бетси послала сыновей, Джесса-младшего и Чарлза, несомненно названного в честь Скагса, а также приемную дочку, Мэри Виклеман, в Англию получать образование. Она письменно попросила Скагса пристроить детей в лучшие учебные заведения и приложила к посланию мешочек с необработанными алмазами в качестве благодарности за беспокойство. Умирающий капитан препоручил детей своему другу и бывшему работодателю Абнеру Карлайлу.

– А алмазы?

– И алмазы ему отдал. Карлайл нашел ушлого ювелира по имени Леви Страузер, который не только обработал камешки, но и продал их на Лондонской бирже почти за миллион фунтов стерлингов, или примерно за семь миллионов долларов по курсу того времени.

– Ничего себе благодарность за беспокойство! – задумчиво произнес Питт. – Детишки, должно быть, на золоте ели.

Перлмуттер покачал головой:

– На сей раз ты ошибся. Мальчики скромно жили в Кембридже, девочка училась в школе благородных девиц неподалеку от Лондона. Получив диплом, Чарлз женился на Мэри, и они возвратились на остров. Чарлз занялся добычей алмазов, а Джесс-младший после окончания колледжа остался в Англии и создал «Дом Дорсетта» в партнерстве с Леви Страузером. Предприятие владело роскошными залами для розничной торговли, изысканными конторами для оптовых продаж и огромной ювелирной мастерской. Успеху концерна Дорсетта способствовало то, что алмазы с острова Гладиатор имели очень редкий лилово-розовый цвет и были высочайшего качества.

– Кимберлитовые трубки так и не оскудели?

– Пока нет. Дорсетта умело манипулировали ценами, придерживая солидную долю продукции, и оставили хорошее наследство.

– Кому?

– Ансону, сыну Чарлза и Мэри. Джесс-младший не женился.

– Ансон – это дедушка Артура?

– Да. Он управлял концерном больше сорока лет. И был, наверное, самым честным из всей семейки. Ансон удовлетворялся тем, что держался на плаву. Его не мучила алчность, присущая потомкам; много денег он тратил на благотворительность. По всей Австралии и Новой Зеландии не счесть основанных им библиотек и больниц. Умер он в тысяча девятьсот десятом году, оставив компанию сыну Генри и дочери Милдред. Она умерла молодой: упала за борт яхты и угодила на зуб акуле. Ходили слухи, будто это убийство, подстроенное Генри, но расследования не проводилось. Уж об этом денежки Генри позаботились. При Генри в семье расцвели жадность, зависть, жестокость и ненасытное властолюбие, что и продолжается по сей день.

– Помнится, я читал о нем статью в «Лос-Анджелес таймс» – там его сравнили с сэром Эрнестом Оппенгеймером из «Де Бирс».

– Ни того ни другого к святым не причислишь. Оппенгеймер горы свернул, чтобы создать империю, раскинувшуюся по всем континентам. Он вложил капиталы в самые разные отрасли: автомобилестроение, полиграфию, военное производство, пивоварение, а также в добычу золота, урана, платины и меди. Все же основную мощь «Де Бирс» по-прежнему составляют алмазы. В отличие от него Дорсетты занимались и занимаются только драгоценными камнями. Их предприятия добывают рубины в Бирме, изумруды в Колумбии, сапфиры на Цейлоне. Между прочим, ты знаешь, откуда взялось название «Де Бирс»?

– Откуда?

– Де Бирсом звали южноафриканского фермера, который по неведению продал всего за несколько тысяч долларов нашпигованный алмазами кусок земли Сесилю Родсу, а уж тот извлек из участка целое состояние и основал картель.

– Генри Дорсетт присоединился к Оппенгеймеру?

– Генри хотя и участвовал в регулировании цен на рынке, но оставался единственным крупным владельцем копей, торговавшим алмазами самостоятельно. Поскольку восемьдесят пять процентов всех добытых в мире алмазов расходится через брокеров и дилеров «Де Бирс», нынешний Дорсетт обходит стороной биржи в Лондоне, Антверпене, Тель-Авиве и Нью-Йорке. Он пускает ограниченное количество камней превосходнейшего качества в розницу. «Дом Дорсетта» насчитывает уже пятьсот магазинов.

– Оппенгеймер с ним не боролся?

Перлмуттер отрицательно покачал головой:

– Зачем? Оппенгеймеру был нужен стабильный рынок и высокий доход. В сэре Генри он угрозы не видел – ведь австралиец и не пытался выбрасывать на продажу бриллианты по низким ценам.

– У Дорсетта, наверное, была целая армия рабочих.

– О да! Более тысячи человек: два цеха по раскалыванию камней, три мастерские по их огранке и две шлифовальные фабрики. В Сиднее стоит тридцатиэтажное здание, где умельцы создают для «Дома Дорсетта» самобытные и причудливые украшения. Обычно хозяева нанимают для обработки и огранки алмазов евреев; нынешний Дорсетт предпочитает брать китайцев.

– Генри Дорсетт умер где-то в конце семидесятых, так?

Перлмуттер усмехнулся:

– История повторилась. В возрасте шестидесяти восьми лет он, будучи в Монако, упал за борт своей яхты и утонул. Люди шептались, что это Артур напоил его допьяна и столкнул в залив.

– Ну а об Артуре что можешь рассказать?

Перлмуттер покопался в папке.

– Имей любители бриллиантов хоть приблизительное представление о тех грязных делишках, какие Артур Дорсетт провернул за последние тридцать лет, они бы у него и камушка не купили.

– Не очень хороший человек, как я понимаю.

– Есть люди двуликие, а у Артура по меньшей мере пять личин. Единственный сын Генри и Шарлотты, Дорсетт родился на острове Гладиатор в тысяча девятьсот сорок первом году. Воспитывала его мать, в школу на материке он не ходил. В восемнадцать лет он отправился в город Голден, штат Колорадо, и поступил в Горный колледж. Малый он был рослый, на полголовы выше однокашников, но к спорту охоты не имел, предпочитая ковыряться в заброшенных шахтах, каковых полно в Скалистых горах. Окончив колледж и получив диплом горного инженера, он пять лет проработал в Южной Африке на копях «Де Бирс», после чего вернулся домой, на остров, где принялся руководить добычей алмазов. Часто наведываясь в штаб-квартиру фирмы в Сиднее, Артур встретил прелестную девушку Ирэн Калверт, дочь профессора биологии Мельбурнского университета, и женился на ней. Она родила ему трех дочерей.

– Мэйв, Дейрдра и…

– Боудикка.

– Две кельтские богини и легендарная королева Британии.

– Женская триада. Мэйв двадцать семь, Дейрдре тридцать один, а Боудикке тридцать восемь лет.

– Расскажи мне еще что-нибудь об их матери, – попросил Питт.

– Рассказывать-то почти нечего. Пятнадцать лет назад Ирэн умерла, и опять – при загадочных обстоятельствах. Лишь год спустя после того, как ее похоронили на острове Гладиатор, одному сиднейскому репортеру удалось пронюхать о ее смерти, и он напечатал некролог, не дав времени Артуру подкупить выпускающего редактора. А так никто бы и не узнал, что Ирэн уже нет в живых.

– Адмиралу Сэндекеру кое-что известно про Артура Дорсетта. Он говорит, что до него просто не добраться, – сообщил Питт.

– Верно. Он не бывает на публике, у него нет друзей. Вся его жизнь – в бизнесе. Он велел даже проделать в земле тайный ход, чтобы попадать в сиднейскую штаб-квартиру и выходить из нее, не попадаясь никому на глаза. Он полностью отрезал остров Гладиатор от остального мира. С его точки зрения, чем меньше известно о компании «Дорсетт», тем лучше.

– К чему такая таинственность?

– Она позволяет скрыть многое, в том числе и убийство. Даже власти тех стран, где находятся предприятия компании, тратят бездну времени на выяснение размеров их активов в целях налогообложения. Артур Дорсетт – настоящий Эбенезер Скрудж,^[10] но при этом он всегда готов потратиться на то, чтобы купить чью-нибудь преданность. Есть государственные чиновники, которые в мгновение ока стали миллионерами и превратились из слуг закона в его лакеев.

– Дочери работают у него в компании?

– Две – да, а третья…

– Мэйв, – предположил Питт.

– Верно, верно, Мэйв! Так вот она ушла из семьи, отучилась в университете и стала зоологом. Возможно, взыграли гены дедушки по материнской линии.

– А что известно о Дейрдре с Боудиккой?

– Молва величает эту пару ведьмами и утверждает, что они позлее своего папаши. Дейрдра горазда на всякие пакости, склонность к воровству у нее в крови. Боудикка совершенно безжалостна, холодна и здорова, как айсберг. Ни та ни другая не интересуются мужчинами и великосветской жизнью.

Взгляд Питта стал рассеянным.

– Не понимаю, что люди находят в алмазах. Ведь это же просто углерод, как ты сказал.

– Помимо красоты, которую приобретает алмаз после обработки, он обладает целым рядом уникальных свойств. Он является самым твердым минералом на земле. При соприкосновении с шелком он вызывает разряд статического электричества. Под лучами заходящего солнца и позже, с наступлением темноты, он испускает загадочное сияние. Нет, мой юный друг, алмаз не просто одна из форм углерода, это воплощенная иллюзия. – Перлмуттер взял бутылку, потряс ее над своим бокалом и добавил с глубокой грустью: – Черт, я все до капельки вылакал.

 

16

 

Выйдя из здания НУМА, Джордино сел в машину и поехал вдоль реки Потомак в «Александрию» – кондоминиум, где недавно приобрел жилье. Квартира стоила дорого, однако ее вид вызвал бы инфаркт у любого дизайнера: разностильная мебель, нелепое расположение вещей. Каждая новая подружка Джордино меняла обстановку, старательно уничтожая следы своей предшественницы. У Ала хватало душевной широты поддерживать дружеские отношения с бывшими пассиями, те тоже с удовольствием водили с ним компанию, но ни одна не мечтала стать его женой даже в большом подпитии.

Джордино не был безалаберным и мог бы привести квартиру в порядок, вот только заезжал домой редко. Он обожал всякие экспедиции. Сидеть в гостиной, уставившись в телевизор или перелистывая «Плейбой», – такое было не для него. Энергия колотилась в Джордино, мысли особо не задерживались на поселившейся в квартире даме, что вызывало у нее взрыв негодования и желание уйти навеки. Опечаленный Джордино помогал ей собирать манатки и разочаровывался в личной жизни до следующей судьбоносной встречи.

Швырнув грязную одежду в корзину, Джордино быстренько ополоснулся под душем, покидал в сумку самое необходимое и рванул в ближайший аэропорт, где успел на ранний вечерний рейс до Майами. Прибыв на место, он снял номер в мотеле около доков. Отыскав в справочнике перечень судостроительных фирм, выписал те, что специализировались на моторных яхтах, и принялся звонить по телефону.

Первые вызовы остались безответными. На пятый раз трубку поднял южанин, о чем свидетельствовал мягкий тягучий говор. Джордино удаче не удивился. Он был уверен, что найдется проектировщик, засидевшийся на работе.

– Мистер Уэс Уилбэнкс?

– Да, это я. Чем могу служить в столь поздний час?

– Меня зовут Альберт Джордино. Я из Национального подводного и морского агентства. Мне нужна ваша помощь, чтобы установить, кто построил одно судно.

– Оно тут швартуется, в Майами?

– Нет, сэр. Может находиться где угодно, в любой точке земного шара.

– Таинственное создание.

– Больше, чем вам кажется.

– Я буду здесь завтра около десяти часов.

– Не пойдет, дело срочное, – возразил Джордино с властной ноткой в голосе.

– Ладно. Я начну сворачиваться примерно через час. Сможете подъехать? У вас адрес есть?

– Есть, только я в Майами чужак.

Уилбэнкс объяснил Джордино, как доехать до мастерской. Она оказалась всего в нескольких кварталах от мотеля. Джордино перекусил в кубинской кафешке и отправился в гости пешком.

Конструктору, одетому в шорты и расписную рубаху, только-только перевалило за тридцать. Черные, у висков тронутые сединой волосы по моде зализаны назад. Джордино доходил ему до плеча. «Малый, – решил он, – выглядит так, будто родился, чтобы жить в мире яхт».

– Очень рад с вами познакомиться, мистер Джордино, – сказал Уилбэнкс, просияв симпатичным лицом.

– Спасибо, что согласились встретиться, – ответствовал Джордино, задрав голову.

– Проходите. Кофе не желаете? Сегодня утром сварил. Правда, цикорием все равно отдает.

– С удовольствием выпью.

Конструктор провел его в мастерскую. Пол был покрыт паркетом, одну стену занимали полки, плотно уставленные книгами по проектированию яхт и малых судов, другую – полки, заполненные моделями кораблей, к которым, надо полагать, Уилбэнкс имел прямое отношение. Посреди комнаты располагался кульман. Под венецианским окном, с выходом на порт, пристроился компьютер.

В обмен на чашку кофе Джордино вручил Уилбэнксу рисунки, сделанные вторым помощником капитана контейнеровоза «Рио-Гранде»:

– Надеюсь, вы наведете меня на изготовителя.

Уилбэнкс разглядывал рисунки, слегка наклонив голову к плечу, целую минуту.

– Яхта выглядит заурядно, – сказал он, потирая подбородок, – но лишь на первый взгляд. Не сомневаюсь, что тут не один, а два корпуса, посаженных на футуристический подводный обтекатель. Мне всегда хотелось создать нечто подобное. Жаль, что пока не сыскался заказчик, готовый отойти от привычных стандартов.

– Вы говорите так, будто речь идет о корабле для полета на Луну.

– Насчет полета на Луну не знаю, но в ней есть космические мотивы. Погодите, я все объясню. – Уилбэнкс сел за компьютерный стол, включил процессор. – У меня тут хранится один проект. Я его сочинил для души – все равно денег на реализацию замысла не видать как своих ушей.

На экране монитора возникли сначала обтекаемые контуры корабля, потом его внутреннее убранство. Джордино был поражен:

– И вы все это углядели в паре рисунков на скорую руку?!

– Сейчас проверим.

Уилбэнкс вывел абрис своей мечты на принтер и совместил рисунки с наброском Джорджа Гудзона. Изображения почти совпали.

– Фантастика, – пробормотал Джордино.

– До безумия завидно, что кому-то из коллег удалось сделать это первым, – сокрушенно произнес Уилбэнкс. – Я бы детишек своих продал за контракт на проектирование этой крошки.

– Каковы габаритные размеры и источник энергии?

– Моей модели или вашей?

– Той, что на рисунках.

– Думаю, длина около тридцати метров, ширина – чуть меньше десяти. Что касается силовых установок, то я бы предложил два турбодизеля «БЭД-98» – вкупе они способны выдавать более двух с половиной тысяч лошадиных сил. С таким двигателем яхта в спокойную погоду легко могла бы развивать скорость крейсера, а то и больше.

– Кто, по-вашему, производитель судна?

Уилбэнкс откинулся на спинку кресла и задумался.

– Тут требуются довольно-таки радикальные методы формовки фибергласа. На это способна фирма «Гластек боатс» в Сан-Диего и, пожалуй, «Хейнкельманн» в Киле.

– А как с японцами?

– Они в строительстве яхт ни бельмеса. В Гонконге есть несколько мелких верфей, но они по преимуществу строят из дерева. Большинство же тех, кто работает с фибергласом, придерживаются традиционных принципов.

– Значит, это либо «Гластек», либо «Хейнкельманн»?

– Да, именно им я предложил бы потягаться за осуществление моей мечты.

– Что вы скажете насчет конструктора?

– Могу вам назвать по меньшей мере десятка два тех, кто специализируется на радикальных проектах.

Джордино широко улыбнулся:

– Мне повезло сразу напасть на двадцать первого.

– Вы где остановились?

– В мотеле «Приморский».

– НУМА экономит на командировках?

– Во-во! Мой босс, адмирал Джеймс Сэндекер, с Шейлоком – друзья не разлей вода.

Уилбэнкс рассмеялся.

– Ладно, загляните ко мне в мастерскую утром, часиков в десять. Может, у меня для вас кое-что найдется.

– Весьма признателен вам за помощь.

Они расстались.

Джордино совершил длительную прогулку по берегу океана, вернулся в мотель, почитал на сон грядущий детектив и улегся спать.

 

Без малого в десять Джордино вошел в студию Уилбэнкса. Творец судов был занят изучением чертежей. Он потряс ими в воздухе и улыбнулся.

– Вчера, после того как вы ушли, – сказал он, – я подправил рисунки, которые вы мне оставили, и набросал чертежи в масштабе. Потом я их уменьшил и отправил по факсу в Сан-Диего и в Германию. Из-за разницы во времени «Хейнкельманн» откликнулся до того, как я пришел на работу. «Гластек» ответил на запрос минут за двадцать до того, как вы вошли.

– Им знакома лодка, о которой идет речь? – нетерпеливо спросил Джордино.

– Боюсь, в этом плане новости плохие, – невозмутимо произнес Уилбэнкс. – Ни та ни другая фирма вашу лодку не проектировала и не строила.

– Стало быть, мы не продвинулись ни на пядь.

– Не совсем так. Есть и хорошая новость: некий инженер из «Хейнкельманна» обследовал вашу яхту, когда она стояла на якоре в Монако месяцев девять назад. Он утверждает, что изготовила ее какая-то французская фирма, новая в отрасли, я о ней и понятия не имел. «Жюссеран марин» в Шербуре.

– Тогда можно ваши чертежи факсануть им! – воскликнул обрадованный Джордино.

– Бесполезно, – поморщился Уилбэнкс. – И вообще я тут сбоку припеку. Вам ведь на самом деле нужен не производитель, а владелец яхты.

– Не вижу причин отрицать это.

– Инженер «Хейнкельманна» был настолько любезен, что вдобавок сообщил имя владельца. И даже объяснил, что сам им заинтересовался, поскольку команда роскошного судна была больше похожа на банду головорезов, чем на великолепную обслугу.

– Головорезов?

– Инженер утверждает, что все они были увешаны оружием.

– Так кому принадлежит яхта?

– Богатой австралийке, дочке алмазного короля.

– Имя!

– Боудикка Дорсетт.

 

17

 

Питт летел в Оттаву. Джордино связался с ним через пилота и коротко поведал про загадочную яхту.

– Никаких сомнений? – спросил Питт.

– Только не у меня. Считай, сто пудов правды, что судно, удравшее с места происшествия, принадлежит семейству Дорсетт.

– Каша заваривается круче.

– Возможно, тебе будет небезынтересно узнать, что адмирал попросил ВМФ обследовать со спутника центральный и восточный пояса Тихого океана. Яхту засекли. Она сделала заход на Гавайи и продолжила путь к острову Кангит.

– Остров Кангит? Тогда у меня получится убить два камня одной птичкой.

– Что-то тебя с утра на расхожую патетику потянуло.

– Как выглядит яхта?

– Не похожа ни на одну посудину из тех, которые тебе до сего времени попадались. Сплошь космические мотивы.

– Буду держать ее в поле зрения, – пообещал Питт.

– Я понимаю, что впустую сотрясаю воздух, но, пожалуйста, будь осторожен.

Питт рассмеялся:

– Если потребуются деньги, дам телеграмму.

Он повесил трубку, исполненный благодарности судьбе, даровавшей ему такого заботливого друга, как Альберт Кассиус Джордино.

Приземлившись и взяв напрокат машину, Питт направился в столицу Канады. Морозило сильнее, чем в холодильнике. Снежное покрывало на земле радовало глаза зеленой вышивкой сосен. «Красивая страна, – подумал Питт, – только зимы чересчур суровые. Послать бы их куда подальше на север – и чтоб больше не возвращались».

Переехав по мосту реку Оттава, он оказался в городишке под названием Халл. Сориентировавшись по карте, он добрался до комплекса высотных зданий, где расположилось несколько правительственных ведомств. Ему предстояло отыскать Министерство охраны окружающей среды.

Охранник у ворот подсказал, какой дом нужен Питту. Дирк припарковал машину на министерской стоянке и вошел. Изучив в холле доску с перечнем учреждений, он поднялся на лифте.

Дежурная дама в возрасте выдавила любезную улыбку:

– Чем могу помочь?

– Моя фамилия Питт. У меня назначена встреча с Эдвардом Поузи.

– Минуточку. – Дама позвонила по телефону и известила начальника о визитере. Положив трубку, она кивнула: – Пожалуйста, пройдите по коридору до самого конца.

В конце коридора прямо у двери Питта встретила премиленькая рыжеволосая секретарша и провела в кабинет Поузи.

Приземистый бородатый человек в очках встал и, перегнувшись через стол, обменялся с Питтом рукопожатиями.

– Рад новой встрече с вами, Дирк. Когда мы виделись-то в последний раз?

– Одиннадцать лет назад, весной восемьдесят девятого.

– Да-да, проект «Жук-скакун». Мы познакомились на конференции, где вы делали доклад о своем открытии нефтяного месторождения возле острова Баффинова Земля.

– Эд, мне нужна помощь.

Поузи указал на кресло:

– Садитесь, садитесь. Чем конкретно могу помочь?

– Мне нужно от вас разрешение на обследование горнорудных работ, проводимых на острове Кангит.

– Вы имеете в виду предприятие Дорсетта?

Питт кивнул:

– У НУМА есть основания полагать, что тамошняя технология извлечения породы самым губительным образом сказывается на жизни моря вплоть до самой Антарктики.

Поузи раздумчиво посмотрел на гостя:

– Это как-то связано с австралийским круизным лайнером?

– Возможно.

– Но вы что-то подозреваете?

– Мы – да.

– Министерство природных ресурсов – вот куда вам следует обратиться.

– Я так не считаю. Если в вашем государстве порядки примерно такие же, как и в моем, то потребуется постановление парламента, разрешающее проводить обследование на земле, законно арендуемой иностранной компанией. Но я сомневаюсь, что Артур Дорсетт допустит принятие такого постановления.

– Похоже, выхода нет, – заметил Поузи.

– Выход-то как раз есть, – улыбнулся Питт, – при условии, что вы поспособствуете.

Поузи поерзал в кресле:

– Я не имею права позволить вам вертеться вокруг предприятия Дорсетта без веских на то оснований. Никоим образом.

– Но может быть, вы пожелаете воспользоваться моими услугами для выяснения нерестовых привычек ноздреватого лосося?

– Период нереста почти закончился. И потом, я в жизни не слышал про ноздреватого лосося.

– Я тоже не слышал.

– Вам ни за что не удастся одурачить охрану шахты. Дорсетт берет на работу лучших из лучших. Бывших британских офицеров и ветеранов американских войск специального назначения.

– Я не намерен перелезать через ограду. Интересующие меня сведения я смогу получить с помощью приборов, ходя по бухточкам.

– На бирюзовом катере?

– На каяке неопределенного цвета. Местный колорит и все такое.

– Забудьте про каяк. Воды вокруг Кангита коварны. Волны идут прямо из океана.

– Вы говорите так, будто плавать там небезопасно.

– Если море с вами не разделается, – совершенно серьезно сказал Поузи, – то это сделают головорезы Дорсетта.

– Значит, я выберу лодку побольше и прихвачу гарпун потяжелее, – насмешливо ответил Питт.

– Почему вы не хотите попросту посетить предприятие в составе вполне законной группы канадских инженеров-экологов и поднять шум, обнаружив махинации любого сорта?

– Пустая трата времени. – Питт вздохнул. – Штейгер Дорсетта только прекратит работы до тех пор, пока мы не уберемся восвояси. Лучше обследовать шахту тогда, когда молодчики ни о чем не подозревают.

Поузи полюбовался облаками за окном.

– Ладно. Я устрою вам контракт с нашим министерством. Будете обследовать заросли бурых водорослей вокруг острова Кангит. Вам надлежит установить, нет ли ущерба для бурых водорослей от химикатов, попадающих в море через водостоки горнодобывающего предприятия. Как вам такое?

– Благодарю вас от всей души, – сидя, поклонился Питт. – Каков гонорар?

Поузи подхватил шутку:

– Извините, в бюджете на вас денег не выделено. Можете дать мне взятку в виде гамбургера в ближайшей забегаловке.

– Заметано.

– И еще одно. Вы собираетесь действовать в одиночку?

– А вы предлагаете батальон?

Поузи помрачнел:

– Настоятельно советую вам взять в проводники кого-нибудь из местных индейцев. Тогда вы и выглядеть будете как-то поофициальнее. Наше министерство тесно сотрудничает с племенами в борьбе за чистоту лесных угодий. Уполномоченный министерства и местный рыбак не вызовут подозрений у охранников Дорсетта.

– Подходящая кандидатура на примете есть?

– Мейсон Бродмур. Очень сообразительный малый. Я уже имел с ним дело в нескольких экологических проектах.

– Индеец по имени Мейсон Бродмур?

– Он из племени хайда, которое живет на островах Королевы Шарлотты. Большинство хайда приняли английские имена несколько поколений назад. Они прекрасные рыбаки и хорошо знают воды вокруг острова Кангит.

– Бродмур – рыбак?

– В общем-то, нет. Но человек он изобретательный.

– И что же он изобретает?

Поузи привел в порядок бумаги на столе, пристально посмотрел на Питта и сообщил:

– Мейсон Бродмур вырезает тотемные столбы.

 

18

 

Как обычно, ровно в семь часов утра Артур Дорсетт на персональном лифте поднялся на последний этаж небоскреба и устремился в свои роскошные апартаменты – словно бык на арену в Севилье.

Внешность Дорсетта поражала воображение. Проходя в дверной проем, он задевал плечищами о косяки и наклонял голову, чтобы не стукнуться о притолоку. Сильно волосатое тело бугрилось мускулатурой профессионального борца. Светло-рыжая жесткая шевелюра напоминала густые заросли ежевики. Энергичное выражение на загорелом лице подчеркивал здоровый румянец. Взгляд черных глаз, бивший из-под нависших бровей, был неистов. Громадные усы загибались к уголкам губ, которые постоянно извивались, как мурены, обнажая пожелтевшие зубы заядлого курильщика. Ходил магнат вперевалку, при этом плечи у него поднимались и опускались, будто коромысло парового двигателя.

Загар у Дорсетта был несмываемый – он появился от длительного пребывания на солнце, когда Артур работал в открытых шахтах, вдохновляя рабочих на трудовые подвиги. Магнат до сих пор мог наполнить ковш экскаватора пустой породой наравне с лучшими шахтерами. Мог, но давно уже этого не делал. Из него прямо-таки перли презрение и непомерное тщеславие. Артур Дорсетт был сам себе империей и не следовал никаким законам, кроме своих собственных.

В небоскребе, выстроенном за четыреста миллионов долларов без привлечения банковских кредитов, располагались конторы оптовых и розничных торговцев алмазами, ювелирные мастерские, шлифовальная фабрика, а также главный офис компании «Дорсетт консолидейтед». Это было известно в Сиднее всем. Но мало кто знал о личной жизни Артура Дорсетта.

Он вошел в обширную приемную, миновал четырех секретарш, не удостоив их ни малейшим вниманием, и открыл стальную дверь. Кабинет имел стены двухметровой толщины без окон: слишком уж многие из тех, кто сталкивался в бизнесе с Дорсеттом, желали нанять снайпера, чтобы отомстить магнату. Вдоль стен стояли остекленные витрины, где на черных бархатных подушечках лежали образцы продукции, выдаваемой на-гора алмазной империей. Кто-то подсчитал, что общая стоимость бриллиантов, хранившихся здесь, составляла полтора миллиарда долларов.

Дорсетт не нуждался ни в штангенциркуле, ни в специальных весах, ни в лупе, чтобы наслаждаться своим сокровищем. У него был взгляд настоящего профессионала. Устав от дел, он доставал из витрины какой-нибудь камень и подолгу любовался им. Особенно часто он выбирал лилово-розовый бриллиант класса «Д», безупречный по исполнению и обладающий удивительным блеском благодаря способности мощно преломлять и пламенно рассеивать свет. Этот камень, найденный китайским рабочим на острове в 1908 году, был самым крупным в личной коллекции Дорсетта. Первоначальный его вес равнялся 1130 каратам. После обработки вес уменьшился до 620 карат. Мастера придали алмазу форму розочки, наделив девяносто восьмью гранями. Если и существовал в мире бриллиант, порождающий мечты о любви и приключениях, то это был он, скромно именуемый Артуром «Роза Дорсетта». Он никогда не выставлялся на публике. Дорсетт хорошо знал: не меньше полусотни человек с великой радостью пойдут на любое преступление, лишь бы завладеть уникальной драгоценностью.

Он сел за стол – изделие чудовищных размеров из полированной окаменелой лавы с ящиками из красного дерева – и нажал кнопку, уведомляя заведующую канцелярией о том, что приступил к работе.

Генерал-секретарша немедленно сообщила по внутренней связи:

– Ваши дочери ожидают уже почти час.

Дорсетт откликнулся голосом, не уступающим в твердости выставленным в кабинете алмазам:

– Пусть милашечки войдут.

Он поудобнее устроился в кресле, как зритель перед началом спектакля. Ему неизменно доставляло удовольствие видеть, насколько разные у него дети – и по виду, и по характеру.

Боудикка вошла в кабинет с самоуверенностью тигрицы, ступившей на землю безоружных селян. Прекрасно сложенное, неподвластное ожирению тело было облачено в вязаный шерстяной жакет, надетый поверх подобранной в тон безрукавки, и полосатые коричневые брюки, заправленные в сапожки из телячьей кожи, предназначенные для верховой езды. Ростом Боудикка значительно превышала сестер, хотя и не дотягивала до отца. У него она переняла черные глаза, надменное выражение лица, внушающее благоговейный страх, и густые рыжеватые волосы, которые в свободном падении достигали бедер. Косметикой Боудикка совсем не пользовалась.

Дорсетт воспринимал старшую дочь как сына. С годами, основательно скрепив сердце, он примирился с тайным образом жизни амазонки, поскольку по-настоящему значимым для него было одно: Боудикка обладала не менее сильной волей, чем он.

Дейрдра в простом (правда, отличного покроя) багряном двубортном платье-пальто вплыла в кабинет. Писаная красавица, она прекрасно умела использовать очарованных ею людей к своей выгоде, но внешне – никаких претензий. Мускулистая сила легко перенесла ее через кабинет и опустила в кресло рядом с Боудиккой, севшей чуть раньше.

Мэйв появилась последней. Грациозная, как морская водоросль, она была одета в гладкую юбку и клетчатую рубаху на молнии поверх белой рубчатой водолазки. Длинные светлые волосы мягко сияли от дорогого шампуня, а смуглое лицо пылало от гнева. Она остановилась напротив отца между сестрами и выкрикнула прямо в глаза, таившие злокозненность и порочность:

– Отдай моих мальчиков!

Отец взял со стола трубку и выставил ее на манер пистолета.

– Сядь, девчонка!

– Нет! – крикнула Мэйв. – Ты украл моих сыновей, и я хочу, чтобы ты их вернул, не то, видит бог, я сдам тебя и этих послушных сучек полиции, но сначала обо всех вас расскажу журналистам.

Артур Дорсетт уставился на строптивицу, гадая, насколько далеко она способна зайти. Приняв решение, он нажал кнопку внутренней связи.

– Соедините меня, пожалуйста, с Джеком Фергюсоном, – сказал он секретарше и с улыбкой обратился к Мэйв: – Ты ведь помнишь Джека, не так ли?

– Это тот гориллоподобный садист, которого ты называешь смотрителем шахт. А он тут при чем?

– Я счел, что тебе следует знать. Он сейчас нянчится с близнецами.

Выражение гнева исчезло с лица Мэйв, на смену пришла тревога.

– Только не Фергюсон!

– Немного дисциплины не повредит растущим мальчикам.

Мэйв собралась что-то сказать, но ее опередил сигнал внутренней связи. Дорсетт взметнул руку, призывая к молчанию, и включил громкую связь у телефона.

– Алло, Джек?

Сквозь шум работающих агрегатов пробился голос Фергюсона:

– Я слушаю.

– Мальчики с вами?

– Да, сэр. Я научил их грузить пустую породу в вагонетку.

– Я бы попросил вас устроить какой-нибудь несчастный случай…

– Нет! – взвизгнула Мэйв. – Боже, им же всего по шесть лет! Не можешь же ты убить собственных внуков! – Она оглянулась на сестер, ожидая поддержки, и ужаснулась, увидев на их лицах выражение совершеннейшего равнодушия.

– Я этих ублюдков своими внуками не считаю! – проревел Дорсетт.

Мэйв овладел тошнотворный страх. Она поняла, что ввязалась в битву, которую ей в одиночку не выиграть. Ах, если бы поведать об этой беде Дирку Питту из НУМА! Он наверняка сумел бы помочь. Только до него – тысячи километров. Мэйв решила подчиниться воле отца, потянуть время до тех нор, пока не придумает, как спасти сыновей.

Она села в предназначенное для нее кресло.

– Что тебе от меня надо?

Успокоенный отец оборвал разговор с Фергюсоном. Злые морщины на лице обмякли.

– Мне следовало вышибить из тебя дурь, когда ты еще маленькой была.

– А ты и вышибал, папочка. Разве не помнишь? Много раз.

– Хватит сантиментов, – рыкнул Дорсетт. – Мне нужно, чтобы ты поработала в Национальном подводном и морском агентстве Соединенных Штатов. Если там подойдут слишком близко к ответу, почему масса живности погибла на море, ты обязана задержать их. Диверсия, убийство – все, что потребуется. Только попробуй меня надуть, и твои мерзкие детеныши сдохнут.

– Ты рехнутый, – выдохнула пораженная Мэйв. – Ты говоришь так, будто для тебя не имеет значения…

– Э нет, ошибаешься, сестричка, – перебила ее Боудикка. – Двадцать миллиардов долларов имеют очень большое значение.

– Какие двадцать миллиардов?

– Не бегала бы от нас, так знала бы, – фыркнула Дейрдра.

– Папочка собирается обрушить мировой рынок алмазов, – сообщила Боудикка с такой невозмутимостью, будто речь шла о покупке новых туфель.

Мэйв устремила взгляд на отца:

– Это невозможно. «Де Бирс» и другие фирмы не допустят резкого падения цен.

Дорсетт, казалось, раздулся от самодовольства.

– Несмотря на их наглую манипуляцию со спросом и предложением, в ближайшие тридцать дней крах рынка неизбежен. Его сметет вал камней по цене, доступной любому ребенку, который пожелает тряхнуть своей копилкой.

– Даже тебе не по силам командовать алмазным рынком.

– Вот тут, дочь, ты напрочь не права, – хитро улыбнулся магнат. – Бриллианты традиционно стоят дорого потому, что их добывают в мизерных количествах. Пользуясь мифом о редкости алмазов, «Де Бирс» взвинтила цены, скупив и законсервировав новые копи в Канаде, Бразилии, Австралии, Танзании. Когда русские открыли месторождения в Сибири и набили пятиэтажный склад тысячами тонн алмазов, готовясь наводнить ими рынок, «Де Бирс» почувствовала приближение краха. И тогда они договорились: «Де Бирс» предоставляет миллиардные займы новому государству, а оно возвращает долг алмазами, которые картель складывает в кубышку – к вящему интересу и производителей, и биржевиков. Не счесть шахт, которые «Де Бирс» скупила и тут же закрыла, дабы сбить предложение. Кимберлитовая трубка в штате Арканзас тому пример. Если бы ее разрабатывали, то она вошла бы в число крупнейших мировых поставщиков алмазов. А «Де Бирс», приобретя в собственность земельный участок, передала его Управлению парков и заповедников США!

– Похожие истории происходят по всему свету, – добавила Дейрдра. – Ты хорошо нас выучил, папа. Мы знаем о закулисных махинациях алмазного картеля.

– Я не знаю! – выпалила Мэйв Дорсетту. – Я никогда не вникала в ваши дела.

– Жаль, что ты была глуха к папиным лекциям, – произнесла Боудикка. – Внимательность пошла бы тебе только на пользу.

– Крах цен разметет в пыль и нашу компанию, – заявила Мэйв. – Ты этого не боишься?

– Я ничего не боюсь, – процедил Дорсетт сквозь зубы, стиснувшие пустую курительную трубку.

– Зачем тебе понадобилось тридцать дней?

Дорсетт расслабился, скрестил на груди ручищи.

– Через месяц в моем распоряжении будет запас камней на два миллиарда долларов. Дела в мировой экономике идут ни шатко ни валко, продажа алмазов в застое. Мы потратили на рекламу чудовищные суммы, но все они пошли прахом: число продаж не возросло. Если инстинкт меня не обманывает, рынок достигнет низшей точки через тридцать дней, прежде чем снова пойдет вверх. Я собираюсь начать атаку, пока он сидит на дне.

– Это по твоей вине случился мор на океане и побережье?

– С год назад мои инженеры создали принципиально новый тип экскаватора – в нем используется импульсный ультразвук высокой частоты. Очевидно, скальная плита под островом срезонировала и акустическое излучение направилось в окружающие воды. Явление хотя и редкое, но не исключительное. В результате произошло наложение излучений от других наших горных выработок: возле Сибири, в Чили, в Канаде. Многократно возросшая энергия, вероятно, повлияла на кого-то не лучшим образом.

– «Не лучшим образом»! – ахнула Мэйв. – Тебе что, совсем наплевать на окружающий мир? Сколько же еще должно умереть существ, прежде чем ты насытишься?

– Я остановлюсь не раньше, чем уничтожу рынок алмазов, – холодно уведомил ее Дорсетт и обратился к Боудикке: – Твоя яхта где?

– Я послала ее на остров Кангит, после того как высадилась в Гонолулу, чтобы лететь домой. Тамошний начальник службы безопасности сообщил мне, что у канадских «конников» какие-то подозрения. Они совершают облеты острова, ведут фотосъемку и задают вопросы окрестным жителям. С твоего позволения, я бы вернулась на яхту. Твои геофизики предсказывают очередное наложение излучений примерно в пятистах километрах к западу от Сиэтла. Я должна быть поблизости, чтобы помешать расследованию американской береговой охраны.

– Бери самолет компании и возвращайся как можно скорее.

– Вам известно место, на которое смерть обрушится в следующий раз? – отчаянно воскликнула Мэйв. – Вы должны предупредить суда держаться подальше от этого района.

– Мысль непрактичная, – возразила Боудикка. – С какой стати выдавать миру нашу тайну? И потом, папины ученые способны лишь приблизительно определить, где и когда ударят звуковые волны.

Мэйв широко раскрыла глаза:

– Как «приблизительно»? А почему тогда Дейрдра оказалась на «Снежной королеве» и устроила мне внеочередную экскурсию на Сеймур?

Боудикка рассмеялась:

– Ты это так себе представляешь?

– Так она сама мне сказала.

– Я солгала, чтобы не позволить тебе рассказать все сотрудникам НУМА, – подала голос Дейрдра. – Извини, сестричка, инженеры отца слегка просчитались со временем. Акустическая чума должна была поразить лайнер на три часа раньше.

– На три часа раньше… – пробормотала Мэйв, постепенно осознавая жуткую правду. – Я была бы на судне…

– И умерла бы вместе с остальными, – равнодушно подтвердила Дейрдра.

– И вам не было бы меня жалко?

Отец взглянул на нее, словно на пустую породу:

– Ты повернулась ко мне и сестрам спиной. Для нас ты просто не существовала. Да и сейчас ты мало чего стоишь.

 

19

 

Ярко-красный гидроплан, на фюзеляже которого большими белыми буквами было выведено «Грузовые перевозки „Чинук“», слегка покачивался на воде рядом с заправочным причалом возле частного аэропорта. Низкорослый шатен с неулыбчивым лицом, одетый в старомодный летный кожаный наряд, держал наконечник шланга, по которому в один из баков в крыльях гидроплана поступало горючее. Не прерывая работы, он изучающе посмотрел на беззаботно вышагивавшего по причалу мужчину с рюкзаком за спиной и большим черным чемоданом в руке. На мужчине были джинсы, лыжная жилетка на пуху и ковбойская шляпа. Когда незнакомец остановился около гидроплана и взглянул вверх, шатен кивнул на шляпу:

– Стетсон?

– Нет, сшита на заказ Манни Гамаджем из Остина, что в Техасе.

Незнакомец окинул взглядом самолет и решил, что его построили до 1970 года.

– Это ведь «Де Хэвиленд», так?

Летчик кивнул:

– «Де Хэвиленд» по прозвищу «Бобер» – один из лучших самолетов из всех спроектированных для полетов во всяких диких местах.

– Старичок, зато бодрячок.

– Построили в Канаде в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году. Поднимает с воды больше четырех тысяч килограммов на высоту сто метров. Заслужил титул рабочей лошадки Севера. Подобных машин до сих пор больше сотни летает.

– Нечасто теперь большие радиальные двигатели попадаются.

– Это вы приятель Эда Поузи? – резко спросил шатен.

– Я, – ответил Питт.

– Сегодня немного ветрено.

– Узлов двадцать, я полагаю.

– Вы когда-нибудь летали?

– Провел немного часов в воздухе.

– Малкольм Стоукс, пилот.

– Дирк Питт, турист.

– Как понимаю, вы собираетесь посетить бухту Черная Вода.

Питт кивнул:

– Эд Поузи сказал, что там я смогу найти резчика тотемов по имени Мейсон Бродмур.

– Я знаю Мейсона. Его деревня находится на нижнем конце острова Морсби.

– Лететь долго?

– Часа полтора через пролив Хекате. Доставлю как раз к обеду.

– Звучит заманчиво, – сказал Питт.

Стоукс указал на большой чемодан:

– У вас что там, тромбон?

– Гидрофон, прибор для замера подводного звука.

Не тратя больше слов, Стоукс надел заглушку на топливный бак и вернул шланг на стойку насоса, подававшего горючее. Питт тем временем погрузил свой скарб на борт гидроплана. Освободившись от причальных канатов и оттолкнув одной ногой самолет от причала, Стоукс забрался в кабину пилота.

– Не желаете ли прокатиться впереди? – спросил он.

Питт улыбнулся про себя: в багажном отсеке он никаких мест для пассажиров не увидел.

– Не возражаю.

Усевшись в кресло второго пилота, Питт пристегнулся. Стоукс завел и прогрел единственный большой радиальный двигатель и проверил приборы. Отливом самолет уже отнесло от причала метра на три. Убедившись, что путь свободен от других самолетов или судов, Стоукс подал ручку газа вперед и взлетел, развернув «Бобра» над островом Кэмпбелл и направившись на запад. Пока они набирали высоту, Питт вспоминал справку Хайрема Йегера.

В состав архипелага Королевы Шарлотты входят пять островов. Общая площадь – 10 282 квадратных километра. Население – 5890 человек, из них большинство индейцы хайда, которые вторглись на острова в восемнадцатом веке. Хайда быстро нашли применение красному кедру, в изобилии росшему здесь. Из его стволов они выдалбливали громадные каноэ, строили дома, вырезали тотемные столбы и всяческую утварь.

В настоящее время основу экономики региона составляют заготовка леса и рыболовство, а также добыча меди, угля и железной руды. В 1997 году изыскатели, работавшие по заказу «Дорсетт консолидейтед», нашли кимберлитовую трубку на острове Кангит, самом южном из островов Королевы Шарлотты. Уже после пробного бурения было найдено 98 алмазов в 52-килограммовом керне. Хотя остров Кангит являлся частью национального заповедника Южное Морсби, правительство позволило «Дорсетт консолидейтед» арендовать остров. Дорсетт наладил обширное производство по добыче драгоценных камней и полностью закрыл остров для посетителей и туристов. По подсчетам нью-йоркской брокерской фирмы «К. Дирго энд К°», островная шахта способна принести алмазов на два миллиарда долларов.

Стоукс прервал размышления Питта:

– Теперь, когда мы в стороне от надоедливых глаз и ушей, осмелюсь спросить: вы и есть тот Дирк Питт, который работает в Национальном подводном и морском агентстве?

– А у вас есть полномочия спрашивать?

Стоукс достал из нагрудного кармана кожанки футляр и распахнул его:

– Королевская канадская конная полиция, Центральное управление уголовного розыска.

– Стало быть, я имею дело с инспектором Стоуксом?

– Да, сэр, именно так.

– Что бы вы хотели увидеть: кредитные карточки, водительские нрава, удостоверение НУМА, карточку почетного донора?

– Просто ответьте на один вопрос.

– Задавайте.

– Что вам известно об «Императрице Ирландской»?

Питт усмехнулся.

– Это был трансатлантический лайнер, он утонул в тысяча девятьсот четырнадцатом году, столкнувшись с рудовозом в паре миль от городка Римуски. Смерть унесла более тысячи человек, многие из которых состояли в Армии спасения. Судно лежит на глубине около пятидесяти метров. НУМА обследовало его в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году.

– Похоже, вы действительно Дирк Питт.

– Зачем понадобились «конники»? – спросил Питт. – Поузи ни словом не обмолвился про уголовный розыск.

– Эда это не касается. Ваша просьба пошнырять вокруг Кангита попала ко мне на стол в соответствии с заведенным порядком. Я вхожу в группу из пяти человек, которая держит алмазные копи Дорсетта под наблюдением вот уже девять месяцев.

– Какова причина?

– Незаконная иммиграция. Мы подозреваем, что Дорсетт тайком перевозит на остров китайцев для работы на шахте.

– А почему китайцев? Почему он не нанимает местных, канадских граждан?

– Мы уверены, что Дорсетт покупает рабочих у преступного синдиката, а потом их рабски эксплуатирует, экономя на налогах, страховках от безработицы, пенсиях и профсоюзных отчислениях.

– Вы представляете канадские правоохранительные органы. Что мешает вам заявиться туда и проверить документы у рабочих?

– Дорсетт дал уйму взяток чиновникам и членам парламента, чтобы избежать такой неприятности. Каждый раз, когда мы собираемся провести проверку на месте, мы натыкаемся на целую батарею высокооплачиваемых адвокатов, которые выстреливают тоннами подзаконных актов. Без улик мы как без ног.

– У меня появилось ощущение, что меня используют втемную, – пробормотал Питт.

– Вы, мистер Питт, появились как нельзя вовремя. С точки зрения «конников», по крайней мере.

– Позвольте, я догадаюсь. Вы надеетесь, что я проникну туда, куда «конникам» дорога закрыта.

– Что ж, вы американец. Если вас схватят за вторжение на частную собственность, то самое худшее, что вас ждет, – выдворение. В нашем же случае это может вылиться в политический скандал. Извините, но мы не хотим потерять пенсии.

– Ну разумеется, – язвительно бросил Питт.

– Я буду очень рад, если вы передумаете, и с удовольствием выполню ваш приказ вернуться.

– Извините, но я не могу забыть, что в море и на побережье люди гибнут. Здесь я для того, чтобы выяснить, каким боком к этому причастна «Дорсетт консолидейтед».

– Меня известили о судах, пораженных акустической чумой, – сказал Стоукс. – Похоже, мы преследуем одного и того же зверя, но по разным причинам.

– Фокус в том, чтобы пригвоздить Дорсетта до того, как погибнет еще больше безвинных людей.

– Могу я поинтересоваться вашим планом охоты?

– Никаких сложностей, – ответил Питт. – Я рассчитываю попасть на шахту с помощью Мейсона Бродмура.

– Насколько я знаю Мейсона, он за ваше предложение двумя руками ухватится. С год назад его брат рыбачил около острова. Катер охраны «Дорсетт консолидейтед» приказал ему убираться вон. Он отказался: его род ловил рыбу в этих местах искони. Тогда Мейсона побили, и очень крепко, а карбас сожгли. Когда мы проводили расследование, охранники Дорсетта заявили, будто карбас взорвался и они спасли Бродмура.

– Его слово против двадцати.

– Их, положим, было всего восемь, но картинку вы нарисовали верно.

– Теперь ваш черед, – по-доброму улыбнулся Питт. – Что вам от меня нужно?

Стоукс указал в окно:

– Кангит. Они устроили посадочную полосу для приема людей и припасов. Я инсценирую перебои с мотором, и мы приземлимся. Пока я стану возиться под капотом двигателя, вы будете пичкать охранников байками об отчаянных приключениях под водой.

Питт глянул на Стоукса с сомнением:

– И чего вы надеетесь добиться, помимо резкой враждебности со стороны лиц, осуществляющих охрану предприятия Дорсетта?

– У меня есть веские причины для незапланированной посадки. Причина первая. Дать возможность камерам, встроенным в поплавки, произвести съемку.

– У меня почему-то сложилось впечатление, что они не переваривают незваных визитеров. Что заставляет вас предполагать, будто нас не поставят к стене сортира и не расстреляют?

– Причина вторая, – живо продолжил Стоукс. – Мое начальство надеется именно на такой случай. Тогда оно налетит сюда как саранча и позакрывает мерзавцев к чертям собачьим.

– Ну естественно.

– Причина третья. У нас есть тайный агент, работающий на шахте. Мне нужно взять у него донесение.

– Да мы прямо-таки полны побочными интрижками! – воскликнул Питт.

– А если серьезно, то прежде чем охранники Дорсетта предложат нам по сигарете и повязке на глаза, я раскрою свое инкогнито. Они не настолько глупы, чтобы пойти на риск вторжения армии служителей закона, рыщущей повсюду в поисках талантливейшего члена коллектива.

– Вы что, в самом деле уведомили начальство о нашей посадке?

Стоукс принял вид оскорбленного человека.

– А как же иначе! Наше исчезновение должно попасть в вечерние новости всех газет, радио и телевидения. Не волнуйтесь, Дорсетту противна сама мысль о дурной рекламе в прессе.

– Когда же в точности нам предстоит исполнить этот достойный восхищения замысел Королевской конной полиции?

Стоукс вновь указал на остров:

– Снижаемся минут через пять.

Питту ничего не оставалось, как поудобнее устроиться в кресле и начать любоваться заоконным пейзажем.

Горнодобывающее предприятие располагалось на холме вулканического происхождения. Через разверстое жерло кимберлитовой трубки гигантским мостом тянулись стальные брусья со множеством стальных тросов, поднимавших бадьи с голубоватой породой. Достигнув бруса, каждая бадья устремлялась к месту, где из кимберлита извлекались алмазы. Отходы, так называемые хвосты, сваливались поодаль. Разработка велась настолько интенсивно, что из отходов образовался огромный вал. Он окольцовывал холм и служил преградой для беглецов и непрошеных гостей. С внешним миром горнодобытчиков связывали аэродром и туннель, ведущий прямо к небольшой бухте, помеченной на карте Питта как Гавань Розы. Питт увидел, как от причала отходит пустая баржа. «Наверное, направляется на материк», – подумал он.

Между насыпью и холмом стояли сборные домики – жилища и конторы.

– Здоровенная язвочка, – сказал Питт и услышал в ответ:

– Вот из этой, как вы выразились, язвочки и течет гной.

Стоукс обеднил горючую смесь и держал четырехсотпятидесятисильный двигатель на голодном пайке до тех пор, пока мотор не стал давать перебои и глохнуть. В кабине немедленно прозвучал голос, призывающий держаться подальше «от нашей собственности».

Стоукс сообщил говорившему:

– У меня не подается топливо, вынужден воспользоваться вашей полосой для аварийной посадки. Извините за неудобства, но ничего не могу поделать, – и отключил радио.

– А что было бы, приземлись мы без уведомления? – поинтересовался Питт.

Стоукс, сосредоточенный на том, чтобы посадить самолет, двигатель которого кашлял и едва тянул, оставил вопрос без внимания. Он выпустил пару небольших колес впереди по центру двух крупных поплавков и прицелился на посадочную полосу. В самолет ударил порыв бокового ветра. «Конник» был умелым пилотом, но вряд ли асом. Посадка получилась весьма жесткой.

Едва гидроплан застыл возле ангара, как появились человек десять в касках на головах и с автоматами М-16 в руках. Тощий несимпатичный субъект лет тридцати залез на поплавок, открыл дверцу и бесцеремонно, держась за автоматический девятимиллиметровый пистолет, находящийся в кобуре на ремне, прошел к кабине.

– Это частное владение, вы не имеете права здесь находиться, – произнес он недружелюбным тоном.

Стоукс извинился и объяснил:

– Топливный фильтр забило. Второй раз за этот месяц. А все из-за этой дряни, которую нынче называют топливом.

– Как скоро вы управитесь с ремонтом?

– Минут двадцать потребуется, не больше.

– Пожалуйста, поторопитесь, – попросил Стоукса охранник и велел Питту: – Из самолета не выходить.

– А как насчет пописать? – осведомился Питт.

Охранник сначала пристально посмотрел на него, потом кивнул:

– Сортир в ангаре. Мой парень вас проводит.

– Вы даже не представляете, насколько я вам признателен, – выговорил Питт, демонстрируя легкую агонию.

Он выпрыгнул из самолета и понесся к ангару; по пятам за ним следовал охранник. Оказавшись внутри металлической конструкции, Питт обернулся, выжидая, когда охранник укажет ему на нужную дверь, хотя сразу ее распознал. Уловка потребовалась для того, чтобы кинуть взгляд на обитателей ангара.

«Гольфстрим-V» произвел на Питта сильное впечатление. В отличие от своего предшественника «Лирджета», в котором пассажирам и повернуться-то толком было негде, салон «Г-V» был просторен и высок настолько, что даже долговязый путешественник мог передвигаться по нему в полный рост. Способный развивать скорость 924 километра в час на высоте чуть менее 11 000 метров и имеющий дальность полета 6300 морских миль, самолет был оснащен парой турбовентиляторных реактивных двигателей, изготовленных на заводах «БМВ» и «Роллс-Ройс».

«Дорсетт на средствах транспорта не экономит, – подумал Питт, – игрушка стоит один миллион тридцать три доллара».

Прямо против главных ворот ангара, грозные и зловещие из-за иссиня-черной окраски, стояли два вертолета. Питт узнал творения «Макдоннелл-Дуглас», боевые машины, отличающиеся бесшумностью полетов и феноменальной высокой устойчивостью при вынужденном маневрировании. Под фюзеляжем у каждого вертолета приютились пулеметы 7,62-миллиметрового калибра. Кабины были обвешаны аппаратурой слежения. В задачу геликоптеров явно входила охота на похитителей алмазов и других злоумышленников.

Когда Питт оправился, охранник жестом велел ему зайти в дежурку. Питт недоуменно пожал плечами и повиновался.

В дежурке его встретил худой человечек, облаченный в изысканный деловой костюм, по виду и обхождению – настоящий иезуит. Оторвавшись от компьютерного монитора, он изучил Питта непроницаемыми, глубоко посаженными серыми глазами.

– Я Джон Мерчант, начальник охраны этой шахты, – сказал он с заметным австралийским акцентом. – Не соблаговолите ли вы предъявить что-либо, удостоверяющее вашу личность?

Питт молча вручил ему удостоверение НУМА и сел на стул около стола.

– Дирк Питт. – Мерчант прокатал имя во рту и повторил: – Дирк Питт. Это вы несколько лет назад нашли сокровища инков в Соноранской пустыне?

– Я был всего лишь участником экспедиции.

– Зачем вы прибыли на Кангит?

– Об этом лучше спросить пилота. Это он приземлил самолет на острове. Я всего лишь попутчик.

– Малкольм Стоукс является инспектором Королевской канадской конной полиции. А еще он служит в Центральном управлении уголовного розыска. – Мерчант повел рукой в сторону компьютера. – У меня на него полное досье. А вот вы вызываете вопросы.

– Вы весьма основательны, – сказал Питт. – Судя по вашим тесным связям с канадскими властями, вы, вероятно, уже знаете, что я здесь исследую воздействие химических загрязнений на местные коричневые водоросли и рыбное поголовье. Желаете взглянуть на документы?

– У меня имеются копии.

Питта подмывало поверить Мерчанту, однако он слишком хорошо знал Поузи и верил: тот умеет держать язык за зубами. «Значит, – решил он, – Мерчант врет. Старый гестаповский трюк: внушить жертве, что обвинитель знает про все на свете».

– Зачем же тогда выспрашивать?

– Чтобы выяснить, нет ли у вас привычки путаться в показаниях.

– Меня подозревают в каком-то ужасном преступлении?

– Мое дело – ловить алмазных воришек до того, как они успеют доставить камни в европейские и ближневосточные расчетные палаты. Поскольку вы заявились сюда без приглашения, я должен выяснить ваши мотивы.

Питт по отражению в стекле шкафа определил положение охранника – тот стоял сзади чуть правее с автоматом наперевес.

– Вы не можете всерьез считать меня алмазным контрабандистом, поскольку вам известно, кто я такой, и вы, как утверждаете, располагаете внушающими доверие документами о целях моего прибытия на острова Королевы Шарлотты. – Питт поднялся на ноги. – Беседа доставила мне удовольствие, но не вижу причин долее обременять вас своим присутствием.

– Сожалею, но вынужден вас временно задержать, – в тон ему ответил Мерчант.

– Права не имеете.

– Ошибаетесь. Вы нарушили неприкосновенность частного владения, да еще под фальшивым предлогом. Я имею полное право арестовать вас.

«Нехило, – подумал Питт. – Если он примется копать глубже и обнаружит мое знакомство с сестрами Дорсетт, то никакой ложью, даже самой изощренной, не объяснить, зачем я оказался здесь».

– Значит, вы меня передадите инспектору Стоуксу?

– Предпочитаю вручить вас его начальству, – едва ли не весело сообщил Мерчант. – Только прежде я основательнее расследую это дело.

У Питта не осталось сомнения в том, что его с острова живым не выпустят.

– Надеюсь, Стоукса вы не осмелитесь задержать?

– Он взлетит через секунду, как закончит ненужный ремонт. А вообще я с удовольствием наблюдаю за его примитивными попытками вести разведку.

– Не стоит даже упоминать о том, что он доложит о моем захвате.

– Разумеется, – сухо согласился Мерчант.

Раздался треск запускаемого двигателя самолета. Стоукса заставили взлететь без пассажира. «Если действовать, – сообразил Питт, – то в моем распоряжении не более тридцати секунд». Заметив на столе пепельницу с окурками, он вскинул руки вверх:

– Ладно, ваша взяла. Вы не против, если я закурю?

– Сделайте одолжение. – Мерчант подвинул пепельницу к Питту. – Я даже составлю вам компанию.

Питт, бросивший вредную привычку много лет назад, медленно потянулся к нагрудному карману рубашки. Сжав правую руку в кулак и обхватив его левой, он молниеносно ударил охранника правым локтем в живот. Страж с мучительным всхлипом сложился пополам.

Быстрота реакции Мерчанта была изумительной. Хорошо натренированным движением он выхватил из кобуры пистолет и снял с предохранителя. Но не успел ствол подняться над поверхностью стола, как в омерзительное лицо, прямо в нос, уперлось дуло автомата, отобранного у охранника.

Мерчант осторожно положил пистолет на стол и ядовито прошипел:

– Это вас до добра не доведет.

Питт схватил пистолет и бросил его в карман пиджака.

– Извините, отобедать у вас не смогу: очень не хочу опоздать на самолет.

Выбросив автомат в мусорный бак у ворот и поменяв бешеную прыть на легкую трусцу, он покинул ангар и миновал охранников. Те подозрительно глянули на него, но не пошевелились. Стоукс дал газ, и гидроплан двинулся по полосе. Питт прыгнул на поплавок, рванул на себя, одолевая сопротивление воздушной струи от пропеллера, дверцу и упал в грузовой отсек.

Стоукс при виде его оцепенел:

– Боже праведный! Откуда вы взялись?

– Из ада, – ответил Питт, с трудом переводя дыхание.

– Меня принудили взлететь без вас.

– Догадываюсь. А что случилось с вашим тайным агентом?

– Не явился. Охрана вокруг самолета была слишком плотной.

– Вас, видимо, не порадует известие о том, что шеф службы безопасности Дорсетта, плюгавый такой мерзавец по имени Джон Мерчант, раскусил вас.

– Значит, к чертям собачьим вся моя маскировка под пилота, летающего по диким местам, – пробурчал Стоукс, снова берясь за штурвал.

Питт сдвинул боковое стекло, высунулся под струю от пропеллера и посмотрел назад. Охранники метались на земле, как растревоженные муравьи. Потом он увидел кое-что, отчего у него заныл желудок.

– Похоже, я их раздразнил.

– Словами?

– Действием. – Питт задвинул боковое стекло. – Я врезал сопровождавшему меня охраннику и похитил личное оружие шефа службы безопасности.

– Понятно.

– Они преследуют нас на боевом вертолете.

– Плохо дело, – огорчился Стоукс. – Можем не дотянуть до причала.

– Они не рискнут сбить нас на глазах у свидетелей, – заявил Питт. – Где тут ближайшее обитаемое местечко?

– На острове Морсби, деревня Мейсона Бродмура. Это километрах в шестидесяти к северу отсюда. Если долетим первыми, то я сяду прямо посреди рыбачьей флотилии в бухте Черная Вода.

Питт, у которого кровь закипела в жилах, бросил на Стоукса пламенный взгляд:

– Ну так жми, браток!

 

20

 

Питт и Стоукс быстро убедились в том, что находятся в проигрышном положении. Наивно было мечтать спастись на гидроплане от головорезов на боевом вертолете. Тем не менее им удалось раньше врагов пересечь узкий пролив, разделяющий Кангит и Морсби.

– Где они? – спросил Стоукс, не отрывая взгляда от земли, поросшей кедром и сосной, прямо по курсу.

– С полкилометра позади и быстро приближаются, – доложил Питт.

– Если бы не вес и не сопротивление воздуха от поплавков, мы могли бы посоперничать с ними.

– Наивный. У тебя на этом антикварном изделии оружие какое-нибудь есть?

– Не положено.

– Формалист. Мог бы на всякий случай сунуть в поплавки по пистолету.

– В отличие от твоих копов мы не привыкли размахивать пушками по незначительному поводу.

Питт недоуменно воззрился на инспектора:

– А нынешнюю передрягу ты как квалифицируешь?

– Непредвиденное осложнение, – невозмутимо ответил Стоукс.

– Так ты еще и оптимист. Ладно, тогда, может, выкрутимся. Пару лет назад я сбил вертолет, запустив спасательный плотик ему меж лопастей.

Стоукс недоверчиво оглянулся на Питта:

– Прости, в багажном отсеке только два спасательных жилета.

Питт посмотрел в окно:

– Они обходят нас с правой стороны, чтобы расстрелять наверняка. По моему сигналу разом выпускай закрылки и убирай газ.

– Если я заглушу мотор на такой высоте, мы камнем полетим вниз.

– Упасть на верхушки деревьев лучше, чем получить пулю в башку и взорваться вместе с машиной.

– Такой расклад мне как-то в голову не пришел, – мрачно признался Стоукс.

Черный вертолет вышел на параллельный гидроплану курс и завис, словно ястреб, готовясь к атаке. Он был так близко, что Питт различил глумливое выражение на лицах пилотов.

– Все-таки странно, – сказал Стоукс, – никаких предупреждений по рации, никаких требований вернуться на шахту…

– Эти гады играют жестко. Наверняка они получили приказ от кого-то из шишек в «Дорсетт консолидейтед», иначе не стали бы посягать на жизнь «конника». Они ведь тебя сначала отпустили.

– Поверить не могу, что они рассчитывают, будто убийство инспектора сойдет с рук.

– Во всяком случае, чертовски ясно, что они собираются попробовать. – Питт открыл окно и высунул руку с пистолетом. – Давай!

Стоукс зажал штурвал между коленями и взялся одной рукой за рычаг закрылок, а другой – за ручку газа. Мысленно он дивился, с чего это вдруг доверился человеку, которого узнал всего два часа назад. Впрочем, ответ был очевиден. Мало кто из знакомых ему «конников» отличался таким самообладанием, как этот мнимый турист.

– Пошел! – заорал Питт и, приподнявшись, начал стрелять по черному хищнику.

Стоукс с силой опустил закрылки до отказа и рывком убрал газ. С отключенным двигателем и при встречном ветре, тащившем его назад, старый «Бобер» резко завис, словно вошел в облако из клея.

В тот же миг Стоукс услышал частое тарахтение пулемета и стук пуль по крылу гидроплана. «Какой, к чертям собачьим, это полет?! – подумал он, яростно пытаясь развернуть самолет. – Это ж все равно что полусреднему из школьной команды пробиться сквозь оборонительные порядки профессиональных футболистов из „Аризонских кардиналов“».

Вдруг стрельба прекратилась. Нос гидроплана ушел в пике. Стоукс, вновь толкнув ручку газа, мало-мальски восстановил управление машиной и посмотрел в окно.

Вертолет уходил в сторону. Второй пилот завалился в кресле на бок, пластиковый фонарь кабины перед ним был разбит. Стоукс глянул на Питта и удивился: сплошное расстройство.

– Черт! – буркнул Питт, отвечая на его немой вопрос. – Промазал.

– Ты это о чем? Ты попал во второго пилота.

– А целился в блок вращения винта.

– Ты идеально угадал со временем. Как тебе удалось определить момент, когда начать стрелять?

– Пилот перестал лыбиться.

До деревни Бродмура еще оставалось тридцать километров.

– Они идут на второй заход, – сообщил Питт.

– Смысла нет прибегать к той же уловке.

Питт кивнул:

– Согласен. Пилот будет ждать этого. На этот раз налегай на штурвал и делай иммельман.

– Что такое «иммельман»?

Питт вылупился на него:

– А ты не знаешь? Боже праведный, сколько же у тебя летных часов?

– Двадцать один.

– Превосходно, – простонал Питт. – Делай полуоборот и дуй в противоположном направлении.

– Не уверен, что у меня это получится.

– У вас, у «конников», разве нет опытных летчиков, профессионалов?

– Ни одного, кто годился бы для этого задания, – сдержав раздражение, бросил Стоукс. – Полагаешь, что на сей раз удастся попасть в уязвимое место вертолета?

– Только если несказанно повезет. В обойме всего три патрона осталось.

Пилот вертолета наклонил машину, целя прямо в бок беспомощной жертве. Атака была мастерски задумана: у Стоукса почти не оставалось места для маневра.

– Ну! – заорал Питт. – Уходи в пике, чтобы скорости прибавить, а потом тяни вверх, заходи в петлю.

Стоукс из-за неопытности растерялся. Он только-только подбирался к верхней точке петли, готовясь сделать полубочку, когда в самолет-амфибию впились пули. Лобовое стекло разлетелось на тысячи осколков, пули замолотили по приборной доске. Пилот вертолета перенес огонь с кабины на фюзеляж и прошелся по нему очередью. Это была ошибка, которая позволила «Бобру» удержаться в воздухе. Пилоту следовало бы вдребезги разнести двигатель гидроплана.

Питт расстрелял последние патроны и бросился вперед и вниз, чтобы не стать мишенью.

Поразительно, но Стоукс завершил иммельман – чуть позднее, чем требовалось, естественно. Пилот разворачивал вертушку на сто восемьдесят градусов, воспользовавшись передышкой. «Бобер» припустил во все лопатки. Питт оглядел себя. Если не считать порезов на лице, ранений не было. Питт повернулся к Стоуксу:

– Ты в порядке?

Стоукс устремил на Питта невидящий взгляд и пробормотал:

– Похоже, не дожить мне до пенсии.

Он закашлялся, губы окрасились кровью, она потекла по подбородку и закапала на грудь. Стоукс подался вперед, обвис на ремнях и потерял сознание.

Питт взял в руки штурвал второго пилота и направил гидроплан к деревне Мейсона Бродмура. Резкий разворот покалеченной машины застал пилота вертолета врасплох. Он нажал на гашетку, но рой пуль пронзил лишь воздух за хвостом самолета.

Питт отер кровь, затекшую в левый глаз, и осмотрел хозяйство. Обшивка самолета походила на решето, однако системы управления и посадки были целы, большой двигатель хотя и натужно, но тянул.

«Так, и что теперь?» Первое, что пришло в голову Питту, – это протаранить вертолет. Как говаривали в старину, «прихвати его с собой». Поразмыслив, Питт отверг заманчивую идею. Боевой вертолет в воздухе куда проворнее гидроплана. «Это как мангуст и кобра, – подумал Питт. – Не было случая, чтобы шустрый зверек уступил в битве медлительной змее». Следовало найти другой способ уйти от верной смерти.

В полукилометре впереди и чуть справа показалась цепь скал. К ним вела лесная просека. Питт снизился и полетел над елями, сбивая крыльями хвою с верхних веток. Для стороннего наблюдателя его маневр выглядел как акт самоубийства. Именно так и решил пилот вертолета. Он последовал за гидропланом в надежде насладиться гибельным спектаклем.

Питт выжал ручку газа до упора и впился прищуренным взглядом в надвигающиеся скалы. Поток воздуха заставлял его держать голову склоненной набок. Впрочем, нет худа без добра: воздушная струя уносила прочь сочащуюся кровь и слезы.

Скалы неслись навстречу самолету, будто их кто-то подталкивал. Питт уже различал прожилки на серо-коричневых зазубренных валунах. Через мгновение старичку «Бобру» предстояло разбиться в лепешку, на радость Дорсетту и его присным.

– Вверх! – проорал Питт, выплевывая ветер как кляп.

Ему едва хватило времени на то, чтобы уйти от столкновения со скалами. Рассчитанным движением он дернул штурвал на себя. Нос гидроплана чуть задрался, и концы пропеллера перемахнули через гряду. Алюминиевые поплавки со скрежетом покинули фюзеляж. Поневоле похудев, «Бобер» взмыл в небо с грацией, достойной сокола, и полетел быстрее.

«А теперь, – подумал Питт о вертолетчике, – я покажу тебе иммельман». Он вывел самолет в полупетлю, в верхней точке перевернулся через крыло и лег на прямой курс.

– Пиши завещание, сосунок! – проорал он. – Перед тобой Красный Барон!^[11]

Пилот вертушки слишком поздно очнулся. Некуда было ему увернуться, негде спрятаться. Меньше всего он ожидал, что раздолбанный гидроплан пойдет в атаку. Пилот задергался, попробовал маневрировать, но тщетно. Питт упрямо шел на сближение. Направив нос вертолета на противника, пилот предпринял последнюю попытку расправиться с живучим «Бобром». Пулеметная очередь поразила большой радиальный двигатель гидроплана. Из-под обтекателя вырвалась струя масла и потекла на выхлопные трубы, отчего за самолетом потянулся шлейф густого дыма. Питт рукой заслонил глаза от брызг горячего масла, секущих по лицу.

Гидроплан врезался в вертолет чуть позади кабины. Боевую машину как взрывом разметало на части. Кабина с оглушенным пилотом начала быстрое беспорядочное падение. При ударе о землю она не вспыхнула ярким пламенем, как любят показывать в кино, а скучно превратилась в кучу искореженных деталей.

Гидроплан тоже пострадал. Обтекатель оторвался от двигателя и птицей-подранком упорхнул в древесную гущу. Двигатель замер. Питт отер ладонью лицо и поверх торчащих головок цилиндров увидел сплошной ковер кедровых макушек. Самолет завис. Правда, ручки управления по-прежнему действовали. Питт попытался мягко посадить гидроплан на сомкнутые кроны.

И это ему удалось бы, не задень он правым крылом о семидесятиметровый красный кедр. Самолет резко развернуло на девяносто градусов и швырнуло наземь. Левое крыло обняло другой высоченный кедр и оторвалось. Зеленые игольчатые ветви сомкнулись над красным самолетом, так что разглядеть его с воздуха стало невозможно. Прямо перед искалеченным гидропланом выросла ель полуметровой толщины. Втулка пропеллера прошила ствол насквозь. Подкошенное дерево упало на вздыбившийся самолет и отсекло ему хвостовую часть. Остатки гидроплана зарылись во влажную почву.

В течение нескольких минут место катастрофы было безмолвным, как кладбище. Питт сидел не шевелясь, постепенно приходя в себя от пережитого. Рассеянно посматривал он в дыру, бывшую некогда лобовым стеклом. Впервые заметив, что двигатель целиком отсутствует, он вяло подумал: «Куда же ты подевался?» Наконец сознание вернулось к нему полностью, и он посмотрел на Стоукса.

«Конник» зашелся в приступе кашля и, слабо тряхнув головой, непонимающе глянул на приборную доску, висевшую на сосновой ветке.

– Где мы?

– В лесу. Ты проспал самое интересное, – сообщил сквозь зубы Питт, поглаживая ушибленное плечо.

Питту незачем было корпеть восемь лет в медицинском институте, чтобы понять: Стоукс умрет, если не попадет в госпиталь. Он быстро расстегнул «молнии» на старом летном костюме «конника», разорвал рубашку и принялся искать рану. Нашел ее в районе сердца. Крови выступило так мало, что Питт едва не пропустил отверстие. «Это не от пули», – подумал Питт. Он осторожно ощупал рану и обнаружил острый кусочек металла. Озадаченный, он перевел взгляд на раму лобового стекла. Изувечена она была до неузнаваемости. Пуля высекла из нее кусок, и тот ударил в грудь Стоукса. Сантиметром ниже – и ему был бы конец.

Стоукс выплюнул кровавый сгусток в окно.

– Забавно: всегда думал, что получу пулю во время погони на шоссе или в темном переулке.

– Увы, счастье стороной обошло.

– Насколько плохи дела?

– У тебя металлический осколок в легком. Тебе больно?

– А ты как думаешь?

Питт с трудом поднялся и зашел Стоуксу за спину.

– Потерпи, сейчас я тебя вытащу отсюда.

За десять минут он выбил заклинившую дверцу, вынес Стоукса из кабины и бережно уложил на мягкую землю. Мужественный «конник» лишь однажды издал слабый стон. Обретя покой, он закрыл глаза.

Питт слегка шлепнул его:

– Не омрачай мне жизнь, приятель. Ты мне нужен, чтобы указать дорогу к деревне Мейсона Бродмура.

Стоукс приоткрыл глаза, дрожа ресницами.

– Вертолет Дорсетта, – проговорил он, мешая слова с кашлем. – Что стало с негодяями?

Питт ухмыльнулся:

– На барбекю пошли.

 

21

 

Нести Стоукса на спине было нельзя – это могло вызвать у него внутреннее кровотечение. Питт разыскал две лесины, обвязал их лямками для крепления грузов, обнаруженными среди обломков самолета, укрепил на лесинах брезент, найденный там же, и соорудил хомут. Привязав Стоукса к волокуше, Питт, как конь, потащил его через лес. Час сменялся часом, наступила ночь, а он упрямо пробирался на север, сверяясь по компасу, который вынул из приборной доски гидроплана. Он научился использовать части разбитого самолета, когда несколько лет назад потерпел крушение в Сахаре.

Примерно через каждые десять минут Питт спрашивал у Стоукса:

– Ты от меня не ушел?

– Пока нет, – отвечал слабый голос.

Завидев воду, Питт остановился.

– Передо мной какой-то поток, бегущий на запад.

– Это Волчий ручей. Перебирайся на ту сторону и держи путь на северо-запад.

– Далеко до деревни Бродмура?

– Два, может, три километра, – прохрипел Стоукс.

– Не молчи, говори со мной, слышишь?

– Ты настырный, как моя жена.

– А ты женат?

– Десять лет. Мощная женщина одарила меня пятью детьми.

Питт поправил хомут, врезавшийся ему в грудь, и перетащил Стоукса через ручей. Пройдя с километр по мелколесью, он набрел на звериную тропу. Едва заметная дорожка облегчила труды вдоволь намаявшегося Питта.

Дважды ему казалось, что тропинка пропала, но, продолжая двигаться взятым курсом, он снова выходил на нее. Хотя подмораживало, Питт истекал потом. Он не позволял себе передышки. Стоукс должен был выжить, чтобы встретиться с женой и пятью ребятишками, а потому нужно идти, идти, идти да еще разговаривать с беднягой.

Стоукс прошептал что-то. Питт, приостановившись, повернул голову:

– Хочешь, чтоб я остановился?

– Запах… Чувствуешь?

– Запах чего?

– Дыма.

Питт глубоко вдохнул и уловил горьковатый аромат. Надежда подбодрила его, и он энергичнее зашагал дальше. Вскоре до его слуха донесся визг бензопилы. Запах горящего дерева усилился.

Солнце встало, но серые тучи помешали ему разгуляться. Заморосило. Питт выбрался на опушку леса. Взору предстало селеньице из бревенчатых домиков, покрытых гофрированным железом. Из кирпичных труб струились дымки. Поднатужившись из последних сил, Питт приволок Стоукса в деревню. Женщина, развешивавшая белье на веревке, заметила Питта и, указывая на него, с криком обратилась к сельчанам. Толпа из десятка человек бросилась к Питту. Он, вконец вымотанный, упал на колени. Мужчина с длинными прямыми черными волосами и округлым лицом склонился над ним и обхватил за плечи.

– Теперь с вами все хорошо, – заботливо произнес он и подал знак трем товарищам: – Несите его в дом племени.

Питт взглянул на мужчину:

– Вы, случайно, не Мейсон Бродмур?

Угольно-черные глаза посмотрели на него с любопытством.

– Ну да, я и есть.

– Дружище, – сказал Питт, заваливаясь ноющим телом на мягкую землю, – до чего же я рад вас видеть.

 

Питта разбудил детский смешок. При всей усталости главный специалист по экстремальным ситуациям проспал лишь четыре часа. Открыв глаза, он посмотрел на девочку, широко улыбаясь. Та бросилась из комнаты и стала громко звать мать.

Он лежал на медвежьих шкурах в уютной комнате с печуркой, излучавшей волшебное тепло. Потягиваясь, он вспомнил, как Бродмур посреди глухой индейской деревеньки названивал по его спутниковому телефону, вызывая вертолет «скорой помощи» для отправки Стоукса в больницу на материк.

Потом Питт взял телефон и связался с полицейским отделением, где служил Стоукс. Стоило ему произнести имя раненого «конника», как его тут же соединили с инспектором Пендлтоном, и тот подробно расспросил Питта о событиях минувшего утра. Питт завершил беседу, объяснив Пендлтону, как добраться до места крушения гидроплана, и предложил направить туда несколько человек, чтобы извлечь фотокамеры из поплавков.

«Если уцелели при ударе», – добавил он.

«Скорая помощь» прилетела еще до того, как Питт доел рыбную похлебку, которую навязала ему жена Бродмура. Два санитара с врачом осмотрели Стоукса и заверили Питта, что у «конника» есть все шансы выздороветь. Только после того как самолет-амфибия поднялся в воздух, Питт воспользовался семейным ложем Бродмуров и уснул мертвым сном.

Жена Бродмура появилась из гостиной, игравшей одновременно роль кухни. Женщина, исполненная достоинства, полноватая, но подвижная, Ирма Бродмур окинула Питта кофейным взглядом и произнесла с улыбкой:

– Как себя чувствуете, мистер Питт? А я думала, вы не раньше чем завтра проснетесь.

Питт, убедившись, что на нем присутствуют брюки и рубашка, откинул одеяло и спустил босые ноги на пол.

– Извините, что выжил вас с мужем с постели.

Ирма закатилась звонким мелодичным смехом:

– Сейчас только-только за полдень перевалило. Мы так рано не ложимся в кровать.

– У меня нет слов выразить, как я признателен вам за гостеприимство.

– Вы, должно быть, проголодались. Миски рыбной похлебки мало для такого большого мужчины, как вы. Чего бы хотели отведать?

– Банки бобов более чем достаточно.

– Поедание консервированных бобов, сидя в тайге у костра, – это не для нас. Я приготовлю вам стейк из лосося. Надеюсь, лососина вам по нраву.

– И даже очень.

– Пока ждете, можете поговорить с Мейсоном. Он на дворе.

Питт натянул носки и сапоги, прошелся пальцами по волосам и обратил свое лицо к миру. Бродмура он нашел под открытым навесом. Индеец трудился над пятиметровым голым стволом красного кедра, лежавшим на четырех крепких козлах. Резчик орудовал деревянной колотушкой в виде колокола и полукруглым долотом, так называемым канавочником. Работа зашла не настолько далеко, чтобы Питт мог представить себе законченное произведение. Морды животных были едва-едва обозначены.

– Хорошо отдохнули? – приветствовал Бродмур Питта.

– Никогда не думал, что медвежьи шкуры такие мягкие.

Индеец улыбнулся:

– Только не проговоритесь никому, а то через год ни одного мишки в округе не останется.

– Эд Поузи сказал, что вы тотемные столбы вырезаете. Мне прежде не доводилось видеть, как это делается.

– Бродмуры – резчики в нескольких поколениях. Тотемные столбы появились потому, что у северозападных индейцев не было письменности. Семейные предания и легенды сохранялись в виде символов на стволах красного кедра.

– Столбы имеют еще и религиозный смысл?

– В какой-то степени. Им никогда не поклонялись, как образу Божьему на иконах, но почитали как духов-хранителей.

– А что за символы будут на этом столбе?

– На прошлой неделе умер мой дядя. Я хочу вырезать его личный герб – орла с медведем – и сделать, согласно традиции хайда, портрет усопшего. Во время поминок столб поставят в доме вдовы, в углу.

– Вы уважаемый мастер и, должно быть, завалены заказами на много месяцев вперед?

Бродмур скромно пожал плечами:

– Почти на два года.

– Вам известно, зачем я здесь?

Вместо ответа резчик отложил инструменты и знаком попросил Питта следовать за ним. Они вышли на берег бухты и остановились возле лодочного сарая. Бродмур открыл двери:

– Прошу.

В сарае Питт увидел подковообразный причал и пару небольших катеров, похожих на помесь скутера с мотоциклом.

– Увлекаетесь реактивными лыжами? – поинтересовался Питт.

Бродмур улыбнулся:

– Я считал, что теперь это называется водометом.

Высококлассные двухместные «Дуо-300» были ярко расписаны принятыми у хайда символическими изображениями животных.

– Вид у них такой, будто они летать способны.

– Они и летают. Я добавил двигателям по пятнадцать лошадиных сил, отчего скорость выросла до девяноста километров в час. Так, о Поузи. Он говорил, что вы намерены поплавать вокруг острова Кангит и сделать кое-какие замеры. Мне подумалось, что «водомет» мог бы сослужить вам хорошую службу в этой затее.

– Средство идеальное. К сожалению, мои гидрофоны сильно пострадали, когда мы со Стоуксом разбились. Теперь у меня один путь: самому пробраться на шахту.

– Что вы рассчитываете выяснить?

– Способ добычи алмазов.

Бродмур подобрал у кромки воды камешек и швырнул его далеко-далеко в зеленоватую воду.

– У компании есть небольшая эскадра сторожевых катеров, – сказал он после продолжительного молчания. – Моряки вооружены и известны тем, что нападают на рыбаков, осмелившихся подойти слишком близко к острову.

– Похоже, канадские государственные служащие не рассказали мне всего, о чем я должен бы знать, – сказал Питт и мысленно обругал Поузи.

– Как я полагаю, они считали, что раз вы действуете с их позволения, то охрана шахты вам вреда не причинит.

– Стоукс что-то говорил о поджоге карбаса вашего брата. Это сделали люди с Кангита?

Индеец обернулся:

– А он говорил вам, что они и дядю моего убили?

Питт медленно повел головой из стороны в сторону:

– Нет. Я вам сочувствую.

– Тело плавало в море за восемь километров от берега. Дядя привязал себя к двум пустым канистрам. Вода была холодная, и он умер от переохлаждения.

– Вы уверены, что это люди из охраны Дорсетта убили его?

– Уверен! – вспыхнул Бродмур, и взгляд его наполнился гневом.

– А как же закон?

Индеец покачал головой:

– Инспектор Стоукс был лишь символом полицейского расследования. После того как геологи нашли алмазы на Кангите, Артур Дорсетт всю свою власть, все свое богатство пустил на то, чтобы заполучить этот остров. И плевать он хотел, что индейцы хайда считают Кангит священной землей предков. Теперь всякий из моего народа, кто ступит на остров без разрешения охраны или примется ловить рыбу в четырехкилометровой зоне отчуждения, обвиняется в нарушении закона. Чуть что, появляются те самые «конники», которым правительство платит за то, чтобы они нас защищали.

– Теперь я понимаю, отчего начальник шахты действует так нагло.

– Мерчант. Его прозвали Живчик Джон, – выговорил Бродмур с выражением незамутненной ненависти на округлом лице. – Вам повезло, что удрали. Не то вы бы попросту исчезли. Многие пытались поискать алмазы на Кангите или вокруг него и пропали без вести.

– Вам выплатили компенсацию за остров?

– Мы годами ведем переговоры, стараясь хоть что-то выиграть, только адвокаты Дорсетта обманывают нас в судах.

– Неужели Дорсетт вертит канадскими властями как заблагорассудится?

– Экономика страны на соплях держится. Политики предпочитают не замечать коррупцию, если подворачивается случай и свой интерес соблюсти, и казну немного пополнить. – Индеец умолк и заглянул Питту в глаза, словно хотел прочесть в них что-то. – А в чем ваш интерес, мистер Питт? Хотите закрыть шахту?

Питт кивнул:

– Хочу. Я подозреваю, что ее агрегаты вызывают явление, повинное в массовой гибели людей и морских животных. Мне нужны доказательства.

Бродмур подумал.

– Хорошо, я проведу вас на территорию шахты.

– У вас жена и дети, – возразил Питт. – Нет никакого смысла рисковать нам обоим. Доставьте меня на остров, а там я что-нибудь придумаю.

– Не получится. Их система охраны – настоящее произведение искусства. Белка втайне не прошмыгнет – вон тушками вся насыпь покрыта. Горные разработки Дорсетта испохабили прекрасный уголок природы. И потом, там овчарки, натасканные в полиции, – они чуют лазутчика за сотню метров.

– Всегда можно воспользоваться туннелем.

– Одному вам ни за что через него не пройти.

– Все лучше, чем вашей жене стать очередной вдовой.

– Не станет, – терпеливо произнес Бродмур. – Наше племя снабжает шахтеров свежей рыбой. Раз в неделю я с соседями отправляюсь на Кангит сдавать улов. На причале мы грузим рыбу на тележки и везем ее через туннель к конторе главного повара. Тот кормит нас завтраком, расплачивается наличными и выпроваживает. У вас черные волосы. В робе рыбака вы вполне можете сойти за индейца, особенно если будете держать голову пониже. Охранников больше волнуют алмазы, чем рыба. Поскольку мы только доставляем и ничего не забираем, на нас мало обращают внимания.

– Разве на шахте нет работы для ваших людей?

Бродмур пожал плечами:

– Забыть про рыболовство и охоту – значит забыть о независимости. Деньги, которые мы получаем на шахте, идут на новую школу. В принципе нам деньги не нужны.

– Есть небольшое затруднение по имени Живчик Джон. Он успел запечатлеть в памяти мое лицо.

Бродмур беспечно махнул рукой:

– Не волнуйтесь. Мерчант бережет свои итальянские туфли и не ошивается по туннелям и кухням. А в такую погоду он вообще из дежурки носа не высовывает.

– Сомневаюсь, что поварята в курсе шахтной технологии, – сказал Питт. – У вас есть знакомые среди рабочих?

– На Кангите вкалывают сплошь китайцы, они не понимают по-английски. Вам следует поговорить со старым горным инженером, который страстно ненавидит «Дорсетт консолидейтед».

– Как это сделать?

– Он работает в ночную смену и обычно завтракает в то время, когда мы привозим рыбу. Я с ним беседовал несколько раз за чашкой кофе. Его возмущают условия труда на шахте. В последнюю нашу встречу он сообщил, что за минувший год под землей погибло более двадцати китайцев.

– Хорошо бы мне уединиться с ним минут на десять.

– Наверное, – согласился Бродмур. – Но учтите: гарантии, что он окажется в столовой, когда мы доставим улов, нет.

– Авось повезет, – раздумчиво молвил Питт. – Когда едем?

– Последние из рыбаков должны вернуться в деревню через несколько часов. Вечером мы обложим улов льдом и распределим по ящикам. Так что завтра на рассвете будьте готовы.

 

22

 

Шесть карбасов, раскрашенных ярко и припричудливо, вошли в Гавань Розы. Палубы были заставлены деревянными ящиками с рыбой, переложенной льдом. Дизельные двигатели издавали негромкие стреляющие звуки из выхлопных труб. Туман полз по воде, придавая ей серо-зеленый цвет. Из-за горизонта поднималось солнце, скорость ветра была не больше пяти узлов. Вода слабо колыхалась, пенясь от лодочных винтов.

Бродмур подошел к Питту – тот сидел на корме и притворялся, будто вырезает ритуальную маску.

– Пришло время действовать, мистер Питт.

Американцу так и не удалось уговорить индейца называть его Дирком.

Одет Питт был в желтые клеенчатые штаны на помочах и свитер, связанный Ирмой Бродмур. На голову он до самых густых темных бровей натянул шерстяную шапочку. Индейцы не ведают утренней щетины, и Дирк чисто выбрил лицо. Легко водя тупой стороной ножа по маске, он краешком глаза рассматривал пристань. Это был не какой-то там дощатый пирс, а самая настоящая причальная стенка на бетонных сваях, оснащенная рельсами для подъемного крана. К такой стенке могли пришвартовываться и океанские корабли.

У причала стояло несколько судов, и в их числе большая яхта с необычайно плавными обводами и покатой надстройкой. Ничего подобного Дирку не доводилось раньше видеть. Судя по двойному фибергласовому корпусу, комфортабельная яхта была способна нестись со скоростью более сорока пяти километров в час. «Похоже, именно это судно зарисовал второй помощник капитана», – подумал Питт и поискал взглядом на корме красавицы название и порт приписки. Поиски не увенчались успехом.

Безымянность яхты подтвердила подозрение Питта: преступники предпочитают действовать анонимно. Повинуясь разгоревшемуся интересу, он напрямую уставился на иллюминаторы с наглухо опущенными шторками. Решив, что экипаж и пассажиры в такую рань еще спят, он собрался перевести глаза на охранников, заполонивших причал, как вдруг увидел даму поразительной красоты в коротком, наглухо застегнутом халате. Высокая и крупная, как амазонка, она убрала с лица гриву длинных нечесаных темно-рыжих волос и обозрела окрестности. Заметив, что Питт на нее глазеет, она задержала взгляд. При других обстоятельствах Питт сдернул бы вязаную шапочку и отдал поклон. Но ему приходилось играть роль индейца, а потому, с застывшим лицом, он лишь слегка опустил и поднял голову в знак приветствия. Дама сразу отвернулась. К ней приблизился лакей в ливрее и подал чашку кофе на серебряном подносе. Дама взяла чашку и удалилась в каюту; прислужник исчез следом.

– Впечатлила? – спросил Бродмур, с улыбкой глядя на Питта, охваченного благоговейным восторгом.

– Вынужден признать: она не похожа ни на одну из виденных мною женщин.

– Боудикка Дорсетт, Артурова кровь. Она по нескольку раз в год неожиданно заявляется сюда на своей модерновой яхте.

«Это, значит, третья сестрица», – отметил про себя Питт и снова подивился, до какой степени Мэйв разнится с единоутробными родственницами.

– Амазонка требует большей производительности от рабов и пересчитывает найденные алмазы?

– Ни то ни другое, – ответил Бродмур. – Боудикка в компании возглавляет службу безопасности. Говорят, она мотается от шахты к шахте, выявляя слабые места систем и личного состава.

– Живчик Джон Мерчант теперь сна лишится, – усмехнулся Питт. – Во все тяжкие пустится, чтобы произвести на нее приятное впечатление.

– Придется нам быть поосторожнее, – согласился Бродмур и кивнул на причал: – Вы только полюбуйтесь! Шестеро остолопов. Обычно посылали двоих. Тот, у кого на шее медальон, отвечает за причал. Зовут Кратчер. Отпетый негодяй.

Питт быстро окинул взглядом стражу. Особенно он опасался парня, которого стукнул в дежурке Джона Мерчанта. По счастью, ни одного знакомого лица он не заметил.

Каждый охранник держал автомат на ремне через плечо и направлял ствол в индейцев-рыбаков. «Покрасоваться в основном и для острастки», – сообразил Питт. Охрана вовсе не желала палить в кого бы то ни было на глазах у любопытствующих моряков пришвартованных судов.

Кратчер, заносчивый малый лет двадцати шести – двадцати семи, подошел к краю причала, когда рулевой Бродмура двинул карбас вдоль свай. Бродмур бросил конец каната на пристань, и тот упал, обвив армейские ботинки охранника.

– Привет, приятель. Может, зачалишь нас? – сказал Бродмур.

Охранник брыкнул ногой и сбросил конец в лодку:

– Сам чалься.

«Значит, спецназовский выкормыш», – подумал Питт, подхватывая канат.

Он забрался по лесенке на причал, намеренно прошел впритирку к охраннику и начал крепить швартов на чугунной тумбе.

Кратчер тут же врезал Питту ботинком под зад, потом ухватил его за подтяжки и злобно встряхнул:

– Ну ты, рыбья вонючка, не забывайся!

Бродмур замер. Вот оно, испытание. Индейцы хайда – люди тихие, гневом воспламеняться несклонные. «Сейчас Питт вырвется и ударит подонка», – обреченно подумал Бродмур.

Только Питт огрызаться не стал. Он оправился, потер рукой вздувшийся желвак на ягодице, снял вязаную шапочку, обнажив черные волосы, природные кольца которых были тщательно распрямлены маслом, и пожал плечами:

– Маху дал. Прошу простить.

– Что-то морда твоя мне незнакома, – враждебно произнес Кратчер.

– Я уже двадцать раз сюда ходил, – тихо сказал Питт. – И тебя сколько раз видел. Тебя Кратчер зовут. Три ходки назад ты меня в живот ударил за то, что рыбу слишком медленно разгружал.

Охранник смерил Питта взглядом и издал короткий, шакалий смешок:

– Попадись мне еще раз, и я тебя так по заднице налажу, что ты через всю протоку полетишь.

Питт, изобразив смущение и раскаяние, спрыгнул на палубу карбаса Бродмура. Другие лодки флотилии пришвартовались, отыскав щели меж грузовых судов. Непристроенные карбасы встали позади причаленных и принялись разгружаться через соседей.

Питт передавал ящики с лососем рыбаку на причале. Индеец укладывал их на тележку, прицепленную среди прочих к небольшому восьмиколесному трактору. Ящики были тяжелые: бицепсы и спинные мышцы Питта вскоре протестующе заныли. Пришлось стиснуть зубы, дабы не обращать на себя внимание стражи и работать с лихостью прирожденного хайда.

Спустя два часа тележки были загружены. Четыре охранника и команды карбасов расселись на свободных местах, и маленький поезд двинулся к столовой шахты. У входа в туннель караван остановился. Стража загнала рыбаков в комендатуру и велела раздеться до исподнего. Одежда их была тщательно ощупана, а ее носители по отдельности просвечены рентгеновским аппаратом. Проверку прошли все рыбаки, кроме индейца, который забыл вынуть из сапога складной нож. Питт удивился: вместо того чтобы попросту отобрать холодное оружие, его вкупе с хозяином отослали в лодку. Затем путешествие к горной выработке продолжилось.

– А я думал, вас обыскивают, только когда вы уходите, – шепнул Питт.

– И когда приходим, и когда уходим, – тихо ответил Бродмур. – В первый раз для предупреждения, чтоб не вздумали воровать, второй – для наказания, если надумали. Так что не советую вам глотать алмаз на добрую память о копях Дорсетта.

Бетонный туннель, пронизывавший насыпь пустой породы, был высотой пять метров и в ширину десять метров – в нем вполне хватало простора для сновавших к погрузочному причалу и обратно больших грузовиков. Он тянулся почти на полкилометра и был хорошо освещен лампами дневного света. Заметив на стенах углубления, Питт спросил:

– А это что?

– Ответвления, нашпигованные разными приборами обнаружения.

– Охранники, вертолеты, системы слежения… Не слишком ли много для заурядного промышленного предприятия?

– Речь идет о пресечении не только воровства, но и побегов. Китайцы не должны попадать на материк. Таково условие сделки с продажными канадскими чиновниками.

Вынырнув из туннеля, трактор с тележками подъехал к складу, сооруженному из гофрированного железа, и остановился.

Мужчина в пальто, между распахнутыми полами которого был виден белый халат, открыл дверь склада и махнул рукой Бродмуру:

– Приветствую, Мейсон. Вовремя прибыли. У нас всего два ящика трески осталось.

– Мы вам столько рыбы наловили, что море почти опустело. – Обернувшись к Питту, Бродмур понизил голос и сообщил: – Дэйв Андерсон, главный повар. Приличный человек, но помешан на пиве.

– Надеюсь, в этот раз пересортицы не будет, – сказал Андерсон. – А то в прошлый раз вы лосося с камбалой смешали, отчего мое меню полетело к черту.

– Я вам лакомство привез. Пятьдесят кило филе лосося на стейки.

– Мейсон, вы просто чудо. Знаете, благодаря вам я не покупаю мороженую рыбу на материке, – широко улыбнулся повар. – Как уложите ящики, приходите в столовую. Вас и вашу компанию ждет завтрак. Чек я выпишу, как только взвешу товар.

Перенеся деревянные ящики в морозильник, рыбаки дружно протопали в теплую столовую. Пройдя по раздаточной цепочке, каждый получил на поднос яичницу с сосисками и пирог. Пока все подставляли стаканы к громадному кофейнику, Питт огляделся. Возле двери переговаривались четыре охранника, окутанные клубами сигаретного дыма. Без малого сотню столиков занимали китайцы. В смежном помещении сидели люди европейской наружности. «Инженеры и начальники», – определил Питт.

– Где здесь ваш рассерженный служащий? – спросил он Бродмура.

Индеец кивнул в сторону кухни:

– Там, у контейнеров с капустой.

Питт изумленно воззрился на него:

– Как это вам удалось устроить?

Бродмур хитро улыбнулся:

– Хайда умеют налаживать связь без всякой волоконной канители.

Бдительно кося глазом на болтавших охранников, Питт прошествовал на кухню. Повара и посудомойки не обратили на него ни малейшего внимания. Миновав плиты и раковины, Питт открыл заднюю дверь и попал на лестницу. От больших металлических контейнеров противно несло лежалыми овощами.

Питт потоптался на холоде, не очень-то представляя, чего ждет.

Наконец из-за контейнера появился высокий полный мужчина со свертком под мышкой. Одет он был в желтый комбинезон, брючины которого ниже колен были испачканы грязью. Мужчина был в пенопластовом шлеме с дыхательным фильтром.

Он знаком велел Питту переодеться. Когда Питт это сделал, он услышал голос инженера:

– Как я понимаю, вас интересует наш гадючник.

– Да. Меня зовут…

– Имена не имеют значения. У нас совсем немного времени, если вы собираетесь покинуть остров вместе с рыбацкой флотилией. Идемте.

 

23

 

Следом за таинственным инженером Питт пересек дорогу и вошел в современное, сложенное из готовых блоков сооружение, где в ряд выстроились лифты, доставлявшие рабочих к находившемуся далеко внизу руднику и оттуда на поверхность. Два лифта возили китайцев, один, поменьше, – служащих компании. Оборудованы лифты были самой современной техникой. Кабина двигалась плавно и бесшумно.

– Мы глубоко спускаемся? – спросил Питт.

– На пятьсот метров, – ответил инженер.

– А зачем респираторы?

– Для защиты от пемзовой пыли. Без респиратора в шахте легкие горят адским пламенем.

– Это единственная причина? – хитро спросил Питт.

– Нет, – признался инженер. – Не хочу, чтобы вы видели мое лицо. А так, если охрана что-то заподозрит, я смогу пройти тест на детекторе лжи, к которому наш шеф безопасности прибегает столь же часто, как врач – к анализам мочи.

– Живчик Джон Мерчант, – улыбнулся Питт.

– Вы знаете Джона?

– Встречались.

Лифт остановился, и двери разошлись в стороны. Инженер провел Питта на наблюдательную площадку, устроенную в пятидесяти метрах над обширным отделением выемки породы. Техника, работавшая на дне ямы, отличалась от той, какую можно встретить на других шахтах. Никаких вагонеток, никаких рельсов, никакого бурения, никаких взрывов, никаких громадин машин, убирающих пустую породу. Перед глазами Питта открывалось финансируемое, тщательно спроектированное и хорошо налаженное производство, управляемое компьютерами.

Инженер обратился к Питту:

– Мейсон не сказал, кто вы такой и кого представляете. И я этого знать не хочу. Он просто сказал, что вы пытаетесь найти источник звука, который убивает все живое.

– Это правда. Тысячи обитателей морей и побережий погибли при загадочных обстоятельствах.

– Вы полагаете, что звук исходит отсюда?

– У меня есть на то основания.

Инженер понимающе кивнул:

– Другие источники на Командорских островах, острове Пасхи и острове Гладиатор, не правда ли?

– Вы так считаете?

– Я это знаю. На всех алмазных копях, принадлежащих Дорсетту, применяется импульсная ультразвуковая техника. – Инженер указать на яму под площадкой. – Было время, когда мы бурили шурфы, стараясь выявить самые плотные залежи алмазов. Теперь не то. Ученые компании изобрели новый способ выемки руды, благодаря которому скорость процесса увеличилась в три раза, эффективность – в четыре.

Питт перегнулся через ограждение и посмотрел на котлован. Роботы загнали в голубую глину длинные стержни, возникла такая вибрация, что Питт содрогнулся. Он вопросительно взглянул на инженера.

– Голубая глина разрушается звуком неимоверно высокой частоты. – Инженер махнул рукой. – Видите вон то сооружение?

Питт кивнул.

– Это атомная электростанция. Требуется чудовищное количество энергии, при которой происходит разрушение кимберлита, чтобы добиться необходимых десяти-двадцати импульсов в секунду.

– Самая суть проблемы.

– Что вы имеете в виду?

– Звук, создаваемый вашей техникой, уходит в море. Когда он накладывается на энергетические импульсы, исходящие от других шахт Дорсетта, его мощность возрастает до убийственного уровня.

– В достаточной мере интересная теория, только одного в ней недостает.

– Чего именно?

– Сама по себе акустическая энергия не способна и сардинке повредить в трех километрах от острова. Мы используем частоты от шестидесяти до восьмидесяти килогерц – они поглощаются морской солью еще до того, как звук успевает убежать слишком далеко.

Питт внимательно посмотрел в зеленые глаза, пытаясь по ним определить, насколько искренен инженер.

– Откуда мне знать, что вы меня не водите за нос?

Разглядеть под шлемом мимику инженера Питт не мог, но по голосу почувствовал, что тот улыбается.

– Пойдемте. Я развею ваши сомнения.

Инженер вновь пригласил его зайти в лифт.

– Куда мы направляемся? – спросил Питт.

– В туннель под котлованом, там самое богатое месторождение.

Они прибыли в помещение, основательно укрепленное деревянными балками. У Питта завибрировали барабанные перепонки. Он непроизвольно сжал голову ладонями.

– Хорошо меня слышите? – раздался в шлеме голос инженера.

– Не очень, – пожаловался Питт. – Что-то жужжит.

– Известное дело.

– А что это?

– Потерпите. Сейчас все узнаете.

Вслед за инженером Питт добрался до нового забоя – этот был без деревянного крепежа. Округлые стенки казались отполированными.

– Существует такая лава, которая извергается струями. Одна струя летит вверх, другая течет вбок, – пояснил инженер. – Когда верхняя струя остывает, боковая продолжает ток, выбиваясь на поверхность окружным путем. По дороге она образует пустоты. Вот эти полости, ничем не заполненные, и подвержены резонансу, который вы ощущаете.

– А что будет, если я сниму шлем?

Инженер пожал плечами:

– Попробуйте, только результат вам не понравится.

Питт сдвинул шлем на затылок. Через полминуты он утратил ориентацию и вынужден был прислониться к стене, а еще через несколько секунд почувствовал позывы к рвоте. Инженер поправил шлем на голове Питта и ехидно спросил:

– Удовлетворены?

Питт перевел дух; головокружение и тошнота исчезли, только еще в ушах позванивало.

– Теперь у меня есть слабое представление, как умирают от акустической чумы.

Инженер повел его обратно, к лифту.

– Как-то я тоже очутился здесь без слуховой защиты. Голова потом целую неделю раскалывалась.

Пока лифт поднимался на поверхность, Питт полностью оценил значение увиденного. Теперь он все знал. Знал источник акустической чумы. Знал, каким образом она воздействует на живой организм. Знал, как остановить ее.

– Я понял. Пустые полости в лаве резонируют и посылают звуковые импульсы высокой частоты через скалу, прямо в море, вызывая невероятный всплеск энергии.

Инженер снял шлем, провел ладонью по редеющим седым волосам и вновь надел маску.

– Да, всплеск энергии, которой более чем достаточно для массового убийства.

– Почему вы рискнули своей работой, а может, и жизнью, показав мне это? – спросил Питт.

Инженер засунул руки в карманы комбинезона.

– Мне не нравится работать на людей, которым я не верю. Люди вроде Артура Дорсетта сеют беды и трагедии… Если вам с ним доведется встретиться, то вы это сразу почуете. Все его предприятия дурно пахнут. Несчастных китайцев хорошо кормят, но принуждают работать по восемнадцать часов в сутки. И ничего им не платят! За минувший год двадцать человек умерли от несчастных случаев, от усталости они не смогли увернуться от вагонеток. Скажите, зачем нужно дни напролет добывать алмазы, если по всему миру этих проклятущих камней с избытком? «Де Бирс», может, и такая же мерзкая, как «Дорсетт консолидейтед», но стоит ей отдать должное: она придерживает продукцию, чтобы цены оставались высокими, а Дорсетт только вредит рынку. Я бы свое годовое жалованье отдал, чтобы узнать, что у него на уме. Кто-то вроде вас, кому ведом весь ужас, что мы творим здесь, должен остановить Дорсетта, прежде чем он загубит еще сотню безвинных душ.

– Почему бы вам самому не забить тревогу?

– Сказать легче, чем сделать. Все мы подписали жесткие контракты. Нет соучастия – нет денег. Попробуй мы обратиться в суд, адвокаты Дорсетта такую дымовую завесу наведут – лазером не пробьешь. Ничуть не лучше и «конникам» жаловаться. Дорсетт прикинется агнцем Божьим и всех чертей на рога поднимет, чтобы обвинить нас в клевете. Пока же дело обстоит так: через три недели мы обязаны законсервировать шахту, после этого с нами расплатятся и отправят восвояси.

– А почему вы не сядете на судно и не уедете прямо сейчас?

– Главный управляющий попробовал именно так и поступить, – медленно выговорил инженер. – Если верить письму, которое мы от его жены получили, домой он пока не вернулся. Прошло полгода с его отъезда, а он все не вернулся.

– Суров ваш хозяин.

– Как и любой центральноамериканский наркобарон.

– Зачем закрывать шахту, если она еще дает алмазы?

– Понятия не имею. Дорсетт назначил дату. У него явно есть план, посвящать в который наемный персонал он не намерен.

– И Дорсетт не опасается, что кто-нибудь из вас расскажет о порядках, царящих здесь, как только вы получите вольную?

– Мы все повязаны круговой порукой. Заговорит один – все окажемся в тюрьме.

– А китайцы-рабочие?

Инженер помолчал.

– Думаю, их похоронят в шахте.

– Убьют?!

– Зная Дорсетта, могу сказать: он и глазом не моргнет, отдавая приказ своим лакеям-охранникам.

– Вы с ним встречались?

– Однажды.

– А с его дочерьми?

– Видел старшую. Ножницы для кастрации животных добрее.

– Боудикка, – слабо усмехнулся Питт.

– Сильная, как буйвол. Как-то у меня на глазах она одной левой оторвала от земли совсем не хилого мужика.

Больше вопросов Питт задать не успел: лифт остановился.

Инженер кивнул на наряд Питта:

– Ваше облачение принадлежит геологу, который слег с гриппом. Мне нужно вернуть одежду, пока пропажу не обнаружили и не стали выяснять, почему ее нет на месте.

– Здорово, – пробормотал Питт. – Наверное, я с респиратора бациллы гриппа подхватил.

Они прошли за капустный контейнер, и Питт переоделся.

– Ваши друзья индейцы уже вернулись к карбасам. – Инженер завернул в комбинезон шлем и сунул под мышку. – Видите вон тот фургон? Он перевозит служащих. Через десять минут он должен быть на пристани. Поприветствуйте водителя и попросите провезти вас через туннель.

Питт в сомнении нахмурился:

– Вы не думаете, что он станет расспрашивать, почему я не уехал со всеми хайда?

Пожилой инженер достал из кармана комбинезона блокнот с карандашом, черкнул несколько слов и вручил листок Питту:

– Отдайте ему записку. Она гарантирует вам безопасный проезд. Мне пора на работу возвращаться, не то мускулистые мальчики Живчика Джона поднимут тревогу.

Питт пожал ему руку:

– Я вам признателен за помощь. Вы ужасно рисковали, поверяя секреты «Дорсетт консолидейтед» совершенно незнакомому человеку.

– Если удастся уберечь от гибели ни в чем не повинных людей, любой риск оправдан.

– Счастливо вам.

– И вам того же. – Инженер пошел прочь и вдруг, вспомнив о чем-то, обернулся: – Еще одно, просто из любопытства. Я видел на днях, как вертолет Дорсетта с пушками погнался за каким-то гидропланом. Он так и не вернулся.

– Я знаю, – сказал Питт. – Он разбился по неосторожности пилота.

– Откуда вы знаете?

– Я сидел в гидроплане.

Инженер как-то странно взглянул на него:

– А Малкольм Стоукс?

Питт понял, что имеет дело как раз с тем тайным агентом, о котором говорил Стоукс.

– Металлический осколок в легком. Но он доживет до вожделенной пенсии.

– Я рад. Малкольм хороший человек. У него прекрасная семья.

– Жена и пятеро детей, – кивнул Питт. – Он сказал мне это, когда мы выбрались из-под обломков.

– Вы, значит, едва выскочив из огня, прыгнули в полымя?

– Не очень-то разумно с моей стороны, правда?

Судя по голосу, инженер улыбнулся:

– Как сказать.

Спустя пять минут после того, как инженер ушел, появился фургон. Питт помахал рукой водителю. Тот, одетый в форму охранника, притормозил и подозрительно посмотрел на него:

– А ты откуда взялся?

Питт протянул ему листок из блокнота и пожал плечами.

Водитель прочел записку и, скомкав, швырнул на пол.

– Ладно, залезай. Отвезу тебя до смотровой.

Питт уселся у него за спиной и, притворившись, будто поправляет сапоги, подобрал бумажный комок и прочитал:

 

Этот рыбак-хайда сидел в уборной, когда не знавшие о том друзья уехали и оставили его одного. Пожалуйста, доставьте его на причал до того, как рыбацкая артель отчалит.

К. Касслер,

главный штейгер

 

 

24

 

Дежурный врач, отвечавший за анатомический досмотр, зевал, заполняя проверочный бланк.

– Нет на тебе алмазов, большой мальчик, – произнес он, ставя точку.

– Да кому они нужны? – равнодушно откликнулся Питт. – Камнями сыт не будешь. Они проклятие белого человека. Индейцы не убивают друг друга из-за ерунды.

– Ты ведь опоздал, да? Люди твоего племени прошли здесь минут двадцать назад.

– Я уснул, – объяснил Питт, торопливо натягивая одежду.

Выскочив на причал, он что было сил припустил бегом, но метрах в пятидесяти от края причала замедлил бег, остановился, а потом и вовсе застыл как вкопанный. Рыбацкая флотилия хайда маячила в пяти километрах вверх по протоке. Питта охватило предчувствие беды.

Большой сухогруз заканчивал разгрузку на другой стороне причала. Питт прошмыгнул мимо больших ящиков, которые рабочие освобождали от строп. Его целью было попасть на сухогруз. Он уже взялся одной рукой за поручень и ступил на первую ступеньку трапа, как услышал спокойный голос:

– Стой где стоишь, рыбачок. Опоздал на свою лодку?

Питт медленно повернулся на сто восемьдесят градусов, и сердце у него забилось быстрее. Кратчер стоял, опершись спиной о ящик, и с садистским выражением на лице попыхивал сигарой. Рядом с Кратчером стоял, поводя нацеленным на Питта дулом автомата, охранник. Тот самый, которому Питт врезал в кабинете Мерчанта. Но это было только начало неприятностей. Из-за спины охранника вышел Живчик Джон – живое воплощение холодной властности.

– Так-так, мистер Питт, а вы человек упрямый, – сказал Мерчант.

– Я сразу его узнал, еще когда он в фургон вместе с индейцами садился, – сообщил охранник, оскалился по-волчьи и, шагнув вперед, ткнул стволом автомата Питту в живот. – Должок возвращаю. За то, что ударил меня, застав врасплох.

Питт сложился пополам от резкой боли, секунду спустя поднял глаза на расплывшегося в улыбке стража и выговорил сквозь стиснутые зубы:

– Дерьмо.

Охранник взмахнул автоматом, собираясь повторить удар.

– Довольно, успеешь наиграться, – сказал ему Мерчант и одарил Питта сочувственным взглядом. – Вы должны извинить Альмо. У него инстинктивное желание причинять боль людям, которым он не доверяет.

Питт справился с болью, однако выпрямляться в полный рост счел пока излишним. Ему требовалось время, чтобы найти выход из опасной ситуации. Прыгать в ледяную воду и тонуть под градом пуль из автомата Альмо охоты не было.

Мерчант ленивым движением достал сигарету из золотого портсигара, щелкнул такой же золотой зажигалкой и, пустив струйку дыма, произнес:

– После нашей внезапной разлуки я основательно покопался в ваших данных, мистер Питт. Сказать, что вы удовольствие для своих противников, – значит немного погрешить против истины. Во владения Дорсетта вы вторглись не для того, чтобы изучать рыбу и бурые водоросли. Вы здесь с иной целью, ибо на шахтах подобные объекты, насколько мне известно, не водятся. Смею надеяться, что вы подробно и внятно объясните нам причину вашего присутствия здесь. И пожалуйста, не надо театрального сопротивления.

Питт разогнулся.

– Жаль вас разочаровывать. У меня нет свободной минуты для вашего допроса с пристрастием.

Провести Мерчанта было нелегко. Он понимал, что Питт – это не какой-то там алмазный контрабандист. Легкая тревога обдала холодком затылок Мерчанта. Живчик не заметил в его глазах и проблеска страха. Ему стало любопытно, почему Питт держится столь самоуверенно.

– Позвольте поинтересоваться, куда вы так торопитесь?

Питт поднял взгляд на небо.

– Эскадрилья истребителей с авианосца «Нимиц», ощетинившись ракетами «воздух – земля», вот-вот должна просвистеть над нами.

– Жалкий бюрократишка из занюханного канадского министерства наделен властью отдавать приказы авианосцам? Не смешите меня.

– В отношении министра вы правы, – сказал Питт. – Но у меня другой босс. Адмирал Джеймс Сэндекер.

На долю секунду Питт решил, что Мерчант поверил ему. Тень сомнения прошлась по лицу начальника охраны. Потом Мерчант ухмыльнулся, шагнул вперед и сильно ударил Питта тыльной стороной ладони, затянутой в перчатку. Отшатнувшись, Питт почувствовал, как кровь брызнула из разбитых губ.

Мерчант брезгливо стер пятнышко крови с кожаной перчатки.

– Хватит сказок. Говорить будете только тогда, когда я потребую ответы на свои вопросы. – Он обернулся к Кратчеру с Альмо: – Доставьте его ко мне в кабинет. Мы там продолжим дискуссию.

Кратчер схватил Питта за руку и сильно дернул. Тот пушинкой слетел с трапа.

– Пшел, сволочь.

– Ни с места! – донесся резкий голос с палубы яхты.

Боудикка Дорсетт была в длинном шерстяном жакете, из-под которого белел ворот водолазки, и короткой складчатой юбке. На обтянутых белыми чулками ногах ладно сидели высокие сапожки для верховой езды. Закинув движением головы волосы за плечи, амазонка указала на сходни, тянувшиеся от причала к палубе яхты:

– Ведите нарушителя на борт.

Мерчант с Кратчером обменялись снисходительными взглядами, прежде чем тычками препроводить Питта на яхту. Альмо злобно тыкал стволом автомата ему пониже спины, заставляя пройти через тиковую дверь в кают-компанию.

Боудикка сидела на краю плиты из итальянского мрамора, служившей крышкой стола. Юбка дразняще открывала белоснежную ногу до половины бедра. От монументальной Боудикки веяло первобытной чувственностью. Заметив, что Питт разглядывает ее как патологоанатом, она насупила брови.

«Первоклассное представление, – подумал Питт. – Большинство мужиков сразу обалдели бы от вожделения и страха». Только Питт ей подыгрывать не собирался. Отвернувшись от ее несомненных прелестей, он занялся осмотром роскошной меблировки.

– Прелестно у вас тут, – бесстрастно заметил он.

– Закрой пасть перед мисс Дорсетт, – рявкнул Альмо, замахнувшись автоматом.

Питт волчком крутанулся на ногах, одним кулаком отбил надвигавшийся на него приклад, а другим сильно ударил охранника в живот прямо над пахом. Альмо застонал от боли и ярости, сложился пополам и уронил автомат.

Питт поднял оружие с толстого ковра раньше, чем окружающие успели что-либо сообразить, и спокойно протянул его остолбеневшему Мерчанту:

– Мне надоело на себе испытывать инстинктивные желания вашего кретина. Пожалуйста, держите его в рамках. – Затем обратился к Боудикке: – Как я понимаю, еще слишком рано, но я бы выпил чего-нибудь. У вас на борту найдется текила?

Боудикка, неожиданно проявив человеческое качество, посмотрела на Питта с любопытством и перевела взгляд на Мерчанта.

– Откуда он явился? – требовательно спросила она. – Кто этот человек?

– Он прорвался через нашу охрану, прикинувшись местным рыбаком.

– Что он здесь вынюхивает?

– Я как раз вел его к себе, чтобы добиться ответа на этот вопрос, когда вы приказали нам подняться на борт, – ответил Мерчант.

Боудикка встала и оказалась выше всех. Резко обратив на Питта взгляд холодных глаз, она спросила невероятно глубоким, волнующим голосом:

– Ваше имя, пожалуйста, и профессия.

– Его зовут… – угодливо поторопился Мерчант.

– Заткнись, – оборвала его Боудикка.

– Так вы, значит, Боудикка Дорсетт, – вкрадчиво, в тон ей сказал Питт. – Теперь я знаю вас всех.

На какое-то мгновение Боудикка смешалась.

– Всех?

– Прекрасных дочерей Артура Дорсетта, – пояснил Питт.

Хозяйка яхты вспыхнула, поняв, что с нею играют как с маленькой девочкой. Она сделала два шага вперед, положила руки на предплечья Питта и начала теснить его к стене. Черные глаза великанши при этом ничего не выражали. Прижав Питта к стене, она без малейшего напряга стала его поднимать.

Питт задергался, пытаясь вырваться из железной хватки. Он не верил рассказу Касслера о силе Боудикки, но теперь на собственной шкуре убедился в правоте инженера. Ноги уже едва касались ковра, руки, куда не поступала кровь, онемели. От унижения хотелось плакать.

Боудикка наконец разжала пальцы и отступила. Питт как мешок рухнул на ковер.

– А теперь, пока я вас за горло не взяла, выкладывайте, кто вы такой и зачем проникли на горное предприятие моей семьи.

Питт выждал с минуту, приходя в себя, и встал.

– Разве так следует обращаться с человеком, который спас ваших сестер от неминуемой смерти? – спросил он, глядя почти в упор на безжалостную женщину.

Ресницы Боудикки слегка дрогнули.

– Вы Дирк Питт?

– Да, меня зовут Дирк Питт, – отчеканил он. – Мои друзья и я спасли Мэйв, которая замерзала в пещере на острове Сеймур, и Дейрдру, которой грозило утонуть в Антарктике.

– Значит, вы из Национального подводного и морского агентства…

– Точно.

Питт прошел к бару, ломящемуся от напитков, и, взяв со стойки, обитой медью, тканевую салфетку, принялся промокать кровь на разбитой губе. Мерчант и Кратчер воззрились на него так, словно поставили не на ту лошадь.

– Врет, наверное, – уныло предположил Мерчант.

– Хотите, опишу их вам? – беспечно произнес Питт. – Мэйв… Впрочем, нет. Лучше взгляните на эту картину.

Он указал на портрет одетой в старинное длинное платье молодой светловолосой женщины, на шее которой красовался кулон с бриллиантом размером не меньше перепелиного яйца.

– И близко нет, – ухмыльнулась Боудикка. – К вашему сведению, это портрет нашей прапрапрабабушки.

– Тем паче, – с притворным равнодушием бросил Питт, не в силах оторвать глаз от копии Мэйв. – А у Дейрдры глаза карие, волосы рыжие, и вообще она похожа на топ-модель.

После продолжительной паузы Боудикка признала:

– К сожалению, он тот, за кого себя выдает.

– Но это не дает ему права присутствовать здесь, – возразил Мерчант.

– В предыдущую нашу встречу я вам объяснил, – сказал Питт, – что исследую воздействие химических загрязнений на местные коричневые водоросли и рыбное поголовье.

Мерчант кисло улыбнулся:

– Загрязнения – это хорошо, но очень далеко от правды.

Питт прикинул: Боудикка отнюдь не дурочка и знает о делах, творимых на шахте, гораздо больше, чем Живчик Джон. Минута-другая – и она сложит из разрозненных кусочков целую мозаику. Чтобы не выпускать ситуацию из рук, лучше поведать правду.

– Желаете исповеди – пожалуйста. Я тут из-за того, что импульсный ультразвук, с помощью которого вы добываете алмазы, вызывает сильнейший резонанс, покрывающий огромные расстояния под водой. При благоприятных условиях эти импульсы сливаются с теми, что исходят от других ваших горных предприятий в Тихом океане, и убивают все живое вокруг. Убежден, что для вас это не новость.

Если это и не было новостью для Боудикки, то известие о том, что Национальное подводное и морское агентство США в курсе тщательно скрываемой тайны, привело ее в шок.

– Забавно, – растерянно выговорила она. – Вам бы киносценарии писать.

– Я подумаю над вашим предложением, – сказал Питт.

В глубине бара на стеклянной полке, фоном которой служило золотистое зеркало, он отыскал бутылку текилы и налил себе немного в стакан. Нашел лимон и солонку. Разрезав лимон пополам, он лизнул кожу между большим и указательным пальцами, посыпал туда соль, залпом выпил текилу, слизнул соль и со смаком высосал половину лимона.

– Ну вот, теперь я готов прожить остаток дня.

Боудикка повернулась к Мерчанту и Кратчеру:

– Не имею ни малейшего понятия, о чем он говорит, но этот человек опасен. Уведите его и делайте с ним все, что хотите. Я не хочу его больше видеть. Никогда.

Питт предпринял последнюю попытку одолеть великаншу:

– Китайскую джонку «Цы Си» помните? На ней плыл наш общий любимец Гаррет Конверс. Он бесследно исчез. Не хотите поделиться с Дэвидом Копперфильдом, как вам удалось это устроить?

Надменность Боудикки растаяла словно снег. Тогда Питт пустил в ход решающий аргумент:

– А вот фокус с индонезийским судном «Ментауэй» у вас не получился. Плохо сработали: взорвали сухогруз вместе со спасательной командой, которую послал американский контейнеровоз «Рио-Гранде». Мало того, американцы заметили вашу яхту, когда она на всех парах удирала с места события, и позже опознали.

Боудикка фыркнула:

– В высшей степени занимательная сказка. – В голосе прозвучало пренебрежение, однако оно резко контрастировало с паникой, отразившейся на лице. – Прямо поджилки дрожат от нетерпения узнать, чем же все кончится.

– Кончится? – Питт вздохнул. – Надо полагать, крахом «Дорсетт консолидейтед майнинг, лимитед».

Не нужно было это говорить. Просчитался умник, перегнул палку. Боудикка стиснула челюсти и вплотную придвинулась к Питту.

– Моего отца в ближайшие двадцать семь дней не остановить. Никаким судебным властям, никакому правительству. А потом мы сами, по собственной воле, закроем шахты.

– Почему бы не сделать это сейчас? Вы убережете от гибели тысячи жизней.

– Ни минутой раньше, чем мы будем готовы.

– Готовы к чему?

– Спросите у Мэйв.

– При чем тут Мэйв?

– Дейрдра говорит, что она очень подружилась с человеком по имени Дирк Питт.

– Но Мэйв в Австралии.

Боудикка покачала головой и осклабилась:

– Сестрица в Вашингтоне, в НУМА, шпионит в пользу отца. Ничто так не уберегает от беды, как надежный родственник во вражеском стане.

– Я недооценил ее, – резко бросил Питт. – Мне показалось, что борьба за чистоту окружающей среды – дело ее жизни.

– Вот она и борется за окружающую среду. Отец держит у себя ее близнецов в качестве залога.

– Не хотите ли сказать – в качестве заложников?

Туман стал рассеиваться. Питт начал осознавать, что Артур Дорсетт куда опаснее, чем ему представлялось. Кровожадный капиталист не гнушается эксплуатировать даже материнские чувства дочери.

Боудикка кивнула Джону Мерчанту:

– Забирайте.

– Прежде чем мы похороним его с остальными, – не скрывая радостного предвкушения, проговорил Кратчер, – он нам выложит все – даже то, чего не знает.

– Стало быть, меня будут пытать, – беззаботно сказал Питт, наливая себе еще текилы и отчаянно воображая десяток бесполезных способов спасения.

– Вы можете избежать пыток, – произнесла Боудикка, – если признаете, что руководству НУМА ничего не известно. Оно лишь подозревает, будто добывающие предприятия отца повинны в распространении смертоносных звуковых волн. Для подтверждения этих подозрений вас и прислали на Кангит. Примите мою благодарность, мистер Питт. Своим появлением на шахте вы показали, что здесь завелся предатель. Ведь дальше столовой вы уйти не могли. Откройте мистеру Мерчанту имя вашего осведомителя и умрете без лишних мучений.

«Крепко она меня припечатала», – сокрушенно подумал Питт.

– Непременно передайте Мэйв с Дейрдрой мои наилучшие пожелания.

– Я своих сестриц знаю: скорее всего, они и думать о вас забыли.

– Дейрдра – возможно, но не Мэйв. Совершенно очевидно, что она самая порядочная из вашего семейства.

Питта поразило пламя ненависти, полыхнувшее во взгляде Боудикки.

– Шлюха, отщепенка. Она никогда не была нам своей.

Питт широко улыбнулся, озорно, вызывающе:

– То-то и видно, что вы все чересчур добродетельны.

Боудикка совсем озверела от его зеленых насмешливых глаз.

– К тому времени, когда мы закроем шахту, Мэйв с ее выродками уже на свете не будет! – крикнула она и выскочила из каюты.

Зажав Питта с двух сторон (Альмо подстраховывал сзади), Мерчант и Кратчер сошли по сходням и повели узника по причалу к поджидавшему фургону. Рев дизелей портовых кранов заглушил тупые удары. Питт удивился, почему Кратчер споткнулся на ровном месте и упал, Мерчант просто осел, будто мешок с песком. Питт оглянулся на Альмо – тот неподвижно лежал на бетонной поверхности.

Не успел Питт сообразить, откуда счастье привалило, как услышал голос Мейсона Бродмура:

– Прыгай!

Питт удивился снова:

– Ты?!

– Живее! – ответил Бродмур и уронил тяжелый гаечный ключ.

Питт удивился в третий раз:

– Куда прыгать-то?

– В воду, недотепа!

Больше Питт в понуканиях не нуждался. Пять стремительных шагов – и он наравне с индейцем погрузился в жидкий холод.

– А теперь что? – спросил он Бродмура, когда оба вынырнули.

– Домой.

– На чем?

– На «водометах». – Индеец отфыркнул попавшую в нос воду. – Мы их припрятали под пирсом.

– Они были на лодке? А я и не заметил.

– Я соорудил потайной отсек, – разулыбался Бродмур. – Заранее не знаешь, когда понадобится добраться до города быстрее шерифа. – Он забрался в один из «Дуо-300». – Умеешь «водометом» управлять?

– Как самолетом. – Питт залез на другой катер.

Они нажали на стартеры и вылетели как из пушки из-под причала. Питт следовал за Бродмуром. Направив носы «водометов» на резкий разворот, они почти впритирку обогнули сухогруз, прикрываясь корабельным корпусом от охраны. Двигатели выдавали скорость без всяких усилий. Питт ни разу не оглянулся, хотя и ожидал, что шквал огня вот-вот вспенит воду вокруг него.

Он прекрасно помнил, как три дня назад совершал такой же неистовый побег с Кангита на Морсби. Тогда, с гидроплана, протока между островами виделась узкой полосой, зато теперь она казалась широченной рекой; деревья и скалистые холмы маячили на горизонте пятнышком.

Воду голубовато-зеленой пеленой бешено относило назад. Яркая расцветка орнаментов хайда на «водомете» блестела и сияла под солнцем.

Питт восхищался устойчивостью клинообразного корпуса «Дуо-300» и надежностью двигателя. Быстрый винт с изменяющимся модулем создавал невероятную тягу. То была воистину машина с мускулами. По прикидке Питта, он мчался со скоростью свыше ста километров в час.

Перепрыгнув через кильватерный след катера Бродмура, он поравнялся с индейцем.

– Нас бы враз укокошили, если бы нагнали! – прокричал он.

– Не о чем беспокоиться! – проорал Бродмур в ответ. – Мы их патрульные катера легко сделаем!

Питт, обернувшись, посмотрел на быстро удалявшийся Кангит и мысленно чертыхнулся. Над насыпью, окружавшей шахту, взмыл вертолет. Меньше чем через минуту он уже летел над протокой.

– А вот вертолет мы не сделаем, – громко уведомил Питт Бродмура.

В отличие от поникшего Питта Мейсон Бродмур сохранял полнейшее присутствие духа, лишь глаза у него разгорелись, как у мальчишки, ввязавшегося в гонку. Каждая черточка коричневого лица выражала охватившее индейца возбуждение. Привстав на ногах, он оглянулся на преследовавший их вертолет.

– У этих тупоголовых нет ни единого шанса, – широко улыбнулся он. – Держись за мной.

Они быстро нагоняли возвращавшуюся домой рыбацкую флотилию. Вдруг Бродмур сделал резкий поворот в сторону острова Морсби и обошел карбасы. Питт подумал, что Бродмур сошел с ума, правя прямо на зазубренные утесы, но решил целиком довериться резчику тотемов из племени хайда. Уткнувшись носом катера в петушиный хвост, расходившийся по воде от впереди идущего, он перестал обращать внимание на неумолимо приближающийся вертолет.

Единственное, что его волновало в данный момент, – это желание удержаться в седле. Он вцепился в ручки и покрепче уперся в подставки для ног. Рокот прибоя напоминал громыхание грома. Перед мысленным взором Питта мелькнула «Снежная королева», с механическим упорством идущая на скалы.

Бродмур обогнул большую скалу. Питт мгновенно подготовился к повороту и точно попал в кильватерный след. Оба взмыли на гребень громадной волны, шлепнулись во впадину и тут же поднялись на следующей волне.

Вертолет висел уже над ними, однако пилот не спешил их расстреливать – он в тупом восторге наблюдал, как двое на «водометах» летят навстречу верной гибели. Пораженный их ловкостью, он не сумел навести спаренные пулеметы и открыть огонь. Опасаясь за самого себя, он бросил машину в крутой вертикальный подъем и перемахнул прибрежные скалы. Круто развернувшись на обратный курс, он посмотрел вниз, однако беглецов не обнаружил.

Внутренний голос нашептывал Питту: «Меняй направление, может, и уцелеешь под пулеметным огнем», – но Питт стойко шел следом за индейцем.

Щель между утесами раскрылась перед ним внезапно. Бродмур метнулся в узкий просвет и пропал.

Питт ринулся за ним, уверенный, что окончания рулевых ручек заискрят от трения по скалам. Но этого не случилось. Питт очутился в глубоком гроте с высоким куполообразным потолком. Бродмур сбросил ход и плавно заскользил к небольшой каменистой площадке. Остановившись возле нее, он соскочил с катера, снял куртку и принялся набивать ее водорослями, которые волны занесли в грот. Питт мгновенно понял задумку, присоединился к индейцу и повторил его действия.

Когда набитые куртки приняли вид человеческих торсов, Питт и Бродмур швырнули их в воду у входа в грот. Волны побаюкали кукол и унесли за собой.

– Думаешь, удастся обмануть вертолетчика? – спросил Питт.

– Гарантирую. Стена утеса срезана косо, и с высоты вход сюда не разглядеть. – Бродмур поднял палец. – Слышишь, стрекочет? Даю ему минут десять, чтобы вернуться на шахту и доложить Живчику Джону о том, что задание выполнено.

Немного погодя стрекот вертушки затих. Индеец проверил горючее в баках и удовлетворенно кивнул:

– Если будем идти на половине скорости, то горючего вполне хватит, чтобы добраться до деревни.

– Предлагаю переждать, пока солнце не сядет, – сказал Питт. – Смысла нет выставлять на свет божий наши физиономии: вдруг пилота осенят подозрения. Ты сумеешь найти дорогу домой в темноте?

– Хоть с завязанными глазами и в смирительной рубашке, – заверил Бродмур. – Мы отправимся в полночь и к трем часам будем уже баиньки.

Следующие несколько минут, истомленные азартом бешеной гонки по протоке и близким дуновением смерти, они посидели молча, вслушиваясь в рокочущий шум волн за стенками грота. Потом Бродмур достал из бардачка на катере двухлитровую флягу в брезентовой обшивке. Вытащив пробку, он протянул ее Питту:

– Вино из бойзеновой ягоды – помеси малины с ежевикой. Сам делал.

Питт попробовал напиток.

– Ты хотел сказать, бренди из бойзеновой ягоды, да?

– Действительно, в голову шибает крепко, – улыбнулся Бродмур.

Когда Питт, хорошенько приложившись, вернул флягу, индеец спросил:

– Сумел отыскать на шахте то, что искал?

– Да, твой инженер вывел меня на источник нашей закавыки.

– Я рад. Тогда все это было не зря.

– Ты дорого заплатил за это. Больше тебе не продавать рыбу горнодобывающей компании.

– Все равно я себя погано чувствовал, пользуясь деньгами Дорсетта, – признался Бродмур, брезгливо поморщившись.

– В качестве утешения сообщаю: Боудикка Дорсетт заявила о намерении своего папочки через месяц закрыть эту шахту.

– Если это произойдет, мои соплеменники обрадуются. – Бродмур снова протянул ему флягу. – Давай выпьем за это.

Они сделали по большому глотку.

– Я перед тобой в неоплатном долгу, – тихо сказал Питт. – Ты здорово рисковал, помогая мне бежать.

– Мерчанту с Кратчером стоило раскроить черепушки, – засмеялся Бродмур. – Никогда прежде мне не было так хорошо. Это я должен тебя поблагодарить за предоставленное удовольствие.

Питт, подавшись вперед, пожал Бродмуру руку.

– Мне будет не хватать твоего веселого нрава.

– Домой собираешься?

– Да, в Вашингтон. Нужно передать собранные сведения.

– Ты отличный парень, дружище Питт. Если когда-нибудь тебе понадобится второй дом, можешь рассчитывать на мой.

– Кто знает, – тепло отозвался Питт, – может, и придет день, когда я подловлю тебя на этом обещании.

Они покинули грот далеко за полночь, чтобы не попасться патрульным катерам Дорсетта.

Бродмур повесил себе на спину фонарик.

Питт следовал за светящейся точкой, поражаясь той легкости, с какой индеец находит дорогу во мраке. Попутно, расслабленный вином из бойзеновой ягоды, он вспоминал Мэйв. Его возмущало, что родня принуждает ее шантажом к неблаговидным поступкам. А еще он вспомнил о другой женщине, о той, которую любил давным-давно. Женские образы сливались, и в конце концов Питту стало казаться, что он всю жизнь любит только одну женщину. Мэйв.

 

25

 

После полудня с северо-востока дул порывистый ветер. Время от времени он покрывал вершину метровой волны белым барашком и принес проливной дождь. Видимость упала до пяти километров. Вода пузырилась, словно на ее поверхности трепыхался косяк из миллиона сельдей. Для большинства моряков такая погода – гиблое дело. Зато для капитана Йена Брискоу, чьи молодые годы прошли на палубах судов, бороздивших Северное море, она была чем-то вроде недельного отпуска в старом отчем доме.

В отличие от младших офицеров, державшихся подальше от обдававших с ног до головы брызг, Брискоу стоял на открытой площадке мостика корабля, словно обновлял кровь в жилах, и вглядывался вперед по курсу, будто ожидал увидеть «Летучего голландца», не обнаруженного радаром. Капитан отметил, посмотрев на градусник, что температура стойко держится немного выше нуля. Он не чувствовал никаких неудобств, защищенный от дождя прорезиненной накидкой с капюшоном. Только капли, находившие брешь в его густой рыжей бороде, досаждали, скатываясь по шее.

Две недели эсминец британского Королевского флота «Бридлингтон» под командованием Брискоу участвовал в учениях совместно с судами Военно-морского флота Канады. Теперь корабль держал путь домой, в Англию, через Гонконг – место остановки для любого британского военного корабля, совершающего переход через Тихий океан. Хотя в 1997 году истек срок девяностодевятилетней аренды и колония британской короны была возвращена Китаю, для англичан стало делом национальной гордости время от времени демонстрировать новым хозяевам флаг с крестом святого Георгия, напоминая о том, кто основал финансовую Мекку в Азии.

На мостик выглянул второй помощник, лейтенант Сэмюэль Ангус:

– Сэр, не могли бы вы на некоторое время оторваться от противостояния стихиям и зайти в рубку?

– А почему бы вам не выйти сюда, мой мальчик? – пророкотал Брискоу, покрывая шум ветра. – Хлипкость. Вот в чем беда молодых. Вы не цените дурную погоду.

– Прошу вас, капитан, – взмолился Ангус. – Радар показывает, что к нам приближается воздушная цель.

Брискоу пересек площадку и вошел в рубку.

– Не вижу в этом ничего странного. Можно сказать, обычное дело. У нас над кораблем больше десятка воздушных целей летает.

– Это вертолет, сэр. Больше чем за две с половиной тысячи километров от суши. К тому же учтите, сэр, между нами и Гавайями нет никаких военных судов.

– Чертов олух попросту заблудился, – рыкнул Брискоу. – Свяжитесь с пилотом и спросите, не требуется ли ему помощь.

– Сэр, я позволил себе связаться с ним, – доложил Ангус. – Он говорит только по-русски.

– У нас есть кто-нибудь, способный его понять?

– Хирург лейтенант Рудольф. Он силен в русском.

– Вызовите его на мостик.

Спустя три минуты перед Брискоу, сидевшим в высоком капитанском кресле, всматриваясь в пелену дождя, вытянулся низкорослый блондин:

– Вы меня вызывали, капитан?

Брискоу коротко кивнул:

– Тут над нами русский вертолет болтается. Поговорите с ним по радио и выясните, зачем он над пустым морем рыщет в такую погоду.

Лейтенант Ангус достал наушники, подключенные к панели связи, и вручил их Рудольфу:

– Частота установлена. Можете говорить.

Рудольф надел наушники и заговорил в крохотный микрофон. Брискоу с Ангусом терпеливо ждали, пока он вел, как казалось, односторонний разговор. Наконец хирург повернулся к капитану:

– Этот человек не в себе, почти невменяем. Насколько я сумел разобрать, он с русской китобойной флотилии.^[12]

– Тогда он просто выполняет свою работу.

Рудольф покачал головой:

– Он твердит как заведенный: «Все мертвы», – и хочет знать, если у нас на «Бридлингтоне» площадка, куда можно посадить вертолет. Если есть, он просит разрешения на посадку.

– Невозможно! – рыкнул Брискоу. – Сообщите ему, что Королевский флот не позволяет иностранным воздушным судам совершать посадку на корабли ее величества.

Рудольф повторил сообщение как раз тогда, когда стал слышен звук двигателей вертолета и сам он неожиданно появился из завесы дождя в полукилометре слева по носу на высоте не более двадцати метров над поверхностью моря.

– Он говорит так, словно того и гляди в истерику сорвется. Клянется, что, если только мы его не собьем, сядет к нам на борт.

– Черт! – Ругательство прямо-таки вырвалось из уст капитана. – Мне только и не хватало, чтоб какой-то террорист взорвал мой корабль.

– Вряд ли любого рода террористы будут находиться в этой части океана, – заметил Ангус.

– Да-да, и холодная война уже десять лет как кончилась. Все это я знаю.

– Насколько я понял, – сказал Рудольф, – пилот от страха с ума сходит. В его голосе я не уловил ни единой нотки угрозы.

Некоторое время Брискоу сидел молча, затем щелкнул тумблером внутрикорабельной связи:

– Радар, у вас ушки на макушке?

– Так точно, сэр, – донесся голос в ответ.

– Есть суда поблизости?

– Наблюдаю одно большое судно и четыре поменьше. Пеленг двести семьдесят два градуса, дистанция девяносто пять километров.

Брискоу отключился и щелкнул другим переключателем.

– Связь?

– Сэр?

– Попытайтесь связаться с флотилией русских китобойных судов в девяноста пяти километрах к западу от нас. Если нужен переводчик, обратитесь к корабельному врачу.

– Моего запаса из тридцати русских слов для начала хватит, – весело доложил офицер.

Брискоу взглянул на Рудольфа:

– Добро, передайте пилоту, что ему разрешено сесть на нашу посадочную площадку.

Рудольф передал, и все стали следить за тем, как вертолет, накренившись и сбрасывая обороты, заходит с правого борта, приближаясь к взлетно-посадочной площадке на корме.

Наметанный взгляд Брискоу отметил: пилот управляет вертолетом неуклюже, не учитывает порывистый ветер.

– Этот олух летает так, будто у него нервы ни к черту, – буркнул капитан и обернулся к Ангусу: – Сбавить скорость, почетному караулу приготовиться к встрече гостя. – Словно спохватившись, он добавил: – Если вертушка поцарапает мой корабль, взорву.

Ангус дружелюбно ухмыльнулся и за спиной капитана подмигнул Рудольфу. Подобное поведение отнюдь не свидетельствовало о расхлябанности команды. Весь экипаж до последнего матроса обожал Брискоу, сурового морского волка, который не спускал глаз со своих подчиненных и управлял кораблем без сучки и задоринки. Все они отлично знали, что в Королевском флоте не много сыщется капитанов, которые больше думают о службе, чем о продвижении в чинах.

Вертолет оказался уменьшенной копией Ка-32, состоящего на вооружении Российского военно-морского флота и используемого для транспортировки легких грузов, а также для воздушной разведки. Машина выглядела заезженной: из двигателя капало масло, краска на фюзеляже облупилась и выцвела.

Пятеро вооруженных моряков укрывались за бронированными переборками до тех пор, пока вертолет не завис над палубой. Пилот резко и слишком рано сбросил обороты двигателя. Машина рухнула на палубу, подскочила и наконец, шлепнувшись на колеса, замерла наподобие нашкодившей колли. Пилот заглушил двигатель, и лопасти винта постепенно прекратили вращение.

Пилот распахнул дверцу кабины и надолго уставился на громадный купол радара. Потом он перевел взгляд на приближающихся моряков. Те подождали, когда он спрыгнет на палубу, подхватили его под руки и препроводили в офицерскую кают-компанию.

В каюте присутствовали первый помощник Брискоу, командир корабля капитан второго ранга Роджер Эвондейл, лейтенанты Ангус и Рудольф. Корабельный хирург изучающе заглянул пилоту в глаза и прочел в сильно расширенных зрачках ужас, притуплённый крайней усталостью.

Брискоу кивнул Рудольфу:

– Спросите его, какого черта он решил, что может садиться на иностранный военный корабль, когда ему заблагорассудится.

– Можете заодно поинтересоваться, почему это он летал в одиночку, – добавил Эвондейл. – Вряд ли он сам по себе китов отыскивал.

Рудольф с пилотом вступили в скорострельный обмен фразами, продолжавшийся полных три минуты. Наконец врач сообщил капитану:

– Его зовут Федор Горемыкин. Он возглавляет разведывательный отряд при китобойной флотилии, приписанной к порту Николаевск-на-Амуре. По его словам, они со вторым пилотом и наблюдателем вели разведку для китобоев-охотников…

– Китобоев-охотников? – переспросил Ангус.

– Это быстроходные суда шестидесяти пяти метров в длину, у которых гарпуны снабжены фанатами, – пояснил Брискоу. – Убитых китов накачивают воздухом, ставят на них радиомаяки и уходят продолжать свои губительные шалости. Закончив охоту, матросы буксируют добычу к так называемой матке флотилии – судну, которое, в сущности, является фабрикой по переработке туш.

– Несколько лет назад в Одессе мы пили с капитаном китобойной «матки», – вспомнил Эвондейл. – Он пригласил меня на борт. Это судно – сущая громадина, около двухсот метров в длину, и классно оснащено, там есть даже лаборатории и госпиталь. Оно затаскивает лебедкой на наклонную платформу стотонного голубого кита, обдирает его, как мы банан от кожуры очищаем, и варит ворвань во вращающемся барабане, извлекает жир, а все остальное перемалывает в муку и расфасовывает. Весь процесс занимает от силы полчаса.

– Два века охота на китов была фактически войной на уничтожение, – пробормотал Ангус. – Удивительно, что осталось на кого охотиться.

– Давайте-ка послушаем, что рассказал пилот, – нетерпеливо потребовал Брискоу.

– Не найдя китового стада, – продолжил Рудольф, – он вернулся на базу и обнаружил, что весь экипаж «Александра Горчакова» – так называется база – мертв. Тогда он рванул к «охотнику», но и там сплошные трупы.

– А что со вторым пилотом и наблюдателем? – спросил Брискоу.

– Он говорит, что с перепугу оставил их на базе.

– И куда же он собирался лететь?

Рудольф задал вопрос русскому и немедленно услышал ответ.

– Куда подальше. Насколько горючего хватит.

– Что погубило его товарищей?

Переговорив с нилотом, Рудольф пожал плечами:

– Он не знает. Он видел только выражение муки на лицах, испачканных блевотиной.

– Фантастика, очень мягко говоря, – заметил Эвондейл.

– Если бы не его вид, а он похож на человека, сбежавшего от призраков, – сказал Брискоу, – я бы решил, что перед нами патологический врун.

Эвондейл взглянул на капитана:

– Так стоит ли ему верить на слово, сэр?

Брискоу подумал секунду-другую и кивнул:

– Прибавьте десять узлов и свяжитесь с командованием Тихоокеанского флота. Обрисуйте ситуацию и сообщите, что мы меняем курс для проведения расследования.

Прежде чем Эвондейл покинул кают-компанию, из динамика донесся голос:

– Капитан, это радар.

– Слушаю вас, радар, – отозвался Брискоу.

– Капитан, я про те суда, за которыми вы приказали наблюдать.

– Да, и что с ними?

– Такое дело, сэр: они не двигаются, но начинают исчезать с экрана.

– Ваша техника нормально работает?

– Так точно, сэр, техника в порядке.

Лицо Брискоу помрачнело.

– Объясните, что вы имеете в виду под словами «начинают исчезать».

– Это самое и имею в виду, сэр. На мой взгляд, суда идут ко дну.

 

Прибыв наместо, указанное русским пилотом, «Бридлингтон» не обнаружил ни единого судна. Брискоу распорядился приступить к поискам, и, походив туда-сюда, эсминец наткнулся на большое маслянистое пятно, среди которого плавало множество обломков и вещей. Пилот бросился к лееру и, тыча пальцем на воду, горестно закричал.

– Что он вопит? – спросил Рудольфа с боковой площадки мостика Эвондейл.

– Он говорит, что судно пропало, друзья пропали, второй пилот с наблюдателем тоже пропали.

– На что он показывает? – спросил Брискоу.

Рудольф посмотрел за борт:

– Там плавает спасательный жилет со штампом «Александр Горчаков».

– Вижу четыре тела на поверхности, – доложил Ангус, глядя в бинокль. – Рядом кружат плавники акул.

– Поднять тела на борт, – приказал Брискоу, – и выловить все обломки. Думаю, кому-то где-то все это понадобится.

Спаренные сорокамиллиметровые пушки открыли огонь по акулам. Эвондейл обратился к Ангусу:

– Спросите меня, и я отвечу, что творится какая-то чертовщина. А по-вашему, что происходит?

Ангус медленно растянул губы в улыбке:

– Такое впечатление, что киты наконец-то отомстили людям.

 

26

 

После почти двухмесячного перерыва Питт снова сидел в своем служебном кабинете и рассеянно поигрывал глубоководным тесаком, которым пользовался для вскрытия почты. Он ждал, что скажет сидевший напротив него адмирал Сэндекер.

Питт прибыл в Вашингтон рано утром в воскресенье и сразу же отправился в НУМА, где потратил шесть часов на составление подробного отчета о командировке на остров Кангит. Работа была скучной по сравнению с приключениями, пережитыми за последние дни. Питту предстояло уйти в тень, предоставив техникам и ученым заниматься акустической чумой.

Питт крутанулся в кресле и устремил взгляд на величаво текущий за окном Потомак, вызывавший в памяти испуганную до отчаяния Мэйв, стоящую на палубе «Полярного охотника». Теперь он понимал, что Дейрдра еще в Антарктике рассказала ей о похищении детей и бедная женщина бросилась за помощью к единственному человеку, которому верила, а он проигнорировал ее мольбу. Эта часть истории, не включенная в отчет, приводила Питта в ярость.

Сэндекер закончил чтение и положил отчет на стол.

– Замечательный образчик активных действий. Чудо, что тебя не убили.

– Мне помогали очень достойные люди, – сказал Питт совершенно серьезно.

– В этом деле ты дошел до самого упора. Приказываю вам с Джордино взять отпуск на десять дней. Отправляйтесь домой и отдохните среди его антиквариата.

– От меня вы возражений не услышите, – хмыкнул Питт, поглаживая кровоподтеки на предплечье.

– Судя по тому, с каким трудом тебе удалось уйти, семейство Дорсетт играет жестко.

– Кроме Мэйв, – тихо заметил Питт. – Она в семье изгой.

– Полагаю, тебе известно, что она работает в отделе биологии НУМА вместе с Роем ван Флитом…

– Над воздействием ультразвука на животный мир моря, – закончил Питт.

Сэндекер поизучал каждую черточку на обветренном, но моложавом лице Питта.

– Можем ли мы доверять ей? Не передает ли она секретные сведения отцу?

В зеленых глазах Дирка не промелькнуло и намека на сомнение.

– У Мэйв нет ничего общего с этим гадючником.

Почувствовав, что Питт не склонен обсуждать Мэйв, Сэндекер переключился на сестру.

– Боудикка объяснила, почему ее отец намерен через несколько недель закрыть шахты?

– Ни полслова.

Сэндекер вынул из кармана сигару.

– Поскольку горнорудные предприятия Дорсетта не находятся на территории США, мы не в состоянии предотвратить убийства.

– Стоит только прикрыть одну шахту, – сказал Питт, – и с акустической чумой будет покончено.

– Надеюсь, ты не предлагаешь атомную бомбардировку? Президент на это не пойдет.

– Неужели в международном праве нет статьи о разбое на море? – воскликнул Питт.

Сэндекер покачал головой:

– Подходящей к данному случаю нет, чем и пользуется Дорсетт.

– А со странами, на территории которых находятся шахты, нельзя договориться?

– Остров Гладиатор расположен в нейтральных водах. Что касается России и Чили, то потребуется год, если не больше, чтобы убедить их расторгнуть соглашения о концессии. Пока Дорсетт оплачивает прихоти высших чиновников, его шахтам ничто не угрожает.

– А Канада? – возразил Питт. – Если дать «конникам» волю, они завтра же закроют шахту на Кангите, потому что Дорсетт использует труд незаконных иммигрантов.

– Так что же мешает им нагрянуть на шахту?

Питт промолчал, припомнив слова инспектора Стоукса про бюрократов и членов парламента в бумажнике у Дорсетта.

– Деньги делают деньги, – сокрушенно вздохнул Сэндекер. – Дорсетта невозможно свалить обычными методами. Этот человек – приводной ремень в механизме алчности.

– Адмирал, предаваться пораженческим настроениям – это на вас не похоже. Неужели вы готовы свернуть паруса?

Сэндекер зло прищурился:

– А кто говорит о поражении?

Питту нравилось подкалывать босса. Он ни на секунду не допускал, что Сэндекер собирается увильнуть от схватки.

– Что вы намерены предпринять?

– Если я не могу захватить частное владение или сбросить отряд спецназа на арендуемую землю, то у меня остается один-единственный путь.

– Какой?

– Обратиться к общественности. Завтра прямо с утра я созову пресс-конференцию и заклеймлю Артура Дорсетта как чудовище пострашнее царя гуннов Аттилы. Я обвиню его в массовых убийствах и приведу доказательства. Затем подниму бучу среди членов конгресса, они обратятся к Госдепартаменту, а тот, в свою очередь, потребует от правительств Канады, Чили и России закрыть вредоносные предприятия. Уверяю тебя, скоро мы насладимся фейерверком из черепков.

Питт, не скрывая симпатии, воззрился на Сэндекера. Адмирал на всех парусах летел к цели, посылая к чертям вражеские торпеды и житейские последствия.

– Вы бы и с дьяволом сцепились, брось он на вас косой взгляд.

– Прости, что выпустил пар. Ты не хуже меня понимаешь, что не будет никаких пресс-конференций: таблицы Йегера в качестве доказательств не пройдут. Кроме того, люди типа Артура Дорсетта способны к регенерации. Их невозможно просто уничтожить. Они порождение нашей государственной системы. – Сэндекер с показным старанием взялся раскуривать сигару. Внезапно отстранив зажигалку, он твердо произнес: – Не знаю, каким образом, но, клянусь Конституцией, я припру этого гада к стенке так, что у него все кости затрещат.

 

Отец снял для Мэйв старинный, но благоустроенный домик в Джорджтауне. Она жила там, беспрестанно думая о сыновьях, томящихся на острове Гладиатор. Хотелось примчаться туда и унести их подальше от беды. Только ничего Мэйв не могла предпринять. Не было у нее сил бороться с невероятно могущественным отцом. Кроме того, она не сомневалась: люди из службы безопасности компании «Дорсет консолидейтед» схватят ее, едва она приблизится к аэропорту или морскому причалу.

Рой ван Флит и его жена Робин взяли Мэйв под опеку. Как-то они позвали ее на вечеринку, устроенную главой фирмы по прокладке труб на подводных глубинах. Мэйв отказалась, сославшись на дурное настроение, но Робин заявила, что не желает ничего слушать и что она обязана доставить себе чуточку удовольствия. Она и понятия не имела, какие муки испытывает Мэйв.

– Там будет туча финансовых тузов и политиков, – прощебетала Робин. – Такое нельзя пропустить.

Сделав макияж и собрав волосы в тугой пучок на затылке, Мэйв надела шифоновое платье с завышенной талией, расшитой бисером вставкой на лифе и юбкой немного выше колен. В Сиднее она изрядно потратилась на него, решив, что это последний писк моды. Теперь у нее такой уверенности не было. Невесть с чего ей стало стыдно выставлять напоказ свои сильные стройные ноги.

«Впрочем, – подумала она, оглядывая себя в зеркало, – черт с ними. Кому я там нужна!»

На улице снег тонким слоем покрывал асфальт. Было холодно, но не морозно. Мэйв налила в широкий стакан водки, добавила кубик льда, накинула черное длинное пальто и, попивая, принялась ждать супругов ван Флит, обещавших отвезти ее на сходку знаменитостей.

 

Питт предъявил подаренное адмиралом приглашение и был допущен в загородный клуб. Пройдя через двери с резными изображениями известных игроков в гольф и оставив в гардеробной пальто, он вошел в бальный зал, обшитый панелями орехового дерева. Некий вашингтонский дизайнер превратил зал в лагуну. С потолка свисали бумажные рыбы, а от стен исходил мягкий переливчатый синевато-зеленоватый свет, создававший приятную иллюзию подводного мира.

Хозяин вечера бок о бок с женой и служащие его компании, выстроившись в цепочку, приветствовали гостей. Питт ловко увернулся от ритуальной беседы и направился в бар, где попросил текилы со льдом и лимоном. Опершись спиной о стойку бара, он лениво осмотрел присутствующих.

Людей собралось сотни две. Оркестр наигрывал попурри из музыки к кинофильмам. Питт узнал нескольких сенаторов – они заседали в комитетах, имеющих отношение к защите окружающей среды. Некоторые мужчины облачились в белые смокинги, большинство же были в темных костюмах и белых рубашках с галстуками-бабочками. Питт не принадлежал ни к той ни к другой группе. У него под традиционным смокингом проглядывал жилет, на котором красовалась тяжелая золотая цепь с карманными часами. Эти часы достались Питту от прадеда, служившего машинистом на железной дороге в Санта-Фе.

Женщины радовали взгляд элегантностью нарядов: длинными платьями и костюмами с короткими юбками и пиджаками – однотонными или расшитыми блестками.

Питт легко определил, где официальные пары, а где нет: супруги стояли рядом, словно старые друзья; любовники же не упускали случая коснуться друг друга.

На вечеринках Питт, как правило, подпирал мебель, сторонясь пустопорожней болтовни, пышно именуемой общением. Заскучав, он тихо удалялся домой. Но тут было другое дело. Сэндекер уведомил его, что на вечеринку придет Мэйв. Глаза Питта шарили по столикам и переполненной площадке для танцев.

«Либо она в последнюю минуту передумала, либо еще не приехала», – решил он. Питт никогда не стремился завоевать внимание какой-нибудь роскошной девицы, окруженной толпой поклонников, а потому выбрал обычную женщину среднего возраста. Дама сидела в одиночестве за столиком и была польщена, когда к ней подошел симпатичный незнакомец и пригласил танцевать. Питт давно выяснил, что среди женщин, которых мужчины обычно обходят стороной, тех, что теряются среди прирожденных красавиц, как раз и находятся самые умные и самые интересные. Эта вот оказалась чиновницей высокого ранга. Она служила по международному ведомству и не замедлила посвятить Питта во все политические сплетни. Потанцевал он и с двумя дамами, которых кое-кто причислил бы к дурнушкам: одна была личным секретарем хозяина бала, а другая – главным советником сенатора, председательствовавшего в Комитете по океанам. Исполнив приятный долг, Питт вернулся к бару выпить еще текилы.

И в этот момент в зал вошла Мэйв.

Питта окатила теплая волна чувственности. Присутствовавшие растворились в серой дымке, посередине зала осталась только Мэйв, окруженная золотистым сиянием.

Наваждение прошло, когда она миновала цепочку встречающих и вместе с ван Флитами остановилась, чтобы осмотреться в толпе гостей. Собранные в пучок длинные светлые волосы открывали изумительную шею. Короткое платье подчеркивало ноги идеальной формы. «Восхитительная женщина, – подумал Питт, поеживаясь от уколов страсти. – Другого слова для нее не подберешь. Грация антилопы и легкость ласточки».

– Смотрите, какая молоденькая милашка появилась, – тихонько произнес бармен, не сводя глаз с Мэйв.

– Целиком с вами согласен, – улыбнулся Питт.

Он увидел, как она с ван Флитами идет к столику, как усаживается в кресло, похожее на морскую раковину, как диктует официанту заказ. Но главное – он заметил, как к Мэйв потянулись мужчины: и молодые, и те, кто в деды ей годился, – все жаждали пригласить ее на танец. А она вежливо отказывалась от любого приглашения. Питт не без удовольствия понаблюдал, как мужчины расходятся восвояси, по-мальчишески обиженные отказом.

– А она разборчива, эта милашка, – прокомментировал бармен.

– Пора выпускать первый состав, – сказал Питт, когда ван Флиты отправились танцевать.

Он прямиком двинулся к столику Мэйв. По дороге случайно задел дородного сенатора от штата Невада. Он стал возмущаться, но Питт бросил на него такой свирепый взгляд, что бедняга осекся.

Скучающая Мэйв оглядывала танцплощадку, как вдруг краешком глаза уловила движение в свою сторону. Поначалу она не придала этому значения, решив, что очередной мужчина желает познакомиться с ней. В другое время и в другом месте такой успех ей бы, может, и польстил, но сейчас ее мысли были далеко, за двадцать тысяч километров от клуба. И лишь когда упрямец подошел к столику, уперся руками в голубую скатерть и наклонился к Мэйв, она его узнала и радостно заулыбалась.

– Ой, Дирк, а я думала, что больше никогда вас не увижу, – выдохнула она.

– Я хочу извиниться, что не попрощался с вами, перед тем как покинул «Полярного охотника».

Поведение Питта и удивило, и порадовало ее. Она-то полагала, что он не испытывает к ней никаких чувств. Теперь же вот все читалось в его зеленых глазах.

– Откуда вы могли знать, насколько были нужны мне? – прошептала она.

Обойдя столик, Питт сел рядом и очень серьезно сказал:

– Теперь я это знаю.

Мэйв отвернулась, избегая его взгляда.

– Вы даже не представляете, в какую беду я попала.

Питт взял руку Мэйв в свою. Впервые он коснулся ее не в официальной обстановке.

– Представляю. Боудикка мне все рассказала.

Самообладание изменило Мэйв.

– Вам? Боудикка? Да как такое возможно? – крикнула она.

Питт встал и заботливо поднял ее со стула:

– Давайте-ка потанцуем, попозже я вам обо всем расскажу.

И свершилось чудо, о котором Питт и не мечтал: он крепко обнял Мэйв, и она прильнула к нему, словно ища опоры. Закрыв на мгновение глаза, он вдохнул аромат ее духов. Запах его парфюма прошелся по ней, словно зыбь по горному озеру. Они танцевали щека к щеке под «Лунную реку» Генри Манчини.^[13]

Тихо-тихо Мэйв стала напевать слова:

– «Лунная река, неоглядная ширина. День придет, и я одолею тебя». – Внезапно она напряглась и слегка отстранила Питта. – Вы знаете про моих сыновей?

– Как их зовут?

– Шон и Майкл.

– Ваш отец держит мальчиков в заложниках на острове Гладиатор, с тем чтобы вытягивать из вас сведения о любых озарениях НУМА по поводу массовых убийств на море.

В полном смятении Мэйв уставилась на него, но, прежде чем она успела задать следующий вопрос, Питт снова привлек ее к себе. Вскоре он почувствовал, как обмякло ее тело, и увидел, что по щекам побежали слезы.

– Мне так стыдно. Даже не знаю, куда глаза девать.

– Думайте только о том, что происходит сейчас, – нежно посоветовал он. – Все остальное образуется.

Утешенная, Мэйв снова принялась напевать:

– «Мы душой к одному концу радуги рвемся и к тому повороту несемся, за которым ждет счастья стихия меня: милый друг мой черничный, лунная река и я».

Музыка постепенно стихла. Мэйв откинулась, доверясь крепости его рук, обнимавших ее за талию, и улыбнулась:

– Это ты.

Он вздернул брови:

– Кто я?

– Милый друг мой черничный. Ты – повзрослевший Гекльберри Финн, который по-прежнему плывет на плоту по реке в поисках неведомо чего.

Они продолжали держать друг друга в объятиях и двигаться по танцплощадке, хотя оркестранты ушли на перерыв и другие пары разбрелись по столикам. Ни он, ни она не замечали удивленных взглядов, устремленных на них. На уме у Мэйв крутилось: «Я хочу уйти», – но язык выдал сокровенное:

– Я хочу тебя.

Услышав собственную речь, Мэйв обомлела: «Что я несу!» От стыда кровь прихлынула к шее и лицу, покрытая здоровым загаром кожа потемнела. Но отступать было поздно, да, в общем-то, и не хотелось.

Дирк широко улыбнулся:

– Пожелай ван Флитам доброй ночи. Я выведу машину и буду ждать тебя у входа в клуб. Надеюсь, ты не замерзнешь.

Ван Флиты обменялись понимающими взглядами, когда Мэйв сказала, что уезжает с Питтом. С бешено колотящимся сердцем пересекла она бальный зал, взяла в гардеробной пальто и выскочила из дверей на крыльцо.

Питт стоял около красной машины и расплачивался со служителем клубной стоянки. Машина выглядела так, будто самое ее место на гоночном треке. Если не считать кресел, похожих на самолетные, обивки в салоне не было. Изогнутое ветровое стекло едва ли могло защитить от встречного воздушного потока. Бамперы отсутствовали, а передние колеса прикрывали крылья, которые, как показалось Мэйв, были как у мотоцикла. Запасное колесо крепилось с правой стороны корпуса между крылом и дверцей.

– Ты и в самом деле ездишь на этой штуковине? – спросила она у Питта, подошедшего к крыльцу.

– Да, – прозвучал горделивый ответ.

– И как она называется?

– «Аллард».

– Симпатичная старушка.

– Изготовлена в Англии в тысяча девятьсот пятьдесят втором году, как минимум лет за двадцать пять до твоего рождения. Снабжена большими американскими V-образными двигателями. «Аллард» не знал равных себе среди спортивных машин, пока не появился двухместный «трехсотый» «мерседес».

Питт распахнул крохотную алюминиевую дверцу, и Мэйв скользнула в спартанский салон. Поневоле вытянув ноги почти параллельно полу, она заметила, что на приборной доске нет спидометра – имеются только приборы, сигнализирующие о работе двигателей, и тахометр.

– Она довезет нас туда, куда мы направляемся? – спросила Мэйв с легкой тревогой.

– Не с такими удобствами, зато быстрее звука, – рассмеялся Питт в ответ.

– У нее даже верха нет.

– Я никогда не езжу в дождь. – Питт протянул ей шелковый шарф. – Прикрой голову. На открытом ветру прилично поддувает. И не забудь ремнем пристегнуться. У дверцы со стороны пассажира есть гнусная привычка зевать при крутом левом повороте.

Питт уселся за руль, Мэйв завязывала под подбородком концы шарфа. Питт повернул ключ зажигания, выжал сцепление и включил первую передачу. Она ожидала услышать гневный рев выхлопов, жалобный визг шин. Ничего подобного. Машина легко и плавно, как катафалк, покатила прочь от крыльца.

– Как ты передаешь сведения из НУМА своему отцу? – спросил Питт обыденным тоном.

Мэйв, не ожидавшая столь резкого перехода к прозе жизни, помедлила, прежде чем ответить.

– Агент приходит ко мне домой под видом разносчика пиццы.

– Не блестяще, но разумно, – откликнулся Питт, разглядывая последнюю модель «кадиллака», припаркованного на обочине подъездной дорожки.

Миновав «кадиллак», он посмотрел в зеркало заднего вида и удовлетворенно кивнул:

– За тобой следят?

– Меня уверяли, что за мной пристально наблюдают, только я еще ни разу никого не замечала.

– Не очень-то ты наблюдательна. Вот сейчас за нами следует машина.

Мэйв крепко ухватила его за руку:

– Ты говорил, твоя машина быстро ездит. Давай оторвемся от них!

– Оторвемся от них? – усмехнулся Питт, повернул голову и увидел горящие от возбуждения глаза. – Нас преследует не что-нибудь, а «кадиллак» с двигателем в триста с чем-то лошадиных сил, который накручивает до двухсот шестидесяти километров в час. У моего «алларда» двигатель со спаренными четырехдиффузорными карбюраторами ничем не хуже.

– Ну и что? – опешила Мэйв.

– А то! Мой «аллард» на сорок лет старше этого «кадиллака». Он и сейчас шустрый мальчик, но больше двухсот десяти километров в час при попутном ветре не выдаст.

– Неужели нельзя отвязаться от них?

– Можно, только не уверен, что тебе это придется по вкусу.

Питт позволил машине одолеть крутой подъем и вжал педаль газа до упора. Разом пропав из виду, он воспользовался драгоценными пятью секундами преимущества перед водителем «кадиллака». Обретя силу, красная спортивная малютка во весь дух рванула по асфальту. Голые деревья за окном слились в беспросветное марево. Мэйв показалось, будто она камнем падает на дно колодца.

По прикидке Питта, он оторвался на полторы сотни метров от «кадиллака». Шпионы Дорсетта не раньше, чем одолеют подъем, поймут, что птичка улетела далеко вперед. Когда они спустятся, между машинами будет уже около трети километра. Впрочем, при возможностях «кадиллака» разрыв сократится до минимума за пять минут.

Они мчались теперь по фешенебельному району Виргинии, где было много коневодческих ферм. В поздний час дорога была практически пустая. Питт без помех обошел две попутные машины. «Кадиллак» маячил в зеркале заднего вида, но Питт расслабленно держал руль. Страха он не ощущал. Филеры не собирались убивать его или Мэйв – в их задачу входило лишь наблюдение за дочерью босса. Поэтому Питт просто, как в детстве, наслаждался игрой в «воры и полицейские»: один догоняет – другой убегает.

Оторвав взгляд от дороги, он посмотрел на Мэйв. Она вжалась в спинку сиденья и склонила набок голову. Глаза полузакрыты, губы полуоткрыты. Вид у нее был такой, словно она переживала оргазм от совокупления с воздухом, стремительно обтекавшим ветровое стекло. Она и вправду испытывала восторг, но не потому, что вихрь норовил снести ей полчерепа, а потому, что мужчина ее грез в момент опасности находился рядом.

Почувствовав взгляд Питта, Мэйв встрепенулась и посмотрела назад.

– Догоняют! – истошно выкрикнула она.

Питт зыркнул в зеркальце на капоте. Расстояние между «аллардом» и «кадиллаком» сократилось до ста метров. «А водила у них не рохля, – подумал Питт. – Все рефлексы, точь-в-точь как у меня, заточены».

Они подъезжали к жилому району. Питт мог бы улизнуть от «кадиллака», запетляв по переулкам, но жертвоприношение обывателя или собаки, вышедших прогуляться на сон грядущий, не входило в правила игры. «Что делать?»

От размышления над неразрешимым вопросом Питта избавил дорожный знак, предупреждавший о строительных работах на проселке, ведущем на запад. Этот участок, как было известно Питту, изобиловал крутыми поворотами. Тянулся он километров на пять по открытой местности и упирался в шоссе, которое шло к штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли.

Питт сбросил ногу с педали газа, ударил по тормозам и закрутил руль налево. «Аллард», визжа дымящимися шинами, развернулся посреди дороги и только что не прыгнул на проселок.

Питт прилип взглядом к асфальту. Древние неразборные фары не освещали дорогу так далеко, как модерновые галогенные светильники, так что приходилось полагаться на шестое чувство, готовясь к следующему повороту. Питт, проходя повороты, забывал про тормоза, бросал машину в управляемый занос, потом маневрировал и мчался по прямой до следующего поворота.

«Аллард» оказался в своей стихии. Тяжелый «кадиллак» жестко пружинил даже на обычной дороге, но подвеска у него не шла ни в какое сравнение с подвеской гоночной машины. Человек и машина слились в единое целое. Питт с исключительной остротой чуял равновесие «алларда» и славил его простоту и большой, ударного типа, мотор. Губы растягивались в усмешке, когда он бросал машину в повороты, управляя с дьявольским азартом, не касаясь тормозов, сбрасывая скорость только на узких, как шпилька, разворотах. Водитель «кадиллака» сражался, не жалея сил, однако быстро уступал, с каждым новым поворотом.

Впереди на барьере сверкнули желтые предупреждающие огни: рядом с дорогой тянулась траншея, в которой прокладывался трубопровод. Питт с облегчением увидел, что дорога и дальше идет – барьер перегораживал ее лишь наполовину. На сто метров впереди грунт был покрыт щебенкой, но Питт все равно оставил ногу на педали газа. Его радовала туча пыли за багажником машины и град камней, вылетавших из-под ее колес: естественная завеса мешала преследователям ориентироваться.

Через две минуты головокружительной гонки Мэйв сообщила:

– Я вижу свет фар.

– Это шоссе, – объяснил Питт. – Вот тут-то мы с ними и распрощаемся.

Перекресток был пуст. Питт, сжигая шины, резко свернул влево, в сторону от города.

– Ты же не туда поехал! – сквозь визг колес донесся крик Мэйв.

– Смотри и учись, – сказал Питт, быстро возвращая руль в прежнее положение.

Слегка тормознув, он спокойно направил «аллард» в разворот и поехал к столице.

– И что это все значит? – спросила Мэйв.

– Это называется «копченая селедка», – с охотой пояснил Питт. – Если эти псы так сообразительны, как я о них думаю, они поедут по следу моих шин в противоположную сторону.

Мэйв сжала его руку и приткнулась к плечу.

– Что же ты приготовил под конец?

– Теперь, изумив тебя виртуозностью вождения, я намерен потрясти своей страстью.

Она хитровато глянула на него:

– Уверен, что у меня со страху не пропало желание близости?

– Я залез к тебе в мозг и увидел, что все как раз наоборот.

Мэйв засмеялась:

– Так ты умеешь читать чужие мысли?

Питт состроил хитрую физиономию и изрек:

– У меня дар. В моих жилах течет цыганская кровь.

– Ты цыган?!

– Если верить семейным преданиям, мои предки, перебравшиеся в семнадцатом веке из Испании в Англию, были цыганами.

– Стало быть, ты способен предсказывать будущее?

– Да, но мои способности проявляются только в полнолуние.

Она взглянула на него недоверчиво, но наживку заглотнула.

– А что происходит в полнолуние?

Он обернулся к ней и сказал абсолютно серьезно:

– Именно тогда я выхожу из дома и ворую курочек.

 

27

 

Мэйв с опаской вглядывалась в чернильную тьму, пока Питт ехал по неосвещенной грунтовой дороге на окраине вашингтонского международного аэропорта. Вот они подъехали к заброшенному ангару. Беспокойство Мэйв возросло, и она непроизвольно съежилась в кресле. Питт остановил «аллард» под тусклым желтоватым фонарем на высоком столбе.

– Куда это ты меня привез? – требовательно спросила Мэйв.

Он изобразил изумление:

– Как куда? К себе домой, разумеется.

На лицо Мэйв легла тень чисто женской брезгливости.

– Ты живешь в этом сарае?

– То, что ты видишь, здание историческое, его выстроили в тысяча девятьсот тридцать шестом году для обслуживания одной из первых авиалиний Соединенных Штатов Америки.

Питт достал из кармана пальто пульт управления и набрал код. Спустя секунду поднялась дверь, открыв вход, как показалось Мэйв, в кромешно темную пещеру, полную всяких ужасов. Для пущего эффекта Питт выключил фары, въехал в дом и подал сигнал закрыть дверь. И остался сидеть в машине.

– Ну как тебе?

– Еще немного, и я начну звать на помощь, – призналась Мэйв.

– Извини.

Питт набрал другой код на пульте, и ангар озарился ярким светом люминесцентных ламп, грамотно установленных по всему арочному потолку.

Мэйв испытала восторг при виде бесценных образцов механического искусства и с неподдельным интересом принялась разглядывать сверкающую коллекцию. Она узнала пару «роллс-ройсов» и большой «даймлер» с откидным верхом, но ей незнакомы были американские «паккарды», «пиерс-эрроу», «стутцы», «корды» и европейские «испано-суиза», «бугатти», «изотта-фраскини», «талбот-лаго» и «делахэй».

С потолка свисали два самолета: старый трехмоторный «форд» и «Мессершмитт-262», истребитель времен Второй мировой войны. От этих боевых порядков дух захватывало. Единственным экспонатом, который казался здесь неуместным, был угловатый цоколь, поддерживавший подвесной мотор, прилаженный к старинной ванне чугунного литья.

– И все это твое? – восхищенно пролепетала она.

– А также будущей жены и детишек.

Мэйв кокетливо склонила голову набок:

– Почему ты до сих пор не обзавелся семьей? Не нашел подходящей женщины?

– Полагаю, это так.

– Несчастлив в любви?

– Родовое проклятие.

Мэйв указала на темно-синий «пиерс-эрроу» с трейлером:

– А живешь ты там?

Он рассмеялся:

– Мои апартаменты наверху. Можно подняться по железной винтовой лестнице, а если лень, то на грузовом лифте.

– Я лучше пешком, – тихо произнесла она.

Так же внимательно, как музей, Мэйв осмотрела и жилые комнаты. Особенно ее поразило служившее спинкой кровати громадное штурвальное колесо. В итоге Мэйв определила квартиру как берлогу закоренелого холостяка.

– Вот, значит, куда переселился Гекльберри Финн, покинув свой плавучий дом, – сказала она, сбрасывая с ног туфли и устраиваясь на кожаном диване в гостиной.

– Вообще-то я большую часть года провожу на воде. Эти комнаты видят меня куда реже, чем мне того хотелось бы. – Питт снял пиджак и развязал галстук-бабочку. – Выпьешь чего-нибудь?

– Коньячку было бы здорово.

– Подумать только, ведь я же увез тебя с вечеринки раньше, чем ты успела поесть. Позволь, я быстренько сварганю что-нибудь.

– Коньяка вполне-вполне достаточно. Наесться я и завтра смогу.

Питт налил Мэйв коньяку и присел рядом с ней на диван. Она желала Дирка до жути, хотела сжать его в объятиях, просто дотронуться до него, но в душе вдруг разыгралась буря. Могучей волной накатило чувство вины за то, что мальчики страдают в жестоких лапах Джека Фергюсона, а она ничего не предпринимает для их спасения. В груди образовалась глыба льда, а тело онемело. Перед глазами встали Шон и Майкл. Она не могла в их присутствии предаться чувственному наслаждению. От отчаяния Мэйв хотелось вопить. Она поставила рюмку с коньяком на столик возле дивана и разразилась безудержными рыданиями.

Питт крепко прижал ее к себе.

– Твои дети? – спросил он.

Она закивала, причитая:

– Прости, я не хотела тебя обманывать.

Странно, но женские переживания не были великой тайной для Питта, как для большинства мужчин. Он не приходил в замешательство, когда дело доходило до слез. Так называемые женские причуды он воспринимал скорее с состраданием, чем со злостью.

– Я понимаю, у матери забота о детях всегда стоит на первом месте, – сказал он ласково.

– Правда, ты не сердишься?

– Ну конечно.

– Ты удивительный человек, я таких еще не встречала.

Он поднялся с дивана и вернулся с коробкой бумажных салфеток.

– Извини, что не могу предложить носовой платок. У меня его попросту нет, только салфетки.

– Я тебя не разочаровала?

Питт улыбнулся. Мэйв утерла слезы и громко высморкалась.

– Правда в том, что ты меня не разочаровала. До конца по крайней мере.

Глаза ее вопрошающе раскрылись.

– Не понимаю.

– Мне нужна твоя помощь.

– В чем?

– Чтобы пробраться на остров Гладиатор.

Мэйв нервно всплеснула руками.

– Ты что собрался сделать? – с трудом выговорила она. – Хочешь рискнуть жизнью ради моих детей?

– И ради твоих детей тоже, – твердо выговорил Питт.

– Но… почему?

Его неудержимо потянуло сказать ей, как гибка она и как мила, как таит он глубоко в душе чувство глубокой привязанности к ней… Но Питт не мог позволить себе изъясняться как истомленный любовью юнец. Верный себе, он прибег к облегченному варианту:

– Почему? Потому что адмирал Сэндекер дал мне десять суток отпуска, а я ненавижу сидеть без дела.

На измученное лицо Мэйв вернулась улыбка, и она притянула Питта к себе:

– Какой же ты враль!

– Ну почему, – сказал он, прежде чем поцеловать ее, – почему все женщины видят меня насквозь, а?

 

 

ЧАСТЬ III
АЛМАЗЫ… ВЕЛИКАЯ ИЛЛЮЗИЯ

 

28

 

30 января 2000 года

Остров Гладиатор, Тасманово море

 

Дворец Дорсетта располагался в седловине острова, между двумя господствующими вулканами. Обращен он был к лагуне оживленным портом, обслуживающим добычу алмазов. Две шахты и в том и в другом вулканическом образовании непрерывно работали едва ли не с тех самых дней, когда Чарлз Дорсетт и Мэри Виклеман, поженившись, вернулись из Англии на остров. Кое-кто утверждает, что семейная империя тогда и зародилась, но более осведомленные стоят на том, что по-настоящему начало империи положила Бетси Флетчер, когда нашла необычные камешки и дала их детям поиграть.

Первоначальное жилье, сложенное из бревен и покрытое пальмовыми ветвями, было снесено при Ансоне Дорсетте. Он же спроектировал и построил большой дворец, который, пережив не одну переделку при последующих владельцах, и достался Артуру Дорсетту. Стиль дворца был выдержан в классическом духе: внутренний дворик, веранды и тридцать комнат, меблированных исключительно английским колониальным антиквариатом. Единственные приметы современности – большая спутниковая тарелка да плавательный бассейн в центре дворика.

Артур Дорсетт повесил трубку телефона, вышел из кабинета и направился к бассейну. Дейрдра в бикини, развалившись в шезлонге, впитывала гладкой кожей тропическое солнце.

– Напрасно ты выставляешь себя в таком виде перед моим управляющим, – мрачно сказал Дорсетт.

Дейрдра медленно приподняла голову:

– Ничего страшного. На мне бюстгальтер.

– И женщины еще удивляются, почему их насилуют!

– Неужели ты хочешь, чтобы я ходила здесь, одетая в какой-нибудь мешок? – фыркнула дочь.

– Я только что говорил с Вашингтоном, – в ярости выговорил Дорсетт. – Похоже, сестрица твоя пропала.

Пораженная, Дейрдра села и рукой прикрыла глаза от слепящих лучей солнца.

– Твой источник надежен? Я лично наняла лучших следаков, бывших агентов секретной службы, чтобы держать ее под наблюдением.

– Надежен. Твои следаки упустили ее после дикой гонки в пригороде.

– Мэйв не настолько сообразительна, чтобы провести профессиональных агентов.

– Судя по тому, что мне сообщили, ей есть кому помочь.

Дейрдра презрительно поджала губы:

– Позволь, я угадаю: Дирк Питт.

Дорсетт кивнул:

– Этот человек повсюду. Боудикка держала его в кулаке на шахте, так он у нее сквозь пальцы проскользнул.

– Я почуяла, что он опасен, еще в Антарктике. Он Мэйв спас и мне помешал убраться со «Снежной королевы» на твоем вертолете, после того как я направила лайнер на скалы. Когда он помчался разыскивать эту посудину, я думала, что мы навек избавимся от него. Так нет, уцелел. Кто мог представить, что он заявится на Кангит!

Дорсетт взмахом руки подозвал красивую девочку-китаянку, которая стояла у колонны, подпиравшей крышу веранды. Девочка была одета в длинное шелковое платье с высокими разрезами по бокам.

– Принеси джину, – приказал он. – И побольше. Я не люблю экономить на выпивке.

Дейрдра взметнула высокий пустой стакан:

– Еще один ром с сахаром, лимонным соком и льдом.

Девочка поспешила за напитками. Дейрдра приметила, каким взглядом провожает девочку отец, и закатила глаза:

– Ах, папочка, развлекаться с прислугой! Мир ждет большего от человека твоего состояния и положения.

– Есть нечто такое, что превыше классовых различий, – осадил дочь Дорсетт.

– Что будем с Мэйв делать? Она явно заручилась поддержкой Дирка Питта и его друзей из НУМА, чтобы освободить близнецов.

Дорсетт оторвал взгляд от удаляющейся китаянки.

– Как человек явно смекалистый, он быстро убедится, что попасть на Гладиатор гораздо труднее, чем на Кангит.

– Мэйв знает остров лучше любого из нас. Она покажет дорогу.

– Даже если им удастся высадиться на берег, ближе чем на двести метров они к дому не подойдут.

На губах Дейрдры заиграла дьявольская улыбка.

– Кажется, самое время подготовить теплую встречу.

– Никаких теплых встреч, дорогая. Только не здесь, не на острове Гладиатор.

– Подозреваю, у тебя имеется план получше.

Дорсетт кивнул:

– Мы завалим их на пути, как любят выражаться американцы, еще до того как они доберутся до наших берегов.

– Мой отец самый предусмотрительный человек в мире. – Дейрдра встала и обняла отца.

Она с детства любила его запах. Дорсетт пользовался одеколоном какой-то особой марки, который привозили из Германии. Крепкий мускусный запах напоминал Дейрдре о больших деньгах и принадлежности к привилегированному обществу.

Отец неохотно отстранился, сердясь на себя за разгоравшуюся страсть к собственной плоти и крови.

– Поручаю тебе координацию действий. Боудикка, как обычно, обеспечит быстроту исполнения.

Дейрдра лукаво улыбнулась:

– Ставлю на кон свою долю в «Дорсетт консолидейтед», тебе известно, где они находятся.

– Уверен, что не в Вашингтоне.

– А точнее?

– Раз Мэйв не видно в Джорджтауне, а нога Питта в последние два дня не переступала порог НУМА, то и сомневаться нечего, что они вместе направляются сюда за близнецами.

– Как по-твоему, где мне устроить им западню? – Глаза хищницы азартно блеснули. – В аэропорту или в Гонолулу, Окленде или Сиднее?

Он отрицательно покачал головой:

– Только не там. Вряд ли они воспользуются авиарейсами и гостиницами для туристов. Скорее всего, они полетят на реактивном самолете НУМА и приземлятся на его базе.

– Я и не знала, что у американцев есть постоянная база для океанографических исследований в Новой Зеландии или в Австралии.

– А ее и нет, – ответил Дорсетт. – Зато есть судно «Океанский удильщик», которое занимается исследованиями во впадине Баунти, западнее Новой Зеландии. Если я не ошибаюсь, Питт и Мэйв прибудут в Веллингтон и отправятся на судно НУМА, стоящее у городского причала, завтра примерно в это время.

Не скрывая восхищения, Дейрдра уставилась на отца:

– Ты все это по звездам вычислил?

Дорсетт снисходительно улыбнулся:

– У меня есть знакомец в НУМА, которому я очень хорошо плачу за регулярную информацию о любых находках драгоценных камней.

– Тогда наша стратегия такова: Боудикка со своей командой настигает исследовательское судно и делает так, что оно бесследно пропадает.

– Глупо, – отрезал Дорсетт. – Дирк Питт каким-то образом увязал зачистку пострадавших судов с Боудиккой и нашей яхтой. Стоит пустить на дно один из кораблей НУМА вместе с экипажем, как мы сразу попадем в обвиняемые. Нет, это дельце следует обтяпать поизящней.

– Двадцать четыре часа не такой большой срок для изящества.

– Отправляйся в путь после обеда. Джон Мерчант с охранниками будет ждать тебя в Веллингтоне на нашем складе.

– Я думала, Питт проломил Мерчанту череп на Кангите.

– Трещина всего с волосок. Вполне хватило, чтобы он обезумел от жажды мести. Он настоял, чтобы его включили в охотничью команду.

– А вы с Боудиккой что намерены предпринять? – спросила Дейрдра.

– Мы пойдем на яхте и прибудем в Веллингтон к полуночи. У нас десять часов, чтобы хорошенько подготовиться к операции.

– Это означает, что мы захватим их ясным днем?

– Чтоб они сгорели ясным пламенем. – Дорсетт так крепко схватил Дейрдру за плечи, что та поморщилась. – Я рассчитываю на тебя, дочь, ты все препятствия одолеешь.

– Зря ты понадеялся на Мэйв, – укорила Дейрдра. – Мог бы и догадаться, что она кинется спасать своих сосунков при первой же оказии.

– Сведения, которые она передала нам до того, как исчезнуть, весьма ценны, – поморщился Дорсетт, которому было нож острый признавать свои ошибки.

– Погибни Мэйв на Сеймуре, не было бы у нас сейчас всей этой заварухи.

– Ты забыла о Питте, – возразил Дорсетт. – Мэйв не имела понятия, что он сунется на Кангит. Это Питт забросил сеть. Однако какие бы сведения он ни выудил, нам они вреда не причинят.

У Дорсетта были все основания для подобного заявления. Шахты его находились на островах. Водная преграда и усиленная охрана не оставляли места для организованного протеста экологов. Журналисты на пушечный выстрел не подпускались к горным предприятиям. Адвокаты днями и ночами работали, отбивая малейшие попытки юридических нападок. Специалисты по связям с общественностью представляли акустическую чуму как выдумку конкурентов Дорсетта или как тайный эксперимент американской военщины.

– Через двадцать три дня мы закроем шахты, и буря, если ее поднимет адмирал Сэндекер, уляжется сама собой.

– Папочка, а тебе не кажется, что, закрыв шахты, мы фактически признаем свою вину? Ведь после этого гибель всякой живности на море и побережье прекратится. Не обрушится ли на нас лавина судебных исков?

– Не тревожься, дочь. Доказать, что наш способ добычи алмазов смертоносен, невозможно. Свидетелей мы уничтожим, а ученых… Пройдет всего три недели, и этим высоколобым нечего будет изучать. Мы вывезем с наших предприятий все до последней гайки, до последнего болтика. Акустическая чума, как упорно ее именуют, останется лишь в заголовках вчерашних газет.

Возвратилась девочка-китаянка с напитками на подносе. Подала и растаяла тенью под крышей.

– Вот еще что, – лениво произнесла Дейрдра. – Если мамаша близнецов нас предала, то как быть с ними?

– Мне они больше не нужны, как и их мамаша.

– Очень жаль, – обронила Дейрдра, катая ледяным стаканом по лбу.

Дорсетт залпом выпил джин, будто обычную воду, и посмотрел на дочь:

– Жаль? Кого именно? Мэйв? Близнецов?

– Ни ее, ни их.

– Тогда кого же?

Точеные черты Дейрдры исказила ядовитая усмешка.

– Миллионы баб, когда они обнаружат, что их бриллианты не стоят и стекляшек.

– Мы лишим романтики этот камень, – рассмеялся Дорсетт. – Уж это я тебе обещаю.

 

29

 

Адмирал Сэндекер с большой неохотой отпустил Питта в опасную экспедицию. Директор НУМА считал Артура Дорсетта алчным психопатом, убивающим без зазрения совести. Адмирал помог Питту и Джордино получить визы в Новую Зеландию, выделил самолет НУМА и предоставил в их распоряжение исследовательское судно. Взамен он потребовал единственное: не рисковать людьми. Питт пообещал, что «Океанский удильщик» будет держаться на почтительном расстоянии от Гладиатора. А что касается участников экспедиции, то про них Питт ничего не сказал: ведь они собирались рисковать собой, а не чужими жизнями. Задумка у него была такая: на подводном аппарате проскочить в лагуну, высадиться на берег, помочь Мэйв вызволить сыновей и вернуться на судно.

Самолет вел Джордино. В кресле пилота реактивного «Гольфстрима» он держался столь невозмутимо, будто нежился под пальмой на песчаном пляже.

Дружба Питта и Джордино началась в тот день, когда они, первоклассники, подрались из-за какого-то пустяка. В средней школе они вместе гоняли футбольный мяч: Джордино – блокирующий защитник, Питт – защитник. Потом они окончили Военно-воздушную академию и получили по полной программе в небе над Вьетнамом. Даже в личном плане они мало чем отличались друг от друга: оба были холостяками. Только Джордино менял любовниц как перчатки, а Питт предпочитал прочные связи.

Мэйв спала. Лицо ее выглядело усталым. За долгий перелет из Вашингтона в Веллингтон ей не удалось отрешиться от тяжелых мыслей. Питт тронул ее за плечо:

– Столица Новой Зеландии под крылом. Просыпайся.

Голубые глаза раскрылись.

– Я не сплю, – сонно пробормотала Мэйв.

– Как себя чувствуешь? – мягко спросил Питт.

Она отдала шутливый поклон:

– Всегда к вашим услугам, сэр.

Самолет развернулся и плавно пошел на посадку.

– Видишь нашу машину? – крикнул Ал через плечо Дирку.

Питт обозрел в окно летное поле. Бирюзового фургона не было.

– Должно быть, опаздывает, – сказал Питт. – Или мы рановато прибыли.

– На пятнадцать минут раньше положенного, если верить этому барахлу, – отозвался Джордино, постучав пальцем по приборной доске.

Распорядитель, сидевший в кузове грузовичка, подал сигнал следовать за ним на свободное место стоянки для начальства. Ал остановил «Гольфстрим» тогда, когда поравнялся крыло в крыло с соседними самолетами.

Питт открыл пассажирскую дверцу, спустил трап и покинул салон. Мэйв следом за ним выбралась на поле и сразу заходила взад-вперед, разминая затекшие ноги.

Джордино выключил двигатели, передал Питту сумки и запер самолет.

Неожиданно над аэропортом пронесся дождевой шквал. Только они нырнули под крыло самолета, как вновь из-за клубящейся массы белых облаков выглянуло солнце. Питт принял это за добрый знак. В течение последних десяти лет он трижды навещал Веллингтон, и всякий раз его встречала противная изморось.

Показался микроавтобус «тойота» с надписью «Перевозки по гавани» на боках. Он затормозил у начальственной стоянки. Водитель соскочил на землю и затрусил к «Гольфстриму».

– Кто тут Дирк Питт? – спросил парень, похожий на плакатного ковбоя.

– Я тут он, – представился Питт.

– Карл Марвин. Извините, что запоздал. У фургона на борту «Океанского удильщика» сдох аккумулятор. Пришлось позаимствовать транспортное средство в порту. Очень надеюсь, что вы не испытали неудобств.

– Совсем нет, – с кислым видом проговорил Ал. – Мы во время антракта наслаждались тайфуном.

Ехидный смысл фразы пролетел мимо сознания водителя.

– Долго ждете?

– Минут десять, – сказал Питт.

Марвин стронул «тойоту», как только они разместились.

– Наш причал рядом, заскучать не успеете, – радушно посулил он.

Питт с Мэйв сели вместе. Держась за руки, как школьники, они заговорили вполголоса. Джордино устроился перед ними, сразу за спиной водителя, и углубился в изучение аэрофотоснимков Гладиатора, которые адмирал Сэндекер одолжил в Пентагоне.

За окнами замелькали картины порта: складские помещения, портальные краны, пирсы с грузовыми судами, принадлежащими по большей части азиатским компаниям. Пассажиры не обращали никакого внимания на индустриальный пейзаж, зато водитель часто и остро посматривал на них в зеркальце заднего вида.

– «Океанский удильщик» за тем складом, – сообщил он, кивнув на лобовое стекло.

– Он готов к отплытию? – спросил Питт, не отрываясь от Мэйв.

– Экипаж ждет не дождется вашего прибытия.

Джордино задумчиво посмотрел на затылок водителя. Спросил:

– А у вас на судне какие обязанности?

– У меня? – переспросил водитель, не поворачивая головы. – Я фотограф-исследователь.

– Нравится вам плавать под командой капитана Демпси?

– Отличный господин. Очень заботится об ученых и их работе.

Джордино глянул в зеркальце заднего вида и простодушно улыбнулся Марвину, встретившись с ним взглядом.

Капитана «Океанского удильщика» звали Джо Росс, и никаких фотографов-исследователей на корабле не могло быть.

Джордино склонился над коленями и достал из нагрудного кармана куртки накладную на авиационное топливо, выданную ему в Гонолулу, где «Гольфстрим» заправлялся перед вылетом в Веллингтон. Черканув пару слов на бумажке, он скатал ее в комок и перекинул Питту.

Дирк, уверенный, что это какая-нибудь шутка по поводу его с Мэйв отношений, небрежно развернул записку и прочел: «Малый – подстава».

Питт подался вперед и разыграл возмущение:

– Мне надоели твои остроты!

Джордино обернулся и тихо-тихо произнес:

– Я «купил» его. Он не знает имени своего капитана. И утверждает, будто он фотограф. Усек?

– Усек, – шепнул Питт.

– Этот тип везет нас прямо в преисподнюю, – сказал Джордино и кивнул на окно.

Они подъезжали к складу с крупной надписью над дверным проемом «Дорсетт консолидейтед».

Водитель загнал микроавтобус, и охранники немедленно закрыли складские двери.

– По зрелом размышлении вынужден признать, что нас сцапали, – сообщил Питт.

– И?..

Времени на продолжительное совещание не было.

– Сгружай ковбоя, – велел Питт.

Обратного отсчета Ал дожидаться не стал. Четыре стремительных шага – и он мертвой хваткой обхватил шею человека, назвавшего себя Карлом Марвином. Мгновенно разлучив обманщика с баранкой, он распахнул дверцу автобуса и избавился от лишнего груза.

Питт прыгнул на водительское место и вдавил педаль газа в покрытый ковриком пол. Не медля ни секунды, автобус ринулся вперед, на кучку вооруженных людей. Они прыснули в стороны, как взметенные ветром пожухлые листья. Два поддона, уставленные картонными коробками с электрической кухонной утварью из Японии, оказались прямо на пути машины. Питт и бровью не повел. Коробки, части тостеров, смесителей и кофеварок взлетели на воздух, будто шрапнель из разорвавшего снаряда гаубицы.

Питт припал к рулю и рванул прямо на дверь. От мощного удара створы снесло с крепежа, и «тойота» с ревом выскочила на пристань. Питт быстро-быстро закрутил баранку, уходя от столкновения с опорой высоченного подъемного крана.

Эта часть причала была пустынна. Никаких судов, пришвартованных под погрузку или разгрузку. У рабочих, ремонтировавших пирс, был обеденный перерыв. Они расположились тесным рядком на длинном деревянном ограждении, которое тянулось поперек подъездной дороги. Питт неистово загудел и завертел баранку, изо всех сил стараясь не ударить рабочих, которые замерли, увидев несущийся на них автобус. Машина обогнула ограждение, задев его задним бампером. Оно крутанулось, и рабочие посыпались на пирс как горох.

– Простите, ребята! – крикнул Питт в окошко, проносясь мимо.

Он ругал себя за то, что оказался таким растяпой и не расспросил водителя, прежде чем сесть в «тойоту». Теперь он понятия не имел, как попасть на шоссе, ведущее в город.

Длинный грузовик с прицепом перегородил дорогу. Питт заюлил, стараясь объехать громадную фуру. Но столкновения избежать не удалось, о чем известили звон разбитых стекол и визг покореженного металла. Автобус ударил по передку грузовика. Покалеченная с правой стороны «тойота» шарахнулась вбок и вышла из повиновения. Питт поворотом руля остановил занос и выправил ход. Только после этого он обратил внимание, что по треснувшему ветровому стеклу расплывается жидкость. От удара радиатор выбило с крепления и вырвало патрубки, соединявшие его с двигателем. Мало того! Правая шина взорвалась, и передняя подвеска выскочила из крепежа.

– И надо тебе биться обо все, что попадается на пути?! – раздраженно проворчал Джордино.

Он сидел на полу с неповрежденной стороны автобуса, заботливо обняв Мэйв.

– Неразумно с моей стороны, – согласился Питт. – Раненые есть?

– Ссадин с шишками вполне хватает, чтобы выиграть судебный иск за оскорбление действием, – браво подала голос Мэйв.

Джордино потер быстро разрастающуюся припухлость на голове и скорбно глянул на Мэйв:

– Папаша ваш – подлый дьявол. Прознал о нашем прибытии и устроил ловушку.

– Кто-то в НУМА, должно быть, у него на жалованье. – Питт метнул быстрый взгляд на Мэйв: – Не ты, надеюсь.

– Не я, – твердо выговорила Мэйв.

Джордино пробрался в конец автобуса и увидел, как два черных фургона огибают поврежденный грузовик.

– У нас на кончиках выхлопных труб гончие.

– Добрые или злые? – спросил Питт.

– Мне ненавистно быть глашатаем печальных новостей.

– И все-таки.

– У них на ошейниках написано «Дорсетт консолидейтед».

– Действительно, известие не из радостных. Придется тебя убить.

– Погоди. Может, я увижу копов. Мы по дороге столько дров наломали, что пора им появиться.

– Напрасно надеетесь, – подала голос Мэйв. – Папочка наверняка подкупил местную полицию.

Лишенный охлаждения двигатель быстро перегревался, из-под капота вырывались большие клубы пара. Разбитая машина почти не слушалась Питта. Передние колеса, оба вывернутые наружу, силились разъехаться в разные стороны. Внезапно перед автобусом показался узкий проход между складами. Полагаясь на счастливый жребий, Питт направил автобус в просвет. Жребий выпал неудачный. Они выехали на пустой пирс, с которого не было другого пути, кроме как пройденного.

– Конец охоте, – вздохнул Питт.

Джордино посмотрел в окно:

– Шавки это поняли. Они стоят и злорадствуют.

– Мэйв! – позвал Питт.

Она подошла к нему:

– Да?

– Ты на сколько можешь задержать дыхание?

– Не знаю, может, на минуту.

– Ал! Что они делают?

– Шагают к автобусу с отвратительными дубинами в руках.

– Хотят взять нас живыми, – рассудил Питт. – Значит, так, банда: усаживайтесь и держитесь крепко-крепко за сиденья.

– Ты что собираешься делать? – заволновалась Мэйв.

– Не я, а мы, любовь жизни моей. Мы собираемся поплавать. Ал, раствори все окна. Сейчас эта штука камнем полетит на дно.

– Надеюсь, вода теплая, – пробормотал Джордино, выдавливая стекла из рам. – Ненавижу холодную воду.

Обратившись к Мэйв, Питт посоветовал:

– Сделай несколько глубоких вдохов, чтобы набрать в кровь побольше кислорода. Когда мы ринемся вниз, выдохни и снова вдохни.

– Спорим, я под водой дальше тебя проплыву, – сказала она с отчаянной решимостью.

– Заметано, – восхищенно произнес он. – Прыгай в окно справа и греби под пирс, как только вода хлынет в автобус.

Питт достал из своей сумки нейлоновый пакет и запихнул его себе в штаны, отчего те невероятно раздулись спереди.

– Спасательный мешок? – удивилась Мэйв.

– О да, мешочек сладостей на крайний случай, – объяснил Питт. – Я никогда без него не выхожу из дома.

– Они уже почти рядом, – спокойно оповестил Джордино.

Питт натянул кожаную куртку, застегнул молнию до самого ворота и сжал баранку.

– Ладно, попробуем заработать у судей высокие оценки.

Он пробудил двигатель и переключил автоматическую коробку передач на малый ход. Разбитая машина дернулась вперед, шлепая обрывками правой шины, выпуская такие густые клубы пара, что Питт едва различал дорогу впереди. Он набирал скорость, готовясь к прыжку. Ограждения вдоль края пирса не было, тянулся только низкий деревянный брус, служивший бордюром для автомашин. Передние колеса приняли удар на себя. Ослабленная передняя подвеска отлетела, лишенное колес шасси рухнуло на нее, а задние шины, сжигая резину, закрутились, выталкивая остатки «тойоты» с пирса.

Последнее, что зафиксировал Питт до того, как ветровое стекло провалилось в кабину и через распахнутую дверь хлынула морская вода, было громкое шипение перегретого мотора.

Охранники Дорсетта подбежали к краю причала. Их взорам предстало множество булькающих пузырьков и огромное масляное пятно. Поднявшиеся от удара волны разошлись. Охранники тоже, благо из зеленой мути не вынырнула ни одна голова.

Питт рассудил: если причал способен принять крупнотоннажное судно, значит, здесь глубина воды по меньшей мере пятнадцать метров. Автобус затонул колесами вниз, ткнулся в донную грязь, подняв тучу ила. Оттолкнувшись от руля, Питт проплыл в салон, убедился, что Мэйв с Алом выбрались из машины, и последовал за ними. По мере того как он удалялся от «тойоты», вода становилась светлее и холоднее. Питт различил сваи под пирсом. «Видимость, – прикинул он, – где-то двадцать метров».

Впереди метрах в четырех он увидел Мэйв и Джордино – те сильно гребли, направляясь к сваям. Питт глянул вверх – над ним неясным рисунком маячили облака. Вдруг вода потемнела: Питт очутился под пирсом. На время он потерял своих спутников. Легкие заболели, требуя законной порции воздуха. Питт поплыл к поверхности под углом, работая одной рукой, а другой оберегая голову от соприкосновения с чем-нибудь твердым или острым. Вынырнул он посреди небольшого скопления мусора. Глубоко вздохнув, он крутанулся и увидел Мэйв с Джордино – они держались за сваю. Питт подплыл к ним.

Мэйв встретила его широкой улыбкой.

– Задавака, – шепнула она, опасаясь, что люди отца расслышат ее голос. – Признайся, что ты чуть не утонул, стараясь проплыть больше моего.

– Да, – улыбнулся Питт. – Жизнь во мне едва теплится.

– По-моему, никто нас не заметил, – тихо проговорил Джордино. – Я почти под причалом был, когда из илистой тучи выбрался.

Питт взмахнул рукой в сторону района причалов:

– Предлагаю найти безопасное местечко и выбраться на свет божий.

– Лучше залезть на борт ближайшего судна и попросить убежище, – возразил Джордино.

Мэйв взглянула на него с сомнением. Длинные светлые волосы плавали в воде у нее за спиной словно золотистые тростинки.

– Если охранники это заметят, то отец принудит экипаж судна выдать нас.

Джордино ответил:

– А вы не допускаете, что экипаж его не послушается? Ведь мы будем находиться под защитой местных властей.

Питт помотал головой, стряхивая капельки воды.

– Представь, что ты капитан корабля или начальник полиции порта. Кому ты поверил бы: трем полуутопшим крысам или самому Артуру Дорсетту?

– Наверное, ему, – вздохнул Джордино.

– Нам бы только добраться до пирса, возле которого стоит «Океанский удильщик».

– Именно там холуи отца нас и ждут, – заметила Мэйв.

– Люди Дорсетта не посмеют сунуться на борт судна, принадлежащего государственной организации, – уверил ее Питт.

– Утверждение абстрактное, – прошептал Джордино. – Кроме того, мы не имеем ни малейшего понятия, где стоит «Океанский удильщик».

Питт укоризненно взглянул на друга:

– Как же мне противно, когда ты мыслишь трезво!

– У «Удильщика» корпус бирюзовый, а надстройки белые, как у «Полярного охотника»? – спросила Мэйв.

– У всех судов НУМА раскраска одинаковая, – кивнул Джордино.

– Тогда я его видела. Он пришвартован к шестнадцатому причалу.

– Сдаюсь. В какой стороне отсюда шестнадцатый причал?

– Четвертый к северу от этого, – ответил Питт.

– Откуда тебе это известно?

– Метки на складах. Я заметил цифру «девятнадцать» до того, как выехал с двадцатого причала.

– Теперь, когда выяснилось, где мы находимся и куда предстоит плыть, давайте отправимся в путь, – предложил Джордино. – Если охранники не совсем мозги растеряли, то пошлют водолазов за нашими телами, чтобы доложить боссу о выполнении задания.

Экономя силы, они неспешно и ровно поплыли брассом среди леса свай. Прошел почти час, прежде чем они заметили бирюзовый корпус.

– Добрались! – радостно воскликнула Мэйв.

– Не надо заранее подсчитывать выигрыш, – урезонил ее Питт. – Причал, может, кишмя кишит качками твоего отца.

Корпус судна находился всего в двух метрах от свай. Питт плыл до тех пор, пока не оказался прямо под сходнями. Подтянувшись, он ухватился руками за крестовину, подпиравшую сваю, и вылез из воды. Забравшись по наклонному брусу на пирс, он медленно осмотрелся.

Около сходен никого не было, но у въезда на пирс стояла служба безопасности Дорсетта. Питт насчитал четверых охранников, растянувшихся цепочкой между контейнерами, и столько же автомашин.

Питт присел и проговорил:

– Наши друзья стерегут вход на пирс метрах в восьмидесяти отсюда; это слишком далеко, чтобы помешать нам попасть на борт.

– Годится, – ответил Джордино.

Питт вытянул Мэйв из воды, Ал выбрался сам, и они со всех ног припустили к «Океанскому удильщику».

Тишина и пустота на палубе насторожили Питта. Он оглянулся на охранников. Те не торопясь, вразвалочку двинулись к «Океанскому удильщику». Их совершенно не удивило внезапное воскрешение утопленников. «Что-то не так», – подумал Питт и удостоверился в этом, когда открылась дверь каюты и перед ним выросла до жути знакомая фигура.

– Как же приятно снова увидеть вас, мистер Питт! – расплылся в глумливой улыбке Джон Мерчант. – Вы ведь никогда не сдаетесь, да?

 

30

 

Сказать, что Питт испытал горькую досаду, – значит ничего не сказать. Он просто рухнул в отчаяние. Артур Дорсетт обвел его вокруг пальца как мальчишку. Магнат все просчитал: и куда Питт полетит, и где приземлится, и на чем поплывет. Он даже разработал запасной вариант поимки Питта – на случай, если основной даст осечку.

Теперь акустическую чуму не остановить, детей Мэйв не спасти, самому не уцелеть да еще и друга погубит. И половины из перечисленного хватило бы для того, чтобы завыть от безнадежности. Но кто мог вообразить, что у Дорсетта хватит наглости захватить судно, принадлежащее самой могущественной стране в мире?!

Питт искоса посмотрел на Джордино и удивился: Ал воспринял ужасное событие с привычной невозмутимостью. Он стоял, оглядывая Мерчанта так, будто мерку с него для гроба снимал. Питт перевел взгляд на Мэйв. Мужество покинуло ее. Голубые глаза сделались безрадостными, как у человека, знающего, что миру пришел конец. Она закрыла лицо ладонями и заплакала. Поведение друга пристыдило Питта, а горе подруги развязало язык.

– Что вы сделали с экипажем? – требовательно обратился Питт к Мерчанту.

– Тех пятерых, что остались на борту, мы убедили посидеть в трюме.

Питт вопросительно поднял брови:

– Пятерых?

– Да. Остальные веселятся в лучшей гостинице Веллингтона на вечере, который в их честь устроил мистер Дорсетт. Вы же знаете, как он уважает отважных исследователей морских глубин.

– Ловко, – холодно оценил Питт. – Кто из НУМА сообщил вам о нашем прибытии?

– Геолог какой-то – он постоянно осведомляет мистера Дорсетта о ваших проектах. Один из множества источников, снабжающих компанию доверительной информацией.

– Да у вас целая шпионская сеть.

– И очень хорошая. Мы следили за вами с той минуты, когда вы взлетели с аэродрома Лэнгли в Вашингтоне.

– Вы закуете нас в кандалы?

– Ни в коем случае. Моим людям приказано всего-навсего искалечить мисс Дорсетт, если вы с другом попробуете удрать. – Мерчант сверкнул зубами. – Так пожелала мисс Боудикка.

– Как мило с ее стороны! – съязвил Питт. – Готов побиться об заклад, она мучила кошек, когда была маленькой.

– У нее и на ваш счет есть интересные мысли, мистер Питт.

– Кстати, о мыслях. Как ваша голова?

– Благодарю, в порядке. Когда я вас буду бить, вы так сказать не сможете.

– Куда вы собираетесь нас переправить?

– Пока на яхту мистера Дорсетта. Он вскоре прибудет.

– Я полагал, что он безвылазно сидит на острове Гладиатор.

– Ради вас он сделал исключение. – Мерчант снял темные очки и тщательно протер линзы бархоткой. – Вам будет интересно познакомиться с ним.

– А мне кажется, он монах-отшельник, – вмешался в разговор Джордино. – Что его волнует, помимо пересчета алмазов?

На мгновение взгляд Мерчанта, обращенный на Джордино, полыхнул адским огнем.

– У всякого юмора, господин хороший, есть своя цена. Мисс Дорсетт может поведать вам, что ее отец лишен слабости к язвительным замечаниям. Завтра в это самое время у вас будет весьма и весьма мало поводов для шуток.

 

Артур Дорсетт оказался совершенно не таким, каким Питт представлял его себе. Ожидалось, что один из богатейших людей на свете, имеющий красавиц дочерей, сам, по крайней мере, благообразен. Человек же, которого он увидел в кают-компании яхты, уже известной по Кангиту, походил на тролля из скандинавского фольклора. Особенно поразили его зубы Дорсетта – пожелтевшие, выщербленные, они напоминали клавиши старого пианино. Такое убожество, по мнению Питта, следовало таить за плотно сомкнутыми губами. Однако рот магната был постоянно полуоткрыт. «Тролль жаждет крови», – подумал он.

Дорсетт сидел на краешке столешницы, поддерживаемой акульими плавниками. Слева от него стояла Боудикка в парусиновых брюках и рубашке, завязанной узлом на талии и наглухо застегнутой у ключиц. Справа размещалась в кресле, обитом шелком, Дейрдра в белой водолазке и юбке из шотландки.

Скрестив руки на груди, Дорсетт пустыми до черноты глазами избороздил Питта и Джордино. Он изучил их сверху донизу, от вихров на темени до шнурков на ботинках. Затем он перевел взгляд на Мерчанта, который стоял позади Мэйв, сунув руку за борт твидового спортивного пиджака, где в наплечной кобуре лежал автоматический пистолет.

– Отлично сработано, Джон!

– Вы все в точности предугадали, мистер Дорсетт, – просиял Мерчант. – Даже то, что они попытаются вплавь добраться до «Океанского удильщика».

– Были проблемы со службой охраны причалов?

– Переговоры и расчеты прошли гладко. Пятеро задержанных членов экипажа освобождены. Любой жалобе, направленной руководством НУМА, обеспечено полное равнодушие со стороны местных властей.

– Еще бы! – усмехнулся Дорсетт. – Эта страна в очень большом долгу перед нами за вклад в развитие ее экономики.

Мерчант угодливо закивал.

– Всех участников вскоре ждет щедрая премия, – объявил Дорсетт. – Можете идти.

Мерчант опасливо покосился на Питта и Джордино:

– За этими людьми нужен глаз да глаз. Не рекомендую оставаться с ними наедине.

Дорсетт нахмурил густые брови.

– Я не нуждаюсь в ваших советах, – презрительно бросил он.

– Мой долг – защищать вас и ваши интересы, – сказал Мерчант, снял руку с пистолета и застегнул пиджак. – Я отношусь к этому очень серьезно.

– Ценю ваше усердие. – Дорсетт, явно теряя терпение, выразительно потряс пальцами.

Как только Мерчант вышел, Мэйв набросилась на отца:

– Что с Шоном и Майклом? Не причинил им твой поганый Фергюсон вреда?

Питт подумал, что сейчас ей ответит Дорсетт, но вместо этого Боудикка шагнула вперед и влепила Мэйв пощечину. Удар оказался такой силы, что Мэйв пошатнулась. Питт подхватил ее, а Джордино загородил спиной.

Ал был вдвое ниже Боудикки. Он упер взгляд в пышную грудь великанши и изрек:

– Вот так приветствие!

Питт умел разбираться в выражениях лица своего друга. Джордино, похоже, о чем-то догадался насчет Дейрдры и теперь собирался выдать тайну троллева отродья. «Не надо», – хотел сказать Питт, но не успел. Лукаво улыбнувшись, Ал задрал голову и сказал:

– А я знаю.

– Что? – опешила Боудикка.

– У вас грудь волосатая. Поэтому вы застегнуты под горлышко.

Повисло минутное молчание. Потом прекрасные черты Боудикки исказились от ярости. Она занесла кулак над головой Джордино. Тот и не подумал отступить.

Кулак обрушился на черную кудрявую шевелюру с недюжинной силой. Джордино рухнул. Все уставились на него. Полежав немного, он поднялся, смачно выплюнул кровавый сгусток на дорогой ковер и широко улыбнулся:

– Значит, я прав.

Боудикка потерла ушибленный кулак. Безудержная ярость сменилась холодной враждебностью.

– Шут. Тебе бы в цирке выступать.

– Только вместе с вами, мадам, – немедленно откликнулся Джордино.

Питт испугался, что эта реплика вызовет новую вспышку гнева у великанши. Он хорошо помнил, на какой еще фокус способна Боудикка.

– Давай послушаем, что скажет мистер Дорсетт, – сказал он, положив руку на плечо Ала.

– Вы умнее своего приятеля, – заметил Дорсетт.

– Только когда нужно предотвратить убийство.

– Вот как? Значит, вы считаете нас убийцами?

– Учитывая, что на вашей совести гибель сотен людей, – безусловно, да.

Дорсетт равнодушно пожал плечами и, обогнув стол, уселся в кресло. Боудикка тут же встала около отца.

– Когда на прохожего падает кирпич, это называется не убийством, а роковой случайностью, – сказал Дорсетт.

– Вы называете случайностью акустическую чуму, вызванную вами?

Дорсетт поморщился:

– А, бросьте! Что значит несколько смертей, когда в третьем мире миллионы мрут ежедневно от голода, болезней и войн.

– Мама учила меня, что каждая жизнь есть дар Божий, – сказал Питт.

– Жизнь – это расхожий товар, и ничего больше, – с издевкой произнес Дорсетт. – Люди похожи на инструменты: ими пользуются, пока нужны, и выбрасывают, когда надобность отпадает. Мне жаль тех, кто вроде вас обременяет себя моралью и принципами. Вы обречены гоняться за миражом, за идеальным устройством мира, какового не было и никогда не будет.

Питт убрал руку с плеча Джордино и с удивлением произнес:

– У вас извращенная философия.

– До сих пор она служила мне превосходно.

– Что за причина заставляет вас совершать массовые убийства? Зачем добывать алмазы с помощью ультразвука?

– Обычный способ не позволяет настолько увеличить выработку, чтобы сбить цены на рынке. А я хочу сделать так, чтобы бриллианты стали доступны даже нищенке.

– Вас потянуло на благотворительность?

– Вообще-то алмаз – всего-навсего затвердевший углерод. Его единственная практическая ценность в том, что он – самое твердое вещество из известных человеку. Поэтому алмаз незаменим при обработке металла и бурении скальной породы. Между прочим, слово «алмаз» заимствовано из греческого. В переводе оно звучит как «неукротимый». Древние эллины, а позднее и римляне полагали, что алмаз защищает от врагов и диких зверей. Еще считалось, что с помощью алмаза можно выявить супружескую неверность. Нынешний ажиотаж вокруг бриллиантов – не более чем дань моде. По мне, хрусталь сверкает ничуть не хуже.

Дорсетт говорил ровным голосом, однако пульсирующая жилка на шее выдавала, насколько глубокие чувства вызывает в нем затронутая тема. Питт понял, что если Дорсетта не остановить, то лекция продлится до второго пришествия. Ждать так долго он не мог: его интересовала не история алмазов, а их добыча.

– Известно ли вам, – продолжал толковать Дорсетт, – что первое бриллиантовое обручальное кольцо было подарено эрцгерцогом Фердинандом Австрийским Марии Бургундской в тысяча четыреста семьдесят седьмом году, а верование, будто «вена любви» идет прямо от мозга к безымянному пальцу левой руки, связано с мифом, пришедшим к нам из Древнего Египта?

Питт воспользовался паузой, неизбежной после риторического вопроса, и сказал с нескрываемым презрением:

– Мне известно, что алмазы придерживаются на складах в Южной Африке, России и Австралии, с тем чтобы потребительский спрос на них оставался стабильно высоким. Еще мне известно, что картель, а по сути, монополия, управляемая «Де Бирс», диктует цены на рынке. Как же вам удастся осчастливить нищенку при подобных обстоятельствах?

– А я сокрушу «Де Бирс», – самодовольно скривился Дорсетт. – Я наводню рынок баснословно дешевыми алмазами, и картель разорится в пух и прах.

– Какая выгода господствовать на угнетенном рынке?

– Вы меня не поняли, мистер Питт. Я не намерен господствовать на рынке. Я собираюсь погубить его навсегда. – Дорсетт устремил взгляд поверх головы Питта, словно любуясь картиной ближайшего будущего.

– Неужели вы хотите перерезать горло самому себе, фигурально выражаясь?

Дорсетт наставил на Питта палец:

– Вот! Мне нужно, чтобы все думали именно так, даже мои ближайшие сподвижники. Правда же заключается в том, что я рассчитываю заработать целую кучу денег.

– Как? – вырвалось у Питта.

Дорсетт в сатанинской улыбке обнажил жуткие зубы:

– Помимо алмазов, есть другие драгоценные камни.

– Боже мой! – осенило Мэйв. – Ты собрался монополизировать рынок цветных камней.

Ее начало трясти – и от вымокшей одежды, и от охватившего ужаса. Питт снял сырую кожанку и накинул ей на плечи.

Дорсетт кивнул:

– Да, дочь. Все последние двадцать лет твой мудрый старик отец отправлял на склад добытые алмазы и потихоньку скупал доли в компаниях, добывающих цветные камни. Через сложные схемы дутых корпораций я теперь контролирую восемьдесят процентов рынка.

– Под цветными камнями, я полагаю, вы имеете в виду рубины и изумруды, – уточнил Питт.

– Так и есть, а еще сапфиры, топазы, турмалины и аметисты. Месторождения цаворита, красного берилла и красного изумруда становится найти все труднее и труднее, а мексиканского огненного опала и подавно. Есть цветные камни настолько редкие, что из них не делают ювелирные украшения, за ними охотятся коллекционеры.

– Почему же тогда цены на цветные драгоценные камни не идут ни в какое сравнение с ценами на бриллианты? – спросил Питт.

– А потому что картелю пока удается держать цвет в тени, – объяснил Дорсетт со страстью фанатика. – «Де Бирс» тратила бы бешеные деньги на энергичные исследования и анализ международных рынков. Миллионы уходят на рекламу бриллиантов, на придание им имиджа вечной ценности. Мужчинам и женщинам внушается, что настоящим проявлением любви является только подарок бриллиантовой безделушки. Я положу этому безобразию конец. – Дорсетт вскочил и заходил по каюте, для выразительности размахивая руками. – Сейчас добычу цветных драгоценных камней ведут тысячи горнозаводчиков. Конкурируя друг с другом, они сбивают цены. Нет никакой единой организации, занимающейся продвижением цветных камней на рынок. Одураченный потребитель пренебрегает истинной красотой. Я намерен все это переменить.

– Стало быть, вы делаете прыжок обеими ногами.

Дорсетт остановился.

– Да! Но в отличие от «Де Бирс» я буду обрабатывать цветные камни и торговать ими через «Дом Дорсетта». Сапфиры, изумруды и рубины помогут любой женщине почувствовать себя богиней. Еще знаменитый ювелир эпохи Возрождения Бенвенутто Челлини утверждал, что рубин с изумрудом блистательнее бриллиантов.

Замысел был ошеломляющий, и даже благородный Питт помедлил, прежде чем спросить:

– Женщины верят, что алмазы связаны с ухаживанием и любовью на всю жизнь. Вы действительно думаете, что способны переубедить их?

– Почему бы и нет? – удивился Дорсетт. – Идея бриллиантового обручального кольца утвердилась только в самом конце первого десятилетия девятнадцатого века. Всего-то и нужно – умелая пиар-кампания. У меня есть первоклассное рекламное агентство с отделениями в тридцати странах – оно готово приступить к делу одновременно с моей операцией по спуску картеля в унитаз. Даю вам слово: цветные камни станут престижнейшими украшениями, а бриллианты пойдут на их обрамление.

Питт обвел взглядом Боудикку, Дейрдру и Мэйв.

– Как и большинство мужчин, я плохой знаток потаенных мыслей и чувств женщин, только мне кажется, что доказать слабому полу, будто бриллиант для девушки не лучший дружок, чрезвычайно трудно.

Дорсетт громко рассмеялся:

– А при чем тут девушки? Главное – это мужчины. Именно они покупают драгоценности. Именно им не хватает фантазии поразить воображение любимых чем-то иным, нежели тугой кошелек. Взвинтите цены на цветные камни – и они их у вас купят.

– Это правда? – усомнился Питт. – То, что изумруд попадается в пятьдесят раз реже, чем сходный по размеру алмаз?

Дорсетт удовлетворенно кивнул:

– Месторождения изумруда иссякают, со временем добыча его прекратится вовсе, и тогда разрыв окажется больше. Красный изумруд, например, находят только в штате Юта, так что он встречается в миллион раз реже, чем алмаз.

– Монополизировать один рынок, развалив другой… Должно быть, на кону огромная прибыль.

– Не огромная – колоссальная, мой дорогой Питт. Просто несусветная. Речь идет о десятках миллиардов долларов.

Сумма ошеломила Питта.

– Представляю, во сколько вы увеличите цены на цветные камни…

– Не меньше чем в четыре раза. Конечно, это произойдет не за ночь, но постепенно, в течение нескольких лет, – обязательно.

Питт в упор посмотрел на размечтавшегося гиганта:

– Ваша воля. Если желаете, превращайтесь в царя Мидаса.^[14] Делайте что угодно с ценами на алмазы. Но ради бога, прикройте ультразвуковую добычу на своих шахтах. Сделайте это прямо сейчас, пока не потеряна очередная жизнь.

Наступила тишина. Все взгляды устремились на Дорсетта в ожидании взрыва ярости. Дорсетт внимательно посмотрел на Питта и повернулся к Мэйв:

– Странного ты себе нашла хахаля. Он думает, что мною можно понукать. Придется его просветить. – Он возвратился к Питту: – Наступление на «Де Бирс» назначено на двадцать второе февраля, через двадцать один день. Чтобы все удалось, мне нужно буквально опустошить шахты. Без ультразвукового метода это невозможно. Если при осуществлении моего плана кучка людишек умрет, значит, так им на роду написано.

«Мания величия, отягченная полным отсутствием совести, – заключил Питт, невольно поеживаясь под огнем угольно-черных глаз. – Сколько же он совершил преступлений, добиваясь власти и богатства! А сколько еще совершит…» У него не осталось и крупицы сомнения в том, что Артур Дорсетт не только психически больной человек, но и серийный убийца.

– Вы поплатитесь за свои злодеяния, Дорсетт, – спокойно выговорил Питт, придав голосу холодную резкость. – Вы непременно поплатитесь за причиненные вами горе и страдания.

– Кто же ниспошлет мне кару? – осклабился Дорсетт. – Вы, может быть? Или ваш мистер Джордино? Я не верю ни в земное, ни в небесное правосудие. Но если оно даже и постигнет меня когда-нибудь, то вы, мистер Питт, этого все равно не увидите.

– Стрелять свидетелю в затылок и выбрасывать тело за борт – такова ваша политика?

– Стрелять? Нет, мы обойдемся без шума. А вот насчет того, как избавиться от трупа, я, пожалуй, с вами соглашусь. Хорошая идея, верно, Боудикка?

– Они будут умирать медленно и мучительно, – посулила дочь своего отца.

 

31

 

Турбодизели стихли до сдавленного дрожания. После тридцати часов безумной гонки яхта легла в дрейф и закачалась на ласковых волнах. Новая Зеландия давным-давно скрылась за кормой. На севере и западе посверкивала молния, гром глухо грохотал у горизонта. На юге и востоке туч не было, небо голубело.

Питт и Джордино провели ночь и половину следующего дня взаперти: их посадили в каптерку на корме, в двигательном отсеке. Места едва хватало, чтобы сидеть на палубе, упершись подбородком в коленки. Питт большую часть времени бодрствовал; ясность мысли у него обострилась при первых же звуках запущенных двигателей. Отбросив все мысли о стесненности положения, Джордино снял дверь с петель – и тут же обнаружил за ней четверых охранников, которые не замедлили ткнуть ему в живот дула автоматов. Потерпев поражение, Джордино быстренько улегся и уснул еще до того, как дверь повесили на место.

В том, что случилось, Питт винил себя одного. «Я должен был предвидеть развитие событий, – казнился он. – Я недооценил фанатичного желания Дорсетта держать Мэйв в когтях. Мы с Джордино оказались всего лишь пешками в чужой игре, и Дорсетт уничтожит нас как мелкую помеху на пути к несусветному богатству».

Внезапно Питта озадачило: отчего это их с Джордино до сих пор не убили? Не успел он сосредоточиться на данной мысли, как дверь скрипнула и на пороге каптерки возник хитро поглядывающий исподлобья Джон Мерчант. Питт машинально глянул на свои глубоководные часы. Было одиннадцать часов двадцать минут утра.

– Вам пора отправляться на корабль, – вежливо оповестил посланник смерти.

– Мы переходим на другое судно? – спросил Питт.

– В некотором роде.

– Надеюсь, обслуживание там будет лучше, чем здесь, – потянулся Джордино. – О нашем багаже вы, разумеется, позаботитесь?

Мерчант отмел слова Джордино, передернув плечами.

– Прошу вас поторопиться, господа. Мистер Дорсетт не любит, когда его заставляют ждать.

Их препроводили на кормовую палубу в окружении охранников, обвешанных самым разнообразным оружием. Когда они увидели Дорсетта, на палубу упали дождевые капли, принесенные легким ветром из наступавших туч.

«Святое семейство» сидело под навесом за столом, уставленным изысканными яствами в серебряной посуде. Ливрейные лакеи стояли за спиной Дорсетта, готовые наполнять бокалы и убирать использованные приборы и посуду.

Боудикка и Дейрдра, сидевшие справа и слева от отца, не оторвались от еды, когда Питт и Джордино оказались в их божественном присутствии. Питт поискал глазами Мэйв, но не нашел ее.

– Сожалею, что вы должны нас покинуть, – проговорил Дорсетт, прожевав кусок тоста, намазанного икрой. – Жаль, что вы не сможете остаться на второй завтрак.

– Вы разве не знаете, что нужно бойкотировать икру? – сказал Питт. – Браконьеры вот-вот полностью уничтожат осетров.

Дорсетт равнодушно пожал плечами:

– Ну, значит, она будет стоить на несколько долларов больше.

Питт посмотрел на пустынное море, которому приближающийся шторм уже начинал придавать жуткий вид.

– Нам сказали, что мы перейдем на борт другого корабля.

– Так оно и будет.

– Где же этот корабль?

– Болтается рядышком.

– Понимаю, – тихо сказал Питт. – И впрямь понимаю. Вы намерены пустить нас по воле волн.

Дорсетт провел салфеткой по рту с изяществом автослесаря, вытирающего ветошью замасленные руки.

– Прошу извинить, что предоставляю вам утлое суденышко без мотора, но это все, что я могу предложить.

– Прелестный штрих к портрету садиста. Вы наслаждаетесь мыслью о страданиях, которые нас ожидают.

Джордино глянул на два первоклассных катера, закрепленных на верхней палубе яхты:

– Мы ошарашены вашей щедростью.

– Напрасно иронизируете. Я даю вам шанс выжить. Могли бы и поблагодарить.

– Благодарим покорно за то, что бросаете нас в пасть шторма в той части океана, куда торговые суда не заходят. – Питт нахмурился. – Не соизволите снабдить нас ручкой и бумагой, чтобы мы оставили завещания?

– Перебьетесь. Прощайте, мистер Питт, мистер Джордино. Счастливого путешествия. – Дорсетт кивнул Джону Мерчанту: – Проводите этих свиней из НУМА к их корыту.

Мерчант указал на распахнутую дверь в ограждении:

– Прошу.

– Как? – удивился Джордино. – Без оркестра и букетов на память?

Питт подошел к краю палубы и глянул на воду. Рядом с яхтой прыгала на волнах убогая лодчонка три метра в длину и два в ширину. По бокам клинообразного корпуса крепились баллоны из неопрена. К лодке полагался подвесной мотор, но его сняли, о чем свидетельствовали торчащие провода. Но самое ужасное было другое: в углу лодки сутулилась Мэйв в кожанке Питта.

От гнева Питту не хватило выдержки. Схватив Мерчанта за ворот куртки с эмблемой яхты, он легко, словно соломенное чучело, отбросил его в сторону. Вихрем метнулся к обеденному столу и крикнул:

– А Мэйв-то зачем?!

Дорсетт раздвинул губы, изображая улыбку:

– Она носит имя своей прародительницы, у нее наследственная склонность страдать.

– Вы негодяй! – выдохнул Питт, кипя животной ненавистью. – Вы…

Большего произнести не удалось. Один из охранников с размаху саданул ему прикладом автомата прямо над почками.

Мучительная волна боли нахлынула на Питта, но незамутненная ярость удержала его на ногах. Он подался вперед, ухватил обеими руками скатерть, сильно дернул и взметнул ее в воздух. Бокалы, ножи, вилки, блюда и тарелки, наполненные деликатесами, с жутким грохотом разлетелись по всей палубе. Питт бросился через стол на Дорсетта с намерением удушить негодяя. Боудикка взмахнула руками, и Питт угодил Дорсетту в глаз. Раздался душераздирающий первобытный вопль. Питт почувствовал град ударов. Все кости затрещали, перед глазами ярко сверкнула бриллиантовая россыпь, и Питт провалился во тьму.

 

Питту казалось, что он лежит в пещере глубоко под землей. Вокруг была сплошная темень. Он попробовал приподняться, но не сумел и пальцем пошевелить. «Замурован», – явилась отчаянная мысль. Потом издалека забрезжил свет. Питт потянулся к нему, не желая отпускать в темные тучи, гонимые ветром по небу.

– Восславим Господа, Лазарь вернулся из мертвых, – глухо, словно из другого мира, сказал Джордино. – И как раз вовремя, дабы вновь умереть, судя по погоде.

Очнувшемуся от забытья Питту захотелось обратно в пещеру. Тело ныло от боли. Переломаны, казалось, были все кости, от черепа до стоп. Питт застонал. Мэйв прижала ладонь к щеке:

– Будет не так больно, если постараешься не двигаться.

Питт доверчиво взглянул на нее. Большие голубые глаза светились заботой и любовью. Словно по ее заклинанию, он почувствовал, как боль постепенно уходит.

– Ну, я, конечно же, сильно напортачил, да? – с трудом выговорил он.

Мэйв медленно повела головой из стороны в сторону, отчего длинные светлые волосы приятно щекотнули Питту щеки.

– Нет-нет, не думай так. Если бы не я, вы с Джордино тут не оказались бы.

– Ребятишки Мерчанта крепко над тобой поработали, прежде чем выбросили с яхты. Ты так выглядел, будто на тебе отрабатывали удары все боксеры лос-анджелесского клуба, – сказал Джордино.

Питту удалось сесть.

– Как Дорсетт?

– Думаю, теперь, с черной повязкой на глазу, он будет выглядеть настоящим пиратом. Останется только шрам дуэльный получить да крюк вместо руки приделать.

– Боудикка с Дейрдрой унесли его в каюту, – сказала Мэйв. – Если бы Мерчант понял, насколько серьезна рана у его босса, то, будь уверен, разрезал бы тебя на кусочки.

Сквозь распухшие веки Питт оглядел пустынное зловещее море.

– Яхта ушла?

– Испугалась шторма и удрала во все лопатки, – сообщил Джордино. – Впритирку прошла. Мы чуть не опрокинулись.

Питт перевел взгляд на Мэйв:

– Стало быть, они нас оставили на плаву вроде твоей прапрапрабабушки Бетси Флетчер.

Она удивленно глянула на него:

– А ты откуда про нее знаешь? Я тебе не рассказывала.

– Я всегда выясняю подноготную женщины, с которой собираюсь провести остаток жизни.

– И остаток этот будет коротенький, – сказал Джордино, безрадостно указывая на северо-запад. – Если только меня не подводят познания, полученные на уроках метеорологии в вечерней школе, мы торчим на пути того, что в здешних местах зовется тайфуном или циклоном – в зависимости от того, как близко мы к Индийскому океану.

Вида темных туч и проблесков молний, после которых грозно рокотал гром, вполне хватило Питту, чтобы у него сердце замерло от этих безбрежных морских просторов и усиливающихся порывов ветра. Зазор между жизнью и смертью сузился до толщины бумажного листка. Солнце давно скрылось, и море сделалось серым. Минуты отделяли утлое суденышко от того, чтобы оказаться в самой гуще вихря.

Питт решил времени зря не терять.

– Наша первоочередная задача – соорудить якорь, – сказал он Джордино и обратился к Мэйв: – Мне нужна кожанка.

Ни слова не говоря, она стянула куртку и протянула Питту. Джордино принялся шарить в небольшом рундуке под сиденьем. Вытащил он оттуда старую проржавевшую «кошку» и два нейлоновых троса длиной три и пять метров. Питт расстелил кожанку и сложил на нее всю обувь, «кошку», а также какие-то старые части мотора и несколько ржавых инструментов, которые Джордино выскреб из рундука. Потом он застегнул куртку на молнию, узлом стянул рукава и весь этот тюк привязал к короткому нейлоновому тросу. Сбросил грузило за борт, убедился, что оно ушло под воду, после чего закрепил второй конец троса на возвышавшемся посреди отсека кронштейне с бесполезными приборами для подвесного мотора.

– Ложитесь на дно лодки, – приказал Питт, обвязывая оставшийся трос вокруг центра кронштейна. – Потреплет нас изрядно. Обвяжите трос вокруг талии и оставьте свободный конец, чтобы привязать его к лодке, если перевернемся или вылетим в море.

Питт бросил последний взгляд поверх неопренового баллона на надвигающиеся от горизонта громадные валы. Море одновременно наводило ужас и поражало красотой. Стрелы молний вырывались из лилово-черных туч, гром походил на дробь тысячи барабанов. Буря обрушилась на них без всякой жалости. Всего десять минут прошло – и штормовой ветер забушевал вовсю, пошел дождь, обратившийся в такой беспросветный ливень, что не стало видно неба, а море вокруг вскипело пеной, будто суп на сильном пламени. Капли, подхваченные шквалом, завывавшим как тысяча предвещающих смерть привидений, жалили так нещадно, что вся кожа зудела.

Ветром срывало гребешки с трехметровых волн. Очень скоро волны поднялись до семи метров. Море удвоило бешеный натиск на хрупкую посудину и беспомощных пассажиров. Лодку то крутило, как волчок, то бросало по волнам, то затягивало в пучину. Небо и вода перемешались.

Удивительно, но якорь не оторвался. Он выполнил свою задачу: не дал разбушевавшейся стихии поглотить лодку и ее пассажиров. Серые волны окатывали людей и заливали днище лодки шипящей пеной. Троица давно вымокла до костей, но упрямо держала центр тяжести, наделяя посудину лишней долей устойчивости.

Во благо оказались малые размеры судна и неопреновые баллоны по бокам корпуса. И то и другое делало лодку плавучей, как пробка. «Если якорь удержит, – подумал Питт, – у нас определенно есть шанс на спасение». Однако следующие двадцать минут ему показались вечностью.

На лодку обрушивались нескончаемые валы воды, в которой задыхались и заходились в кашле три человека, пока посудину поплавком не выбрасывало на гребень следующей стеной идущей волны. Вычерпывать воду было незачем: заполнявшая отсек вода своей тяжестью удерживала их, чтобы они не перевернулись. Люди изо всех сил старались удержаться, чтобы их не смыло водой, а уже через секунду, когда лодку унесло в пучину, судорожно хватались за что попало, чтобы их не вышвырнуло в воздух.

Питт с Джордино крепко сцепили руки над устроившейся меж ними Мэйв, упирались в борта ногами, для опоры. Если бы одного из них смыло за борт, то не оставалось бы возможности спастись. Ни единой живой душе не под силу выстоять в одиночку в бушующем море. Из-за ливня уже в нескольких метрах ничего нельзя было разглядеть, и очень скоро им стало попросту не на что смотреть.

Вспыхнули молнии, и Питт взглянул на Мэйв. Вид у нее был такой, словно она смирилась, что ее забросило в ад, где уготованы страшные муки от морской болезни. Питт терзался, что никак не мог утешить ее словами, ведь рев ветра не давал ничего расслышать. На чем свет стоит клял он Артура Дорсетта «Боже, – думал Питт, – вот ужас-то иметь отца с сестрицами, которые до того ее ненавидят, что крадут ее детей, а теперь вот и саму на смерть обрекли, только потому, что она мила и добра и не пожелала связывать себя с их преступными махинациями! Жуткая несправедливость! Нет, она не умрет. Во всяком случае, ни за что, пока сам я жив». Положив руку на плечо Мэйв, он с нежностью пожал его. Потом перевел взгляд на Джордино.

У того на лице застыло полное безразличие к невзгодам. И такая явная беззаботность в кромешном аду подбодрила Питта. «Чему быть, того не миновать», – было написано в глазах друга. Жизнестойкость этого человека не знала границ. Питт не сомневался: Ал раньше умрет, чем опустит руки, держащиеся за лодку и удерживающие Мэйв. Морю Джордино не поддастся никогда.

И, словно сознание обоих сработало одновременно, Джордино повернулся взглянуть, как обстоят дела у Питта. «Есть два вида мужиков, – подумал он. – Есть такие, что видят поджидающего их души черта и смертельно боятся его. А есть такие, что, по уши увязнув в безысходности, поглядывают на него как на спасение от мирских мучений. Питт ни тем ни другим не чета. Он способен прямо на черта смотреть да в глаз тому черту и плюнуть».

Питт и Джордино дружили вот уже тридцать лет. Тем не менее Ал не переставал удивляться стойкости Питта и любви ко всяким передрягам. Питт расцветал, стоило грянуть какой-нибудь беде. Вот и сейчас он не обращал внимания на сокрушительные удары волн. Разве так выглядит человек, ожидающий смерти, человек, смирившийся с тем, что против стихии не попрешь? Нет. Взгляд Питта, устремленный сквозь пелену дождя и пены, был до странности отрешен. Казалось, будто сидит он себе в любимом ангаре, а не посреди разбушевавшейся стихии. «Питт, – не раз приходило в голову Джордино, когда они работали глубоко под водой, – это человек, которому опасность – мать родная».

Темнота навалилась и ушла. Ночь мучений, которым, казалось, не будет конца, завершилась. Все трое окоченели от холода и насквозь вымокли. Озноб колол им тела тысячью стилетов. Рассвет избавил их от ужаса неизвестности: солнце пробивалось сквозь метущиеся тучи. Но жизнь людей по-прежнему висела на тоненькой ниточке, ибо свинцовое море не обещало ничего хорошего.

Воздух прогрелся, и будто соленое одеяло окутало странников. Дышать стало трудно. Трудно было понять, сколько прошло времени. Старенькие глубоководные часы Питта и более новые Джордино, специально для профессионалов подводников, выдерживали погружения до двухсот метров и продолжали ходить как ни в чем не бывало, зато соленая вода проникла в простенькие электронные часики Мэйв, и те вскоре остановились.

Едва море разбушевалось, Мэйв легла на дно лодки и принялась молиться, чтобы выжить и снова увидеть своих мальчиков; молилась, чтобы не умереть и оставить у них нежную память по себе, а не просто смутные воспоминания о матери, сгинувшей и нашедшей могилу в безжалостном море. Она мучилась, угадывая, что за судьба ждет близнецов в руках ее отца. Поначалу была напугана, как никогда в жизни, страх холодной снежной лавиной душил ее. Потом понемногу он стал уходить, когда сознание подсказывало: нет такой силы, чтобы разомкнуть руки мужчин, сцепленные у нее на спине и плечах. Их сила казалась сверхъестественной. Мэйв почувствовала, как в ней затеплилась надежда, что все-таки удастся выжить и увидеть новый рассвет.

У Питта такого радужного ожидания не было. Он-то хорошо понимал, что его и Джордино силы давно на исходе. Злейшие их враги – переохлаждение и усталость – подкрадывались незаметно. Что-то должно пересилить: либо их стойкость, либо буйство шторма. Силы в схватке были неравны, и полное изнеможение, казалось, уже близко. И все же Питт отказывался признавать тщету своих усилий. Он цеплялся за жизнь, напрягаясь, крепко держался, ожидая, когда очередная волна обрушится на лодку, понимая, что гибель приближается неумолимо.

 

32

 

Питт, Мэйв и Джордино не погибли.

К вечеру ветер утих, а вскоре присмирели и волны. Неведомо почему тайфун резко поменял направление и умчался на юго-восток, к Антарктике. Скорость ветра упала со ста пятидесяти километров до шестидесяти. Проливной дождь перешел в морось, а затем в туман. Откуда ни возьмись появилась чайка. Пока тьма снова не окутала море, она кружила над маленьким судном, протяжно стеная, будто бы поражаясь его небывалой плавучести.

Еще через час небо очистилось от туч и ветер стих так, что едва пошевелил бы парус. Казалось, что шторм был дурным сном, ворвавшимся ночью и исчезнувшим с приходом дня. Люди выиграли схватку со стихией. Одичалые волны и жестокие ветры не смогли утянуть их в пучину. То, что бурный шторм не уничтожил своей убийственной яростью, он вознаградил милосердием.

«Прямо мистика какая-то, – подумала Мэйв. – Если бы нам суждено было погибнуть, мы ни за что не пережили бы этот шторм. – И уверилась твердо: – Жизнь нам оставлена ради какой-то цели».

Не могли вымолвить ни слова три обессилевших и изможденных человека, тесно прижавшихся друг к другу в лодке. Убаюканные спокойствием, пришедшим на смену умчавшемуся урагану, измотанные люди чувствовали полное безразличие к обстоятельствам, в которых оказались, и крепко заснули.

Море покачивалось до следующего утра: наследие шторма, – потом угомонилось, и поверхность сделалась совсем гладкой. Туман рассеялся, видимость значительно улучшилась. Теперь море, казалось, хотело взять их измором.

Проснувшись, Питт попробовал сесть и застонал от боли. Морская болтанка разбередила раны, нанесенные охранниками Дорсетта. Жмурясь от слепящих бликов солнца на воде, Питт, стиснув зубы, сел. Теперь оставалось только ждать. Но чего? Корабля, идущего прямым курсом на лодку? Пустая надежда – в эти широты не заходят суда. Артур Дорсетт с умом выбрал место, где бросить их.

«Я убью его, – подумал Питт. – Если я выживу, то убью его. Он заслуживает смерти». Не забыл Питт и про Боудикку с Дейрдрой. «Они тоже поплатятся за то, как обошлись с Мэйв», – поклялся он.

– Штиль, – произнесла Мэйв, прильнув к Питту, и тот почувствовал, что она дрожит. – А у меня в голове по-прежнему бушует шторм.

Питт вытер затвердевшую на веках соль и порадовался, что опухоль немного спала. Он заглянул в чудные голубые глаза, сонные и усталые. Глаза в ответ засияли.

– Ты Венера, вышедшая из волн, – тихо сказал он.

Мэйв села и расправила слипшиеся от соли светлые волосы.

– Что-то не чувствую я себя Венерой, – улыбнулась она. – И уж точно выгляжу совсем не как она.

Она задрала свитер и осторожно тронула багровые рубцы вокруг талии, образовавшиеся от постоянного трения спасительной нейлоновой веревки.

Джордино открыл один глаз:

– Вы, двое, дайте человеку поспать, не то я вызову управляющего отелем и пожалуюсь.

– Мы собираемся в бассейне искупаться, а потом позавтракать на веранде, – сообщила Мэйв бравым голосом. – Может, с нами пойдете?

– Я лучше еду в номер закажу, – лениво протянул Джордино.

– Ну, раз все мы в таком славном настроении, – сказал Питт, – предлагаю заняться проблемой выживания.

– Каковы наши шансы на спасение? – поинтересовалась Мэйв.

– Нулевые, – признался Питт. – Твой отец скинул нас в самой пустынной части моря. Ставлю сто против одного, что адмирал Сэндекер понятия не имеет о том, что с нами случилось, иначе нас давно начали бы искать. Скорее всего, нашли бы. Если мы намерены достичь возраста, отпущенного Богом, то придется обойтись без посторонней помощи.

Первым делом Питт вытащил плавучий якорь и достал из кожанки обувь, инструменты и прочее. Джордино в это время тщательнейшим образом обыскал лодку.

– Нашел что-нибудь? – спросил Питт.

– Если ты надеешься на постройку самолета, то железок не хватит. Я обнаружил три гаечных ключа разных размеров, отвертку, насос, четыре свечи для мотора, болты и шайбы, пару тряпок, деревянное весло, нейлоновый чехол на лодку и штучку, которая развлечет нас во время долгого путешествия.

– Весло длинное?

– Чуть больше метра.

Питт пожевал губами:

– Едва-едва хватит, чтобы парус поднять.

– Точно. Зато его можно использовать как стойку для тента. Натянем на него лодочный чехол и будем наслаждаться тенью.

– Тент из чехла очень пригодится для сбора пресной воды, если снова дождь пойдет, – сказала Мэйв.

Питт взглянул на нее:

– На тебе есть что-нибудь, что можно с пользой пустить в дело?

Она покачала головой:

– Только одежда. Франкенштейниха швырнула меня на лодку даже без губной помады.

– Угадай, про кого это она говорит, – предложил Питту Джордино.

Питт счел предложение риторическим. Он вскрыл пакет, который засунул себе в брюки, перед тем как направить микроавтобус с причала в воду, достал швейцарский армейский нож, компас, коробок спичек, пакет первой медицинской помощи и маузер двадцать пятого калибра с запасной обоймой.

Мэйв уставилась на крохотный пистолет:

– Ты же мог пристрелить Джона Мерчанта с моим отцом.

– При такой армии охранников шансов уцелеть у меня было меньше, чем у Пикетта при Геттисберге.^[15]

– А я-то думала – вот человек одаренный! – лукаво улыбнулась Мэйв. – Ты всегда носишь с собой сей набор для выживания?

– С тех пор, как стал бойскаутом.

– И в кого же ты намерен палить посреди этой пустыни?

– В кого? Только не в вас. Скажем, в птицу или рыбу.

– Ты способен выстрелить в беззащитное существо?

Питт взглянул на Мэйв:

– Только потому, что мне не нравится смерть от голода.

Пока Джордино накачивал баллоны-поплавки, Питт обследовал каждый квадратный сантиметр лодки, затем, свесившись за борт, ощупал днище. Никаких повреждений он не обнаружил. На вид судну было года четыре; скорее всего, оно служило разъездной шлюпкой, когда яхта вставала на якорь у острова, не оборудованного причалом. Питт с облегчением убедился, что лодка, хотя и потертая, находится в отличном состоянии. Единственный порок – нехватка подвесного мотора.

Питт решил загрузить друзей разной мелкой работой, дабы отвратить их мысли от еды и питья. Никаких иллюзий по поводу того, что им вскоре удастся выбраться на сушу или спастись как-то иначе, у него не было. «Главное – самому не пасть духом и им не дать», – подумал он.

Джордино соорудил навес для защиты от палящих лучей солнца, обернув нейлоновый чехол вокруг вертикально поставленного весла и привязав края к бортовым баллонам. Один край навеса он пустил так, чтобы во время дождя вода стекала в ящик, который Мэйв обнаружила под сиденьем.

Мэйв, как и положено женщине, навела порядок на лодке, отчего та стала почти уютной.

Питт распустил кусок нейлоновой веревки на части и связал из них длинную леску.

Единственным источником пищи в радиусе двух тысяч километров, если не больше, была рыба. Питт смастерил крючок из пряжки своего ремня и привязал его к одному концу лески, другой конец он привязал к середине гаечного ключа, чтобы вытаскивать добычу обеими руками. Оставалось сообразить, какой наживкой рыбу приманивать. Червя-мотыля, мушки, блесны или кусочка сыру не было. Питт соединил ладони на лбу, как козырек, защищаясь от солнечных бликов, и посмотрел за борт.

Люди, плывущие на судне, которое снабжено двигателями, с ревом выбрасывающими выхлопные газы и бешено взбивающими воду винтами, зачастую жалуются, что в открытом океане никаких признаков жизни не видно. Но для тех, кто дрейфует близко к поверхности воды, океан очень скоро становится миром, населенным самой разнообразной живностью, куда более многочисленной, чем обитатели суши.

Косяки рыбешек, похожих на сельдь, размером не больше мизинца сновали под днищем лодки. Неподалеку ходили помпано с длинным плавником по всему многоцветному переливающемуся телу. В стороне кружили две крупные скумбрии. А вот пожаловала и небольшая акула – рыба-молот.

– Что на наживку пустить собираешься? – деловито спросила Мэйв.

– Себя, – сказал Питт. – Самого себя использую как гастрономическую приманку для всяких рыбешек.

– Ты это про что?

– Смотри и учись.

С неприкрытым страхом Мэйв следила за тем, как Питт взял нож, закатал одну брючину, оттянул кожу на ляжке и спокойно отсек кусочек. Потом насадил его на самодельный крючок. Проделано это было настолько обыденно, что Джордино ничего не заметил, пока не обнаружил кровь на дне лодки.

– Что случилось? – поинтересовался он.

– У тебя отвертка с собой? – спросил Питт.

Джордино выставил инструмент напоказ:

– Хочешь, чтобы я тебе шарики-ролики подкрутил?

– Тут рядом ходит акула, – пояснил Питт. – Я сейчас подманю ее к лодке. А когда схвачу, бей ее промеж глаз. Нужно попасть прямо в мозг.

Мэйв содрогнулась от такого мерзкого замысла.

– Надеюсь, вы не потащите акулу в лодку?

– Прежде чем тащить, надо, чтобы клюнула, – усмехнулся Питт, отрывая от футболки полу и бинтуя ногу.

Мэйв на четвереньках перебралась на нос лодки, подальше от кровавой мужской затеи.

– Смотри только не подставь еще какую-нибудь часть тела вместо наживки, – предупредила она Питта.

Джордино опустился на колени возле товарища, а тот медленно погрузил леску в воду. Вокруг наживки сразу же засуетилась скумбрия, но Питт отогнал ее, подергав леску. Стайка крошечных рыб-чистильщиков прибыла на угощение. Этих отгонять не пришлось. Они бросились врассыпную, когда возле наживки появилась рыба-молот. Питт начал медленно тянуть леску.

Пока Питт подтягивал крючок с приманкой поближе к лодке, Джордино, держа отвертку наготове, всматривался в глубину. И вот пепельно-серая акула оказалась на расстоянии вытянутой руки. Спинной плавник вынырнул из воды, будто перископ подводной лодки. Отвертка, описав дугу, ударила в плоскую голову, когда та задела баллон-поплавок. Большинству мужчин ни за что бы не удалось пробить отверткой хрящеватый костяк акулы, но Джордино всадил ее по самую рукоятку.

Питт подхватил добычу рукой под брюхо за жабры и резко выпрямился, когда Джордино ударил вторично. Питт повалился спиной в лодку, обхватив руками, словно ребенка, полутораметровую рыбу-молот. Ухватившись за спинной плавник, он обвил ногами акулий хвост и навалился на рыбину.

Мэйв завизжала: отточенные треугольные зубы клацали всего в нескольких сантиметрах от ее ног.

Джордино всем весом придавил бьющееся морское чудище к днищу лодки, мигом до крови ободрав руки до локтей о шершавую, как наждак, кожу.

Даже тяжело раненная, хищница продолжала сопротивляться. Она то старалась их обмануть, затихала, то принималась буйствовать. Наконец, после десяти минут бесплодной борьбы, акула сдохла. Питт с Джордино скатились с нее и перевели дух. Жуткая схватка отозвалась в каждой ссадине, каждом ушибе, и Питту показалось, что у него болит все тело.

– Тебе придется ее разделать, – обратился он к Джордино, с трудом дыша. – Я ослаб, как котенок.

– Отдыхай, – махнул рукой Джордино, в голосе которого прозвучали терпение и теплое участие. – После того как тебя отделали на яхте, да еще после шторма, удивительно, что ты до сих пор не в коме.

Хотя лезвие швейцарского армейского ножа было острее бритвы, Джордино пришлось здорово поработать мускулами, вспарывал тугое акулье брюхо. Следуя указаниям Мэйв, профессионального морского зоолога, он извлек печень, разрезал желудок, в котором обнаружил несколько рыб, недавно проглоченных акулой, и отделил мясо от кожи.

– Печень надо съесть прямо сейчас, – посоветовала Мэйв. – Она быстро разлагается, а это самое питательное, что есть в акуле.

– А с остальным мясом что делать? – спросил Джордино, споласкивая нож и руки в воде. – На такой жаре ему и протухнуть недолго.

– В нашем распоряжении целый океан соли. Порежьте мясо на полосы и развесьте по лодке. Когда оно подсохнет, наскребем соли с навеса и натрем ею мясо для сохранности.

– Я, когда маленьким был, печенку ненавидел, – сказал Джордино, слегка зеленея лицом при печальном воспоминании. – Пожалуй, я не настолько голоден, чтобы есть эту гадость сырой.

– Заставь себя, – посоветовал Питт. – Принцип такой: держаться физически крепкими до последней возможности. Мы убедились, что способны прокормиться. Значит, проблема у нас сейчас одна: достать воды для питья.

 

Ночь принесла с собой удивительное спокойствие. Над морем повисла половинка луны, проложив серебристую дорожку к горизонту. Прохлада, такая обычная в южных широтах после захода солнца, немного умерила жажду. Волны равномерно бились о лодку, убаюкивая Мэйв и унося в мыслях в счастливые времена, когда она жила вместе со своими детьми. Джордино воображал, как вернется к себе в вашингтонский кондоминиум, усядется на диван, обнимет одной рукой прелестную женщину, а в другой зажмет запотевшую банку пива; как вытянет ноги, положив их на журнальный столик, и будет смотреть старый фильм по телевизору.

Питт продремал почти целый день. Поэтому, в отличие от друзей, взбодрился и решил заняться делом. Он внимательно посмотрел на звезды, пробуя определить местонахождение лодки. Еще сидя в каптерке, он, пользуясь стареньким компасом, выяснил, что яхта двигается на юго-запад. В заточении Дорсетт продержал их без малого тридцать часов. Яхта, по словам Джона Мерчанта, была способна покрывать сто двадцать километров в час. Перемножив скорость и время, Питт рассчитал, что их выбросили за борт примерно в трех тысячах шестистах километрах от Веллингтона. Получилось, что лодка дрейфует где-то в южной части Тасманова моря, между нижним побережьем Тасмании и Новой Зеландией.

Теперь предстояло решить новую загадку: куда их занесло штормом? Буря наваливалась с северо-запада. За сорок восемь часов она могла отправить их далеко-далеко на юго-восток. По опыту, обретенному во время экспедиций, Питт знал, что в этой части Индийского океана течения и ветры движутся чуть южнее юго-востока. Если их трепало где-то между сороковой и пятидесятой параллелями, то они должны были оказаться в самой пустынной части Тихого океана. До ближайшей земли – южной оконечности Южной Америки – по меньшей мере тринадцать тысяч километров.

Питт посмотрел на Южный Крест, пятизвездие, которое не увидеть с мест, расположенных выше тридцати градусов северной широты. Этот небесный крест указывал путешественникам дорогу через беспредельные водные просторы еще со времен ранних плаваний полинезийцев. Миллионы квадратных километров одиночества с редкими вкраплениями островков, являющихся вершинами вулканических гор…

Как ни прикидывайся сильным, как ни желай выжить, как ни надейся на удачу, все равно шансы ступить на твердую землю равны нулю.

 

33

 

Хайрем Йегер плыл в потаенных синих глубинах моря, вода неясным пятном проносилась мимо, будто он в реактивном самолете летел сквозь потемневшие облака. Он проносился над краями бездонных на вид расщелин, стремительно миновал целые поля обширных горных гряд, что вздымались от черных впадин до просвеченной солнцем поверхности воды. Морской пейзаж наводил ужас и зачаровывал одновременно. Ощущение было такое же, как при полете в космосе.

День был воскресный, и Хайрем работал на десятом этаже опустевшего здания НУМА. Девять часов не отрываясь смотрел он на экран монитора, и вот теперь, откинувшись, дал отдых усталым глазам. Все. Завершающие штрихи внесены в сложную программу, которую он создал, применяя алгоритмы образного синтеза, чтобы получить трехмерное изображение распространения звуковых волн в море. Сведенная воедино компьютером драма путешествия звука высокой частоты в водной среде заставила Йегера и всех его сотрудников целую неделю корпеть над вычислениями. Используя технику специального назначения и обширную базу данных переменных скорости звука по всему Тихому океану, они создали и отладили зримую модель, прослеживающую потоки звука до зон схождения, которым предстояло появиться где бы то ни было в Тихом океане.

Подводные виды мелькали в исключительно быстрой последовательности, создавая иллюзию движения на и возле настоящих трехмерных контурных картах перемещения со звуковой скоростью, которые вобрали в себя океанографические сведения, полученные за три десятка лет научных исследований. То был лучший образчик графических возможностей компьютера.

Хайрем внимательно следил за вереницей огоньков, начинавшихся с желтого, проходивших целый спектр оранжевого и завершавшихся густо-красным. Попеременно мигая, огоньки сообщали ему, насколько близко он подошел к точке, где звуковые потоки сойдутся. Отдельный цифровой индикатор высвечивал широту и долготу места. И уж совсем чудом, недоступным воображению Хайрема, было действующее изображение зоны схождения. С помощью программы он мог даже как бы взглянуть на нее с точки над поверхностью воды и показать все суда, шедшие установленными курсами, которым компьютер предрекал вхождение в опасный район и в убийственное время.

Замигал крайний справа от Йегера огонек – красный. Инженер отстучал на клавишах программу, приказывая компьютеру вывести изображение из-под воды и показать надводный вид точки схождения. Он ожидал увидеть пустое до горизонта пространство воды, однако на экране появилось нечто совершенно иное. Весь экран заполнило изображение горной местности, покрытой зеленой растительностью. Хайрем повторил последовательность команд, начиная с указания четырех точек в океане, обозначавших островные шахты «Дорсетт консолидейтед». Десять, двадцать раз он повторял сценарий, следуя за звуковыми потоками к конечному месту их встречи.

Наконец, твердо уверившись, что ошибки нет, Йегер устало откинулся на спинку кресла и покачал головой.

– Боже мой, – пробормотал он. – Боже мой!

 

Адмиралу Сэндекеру приходилось заставлять себя не работать по воскресеньям. Гипертрудоголик, он каждое утро пробегал по десять километров, а после обеда устраивал легкую разминку, избавляясь от избытка энергии. Уделяя сну четыре часа, он проводил долгие, забитые делами до отказа дни, от которых большинство людей сгорело бы очень рано. Давно разведенный, имевший дочь, которая с мужем и тремя детьми жила на другом конце света, в Гонконге, он вовсе не был одиноким. Пожилые одинокие женщины Вашингтона считали его самой завидной добычей, а потому адмирала заваливали приглашениями на обеды и вечеринки для сливок общества. Как ни радовало Сэндекера общение с дамами, любовью его и страстью было НУМА. Морское управление заменило семью. Оно было порождено им и развито в гигантское учреждение, вызывавшее зависть и уважение во всем мире.

По воскресеньям адмирал курсировал вдоль берегов реки Потомак на старом двустороннем вельботе, который купил, переплатив, у Военно-морского флота и перестроил. У небольшой, восьмиметровой, посудины была своя история. Сэндекер по документам восстановил ее биографию начиная с 1936 года, когда судно было построено на верфи в Портсмуте, штат Нью-Гэмпшир, а затем переправлено в Ньюпорт-Ньюс, штат Виргиния, и погружено на борт только что спущенного на воду авианосца «Интерпрайз». Все годы войны вельбот служил Быку Хэлси^[16] личной посыльной шлюпкой. В 1958 году, когда «Интерпрайз» списали и пустили на металлолом, стареющий вельбот оставили догнивать в затоне для старья на задворках нью-йоркского дока. Там его и отыскал Сэндекер, чтобы любовно восстановить во всей красе. Теперь судно смотрелось так, будто только что покинуло портсмутскую верфь.

В это воскресенье адмирал, вслушиваясь в мягкое тарахтенье древнего четырехцилиндрового дизельного движка, перебирал в памяти события минувшей недели и планировал свои действия на неделю предстоящую. Больше всего его тревожили акустическая чума, алчность Артура Дорсетта, которая опустошала Тихий океан, и негаданное исчезновение Питта и Джордино. Сэндекера злило, что эти проблемы не удавалось разрешить.

Члены конгресса, к которым он обратился, отвергли его призыв пойти на самые решительные меры, чтобы остановить Артура Дорсетта. В скудоумии своем они посчитали, что нет достаточных свидетельств его причастности к случаям массовой гибели: ход рассуждений, который, безусловно, был щедро оплачен лоббистами «Дорсетт консолидейтед». «Деловой паритет, – подумал расстроенный Сэндекер. – Бюрократы никогда не начинают действовать, пока не становится слишком поздно». Оставался единственный выход: уговорить президента принять экстренные меры. Однако без поддержки двух (а лучше больше) видных членов конгресса это были пустые хлопоты.

Легкий снежок падал на реку и мгновенно таял. Вельбот Сэндекера в одиночестве скользил по реке. Дневные небеса льдисто голубели, дул свежий ветер. Сэндекер поднял воротник весьма поношенного бушлата, натянул черную вязаную шапочку на самые уши и направил вельбот к причалу на мэрилендском берегу. Подходя к стоянке, он увидел, как из четырехприводного джипа вылез человек и зашагал по причалу. Даже с расстояния в пятьсот метров адмирал по странной торопливой походке узнал Руди Ганна.

Развернув вельбот поперек течения, Сэндекер убрал обороты дизеля до едва отличимых от холостых. Приблизившись к причалу, он заметил, как печально выражение лица Ганна. Почувствовав холодок ужасного предчувствия, адмирал перебросил через левый борт резиновые кранцы, оберегавшие корпус от ударов о причал. Потом он бросил конец Ганну, который подтащил судно к стенке и пришвартовал нос и корму к кнехтам, болтами закрепленным на посеревшем дереве.

Адмирал достал из кладовки чехол на лодку, и Ганн помог ему укрыть вельбот. Сэндекер сошел на причал. Ганн, не отрывая взгляда от вельбота, произнес:

– Если когда-нибудь захотите продать судно, я буду первым в очереди с чековой книжкой наготове.

Сэндекер взглянул на него и понял, что у Ганна тяжко на душе.

– Ты же не затем сюда приехал, чтобы катером полюбоваться.

Ганн подошел к самому краю причала и уставился на мутную реку.

– Сообщение о Дирке и Але…

– Что там?

– Через десять часов после того, как яхта Дорсетта исчезла с наших спутниковых камер…

– Разведывательные спутники упустили их? – сердито перебил Сэндекер.

– Системы нашей военной разведки вовсе не обязаны рассматривать Южное полушарие как очаг враждебной деятельности, – едко заметил Ганн. – При наших нынешних бюджетах на орбитах нет спутников, способных фотографировать Землю в мельчайших подробностях.

– Мне следовало бы учесть это, – раздосадованно буркнул Сэндекер. – Продолжай.

– Агентство национальной безопасности перехватило телефонный разговор по спутниковой связи. Артур Дорсетт с борта своей яхты беседовал со смотрителем шахт на острове Гладиатор, неким Джоном Фергюсоном. В разговоре сообщалось, что Дирк, Ал и Мэйв Флетчер пущены по морю в маленькой беспомощной лодчонке гораздо южнее пятидесятой параллели, где Индийский океан сливается с Тасмановым морем. Точное местонахождение не указывалось. Далее Дорсетт уведомил, что возвращается на остров.

– Он вверг собственную дочь в ситуацию, грозящую ее жизни? – воскликнул Сэндекер, не веря собственным ушам. – Немыслимо! Ты уверен, что сообщение понято правильно?

– Никакой ошибки нет.

– Вот бесчувственный убийца! – возмутился адмирал. – Это означает, что их бросили у кромки «ревущих сороковых».^[17] В тех широтах большую часть года дуют шквальные ветры.

– Дело обстоит еще хуже, – угрюмо заметил Ганн. – Дорсетт бросил их беспомощно дрейфовать прямо на пути тайфуна.

– Давно?

– На плаву они находятся… если находятся… уже больше сорока восьми часов.

Сэндекер покачал головой:

– Если они еще целы, то отыскать их будет невероятно трудно.

– Скорее даже невозможно, если принять во внимание тот факт, что ни у нашего военного флота, ни у австралийского нет кораблей или самолетов для ведения поисков.

– Ты веришь этому?

Ганн отрицательно повел головой:

– Ни на минуту.

– Каковы их шансы быть замеченными каким-нибудь проходящим судном?

– Они крайне далеко от любых судоходных путей. Если не считать редких транспортов с припасами для антарктической научно-исследовательской станции, то единственные, кто заглядывает в эти воды, – это китобои. По сути, море между Австралией и Антарктикой – гигантский пустырь. Вероятность того, что их там подберут, ничтожна.

Интуиция подсказывала адмиралу, что Руди Ганн духовно истомлен и готов сдаться. Играй они в одной футбольной команде, где тренером был бы Сэндекер, Питт ведущим защитником, а Джордино задиристым блокирующим полузащитником, Ганн оказался бы в высокой будке аналитика. Его необходимость чувствовалась во всем, он пребывал в постоянном воодушевлении – вот почему Сэндекер поразился, увидев его таким подавленным.

– Как я понимаю, ты не веришь, что они выживут.

– Это нереально на неуправляемом плотике, в окружении воющих ветров и вздымающихся волн, без еды и питьевой воды. Дирк с Алом не единожды уже выходили живыми из разных передряг, только боюсь, на сей раз войну им объявили силы природы.

– Я знаю Дирка, – произнес Сэндекер тоном, не допускающим возражений. – Он наплюет в глаза шторму и останется в живых, даже если ему придется веслом толкать этот плотик до самого Сан-Франциско. – Адмирал сунул руки глубоко в карманы старого бушлата. – Подними по тревоге все исследовательские корабли НУМА в радиусе пяти тысяч километров и направь их в этот район.

– Извините, адмирал, в данном случае помощь слишком малочисленна и бесполезна.

– Я на этом не остановлюсь. – Взгляд Сэндекера вспыхнул решимостью. – Я потребую организовать массированный поиск, а не то, Богом клянусь, я такое устрою ВМФ и ВВС, что они пожалеют о том, что когда-то были созданы.

 

Сэндекер ужинал с Ганном в своем любимом ресторане, тихом заведеньице на окраине Вашингтона. Когда в кармане запищал мобильник, Сэндекер не спеша запил вином проглоченный кусочек филе-миньона и ответил на вызов.

– Говорит Хайрем Йегер, адмирал. Извините за беспокойство.

– Не нужно извинений, Хайрем. Я и без того знаю, что ты не связался бы со мной в воскресенье, если бы не что-то срочное.

– Вам удобно сейчас приехать в центр данных?

– Слишком важно, чтобы изъясняться по телефону?

– Да, сэр. Новость не для посторонних ушей.

– Через полчаса мы с Руди Ганном будем у тебя. – Сэндекер сунул мобильный телефон в карман и вернулся к еде.

– Что-то стряслось? – спросил Ганн.

– Если я верно понял, Хайрем получил новые данные по звуковой чуме. Хочет доложить мне с глазу на глаз.

– Надеюсь, что новости хорошие.

– Судя по его тону, вряд ли, – трезво оценил Сэндекер. – Подозреваю, он обнаружил такое, что никто из нас и знать не хочет.

 

Йегер, развалясь в кресле и вытянув ноги, пристально вглядывался в изображение на огромных размеров видеомониторе компьютерного терминала. Вошедших Хайрем приветствовал сидя.

– Что у тебя тут есть для нас? – спросил адмирал, не тратя лишних слов.

Выпрямившись, Йегер показал на экран монитора:

– Я разработал метод определения мест схождения акустической энергии, испускаемой горными предприятиями Дорсетта.

– Отличная работа, Хайрем. – Ганн сел в кресло и воззрился на экран. – Ты уже определил, где произойдет следующее схождение?

Йегер кивнул:

– Определил, только сначала позвольте пояснить, что к чему. – Он ввел в компьютер несколько команд и откинулся на спинку кресла. – Скорость звука в морской воде различна и зависит от температуры моря и гидростатического давления на разных глубинах. Чем глубже и чем сильнее давит столб воды сверху, тем быстрее распространяется звук. Есть еще сотня переменных, о которых я умолчу, – они связаны с атмосферными условиями, временами года и так далее. Я лучше сразу перейду к выводам.

На экране возникло изображение карты Тихого океана с четырьмя зелеными линиями, исходившими из мест расположения шахт Дорсетта и пересекающимися у острова Сеймур.

– Я пошел от места, где акустическая чума дала о себе знать, к ее источнику. И выбрал тот орешек, что покрепче, – остров Сеймур, поскольку фактически удар пришелся на район вокруг оконечности Антарктического полуострова в море Уэдделла, являющегося частью Южной Атлантики, где, как выяснилось, звуковые потоки в глубине океана отражались гористой геологией морского дна. Тут нам, так сказать, повезло: условия не укладывались в нормальную модель. Выработав методику, я рассчитал местонахождение в более простом случае, я имею в виду гибель экипажа «Ментауэя».

– Это было неподалеку от острова Хауленд, почти в самом центре Тихого океана, – заметил Сэндекер.

– Куда легче вычислить, чем сеймурское схождение, – сказал Йегер, выстукивая на клавиатуре данные.

На экране появились синие линии, исходящие из Кангита, Гладиатора, острова Пасхи и Командорских островов и сходящиеся возле острова Хауленд. Йегер добавил четыре красные линии и пояснил:

– Пересечение в зоне схождения, где пропала русская рыболовецкая флотилия, к северо-востоку от Гавайев.

– Так где же ты обнаружил следующую зону схождения? – спросил Ганн.

– Если в предстоящие три дня условия не изменятся, то зона смерти окажется тут.

Линии, на этот раз желтые, прочертили карту и пересеклись в точке, отстоящей на девятьсот километров к югу от острова Пасхи.

– Опасность, что в этой части океана чума поразит проходящее судно, не очень велика, – рассудил Сэндекер. – Но для пущей осторожности я предложу всем судам обходить этот район стороной.

Ганн придвинулся поближе к экрану.

– Какова величина погрешности?

– Плюс-минус двенадцать километров, – ответил Йегер.

– А площадь опасного района?

– По нашему мнению, речь идет о круге с диаметром от сорока до девяноста километров, в зависимости от энергии звуковых потоков, уже прошедших большие расстояния.

– Численность морских животных, попавших в такой большой район, должно быть, огромна.

– За какое время до начала события ты можешь предупредить о нем? – осведомился Сэндекер.

– Дней за тридцать. Океанские атмосферные условия слишком переменчивы, чтобы давать более длительные прогнозы.

– Ты рассчитал другие места схождения помимо ближайшего?

– Да, оно произойдет через семнадцать дней. – Йегер бросил взгляд на прислоненный к компьютеру большой календарь с фотографией миленькой девчушки в облегающей юбчонке.

– Так скоро?!

Йегер, лицо которого застыло, будто скованное полярным холодом, взглянул на адмирала:

– Худшее я оставил под конец. – Пальцы Йегера забегали по клавишам. – Господа, я даю вам двадцать второе февраля и катастрофу потрясающих размеров.

К тому, что возникло на экране, они готовы не были. Перед глазами Сэндекера и Ганна развернулась картина немыслимого бедствия. В лихорадочном возбуждении все трое прилипли глазами к четырем фиолетовым линиям, которые перекрестились на экране.

– Ошибки быть не может? – спросил Ганн.

– Я больше тридцати раз проводил вычисления, – устало выговорил Йегер. – Старался отыскать недочет, просчет, какую-нибудь переменную, которая доказала бы, что я ошибаюсь. Только что бы я ни вытворял, с какого конца ни заходил, результат всегда получался тот же самый.

– Боже, нет, – прошептал Сэндекер. – Только не там…

– Если непредвиденные природные потрясения не изменят море и атмосферу, – тихо произнес Йегер, – зона схождения образуется примерно в пятнадцати километрах от города Гонолулу.

 

34

 

В отличие от своего предшественника этот президент принимал решения быстро и твердо, без всяких колебаний. Он отказывался от участия в консультативных совещаниях, тянувшихся бесконечно, но достигавших малого, а то и вовсе ничего, в особенности же не терпел он советников, которые бегали вокруг, стеная или восторгаясь по поводу данных последних президентских рейтингов. Обмены мнениями по поводу того, как выстроить оборону от критики со стороны прессы или общественности, не производили на него особого впечатления. Он стоял на том, чтобы добиться как можно большего в отведенные ему четыре года. Не сумеет – тогда, сколько красивых слов ни трать, как ни подслащивай пилюли обвинений, как ни перекладывай вину на конкурирующую партию, следующих выборов ему не выиграть. Партийные пиарщики волосы на себе рвали, умоляя его избрать себе более приемлемый имидж, но президент не обращал на них внимания и занимался делом государственного управления в интересах нации, не утруждая себя мыслями о том, на чьи мозоли он наступил, чьи пальцы отдавил.

Просьба Сэндекера о встрече с президентом не нарушила покоя руководителя аппарата Белого дома Уилбура Хаттона. Он давно уже равнодушно принимал такие просьбы от всякого, кто не был одним из партийных лидеров в конгрессе или вице-президентом. Даже члены собственного правительства президента с трудом добивались встречи с ним с глазу на глаз. Хаттон излишне ревностно исполнял свои обязанности главного привратника Овального кабинета.

И был он не из тех людей, кого легко запугать. Громадный и мускулистый, он походил на борца, выступающего в субботних схватках без правил. Его редеющие светлые волосы всегда были аккуратно подстрижены под ежик. Голова и лицо напоминали красное пасхальное яйцо, взгляд ясных голубых с поволокой глаз всегда был устремлен вперед и никогда не метался из стороны в сторону. Окончил он Университет штата Аризона, в Стэнфорде защитил докторскую по экономике и был известен разборчивостью в знакомствах и резкостью в разговоре со всяким не прошедшим школу «Лиги плюща».^[18]

В отличие от многих аппаратчиков Белого дома Хаттон с большим уважением относился к сотрудникам Пентагона. Будучи призван в армию, он в качестве рядового совершил завидное количество геройских поступков во время войны в Заливе^[19] и сохранил нежное отношение к военным. Людей в мундирах с крупными звездами на погонах встречал он с куда большим радушием, нежели политиков в темных костюмах.

– Джим, всегда рад вас видеть, – тепло приветствовал Уилбур Хаттон Сэндекера. – Ваша просьба повидаться с президентом, похоже, имеет под собой веские основания, но, боюсь, у него не найдется для вас свободной минуты. Напрасно вы не договорились о встрече заранее.

Сэндекер улыбнулся и принял серьезный вид:

– Моя задача слишком деликатна для объяснений по телефону, Уилл. Времени на то, чтобы пробиваться по обычным каналам, нет. Чем меньше народу об этой опасности знает, тем лучше.

Хаттон знаком указал адмиралу на кресло, а сам, поднявшись, закрыл дверь кабинета.

– Простите меня за бессердечие, только я эти байки про опасности слышу очень часто.

– А вот вам такая, какой вы еще не слышали. Через шестнадцать дней город Гонолулу и большая часть острова Оаху вымрет.

Взгляд Хаттона убежал куда-то в пустоту.

– Да будет вам, Джим! Что за страшилки!

– Ученые и аналитики у меня в НУМА разгадали тайну той напасти, что убивает людей и опустошает животный мир в Тихом океане. – Сэндекер раскрыл портфель и выложил на стол Хаттона папку. – Здесь отчет о том, что мы обнаружили. Мы зовем это акустической чумой, поскольку смерть несут звуковые потоки. Они идут из разных источников, распространяются в морской воде и сходятся воедино, убивая все живое в радиусе до девяноста километров.

Некоторое время Хаттон посидел молча, соображая, не тронулся ли адмирал умом. Решив, что Сэндекер не из тех, кто пробавляется чепухой, он раскрыл папку и стал вникать в содержание отчета. Адмирал сидел и терпеливо ждал. Наконец руководитель аппарата поднял голову:

– Ваши люди в этом уверены?

– Абсолютно, – сказал как отрезал Сэндекер.

– Ошибка всегда возможна.

– Никаких ошибок, – твердо заявил адмирал. – В лучшем случае схождение произойдет на безопасном расстоянии от острова, но это пять процентов из ста.

– Из нашего парламентского вертепа до меня дошли слухи, что вы обращались с этим к сенаторам Раймонду и Айбарре, но не смогли заручиться их поддержкой в вопросе о нанесении военного удара по владениям «Дорсетт консолидейтед».

– Мне не удалось убедить их в серьезности положения.

– И теперь вы пришли к президенту.

– Для спасения двух миллионов жизней я и к Господу Богу пойду на прием.

Хаттон в сомнении побарабанил карандашом по столу, кивнул и встал.

– Ждите здесь, – велел он и исчез за дверью, ведущей в Овальный кабинет.

Не было его добрых десять минут. Вновь появившись, Хаттон жестом пригласил Сэндекера пройти в кабинет:

– Прошу вас, Джим. Президент ждет вас.

Сэндекер бросил взгляд на Хаттона:

– Спасибо, Уилл. Я у вас в долгу.

Когда адмирал вошел в Овальный кабинет, президент любезно вышел из-за стола, служившего еще президенту Рузвельту, и пожал гостю руку:

– Рад видеть вас, адмирал Сэндекер.

– Признателен, что вы нашли для меня время, мистер президент.

– Уилл говорит, что у вас что-то срочное по поводу всех этих смертей на «Снежной королеве».

– И множества других.

– Расскажите президенту то, о чем вы сообщили мне, – сказал Хаттон, передавая на ознакомление отчет по акустической чуме.

Сэндекер, давая пояснения, бил из всех орудий. Он был напорист и убедителен, благо безусловно доверял суждениям и выводам сотрудников НУМА. Порой он умолкал, как бы подчеркивая сказанное, а в заключение потребовал остановить алмазодобычу Артура Дорсетта при помощи военной силы.

Президент внимательно выслушал речь Сэндекера, прочитал доклад и поднял на адмирала взгляд:

– Вы, разумеется, понимаете, что я не имею права по собственной воле уничтожать чью бы то ни было личную собственность.

– И подвергать опасности жизнь ни в чем не повинных людей, – добавил Хаттон.

– Если мы сумеем остановить работы хотя бы на одной шахте «Дорсетт консолидейтед», – сказал Сэндекер, – то значительно ослабим поток акустической энергии и избавим от мучительной смерти почти два миллиона мужчин, женщин и детей, которые живут в самом Гонолулу и вокруг него.

– Согласитесь, адмирал, что акустическая энергия не та угроза, защиту от которой готово предоставить правительство. Для нас это нечто совершенно новое. Мне нужно время, чтобы мои советники из Национального научного совета изучили данные, представленные НУМА.

– Схождение произойдет через шестнадцать дней, – мрачно напомнил Сэндекер.

– Мы с вами снова вернемся к этому через четыре дня, – уверил его президент.

– Тогда у нас останется еще немало времени для выработки плана действий, – сказал Хаттон.

Президент протянул руку.

– Благодарю вас, адмирал, за то, что вы обратили мое внимание на это дело, – пустил он в ход официальный жаргон. – Обещаю, что подойду к вашему отчету самым серьезным образом.

– Благодарю, мистер президент, – слегка поклонился Сэндекер. – О большем я не смел и мечтать.

Провожая адмирала из приемной Овального кабинета, Хаттон ободряюще сказал:

– Не беспокойтесь, Джим. Я лично прослежу, чтобы ваше предупреждение прошло по всем каналам.

Взгляд Сэндекера гневно вспыхнул.

– Да, черт возьми, тщательно проследите, чтобы президент не спустил все это на тормозах, иначе в Гонолулу у него не останется ни единого избирателя.

 

35

 

Четыре дня без воды. Сильная жара и постоянная влажность обезвоживали организм. Питт не позволял своим товарищам застревать мыслью на пустынных морских просторах, способных кого угодно лишить последних физических сил и разума. Они едва с ума не сошли от монотонного плеска волн о борта лодки, пока не привыкли к нему. Питт был знаком со множеством отчетов о гибели кораблей и знал, как много моряков терпели крушение, совершенно обессилев. Он тормошил Мэйв и Джордино, убеждая их спать только ночью, а в светлое время дня находить для себя любые занятия.

Понукание помогало. Мэйв, например, изготовила нечто вроде трала, привязав нейлоновые нити к уголкам шелкового платка и бросив его за корму лодки. Платок, действуя как заправская мелкоячеистая сеть, собрал целую коллекцию планктона и микроскопической морской живности. После нескольких часов траления Мэйв разложила свой улов на крышке сиденья тремя аккуратными кучками, словно образцы морских салатов.

Джордино, пустив в ход швейцарский армейский нож, сделал засечки на крючке, изготовленном из острия ременной пряжки Питта. Он взял на себя ловлю рыбы. Мэйв, применяя на практике теоретические познания в биологии и зоологии, мастерски чистила и потрошила каждодневный улов. Большинство потерпевших крушение моряков попросту забрасывали крючки в море и сидели в ожидании удачи. Джордино перескочил через предварительное заманивание рыбы. Насадив на крючок привлекательные для рыб кусочки акульих внутренностей, он, словно ковбой, усмиряющий быка, неторопливо наматывал леску на локоть, подергивая на каждом метре, от чего приманка казалась живой. Первым поддался соблазну небольшой тунец. И десяти минут не прошло, как тушка гурмана распласталась на доске.

История потерпевших кораблекрушение полна сказаний о моряках, умерших от голода в окружении рыб просто из-за отсутствия элементарных навыков удильщика. Джордино был не из таких. Уловив хитрость рыбалки, он отточил свое умение до высокой науки, а потому тянул рыбу за рыбой с ловкостью заядлого рыбака. Будь в его распоряжении невод, он всего за несколько часов завалил бы уловом всю лодку. Морские обитатели, как свита, сопровождали изгнанников. Самые маленькие, переливчато раскрашенные рыбешки приплывали первыми, за ними подтягивались рыбы покрупнее, а те привлекали здоровенных акул, которые устраивали жуткие игрища, бухаясь с налету о лодку.

Грозные и грациозные одновременно, глубинные убийцы скользили взад-вперед возле лодки; треугольные плавники, словно мясницкие ножи, резали поверхность воды. Сопровождаемые прихлебателями из легендарных рыбок-лоцманов, акулы, проплывая под днищем, переворачивались на бок. Вознесясь на гребень волны, они окидывали возможные жертвы холодными, будто кубики льда, взглядами. Питт припомнил картину Уинслоу Хомера, репродукция которой висела у них в классе в начальной школе. Называлась она «Морская бездна». Изображен на ней был чернокожий, плывущий на потерявшем мачту баркасе в окружении косяка акул, а фоном служил надвигающийся смерч. Так Хомер представлял себе взаимоотношения человека и природы.

Следуя способу, завещанному поколениями терпевших кораблекрушение, они извлекали влагу, пережевывая сырую рыбу. Их меню пополнилось двумя летающими рыбами, которых они обнаружили ночью на дне лодки. Маслянистый вкус сырой рыбы не отличался изысканностью, зато уменьшал муки от голода и жажды. Желудки переставали ныть уже после нескольких кусочков.

Запасы жидкости в организме пополнялись кратковременными купаниями: один принимал морскую ванну, двое бдительно следили, нет ли поблизости акул. Лежание в мокрой одежде под навесом помогало бороться с обезвоживанием, равно как и с палящим солнцем. Помогало это и избавляться от соляной корки, которая быстро образовывалась на теле.

Стихии сделали работу Питта по управлению суденышком довольно простой. Дувшие с запада ветры толкали их на восток. Течение, помогая ветрам, несло в том же направлении. Для определения местонахождения Питт использовал алидаду, которую смастерил из лучинок, срезанных с весла.

Определять широту с помощью перекрещенных палочек мореходы умели с древности. Приставив к глазу конец продольной палочки, они размечали поперечину, передвигая ее взад-вперед, чтобы один ее конец точно ложился между солнцем и горизонтом. Угол широты замерялся потом по отметинам, выцарапанным на продольной палочке. Определив угол, мореход мог узнать широту, не обращаясь за справкой к печатным таблицам. Долгота (в случае Питта это значило понять, как далеко на восток их занесло) выяснялась по звездам. Ночное небо тогда превращалось в компас.

Координаты лодки Питт каждую ночь записывал на уголке нейлонового навеса – Мэйв под сиденьем нашла огрызок карандаша. К сожалению, Питт не слишком хорошо знал звезды и созвездия в этих широтах, поэтому вычисления были весьма и весьма приблизительными.

Легкое суденышко было чувствительно к порывам ветра и зачастую скользило по воде будто под парусом. Скорость лодки Питт определял с помощью своей кроссовки, привязанной к пятиметровой веревке. Бросив кроссовку в воду с носа лодки, он отсчитывал секунды, когда лодка опережала ботинок. Выяснилось, что западные ветры уносят их за час чуть меньше чем на три километра. Питт приладил к веслу нейлоновый чехол и увеличил скорость до пяти километров. Теперь лодка двигалась со скоростью пешехода.

– Вот так и несет нас судьба по морю жизни, – пробормотал Джордино, глядя на ухищрения Питта. – Может, сообразишь, как этой посудиной управлять?

– Ни слова больше, – остановил его Питт и, вооружившись отверткой, стал снимать петли с фибергласового сиденья, прикрывавшего рундук для хранения всякой всячины. Не прошло и минуты, как он уже держал в руках прямоугольную крышку, размерами и формой напоминавшую дверцу кухонного шкафа. – Всякое движение на пользу.

– И как ты намерен это употребить? – спросила Мэйв, уже привыкшая к неистощимой изобретательности любимого.

– Воспользуюсь петлями на оставшихся сиденьях, закреплю их на крышке и прикручу ее к транцу, на который подвешивался мотор, так чтобы крышка могла двигаться из стороны в сторону. Потом закреплю на верхней кромке две веревки – и получится руль, как на корабле или самолете. Вот это и называется преобразовывать мир, чтобы лучше жилось.

– Тебе это удалось, – с философским спокойствием выговорил Джордино. – Творческий подход к делу, несокрушимая логика, жизненная стойкость, сексуальная привлекательность – все при тебе.

Питт с улыбкой обернулся к Мэйв:

– В чем наш Ал велик, так это в театральности.

– Итак, великий мореплаватель, теперь, когда мы худо-бедно управляемы, куда направимся?

– А это уже даме решать, – сказал Питт. – Ей воды, в каких мы находимся, больше знакомы.

– Если идти прямо на север, – отозвалась Мэйв, – то можно добраться до Тасмании.

Питт покачал головой и указал на самодельный парус:

– Мы не приспособлены для хождения под парусом при боковом ветре. Из-за плоского днища нас будет сносить в пять раз дальше на восток, чем на север. Добраться до земли на южной оконечности Новой Зеландии – такая возможность есть, только очень отдаленная. Придется пойти на компромисс, направив парус чуть севернее востока – скажем, курсом в семьдесят пять градусов по моему надежному бойскаутскому компасу.

– Чем дальше на север, тем лучше, – сказала Мэйв, обхватив себя руками. – На таком дальнем юге ночи слишком холодные.

– А вы не знаете, есть ли по этому курсу земля? – обратился Джордино к Мэйв.

– Земли мало, – сказала Мэйв. – К югу от Новой Зеландии есть острова, но они далеко разбросаны. Мы легко можем пройти между ними и не заметить ни одного, особенно ночью.

– Возможно, они наша единственная надежда. – Питт, держа в руке компас, внимательно следил за стрелкой. – Ты помнишь, где примерно они находятся?

– Остров Стьюарт сразу под Южным островом. Потом идут острова Снэрс, острова Окленд, а еще на девятьсот километров южнее – Маккуори.

– Единственное, что звучит хоть как-то знакомо, – это остров Стьюарт, – задумчиво произнес Питт.

– Даже не затрудняй себя мыслями о Маккуори. – Мэйв непроизвольно поежилась. – Их единственные обитатели – пингвины, и там часто идет снег.

– Его, должно быть, приносят холодные течения из Антарктики.

– Промахнись мимо них – и дальше открытое море до самой Южной Америки, – безрадостно подытожил Джордино.

Питт, прикрыв ладонью глаза, оглядел небеса:

– Если холодные ночи нас не доконают, то без дождя мы будем обезвожены куда скорее, чем ступим на песчаный берег. Лучший выбор для нас – держать курс на южные острова. Можете считать, что тем самым мы раскладываем яйца по разным корзинам, уравнивая шансы.

– Тогда делаем бросок на Маккуори! – воскликнул Джордино.

– Они наша самая большая надежда, – согласился Питт.

С помощью смекалистого Джордино Питт установил парус так, чтобы двигаться курсом семьдесят пять градусов по магнитному компасу. Примитивный руль оказался послушным – они получили возможность держать курс шестьдесят градусов. Осознание того, что удалось хоть как-то побороть судьбу, всех приободрило. И вдруг Джордино сообщил:

– На нас надвигается шквал.

В западной части неба заклубились темные тучи и понеслись в их сторону с такой быстротой, будто какой-то великан начал раскатывать над пленниками моря ковер. Через несколько минут на лодку упали первые капли дождя. Потом капли участились, сделались тяжелее и многочисленнее, и наконец грянул ливень.

Питт спустил нейлоновый парус.

– Подержите немного парус наискось, спустив один конец за борт, – приказал он. – Пусть дождь смоет соль, а потом сверните его желобком, чтобы дождевая вода стекала в ящик для льда.

Пока лил дождь, они обратили лица к тучам и широко открыли рты, наслаждаясь драгоценной влагой, – так неоперившиеся птенцы требуют еды у крылатых родителей. Пересохшие глотки воспринимали запах и вкус пресной свежести как сладость меда. Ничего слаще попросту и быть не могло.

Целых двенадцать минут троица упивалась непроглядным потопом. Неопреновые поплавки барабанами рокотали под ударами дождевых капель. Вскоре вода заполнила ящик для льда и растеклась по дну лодки.

Дарующий жизнь шквал унесся так же быстро, как и налетел. Сняв одежду, каждый выжал мокрую ткань себе в рот.

– Как по-вашему, сколько мы набрали пресной воды? – спросила Мэйв.

– Литров десять – двенадцать, – предположил Джордино.

– Можем еще литра три прибавить, добавив морской воды, – посоветовал Питт.

Мэйв воззрилась на него:

– Беду накликать хочешь? Если пить солоноватую воду, то уж от жажды никогда не избавишься.

– В тропиках люди склонны без удержу глотать воду и все равно страдают от жажды. Организм потребляет куда больше жидкости, чем требуется. На самом деле, если человек потеет, ему нужна соль. Язык, конечно, восстает против горького вкуса морской воды, но поверь мне, если добавить в нее пресной, то и жажду утолишь, и от тошноты избавишься.

Перекусив сырой рыбой и запив ее дождевой водой, Мэйв вспомнила, что она женщина. Отыскав немного моторной смазки и добавив в нее рыбьего жира, Мэйв изготовила лосьон от загара. Назвав сие снадобье «Телесной броней», она провозгласила, что имеет фактор защиты кожи минус шесть. Всем был хорош лосьон, только не залечивал ссадины.

Днем подул резкий ветер, сделав лодку игрушкой нежданных волн. Плавучий якорь из напичканной тяжестями кожанки был брошен за борт, Питт спустил парус, чтобы его не унесло порывом ветра. Казалось, будто мчишься вниз по заснеженному склону горы на громадной автомобильной камере, которой невозможно управлять. Ветер с морем резвились до десяти часов следующего утра. Стоило морю успокоиться, как вновь появилась рыба. Казалось, морских обитателей взбесил вынужденный перерыв: они баламутили воду и бились головами о поплавки. А более прожорливые и задиристые устроили настоящую охоту за сородичами помельче. Почти час вода вокруг лодки была красной от крови: рыбы вели битву не на жизнь, а на смерть, и победителями в этой битве, как обычно, оказались акулы.

Мэйв, которую бесконечные хлопоты довели до изнеможения, уснула и увидела во сне своих детей. Джордино тоже предался сиесте, только в его снах царил ресторанный буфет, забитый всеми блюдами, каких только душа пожелает. Питту было не до сна. Отринув усталость и немощь, он занялся постановкой паруса и выравниванием курса. Устроившись поудобнее на корме, он, действуя рулем, направлял лодку на северо-восток и попутно обдумывал сложившееся положение. Мысли в который раз вернулись к Артуру Дорсетту. Питт хотел, чтобы бушевавший в душе гнев утих. Никому не позволено подвергать неописуемым ужасам безвинных людей. Дорсетт обязан понести наказание. Теперь это казалось Питту важным как никогда. Злобные лица Дорсетта и его дочерей, Дейрдры и Боудикки, стояли перед глазами.

В сознании Питта не было места для воспоминаний о страданиях, которые он с друзьями претерпел за минувшие пять дней. Он был одержим местью, причем беспощадной. Только смерть Дорсетта могла принести покой его душе.

И Питт наметил себе две цели в жизни: спасти сыновей Мэйв и покончить с безумным торговцем алмазами.

 

36

 

Восьмой день Питт вел утлое суденышко по безбрежному морскому простору. На закате штурманские обязанности принял Джордино. Питт с Мэйв поужинали, заев сырую рыбу вяленой. Полная луна встала над горизонтом громадным янтарным шаром, а после, уменьшившись и побелев, медленно поплыла над ними. Мэйв, сделав несколько глотков смеси морской и пресной воды, уютно устроилась в объятиях Питта и устремила взор на серебряную дорожку, которую раскатала по морю луна.

– «Два скитальца отправились мир посмотреть», – пропела Мэйв фразу из «Лунной реки» и перевела взгляд на Питта.

Жесткая линия подбородка, темные густые брови, зеленые глаза, чувственно светящиеся, красивый нос, увы, со следами переломов, морщинки вокруг глаз и насмешливый изгиб губ – мечта любой женщины, мужчина, с которым не страшно, сплав твердости и чувственности, притягивающий как магнит.

– Необыкновенный человек, – подумала Мэйв вслух.

Питт бросил на нее дразнящий взгляд:

– Это ты о ком?

– О тебе. Никогда не встречала людей, пребывающих в такой гармонии с жизнью.

Питт ухмыльнулся от удовольствия:

– Подобных слов я еще от женщин не слышал.

– А у тебя их было много? – с невольной ревностью спросила Мэйв.

– Кого?

– Женщин.

– Не очень. Мне всегда хотелось стать распутником вроде нашего Ала, только времени не находилось.

– Ты был женат?

– Нет, никогда.

– Помолвлен?

– Однажды. Давным-давно.

– И почему свадьба не состоялась?

– Невесту убили.

Мэйв почувствовала в словах Питта терпкий хмель воспоминаний и пожалела, что взялась расспрашивать. Ей хотелось быть для Питта единственной и неповторимой. Даже тень соперницы смущала ее. Тем не менее она мягко произнесла:

– Мне очень жаль.

– Саммер, – тихо продолжил Питт, будто не слыша Мэйв. – Ее звали Саммер. Глаза у нее были серые, а волосы – рыжие. Ты чем-то похожа на нее.

– Я польщена.

Он собрался спросить ее про сыновей, но передумал, испугавшись, что Мэйв сразу начнет плакать.

– А еще ты невероятно похожа на свою прапрапрабабушку, – сказал он.

Она удивилась:

– С чего ты решил, что я на нее похожа?

– Я видел портрет Бетси Флетчер на яхте.

– Надо будет как-нибудь рассказать тебе про Бетси, – произнесла Мэйв.

– Не трудись, – улыбнулся он. – У меня такое чувство, будто я ее знаю не хуже тебя. На редкость героическая женщина. Была арестована за мелкую кражу и сослана в исправительную колонию в Ботани-Бей. Помогла капитану, Задире Скагсу, подавить бунт на корабле. Ее мужем и твоим прапрапрадедом был Джесс Дорсетт, разбойник с большой дороги. Они-то и открыли на острове, ныне именуемом Гладиатор, алмазные залежи. У меня дома целое досье на Дорсеттов, от Бетси с Джессом и до твоего папаши-выродка и змеюг-сестриц.

Мэйв резко села и гневно сверкнула большими голубыми глазами:

– Ты, значит, вынюхивал про меня, крыса эдакая! Небось и в ЦРУ обращался?

Питт покачал головой:

– Если я и вынюхивал, то не про тебя, извини. А носом моим служил утонченный старый джентльмен весом больше ста килограммов, который был бы весьма возмущен, узнав, что ты причислила его к агентам ЦРУ.

– Не так-то ты много знаешь о моем семействе, как тебе кажется, – надменно заявила Мэйв. – Дорсетты были людьми скрытными.

– Вообще-то, – признался Питт, – из вашей семейной истории возбуждает мое любопытство только одно.

Мэйв кокетливо взглянула на него:

– Если не мое величество, то кто же?

– Страшилище, которое спасло твоих предков от белой акулы в лагуне.

Ответ удивил ее.

– Ты имеешь в виду Бэзила?

Теперь Питт растерялся:

– Кого?

– Бэзила. Только он не страшилище, а очень симпатичный морской змей. Я его видела.

Питт разразился смехом:

– Бэзил? Вы зовете его Бэзилом?

– Тебе было бы не до смеха, если б ты к нему в зубы попал, – съязвила она.

Питт покрутил головой:

– Поверить не могу, что говорю с образованным зоологом, который верит в морских змеев.

– Ну, для начала, «морской змей» – неверное определение. На самом деле Бэзил с земными тварями ничего общего не имеет.

– Туристы рассказывают дикие истории про чудовищ, живущих чуть не в каждом озере, от Лох-Несса в Шотландии до Шамплейна в Северной Америке. В океанах их вроде не замечали.

– А даже если и замечали, то не придавали большого значения. Войны, стихийные бедствия и массовые убийства вытесняли сообщения о сородичах Бэзила с первых полос на предпоследние, в рубрику «Курьезы».

– Ну, желтую прессу никакие войны не укротят. Она бы растрезвонила о чуде-юде.

– Морские змеи – стеснительные свободолюбивые создания. Они сторонятся кораблей, шум от которых распространяется под водой на километры. А вот китобои, ходившие на парусниках, часто сообщали, что видели их.

– Если они не плоды нашего воображения и не пресмыкающиеся, тогда к какому классу их отнести – к динозаврам?

– Ладно, господин Скептик, пеняй на себя, – сказала Мэйв серьезно, с ноткой вызывающей гордости в голосе. – Вот тебе лекция. Я пишу докторскую диссертацию по криптозоологии, науке о легендарных чудищах. К твоему сведению, зафиксировано четыреста шестьдесят семь случаев встречи с морскими змеями. Сообщения получены от непосредственных участников события. Заметь, не одного, а нескольких. То есть никакой игры воображения, вранья и передачи с чужих слов. Все случаи внесены в мой университетский компьютер и разбиты по категориям: обстоятельства встречи, в том числе состояние погоды и моря, место встречи, отличительные признаки особи: цвет, форма, размеры. Пользуясь методикой графических построений, я проследила эволюцию этих животных. Отвечаю на твой вопрос утвердительно. Да, наверное, морские змеи произошли от динозавров, так же как аллигаторы и крокодилы. Но это не плезиозавры – те не превышали шестнадцати метров в длину, а наш Бэзил куда больше.

– К твоему сожалению, наличие крокодилов и аллигаторов не убеждает меня в существовании морских змей.

– Тогда, может быть, тебя убедит их разнообразие. Существует шесть основных видов. Чаще всего на глаза людям попадалось животное с головой и челюстями как у крупной собаки, длинной шеей и горбом на спине. Следом идет существо, у которого лошадиная голова с гривой и глаза как блюдца, под нижней челюстью иногда бывает козлиная бородка.

– «Козлиная бородка»! – фыркнул Питт.

– Затем идет змей с туловищем как у угря. Четвертый вид напоминает гигантскую морскую выдру, а пятый отличается рядом громадных треугольных плавников на хребте. Одни особи перемещаются с помощью ласт, как тюлень или черепаха, другие – совершая волнообразные движения вверх и вниз. У одних имеется длиннющий хвост, у других – только коротенький выступ. Большинство змей шелковисто-гладкие. Окрас спины варьируется от желтовато-серого до коричневого и черного, брюхо обычно белое, общая длина тела – от двадцати до пятидесяти метров. Питается морской змей, похоже, рыбой, выходит на поверхность в тихую погоду, обитает во всех морях, за исключением приполярных.

– А твоим очевидцам не приходило в голову, что они наблюдают не мифическое животное, а гигантскую акулу, или слипшиеся водоросли, или дельфинов, плывущих шеренгой, или, наконец, просто-напросто большого кальмара?

– Мои свидетели, – резко возразила Мэйв, – старые морские волки, люди величайшей честности. Например, капитан Артур Ростон.

– Имя знакомое. Он был капитаном на «Карпатии», судне, которое спасало пассажиров «Титаника».

– Ростон видел это существо. По его мнению, оно испытывало сильную боль. Можно выдумать любого монстра, но зачем ему приписывать страдание?

– Очевидец способен искренне заблуждаться. До тех пор пока твой змей полностью или частично не попадет в руки ученых, сомнения в его существовании будут оставаться.

– Я не понимаю, почему ты отказываешь рептилиям, похожим на змей, в праве на жизнь. Океан – это тебе не аквариум. Мы не можем заглянуть в его сокровенные глубины и обозреть каждый уголок. Кто знает, сколько гигантских тварей, все еще неизвестных науке, кочует по морям!

– Я почти боюсь спрашивать, – произнес Питт, в глазах которого искрились смешинки. – А под какую категорию подпадает Бэзил?

– По моей классификации, Бэзил – это мегаугорь. У него тридцатиметровое цилиндрическое тело, оканчивающееся остроконечным хвостом. Морда у него длинная и заостренная, со множеством острых зубов. У него голубовато-белое брюхо и совершенно черные глаза величиной с десертную тарелку. Передвигается он, изгибаясь в горизонтальной плоскости. Иногда он поднимается на десяток метров над водой, а потом падает с жутким плеском.

– Расскажи, как ты его увидела?

– Мне лет десять было, – задумчиво начала Мэйв. – Мы с Дейрдрой по лагуне катались на маленьком катере, который нам мама дала. Вдруг у меня появилось странное чувство, будто за мной подсматривают. Даже холодок по спине пробежал. Дейрдра же вела себя как ни в чем не бывало. Я медленно оглянулась. Метрах в двадцати от нас из воды на высоте трех метров выступала голова и пялилась на нас сверкающими черными глазами.

– А шея была толстая?

– Метра два в диаметре. Отец говаривал, что она здоровая, как винная бочка.

– Он тоже видел Бэзила?

– Все семейство так или иначе видело морского змея. Почему-то это происходило всегда накануне чьей-то смерти.

– Давай рассказывай дальше.

– Чудище походило на дракона из страшного сна. Я оцепенела и потеряла дар речи. А Дейрдра ничего не заметила. Она смотрела прямо, по ходу катера, чтобы вовремя сказать мне сменить курс, когда покажутся рифы.

– Бэзил двинулся к тебе?

– Нет. Просто посмотрел и ушел под воду. Удовлетворил любопытство, так сказать.

– Значит, Дейрдра его не видела?

– Тогда – нет, зато позже – два раза, в разное время.

– Как повел себя отец, когда ты рассказала ему о том, что видела?

– Рассмеялся и сказал: «Вот и познакомились».

– А почему ты считаешь, что змей является вестником смерти?

– Так получается. Бэзила видела в лагуне команда погибшего рыболовецкого судна. Спустя несколько дней Бетси Флетчер скончалась. И бабушка Милдред умерла после его появления.

– Совпадение или рок?

Мэйв пожала плечами:

– Кто знает! Единственное, в чем я убеждена, – что мою маму убил отец.

– Так же, как дедушка Генри – Милдред?

Мэйв холодно взглянула на него:

– Тебе и про это доложили.

Питт развел руками:

– Что есть, то есть.

Мэйв устремила взгляд вдаль. Яркая луна высветила ее глаза, потемневшие, опечаленные.

– Последние три поколения Дорсеттов трудно отнести к образчикам добродетели.

– Твою маму звали Ирэн? – тихонько спросил Питт.

Мэйв молча кивнула.

– Она умерла довольно молодой.

– Да, ей не суждено было дожить до старости. У нее сердце разрывалось от того, как с ней обращался человек, которого она любила безрассудно. Как-то раз они с отцом гуляли по берегу. Мама поскользнулась, упала со скалы и разбилась о волны прибоя. – Нежное лицо Мэйв исказилось от ненависти. – Это он ее толкнул, – ледяным тоном произнесла она. – То, что отец подтолкнул ее к смерти, так же точно, как и то, что во Вселенной есть звезды.

Питт, крепко прижав ее к себе, почувствовал, что она дрожит.

– Расскажи мне о своих сестрах, – попросил он, меняя тему.

Ушла ненависть, черты лица Мэйв разгладились.

– Особо рассказывать нечего. Ни с одной из них я, в общем-то, не дружила. Дейрдра, та хитрюгой была. Если у меня оказывалось что-то, чего ей хотелось, она просто выкрадывала это и заявляла, будто владела им с самого начала. Из нас троих Дейрдра была отцовой любимицей. Думаю, он на нее большую часть отцовских чувств потратил потому, что они одного поля ягоды. Дейрдра живет в каком-то фантастическом, выдуманном мире. Она не способна сказать правду, даже когда врать вовсе незачем.

– Она была когда-нибудь замужем?

– Один раз. Вышла за профессионального футболиста, который считал, что проведет жизнь в свое удовольствие среди денежных мешков со своим набором игрушек. К несчастью для него, когда дело дошло до развода и он потребовал отступных, равных государственному бюджету Австралии, семейная яхта оказалась очень неустойчивой. Он упал за борт и бесследно канул в пучине волн.

– Да, гиблое это дело – принимать от Дорсеттов приглашение на морскую прогулку, – ядовито усмехнулся Питт.

– Мне страшно подумать обо всех тех людях, которые стояли у отца на пути и кого он уничтожил либо на самом деле, либо в своем воображении.

– А Боудикка?

– По-настоящему-то я ее никогда и не знала, – сдержанно заметила Мэйв. – Боудикка старше меня на одиннадцать лет. Вскоре после моего рождения папочка поместил ее в какой-то интернат для избранных – так, во всяком случае, мне всегда говорили. Мне уже почти десять лет было, когда мы с ней в первый раз встретились. На самом деле я про нее только то и знаю, что у нее страсть к смазливым молодым людям. Папочке это радости не доставляет, но он не противится ее желанию спать с кем ни попадя.

– Она сильная дама.

– Я однажды видела, как она папочку отделала, когда он в запойном раже ударил нашу маму.

– Странно, что всем им так смертельно не нравится единственный член семьи, такой нежный и славный.

– Папочку взбесило, что я удрала с острова. Злило его и то, что я на учебу в университете сама себе зарабатывала, не тянула из кошелька Дорсеттов. Потом он взбеленился, когда я отказалась сделать аборт. А как я могла решиться на операцию, если врач сказал, что у меня двойня? Последней точкой в наших с папулей спорах стал мой разрыв с парнем, от которого я забеременела. Семейство вычеркнуло меня из списка родственников. В отместку я официально поменяла родовую фамилию на ту, что носила прапрапрабабка, и зажила своей жизнью, радуясь свободе от людей, по сути чуждых мне.

Мэйв была душевно истерзана. Питт, уважая в ней стремление к самостоятельности, все же пожалел ее. Он заглянул в голубые простодушные глаза ребенка и мысленно поклялся перевернуть небо и землю, лишь бы любимая нашла счастье.

Он обозрел окружающее пространство и, к своему ужасу, увидел кипящий гребень приближающейся волны. Высоченный вал не имел, казалось, ни конца ни края. Леденящим холодом сковало затылок: Питт не сомневался, что за первым валом следуют такие же.

Предупредив криком Джордино, он рывком прижал Мэйв к днищу лодки. Вал наводнил лодку пеной и брызгами. Основной удар пришелся на носовую часть. Зад суденышка взметнулся, и лодка, развернувшись боком, рухнула в глубокую яму.

Вторая волна заслонила звезды и обрушилась с тяжестью грузового поезда. Лодка погрузилась в черное месиво. Осатаневшее море оставило Питту один-единственный шанс выжить, и он что было сил вцепился в сиденье. Оказаться за бортом значило там же и остаться. Навек.

Каким-то чудом суденышко выбралось на поверхность, но только для того, чтобы закрутиться в неистовом аду рассвирепевшей воды. Когда Питту почудилось, что пора прощаться с жизнью, лодка скользнула вниз по гладкому гребню и спокойно закачалась на мелких волнах. Буйные валы умчались прочь.

– Очередная четкая картинка морского нрава, – заметил, отфыркиваясь, Джордино. – Чем мы досадили морю, что оно так взъярилось?

Питт усадил Мэйв:

– С тобой все в порядке?

Мэйв несколько секунд откашливалась, потом судорожно вздохнула:

– Надеюсь… Скажите, бога ради, что это на нас навалилось?

– Полагаю, сейсмические волнения на морском дне. Порой сильной встряски не требуется, чтобы поднять целую вереницу норовистых волн.

Мэйв убрала с глаз мокрые прядки светлых волос.

– Спасибо еще лодка не опрокинулась и никто из нас за борт не вылетел.

– А как руль? – спросил Питт у Джордино.

– Еще висит. И мачта целехонька, но парус на клочки порвало.

– Запасы еды и питьевой воды тоже вполне сохранились, – радостно доложила Мэйв.

– Выходит, вышли из передряги без больших потерь, – сказал Джордино таким тоном, будто сам не совсем в это верил.

– Боюсь, что ненадолго, – трезво заметил Питт.

Мэйв оглядела суденышко:

– Не вижу ничего такого, что нельзя залатать.

– И я не вижу, – откликнулся Джордино, проверив поплавки.

– А вы под ноги себе взгляните, – посоветовал Питт.

В ярком лунном свете было хорошо видно, какое напряженное у него лицо. Взглянув туда, куда указывал палец, Мэйв и Джордино обомлели.

По всему днищу шла трещина.

 

37

 

Руди Ганн был не из тех, кого бросает в пот от страха или в дрожь от победы. В жизни он полагался только на свои умственные способности и на вкусовые привычки. Благодаря этому выглядел Ганн моложаво и подтянуто. Раз или два в неделю, когда, как сегодня, нападала охота, он во время обеденного перерыва садился на велосипед и катил рядом с Сэндекером, который трусил по беговой дорожке Потомак-парка. Пока один утрамбовывал асфальт, а другой крутил педали, обсуждались дела НУМА.

– Как долго можно продержаться в море без руля и ветрил? – спросил Сэндекер, поправляя на лбу ленту от пота.

– Стив Каллахен, яхтсмен, продержался семьдесят шесть дней. Его судно затонуло возле Канарских островов, и он пересел в надувную лодку, – ответил Ганн. – В Книге рекордов Гиннесса по части выживания в открытом море значится Пун Лим, английский моряк. Его судно было торпедировано во время Второй мировой войны в Южной Атлантике. Проплавал на плоту он сто тридцать три дня, пока его не подобрали бразильские рыбаки.

– И тот и другой сумели удержаться на плаву во время десятибалльного шторма?

Ганн отрицательно повел головой:

– Ни Каллахен, ни Пун Лим не попадали в шторм, хотя бы близкий по силе к тайфуну, который пронесся над Дирком, Алом и мисс Флетчер.

– Идет вторая неделя, как Дорсетт бросил их, – рубил фразу между вдохами Сэндекер. – Если они пережили шторм, то, наверное, умерли от жажды и голода.

– Питт – человек неистощимой изобретательности, а Джордино никогда не теряет присутствие духа, – безапелляционно заявил Ганн. – Я не удивлюсь, если они сейчас сибаритствуют в какой-нибудь хижине на манер Гогена.

Сэндекер сошел с дистанции, уступив дорогу женщине с малышом в коляске. Возобновив бег, адмирал пробурчал:

– Дирк всегда говорил: «Море не расстается со своими тайнами легко».

– Было бы куда легче их найти, если бы поисково-спасательные силы Австралии и Новой Зеландии присоединились к усилиям НУМА.

– У Артура Дорсетта длинные руки, – раздраженно бросил Сэндекер. – Я получил столько извинений и объяснений, почему они при всем желании и так далее, что мог бы из этих бумажек Китайскую стену сложить.

– Никто не спорит: власть у этого человека огромная. Взятки Дорсетта осели глубоко в карманах членов конгресса Соединенных Штатов и парламентов Европы и Японии. Диву даешься, какие знаменитости на него работают.

Лицо Сэндекера сделалось пунцовым – не от напряжения, а от бессилия. Сдерживать гнев и обиду не было сил. Адмирал остановился, согнулся, упершись руками в колени и уставившись в асфальт.

– Я, ни минуты не мешкая, закрыл бы НУМА за возможность своими руками взять Артура Дорсетта за глотку.

– Уверен, вы не один такой, – усмехнулся Ганн. – Тех, кто не верит ему, а то и ненавидит его, должно быть, тысячи. И все же они ни за что не предадут его.

– И немудрено! Если он не устраивает несчастных случаев со смертельным исходом для тех, кто стоит у него на пути, так покупает с потрохами, заваливая алмазами их ячейки хранения в каком-нибудь швейцарском банке.

– Алмазы – мощное средство убеждения.

– Ими ему никогда не повлиять на президента.

– Не повлиять, только президент вполне способен последовать дурному совету.

– Только, уверен, не тогда, когда на карту поставлены жизни более миллиона человек.

– По-прежнему ни гугу? – поинтересовался Ганн. – Президент обещал связаться с вами через четыре дня. Прошло шесть.

– Чрезвычайность ситуации не прошла мимо него…

Собеседники обернулись на звук сигнала, донесшегося из бирюзовой машины, остановившейся на улице напротив беговой дорожки. Нагнувшись к пассажирскому окошку, водитель прокричал:

– Звонок из Белого дома, адмирал!

Сэндекер обернулся к Ганну и слегка улыбнулся:

– У президента, должно быть, большие уши.

Он подошел к машине. Водитель протянул ему трубку.

– Уилл? – сказал Сэндекер.

– Приветствую, Джим. Боюсь, у меня для вас плохие новости.

Сэндекер напрягся.

– Поясните, пожалуйста.

– Вникнув в дело должным образом, президент отложил любую операцию, связанную с акустической чумой.

– Но почему?! – воскликнул Сэндекер. – Он что, не понимает, чем грозит это решение?

– Эксперты Национального научного совета не согласились с вашей теорией. Их убедили отчеты о вскрытиях, проведенных врачами в Мельбурнском центре борьбы с болезнями. Австралийцы убедительно доказали, что пассажиров круизного лайнера поразила редкая форма бактерии, схожей с той, что вызывает «болезнь легионеров».

– Быть того не может! – взорвался Сэндекер.

– Я знаю только то, о чем меня уведомили, – признался Хаттон. – Австралийцы предполагают, что виновата зараженная вода в увлажнителях системы обогрева судна.

– Мне плевать на то, что говорят эти патологи. Президент сотворит глупость, если пропустит мое предостережение мимо ушей. Ради бога, Уилл, просите, умоляйте, что хотите делайте, но убедите президента воспользоваться своей властью и закрыть горные предприятия Дорсетта, пока не поздно.

– Простите, Джим. У президента руки связаны. Ни один из его советников по науке не счел ваши доводы достаточно серьезными, чтобы идти на риск международного скандала. И уж точно не в год выборов.

– Это же безумие! Если мои люди правы, то президент не добьется избрания даже на должность мойщика общественных туалетов.

– Это с вашей точки зрения, – холодно заметил Хаттон. – Могу лишь добавить, что Артур Дорсетт уже предложил открыть свои горные предприятия для международной группы проверки.

– Как скоро можно собрать группу?

– Такие вещи требуют времени. Две, может, три недели.

– К тому времени весь остров Оаху будет забит мертвыми телами.

– К счастью ли, к несчастью – все зависит от того, как поглядеть, – но в подобном убеждении вы в меньшинстве.

Сэндекер мрачно выдавил:

– Я понимаю: вы сделали все, что в ваших силах, Уилл, и признателен за это.

– Джим, прошу вас связаться со мной, если у вас появятся новые сведения относительно акустической чумы. Для вас мой телефон всегда свободен.

– Благодарю.

– Прощайте.

Сэндекер отдал трубку водителю и вернулся к Ганну:

– Нам дали по мозгам.

Ганн был потрясен:

– Президента не интересует то, что творится?

Сэндекер кивнул, признавая поражение.

– Дорсетт подкупил патологов. Они сфабриковали отчет, из которого следует, что причиной смерти пассажиров круизного лайнера явилось заражение отопительной системы.

– Нам нельзя сдаваться! – воскликнул Ганн, взбешенный неудачей. – Мы должны найти какое-то другое средство, чтобы остановить безумие Дорсетта.

– Когда подступают сомнения, – произнес Сэндекер, у которого во взгляде заполыхал огонь, – положись на того, кто толковее тебя. Есть один человек, у кого может быть ключ к разгадке.

 

Адмирал Сэндекер сделал первый удар по мячу на поле гольф-клуба «Верблюжий горб» в Райской долине Аризоны. Под безоблачным небом этого штата было два часа дня. Всего пять часов прошло со времени его разговора адмирала с Хаттоном. Приземлившись в аэропорту городка Скотсдейл, Сэндекер взял у приятеля, старого морского служаки, машину и отправился прямо на площадку для гольфа.

Маршрутов было два; адмирал играл на том, что называется «Индейский крюк». Он окинул взглядом зеленое поле, увидел в трехстах шестидесяти пяти метрах от себя лунку, сделал два пробных взмаха, сосредоточился на мяче и без видимых усилий нанес удар. Мяч отлично пролетел, чуть-чуть отклонившись вправо, подпрыгнул и покатился по свободному пространству, пока не остановился в ста девяноста метрах от лунки.

– Боевое начало, адмирал, – похвалил доктор Сэнфорд Эдгейт Эймс. – Я допустил ошибку, уговорив вас на дружескую партию в гольф. Даже не подозревал, что старые морские волки всерьез относятся к такому спорту.

Обладатель длинной редкой седой бороды, скрывавшей рот и доходившей до груди, Эймс походил на старинного отшельника. Глаза его скрывались за голубоватыми двухфокусными очками.

– Старые морские волки делают много странного, – парировал Сэндекер.

Просить доктора Сэнфорда Эдгейта Эймса приехать в Вашингтон на важную беседу было все равно что молить Господа повелеть ветру жаркой пустыни растопить полярную ледяную шапку. Скорее всего, и тот и другой остались бы глухи к просьбам. Эймс с равной страстью ненавидел Нью-Йорк и Вашингтон и напрочь отказывался от поездок туда. Приглашения на банкет в его честь или церемонию вручения награды ни за что не выманили бы его из убежища на горе Верблюжий Горб в Аризоне.

Эймс Сэндекеру был нужен, и нужен срочно. Со сноровкой, что под стать ловле пуль на лету, он обратился к властелину звука, каковым Эймс слыл среди коллег-ученых, с просьбой о встрече. Эймс согласился, но при том непременном условии, что Сэндекер прихватит с собой набор клюшек для гольфа, поскольку все разговоры будут вестись во время проходов от одной лунки до другой.

Высокочтимый в среде ученых, Эймс был в своей области знаний тем же, чем Эйнштейн – в своей. Чудаковатый, блистательный, Эймс написал больше трех сотен научных статей почти по всем аспектам акустической океанографии. За сорок пять лет в науке он исследовал и оценил множество явлений, от использования подводных радаров и сонаров до акустического воспроизведения приповерхностной реверберации. Некогда советник министерства обороны, к слову которого прислушивались, он вынужден был уйти в отставку, после того как яростно выступил против шумовых испытаний океана, проводимых по всему миру для замеров глобального потепления. Его едкие нападки на планы Военно-морского флота провести ядерные испытания под водой только добавили враждебности в отношении Пентагона к ученому. Посланцы многих университетов долго пытались уговорить его начать работать с ними, но он отказал всем, предпочтя проводить исследования со штатом из четырех человек, которым платил из собственного кармана.

– Как вы отнесетесь к доллару за лунку, адмирал? Или вы привыкли к настоящим ставкам?

– Будь по-вашему, док, – согласился Сэндекер.

Эймс подошел к подготовленному для первого удара мячику, глянул вдаль, словно из ружья прицелился, и ударил. Ему было под семьдесят, однако, как отметил Сэндекер, прогиб и замах у него на мизерные сантиметры не дотягивали до тех, какими щеголяли мужчины много моложе и проворнее. Мяч улетел далеко и упал в песочную западню за двухсотметровой отметкой.

– Сколь скоро падение могущественных, – философски заметил Эймс.

Сэндекера, впрочем, провести было нелегко. Он понимал, что ему втирают очки. В вашингтонских кругах у Эймса была слава задиристого мастера игры в гольф. И те, кто на себе испытал силу этого задиры, в один голос утверждали: не займись он гидроакустикой, непременно вступил бы в Ассоциацию профессиональных игроков в гольф и разъезжал по турнирам.

Усевшись в гольф-карт, они покатили к месту, куда улетели мячи. Сидевший за рулем Эймс спросил:

– Чем я могу вам помочь, адмирал?

– Вам известно об усилиях НУМА выявить источник и остановить то, что мы зовем акустической чумой? – отозвался Сэндекер.

– Слухи до меня доходили.

– И что вы думаете?

– Весьма надуманно.

– Национальный научный совет при президенте того же мнения, – усмехнулся Сэндекер.

– Не могу сказать, что ставлю им это в вину.

– Вы не верите в то, что звук способен пройти тысячи километров под водой, а потом выйти на поверхность и убить?

– Звуки, исходящие из четырех разных источников и встретившиеся в одном месте, несут смерть млекопитающим в радиусе слышимости? Я такую гипотезу развивать не посоветовал бы, если бы желал сохранить свой авторитет у коллег.

– Гипотеза, черти ее забери! – вспылил Сэндекер. – Смерть прибрала к рукам уже более четырех сотен человеческих жизней. Полковник Ли Хант, один из лучших в нашей стране патологов, исчерпывающе доказал, что причина смерти – мощные звуковые волны.

– Что-то мне не попадалось такое в отчетах о посмертных обследованиях из Австралии.

– Вы старый обманщик, док, – заулыбался Сэндекер. – Вы следили за тем, что происходило.

– Меня всегда интересовало все связанное с акустикой.

Вначале они доехали до мячика Сэндекера. Адмирал выбрал деревянную клюшку номер три и загнал мячик в песчаную западню метрах в двадцати от лунки.

– У вас, по-видимому, тоже пристрастие к песчаным западням, – небрежно бросил Эймс.

– И не только в гольфе, – признался Сэндекер.

Они остановились у мячика Эймса. Физик вытянул из чехла металлическую клюшку номер три. Похоже было, что игра для него – упражнение скорее умственное, нежели физическое. Он и пробных замахов не делал, да и перед ударом не раскачивался. Просто подошел к мячику и с маху ударил. Поднялась туча песка, мячик взлетел и приземлился в десятке метров от лунки.

Сэндекеру понадобилось еще две попытки, чтобы вызволить мячик из песка, а потом еще две, прежде чем его мячик закатился в лунку. Эймс за компанию тоже бил дважды. Когда они двинулись ко второй отметке, Сэндекер стал подробно рассказывать о том, что удалось выяснить и обнаружить. Следующие восемь лунок они прошли, ожесточенно споря, причем Эймс беспощадно засыпал Сэндекера вопросами и выдвигал неисчислимые доводы против акустического убийства.

Наконец Эймс мастерским ударом уложил мячик на расстоянии ручки клюшки от лунки. Сэндекер, не разобравшись в зеленом поле, запутался со своим мячиком в траве.

– Из вас, адмирал, получился бы вполне приличный игрок в гольф, если бы вы играли почаще.

– Пяти раз в год мне вполне хватает, – откликнулся Сэндекер. – У меня не возникает ощущения, будто я достигаю чего-то стоящего, гоняя маленький мячик по шесть часов кряду.

– Ну не знаю! Я свои самые творческие идеи разработал, расслабляясь на гольфе.

После того как Сэндекеру удалось-таки закатить мячик в лунку, они вернулись к карту. Эймс вынул из сумки-холодильника банку диет-колы и протянул адмиралу.

– Итак, чего же вы конкретно ждете от меня? – спросил он.

Сэндекер пристально посмотрел на него:

– Я и гроша ломаного не дам за то, что утверждают ученые, сидящие в башнях из слоновой кости. Там, в море, гибнут люди. Если я не остановлю Дорсетта, умрет еще больше людей, причем в таком количестве, что и думать не хочется. Вы лучший акустик в стране. Я надеюсь, вы поможете мне лечь на верный курс и покончить с массовым убийством.

– Я, выходит, для вас истина в последней инстанции. – Дружеский тон Эймса едва уловимо сменился на такой, какой вряд ли назовешь совершенно здравым, но в том, что он изменился, ошибиться было невозможно. – Вы хотите, чтобы я нашел для вас практическое решение вашей задачки.

– Нашей задачки, – мягко поправил его Сэндекер.

– Да, – тяжко вздохнул Эймс. – Теперь я это понимаю. – Он с любопытством уставился на банку. – Вы довольно точно описали меня, адмирал. Я старый обманщик. Я прикинул решение еще до того, как вы покинули пределы Вашингтона. Заметьте, оно очень далеко от совершенства. Шансы на успех мизерные, но это лучшее, на что я способен без серьезных исследований.

Сэндекер посмотрел на Эймса, стараясь скрыть подступившее волнение, в глазах его вновь разгорелось потухшее было пламя надежды. Обнадеженный, он спросил:

– Вы на самом деле придумали, как ликвидировать горные предприятия Дорсетта?

Эймс покачал головой:

– Любого вида вооруженная сила – это не моя епархия. Я говорю о способе нейтрализации акустического схождения.

– И как это можно сделать?

– Говоря попросту, энергия звуковой волны способна отражаться.

– Да, тут и доказывать ничего не надо, – кивнул Сэндекер.

– Поскольку вам известно, что четыре отдельных звуковых потока направятся к острову Оаху и что они сойдутся в определенное время, я так полагаю, ваши ученые способны безошибочно предсказать и точное место схождения.

– Мы его хорошо зафиксировали, это так.

– Вот вам и ответ.

– Только и всего? – Разгоревшаяся в душе Сэндекера надежда стала угасать. – Я, должно быть, что-то упустил.

Эймс пожал плечами:

– Бритва Оккама,^[20] адмирал. Логические объекты нельзя множить без необходимости.

– Предпочитаю самый простой ответ на головоломку.

– Пожалуйста. Мой совет, если он чего-нибудь стоит, заключается в следующем. Пусть НУМА соорудит рефлектор под стать тарелке спутниковой системы слежения, погрузит его в море в точке схождения и отразит акустические волны.

Лицо Сэндекера не выразило никаких эмоций, но сердце приготовилось выскочить из груди. Ключ к разгадке оказался до смешного прост. Если смотреть правде в глаза, то осуществить этот замысел «звукового зайчика» будет не очень легко, но – вполне возможно.

– Если НУМА сможет соорудить и установить этот рефлектор вовремя, – спросил он Эймса, – куда следует направить звуковые волны?

По губам Эймса скользнула коварная улыбка.

– Выбор цели совершенно очевиден: в какую-нибудь необитаемую часть океана – скажем, в Южную Атлантику. Но поскольку энергия схождения медленно убывает при передаче на очень большие расстояния, не лучше ли направить ее к источнику?

– То есть к шахте на острове Гладиатор, – уточнил Сэндекер, еле сдерживая восторженные нотки в голосе.

Эймс кивнул:

– Выбор ничуть не хуже любого другого. После путешествия туда и обратно у звука не хватит мощности, чтобы убить людей. Зато нагнать страху Господнего и доставить поистине адскую головную боль он будет еще способен.

 

38

 

Вот и появился конец веревочки, с горечью подумал Питт. Настал предел человеческих возможностей. Итог героических усилий. Конец всему, что могло бы их ожидать в будущем: желаниям, любви и радостям. Вскоре они пойдут на прокорм рыбам, их жалкие останки канут в воду и упокоятся на морском дне. Мэйв никогда больше не увидит своих сыновей, Питт – родителей и многочисленных друзей в НУМА. Поминальную службу по Джордино посетит огромное количество скорбящих женщин, каждая из которых могла быть достойна звания королевы красоты.

Суденышко, до сей поры выносившее их из жуткого хаоса, буквально расходилось по швам. Трещина вдоль днища корпуса делалась все шире и шире. Поплавки пока удерживали лодку на плаву, но как только корпус распадется надвое, Питт, Джордино и Мэйв окажутся манной небесной для вездесущих акул.

Море было довольно спокойным. Высота волны не превышала метра.

Питт склонился над рулем, прислушиваясь к ставшим уже привычными чавкающим звукам, – это Джордино вычерпывал воду из лодки. Зеленые глаза Питта, больные и распухшие, шарили по горизонту. Солнечный шар поменял утренний золотисто-оранжевый цвет на слепяще-желтый. Надежде вопреки Питт смотрел и смотрел вперед, не покажется ли хотя бы намек на спасение. Нет. Ни корабля, ни самолета, ни островка. Только облачка, бредущие на юго-запад. Мир вокруг был так же безлюден, как равнины Марса.

После того как удалось наловить рыбы столько, что хватило бы для открытия ресторана морепродуктов, мысли о голоде терзать перестали. Запаса питьевой воды при бережном расходовании хватило бы по крайней мере дней на шесть-семь. А вот усталость и бессонница, порожденные непрестанным вычерпыванием воды, давали себя знать. Каждый час казался мукой. Не было у них ни ковша, ни бутылки, а потому приходилось пригоршнями вычерпывать просочившуюся воду. Наконец Питт соорудил некое подобие черпака из пары гаечных ключей и водонепроницаемого пакета. Но самодельный черпак вмещал не больше литра.

Поначалу они работали по четыре часа посменно, и Мэйв участвовала в этой гнетущей работе. Она отчаянно трудилась, преодолевая ломоту в суставах. Стойкости и мужества ей было не занимать. Но вскоре продолжительность работы пришлось распределить. Мэйв черпала три часа, ее сменял Питт, который выдерживал пять часов. Потом к делу приступал Джордино и вкалывал полные восемь часов.

Чем шире расходилось днище, тем больше поступало воды: она уже не сочилась, а била фонтанчиками. Море проникало в лодку быстрее, чем его выпроваживали вон.

«Черт бы побрал этого Артура Дорсетта! – про себя ругался Питт. – Черт бы побрал Боудикку с Дейрдрой в придачу!» Его удручала и бессмысленная казнь. Они с Мэйв ничем всерьез не угрожали фанатичным мечтаниям Дорсетта об очередной империи, у них не было сил остановить магната и даже попридержать. То, что их бросили на волю волн, являлось актом чистейшего садизма, и ничем больше.

Мэйв заворочалась и спросила сквозь сон:

– Моя очередь черпать?

– На ближайшие пять часов – нет, – с улыбкой солгал Питт. – Спи дальше.

Джордино на мгновение перестал черпать и взглянул на Питта. Сердце у Ала изнывало от ясного понимания того, что еще немного – и Мэйв будут рвать на куски и пожирать бездушные убийцы глубин. Опечаленный, он снова принялся за работу.

Одному только Богу было известно, на чем держался Джордино. Наверняка у него спина и руки вопили от усталости. Но стальная воля заглушала эти вопли. У Питта сил было больше, чем у большинства мужчин, однако рядом с Джордино он казался мальчиком, восхищающимся олимпийцем-штангистом. Когда у смертельно уставшего Питта черпак валился из рук, Джордино подхватывал пакет и принимался черпать, как будто готов был заниматься этим вечно. Питт был уверен: Джордино ни за что не смирится с поражением. Крепкий, коренастый итальянец и умрет-то, наверное, стоя, лишь бы досадить безногой старухе с косой.

Опасность обостряла ум Питта. В отчаянной попытке перехитрить судьбу он спустил парус, расстелил его по воде, а потом протащил под корпусом и привязал веревками к поплавкам. Нейлоновую простыню давлением воды прижало к днищу, и вода стала поступать в лодку раза в два медленнее. В лучшем случае эта мера могла даровать им несколько часов жизни сверх отпущенных морем. «Если только не выдастся полный штиль, – прикинул Питт, – то полное физическое истощение команды и развал лодки случатся вскоре после наступления темноты». Он глянул на хронометр – до захода солнца оставалось всего четыре с половиной часа.

Мягко поймав Джордино за руку, Питт отобрал у него черпак.

– Моя очередь, – твердо сказал он.

Джордино благодарно кивнул и привалился спиной к борту.

Питт принялся вычерпывать воду. Он работал до вечера, потеряв всякое представление о времени, не замечая движения нещадно палящего солнца. Он черпал, словно робот, не чувствуя боли в спине и руках. Он черпал и черпал, словно в наркотическом опьянении.

Проснувшаяся Мэйв села и уставилась на горизонт за спиной у Питта.

– Тебе не кажется, что эти пальмы очень красивы? – еле слышно прошептала она.

– Да, очень, – согласился Питт, натянуто улыбнувшись ей: он решил, что у нее начались галлюцинации. – Только стоять под ними нельзя. Кокос, сорвавшись, может убить.

– Я однажды была на Фиджи, – сказала Мэйв, тряхнув волосами, – и видела, как орех пробил ветровое стекло машины, оставленной под пальмой.

Питту показалось, что рядом с ним находится маленькая девочка, бесцельно блуждающая по лесу, отчаявшись отыскать дорогу домой. Он не нашел больше слов утешения. Его наполнили чувства сострадания и полной беспомощности.

– А тебе не кажется, что идти нужно немного правее? – поинтересовалась Мэйв.

– Правее?

Голос у нее был такой, будто она впала в транс.

– Ну да. Ты же не захочешь пропустить остров?

Питт разогнулся, медленно повернулся и прищурился. После шестнадцатидневных определений местоположения по солнцу и постоянного обзора сверкающей воды глаза у него так переутомились, что их приходилось периодически закрывать. Он бросил взгляд прямо по ходу лодки, но различил только сине-зеленые волны.

– Мы больше не можем управлять лодкой, – тихо объяснил он Мэйв. – Я же снял парус и приладил его под корпусом, чтобы воды набиралось поменьше.

– Ну пожалуйста, – взмолилась Мэйв. – Остров так близко. Разве нельзя высадиться и походить по сухой земле хотя бы минуту?

Она проговорила все это так спокойно и так здраво на своем австралийском наречии, что Питт почувствовал, как по спине пополз холодок. Он понял, что сознание Мэйв помутилось. Однако все еще не угасшая искра надежды на спасение заставила его опуститься на колени и ухватиться за борта для равновесия. В этот миг лодку вознесло на гребень очередной волны, и Питт ненадолго увидел линию горизонта.

Только не было там никакого острова и никаких пальм.

Питт обнял Мэйв за плечи. Он помнил ее такой сильной и воодушевленной. Теперь же она была такой слабой и удрученной, хотя лицо светилось, как никогда раньше. И тут он заметил, что Мэйв смотрит не на море, а в небо.

Над ними парила птица. Прикрыв ладонями глаза от солнечных бликов, Питт воззрился на крылатого пришельца, словно это был ангел. Размах крыльев около метра, оперение зеленое в коричневую крапинку, заостренный клюв крючком.

– Попугай, – прошептал удивленно Питт.

– Ты его тоже видишь, – возбужденно шепнула Мэйв. – Кеа, точно такой же, какой привел моих предков на остров Гладиатор.

Моряки, терпевшие крушение в южных морях, утверждали, что кеа указывают путь к гавани.

Джордино по-своему расценил явление попугая.

– Попросите Полли присоветовать хороший ресторан, – устало выговорил он. – Лучше такой, где в меню нет ни одного рыбного блюда.

Питт не поддержал юмора своего друга. Он пристально следил за благословенным кеа. Птица парила, словно отдыхала после долгого пути. Затем, явно обретя второе дыхание, она устремилась на юго-восток. Питт схватил компас и отметил направление птичьего полета, не упуская попугая из виду до тех пор, пока он не превратился в точку и не пропал.

Попугаи не водоплавающие, как чайки или буревестники, далеко в море не залетают. «А может, этот заблудился? – подумал Питт и сам себе возразил: – Вряд ли». Ведь кеа, привыкший запускать коготки во что-то твердое, даже не попытался сесть на лодку. А это означало, что он точно знал, где находится и куда летит. Его полет был осознанным. Возможно (только возможно!), попугай оказался на полпути от одного островка к другому. Питт не сомневался: с высоты кеа видел то, чего они из разваливающейся лодки видеть не могли.

Он на карачках пробрался к носу суденышка и встал на ноги.

Он уже слишком привык к облакам на горизонте, которые порождали иллюзию поднимающейся из моря земли. Слишком привык видеть беловатые комочки ваты, плывшие по самому краю моря, привык к их бесформенности и темно-серому цвету, порождавшему пустые надежды, когда они меняли форму и неслись себе дальше, гонимые ветром на запад.

На этот раз все было по-другому. Одно одинокое облако все время оставалось на горизонте, пока другие облачка проносились мимо него. Оно едва выступало из моря. Не было и никаких признаков растительности, не было самого облака. Его образовали пары, поднимающиеся от раскаленного солнцем песка, чтобы в более холодном слое воздуха превратиться в капельки влаги.

Питт подавил в себе возбуждение, а тем более восторг, когда понял, что остров находится от них на расстоянии добрых пяти часов плавания. Никакая молитва не поможет добраться до него, даже если снова водрузить парус на мачту, открыв воде доступ в лодку. Потом его разбитые надежды вновь стали срастаться в единое целое, когда он понял, что островок вовсе не верхушка подводной горы, рожденной миллионами лет вулканической деятельности земных недр, а низкая плоская скала, на которой росло несколько деревьев.

Деревья были видны отчетливо, и Питт понял, что островок находится гораздо ближе, чем ему показалось с первого взгляда. Земля лежала не больше чем в восьми-девяти километрах от лодки. Верхушки деревьев создавали впечатление, будто по горизонту растянулся ворсистый коврик.

Питт проверил: остров был точно по курсу кеа. Определив направление ветра и течения, он решил, что лодку должно пронести мимо северной оконечности острова. «Придется идти правым галсом на юго-восток – точь-в-точь как рисовалось Мэйв в ее воображении. Поразительно!» – подумал он.

– Маленькая леди выигрывает приз, – возвестил Питт. – Мы в пределах досягаемости земли.

Мэйв и Джордино с трудом поднялись, оперлись о Питта и обратили взгляды к далекой надежде на убежище.

– Это не мираж! – просиял улыбкой Джордино.

– Я же говорила тебе, что кеа приведет нас в безопасную гавань, – тихо прошептала Мэйв на ухо Питту.

Но он не спешил ликовать.

– Мы туда еще не добрались. Нам придется вернуть парус на место и вычерпывать воду как заведенным, если мы хотим высадиться на берег этого островка.

Джордино прикинул расстояние, отделявшее их от острова, и улыбка померкла.

– Нашему дому-вдали-от-дома этого не одолеть, – предсказал он. – Авто развалится на части, когда мы будем на полпути к отелю.

 

39

 

Парус подняли, и каждый кусок веревки пошел на то, чтобы скрепить треснувший корпус. Мэйв правила рулем, Джордино работал черпаком как сумасшедший, а Питт без устали выплескивал воду за борт голыми руками. Покореженная посудина повернула носом прямо на вожделенный островок. Как ни долго пришлось ждать, а вот оно наконец, зримое доказательство того, что навигаторские занятия Питта себя оправдали.

Неимоверная усталость, полное истощение тяжелым камнем свалились с Питта и Джордино. Они словно отрешились от собственной плоти, перешли в тот мир, где физические страдания ничего не значат. Напрочь отказавшись признать себя побежденными, они горели одним-единственным стремлением: одолеть брешь, отделявшую лодку от манящего берега.

Ветер, наполнив парус, подталкивал суденышко к одинокой полоске земли на горизонте. Увы, не знающее жалости море и не думало отпускать своих пленников. Течение, ударяясь о берег, раздваивалось и петлей огибало остров. Им грозило, полюбовавшись на спасительную сушу, снова затеряться в Тихом океане.

– Кажется, нас проносит мимо! – испуганно вскрикнула Мэйв.

Безостановочно выплескивая поступавшую в лодку воду, Питт смотрел вперед. Поначалу ему показалось, что остров один, но когда расстояние сократилось до двух километров, он разглядел: островков два. Клочки земли разделяла протока шириной метров сто.

По ряби на поверхности воды и по разлетавшейся пене Питт определил: попутный ветер сменил направление. Это обстоятельство пошло на пользу: лодка взяла курс прямо на острова. «Слава богу! – подумал Питт. – Похоже, и рифов нет, потому что вода в этой южной дали слишком холодная для коралловых полипов. Иначе нас непременно разодрало бы в клочья».

Раздались – сначала приглушенно, а потом все отчетливее – громоподобные раскаты. Остановив на мгновение работу, Питт и Джордино обменялись взглядами. Оба узнали эти звуки: так грохочет прибой, разбиваясь о прибрежные скалы. Попутный ветер обернулся смертельной опасностью, приближая их к роковому концу. Радостные чаяния скитальцев ступить на твердую землю затмил страх захлебнуться в бурлящих водах.

Перед глазами Питта предстала не тихая гавань, а пара зловещих скал, круто выступавших из моря, на которые со всех сторон яростно набрасывались грозные валы прибоя. То были не тропические атоллы с манящими пляжами из белого песка и туземцами, приветственно машущими руками. Ни на одном из островков не было признаков обитания: ни дымков, ни построек. Бесплодные, открытые всем ветрам и безжизненные, островки казались загадочной сторожевой заставой из застывшей в скалу лавы; единственной растительностью на них были немногочисленные низкорослые кустики, похожие на высокие травы без цветов, да странные на вид деревья.

Питт поверить не мог, что ему и в третий раз придется сражаться с неподатливым камнем и водой. На краткий миг мысли его унеслись к «Снежной королеве», спасенной в последнюю минуту, к бегству с Кангита вместе с Мейсоном Бродмуром. Тогда в обоих случаях в его руках была мощь техники, позволившей ему уцелеть. Теперь же он боролся за жизнь на протекавшем суденышке с парусом не больше одеяла.

Питт где-то читал, что опытный моряк, оказавшись в бурлящем море, в первую очередь думает о том, как сохранить устойчивость судна. Хороший моряк не позволяет кораблю черпать воду и тем ухудшать плавучесть. «Жаль, – подумал Питт, – что написавшего это, кто бы он ни был, сейчас нет рядом».

– Если только не увидишь кусочка берега, куда можно пристать, – прокричал Питт Мэйв, – правь на проход между островами!

Милое личико Мэйв, осунувшееся и опаленное солнцем, напряглось. Молча кивнув, она крепко ухватила шкоты руля и все остатки сил вложила в то, чтобы выполнить задачу.

С каждой минутой вид зубчатых стен, вздымавшихся над бесноватым прибоем, делался все более грозным. Воды протекало в лодку столько, что мурашки по телу бегали. Джордино, не обращая внимания на приближавшуюся кутерьму, делал все, чтобы лодка не пошла у них из-под ног на дно. Перестань он вычерпывать воду – и последствия окажутся самыми гибельными. Десять секунд бесперебойного доступа морской воды в треснувшую лодку – и они утонут в пятистах метрах от берега. Забарахтаются в воде, и если даже их не прикончат акулы, то прибой и скалы – наверняка. Он черпал и черпал, не прерываясь ни на миг, целиком вверив свою судьбу в руки Питта и Мэйв.

Питт следил за ритмом волн, то набегавших на каменистый склон, то отступавших. Прикидывая расстояние между пенистыми гребнями впереди и за кормой, он высчитывал скорость прибоя. Откат волны сократился примерно до девяти секунд, а двигалась она со скоростью около двадцати двух узлов. Зыбь набегала на изрезанный покатый берег и резко сбивала волны, откатываясь от широкой излучины. Питту сейчас не нужен был опытный капитан, чтобы понять: их парусные возможности чрезвычайно ограниченны, их вряд ли хватит на маневрирование, которое позволит проскочить в щель. И еще одно страшило его: откатные волны, метнувшись от берегов обоих островков, бурно сталкивались в протоке, превращая вход в нее в сущий водоворот.

Под коленями, прижатыми к днищу лодки, Питт чувствовал напор очередной волны и хорошо представлял себе ее массу по вибрации дребезжавшего фибергласа. Несчастная посудина угодила в ситуацию, на которую создатели ее никогда и не рассчитывали. Питт не посмел выбросить плавучий якорь, чего требовали едва ли не все учебники для моряков при проходе через бушующее море. Он считал, что им, лишенным мотора, лучше всего двигаться по волнам. А тяга якоря наверняка разломила бы лодку, поскольку волны толкали ее вперед с чудовищной силой.

Питт повернулся к Мэйв:

– Постарайся держать нос лодки вон на ту темно-синюю часть воды.

– Попробую! – браво ответила она.

Под ритмичный рев прибоя они увидели вздымавшиеся к небесам брызги. Лишенная всякого управления, лодка беспомощна: причуды неуемного моря бросали ее куда угодно. Волны сделались выше. При более близком рассмотрении щель между двумя островками показалась Питту коварной западней, безмолвной сиреной, влекущей их к вечному покою. Однако выбираться в открытое море и идти вокруг островов было слишком поздно. Жребий брошен, и возврата нет.

Островки и кипящий ведьмовской котел вдоль неприветливых берегов скрылись за верхушками волн. Порыв свежего ветра потащил лодку к протоке.

Чем ближе они подходили, тем больше бесились волны. Не меньше бесился и Питт, подсчитав, что гребни волн вздымаются метров на десять, перед тем как свернуться и ударить. Мэйв тщетно билась с рулем. Лодка полностью оказалась во власти бушующей воды.

– Держись! – закричал Питт.

Он быстренько глянул за корму, чтобы запомнить положение лодки. Он знал: у волны самая высокая скорость на пике подъема. Волны прибоя накатывались колонной тяжелых грузовиков. Лодка упала на подошву волны, но им повезло, потому как вал разбился, едва миновав их, и они тут же попали на следующую волну, которая потащила их с головокружительной скоростью. Буруны бились и метались во все стороны, ветер срывал с них гребешки. Лодка опустилась, и на нее обрушилась следующая восьмиметровая волна. Лодку не пробило, она не ушла носом в воду и даже не опрокинулась. Просто шлепнулась вниз, на подошву следующей волны, подняв фонтан брызг.

Люди словно попали в гидравлический насос или очутились в неисправном лифте. Полное погружение, по ощущениям, тянулось минуты, хотя занимало не больше нескольких секунд. Сквозь пелену воды Мэйв казалась Питту расплывшейся, как в кривом зеркале, однако лицо ее в нимбе разметавшихся волос оставалось поразительно спокойным.

Три волны, а может, и больше прокатились через них с убывающей силой, потом они выскочили из бурунов и оказались на тихой воде, ярко освещенной солнцем. Питт резко мотнул головой, выплюнул соленую воду. С черных кудрей во все стороны полетели сверкающие капельки.

– Худшее позади! – радостно возопил Питт. – Мы пробились в протоку!

Добравшийся до протоки прибой угомонился, его катящиеся волны стали не выше обычного дверного порога. Поразительно, но лодка все еще держалась на плаву – как-то выстояла в перемалывающей свирепости сокрушительных бурунов. Единственный видимый ущерб – сорванный парус и мачта из весла, которые плавали на веревках неподалеку.

Джордино не переставал черпать, хотя стоял по грудь в воде. Он отплевывался, отирал соль с ресниц и продолжал швырять воду за борт, словно ничего нельзя уже было отложить на завтра, потому как никакого завтра не предвидится.

Корпус окончательно треснул пополам и едва держался на нейлоновых постромках и скобах, соединявших поплавки. Джордино признал поражение, обнаружив, что сидит по горло в морской воде. Тяжко дыша, он огляделся с непонимающим видом и пробормотал:

– И что теперь?

Прежде чем ответить, Питт погрузил лицо в воду и посмотрел на дно протоки. Видимость была исключительной: он разглядел песок и камень всего в десяти метрах под ними. Стайки ярко окрашенных рыбешек сновали туда-сюда, не обращая внимания на людей.

– Акул нет, – не скрывая радости, известил Питт.

– Они обычно избегают прибоя, – пояснила Мэйв сквозь позывы кашля, держась обеими руками за кормовой поплавок.

Течение прибивало их к северному островку. Твердая почва находилась всего в тридцати метрах. Питт глянул на Мэйв и усмехнулся:

– Спорим, что ты сильная пловчиха.

– Ты разговариваешь с австралийкой, – холодно отозвалась она, а потом добавила: – Напомни мне как-нибудь, чтобы я тебе показала свои медали за победы в плавании баттерфляем и на спине.

– Ал вне игры. Сможешь отбуксировать его к берегу?

– Это самое малое, что я могу сделать для него.

Питт показал на берег – песчаного пляжа не было, зато скала полого спускалась к воде.

– Похоже, подходящее место для приземления.

– А ты не желаешь, чтобы я за тобой вернулась?

Он покачал головой:

– Я приберегу себя для более важного дела.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, курорта тут еще не построили. А потому нам нужны съестные припасы и прочее. Я отбуксирую лодку к причалу. Будем считать, что он-то тут есть.

Питт помог Джордино перевалиться через полузатонувший поплавок, Мэйв подхватила его под подбородок как профессиональная спасательница и повлекла к берегу. Питт увидел хитрую улыбку на лице Джордино и его же поднятый вверх большой палец правой руки. «Вот подлый чертенок! – подумал Питт. – Радуется даровой прогулке».

Связав обрывки в длинный нейлоновый трос, Питт один конец примотал к полузатонувшему суденышку, а второй обернул вокруг талии и поплыл к берегу. Тяжесть оказалась слишком велика. Приходилось несколько раз останавливаться и подтягивать к себе лодку. Ему помогало течение, которое сбоку подталкивало груз к берегу. Одолев таким образом метров двадцать, Питт наконец-то почувствовал под ногами твердое дно. Он так устал, что у него едва хватило сил выразить признательность Мэйв с Джордино, когда те вошли в воду и помогли затащить лодку на берег.

– Быстро ты очухался, – сказал он Джордино.

– Мои способности к восстановлению всегда удивляли врачей.

– По-моему, он нагло использовал меня, – притворно насупилась Мэйв.

– А я думал, вам понравилось меня обнимать, – притворно удивился Джордино.

Выбравшись на берег, Питт и Мэйв вынуждены были сесть. Двухнедельная болтанка плохо сказалась на их способности сохранять равновесие. Джордино крепко облапил ствол с густой листвой. Когда головокружение прошло, Питт встал и сделал несколько неуверенных шагов. Одеревеневшие ноги слушались плохо. Только проковыляв метров двадцать и вернувшись обратно, Питт почувствовал, что суставы вновь действуют как надо.

Оттащив лодку подальше от воды, они несколько часов отдыхали, а потом поужинали вяленой рыбой, запивая ее дождевой водой, которую нашли в скальных выбоинах. Подкрепившись, друзья пошли осматривать остров. Смотреть, по правде говоря, было почти не на что. Островок, как и его сосед через протоку, оказался сплошной грудой окаменевшей лавы. Будь вода совершенно прозрачной, они бы увидели, что островки – это вершины потухших вулканов.

Джордино шагами измерил остров от берега до берега и объявил, что их прибежище составляет в ширину сто тридцать метров. Высота над уровнем моря – не больше десяти метров. Островок имел форму капли, вытянутой с севера на юг и наветренным изгибом обращенной на запад. Длина от закругленной части до заостренной не превышала километра. Плато походило на крепость, отбивающую непрерывное нападение волн.

Джордино сообщил, что обнаружил остатки парусника. Все поспешили к месту находки. Судно лежало, завалившись на левый борт, половина корпуса и киль отсутствовали. «Красивый был когда-то корабль», – представил себе Питт. Надводная часть парусника была выкрашена в бледно-голубой цвет, а то, что ниже ватерлинии, – в оранжевый. Хотя мачты и снесло, рубка уцелела и хорошо сохранилась. Путешественники внимательно осмотрели ее, прежде чем заглянуть внутрь.

– Отличное мореходное суденышко, – заметил Питт, – длина метров двенадцать, хорошая постройка, корпус из тикового дерева.

– Бермудский двухмачтовый кеч, – сказала Мэйв, проводя рукой по обветшалой и выбеленной солнцем обшивке. – У нас в морской лаборатории на острове Санта-Крус у одного сотрудника был такой. Мы на нем, бывало, меж островов шныряли. По морю тот кеч ходил – одно удовольствие.

Джордино оценивающе глянул на корпусную краску и паклю, которой судно конопатили:

– Судя по состоянию, парусник покоится тут лет двадцать, а может, и тридцать.

– Надеюсь, – тихонько произнесла Мэйв, – тех, кто попал в это заброшенное местечко, спасли.

Питт обвел рукой водные просторы:

– Уверен: ни один моряк, будучи в здравом уме, не свернет с курса, чтобы посетить сей уголок.

У Мэйв вдруг засияли глаза, она даже пальцами прищелкнула, будто поймала то, что пряталось глубоко в памяти.

– Их называют Титьками.

Питт с Джордино переглянулись и прыснули.

– Я не ослышался? Вы и в самом деле произнесли «титьки»? – поинтересовался Джордино.

– Есть такое старинное австралийское сказание о паре островков, похожих на женские груди. Островки, как гласит легенда, исчезают и появляются на манер Бригадуна.^[21]

– Мне противна роль разоблачителя мифов, – шутливо заметил Питт, – но вынужден тебя разочаровать: эта скальная груда за последний миллион лет никуда не исчезала.

– Кроме того, островки совсем не похожи на молочные железы, а уж мне довелось их перевидать дай бог каждому, – пробурчал Джордино.

Мэйв окинула мужчин недовольным взглядом:

– Я передаю только то, что слышала. Эта парочка островов расположена к югу от Тасманова моря.

С помощью Джордино Питт забрался на парусник и через люк проник в рубку.

– Ободрана дочиста, – доложил он. – Все, что не было закреплено болтами, снято. Посмотрите, нет ли названия на транце.

Мэйв обошла корму и увидела выцветшие буквы.

– «Танцующая Дороти», – с трудом прочитала она.

Питт вылез из рулевой рубки.

– Надо поискать то, что снято с парусника. Команда могла припрятать кое-какие вещички, которые нам пригодились бы.

Они за полчаса с небольшим обошли побережье каплевидного островка. Потом избороздили плато, разделившись и образовав цепочку, чтобы охватить территорию пошире. Мэйв первой заметила топор, вбитый в трухлявый ствол причудливо изогнутого дерева.

Джордино высвободил топор и поднес к глазам:

– Нужная вещь.

– Странное дерево, – сказал Питт, оглядывая ствол. – Интересно, как оно называется.

– Тасманский мирт, – пояснила Мэйв, – или ложная береза. Достигает в высоту шестидесяти метров. Тут нет песчаного грунта, чтобы удерживать корневую систему, потому окружающие деревья столь низкорослы. Прямо сборище уродливых карликов.

Спустя несколько минут Питт углядел в скалистой расселине наконечник медной остроги для ловли рыбы. В нескольких метрах от расселины оказалась бревенчатая хижина, рядом с ней торчала мачта. Сооружение имело около трех метров в ширину и четырех – в длину. Бревна были переплетены ветками. Неизвестный строитель возвел надежное жилище: оно простояло под напором стихий не одно десятилетие.

Возле хижины лежало целое богатство, хотя и ржавое: аккумулятор и останки радиотелефона, прибор для определения направления, радиоприемник для получения сигналов точного времени и сводок погоды для сверки с хронометром, куча пустых консервных банок, тиковая доска с подвесным мотором, разные мореходные приспособления, тарелки и столовые приборы, кастрюли со сковородками и газовая плита.

– Прежние жильцы оставили захламленный дворик, – сказал Джордино, опускаясь на колени, чтобы обследовать бензиновый генератор для зарядки судовых аккумуляторов, которые давали питание оборудованию, разбросанному возле хижины.

– Может, они все еще в доме, – тихо выговорила Мэйв.

Питт улыбнулся ей:

– Зачем гадать? Зайди и посмотри.

Она затрясла головой:

– Только не я. Входить в неизвестные места – это мужское дело.

«Женщины воистину существа загадочные, – подумал Питт. – Мэйв, которая столько ужасов и опасностей пережила за прошедшие несколько недель, не может заставить себя войти в хижину!» Он нагнулся, чтобы не удариться о притолоку, и шагнул в темноту.

 

40

 

Питт постоял минуту-другую зажмурившись, чтобы глаза привыкли к полумраку. Помещение освещалось через дверной проем и щели между бревнами. Воздух был тяжелый, пахло затхлостью и гнилым деревом.

Питт увидел скелет. Кости лежали на деревянной койке. По мощному черепу Питт определил, что останки принадлежали мужчине. Зубы выпали, судя по челюсти, от цинги.

Лохмотья шорт прикрывали кости таза, а палубные тапки на резиновой подошве – кости стоп. Скелет был тщательно обглодан разными букашками. Череп украшал клок рыжих волос. Кости рук лежали на грудной клетке. Под ними Питт обнаружил вахтенный журнал в кожаной обложке. Быстрый осмотр помещения показал, что владелец принялся хозяйствовать вполне рачительно, воспользовавшись имуществом со своего разбитого корабля. Паруса с «Танцующей Дороти» были расправлены по потолку, чтобы ветер и дождь не проникали сквозь переплет ветвей на крыше. На письменном столе лежали карты Британского адмиралтейства, стопка книг со схемами проводки судов, таблицами приливов и отливов, описаниями навигационных огней и радиосигналов и штурманский альманах. Рядом стояла полка, уставленная брошюрами и книгами, заполненными указаниями, как управлять судном с электронным оборудованием и на механической тяге. На маленьком столике возле койки в тонко выделанных корпусах из красного дерева хранились хронометр и секстант. Под столиком располагались компас со стрелкой и компас с вращающейся картушкой. К складному обеденному столику был приставлен штурвал, на рукоятке которого висели два бинокля.

Питт бережно извлек вахтенный журнал из-под костей и вышел из хижины.

– Что нашел? – спросила Мэйв, сгорая от любопытства.

– Позвольте, я угадаю, – сказал Джордино. – Огрома-а-адный сундук, набитый сокровищами пиратов.

Питт покачал головой:

– Не в этом плавании. А нашел я человека, который посадил «Танцующую Дороти» на скалы. Он так и не выбрался с этого острова.

– Он умер? – спросила Мэйв.

– Гораздо раньше, чем ты родилась.

Джордино заглянул в хижину:

– Хотел бы я знать, каким ветром его занесло в такую даль от проторенных путей.

Питт раскрыл журнал:

– Ответы должны быть тут.

Мэйв удивленно уставилась на страницы:

– Ты рассчитываешь разобрать, что там написано?

– Да. Журнал хорошо сохранился, а почерк очень разборчивый. – Питт присел на камень, пролистал несколько страничек. – Его звали Родни Йорк. Он был среди двенадцати яхтсменов, в одиночку пустившихся в кругосветное плавание. Старт был дан в Англии, в Портсмуте, спонсором гонок явилась какая-то лондонская газета. Первый приз – двадцать тысяч фунтов стерлингов. Йорк отправился из Портсмута двадцать четвертого апреля тысяча девятьсот шестьдесят второго года.

– Бедняга пропал без вести на тридцать восемь лет, – грустно заключил Джордино.

– Шел девяносто седьмой день плавания, он прилег соснуть на несколько часов, и в это время «Танцующая Дороти» столкнулась… – Питт умолк и улыбнулся, бросив взгляд на Мэйв, – с тем, что он называл Невзгодами.

– Йорк, должно быть, не изучал австралийский фольклор, – сказал Джордино.

– Судя по записям, – продолжил Питт, – Родни показал хорошее время в южной части Индийского океана, после того как обогнул мыс Доброй Надежды. Затем он в «ревущих сороковых» вышел на прямой курс через Тихий океан к Южной Америке и Магелланову проливу. По его прикидкам, он лидировал в гонке, когда вышел из строя генератор и Йорк потерял связь с внешним миром.

– Это многое объясняет, – сказал Джордино, заглядывая в журнал через плечо Питта. – Посмотрел я на его генератор. Двухцилиндровый движок в плачевном состоянии. Йорк пытался починить его, но не сумел. Я попробую, только сомневаюсь, что у меня получится лучше.

Питт пожал плечами:

– А как бы хорошо было воспользоваться радио Йорка, чтобы позвать на помощь.

– Что он пишет, после того как оказался на необитаемом острове? – требовательно спросила Мэйв.

– Робинзоном Крузо он не был. Когда яхту ударило о скалы и разворотило, он потерял большую часть запасов продуктов. Когда позже кеч вынесло на берег после шторма, он спас немного консервов, но они скоро закончились. Попробовал рыбачить, но ловил столько, что едва-едва хватало, чтобы оставаться в живых, даже при том, что удалось отыскать каких-то скальных крабов и подбить пять-шесть птиц. В конце концов организм стал сдавать. На этом мерзком прыщике на океанской глади Йорк продержался сто тридцать шесть дней. Вот его последняя запись: «Больше не могу ни стоять, ни передвигаться. Слишком ослаб, чтоб хоть что-то делать, кроме как лежать тут и умирать. Как жаль, что не увидеть мне больше восхода солнца над заливом в моем родном Корнуолле. Этому уже не бывать. Если кто-то найдет этот журнал и письма, которые я написал жене и трем дочерям, пожалуйста, позаботьтесь, чтобы они их получили. Я прошу у них прощения за огромные душевные страдания, которые, знаю, причинил им. Моя неудача не столько из-за какого-то просчета, сколько оттого, что не повезло. Рука устала писать. Молюсь, как бы не сдаться слишком скоро».

– Зря он рассчитывал, что его скоро отыщут, – сказал Джордино. – А вообще-то в голове не укладывается, что он пролежал тут десятки лет и ни разу сюда не заглянули ни команда проходящего судна, ни научная экспедиция.

– Опасности оказаться во власти бурунов и неприветливых скал вполне достаточно, чтобы превозмочь всякое любопытство, хоть научное, хоть какое другое, – ответствовал Питт.

Мэйв заплакала:

– Бедные его жена и дети, должно быть, все эти годы гадали, где он, что с ним.

– В последний раз Йорк брал пеленг на маяк на юго-восточном мысе Тасмании. – Питт снова зашел в хижину и вернулся с адмиралтейской картой Тасманова моря. Расстелив ее на земле, внимательно поизучал, поднял голову и сказал: – Я понимаю, почему Йорк назвал эти скалы Невзгодами. Именно так они обозначены на карте адмиралтейства.

– И на сколько дальше нас занесло, чем ты рассчитывал? – спросил Джордино.

Питт достал циркуль-измеритель, который прихватил со стола в хижине, и замерил расстояние до того места, которое вычислил с помощью своей алидады.

– Я так полагаю, что километров на сто двадцать дальше к юго-западу.

– Не так уж и плохо, если учесть, что ты не знал, в каком точно месте Дорсетт выкинул нас со своей яхты.

– Да, – скромно признал Питт. – Это обнадеживает.

– Так где в точности мы находимся? – спросила Мэйв, утирая ладонями мокрые щеки.

Питт ткнул пальцем в крошечную черную точку посреди моря синевы:

– Вот тут, на этой песчинке, примерно в девятистах шестидесяти пяти километрах от города Инверкаргилл, что в Новой Зеландии.

– Кажется так близко, когда по карте смотришь, – тоскливо заметила Мэйв.

Джордино сорвал с запястья часы и принялся тереть их стеклом о рубашку.

– Не так уж и близко, когда подумаешь, что никто не удосужился заглянуть к бедняге Родни почти за сорок лет.

– Давайте поменяем точку зрения, – заразительно улыбнулся Питт. – Представьте, что вы скормили тридцать восемь долларов четвертаками игровым автоматам в Лас-Вегасе и ничего не выиграли. Закон средних чисел должен оправдать себя на следующих двух четвертаках.

– Дурное сравнение, – пробурчал Джордино.

– Это почему?

Джордино многозначительно указал взглядом в сторону хижины:

– Да потому, что нам нипочем не разжиться двумя четвертаками.

 

41

 

– В нашем распоряжении девять дней, – гласил Сэндекер, обводя взглядом небритых мужчин и поблекших женщин, сидевших вокруг стола в его укромном зале для совещаний.

То, что еще несколько дней назад было уютным и опрятным местом сбора ближайших сотрудников адмирала, ныне напоминало боевой штаб во время осады. Фото, морские карты, торопливо набросанные поясняющие рисунки как попало лепились на тиковые панели стен, бирюзовый ковер был усеян обрывками бумаги, а столешница из куска погибшего корабля заставлена чашками с кофе, завалена блокнотами, исписанными расчетами, загромождена батареей телефонов и громадной пепельницей с окурками адмиральских сигар. Сэндекер был единственным из присутствующих, кто позволял себе курить, но система очистки воздуха была поставлена на максимум, дабы уносить табачное зловоние.

– Время против нас, – сказал доктор Сэнфорд Эдгейт Эймс. – Просто физически невозможно создать рефлекторную установку и успеть разместить ее до крайнего срока.

Гений акустики и его сподвижники находились в Аризоне, Сэндекер со своими сотрудниками – в федеральном округе Колумбия, но общались они так, словно их не разделяли тысячи километров. Перед спаянными рядами оптоволоконных и компьютерных чудес отступают часовые пояса и пространства.

– Обоснованный вывод, – согласился Сэндекер. – Если только мы не сумеем использовать существующий рефлектор.

Эймс снял голубоватые двухфокусные очки и поднял их на просвет, словно проверяя, не замутились ли стекла. Убедившись, что очки чистые, доктор снова водрузил их на нос.

– По моим расчетам, – заявил он, – нам потребуется параболический рефлектор размером с центральный круг футбольного поля, а то и больше, с воздушным зазором между поверхностями для отражения звуковой энергии. Просто представить себе не могу, кто изготовит это в такое короткое время.

Сэндекер взглянул через стол на усталого Руди Ганна, у которого от бессонницы за толстыми стеклами очков воспаленно краснели глаза.

– Руди, есть идеи?

– Я изучил все логические возможности, – отозвался Ганн. – Доктор Эймс прав: вопрос об изготовлении в требуемый срок рефлектора рассмотрению не подлежит. Наша единственная надежда – найти существующую установку и доставить ее на Гавайи.

– Ее придется разобрать, по частям доставить по морю, а потом снова собрать, – вмешался в разговор Хайрем Йегер, отрываясь от настольного компьютера, подключенного к базе данных на десятом этаже. – Ни один известный самолет не способен перебросить целиком столь громоздкий предмет по воздуху.

– Если рефлектор будет перевозиться из Соединенных Штатов, где, предположим, он отыщется, то переправлять его придется на морском судне.

– А где найти такое судно? – задал вопрос Ганн, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Нефтяной танкер или авианосец, – предложил Сэндекер.

Ганн ухватился за его слова:

– Взлетной палубы авианосца более чем достаточно для переброски рефлекторного щита, размеры которого обозначил доктор Эймс.

– Скорость нашего новейшего ядерного авианосца засекречена, но, судя по намекам из военного ведомства, он способен резать волны на пятидесяти узлах. Масса времени, чтобы совершить переход из Сан-Франциско в Гонолулу до крайнего срока.

– Семьдесят два часа, – уточнил Ганн.

Сэндекер глянул на настольный календарь с вычеркнутыми миновавшими днями:

– Значит, остается ровно пять дней на поиски рефлектора, доставку его в Сан-Франциско и установку в зоне схождения.

– Расписание жесткое, даже если бы рефлектор был под рукой, – раздумчиво произнес Эймс.

– А как глубоко его предстоит погрузить? – обратился Йегер к изображению Эймса.

Будто только этого и ждала, миловидная женщина лет двадцати пяти передала Эймсу карманный калькулятор. Тот отстукал несколько цифр, проверил результат и поднял взгляд:

– Принимая во внимание множество факторов, рефлектор следует установить на глубине сто семьдесят метров.

– Проблема номер один для нас – течение, – подал голос Ганн. – Кошмарным делом обернется попытка удержать рефлектор на одном месте достаточно долго, чтобы отразить удар звуковых волн.

– Усадите за решение этой проблемы наших лучших инженеров, – распорядился Сэндекер. – Им придется сконструировать такую систему погружения, которая стабильно удерживала бы рефлектор.

– Как мы можем быть уверены в том, что перефокусированные звуковые волны направятся прямиком к острову Гладиатор? – спросил Йегер Эймса.

Эймс бесстрастно покрутил концы усов, свисавших поверх бороды.

– Если факторы, влияющие на распространение акустической волны – такие, например, как засоленность и температура воды, – останутся неизменными, энергия должна вернуться к источнику по первоначальному пути.

Сэндекер обратился к Йегеру:

– Сколько народу на острове Гладиатор?

Йегер сверился с компьютером:

– Согласно космической фотосъемке, численность населения составляет шестьсот пятьдесят человек, большинство из которых – шахтеры.

– Рабы, вывезенные из Китая, – буркнул Ганн.

– Не покалечим ли мы все живое на острове? – спросил Сэндекер Эймса.

Доктору-акустику снова без промедления передали лист бумаги. Изучив его, Эймс поднял взгляд:

– Если наш анализ точен, то возвратная волна будет слабее атакующей на двадцать восемь процентов. Она не способна серьезно повредить ни человеку, ни животному.

– Какой, по-вашему, окажется физическая реакция?

– Головная боль, головокружение и легкая тошнота – вот и все недуги.

– Все это не имеет значения, если мы не успеваем вовремя доставить рефлектор на место, – напомнил Ганн, разглядывая карту на стене.

Сэндекер в задумчивости побарабанил пальцами по столу:

– Что возвращает нас к стартовой отметке.

Женщина средних лет, одетая в строгий синий костюм, мрачно посмотрела на адмирала. До того она лениво созерцала полотно на стене, то, что изображало знаменитый авианосец «Интерпрайз». Звали женщину Молли Фарадей, когда-то она работала аналитиком в Агентстве национальной безопасности, а потом, поддавшись уговорам Сэндекера, перешла в НУМА и стала координатором разведывательного подразделения. У Молли были мягкие каштановые волосы и карие глаза. Охарактеризовать ее можно было одним словом: класс.

– По-моему, я нашла решение проблемы, – ровным тихим голосом выговорила она.

Адмирал кивнул:

– Вам слово, Молли.

– Насколько мне известно, авианосец Военно-морских сил «Теодор Рузвельт» стоит в Перл-Харборе и дожидается починки лифта на взлетную палубу. После ремонта он отправится на соединение с Десятым флотом, базирующимся возле Индонезии.

Ганн с любопытством взглянул на Молли:

– Вы уверены?

Молли мило улыбнулась:

– Во всяком случае, так было вчера.

– Ход ваших мыслей я понял, – сказал Сэндекер. – Только зачем нам авианосец, если нет рефлектора?

– Насчет авианосца – это была побочная мысль, – пояснила Молли. – Прежде всего я вспомнила о командировке в Центр сбора спутниковой информации на гавайском острове Ланаи.

– Я и не знал, что на Ланаи есть такой центр, – сказал Йегер. – Мы с женой медовый месяц там провели – весь остров объездили, но не заметили никаких признаков наземной спутниковой станции.

– Сооружения и параболический отражатель находятся внутри потухшего вулкана Палаваи. Ни местных жителей, ни туристов к этому месту не подпускают.

– Помимо слежения за пролетающими спутниками, – спросил Эймс, – чем еще занимается станция?

– За пролетающими советскими спутниками, – подправила его Молли. – По счастью, у прежних советских военачальников был бзик: они направляли свои спутники-шпионы на военные базы на Гавайских островах после того, как те пролетали над основной территорией Штатов. Наша задача состояла в том, чтобы с помощью мощных микроволновых сигналов пробиться в их преобразователи информации и вывести из строя систему разведывательной фотографии. Насколько ЦРУ смогло выяснить, русские так и не сообразили, отчего их фотографии с разведывательных спутников все время получались смазанными. Примерно к тому времени, когда Советский Союз развалился, станция утратила свое значение и ее заменили новейшие приборы космической связи. Тогда гигантскую антенну станции стали использовать для ловли сигналов из дальнего космоса. Ныне, насколько я понимаю, устаревшая техника совсем пришла в негодность, хотя станция по-прежнему строго охраняется.

Йегер тут же перешел к сути дела:

– Насколько велик параболический рефлектор?

Молли, чтобы сосредоточиться, на некоторое время уткнулась лицом в ладони. Затем она опустила руки и сказала:

– Кажется, его диаметр равен восьмидесяти метрам.

– Площадь поверхности даже больше, чем требуется, – заметил из Аризоны Эймс.

– Как по-вашему, военные позволят нам позаимствовать рефлектор? – задал вопрос Сэндекер.

– Еще и приплатят, лишь бы избавиться, – посулила Молли.

– Придется разобрать его на части и перебросить на самолетах в Перл-Харбор, – сказал Эймс. – Если, конечно, вам удастся заполучить авианосец «Теодор Рузвельт» для транспортировки рефлектора в район схождения акустических волн.

Сэндекер обратился к Молли:

– Я испробую силу своего убеждения на министерстве, Военно-морском флоте, а вы попробуйте обольстить Агентство национальной безопасности.

– Возьмусь за это немедленно, – заверила Молли.

Лысеющий мужчина в очках без оправы, сидевший ближе к концу стола, поднял руку.

Сэндекер с улыбкой кивнул ему:

– Вы сегодня что-то очень смирный, Чарли. Должно быть, вынашиваете замечательную идею. Не пора ли родить?

Доктор Чарли Бейкуэлл, главный геолог НУМА, вынул кусок жвачки изо рта и аккуратно завернул в бумажку. Выбросив жвачку в мусорную корзину, он отдал поклон голографическому изображению доктора Эймса:

– Насколько я все это понимаю, доктор Эймс, сама по себе энергия звука не способна разрушать человеческие ткани, но, усиленная резонансом, образующимся в скальных пустотах, на которые воздействует акустическое шахтное оборудование, частота ее сокращается до того, что энергия переносится на громадные расстояния. Когда потоки ее совмещаются в одном океанском районе, звук обретает такую силу, что способен повредить ткани человека.

– В основном вы все правильно поняли, – подтвердил Эймс.

– Тогда у меня вопрос: не отразится ли возвратная энергия от острова Гладиатор?

Эймс кивнул:

– Совершенно верно. В том случае, если акустическая волна ударит в подводную часть острова, не выходя на поверхность, она рассеется в самых разных направлениях, что резко сократит возможность каких бы то ни было гибельных последствий.

– Меня интересует сам момент воздействия на остров, – продолжил диалог Бейкуэлл. – Я просмотрел материалы о геологических обследованиях Гладиатора, проведенных по заказу «Дорсетт консолидейтед майнинг» почти пятьдесят лет назад. Вулканы в противоположных концах острова не потухшие, а уснувшие. И спят они меньше семи сотен лет. Людей не было поблизости во время их последнего извержения – анализ застывшей лавы датирует его примерно серединой двенадцатого века. Последующие годы характеризовались чередованием периодов пассивности и слабых сейсмических возмущений.

– Чарли, вы к чему клоните? – спросил Сэндекер.

– Клоню я к следующему, адмирал. Если катастрофическая мощь акустической энергии ударит в основание острова Гладиатор, то это вполне может привести к сейсмической катастрофе.

– Извержение? – бросил Ганн.

В ответ Бейкуэлл кивнул.

– И каковы, по вашему мнению, шансы того, что это случится? – поинтересовался Сэндекер.

– Абсолютно точного способа предсказать любой уровень сейсмической или вулканической активности не существует, но я знаком с очень знающим вулканологом, который в таком раскладе поставит один свой против пяти ваших.

– Один шанс извержения из пяти, – произнес Эймс, обращаясь к Сэндекеру. – Боюсь, адмирал, что теория доктора Бейкуэлла ставит наш проект в категорию неприемлемо рискованных.

Сэндекер ни секунды не промедлил с ответом:

– Простите, доктор Эймс, но жизни миллиона, если не больше, жителей Гонолулу вкупе с десятками тысяч туристов и военного персонала, расположенного на базах вокруг Оаху, превосходят кучку шахтеров.

– Мы можем предупредить владельцев «Дорсетт консолидейтед», чтобы они эвакуировали людей с острова? – подал голос Йегер.

– Нужно попытаться, – решил Сэндекер. – Только, зная Артура Дорсетта, я уверен: он отмахнется от любого предостережения как от пустой угрозы.

– А если, предположим, отразить акустическую энергию куда-то еще? – предложил Бейкуэлл.

Лицо Эймса выразило сомнение.

– Если интенсивный поток сойдет с проторенного пути, то возникнет опасность, что он ударит по Иокогаме, Шанхаю, Маниле, Сиднею, Окленду или какому-либо еще многонаселенному приморскому городу.

В зале повисла тишина; все лица, в том числе и голографические, обратились к Сэндекеру. Адмирал отрешенно поиграл незажженной сигарой. Он задумался не о судьбе острова Гладиатор. Мысли его, одновременно омраченные печалью и воспламененные гневом, были о том, что Артур Дорсетт бросил в пасть бушующего моря его, адмирала, лучших друзей. В конце концов ненависть взяла верх над гуманностью.

Сэндекер поднял взгляд на изображение Сэнфорда Эймса:

– Рефлектор, доктор, нужно нацелить на остров Гладиатор. Если мы не остановим Дорсетта, причем в самое ближайшее время, его уже никто никогда не остановит.

 

42

 

Личный лифт Артура Дорсетта в ювелирном торговом центре был бесшумный. О движении кабины свидетельствовало только мелькание цифр над дверями. На сей раз кабина мягко остановилась на последнем этаже. Гейб Страузер вышел на площадку и направился в открытый дворик. Там его поджидал Артур Дорсетт.

Удовольствия от встречи с белой вороной алмазного мира Страузер не испытывал. Они знали друг друга с детства, а тесные связи между семействами Страузер и Дорсетт длились куда больше столетия. Это Артур отказался иметь дело с фирмой «Страузер и сыновья». Разрыв был далеко не мирным. Дорсетт холодно велел своим адвокатам уведомить Гейба Страузера, что надобность в услугах его предприятия отпала. Топор опустился не во время перепалки лицом к лицу, а в телефонном разговоре. Такое обращение сильно уязвило Страузера, и он затаил злобу.

Спасая почтенную старинную фирму от краха, Страузер присоединился к южноафриканскому картелю и в конце концов перевел свою штаб-квартиру из Сиднея в Нью-Йорк. Со временем он сумел стать членом совета директоров. Поскольку бизнесменам картеля вести дела в Соединенных Штатах не дозволяло тамошнее антимонопольное законодательство, действовали они под крышей фирмы «Страузер и сыновья», за что и отблагодарили Гейба респектабельным постом.

Страузер не приехал бы сюда, если бы совет директоров не запаниковал от слухов про намерение «Дорсетт консолидейтед майнинг» похоронить рынок алмазов. Для того чтобы предотвратить катастрофу, действовать приходилось решительно и быстро. Страузер оказался единственным участником картеля, близко знакомым с Дорсеттом, поэтому именно ему совет директоров поручил убедить ошалевшего магната не обрушивать цены.

Артур Дорсетт шагнул вперед и энергично потряс руку Страузеру:

– Давненько не виделись, Гейб, слишком давно.

– Благодарю за то, что согласился повидаться со мной, Артур. – Тон у Страузера был вежливый, если не считать слабой нотки отвращения. – Насколько помню, твои адвокаты приказали мне впредь никогда не обращаться к тебе.

Дорсетт равнодушно пожал плечами:

– Давно минувшие дела. Давай-ка забудем о том, что произошло, и поговорим о былых временах за обедом.

Он повел рукой в сторону стола, накрытого под деревом, огороженным пуленепробиваемым стеклом. Отсюда открывался изумительный вид на сиднейскую гавань.

Полная противоположность грубому, мужиковатому алмазному магнату, Страузер в свои шестьдесят с небольшим лет был поразительно привлекателен: густая шапка хорошо ухоженных, отливавших серебром волос, удлиненное лицо с высокими скулами и точеным носом, которому позавидовали бы большинство голливудских кинозвезд, здоровые ослепительно-белые зубы, подтянутая фигура, атлетическое тело и покрытая ровным загаром кожа. Ростом Гейб был всего на несколько сантиметров ниже громадины Дорсетта. Чуть приподняв подбородок, он смотрел на Дорсетта как кошка, готовая метнуться прочь от соседского пса.

На нем был превосходно сшитый костюм из тончайшей шерсти, строгий, но с неброской отделкой, с которым гармонировали дорогой шелковый галстук, итальянские туфли ручной работы, зеркально начищенные, и запонки с опалами. Он производил впечатление человека, не чуждого веяниям моды.

Дружелюбный прием немного смутил Гейба. Дорсетт, казалось, изображал персонажа из какой-то дурной пьесы. Страузер ждал безрадостного противоборства. И конечно же, не рассчитывал на хлебосольное радушие. Не успел он сесть за стол, как Дорсетт подал знак официанту. Тот извлек из серебряного ведерка со льдом бутылку шампанского и налил в бокал Страузера. Сам Дорсетт предпочел пиво, причем пил прямо из банки, что удивило Гейба.

– Когда это картельное дерьмо заявило, что шлет в Австралию своего представителя для переговоров, – сказал Дорсетт, – мне и в голову не пришло, что они тебя посылают.

– Директорам показалось, что я могу проникнуть в твои замыслы, основываясь на нашем былом сотрудничестве. Вот и попросили меня выяснить, с чего это в нашей среде пошли слухи, будто ты вот-вот станешь по дешевке сбывать камни, чтобы загнать рынок в угол. Причем не промышленные алмазы, а драгоценные камни высокого качества.

– Где ты такое слышал?

– Артур, ты стоишь во главе империи из тысяч людей. Утечки от недовольных служащих – это образ жизни.

– Прикажу своей службе безопасности начать расследование. Я не уживаюсь с предателями, тем более получающими от меня деньги.

– Если слухи верны, то рынок алмазов ожидает глубокий кризис, – продолжил Страузер. – Мне поручено сделать тебе весомое предложение, если ты придержишь камни.

– Гейб, недостатка в алмазах нет и никогда не было. Тебе известно, что вам меня не купить. Целая дюжина картелей не помешает мне продать мои камни.

– Ты ведешь себя глупо, Артур. Из-за отказа сотрудничать ты теряешь миллионы.

– А рассчитываю получить миллиарды, – многозначительно обронил Дорсетт.

– Значит, это правда? – спокойно поинтересовался Страузер. – Ты копил камни, чтобы при случае сорвать крупный куш?

Дорсетт взглянул на него и улыбнулся, обнажив желтые зубы:

– Разумеется, это правда. Все, за исключением крупного куша по-быстрому.

– Отдаю тебе должное, Артур, ты откровенен.

– Мне нечего скрывать, тем более сейчас.

– Ты не сможешь и дальше действовать как заблагорассудится, словно никакой системы не существует. В убытке окажутся все.

– Легко тебе и твоим приятелям по картелю говорить, когда вы монопольно держите в своих руках всю мировую добычу алмазов.

– Зачем будоражить рынок? – попробовал урезонить его Страузер. – К чему раз за разом резать друг другу глотки? Зачем вносить разлад в стабильный и процветающий бизнес?

Дорсетт остановил его жестом. Кивнул официанту, подававшему салат из омаров. Затем уставился прямо Страузеру в глаза:

– Я не по причуде действую. У меня на складах по всему миру скопилось больше сотни тонн алмазов, и еще десяток тонн готовятся к отправке, пока мы тут говорим. Потребуется еще несколько дней, чтобы обработать их и огранить. Я намерен продавать их через сеть магазинов «Дома Дорсетта» по десять долларов за карат. Когда я закончу, рынок обрушится и бриллианты утратят свою притягательность и как предмет роскоши, и как хранилище капитала.

Страузера будто оглушило. Раньше ему казалось, что рыночная стратегия Дорсетта состоит в том, чтобы временно сбросить цены и получить быструю прибыль. И вот теперь он понял чудовищность грандиозного замысла.

– Ты же пустишь по миру тысячи розничных и оптовых торговцев, в том числе и себя самого. Что, скажи на милость, можно выиграть, надев петлю на шею и прыгнув с табуретки?

Дорсетт положил вилку рядом с тарелкой, залпом допил пиво, знаком велел подать еще банку. И только потом ответил:

– Я сейчас сижу на том же стуле, на каком сотню лет картель сидел. У них под контролем восемьдесят процентов мирового рынка алмазов. А я контролирую восемьдесят процентов мирового рынка драгоценных самоцветов.

Страузер почувствовал легкое головокружение.

– Я и не знал, что у тебя так много копей цветных камней.

– И никто на всем свете пока этого не знает. Ты первый, не считая семьи. Дело было долгое и нудное, в нем участвовали десятки взаимосвязанных корпораций. Я выкупил все до единой крупные копи, добывающие самоцветы. После того как бриллианты обесценятся, я выведу на сцену цветные драгоценные камни. Я начну продавать их со скидкой, чтобы взвинтить спрос. Потом я постепенно подниму розничные цены, получу прибыль и развернусь.

– Ты всегда был рвачом и негодным актером, Артур. Но даже тебе не развалить того, что создавалось целое столетие.

– В отличие от картеля я не собираюсь давить конкуренцию на уровне розницы.

– Ты ведешь сражение, победить в котором никому не дано. Прежде чем ты обрушишь рынок алмазов, картель сломает тебя. Мы пустим в ход все международные финансовые и политические рычаги, какие только есть, чтобы остановить тебя.

– Против ветра дуешь, дружок, – добродушно отозвался Дорсетт. – Канули дни, когда покупатели пресмыкались в ваших помпезных и всесильных конторах в Лондоне и Йоханнесбурге. Канули дни, когда они сапоги вам лизали, лишь бы попасть в реестр постоянных покупателей. Больше никаких задворок, чтобы обойти вашу хорошо смазанную машину и приобрести необработанные камни. Никогда больше международная полиция и ваши наемные службы безопасности не станут симулировать борьбу с людьми, которых вы обозвали преступниками, потому что они дали втянуть себя в ваш искусственно созданный миф о контрабанде и наживе на том, что ваши мелкие сошки бесстыдно разрекламировали как великий и ужасный рынок бриллиантов. Больше никаких препон в создании громадного спроса. Вы оболванили правительства, заставив их принять законы, которые направляли торговые потоки бриллиантов в ваши – и только в ваши – карманы. Законы, которые запрещали мужчине или женщине на законном основании продать природный алмаз, найденный на садовом участке. Теперь наконец-то давняя иллюзия бриллиантов как ценности развеется: еще несколько дней – и ее объявят сгинувшей.

– Тебе не перебить нас ценой, – сказал Страузер, с трудом сохраняя спокойствие. – Нам ничего не стоит потратить сотни миллионов на рекламу и восхваление любви к бриллиантам.

– А ты не думаешь, что я это учел и к этому подготовился? – Дорсетт рассмеялся. – Я не меньше вашего вложу в бюджет собственной рекламной кампании, расписывающей хамелеоновы чары драгоценных самоцветов. Вы хлопочите о продаже одного-единственного камушка для обручального кольца, а я разверну широкое многоцветье; самоцветы изменят мир моды. Моя кампания пройдет под лозунгом «Расцвети свою любовь». Но и это еще половина дела, Гейб. Еще я намерен вбить в башку великой черни, насколько по-настоящему редки драгоценные самоцветы по сравнению с алмазами, которых пруд пруди. Увидишь, я сумею отвадить покупателей от бриллиантов.

Страузер вскочил на ноги и, швырнув салфетку на стол, выпалил:

– Твое сумасбродство угрожает благосостоянию многих людей. Долг честного человека – помешать тебе внести сумятицу в рынок.

– Не будь дураком, – осклабился Дорсетт. – Присоединяйся. Брось бриллианты, переходи на службу к драгоценным самоцветам. Шевели мозгами, Гейб. Цвет – вот волна, которая взметнет будущий рынок ювелирных изделий.

Страузер усилием воли сдержал гнев, рвущийся наружу.

– Моя семья торговала алмазами в десяти поколениях. Я жил и дышал бриллиантами. И не мне поворачиваться спиной к традициям. У тебя, Артур, грязные руки и скверная душа. Я лично буду бороться с тобой по всем статьям до тех пор, пока ты не перестанешь влиять на рынок.

– Поздно спохватился, – холодно произнес Дорсетт. – Стоит только драгоценным самоцветам завоевать рынок, как бриллиантовая мания исчезнет в одну ночь.

– Не исчезнет, если я встану на защиту.

– Ты что собираешься делать?

– Предупредить совет директоров о твоих намерениях. Пусть картель предпримет незамедлительные меры, чтобы сорвать твои планы.

Дорсетт мрачно посмотрел на Страузера:

– Не думаю, что это возможно.

Страузер не уловил смысла сказанного и повернулся, собираясь уйти.

– Раз ты не прислушиваешься к голосу разума, мне нечего больше сказать. Счастливо оставаться, Артур.

– Погоди, Гейб, у меня есть для тебя подарок.

– Мне от тебя ничего не нужно! – сердито вскричал Страузер.

– Ну это ты, мне кажется, оценишь, – жестко засмеялся Дорсетт. – А впрочем, если подумать, наверное, не оценишь. – Он взмахнул рукой: – Давай, Боудикка, давай.

Женщина-великан вдруг выросла за спиной Страузера и прижала обе его руки к бокам. Торговец бриллиантами попытался освободиться и затих, оцепенело уставившись на Дорсетта.

Тот глянул на Страузера и обезоруживающе развел руками:

– Ты пренебрег обедом, Гейб. Я не могу позволить тебе уйти голодным. А то еще подумаешь, что я негостеприимен.

– Ты безумец, если полагаешь, что можешь запугать меня.

– Я и не собираюсь тебя запугивать, – произнес Дорсетт с садистским наслаждением. – Я собираюсь насытить тебя.

По сигналу отца Боудикка запрокинула Страузеру голову и оттянула подбородок. Дорсетт поднялся и вставил большую пластиковую воронку между прекрасными белыми зубами. В глазах торговца бриллиантами появился ужас, и его охватило состояние шока. Боудикка крепче обхватила пленника и сказала, млея от жуткого предвкушения:

– Готово, папочка.

– Раз ты жил и дышал алмазами, мой старый друг, значит, сможешь и переварить их, – проговорил Дорсетт, поднял со стола соусницу и принялся сыпать мелкие бриллианты прямо в горло Страузера. Соусницу он держал правой рукой, а левой зажимал нос несчастному. Гейб засучил ногами, но тщетно. Боудикка держала его как питон.

Страузер начал судорожно глотать бриллианты, надеясь избежать удушения, но их было слишком много. Вскоре пелена смерти заволокла голубовато-зеленые, как у кошки, глаза. Сверкающие камушки застучали о пол.

 

43

 

Два дня на суше – и каждый почувствовал, будто восстал из мертвых. Площадку возле хижины Йорка очистили от мусора, каждая вещь подвергалась осмотру. Мэйв отказывалась входить в хижину даже после того, как останки Родни Йорка упокоились в лощинке, частично заполненной песком. Из старых парусов, найденных в хижине, Питт и Джордино соорудили укрытие, похожее на палатку, и принялись обустраивать повседневное бытие.

Для Джордино величайшим счастьем стал набор инструментов. Он рьяно занялся радио и генератором, но, провозившись часов шесть, убедился в тщетности своих усилий.

– Все поломалось или проржавело, – доложил он Питту. – После стольких лет бездействия аккумуляторы мертвее помета динозавров. А без генератора и радиотелефон, и прибор наведения, и радиоприемник бесполезны.

– А из того, что валяется вокруг, нельзя смастерить что-то их заменяющее? – спросил Питт.

Джордино покачал головой:

– Этот генератор не наладил бы сам главный инженер «Дженерал электрик», а даже если бы и смог, то все равно мотор, который должен его вращать, полетел ко всем чертям. Йорк, должно быть, не заметив, запускал его даже после того, как из него все масло вытекло. Пожег все подшипники и заклинил все поршни. Потребовалась бы целая автомастерская, чтобы вернуть его в рабочее состояние.

Питт же первым делом вырубил из боковой доски койки, ставшей смертным ложем для Родни Йорка, три небольших прямых бруска. Пустив в ход твердые обложки романов, стоявших на книжной полке, он изготовил лекала для будущей вещи. Перенес их на деревянные бруски и выстругал. Прочно зажав бруски меж коленей, выбрал стамеской и зашкурил углубления в дереве. Еще раз остругал бруски и прорезал в каждом по две горизонтальные щелки. Горючим из канистры, стоявшей возле подвесного мотора, он натер слегка изогнутые пластины, просверлил их и продел в дырочки нейлоновые тесемки.

– Прошу вас, леди и джентльмены, – сказал он, раздавая деревяшки. – Потрясающие солнцезащитные очки полковника Дирка Питта, изготовленные по рецепту, сорвавшемуся с губ умиравшего эскимоса, отправившегося на спине белого медведя через Северный Ледовитый океан к черту на кулички.

Мэйв приладила деревяшку на глаза и завязала тесемки на затылке.

– Однако умно: они и в самом деле защищают от солнца.

– Жутко сообразительны эти северные народы, – похвалил Джордино, глядя в прорези для глаз. – А ты не можешь сделать щелку чуть пошире? У меня такое чувство, будто я под дверью подсматриваю.

Питт, улыбнувшись, вручил Джордино швейцарский армейский нож:

– Можешь подогнать очки под свой личный вкус.

– Кстати о вкусе, – подала Мэйв голос от небольшого костерка, который разожгла спичками из набора выживания Питта. – Подходите и берите. Сегодня в меню жареная макрель со съедобными моллюсками, которые я нашла погребенными в песке чуть ниже линии прилива.

– Ну вот, только-только желудок стал привыкать к сырой рыбе, – шутливо вздохнул Джордино.

Мэйв выложила исходящую паром рыбу и моллюсков на тарелки Йорка.

– Завтра вечером, если в немногочисленных рядах островитян отыщется меткий стрелок, наш рацион пополнится какой-нибудь крылатой живностью.

Джордино тут же всполошился в притворном ужасе:

– Вы хотите, чтобы мы стреляли по беззащитным птичкам?

– Я насчитала по меньшей мере двадцать сидящих на скалах фрегатов, – сказала Мэйв, указывая на северный берег. – Если соорудить укрытие, они подойдут достаточно близко, чтобы попасть в них из хлопушки.

– Жаркое из дичи… На такое мой сморщенный желудок реагирует радостью. Я обеспечу нам завтрашний ужин или повешусь на ближайшем суку, – пообещал Питт.

– Ты не мог бы еще какой-нибудь фокус из своей шляпы вытащить, помимо очков? – спросила Мэйв.

Питт улегся на песок, запрокинув руки за голову.

– Хорошо, что ты заговорила об этом. После многотрудных дневных размышлений я пришел к выводу, что нам пора перебираться в более благоприятный для здоровья климат.

Мэйв бросила на него недоуменный взгляд:

– Опять по морям, по волнам? – Она обернулась к Джордино за поддержкой, но тот, взглядом дав ей понять, что наперед никогда ничего не узнаешь, продолжал обгладывать макрель. – В нашем распоряжении два сильно покалеченных судна, не способных переплыть плавательный бассейн. Что ты предлагаешь использовать для круиза в никуда?

– Судно, моя дорогая Флетчер, – важно выговорил Питт. – Из двух судов мы соорудим третье.

– Третье! – повторила она и рассмеялась.

Джордино, напротив, стал внимательным, серьезным.

– Считаешь, есть китайский шанс отремонтировать парусник Йорка?

– Нет. Корпус разворочен так, что его нашими хилыми силами не восстановить. Йорк был опытным моряком, и он явно не видел никакого способа вновь спустить свою яхту на воду. Зато мы можем пустить в ход верхнюю палубу.

– Зачем мудрить? – возразила Мэйв. – У нас больше припасов, чем у бедняги Родни. Опыта выживания – тоже. Наловим рыбы, дичи набьем и продержимся до тех пор, пока мимо не пройдет какой-нибудь корабль.

– В том-то и вся штука, – сказал Питт. – Нам никак не выжить на том, что мы сами сумеем поймать. Если судить по выпавшим зубам, он умер от цинги. Нехватка в еде витамина С и прочих ослабила его настолько, что он в конце концов и шевельнуться не смог. На такой стадии физического истощения до смерти просто рукой подать. Если когда-нибудь какие-нибудь моряки заметят остров и высадятся на берег, то они обнаружат четыре скелета. Я решительно настроен сделать все возможное, чтобы рвануть отсюда куда подальше.

– Дирк прав, – обратился Джордино к Мэйв. – Единственная наша возможность вновь увидеть огни большого города – это убраться с этого острова.

– Корабль построить? Из чего?

Мэйв встала, крепкая, стройная, и склонила голову набок, словно настороженная рысь. Питт залюбовался ею.

– Что-то из поплавков от нашего суденышка, что-то из надстроек яхты Йорка, добавим еще несколько бревен – и довольно скоро получим судно, способное на океанское плавание, – сказал он.

– Хотелось бы такое увидеть, – вздохнула Мэйв.

– Как пожелаешь, – беспечно ответил Питт и принялся рисовать на песке. – Идея в том, чтобы соединить поплавковые камеры нашего суденышка под палубной рубкой с яхты Йорка. Затем мы пускаем пару березовых стволов на фальшивые выносные корпуса для лучшей остойчивости и получаем тримаран.

– По-моему, вполне выполнимо, – кивнул Джордино.

– Нам понадобится парус площадью сто тридцать квадратных метров, – продолжил Питт. – Мачта и руль у нас есть.

Джордино указал на палатку:

– Старые паруса Йорка из дакрона потрескались и погнили, их покрывает сорокалетняя плесень. Первый же крепкий порыв ветра порвет их на куски.

– Я подумал об этом, – сказал Питт. – Полинезийские мореходы делают паруса из пальмовых листьев. Не думаю, что нам что-то помешает сплести из веток такие же. К тому же у нас полно свободного такелажа с кеча, для того чтобы сделать ванты и накрепко привязать выносные фальшаки к главному корпусу.

– И сколько времени уйдет на постройку тримарана? – спросила Мэйв, у которой сомнение переросло в заинтересованность.

– Я прикинул: можно сбить судно в три дня, если не считаться с усталостью.

– Так быстро?

– Сама постройка сложности не вызывает, и – спасибо Родни Йорку – у нас есть все инструменты, чтобы довести дело до конца.

– Мы и дальше пойдем на восток или направимся на северо-восток, к Инверкаргиллу? – спросил Джордино.

Питт покачал головой:

– Ни то ни другое. У нас есть навигационные приборы и адмиралтейские карты, я проложу вполне точный курс до острова Гладиатор.

Мэйв бросила на него растерянный взгляд.

– Это чистое безумие, – тихо выговорила она.

– Может быть, – согласился Питт, глядя на нее твердо и решительно. – Только я считаю, что мы обязаны завершить то, ради чего вообще тронулись в путь… спасти твоих ребят.

– По-моему, вполне здравые рассуждения, – постановил Джордино. – Мне хотелось бы провести матч-реванш с Кинг-Конгом, или как там еще твоя сестричка себя зовет в свободное от молотьбы кузовов на свалке металлолома время.

– Я и без того у вас в долгу. Но…

– Никаких «но», – заявил Питт. – Что касается нас, то это дело решенное. Мы строим кораблик-гермафродит, плывем на остров Гладиатор, забираем твоих ребят и скрываемся в ближайшем безопасном порту.

– «Скрываемся»! Ты что, ничего не понимаешь?! – Голос Мэйв прозвучал умоляюще, едва ли не безысходно. – Девяносто процентов Гладиатора окружено отвесными утесами, на которые невозможно взобраться. Единственное место для высадки – пляж, окаймляющий лагуну, но он строго охраняется. Никому не пройти рифы, не нарвавшись на пулю. Отец возвел такие оборонительные сооружения, что их не одолеть даже хорошо вооруженным штурмовым отрядам. Если вы попытаетесь это сделать, то наверняка погибнете.

– Пока тревожиться не о чем, – нежно успокоил ее Питт. – Нам с Алом случалось посещать и покидать острова с тем же изяществом, как дамские спальни. Главное – правильно выбрать время и место.

– И еще иметь умелые руки, – добавил Джордино.

– Патрульные катера отца засекут вас задолго до того, как вы до лагуны доберетесь.

Питт пожал плечами:

– Никаких забот. У меня есть свое средство, как увильнуть от гадких патрульных катеров, оно пока ни разу не подводило.

– И позволено мне будет узнать, что это за средство?

– Простое. Мы выскакиваем оттуда, где нас меньше всего ждут.

– Вы оба на солнце перегрелись. – Мэйв покачала головой, признавая свое поражение. – Уж не ждете ли вы, что папочка нас на чай пригласит?

Мэйв ясно понимала, что это она виновата в жутких страданиях, которые обрушились на Питта и Джордино. Она опустилась перед ними на колени и обняла их за шеи.

– Спасибо вам, – тихо произнесла Мэйв. – И за что мне только счастье выпало найти таких чудесных мужчин, как вы?

– Мы взяли за правило приходить на помощь девушкам в стесненных обстоятельствах. – Джордино заметил слезы, покатившиеся по щекам Мэйв, и, искренне смущенный, отвернулся.

Питт поцеловал Мэйв в лоб:

– Это не так уж и невозможно, как кажется. Верь мне.

– Как жаль, что я не встретила тебя раньше, – прошептала она прерывающимся голосом. Хотела было еще что-то сказать, но поднялась и быстро зашагала прочь.

Джордино с любопытством посмотрел на Питта:

– Можно тебя спросить кое о чем?

– О чем угодно.

– Не мог бы ты со мной поделиться, каким образом мы попадем на Гладиатор?

– Поднимемся с помощью воздушного змея и якоря-«кошки», которые я нашел среди имущества Йорка.

– А как обратно?

Питт бросил сухое полено в костер и проводил взглядом взметнувшиеся искры.

– А об этом, – выговорил он с феноменальным спокойствием, – я позабочусь, когда время придет.

 

44

 

Корабль они строили на плоском участке скалы, защищенном от ветра, в тридцати метрах от довольно спокойной протоки. Стапелем служили обтесанные стволы деревьев. Люди чувствовали себя более или менее бодро, а потому работали ночи напролет, когда было попрохладнее. Строительство в основном шло гладко, без особых задержек. Чем ближе к завершению работы, тем усерднее они трудились.

Мэйв целиком отдалась плетению парусов из покрытых листвой веток. Питт решил поставить две мачты – в центре сооружения и на корме. Несколько часов Мэйв потратила на отработку техники. Освоившись, она начала плести по квадратному метру за полчаса. А к третьему дню на такой же кусок у нее уходило уже двадцать минут. Плетенки оказались такими прочными, что Питт попросил ее изготовить третий парус, косой кливер, чтобы распустить перед грот-мачтой.

Действуя вместе, Питт и Джордино сняли с болтов и установили верхнюю палубную надстройку кеча над передней частью рулевой рубки. Эту укороченную часть кеча водрузили на поплавки со своего суденышка, из остатков которого сколотили главный корпус. Следующий шаг – водружение высокой алюминиевой мачты, которую пришлось укоротить с учетом небольших размеров корпуса и отсутствия глубокого киля. Поскольку к сделанным из неопрена поплавкам никак нельзя было приладить цепные пластины, ванты и опоры мачты подвели под корпус и скрепили парой винтовых стяжек. Когда все было закончено, гибридное судно приобрело вид парусника, посаженного на воздушную подушку.

Потом Питт перевесил руль кеча так, чтобы тот держался повыше в воде, и насадил его на длинный румпель, чтобы управлять тримараном было удобнее. Как только руль прочно занял положенное ему (как считал Питт) место, мастер на все руки накинулся на сорокалетний подвесной мотор: прочистил карбюратор и бензопровод и кропотливо перебрал магнето.

Джордино взялся за фальшкорпуса. Срубил и обтесал два крепких дерева, верхушки которых изгибались. Уложил бревна по обе стороны корпуса, повернув изогнутой частью вверх. Фальшаки привязал к поперечинам, что располагались возле кормы и прямо перед рубкой. Джордино был доволен собой: он налег на фальшаки плечом, попробовал свернуть их и заявил, что те прочны, устойчивы и никакой слабины не дают.

На рассвете, когда все собрались вокруг костра, спасавшего от утренней прохлады южных широт, Питт погрузился в изучение штурманских и чертежных карт Йорка. Днем он произвел замеры солнца секстантом, а позже, вечером, понаблюдал за звездами. С помощью морского альманаха и таблиц «Быстрый способ», которые сводили тригонометрические вычисления к простым подстановкам, он принялся определять местоположение островов Невзгоды, и наконец его цифры в точности совпали с широтой и долготой, указанными на карте.

– Намерен дать Гладиатору по носу? – спросила его Мэйв.

– Если не по носу, то по челюсти, – весело отозвался Питт. – Кстати, мне нужна подробная карта Гладиатора.

– Насколько подробная?

– Все строения, все тропинки и дороги.

– Я нарисую тебе карту, но за масштабы не ручаюсь, – сказала Мэйв.

Перестав жевать бедрышко фрегата, подстреленного Питтом из миниатюрного автоматического пистолета, Джордино поинтересовался:

– Ты расстояние прикинул?

– Ровно четыреста семьдесят восемь километров по прямой.

– Тогда получается, что это ближе, чем до Инверкаргилла.

– В том-то и вся прелесть.

– Сколько дней понадобится, чтобы добраться? – спросила Мэйв.

– Невозможно сказать, – ответил Питт. – Первая часть перехода будет самой трудной: придется идти против ветра, пока нас не подхватят благоприятные течения и восточные ветры, дующие со стороны Новой Зеландии. У нас нет киля, который врезался бы в воду, мешая сносу судна; тримараны печально известны своей неспособностью идти против ветра. Настоящее испытание придет после того, как мы выйдем в море. Без пробного плавания мы понятия не имеем о мореходных качествах нашего судна. Оно, возможно, вообще не пойдет против ветра, и кончится все это тем, что мы окажемся в Южной Америке.

– Мысль неутешительная, – пожаловалась Мэйв. – Стоит мне подумать о морской качке, как сразу появляется желание остаться на твердой земле и принять тот же конец, что и Родни Йорк.

 

День, остававшийся до спуска судна на воду, прошел в лихорадочной деятельности. В число последних приготовлений вошло изготовление воздушного змея. Питт аккуратно сложил его и упрятал в надстройке вместе со ста пятьюдесятью метрами легкого нейлонового троса, взятого с яхты Йорка. Потом на борт погрузили скудные запасы провизии вместе с навигационными приборами, картами и книгами. Радостные крики разнеслись над бесплодными скалами, когда подвесной мотор после сорокалетней спячки закашлял и зафыркал. Чтобы разбудить его, Питту понадобилось раз сорок дернуть за шнур стартера.

– У тебя получилось! – восторженно возвестила Мэйв.

Питт скромно развел руки в поклоне:

– Детская забава для того, кто восстанавливал древние и классические автомобили. Труднее всего пришлось с забитым бензопроводом и наглухо осмолившимся карбюратором.

– Отличная работа, дружище, – поздравил его Джордино. – Мотор нам здорово пригодится при подходе к Гладиатору.

– Нам повезло, что канистра оказалась герметичной и ее содержимое за все эти годы не испарилось. В общем-то, топливо почти в шеллак превратилось, так что придется строго приглядывать за топливным фильтром. Очень не хочется промывать карбюратор каждые полчаса.

– На сколько часов хода Йорк оставил нам топлива?

– На шесть часов, может, на семь.

Питт и Джордино установили мотор на кронштейне в кормовой части рубки, прямо перед румпелем поместили компас, приладили плетеные циновки к мачтам и испытали паруса на спуск и подъем. Потом все полюбовались на дело рук своих. Посудина смотрелась совсем неплохо, но даже при самом развитом воображении ее нельзя было назвать красавицей.

– Среди кораблей, бороздивших некогда семь морей, вряд ли нашлось бы что-нибудь столь же странное, как наша посудина, – сказал Питт.

– М-да, лощеной и элегантной ее не назовешь, – согласился Джордино.

– И к гонкам на Кубок Америки ее ни за что не допустили бы, – прибавил Питт.

– От вас, мужчин, ускользает ее внутренняя красота, – с видом знатока заявила Мэйв. – У нашей посудины должно быть имя. Нельзя, чтобы она осталась некрещеной. А что, если нам назвать ее «Никогда не кличь смерть»?

– Подходяще, – кивнул Питт, – только расходится с морскими суевериями. Чтобы сопутствовала удача, у посудины должно быть женское имя.

– А что, если «Дивная Мэйв»? – предложил Джордино.

– Ну не знаю, – сказал Питт. – Банально, но пикантно. Я – за.

Мэйв рассмеялась:

– Я польщена, но скромность диктует мне что-нибудь более подходящее – скажем, «Танцующая Дороти Вторая».

– Выходит, двое против одной, – подытожил Джордино и торжественно провозгласил: – Быть ей «Дивной Мэйв».

Смирившись, Мэйв отыскала среди старья Родни Йорка пустую бутылку из-под рома и наполнила ее морской водой.

– Нарекаю тебя «Дивной Мэйв», – произнесла она сквозь смех и разбила бутылку о бревно, привязанное к поплавкам. – И плавать тебе по морям с быстротой русалки.

– А теперь пришло время заняться физическими упражнениями, – объявил Питт и раздал веревки, прикрепленные к передней части среднего корпуса. Каждый обвязал конец вокруг талии, уперся ногами в камень и подался вперед. Понемногу, неохотно посудина заскользила по уложенным под ней стволам деревьев как по рельсам. Ослабленная нехваткой здоровой пищи и свалившимися на них невзгодами, троица тем не менее потащила посудину к воде.

Мэйв, как и следовало ожидать, тянула до тех пор, пока не упала на четвереньки с бешено колотящимся сердцем и хрипевшими от недостатка воздуха легкими. Питт и Джордино протащили тяжеленный груз еще с десяток метров и тоже рухнули на землю. Самодельное суденышко закачалось.

Прошло несколько минут. На море не замечалось никаких признаков волнения. Питт развязал петлю на поясе и швырнул конец на посудину.

– Я так полагаю, незачем откладывать неизбежное, – сказал он, забрался в рубку, свесил на шарнирах мотор и дернул за шнур стартера.

На этот раз мотор затарахтел со второй попытки.

– Эй вы, парочка, – обратился он к Мэйв и Джордино, – хватит у вас сил на то, чтобы спихнуть нашу роскошную яхту в море?

– Это после стольких-то трудов, от которых все мои гормоны ходуном ходят! – проворчал Джордино. – И что мне за это будет?

– Полный стакан джина с тоником за счет заведения! – крикнул в ответ Питт.

– Обещания, одни обещания. Это же садизм в худшем его проявлении, – пробурчал Джордино.

Обвив мускулистой рукой Мэйв за талию, он поднял ее на ноги и сказал:

– Толкайте, милая барышня, пришло время нежно проститься с этим каменным адом.

Вдвоем они крепко уперлись руками в корму и толкнули изо всех оставшихся сил. «Дивная Мэйв» тяжело плюхнулась в воду и почти сразу выровнялась. Теперь стало ясно, насколько предусмотрительно Питт завел подвесной мотор: он сразу же стал управлять посудиной, не давая течению увлечь ее в сторону. Быстро развернувшись, он направил судно обратно к низкой скале. Как только нос мягко коснулся голого камня, Джордино помог Мэйв перебраться на тримаран. Потом прыгнул сам и, как заправский гимнаст, опустился на ноги рядом с ней.

– На этом развлекательная часть нашей программы заканчивается, – объявил Питт, давая задний ход.

– Может, поднимем мои паруса? – предложила Мэйв.

– Пока рано. Обогнем на моторе подветренную сторону острова, где море поспокойнее, тогда и испытаем паруса на ветру.

Джордино и Мэйв присели немного отдохнуть. Питт вывел посудину из протоки на простор волн. Стоило им только выйти в открытое море, как появились акулы.

– Смотрите, – воскликнул Джордино, – наши друзья снова тут как тут! Бьюсь об заклад, они скучали без нашей компании.

Мэйв, перегнувшись за борт, вгляделась в длинные серые тени, двигавшиеся под водой, и сказала:

– Это новая группа попутчиков, серо-голубые акулы-мако. Очень злые.

– Это у них зубы в пасти с насечкой и скошены так, что только ортодонту в радость?

– Они самые.

– Ну чего они ко мне пристают? – застонал Джордино. – Я же никогда в ресторанах акул не заказывал.

Полчаса спустя Питт подал команду:

– Добро, давайте опробуем паруса и посмотрим, что за судно мы сварганили.

Джордино расправил плетеные паруса, которые Мэйв старательно увязала гармошкой, и ловко поднял грот – основной парус, а Мэйв подняла бизань. Паруса наполнились ветром, и Питт взялся за румпель, заставляя посудину двигаться курсом на северо-запад при свежем западном ветре.

Если бы какой-нибудь яхтсмен увидел «Дивную Мэйв», бороздящую морские просторы, он умер бы со смеху. Профессиональный судостроитель принялся бы насвистывать гимн клуба Микки-Мауса. Но последней смеялась бы чудная на вид парусная посудина. Ее фальшкорпуса погрузились в воду, обеспечивая остойчивость. Она поразительно слушалась руля и шла точно носом по курсу, не рыская в стороны. Конечно же, кое-что надо было подправить в снастях. Но поражало то, что посудина вела себя на море так, словно родилась в нем.

Питт бросил прощальный взгляд на острова Невзгоды. Потом посмотрел на журнал Родни Йорка и его письма, обернутые в кусок дакронового паруса. Он дал себе слово доставить прощальные слова Йорка его родственникам. Пусть соберут экспедицию и перевезут его прах домой, чтобы предать земле у залива любимого им Корнваллиса.

 

45

 

На окраине Парижа, на десятом этаже сплошь остекленного здания, сооруженного в форме пирамиды, за длинным-предлинным столом из эбенового дерева заседали четырнадцать мужчин. Безукоризненно одетые, обладающие громадной властью, невероятно богатые и малоулыбчивые, они обменялись рукопожатиями и незначительными фразами, прежде чем приступить к делу. Это были члены совета по торговле, известного в узком кругу как «Учреждение», – организации, взявшейся за создание единого глобального экономического правительства. Обычно они собирались три раза в год; сегодняшняя встреча была чрезвычайной.

Собравшиеся в зале мужчины представляли международные корпорации и высшие эшелоны государственной власти. Из всего совета, лишь один из директоров, представлявший южноафриканский картель, занимался исключительно продажей качественных бриллиантов. Бельгийский промышленник из Антверпена и индус-застройщик из Нью-Дели действовали как посредники «Учреждения», осуществлявшие мощный нелегальный поток промышленных алмазов в блок стран, где правили исламские фундаменталисты, стремившиеся создать свои собственные ядерные системы уничтожения. Миллионы этих небольших промышленных алмазов были поставлены блоку из-под полы для изготовления высокоточных приборов и оборудования, необходимых для создания таких систем. Алмазы побольше, подиковеннее и качеством повыше шли на финансирование волнений в Турции, Западной Европе, Латинской Америке и ряде стран Южной Азии или в любой иной горячей точке, где подрывные политические организации могли бы подыграть множеству иных интересов «Учреждения», в том числе и продаже оружия.

Все эти мужчины были известны средствам массовой информации, все были знаменитостями в избранных ими сферах деятельности, однако никого из них не связывали с принадлежностью к «Учреждению». Это было тайной, известной только мужам, собравшимся в зале, и их самым преданным сотрудникам. Они перелетали через океаны и континенты, ткали свои паутины во всякого рода странных местах, собирая дань и накапливая неслыханные прибыли.

Молча и внимательно слушали они сообщение председателя совета – миллиардера, возглавлявшего немецкую банковскую фирму, – о кризисе, угрожавшем рынку алмазов. Величественный лысый мужчина, он говорил неторопливо на отличном английском – языке, который понимали все собравшиеся независимо от национальности.

– Господа, Артур Дорсетт угрожает важнейшей сфере нашей деятельности. Если он выбросит больше сотни тонн алмазов на розничный рынок по нищенским ценам, как то, судя по донесениям нашей разведки, он готов сделать, данный сектор «Учреждения» рухнет полностью.

– И как скоро такое случится? – спросил шейх из богатой нефтью страны на Красном море.

– Из надежных источников мне известно, что восемьдесят процентов товара Дорсетт пустит в продажу через сеть своих магазинов менее чем через неделю, – ответил председатель.

– Сколько нам предстоит потерять? – задал вопрос японец, глава необъятной электронной империи.

– Для участников бизнеса – тринадцать миллиардов швейцарских франков.

– Боже праведный! – стукнул кулаком по столу француз, руководитель одного из крупнейших в мире домов женской моды. – И у этого австралийского неандертальца хватит сил устроить такое?

Председатель утвердительно кивнул:

– По всем сведениям, товара для задуманного ему хватит.

– Ни за что нельзя было позволять Дорсетту действовать вне картеля, – высказался американец, бывший государственный секретарь.

– Урон наносится, – согласился представитель алмазного картеля. – Мир драгоценностей, возможно, никогда уже не станет таким, каким мы его знаем.

– Что, у нас нет никакого способа скрутить Дорсетта до того, как он рассует свои камни по магазинам? – спросил его японский бизнесмен.

– Я направил к нему эмиссара с предложением выкупить все его запасы.

– Ответ получен?

– Пока нет.

– Вы кого отправили? – поинтересовался председатель.

– Гейба Страузера из фирмы «Страузер и сыновья», почтенного международного торговца алмазами.

– Надежный человек и умелый торговец, – заметил бельгиец из Антверпена. – Мы вместе с ним много сделок провернули. Если кто и может приструнить Дорсетта, так это Гейб Страузер.

Итальянец, владелец флота контейнерных судов, бесстрастно пожал плечами:

– Сколько мне помнится, в начале восьмидесятых продажа алмазов резко упала. Америка с Японией переживали жестокий спад, и спрос упал, вызвав затоваривание у поставщиков. В девяностых, когда экономика наладилась, цены снова подскочили. Неужели история повторится?

– Мне ваше замечание понятно, – признал председатель, откинувшись на спинку кресла и скрестив руки на груди. – Только на сей раз потянуло ледяным ветром, и все, чье благосостояние зависит от алмазов, на нем окоченеют. Мы выяснили, что Дорсетт вложил больше ста миллионов долларов в рекламу по всему свету. Высокая стоимость бриллиантов скоро станет делом прошлого, поскольку публике вот-вот начнут промывать мозги соответствующим образом.

Француз тяжко вздохнул:

– Я знаю, что мои топ-модели смотрят на драгоценные побрякушки как на надежное вложение денег. Если бы не эти камушки, мне пришлось бы покупать им дорогие спортивные машины.

– Что кроется за странной стратегией Дорсетта? – подал голос генеральный директор крупной авиакомпании из Юго-Восточной Азии. – Он же не дурак?

– Глуп, как гиена, ждущая, что льва сморит сон, после того как сожрет половину добычи, – ответил немец-председатель. – Мои банковские агенты узнали, что Дорсетт купил процентов семьдесят – восемьдесят копей, добывающих драгоценные самоцветы.

По залу пронесся шумок – свидетельство того, что сообщение оценено по достоинству. Каждый из сидевших за столом сразу уловил суть замысла Артура Дорсетта.

– Чертовски просто, – пробормотал японский электронный магнат. – Он обесценивает бриллианты, чтобы взвинтить цены на рубины и изумруды.

Российский предприниматель, сколотивший состояние на том, что за гроши приобрел закрытые алюминиевые и медные рудники в Сибири и открыл их, используя западную технику, позволил себе усомниться.

– Для меня все это звучит так, будто… Как это у вас, на Западе, говорят?.. Дорсетт дерет с Петра, чтобы заплатить Павлу. Он что, в самом деле надеется получить такую прибыль от продажи самоцветов, что она с лихвой компенсирует убытки от обесценивания бриллиантов?

Председатель кивнул японцу, и тот ответил:

– По просьбе нашего председателя я дал задание своим финансовым аналитикам прогнать цифры через наши системы данных. Как бы то ни было удивительно, Артур Дорсетт вправе рассчитывать на прибыль от двадцати до двадцати четырех миллиардов американских долларов. Все зависит от состояния экономики.

– Боже праведный! – воскликнул британский медиамагнат. – Я даже представить себе не могу, что делать с прибылью в двадцать четыре миллиарда долларов!

Немец рассмеялся:

– Я бы пустил ее на покупку вашей недвижимости.

– Вы могли бы отправить меня паковать вещички на мою ферму в Девоншире за малую толику этой суммы, – парировал британец.

Слово взял представитель Соединенных Штатов. Бывший государственный секретарь и признанный глава одного из богатейших семейств Америки, он был отцом-основателем «Учреждения».

– Мы имеем представление о том, где находится товар Дорсетта в настоящее время?

– Поскольку он назначил крах рынка через несколько дней, – отозвался южноафриканец, – я думаю, необработанные камни находятся на пути к его магазинам.

Председатель перевел взгляд с итальянского барона морских перевозок на азиатского авиационного магната:

– Кто-либо из вас, господа, располагает сведениями о судоходных операциях Дорсетта?

– Я глубоко сомневаюсь, что он перевозит бриллианты по морю, – сказал итальянец. – Но даже если это и так, из порта на склад товар доставляется по суше.

– На месте Дорсетта я переправлял бы камни по воздуху, – согласился азиат, – чтобы набить алмазами каждый крупный город.

– Мы могли бы перехватить его самолеты, – предложил бельгийский промышленник. – Однако для этого нужно знать летное расписание. Невозможно прекратить все грузоперевозки.

Азиат отрицательно покачал головой:

– По-моему, перехват самолетов проблему не решит. Дорсетт наверняка зафрахтовал целый воздушный флот в Австралии. Боюсь, что мы запираем ворота уже после того, как корова убежала.

Председатель обратился к южноафриканцу, представлявшему алмазный картель:

– Складывается впечатление, что великой иллюзии приходит конец. Действительно, не веки же вечные обманываться насчет истинной ценности бриллиантов.

Южноафриканец, от которого можно было бы ждать проявления разочарования, напротив, улыбнулся:

– Нас списывали со счетов и раньше. Наш совет директоров считает это небольшой осечкой, не более того. Алмазы действительно на веки вечные, господа. Попомните мои слова: цена на качественные камни снова поднимется, когда блеск сапфиров, изумрудов и рубинов потускнеет. Картель выполнит свои обязательства перед «Учреждением» за счет других наших минеральных ресурсов.

Личный секретарь председателя вошел в зал и что-то тихо сказал шефу. Тот кивнул и обратил взгляд на южноафриканца:

– Мне сообщили, что ответ от вашего эмиссара для переговоров с Артуром Дорсеттом пришел в виде посылки.

– Странно, что Страузер не связался со мной напрямую.

– Я попросил принести посылку, – сказал председатель. – Полагаю, нам всем не терпится узнать, сопутствовал ли мистеру Страузеру успех в переговорах с Артуром Дорсеттом.

Через некоторое время секретарь возвратился, держа квадратную коробку, перевязанную красно-зеленой лентой. Председатель повел рукой в сторону южноафриканца. Секретарь подошел и поставил коробку на стол перед председателем алмазного картеля. К ленте была прикреплена открытка. Южноафриканец вскрыл конверт и прочел вслух:

 

Есть известняк, есть мыльный камень,

есть градина лучистая, и есть плитняк.

А Страузеру на язык попал

тот, что дешевле навоза стал,

камень драгоценный – как сера, бесполезный.

 

Южноафриканец замолк и задумчиво уставился на коробку.

– Это совсем не похоже на Страузера. Он никогда не страдал легкомыслием.

– Не могу сказать, что он и в стихотворных шутихах силен, – фыркнул французский кутюрье.

– Не тяните, открывайте коробку, – бросил индус.

Развязав ленту и подняв крышку, южноафриканец заглянул в коробку. Лицо его побелело. Он вскочил на ноги так стремительно, что с грохотом опрокинулось высокое тяжелое кресло. Пошатываясь, он метнулся к окну и распахнул створки. Его стошнило.

Пораженные, все поспешили к месту, где он сидел, и заглянули в коробку. Некоторые тут же последовали примеру южноафриканца, у кого-то от ужаса свело лицо, кто-то, сам некогда жестоко расправлявшийся с конкурентами, отвернулся. В коробке лежала окровавленная голова Гейба Страузера с выпученными глазами и бриллиантами во рту.

– Похоже, переговоры Страузера успехом не увенчались, – с трудом произнес японец.

Через несколько минут, оправившись, председатель вызвал начальника службы безопасности «Учреждения» и велел убрать жуткую коробку. Потом он оглядел собравшихся, которые понемногу пришли в себя и расселись по местам.

– Прошу вас хранить увиденное в строжайшей тайне.

– А что делать с этим мясником Дорсеттом? – выпалил российский предприниматель, раскрасневшись от злости. – Его надо наказать.

– Согласен, – поддержал его индус. – Отмщение должно стать нашей первейшей обязанностью.

– Ошибочно действовать скоропалительно, – урезонил их председатель. – Неразумно привлекать к себе внимание, увлекшись местью. Один просчет в ликвидации Дорсетта – и вся наша деятельность станет достоянием гласности. Полагаю, будет лучше подобраться к Артуру Дорсетту с другой стороны.

– Что вы предлагаете?

– Подождать его выхода на сцену.

Председатель недовольно нахмурил брови:

– Не понимаю. Я полагал, что речь идет о переходе в наступление.

– Избавившись от алмазных запасов, Дорсетт полностью уничтожит свои резервные активы, – пояснил голландец. – Ему потребуется по меньшей мере год, чтобы поднять цены на драгоценные камни и получить прибыль. Мы тем временем полностью завладеем алмазным рынком, сохраним наши запасы и последуем примеру Дорсетта, прибрав к рукам всю оставшуюся добычу драгоценных самоцветов. Будем конкурировать с ним. Как сообщают мои промышленные шпионы, Дорсетт сосредоточился на драгоценностях, лучше известных широкой публике, и упустил из виду более редкие камни.

– Вы могли бы привести пример более редких камней?

– Александрит, зеленый гранат, цаворит и красный берилл – это из того, что сразу приходит на ум.

– Ваше мнение, господа? – спросил председатель.

Британский издатель подался вперед, крепко стиснув кулаки:

– Чертовски здравая мысль! Наш алмазный спец попал в точку, предложив способ обыграть Дорсетта в его же собственной игре, обратив себе на пользу временное падение цен на бриллианты.

– Значит, договорились? – Председатель расплылся в ехидной улыбке.

Четырнадцать поднятых рук и четырнадцать голосов подтвердили:

– Да.

 

 

ЧАСТЬ IV
ТРАГИЧЕСКИЙ КОНЕЦ РАЯ

 

 

 

 

46

 

16 февраля 2000 года

Гонолулу, Гавайи

 

Рыжеволосый сержант морской пехоты, одетый в выгоревшие шорты и расписную рубаху-гавайку, сидел и тянул из банки пиво, не отрываясь от телевизора. На экране мелькали кадры фильма, записанного на видеокассету. Сержант вальяжно раскинулся на софе, которую выпросил в роскошной гостинице гавайского острова Ланаи, когда в ней затеяли ремонт. Смотрел он «Дилижанс», эпический боевик с Джоном Уэйном в главной роли. На голове морпеха красовался шлем, купленный в Гонолулу в магазине электронной техники, навострившемся обращать виртуальную реальность в действительность. Подключив шлем к видеомагнитофону, он словно влез в телеэкран, смешался с актерами. Сержант «лежал» бок о бок с Джоном Уэйном на крыше дилижанса и «отстреливался» от преследующих индейцев, когда раздался громкий зуммер. Неохотно стащив с головы шлем, сержант оглядел четыре монитора системы охраны – на них были изображены стратегические подходы к засекреченному объекту, который он охранял. На третьем мониторе показалась машина, ехавшая по грунтовой дороге, тянувшейся через ананасовое поле до самых ворот объекта. Позднее утреннее солнце сверкало на переднем бампере, а за машиной поднималось облако пыли.

Всего несколько месяцев службы понадобилось сержанту, чтобы довести исполнение своих обязанностей до совершенства. За три минуты, которые машина катила по дороге, он переоделся в тщательно отглаженную форму и встал по стойке «смирно» у ворот, преграждавших путь через туннель в жерло давно потухшего вулкана.

Приглядевшись, он увидел, что подъехала штабная машина ВМФ. Подойдя к ней, заглянул в боковое окно:

– Это запретная зона. У вас есть разрешение на въезд?

Водитель в белоснежной матросской форме ткнул большим пальцем себе за спину:

– Все необходимые документы на проезд у капитана первого ранга Ганна.

Человек деятельный и деловой, Руди Ганн не стал терять драгоценное время на получение разрешения на разборку громадной тарелки-антенны внутри вулкана Палаваи на острове Ланаи. На распутывание бюрократического клубка, для того чтобы выйти на ведомство, в ведении которого находилась антенна, и на перепалку со службой, ответственной за эксплуатацию станции космической связи, потребовался бы месяц беспрестанных хождений. А потом понадобился бы следующий, совсем уж невозможный шаг – отыскать чиновника, который решился бы взять на себя ответственность за разрешение демонтировать тарелку и передать ее во временное пользование НУМА.

Ганн избавился от бесполезной волокиты просто: дал распоряжение печатному бюро НУМА изготовить поддельную, официально-внушительную на вид, накладную в трех экземплярах, дающую НУМА право на передислокацию антенны в другое место, на гавайский остров Оаху, для секретного проекта. Документ был заверен подписями нескольких рабочих-печатников, наделенных пышными фиктивными титулами. То, на что в обычных условиях ушел бы почти год, прежде чем последовал официальный отказ, заняло менее полутора часов, причем львиная доля времени ушла на подбор шрифтов.

Когда Ганн в форме капитана первого ранга Военно-морского флота подъехал к воротам у входа в туннель и предъявил разрешение на демонтаж и перемещение антенны, сержант, в чьем распоряжении находилась брошенная станция, стал помогать ему, как того требовал воинский долг. Помощь его стала еще более деятельной, когда он оценил роскошные формы Молли Фарадей, сидевшей рядом с Ганном на заднем сиденье. Если у него и мелькнула мысль вызвать вышестоящего офицера для официального распоряжения, то тут же улетучилась при виде колонны тяжелых грузовиков с кузовами-платформами и портального крана, следовавших по пятам за штабной машиной. «Распоряжение на операцию такого масштаба давалось, должно быть, на самом верху», – решил сержант.

– Здорово оказаться хоть в какой-то компании, – широко улыбнулся сержант. – Скука сильно заедает, пока я на дежурстве, не с кем словом перемолвиться.

– Вас тут много? – ласково спросила Молли, выглянув в заднее окошко.

– Всего трое, мэм, – по одному на восьмичасовую смену.

– А чем вы занимаетесь в свободное от дежурства время?

– На пляже валяемся по большей части, а то, если повезет, девчушек одиноких снимаем в гостиницах.

Молли рассмеялась:

– Вас часто отпускают с острова?

– Раз в тридцать дней. А потом, до возвращения на Ланаи, пятидневный отпуск в Гонолулу.

– А когда в последний раз посторонние наведывались на станцию?

Если сержант и понял, что его допрашивают, то виду не подал.

– Месяца четыре назад какой-то малый с ксивой Агентства национальной безопасности приезжал и шнырял тут. Меньше двадцати минут пробыл. После него – вы первые.

– Нам надо демонтировать антенну и вывезти ее отсюда ближе к вечеру, – сказал Ганн.

– Позвольте спросить, сэр, для чего ее разбирать будут?

– А если бы я вам сказал, что на металлолом?

– Ничуть не удивился бы, – ответил сержант. – Ее уже несколько лет никто не ремонтировал и не обслуживал. У старой тарелки такой вид, будто над ней все стихии поработали.

Ганна забавляло поведение морского пехотинца, обрадовавшегося возможности поговорить с незнакомцами.

– Сержант, вы позволите нам проехать и начать работу?

Он отдал честь и нажал кнопку автоматического открытия ворот. После того как штабная машина скрылась в туннеле, он махнул рукой водителям грузовиков и крана. Когда последняя машина скрылась в глубине вулкана, сержант закрыл ворота, зашел в дежурку, переоделся в шорты и рубаху и нажал вдавленную кнопку «пауза» на видеомагнитофоне. Приладив на голову шлем, он прокрутил пленку немного назад и вновь оказался рядом с Джоном Уэйном в умопомрачительном бегстве от индейцев.

– Пока все идет гладко, – сказал Ганн Молли.

– Как вам не стыдно было говорить этому милому молодцу, что антенна пойдет в утиль? – укорила она его.

– Я просто сказал «что, если».

– Если нас возьмут, то обвинят в подделке официальных документов, перекрашивании подержанной машины в цвета официального передвижного средства ВМФ и похищении государственной собственности… – Молли примолкла и, словно сама себе не веря, покачала головой. – Да нас повесят на памятнике Вашингтону.

– С удовольствием пойду на это ради спасения почти двух миллионов человек от ужасной смерти, – сказал Ганн без какого-либо раскаяния.

– А что будет после того, как мы отразим акустическую волну? – спросила Молли. – Возвратим антенну на место?

– Ни на что другое я и не согласился бы. – Ганн взглянул на нее, словно удивившись такому вопросу, а потом расцвел дьявольской улыбкой. – Если, конечно, мы не уроним антенну на дно моря.

 

А вот там, где действовал Сэндекер, все и на десятую долю не шло столь же гладко. Глава НУМА, положившись на старинную традицию взаимовыручки на военном флоте, попробовал убедить командные сферы одолжить ему на время авианосец «Теодор Рузвельт» с экипажем. На каком-то этапе просьбу президента страны и командующего Тихоокеанским флотом сунули под сукно.

Сэндекер мерил шахами кабинет адмирала Джона Овермейера в Перл-Харборе с яростью медведя, у которого забрали медвежонка и увезли в зоопарк.

– Черт побери, Джон! – возмущался Сэндекер. – Адмирал Бакстер из Комитета начальников штабов уверил меня, что дал добро на использование «Теодора Рузвельта» для установки акустического рефлектора, что дело это решенное. Теперь вы тут сидите и говорите, что мне авианосец не дадут.

Овермейер, не уступавший в упрямстве и решительности любому фермеру из Индианы, раздраженно всплеснул руками:

– Незачем винить меня, Джим. Могу показать вам полученные приказы.

– Кто их подписал?

– Адмирал Джордж Кассиди, начальник Сан-Францисского военно-морского района.

– Какое, к черту, имеет ко всему этому отношение жалкий кабинетный плут, распоряжающийся паромами?

– Кассиди не распоряжается паромами, – устало возразил Овермейер. – Он командует всеми вспомогательными силами на Тихом океане.

– Но вам-то он не указ, – резко ответил Сэндекер.

– Непосредственно – нет; только если он сочтет, что ему наступили на мозоль, выход в море транспорта с припасами и амуницией для всех моих кораблей отсюда и до Сингапура может оказаться без причины задержан.

– Не пудрите мне мозги, Джон. Кассиди и пальцем не посмеет шевельнуть, и вы, черт возьми, это отлично знаете. Да вся его карьера насмарку пойдет, если он только позволит себе быть невыдержанным.

– Думайте как хотите, – сказал Овермейер. – Только в данном случае это ничего не изменит. Я не могу дать вам «Теодор Рузвельт».

– Даже на жалкие семьдесят два часа?

– Даже на семьдесят две секунды.

Сэндекер внезапно перестал метаться по кабинету, уселся в кресло и пристально посмотрел Овермейеру прямо в глаза.

– Джон, будьте откровенны со мной. Кто вяжет мне руки?

Явно расстроенный, Овермейер не выдержал взгляда и отвернулся:

– Не мне об этом говорить.

– Туман начинает рассеиваться, – усмехнулся Сэндекер. – Понимает этот Джордж Кассиди, что он выступает в роли злодея?

– Нет, насколько мне известно, – честно признался Овермейер.

– Тогда кто в Пентагоне стеной встает против моей операции?

– Такого от меня вы не слышали.

– Мы вместе служили на «Айове». И знаете, что я ни разу не выдал тайны своих друзей.

– Я буду последним, кто не поверит вашему слову! – не колеблясь, воскликнул Овермейер. На этот раз он ответил на взгляд Сэндекера. – У меня точных сведений нет, но приятель из Военно-морского центра испытания оружия намекнул мне, что зачехлил вас сам президент – после того как какой-то безымянный кляузник из Пентагона скинул вашу просьбу об авианосце в Белый дом. Еще мой приятель предположил, что ученые, близкие к президенту, считают вашу теорию акустической чумы вилами по воде писанной.

– Неужто они не ведают, что люди и немыслимое число морских животных уже погибли от нее?

– Очевидно, нет.

Сэндекер обмяк в кресле и сделал глубокий выдох.

– Вот и получил я нож в спину от Уилбура Хаттона и президентского Национального научного совета.

– Простите, Джим, только из вашингтонских кругов слушок пошел, будто вы вроде фанатичного чудака. Вполне может статься, что президент намерен убрать вас из НУМА, чтобы посадить на ваше место кого-нибудь из своих политических дружков.

Сэндекеру показалось, будто над ним вознесся топор палача.

– Что с того? Моя карьера значения не имеет. Неужто мне ни до кого не достучаться? Неужто я не в силах убедить вас, адмирал, что через три дня вы и все моряки, которыми вы командуете на острове Оаху, умрете в страшных мучениях?

Овермейер взглянул на Сэндекера с великой скорбью. Тяжело поверить, что твой друг сошел с ума.

– Джим, честно говоря, вы меня пугаете. Я хочу верить вашему суждению, только кругом полно разумных людей, считающих, что у вашей акустической чумы столько же шансов приключиться, сколько и у конца света.

– Если вы не дадите мне «Теодор Рузвельт», – ровным голосом проговорил Сэндекер, – мир для вас перестанет существовать в субботу в восемь часов утра.

Овермейер мрачно покачал головой:

– Простите, Джим, у меня руки связаны. Верю я вашему предсказанию Судного дня или не верю, только вам чертовски хорошо известно, что я не могу ослушаться приказов, исходящих от верховного главнокомандующего.

– Раз вам не удается меня убедить, то, пожалуй, я лучше уйду. – Сэндекер поднялся с кресла, направился к двери, потом обернулся: – У вас здесь, в Перл, есть семья?

– Жена и две внучки в гостях.

– Дай бог мне ошибиться, только на вашем месте, друг мой, я бы отправил их с острова, пока есть время.

 

К полуночи гигантская тарелка была разобрана всего наполовину. Жерло вулкана было ярко освещено, слышался шум работающих генераторов, звяканье металла о металл и ругательства бригады монтажников. Работа шла в неистовом темпе. Служащие НУМА в поте лица сражались с ржавчиной за болтовым крепежом. Никто не помышлял ни о сне, ни о еде. Пили только кофе, черный, как море вокруг.

Как только небольшой участок антенны снимался с главной опоры, кран тут же подхватывал его и укладывал плашмя на платформу ожидающего грузовика. После того как пять участков опускались один на другой и увязывались, грузовик покидал жерло вулкана и устремлялся к порту Каумалапау на западном побережье, где детали антенны грузились на небольшое судно для отправки в Перл-Харбор.

Руди Ганн, голый по пояс, обливаясь потом от ночной духоты и влажности, руководил бригадой рабочих, отсоединявших основной сердечник антенны от ее основания. Он постоянно сверялся с чертежами антенны подобного типа. Чертежи достал Хайрем Йегер, взломав компьютерную систему компании, которая проектировала и изготавливала эти гигантские тарелки.

Молли, переодевшаяся в защитного цвета блузку и шорты, сидела в палатке и по телефону мгновенно решала любые проблемы, возникавшие в ходе разборки и транспортировки частей на погрузочный причал. Она вышла из палатки и протянула Ганну бутылку холодного пива:

– У вас такой вид, что вам не помешает промочить горло.

Ганн благодарно кивнул и приложил бутылку ко лбу.

– Пока мы здесь, я, должно быть, литров двадцать жидкости поглотил.

– Жаль, нет тут Питта и Джордино. – печально сказала Молли. – Я скучаю по ним.

Ганн рассеянно уставился в землю.

– Все мы по ним скучаем. Я знаю, что у адмирала сердце на части рвется.

Молли сменила тему:

– Как продвигаются дела?

Ганн кивнул в сторону наполовину разобранной антенны:

– Она все еще плохо поддается. Дело пошло немного быстрее, когда мы поняли, как к ней подступиться.

– Ужас, – заключила Молли, окинув задумчивым взглядом фронт работ, – если попытка спасти тысячи людей кончится провалом. А ведь вполне может быть.

– Не ставьте крест на Джиме Сэндекере, – предостерег ее Ганн. – Белый дом может помешать ему заполучить «Теодор Рузвельт», но готов поспорить с вами на ужин при свечах и с тихой музыкой, что он отыщет что-нибудь взамен.

– Принимается, – слегка улыбнулась Молли. – В такой паре я рада буду оказаться в проигрыше.

Он удивленно взглянул на нее:

– Прошу прощения?

– Оговорка по Фрейду. – Молли устало улыбнулась. – Я имела в виду «в таком пари».

 

В четыре утра Молли приняла вызов Сэндекера. В голосе его не было ни малейших признаков усталости.

– Когда вы рассчитываете закончить?

– Руди считает, что последнюю секцию мы отправим на борт «Ланикая»…

– Куда? – перебил Сэндекер.

– «Ланикай», небольшой грузовой каботажник, который я арендовала для отправки антенны в Перл-Харбор.

– Забудьте про Перл-Харбор. Как долго вы еще будете там?

– Часов пять, – ответила Молли.

– Время поджимает. Напомните Руди, что у нас в запасе осталось менее шестидесяти часов.

– Если не в Перл-Харбор, то куда, мы идем?

– Берите курс на залив Халауа на острове Молокаи, – ответил Сэндекер. – Я нашел другую платформу для установки рефлектора.

– Другой авианосец?

– Даже кое-что получше.

– До залива Халауа меньше ста километров через пролив. Как вам это удалось?

– Судьбу покоряют те, кто не ждет милостей от случая.

– Говорите загадками, адмирал, – попеняла ему заинтригованная Молли.

– Просто скажите Руди, чтоб сворачивался и отправлялся на Молокаи сегодня не позднее десяти утра.

Как только она отключила мобильный телефон, в палатку вошел Ганн.

– Снимаем последнюю секцию, – устало сообщил он. – И уходим отсюда.

– Адмирал звонил, – известила она Ганна. – Велел нам везти антенну в залив Халауа.

– На Молокаи? – спросил Ганн, прищурив глаза.

– Так было сказано, – резко ответила она.

– Как по-вашему, что за корабль он вытащил из своей шляпы?

– Хороший вопрос. Лично я понятия не имею.

– Лучше нам оказаться в победителях, – пробормотал Ганн, – а не то придется всю шарагу закрывать.

 

47

 

Луны не было, но в мерцании звезд, заполонивших небо, море отливало голубовато-зеленым фосфоресцирующим светом. Ветер переменился, задул с юга. Покрытый зелено-желтой листвой парус округлился, уподобившись татуированной женской груди, и «Дивная Мэйв» рысцой, одолевая волну за волной, как мул, бегущий в компании чистокровок, устремилась прямиком на северо-запад. Питт и представить себе не мог, что неказистая посудина способна так хорошо идти под парусом. При желании можно было закрыть глаза и представить себя на борту первоклассной яхты, лихо и беззаботно несущейся по морю.

Волны и облака теперь не казались путешественникам враждебными. Перестали они бояться и ночного холода, потому что «Дивная Мэйв» вышла в теплые воды. Море уже испытало их на прочность, и испытание это они выдержали триумфально. В награду за проявленное мужество погода просто благоволила к ним.

Есть люди, которым надоедает глазеть на воду с тропического пляжа или с борта круизного лайнера. Питт был не из их числа. Его беспокойная душа и прихотливые волны хорошо понимали друг друга; их дружба была нерушима при любых обстоятельствах.

У Мэйв и Джордино больше не возникало ощущения, будто они борются за выживание. Редкие прежде проблески радости, едва не уничтоженные стихией, становились все более частыми. Неиссякаемый оптимизм Питта, сила его характера помогли им выстоять в схватке с природой, где та показала все ужасы, на какие способна. Друзья ни разу не заметили у него и намека на гнетущее состояние, в какую бы переделку ни попадали. Как бы ни был Питт сосредоточен, ориентируясь по звездам или внимательно присматриваясь к поведению ветра, он всегда улыбался.

Осознание того, что влюблена по уши, далось Мэйв нелегко: ее независимый дух бунтовал. Зато, смирившись в конце концов с неизбежным, она отдалась своему чувству всем сердцем. Она постоянно ловила себя на том, что следит за каждым движением Питта, за выражением его лица, когда он отмечал их местонахождение на карте южных морей, доставшейся от Родни Йорка.

Тронув Питта за руку, она тихонько спросила:

– Мы где?

– Как только рассветет, я намечу наш курс и определю расстояние, отделяющее нас от Гладиатора.

– Может, тебе лучше отдохнуть? Ты и двух часов не спал с тех пор, как мы покинули Невзгоды.

– Обещаю надолго предаться благостному сну на последнем этапе нашего плавания, – сказал он, всматриваясь сквозь сумерки в картушку компаса.

– И этот тоже не спит, – указала она на Джордино, который беспрестанно проверял, все ли в порядке с фальшкорпусами и снастями, скреплявшими их посудину.

– Если попутный ветер продержится, а мои навигационные выкладки окажутся близкими к истине, мы увидим твой остров послезавтра рано утром.

Мэйв обратила глаза к бескрайней россыпи звезд:

– Как прекрасны сегодня небеса!

– Как женщина, которую я знаю, – произнес Питт, переводя взгляд с компаса на паруса, а потом на Мэйв. – Сияющее создание с невинными голубыми глазами и волосами, словно золотой дождь. Она чиста, разумна и создана для любви и жизни.

– В твоем описании она весьма притягательна.

– Это только поначалу. У нее отец – самый богатый человек во всей Солнечной системе.

Мэйв, прогнув спину, прижалась к Питту и ощутила его крепость. Коснулась губами смешливых морщинок вокруг глаз, сильного подбородка.

– Ты, должно быть, крепко врезался в нее.

– Врезался, а почему бы и нет? – медленно выговорил он. – Она единственная девчонка в этой части Тихого океана, которая вызывает у меня страстное, безумное желание.

– Так ведь это я – единственная девчонка в этой части Тихого океана.

Питт легко коснулся губами ее лба:

– Стало быть, это твой священный долг исполнить мои самые потаенные фантазии.

– Будь мы одни, я бы поймала тебя на слове, – страстно прошептала она. – Пока же придется тебе пострадать.

– Могу попросить Ала пойти прогуляться, – ухмыльнулся Питт.

Отпрянув, она рассмеялась:

– Он недалеко уйдет.

Душа Мэйв тайно упивалась радостью, оттого что между ними не стоит никакая другая женщина.

– Ты мужчина особенный, – прошептала она. – Такой, какого каждая женщина жаждет встретить.

– Не совсем так, – рассмеялся Питт. – Я редко кормился любовью из их прекрасных рук.

– Может, потому, что слыл у них недоступным?

– Я не был бы таким, если бы они играли с открытыми картами, – шутливо заметил он.

– Я не это имела в виду, – серьезно заговорила она. – Море – вот твоя возлюбленная. Я это на лице твоем вычитала, когда мы в шторм попали. Выходило так, как будто ты с морем не боролся, а соблазнял его. Ни одной женщине не потягаться с такой огромной любовью.

– Ты ведь тоже страстно привязана к морю, – ласково сказал он, – и к его обитателям.

Мэйв глубоко вздохнула:

– Да, отрицать не могу: в нем вся моя жизнь.

Джордино прервал идиллию. Выбравшись из надстройки, он объявил, что из одного поплавка выходит воздух.

– Передайте насос, – велел он. – Если отыщу течь, постараюсь ее залатать.

– Как держится «Дивная Мэйв»? – спросил Питт.

– Как дама на танцевальном конкурсе, – ответил Джордино. – Проворна и податлива, все суставы послушны ритму.

– Пусть только доставит нас до острова, а потом я пожертвую ее Смитсоновскому музею – пусть наша посудина красуется там. Наверняка другой такой не будет.

– Попадем в еще один шторм, – уныло произнес Джордино, – и музей ее не дождется. – Он машинально обвел взглядом черный горизонт и вдруг вскрикнул: – Слева по борту огни!

Питт с Мэйв посмотрели в ту сторону, куда указывал рукой Джордино, и увидели зеленый правый бортовой огонь и белую россыпь огоньков по мачтам. Корабль проходил далеко от них, двигаясь на северо-восток.

– Корабль, – подтвердил Питт. – Километрах в пяти от нас.

– Он нас не заметит, – заволновалась Мэйв. – У нас же своих огней нет.

Джордино исчез в надстройке и быстро вернулся.

– Последняя сигнальная ракета Родни Йорка.

Питт бросил взгляд на Мэйв:

– Ты хочешь, чтобы тебя спасли?

Та потупилась и медленно покачала головой:

– Не мне принимать такое решение.

– Ал, твое слово? Обильная еда и чистая постель тебя не искушают?

Джордино расплылся в улыбке:

– Это не так заманчиво, как вторая битва с кланом Дорсеттов.

Питт обнял Мэйв за плечи:

– Я с ним.

– Два дня, – задумчиво пробормотала Мэйв. – Я поверить не могу, что и вправду снова увижу своих мальчишек.

Некоторое время Питт молчал, думая о неизвестности, которая ждет их впереди. Потом мягко сказал:

– Ты их увидишь и обнимешь. Я тебе обещаю.

Они не собирались отказываться от намеченной цели и перестали беспокоиться о собственных жизнях. Их настолько захватило желание добраться до острова Гладиатор, что они даже не стали провожать взглядом огни корабля.

 

48

 

Каботажный грузовичок «Ланикай» на всех парах вошел в залив Халауа около Молокаи. Все, кто был на судне, выстроились по борту и принялись сосредоточенно разглядывать стоявший на якоре корабль. Он, казалось, был спроектирован и построен армией инженеров-пьяниц, сварщиков-неумех и строителей нефтяных вышек из Оклахомы.

Над носом на балках каким-то впопыхах сотворенным довеском нависала обширная вертолетная площадка. Высокая надстройка мостика находилась в кормовой части и делала судно похожим на нефтеналивной танкер. Правда, на этом сходство и кончалось. Середину корпуса занимало чудовищное скопление всяких механизмов, весьма смахивающее на груду металлолома. Сущий лабиринт из стальных трапов, лесов, лесенок и труб окружал вышку, которая вздымалась словно ферма – из тех, что используют при запуске тяжелых ракет в космос. В сооружении на полубаке не было иллюминаторов, лишь впереди тянулся ряд окошек, похожих на бойницы. Краска на сооружении потускнела и облупилась, сквозь нее проступали потеки ржавчины. Корпус был выкрашен в цвет морской волны, надстройки – в белый. Механизмы, перекрашенные бесчисленное количество раз, имели неопределенный цвет.

– Все, теперь, увидев это чудо, я могу спокойно умереть! – воскликнул, обозрев судно, Руди Ганн.

– Как, хотела бы я знать, умудрился адмирал раздобыть «Гломар эксплорер»?!^[22] – воскликнула Молли.

– Даже не рискую гадать, – выдавил Ганн, у которого был вид маленького мальчика, впервые в жизни увидевшего самолет.

Капитан «Гуда» высунулся из приоткрытой двери рулевой рубки:

– Каперанга Ганна вызывает к межсудовому телефону адмирал Сэндекер.

Ганн поднял руку, давая понять, что вызов принят, и зашел в рубку. Взяв трубку, он услышал:

– Ты опоздал на целый час.

– Прошу прощения, адмирал. Демонтаж антенны оказался не из легких. Я приказал рабочим вести ремонт по ходу разборки, с тем чтобы избежать потом лишней суматохи во время сборки.

– Толковый ход, – одобрил Сэндекер. – Попроси вашего капитана встать на якорь рядом с нами. Мы сразу начнем переносить части антенны.

– То, что у меня перед глазами, и есть знаменитый «Гломар эксплорер» Хьюза?

– Он самый, но с некоторыми переделками, – ответил Сэндекер. – Спускай катер и отправляйся к нам на борт. Жду тебя в капитанской каюте. Захвати мисс Фарадей.

– Скоро будем.

Первоначально идея пришла в голову заместителю министра обороны Дэвиду Паккарду, ранее руководившему крупнейшей электронной корпорацией «Хьюлетт-Паккард». Он предложил на базе построенного Уиллардом Баскомом океанского глубоководно-исследовательского судна «Алькоа сипроуб» создать «Гломар эксплорер» как совместный проект ЦРУ, «Глобал марин инкорпорейтед» и Говарда Хьюза. Осуществить проект взялась зависимая от Паккарда компания, в конечном счете превратившаяся в «Сумма корпорейшн».

Строительство велось на верфях Честера (штат Пенсильвания) фирмой «Сан шипбилдинг энд драй док К°». Плавучая громадина сразу же оказалась окутана секретами, в том числе и с помощью сбивавшей с толку информации. На воду ее спустили осенью 1972 года, через сорок один месяц работ на стапелях, что явилось замечательным техническим достижением.

Потом «Гломар эксплорер» прославился, подняв русскую подводную лодку класса «гольф» с глубины пять километров в самом центре Тихого океана. Что бы ни писали об этом газеты, а лодка была поднята – колоссальное достижение для разведки, которая весьма и весьма обогатила свои познания о техническом оснащении и эксплуатационных качествах советских подлодок.

Короткое время славы минуло, и никто не знал, что делать с «Эксплорером» дальше, так что в итоге он оказался в руках правительства Соединенных Штатов и был включен в программу консервации боевых кораблей Военно-морского флота США. Корабль два десятка лет бездействовал, базируясь в заливе Суисун к северо-востоку от Сан-Франциско.

Когда Ганн и Молли поднялись на палубу исполинского корабля, у них было такое чувство, будто они оказались в самом центре машинного зала электростанции. Размеры и разнообразие механизмов, увиденных вблизи, просто поражали воображение. Зато не было заметно никаких признаков строгой секретности, окружавшей «Эксплорер» во время его первого выхода в море. Возле площадки подъемного трапа их встретил второй помощник капитана корабля.

– Никаких охранников? – спросила Молли.

Офицер улыбнулся, и они направились к трапу, который вел на палубу под ходовой рубкой, разъясняя по дороге:

– Поскольку операция эта коммерческая, и мы не выполняем секретное задание по похищению иностранных подводных лодок со дна моря, в особых мерах безопасности нет необходимости.

– А я думал, что «Эксплорер» законсервирован, – сказал Ганн.

– Так оно и было еще пять месяцев назад, – ответил офицер. – Потом нас арендовала компания «Дип абисс инжениринг» для добычи меди и марганца с глубин океана в двухстах километрах от Гавайских островов.

– Вы уже начали работы? – спросила Молли.

– Нет еще. Большая часть оборудования «Эксплорера» – старая рухлядь по сегодняшним меркам, так что по ходу дела приходится что-то основательно менять, особенно электронику. В данный момент барахлят основные двигатели. Скоро их отремонтируют, и мы отправимся в путь.

Ганн с Молли обменялись вопросительными взглядами. Будто настроенные на одну и ту же волну, они гадали, каким образом корабль, намертво застрявший в воде, сумеет доставить их туда, где они должны отразить акустическую чуму.

Помощник капитана открыл дверь в просторную элегантную кают-компанию:

– Эти покои были отведены для Говарда Хьюза на тот случай, если он когда-нибудь посетит корабль. Случай, который, насколько мне известно, так и не представился.

Сэндекер шагнул пришедшим навстречу:

– Исключительная работа! Поздравляю вас обоих. Как понимаю, разборка оказалась делом более сложным, чем мы предполагали.

– Коррозия – вот наш враг, – признался Ганн. – Соединения с энергетической системой задерживали нас на каждом шагу.

– Такой ругани я в жизни не слышала, – улыбнулась Молли. – Поверьте мне, в жерле вулкана мат стоял такой густой, что топор можно было вешать.

– Сгодится антенна для нашей цели? – спросил Сэндекер.

– Если море не станет слишком капризничать и не развалит ее по швам, – ответил Ганн, – она свое дело сделает.

Сэндекер обернулся и представил им низенького полного мужчину лет сорока с небольшим:

– Капитан Джеймс Квик, мои помощники Молли Фарадей и капитан первого ранга Ганн.

– Добро пожаловать на борт, – приветствовал Квик, пожимая руки. – Сколько еще людей отправится с вами?

– Считая нас с мисс Фарадей, в нашей команде тридцать один мужчина и пять женщин, – сообщил Ганн. – Надеюсь, наша численность трудностей не вызовет.

Квик вяло махнул рукой:

– Не тревожьтесь. У нас свободных кают больше, чем нужно, а провизии хватит месяца на два.

– Ваш второй помощник сказал, что у вас нелады с двигателями.

– Складывающаяся вышка, – сказал Сэндекер. – Капитан говорит, что время отплытия не определено.

– Значит, мы имеем случай спешки с ожиданием, – пробурчал Ганн.

– Совершенно непредвиденное препятствие, Руди, прошу прощения.

Квик надел фуражку и направился к двери:

– Пойду соберу своих крановщиков и прикажу им начать переносить антенну с вашего судна.

Ганн последовал за ним со словами:

– Я с вами, отправлюсь руководить работой с борта «Ланикая».

Как только они вышли, Молли подняла на Сэндекера взгляд, в котором проницательность мешалась с уважением:

– Как, скажите на милость, вам удалось уломать власти и заполучить «Гломар эксплорер»?

– А я обошел официальный Вашингтон и сделал «Дип абисс инжиниринг» предложение, от которого компания не смогла отказаться.

Молли воззрилась на него:

– Вы купили «Гломар эксплорер»?

– Я его зафрахтовал, – поправил адмирал. – Безумно дорого обошлось.

– В бюджет НУМА это уляжется?

– Обстоятельства требовали быстрого решения. Не торговаться же мне было, когда столько жизней под угрозой! Если мы окажемся правы насчет смертоносности акустического схождения, я вытрясу деньги из этого бесстыжего конгресса. К тому же, чтобы подстраховаться, я вбил в соглашение оплату по исполнении.

– Отыскать поблизости «Эксплорер», после того как ВМФ не дал «Теодор Рузвельт», – это все равно что на золотую жилу наткнуться.

– Чем удача дарит, то и отнимает. – Сэндекер медленно покачал головой. – «Эксплорер» потому на Молокаи оказался, что во время плавания из Калифорнии полетели подшипники гребного вала. Сможет ли корабль двинуться в путь и доставить нас на место, пока не будет поздно, – вопрос открытый.

 

Большие краны правого борта вскоре вынесли стрелы наружу, прямо над открытой грузовой палубой «Ланикая». Опустились крюки, закрепленные на стреловых тросах, подхватили секции антенны и перенесли их на борт «Гломар эксплорера», где их раскладывали на свободном месте в порядке очередности сборки.

Не прошло и двух часов, как с разгрузкой было покончено и все секции антенны оказались на борту «Эксплорера». Грузовичок-каботажник поднял якоря, дал прощальный гудок и направился к выходу из гавани: свою задачу в операции он выполнил.

Ганн с Молли прощально махали руками, пока «Ланикай», неспешно скользя по зеленой глади залива, не вышел в открытое море.

Команду НУМА распределили по каютам, и уставшие сотрудники с удовольствием накинулись на заслуженное угощение из щедрого камбуза «Эксплорера», прежде чем улечься спать в покоях, которые простаивали пустыми с тех времен, когда корабль выуживал советскую подлодку из тихоокеанских глубин. Молли, добровольно взявшая на себя роль хозяйки дома, обходила всех, проверяя, что никто не свалился в болезни или не поранился во время демонтажа антенны.

Ганн вернулся в апартаменты для высоких гостей, приготовленные для эксцентричного Говарда Хьюза. За небольшим ломберным столиком сидели Сэндекер, капитан Квик и еще один офицер, которого представили как Джейсона Тофта, старшего механика корабля.

– Хотите бренди? – предложил Квик.

– Да, благодарю вас.

Сэндекер полностью отдался курению сигары, изредка потягивая золотистую жидкость из своего бокала. Вид у него, впрочем, был далеко не беззаботный.

– Мистер Тофт только что уведомил меня, что корабль не сможет отправиться в путь, пока с материка не доставят какие-то важные запчасти.

Ганн понимал: в душе у адмирала буря клокочет, – это только на вид он холоден, будто лед в ведерке. Сэндекер перевел взгляд на Тофта:

– Когда ждете запчасти, стармех?

– Они уже летят из Лос-Анджелеса. Наш корабельный вертолет ждет на летном поле аэропорта Хило на большом острове Гавайи, чтобы доставить запчасти прямо на «Эксплорер».

– А что случилось-то?

– Подшипники гребного вала, – объяснил Тофт. – По какой-то непонятной причине – может, потому, что ЦРУ слишком усердно подгоняло постройку, – гребной вал не был сбалансирован как следует. Во время перехода из Сан-Франциско лопнул смазочный трубопровод и прекратился доступ масла к подшипникам вала. Трение, износ металла, излишняя нагрузка, зовите как угодно, только в ста милях от Молокаи вал левого борта заклинило намертво. Еле-еле успели дотащиться на правом валу, пока и его подшипники не погорели.

– Я уже раньше говорил вам, что мы действуем в условиях крайней нехватки времени.

– Адмирал, я полностью осознаю масштаб ваших трудностей. Мои ребята из машинного отделения будут вкалывать как сумасшедшие, чтобы корабль вышел в море, но они всего-навсего люди. Должен предупредить вас: подшипники вала – это лишь полдела. Двигатели не так-то много часов выработали. Корабль сделал только переход с Восточного побережья в центр Тихого океана, а оттуда – до Калифорнии, еще тогда, в семидесятых. Потом он простоял почти без присмотра двадцать лет и сейчас находится в жутко запущенном состоянии. Даже если мы наладим вращение одного вала, нет никакой гарантии, что, выйдя из бухты, корабль опять не выйдет из строя.

– У вас есть необходимые для ремонта инструменты? – насел на Тофта Сэндекер.

– Заглушки на кожухе вала сняли и подшипники извлекли. Замена должна пройти вполне гладко. К сожалению, левый вал починить можно только в сухом доке.

Ганн обратился к капитану Квику:

– Не понимаю, отчего ваша компания не занялась переоборудованием «Эксплорера» в местных доках, после того как корабль вышел из консервации в Сан-Франциско.

– Вините в том счетоводов, – пожал плечами Квик. – Мы со стармехом Тофтом настаивали на переоборудовании еще до отхода на Гавайи, только руководство и слышать ничего не хотело. В док нас поставили только для того, чтобы снять большую часть подъемной техники и установку для захвата предметов со дна. Что же касается обычной технической профилактики, то руководство посчитало это ненужной тратой денег и заявило, что все механические поломки можно устранить в море или по прибытии в Гонолулу, чего у нас явно не получилось. Мало того, нас еще и сократили. Первоначально экипаж насчитывал сто семьдесят два человека, у меня же на борту шестьдесят человек, в основном матросы, операторы и механики. Двенадцать человек из них – геологи, морские инженеры и электронщики.

– Прошу прощения, капитан, – склонил голову Ганн. – Сочувствую вашим трудностям.

– Как быстро вы сможете отправиться в путь? – задал Сэндекер вопрос Тофту, стараясь не показывать, насколько он сам вымотался за последние несколько недель.

– Через тридцать шесть часов, может, и больше.

В каюте повисла тишина, и все взгляды устремились на Сэндекера. Тот, не сводя глаз со старшего механика, отчеканил с безжалостностью серийного убийцы:

– Разъясняю вам еще раз. Мы обязаны установить щит в районе схождения акустических волн в течение ближайших тридцати пяти часов, иначе погибнет очень много людей. Это не бредни воспаленного ума и не сценарий для голливудского научно-фантастического боевика. Это жизнь. Я, к примеру, не желаю стоять и любоваться ковром из мертвых тел, причитая: «Ах, если б только я оказался понастойчивее, то, может, и предотвратил бы это!» Каких бы чудес вам это ни стоило, стармех, мы должны прибыть на место не позднее восьми ноль-ноль послезавтрашнего утра.

– Не стану обещать невозможного, – насупился в ответ Тофт. – Только если мы не уложимся в ваше расписание, то вовсе не из-за того, что мои механики не желают работать. – Он осушил свой бокал и вышел из каюты, громко хлопнув дверью.

– Боюсь, вы огорчили старшего механика, – заметил Сэндекеру Квик. – Как-то жестоко вешать на него вину, если у вас не получится, не находите?

Сэндекер задумчиво воззрился на закрывшуюся дверь:

– Ставки слишком высоки, капитан. Я на такое не рассчитывал и, уж конечно, в мыслях не имел возлагать бремя ответственности на плечи стармеха Тофта. Только нравится нам это или не нравится, но именно в его руках сейчас судьба всех обитателей острова Оаху.

 

В 15.30 следующего дня изможденный и угрюмый Тофт вошел в ходовую рубку и доложил Сэндекеру, Ганну и капитану Квику:

– Подшипники гребного вала по правому борту заменены. Готов дать кораблю ход, но могу обещать скорость всего пять узлов с небольшим запасом.

Сэндекер схватил руку Тофта:

– Благослови вас Бог, стармех, благослови вас Бог.

– Каково расстояние до района схождения? – спросил Квик.

– Восемьдесят морских миль, – без запинки ответил Ганн, мысленно уже более десятка раз проложивший туда курс.

– Только-только, значит, – вздохнул Квик. – При скорости пять узлов восемьдесят миль мы пройдем за шестнадцать часов, а стало быть, на месте окажемся за несколько минут до восьми ноль-ноль.

– Восемь ноль-ноль, – повторил Ганн едва ли не шепотом. – Именно это время Йегер предсказал для схождения.

– Только-только получается, – эхом отозвался Сэндекер, – зато стармех Тофт дал нам шанс побороться.

Лицо Ганна напряглось.

– Вы, надеюсь, понимаете, адмирал, что если мы дойдем до места и окажемся в зоне поражения, то всем нам грозит гибель.

Сэндекер, не меняя выражения лица, оглядел стоявших перед ним мужчин.

– Да, – тихо произнес он. – Весьма вероятно.

 

49

 

Вскоре после полуночи Питт в последний раз определил курс судна по звездам и в свете половинки луны сверился с картой. «Если мои вычисления точны хотя бы в пределах бейсбольного поля, – подумал он, – то через несколько часов мы увидим остров Гладиатор». Поставив на вахту Мэйв с Джордино и велев им зорко смотреть вперед, он позволил себе роскошь часок соснуть.

Ему показалось, что он только-только уснул, когда Мэйв тряхнула его за плечо.

– Ты со своей навигацией прямо в точку попал, – восторженно сказала она. – Остров виден.

– Отличная штурманская работа, дружище, – поздравил его Джордино. – Ты привел посудину в расчетное время.

– И своевременно, – рассмеялась Мэйв. – С парусов начали опадать увядшие листья.

Питт вгляделся в ночь, но увидел только отблески звезд и луны на море. Он уж было рот открыл сказать, что ничего не видит, как столб света метнулся на западе по горизонту, а следом за ним появилось ярко-красное сияние.

– На твоем острове есть маяк? – спросил он у Мэйв.

– Небольшой башенный маяк на кромке южного вулкана.

– По крайней мере, твое семейство что-то сделало в помощь морским навигаторам.

Мэйв засмеялась:

– Мысли о пропавших моряках не приходили в голову моему прадеду, когда он строил маяк. Цель его всегда состояла в одном: предупреждать суда, чтобы те держались подальше и не вздумали приставать к острову.

– Много ли кораблей терпели крушение у его берегов?

Она глянула на свои ладони, потом сцепила их.

– Когда я была маленькой, папочка часто рассказывал о кораблях, которые выбрасывало на скалы.

– А про уцелевшие он рассказывал?

Мэйв покачала головой:

– О попытках спасения разговоров не было никогда. Он всегда говорил, что всякий человек, ступивший на остров Гладиатор без приглашения, попадает на свидание с сатаной.

– В каком смысле?

– В том смысле, что покалеченных убивают, а здоровых отправляют работать на шахты, где они и находят свою смерть. Еще никому из пленников не удавалось бежать с Гладиатора, чтобы поведать миру об ужасах, творящихся там.

– Ты же убежала.

– И что толку? – печально сказала Мэйв. – Когда я попыталась описать положение наших шахтеров властям, они мне не поверили. Я думаю, папочка попросту купил их.

– А китайцы, работающие на шахтах сегодня? Сколько их уезжает с острова в целости и сохранности?

Лицо Мэйв омрачилось.

– Единицы. Большинство умирает от жуткого перегрева в нижней шахте.

– От жара? – Выражение любопытства появилось на лице Питта. – Откуда он там?

– Пар пробивается сквозь щели в скалах.

Джордино задумчиво глянул на Питта:

– Лучше местечка для создания профсоюза не придумаешь.

– Часа через три мы доберемся до берега, – сказал Питт. – Еще не поздно все поменять – обойти остров и двинуться в Австралию.

– Нас окружает неистовый, жестокий мир, – вздохнул Джордино. – Совершенно никудышный, не попадай мы время от времени в хорошую передрягу.

– Это говорит становой хребет Америки, – возгласил Питт с улыбкой и оценивающе глянул на луну. – Полагаю, света вполне хватает, чтобы делом заняться.

– Ты до сих пор не объяснил, каким образом мы попадем на берег не замеченными папочкиными охранниками, – сказала Мэйв.

– Сначала ты расскажи мне про скалы, окружающие Гладиатор.

Недоуменно взглянув на него, она пожала плечами:

– Особо рассказывать нечего. Скалы тянутся по всему побережью острова. С западной стороны о них бьются громадные волны. Восточная сторона потише, но все равно опасна.

– А есть на восточном берегу бухточка с песчаным берегом и расщелинами в скалах, годными для подъема?

– Насколько помню, две такие есть. В одну легко войти, но там берег крошечный. Другая поуже, зато песчаная полоса там шире. Если думаешь причалить в какой-нибудь из них, то напрасно. Там отвесные утесы высотой метров сто. Первоклассный скалолаз-профессионал, пользуясь самым совершенным оборудованием, и то не сможет взобраться на них посреди ночи.

– Покажешь дорогу к узкой бухточке с просторным пляжем? – спросил Питт.

– Ты что, не слышал, что я сказала? – вспыхнула Мэйв. – С тем же успехом можно на Эверест подниматься с одним ледорубом. К тому же там полно охранников. Они осматривают скалы каждый час.

– И ночью?

– Папочка не оставляет ни одной двери открытой для похитителей алмазов, – сказала она ему внушительно, как нерадивому школьнику.

– Сколько охранников в патруле?

– Двое, за смену они совершают полный круг по острову.

– Стоя на скале, можно увидеть берег?

– Только если встать на самый краешек. – Мэйв в удивлении подняла брови. – К чему все эти расспросы про черные ходы на остров? Попасть на него можно только с лагуны.

Питт заговорщицки подмигнул Джордино:

– Скажи, тело у этой женщины – само совершенство, а мозги оставляют желать лучшего.

– Не расстраивайся, – проговорил, зевая, Джордино. – Мозги у женщины не самое главное.

 

Питт оглядывал скалы, которые были свидетелями крушения многих судеб, скалы, которые, суля жизнь и свободу, даровали или смерть в бушующих волнах, или рабство на алмазных шахтах Дорсетта. Долгое время, пока скалы острова Гладиатор проступали из ночной тьмы, на палубе «Дивной Мэйв» царило молчание. Мэйв стояла к Питту спиной, чтобы как бдительный впередсмотрящий предупредить о прибрежных рифах. Джордино готовился по первому знаку Питта запустить мотор.

Природа всеми силами содействовала исполнению дерзкого замысла. Лунного света вполне хватало, чтобы с моря разглядеть круто вздымающиеся береговые скалы, зато со скал заметить «Дивную Мэйв» было невозможно. Море присмирело едва не до штиля, восточный ветер раздувал паруса. Питт развернул тримаран и пошел вдоль береговой линии.

Пока они не обогнули оконечность острова, и вулкан не укрыл маленькую посудину от стремительного луча, обшаривавшего море с башни маяка Гладиатора, Питт чувствовал себя как киношный узник старинной тюрьмы, который пытается перелезть через стену при свете шарящих вокруг прожекторов.

– Далеко до бухты? – тихо обратился он к Мэйв.

– Кажется, она по берегу в километре от маяка, – отозвалась она, не оборачиваясь.

После того как посудина, повернув, пошла на север, ход ее значительно замедлился, и Питту стало трудно выдерживать курс. Подняв руку, он дал знак Джордино: «Заводи». Сердце вначале замерло, а потом учащенно забилось: мотор не заводился. Джордино дернул за шнур стартера один, второй, третий… тридцатый раз, и все напрасно. Джордино помял уставшую руку и грозно обратился к древнему мотору:

– Если ты со следующего рывка не заведешься, я тебе так врежу, что покалечу все болты в картере.

Он крепко ухватился за ручку шнура и мощно дернул. Движок чихнул, выплюнул клубочек дыма и ровно затарахтел. Джордино отер пот с лица и радостно провозгласил, учащенно дыша:

– Еще одно подтверждение закона Джордино. Всякое механическое устройство таит страх перед отправкой в утиль.

Питт убрал паруса и достал из надстройки воздушного змея. Ловко уложил тонкий трос кольцами на палубе посудины. Привязал небольшой разлапистый якорь, найденный возле хижины Йорка, к тросу чуть пониже места крепления к змею. Сел и принялся ждать своего часа, в глубине души сознавая, что у него всего лишь один шанс на успех из стольких, что и не счесть.

– Лево руля, – скомандовала Мэйв, вытянув левую руку в сторону. – Метрах в пятидесяти прямо по курсу острый камень торчит.

– Есть лево руля, – повторил команду Джордино, притянул к себе румпель мотора и развернул посудину под двадцать градусов к линии берега.

Он не сводил настороженных глаз с белой воды, бурлившей вокруг черных скал, выступавших над поверхностью, пока те благополучно не остались за кормой.

– Мэйв, ничего еще не видно? – спросил Питт.

– Точно не разберу. Никогда прежде не приходилось отыскивать эту чертову бухту в кромешной тьме, – ответила Мэйв не без ехидства.

Питт внимательно следил за бурунами: те становились все круче и ближе друг к другу.

– Дно совсем рядом. Еще метров тридцать, и нам придется в море повернуть.

– Нет-нет! – взволнованно воскликнула Мэйв. – Кажется, я вижу просвет в скалах. Точно, вижу. Это бухта с самым большим пляжем.

– Далеко? – сухо спросил Питт.

– Метров шестьдесят – семьдесят.

Тут Питт тоже увидел. Между отвесными скалами, освещенными луной, темнела щель. Питт послюнявил и поднял палец, определяя направление ветра. Бриз ровно дул с востока.

– Ну еще десять минут, – молил он, затаив дыхание. – Мне всего-то и нужно десять минут. – Повернулся к Джордино: – Ал, сможешь держать нас на месте метрах в двадцати от входа?

– Не так-то просто на такой волне.

– Постарайся, дружище. – Питт обернулся к Мэйв: – Возьми румпель и держись прямо наперерез волнам.

Питт развернул воздушного змея. В расправленном положении он имел около двух с половиной метров в высоту. Держа его в руках, Питт с радостью почувствовал, как рвется змей ввысь при каждом порыве ветра. Он начал стравливать трос, позволяя ему уйти в предрассветное небо.

До Мэйв вдруг дошла вся гениальность безумного плана Питта.

– «Кошка»! – обрадовалась она. – Ты хочешь зацепиться за верхушку утеса и по тросу забраться на скалу.

– Замысел именно таков, – ответил Питт, не спуская глаз со смутного контура воздушного змея, едва различимого в лунном сумраке.

Мастерски работая ручкой газа и реверсом переднего и заднего хода, Джордино удерживал посудину на одном месте. Упершись взглядом в море, он не видел, что делает друг.

Питт молился, чтобы ветер был устойчивым, и получил больше, чем просил. Змей так и рвался из рук. Спустив рукав видавшей виды кожанки, Питт обернул им, как перчаткой, трос, чтобы руки не порезать. Змея тянуло так, что Питту едва не вывернуло руки. Питт стиснул зубы, стараясь подавить дурное предчувствие. Он опасался, что ветер переменится и змей разобьется о камни, что Джордино с Мэйв не удержат посудину на одном месте, что якорь не найдет, за что уцепиться, что появится патруль и расстреляет их в мгновение ока.

Питт бодрился, до конца вычерпывая свои душевные силы. В полутьме он не мог точно определить, поднялась ли «кошка» выше края утеса. Вдруг он почувствовал, как под рукав кожанки скользнул узел, завязанный на тросе. Это означало, что змей поднялся на сто метров. Питт стравил еще двадцать метров троса. Утратив сопротивление ветру, змей заметался из стороны в сторону и упал.

Огромное облегчение ощутил Питт не только в мыслях, но и во всем теле, когда, несколько раз потянув за трос, убедился, что тот не поддается. Крючья якоря с первой же попытки вцепились в камень.

– Ал, заводи тримаран в бухту. Путь наверх проложен.

Джордино только этого и ждал. Работа по удержанию посудины на месте под неослабевающим напором прибоя стала испытанием для его умения и ловкости. С удовольствием поставив реверс в положение «вперед», он поддал газу и повел «Дивную Мэйв» меж камней ко входу в бухточку.

Мэйв вернулась на бак, чтобы исполнять обязанности впередсмотрящего, и принялась указывать Джордино путь в чернильной воде, которая по мере их продвижения в бухту успокаивалась все больше.

– Вижу берег, – доложила Мэйв. – Мы как раз в полоску песка метров в пятнадцать упремся, если возьмем чуть левее.

Прошло несколько минут, и нос с фальшкорпусами уткнулся в мягкий песок. Питт взглянул на Мэйв. Утесы заслонили луну, и в тени он с трудом различил черты ее лица.

– Вот ты и дома, – сказал Питт.

Запрокинув голову, она смерила взглядом утесы и узкую полоску звездного неба.

– Нет, еще не дома.

Питт накинул кожанку на плечи Мэйв и крепко потянул за трос.

– Лучше нам не терять времени, пока патруль не пришел.

– Я должен идти первым, – сказал Джордино. – Я самый сильный.

– В этом никто не сомневается, – улыбнулся Питт. – В любом случае, думаю, на этот раз твоя очередь.

– Ах да! – припомнил Джордино. – Пришло время расплачиваться за то, что тогда, в Андах, террорист обрезал твою страховку, когда ты плавал в этой раковине среди камня, а я стоял и смотрел разинув рот, как беспомощный лежебока.

– И мне пришлось выбираться без всего, кроме пары отверток.

– Расскажи мне об этом еще разок, – съязвил Джордино. – Никогда не устану слушать эту байку.

– Пошел вперед, критикан, и смотри патруль не прозевай.

Коротко кивнув в ответ, Джордино ухватился за тонкий трос и сильно потянул его, убеждаясь в надежности.

– Эта ниточка вполне крепкая, чтобы выдержать мой вес?

Питт пожал плечами:

– Остается только уповать на это, так ведь?

Джордино одарил его безрадостным взглядом и начал подниматься по склону утеса. Он быстро исчез в непроглядной темноте, а Питт крепко держал трос, не давая ему болтаться.

– Отыщи парочку выступающих камней и привяжи посудину и за нос, и за корму, – велел Питт Мэйв. – Если дела обернутся к худшему, мы можем рассчитывать, что «Дивная Мэйв» вынесет нас отсюда.

Мэйв недоуменно взглянула на него:

– А как еще ты собирался уходить отсюда?

– Я малый ленивый. Где-то глубоко в душе я лелеял надежду украсть одну из яхт твоего отца, а может, и самолет.

– Ты за собой армию ведешь?

– Половина ее полков перед тобой.

Разговор умолк, и оба устремили глаза вверх, гадая, далеко ли ушел Джордино. О продвижении друга Питт мог судить только по дерганью троса.

Минут через тридцать Джордино остановился перевести дыхание. Руки у него ныли так, будто тысяча чертей истыкала их остриями вил. Поднимался он довольно быстро, если учитывать неровности скалы. Взобраться без троса было бы невозможно. Даже с нормальным снаряжением, одолевая в темноте за раз по метру, выбирая точку опору для пальцев ног, вбивая крюки и закрепляя в кольцах страховку, на восхождение потребовалось бы часов шесть.

Минута – не больше – на отдых, и снова они друг за другом принялись перехватывать трос. Устало, но по-прежнему мощно подтягивал он себя вверх, обходя выступы и экономя силы на уступах. Ладони у него стерлись в кровь от беспрестанного хватания и подъема по тросу, взятому с яхты Родни Йорка. В общем-то, нейлоновая веревка едва-едва его выдерживала. Зато она была легкой, в противном случае змей не вознес бы якорь на вершину.

Джордино приостановился, чтобы взглянуть вверх на теряющуюся в тени кромку вершины, очерченную звездами. «Метров пять, – прикинул он, – еще пять метров». Дышал он тяжело, болезненно всхлипывая, грудь и руки ныли от ушибов и царапин о невидный в темноте камень. Громадная его сила была на исходе. Последние метры Джордино взбирался, по сути, на одной только воле. Несокрушимый, крепкий и твердый как камень, по которому он взбирался, Джордино лез и лез, не помышляя больше об остановке. И наконец перед ним открылась земля. Еще один, последний, рывок через край – и он лег плашмя, прислушиваясь, как колотится сердце, как кузнечными мехами ходят легкие, с хрипом втягивая и выталкивая воздух.

Минуты три Джордино лежал недвижимо, радуясь, что мучения его закончились. Оглядевшись вокруг, он обнаружил, что лежит поперек дорожки. Поодаль, всего в нескольких шагах, маняще темнела стена из деревьев и кустарников. Не заметив ни огонька, ни какого-либо движения, Джордино прошел по тросу до «кошки» и увидел, что та прочно держится за вылезшие на поверхность камни.

Сумасбродная идея Питта сработала просто замечательно!

Удостоверившись, что «кошка» никуда не денется, Ал поднялся на ноги. Отвязал змея и припрятал его среди растений напротив дорожки, потом вернулся к краю утеса и два раза сильно потянул за трос.

Далеко внизу Питт повернулся к Мэйв:

– Твой черед.

– Не знаю, получится ли у меня, – волнуясь произнесла она. – Высота на меня страх нагоняет.

Питт сделал петлю, набросил ее Мэйв на плечи, опустил и крепко затянул на поясе.

– Держись крепко за трос и шагай по скале. Ал будет тянуть тебя сверху.

Питт трижды дернул трос. На Мэйв вслед за ощущением, будто ей талию обручем стиснуло, наваливалась усталость. Плотно зажмурив глаза, она мухой поползла по отвесной стене утеса.

А высоко наверху Джордино, у которого руки слишком онемели, чтобы подтягивать Мэйв, отыскал гладкую щель в камне, где трос не повредило бы и не растрепало на нейлоновые нити. Уложив в нее трос, он закинул его себе за плечи. Потом, нагнувшись вперед, зашагал через дорожку, волоча за собой Мэйв.

Через двенадцать минут она, со все так же плотно зажмуренными глазами, появилась на краю утеса.

– Добро пожаловать на вершину Маттерхорна,^[23] – тепло приветствовал ее Джордино.

– Слава богу, все позади! – радостно простонала Мэйв, открыв глаза. – Не думаю, что смогу еще раз проделать такое.

Джордино высвободил Мэйв из петли.

– Постойте на страже, пока я Дирка втащу. Дорожка, что вдоль скал на север идет, просматривается довольно далеко, зато участок с юга скрыт за большой кучей камней метрах в пятидесяти.

– Я помню эти камни, – сказала Мэйв. – Они лежат по кругу, в центре – пустота. Когда-то мы с Дейрдрой играли там, изображая из себя королевскую знать. Эта куча называется Замок. Теперь на пустом месте устроен сторожевой пост.

– Надо поднять Дирка до того, как появится патруль, – сказал Джордино, аккуратно сбрасывая трос вниз.

У Питта было такое ощущение, что поднимается он по времени не больше, чем требуется для приготовления яичницы. Однако, когда до края утеса оставалось метров десять, подъем вдруг прекратился. Ни слова предупреждения, ни слова ободрения – одно молчание. Означать это могло лишь одно: приближается патруль. Не в силах увидеть то, что творится наверху, Питт прижался к утесу и затих.

Мэйв заметила огонек около Замка и предупредила Джордино. Тот быстро закрепил трос за ствол дерева, чтобы Питт не грохнулся на песчаный берег. Забросал лежащий кусок троса пылью и сухими листьями, но не успел спрятать якорь.

– А как же Дирк? – взволнованно прошептала Мэйв. – Он может не понять, что произошло, и окликнуть нас.

– Напротив, он затаится как мышонок, – уверенно заявил Джордино и не церемонясь потащил ее в кусты возле дорожки. – Сиди тут, и чтоб тебя не видно и не слышно было, пока охранники не пройдут.

Одинокий лучик света, не рыская по сторонам, становился все ярче, неумолимо приближаясь. Прошагав по караульной дорожке за прошедшие четыре месяца сотни раз, да так и не заметив странных следов, два стража, составлявшие патруль, вели себя небрежно и беззаботно. Вошедшее в привычку бездействие всегда порождает скуку и безразличие. Охранники будто по прошлому вышагивали: те же камни, те же изгибы дорожки, тот же отдаленный гул прибоя. Только этих ребят очень хорошо учили и им очень хорошо платили. Скука – да, но никак не вялость.

У Джордино сердце часто забилось, когда он увидел, что охранники осматривают каждый дюйм дорожки. Он не подозревал, что Дорсетт платит премию в двадцать пять тысяч долларов за отрубленную руку лазутчика и не интересуется, куда деваются прочие части тела.

Охранник остановился как раз напротив Мэйв и Джордино:

– Здрасьте!.. А это что за штука?

– Что ты там увидел? – спросил напарник.

– Похоже на «кошку» со шлюпки. – Стражник опустился на одно колено и разбросал торопливо набросанную маскировку. – Так-так, она привязана к тросу, который спускается по скале.

– Первая попытка проникнуть на остров со стороны утесов с тех пор, как три года назад мы поймали группу канадских контрабандистов, – сказал напарник и посветил фонариком по склону скалы.

Стражник вытащил нож и приготовился обрезать трос.

– Если голубчики собираются подняться сюда, то их ждет жестокое разочарование.

Мэйв затаила дыхание, когда Джордино вышел из кустов на дорожку:

– У вас что, голубчики, дел получше нет, чем бродить тут по ночам?

Стражник замер с поднятой рукой, в которой сжимал нож. Его напарник резко обернулся и наставил на Джордино ствол автомата:

– Замри где стоишь – или я стреляю.

Джордино послушно сделал так, как ему велели, только ноги напружинил, готовясь к броску. Страх и помутнение рассудка ощутил он, представив, как через несколько секунд Питт полетит к морю и рифам.

И вдруг автомат опустился.

– Что с тобой?! – спросил напарника охранник с ножом.

И сам остолбенел. Джордино оглянулся и увидел Мэйв. На лице ее не было и тени страха, гнев искажал ее черты.

– Уберите оружие! – приказала она.

Напарник стражника с фонариком осветил Мэйв.

– Мисс Дорсетт?

– Флетчер, – поправила она. – Мэйв Флетчер.

– Я… Нам сказали, что вы утонули.

– Я что, по-вашему, сейчас в море плаваю?

Мэйв не совсем четко представляла себе, как ее воспринимают охранники в оборванных до лохмотьев блузке и шортах. Зато в другом у нее сомнений не было: она вовсе не походила на дочь бриллиантового магната с миллиардным состоянием.

– Могу я узнать, что вы делаете здесь в такой ранний час? – спросил стражник с ножом вежливо, но твердо.

– Мы с моим другом решили прогуляться.

Охранника такой ответ не удовлетворил.

– Вы уж простите меня, – сказал он, подхватывая свободной рукой трос и собираясь его обрезать, – только что-то здесь очень не так.

Мэйв, подойдя вплотную, ударила стражника с автоматом по щеке. Столь ошарашивающее проявление превосходства поразило охранников, и они на какое-то время растерялись. Стремительный, как распрямившаяся стальная пружина, Джордино молниеносно бросился на стоявшего рядом стража, выбил у него из рук автомат и головой ударил прямо в живот. Стражник жутко скорчился и упал навзничь. Джордино, не удержавшись на ногах, свалился на поверженного противника.

В тот же миг Мэйв бросилась на второго охранника, но тот встретил ее сильным ударом тыльной стороны ладони по скуле и сбил с ног. Отбросив нож, страж схватился за автомат, указательный палец правой руки лег на спусковой крючок, а дуло уставилось в грудь Джордино.

Джордино понял: ему конец. Схватка с другим стражем не давала ему времени хоть как-то защититься. Он понимал: ему никак не добраться до стража, прежде чем он увидит, как автоматный ствол изрыгнет огонь. Он ничего не мог поделать, кроме как сжаться всем телом, ожидая удара пули.

Но не было ни выстрела, ни удара пули.

Не замеченная никем, из-за края утеса показалась сначала кисть, потом рука, которая ухватилась за автомат и рванула его из рук стража. Не успел тот вдохнуть, как полетел с утеса вниз. Его последний крик ужаса эхом отозвался в черной пустоте.

В луче упавшего на землю фонарика над краем утеса выросла голова Питта. Глаза моргали от яркого света, он слегка улыбался.

– Я так полагаю, именно это и называется пролететь, столкнувшись с враждебной точкой зрения.

 

50

 

Мэйв крепко обхватила Питта обеими руками:

– Ты явился как нельзя вовремя!

– А чего не стрелял из своей пукалки? – поинтересовался Джордино.

Питт достал из заднего кармана крохотный автоматический пистолет и будто взвесил его на ладони.

– После того как охранник с фонариком не заметил, как я прячусь в расселине, я выждал с минуту, а потом подобрался к краю утеса взглянуть, что происходит. Когда же увидел, что еще миг, и тебя пристрелят, времени выхватывать оружие и целиться уже не было. Пришлось, стало быть, пустить в ход вариант чуть похуже.

– И хорошо, что он так сделал, – сказала Мэйв, обращаясь к Джордино, – не то тебя тут уже не было бы.

Но итальянцу слезливость была чужда, и чувств своих он напоказ не выставлял.

– Как только случай представится, я вынесу за него мусор. – Он глянул на охранника, который лежал на земле в позе зародыша. Поднял автомат, проверил магазин. – Отличное дополнение к нашему арсеналу.

– С этим что делать? – спросила Мэйв. – Сбросить с утеса?

– Никаких ужасов, – ответил Питт и непроизвольно глянул в обе стороны дорожки. – Нам он больше не навредит. Лучше засунем кляп ему в рот, свяжем и оставим, пока его свои не отыщут. Когда он с напарником не появится на сторожевом посту, наверняка розыски начнутся.

– Следующий патруль еще минут пятьдесят не покажется, – заметил Джордино, быстро вытягивая нейлоновый трос через край утеса на дорожку. – Времени хватит, чтобы уйти подальше.

Спустя несколько минут охранник с широко раскрытыми от ужаса глазами, в одном нижнем белье висел в воздухе в десяти метрах от края утеса, плотно, как кокон, обвязанный нейлоновым тросом, конец которого держал якорь-«кошка».

Следуя за Мэйв как за проводником, Питт и Джордино отправились по петляющей дорожке. Джордино вооружился миниатюрным автоматическим пистолетом, а Питт, одетый в форму охранника, нес автомат. Они уже не чувствовали себя ни загнанными, ни беспомощными, что было неразумно, как понимал Питт. Он знал: не меньше сотни человек охраняют шахты и побережье острова. И это не самое худшее. Главное – путь к «Дивной Мэйв» отрезан: придется искать другое транспортное средство, чтобы покинуть остров. Такой поворот событий Питт все время имел в виду, но запасной план отступления наметить не успел. «Впрочем, – подумал он, – эта забота не первоочередная. Сейчас нужно вызволить сыновей Мэйв из лап безумного дедушки».

Пройдя метров пятьсот, Мэйв указала на густые заросли кустарника.

– Остров мы пересечем тут, – уведомила она мужчин. – Дорога делает поворот метрах в тридцати отсюда. Если будем осторожны, нас не заметят с проезжающих машин, и мы вдоль дороги доберемся до основного жилого поселка служащих отца.

– Где мы находимся? – спросил Питт.

– Примерно на полпути к лагуне, и мы напротив нее.

– А вы как думаете, где держат ваших ребятишек? – задал вопрос Джордино.

– Хотела бы я знать, – сдержанно выговорила она. – Я-то прежде всего про дворец думаю, но отец вполне может держать Шона и Майкла в поселке охраны или, того хуже, на шахте, у Джека Фергюсона.

– Не очень это здорово шататься повсюду на манер туристов, отыскивающих дешевый ресторанчик, – сказал Питт.

– Я того же мнения, – кивнул Джордино. – По-хорошему, следует отыскать человека компетентного и выкрутить ему руки, чтобы четко ответил на наши вопросы.

Питт манерно оправил куртку, позаимствованную у охранника:

– Я знаю такого человека, только бы он на острове оказался.

 

Спустя двадцать минут они подошли к поселку, где размещались горные инженеры и сотрудники службы безопасности. Держась в тени кустов, обогнули лагерь для китайских рабочих. Яркий свет заливал бараки и открытое пространство, огороженное металлической сеткой, по которой шел электрический ток. Лагерь находился под пристальным наблюдением систем электронного слежения, а потому не нуждался в патрулировании.

Прошли еще сто метров. Мэйв остановилась и дала знак Питту и Джордино залечь под бугорком около развилки. Один конец бетонки вел через большие арочные ворота ко дворцу Дорсетта, а другой, спускаясь по склону холма, – к порту. Питт потратил лишнюю минуту, разглядывая внушительное судно, пришвартованное к причалу. Даже на таком большом расстоянии ошибиться было невозможно: яхта Дорсетта. Особенно порадовал Питта вертолет на верхней палубе.

– Есть на острове взлетно-посадочная полоса? – спросил он у Мэйв.

Она покачала головой:

– Папочка отказался от ее строительства, отдав предпочтение исключительно морскому транспорту. В Австралию и обратно его доставляют на вертолете. А тебе зачем?

– Процесс отказа от неподходящих решений. Наша улетная птичка сидит прямо на яхте, – сказал Питт.

– Ты умница, ты все это давно придумал.

– Просто на меня накатила волна вдохновения! – воскликнул Питт, а потом серьезно спросил: – Сколько человек охраняет яхту?

– Всего два. Те самые, что сидят за мониторами систем охраны причала.

– А команда?

– Как только яхта прибывает на остров, папочка требует, чтобы команда отправлялась на берег по своим домам.

Питт посмотрел на поселок обслуживающего персонала. В шахтах царила кипучая деятельность, а поселок будто вымер. Причал рядом с яхтой выглядел совершенно безлюдным в свете прожекторов, установленных на крыше пакгауза. Казалось, все три четверти населения острова спали в постелях, что, в общем-то, не так уж и необычно в четыре часа утра.

– Покажи, где дом начальника службы безопасности, – попросил Питт.

– Инженеры с шахт и слуги отца живут вон в тех домиках, что ближе к лагуне, – сообщила Мэйв. – Дом, что тебе нужен, расположен в юго-западном уголке квартала, где обитают стражи безопасности. Он выкрашен в серый цвет.

– Вижу. – Питт отер рукавом пот со лба. – Можно к нему как-то подобраться помимо дороги?

– За домом есть аллея.

– Тогда двигаем отсюда. У нас до света не так-то много времени осталось.

Они двинулись к дому, прячась в тени аккуратно подстриженных деревьев, посаженных по мощеным обочинам дороги. Высокие фонари тянулись через каждые пятьдесят метров, точно так же как в больших городах. Стояла тишина, если не считать тихого шуршания травы и опавших листьев у них под ногами.

Когда они пробрались в заросли кустов неподалеку от задней двери, Питт приложился губами к уху Мэйв:

– Ты в этом доме когда-нибудь была?

– Раз или два, в детстве. Папочка попросил меня записку отнести человеку, который некогда возглавлял службу безопасности, – ответила она, едва шевеля губами.

– Есть в доме система сигнализации для обнаружения непрошеных гостей?

Мэйв покачала головой:

– Вряд ли. Даже представить себе не могу, чтобы кто-то посмел без спросу забраться в логово шефа безопасности.

– Обслуга?

– Живет в другом квартале.

– Куда ведет дверь перед нами?

– Надеюсь, что в кухню с хорошим запасом продуктов, – проворчал Джордино. – Мне как-то не по нутру бегать в темноте на пустой желудок – на очень пустой желудок, смею добавить.

– Можешь произвести первое вскрытие холодильника, – разрешил Питт.

Он вышел из тени, скользнул к дому и заглянул в окно. Никого. Питт осторожно дотянулся до ручки и нажал на нее. С едва слышным щелчком язычок замка вышел из гнезда. Сделав глубокий вдох, Питт слегка приоткрыл дверь. Петли не издали ни звука. Питт распахнул дверь настежь и ступил в тускло освещенную прихожую, миновав которую очутился в маленькой кухне. Пройдя ее, он закрыл раздвижную дверь в коридор и включил свет. Увидев сигнал, Мэйв и Джордино тут же вошли в дом.

– О, благодарю тебя, Господи! – восторженно забубнил Джордино при виде великолепно обставленной кухни, над разделочным столом и плитой которой свисала весьма дорогая утварь, пригодившаяся бы любому классному шеф-повару.

– Теплый сухой воздух, – радостно прошептала Мэйв. – Я уже столько недель не дышала теплым сухим воздухом.

– Я прямо сейчас могу уговорить яичницу с ветчиной, – сказал Джордино.

– Прежде всего то, что прежде всего, – тихо осадил его Питт.

Вновь выключив свет, он отодвинул раздвижную дверь, взял автомат на изготовку и вышел в коридор. Склонив голову набок, прислушался и уловил только тихий шум вентилятора в обогревателе. Прижимаясь к стене, он прошел по коридору и поднялся по лестнице, покрытой ковровой дорожкой, пробуя каждую ступеньку, не скрипнет ли.

На лестничной площадке Питт увидел две двери, стоящие по разные стороны. Он заглянул в правую. Это оказался кабинет, оборудованный компьютером, телефонами и каталожными ящиками. Стол содержался в безукоризненном порядке. Питт улыбнулся про себя: иного от обитателя дома он и не ожидал. Уже уверенный в себе, он направился к левой двери, распахнул ее ударом ноги и включил свет.

Красивая азиатка лет восемнадцати, не больше, с длинными черными шелковистыми волосами уставилась округлившимися от страха глазами на человека, вооруженного автоматом. Она раскрыла рот, чтобы позвать на помощь, но сумела издать лишь коротенький булькающий звук.

У лежавшего рядом с ней мужчины нервы были покрепче. Он лежал на боку, закрыв глаза, и даже не попытался повернуться и взглянуть на Питта. И если бы не слишком откровенное безразличие мужчины, Питт не сделал бы следующего движения. Он плавно нажал на курок и всадил одну за другой две пули в подушку. Автомат был снабжен пламегасителем, а потому выстрелы прозвучали приглушенно, как два хлопка в ладоши. Только тогда мужчина резко изогнулся, уселся в постели, рассматривая ладонь, из которой текла кровь.

Девушка завизжала, но мужчины не обращали на ее вопли внимания. Оба терпеливо дожидались, пока она, застыв от ужаса, не умолкнет.

– Доброе утро, шеф, – весело приветствовал Питт. – Прошу извинить за причиненные неудобства.

Джон Мерчант остановил взгляд на пришельце.

– Моя охрана слышала крики и уже направляется сюда, – спокойно выговорил он.

– Сомневаюсь. Зная вас, могу предположить, что женские вопли из вашего жилища доносятся каждую ночь и вряд ли кого-то удивят.

– Кто вы такой? Что вам надо?

– Как же забывчивы бывают люди!

Мерчант прищурился, и тут у него челюсть отвисла: узнал. На лице его униженность смешалась с неверием.

– Вы… Не может быть… Не может быть, чтоб это были вы… Дирк Питт!

Словно по зову, в комнату вошли Мэйв и Джордино. Не говоря ни слова, встали рядом с Питтом и воззрились на двух людей в постели как на киносцену.

– Да это просто кошмар какой-то, должно быть, – произнес Мерчант, задыхаясь.

– У вас и во снах кровотечения случаются? – спросил Питт.

Он сунул руку под подушку Мерчанта, извлек девятимиллиметровый автоматический пистолет и перебросил его Джордино. На миг ему показалось, что этот склизкий человечишка придет в себя и смирится со своим положением, но Мерчант все никак не мог оправиться от встречи с теми, кого считал покойниками.

– Я же своими глазами видел, как вы поплыли по волнам прямо навстречу шторму, – тупо лепетал Мерчант. – Как же могло случиться, что все вы выжили?

– Нас кит проглотил, – сказал Джордино, задергивая шторы на окнах. – А мы ему такое в желудке устроили, что он… Можете догадаться, что произошло дальше.

– Вы все с ума сошли. Сложите оружие. Вам ни за что не уйти с острова живыми.

Питт упер ствол автомата Мерчанту в лоб:

– От вас мне нужно услышать только одно: местонахождение сыновей мисс Флетчер. Где они?

Во взгляде Мерчанта сверкнула искра вызова.

– Ничего я вам не скажу!

– Тогда наверняка умрете, – холодно сообщил Питт.

– Странные слова в устах морского инженера и океанографа, человека, который возводит женщин и детей на пьедестал и которого почитают за его нерушимое слово и цельность натуры.

– Аплодирую вашей домашней заготовке.

– Вы не посмеете меня убить, – заявил Мерчант, справившись со своими чувствами. – Вы не профессиональный убийца и не садист.

Питт равнодушно пожал плечами:

– Осмелюсь заметить, что один из ваших охранников, тот, кого я полчаса назад сбросил со скалы, с вами не согласился бы.

Мерчант бесстрастно посмотрел на Питта, не зная, верить ему или не верить.

– Я не знаю, что сделал мистер Дорсетт со своими внуками.

Питт перевел ствол автомата с головы Мерчанта на его колено:

– Мэйв, считай до трех.

– Один, – начала она с таким спокойствием, будто кусочки сахара для чая отсчитывала, – два, три.

Питт нажал на спуск, и пуля разворотила коленную чашечку Мерчанта. Наложница вновь ударилась в вопли, но Джордино зажал ей ладонью рот:

– Пожалуйста, не могли бы вы вести себя потише? От вашего визга штукатурка трескается.

Мерчант же преобразился совершенно. Наполненный злобой человек вдруг переменился, поведение его свидетельствовало только о страдании и ужасе.

– Колено, вы разбили мне колено! – Он заскрежетал зубами.

Питт упер дуло в локоть Мерчанта.

– Я спешу. Если вы не хотите стать калекой, то предлагаю вам говорить чистую правду, в противном случае вам крайне трудно будет чистить зубы.

– Сыновья мисс Флетчер работают в шахте наравне с китайцами. И живут они в охраняемом лагере.

Питт обернулся к Мэйв:

– Судить тебе.

Мэйв заглянула Мерчанту в глаза, ее напряженное лицо отражало бурю чувств.

– Он лжет. Мальчики поручены Джеку Фергюсону, смотрителю моего отца. Он ни за что с них глаз не спустит.

– А этот где обитает? – спросил Джордино.

– Фергюсон живет в гостевом домике рядом с дворцом, чтобы являться к отцу по первому вызову.

Питт холодно улыбнулся Мерчанту:

– Извините, Джон, ответ неверный. Это будет стоить вам локтя.

– Нет, прошу вас, нет! – выкрикнул Мерчант сквозь стиснутые отболи зубы. – Ваша взяла. Близнецов держат дома у Фергюсона, когда они не работают в шахте.

Мэйв вплотную приблизилась к Мерчанту, терзаясь картинами страданий, которые испытывают ее сыновья. Не в силах сдержать себя, она резко ударила его несколько раз по лицу.

– Шестилетних мальчиков заставили работать в шахте! Что же вы за чудовища, что за садисты?!

Джордино ласково обхватил за талию Мэйв, разразившуюся рыданиями, и увлек ее на середину комнаты.

Лицо Питта выражало печаль и строгость. Он установил дуло в миллиметре от левого глаза Мерчанта:

– Еще один вопрос, дружище Джон. Где почивает пилот вертолета?

– У него сломана рука. Он лежит в больнице, – угрюмо ответил Мерчант. – Можете не надеяться заставить его вывезти вас с острова.

Питт и Джордино обменялись взглядами.

– Да кому он нужен, ваш пилот? – Оглядев комнату, он кивнул на стенной шкаф: – Мы их прямо здесь оставим.

– Вы собираетесь убить нас? – медленно выговорил Мерчант.

– Я бы скорее вонючих скунсов пристрелил, – подчеркнул Питт. – Но коль скоро вы об этом заговорили, скажу: вас с подружкой свяжут и запрут в гардеробе.

Страх Мерчанта выдал задергавшийся уголок рта.

– Мы там задохнемся.

– Могу прямо сейчас пристрелить вас обоих.

Мерчант больше ничего не говорил и никакого сопротивления не оказывал, пока его и девушку вязали простынями, порванными на полосы, и бесцеремонно заталкивали в гардероб. Джордино половину мебели придвинул к дверцам, чтобы пленники не выбрались наружу.

– Мы получили то, за чем пришли, – подытожил Питт. – Отправляемся к дому Фергюсона.

– Ты же говорил, что я могу совершить налет на холодильник, – возразил Джордино. – У меня в животе спазмы от голода.

– На это сейчас нет времени, – сказал Питт. – Позже попируешь.

Джордино грустно покрутил головой, засовывая за пояс девятимиллиметровый автоматический пистолет Мерчанта, и проворчал:

– Отчего у меня такое чувство, как будто вовсю действует заговор с целью лишить мое тело всех его соков?

 

51

 

Семь часов утра. Голубое небо, неограниченная видимость и море, по которому молчаливыми демонами катятся небольшие волны, устремляясь к невидимым берегам, где им предстоит разбиться вдребезги и умереть. Стоял обычный день, похожий на большинство других в тропических водах возле Гавайских островов, теплых, ощутимо влажных, с легким ветерком. Была суббота, день, когда пляжи Вайкики и наветренная сторона острова неспешно просыпались вместе с ранними птицами. Тысячи местных жителей и отпускников предвкушали купание в волнах прибоя, усмиренных прибрежными рифами, и солнечные ванны на нагретом задень песке. Умиротворенные люди и в мыслях не держали, что этот день может оказаться для них последним.

«Гломар эксплорер» всего на одном из винтов-близнецов, работавшем на полную мощь, упорно продвигался к месту смертоносного акустического схождения, ибо звуковые волны уже начали свой путь в море из четырех источников. Корабль опоздал бы на добрых полчаса, если бы старший механик Тофт буквально не выжал из своих молодцов все соки. Он клял и умолял двигатель, который и без того из кожуха вон лез, работая всего на одном валу, и вытягивал из него еще пол-узла скорости. Тофт дал слово, что корабль выполнит то, что ему предначертано судьбой, с запасом времени, и с божьей помощью держал свое слово.

Стоя в крыле мостика по правому борту, Сэндекер в бинокль следил за тем, как бирюзовый вертолет (точная копия находящихся на вооружении ВМФ США «морских ястребов», только без вооружения) зашел к кораблю с носа, сделал круг и сел на посадочную площадку. Из вертолета быстро вышли Эймс и Ганн и поспешили к надстройке на корме. Минуту спустя они уже стояли на мостике рядом с Сэндекером.

– Погружение прошло нормально? – взволнованно спросил адмирал.

Доктор Сэнфорд Эдгейт Эймс слегка улыбнулся:

– Четыре комплекта дистанционных звукоулавливающих приборов установлены под водой в заданных местах на расстоянии тридцати километров от зоны схождения.

– Мы их поставили точно на предполагаемых путях четырех акустических потоков, – добавил Ганн.

– Они готовы произвести замер окончательного приближения и мощности звука? – спросил Сэндекер.

Эймс кивнул:

– Данные телеметрии от подводных модемов будут передаваться плавающими передатчиками спутниковой связи на бортовой терминал обработки и анализа прямо сюда, на «Эксплорер». Система работает по принципу программы акустического обнаружения подводных лодок.

– Нам повезло, – сказал Ганн, – погода и течения работают на нас как по заказу. С учетом всего звуковые волны должны сойтись, как и предусматривалось.

– Время предупреждения?

– Под водой звук распространяется со средней скоростью полторы тысячи метров в секунду, – ответил Эймс. – По моим подсчетам, пройдет двадцать секунд, прежде чем звуковые волны, миновав модемы, ударят в тарелку-отражатель под кораблем.

– Двадцать секунд, – повторил Сэндекер. – Чертовски мало времени, чтобы подготовить себя к неизвестному.

– Поскольку никто из тех, кто мог бы поведать об истинной мощности схождения, не выжил, сделанные мною расчеты показывают, что продолжительность полного отражения звуковой волны в сторону острова Гладиатор составит примерно четыре с половиной минуты. Тот, кто на борту корабля не успеет добраться до убежища, наверняка погибнет ужасной смертью.

Сэндекер, повернувшись, указал на покрытые буйной зеленью горы Оаху, находившиеся всего в пятнадцати километрах:

– Люди на берегу почувствуют что-нибудь?

– Возможно, ощутят короткую, но сильную боль в голове, но никакого серьезного вреда им не будет.

Сэндекер окинул взглядом громадину механизмов, вознесшуюся к небесам в середине корабля. Мили кабелей и линий гидравлики тянулись по палубе от вышки и кранов. Бригады мужчин и женщин, сидящих и стоящих на платформах, поднятых в воздух наподобие тех, какими пользуются мойщики стекол небоскребов, работали, соединяя, казалось, нескончаемые детали огромнейшего щита рефлектора. Гигантская вышка держала основную раму щита, а окружавшие ее краны поднимали более мелкие нумерованные части к тем местам, где их следовало крепить. Благодаря Руди Ганну, заранее позаботившемуся об очистке и смазке прилегающих поверхностей, сборка шла быстро и гладко. Все работало как часы. Оставалось смонтировать всего две секции.

Адмирал обратил взор на тихоокеанскую жемчужину: легко различались цепочки гостиниц вдоль пляжей Вайкики, небоскреб компании «Алоха» в Гонолулу, домики, скрывающиеся в облаках, которые, кажется, всегда парят над горой Танталус, реактивные лайнеры, приземляющиеся в международном аэропорту, строения Перл-Харбора. Если операция не пройдет как запланировано, то прекрасный остров превратится в поле смерти.

Наконец Сэндекер посмотрел на человека, следившего за группами цифр в компьютеризированной навигационной системе корабля:

– Капитан Квик.

Капитан «Гломар эксплорера» поднял голову:

– Слушаю, адмирал.

– Сколько еще осталось?

Квик улыбнулся: со времени отплытия из залива Халауа адмирал всего в двадцатый раз задавал один и тот же вопрос.

– Менее пятисот метров и еще двадцать минут до того, как мы начнем располагать корабль в той точке, что соответствует числам, которые ваши люди ввели в Систему глобального местонахождения.

– Значит, на установку рефлектора нам останется всего сорок минут.

– Спасибо надо сказать стармеху Тофту и его механикам. Если бы не они, нам бы ни за что не добраться сюда в срок.

– Да, – согласно кивнул Сэндекер. – Ему мы многим обязаны.

 

Потянулись минуты ожидания. Все в ходовой рубке неотрывно смотрели на монитор Системы глобального местонахождения. Наконец на экране высветился ряд нулей, свидетельствуя о том, что корабль прибыл в расчетное место. Теперь требовалось удержать корабль в заданной точке. Капитан Квик с головой ушел в программирование координат для автоматизированной системы управления судном, которая следила за состоянием моря и погодными условиями и управляла тягловыми водометами на носу и корме. И вот «Гломар эксплорер» закачался на воде, не позволяя силам ветра и течения отклоняться больше чем на метр.

В дело вступили еще несколько систем, каждая из которых играла решающую роль в операции. Всех охватила лихорадка действия. Группы инженеров и техников, электронщиков и ученых работали слаженно, стремясь установить рефлектор точно на пути звуковых волн. Бригада НУМА, работавшая на платформах высоко над палубой, завершила последние работы и присоединила отражатель к спусковому крюку вышки.

Далеко внизу ожила одна из самых уникальных секций корабля. Она занимала среднюю треть корпуса, где на площади в тысяча триста шестьдесят семь квадратных метров создавался и заполнялся водой резервуар (на корабле его называли Лунным прудом) за счет отсеков главного корпуса, уходивших в специально сконструированные камеры в носовой и кормовой частях корабля. Подлинное сердце системы проведения работ на морском дне (и того, что стало операцией по вызволению русской подлодки), Лунный пруд был местом, куда сходилось все, откуда землесосный шланг опускался на тысячи метров за минералами, устилавшими океанское дно, и откуда предстояло спустить под воду громадную тарелку-отражатель.

Инженерные системы на борту «Гломар эксплорера» первоначально создавались для подъема тяжелых объектов с морского дна, а не для спуска более легких, зато и больших по размерам объектов. В спешном порядке для проведения сложной операции менялась рабочая методика. Мелкие затруднения преодолевались мгновенно. Каждый шаг согласовывался и исполнялся в точности. Оператор вышки подтягивал спускные тросы до тех пор, пока рефлектор не завис в воздухе. От бригады НУМА поступил надлежащий сигнал, означавший, что сборка рефлектора целиком завершена. После этого тарелку спустили по диагонали через прямоугольный Лунный пруд в море с зазором всего в несколько сантиметров. Едва-едва прошла. Погружение велось со скоростью десять метров в минуту. Полная установка на тросах, закрепивших тарелку под заданным углом и на заданной глубине для рикошета звуковых волн к острову Гладиатор, заняла четырнадцать минут.

Громкоговорители разнесли голос капитана Квика по всему кораблю:

– До схождения шесть минут десять секунд. Всему экипажу корабля отправиться к складскому отсеку машинного отделения в кормовой части корабля и разместиться в нем в соответствии с инструктажем. Сделать это немедленно. Повторяю: немедленно. Бегом, а не шагом.

И разом все заскользили вниз по трапам и лесам, как плотная группа бегунов-марафонцев, торопясь спуститься в двигательный и насосный отсеки. Двадцать членов экипажа, не жалея сил, сделали отсек звуконепроницаемым, пустив в ход любой кусок звукопоглощающего материала, какой только могли отыскать. Корабельными полотенцами, одеялами, простынями, матрасами, мягкими подушками со всех кресел и диванов, а также деревянными брусьями, какие только смогли раздобыть, покрыли они потолок, палубу и переборки склада, чтобы не дать проникнуть ни единому звуку.

Торопясь по трапам на нижние палубы, Сэндекер заметил Эймсу:

– Это самая мучительная часть нашей операции.

– Понимаю, о чем вы думаете, – отозвался Эймс, резво прыгая через ступеньку. – Волнение от желания узнать, не допустили ли мы малюсенький просчет, из-за которого оказались в неподходящем месте и в неподходящее время. Маета от незнания, все ли мы сделали так, чтобы пережить схождение. От неведомых факторов мозги пухнут.

Они дошли до кладовки машинного отделения, которая была выбрана для убежища на время схождения, потому что в ней была водонепроницаемая дверь и полностью отсутствовали воздуховоды. Два корабельных офицера, которым было поручено вести счет людям, встретили и разместили их, снабдили, как и остальных, звуконепроницаемыми наушниками.

– Адмирал Сэндекер, доктор Эймс, пожалуйста, наденьте глушилки и постарайтесь не переходить с места на место.

В углу отсека Сэндекер и Эймс заметили бригаду сотрудников НУМА и присоединились к ней, расположившись рядом с Руди Ганном и Молли Фарадей. Адмирал, Эймс и Ганн наушники не надели, чтобы переговариваться до тех пор, пока это не станет смертельно опасным.

Отсек быстро заполнялся при общем молчании. Поскольку ничего нельзя было услышать, никто не говорил. Капитан Квик стоял на каком-то ящике, так чтобы можно было видеть всех. Он поднял два пальца: объявлялась двухминутная готовность. Последи им в отсек вошел оператор вышки, которому добираться было дольше всех. Довольный тем, что все находящиеся на корабле явились, капитан приказал задраить дверь. Вход тут же обложили несколькими матрасами, чтобы заглушить любой звук, который мог бы просочиться в запертый отсек. Квик поднял один палец, и все напряглись. Народ стоял. Места присесть или прилечь не было.

Ганн вычислил, что в наглухо задраенном помещении воздуха для девяноста шести человек хватит на пятнадцать минут. Дышать уже становилось тяжело. Еще одна непосредственная опасность (по счастью, единственная) исходила от клаустрофобии, поднимавшей свою мерзкую голову. Меньше всего нужна им была безудержная истерия. Ганн ободряюще подмигнул Молли и принялся отсчитывать время. Остальные не сводили глаз с капитана корабля, словно он был дирижером симфонического оркестра.

Квик поднял обе руки, сжав пальцы в кулаки. Настал момент истины. Все зависело теперь от данных, которые анализировались компьютерной сетью Хайрема Йегера. Корабль стоял точно в установленном месте, рефлектор занимал положение, рассчитанное Йегером и перепроверенное доктором Эймсом и его сотрудниками. Вся операция до самой мельчайшей детали шла по задуманному. Теперь разве что внезапное и необычное изменение температуры моря или какая-то непредвиденная сейсмическая активность, которая существенно изменит течение в океане, могли накликать несчастье. О чудовищных последствиях неудачи никто из бригады НУМА даже не думал.

Пять секунд прошло, десять. Сэндекер начал ощущать покалывание в затылке: предвестие беды. И тут вдруг грозно акустические сенсоры, отдаленные на тридцать километров от корабля, стали регистрировать приближающиеся звуковые волны.

– Боже праведный! – воскликнул Эймс. – Сенсоры зашкаливает. Мощность куда выше, чем я рассчитал.

– Двадцать секунд, и отсчет! – выкрикнул Сэндекер. – Всем закрыть уши.

Первым признаком схождения было небольшое дрожание переборок, вторым – жужжание в ушах. Затем люди ощутили головокружение. Но никого не тошнило, никто не ударился в панику. Недомогание перенесли стойко. Сэндекер и Эймс уставились друг на друга: содеянное вызвало у них нервную дрожь.

Прошло пять долгих минут. Вибрация переборок, жужжание в ушах и головокружение исчезли.

Ганн сорвал с себя наушники, взмахнул руками и закричат капитану Квику:

– Дверь! Откройте дверь, пустите воздух!

Квик его понял. Матрасы были отброшены, дверь раздраена и широко распахнута. Воздух, проникший в отсек из машинного отделения, вонял горючим, но все обрадовались ему как озону. Не в силах сдержаться, люди, поняв, что жуткая опасность осталась позади, принялись кричать и смеяться, как болельщики, празднующие победу любимой футбольной команды. Потом неторопливо, соблюдая порядок, по одному, народ вышел из отсека.

У Сэндекера открылись нечеловеческие силы. Он в мгновение ока перелетел из машинного отделения в ходовую рубку и, схватив бинокль, метнулся на крыло мостика. Нетерпеливо навел резкость, глядя на остров, находившийся в пятнадцати километрах от корабля.

Автомобили как ни в чем не бывало катили по улицам, толпы искателей солнечного тепла беззаботно бродили по пляжам. Адмирал с облегчением перевел дух и в изнеможении привалился к ограждению.

– Полнейший триумф, адмирал, – сказал Эймс, появившийся на мостике. – Вы доказали, что лучшие ученые умы страны ошибались.

– Мне были дарованы ваш опыт и поддержка, док, – ответил Сэндекер. – Если бы не вы и не ваши блестящие молодые ученые, я бы ничего не добился.

Охваченные веселым возбуждением, Ганн и Молли бросились к Сэндекеру с объятиями, о чем в других обстоятельствах и помыслить не смогли бы.

– У вас получилось! – кричал Ганн. – Почти два миллиона жизней спасены! Благодаря вашей настойчивости!

– У нас получилось, – поправил его Сэндекер. – От начала до конца усилия были общими.

Выражение лица Ганна вдруг изменилось.

– Какая жалость, что с нами нет Дирка!

Адмирал грустно кивнул:

– Это его идея была искрой, от которой зажглась вся операция.

Эймс изучающе рассматривал комплект приборов, установленных им во время плавания с Молокая.

– Положение рефлектора выбрано идеально! – радостно сообщил он. – Акустическая энергия повернута вспять, в точности как и задумывалось.

– Где она теперь? – спросила Молли.

– Слившись с энергией от трех других островных горных предприятий, звуковые волны несутся к острову Гладиатор быстрее реактивного самолета. Их объединенная сила ударит в подводное основание острова примерно через девяносто семь минут.

– Дорого бы дал, чтобы взглянуть на его лицо.

– На чье? – простодушно спросил Эймс.

– На лицо Артура Дорсетта, – пояснила Молли. – Хотела бы я видеть, как его пиратский остров пустится отплясывать рок-н-ролл.

 

52

 

Двое мужчин и женщина притаились в зарослях кустов рядом с внушительным арочным проходом, который прорезал середину высокой стены из камней лавы, окружавшей все поместье Дорсетта. За аркой тянулся вымощенный кирпичом подъездной путь. Он огибал обширный, хорошо ухоженный газон и пролегал через высокий портик, выступающий из фасада здания для защиты людей, выходящих из машин или садящихся в них. Вся кирпичная дорожка и здание освещались яркими фонарями, продуманно расставленными по территории. Вход преграждали мощные железные ворота, словно попавшие сюда из какого-то средневекового замка. В арочном проходе почти пятиметровой толщины располагалась небольшая дежурка для охранников.

– Можно ли попасть в поместье еще как-нибудь? – тихонько спросил Питт у Мэйв.

– Арочные ворота – единственный вход и выход, – ответила она шепотом.

– Никаких сточных труб или овражков, проходящих под стеной?

– Уж поверь мне. Девчонкой я не раз хотела убежать от отца, но не смогла отыскать и малюсенькой дыры в заборе.

– Детекторы безопасности?

– Лазерные лучи по верху стены с инфракрасными датчиками на телесное тепло установлены над землей на разном расстоянии друг от друга. Появление любого существа размером больше кошки вызывает тревогу, сигнал которой подается в дежурку. Телекамеры автоматически приходят в движение и нацеливают объективы на непрошеного гостя.

– Сколько охранников?

– Ночью – двое, днем – четверо.

– Собак нет?

Она покачала головой:

– Отец ненавидит животных. Я так и не простила ему, что он затоптал птичку со сломанным крылом, которую я пыталась выходить.

– Старина Арт точно создал себе образ варвара и злодея, – подал голос Джордано. – Он еще людоедством не пробавляется?

– Он способен на все, в чем ты очень хорошо убедился, – сказала Мэйв.

Питт задумчиво оглядел ворота, стараясь обнаружить охрану. Но той, по-видимому, больше нравилось сидеть в дежурке и следить за системами безопасности. Наконец Питт поднялся на ноги, оправил форму и обратился к Джордино:

– Я собираюсь блефануть. Лежите тихо, пока я ворота не открою.

Повесив автомат через плечо, он достал из кармана швейцарский армейский нож. Отогнув маленькое лезвие, сделал небольшой порез на большом пальце, выдавил крови и размазал ее по лицу. Добравшись до ворот, Питт пал на колени, обеими руками вцепился в засов и принялся стонать, будто от боли:

– Помогите! Мне нужна помощь!

В двери показалось лицо, потом пропало. Секунды спустя оба охранника выскочили из дежурки и открыли ворота. Питт так и рухнул на протянутые руки.

– Что случилось? – спросил один охранник. – Кто это тебя?

– Шайка китайцев вырвалась из лагеря. Я шел по дороге с причала, а они на меня сзади наскочили. Кажется, двоих я прикончил, пока вырывался.

– Надо бы сообщить в главную службу безопасности, – заговорил другой охранник.

– Сначала помогите мне до дежурки добраться, – простонал Питт. – Они мне, кажется, черепушку проломили.

Охранники закинули руки Питта себе на плечи и поволокли в дежурку. Питт медленно подвигал руки до тех пор, пока шеи охранников не оказались в изгибах его локтей. В дверях дежурки он резко отклонился назад и мертвой хваткой зажал шеи охранников, вложив всю свою силу. Раздался глухой звук: охранники стукнулись головами. Потеряв сознание, они повалились на пол, предоставив Питту свободу действий по крайней мере на два часа.

Джордино и Мэйв быстро прошли в открытые ворота и присоединились к Питту. Джордино поднял охранников, словно соломенные чучела, и усадил их на стулья возле стола лицами к видеомониторам.

Быстро окинув взглядом систему безопасности, Питт отключил сигналы тревоги, а Джордино тем временем, пустив в ход форменные галстуки и ремни, привязал охранников к стульям. Питт обратился к Мэйв:

– Где Фергюсон обитает?

– За дворцом среди деревьев два гостевых домика. Он живет в одном из них.

– И, насколько я понимаю, ты не знаешь, в каком именно?

Мэйв пожала плечами:

– Я на острове впервые с тех пор, как убежала в Мельбурн. Если память не подводит, он живет в том, что ко дворцу поближе.

– Пора повторить нашу операцию вторжения, – сказал Питт.

И они двинулись по кирпичной дорожке ровным неспешным шагом. Подошли к домику, где, по мнению Мэйв, располагался Джек Фергюсон, смотритель шахт Дорсетта на острове Гладиатор.

Небо на востоке начало светлеть. Поиски детей Мэйв заняли слишком много времени. С рассветом присутствие посторонних на острове наверняка обнаружится. Нужно было действовать быстро, чтобы забрать ребят, достигнуть яхты и покинуть Гладиатор на личном вертолете Артура Дорсетта, прежде чем сумерки рассеются окончательно.

На этот раз не было никаких предосторожностей. Питт, подойдя к входной двери, пнул ее так, что дом содрогнулся. Быстро осмотревшись с помощью фонарика, взятого у охранников на утесе, он узнал все, что требовалось. Фергюсон жил в этом доме, точно. На столе лежала куча писем, адресованных ему, там же был и календарь с его пометками. В стенном шкафу Питт обнаружил тщательно отглаженные мужские брюки и пиджаки.

– Никого нет дома, – сказал он. – Джек Фергюсон смылся. Никаких сумок и чемоданов, а половина вешалок в гардеробе пусты.

– Он должен быть здесь! – смятенно воскликнула Мэйв.

– Судя по пометкам в календаре, Фергюсон сейчас обследует другие горные предприятия твоего отца.

Мэйв беспомощно обвела взглядом пустую комнату.

– Моих мальчиков нет. Мы сильно опоздали. О боже, мы пришли слишком поздно! Они мертвы.

Питт обнял ее одной рукой:

– Они такие же живые, как и мы с тобой.

– Но ведь Джон Мерчант…

В дверях вырос Джордино.

– Никогда не верь человеку с крысиными глазками.

– Нет никакого смысла терять здесь время, – сказал Питт, минуя Джордино. – Мальчишки во дворце и всегда были там, коли на то пошло.

– Ты же не мог знать, что Мерчант врал, – сказала Мэйв.

Питт улыбнулся:

– А-а, только Мерчант взял и соврал. Это ведь ты сказала, что мальчишки живут в гостевом домике Джека Фергюсона. Мерчант просто поддакнул тебе. Он решил, что мы лопухи и поверим этому. Что ж, может, мы и поверили, но только на одну секунду.

– Ты знал?

– Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять очевидное: отец ни за что не причинил бы вреда твоим сыновьям. Можешь любое пари выиграть, если поставишь на то, что их заперли в твоей бывшей комнате и завалили игрушками, купленными заботливым дедушкой.

Мэйв вытаращила на него глаза:

– Думаешь, он не заставлял их работать в шахте?

– Конечно нет. Он давил на материнский инстинкт, заставляя тебя думать, будто детишки страдают, поскольку он способен ввергнуть их в страдания. Подлый мерзавец хотел, чтобы ты встретила смерть убежденной, будто он обратил близнецов в рабство, отдал их садисту смотрителю и заставил работать с утра до ночи. Вникни в факты. У Боудикки и Дейрдры детей нет, а значит, твои мальчики – единственные его наследники. Убрав тебя с дороги, он собирался воспитать их на свой лад.

Мэйв пронзила дрожь.

– Это что ж я за идиотка, а?

– Потрясное название для песни, – оценил Джордино. – Мне претит портить добрые вести, только, по-моему, народ зашебуршился. – Он махнул рукой в сторону дворца, в окнах которого загорелся яркий свет.

– Отец всегда встает до рассвета, – сказала Мэйв. – Он никогда не позволял нам с сестрами спать после восхода солнца.

– Чего бы я только не отдал, чтобы разделить с ним завтрак! – простонал Джордино.

– Что ты заладил одно и то же, будто эхо в пещере? – попенял ему Питт. – Лучше придумай, как во дворец тайно проникнуть.

– Все помещения дворца выходят на внутреннюю веранду, кроме одного. В папочкином кабинете есть боковая дверь, которая ведет к сквошному корту.

– Что такое сквошный корт? – заинтересовался Джордино.

– Корт, где играют в сквош, – разъяснил Питт и повернулся к Мэйв: – Где находится твоя бывшая спальня?

– В восточном крыле здания, вторая дверь справа. Это через сад мимо бассейна.

– Тогда так. Вы двое отправляетесь за мальчиками.

– А ты что станешь делать?

– Я попробую разорить твоего отца на разговоре по международной связи.

 

53

 

На борту «Гломар эксплорера» царила непринужденная и праздничная атмосфера. Собравшись в просторной кают-компании возле камбуза, бригада НУМА и экипаж корабля отмечали успешное отражение акустической чумы. Адмирал Сэндекер и доктор Эймс сидели напротив друг друга, потягивая шампанское, припасенное капитаном Квиком для особенных случаев.

Обсудив все как следует, они решили извлечь антенну-рефлектор из воды, снова разобрать ее и сохранить: вдруг разрушительная деятельность шахт «Дорсетт консолидейтед» не прекратится и понадобится предотвратить очередное акустическое схождение для спасения людских жизней. Тарелку отражателя подняли, корпус под Лунным прудом сдвинули, а воду из резервуара откачали за борт. Через час исторический корабль лег на обратный курс, к Молокаи.

Сэндекер рывком поднялся со стула, когда корабельный радист доложил, что адмирала для важного разговора вызывает главный геолог НУМА Чарли Бейкуэлл. Адмирал прошел в уголок кают-компании, где было потише, и достал из кармана телефон спутниковой связи:

– Слушаю, Чарли.

– Как я понимаю, вас следует поздравить. – Голос Бейкуэлла звучал поразительно четко.

– Едва успели. Корабль установили на месте и опустили рефлектор прямо перед самым схождением. Вы где сейчас?

– На вулканической обсерватории в Новой Зеландии. С помощью местных геофизиков я подготовил вам свежие данные. Самая последняя оценка воздействия энергии звукового потока на остров Гладиатор не очень-то радует.

– Они могут проиграть последствия на компьютере?

– С сожалением должен сказать, что предполагается встряска еще хуже той, какую я себе представлял поначалу, – ответил Бейкуэлл. – Два вулкана на острове… Я тут узнал, что их назвали горой Скагс и горой Виклеман в честь двух моряков, уцелевших после крушения «Гладиатора». Так вот, эти горы являются частью цепи взрывоопасных вулканов, охватывающей Тихий океан и известной как «Огненное кольцо». Вулканы находятся недалеко от тектонической плиты, похожей на ту, что образует разлом Сан-Андреас в Калифорнии. Движение этих плит порождает большую часть вулканической деятельности и землетрясений. Исследования показывают, что пик активности этих вулканов пришелся на тысяча двести двадцать пятый – тысяча двести семьдесят пятый годы, – тогда они извергались одновременно.

– Насколько я помню, вы говорили, что шансы их извержения под воздействием схождения – один к пяти.

– Посоветовавшись со специалистами здесь, в обсерватории Мармона, я изменил свое мнение. Теперь мне кажется, что извержение более чем вероятно.

– Поверить не могу, что у звуковых потоков, несущихся к острову, хватит силы вызвать вулканическое извержение, – засомневался Сэндекер.

– Не у них самих, – отозвался Бейкуэлл. – Мы вот упустили из виду, что шахты Дорсетта делают вулканы более восприимчивыми к внешним сотрясениям. Даже слабенькое сейсмическое волнение способно вызвать вулканическую деятельность гор Скагс и Виклеман, поскольку за годы добычи алмазов удалена большая часть коренных залежей, сдерживавших давление газа снизу. Короче, если Дорсетт не перестанет копать, то рано или поздно его шахтеры откупорят основной канал, дающий выход расплавленной лаве.

– Выход расплавленной лаве, – машинально повторил Сэндекер. – Боже правый, что же мы наделали? Погибнут сотни людей.

– Не спешите каяться в грехах, – остановил его Бейкуэлл. – Насколько мне известно, на Гладиаторе нет ни женщин, ни детей. Вы только что спасли несчетное количество семей на Оаху от верного уничтожения. Ваша операция должна повернуть Белый дом лицом к угрозе. Последуют санкции и судебные действия в отношении «Дорсетт консолидейтед», это я вам гарантирую. Без вашего вмешательства акустическая чума продолжала бы свирепствовать, и неизвестно, какой крупный портовый город оказался бы в зоне схождения в следующий раз.

– И все равно… Ведь мог же я так расположить отражатель, чтобы отклонить звуковые волны в сторону необитаемых участков суши, – медленно выговорил Сэндекер.

– И наблюдать, как они навалятся еще на один ничего не подозревающий рыболовецкий флот или круизный лайнер. Мы же все сошлись на том, что выбранный путь – самый безопасный. Успокойтесь, Джим, вам совершенно не за что клясть себя.

– Хотите сказать, мне ничего не остается, как ужиться с этим?

– Когда, по расчетам доктора Эймса, звуковая волна достигнет Гладиатора? – спросил Бейкуэлл, отвлекая Сэндекера от покаянных мыслей.

Адмирал взглянул на часы:

– Двадцать одна минута до удара.

– Еще есть время предупредить жителей острова, чтобы они покинули его.

– Мои сотрудники в Вашингтоне уже пытались сообщить руководству «Дорсетт консолидейтед» о возможной опасности, – сказал Сэндекер. – Однако по приказу Артура Дорсетта всякая связь Гладиатора с внешним миром оборвана.

– Такое впечатление, что Дорсетт хочет, чтобы что-то произошло.

– Он хочет обезопасить себя от любого вмешательства до назначенного им срока.

– Все-таки остается вероятность, что никакого извержения не произойдет. Энергия звукового потока может рассеяться до удара.

– Судя по подсчетам доктора Эймса, надежда на это мала, – сказал Сэндекер. – А сами-то вы какой сценарий считаете наихудшим?

– Скагс и Виклеман относятся к щитовым вулканам, со времени своей предыдущей активности они успели образовать довольно пологие склоны. Вулканы этого класса редко бывают взрывоопасными, не то что тлеющие конусные. Однако Скагс и Виклеман не совсем обычные щитовые вулканы. Их последнее извержение было весьма бурным. Спецы из здешней обсерватории предполагают взрывы в основаниях или на склонах.

– Сможет ли кто-то на острове пережить этот катаклизм? – спросил Сэндекер.

– Все зависит от того, куда потечет лава. Если на запад, в сторону обитаемой части острова, то все погибнут.

– А если на восток?

– Тогда шансов на спасение несколько больше, даже в том случае, если сильное землетрясение разрушит большинство, если не все дома на острове.

– Есть опасность, что извержение вызовет приливные волны?

– По нашей оценке, указаний, что сейсмическое возмущение окажется настолько сильным и вызовет чудовищные волны, нет, – объяснил Бейкуэлл. – Совершенно исключено подобие массовой гибели, вызванной извержением Кракатау в тысяча восемьсот восемьдесят третьем году. До берегов Тасмании, Австралии и Новой Зеландии доберутся волны не выше полутора метров.

– Уже плюс, – вздохнул Сэндекер.

– Я вам перезвоню, когда разузнаю побольше, – сказал Бейкуэлл. – Будем надеяться, что я сообщил вам худшее, а все остальные новости будут хорошими.

– Спасибо, Чарли. Я тоже на это надеюсь.

Сэндекер отключил телефон и в задумчивости постоял на месте. По лицу его не было заметно, что он удручен: веки не дергались, губы не дрожали, – но в душе у Сэндекера гнездился ужас. Он не заметил, как подошел Руди Ганн, и тот тронул его за плечо:

– Адмирал, вам еще один звонок. Из вашего кабинета в Вашингтоне.

Сэндекер вновь включил телефон:

– Это Сэндекер.

– Адмирал? – долетел знакомый голос его давней помощницы, секретаря Марты Шерман. Ее обычно сдержанный тон сменился на какой-то возбужденно-нервный. – Пожалуйста, подождите, я переключу на вас звонок.

– Это важно? – раздраженно спросил Сэндекер. – У меня нет охоты заниматься официальщиной.

– Уж поверьте мне, на этот звонок вы захотите ответить, – радостно возразила Марта. – Одну секунду, я переключаю.

Пауза, потом Сэндекер не выдержал:

– Алло. Кто это?

– Доброе утро из Мира антиподов, адмирал. С чего это вы роскошествуете в безделье возле голубых Гавайев?

Сэндекер был не робкого десятка, но теперь почувствовал, как палуба уходит у него из-под ног.

– Дирк, боже правый, это ты?

– То, что от меня осталось, – ответил Питт. – Со мной Ал и Мэйв Флетчер.

– Поверить не могу, что все вы живы, – выговорил Сэндекер, чувствуя, как по жилам у него волнами проходит электрический ток.

– Ал просит приберечь для него сигару.

– Как этот дьяволенок?

– Брюзжит, потому как я ему есть не даю.

– Когда мы узнали, что Артур Дорсетт бросил вас на волю волн прямо в пасть тайфуну, я метал громы и молнии, чтобы начать массовый поиск, да только длинная рука Дорсетта свела на нет все мои спасательные усилия. Расскажи, как вам удалось выжить.

– Долгая история, – сказал Питт. – Лучше вы мне расскажите последние новости про акустическую чуму.

– История еще более запутанная, чем ваша. Подробно расскажу при встрече. Где вы сейчас?

– Нам удалось добраться до острова Гладиатор. В данный момент я сижу в кабинете Артура Дорсетта. Чтобы поговорить с вами, я воспользовался его телефоном.

Сэндекер застыл, не веря услышанному.

– Этого не может быть, ты шутишь.

– Правда истинная. Мы намерены вызволить близнецов Мэйв и бежать через Тасманово море в Австралию.

Питт говорил это таким тоном, будто собирался купить буханку хлеба.

Жаркое волнение сменилось у Сэндекера холодным страхом, но то был унизительный страх беспомощности. Несколько секунд он слова не мог выговорить, пока в потрясенное сознание не проник вопрошающий голос Питта:

– Адмирал, вы еще на проводе?

– Питт, слушай меня! – торопливо и требовательно заговорил Сэндекер. – Вам угрожает чрезвычайная опасность! Быстро покиньте остров! Немедленно покиньте!

Повисла короткая пауза.

– Простите, сэр, я вас не понимаю…

– У меня нет времени объяснять, – перебил его Сэндекер. – Могу сказать одно: звуковой поток невероятной мощности ударит по острову Гладиатор меньше чем через двадцать минут. Удар вызовет сейсмический резонанс, который приведет к извержению вулканов. Если оно произойдет на западной стороне, в живых не останется никого. Ты и все остальные должны уходить морем, пока еще есть время. Разговор окончен. Действуйте.

Сэндекер выключил телефон, не в силах думать ни о чем, кроме того, что он фактически обрек на смерть лучшего друга.

 

54

 

Умопомрачительное известие поразило Питта как удар кинжала. Сквозь большое окно он посмотрел на яхту с вертолетом, стоявшую у причала в лагуне. Прикинул расстояние: чуть меньше километра. Им, обремененным двумя малолетними детьми, понадобится минут пятнадцать, чтобы добраться до причала. Если не найти средство передвижения, легковушку или грузовик, то времени успеть – только-только. Время для предосторожностей улетело, как его и не бывало. Джордино с Мэйв должны были уже найти Шона и Майкла. Если нет, то произошло нечто чудовищное.

Питт взглянул на гору Виклеман, пробежался взглядом по седловине острова и остановился на горе Скагс. Обе горы были такими мирными на вид. Глядя на пышную зелень деревьев по склонам, Питт с трудом представлял себе, что эти две возвышенности – грозные вулканы, спящие великаны, которые вот-вот начнут сеять смерть и разрушение.

Быстро, но без панической суеты он покинул высокое кожаное кресло Дорсетта и вышел из-за стола. И в тот же миг резко остановился, застыв в центре кабинета: двойные двери внутренних покоев дворца широко растворились, и вошел Артур Дорсетт.

Он нес чашку кофе, держа под мышкой папку с бумагами. На нем были мятые широкие брюки и когда-то белая, а ныне пожелтевшая сорочка с галстуком-бабочкой. Мысли его, казалось, витали где-то далеко. Заметив постороннего у себя в кабинете, Дорсетт поднял взгляд, в котором было больше любопытства, чем гнева. Увидев форму охранника, он уже открыл было рот, чтобы выяснить, какого черта стражнику здесь надо, но окаменел от удивления. Лицо превратилось в белую маску. Папка шлепнулась на пол, бумаги рассыпались веером. Кофе вылился на брюки и ковер.

– Ты же мертв! – выдохнул Дорсетт.

– Вы даже представить себе не можете, как я рад доказать вам обратное, – ответил Питт, с нескрываемым удовольствием разглядывая черную заплатку на глазу Дорсетта. – Впрочем, если разобраться, то вид у вас и впрямь такой, будто вы призрака увидели.

– Шторм… Вы ж никак не могли уцелеть в бушующем море. – Искорка самообладания зажглась в здоровом глазу Дорсетта и начала разгораться. – Как это вам удалось?

– Много здравых размышлений плюс мой швейцарский армейский нож, – бросил Питт и подумал: «Бог мой, а этот гад – гигант. Хорошо, что я вооружен».

– А Мэйв… Она умерла? – спросил Дорсетт, глядя на дуло автомата, нацеленное ему в грудь.

– Зная, насколько сильно это вас разозлит и огорчит, с радостью сообщаю, что она жива и здорова и в этот самый момент обнимается с сыновьями. – Питт ответил взглядом на взгляд: зеленые глаза сошлись с черным. – Скажите, Дорсетт, как вы оправдывали для себя убийство дочери? Неужто одинокая женщина, которая всего-то и пыталась стать самостоятельной личностью, хоть чем-то могла угрожать вашему благосостоянию? Или вам ее сыновья нужны были?

– Непреложная истина: империей после моей смерти должны управлять мои прямые потомки. Мэйв даже думать об этом не хотела.

– У меня для вас новость. Ваша империя вот-вот обрушится вам на голову.

Дорсетт не уловил смысла сказанного Питтом.

– Собираетесь меня убить?

Питт покачал головой:

– Я вам не палач. Вулканы острова скоро начнут извергаться. Подобающий конец для вас, Артур: быть поглощенным огненной лавой.

Дорсетт чуть улыбнулся, уже полностью освоившись:

– Что за белиберду вы несете?

– Слишком сложно объяснять, да я и сам не во все технические тонкости посвящен, но сведения получены от крупнейших авторитетов. Придется вам поверить мне на слово.

– Да вы, черт возьми, умом тронулись!

– О маловерный!

Огонь холодного гнева зажегся в черном как уголь глазу.

– Намерены стрелять, так стреляйте. Умру чисто и быстро.

Питт невозмутимо улыбнулся. Пока Мэйв с детьми и Джордино не появились, Артур Дорсетт нужен был ему живым.

– Простите, у меня времени в обрез. А ну-ка кругом и шагом марш наверх, к спальням.

– Мои внуки, вы не можете забрать у меня внуков, – пробормотал, как молитву, Дорсетт.

– Поправка: детей Мэйв.

– Вам ни за что не пройти через мою охрану.

– Те двое у въездных ворот, как бы это выразиться, выведены из строя.

– Тогда вам придется хладнокровно убить меня, а я готов поставить все, чем владею, на то, что для этого у вас кишка тонка.

– С чего это люди так упорно считают, будто мне претит вид крови? – Питт шевельнул пальцем на спусковом крючке автомата. – Двигайтесь, Артур, а не то я вам уши отстрелю.

– Стреляй, желтомордый! – выкрикнул Дорсетт. – Один глаз ты мне уже выбил.

– Вы что, так ничего и не поняли? – Питт при виде заносчивой бравады Дорсетта раскалился от гнева добела. Чуть приподняв дуло, он плавно спустил курок. Оружие приглушенно хлопнуло, и кусок левого уха Дорсетта отлетел на ковер. – А теперь марш к лестнице. Если хоть одно ваше движение мне придется не по нраву, получите пулю в хребет.

В зверином черном глазу не было и следа боли. Дорсетт угрожающе осклабился. У Питта мурашки по спине пробежали. Дорсетт медленно поднес руку к пораненному уху и повернулся к двери.

И в этот миг в кабинет вошла Боудикка, величественно прямая и великолепно сложенная, в облегающем тело шелковом платье чуть выше колен. Она не узнала Питта в форме охранника и не сразу поняла, что ее отец в опасности.

– Папочка, что случилось? Мне показалось, я слышала выстрел… – Тут она заметила, что сквозь пальцы отца сочится кровь. – Ты ранен?!

– У нас незваный гость, дочь, – произнес Дорсетт.

Как он и рассчитывал, на какое-то время Питт отвлекся на Боудикку. Амазонка бросилась к отцу взглянуть, насколько серьезна рана, и краем глаза увидела лицо мнимого охранника. И сразу же у нее глаза полезли на лоб: узнала.

– Нет… Нет, этого быть не может.

Воспользовавшись замешательством Питта, Дорсетт дико крутанулся и ударил по стволу автомата. Питт непроизвольно нажал на спуск. Раздалась очередь, пули впились в портрет Чарлза Дорсетта над каминной полкой. Питт, физически ослабленный, плохо державшийся на ногах от недосыпания, среагировал чуть-чуть медленнее, чем следовало бы. Напряжение и истощение последних трех недель дали себя знать. Автомат, вырвавшись у него из рук, пролетел через комнату и, разбив стекло, упал за окно.

Дорсетт разъяренным бегемотом навалился на Питта. Тот схватился с ним, стараясь удержаться на ногах. Но более тяжелый Дорсетт замельтешил кулачищами, как машина для забивки свай, целясь большими пальцами Питту в глаза. Дернув головой, Питт сохранил глаза в целости, но получил кулаком по голове чуть повыше уха. Звезды посыпались у него из глаз, накатила волна слабости. В отчаянии он упал на пол и повернулся на бок, спасаясь от града ударов. Когда же Дорсетт бросился на него, отскочил в сторону. Алмазный король в свое время многих голыми руками покалечил. Он провел юность на шахтах и гордился тем, что в драке никогда не прибегал ни к ножу, ни к пистолету. Тяжелое тело да могучая сила – вот и все, что ему требовалось, чтобы разделаться со всяким, кто осмеливался встать ему поперек дороги. Даже в том возрасте, когда большинство мужчин становятся дряблыми, Дорсетт остался крепким как гранит.

Питт тряхнул головой, чтобы четче видеть. Он чувствовал себя побитым боксером, прижимающимся к канату в ожидании спасительного гонга, и изо всех сил старался прийти в себя. Даже среди мастеров рукопашного боя не много нашлось бы таких, которые совладали бы с этой горой литых мускулов. Питту уже начало казаться, что сокрушить торговца алмазами можно только ружьем, с каким ходят на слонов. «Джордино бы сюда… У него, по крайности, есть девятимиллиметровый автоматический», – подумал Питт. Обежав вокруг стола, он приостановился и выдавил улыбку, которая отозвалась болью.

Питт давным-давно, после многих ресторанных потасовок, понял, что руки и ноги не могут тягаться со стульями, пивными кружками и прочими предметами, способными проломить голову. Он глянул вокруг в поисках подходящего оружия.

– И что теперь, старина? Станешь рвать меня гнилыми зубами?

Оскорбление возымело нужное действие. Бешено взревев, Дорсетт кинулся вперед, целясь ногой Питту в пах. Он опоздал на самую малость, его каблук лишь скользнул по бедру противника, зато сам он повалился на стол. Питт спокойно отступил на шаг, схватил металлическую настольную лампу, поднял ее и опустил с силой, подкрепленной яростью и ненавистью.

Дорсетт попытался поднятой рукой защититься от удара, но снова опоздал. Лампа обрушилась на его кисть, разбила ее и тут же ударила в плечо, с резким хрустом сломав ключицу. Гигант взревел раненым зверем и снова двинулся на Питта, черный от злобы, усиленной болью и дикостью. Он взмахнул рукой и неистово ударил, пытаясь попасть Питту в голову.

Питт увернулся и рубанул основанием лампы, как топором. Удар пришелся Дорсетту пониже колена и оказался так силен, что выбил лампу из рук Питта. Звякнув, она упала на ковер. И опять Дорсетт пошел на него, будто и не было у него никаких ран. На шее у него вздулись и буграми заходили вены, глаз заполыхал огнем, слюна потекла по углам хрипящего рта. Питту казалось, будто Дорсетт смеется, но нет, алмазный король просто обезумел. Бормоча что-то неразборчивое, он снова ринулся на Питта.

Но до жертвы добраться ему было не суждено: правая нога подвернулась, и он упал на спину. Удар основанием лампы разбил ему кость голени. На этот раз Питт действовал со стремительностью кошки. Он вскочил на стол, напружинился и прыгнул, сомкнув ступни.

Приземлился Питт на незащищенной шее Дорсетта. Злобное лицо, единственный сверкающий глаз, оскаленные желтые зубы от удара замерли. Громадная лапища хватанула воздух. Легкая судорога прошлась по рукам и ногам. Мучительный животный крик вырвался из горла, ужасающий булькающий звук – из разбитой глотки. Потом тело Дорсетта обмякло и зверский огонь в глазу померк.

Питт, как-то сумевший устоять на ногах, тяжело дышал сквозь стиснутые зубы. Он взглянул на Боудикку, которая странным образом шагу не сделала, чтобы помочь отцу. Сейчас она разглядывала распростершееся на ковре тело с захватывающим интересом. Словно домохозяйка, оказавшаяся свидетельницей транспортного происшествия со смертельным исходом.

– Вы убили его, – произнесла она наконец совершенно спокойно.

– Немногие заслуживали смерти больше, чем он, – выговорил Питт, массируя вздувающуюся на голове шишку.

Боудикка отвернулась от мертвого отца как от ненужной вещи.

– Благодарю вас, мистер Питт, за то, что вы преподнесли мне «Дорсетт консолидейтед майнинг» на серебряном блюдечке.

– Я тронут вашей скорбью.

Она широко улыбнулась:

– Вы мне одолжение сделали.

– Награбленное переходит к любящей дочери. А как же Мэйв и Дейрдра? Им каждой причитается по трети бизнеса.

– Дейрдра свою долю получит, – сухо бросила Боудикка. – Мэйв, если она жива, не достанется ничего. Папочка уже давно исключил ее из бизнеса.

– А близнецы?

Она пожала плечами:

– С маленькими мальчиками каждый день что-нибудь случается.

– Полагаю, вас переполняют чувства любящей тетушки.

Питт язвительно шутил, но на самом деле ему было не до шуток. Через несколько минут должно было произойти извержение вулканов. Ни времени, ни сил на борьбу с еще одним членом семейства Дорсетт у него не было. Он помнил, как Боудикка подняла его и шмякнула о переборку на яхте. У него бицепсы до сих пор ныли при воспоминании о ее хватке. По словам Сэндекера, сначала звуковая волна ударит по острову, затем последует извержение вулканов. Если ему суждено погибнуть, то почему бы и не подраться? Превратиться в котлету в женских руках, в общем-то, не так страшно, как заживо сгореть в расплавленной лаве. А как же Мэйв с мальчишками? Ему не верилось, что с ними приключилась беда, ведь рядом – Джордино. Их обязательно надо было предупредить о приближающейся катастрофе.

Глубоко в душе Питт понимал: Боудикке он не соперник. Единственное, что могло ему дать хоть какое-то преимущество, – это внезапность. Мысль только мелькнула у него в голове, а он уже рванул через всю комнату и ударил кулаком Боудикке в живот. Она хрюкнула от неожиданности и отпрянула на несколько шагов. Не успел Питт обрести равновесие, как она схватила его обеими руками за грудки и швырнула на книжный шкаф. Стекла в дверцах посыпались на пол.

Питт задохнулся, но устоял на ногах. Одолев боль во всем теле, он поймал Боудикку на апперкот. От такого удара любая женщина неделю бы без сознания валялась, Боудикка же лишь отерла тыльной стороной ладони кровь, струйкой брызнувшую изо рта, и жутко улыбнулась. Выставив кулаки, она двинулась на Питта как боксер. «Вряд ли подобающая поза для женщины», – успел подумать Питт.

Он шагнул вперед, уклонился от прямого удара правой и снова ударил противницу. Почувствовал, что попал в цель, расслабился и пропустил чудовищный удар в грудь. Питту показалось, что у него сердце расплющилось в лепешку. В голове не укладывалось, что женщина способна ударить так мощно. Он выбросил вперед кулак и попал ей в подбородок с такой силой, что, казалось, челюсть должна сломаться, Боудикка же, по-прежнему улыбаясь окровавленным ртом, наотмашь нанесла удар тыльной стороной ладони, от которого Питт отлетел к камину, мигом выпустив из легких весь запас воздуха. Он упал и некоторое время лежал, не чувствуя ни рук, ни ног, охваченный дикой болью. Как в тумане, он заставил себя встать на колени, потом поднялся на ноги и, шатаясь, шагнул вперед для последнего, решающего броска.

Боудикка, подскочив, безжалостно ударила Питта локтем в грудную клетку. Он услышал резкий хруст одного, а может, и двух сломанных ребер, почувствовал пронзительную боль в груди и упал на четвереньки. Тупо посмотрев на ковровый узор, он захотел остаться на полу навечно. Вытканный цветами ковер был прекрасен.

Отчаяние охватило Питта. Он понял, что больше у него ни на что нет сил. Он потянулся за каминной кочергой, но перед глазами все поплыло, и он распластался на ковре. Боудикка схватила его за ногу и с бешеной силой швырнула через всю комнату. Питт ударился об открытую дверь. Боудикка снова схватила его, на сей раз за воротник, приподняла и нанесла сильный удар в голову чуть повыше глаз. Питт повалился, балансируя на грани потери сознания, от жуткой боли, не чувствуя, как из ссадины над левым глазом течет кровь.

Боудикка играла с ним, как кошка с мышкой. Питт понял, что скоро ей надоест суета и она убьет его. Собрав силы, какие в себе и не подозревал, Питт поднялся на ноги. «Теперь-то уж, – подумал он, – точно в последний раз».

Боудикка стояла возле тела отца, ухмыляясь от предвкушения. На лице ее лежала печать полнейшего превосходства.

– Пора вам присоединиться к моему отцу, – сказала она.

В низком, льдистом голосе сквозила едва ли не нотка сожаления.

– Вам ведь противна эта мысль! – Голос Питта прозвучал хрипло.

И тут Питт увидел, как злоба увяла на лице Боудикки. Затем он почувствовал, как чья-то рука мягко отодвинула его в сторону.

В кабинет Дорсетта вошел Джордино.

Неприязненно взглянув на Боудикку, он заявил:

– Эта странная причуда природы – моя.

В этот момент появилась Мэйв, зажав в руках по ладошке двух белобрысых мальчишек. Перевела взгляд с залитого кровью лица Питта на Боудикку, потом на лежавшее на полу тело отца.

– Что случилось с папочкой?

– Его подвело больное горло, – пробормотал Питт.

– Извини, что я припозднился, – спокойно заговорил Джордино. – Пара слуг чересчур рьяно исполняла свои обязанности. Заперлась в комнате вместе с мальчишками. Пришлось повозиться, вышибая дверь. – Вместо объяснения, что сталось со слугами, он протянул Питту девятимиллиметровый автоматический пистолет, отобранный у Джона Мерчанта. – Если она победит, пристрели ее.

– С удовольствием, – отозвался Питт, в глазах у которого не было никакого сочувствия.

А во взгляде Боудикки пропало выражение превосходства. Она поняла, что предстоит драка не на жизнь, а на смерть, и собралась пустить в ход все грязные приемы уличного боя, которым научил ее отец. Она напружинилась по-волчьи, чтобы нанести один, но убийственный удар.

– Значит, и ты воскрес из мертвых, – прошипела она.

– Вы не покидали моих снов, – сказал Джордино, вытянул губы трубочкой и послал ей воздушный поцелуй.

– Жаль, что ты уцелел только затем, чтобы сдохнуть в моем доме…

Ошибка. Боудикка потратила лишних полсекунды на бесполезный разговор. Джордино подпрыгнул, как ковбой на родео, и, выпрямляя согнутые ноги, сильно ударил Боудикку в грудь. От болезненного удара великанша сложилась пополам, но невесть как сумела устоять и поймать кисти Джордино. Рывком она распластала итальянца на столе. Джордино оказался совершенно в беспомощном положении.

Злобная усмешка вновь заиграла на губах Боудикки. Она медленно начала выгибать кисти Джордино, явно намереваясь сломать их. То был ловкий ход. Она могла вывести Джордино из строя и, прикрываясь его телом, достать револьвер, который Артур Дорсетт держал заряженным в нижнем ящике стола.

Питт ожидал от друга сигнала стрелять. Едва сохраняя сознание, он с трудом держался на ногах. Мэйв прижимала к себе детей, чтобы они не видели жуткой сцены.

Джордино не шевелился, будто признавая поражение и не собираясь сопротивляться. У Боудикки от борьбы шелковое платье поползло с плеч, и Мэйв с ужасом увидела могучие мускулы сестры. Потом взгляд ее переместился на тело отца, распростертое на ковре. Не было в глазах ее печали, одно только потрясение от его неожиданной смерти.

Но вот потихоньку Джордино начал поднимать руки вверх. На лице Боудикки появилась растерянность. Потом настал черед неверия, и тело ее задрожало от напряжения: у нее не хватало сил одолеть неуемную тягу врага. И вот уже удержать нельзя никак – и она разом отпустила его руки, разжала хватку. И тут же потянулась к глазам Джордино, но тот, словно ожидая этого, отбил ее руки в сторону. Не успела Боудикка прийти в себя, как итальянец соскользнул со стола и свалился ей прямо на грудь, обхватив ногами ее тело и придавив руки к полу. Обездвиженная, Боудикка извивалась как бешеная, стараясь высвободиться. Отчаянно она пыталась дотянуться до ящика с пистолетом, но колени Джордино надежно припечатали ее руки к полу. Джордино напряг мышцы рук и ладонями обхватил ее горло.

– Каков отец, такова дочь, – рыкнул он. – Ступай за ним в ад.

С тошнотворной ясностью Боудикка поняла: не будет ни освобождения, ни пощады. Ее всю будто в кандалы заковали. Тело ее содрогалось от ужаса, когда мощные руки Джордино выжимали из нее последние признаки жизни. Она попыталась закричать, но издала лишь квакающий вскрик. Мертвая хватка так и не ослабилась, когда глаза ее вылезли из орбит, а тело посинело. Обычно радушное, озаренное веселой улыбкой лицо Джордино сделалось бесстрастным.

Мучительная драма тянулась недолго: тело Боудикки дернулось и застыло, силы покинули его, и оно обмякло. Не ослабляя хватку на ее горле, Джордино оторвал великаншу от пола и взвалил ее тело на столешницу.

С нескрываемым интересом потрясенная Мэйв смотрела, как Джордино сорвал шелковое платье с тела Боудикки. И тут она с криком отвернулась: от увиденного поднялась тошнота.

– Ты догадывался об этом, напарник, – выговорил Питт, мысленно силясь полностью постичь то, что предстало перед глазами.

Джордино едва заметно кивнул, глядя перед собой холодно и отрешенно:

– Понял в ту самую минуту, когда она врезала мне по кумполу на яхте.

– Надо уходить. Того и гляди, остров погибнет в дыму и пламени.

– Ты о чем? – спросил Джордино.

– Я тебе позже ситуацию обрисую. – Питт взглянул на Мэйв: – Что тут у вас из транспорта есть возле дома?

– В гараже сбоку от дворца стоит пара машин-малюток, на которых папочка ездит… ездил по шахтам.

Питт подхватил одного мальчика на руки:

– Тебя как звать?

Напуганный видом крови, стекающей по лицу Питта, малыш тихо произнес:

– Майкл. – И, указав пальцем на брата, которого уже держал Джордино, добавил: – А он Шон.

– Летал когда-нибудь на вертолете, Майкл?

– Нет, только все время хотел.

– Кто хочет, тот добьется, – рассмеялся Питт.

Выходя из кабинета, Мэйв оглянулась на отца и Боудикку. Отец и порожденное им чудовище лежали почти рядом. У Мэйв тошнота к горлу подступала при воспоминании об открытии, сделанном после стольких-то лет: Боудикка оказалась гермафродитом.

 

55

 

Они отыскали средства передвижения Дорсетта по острову – миниатюрные машинки «холден» австралийского производства – в примыкавшем к дворцу гараже. С ярко-желтых машин для облегчения посадки и высадки были сняты все дверцы. Питт от души поблагодарил покойного Артура Дорсетта за ключи, оставленные в замке зажигания одной из машин. Все быстро расселись: Питт и Джордино впереди, Мэйв – сзади.

Двигатель завелся, Питт поставил рычаг коробки скоростей на первую передачу. Нажал на педаль газа, отжимая сцепление, и машина рванула вперед.

Перед аркой Джордино выпрыгнул из машины и открыл ворота. Едва они успели выскочить на дорогу, как мимо них в другую сторону пронесся открытый вездеход, битком набитый сотрудниками службы безопасности.

Питт подумал: «Ну вот и случилось то, что должно было случиться. Кто-то, должно быть, поднял тревогу». Прикинув, что к чему, он сообразил, что это смена охраны проехала. Тех стражей, что сидели связанными с кляпами в дежурке, вскоре должны были освободить, и не только от дежурства.

– Всем махать руками и улыбаться, – распорядился Питт. – Делаем вид, будто мы одна большая счастливая семья.

Одетый в форму водитель вездехода притормозил и с любопытством посмотрел на пассажиров «холдена», кивнул и отдал честь, решив, что это гости семейства Дорсетт. Вездеход затормозил возле арочных ворот, а Питт, поддав «холдену» жару, понесся к причалу.

– Охрана купилась, – заметил Джордино.

Питт улыбнулся:

– Всего шестьдесят секунд уйдет у них на то, чтобы уразуметь, что охранники не просто соснули от скуки.

Он съехал с главной дороги, связывавшей две шахты, и направился к лагуне. Путь к причалу оказался свободен: между ними и яхтой не было ни легковушек, ни грузовиков. Питт не отрывался, чтобы посмотреть на часы, но он знал: до предсказанной Сэндекером катастрофы остается четыре-пять минут.

– За нами гонятся, – мрачно возвестила Мэйв.

Питту незачем было смотреть в зеркало заднего вида, незачем было напоминать, что их путь к свободе под угрозой, – служба безопасности быстро наладила погоню. Одна мысль билась у него в голове: успеют ли они с Джордино поднять вертолет в воздух до того, как охрана приблизится настолько, что сможет выстрелом сбить их.

Джордино указал на единственное препятствие на их пути – охранника у дежурки, наблюдавшего за их быстрым приближением:

– А с этим что?

Питт вернул другу автоматический пистолет Мерчанта со словами:

– Выстрели, если я не испугаю его до смерти.

– Если ты… что?

Ответа Джордино не получил. Питт выскочил на крепко сколоченный деревянный причал на скорости больше ста двадцати километров в час, вдавил в пол тормозную педаль и юзом пустил машину прямо на дежурку. Пораженный страж, не зная, куда деваться, на мгновение замер, а потом прыгнул в воду, спасаясь от удара машины.

– Чисто проделано! – восхищенно воскликнул Джордино, когда Питт выровнял «холден» и резко затормозил возле сходней, ведущих на яхту.

– Быстро! – крикнул Питт. – Ал, мчись к вертолету, убери стропы и заводи двигатель. Мэйв, хватай мальчишек и прячься в кают-компании. Там будет безопаснее, если охрана успеет приехать до того, как мы взлетим. Жди, пока не увидишь, как начнут вращаться лопасти вертолетного винта. И сразу беги к машине.

– Ты где будешь? – спросил Джордино, помогая Мэйв выносить детей из машины.

– Отдам швартовы, чтобы желающие покататься не попали на борт.

Питт основательно пропотел, снимая тяжелые канаты с кнехтов и перебрасывая через борт. Управившись, он бросил прощальный взгляд на дорогу к дворцу Дорсетта. Водитель вездехода проглядел то место, где «холден» свернул с главной дороги, и теперь гнал свою машину через грязное поле. Служба безопасности потеряла драгоценные секунды, прежде чем снова выбралась на дорогу, ведущую к лагуне. И тут, почти в тот самый миг, когда, чихнув, заработал двигатель вертолета, из яхты донесся звук выстрела.

Питт стрелой взлетел по сходням, обмирая от страха и кляня себя на чем свет стоит за то, что послал Мэйв с ребятишками в каюту, не проверив все как следует. Он потянулся за пистолетом, но вспомнил, что отдал его Джордино. Бегом пустился по палубе, бормоча: «Молю тебя, Господи!» Он распахнул дверь и вбежал в кают-компанию.

У него разум помутился, когда он услышал молящий голос Мэйв:

– Нет, Дейрдра, нет, прошу, не трогай их!

Жуткая сцена предстала глазам Питта. Мэйв, сидя на полу, спиной к книжному шкафу, судорожно прижимает к себе малышей, которые отчаянно ревут от страха. По ее блузке расплывается кроваво-красное пятно от маленькой пулевой ранки в животе возле пупка. Дейрдра стоит посреди каюты и целится в близнецов из небольшого автоматического пистолета. Одетая в дорогой наряд, который подчеркивает ее красоту, она холодно смотрит перед собой, плотно сжав губы.

– Стой! – крикнул Питт.

Дейрдра уставилась на него с выражением, от которого даже спирт обратился бы в лед. Когда она заговорила, в голосе ее явственно звучали нотки безумия.

– Я знала, что вы не погибли, – растянула она слова.

– Вы еще безумней своего злобного папаши и сестрицы-выродка, – холодно сказал Питт.

– Я знала, что вы вернетесь уничтожить мою семью.

Питт медленно двинулся вперед и загородил Мэйв с детишками.

– Зовите это крестовым походом для искоренения порока. В сравнении с Дорсеттами семейство Борджа кажется ангельским, – произнес он, стараясь выиграть время. – Я убил вашего отца. Об этом вы знаете?

Она медленно кивнула, однако беломраморная рука с пистолетом не дрогнула.

– Слуги, которых Мэйв и ваш приятель заперли в шкафу, знали, что я ночую на судне, и позвонили мне. Теперь и вы умрете, как мой отец, но не раньше, чем я расправлюсь с Мэйв.

Питт покачал головой и солгал:

– Мэйв уже мертва.

Дейрдра подалась в сторону, пытаясь разглядеть сестру.

– Значит, сможете полюбоваться, как я прикончу ее драгоценных близнецов.

– Нет! – раздался за спиной Питта вопль Мэйв. – Только не это!

Никакие уговоры на Дейрдру не действовали. Она обошла Питта, чтобы без помех пристрелить Мэйв и ее сыновей.

Нестерпимый гнев овладел Питтом, в клочки растерзав все соображения здравого смысла, и он бросился на Дейрдру. Действовал он быстро, видя дуло пистолета, наставленного ему в грудь; не обманывал себя мыслями, что у него получится. Расстояние между ними было слишком велико, чтобы вовремя покрыть его. С двух метров Дейрдра не могла промахнуться.

Питт едва почувствовал, как две пули вошли в него. У него хватало злобы, чтобы подавить любую боль. Он сбил Дейрдру с ног сокрушительным ударом, от которого нежные ее черты исказило гнусное страдальческое выражение. Спина у нее выгнулась, она отпрянула назад и, не удержавшись под напором навалившегося Питта, навзничь рухнула на кофейный столик. Раздался ужасный звук, словно сухая ветка сломалась: позвоночник Дейрдры не выдержал ноши.

Недоуменный дикий крик Дейрдры у Питта никакого сочувствия не вызвал. Голова ее откинулась назад, она не сводила с Питта карих глаз, все еще сохранявших выражение глубокой ненависти.

– Ты заплатишь… – в бессильной ярости простонала она, глядя на кровавые пятна на боку и на груди Питта. – Ты умрешь.

Рука ее все еще сжимала пистолет, и она попыталась навести его на Питта, но тело уже не слушалось команд, поступавших из мозга. Все чувства вдруг покинули ее.

– Может быть, – с трудом выговорил он, твердо глядя на нее с улыбкой, понимая, что позвоночник ее непоправимо поврежден. – Только это лучше, чем до конца жизни остаться паралитиком.

Он поковылял к Мэйв. Та, храбрясь, утешала мальчишек, плачущих от страха.

– Все хорошо, миленькие, – тихо приговаривала она. – Теперь все будет хорошо.

Питт опустился возле нее на колени и осмотрел рану. Крови вокруг было немного; аккуратная дырочка выглядела ничуть не хуже легкой резаной раны, нанесенной каким-то мелким предметом. Он не представлял, что пуля прошила двенадцатиперстную кишку Мэйв и застряла в диске между двумя позвонками. У Мэйв открылось внутреннее кровотечение, от смерти ее отделяли считаные минуты.

Питт почувствовал, как сердце его будто полетело в пропасть, наполненную льдом. Ему вдруг захотелось заплакать от безысходного горя, но только тяжкий стон вырвался из самых недр его души.

 

Дольше Джордино ждать не мог. Наступил рассвет, и небо над островом озарилось оранжевым сиянием восходящего солнца. Выпрыгнув из кабины вертолета на палубу, пригнувшись под вращающимися лопастями винта, Джордино увидел, как на причал влетел вездеход с сотрудниками службы безопасности. «Вот дьявольщина, что там у Питта с Мэйв стряслось? – подумал он. – Ведь Питт без надобности ни секунды не упустит». Канаты швартовов болтались в воде, яхту уже подхватил отлив, и она метров на тридцать отошла от причала.

Надо было поторапливаться. Служба безопасности не открывала огонь по вертолету или яхте только потому, что боялась причинить ущерб собственности Дорсетта.

Джордино был так поглощен наблюдением за преследователями, а мысли его были настолько заняты тем, что же так задержало его друзей, что он не заметил, как по всему острову отчаянно залаяли собаки, а птичьи стаи дружно поднялись в воздух. Не заметил он и странного жужжания в ушах, подрагивания палубы и возмущения воды за бортом яхты. Зато его удивило поведение охранников. Те забыли про погоню и начали тыкать пальцами в небо. Джордино перевел взгляд и увидел облачко серого дыма, которое появилось над горой Скагс. Джордино разглядел, как из туннельного прохода на склоне вулкана муравьями побежали люди. Замечалось и какое-то бурление внутри горы Виклеман. «Сбывается, – подумал Ал, – предупреждение Дирка: вскоре весь остров взорвется к чертовой матери».

Он ворвался в кают-компанию и застыл как вкопанный на пороге. Придя в себя, он издал мучительный полурык-полустон:

– Боже, что стряслось?

Питт, не отвечая, поднял на него взгляд:

– Извержение, оно уже началось?

– Похоже на то. Из гор дым идет.

– Значит, мы опоздали.

Джордино присел рядом с Питтом и осмотрел рану Мэйв:

– Плохо дело.

Мэйв посмотрела на него умоляющими глазами:

– Прошу вас, возьмите моих мальчиков, а меня оставьте.

Джордино резко мотнул головой:

– Этого я сделать не могу. Мы все вместе уйдем – или никто.

Питт потянулся и сжал руку Джордино:

– Времени нет. В любую секунду остров может взорваться. Мне тоже не добраться. Бери ребят и улетай отсюда, сейчас же улетай.

Ошеломленный, Джордино не поверил своим ушам. С него разом соскочили всякая беззаботность, весь саркастический запал. Широкие плечи поникли. Ничто в жизни не заставило бы его бросить на верную смерть друга, с которым он был неразлучен на протяжении тридцати лет.

– Нет, я не могу оставить никого из вас, – Джордино нагнулся, просунул руки под Мэйв, собираясь нести ее. Кивнул Питту: – За тобой я скоро вернусь.

Мэйв отпихивала его руки.

– Ты разве не видишь, что Питт прав? – еле слышно выговорила она.

Питт протянул Джордино вахтенный журнал Родни Йорка и письма.

– Позаботься, чтобы семья Йорка узнала о его судьбе, – сказал он с ледяным спокойствием. – А теперь, бога ради, забирай ребят и иди!

Терзаясь, Джордино тряхнул головой.

– Ты ведь ни за что не бросишь их, а?

Между тем губительные черные массы гигантским зонтом укрывали остров. Раздавались громовые раскаты, горы извергали тысячи тонн огнедышащей лавы.

Джордино чувствовал, как у него душа разрывается. Наконец он кивнул, повернул голову и посмотрел с пониманием.

– Добро, – сказал он и пошутил машинально: – Раз здесь я никому не нужен, я уйду.

Питт ухватил его за руку:

– Прощай, старина. Спасибо за все, что ты сделал для меня.

– Еще свидимся, – со слезами на глазах выдавил Джордино.

Горе состарило его моментально. Он хотел сказать что-то, но слова застряли в горле. Подхватив сыновей Мэйв, он вышел.

 

56

 

Чарлз Бейкуэлл и спецы из вулканической обсерватории не могли в точности предсказать развитие событий, после того как отраженная звуковая волна ударит в остров Гладиатор. Не было у них времени на изучение предшествующих явлений вроде ранних толчков, колебания грунтовых вод и изменений в поведении животных. Динамика оказалась хаотичной. Ученые были уверены только в том, что готовится крупное возмущение; топки, тлеющие глубоко в толще острова, вот-вот рванут огнем.

Порожденный энергией звуковой волны резонанс встряхнул ослабленное жерло вулкана и спровоцировал извержение. Бедствия следовали одно за другим. Поднявшись с чудовищной глубины, расплавленные камни хлынули сквозь вызванные тряской трещины. Приостанавливаясь только для того, чтобы поглотить более холодные окружающие камни, поток образовал подземный резервуар расплавленной массы, известный как магмовая жила, где нарастает чудовищное давление.

Вулканический газ нагнетается водяными испарениями, которые преобразуются в раскаленный пар и вздымают магму, выбрасывая ее на поверхность. Вода, переходя в газообразное состояние, мгновенно расширяется в объеме почти в тысячу раз, создавая астрономическую энергию, необходимую для вулканического извержения.

Выброс осколков камней и пепла столбом газа образует клуб дыма, обычно сопровождающий сильные извержения. Хотя в действительности во время извержения ничего не горит, сияние электрических разрядов, отражаясь от раскаленного камня в водяном паре, создает впечатление огня.

При первых же подземных толчках рабочие и бригадиры алмазных копей повалили из шахт через тоннельные выходы. Температура в копях росла с невероятной быстротой. Ни один из охранников даже не пытался остановить массовое бегство. В панике они сами бешеным аллюром вели людское стадо к морю, которое ошибочно считали прибежищем спасения. Те же, кто убежал к вершине седловины между двумя вулканами, сами того не ведая, сохранили больше шансов на выживание.

Островные вулканы-близнецы пробудились от векового бездействия, и ни один не желал уступать в неистовости другому. Гора Виклеман подала признаки жизни вначале трещинами, появившимися у основания, из которых фонтанами вырывались высокие струи магмы и устремлялись в небо. Трещины превратились в кратеры, и поднялась завеса огня. Огромное количество расплавленной лавы безжалостной рекой потекло вниз по склонам, расходясь веером и уничтожая все на своем пути.

Поднявшаяся из-за смены давления яростная буря раскачивала деревья и валила их на землю, где, подхваченные огненной рекой, они сгорали, а их обуглившиеся остатки несло к берегу. Деревья и растения, по которым не прошелся адский вал, стояли почерневшими мертвецами. Землю уже усыпали трупы павших с неба птиц, которые задохнулись в газах и клубах дыма.

Словно направляемый рукой Провидения, поток прожорливой массы прокатился по поселку охраны, зато обошел стороной лагерь, где содержались китайские рабочие, и тем сохранил жизнь тремстам шахтерам. Вселяющий ужас своими размерами, поток обладал лишь одним подкупающим свойством: двигался он не быстрее бегущего человека. Извергнувшийся из горы Виклеман поток магмы причинил огромный ущерб, хотя и отнял немного жизней.

Но тут пришла очередь горы Скагс.

Вулкан, названный в честь Задиры, исторг чудовищный рык, будто сто товарных составов разом загрохотали в туннеле. Из кратера вырвалось громадное облако пепла, намного больше, чем то, что изрыгнул Виклеман. Извиваясь и клубясь, оно поднялось в небо черной зловещей тучей. Грозное облако пепла оказалось лишь прологом к трагедии.

Западный склон Скагса не устоял под рвавшимся с глубины тысяч метров напором. Расплавленные камни белой массой вырвались на поверхность. От непомерного давления наверху западного склона образовалась рваная трещина, через которую поползло адово месиво грязи и пара, а потом грянул оглушительный взрыв, разбивший магму на миллион частиц.

Гигантским валом расплавленная лава устремилась по склону вниз. Огромное количество пышущей красным жаром магмы образовало бурлящую смесь раскаленных скальных осколков и горячего газа, которая поползла по почве наподобие жидкой патоки, только со скоростью больше ста шестидесяти километров в час. Обретя скорость, она с неумолчным ревом покатилась по склону вулкана, раздирая его боковину и бросая перед собой огненный смерч, воняющий серой.

В перегретом пару потока уцелеть было невозможно. Река ревущего огня и обжигающей массы подминала под себя все. Плавилось стекло, каменные здания сравнивались с землей, любое органическое тело моментально обращалось в пепел. Местность, по которой проходил этот бурлящий ужас, делалась просто неузнаваемой.

Но вот яростная магма достигла лагуны. Закипела вода, бешено забурлил пар. Некогда прекрасная лагуна быстро оказалась под жутким слоем серого пепла, грязи и измельченного мусора.

Остров, ставший игрушкой в руках мужчин и женщин, охваченных жадностью, остров, который, как считали многие, заслуживал гибели, был уничтожен.

 

Джордино успел улететь на безопасное расстояние от Гладиатора еще до того, как град раскаленных камней обрушился на причал и яхту. Оценить масштаб разрушений Джордино не мог: все скрылось в чудовищном облаке пепла, поднявшемся на три тысячи метров над островом.

Невероятное двойное извержение притягивало взгляд захватывающей дух красотой. Что-то в этой картине вызывало чувство нереальности происходящего. У Джордино возникло ощущение, будто он заглянул в преисподнюю.

Надежда загорелась в нем, когда он увидел, как яхта пришла в движение и устремилась через лагуну к протоке. Как ни тяжело был ранен Питт, а все же сумел привести яхту в движение, подумал он. Только вот как ни стремительно летело судно по воде, все же скорости ему не хватало, чтобы опередить газообразный клубок искрящегося пепла, который, сжигая все на своем пути, покатился по лагуне.

Всякая надежда вновь увидеть друга покинула Джордино. Он с нарастающим ужасом следил за неравной гонкой. Адское пламя катило по кильватерной струе яхты, быстро сокращая разрыв, и наконец настигло судно. Дальнейшее разглядеть с вертолета Джордино не смог.

Его терзала мучительная боль от сознания, что он остался в живых, а мать детей, которые жались друг к другу, пристегнутые вместе в кресле второго пилота, и друг, фактически брат, погибли в беспощадном пламени. Проклиная извержение, проклиная собственную беспомощность, Джордино отвел взгляд от страшного зрелища. Все краски сошли с его лица, вертолет он вел больше по наитию, нежели сознательно. Он знал: боль, засевшая в нем, не утихнет никогда. Бесшабашное его ухарство сгинуло вместе с островом Гладиатор. Они с Питтом прошли долгий путь, и всегда в час испытаний оставался один, который выручал другого. «Не тот Питт мужик, чтобы сгинуть», – бессчетное число раз говорил себе Джордино, когда казалось, что друг его уже в могиле. Питт был несокрушим.

Искра веры затеплилась в душе Джордино. Он взглянул на приборы: топлива полные баки. Сверившись с картой, прикрепленной к планке, свисавшей над приборной доской, он решил лететь на запад, к Тасмании, в Хобарт – самое близкое и самое удобное место для посадки. Как только близнецы Флетчер окажутся на попечении властей, он дозаправится и вернется на Гладиатор – хотя бы для того, чтобы отыскать тело Питта и доставить его родителям в Вашингтон.

Покидать Питта в беде он не собирался. Так он никогда в жизни не поступал и не собирался поступать. Странно, но стало как-то легче. Рассчитав полетное время до Хобарта и обратно на остров, Джордино заговорил с мальчиками – те уже перестали плакать и с восторгом смотрели из окна кабины на море внизу.

Позади вертолета остров превратился в смутный силуэт, по очертаниям похожий на тот, который предстал взорам Джесса Дорсетта и Бетси Флетчер сто сорок четыре года назад.

 

Убедившись, что Джордино с мальчиками благополучно улетел, Питт заставил себя подняться на ноги, намочил в раковине бара полотенце и обвязал им голову Мэйв. Потом он стал валить в кучу шторы, стулья и другие предметы мебели, возводя нечто вроде кургана, который вскоре совсем скрыл раненую женщину. Пытаясь хоть как-то защитить ее от накатывавшегося огня, он, шатаясь и оступаясь, добрался до рулевой рубки. Раны его были тяжелы. Одна пуля, прошив мышцу живота, продырявила толстую кишку и застряла в пояснице; другая отскочила от ребра, поразила легкое и вышла из спины. Изо всех сил стараясь не окунуться в черное, как ночной кошмар, пятно, застилавшее глаза, Питт оглядел приборы и рукоятки управления на приборной панели судна.

В отличие от вертолетных топливные приборы яхты показывали на «ноль». Команда Дорсетта не удосужилась заправиться топливом, не получив указания, что кто-то из членов семейства собирается отплыть. Отыскав нужные рычажки, Питт запустил большие турбодизельные двигатели. Едва те заурчали на холостых оборотах, как он подключил их к гребному приводу и до отказа двинул вперед рукоятку газа. Палуба у него под ногами содрогнулась, нос яхты поднялся из воды, а вода за кормой бурно вспенилась. Питт, вцепившись в ручной руль, направил судно к выходу в открытое море.

Горячий пепел сыпал сверху толстым слоем. Питт слышал, как трещит и рычит за спиной приближающийся ураган огня. Объятые язычками пламени камни градом падали, шипя, плюхались в воду, выпуская облачка пара, и скрывались в ней. Они непрестанно сыпались с небес, после того как чудовищный взрыв горы Скагс разметал их на огромное расстояние. Вал светопреставления пожрал причал и ринулся вдогонку за яхтой, разрезая воды лагуны, словно разъяренный зверь, вырвавшийся из самых огненных недр ада. И вот этот вал навис над яхтой вихрем крутящейся массы высотой двести метров прежде, чем Питту удалось выбраться из лагуны. Судно бросило вперед, словно оно получило ошеломляющий удар в корму. Радар и радиомачту сорвало и унесло прочь, а вместе с ними и спасательные шлюпки, ограждение и всю мебель с палубы. Пылающие камни посыпались на крышу надстройки и палубу, мигом превратив некогда прекрасную яхту в разбитую посудину.

Жар в рулевой рубке был палящий. Питту казалось, будто кто-то втирал ему в кожу горячую красную мазь. Дышать стало мучительно трудно, особенно ему, с поврежденным легким. Он то и дело молился, чтобы Мэйв была все еще жива в кают-компании. Хватая ртом воздух, в одежде, которая уже начинала дымиться, со спаленными волосами, Питт стоял за штурвалом, отчаянно стараясь вести яхту. Перегретый воздух проникал в легкие, пока каждый вдох не превратился в сущую муку. Рев огненной бури в ушах слился с громкими ударами сердца и пульсирующим шумом крови. Единственной опорой его сопротивлению пылающему натиску было ровное подрагивание двигателей, прочная конструкция судна.

Когда окна стали трескаться, а потом и лопаться, он подумал: теперь наверняка смерть. Все помыслы свои, каждый нервный импульс направил он на продвижение яхты вперед, как будто одна только сила его воли заставляла ее двигаться быстрее. И тут вдруг плотный слой огня уменьшился и ушел прочь: яхта вырвалась на морской простор. Грязная серая вода сменилась изумрудной, а небо над головой сделалось синим, как сапфир. Вал огня и кипящей грязи наконец-то обессилел. Питт вдыхал чистый солоноватый воздух огромными порциями, как пловец, насыщающий воздухом легкие перед тем, как нырнуть на глубину без акваланга. Он не знал, насколько серьезно ранен, да и не думал об этом. Изматывающую боль он переносил стойко.

И в этот момент взгляд Питта приковал к себе странный вид: впереди по правому борту из воды высунулась верхняя часть туловища исполинской морской твари. Она походила на гигантского угря. Пасть чудища слегка приоткрылась и обнажила острые как бритва зубы в виде закругленных клыков. «Если волнообразное тело выпрямить, – прикинул Питт, – оно вытянется метров на тридцать – сорок». В воде чудище передвигалось немногим медленнее яхты.

– Стало быть, Бэзил существует, – пробормотал Питт, и слова эти будто наждаком прошлись по опаленному горлу.

«И Бэзил, оказывается, хоть и морской змей, но что-то соображает», – подумал он. Громадный угорь покидал охваченное огнем место своего векового обитания. Одолев протоку, Бэзил нырнул в глубину и, взмахнув громадным хвостом, исчез. Питт кивком попрощался с ним и вновь обратился к панели. Навигационные приборы больше не действовали. Питт попытался подать сигнал бедствия и по радио, и по спутниковому телефону, но и то и другое бездействовало. Казалось, перестало работать все, кроме больших двигателей, которые по-прежнему несли яхту по волнам. Поставить судно на автоматический ход было невозможно, и Питт закрепил штурвал так, чтобы нос смотрел на запад, в сторону юго-восточного побережья Австралии, а ручку газа установил в положение чуть-чуть выше холостых оборотов, чтобы сэкономить ту малость топлива, что еще оставалась в баках. Спасательное судно, которое непременно направят в район катастрофы к острову Гладиатор, должно было заметить поврежденную яхту, остановить и обследовать ее.

Питт заставил свои непослушные ноги нести его обратно к Мэйв, в глубине души опасаясь, что она умерла. Сильно волнуясь, переступил он порог, отделявший кают-компанию от рулевой рубки. Кают-компания выглядела так, словно по ней прошлись громадной паяльной лампой. Толстая и прочная обшивка из фибергласа во многом сдержала напор жара, перекрыв ему путь в надстройки, но он ворвался туда через лопнувшие стекла в окнах. Удивительно, но горючая обивка диванов и стульев хоть и жутко покоробилась, но все же не воспламенилась. Питт бросил взгляд на Дейрдру. Ее когда-то великолепные волосы спеклись в почерневшую массу, остановившиеся глаза заволокла молочная пелена, кожа сделалась цвета вареного рака. Струйки дыма легким туманом поднимались от ее дорогостоящего наряда. Она походила на куклу, которую сунули на несколько секунд в топку, а потом вынули. Смерть спасла ее от мертвенной неподвижности.

Не думая ни о боли, ни о ранах, Питт разметал курган, который соорудил над Мэйв. «Она должна быть еще живой, – мысленно твердил он в отчаянии. – Должна дождаться меня, невзирая на боль, что снова потеряла детей». Он откинул последнюю подушку и с растущим страхом глянул вниз. Волна облегчения водопадом окатила его, когда Мэйв приподняла голову и улыбнулась.

– Мэйв, – прохрипел он, бросился к ней и заключил ее в объятия.

И только тогда разглядел большую лужу крови, скопившуюся возле нее и растекшуюся по настилу. Губы Мэйв коснулись его щеки.

– Твои брови, – прошептала она, слегка улыбаясь.

– Что с ними?

– Они все обгорели, да и волосы тоже.

– Не могу же я все время выглядеть красавцем.

– Для меня ты всегда и был таким. – Глаза ее увлажнились. – Мальчики мои спаслись?

Питт кивнул:

– Ал взлетел за несколько минут до того, как навалилась огненная буря. Думаю, они уже подлетают к безопасному берегу.

Лицо Мэйв словно лунным светом омыло. Она стала похожа на хрупкую фарфоровую куклу.

– Я тебе не успела сказать… Я люблю тебя.

– Я знаю, – выдавил он, одолевая удушливый комок в горле.

– А ты меня любишь хоть немножечко?

– Я люблю тебя всей душой.

С трудом подняв руку, Мэйв легко погладила его по обожженному лицу:

– Мой черничный друг, что ждет меня за любым поворотом. Крепче держи меня. Хочу умереть в твоих объятиях.

– Ты не умрешь, – сказал он, еле справляясь с волнением. – У нас с тобой впереди долгая-долгая жизнь. Мы будем вместе плавать по морям и заботиться о целой куче детишек.

– Двое сели на плот, чтобы мир посмотреть, – тихо прошептала она.

– В мире столько всего, на что стоит взглянуть, – подхватил Питт слова песни.

– Перевези меня, Дирк, через Лунную реку, перенеси меня через… – Казалось, ее охватывает радость.

Веки Мэйв дрогнули и закрылись. Тело обмякло, словно дивный цветок под мертвящим дыханием холода. Лицо сделалось безмятежным, как у мирно спящего младенца. Она уже перебралась и поджидала его на другом берегу.

– Нет! – взревел он, как раненый зверь, загнанный в ночи.

Сознание Питта помутилось. И он больше не гнал от себя надвигающийся со всех сторон черный мрак. Он отрешился от действительности и отдался объятиям темноты.

 

57

 

План Джордино быстро вернуться на остров Гладиатор почти с самого начала дал осечку. Связавшись по системе спутниковой связи с «Гломар эксплорером» и коротко доложив обо всем Сэндекеру, Джордино вышел на связь с воздушно-морскими спасательными службами Австралии и Новой Зеландии и стал первым, кто сообщил миру о катастрофе. Весь остаток пути его непрестанно донимали просьбами высокие правительственные чины и репортеры разных СМИ описать извержение вулканов и оценить нанесенный ущерб.

Диспетчер отправил Джордино на посадку в военную зону, расположенную в полукилометре от аэровокзала. Подлетая к месту посадки, он поразился, увидев на поле огромную толпу.

Как только он заглушил двигатель и открыл пассажирскую дверцу, все пошло своим чередом. На борт прибыли представители власти. Сотрудники иммиграционной службы оформили Джордино въезд в Австралию без паспорта, а социальной – забрали сыновей Мэйв, пообещав передать их на попечение отца, едва тот будет найден.

Когда Джордино, донельзя изнемогший, ступил на землю, на него накинулась целая армия журналистов. Ему совали микрофоны прямо под нос и целились в лицо телевизионными камерами. Всех интересовала судьба острова Гладиатор.

С улыбкой Джордино ответил всего на один вопрос. Он подтвердил, что первой жертвой ужасного бедствия стал Артур Дорсетт.

 

Наконец отвязавшись от журналистов и добравшись до службы безопасности аэропорта, Джордино позвонил консулу США и потребовал оплатить дозаправку вертолета. Консул неохотно согласился, предупредив, что полет должен иметь гуманитарную цель. Словно услышав это, директор австралийского агентства помощи при стихийных бедствиях попросил Джордино доставить на остров продовольствие и медикаменты. Джордино ничего не оставалось делать, как метаться вокруг вертолета, пока машину заправляли топливом, снимали пассажирские кресла, высвобождая место для многочисленных тюков, укладывали груз. Какой-то сотрудник агентства сжалился над ним и сунул ему пакет с бутербродами с сыром и несколько бутылок пива. Джордино от души поблагодарил доброго человека и лишь расположился перекусить, как подъехала легковушка, и водитель сообщил о прибытии Сэндекера. Итальянец уставился на водителя как на сумасшедшего: всего четыре часа назад Сэндекер находился на Гавайских островах.

Тем не менее вскоре над посадочной полосой показался сверхзвуковой двухместный истребитель ВМФ США. Джордино, торопливо уминая бутерброды, понаблюдал, как блестящий самолет, способный летать на высоких скоростях, приземляется и подруливает к вертолету. Когда Сэндекер в летном облачении выбрался на крыло, Джордино смахнул крошки с губ.

Адмирал заключил его в медвежьи объятия.

– Альберт, ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть.

– Жаль, что вас мы приветствуем не в полном составе, – печально выговорил Джордино.

– Бесполезно стоять тут и утешать себя. – На усталом лице Сэндекера резко обозначились морщины. – Давай отыщем Дирка.

– Не хотите переодеться?

– В полете сброшу этот наряд из «Звездных войн». ВМФ получит его обратно, когда я загляну к ним, чтобы вернуть его.

Не прошло и пяти минут, как вертолет с двумя тоннами крайне необходимых припасов поднялся в воздух и полетел над Тасмановым морем к дымящимся развалинам острова Гладиатор.

 

Спасательные корабли австралийского и новозеландского военных флотов получили приказ немедленно следовать к острову, имея на борту медиков и все необходимое для оказания помощи. Все торговые суда в радиусе около четырехсот километров получили приказ изменить курс и оказать любую посильную помощь на месте катастрофы. Удивительно, но погибших оказалось значительно меньше, чем могло быть при столь масштабном бедствии. Большинство китайских рабочих уцелели потому, что огненный смерч и потоки лавы прошли мимо поселка. Выжила и половина служащих. Зато из восьмидесяти сотрудников сил безопасности Артура Дорсетта разыскать удалось всего семерых, и то сильно обгоревших. Проведенные позднее вскрытия установили, что люди погибли преимущественно из-за удушья.

К вечеру сила извержения вулканов существенно поубавилась. Кратеры по-прежнему извергали лаву, но растекалась она по земле уже ручейками. От самих вулканов остались разве что тени былого величия. Скагс превратился в широкую уродливую воронку, а Виклеман стал невысоким холмом. Слой пепла продолжал висеть в воздухе. Западная сторона острова выглядела так, будто по ней кто-то прошелся гигантской металлической щеткой, содрав почву до скального основания, на остальной части растительность была уничтожена полностью. Лагуна обратилась в болото, и по нему плавали осколки пемзы и всякий хлам. Горные предприятия «Дорсетт консолидейтед» напоминали руины древней цивилизации.

У Джордино на сердце похолодело, когда он не увидел в лагуне ни малейших признаков яхты. Причал сгорел и рухнул в воду, как и пакгаузы.

Сэндекер пребывал в ужасе от размеров катастрофы.

– Все по моей вине, все по моей вине, – твердил он как заведенный.

Джордино окинул адмирала понимающим взглядом:

– На каждого погибшего здесь приходится по десять тысяч человек, которые вам обязаны жизнью.

– И все равно… – мрачно откликнулся Сэндекер срывающимся голосом.

Джордино пролетел над спасательным кораблем, бросившим якорь в лагуне, и начал готовиться к приземлению. Потоки воздуха от винта подняли огромные клубы пепла. Джордино потерял обзор и завис над площадкой, расчищенной саперами австралийской армии, которые первыми высадились на парашютах в районе бедствия. Кое-как выровняв вертолет, он приземлился, сильно ударив машину о площадку. Когда лопасти винта замерли, он с облегчением перевел дух.

Майор австралийской армии, пропыленный с головы до ног, в сопровождении помощника подбежал к вертолету и открыл бортовую дверь. Заглянув в грузовой отсек, куда из кабины перебрался Сэндекер, он с улыбкой до ушей представился:

– Майор О'Тул. Рад вас приветствовать.

– Наша задача двойственная, майор, – сказал Сэндекер. – Помимо доставки припасов – розыск человека, которого в последний раз видели на яхте Дорсетта.

О'Тул беспомощно пожал плечами:

– Наверное, он утонул. Но понадобятся недели, чтобы очистить лагуну от мусора и начать поиски под водой.

– Мы надеялись, что судно успело выйти в открытое море.

– Вы связывались с вашим другом?

Сэндекер отрицательно покачал головой.

– Тогда, как мне ни жаль, пережить катастрофу ему, скорее всего, не удалось.

– Мне тоже жаль. – Сэндекер устремил взгляд вдаль и, казалось, позабыл про стоявшего у двери офицера. Потом он взял себя в руки. – Не могли бы вы оказать нам услугу и разгрузить вертолет?

– Поможем вам с удовольствием. Правда, большинство моих солдат разыскивают уцелевших островитян, но это не беда.

С помощью одного из офицеров О'Тула коробки с продуктами, водой и медикаментами были вынесены из грузового отсека и горкой сложены на площадке. Неудача и горе сделали свое дело: Джордино и Сэндекер ни словом не обмолвились, пока разгружали вертолет и снова усаживались в кабину.

Когда винт набрал обороты, появился О'Тул. Майор бегом припустил к вертолету, отчаянно размахивая руками. Джордино открыл боковое окошко и высунулся из кабины.

– Я подумал, вы должны знать! – прокричал О'Тул. – Мой радист только что получил сообщение со спасательного корабля. Матросы обнаружили поврежденное судно приблизительно в двадцати четырех километрах к северо-западу от острова.

Печаль мигом покинула Джордино.

– Они обследовали судно?

– Нет. Оно сильно покорежено. Капитан справедливо рассудил, что прежде всего следует доставить на остров группу врачей, а потом уже заниматься всем остальным.

– Спасибо, майор. – Джордино повернулся к Сэндекеру: – Слышали?

– Слышал, – нетерпеливо выпалил адмирал. – Что мы тут торчим? Поднимай эту штуку в воздух!

Подгонять Джордино было незачем. Минут через десять после взлета они отыскали яхту почти в том самом месте, о котором сообщил капитан спасательного корабля. Судно вяло покачивалось на пробегавших волнах. Держалось оно низко в воде с креном градусов в десять на левый борт. У надстроек был такой вид, будто их смела какая-то гигантская метла. Некогда гордый сапфировый корпус обгорел дочерна, на палубах толстым слоем лежал серый пепел. Яхта словно побывала в аду.

– Кажется, вертолетная площадка чистая, – заметил Сэндекер.

Джордино зашел на яхту с кормы и стал медленно, слегка наклонясь, снижаться. Ветер был слабый, но яхту качало и ее крен осложнял посадку.

Убрав газ, Джордино завис над яхтой под углом, соответствующим крену, и дожидался, когда судно поднимется на гребень волны. В точно выбранный момент вертолет замер на несколько секунд и опустился на перекошенную палубу. Джордино тут же нажал на тормоза, чтобы не дать машине сползти в море, и выключил двигатель. Посадка совершилась благополучно, и теперь прилетевших охватил страх перед тем, что они могут увидеть.

Джордино выскочил первым и сразу закрепил на палубе вертолетные стропы. Потратив некоторое время, чтобы дух перевести, они прошли по обугленной палубе и вошли в кают-компанию.

Один взгляд на две неподвижные фигуры в углу каюты – и Сэндекер скорбно покачал головой.

На мгновение он плотно зажмурил глаза, борясь с волной душевной муки. Увиденное им было столь чудовищно, что он пошевелиться не мог. Скорбь рвала ему сердце. В горестном удивлении недвижимо смотрел он в одну точку.

Питт обнимал Мэйв обеими руками. Одна сторона его лица превратилась в кровавую маску. Грудь и бок тоже были темно-красными от крови. Обуглившаяся одежда, сожженные брови и волосы, ожоги на лице и руках – все это говорило о том, что он умер в нечеловеческих страданиях.

А у Мэйв вид был такой, словно она заснула, так и не узнав, что сон ее окажется вечным. Восковой налет на прекрасных чертах напомнил Сэндекеру о чистой белой свече, о Спящей красавице, которую никаким поцелуем не пробудить.

Джордино опустился на колени возле Питта, отказываясь верить, что его друг мертв. Он нежно тронул Питта за плечо:

– Дирк! Скажи мне хоть что-нибудь, дружище.

Сэндекер попытался оттащить Джордино.

– Он мертв, – горестно прошептал адмирал.

И тут произошло настолько неожиданное, что оба мужчины замерли: глаза Питта медленно открылись. Он посмотрел прямо перед собой, ничего не понимая и никого не узнавая.

Губы его шевельнулись, и Сэндекер с Джордино услышали шепот:

– Господи, прости меня, я ее потерял.

 

 

ЧАСТЬ V
ПЫЛЬ ОСЕДАЕТ

 

58

 

Напряжение, которое царило на предшествующей встрече в парижском зале заседаний, на этот раз совсем не ощущалось. Атмосфера была раскованной, почти веселой. Сильные мира сего, собравшиеся для обсуждения последних событий в своих странах и за рубежом, чувствовали себя превосходно.

Все четырнадцать кресел вокруг длинного стола из эбенового дерева были заняты. Председатель выждал, когда утихнет шум разговоров, и произнес:

– Господа, многое случилось со времени нашей последней встречи. Тогда угроза нависала над нашими международными алмазными предприятиями. Теперь благодаря капризу природы затея уничтожить наш алмазный рынок застряла в мертвой точке из-за безвременной кончины Артура Дорсетта.

– Вот и хорошо, что избавились от этой дурной чуши, – смеясь, подал голос генеральный директор алмазного картеля.

Он был в восторге оттого, что от жуткой угрозы неожиданно удалось избавиться без дорогостоящей борьбы.

– Верно! Правильно! – поддержал его хор голосов.

– Рад сообщить, – продолжил председатель, – что за последние несколько дней цены на алмазы резко поднялись, в то время как цены на драгоценные самоцветы существенно понизились.

Седовласый представитель одного из богатейших семейств Америки и бывший государственный секретарь спросил с другого конца стола:

– Что помешает директорам «Дорсетт консолидейтед» осуществить задуманное Артуром?

Бельгийский промышленник из Антверпена ответил ему, энергично жестикулируя:

– Артуром Дорсеттом владела мегаломания. Его мания величия не позволяла ему считаться с мнением остальных. Он управлял горными предприятиями и торговыми учреждениями без совета директоров. Артур был сам себе оркестр. Не верил никому. Если не считать нанимаемых время от времени советников, правил он «Дорсетт консолидейтед» в одиночку. Из управленцев же он выжимал все, на что они способны, а потом выбрасывал их на улицу.

Итальянец, владелец торгового флота, улыбнулся:

– Меня так и подмывает забраться на вулканы, которые стерли с лица земли Артура Дорсетта с его зловредной империей, и вылить в их кратеры по бутылке шампанского.

– Гавайцы именно так и умасливают вулкан Килауеа, – сказал американец.

– Тело его нашли? – поинтересовался японский электронный магнат.

Председатель покачал головой:

– Судя по сообщениям австралийских официальных кругов, ему не удалось выбраться из своего дворца, оказавшегося прямо на пути потока лавы. Его тело или то, что от него осталось, покоится под двадцатиметровым слоем вулканического пепла и застывшей лавы.

– Правда, что все три его дочери тоже погибли? – спросил итальянец.

– Одна погибла дома вместе с Артуром. Двух других нашли мертвыми на обгоревшей яхте. Очевидно, они пытались спастись от гибели. Должен добавить, что есть во всем этом деле налет тайны. Мои источники в австралийском правительстве утверждают, что одна из дочерей скончалась от огнестрельных ран.

– Убита?

– Говорят, что покончила с собой.

Глава японской электронной империи с поклоном обратился к директору алмазного картеля:

– Коль скоро Артура Дорсетта можно сбросить со счетов, не соблаговолите ли вы, сэр, обрисовать нам будущее вашего рынка?

Разодетый в пух и прах специалист по алмазам из Южной Африки ответил на поклон вежливой улыбкой:

– Будущее – как нельзя лучше. Русские, как выяснилось, и в малой степени не несли той угрозы, что предполагалась. Их попытки сделаться властелинами рынка ударили по ним самим. Продав большую часть своих запасов необработанных камней огранщикам в Тель-Авиве и Антверпене по заниженным ценам, но все же намного дороже, чем намеревался Артур Дорсетт, они оказались фактически в тупике.

– А что Австралия с Канадой?

– Алмазные пласты в Австралии не так мощны, как первоначально считалось, а в Канаде алмазная лихорадка почти сошла на нет. В настоящее время там не существует никаких планов строительства крупной шахты.

– Имеют ли значение для наших операций радикальные перемены в политической структуре Южной Африки?

– Мы тесно сотрудничаем с Нельсоном Манделой. С уверенностью могу сказать, что вскоре он введет новую систему налогообложения, которая самым благоприятным образом скажется на наших доходах.

Шейх, представлявший нефтяной картель, приподнялся над столом:

– Звучит все это обнадеживающе, только позволят ли вам ваши доходы содействовать осуществлению цели «Учреждения» по установлению единого мирового экономического порядка?

– Не беспокойтесь, – ответил южноафриканец. – Алмазный картель выполнит все свои обязательства. Спрос на бриллианты по всему миру постоянно растет, и в течение первого десятилетия нового столетия мы ожидаем резкий рост прибылей. Нет никакого сомнения в том, что мы вполне осилим нашу долю денежного бремени.

– Я благодарю господина из Южной Африки за столь доверительное сообщение, – сказал председатель.

– Так что же теперь ждет «Дорсетт консолидейтед»? – спросил шейх, умиротворенно опускаясь в кресло.

– Компания, – ответил председатель, – перейдет в руки внуков Дорсетта.

– Сколько им лет?

– Около семи, они близнецы.

– Такие маленькие?

– Я и не знал, что какая-то из его дочерей была замужем, – удивился индус-застройщик, магараджа недвижимости.

– А она и не была, – холодно сообщил председатель. – Мэйв Дорсетт родила вне брака. Отец малышей – выходец из семьи преуспевающих владельцев овцеводческих ферм. Мои источники сообщают, что он человек здравомыслящий и разумный. Он уже назначен опекуном и управляющим всеми имущественными активами.

Голландец через весь стол устремил взгляд на председателя:

– Кому поручено вершить корпоративные дела мальчиков?

– Его имя вам всем хорошо известно. – Председатель выдержал паузу и язвительно улыбнулся: – До совершеннолетия Шона и Майкла Флетчеров повседневная деятельность «Дорсетт консолидейтед» и ее дочерних отделений будет контролироваться семейством Страузер.

– Вот так воздаяние! – воскликнул пожилой американский государственный деятель.

– Каковы планы на тот случай, если алмазный рынок рухнет сам по себе? Не можем же мы вечно держать цены под контролем.

– Я отвечу на это, – вызвался южноафриканец. – Когда больше нельзя будет держать в кулаке цены на природные алмазы, мы переключимся на искусственные.

– Неужто подделки настолько хороши? – усомнился британский издатель.

– В последнее время химические лаборатории производят изумруды, рубины и сапфиры с теми же свойствами, что и камни, извлекаемые из земли. Искусственные камни настолько великолепны, что даже опытные гемологи порой принимают их за естественные. То же самое верно и в отношении создаваемых в лаборатории алмазов.

– Их можно продать, не попавшись на подделке? – поинтересовался председатель.

– Нет необходимости обманывать. Просто нужно убедить публику в том, что не природные, а искусственные алмазы – лучшее вложение средств. В принципе разница между этими камнями заключается только в сроках производства. На создание одних уходят миллионы лет, а другие штампуются за пятьдесят часов. Новая волна, если хотите.

В зале воцарилось молчание: члены совета по торговле прикидывали потенциальные выгоды. Спустя некоторое время председатель улыбнулся и кивнул:

– Складывается впечатление, господа, что, в какую бы сторону маятник ни качнулся, наши доходы ничуть не пострадают.

 

59

 

30 марта 2000 года

Вашингтон, федеральный округ Колумбия

По словам медсестер в хобартском госпитале, Питту несказанно повезло. После устранения перитонита, вспыхнувшего из-за пробитой толстой кишки, и удаления пули из поясничной кости, где та проделала маленькое дупло, он начал выздоравливать. Когда зарубцевалось легкое и стало легче дышать, он накинулся наеду, как изголодавшийся лесоруб.

Джордино и Сэндекер навещали Питта ежедневно до тех пор, пока врачи не убедили их, что смерть ему больше не грозит. Сей факт подтвердили многочисленные просьбы Питта, если не сказать требования, дать ему выпить что-нибудь не имеющее отношения ни к фруктовым сокам, ни к молоку.

Адмирал и Джордино отвезли Шона и Майкла в Мельбурн. Там их забрал отец, который прилетел из какого-то захолустья на похороны Мэйв. Видный мужчина с университетским дипломом животновода, он пообещал Сэндекеру и Джордино вырастить мальчиков в здоровом окружении. Хотя он и доверял деловой репутации фирмы «Страузер и сыновья», к которой перешло управление «Дорсетт консолидейтед», отец нанял лучших адвокатов следить за тем, чтобы интересы близнецов нив коем случае не пострадали.

Довольные тем, что малыши оказались в хороших руках и что Питт вскоре будет готов вернуться домой, адмирал и Джордино улетели в Вашингтон. Там Сэндекеру устроили триумфальную встречу как человеку, спасшему Гонолулу от гибели.

Все слухи о том, что президент намерен сместить адмирала с поста директора НУМА, улетучились. По столице пошли разговоры, что Сэндекер останется у руля своего любимого Национального подводного и морского агентства и после того, как нынешняя администрация покинет Белый дом.

 

60

 

Войдя в палату, врач застал Питта стоящим у окна и жадно всматривающимся в воды реки Дервент, протекавшей в самом центре Хобарта.

– Вам положено находиться в постели, – сказал врач, забавно коверкая слова на австралийский манер.

Питт хмуро поглядел на него:

– Меня поместили на матрас, на котором даже ленивец и пяти дней не проспал бы. Я свое отлежал. И теперь ухожу отсюда.

Врач, улыбнувшись украдкой, заметил:

– У вас и одежды-то нет. Тряпки, в которых вы были к нам доставлены, выбросили на помойку.

– Стало быть, я уйду отсюда в халате и больничных тапочках. Кстати, о халате. Я бы засунул эту хламиду в задницу тому, кто ее изобрел, да так, чтобы завязочки из ушей повыскакивали.

– Как я понимаю, спорить с вами – значит попусту тратить время, отпущенное на других пациентов. – Врач пожал плечами. – Чудо, что вы еще способны передвигаться. Мне до сих пор не доводилось видеть столько шрамов на человеческом теле. Идите, раз невтерпеж. Я попрошу сестру подыскать вам приличную одежду, не то вас арестуют как сбежавшего из дурдома.

 

Питт целую минуту потратил, изучая себя в зеркале, прежде чем поймать такси от госпиталя до аэропорта. Если бы он пробовался на роль в кино, где требовалось изобразить ходячего мертвеца, то режиссер утвердил бы его не задумываясь: свежий красный шрам поперек лба, отсутствующий взгляд, налитые кровью глаза, худое бледное лицо, походка как у девяностолетнего старика, страдающего артритом, кожа в пятнах от ожогов, бровей и в помине нет, вместо густых вьющихся черных волос коротенький «ежик».

На сей раз не было никакого реактивного лайнера НУМА. Питт летел обычным рейсом компании «Юнайтед эрлайнс». Когда он, сгибаясь от жуткой боли в боку, забирался в самолет и отыскивал свое место в салоне, окружающие с откровенным любопытством разглядывали его.

Бортпроводница – каштановые волосы подобраны волосок к волоску, зеленые, как у Питта, глаза полны сочувствия – предложила:

– Позвольте, я провожу вас, сэр.

– Да, будьте любезны, – поблагодарил он скорее от замешательства, нежели от признательности.

– Это вы мистер Питт? – спросила она, указав рукой на пустое кресло у иллюминатора.

– В данный момент уж лучше бы мне быть кем угодно другим, но… Да, я Питт.

– Вы везучий человек, – улыбнулась проводница.

– Больше десятка медсестер не переставали убеждать меня в этом.

– Нет, я в том смысле, что у вас есть друзья, которые очень о вас заботятся. Наш экипаж предупредили, что вы полетите с нами, и попросили устроить вас со всеми удобствами.

Как, черт возьми, Сэндекер узнал, что он сбежал из госпиталя, если он отправился прямиком в аэропорт и уже там купил билет до Вашингтона?

Забот проводнице он не доставил, проспав большую часть перелета и просыпаясь только для того, чтобы поесть, посмотреть кино с Клинтом Иствудом и выпить шампанского. Он даже не знал, что самолет прибыл в международный аэропорт имени Даллеса, пока его не разбудил шум от выпускаемых шасси.

Выйдя из автобуса, доставившего пассажиров от самолета к аэровокзалу, Питт слегка удивился и даже расстроился, что его никто не встречает. Если Сэндекер предупредил экипаж самолета, значит, он наверняка знал и время его прибытия. Даже Джордино не поджидал у бровки, когда Питт, с трудом передвигая ноги, шел к стоянке такси. «Наглядный пример: с глаз долой – из сердца вон», – подумал он и погрузился в уныние.

В восемь часов вечера Питт вышел из такси, набрал код на охранной системе своего ангара и шагнул через порог. Он включил свет, и тот привычно засверкал на зеркальных поверхностях хромированных деталей реликтовых машин.

Питт застыл в восхищении. Перед ним высился, едва не касаясь потолка, предмет, которого в ангаре раньше не было.

Некоторое время Питт рассматривал тотемный столб. Верхушку украшал великолепно вырезанный орел с распростертыми крыльями. Ниже, в убывающем порядке, расположились медведица-гризли с медвежонком, ворон, лягушка, волк, какое-то морское животное и голова человека, отдаленно напоминавшего Питта. Он прочел записку, пришпиленную к уху волка:

 

Прими, пожалуйста, этот памятный столб от людей племени хайда в знак признательности за твои усилия по удалению мрази со священной земли нашего острова. Шахту Дорсетта закрыли, и скоро животные с растениями вернутся в свой, по праву им принадлежащий, дом. Отныне ты почетный индеец племени хайда.

Твой друг

Мейсон Бродмур

 

Растроганный, Питт шмыгнул носом. Получить в дар рукотворное чудо, да еще и исполненное такого высокого смысла, – редкая честь. Он ощутил невыразимую благодарность Бродмуру и его племени за столь щедрое подношение.

Питт обошел тотемный столб и почувствовал, как защемило сердце. В проходе между классическими авто стояла «Дивная Мэйв».

Помятое, обветшалое и потрепанное, но все равно прекрасное создание будто терпеливо дожидалось Питта. Это было невероятно. «Как могла посудина перенестись через тысячи километров в Вашингтон? – подумал Питт. – Похоже, у меня бред». Он подошел поближе, протянул руку и коснулся носа корабля, сварганенного из остатков яхты и обломков лодки.

Как только он убедился, что находится в здравом уме, из-за пульмановского вагона, стоявшего вдоль стены ангара, из автомобилей и апартаментов наверху показались люди. Раздались крики «Сюрприз!», «Добро пожаловать домой!».

Джордино, хорошо помня о ранах друга, нежно обнял его. Адмирал Сэндекер, никогда не дававший чувствам волю, тепло потряс руку Питта и отвернулся, чтобы скрыть набежавшие слезы.

Были здесь и Руди Ганн, и Хайрем Йегер, и еще сорок человек из НУМА. Приехали поприветствовать его и родители. Отец, Джордж Питт, сенатор от Калифорнии, и мать, Барбара, были потрясены изможденным видом сына, но держались бодро. Джулиан Перлмуттер тоже был здесь – он распоряжался едой и напитками. Ставшая членом палаты представителей Лорен Смит, давняя и очень близкая подруга Перлмуттера, нежно поцеловала Питта и с грустью отметила, как потускнел его взгляд.

А Питт смотрел на «Дивную Мэйв», сослужившую такую верную службу.

– Как же ты ухитрился, а? – спросил он у Джордино.

Лицо итальянца расцвело торжествующей улыбкой.

– После того как мы с адмиралом доставили тебя на вертолете в госпиталь на Тасмании, я вернулся на остров с очередным грузом различных припасов для пострадавших. Быстренько заглянул за восточные утесы и обнаружил, что наш тримаран пережил извержение. Прихватил пару австралийских инженеров и спустил их в расщелину. Они прикрепили посудину к тросу с вертолета. Я поднял ее на вершину утеса, где мы разобрали корпус и фальшаки. Пришлось, конечно, повозиться, но части, которые нельзя было погрузить в вертолет, мы закрепили под фюзеляжем. Потом я снова улетел на Тасманию, где уговорил пилота грузового самолета, направлявшегося в Штаты, подбросить жуткий груз до дому. С помощью ребят из НУМА мы ее снова собрали, едва успели к твоему прибытию.

– Ты добрый друг, – искренне сказал Питт. – Мне с тобой в жизнь не расплатиться.

– Это я у тебя в долгу, – ответил преданный Джордино.

– Очень жалею, что не смог попасть в Мельбурн на похороны Мэйв.

– Мы с адмиралом были там вместе с мальчиками и их отцом. Как ты и просил, когда гроб опускали в землю, играли «Лунную реку».

– Кто держал речь?

– Адмирал произнес написанные тобой слова. Все плакали.

– А Родни Йорк?

– Мы послали вахтенный журнал и письма Йорка в Англию с оказией. Вдова Йорка по-прежнему живет у залива. Милая старушка, ей уже под восемьдесят. Я говорил с ней по телефону, после того как она получила посылку. Даже и не передать, как она была счастлива, узнав, как провел свои последние дни ее муж. Она со всей своей семьей собирается привезти останки Родни домой.

– Я рад, что она наконец-то узнала, как все произошло, – сказал Питт.

– Старушка просила поблагодарить тебя за заботу.

У Питта слезы было навернулись на глаза, но тут к нему подошел Перлмуттер и сунул в руку бокал с вином:

– Ты оценишь этот вкус, мой мальчик. Превосходный шардоне с виноградников Колорадо.

Сюрпризы закончились, и вечеринка вошла в обычное русло, затянувшись далеко за полночь. Друзья подходили и уходили, пока не заговорили Питта так, что он уже с трудом удерживался от того, чтобы не уснуть. Наконец мать Питта настояла, чтобы сын прилег отдохнуть. Гости, пожелав ему доброй ночи и скорейшего выздоровления, стали разъезжаться по домам.

– Не появляйся на работе, пока не придешь в себя и не окрепнешь, – велел Сэндекер. – НУМА пока поборется с мировым злом без тебя.

– Есть одно дело, которым я хотел бы заняться примерно через месяц, – признался Питт, и в глазах у него полыхнул сатанинский отблеск старого пиратского огня.

– Что за дело?

Питт улыбнулся:

– Снова оказаться на острове Гладиатор после того, как очистится вода в лагуне.

– Что ты собираешься отыскать?

– Его зовут Бэзил.

Сэндекер изумленно воззрился на него:

– Кто такой, черт возьми, Бэзил?

– Морской змей. Полагаю, после того как вода станет чистой, он вернется на место привычного обитания.

Адмирал положил руку Питту на плечо и наградил его взглядом, которым обычно смотрят на ребенка, когда тот утверждает, будто он призрак.

– Отдохни хорошенько, а потом мы поговорим об этом.

Сэндекер повернулся и ушел, качая на ходу головой и бормоча что-то про всяких морских чудищ. Подошла Лорен Смит и взяла Питта за руку.

– Хочешь, я останусь? – спросила она тихо.

Питт поцеловал ее в лоб.

– Спасибо, только, думаю, мне лучше какое-то время побыть одному.

 

Сэндекер предложил Лорен подвезти ее домой, и она с радостью согласилась, поскольку на вечеринку по случаю возвращения Питта приехала на такси. Они сидели погруженные каждый в свои мысли, пока машина не проехала мост, за которым начинался город.

– Никогда не видела Дирка таким подавленным, – произнесла Лорен, храня задумчивое и печальное выражение на лице. – И не думала, что доживу до той поры, когда смогу такое сказать, но только огонь угас в его глазах.

– Он выправится, – уверил ее Сэндекер. – Пара недель отдыха, и он снова станет искриться жизнью.

– А вам не кажется, что он становится немного староват для роли отчаянного искателя приключений?

– Я не представляю себе его засевшим за стол. Он никогда не бросит бороздить моря и будет делать то, что ему по сердцу.

– Что движет им? – подивилась Лорен.

– Есть люди, которые рождаются не ведающими покоя, – философски заметил Сэндекер. – Для Дирка в каждом часе есть тайна, которую следует разгадать, в каждом дне – вызов, на который надо ответить.

Лорен взглянула на адмирала:

– Вы ведь завидуете ему, правда?

Сэндекер кивнул:

– Разумеется, да и вы тоже.

– Отчего это, как думаете?

– Ответ прост, – мудро рассудил Сэндекер. – В каждом из нас есть маленькая частичка Дирка Питта.

 

После того как все разъехались и Питт остался посреди своей коллекции механических чудес, каждое из которых так или иначе было связано с его прошлым, он доплелся до тримарана и забрался в рубку.

Первые лучи солнца скользнули по ржавеющей крыше старого самолетного ангара, служившего ему домом, а он по-прежнему сидел в рубке, погрузившись в воспоминания.

 

 

Назад к списку